Язык не есть только говор речь язык есть образ сочинение рассуждение

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания русского филолога Л. В. Успенского: «В языке есть… слова. В языке есть… грамматика. Это – те способы, которыми язык пользуется, чтобы строить предложения».  

 Л.В.Успенский, на мой взгляд, говорит о единстве содержания и формы языка. Слова называют предмет, его признак или действие, а грамматика позволяет создать связное высказывание, текст. Приведу примеры из рассказа А.Алексина.

 Так, предложение 16 состоит из десяти отдельных слов, называющих или указывающих на субъект («я», «приезжий») и его действия. Каждое пятое слово в предложении относится к высокой лексике ( «отважился», «вторгаться»), позволяя представить нам незнакомца как человека интеллигентного, обладающего правильной литературной речью.

 Если мы все эти слова напишем через запятую и в начальной форме, то получится бессмыслица. Но стоит употребить  все глаголы в необходимой форме, а местоимение «вы» поставить в дательный падеж — слова получат единый смысл, превратившись в предложение. 

Играют свою роль в превращении набора слов в синтаксическую конструкцию и знаки препинания. Так, три тире, имеющиеся в этом предложении, указывают на наличие реплики в диалоге, представляющем собой законченную мысль.

Таким образом, можем сделать вывод, что прав был русский филолог Л.В.Успенский, утверждавший, что язык, чтобы строить предложение, использует лексику и грамматику.

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания русского филолога Л. В. Успенского: «В языке есть… слова. В языке есть… грамматика. Это – те способы, которыми язык пользуется, чтобы строить предложения».  

Я согласна с высказыванием Л.В.Успенского: «В языке есть…слова. В языке есть…грамматика. Это – те способы, которыми язык пользуется, чтобы строить предложения». В русском языке есть огромное количество слов, у каждого человека свой словарный запас. Но даже имея большой словарный запас, нельзя построить предложения, текст, если не знаешь правила грамматики. Докажу это на примере текста А.Алексина.

В языке есть такое понятие как синонимы. Это слова, похожие по смыслу, но разные по написанию. В предложении 52 А.Алексин вместо стилистически нейтрального слова «хорошо» использует просторечное слово «здорово». Автор этим показывает богатство своего словарного запаса и стилистическое чутьё. Именно это слово помогает нам, читателям, понять правильнее текст, вникнуть в его содержание.

Огромная роль отводится в построении предложений и знакам препинания. В тексте много вопросительных предложений. Чтобы мы смогли понять, что мама задаёт вопросы папе, алексин использует вопросительные по цели высказывания предложения. Это предложения 9 и 11.

Таким образом, можем сделать вывод, что прав был русский филолог Л.В.Успенский, утверждавший, что язык, чтобы строить предложение, использует лексику и грамматику.

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания русского филолога Л. В. Успенского: «Один словарный состав без грамматики ещё не составляет языка. Лишь поступив в распоряжение грамматики, он получает величайшее значение».

Л.В.Успенский, на мой взгляд, говорит о единстве содержания и формы языка. Слова называют предмет, его признак, действие предмета. И только! Лишь при помощи грамматики можно из набора слов  создать связное высказывание, текст.

Так, предложение 25 состоит из восьми отдельных слов, называющих предмет, его действие и признак этого действия. Интересно использует автор в этой синтаксической конструкции антонимы « много и мало», которые придают  художественной  речи  особую  остроту и эмоциональность. Придают при условии, если мы  указанные слова передадим «в распоряжение грамматики».

Например, поставим слово «человек» в дательный, а слово «счастье» — в родительный падежи, создадим словосочетание с подчинительной связью управление: «нужно для счастья». Для выражения эмоций автора в конце предложения поставим восклицательный знак. И тогда предложение, по словам Л.В. Успенского, получит «величайшее значение».

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания писателя К. А. Федина: «Точность слова является не только требованием стиля, требованием вкуса, но, прежде всего, требованием смысла».
«Точность слова является не только требованием стиля, требованием вкуса, но, прежде всего, требованием смысла»,-утверждал писатель К.А.Федин.

Действительно, чем точнее писатель выбирает слова для раскрытия своего замысла, тем легче читателю понять не только то, о чем говорит автор, но и то, что именно он хочет сказать.
Так, например, А.Алексин, рассказывая о маме главного героя, использует не стилистически нейтральное слов «звали», а устаревшее «величали» (предложение 1), показывая тем самым уважительное отношение окружающих к матери Кольки.
Если отец Кольки был незаменимым судьёй во время дворовых волейбольных матчей, то мама оказывалась «судьёй» дома (предложение 15). Используя слово «судья» в переносном значении, А.Алексин показывает, насколько справедливой была Лёля, Колькина мать, в быту, насколько зависела от её решений гармония в семье.
Таким образом, точный подбор слов позволил А.Алексину предельно ясно рассказать о своей героине. Читатель же, в свою очередь, получил возможность понять, почему Колька гордился своей мамой.
 

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания выдающегося русского лингвист Александра Афанасьевича Потебни: «Сходство между наклонением условным и повелительным состоит в том, что оба они… выражают не действительное событие, а идеальное, то есть представляемое существующим только в мысли говорящего».
                                             
Выдающийся русский лингвист А.А.Потебня сказал: «Сходство между наклонением условным и повелительным состоит в том, что оба они выражают не действительное событие, а идеальное, т.е. представляемое существующим только в мысли говорящего». А.А. Потебня прав, ведь глаголы в условном и повелительном наклонении не изменяются по временам, поэтому обозначают действия, желаемые или возможные при определенных условиях.

В предложении 11 встретился глагол повелительного наклонения «имейте», произнесенный мамой-врачом, которая отвечала за здоровье всех жильцов дома. Она очень расстраивалась, что некоторые люди легкомысленно относились к своему здоровью. С помощью глагола повелительного наклонения она побуждала больных не пренебрегать своим здоровьем. «Себя не жалеют, так пожалели бы близких», — говорила она. Глагол условного наклонения «пожалели бы» из предложения 13 выражает действие, существующее только в мысли мамы, желающей больным не делать несчастными своих родственников. 
Таким образом, тот и другой глагол не выражают действия, которое происходило, происходит или будет происходить в будущем, они лишь помогают выразить действие, «существующее в мысли говорящего», т.е. желаемое и вполне

Текст 5. Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания выдающегося русского писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина: «Мысль формирует себя без утайки, во всей полноте; поэтому-то она легко находит и ясное для себя выражение. И синтаксис, и грамматика, и знаки препинания охотно ей повинуются».

Я согласен с высказыванием Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина: «Мысль формирует себя без утайки, во всей полноте; поэтому-то она легко находит и ясное для себя выражение. И синтаксис, и грамматика, и знаки препинания охотно ей повинуются.» Действительно, синтаксис, грамматика и знаки препинания помогают мысли быстрее и доходчивее дойти до читателя. Докажу это на примере текста Т. Устиновой.

В предложении 6 автор использует фразеологизм «видеть в розовом свете», это устойчивое сочетание нам понятно: не замечать плохого, видеть только хорошее. С помощью этого средства выразительности Устинова смогла донести до нас свою мысль: Тимофею рядом с Машей так хорошо, что плохого он не замечает.

В тексте много эпитетов, образных определений. С их помощью нам становится понятнее те образы, о которых пишет автор. В предложении 41 есть эпитет «равнодушное» небо. С помощью этого средства выразительности Т.Устинова, сопоставив состояние героя и природы, передала настроение Тимофея, которому одиноко, которого некому пожалеть.

Вот она, мысль, сформированная «без утайки, во всей полноте» не без помощи синтаксиса, грамматики и знаков препинания!

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания, взятого из Литературной энциклопедии: «Заставляя героев говорить друг с другом, вместо того чтобы передать их разговор от себя, автор может внести соответствующие оттенки в такой диалог. Тематикой и манерой речи он характеризует своих героев».

Вы представляете художественное произведение, где все герои молчат? Конечно, нет. Разговаривая, они словно рассказывают о себе. Приведу примеры.

Весь текст, предложенный для анализа, есть диалог, из которого мы составляем представление о героях. Так, Лис, на мой взгляд, — существо мудрое. Не случайно ему принадлежат выражения, ставшие афоризмами: «Зорко одно лишь сердце» (предложение 47) и «…ты навсегда в ответе за всех, кого приручил» (предложение 52).

Другой персонаж, Маленький принц, очень одинок и неопытен. Но он хочет всему научиться. Об этом говорит его реплика из их диалога: «А что для этого надо делать?»

Таким образом, могу сделать вывод, что высказывание из Литературной энциклопедии справедливо. Действительно, автор «…тематикой и манерой речи…характеризует своих героев».

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания русского писателя К.Г Паустовского: «Нет таких звуков, красок, образов и мыслей, для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения».

Слова К. Г. Паустовского понимаю так: нет во Вселенной предмета, для которого не придумал  человек точных слов. Особенно богат на выражения русский язык, потому что многие слова в нем используются в прямом и переносном значении, огромно количество синонимов и антонимов, паронимов и фразеологизмов, сравнений и метафор. Обратимся к тексту.

Так, в предложении 52 говорится о том, что «…погасшее небо плотно прижалось…к волнам». Перед нами метафора, с помощью которой автор передает сонливость вечерней природы, окружающей Косту, и навевает грустное настроение.

В предложении 33, 53 и 54 нахожу слова и словосочетания, которые ярко характеризуют преданного пса. Так, фразеологизм «не отрывала глаз» помогает писателю показать, как верно ждет своего погибшего хозяина  собака. А эпитеты в словосочетаниях «бессменный пост» и «вечное ожидание» придают тексту особую выразительность, обостряют трагичность описанной ситуации.

Следовательно, прав был русский писатель К. Г. Паустовский, утверждавший, что «…нет таких звуков, красок, образов и мыслей, для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения».

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания русского лингвиста   Бориса Николаевича Головина: «К оценке достоинств речи мы должны подходить с вопросом: насколько же удачно отобраны из языка и использованы для выражения мыслей и чувств различные языковые единицы?»

Какие языковые единицы я знаю? Это слово, словосочетание, предложение…Именно они, удачно подобранные, позволяют сделать вывод о достоинствах речи. Приведу примеры из текста, где главного героя Косту мы видим глазами его учительницы Евгении Ивановны.

В начале повествования мальчик вызывал у учительницы раздражение, потому что постоянно зевал на уроках. Как образно при помощи удачно отобранных слов и словосочетаний в предложении 1 автор рисует этот процесс зевания! Мальчик «зажмуривал глаза», «морщил нос» и « «широко разевал рот»… И это на уроке! Согласитесь, картина не из приятных.

В финале рассказа Коста раскроется перед учительницей как человек добрый и милосердный. И автор скажет, что на глазах Евгении Ивановны мальчик «менялся, как веточка багульника». Как удачно использует Ю.Я. Яковлев это сравнение!

 Могу сделать вывод, что прав был русский лингвист Б.Н. Головин, утверждавший, что «… к оценке достоинств речи мы должны подходить с вопросом: насколько же удачно отобраны из языка и использованы для выражения мыслей и чувств различные языковые единицы?»

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания русского филолога Л. В. Успенского: «Грамматика позволяет нам связать между собой любые слова, чтобы выразить любую мысль о любом предмете».

Смысл высказывания Л. В. Успенского понимаю так: грамматика позволяет словам, собранным в предложении, обрести единый смысл, чтобы выразить любую мысль. Приведу примеры на основе предложения 2.

Оно состоит из тринадцати отдельных слов.  Если все эти слова мы напишем через запятую и в начальной форме, то получится бессмыслица. Но стоит употребить их в нужной форме, как они получают единый смысл и становятся предложением, повествующим о белогрудой кунице.

Играют свою роль в превращении набора слов в синтаксическую конструкцию и знаки препинания. Две запятые, стоящие в этом предложении, выделяют вводное слово «пожалуй», при помощи которого говорящий выражает свое отношение к тому, о чем он говорит. В данном предложении вводное слово помогает рассказчику выразить свою  неуверенность, предположение о том, что говорит.

Таким образом, прав был русский филолог Л. В. Успенский, утверждающий, что «…грамматика позволяет нам связать между собою любые слова, чтобы выразить любую мысль о любом предмете».

Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывания русского писателя И. А. Гончарова: «Язык не есть только говор, речь: язык есть образ всего внутреннего человека, всех сил, умственных и нравственных».

Эту фразу я понимаю так. При помощи языка мы можем не только общаться, но и представлять образ всякого человека. Приведу примеры.

Предложение 49 «Что же ты наделал, юный натуралист!», которое плача прокричал Толик, помогает нам представить и  волнение, которое пережил мальчик во время пожара, и его восхищение поступком друга, обгоревшим, но спасшим маленьких цыплят. Толик с уважением смотрел на него, завидовал Темке …

А завидовал он зря! В предложениях 35 – 38 рассказывается о том, что Толя — тоже герой. Все свои физические и нравственные силы он направил на спасение друга. И об этом мы узнаем из текста, написанного доступным и эмоциональным языком.

Таким образом, можно сделать вывод, что прав  был русский писатель И. А. Гончаров, утверждавший, что «…язык не есть только говор, речь: язык есть образ всего внутреннего человека, всех сил, умственных и нравственных».

Протопресвитер Александр Шмеман (1921-1983) — выдающийся пастырь, мыслитель, педагог и проповедник, ­автор научно-богословских сочинений и эссеистской прозы, много сделавший для Православной Церкви в Америке. Осмысление его богословского и литургического наследия, ставшего важной частью церковной науки XX века, особенно актуально в связи со столетием со дня рождения пастыря, которое приходится на этот год.

Фундаментальные богословские труды протопресвитера Александра были посвящены главным образом вопросам церковной истории, постижению истоков и сокровенного смысла православного богослужения и церковных таинств. О том, что сам профессор считал главным в своем богословии, о значении его идей для современной богословской науки рассуждает кандидат богословия, доцент кафедры богословия Московской духовной академии священник Антоний Борисов (№ 12, 2021, PDF-версия).

Различать Божественное и человеческое

Протопресвитер Александр Шмеман для многих представителей православного духовенства и мирян является примером священнослужителя, открытого для всего нового, жертвенно служащего Богу и людям, ищущего действенные способы достучаться до умов и сердец современников.

Подобное мнение о нем сложилось не только благодаря многочисленным печатным трудам покойного пастыря. Воспоминания людей, знавших богослова лично, прямо указывают на его подлинно христианское отношение к жизни и своему служению. По словам его близкого друга, тоже уже покойного, Н.А. Струве, последние дни земной жизни отца Александра были наполнены покаянием с готовностью полностью принять волю Божию: «Полтора года назад Господь посетил Своего верного слугу тяжелым испытанием: болезнью, оставляющей мало надежды на выздоровление. О. Александр не только переносил ее с полным терпением и смирением, но до самых последних дней не переставал ощущать радость и благодарить Бога за все. Роковая болезнь дала о. Александру положить печать подлинности тому, что было сердцевиной его проповеди и священства за целую жизнь: Всегда радуйтесь. За все благодарите (1 Фес. 5:16, 18)»¹.

Вклад отца Александра Шмемана в развитие богословской науки является огромным. Именно благодаря ему в нашей Церкви сегодня обсуждаются многие действительно актуальные вопросы. Любые же обвинения в обновленчестве и модернизме, звучащие в адрес покойного, по словам священника Владимира Вукашиновича, «поверхностны и неточны»: «Шмеман стоит не только на позициях, крайне далеких от всякого либерального модернизма, но даже в отдельных случаях крайне умеренных и консервативных»².

