Сочинение про казань на татарском языке

• Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ
• Новости
• Наука
• Публикации
• Мероприятия
• Татароведение
• Проекты–online
• Информация
• КАЛЕНДАРЬ СОБЫТИЙ

• Глава 9. Джадидизм
• Глава 11. Система конфессионального образования у татар: становление и формы функционирования
• Глава 12. Учебники для татарских мектебе и медресе и их роль в развитии национального образования
• Глава 13. Духовно-религиозная атмосфера в Поволжье в XVII-XVIII вв.
• Глава 14. Религиозно-мировоззренческие искания в начале ХХ века
• Глава 34. Печатная книга на арабском языке у татар

Глава 34. Печатная книга на арабском языке у татар

Р.Сафиуллина

 

Глава 34. Печатная книга на арабском языке у татар (Р.Сафиуллина)

До настоящего времени вопрос о развитии, распространении татарской арабоязычной книги не был предметом научного исследования. Объективному рассмотрению этого заметного явления препятствовало, в частности, однобокое суждение о якобы реакционной роли арабоязычной книги среди татар. Возрождение культуры татарского народа тесно связано с проблемой воссоздания объективной картины национального книгопечатания, с восстановлением исторической правды.

Для воссоздания картины становления и развития татарского книгопечатания на арабском языке необходимо было осуществить сбор и систематизацию обширного и разбросанного материала и первоочередной задачей для исследования было составление сводного каталога арабских книг, изданных татарами. Основными источниками при составлении сводного каталога были как библиографические источники (списки, указатели, каталоги), так и архивные документы [1] – ведомости, отчеты, донесения, казанских цензоров, цензурного комитета, и карточные каталоги библиотек [2]. В результате этой работы была составлена база данных из предполагаемых арабоязычных книг, изданных татарами до Октябрьской революции 1917 года. В нее вошла информация об около 4000 изданий [3].

Просмотрены и описаны de visu все издания на арабском языке за указанный период, хранящиеся в Научной библиотеке им. Н. Лобачевского Казанского университета (более 1000 изданий), в Хранилище Отдела Рукописей и текстологии ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова (более 300), в Научной Библиотеке КФТИ КНЦ РАН (более 250) и в Научной библиотеке Санкт-Петербургского филиала Института Востоковедения АН РФ.

Если обратиться к истории арабского книгопечатания, то до появления в мусульманских странах печатной книги, в Европе уже было издано около 167 арабских книг [4]. На мусульманском Востоке высшее духовенство и господствовавшая феодальная верхушка отстаивали вековую традицию размножения книг путем переписывания, считая применение типографского способа в отношении священных текстов вероотступничеством. Хотя 1729 год и считается годом выхода в свет первой турецкой книги, напечатанной разборным арабским шрифтом – арабско-турецкого словаря, но окончательное снятие запрета на печатание религиозных книг произошло только в начале XIX века. В то время в России в Казани уже работала типография, издававшая книги как арабским шрифтом, так и на арабском языке.

Началом книгоиздания арабских книг в России считается 1787 год, когда в “Азиатской типографии” И. Шнора (у Крачковского она названа типографией Академии наук Российской Империи) в Санкт-Петербурге Екатерина II велит печатать Ал-Коран как по многочисленным просьбам мусульман России так и преследуя определенные политические цели. В 1789, 1790, 1793, 1796, 1798 годах выходят переиздания книги. И только в 1799 году – татарами, после многочисленных просьб и ходатайств, получено разрешение от Павла I на открытие в Казани типографии.

Казань, сразу же после открытия в ней первой типографии, становится одним из наиболее крупных центров провинциального книгопечатания и первой по изданию мусульманских книг в России.

Следует отметить характерное отличие, особенно начального периода, истории татарской печатной книги от истории печатной книги на мусульманском Востоке в связи с разницей социально-политических условий. Если вплоть до середины XIX века на Арабском Востоке, в Иране, в Турции процветала, продолжала переписываться рукописная книга (при этом имеет значение и то, что там была более доступной дорогая ремесленная бумага), то у татар России – печатная – в значительной мере заменила рукописную, так как в России фабричная, дешевая и качественная бумага была более доступной для книгопроизводителей. К тому же, фактором способствующим популярности книжной продукции был высокий процент грамотности татарского населения того времени. Только рукописные источники здесь были явно недостаточны. В отдельные периоды развития татарского книгопечатания, особенно в начальный – ее арабская часть превосходила татарскую. Издания осуществлялись как по рукописям, имевшим хождение среди местного мусульманского населения, так и за счет использования изданий Турции и Арабского Востока.

В середине XIX столетия татарская книга, преимущественно религиозного содержания, начинает выходить на международный рынок, становится объектом купли-продажи в городах Средней Азии, некоторых странах Ближнего и Среднего Востока. Конкурентоспособность татарской книги, прежде всего казанского производства, обеспечивалась ее полиграфической особенностью. Становление и развитие арабографической казанской печатной продукции шло под влиянием двух полиграфических школ – восточной и западной. Этому способствовало географическое и историко-культурное положение Казани, находившейся “на месте встречи Азии и Европы”. Поэтому во внешней форме, в особенностях технического исполнения татарских печатных книг, можно найти элементы как традиционно восточных, так и типично западных полиграфических традиций. Казанские печатники сумели на основе наиболее удобочитаемого почерка “насх” выработать новый, характерный только для наших изданий изящный шрифт, получивший название на Востоке “казанский” [5].

После знакомства с библиографическим обзором Дорна [6], как пишет В. Смирнов: “Иностранные, главным образом английские, публицисты, привыкшие смотреть на Россию как на страну абсолютного преобладания русской национальности, исключающего всякое внешнее проявление самобытного существования каких-либо иных народностей, обитающих на ее обширном пространстве, просто пришли в изумление при виде того широкого пользования печатным словом, какое предоставлено в России мусульманскому населению. Их поразило громадное количество из года в год повторявшихся изданий Алкорана и других книг религиозного содержания. Подведя статистический итог этим цифрам, английские публицисты указывали на них своему правительству Индии как на образец в отношении центральной власти к иноплеменному и иноверному населению государства. Эти панегирики были воспроизведены тогда в некоторых наших солидных газетах с выражением несомненного чувства удовольствия от заграничных похвал и одобрения такому явлению во внутренней жизни нашего отечества” [7].

Арабское книгоиздание в России в XIX веке находилась под неотрывным жестким контролем власти и христианских миссионеров, которые стремились создать конкуренцию исламским книгам и осложняли работу татарских издателей, сообщали о них важным государственным лицам, в т. ч. царю. Но несмотря на это, даже в периоды давления издание мусульманских книг продолжает расти. Исследователи склоняются к мнению, что эта любовь мусульман России к книгам была связана с национально-патриотическим импульсом и религиозным фанатизмом, что они этим демонстрировали недовольство государственным угнетением.

Арабская книга продолжает издаваться вплоть до 30-х годов ХХ века и продолжает пользоваться спросом у татароязычного читателя и после середины ХХ века.

Если говорить о хронологическом раскладе арабских сочинений средневековых авторов, то мы видим, что в татарском книгопечатании на арабском языке получила большее распространение литература периода рассвета арабской классической литературы (VIII-XII вв.) [8] и позднесредневековая арабская литература (ХIII-ХVIII вв.) [9].

Обратившись к опыту как средневековых мусульманских писателей и ученых, так и западных и отечественных ориенталистов, можно предложить следующую классификацию сочинений на арабском языке, издаваемых татарами:

1. Коран и его части: у нас представлены 641 книгой, из них изданий Корана – 247, Хефтиек – 259, Главы Корана – около 150: Йасин – 53, Сборники глав – 80 и др.;

2. Искусство чтения Корана, рецитации (таджвид) – 89;

3. Экзегеза Корана и его частей – 94, при чем полные толкования (тафсир) составляют около 19 изданий;

4. Филология (в т. ч., Учебники арабского языка – 247, Азбуки и буквари – 247, но если из их числа вычесть более 190 изданий Иман шарты (или Шараит ал-иман), то – 56; Хрестоматии, книги по чтению – 26; Словари – 19);

5. Предания (хадисы) – около 208;

6. История, историография – около 100;

7. Юриспруденция (фикх) -281;

8. Богословие: Учение и обряды ислама; Догматика; Эсхатология; Полемическая литература – около 300. В этот раздел включены также этико-назидательные сочинения;

9. Мистика (суфизм) – 52;

12. Философия, логика – 37;

13. Молитвы – более 690, но если из их числа вычесть более 190 изданий Иман шарты (или Шараит ал-иман), то молитвенники представляют собой около 500 изданий;

14. Картины, таблицы – около 300 изданий;

15. Магия, каббала – около 20 изданий.

