Художественные особенности сказок м е салтыкова щедрина на примере одной сказки

Реальное и фантастическое в прозе М. Е. Салтыкова-Щедрина. (На материале произведений по выбору учащегося.)

В начале рассуждения отметьте, что сатирические сказки М. Е. Сал­тыкова-Щедрина, написанные в основном в поздний период творчества писателя, обличают правителей России, государственное устройство, вла­дельцев крепостных душ и даже сам народ. Автор утверждает, что в его произведениях «карикатур нет… кроме той, которую представляет сама действительность».

Раскройте, как приём гротеска помогает сатирику подчеркнуть по­следствия отсутствия мужика во владениях помещика — доведение дво­рянина до состояния животного. Таким образом, писатель подчёркивает тот факт, что только деятельность крестьянства создаёт культуру.

Поясните, что в образах сказки обнаруживаются сближения с персо­нажами романа «История одного города». Так, Урус-Кучум-Кильдибаев напоминает своей непреклонностью и идиотизмом Угрюм-Бурчеева. Этот ассоциативный ряд свидетельствует о некой типичности властных лиц в Российской империи.

Аргументируя свой ответ, рассмотрите, как в сказке «Дикий помещик» обнаруживаются черты народной волшебной сказки. Это и традиционные обороты «в некотором царстве, в некотором государстве», «тело мягкое, белое и рассыпчатое», «начал жить да поживать», «сказано, сделано». Пер­сонажи также типичны для народной сказки: медведь Михаил Иванович, мужики, барин. Совершаются в произведении и волшебные события — перемещения в пространстве, фантастическое исполнение желаний.

Как и в обычной сказке, в произведении М. Е. Салтыкова-Щедрина соседствуют реальный и фантастический планы. Так, в сюжете действует реальный актёр Садовский, упоминаются типичные для тогдашней Рос­сийской империи чины капитана-исправника, генералов. Сама фамилия Урус-Кучум-Кильдибаев пародирует пышные родовые имена дворян. По­мещик читает газету «Весть», боится ссылки в Чебоксары.

Подводя итоги своим размышлениям, укажите, что в то же время сбывшееся желание помещика фантастично — мужики были развеяны Господом по лицу земли. Также фантастически преувеличена степень оди­чания дворянина.

Используйте такие теоретико-литературные понятия, как сатира, гротеск, приём фантастики, реалия, «говорящие» имена и фамилии, жанр литературной сказки, стиль писателя.

Продумывая композицию сочинения, обратитесь сначала к общей характеристике сатиры М. Е. Салтыкова-Щедрина; затем раскройте ху­дожественное своеобразие сказки «Дикий помещик»; наконец, охарак­теризуйте роль реального и фантастического плана в произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Здесь искали:

• примеры фантастики в произведениях салтыкова-щедрина

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

ПЛАН

Введение………………………………………………………………..3

1. Своеобразие сказок Салтыкова-Щедрина…………………….4

2. Элементы фантастики в «Истории одного города»…………..9

Заключение……………………………………………………………19

Список литературы……………………………………………………20

Введение

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в своем творчестве избрал верным оружием сатирический принцип изображения действительности с помощью элементов фантастики. Он стал продолжателем традиций Д.И.Фонвизина, А.С.Грибоедова, Н.В.Гоголя в том, что сделал сатиру своим политическим оружием, борясь с ее помощью с острыми вопросами своего времени.

М. Е. Салтыков-Щедрин написал более 30 сказок. Обращение к этому жанру было естественным для Салтыкова-Щедрина. Элементами фантастики пронизано все творчество писателя. В произведениях Салтыкова-Щедрина разрабатываются политические проблемы, решаются актуальные вопросы. Защищая передовые идеалы своего времени, автор выступал в своих произведениях как защитник народных интересов. Обогатив фольклорные сюжеты новым содержанием, Салтыков-Щедрин направил жанр сказки на воспитание гражданских чувств и особого уважения к народу.

Цель реферата — изучить роль элементов фантастики в произведениях М.Е. Салтыкова-Щедрина.

1. Своеобразие сказок Салтыкова-Щедрина

К жанру сказки Салтыков-Щедрин обращается в своем творчестве неоднократно: сначала в 1869 году, а затем после 1881 года, когда исторические условия (убийство царя) привели к ужесточению цензуры.