На чем же тогда зиждется убежденность некоторых людей в наличии у протопресвитера чуть ли не протестантских симпатий? Как кажется, на факте проявленного им однажды дерзновения. В предисловии к своему самому, как принято подчеркивать, «научному» труду — «Введению в литургическое богословие» он вспоминает, как отважился снять определенного рода табу: запрет, который касался использования историко-критического подхода к изучению «сферы богослужения, литургической жизни, литургического опыта»³.

Во многом благодаря отцу Александру православный исследователь получил определенного рода свободу в рассуждении над тем, что в нашем богослужении является проявлением богооткровения, а что — исключительно человеческим вкладом. Избавление от табу, снятого литургистом, позволило существенно расширить границы деятельности богослова-исследователя, который теперь оказался способен изучать иные области церковной науки с позиции того, с чем он в данный момент имеет дело, — с Преданием (формой богооткровения) или с преданиями (человеческими обычаями той или иной степени древности)⁴.

Почему это важно и необходимо? По одной простой причине. Здравое различение Предания и преданий позволяет православному христианину избежать перекоса в одну из сторон, отклонения от святоотеческого «царского» пути. Низведение Предания до уровня преданий неминуемо превращает духовную жизнь в квазирелигиозность постмодерна, презрительно относящуюся к традициям и обрядам, — отсутствие живого чувства Откровения делает ­самого человека мерилом духовности и тем самым лишает эту духовность Божественного содержания. В том случае, если предания возводятся на уровень Предания, мы получаем иной, но не менее печальный результат. Подобное отношение превращает церковное сообщество в клуб с особенными правилами поведения, гардеробом, питанием и др. Причем каждый из перечисленных элементов возводится в статус чуть ли не догмата.

Главный ориентир

В каждом отдельном случае и вне зависимости от избранной области (догматика, библеистика, каноника, но прежде всего в области литургической) при стремлении определить, что же перед нами — Божественное или человеческое, мы оказываемся перед непростой задачей. Как отделить вечное от временного? Как актуализировать внешнюю оболочку традиции, не нанеся ущерб ее духовной сердцевине? Как кажется, и в данном случае помочь может отец Александр, не только обозначивший указанную проблему, но и давший инструментарий для ее преодоления.

Автор в своих произведениях неоднократно упоминает идею «отнесенности к главному», которой пронизано его богословское и проповедническое наследие. «Отнесенность» — основное ощущение автора, с детства определившее его религиозный опыт, «интуиция о присутствии в этом мире чего-то совершенно, абсолютно иного, но чем потом все так или иначе светится, к чему все так или иначе относится»⁵. Сам профессор не смог дать понятию «отнесенности» какого-то строгого фиксированного определения⁶. Хотя явным образом суть этого явления ощущается при чтении строк, посвященных А.И. Солженицыну: «Символом этой отнесенности в романе «В круге первом», например, является Рождество. <…> Зачем понадобилось Солженицыну это Рождество? <…> Но вот, оно есть, оно вспыхнуло своим светом вначале, и его свет незримо озаряет всю эту, казалось бы, мучительную безнадежную повесть. И оно есть в повести потому, что для Солженицына оно есть в мире. <…> …Чтобы отнести всех этих страдающих и умирающих людей к главному — чтобы ясным стало изображение вечности, зароненное каждому»⁷.

Отсутствие четкого определения «отнесенности» не мешает указать на одно из главных и определяющих его свойств, а именно христологичность. Иными словами, установление и поддержание в лице Господа Иисуса связи между Божественным и человеческим; присутствие благодаря пришествию Спасителя в материальном мире жизни Духа, Который не растворяется в тварной реальности, не бежит от нее, но оживотворяет изнутри того, кто в Боге нуждается и к Нему стремится. «Отнесенность» есть еще и та таинственная, но ощутимая связь, которая присутствует в Православии между Преданием и преданиями. В пастырском аспекте она («отнесенность») должна поддерживаться Церковью в «рабочем» состоянии прежде всего в формате богослужения для сохранения (наряду с упомянутыми в Символе веры) главного для отца Александра свойства Церкви — «литургичности», которая во Христе зиждется и только в Нем и благодаря Ему существует.

Именно «литургичность» в понимании автора превращает Церковь из «экклесии» (человеческого собрания) в Тело Христово (1 Кор. 12:27) — ту Богочеловеческую структуру, которую, по замечанию протопресвитера Николая Афанасьева, характеризует таинственное выражение «эпи то авто» (ἐπὶ τὸ αὐτό) (Деян. 2:1, 44, 47 и др.), означающее «на то же самое» и чаще всего переводимое на русский язык как «в одно место». «Эпи то авто», в разъяснении протопресвитера Иоанна Мейендорфа, «было техническим термином для обозначения евхаристического собрания. Специального слова в те времена не существовало, возможно, и потому, что первохристиане избегали прямо говорить о таинствах в смысле «обрядов», а понимали саму Церковь прежде всего в сакраментальном смысле. Церковь осуществляет себя, становится сама собою, когда ее члены сходятся вместе для свершения общего действа»⁸.

Это общее действо — Литургия — в основании своем и имеет для ученого идею «отнесенности» как опыта встречи с Тайной и выражение данного опыта при помощи верных символических средств. Символических в смысле античного σύμβολον — разломанной монеты или статуэтки, знака, позволяющего двум незнакомым до того лицам опознать друг друга⁹. Верное соотношение закона веры и закона молитвы (lex orandi lex est credendi) достигается только в том случае, если культурные коды нашего богослужения работают в соответствии с идеей «отнесенности» и становятся «мостиками» для верующего, позволяющими достичь главной цели — совершения литургического акта через личное словесное приношение в пространстве общей молитвы церковного собрания.

Тайна Божества, находящаяся в самой сердцевине жизни Церкви, принципиально отличает христианство от прочих религиозных течений, прежде всего гностицизма. Если гностики кичились обладанием некоей тайны, ограничивая доступ к ней всех прочих, то в лице Православия мы видим иное. «В контексте христианства под понятием «тайна» не подразумевается обозначение только того, что является непостижимым и таинственным, загадкой или неразрешимой проблемой. Напротив, тайна есть то, что открывает себя нашему пониманию, но что мы никогда не поймем до конца»¹⁰. Эти слова митрополита Каллиста (Уэра) указывают на еще одно свойство «отнесенности», имеющее не только возвышенное богословское, но и вполне практическое значение — когда тайна Божия в лице Церкви присутствует в мире, освящает его, но миру не подчиняется и в нем не растворяется.

Об этом отец протопресвитер, в частности, говорил во время беседы в г. Гринвилл (штат Делавэр, США) 22 мая 1981 года. Выступление это впоследствии переведено в текстовый формат и озаглавлено «Между утопией и эскапизмом». Здесь американский протопресвитер указывает на две серьезные опасности, возникающие перед Церковью, если она по какой-то причине утрачивает стремление к «отнесенности» или отказывается от нее. Исходом подобного выбора становится либо бездумное стремление к несуществующему «завтра» (утопии), либо бегство от мира, замыкание в пространстве самоценных представлений и субкультурных установок. И то и другое, по его мнению, противоречит евангельскому учению о Церкви как о Царстве ­Божием, которое Спасителем сравнивается или с дрожжами (Мф. 13:33), или с семенем (Мф. 13:31-32). И то и другое, чтобы принести плоды, должно быть помещено в мертвую до времени среду и преобразить ее изнутри¹¹.

Утопия и эскапизм на подобное просто не способны. Первая, представляющая собой «максимальную проекцию в будущее»¹², готова пожертвовать «сегодня» ради «поющего завтра». Но никто не ответит вам на вопрос — «С какой стати завтра должно петь? Ведь люди будут умирать, кладбища расширяться и т.д.»¹³. Никто и ничто по-настоящему не волнуют утописта здесь и сейчас. Он всем готов пожертвовать, все разрушить ради выдуманного им завтра. Странным дополнением к подобной установке отцу Александру видится не менее опасное ­явление — эскапизм, или бегство от действительности. Его он описывал следующим образом: «Уход от действительности начинается с некоего умственного расположения и продолжается как поиск разного рода духовного опыта. Всем известно, что Бога не найдешь на Бродвее в Нью-Йорке, Бога нужно искать на синих горах в Индии, в ашрамах, в методах созерцания»¹⁴.

Эскапист подобно утописту бежит от сегодня, но не ради достижения мифического завтра, а ради замыкания в пространстве выдуманной им действительности, никак не соотносящейся с реальной историей. Насколько подобное опасно, свидетельствует, например, опыт старообрядческого раскола XVI века: «Флоровский считал, что для старообрядцев вместе с реформами Никона кончилась священная история, и потому они уходили «из истории в пустыню». Но на самом деле не столько уход из истории, «внеисторичность», был следствием раскола, сколько, наоборот, раскол — следствием вне­­историчности русской жизни»¹⁵.

Указанное обстоятельство вновь демонстрирует огромную опасность утраты обозначенной доктором богословия «отнесенности», которая (утрата) неминуемо заводит Церковь в ловушку, способную изъять человека или целую общность людей из живой истории, превратив их либо в гоголевского Манилова, равнодушного к настоящему, либо в носителей специфического субкультурья, напрочь оторванного от страданий дня сегодняшнего.

Сохранить верность Откровению

Шмемановская «отнесенность» призывает заботливо относиться к вопрошаниям истории, настаивает на освящении времени. Сын Божий однажды стал участником истории, но при этом не оказался ее пленником. В Спасителе миру была явлена освящающая и исцеляющая сила Божия, переданная Им Церкви и через нее указующая миру, что однажды для него наступит конец и одновременно полное изменение: «Вне эсхатологии невозможна христианская доктрина зла. Либо сам мир становится злом, либо же оно отождествляется с чем-то одним в мире (социальными структурами и т.д.). И то, и другое — ересь. Христа не нужно ни для ухода в мироотрицающий буддизм личного «спасения», ни для «социальной революции»»¹⁶.

Идея «отнесенности» не была выведена протопресвитером на основании каких-то сугубо теоретических изысканий, а имела вполне ощутимую опытную духовную основу. В «Дневниках» отец Александр Шмеман упоминает, что его память сохранила и разделила пройденную жизнь на четыре этапа: тридцатые годы — юность в Париже и причастность к лучшему периоду русской эмиграции; сороковые — война и закат прежнего мира, обретение семьи и рукоположение; пятидесятые — творчество и служение; шестидесятые — жертвенная вовлеченность в жизнь Православной Церкви в Америке и смерть друзей, единомышленников.

Наступившие семидесятые, а затем и восьмидесятые привели отца Александра к мысли: «И вдруг: такое сильное ощущение, что прошлого-то гораздо больше, чем будущего, что все отныне будет итогами, раскрытием того, что уже было, уже дано» (курсив из оригинала. — А.Б.)¹⁷. Уверенность в правильности выведенной им идеи «отнесенности» приходит к отцу Александру ровно в тот момент, когда внутри него возникает ощущение бренности жизни перед лицом Божественной вечности. С высоты прожитых лет он явственно понимал, насколько важно не поддаваться очарованию временного, человеческого и не пытаться заместить им Богооткровенное: «…изучение истории Церкви, конечно, должно освобождать человека от порабощения прошлому, типичного для православного сознания. Но это так в идеале, увы. Помню, как медленно я сам освобождался от идолопоклонства Византии, Древней Руси и т.д., от увлечения, от «игры»»¹⁸.

«Исторический путь Православия» — еще один монументальный труд автора — почти каждой своей страницей показывает и доказывает, насколько опасной является догматизация второстепенного, обусловленная все той же утратой чувства «отнесенности». Вместо того чтобы придать статус неизменной богооткровенной истины смысловому ядру учения, вновь и вновь осуществляется попытка догматизации культурной оболочки, временного контекста керигмы. Это прекрасно видно на примере всех наиболее известных ересей и расколов. Все они в той или иной степени становились следствием неспособности ряда мыслителей пожертвовать собственными культурными предпочтениями ради сохранения верности Откровению.

Арианство, несторианство, монофизитство в различных своих более «легких» проявлениях (например, монофелитства и иконоборчества) строятся на концептах, заимствованных из тех или иных философских систем и возведенных в статус догмата. Римский католицизм, безусловно, является результатом поместного представления о роли апостола Петра и природе церковного первенства¹⁹. Имеющийся исторический опыт позволяет согласиться с выводом, который делает внимательный читатель «Дневников» покойный профессор МДА Н.К. Гаврюшин: «Множество верующих, не исключая и представителей духовенства, часто понимают христианство как некую совокупность правил, норм, ритуалов… которую охотно отождествляют с церковным Преданием. При таком номистическом, или законническом, разумении веры внешнее оказывается неизбежно важнее внутреннего. То, что в конкретный исторический момент времени было свидетельством живого творчества духа, воспринимается благочестивыми, но не вошедшими в разум Истины верующими как закон, обязательные вериги, ибо подлинно духовного мерила у них нет, а передать оное из рук в руки невозможно: его необходимо стяжать»²⁰.

Указанное, впрочем, не означает, что богослов имел к временному выражению тайны Божественной вечности какое-либо презрение. Наоборот, идея «отнесения» помогала отца Александру видеть в литургическом наследии Церкви настоящую сокровищницу средств выражения богатства христианской веры. Но ему было важно, чтобы все это богатство не лежало мертвым грузом, а работало. Чтобы между человеческими преданиями и Божественным Преданием имелось напряжение «отнесенности», не позволяющее Церкви говорить с людьми на исключительно «своем» языке, сосредотачиваться на «своих» проблемах. Православие, по мнению протопресвитера, призвано прислушиваться к вопросам каждого нового поколения и уметь в том числе говорить на языке секулярной культуры. Богословие Церкви должно быть отвечающим, а не нападающим или защищающимся. В наше время недостаточно также лишь в одностороннем порядке возвещать людям некие истины. Надо отвечать на их вопросы. И ответы на эти вопросы должны быть выражены в таких культурных кодах, которые близки и понятны современным слушателям.

Именно в этом смысловом поле следует понимать неприятные на первый взгляд слова профессора: «Только в Церкви можно найти полный образ Христа. Это и есть дело богословия — и больше ничего. Но его одинаково заслоняют и «поп», и «богослов». Один поставил ставку (беспроигрышную) на вечную нужду человека в «священности», другой Самого Христа превратил в «проблему»»²¹. Здесь церковный историк пусть и резко, но в точности повторяет суть апостольской мысли, что никакой человек не имеет права занимать собой место Христа Спасителя или препятствовать общению с Ним, Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус (1 Тим. 2:5).

Практические предложения по реализации идеи «отнесенности» обнаруживаются в наследии публициста применительно к двум литургическим реформам: произошедшему глобальному изменению богослужебного уклада в Римско-Католической Церкви и, наоборот, несостоявшейся фиксации литургической традиции Православной Церкви в Америке по образцу дореволюционного лекала. В отношении первого отец Александр пишет неутешительные вещи. Модернистский кризис, развернувшийся у католиков на рубеже XIX-ХХ веков, не только, по мнению автора, не понудил Рим внутренне измениться, но, наоборот, усугубил имеющееся положение дел, когда вместо здоровых преобразований в лице II Ватикана произошла уступка сиюминутной выгоде запросов мира сего: «И за это Церковь (Католическая) расплачивается теперешней катастрофой. <…> Церковь ответила утверждением себя как голого авторитета (reductio ad absurdum) и как абсолютизма формул, то есть того же авторитета. И через несколько десятилетий лопнула — Ватикан II и вакханалия: разложение «авторитета»»²².