Коран и его части занимают самое большое место среди арабоязычных книг изданных татарами. Среди рядовых мусульман, в частности нашей страны, широко распространены неполные списки Корана. Из них наиболее распространена так называемая седьмица, т.е. 7-я часть Корана “Хафт-у-йак шариф” (Священный Хефтияк). Многократно издавалась 60-я часть Корана “Хизб ал-а`зам ал-мубарак” (Великая благословенная община), составленная `Али б. Султан Мухаммад Ал-Кари (1014/1605). Главы Корана издавались около 150 раз, в первую очередь это – сборники глав “Сувар мин ал-Кур’ан”, “Йасин” и другие, как например, “Сура ин`ам” или “Сура ал-кахф”.

Среди книг, относящихся к рецитации Корана (Таджвиду), наряду с новометодными учебниками конца XIX – начала ХХ вв., есть сочинения средневековых арабских авторов, таких как аш-Шатиби и ал-Джазари. Определенное место среди арабских книг, издававшихся татарами занимают тафсиры или труды по экзегезе Корана, среди которых мы видим как канонизированные сочинения средневековых авторов (Тафсир ал-Джалалайн), так и татарские тафсиры. Наибольшее количество изданий приходится на долю литературы по фикху, догматике и хадисам и логике, так как эти дисциплины усердно изучались в медресе. Неоднократно переиздавались такие известные руководства по ханафитскому мазхабу (характерному для мусульман Восточной Европы), как “Мухтасар ал-Кудури”, “ал-Хидайа [ал-Маргинани]”, “Тухфат ал-мулук [ар-Рази]”, “Фикх [Кайдани]”; “ал-Фикх ал-акбар”, “`Ака’ид [ан-Насафи]” с многочисленными комментариями, супракомментариями и переработками и другие сочинения ал-Газали, ас-Суйути, ал-`Аскалани, ат-Тафтазани, ад-Даввани об основных догматах ислама, по эсхатологии, логике, пропедевтике. Также издавались трактаты, наставления и руководства по суфизму, сборники молитв, как авторские, так и анонимные.

Книги на арабском языке, издаваемые татарами, не только воспроизводят традиционные тексты канонической литературы Большое место среди них занимает религиозная, социальная полемика [10] на сугубо местные темы, которая велась на арабском языке не только потому, что арабский язык был хорошо знаком татарским авторам, но и потому, что этот язык был достаточно разработан для рассмотрения теоретических вопросов, предоставлял сочинителям готовые термины и обороты. На арабском языке писали многие свои произведения татарские ученые и богословы: Г. Утыз-Имяни, Г. Курсави, Ш. Марджани, Р. Фахретдинов, М. Чокрый, Д. и И. Тунтари и др. С развитием новометодного обучения арабской грамматике и стилистике, обучались по новым учебникам, составленным по европейскому образцу татарскими учеными: Г. Баруди, А.-Х. Максуди, Г. Буби, Ш. Хамиди, Ш. Тахири и др.

В арабских книгах, издаваемых татарами, как и в татарской печатной книге прослеживаются традиции татарской рукописной книги, перенятые с арабской. Они выражены в орнаментации как заглавий книг, так и в заставках, концовках и в обведении текста внутри книг линиями, орнаментальными украшениями.

На примере мусульманских изданий мы постоянно видим подчеркивание приоритета, особой ценности книги, писаного слова. Это сказывается в выборе книг, фрагментов, изречений их разъяснений. Книга – это “боготворение, разъяснение слова как слова божьего, мудрое слово философов мусульманского мира”. Этот момент любви, уважения к слову присутствует в каждом издании. И в предисловии, и на титульном листе, и в заключении переписчика (для литографированных изданий), наборщика, издателя – мы находим заключительное славословие данному изданию. Эти идеи идут от арабской традиции. Вся терминология, относящаяся к книжному производству, дана в духе традиционных формулировок, заимствованных из арабской традиции.

Как мы знаем, языки и культуры в мусульманском мире выстраивались в своего рода иерархию, где высшую ступень заняла мусульманская культура, а избранным языком был язык священного Корана – арабский. Сердцевину всего репертуара арабских книг, издававшихся татарами, составляют работы по арабскому языку и религиозной литературе, так как все мусульманские дисциплины построены на толковании тонкостей слова Божьего, а то, что выбиралось татарами из великой арабской художественной литературы, использовалось для расширения познания арабского языка, для изучения языка Корана, то есть играло функциональную роль.

Наряду с тем, что арабская письменность и сама по себе необычайно насыщена филологически (авторы старались едва ли не каждое слово, образ, термин, их этимологию объяснить читателю), среди арабоязычных татарских изданий большое место занимают сочинения чисто филологического характера, которые представляют собой более 260 изданий. Это – сочинения по арабской филологии, грамматике, лексикографии, риторике. Их можно разделить на две основные подгруппы: грамматические сочинения средневековых арабских авторов и учебники, арабского языка, составленные татарскими авторами конца ХIX – начала ХХ века.

В нашей базе данных значится: на чисто арабском языке – около 2000 книг, на смешанных языках: арабском и татарском – 1600, арабском и турецком – 80 книг, арабском и персидском – 60 книг, язык точно не определен (вызывает сомнения) – около 200 книг.

Раскладку количества изданий по годам наглядно можно представить в следующей таблице.

ГОДЫ            ИЗДАНИЙ    ГОДЫ                ИЗДАНИЙ

до 1801            6             1860-1870            230

1801-1810        19           1870-1880            110

1810-1820        9             1880-1890            386

1820-1830        12           1890-1900            723

1830-1840        32           1900-1910            1160

1840-1850        129         1910-1917            731

1850-1860        360         после 1917            8

год не определен    29

Но следует отметить, что эти цифры условны, так как, к сожалению, пока еще невозможно указать точное количество издававшихся мусульманских книг. Данные, взятые из разных источников расходятся и зачастую противоречивы. А.Г.Каримуллин одной из причин этого называет то, что “казанские миссионеры, борясь против татарской книги, заявляли, что татарских книг издается очень много, этим они старались объяснить отпадение крещеных татар в мусульманство, возможно, в этих целях они преувеличивали количество тиража татарских книг. А университет, заинтересованный в издании татарских книг, мог пойти на уменьшение тиража татарских книг в своем донесении… Тем более, цензор, работающий при университете, не вел систематического учета тиража татарских книг” [11].

В любом случае, после анализа содержания нашей базы данных определенно можно сказать, что если каждая третья книга, изданная в провинции в этот период, была татарским изданием [12], то в свою очередь, половина (а на некоторых этапах – и больше половины) этой продукции издавалась с применением арабского языка.

На примере арабоязычной татарской книги мы можем видеть наглядное подтверждение мысли, настойчиво утверждаемой А.Г.Каримуллиным о том, что книга на татарском языке и татарская книга не всегда тождественные понятия. Также многими востоковедами подвергалась справедливой критике ложность безоговорочного отнесения только к арабской культуре всех рукописей, написанных на арабском языке [13].

На примере татарских арабоязычных изданий как первой так и второй половины XIX века мы наглядно видим подтверждение того, что религиозные и национальные преследования со стороны царского правительства и православных миссионеров привели к консервации религиозных норм среди татар-мусульман. И если, как отмечают исследователи, “в этих условиях важнейшей цементирующей силой в сохранении единства народа, его этнической целостности был ислам” [14], то определенную роль в этом играли и религиозные издания, в основной массе своей состоящие из арабоязычных изданий.

Примечания:

1. Нами активно были использованы архивные документы фондов Национального Архива Республики Татарстан: Канцелярии казанского губернатора; Казанской духовной академии; Попечителя казанского учебного округа; Казанской учительской семинарии; Временного комитета по делам печати; Заведующего типографиями, литографиями, фотографиями, книжной торговлей и библиотеками для чтения в Казанской губернии, учрежденный взамен должности инспектора особых поручений при казанском губернаторе; Переводческой комиссии при Казанском учебном округе; Казанского университета (описи Правление, Ректор, Совет). Были просмотрены и использованы материалы Центрального Государственного Исторического Архива в Санкт-Петербурге из фондов Главного управления цензуры Министерства Народного Просвещения и Главного управления по делам печати.