Подобно многим писателям, Салтыков-Щедрин использует жанр сказки для выявления пороков человека и общества. Написанные для “детей изрядного возраста”, сказки являют собой резкую критику существующего строя и, по существу, служат оружием, обличающим российской самодержавие.

Тематика сказок очень разнообразна: автор выступает не только против пороков самодержавия (“Медведь на воеводстве”, “Богатырь”), но и обличает дворянский деспотизм (“Дикий помещик”). Особое осуждение вызывают у сатирика взгляды либералов (“Карась-идеалист”), а также равнодушие чиновников (“Праздный разговор”) и обывательская трусость (“Премудрый пескарь”).

Однако есть тема, которая, можно сказать, присутствует во многих сказках — это тема угнетенного народа. В сказках “Как один мужик двух генералов прокормил”, “Коняга” она звучит особенно ярко.

Тематика и проблематика определяют разнообразие персонажей, действующих в этих остросатирических произведениях. Это глупые правители, поражающие своим невежеством и помещики-самодуры, чиновники и обыватели, купцы и мужики. Иногда персонажи достаточно достоверны, и мы находим в них черты конкретных исторических лиц, а иногда образы аллегоричны и иносказательны.

Используя фольклорно-сказочную форму, сатирик освещает самые злободневные вопросы русской жизни, выступает как защитник народных интересов и передовых идей.

Сказка “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил” выделяется из всех особой динамичностью, изменчивостью сюжета. Писатель использует фантастический прием — генералы, словно “по щучьему велению”, переносятся на необитаемый остров, и здесь писатель со свойственной ему иронией демонстрирует нам полную беспомощность чиновников и их неспособность действовать.

“Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитывались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали”. По причине своей глупости и ограниченности они чуть не умерли с голоду. Но им на помощь приходит мужик, который на все руки мастер: он может и охотиться, и готовить пищу. Образ “здоровенного мужичины” олицетворяет в этой сказке и силу, и слабость русского народа. Мастерство, его необыкновенные способности сочетаются в этом образе с покорностью, классовой пассивностью (мужик сам вьет веревку, чтобы его привязывали к дереву на ночь). Насобирав спелых яблок для генералов, он берет себе кислое, незрелое, да еще он рад был тому, что генералы “его, тунеядца, жаловали и мужицким трудом его не гнушались”.

Сказка о двух генералах говорит о том, что народ, по представлению Салтыкова-Щедрина, — опора государства, он создатель материальных и духовных ценностей.

Тема народа разрабатывается еще в одной сказке Салтыкова-Щедрина — “Коняга”, которая была создана в 1885 году. По стилю она отличается от других отсутствием действия.

Эту сказку называют сильнейшим произведением в ряду посвященных тяжелому положению русского крестьянства. Образ коняги-работяги собирательный. Он олицетворяет весь подневольный народ-труженик, в нем отразилась трагедия миллионов мужиков, этой громадной силы, закабаленной и бесправной.

В этой сказке также звучит тема покорности народа, его бессловесность и отсутствие желания бороться. Коняга, “замученный, побитый, узкогрудый, с выпяченными ребрами и обожженными плечами, с разбитыми ногами” — такой портрет создается автором, который скорбит о незавидной доле бесправного народа. Раздумья о будущем, судьбе народа мучительны, но исполнены беззаветной любви.

В сказках Салтыкова-Щедрина с помощью эзопова языка, элементов фантастики, фольклорных традиций и сатирических приемов звучат различные темы.

Что сближает сказки Салтыкова-Щедрина с народными? Типичные сказочные зачины («Жили-были два генерала…», «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик…»; присказки («по щучьему велению», «ни в сказке сказать, ни пером описать»); характерные для народной речи обороты («думал-думал», «сказано — сделано»); приближенные к народному языку синтаксис, лексика, орфоэпия. Преувеличения, гротеск, гипербола: один из генералов съедает другого; «дикий помещик», как кошка, в один миг взбирается на дерево; мужик варит суп в пригоршне. Как и в народных сказках, чудесное происшествие завязывает сюжет: по милости божьей «не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика». Народной традиции Салтыков-Щедрин следует и в сказках о животных, когда в аллегорической форме высмеивает недостатки общества.