Искать в богослужении Христа

Католические реформы середины ХХ века стали для Шмемана не реализаций «отнесенности», не попыткой явить миру истинное эсхатологическое лицо христианства, присутствующего здесь, но говорящего о несводимом к земной реальности Царстве Божием, а еще одним не­удачным опытом «очищения»: «Не случайно «постватиканская» Церковь протестантизируется (отказ от авторитета, от понятия “ереси”, от тональности «объективности»). <…> Протестантизм был попыткой спасти веру, очистить ее от ее религиозной редукции и метаморфозы. Но он это сделал ценой отказа от эсхатологии, замены ее «спасением» предельно личным, индивидуальным. И потому — в сущности — отказом от Церкви…»²³

Легко указывать соседу на его неправоту. Значительно сложнее разбираться с собственными проблемами. Тут богослов, надо сказать, реалии нашей церковной жизни критикует нещадно: «На глубине Православие, мне кажется, давно уже «протестантизируется»: «верит» в нем каждый по-своему, но соединены все «религией», то есть храмом и обрядом. Отсюда двойное движение: если от религии к «вере», то к расцерковлению, к уходу в личную религию; если от «веры» к религии — то к Православию, Типикону, кадилу и иконам. Оба движения «неполноценны»: в одном торжествует индивидуализм (отрицание Церкви), в другом — «религия» (редукция Церкви) и, в сущности, тоже индивидуализм»²⁴.

На практике (если говорить прежде всего о богослужении) подобное положение дел проявляет себя в одновременно существующем сохранении Типикона и неследовании ему, в переносе суточных форм богослужения на не предназначенное им время (служение утрени вечером, а вечерни утром), в сокращении служб на основании мнения настоятеля, служащего в данный день рядового священника, регента или даже чтеца. Перечислять эти проявления литургического кризиса можно и дальше, но все они приводят, по мнению отца Александра, к последствиям двух типов: 1) сведению богослужения до уровня службы-схемы (поскольку требования «догматизированного» Типикона в полной мере исполнить невозможно) или 2) игнорированию устава как такового, превращению его в «фон» для выделения отдельных ярких песнопений или иных богослужебных элементов («концертов»).

И здесь вновь выходит на передний план идея «отнесенности»: насколько сложившееся в литургической области положение дел позволяет человеку по-настоящему соприкоснуться с эсхатологической природой Церкви как зачатка грядущего Царства Божия? Если и позволяет, то с большими затруднениями. Отец Александр признает, что Православной Церкви необходима литургическая реформа, но не в духе той, что прошла сначала в протестантизме, а затем в католицизме. В данном случае его мнение в общем и целом совпадает с позицией его современника протоиерея Георгия Флоровского, одного из выразителей принципов «неопатристического синтеза», сводимого к вдохновляющему девизу «вперед — к отцам».

Церкви, по мнению богослова, необходимо вернуться к «православному пониманию Божественной литургии как общего моления, общего приношения, общего благодарения и общего причащения»²⁵. Что на практике означает следующее: «…когда мы вернемся от наших новых и сомнительных обычаев к подлинной православной традиции, открывающейся нам в наших литургических текстах и комментариях отцов, будет исправлено прискорбное положение дел, преобладающее сегодня, при котором верующие более посетители, чем участники богослужения»²⁶.

Литургическая реформа, таким образом, для автора не сводится к каким-то внешним действиям («Существуют проблемы, которые нельзя решить с помощью указов или инструкций. Они никогда не разрешали никаких реальных проб­лем и не похоже, что разрешат их когда-либо в будущем»²⁷). Невозможно преодолеть кризис в области богослужения, редуцировав его до чего-то одного — подвергнув, например, изменению язык службы²⁸ или ее структуру. Речь идет о более глубокой вещи — «богослужение по самой своей природе должно быть понятно и осмысленно и в каждой своей части, в каждом слове, и в целом. Спешим оговорить со всей силой: речь идет совсем не о приспособлении его ко вкусам верующих или «к духу нашего времени», еще менее — о его «упрощении». На наших глазах совершалось достаточно много попыток такого рода «модернизации» службы, и известно, к чему они приводят»²⁹.

Проблема заключается в утрате частью духовенства и мирян понимания христоцентричности богослужения. Иными словами, утраты той самой «»отнесенности» всего к «другому», эсхатологизма самой жизни и всего в ней, который антиномически делает все в ней ценным и значительным. Источником же этого эсхатологизма, тем, что делает это «просвечивание», эту «отнесенность» возможными, является таинство Евхаристии, которым поэтому изнутри и определяется Церковь и по отношению к самой себе, и по отношению к миру, и по отношению к каждому отдельному человеку и его жизни. <…> …Для того чтобы этот опыт («проходит образ мира сего») стал возможным и реальным, нужно, чтобы в этом мире был дан также и опыт того самого, к чему все «отнесено» и относится, что через все «просвечивает» и всему дает смысл, красоту, глубину и ценность: опыт Царства Божия, таинством которого является Евхаристия»³⁰.

Что же делать и как же быть? Проанализировать имеющееся положение дел с точки зрения идеи «отнесенности». Помогает ли нынешний уклад церковных традиций (в том числе богослужебных) совершить богослужебному собранию то, к чему призывают его слова анафоры: «Еще приносим Ти словесную сию и безкровную Службу, и просим, и молим, и мили ся деем: низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащыя Дары сия»? И если находится то, что оказывается пусть древним и привычным, но в конечном счете «средостением», мешающим «отнесенности к главному», Церковь призвана пастырски задуматься над тем, что для нее важнее — человек или суббота?

Православное христианство ставит перед всеми нами нетривиальную задачу: вместо овна или голубицы мы должны предложить Богу «словесное приношение», осуществить в пространстве соборной молитвы Евхаристии свой собственный литургический акт, который абсолютно ничем не похож на языческо-магическое действо. Не о семейном счастье или успехе в карьере призваны мы молиться на Евхаристическом богослужении, но искать и находить в нем Самого Христа, ибо сказано: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и все это приложится вам (Мф. 6:33). Иначе опыт Церкви будет «заменен опытом храма плюс индивидуальной религии, изнутри лишенной всякой веры в смысле «осуществления ожидаемого и уверенности в невидимом»»³¹

Наше словесное приношение Богу, с одной стороны, должно опираться на многовековую литургическую традицию Церкви, а с другой — призвано стать выражением всецелого стремления к Отцу Небесному: духом, умом, чувствами, всей душой и всем телом. Эта полная посвященность, осознанность и устремленность основываются на все той же «отнесенности» — стремлении стать частью церковной реальности соединения вечного и временного, явленного миру во Христе Спасителе Царства будущего века. «Спасение только в углубленном, церковном, соборном и пастырском продумывании и медленном пояснении самой сущности православного богослужения»³², пастырскому разъяснению духовного феномена которого, той самой «отнесенности к главному», посвятил многие годы своего служения приснопамятный протопресвитер Александр Шмеман.

Священник Антоний Борисов

---

¹ Струве Н. Православие и культура. 2-е изд. М.: Русский путь, 2000. С. 204.

² Вукашинович В., свящ. Литургическое возрождение в ХХ в. История и богословские идеи литургического движения в Католической Церкви и их взаимоотношение с литургической жизнью Православной Церкви. М.: Христианская Россия, 2000. С. 157-158.

³ Шмеман А., протопр. Введение в литургическое богословие. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. С. 9.

⁴ «Если мы обратимся к апостольским посланиям, то увидим как бы два понимания церковного Предания: Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы на­учены или словом или посланием нашим (2 Фес. 2:15); Завещаем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас… (2 Фес. 3:6). В этих двух отрывках апостол Павел немного по-разному использует этот термин. В первом отрывке он говорит о преданиях во множественном числе, во втором он говорит о единственном Предании. Это выражение позволило православным богословам развить следующую идею: в Церкви есть Предание и предания. Что же такое предания? Это древние обычаи, которые получены со времен апостольских от Христа через апостолов и сохраняются до нашего времени» (Малков П. Введение в литургическое предание: Таинства Православной Церкви. 4-е изд. М.: Изд-во ПСТГУ, 2016. С. 11).

⁵ Шмеман Александр, протопр. Дневники. 1973-1983.  М.: Русский путь, 2005. С. 51.

⁶ «Что такое, в чем эта «отнесенность»? Мне кажется, что именно этого я никак не могу объяснить и определить, хотя, в сущности, только об этом всю жизнь говорю и пишу (литургическое богословие). Это никак не «идея»: отталкивание от «идей», все растущее убеждение, что ими христианства не выразишь. Не идея «христианского мира», «христианского общества», «христианского брака» и т.д. «Отнесенность» — это связь, но не «идейная», а опытная. Это опыт мира и жизни буквально в свете Царствия Божия, являемого, однако, при посредстве всего того, что составляет мир: красок, звуков, движения, времени, пространства, то есть именно конкретности, а не отвлеченности. И когда этот свет, который только в душе, только внутри нас, падает на мир и на жизнь, то им уже все озарено, и сам мир для души становится радостным знаком, символом, ожиданием» (Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 52).

⁷ Шмеман А., протопр. Беседы на радио «Свобода». Т. 2. М.: Изд-во ПСТГУ, 2009. С. 429.

⁸ Мейендорф И., протопр. Введение в святоотеческое богословие. Минск: Лучи Софии, 2007. С. 17.

⁹ «Греческие святые отцы называли Тело Христа, хлеб, на Евхаристии символом. Но они ни в коем случае не имели в виду, что это означает (как понимают это на Западе) чисто символическое присутствие Христа в Евхаристии. Они использовали слово «символ» для обозначения того, что западные теологи имеют в виду под понятием «реальное присутствие». Символ указывает на то, что одна реальность может не только означать другую реальность, но и являть и передавать ее нам, и поэтому символ — больше, чем знак. Я знаю, что химическая формула Н2О означает воду, хотя никакой воды в самой формуле нет. У символа нет подобных ограничений, он участвует в той реальности, на которую указывает. Символ не просто умозрителен и воображаем, он — онтологичен и экзистенциален. Это — реальность, которая во всей полноте выражается, является и сообщается через другую реальность» (Шмеман А., протопр. Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 242-243).

¹⁰ Каллист (Уэр), епископ Диоклийский. Православный путь. СПб.: Алетейя, 2005. С. 21.

¹¹ «Как закваска тогда только заквашивает тесто, когда бывает в соприкосновении с мукою, и не только прикасается, но даже смешивается с нею (потому и не сказано — «положи», но — «скры»), так и вы, когда вступите в неразрывную связь и единение со врагами своими, тогда их и преодолеете. И как закваска, будучи засыпана мукою, в ней не теряется, но в скором времени всему смешению сообщает собственное свойство, так точно произойдет и с проповедью. Итак, не страшитесь, что Я сказал о многих напастях: и при них вы просияете и всех преодолеете» (Иоанн Златоуст, свт. Толкование на Евангелие от Матфея: В 2-х кн.  Книга вторая. М.: Cибирская Благозвонница, 2010. С. 11).

¹² Шмеман А., протопр. Вера и Церковь: Сборник.  М.: Книжный клуб Книговек, 2021. С. 437.

¹³ Там же. С. 438.

¹⁴ Там же. С. 441.

¹⁵ Хондзинский П., прот. «Ныне все мы болеем теологией»: Из истории русского богословия предсинодальной эпохи. М.: Изд-во ПСТГУ, 2013. С. 27.

¹⁶ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 159.

¹⁷ Там же. С. 126.

¹⁸ Там же. С. 124.

¹⁹ Выступая в качестве наблюдателя перед участниками II Ватиканского собора, отец Александр констатировал следующее: «В структуре Церкви, безусловно, существует некоторый плюрализм, однако здесь о нем ничего не сказано. Здесь другие приоритеты… и что касается ex sese. В документе (догматической конституции Lumen gentium. — А.Б.) полномочия епископата постоянно рассматриваются как уступка, тогда как папе принадлежит безоговорочная власть. Каждое положение, касающееся епископата, имеет обязательную ссылку на папу и его полномочия» (История II Ватиканского собора. Т. III: Сформировавшийся собор / общ. ред. Дж. Альбериго, А. Бодрова, А. Зубова. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2005. (История Церкви). С. 85).

²⁰ Гаврюшин Н.К. Русское богословие. Очерки и портреты. Н. Новгород: Изд-во Нижегородской духовной семинарии, 2011. С. 638-639.

²¹ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 72.

²² Там же. С. 157.

²³ Там же. С. 348.

²⁴ Там же.

²⁵ Шмеман А., протопр. К вопросу о литургической практике (письмо моему епископу) / Текст: электронный // URL: http://pravoslavie.by/page_book/bogosluzhenie-i-tainstva.

²⁶ Там же.

²⁷ Там же.

²⁸ «Переводчиками движет наивное убеждение, что если «знать» греческий, церковнославянский и английский, то даже с такими шедеврами православной гимнографии, как Великий канон святого Андрея Критского или Акафист Пресвятой Богородице, «не будет проблем». Но, сказать по правде, результаты выходят порой самые плачевные. В лучшем случае мы получаем вялые, невнятные и «сомнительные» (с точки зрения английского языка) тексты вроде следующих: «Не хвались, ибо ты есть плоть, и троекратно ты отречешься от Меня, — от Меня, Кого все создание благословляет и прославляет во все времена»; «Ты подведешь Меня, Симон Петр, — говорит Господь, — едва лишь произнесется это слово о тебе, хоть ты в себе и уверен, и служанка, приблизившись весьма скоро, поверг­нет тебя в смятение». В худшем же случае появляются примерно такие строки: «Телица рыдала, созерцая Тельца, повешенного на древе»» (Шмеман А., протопр. Проблемы Православия в Америке: Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 488-489).

²⁹ Шмеман А., протопр. Богослужение и богослужебная практика: Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 175.

³⁰ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 58.

³¹ Там же. С. 348.

³² Шмеман А., протопр. Богослужение и богослужебная практика. С. 176.

«Церковный вестник»/Патриархия.ru

В чём разница?

Разница между Прозой и Поэзией

Литературу можно разделить на два основных класса в зависимости от структуры языка. Эти две категории известны как проза и поэзия. Проза – это язык в его оригинальной и естественной форме, т.е. язык, встречающийся в газетах, учебниках и романах. Поэзия – это форма литературы, в которой для выражения смысла используются эстетические и ритмические качества языка.

Основное различие между прозой и поэзией заключается в том, что Проза пишется естественным образом, а Поэзия – в ритмической структуре.

Содержание

1. Что такое Проза?
2. Что такое Поэзия?
3. В чем разница между Прозой и Поэзией

Что такое Проза

Проза является основной формой литературы, и проза и научная литература включены в прозу. Романы, повести, рассказы, биографии, автобиографии, мемуары, очерки, путевые книги, академические сочинения, тезаурусы и учебники – написаны в прозе.

Проза

Проза является одной из основных форм литературы, как художественная, так и научная литература являются прозой. Романы, повести, рассказы, биографии, автобиографии, мемуары, очерки, путевые заметки, академические очерки и учебники – все они написаны в прозе.