2. Российская Национальная библиотека Санкт-Петербурга; Библиотека Санкт-Петербургского Филиала Института Востоковедения АНР.

3. В базе данных значатся 3994 записи, где каждая запись означает одно издание и включает в себя 28 полей, в которые вносилась информация о выходных данных книги (имя автора, название сочинения на арабском языке и арабским шрифтом, транслитерация имени автора и названия, перевод названия, редактор или ответственный за издание, город, типография, спонсор или издатель, год издания, объем, формат, тираж издания), информация о наличии издания в библиотеках Казани с указанием инвентарного номера, внешние характеристики издания и другая информация, касающаяся истории создания произведения, истории издания, содержания (сведения о том, сколько раз издавалось данное сочинение в России, какие зарубежные издания сочинения нам известны, с какого источника осуществлялось первое издание, дата цензурного дозволения, краткая информация об авторе сочинения, истории создания произведения, тип или жанр произведения, источники, по которым мы смогли найти информацию о сочинении и т.д. и т.п.)

4. Впервые арабский алфавит был использован в литографированном издании в 1486 году в Германии в г. Майнц через 36 лет после появления книгопечатания в Европе, а арабские литеры впервые были отлиты в 1514 году в итальянском городе Фано (Вахид Кудура. Начало арабской печати в Турции и странах “Шам” [т. е. Сирия, Ливан, Палестина, Ирак, Иордания и т. д.] / Материалы Симпозиума История арабской печати.- Дубай: 1996. —  С. 109-141.

5. Усманов М.А. Традиции татарской рукописной книги / Слово о книге.- Казань: Татар. кн. изд-во, 1994. — C. 29

6. Дорн Борис (Бернгард) Андреевич (1805-1881), русский востоковед, академик Петербургской АН (1842). Dorn. Chronologisches Verzeichniss der seit dem Jahre 1801 bis 1866 in Kazan gedruckten arabischen, turkischen, tatarischen und persischen Werke, als Katalog der im asiatischen Museum befindlichen Schriften der Art.

7. Мусульманские печатные издания в России / Записки Восточного отделения Императорского Русского Археологического Общества. Т. 2.- СПб.: Тип. Имп. АН, 1887.- C. 103

8. Абассидский период (710-1258) — “Золотой век” арабской литературы представлен в татарском книгопечатании на арабском языке такими именами как: ал-Мутанабби, ал-Маарри, ал-Фараби; “серебряный век” арабской литературы — ал-Газали, ат-Туртуши, аз-Замахшари, Фахр-ад-Дин ар-Рази и др.; Позднесредневековая арабская литература: Тафтазани, ас-Суйути, Абд-ар-Рахман ар-Рази; “эпоха мамлюков” (1258-1500 гг.): ал-Бусири; “эпоха турецкого владычества” (ХVI в.): Набулуси, ал-Халяби, ал-Ахтари и др.

9. Позднесредневековая арабская литература. Так называемый “Период упадка” можно разделить на два периода: первый (1258-1516) начинается взятием Багдада Хулагу-ханом, затем включает в себя приход Тамерлана, после его ухода — эпоху мамлюков и кончается захватом Селимом-завоевателем Сирии и Египта; второй — период турок-османов (1516-1798) и завершается началом экспедиции Наполеона в Египет.

10. Полемика Ш. Марджани и его противников по религиозным вопросам, спор джадидистов и кадимистов по вопросам педагогики и др.

11. Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги.- Казань, 1992. — C. 163.

12. По материалам юбилейного сборника “400 лет русского книгопечатания…“ (1, 291) мы видим, что с 1801 по 1855 год во всех губерниях России  было издано на всех языках всего 1463 книги.

13. Н.Н.Конрад. Литературы народов востока и вопросы общего литературоведения  /  Взаимосвязи и взаимодействие национальных литератур; И.Ю.Крачковский. Арабская поэзия / Восток, IV, 1924, С. 90-99; Салье М.А. Об освещении роли так называемой “арабской культуры” в Средней Азии / Труды института востоковедения АН Узб. ССР, вып. III, 1954.- С. 6-7

14. Фахрутдинов Р.Р. Из истории становления татарской школы в период после первой российской революции / Национальный вопрос в Татарии дооктябрьского периода.- Казань: 1990.- С. 112.

• Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ
• Новости
• Наука
• Публикации
• Мероприятия
• Татароведение
• Проекты–online
• Информация
• КАЛЕНДАРЬ СОБЫТИЙ

• С.Х.Алишев. Казан ханлыгы чорындагы татарча чыганаклар
• Казанское ханство: актуальные проблемы исследования
• Файзрахманов Г.Л. История сибирских татар (с древнейших времен до начала XX века)
• Казанское ханство в панораме веков
• Файзрахманов Г.Л. Древние тюрки в Сибири и Центральной Азии
• Алишев С.Х. Казан ханлыгы тарихыннан
• Исхаков Д.М. Тюрко-татарские государства XV-XVI вв.
• Присоединение Среднего Поволжья к Российскому государству. Взгляд из XXI века
• Файзрахманов Г.Л. История татар Западной Сибири: с древнейших времен до начала XX века
• История Казанского ханства в трудах татарских историков конца XIX – начала XX в.
• Себердә һәм Үзәк Азиядә борынгы төрки дәүләтләр
• Рахимзянов Б.Р. Касимовское ханство (1445-1552 гг.). Очерки истории
• Алишев С.Х. Болгаро-казанские и золотоордынские отношения в XIII–XVI вв.
• Мухамадеев А.Р. Право Волжской Болгарии. Часть 2. Проблемы феодализма и землевладение, налоговая система
• Мухамадеев А.Р. Право Волжской Болгарии. Часть 1. Преступления и наказания, правосудие
• Тюркские кочевники Евразии (кимаки, кипчаки, половцы…)

История Казанского ханства в трудах татарских историков конца XIX – начала XX в.

Б.Л.Хамидуллин

 

Булат Хамидуллин

История Казанского ханства в трудах татарских историков конца XIX – начала XX в.

В XVII–XIX вв. российские историки, наряду с изучением истории Московского государства, большое внимание уделяли вопросам истории иных государственных образований на территории Восточной Европы. Отечественная историография Казанского ханства, зародившаяся в лоне русского летописания XVI в. («Казанская история», Никоновская летопись и т.д.), в XVII–XIX вв. обогатилась серьезными научными исследованиями А.И.Лызлова (ок. 1655 – ок. 1697), В.Н.Татищева (1686–1750), П.И.Рычкова (1712–1777), Н.М.Карамзина (1766–1826), К.Ф.Фукса (1776–1846), М.С.Рыбушкина (1792–1849), С.М.Соловьева (1820–1879), В.В.Вельяминова-Зернова (1830–1904), Н.А.Фирсова (1831–1896) и других ученых. В XIX – начале XX в. окончательно сформировалась и татарская историческая наука[1]. Ибрагим Хальфин, Хусаин Амирханов, Шигабутдин Марджани, Хусаин Фаизханов, Ризаэтдин Фахретдинов, Каюм Насыри, Мурад Рамзи, Габдрахман Забири, Хасан-Гата Габаши, Гайнетдин Ахмеров, Гарифулла Салихов, Хади Атласи, Габдельбари Баттал, Касим Биккулов, Газиз Губайдуллин и другие национальные исследователи изучали историю татар, опираясь, главным образом, на тюрко-татарский фольклор, тюркские этнографические и лингвистические материалы и арабо-письменные тюркские, арабские, персидские исторические документы, а также, частично, – на русские летописи и труды турецких и российских историков. Их произведения, в сравнении с трудами иноязычных историков, за счет привлечения более широкого круга источников подробнее и фактологически адекватнее отражали историю татарского народа, Казанского ханства в частности. Однако, в татарской историографии второй половины XIX – начала XX в. присутствовал и достаточно ярко выраженный субъективный этнический фактор, напрямую подчиненный идеологии (которая не была монолитной) татарской интеллигенции периода формирования нации…

* * *

В числе первых национальных историков, обративших пристальное внимание на историю Среднего Поволжья феодального периода, необходимо назвать имама Хусаина Амирханова (ок. 1815 – 1893). Активное увлечение историей своего народа он объяснял так: «Имеется много солидных книг, написанных на разных языках, которые отражают многие факты и дают их анализ, о разных странах-государствах (йорт) и ученых. Из книг по мусульманской юриспруденции известно многое о <…> Булгарском Юрте, издавна бывшем Великим Исламским юртом. Во многих книгах он назван «Страна Булгар» (кэшэhрил Болгар). Несмотря на это, удивительно, нет ни одной достойной внимания исторической книги [об этой стране]<…>»[2]. Его опубликованные исторические произведения «Таварихы Болгария» («История Булгарии», Казань, 1883) и «Ножумет-таварих» («Звезда историй», Петербург, 1884) имели большой успех у тюрко-мусульманской читательской аудитории конца XIX – начала XX в. Если «Звезда историй» содержала очерки о жизни и деятельности пророков, мусульманских правителей, Чингиз-хана, Тамерлана, Наполеона и т.д., то «История Булгарии» отражала мнение автора об этногенезе казанских татар (по определению Х.Амирхана – «булгар», «булгарских тюрок», «булгарских мусульман») и о жизнедеятельности правителей «Булгарского Юрта» (Волжской Булгарии и Казанского ханства).