Отличие: переплетение фантастического с реальным и даже исторически достоверным. «Медведь на воеводстве»: среди действующих лиц — зверей вдруг появляется образ Магницкого, известного в русской истории реакционера: еще до начала появления Топтыгина в лесу были уничтожены Магницким все типографии, студенты отданы в солдаты, академики заточены. В сказке «Дикий помещик» герой постепенно деградирует, превращаясь в животное. Невероятная история героя во многом объясняется тем, что он читал газету «Весть» и следовал ее советам. Салтыков-Щедрин одновременно соблюдает форму народной сказки и разрушает ее. Волшебное в сказках Салтыкова-Щедрина объясняется реальным, читателю не удается уйти от действительности, которая постоянно чувствуется за образами зверей, фантастическими событиями. Сказочные формы позволяли Салтыкову-Щедрину по-новому представить близкие ему идеи, показать или высмеять общественные недостатки.

«Премудрый пескарь» — образ до смерти перепуганного обывателя, который «все только распостылую жизнь свою бережет». Может ли быть для человека смыслом жизни лозунг — «выжить и щуке в хайло не попасть».

Тема сказки связана с разгромом народовольцев, когда многие представители интеллигенции, испугавшись, отошли от общественных дел. Создается тип труса, жалкого, несчастного. Эти люди не сделали никому плохого, но прожили жизнь бесцельно, без порывов. Эта сказка о гражданской позиции человека и о смысле человеческой жизни. Вообще автор предстает в сказке сразу в двух лицах: народный сказитель, простачок-балагур и одновременно человек, умудренный жизненным опытом, писатель-мыслитель, гражданин. В описании жизни животного царства с присущими ему деталями вкрапливаются детали реальной жизни людей. В языке сказки сочетаются сказочные слова и обороты, разговорный язык третьего сословия и публицистический язык того времени.

2.
Элементы фантастики в
«Истори
и
одного города»

«История одного города» — самое значительное фантастическо-сатирическое произведение русской литературы. Эта книга единственная в нашей стране удачная попытка дать в одном произведении картину (пародийную и гротескную, но удивительно точную) не только истории России, но и современного писателю ее образа. Более того, читая «Историю одного города», постоянно ловишь себя на мысли о том, что эта книга и о нашем времени, о «постперестроечной» России, настолько злободневны для нас ее социально-политические, психологические и художественные открытия.

Салтыков-Щедрин мог написать такое универсальное для России литературное произведение только в форме гротеска, фантастики и сатиры. Современные Салтыкову-Щедрину критики, его коллеги-писатели и просто читатели придерживались двух различных мнений об «Истории одного города»: одни видели в ней лишь несправедливую карикатуру на русскую историю и русский народ (среди сторонников такой точки зрения был и Лев Толстой), другие усматривали в сатире Салтыкова-Щедрина зарю новой, счастливой жизни (либеральные демократы, социал-демократы). В советский период официальная наука делала вид, что произведение не имеет ничего общего с советской действительностью. Только сейчас становится понятно, что «История одного города» — книга «на все времена» и не только о России конца XX века, но и о других странах.

Несмотря на то, что книга Салтыкова-Щедрина — первое столь значительное гротескно-сатирическое произведение русской литературы, сами по себе формы гротеска, фантастики и сатиры в литературе и искусстве далеко не новы. Об этом, а также, в определенной степени, о сути этих методов говорит уже само происхождение слов: fantastich (фантастика) по-гречески в буквальном смысле слова — искусство воображать; satira (satura) по латыни — смесь, всякая всячина; grottesco по-итальянски — «пещерный», «гротовый» (для обозначения причудливых орнаментов, найденных в 15-16 вв. при раскопках древнеримских помещений — «гротов»). Таким образом, «фантастический гротеск» и сатирические произведения восходят еще к античной, так называемой «мифологической архаике» («низкий вариант» мифа) и к античному сатирическому роману, к народному фантастическому гротеску эпохи возрождения. Позже эти термины стали предметом уже специальных исследований по литературоведению и эстетике. Первое серьезное исследование гротеска как художественного, эстетического метода предпринято более 200 лет назад в 1788 г. в Германии Г.Шнеегансом, впервые давшим обобщенное определение гротеска. Позднее, в 1827 г. знаменитый французский писатель Виктор Гюго в своем «Предисловии к «Кромвелю» впервые придал термину «гротеск» широкое эстетическое толкование и привлек к нему внимание широких слоев читающей публики.