Язык имеет грамматическую природу и состоит из естественного потока речи, а не из ритмической структуры. Он состоит из полных грамматических предложений, и эти предложения затем группируются в абзацы. Язык, используемый в научной литературе, в газетах, учебниках и путевых заметках – лишен фигуры речи, а описания и идеи выражаются прямо. Разговорный язык также может быть классифицирован как проза.

Поскольку разговорный язык обладает характеристиками прозы, многим людям легче писать прозу, чем поэзию. Другим важным фактором, который способствует этому предпочтению, является ограниченное количество слов используемых в поэзии. Поэты часто используют ограниченное количество слов для выражения своих идей.

Что такое Поэзия

Поэзия – это форма литературы, которая использует эстетические и ритмические качества языка, чтобы вызвать смысл. Такие факторы, как рифма, ритм и ритмические слоги учитываются при создании поэзии. Поэзия обычно используется, чтобы выразить что-то художественным и эстетическим способом.

Поэзия

Однако язык поэзии не такой естественный или свободный, как проза. Поэтический язык имеет тенденцию быть более декоративным и творческим, чем язык, используемый в прозе. В поэзии особое внимание уделяется звуку и ритму.

Стихотворение состоит из строк, строка может быть очень длинной или короткой, как одно слово. Строфа состоит из нескольких строк. Стихи можно классифицировать на разные типы в зависимости от строения строфы. Свободный стих, пустой стих и стихи синквейн – являются некоторыми примерами этих структур.

Как уже упоминалось выше, поэты используют ограниченное количество слов, чтобы выразить свои идеи в поэзии. Вот почему одна строка может быть короткой, как одно слово. Иногда трудно понять смысл стихотворения, прочитав его только один или два раза. Глубокое чтение и анализ могут потребоваться для расшифровки полного значения.

Как упоминалось выше, поэты используют ограниченное количество слов для выражения своих идей в поэзии. Вот почему одна строка может быть такой же короткой, как одно слово. Иногда бывает трудно понять смысл стихотворения, прочитав его только один или два раза. Для расшифровки полного смысла может потребоваться углубленное чтение и анализ.

В чем разница между Прозой и Поэзией

Определение
Проза – это форма литературы, которая использует язык в его оригинальной и естественной форме.
Поэзия – это форма литературы, которая использует эстетические и ритмические качества языка, чтобы вызвать смысл.

Рифма и Ритм
Проза не обращает внимания на рифму и ритм.
Поэзия обращает внимание на на рифму и ритм, они является основными компонентами в поэзии.

Слова
Проза: у писателя обычно нет словесного предела.
Поэзия: поэты используют ограниченное количество слов.

Состав
Проза: идеи написаны в предложениях, предложения сгруппированы в абзацы.
Поэзия: идеи написаны в строках, строки сгруппированы в строфы.

Язык
Проза: язык более естественный и грамматический.
Поэзия: язык образный и ритмичный.

Понятность
Прозу обычно можно понять, прочитав один раз.
В поэзии, чтобы понять смысл стихотворения может потребоваться более одного чтения.

Разница между прозой и стихом

И проза, и стих играют важную роль в литературе. Их разница заключается в структуре языка. главное отличие между прозой и стихом является то, что проза написана естественно в то время как стих написа

Содержание:

• Главное отличие — проза против стиха
• Что такое проза
• Что такое стих
• Разница между прозой и стихом

Главное отличие — проза против стиха

И проза, и стих играют важную роль в литературе. Их разница заключается в структуре языка. главное отличие между прозой и стихом является то, что проза написана естественно в то время как стих написан в метрической структуре; Проза относится к языку в его оригинальной и естественной форме в то время как Стих относится к языку, используемому в поэзии.

Что такое проза

Термин «проза» происходит от латинского «prosa oratio», означающего прямую или прямую речь. В современном использовании проза может быть определена как разговорный или письменный язык в его обычной форме. Он отображает грамматическую структуру и естественный поток речи вместо метрической структуры. Из-за своей простоты и бесхитростности он используется в большинстве разговорных языков, а также в художественной и фактической письменности. Он широко используется в различных средствах массовой информации, таких как газеты, журналы, фильмы, романы и т. Д. Романы, повести, рассказы можно отнести к трем основным литературным произведениям в прозе.

Основное различие между прозой и стихом заключается в том, что в прозе отсутствует ритмическая структура стиха. Проза состоит из полных грамматических предложений, и эти предложения сгруппированы в абзацы. Язык прозы, особенно язык, используемый в научной литературе, лишен многих украшений, а идеи просты.

Что такое стих

Стих — это язык с метрическим ритмом, обычно с рифмой. Метрические слоги и ритм предложений принимаются во внимание при создании стиха. Рифма и ритм — два важных понятия в стихах. Но письмо не такое естественное или свободное, как в прозе. Стих обычно используется, чтобы выразить что-то художественным способом. Стихи — лучшие примеры стихов. Фактически, два термина поэзия и стих считаются синонимами.

Язык, используемый в стихах, имеет тенденцию быть более декоративным и креативным, чем язык, используемый в прозе. Больше внимания уделяется звуку и ритму. В стихах идеи написаны в строках; строка может быть очень длинной или короткой, как одно слово. Несколько строк составляют строфу. Стихи могут быть разделены на различные типы в зависимости от строения строфы. Пустой стих, свободный стих, cinquain и т. Д. Являются некоторыми примерами этих структур. Также важно отметить, что поэты используют ограниченное количество слов, чтобы выразить свои идеи в стихах.

Разница между прозой и стихом

Определение

Проза разговорный или письменный язык в его обычной форме, без метрической структуры.

строфа это письмо, расположенное в метрическом ритме, обычно с рифмой.

Рифма и Ритм

Проза не обращает внимания на ритм и ритм.

строфа обращает внимание на ритм и ритм; они являются основными компонентами стиха.

Состав

В Прозаидеи пишутся в предложениях; предложения сгруппированы в абзацы.

В строфаидеи пишутся в строках; линии сгруппированы в строфы.

Проза написано на более естественном и грамматическом языке.

строфа написано образно-ритмичным языком.

Чем отличается стих от прозы?

Эту прекрасную статью я нашла в интернете.

Чем отличается стих от прозы?

В обыденном представлении стих и проза различается так: все, что «записано в строчку», подряд – проза, что разбито на отрезки, «записано в столбик» – стихи. Но проблема на самом деле гораздо глубже. К примеру, что же делать со «стихотворениями в прозе»? По форме – это проза, но Ш. Бодлер и И.Тургенев утверждают – по жанру это «стихотворения». Почему Н. Гоголь назвал «Мертвые души» поэмой, хотя по форме это роман?

Л.М. Гаспаров в предисловии к книге «Русский стих начала XX века в комментариях» задает вопрос: «Чем отличается стих от прозы?» и отмечает: это «самый трудный из вопросов». Там же он отмечает, приводя одно из основных формальных различий стиха и прозы:

«Слово «стих» по-гречески значит «ряд», его латинский синоним «versus» (отсюда «версификация») значит «поворот», возвращение к началу ряда, а «проза» по-латыни значит речь, «которая ведется прямо вперед», без всяких поворотов. Таким образом, стихи – это прежде всего речь, четко расчлененная на относительно короткие «ряды», отрезки, соотносимые и соизмеримые между собой. Каждый из таких отрезков тоже называется «стихом» и на письме обычно выделяется в отдельную строку».

Ко времени написания труда (1924 год) это утверждение было относительно верно и максимально приближено к реальности. В настоящее время граница между стихом и прозой интенсивно размывается, значит, нам нужен иной, не только формальный, но и содержательный подход к различению стиха и прозы.

Ю.Б. Орлицкий замечает:

«Любой исследователь литературного текста, сталкиваясь с проблемой написания… начинает с выяснения его ритмической природы, т.е. определяет, что перед ним – проза или стихи… стих и проза – это два принципиально различных способа организации речевого материала, два разных языка литературы».

Итак, есть два основных типа организации художественной речи – поэзия и проза. Лингвисты пришли к выводу, что нет языковой разницы между стихом и прозой, ведь стихотворная речь состоит из обычных фраз. С этой точки зрения нет ни одного признака, по которому можно было бы определить стихотворную речь.

Однако Э.Я. Фесенко категорически отрицает эту точку зрения. Он пишет:

«Стихотворная речь в принципе устроена иначе, чем прозаическая. Прозаическая художественная речь разделяется на абзацы, предложения и периоды. В письменном словесном творчестве стихи и проза несхожи и по особенностям своего графического оформления. Графическое оформление, выявляющее коренное свойство стиха (членение на строки), играет существенную роль в нашем восприятии стихотворных форм. Именно графическое оформление создает некую «установку на стих», сразу регистрируемую нашим восприятием и позволяющую нам отнести произведение так оформленное, к разряду стихотворных».

Мы опять пришли к тому, с чего начали – с формального различия между стихом и прозой. В психологии есть такое понятие – эффект ожидания. Т.е. когда мы видим что-то неизвестное, похоже на уже известный нам предмет, мы ожидаем от него того же, что и от знакомого предмета. Применимо к стиху и прозе, можно это выразить так: если мы видим что-то, записанное короткими строчками в столбик, то перед нами, скорее всего, стихотворение, если все записано подряд – перед нами проза. Срабатывает эффект ожидания.

Ни метр, ни ритм, ни рифма не являются определяющими признаками стихотворной речи, и вот почему. Существует метризованная проза («Петербург» А. Белого), рифмованная проза («Кола Брюньон» Р. Роллана), существует аллитеризованная проза. Выделяются особые жанры – «стихотворение в прозе», «верлибр». Э.Я. Фесенко со ссылкой на Е.В. Невзглядову и Томашевского пишет:

«…есть верлибр – свободный стих, в котором нет ни одного стихового признака, крое записи стиховыми строчками. Прав Томашевский, который говорил о наличии промежуточной пограничной полосы между стихами и прозой: «…стихи заходят на территорию прозы и наоборот, как наречие одной местности плавно перетекает в наречие соседней»».

Немалую роль в различении стиха и прозы играет ритмичность стиха. В стихах ритмичность достигается за счет равномерного чередования речевых элементов – стихотворных строк, пауз, ударных и безударных слогов и т. д. Конкретная ритмическая организация стиха во многом зависит от системы стихосложения, а та, в свою очередь – от особенностей национального языка. Итак, стих есть ритмически упорядоченная, ритмически организованная речь. Однако свой ритм, иногда более, иногда менее ощутимый, есть и в прозе, хотя там он не подчинен строгому ритмическому канону – метру. Достигается ритмичность в прозе прежде всего за счет приблизительной соразмерности колонов, что связано с интонационно-синтаксической структурой текста, а также различного рода ритмическими повторами. Следовательно, и ритм не является ведущим признаком различения стиха и прозы.

Многое в различии понятий прозы и поэзии сделали «практики искусства» – поэты и писатели. Интересна в этой связи точка зрения Н. Гумилева, приводившего в качестве разделения прозы и поэзии как формальные, так и содержательные признаки:

«Поэзия всегда желала отмежеваться от прозы. …начиная каждую строчку с большой буквы, …ясно слышимым ритмом, рифмой, аллитерацией, и стилистически, создавая особый «поэтический» язык, и композиционно, достигая особой краткости, и эйдологически в выборе образов».

Итак, мы можем утверждать, что проза и поэзия отличаются друг от друга рядом признаков (формальных и содержательных), и только совокупность нескольких признаков позволяет нам четко размежевать эти понятия. Наряду с прозой и поэзией существует несколько «пограничных» жанров (верлибр, стихотворения в прозе), вобравших в себя признаки как стиха, так и прозы.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 31.03.2014. ***
• 27.03.2014. ***
• 25.03.2014. ***
• 24.03.2014. ***
• 23.03.2014. ***
• 22.03.2014. ***
• 21.03.2014. ***
• 20.03.2014. Всем добрый вечер!
• 17.03.2014. ***
• 12.03.2014. Проза
• 11.03.2014. Стихи о марте месяце
• 09.03.2014. ***
• 06.03.2014. ***
• 05.03.2014. Чем отличается стих от прозы?
• 04.03.2014. ***
• 02.03.2014. Масленица
• 01.03.2014. МАРТ!

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+

Чем отличается стихотворение от прозаического произведения?

1 ответ

Стихотворения имеют несколько отличий от прозаических произведений. Первое отличие стиха от прозы состоит в форме: стихотворения написаны с соблюдением рифмы и размера. Ритм стихотворных произведений напевный, мелодичный, их легко учить наизусть, сочетать с музыкой. Стихотворения в большинстве случаев лишены сюжета, их содержание субъективно. Главное в них не события, а их восприятие лирическим героем. Написанием в строчку характеризуется проза и стиха написание в столбик отличает его от прозаических произведений.

Оценка: 4.1 ( 34 голоса)

• 1. Чем отличается песня от стихотворения?
• 2. Отличительные признаки поэтического произведения для 2 класса
• 3. Стихотворение — это литературное произведение
• 4. Чем отличается проза от стихотворения?
• 5. Краткий стихотворный или прозаический рассказ нравоучительного характера
• 6. Что такое прозаическое произведение?
• 7. Прозаическая форма – что такое?

Знаете ответ?

Предметы

Новые вопросы

Рейтинг сайта

1. 1. Кира Венжега 536
2. 2. Аврора Геровская 526
3. 3. Надя Боровая 303
4. 4. Кот Паранойи 223
5. 5. Игорь Проскуренко 180
6. 6. Alina 158
7. 7. Румина Заббарова 144
8. 8. Виктория Мирославская 143
9. 9. Есения Журина 139
10. 10. David Eritsyan 128

1. 1. Игорь Проскуренко 25,581
2. 2. Кристина Волосочева 19,120
3. 3. Ekaterina 18,721
4. 4. Юлия Бронникова 18,580
5. 5. Darth Vader 17,856
6. 6. Алина Сайбель 16,787
7. 7. Мария Николаевна 15,775
8. 8. Лариса Самодурова 15,735
9. 9. AC DC 15,393
10. 10. Liza 15,165

Самые активные участники недели:

• 1. Виктория Нойманн — подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 2. Bulat Sadykov — подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 3. Дарья Волкова — подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.

Три счастливчика, которые прошли хотя бы 1 тест:

• 1. Наталья Старостина — подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 2. Николай З — подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 3. Давид Мельников — подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.

Карты электронные(код), они будут отправлены в ближайшие дни сообщением Вконтакте или электронным письмом.