Обратимся к тем немногим сведениям, что содержатся в «Истории Булгарии» по истории Казанского ханства[3]. В основном они отражают годы правления, внешнюю и внутреннюю политику и некие «штрихи к портрету» казанских ханов. Заранее отметим, что многое из написанного Х.Амирханом противоречит не только сведениям русских летописей и российских историков XVII–XIX вв., но и современным научным данным. Однако именно в этом и заключается историографическая ценность его труда, который отражает, во-первых, исторические знания части татарской интеллигенции той эпохи, во-вторых, стремление лично самого автора показать этнополитическую историю татарского народа лишь как историю булгар, без ее взаимосвязи с историей татар Золотой Орды и династией Чингизидов.

По мнению Хусаина Амирхана, основанному на данные татарского фольклора, г. Казань после походов в Поволжье Тамерлана и разорения им г. Булгара основали дети булгарского хана Абдуллы Алтынбек и Алимбек. Их потомки – представители булгарской ханской династии – правили в Казани до середины XVI в. Х.Амирхан называет следующую последовательность казанских ханов: 1) сын Абдуллы Алтынбек; правил в Старой Казани 2 года, в 76 лет отправился в хадж и не вернулся; 2) его брат Алимбек; был ханом 31 год, пытался обустроить разрушенный г. Булгар, где и умер в 73-летнем возрасте; 3) сын Алимбека «умный и хозяйственный» Мухаммед; правил в Старой Казани 11 лет, затем в Новой Казани – 9 лет, умер в 64-летнем возрасте, будучи в гостях у посаженного им на трон Елабуги местного правителя Ислама; 4) сын Алимбека «безбожник и пьяница» Мамат-Гирей; правил 6 лет, низложен с престола казанцами, умер в г. Биляр «по состоянию здоровья» в 46 лет; 5) сын Алтынбека Халиль; правил 25 лет, укрепил положение ислама и различных наук в государстве, в 78-летнем возрасте отправился в хадж и не вернулся; 6) внук Халиля, сын Салима «очень образованный» Ибрагим, возведенный на трон «по совету казанцев»; правил 28 лет, умер в г. Булгар; 7) сын Салима Ильхам; правил 4 года, добровольно отдал власть Мухаммед-Амину, умер в Казани в 67 лет; сын Ибрагима «превосходный ученый и поэт» Мухаммед-Амин, до этого учившийся в Крыму; правил 21 год, умер в Булгаре на 66-м году жизни; 9) сын Мухаммед-Амина Мамук; правил 9 лет, строил дороги и базары, чем прославил Казань, не имел сыновей, умер в Казани в 42 года; 10) сын Мухаммед-Амина Абдул-Латиф; правил 11 лет, соединил каналом оз. Кабан и р. Казанку, разделил Казань на Верхнюю и Нижнюю, умер в Казани в 58 лет; 11) сын Абдул-Латифа Сахиб-Гирей; правил 9 лет, добровольно отдал трон Сафе, умер в Стамбуле в 45 лет; 12) сын Абдул-Латифа Сафа, любивший повторять, что «такого хана, как я, нет во всей округе»; был низложен с престола казанской аристократией и духовенством, умер в г. Касимов, где жил у своего зятя хана Ислама;13) внук Мамука, сын принцессы Сэрвар «очень ученый и религиозный» Али; правил 12 лет, сделав много полезных дел, умер в 57 лет; 14) сын Али Утяш, в период правления которого «московский хан» выдвинул такой ультиматум: «Отдай Казань мне, она не будет в руках мусульманских ханов, не я так другие ее возьмут»; правил 16 лет; 15) младший брат Утяша Ядгар – «недостойный человек», желавший «продать Казань московскому хану»; правил 12 лет, сыновей у него не было, а только дочь Сююмбике, после смерти отца пригласившая на трон Шах-Али, находившегося «у московского хана»; 16) сын Сафы Шах-Али, говоривший казанцам, что «знает все дела русских и никогда ими не обманется»; правил 13 лет. В1554 г.[4] огромное русское войско пришло для взятия Казани силой. Русских поддержал внук хана Кирмана хан Касим [т.е. правитель Касимовского ханства (Хан Кирмэн по-тат.)], который был влюблен в Сююмбике, и которому русские обещали ее в жены. Казанцев же поддержали марийцы, «испортив» все дороги на пути следования русской армии. Тогда русские войска пошли на Казань через Горную сторону и воевали здесь около 7 лет. На р. Свияге они построили г. Свияжск, после чего Шах-Али «подло сдал Казань русским». Отрубленная голова самого хана Шах-Али была найдена на ханском кладбище Казани через несколько дней после этих событий…

Кроме достаточно сомнительной интерпретации истории правления казанских ханов Хусаин Амирхан дает в «Истории Булгарии» много интересной информации по географии г. Казани, о духовном развитии казанцев (религия, наука, образование), о некоторых нюансах истории иных постзолотоордынских государств и т.д.

В целом, можно отметить информативность исторических произведений Х.Амирхана (в частности – обильное упоминание в них содержания устных татарских легенд и преданий, арабо-письменных источников и историографии), но также одновременное их противоречие большей части материалов восточных и европейских исторических источников и историографии, достаточно широко известных ко второй половине XIX в.

Основоположником татарской исторической науки является богослов, философ и просветитель Шигабутдин Марджани (1818–1889). Он был современником Хусаина Амирхана, получал дополнительное образование вместе с ним примерно в одни и те же годы в Средней Азии. Отражая потребности нового времени, Ш.Марджани выдвинул идею широкого распространения светских знаний, реформы татарской системы образования, доказывал вредность средневековой схоластики. Большая заслуга Ш.Марджани еще и в том, что он создал ряд ценнейших трудов по истории тюрко-татарских государств, в частности Казанского ханства, которые во многом определили дальнейшее развитие татарской историографии. По мнению современного американского исследователя Юлая Шамильоглу, «мысли, впервые высказанные в работах Ш.Марджани, были целиком приняты в исследованиях по этногенезу и истории казанских татар<…>, стали частью общеисторического сознания»[5].

Так, в 1864 г . был издан труд Ш.Марджани «Гурфат ал-хавакин лиарфат ал-хавакин» («Жилища хаканов для познания их жизни») по истории Центральной Азии X–XII вв. Всеобщее признание российских ученых получила книга Ш.Марджани «Гилалат аз-заман фи тарихи Булгар ва Казан» («Завеса времени, прикрывающая историю Булгара и Казани», первоначальный вариант написан в 1864 г .), переведенная на русский язык всемирно известным востоковедом, академиком Петербургской Академии наук В.В.Радловым и изданная в оригинале и в переводе в «Трудах IV археологического съезда» (1884). Впоследствии многие материалы «Гилалат аз-заман…» в дополненном и уточненном виде органично вошли в самое крупное из изданных исторических сочинений Ш.Марджани «Мустафад ал-ахбар фи ахвали Казан ва Булгар» («Сведения, привлеченные для истории Казани и Булгара», 1-й том был издан в 1885 и 1897 гг., 2-й – в 1900 г.)[6]. Из его неизданных произведений особо отметим 6-томный свод «Вафийат ал-аслаф ва тахийат ал-ахлаф» («Некрологи предшественникам, заветы потомкам»), где собраны биографии 6057 выдающихся личностей мусульманского мира, в частности Казанского ханства.