В наше время под «гротеском», «фантастикой», «сатирой» понимают примерно следующее. Гротеск в литературе — один из видов типизации, преимущественно сатирической, при котором деформируются реальные жизненные соотношения, правдоподобие уступает место карикатуре, фантастике, резкому совмещению контрастов. (Другое, сходное определение: Гротеск — вид художественной образности, обобщающий и заостряющий жизненные отношения посредством причудливого и контрастного сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, трагического и комического, прекрасного и безобразного. Фантастика — специфический метод художественного отображения жизни, использующий художественную форму-образ (объект, ситуацию, мир, в котором элементы реальности сочетаются несвойственным ей способом, — невероятно, «чудесно», сверхъестественно). Сатира — специфическая форма художественного отображения действительности, посредством которой обличаются и высмеиваются отрицательные, внутренне превратные явления; вид комического, уничтожающее осмеяние изображаемого, раскрывающее его внутреннюю несостоятельность, его несоответствие своей природе или предназначению, «идее». Обращает на себя внимание то, что в этих трех определениях есть нечто общее. Так, в определении гротеска в качестве его элементов упоминается и фантастическое, и комическое (видом последнего является сатира). Целесообразно не разделять эти три понятия, а говорить о произведении Салтыкова-Щедрина как о сатирическом, написанном в форме фантастического гротеска. Более того, единство всех трех художественных методов подчеркивают многие исследователи творчества Салтыкова-Щедрина, когда говорят о его произведениях как о частях целостного сатирического, гротескного мира. Анализируя этот мир (наиболее яркое воплощение которого — «История одного города»), литературоведы отмечают следующие его особенности. Гротеск словно «разрушает» реальную страну Россию и ее людей в «бытовом», повседневном правдоподобии и создает новые закономерности и связи. Возникает особый гротескный мир, существенно важный, однако, для вскрытия реальных противоречий действительности. Поэтому гротеск у Салтыкова-Щедрина состоит как бы из двух планов, а восприятие его двойственно. То, что на первый взгляд кажется случайным, произвольным, на самом деле оказывается глубоко закономерным. Природа комического в «Истории одного города» состоит отнюдь не в усилении фарсового начала (в «комиковании»), а связана с его двуплановостью. Комическое высвобождается вместе с постижением сущности гротеска, с движением читательской мысли от поверхностного плана к более глубокому. Более того, у Щедрина в «Истории одного города» гротескное начало — не просто существенная часть. Напротив, гротескное начало положено в саму основу произведения. Гротеску свойственно часто стремление к предельному обобщению, преимущественно сатирическому, к постижению сути явления и извлечению из него некоего смысла, концентрата истории. Именно поэтому гротеск оказался единственной возможной для Салтыкова-Щедрина формой и основой его произведения. Диапазон обобщаемого явления в «Истории одного города» расширяется до поразительно широких пределов — до обобщения тенденции всей русской истории и современности. Обобщенность и концентрация исторического содержания обусловливают особо резкое совмещение в гротеске юмора и сарказма, комических и трагических элементов. Читая «Историю одного города», убеждаешься в справедливости еще одного важного вывода, сделанного филологами: гротеск устремлен к целостному и многогранному выражению основных, кардинальных проблем человеческой жизни.

В творчестве великого сатирика можно увидеть с одной стороны, стихию народного художественного творчества и народного комизма, с другой — выражение противоречивости и сложности жизни. Образы народного гротеска, построенные на единстве полярных, контрастных (и в своей контрастной слитности комичных) элементов, запечатлевают сущность резко противоречивой жизни, ее диалектику. Смеховое снижение, сближение контрастов как бы упраздняет всякую однозначность, исключительность и незыблемость. Гротескный мир реализует своеобразную народную смеховую утопию. Все содержание «Истории одного города» в сжатом виде укладывается в «Опись градоначальникам», поэтому «Опись градоначальникам» наилучшим образом иллюстрирует те приемы, при помощи которых Салтыков-Щедрин создавал свое произведение.