Поэзия и проза

Есть внешнее, формальное различие между поэзией и прозой, и есть между ними различие внутреннее, по существу. Первое состоит в том, что прозе противополагаются стихи; последнее — в том, что прозе, как мышлению и изложению рассудочному, противополагается поэзия, как мышление и изложение образное, рассчитанное не столько на ум и логику, сколько на чувство и воображение. Отсюда понятно, что не всякие стихи — поэзия и не всякая прозаическая форма речи — проза внутренняя. Когда-то в стихах излагались даже грамматические правила (напр., латинские исключения) или арифметические действия. С другой стороны, мы знаем «стихотворения в прозе» и вообще такие произведения, написанные прозой, которые являются чистейшей поэзией: достаточно назвать имена Гоголя, Тургенева, Толстого, Чехова. Если иметь в виду только что упомянутое внешнее различие, то интересно будет указать, что слово проза происходит от латинского prorsa, которое в свою очередь представляет собою сокращенное proversa: oratio (речь) proversa обозначало у римлян речь сплошную, заполняющую всю страницу и свободно устремляющуюся вперед, тогда как стих занимает на страницах лишь часть каждой
строки и, кроме того, в кругообороте своего ритма постоянно возвращается вспять, обратно (по латыни — versus). Надо, впрочем, заметить, что о свободе прозаической речи можно говорить лишь условно: на самом деле проза тоже имеет свои законы и требования. Пусть в отличие от поэзии (в смысле стихов) художественная проза не знает рифмы и ритмической размеренности стоп, — все-таки и она должна быть музыкальна, и она должна угождать тому, что Ницше называл «совестью уха». Недаром тот же Ницше советовал над двумя строками прозы работать как над статуей; ваятелю уподоблял он писателя. Да, ваятелем и музыкантом должен быть творец художественной прозы: она в лучших образцах своих пластична, выпукла, скульптурна, и она же пленяет стройностью своего звучания; прозаик, если только он — поэт, слышит слово как проявление мирового ритма, как ноту «музыки божией» (по выражению Полонского). Когда проза слепо подражает стихам и становится тем, что непочтительно, но верно характеризуют как «рубленную прозу», то это эстетически нестерпимо, и этим она как бы наряжает себя в павлиньи перья; но какая-то особая гармоничность и симметричность, особая последовательность слов, несомненно, прозе свойственна, и тонкий слух это чувствует. Поэт прозы воспринимает слова, как особи, и он ощущает нервное и трепетное, горячее и гибкое тело слов; оттого и фраза у него имеет свою физиономию, свой рисунок и свою живую душу. Переходя к более важному — внутреннему отличию прозы от поэзии, обратим внимание на то, что проза служит науке и практике, тогда как поэзия удовлетворяет нашей эстетической потребности. Вот школьный пример, уясняющий эту разницу: описание Днепра в учебнике географии и описание Днепра у Гоголя («Чуден Днепр». ). Прозе нужны отвлеченности, схемы, формулы, и она движется по руслу логики; напротив, поэзия требует картинности, и в живые краски претворяет она содержание мира, и слова для нее — носители не понятий, а образов. Проза рассуждает, поэзия рисует. Проза суха, поэзия взволнована и волнует. Проза анализирует, поэзия синтезирует, т.-е. первая разнимает явление на его составные элементы, между тем, как вторая берет явление в его целостности и единстве. В связи с этим поэзия олицетворяет, одухотворяет, животворит; проза же, трезвая проза, родственна мировоззрению механистическому. Только поэт, Тютчев именно, мог почувствовать и сказать: «Не то, что мните вы, природа; не слепок, не бездушный лик: в ней есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык». Прозаики — вот те, к кому обращается Тютчев, те, кто мнит, что природа бездушный механизм. И не только к Гете, но и ко всякому поэту можно отнести эти яркие и выразительные стихи Баратынского: «С природой одною он жизнью дышал, ручья разумел лепетанье, и говор древесных листов понимал, и чувствовал трав прозябанье; была ему звездная книга ясна, и с ним говорила морская волна». В высшей степени характерно для поэзии такое восприятие мира, как некоего живого существа, и соответственный способ изображения последнего. Вообще, очень важно усвоить себе, что поэзия это больше, чем стиль: это — миросозерцание; то же самое надо сказать и о прозе. Если поэзия делится — приблизительно и обще — на эпос, лирику и драму, то в прозе современные учебники теории словесности различают такие роды и виды: повествование (летопись, история, воспоминания, география, характеристика, некролог), описание (путешествие, например), рассуждение (литературная критика, например), ораторская речь; само собою разумеется, что эта классификация не может быть строго выдержана, не исчерпывает предмета, и перечисленные роды и виды разнообразно переплетаются между собою. В одном и том же произведении могут встречаться элементы как поэзии, так и прозы; и если проникновение в прозу поэзии, внутренней поэзии, всегда желанно, то противоположный случай действует на нас охлаждающе и вызывает в читателе эстетическую обиду и досаду; мы тогда уличаем автора в прозаизме. Конечно, если автор сознательно и намеренно в поэтическом творении отступает в область прозы, то это — другое дело, и здесь нет художественной ошибки: философские рассуждения или исторические экскурсы «Войны и мира» Толстого не могут быть поставлены великому писателю в эстетическую вину. А чисто-литературный факт взаимопроникновения прозы и поэзии свои более глубокие корни имеет в том, объясняется тем, что невозможно самую действительность делить на прозу и поэзию. Одно из двух: либо все на свете — проза, либо все на свете — поэзия. И лучшие художники принимают последнее. Для них — где жизнь, там и поэзия. Такие писатели-реалисты умеют в самом грубом и повседневном, в песках и пустынях житейской прозы, находить золотые блестки поэзии. Они прозу преображают, и она начинает светиться у них внутренним светом красоты. Известно, как Пушкин умел своим прикосновением, какой-то алхимией таланта, все превращать в золото поэзии. Не есть ли поэзия — оправдание прозы? Об этом не лишне задуматься, когда теория словесности предлагает свое различение между прозой и поэзией.

Поэзия и проза с точки зрения чисто ритмической не имеют принципиальных различий; ритм осуществляется в обоих случаях равновеликостью временных интервалов, на которые делится речь, как в стихе, так и прозе. Различие наблюдается в строении самых интервалов стиха; если любой правильный и точно ограниченный, в соответствии с общей ритмической тенденцией поэмы, ритмический интервал является интервалом именно метрическим, то надобно сказать, что разница между поэзией и прозой наблюдается именно в метре, а не ритме. Проза не имеет точного метра, ее изохронизм очень приблизителен и скорее относится к ритму, субъективному, чем к объективному явлению. Стих метричнее, чем проза, проза метричнее ораторской речи, ораторская речь метричнее разговорной, но в конце концов они идут от одного источника и Спенсер,разумеется был прав, говоря, что ритм есть эмоциональная идеализация обычной речи. Обследование словоразделов (см.) прозы и стиха (см. Ритм) показывает, что проза пользуется значительно большим количеством слоров, нежели стих, избирая приэтом в качестве довольно употребительных именно те, которых избегает стих, т.-е. слоры с очень большим количеством неударных между двумя ударными. Стих двудольный почти исключительно употребляет слоры с тремя неударными между ударениями и значительно реже с пятью,
и хориямбический слор употребляется двудольником почти исключительно в случае ударения на анакрусе со специальным типом, а именно со слором немедля после первого ударения, тогда как проза употребляет слоры всех мыслимых типов, и в особенности именно хориямбические, или с четырьмя слогами между ударениями (примерно то же дает трибрахоидная пауза в паузном трехдольнике).
То-есть метрических слоров проза употребляет почти в два раза меньше, тогда как хориямбический в 30 с лишним раз больше. Чем вольнее метрическая основа стиха, как, например, в паузном трехдольнике («Песни западных славян», «Песня о купце Калашникове» и проч.), тем ближе такой стих к прозе, в случае же отсутствия рифмы такой вольно ритмизованный стих отличается от прозы иной раз всего лишь зарифменной паузой и слабо намеченной диподией. Но это крайний случай, вообще же, чем дальше отходит стих от метрической основы, тем сильней и резче обозначается в нем ритм, главным образом, диподический. Напр., у Асеева, в стихе, составленном из макросов (односложная стопа), находим:
Под копыта казака
Грянь, брань, гинь, вран,
Киньтесь, брови, на закат,
Ян, Ян, Ян, Ян.
Опущение в четных строках неударных слогов создает впечатление значительно более интенсивного ритма. Граница, где стиховое единство начинает разрушаться, т.-е., где метр начинает вовсе исчезать, нелегко уследима, однако это очень часто в белом стихе, особенно там, где часты переступы, — смысловой переброс фразы на другую строку (так назыв. enjambement), Веррье указывает, что если бы выпрямить переступы и уничтожить типографическое единство в первых сценах «Гамлета» или в начале «Потерянного Рая» Мильтона, то получилось бы нечто вроде свободного стиха У. Уитмэна. Кроме этих специально ритмических особенностей, в прозе отсутствует ритмическое объединение временных единиц (стоп), т.-е. нет ни диподии, ни колона. Объединения единиц прозы (слов) производится по смысловому признаку, избегая лишь неприятного повторения тех же выражений и сопоставления нескольких схожих грамматических единиц подряд (несколько существительных в одном и том же падеже и проч.). Язык поэзии всегда более архаичен, чем язык прозы, но старинные стихи читаются легче именно поэтому, т. к. в то время, как язык прозы со времени Жуковского уже совершенно изменился, язык стиха испытал сравнительно небольшие изменения. Прозу у Ломоносова почти трудно понимать, его стихи только отзывают стариной. Проза связана еще и сюжетом, т.-е., роман, рассказ, повесть объединяются в себе самих связным рассказом о происшествии или ряде происшествий, так или иначе объединенных общим смыслом. Стих, вообще говоря, избегает сюжета, и чем дальше стоит от него, тем яснее выражен его метр. Стих играет постоянно гомофонией, таковая в прозе имеет чрезвычайно ограниченное применение, и в случае, так сказать, внутренней необходимости в игре звуками многие прозаики предпочитают цитировать стихотворение или привести специально-сочиненное для этого случая. Интрига, т.-е. развитие действия, построенное так, чтобы читателю только в известной постепенности раскрывался истинный смысл описываемого, чтобы каждая следующая страница обещала что-то новое и будто бы окончательное, отсутствует почти нацело в стихе; даже в поэмах и стихотворных романах, как «Евгений Онегин», интриги нет; баллада иногда пользуется анекдотическим сопоставлением крайностей, но там идея сюжета так сжата и схематизована, что сюжет зачастую сводится просто к красному словцу. Стих вообще пользуется эмоциями, как материалом для своего содержания, в то время как проза берет эмоции, скорее, как форму изложения. Мысль стиха или эмоциональна, или философически-абстрактна, в то время как проза имеет дело с опытом и так называемой житейской мудростью окружающего. Стих даже в самых импрессионистических вещах сводится к утверждению типа «эс есть пэ», проза же диалектическим рядом происшествий развертывает рассуждение, которое обычно заканчивается, констатированием происшествия или постановкой вопроса. Идея трагизма, рока в высшей степени свойственна прозе, тогда как стих более идилличен и мечтателен. Стиху ближе патетика отдельного, тогда как прозе — трагедия коллектива. Это все сказывается и на формальных сторонах дела. Стих с большим старанием обнаруживает свое собственное отдельное наполнение (более явственные фонемы), крепко выделенный ритм захватывает читателя и заставляет его верить эмоциям и деталям настроений, которые нередко с точки зрения практического опыта почти неосуществимы или ложны, так как стих любит предаваться абсолютным чувствованиям типа «любовь навек» и т. п., стих всячески орнаментирует свое наполнение; проза оставляет все это в стороне и удовлетворяется, приблизительной и неопределенной ритмизацией, — как неопределенна судьба одного в судьбе массы. Есть, конечно, переходные формы, такая, так сказать, полупоэзия: «стихотворения в прозе» (редкая и трудная форма), прибаутки, сказки, прибакулочки и пр.; такие, разумеется, могут склоняться или больше к прозе, или больше к поэзии, смотря по настроению автора.

Смысл финала поэмы “Двенадцать”Смысл финала поэмы Блока “Двенадцать”

Смысл финала поэмы А.А. Блока «Двенадцать»

Драматическая поэма «Двенадцать» была создана после долгих размышлений поэта о судьбах Родины, отразившихся во всем его творчестве, пронизанном ощущением неминуемой катастрофы.

В поэме четко ощущаются два плана: один — конкретный, реальный, вытекающий из непосредственной сути изображенных событий, другой — скрытый, условно-символический, вытекающий из общего восприятия революции как «мирового пожара».

К. Чуковский в статье «Александр Блок как человек и поэт» вспоминает интересный эпизод: «Гумилев сказал, что конец поэмы «Двенадцать» (то место, где является Христос) кажется ему искусственно приклеенным, что внезапное появление Христа есть чисто литературный эффект. Блок слушал, как всегда, не меняя лица, но по окончании лекции сказал задумчиво и осторожно, словно к чему-то прислушиваясь:

— Мне тоже не нравится конец «Двенадцати». Я хотел бы, чтобы этот конец был иной. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа. И тогда же я записал у себя: к сожалению, Христос».

Блок мысленно сопровождает своих героев, вместе с ними проделывая их нелегкий путь. Его рассказчик «влит» в повествование, его голос — такое же выражение эпохи, как и остальные равноправные голоса поэмы.

Многоголосие «Двенадцати» — это воспроизведение многоголосия «переворотившейся» эпохи. Контрастность и пестрота поэмы отражают социальную контрастность эпохи.

Позиция автора проявляется не в отдельных репликах или призывах, а в построении общей «судьбы» двенадцати, в характере того пути, который проделывают они на страницах поэмы.

Начало поэмы вводит читателя в обстановку Петербурга конца 17-го года. Приметы бурной революционной эпохи воплотились в таких выразительных деталях, как огромный плакат «Вся власть Учредительному Собранию!», оплакивающая Россию «барыня в каракуле», злобно шипящий «писатель, вития», отдельные, отрывочные реплики, как бы доносящиеся до читателя.

С первых строк второй главки перед нами возникает слитный образ:

Гуляет ветер, порхает снег,/Идут двенадцать человек.

Единый образ двенадцати освещается автором с разных сторон. Герои — представители низов общества, тот городской слой, который сосредоточил в себе огромный запас ненависти к «верхам». «Святая злоба» владеет ими, становясь чувством высоким и значительным.

Решая для себя проблему революции, Блок в то же время как бы напоминает героям об их высокой миссии, о том, что они провозвестники нового мира. Так логически подготавливается финал поэмы.

Ведь Блок не просто ведет красногвардейцев-апостолов через двенадцать глав из старого мира к новому, он еще показывает процесс их преображения. Среди двенадцати только Петруха назван по имени, остальные одиннадцать даны в виде нерасчленимого образа массы.

Это одновременно и апостолы революции, и широкое символическое воплощение низов общества. Какова же цель этого движения? Каков исход?

Главный вопрос поэмы: «Что впереди?» — для Блока был ясен, он внутренним взором увидел, кто идет впереди банды красноармейцев.

• … Так идут державным шагом —
• Позади — голодный пес,
• Впереди — с кровавым флагом,
• И за вьюгой невидим,
• И от пули невредим
• Нежной поступью надвьюжной,
• Снежной поступью жемчужной,
• В белом венчике из роз —
• Впереди — Иисус Христос.

Из хаоса рождается гармония. Этот образ Христа — антитеза псу-волку как символу зла и старого мира, образ, воплотивший в себе идеал добра и справедливости. Христос как бы приподнят над бытом и над событиями. Он — воплощение гармонии и простоты, о которой подсознательно тоскуют герои Блока. В финале поэмы все укрупнено, имеет откровенно условный характер.

Это и слитный образ двенадцати, и возникающие вновь образы буржуя и голодного пса, и венчающий поэму образ Христа. Здесь нет имен, все реплики состоят из самых общих слов или риторических вопросов. Призрачность идущего во главе двенадцати апостолов Христа диссоциирует с державным шагом революции.