При работе над своими трудами по истории татарского народа, отражающими историю Хазарского каганата, Волжской Булгарии, Золотой Орды, Казанского ханства и последующих периодов, Ш.Марджани, конечно же, использовал сочинения русских историков и русские летописи, но главными для него были тюркские и арабо-персидские источники и исторические произведения. Для восстановления исторической правды он обращался к огромному количеству первоисточников: старинным монетам, ярлыкам, устным и письменным легендам и преданиям, надписям на надгробных камнях, генеалогиям рода (шеджере), рукописным научным трактатам, этнографическим материалам и т.д. Собирая эти сведения, он часто совершал поездки к местам конкретных событий, общался с образованными людьми, знавшими историю своего родного края.

Приводя множество исторических фактов, в своих трудах Ш.Марджани доказывает, что издревле в Поволжье развивалась тюрко-татарская цивилизация, корнями уходящая в глубь веков. Основываясь на источники, он приводит много сравнений между элементами культуры и социально-экономического устройства Хазарского каганата, «страны кыпчаков», Волжской Булгарии, Казанского ханства (Казан дэулэте, Казан мэмлэкэте, Казан ханлыгы у автора) и современных ему татар, показывающих их преемственность. Казанское ханство он называет «наследницей былого величия» Булгарского государства, т.к. «татары их [булгар] завоевывают, но государство [Волжскую Булгарию] не уничтожают», а казанских татар («казанцы / казанлылар», «казанский народ / казан халкы» для периода Казанского ханства) – потомками «отважных сердцем, воинственных, набожных и благочестивых» булгар, а также отчасти хазар, кыпчаков и др. Шигабутдин Марджани пишет: «Вначале Булгарское государство было под властью кыпчакских и хазарских хаканов, затем – булгарских эмиров, затем – татарских ханов, в настоящее время уже более 300 лет – под властью России»[7].

Однако на первых же страницах «Мустафад…» ученый обращается к читателю со знаменитым тезисом – «кто же ты, если не татарин?» и активно отстаивает этот этноним. Наследниками Золотой Орды он называет: 1) «Казанское государство, государство детей хана Улуг-Мухаммеда»; 2) «Сарайское государство»; 3) «Астрахань» («Хаджитархан»); 4) «Крымское государство»; 5) «Ногайскую Орду»; 6) «казахских ханов Казахстана»[8]. Таким образом, Ш.Марджани впервые в историографии научно обосновывает существенное участие волжских булгар в этногенезе казанских татар и указывает на этнополитическую преемственность Волжской Булгарии, Золотой Орды и Казанского ханства, что, согласно мнению Ю.Шамильоглу, было результатом сознательного создания им новой идеологии национальной идентичности[9].

В этой связи хотелось бы отметить следующее. В 1990-е гг. существенно оживились дискуссии между сторонниками т.н. булгарской, татаро-монгольской и тюрко-татарской теорий этногенеза татарского народа. При этом мнение Ш.Марджани по этой серьезной научной проблеме активно привлекалось как чуть ли не главный аргумент и «булгаристами», и «татаристами». Объективное же рассмотрение научного наследия Ш.Марджани показывает, что он, используя современную терминологию, являлся сторонником тюрко-татарской теории, «булгаристом» и «татаристом» одновременно. Как мусульманский ученый и просветитель он – убежденный «булгарист», т.к. именно в Волжской Булгарии, официально принявшей ислам в 922 г., Ш.Марджани видел важнейшие, превалирующие над доисламскими «языческими» периода тюркских каганатов, истоки культуры (в самом широком смысле этого слова) современного татарского народа. В этом смысле булгаризм Ш.Марджани является в своей основе культурологическим, связующим современных ему татар с исламской цивилизацией, одной из ведущих в мире. С другой стороны, как идеолог консолидации татарской нации, ареалом проживания которой являются территории от Польши и Крыма до Дальнего Востока, Ш.Марджани – убежденный «татарист», и его «татаризм» – это реакция на объективные процессы национальной интеграции, напоминание о былом могуществе татар, оставивших глубокий след в евразийской этнополитической истории. Таким образом, как правильно отметил казанский исследователь Р.М.Амирханов, не в противопоставлении, а в единстве «булгарского» и «татарского» компонентов исторической концепции Ш.Марджани надо видеть ключ к объективной, целостной оценке его идейного наследия[10].

Рассматривая вопросы образования и развития Казанского ханства, Ш.Марджани серьезное внимание уделяет вопросу о первом казанском правителе, которым он называет Чингизида хана Улуг-Мухаммеда[11], политической истории государства, внутренним и внешним причинам событий 1552 г ., проблемам духовного (в т.ч. религиозного) совершенствования местного населения, его социальной структуре и т.д. В отсутствии единства внутри Казанского ханства и прочного союза всех тюрко-татарских государств он видит основную причину завоевания Казани Иваном IV. Отметим, что мысль Ш.Марджани «завоевание Казани – итог внутренней борьбы в Казанском ханстве» позднее нашла отражение во многих исторических трудах татарских ученых и общественных деятелей конца XIX – начала ХХ в.[12].

Много информации Ш.Марджани дает о соседних татарам народах, в частности – о периферийном населении Казанского ханства. Интересными здесь являются, например, рассуждения ученого о причинах слабого проникновения ислама в среду чувашей и марийцев, о языке, этнографии и проблемах этнического формирования и дальнейшего развития народов поволжского региона. Информация Ш.Марджани о периферийном населении Казанского ханства уникальна в первую очередь с той точки зрения, что эта тема была очень слабо представлена в российской историографии предшествующего времени. Поэтому не зря профессор Казанского университета тюрколог Н.Ф.Катанов отмечал, что работы Ш.Марджани «по богатству этнографического и исторического содержания достойны перевода не только на русский, но и на европейские языки»[13].

Ш.Марджани оставил после себя не только богатое историческое наследие, но и создал научную школу, представителями которой были преподаватель Петербургского университета, член Русского археологического общества, историк, филолог, автор проекта реформы татарского образования Хусаин Фаизханов (1828–1866), а также выдающийся ученый-просветитель, религиозный и общественный деятель Ризаэтдин Фахретдинов (1859–1936). Человек, обладавший энциклопедическими знаниями, написавший сотни произведений по различным темам жизни тюрко-татар, Р.Фахретдин скромно называл себя всего лишь «историком». Огромное признание и популярность, в частности в среде русских ученых-востоковедов, он получил после издания многотомного биобиблиографического сочинения «Асар» («Памятники» / «Следы», в 1900–1908 гг. в Казани и Оренбурге было издано 15 выпусков первых 2-х томов, рукописи неизданных томов хранятся в Уфе), в котором представлены очерки о 1009 известных мусульманских ученых и государственных деятелях Х – начала ХХ в., в т.ч. периода Казанского ханства. Сведения «Асар», отразившие формирование исторических знаний татар, продолжили традицию изучения национальной истории, заложенную Хусаином Амирханом и Шигабутдином Марджани, – это сочинение написано на примере «Ножумет-таварих» первого и «Вафийат…» второго. Значение «Асар» как исторического труда, базирующегося на сведениях огромного количества письменных и устных источников, трудно переоценить.

Рассматривая историографию Казанского ханства, мы, конечно же, должны обратить внимание и на следующие труды Р.Фахретдина: статью о хане Улуг-Мухаммеде, опубликованную в рубрике «Знаменитые люди и великие события» в серии публикаций о золотоордынских ханах в журнале «Шура» («Совет»)[14], серию статей в той же рубрике журнала «Шура» о казанских ханах[15], рукопись «Болгар вэ Казан тореклэре» («Булгарские и казанские тюрки»), написанную к началу 1930-х гг. и впервые полностью опубликованную в 1993 г.[16].

В этих трудах, созданных с привлечением всей доступной автору исторической литературы на нескольких языках (в первую очередь, русском) на основе анализа большого количества источников, автор рассматривает многие проблемы истории Казанского ханства (в первую очередь, политическую историю) и вопросы этногенеза казанских татар. Привлечение широкого круга источников и литературы, в т.ч. работ российских историков П.И.Рычкова, Н.М.Карамзина, С.М.Соловьева, К.Ф.Фукса, многократный их научный анализ позволили Р.Фахретдину объективно поставить и решить задачи своих исследований. Так, он, невзирая на авторитеты, вступает в жаркую полемику со своими предшественниками по проблемам истории Золотой Орды, политических отношений Москвы и Казани, особо критикуя методологию научных изысканий и взгляды на исторические факты Н.М.Карамзина, «игнорирующего татарские источники»[17]. Р.Фахретдин резко отзывается об искаженной, на его взгляд, интерпретации белевского столкновения войск Василия II и Улуг-Мухаммеда в трудах П.И.Рычкова и С.М.Соловьева[18], обвиняет российских историков в необъективности при оценке деяний казанских ханов, в частности Сафа-Гирея[19]. Но в целом он очень уважительно относится к трудам ведущих русских историков и широко пользуется их материалами, т.к., по мнению его современников, «одной из главных черт» Р.Фахретдина является «веротерпимость и уважение чужой мысли»[20].

Одним из главных предметов исторических изысканий Ризы Фахретдина выступает этногенез поволжских татар и самого этнонима «татары». Во многом продолжая историографическую традицию Х.Амирхана и в отличие от своего духовного наставника Ш.Марджани, Р.Фахретдин относится резко отрицательно, причем с явным пренебрежительным оттенком, к этнониму «татары» и никогда не употребляет его по отношению к своему народу. «Наше национальное имя, – пишет Р.Фахретдин, – северные тюрки (шималь тореклэре)»[21]. Название «татары» используется им лишь как синоним этнонима «монголы». По мнению ученого, «татар» означает «всадник», так первоначально называли специальное воинское подразделение авангарда войск Чингиз-хана, затем при первых Чингизидах это имя было перенесено на все евразийские тюрко-монголоязычные этносы[22], его приняли правители Золотой Орды[23] (при которых термин «татары» обозначал представителей высших слоев общества), и позднее оно перешло на все подданные им народы, в частности на булгарских тюрок[24]. Р.Фахретдин при обозначении казанских татар активно употребляет этнонимы «булгарские тюрки», «северные тюрки», «казанские тюрки», «тюрки-мусульмане», чтобы рельефнее показать отличие современных ему татар от подвластного Чингиз-хану населения, а также от турков Малой Азии. Объявив 2-й и 3-й периоды истории своего народа как «Булгарские тюрки под властью татар и русских»[25], он исключает всякую этническую связь между мусульманами «булгарскими тюрками» и язычниками «татарами» периода походов внука Чингиз-хана Бату. При этом Р.Фахретдин не скрывает своих симпатий к выделившейся из состава Монгольской империи при преемниках Бату Золотой Орде (ее он называет, в частности, «Великим Тюркским государством»), являвшейся тюркским по составу населения и культуре государством с правящей монголо-татарской династией[26]. Р.Фахретдин, как и Ш.Марджани, отстаивает идею исторической преемственности Волжской Булгарии, Золотой Орды, Казанского ханства и современных автору «булгарских тюрок»=«тюрко-мусульман» Поволжья, проживающих в Казанской, Самарской, Уфимской, Оренбургской, Вятской, Саратовской и Астраханской губерниях[27].

Говоря о преемственности Волжской Булгарии и Казанского ханства, он отдельно отмечает факт свержения с престола булгарского эмира Алимбека выходцем из Золотой Орды ханом Улуг-Мухаммедом, который сам стал правителем «булгарских и казанских тюрков» и основал ханскую династию в «Казанском и Булгарском государстве (Казан hэм Болгар мэмлэкэтендэ)». Однако, по убеждению Р.Фахретдина, смена династий не означала, что население государства стало монгольским (=татарским), поскольку Улуг-Мухаммед привел с собой всего лишь 3 тыс. человек, из которых воины составляли 1 тыс. «Местный народ, хотя и состоял целиком из тюрок, получил название «татары», и этим он обязан лишь хану и его приближенным. На деле же татар здесь было не более как капля в море»[28]. «Булгарские тюрки», по свидетельству историка, объединились вокруг Улуг-Мухаммеда, а чуваши и марийцы выразили свою покорность и попросили защитить их от русских набегов (вспомним указание на это автора «Казанской истории»). Таким образом, отмечал Р.Фахретдин, в 1439 г. Казань «возродилась» и началась ее новая история. «После этого в данном государстве правят ханы – потомки татарских ханов, однако известно, что от татарина не жди ничего хорошего. Его характеру не свойственно принесение пользы, а лишь порча и разрушения. «Где татарин, там беда»»[29], – именно это привело в дальнейшем, по мнению Р.Фахретдина, к трагедии 1552 г., постигшую «казанцев (казанлылар)»[30]…

Одновременно с Ризаэтдином Фахретдином изучением истории татарского народа, в частности истории Казанского ханства, занимался известный татарский ученый, действительный член Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, один из организаторов «Восточного клуба»[31] Гайнетдин Ахмеров (1864–1911). Он, также как Ш.Марджани и другие национальные исследователи, в своих изысканиях использовал обширных круг источников – восточных (в т.ч. тюрко-татарских) и европейских (в т.ч. русских). Наряду с письменными источниками, Г.Ахмеров активно привлекал к работе археологические, этнографические, лингвистические и другие материалы, в изучении которых проявил себя серьезным специалистом. Г.Ахмеров довольно скептически относился к информации русских летописей и русских историков. Так, он критиковал последних за чрезмерное доверие летописным сведениям, в которых преобладает описание политики и войн, в ущерб культуре и экономике. В книге «Казан тарихы» («История Казани»[32]) он писал, что «русские исторические сведения чаще всего исходят из оставленных монахами летописей. А эти сведения, особенно в эпоху Казанского ханства, так и дышат ненавистью к татарам, то есть изначально настроены только на негативное восприятие всего татарского»[33]. Историк считал, что русские летописи обвиняют во всех бедах только татар и «брызжут таким фанатизмом и предвзятостью, что зачастую невозможно определить, кто побежден, а кто победил, сколько людей погибло, ранено или взято в плен, и, в конце концов, на чьей стороне была справедливость и по какой причине»[34].

Гайнетдин Ахмеров, во многом следуя за мнением Хусаина Амирхана, в своих газетных статьях и монографиях «Болгар тарихы» («История Булгарии», 1909) и «История Казани» на основе серьезной доказательной базы пишет, что казанские татары – прямые потомки волжских булгар[35], а Волжская Булгария и Казанское ханство – государства, тождественные друг другу по территории, населению и государственному управлению. Единственное различие между ними он видит в разных столицах. Г.Ахмеров настаивает на том, что Казанское ханство имело развитую мусульманскую культуру (в частности, что в государстве была развита сеть образовательных учреждений – мектебов и медресе) и не было «диким варварским государством», которое «промышляло только набегами», как писали многие российские историки XVII–XIX вв.

В «Истории Казани» Г.Ахмеров самостоятельно рассматривал и предлагал решение многих страниц истории г. Казани, Казанского ханства, взаимоотношений его с соседями, подробно характеризовал правление каждого хана, выражая свое личное отношение к каждому из них. Его основные выводы заключались в том, что Казанское ханство возникло после распада Булгарского государства на его месте, примерно на той же территории, что в ханстве жил тот же тюркский булгарский народ, сохранивший и развивший все свои прежние традиции и обычаи, ремесла и знания. Возникновение Старой Казани Г.Ахмеров относил ко времени существования домонгольской Волжской Булгарии. К этому выводу он приходил на основании анализа археологических находок и прочтения надписей на надгробных камнях. Основание Новой Казани Г.Ахмеров также связывал с булгарскими беками, которые переселились из Старой Казани. Причину этого переселения он видел в неудачном для экономики (в первую очередь торговли) расположении Старой Казани. Само возвышение Казани Г.Ахмеров, так же как и многие историки до него, связывал с упадком Волжской Булгарии и ослаблением «кыпчакской империи» Золотой Орды. Благодаря этим обстоятельствам, «встающая на ноги Казань оставалась первейшим мусульманским городом во всей Восточной Европе», а «торговое значение Великих Булгар и политическое значение Сарая как правительственного центра» перешло к ней[36].

Гайнетдин Ахмеров предпринял попытку разобраться во внутреннем устройстве Казанского ханства. Он считал, что даже после прихода в Казань Улуг-Мухаммеда, после чего государство «стало называться татарским», его управление кардинально не изменилось и «скорее напоминало булгарское, нежели золотоордынское»[37]. К этому выводу ученый пришел на основании тезиса о том, что в Золотой Орде ханская власть была абсолютной, а в Казанском ханстве она была ограничена родовитыми беками. Г.Ахмеров выделяет беков и мурз в отдельный институт власти, считает их «самыми богатыми, могущественными в стране магнатами, обладавшими почти неограниченной властью. Они, к примеру, могли свергнуть, а то и умертвить неугодного им хана или избрать нового. На подвластных им землях беки и мурзы были практически полными суверенами, способными единолично начать войну или заключить мир, единолично решить какие-то конфликтные вопросы или наладить особые отношения с языческим населением, наконец, использовать для своей выгоды право сбора дани»[38].