В разные годы литературоведы трактовали смысл поэмы с диаметрально противоположных точек зрения — от приветствия новой революционной России, «идущей державным шагом», до полного отрицания революции как бунта кучки головорезов. Я думаю, что именно М. Волошин наиболее точно определил основную мысль поэмы: «Идут без имени святого все двенадцать вдаль».

И их незримый враг вовсе не «нищий» пес голодный (символ старого мира), ковыляющий позади.

1. — Отвяжись ты, шелудивый,
2. Я штыком пощекочу!
3. Старый мир, как пес паршивый,
4. Провались — поколочу!

Как видим, от голодного пса старого мира — красногвардейцы только отмахиваются. Их беспокойство и тревога вызваны кем-то другим, кто все мелькает впереди, прячется и машет красным флагом.

• — Кто там машет красным флагом?
• — Приглядись-ка, эка тьма!
• — Кто там ходит беглым шагом,
• Хоронясь за все дома?

Духовно слепым «двенадцати» не дано видеть Христа, для них он незрим. Эти апостолы нового мира только смутно чувствуют его присутствие. Их отношение к Христу трагически двойственно: они окликают его дружеским словом «товарищ», но вместе с тем стреляют в него. Но Христа нельзя убить, как нельзя убить в себе совесть, любовь, жалость.

Пока живы эти чувства, жив и человек. Несмотря на кровь, грязь, преступления, все то «черное», что несет с собой революция, есть в ней и «белая» правда, мечта о свободной и счастливой жизни, ради которой ее апостолы и убивают, и умирают.

Значит, Христос, призрачно возникший в финале поэмы, является у Блока символом духовно-нравственного идеала человечества.

Поэт сумел уловить зарождение опасной тенденции подавления ради идеи всего личного, которая впоследствии приведет к нравственной деформации общества. Идейный смысл поэмы не исчерпывается художественным изображением конфликта старого и нового миров. Для этого было бы достаточно образов буржуя и голодного пса.

Конфликт поэмы скрыт глубже — в душе бандитов-красногвардейцев, идущих «без имени святого», которым «ничего не надо, ничего не жаль». Будучи призваны следить за порядком, они готовы стрелять в любого, не глядя, не раздумывая, ожидая, что «вот проснется лютый враг».

Мысли и чувства солдат противоречивы, но их действия носят глобальный, необратимый характер:

Мы на горе всем буржуям/Мировой пожар раздуем,

Мировой пожар в крови — /Господи, благослови!

Смысл финала поэмы «Двенадцать» / Хрипков Николай Иванович

Признать, что поэму «Двенадцать» написал Блок, можно, лишь увидя подпись автора. Такой стиль совершенно не характерен для Блока (первым необычную интонацию заметил Шкловский, стиль поэмы он определил как «блатной»), поэтому произведение вызвало настоящую полемику среди литераторов, политиков, общественных деятелей. Многие из них высказывали своё мнение относительно прочитанной поэмы.

Из близкого круга Блока приняли поэму лишь немногие: Мейерхольд, Ольденбург, Есенин. Но даже они читали произведение с испугом, вставляя местами резкие замечания, а иной раз предостерегали автора от «левого уклона».

Андрей Белый прямо говорил поэту о его чрезмерной неосторожности. Он удивлялся «отвагой и мужеством» Блока, но в то же время советовал быть «мудрее».

Но были и те друзья, которые отреклись от знакомства с поэтом и горько сетовали на его предательство.

Так, на одном из митингов против красного террора Анна Ахматова, Ольга Судейкина, Артур Лурье и другие литераторы поддержали скандирование лозунга «Блок — изменник».

Ахматова даже отказывалась выступать с коллегой на одной площадке, а ее муж, поэт Гумилев, сказал, что Блок, написав «12», «вторично распял Христа и ещё раз расстрелял государя». Именно он осуждал Блока за финал его поэмы. Сам автор отпарировал в духе символизма:

В предательстве его обвиняли и З. Гиппиус, и И. Бунин. Последний с холодной иронией высмеял отступничество коллеги:

  Образ и характеристика Святослава в “Слове о полку Игореве”

«Блок перешел к большевикам, стал личным секретарем Луначарского, после чего написал брошюру «Интеллигенция и Революция», стал требовать: «Слушайте, слушайте музыку революции!» и сочинил «Двенадцать», написав в своем дневнике для потомства очень жалкую выдумку: будто он сочинял «Двенадцать» как бы в трансе, «все время слыша какие-то шумы — шумы падения старого мира».

После написания своего труда Блоку ещё долго придётся доказывать, что его поэма лишена политической направленности. Как одно из последствий — «творческое молчание» литератора.

Мнение критиков о поэме «Двенадцать» убедило автора в том, что быть услышанным — не значит быть понятым, и широкое распространение его произведение сыграло с автором злую шутку.

Когда он захотел его уничтожить, оно уже было вне досягаемости.

Источник

Литературное течение

Поэт использовал при написании труда приемы сразу двух литературных направлений — реализма и символизма. Признаком реализма служат описываемые им исторические революционные события. Признаком символизма является большое количество символических образов, аллегорий.

Старый мир представлен образами буржуя и «паршивого пса», новый предстает в виде красноармейцев, повсеместных революционных плакатов и красных флагов. Революционное настроение передано в образе взбунтовавшейся «на всем божьем свете» стихии с хлестким ветром, черным небом, завывающей вьюгой, гололедом. Она валит с ног, не дает устоять.

История создания

Замысел поэмы «Двенадцать» зародился спонтанно. Александр Блок начал писать поэму лишь спустя пару месяцев после Октябрьской революции. К тому времени уже почти год прошёл после кровавых событий февральской революции, которые привели к краху монархии.

Поэт писал поэму «в согласии со стихией», он был весь поглощён революционной песней. Произведение нельзя считать революционными стихами, это строки, наполненные жизнью, передающие внутренний мир автора, его чувства, которые он испытывал в те вьюжные дни.

Это подтверждают и рекордно сжатые сроки: Блоку потребовался всего лишь месяц, чтобы создать и подкорректировать поэму.

Произведение было опубликовано 3 марта, по новому стилю, в газете «Знамя труда», в редколлегию которой входили левые эсеры.

Интересные факты о создании поэмы «Двенадцать»:

Основная идея

Главная мысль поэмы Блока «Двенадцать» — детальное отражение действительности революционной эпохи с помощью символики. Автор показал ту атмосферу, которой был объят город спустя несколько месяцев после октябрьских событий.

Также в поэме Блок выразил свой взгляд на переломный момент страны, стараясь детально изобразить стихию революции. Автор особое внимание уделял речи героев, именно поэтому в тексте можно увидеть много разговорной лексики того периода.

Смысл поэмы «Двенадцать» прокомментировал сам автор в ответ на обвинения в попытках «прислуживаться» большевикам.

В январе 1918-го года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе девятьсот седьмого или в марте девятьсот четырнадцатого.

Оттого я и не отрекаюсь от написанного тогда, что оно было писано в согласии со стихией, например, во время и после окончания «Двенадцати» я несколько дней ощущал физически, слухом, большой шум вокруг — шум слитный (вероятно шум от крушения старого мира).

Поэтому те, кто видит в Двенадцати политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой,— будь они враги или друзья моей поэмы.

Жанр, направление, размер

Произведение Александра Блока «Двенадцать» принято считать поэмой. Отличительными чертами этого жанра можно назвать стихотворную форму произведения, наличие ярких героев, исторических реалий. В основе повествования лежит одно значительное событие — резолюция. Также важной чертой поэмы является наличие авторского мнения.

Нельзя однозначно определить и направление, в рамках которое было написано произведение. В поэме присутствуют как черты реализма (изображение реальных исторических событий), так и символизма (через цвета передаётся резкое настроение поэмы — присутствует белый, красный, чёрный).

Зато понятно, что Блок был коренным и неисправимым модернистом, то есть стремился выработать новые формы и отрешиться от творческого наследия предков. Ему это удалось: стиль не похож ни на возвышенный слог Пушкина, ни на правду-матушку Некрасова, ни на «чистое искусство» Фета или Тютчева.

Блок создал новаторскую и уникальную работу.

Из-за неоднозначности во всем у современников возникал вопрос: «Это сатира на революцию или слава ей?». Блок одновременно изобразил и жестокость красноармейцев, и надежду на счастливое будущее с новыми вождями.

Видя полнейшее непонимание со всех сторон, автор вынужден был дать обширный комментарий и сказал, что лишь отдался стихии, никак не оценивая ее порывы.

Подробнее об этом Вы можете прочитать в разделе «Идея» и «Критика».

  Образ России в поэме «Мертвые души» Гоголя – Сочинение

Проблемы

Проблематика в поэме «Двенадцать» образует запутанный клубок неразрешимых противоречий.

На передний план выходит основная проблема жестокости

. Двенадцать равнодушно убивают Катьку, Петроград дымится в огне угроз, жертв, всех людей окутал страх. Чтобы добиться своих целей, революционеры идут на самые крайние меры — убийство. Им все равны, им всё равно. Ради мировой революции они готовы сеять всюду хаос.

Проблема разрушения прежних ценностей

также находится в проходят лишь те, кто готов поступиться собственными ориентирами ради построения социалистического общества. Люди забывают о моральных принципах, о нравственности. Они идут с ружьём на своего бывшего товарища.

Нищета страны

также отражена в произведении. Блок описывает Россию как запущенный, грязный уголок, внутри которого разруха. Зимой царят суровые морозы, вьюга все сметает на своём пути.

Социальная несправедливость в произведении отражена в своих ужасающих последствиях: люди, задавленные бедностью и бесправием, восстали и готовы утопить прежних хозяев в крови.

Проблема нигилизма

столь же остро острит в поэме. Герои лишились авторитетов и принципов, но новые не создали, поэтому их жизнь напоминает распутицу и вьюгу. Ничего не видно, ничего не понятно, ноги скользят. Люди не хотят идти, куда шли, но не знают, куда податься.

Композиция

В поэме можно выделить следующие композиционные элементы: экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка и эпилог.

Экспозиция

происходит в первой главе — автор рисует читателям обстановку послереволюционного Петрограда, заснеженного, морозного. Вокруг разносятся крики, проклятья, убийство в этом городе — обыкновенное дело.

Все объято атмосферой страха, ужаса. Это время, когда стёрлись границы добра и зла, брат пошёл на брата. В экспозиции мы знакомимся с главными героями произведения — с двенадцатью красноармейцами.

  Тема маленького человека в повести Шинель Гоголя 8 класс

Во второй главе воплощается завязка

. Красноармейцы вспоминают Катьку — бывшую девушку одного из них, и предателя-Ваньку, который ушел за сытой жизнью в жандармы. Они считают их изменниками, жаждут совершить расправу.

Далее — развитие конфликта

. После этого читатель узнает историю красноармейцев, вникает в суть их общей цели. Они хлебнули горюшка, но теперь хотят расплатиться с кашеварами сполна.

В шестой главе происходит кульминация

. Отряд красных встречает Катьку и Ваньку и открывает огонь. Бедная девушка погибает, парень спасается бегством. Блок показал в этой главе все сумасшествие того времени — люди спокойно могут убивать других, желая отомстить.

В развязке

представлены переживания героя Петрухи, который совершил выстрел. Он решил посвятить свою жизнь революционной борьбе, поэтому ему приходится идти против моральных ценностей прошлого.

В эпилоге

появляется образ Христа, который становится «вожаком» двенадцати красноармейцев. Он ведёт разбойников в новый мир, к новым ценностям.

Сочинение: В чем смысл финала поэмы А. Блока «12»?

Поэма А. Блока «Двенадцать» является, пожалуй, одним из самых спорных произведений русской литературы. В особенности это касается её финала.

Почему процессию красногвардейцев возглавляет Христос? Что это: оправдание революции с точки зрения высшей справедливости, символом которой является Иисус, или, наоборот, суд над ней? Ответа на этот вопрос, как известно, не было у самого автора. Тем не менее, попытаемся проанализировать текст поэмы с учётом имеющихся точек зрения.

С одной стороны представляется, что поэма Блока воспевает революцию. Действительно, Христос возглавляет шествие красногвардейцев, неся в руках красный флаг — символ революции, то есть он ведёт их за собой. В своё время и Христа, принёсшего людям Новый Завет, можно было назвать революционером. К новому миру ведёт он своих новых учеников.

Кто они, если не апостолы новой веры? Возможно, это звучит непривычно и кощунственно, но такое сравнение напрашивается. Правда, красногвардейцы — смертники, среди них есть социально опасные элементы («На спину б надо бубновый туз»).

А какими были те, первые апостолы? Ведь они тоже были готовы на смерть ради своей веры, и в то же время не были лишены обычных человеческих слабостей (сомневающийся Фома, трижды отрёкшийся от Христа Пётр, предатель Иуда).

На челе Христа венчик из белых роз. Можно сказать, что таким образом автор освящает революцию, ведь белый цвет — символ чистоты и непорочности. Но к какому будущему ведёт Христос своих новых апостолов? И ведёт ли?

Если внимательно прочитать поэму, то мы увидим, что ведёт героев только ненависть, слепая ярость. Символично, что движение их в поэме бесцельно. Красногвардейцы вроде бы заняты поиском незримого классового врага. На деле же погибает в поэме одна лишь Катька.

Всё дозволено и освящено революцией. У представителей нового мира нет никакого морального барьера, сдерживающего начала. А ведь Христос — это воплощение самых высоких нравственных идеалов. С этой позиции поэма «Двенадцать» антиреволюционна: в ней звучит осуждение за бессмысленные жертвы, которыми усеян путь «новых апостолов».

На Христа, идущего на Голгофу, надели терновый венец. У Блока, как мы уже отметили, он ступает в белом венчике из роз.

Терновый венец или венец из роз, у которых есть шипы, — в любом случае это символ страдания, муки. И тут же вспоминается, что флаг красный, то есть цвета пролитой крови.

Так венчик и флаг воспринимаются уже не как символы революции, а как знаки её жертв — бывших, настоящих и грядущих.

Революция представлялась Блоку стихией, которая сметает неё на своём пути, стирает границы между добром и злом, высоким и низким, превращает мир в хаос. Безграничная свобода опьяняет.

Вспомним «Бесов», «Метель», «Капитанскую дочку» А.С. Пушкина. Вьюга, буран, метель, пурга являются в них символом судьбы (судьба — суд божий), которая разметёт всё, но поставит затем на свои места, и в то же время они воплощают народный бунт.

Говоря о поэме Блока, нельзя не привести это сравнение. Из бурана показывается Гринёву Пугачев, становится вожатым.

Из вьюги, гибельной стихии, представителями которой являются двенадцать красногвардейцев, возникает и Христос, ведущий революционеров.

Но почему поступь его надвьюжная? И почему он невидим за вьюгой? Так далёк, что незрим? Или это делает его недосягаемым для пули? Куда идут двенадцать солдат революции? Кто хоронится от них за домами? Уж не Христос ли тот самый незримый классовый враг, которого они ищут? На расстрел, как на распятие, ведут его красногвардейцы? Или Христос добровольно приносит себя в жертву новому миру?

Как много вопросов порождает поэма!..

Блок ждал революции. Она виделась ему не политическим переворотом, а обновлением коренных основ самой жизни. Помимо разрушения, стихия, по мысли Блока, должна была нести в себе и созидательное начало.

И вот поэт увидел последствия претворения революционной идеи в жизнь: кровь, грязь и смерть. Ожидание обновления и ужас при виде происходящего — всё это нашло отражение в поэме. О загадке её финала критики ещё долгое время будут спорить.

Нам же, простым читателям, остаётся в очередной раз восхититься гением автора.

Источник: Школьные сочинения на «пятерку». Для школьников и абитуриентов. — М.: ООО «Мир книги», 2004

Образ Иисуса

Появление Христа в финале — явление неожиданное, поскольку в Святую Русь уже пальнули несколько раз и сняли крест. Прошло сто лет после написания поэмы, а литературоведы до сих пор рассматривают этот вопрос и выдвигают несколько догадок.

Иисус возглавляет отряд красногвардейцев и ведет их в новый мир — преступники стали святыми. Другие исследователи считают, что это и есть апостолы, шествующие революционным шагом под предводительством Петра.

Михаил Волошин уверяет, что образ Христа в поэме «Двенадцать» введен с другой целью: он не спасает отряд, а, напротив, пытается сам от него скрыться.

Павел Флоренский обратил внимание на изменения в имени Иисус — у Блока он «Исус», однако не стоит быть наивными и предполагать, что опечатка допущена случайно. Отряд возглавляет антихрист, который также всемогущ, неуязвим «и за вьюгой невидим».

Особенности языка в поэме «Двенадцать»

У самого яркого символиста двадцатого века — Александра Блока — наступил переломный момент в творчестве.

Поэт, писавший ранее стихи о женщинах и любви, начинает интересоваться новыми темами, а наступление революции окончательно убедило его переосмыслить мотивы своего творчества.

весьма необычна — Блок писал ее в порыве ожиданий, страстей и собирал городской фольклор, не оставляя без внимания даже просторечья и бранную лексику. Фраза «Шоколад «Миньон» жрала» принадлежит Любови Менделеевой.

Проститутка Катя у Блока — «толстоморденькая», фонарь — «елекстрический», юнкеры — «юнкерье», а Русь — «толстозадая». Автор великолепно передал колорит уличной жизни, но, проведя полный анализ поэмы «Двенадцать», можно выявить и крылатые фразы. Строфа «…Ветер, ветер — на всем божьем свете!» вскоре стала пословицей.

Композиция поэмы

«Двенадцать» является ответом на услышанную Блоком музыку революции, и музыкальность произведения достигается четким ритмом. Поэма не похожа не предыдущие произведения Александра Александровича, и поэт словно находится в поиске новой формы, что ему с успехом удается.

Традицию марша позднее в своем творчестве продолжит футурист Владимир Маяковский. Поэма состоит из двенадцати разных по форме частей, которые связаны между собой и составляют единое целое.

Если проводить анализ поэмы «Двенадцать», можно выявить многоточия между строфами, которые вставлены редакторами после публикации — очевидно, цензоры посчитали нужным опустить некоторые места.

В определенных моментах повествовательная часть уходит на второй план, и действия описываются в диалогах и монологах. Рифма непостоянная, а в отдельных эпизодах ее вовсе нет, нередко действие перебивает стрельба — «трах-тах-тах!»

Демократия или анархия?

Двенадцать красноармейцев — главные образы поэмы «Двенадцать». Они непримиримы к старым устоям — идут, и им все нипочем. Они — отражение истинного лица революции, которая сметает все на своем пути, так же, как и метель.

Красногвардейцы предупреждают жителей запирать «етажи» и отпирать погребы, поскольку «нынче будут грабежи». Подобные возгласы символизируют анархию, но не борьбу пролетариата за лучшую жизнь. Они презирают старый мир, но что могут предложить взамен? Разрушая, они не готовы созидать.

Они не говорят: «Мы наш новый мир построим, создадим!» Анализ поэмы «Двенадцать» позволят увидеть в происходящих событиях гибель страны. Ненужность революции подтверждает старушка, которая, завидев плакат «Вся власть — Учредительному Собранию!», поражается, зачем он нужен.

Из такого огромного лоскута можно было бы сшить портянки для ребят, ведь в нынешние голодные и холодные времена, когда «всякий — раздет, разут», государству необходимо заботиться о благополучии народа.

Даже церковь лишена своей былой власти. Александр Блок изображает попа, который, если раньше «брюхом шел вперед» и сиял крестом, теперь так же, как все остальные, покорен красногвардейцем, а они обращаются к нему «товарищ поп». Новой власти не нужна церковь и вера, и красногвардейцы призывают пальнуть в Святую Русь из винтовки.

Поэма «Двенадцать» А.Блока изображает события истории начала 20 века, а именно революцию 1917 года. Автор показывает новый и старый мир, это проявляется в резком противопоставлении(антитезе) на протяжении всей поэмы, например: «Чёрный вечер. Белый снег».

А.Блок таким образом подчёркивает неоднозначность этого события, он и поддерживает революцию, и одновременно осуждает её. С одной стороны: Иисус Христос, который «несёт в себе освобождение народа», а с другой: горе и убийства, которые приносят красногвардейцы.

Финал поэмы «Двенадцать» отражает её основное содержание. Он показывает старый мир, который «ковыляет позади, как голодный пёс», и противопоставляет ему новый мир, революционное движение, которое «идёт державным шагом» вслед за Иисусом Христосом. Автор изображает его с помощью антитезы и ярких эпитетов: «С кровавым флагом,…В белом венчике из роз».

Но кроме противостояния нового и старого мира с политической и идеологической точки зрения, поэма имеет более широкий философский характер, в ней изображено столкновение разных стихий- народной, природной, и внеземной. Конфликт произведения- столкновение добра и зла, хаоса и спокойствия, мира и войны, света и тьмы в каждом человеке.

  Онлайн чтение книги Избранное: рассказы Двое в декабре

«Двенадцать»-число апостолов, учеников Иисуса.

Весь путь, которым идут герои поэмы- это путь из бездны к воскресению, от хаоса к гармонии, Иисус Христос наставляет и направляет в верном направлении. И это ярко изображено в финальных строчках произведения.

«В белом венчике из роз- Впереди- Исус Христос», эти слова олицетворяют надежду на светлое будущее и, несмотря на убийства со стороны революционеров, возрождение человечности в людях.

Борьба миров- это основное содержание поэмы А.Блока «Двенадцать». Это, прежде всего внутренняя борьба, преодоление человеком в себе всего тёмного и страшного, становление и «истинный» гуманный путь, которое может обеспечить светлое будущее всему человечеству.

­­С3- Почему в стихотворении о поэзии Б.Л.Пастернак говорит о музыке и о природе(«Определение поэзии»)?

В стихотворении о поэзии Б.Л.Пастернак говорит о музыке и о природе, сопоставляя их с творчеством писателя. Автор это показывает через такие стилистические фигуры, как параллелизм и анафора: «Это — круто налившийся свист, это — щелканье сдавленных льдинок.

Это — ночь, леденящая лист, это — двух соловьев поединок». Так же эти приёмы придают особую ритмичность стихотворению. Музыка-лирика, которая постепенно сливается с красотой природы, находит отражение в строках: «Это — с пультов и с флейт – Figaro низвергается градом на грядку».

Единство между звуками и жизнью- это и есть определение поэзии.

Это загадочное число — двенадцать…

Углубляясь в историю написания поэмы, можно выявить некоторые противоречивые моменты. В истории мировой культуры существуют некоторые числа, особенность которых была замечена еще древними людьми: одним они приносили удачу, другим — несчастье.

Цифра 12 является олицетворением космического порядка и встречается в европейской, китайской, ведической и языческой культурах. Поскольку в России с десятого века проповедовали христианство, интересует сакральное значение этого числа у христиан.

Итак, 12 — это количество апостолов Иисуса, 12 плодов духа, 12 колен Израилевых; в основании Святого Града лежало 12 врат и камней, что тоже очень символично. Также всем известно, что эта цифра нередко встречается не только в религии, но и в повседневной жизни человека.

По 12 часов длятся день и ночь, 12 месяцев в году. В Древней Греции и Риме именно такое количество основных богов восседало на Олимпе.

Двенадцать — цифра поистине необычная и загадочная, но сам Блок Александр предупреждал, что поэма очень символична, и любой символ и намек можно трактовать по-разному. Возможно, смысл этого числа в поэме очень реалистичен, поскольку в момент революции красногвардейские патрули действительно насчитывали по 12 человек.

Сочинение: В чем смысл финала поэмы А. Блока «12»?

«Двенадцать — это лучшее, что я написал, потому что тогда я жил современностью» — сказал однажды Александр Блок о своей поэме. Это произведение действительно уникальное по своему содержанию и заслуживает отдельного внимания не только с позиции изучения творчества Блока, но и всей русской литературы.

Поэма поднимает животрепещущую на тот момент тему революции, главными действующими лицами мы видим буржуев, обречённых на гибель, и смелых красногвардейцев, которые борются за лучшее будущее своей страны.

Главным конфликтом поэмы является столкновение двух противоборствующих сил — старой и новой России, старого общества и нового, старых и новых идей.

Однако помимо буржуев и красноармейцев, к удивлению читателя, в самом конце поэмы на сцену выходит самый загадочный из героев — Иисус Христос, значение которого в данном произведении мы хотели бы обсудить более подробно.

Его появление трактуется читателями по-разному. Часть исследователей считает, что Блок ставит фигуру Иисуса во главе солдат, потому что сам не понимает кто должен их вести и не видит явного лидера среди идейных борцов.

Другие считают, что тем самым Блок отождествляет саму революцию с чем-то святым и спасительным.

Третьи видят в эпизоде с пущенной и Христа пулей антигуманные символы и обвинения красных в излишнем кровопролитии, от которого пострадала вся страна, в том числе много невинных людей: «Пальнем-ка пулей в святую Русь».

И всё же истинное отношение Блока к революции нетрудно определить хотя бы по тому факту, что судьбу его родной страны он показывает нам в образе «гуляющей девки» Катьки. Это и есть главная тема поэмы — поиски новой России.

От темноты, потери нравственных ориентиров, разгула тёмных страстей к свету, взрослению, новому пути. Но чтобы найти новый путь, стране необходим проводник, который поможет ей выбраться из хаоса, уйти с перекрёстка и найти свою дорогу. В Иисусе Блок видит такого проводника.

Автор говорит нам, что только вера способна совершить настоящее чудо и вывести народ из бездны к воскресению, от хаоса к гармонии. Это можно понять даже по тому, как Блок описывает Христа: в его внешности есть только чистота, свет, даже ступает он «нежной поступью надъвьюжной».

Но в то же время Блок отмечает, что переоценка ценностей в мире и война между идейными людьми связаны прежде всего с внутренней борьбой, которая ведется внутри каждого из нас.

Эта борьба связана с преодолением внутри себя тёмного и страшного, с правдой, которую так или иначе придётся сказать самому себе и впредь быть искренним. И с помощью Иисуса автор символизирует эту истину, этот свет, который так необходим в столь темный и трудный для всех период: «В белом венчике из роз впереди Исус Христос».

Подводя итог всему вышесказанному, хочется отметить, что несмотря на разгул мнений по поводу личности и символического значения Христа в поэме блока “12”, главной или ключевой версией его появления все же является желание автора создать образ, способный возродить нравственное разложение героев. Иисус для Блока — символ возрождения, воскрешения, нерушимой святости. Таким он и видит будущий нравственный ориентир России, способный преодолеть разгул стихии и привести страну к единению и согласию. Интересно? Сохрани у себя на стенке!

  Дубровский благородный разбойник сочинение (6 класс)

Суть: о чем поэма?

В морозном Петрограде, разоренном революцией, неспокойно, поэтому улицы патрулируют 12 человек. По пути они видят представителей всех прежних сословий: старую бабку, которой жалко полотнища на знамена, купчиху, разоренного буржуя, жандарма, содержанку и т.д. С каждым из них они обходятся нелюбезно, ведь пришло их время чинить расправу над виновниками прежнего беззакония.

Кульминацией является встреча отряда с бывшим другом, ставшим жандармом, и Катькой, его любовницей. Девушка становится жертвой убийства, а ее бывший любовник Петруха сожалеет о содеянном. Но товарищи напоминают ему о неуместности сожалений, и он вновь вступает в строй.

Впереди отряда виднеется Иисус Христос, ведущий людей к новым горизонтам, а позади остается шелудивый пес — систол старого времени.

Произведение Блока «Двенадцать»: краткое описание, история создания

Содержание поэмы Александра Блока «Двенадцать» посвящено теме революционных событий, ее действие происходит в послереволюционном Петрограде. Поэт начал работу над ней в январе 1918 года.

На создание произведения у него ушло несколько дней, но еще целый месяц он редактировал ее. Газета «Знамя труда» была первой, кто опубликовал поэму. Случилось это 18 февраля (3 марта по новому стилю) того же года.

Спустя 3 месяца автор издал ее отдельной книгой, хотя размер самого произведения невелик.

Основной идейный смысл произведения — противопоставить зарождающийся новый мир и старый, который представляется поэту похожим на «поджавшего хвост безродного пса». Блок старался передать свои чувства, ту музыку революции, которую он слышал внутри себя, блуждая по Петрограду. Этой музыкой был шум крушения старого мира, ощущаемый им физически, который и вдохновил его на создание поэмы.

Он никак не оценивал происходящие события в переломный для страны момент, а лишь полностью отдался стихии и запечатлел то, что наблюдал и чувствовал. Благодаря ему мы можем окунуться в атмосферу, которой был охвачен Петроград спустя всего пару месяцев после Октябрьской революции. Этому же служит и достоверно переданная разговорная лексика героев.

Хотя жанр этого шедевра определен самим автором как поэма, в нем ярко звучат отголоски других жанров. При внимательном чтении можно обнаружить пафос лозунгов и декламаций революционного характера, молитвенные речи, народные частушки, маршевые мотивы, песни и даже романсы.

Такая хаотичная смесь несочетаемых на первый взгляд жанров помогает Блоку реализовать авторский замысел — подчеркнуть противоречивость происходящих революционных событий, их стихийность, продемонстрировать творящийся повсюду хаос.

Жанр, направление, размер

Произведение Александра Блока «Двенадцать» принято считать поэмой. Отличительными чертами этого жанра можно назвать стихотворную форму произведения, наличие ярких героев, исторических реалий. В основе повествования лежит одно значительное событие — революция. Также важной чертой поэмы является наличие авторского мнения.

Нельзя однозначно определить и направление, в рамках которое было написано произведение. В поэме присутствуют как черты реализма (изображение реальных исторических событий), так и символизма (через цвета передаётся резкое настроение поэмы — присутствует белый, красный, чёрный).

Зато понятно, что Блок был коренным и неисправимым модернистом, то есть стремился выработать новые формы и отрешиться от творческого наследия предков. Ему это удалось: стиль не похож ни на возвышенный слог Пушкина, ни на правду-матушку Некрасова, ни на «чистое искусство» Фета или Тютчева.

Блок создал новаторскую и уникальную работу.

Из-за неоднозначности во всем у современников возникал вопрос: «Это сатира на революцию или слава ей?». Блок одновременно изобразил и жестокость красноармейцев, и надежду на счастливое будущее с новыми вождями.

Видя полнейшее непонимание со всех сторон, автор вынужден был дать обширный комментарий и сказал, что лишь отдался стихии, никак не оценивая ее порывы.

Подробнее об этом Вы можете прочитать в разделе «Идея» и «Критика».