Большую роль в социальной структуре Казанского ханства Г.Ахмеров придавал духовенству. Он не писал о всей ее инфраструктуре, которая, несомненно, была очень сложной, а ограничился лишь тем, что выделил ее главу – «саида», «единолично, без участия хана ведавшего всеми духовными делами» государства. По мнению ученого, саид принимал также активное участие и в политической жизни ханства, – Г.Ахмеров правильно подметил, что во всех письменных посланиях правителям иных государств стояло имя «духовного владыки Казани – саида»[39].

Г.Ахмеров отказывается от бытовавшего в русской историографии мнения о том, что в Казани имело место духовное и экономическое давление на немусульман и процветал религиозный фанатизм. Он подчеркивает, что в Казанском ханстве люди могли принимать ислам лишь добровольно и вести тот уклад жизни, который пожелают: «Языческие племена [жившие в Казанском ханстве] пользовались полной свободой в выборе образа жизни и верований. Чуваши, черемисы [марийцы] или ары [удмурты] могли принимать мусульманство лишь по собственному желанию, но никак не по принуждению, ибо насилие в вопросе вероисповедания было запрещено. Уважением пользовались не только верования, но и образ жизни: так, никто не насаждал в башкирских землях землепашество, хотя большинство казанского народа [т.е. казанцев, казанских татар] еще с давних булгарских времен традиционно было искусными хлеборобами. Башкирские племена по-прежнему, как и их предки, вели кочевой образ жизни, и это нисколько не порицалось властями»[40].

О внутренней этнополитической ситуации в Казанском ханстве в книге «История Казани» в разделе «Отношения Казани к соседям» Г.Ахмеров пишет: «Напомним, что, когда на смену Булгарии пришла Казань, арские, чувашские, черемисские, башкирские племена добровольно признали ее власть и вошли в состав нового государства. Эти племена никогда не замышляли антиказанских бунтов, напротив, шли вместе с казанцами против общего врага, вместе защищали Казань, а после ее падения делали все, чтобы не попасть под русское иго, поднимали восстания, а, потерпев поражения, зачастую предпочитали свободолюбивые башкирские степи рабству на истоптанной захватчиком родине. Все эти движения языческих племен свидетельствуют об их этнической и духовной общности с казанскими, а еще ранее – с булгарскими тюрками, что, в свою очередь, дает основание предполагать наличие равных прав и достаточных свобод у народов как Булгарской, так и Казанской держав <…> Все племена Казанского ханства жили как один народ <…>»[41]. Эти мысли ученого, высказанные в самом начале XX в., не противоречат той совокупности исторических сведений, что известны на сегодняшний день[42].

Значительное внимание Г.Ахмеров уделяет политической истории Казанского ханства – взаимоотношениям Казани и Москвы, Казанского ханства и других постзолотоордынских ханств, событиям 1552 г.[43]. О взаимоотношениях Казани и Москвы он пишет: «Русские – давние соседи казанцев. Казанские мусульмане в мирное время вели с русскими соседями торговлю, как и в прежние булгарские времена, но чаще всего воевали, так как в московско-казанских политических отношениях преобладала, к сожалению, взаимная вражда»[44]. Падение Казанского ханства Г.Ахмеров рассматривает как большую трагедию всего татарского народа, переломную страницу его национальной истории.

Важными трудами по истории Казанского государства являются книги действительного члена Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, депутата II Государственной Думы Хади Атласи (1876–1938) «Соен-бикэ» («Сююмбике», 1914) и «Казан ханлыгы» («Казанское ханство», т.1, 1914)[45], получившие высокую оценку историков как «новое явление в тюрко-татарской историографии»[46]. Они охватывают период со времени основания г. Казани до потери Казанским ханством своей независимости. Свое обращение к историческим изысканиям Х.Атласи объяснял так: «Если молодежи одной нации будут известны древнейшие события из жизни своих предков и совершенные ими дела, то этой нации суждено будет жить и впредь <…> Мы, дети татар, если хотим уцелеть как нация, то должны знать свою богатую литературу, яркую, светлую историю, где описаны величественные деяния наших могучих предков»[47]. В указанных выше и иных своих исторических исследованиях Х.Атласи провозглашал идею преемственности евразийских тюркских государств по цепочке «государства скифов и хуннов – тюркские каганаты – государства хазар и булгар – Монгольская империя – Золотая Орда – Казанское, Сибирское и другие ханства»[48]. При написании своих работ он использовал широкий круг источников (отдавая предпочтение хронологически более ранним и современным описываемым событиям), но, без сомнения, упор делал на русские летописи и российскую исследовательскую литературу (он первым из татарских историков активно вводит в научный оборот многочисленные данные из русских исторических памятников XV–XVI вв., из работ П.И.Рычкова, В.Н.Татищева, М.М.Щербатова, Н.И.Новикова, Н.М.Карамзина, С.М.Соловьева[49], К.Ф.Фукса, Н.К.Баженова и В.В.Вельяминова-Зернова, впервые как источники использует ярлык казанского хана Сахиб-Гирея 1523 г., исторический баит «Ханэкэ Солтан» и т.д.).

Хади Атласи, также как и многие историки того времени, описывал в гораздо большей степени политическую историю татарских ханств, нежели их внутреннее устройство (чему, видимо, он хотел посвятить свои будущие труды, см. сноску №45). В книге «Сююмбике» он прослеживает жизнь и деятельность последней казанской ханши: историю замужества дочери ногайского мурзы Юсуфа с казанскими ханами Джан-Али и Сафа-Гиреем, годы ее правления на казанском троне с малолетним сыном Утямыш-Гиреем, трагедию последних лет ее жизни. В книге «Казанское ханство» (как и В.Н.Татищев, Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев при изучении русской истории, Х.Амирхан, Ш.Марджани и Г.Ахмеров при изучении истории татарского народа) автор рассматривает политическую историю Казанского государства отдельными блоками, соответствующими времени правления казанских ханов. О дате основания Казани татарский историк не дает четких данных, сообщая о том, что Казань была основана не ранее второй половины XIV в. и не позднее первой половины XV в. Основателем Казанского ханства он, основываясь на данные татарских и персидских рукописей, считает Улуг-Мухаммеда. При этом Х.Атласи выделяет несколько казанско-ханских династий: золотоордынскую (Улуг-Мухаммед, Махмут, Халиль, Ибрагим, Ильхам, Мухаммед-Амин, Абдул-Латиф), касимовскую (Шах-Али, Джан-Али), сибирскую (Мамук), крымскую (Сахиб-Гирей, Сафа-Гирей, Утямыш-Гирей) и астраханскую (Ядкар). Последующие разделы его книги очень содержательны, но не дают каких-либо существенных новых данных по истории Казанского ханства – они, в основном, повторяют сообщения русских летописцев и российских историков.

Причинами событий 1552 г. Х.Атласи называет сочетание многообразных внешних и внутренних обстоятельств, однако, по его мнению, внутренние центробежные тенденции (существование т.н. московской, крымской, сибирской, ногайской «партий» и т.д.) и личные качества татарских правителей и представителей знати (не в пример Ивану III и Ивану IV, существенно укрепивших могущество Московского государства) сыграли доминирующую роль в трагической судьбе казанских татар. «Падение Казанского ханства, являвшегося сердцем татарских государств, – пишет исследователь, – положило начало крушению всех татарских ханств <…>, всей татарской цивилизации»[50].

* * *

Оценивая достижения национальной татарской историографии конца XIX – начала XX в. можно констатировать ее неоспоримые успехи, самым главным из которых было окончательное сложение исторической науки татар, хотя, конечно, ее уровень не мог сравниться не только с европейскими, но и с передовыми российскими стандартами. Среди серьезных недостатков татарской исторической науки того времени необходимо, в первую очередь, назвать слабость концептуальных основ исследований, что проявлялось в отсутствии четкой периодизации истории татарского народа в целом, и отдельных ее этапов в частности, фундаментального анализа этнополитических и социально-экономических факторов развития татарского народа и т.д. Однако татарские историки XIX – начала ХХ в. подготовили серьезную базу для перехода национальной исторической науки на качественно новый уровень, о чем свидетельствуют работы татарских ученых и общественных деятелей следующего поколения – 20-х гг. XX в. – Газиза Губайдуллина, Галимджана Ибрагимова, Джамала Валиди, Али Рахима и др.