Два мира в произведении

Противостояние былого и нового времени — главная тема поэмы «Двенадцать». Блок видел в революции «избавление от духовного болота» и свято верил, что рано или поздно это должно произойти. Старому миру с его устоями не суждено было долго существовать — ради перемен общество готово приносить жертвы.

Поэма начинается с метели, которая и является образом переворота. «Ветер, ветер — на всем божьем свете!» — против этого ветра перемен, который будто охватил не только Россию, а весь мир, не каждый может устоять. Двенадцать красноармейцев идут сквозь метель, не боясь ничего.

Старый мир бессилен перед грядущим новым, а предвестники революции — такие же неуправляемые и неудержимые.

Финал

В финале произведения красноармейцы утоляют жажду мести, и продолжают свой путь дальше: «И вьюга пылит им в очи дни и ночи напролет…». И даже Петька, опечаленный было смертью Катьки, отбрасывает прочь сомнения, и устремляется вслед за товарищами.

Красноармейцы бодро маршируют по заснеженным улицам Петрограда, и за ними едва поспевает голодный шелудивый пес – символ старого разрушенного мира. Герои понимают, что им не по пути с пережитками прошлого, и символично отгоняют пса острыми штыками. Неожиданно они замечают таинственную фигуру, по которой открывают огонь.

Однако пули не страшны незнакомцу: «Так идут державным шагом — позади — голодный пёс, впереди — с кровавым флагом Исус Христос».

Особенности языка в поэме «Двенадцать»

У самого яркого символиста двадцатого века — Александра Блока — наступил переломный момент в творчестве.

Поэт, писавший ранее стихи о женщинах и любви, начинает интересоваться новыми темами, а наступление революции окончательно убедило его переосмыслить мотивы своего творчества.

весьма необычна — Блок писал ее в порыве ожиданий, страстей и собирал городской фольклор, не оставляя без внимания даже просторечья и бранную лексику. Фраза «Шоколад «Миньон» жрала» принадлежит Любови Менделеевой.

Проститутка Катя у Блока — «толстоморденькая», фонарь — «елекстрический», юнкеры — «юнкерье», а Русь — «толстозадая». Автор великолепно передал колорит уличной жизни, но, проведя полный анализ поэмы «Двенадцать», можно выявить и крылатые фразы. Строфа «…Ветер, ветер — на всем божьем свете!» вскоре стала пословицей.

Жертвы ради чего?

Для революции жизнь одного человека ничего не значит на фоне всемирной вьюги. Когда один из двенадцати красноармейцев по имени Петька случайно убивает свою подругу Катю, он начинает причитать, не веря в происходящее. В глазах одиннадцати остальных это выглядит слабостью, ибо не к месту расслабляться в такой важный момент, когда решается судьба России.

Катя является символом всех человеческих пороков, анти-героиней, которая гуляет с юнкерами, ложится ко всякому в постель. Она «гетры серые носила, шоколад «Миньон» жрала» и, в общем, была нетипичной представительницей русской женщины. Быть может, поэма Блока написана в подтверждение тому, что такие, как Катя, действительно должны быть принесены в жертву ради революции.

Критики о произведении Блока

Поэма Блока, написанная в совершенно нехарактерном для него стиле, вызвала оживленные дискуссию не только среди литераторов, но и среди многих общественных деятелей и политиков. Не все близкие ему люди поняли те чувства, которые он хотел передать в произведении.

Среди поддержавших Блока были Андрей Белый, Сергей Есенин, Ольга Каменева, Всеволод Мейерхольд, Сергей Ольденбург. Они восхищались мужеством и отвагой поэта, признавали его талант в изображении действительности, удивительно точном и верном подмечании каждой детали. Но даже те, кто понял мысли Блока, выражали опасение по поводу его неосторожных, резких, а порою откровенно опасных строчек.

Были и те, кто отрекся от поэта, считая его предателем, оправдывающим революцию. Среди них — Иван Бунин и Зинаида Гиппиус. Анна Ахматова и Федор Сологуб отказались выступать вместе с ним на одной площадке. Некоторые литераторы, включая Анну Ахматову и ближайших друзей поэта Артура Лурье с Ольгой Судейкиной, поддержали лозунг «Блок — изменник».

А Николаю Гумилеву особенно не понравился финал поэмы, из-за которого он обвинил поэта не только во вторичном распятии Христа, но и в повторном расстреле государя.

Рецензент Виктор Шкловский объяснил такое всеобщее неприятие произведения его непривычным стилем, который походил на блатной, в то время как все чтили Блока за его серьезные стихи. Он пояснил, что поэму «Двенадцать» надо воспринимать как ироническую вещь, а не серьезную литературу. Для того, чтобы ее понять, надо услышать музыку революции так, как ее слышал автор.

Поэту долго приходилось объяснять, что, в отличие от критиков, он не придавал поэме никакого политического значения. Впоследствии, уже будучи в эмиграции, Блок раскаивался в опубликовании поэмы «Двенадцать» и попросил жену сжечь все черновые варианты произведения.

Русский писатель Гончаров сказал: «Язык не есть только говор, речь: язык есть образ всего внутреннего человека, всех сил умственных и нравственных». Несомненно, это утверждение верное, о том, как человек говорит, какие слова употребляет можно судить о его культурном уровне, воспитании, нравственности, интеллектуальных способностях. Можно узнать, чем живет человек, что для него есть мораль, что он из себя представляет. Сразу можно сделать вывод о человеке, если в его лексиконе только нецензурная брань. Когда человек открывает рот, ему уже ничего нельзя спрятать от собеседника, он полностью раскрывается.
Культурно выражаться нам помогает лексика, которая свидетельствует о нашем лексиконе. В предложении номер тринадцать есть фразеологизм « несся сломя голову». Он означает, что Толик быстро бежал, ему хотелось быстрее удостовериться действительно ли в городе пожар и можно ли кому-то еще помочь. В предложении номер девятнадцать используется сравнение «деревянные домики …вспыхивали, как спичечные коробки». Во время пожара дома загорались очень быстро, стремительно, их не успевали тушить пожарные.
Грамматика помогает правильно высказать мысль. Например, в предложении номер тридцать один используется причастный оборот «собрав силы». В предложении номер сорок есть ряд однородных членов «поднялся, схватил, побежал». Однородные члены помогают проследить за действиями отца во время пожара.
Опираясь на материал текста, нам удалось доказать справедливость слов известного писателя. Автор использует грамматические и лексические явления, они помогают точно и ясно выразить ему свои мысли.

Русский писатель И. А. Гончаров утверждал, что язык представляет собой не просто речь как набор слов и фраз, а настоящее отражение образа мыслей человека, его души. С его высказыванием трудно не согласиться, ведь, действительно, речь может многое рассказать о самой личности, продемонстрировать внутреннее богатство или, наоборот, внутреннюю пустоту. Иногда достаточно просто послушать, и сразу ясно, кто стоит перед тобой.
О человеке можно судить и по словам, которые он использует, и по манере речи. Вежливые спокойные интонации или крикливо-раздражительный тон покажут все особенности воспитания, а наличие в речи бранных или сорных слов ясно скажут об уровне внутренней культуры. Однако со временем речь может меняться. Когда человек взрослеет, из его словаря исчезают жаргонные слова, просторечия, совершенствуется грамматический строй.
Доказательства того, что язык отражает внутреннее состояние человека, можно найти в предложенном для анализа тексте А. Лиханова. Восклицание Толика: «Что же ты наделал, юный натуралист!» в предложении 49 ясно говорит о том, насколько мальчик переживает за своего друга, и вместе с тем уважает его за совершенный поступок. Сам Толик чувствует, что в эту минуту друг словно стал взрослее, обогнал его в чем-то.
Слова могут все рассказать и о душе более взрослого человека. Отец Толика бросается к горящему зданию с криком: «Там мальчик!» Это чужой для него человек, но он не может оставить ребенка в беде и бежит ему помогать. Эмоциональная, взволнованная речь подчеркивает отзывчивость и стремление откликнуться на чужое горе. Так простая короткая фраза, сказанная в опасную минуту, вмиг полностью раскрывает нам образ мыслей этого героя.
Таким образом, И. А. Гончаров полностью прав, и по речи действительно можно судить о внутреннем состоянии человеческой души.

Вариант 1
Писатель И.А. Гончаров был уверен: «Язык не есть только говор, речь; язык есть образ всего внутреннего чело­века, всех сил, умственных и нравственных».
Действительно, наша речь способна многое рассказать о нас.
В рассказе А. Драбкиной образ девочки, мечтающей танцевать, раскрывается с помощью ее речи: острое желание стать танцовщицей передает двойное отрицание «не могу не танцевать» (предл. 22), а восхищение талантом состоявшей­ся артистки находит отражение в эпитете «здорово танцуе- те» (предл. 26).
Таким образом, речь девочки раскрывает ее внутренний мир, подчеркивает целеустремленность и эмоциональность героини.
^Утверждение И.А. Гончарова справедливо.
Вариант 2
Прав ли был писатель И.А. Гончаров, считавший, что «язык не есть только говор, речь; язык есть образ всего внутреннего человека, всех сил, умственных и нравствен­ных»? Ведь это означает, что речь каждого из нас служит средством нашей же характеристики.
Попробуем найти доказательства данному утверждению в тексте А. Драбкиной.
Известная артистка, узнавшая себя в маленькой девочке из зрительного зала, хочет помочь ей достичь цели и под­бадривает героиню. Повтор «я всегда хотела танцевать» в предложениях 27 и 57 говорит о том, что балерина понима­ет: у девочки для реализации мечты нет ничего, кроме же­лания, и артистка убеждает ее, что это и есть самое главное.
Кроме того, побудительное предложение 23 в речи из­вестной танцовщицы помогает девочке поверить, что и она, если захочет, сможет танцевать.
Артистка в своей речи открывается нам как сопережи­вающий, добрый человек, способный убедить другого в том, что любая мечта осуществима.
Действительно, слова И.А. Гончарова верны.
Вариант 3
Русский писатель И.А. Гончаров считал: «Язык не есть только говор, речь; язык есть образ всего внутреннего чело­века, всех сил, умственных и нравственных».
Я понимаю это высказывание следующим образом: наша речь может открыть собеседнику весь наш внутренний мир.
Докажем это на примерах из текста А. Драбкиной. За­ветная мечта девочки, не принятой в кружок, передается повтором «хочу танцевать» в предложениях 10, 58. Она не просто хочет танцевать — это все, о чем мечтает героиня. Ее стремление стать балериной находит поддержку у из­вестной артистки, которая прониклась желанием малень­кой поклонницы и хочет ей помочь. Спокойная уверен­ность танцовщицы в том, что у девочки все получится, передается простыми предложениями 20, 23, 28, 55.
Приведенные примеры доказывают истинность высказы­вания И.А. Гончарова.
Текст для работы
(1)3наменитая артистка выступала в школе, в которой она раньше училась. (2)Ее попросили станцевать. (З)Она закружилась, заколдовала, лицо ее стало прекрасным. (4)Ребята смотрели на нее, раскрыв рты…
(5)В первом ряду сидела девочка с запрокинутым лицом. (6)Она сидела так потому, что если не запрокинуть лицо, то можно заплакать, а ей было стыдно плакать при всех.
(7)  Артистка кончила танцевать и заметила девочку в первом ряду, которая с трудом сдерживала слезы.
(8) Что-то настолько знакомое почудилось артистке в ли­це девочки, что она задержала на ней взгляд, хоть и пони­мала, что неприлично рассматривать человека, собравшегося плакать. (9)Потом стали приходить записки с разными во­просами. (10)На одну записку («Я хочу танцевать, но меня не приняли в кружок. И еще я некрасивая. Что делать?») артистка не ответила.
(П)Балерине не хотелось отвечать на этот вопрос при всех, к тому же ей показалось, что она знает, кто написал записку: лицо девочки с первого ряда, показавшееся ей зна­комым, было таким ожидающим!
(12) Артистка сказала:
(13) — Тут есть еще одна записка от девочки. (14)Пусть она подойдет ко мне потом.
(15) Сказав      это, артистка поняла, что не ошиблась и со­вершенно верно угадала, кто написал записку, — так засве­тилось лицо зрительницы с первого ряда.
(16) Девочка догнала ее на улице.
(17) — Это я написала записку, — сказала она.
(18) — Я знаю. Я видела твое лицо.
(19) — И вы заметили, что я некрасивая?
(20) — Это тебе кажется.
(21) — Я хочу танцевать, а меня не берут. (22)Говорят, что я не гожусь, а я не могу не танцевать.
(23) — Так и танцуй себе на здоровье.
(24) — Но меня не принимают!
(25) — Меня тоже не принимали, — сказала артистка.
(26) — Так как же вы теперь так здорово танцуете?
(27) — Я всегда хотела танцевать. (28)Потому что это главное. (29)Пойдем ко мне в гости?
(30)Артистка готовила обед и думала о девочке, которая тоже хочет танцевать. (31)Где она видела это лицо? (32)Потом она вспомнила про то, как сама была девочкой и как ее тоже не принимали в хореографический кружок. (ЗЗ)Зойка (так ее звали в детстве) танцевала дома в одиноче­стве. (34)Ей нравилось танцевать, поэтому она пришла в школьный кружок, где протанцевала какую-то польку. (Зб)Балетмейстер похвалила, а потом стала проверять ноги на гибкость. (Зб)Это было очень больно, Зойка закусила губу, но все-таки заплакала. (37)Ее не приняли.
(38) В  кружке при Доме культуры балетмейстер тоже сказал, что с такими слабыми ногами танцевать нельзя, но нашлась женщина, которая позволила Зойке присутствовать на занятиях.
(39) Приходя домой, Зойка становилась у зеркала и ко­мандовала сама себе:
(40) — Первая позиция! Руки!
(41) Коленки не подчинялись. (42)Руки с нелепо расто­пыренными пальцами гребли воздух.
(43)Тогда она заводила современную музыку и танцевала как умела. (44)Потом Зойка поступила в драматический кружок, где танцевала, как ей хотелось. (45)Наконец ее приняли в театральный институт, потому что она твердо знала: на этом свете она может быть только артисткой. (46)Люди, которые ее экзаменовали, наверное, почувствова­ли это…
(47) Артистка  приготовила обед и вошла в гостиную.
(48) Девочка-гостья          под музыку летала по комнате, лицо ее было до боли счастливым. (49)И артистка вдруг поняла, откуда она знает это лицо.
(50)0на вынула старый альбом и нашла то, что искала. (51)Артистка смотрела то на фотографию, то на смущенно застывшую девочку.
(52) — Взгляни! — сказала она.
(53) Девочка  заглянула в альбом и попятилась.
(54) — Кто это? — прошептала она.
(55) — Это я в твоем возрасте.
(56) — Но как же вы стали такой красивой?
(57) — Я всегда хотела танцевать, вот и все.
(58) — Я тоже хочу танцевать!
(59) Артистка смотрела на девочку и думала о том, что та непременно будет танцевать. (бО)Девочка была очень похожа на нее, маленькую Зойку, и кто-то должен был ей помочь…
(61)Девочка, которая хотела танцевать, припрыгивая, бежала домой. (62)Она танцевала, кружилась. (63)И золотые листья вились вокруг нее, танцевали с ней вместе. (64)И счастье девочки было таким огромным, какого не бывает даже во сне. (65)Это было невозможное счастье.
(По А. Драбкиной)