К сожалению, немного позднее положительные тенденции развития дореволюционной и начального этапа советской (1920-х гг.) татарской исторической школы были прерваны насильственным путем. Усиление в конце 1920-х – начале1930-х гг. в СССР идеологического диктата, борьба с «татарским буржуазным национализмом» привели к закрытию исторического факультета и Общества археологии, истории и этнографии Казанского университета, Академического центра и других краеведческих научных организаций Казани. А репрессии НКВД физически устранили всех наиболее активных татарских ученых и общественных деятелей…

Татарская историческая мысль в сугубо национальной форме сохранялась лишь в эмиграции, в первую очередь – в Турции (с элементами влияния идеологии пантюркизма), где плеяда энциклопедически образованных людей создавала труды по истории. Среди них можно выделить татар Габдельбари Баттала (в эмиграции с 1921 г.) и Акдеса Нигмата Курата (с 1944 г. профессор Анкарского университета), а также лидера башкирского национального движения, востоковеда с мировым именем Ахмеда-Заки Валиди-Тогана (в эмиграции с 1923 г., профессор Стамбульского, Боннского и Геттингенского университетов), опубликовавших много интересных работ по истории тюрков. Творчество этих ученых заслуживает серьезного внимания, хотя историю Казанского ханства они затрагивали лишь вскользь[51] или в узко-проблемном виде[52]…

Всемирный русский народный собор, во главе которого стоит патриарх Кирилл, призвал выяснить – соответствует ли своей должности глава управления образования Казани. Причиной стало недоумение татарстанского чиновника из-за того, что 17% казанских школьников-татар выбрали для изучения русский язык. Как этот казус объясняют в Казани и Москве? И есть ли в случившемся политическая подоплека?

В среду правозащитный центр Всемирного русского народного собора (ВРНС) отправил заявление на имя мэра Казани Ильсура Метшина. Градоначальника просят дать публичную оценку соответствия занимаемой должности Ирека Ризванова, начальника управления образования исполкома Казани. ВРНС – международная организация, которую возглавляет патриарх Московский и всея Руси, и которая имеет специальный консультативный статус при ООН.

Скандал, за которым последовало обращение ВРНС, вызвал комментарий Ризванова по поводу того, какой язык выбрали для изучения казанские школьники различных национальностей. Глава управления образования заявил дословно следующее: «Очень радует, что 34% русских выбрали татарский язык, но 17% татар, выбравших русский, это порождает вопросы. Мы будем продолжать работать в данном направлении».

Поясним – в школах региональной столицы учатся около 148 тысяч детей, среди которых 49% – татары, 41% – русские и еще 9% приходится на другие национальности. Больше половины школьников Казани выбрали для изучения в качестве родного татарский язык и только 45% сделали выбор в пользу русского. Наконец, как уже говорилось выше, 34% русских учеников выбрали татарский язык, а 17% татар – русский. Во всяком случае, такие данные представило ведомство Ризванова. ВРНС обратился в Министерство просвещения с просьбой провести самостоятельное исследование языковых предпочтений школьников Казани.

В поступившем в редакцию газеты ВЗГЛЯД заявлении ВРНС говорится, что слова Ризванова «являются откровенно неправдоподобными и оскорбляют русскую общину Татарстана, способствуя разжиганию межнациональной розни». Из утверждений казанского чиновника следует, «что выбор русскими детьми татарского языка расценивается как положительное явление, а выбор татарскими детьми русского считается проблемой, которую надо решать», констатировали во Всемирном русском народном соборе. Такая риторика, полагают правозащитники, больше подходит «украинским чиновникам, которым поручили усилить дерусификацию, нежели представителям исполнительной власти города, в котором русские составляют большинство населения».

Со своей стороны, политолог, бывший глава Всемирного форума татарской молодежи Руслан Айсин полагает, что Ризванов сказал «достаточно тривиальную фразу». По мнению собеседника, чиновник «имел в виду сугубо организацию работы», а не сожалел о том, что татарские дети выбирают русский, а не татарский в качестве родного языка. «Это просто вопрос интерпретации.

Кто-то видит в ноже оружие убийства, а кто-то – приспособление для разделки овощей и фруктов»,

– подчеркнул Айсин.

По словам казанского политолога, некоторые татарские школьники выбирают русский как родной только ради того, чтобы получить лишний час в неделю на его изучение. Прежде всего это продиктовано соображениями сдачи Единого госэкзамена (ЕГЭ) – ведь несколько лет назад была отменена его сдача на национальных языках, подчеркнул Айсин. «Выбирают русский, во-первых, для того, чтобы сдать ЕГЭ, потому что русский будет в обязательной части экзаменационной программы. Во-вторых, потому что на татарский язык все равно выделяется час-два, а этого недостаточно для изучения языка, поэтому многие выбирают русский», – указал собеседник.

«Система национального образования – это очень тонкая сфера. Я сам учился в татарской школе. Кто-то изучает татарский, а кто-то нет, поэтому классы приходится делить, а это очень непросто. Для чиновников это проблема», – считает Айсин.

При этом собеседник допускает, что заявление Ризванова, за которым последовала реакция ВРНС, прозвучало в политическом контексте. «Языковую тему решили немного раскачать», – отметил Айсин, упомянув «политические игры вокруг статуса президента Татарстана». Напомним, что согласно рассматриваемому Госдумой законопроекту, президент в стране должен быть один, а региональные руководители должны именоваться главами. «Здесь все политически увязано, поэтому можно придраться к каждому слову», – считает Айсин.

Кроме того, полагает собеседник, по-прежнему актуально обсуждение принятых в 2018 году поправок в закон об образовании – о необязательном изучении национальных языков. Напомним, что согласно поправкам, родители учеников получили право определять, какой язык – русский или язык национальной республики – будет изучать их ребенок. В Татарстане сначала критиковали законопроект, полагая, что он носит «конфликтогенный характер» – ведь документ подтверждал, что в республике татарский язык больше не является обязательным для изучения всеми детьми независимо от национальности. Минобразования республики предлагало оставить обязательное изучение татарского языка до девятого класса включительно. Но ко второму чтению республиканские власти претензии сняли, потому что родные языки остались в обязательной части школьной программы.

В конце 2017 года, в разгар обсуждения поправок, свой пост покинул министр образования и науки Татарстана Энгель Фаттахов. Он активно выступал за сохранение обязательного преподавания татарского языка – при том, что федеральное Минобрнауки отстаивало принцип добровольности. Как напомнил Айсин, незадолго до своей отставки Фаттахов сообщил, что 30% родителей выбрали русский язык и 70% – татарский в качестве родного языка. «Так что опросы, подобные тому, о котором сообщил Ризванов, проводились и раньше, и языковые предпочтения школьников были примерно такими же, как и сейчас», – подчеркнул собеседник.

По мнению Айсина, ситуация подогревается приближением выборов различных уровней, включая президентские, и вынуждает заявлять о своей политической субъектности, а это значит, что «каждый будет высказывать свои позиции, свои обиды». В любом случае очевидно, что на выступление татарстанского чиновника обратили внимание в Москве, в том числе в Госдуме.

«Мы, принимая решения для сохранения языков и культур того или иного народа России, учитываем его право сохранять свои духовные традиции. Но это не значит, что какая-то из республик должна отказываться от изучения государственного языка.

Если такое происходит – значит, имеет место сепаратизм»,

– сказал газете ВЗГЛЯД первый зампред комитета Госдумы по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками Виктор Водолацкий. Отметим, что собеседник также входит в президиум ВРНС и разделяет позицию руководства организации.

По оценке депутата Водолацкого, скандал разразился из-за того, что местное управление образования хочет на волне своих амбиций показать некую исключительность одного из субъектов Федерации. «Возможно, местные чиновники «поработали» с родителями этих детей. Это нужно искоренять на корню. Если государственная стратегия России в межнациональных отношениях не знакома этим чиновникам, то их нужно или отправить на переаттестацию, или уволить», – считает парламентарий.

Смотрите ещё больше видео на YouTube-канале ВЗГЛЯД