Именно здесь в наиболее концентрированном виде мы встречаем «причудливые и контрастные сочетания реального и фантастического, правдоподобия и карикатуры, трагического и комического», характерные для гротеска. Вероятно, никогда ранее в русской литературе не встречалось такое компактное описание целых эпох, пластов российской истории и жизни. В «Описи» на читателя обрушивается поток абсурда, который, как ни странно, более понятен, чем реальная противоречивая и фантасмагоричная российская жизнь. Возьмем первого же градоначальника, Амадея Мануйловича Клементия. Ему посвящено всего семь строк (примерно столько же текста отведено и каждому из 22 градоначальников), но каждое слово здесь ценнее, чем многие страницы и тома, принадлежащие перу современных Салтыкову-Щедрину официальных историков и обществоведов. Комический эффект создается уже в первых словах: нелепое сочетание иностранного, красиво и высоко для русского слуха звучащего имени Амадей Клементий с провинциальным российским отчеством Мануйлович говорит о многом: о скоротечной «вестернизации» России «сверху», о том, как страна наводнялась заграничными авантюристами, о том, насколько чужды простым людям были насаждавшиеся сверху нравы и о многом другом. Из этого же предложения читатель узнает о том, что Амадей Мануйлович попал в градоначальники «за искусную стряпню макарон» — гротеск, конечно, и сначала кажется смешно, но уже через мгновение современный российский читатель с ужасом понимает, что за сто тридцать лет, прошедшие после написания «Истории одного города», и за 270 лет, прошедших со времен Бирона, мало что изменилось: и на наших глазах с Запада выписывались многочисленные «советники», «эксперты», «творцы денежных систем» и сами «системы», выписывались за трескучую заграничную болтовню, за красивую, экзотическую для российского уха фамилию… И ведь верили, верили, как глуповцы, так же глупо и так же наивно. Ничего не изменилось с тех пор. Далее описания «градоначальников» почти мгновенно следуют одно за другим, нагромождаются и перепутываются в своей абсурдности, вместе составляя, как это ни странно, почти научную картину русской жизни. Из этого описания наглядно видно, как Салтыков-Щедрин «конструирует» свой гротескный мир. Для этого он действительно вначале «разрушает» правдоподобие: Дементий Ваоламович Брудастый имел в голове «некоторое особливое устройство», Антон Протасьевич де Санглот летал по воздуху, Иван Пантелеевич Прыщ оказался с фаршированной головой. В «Описи» есть и не столь фантастическое, но все же очень маловероятное: градоначальник Ламврокакис умер, заеденный в постели клопами; бригадир Иван Матвеевич Баклан переломлен пополам во время бури; Никодим Осипович Иванов умер от натуги, «усиливаясь постичь некоторый сенатский указ», и так далее. Итак, гротескный мир Салтыкова-Щедрина сконструирован, и читатель вдоволь посмеялся над ним. Однако вскоре наш современник начинает понимать, что абсурдный, фантастический мир Салтыкова не так уж абсурден, каким кажется на первый взгляд. Точнее, абсурден-то он абсурден, но реальный мир, реальная страна не менее абсурдна. В этой «высокой реальности» мира Щедрина, в осознании современным читателем абсурдности устройства нашей жизни заключается оправдание и предназначение щедринского гротеска как художественного метода. Органчик Следующее за «Описью» подробное изложение «деяний» градоначальников и описание поведения глуповцев не раз заставляет современного читателя невольно воскликнуть: «Как Салтыков-Щедрин 130 лет назад мог знать, что происходит с нами в конце двадцатого века?». Ответ на этот вопрос, по выражению Козинцева, надо искать в словаре на слово «гений». Местами текст этой главы настолько потрясающ и настолько свидетельствует об исключительном провидческом даре Салтыкова-Щедрина, подкрепленном используемыми им методами гиперболы, гротеска и сатиры, что необходимо привести здесь несколько цитат. «Жители ликовали… Поздравляли друг друга с радостью, целовались, проливали слезы… В порыве восторга вспомнились и старинные глуповские вольности. Лучшие граждане…, образовав всенародное вече, потрясали воздух восклицаниями: батюшка-то наш! Явились даже опасные мечтатели. Руководимые не столько разумом, сколько движениями благородного сердца, они утверждали, что при новом градоначальнике процветет торговля и что под наблюдением квартальных надзирателей возникнут науки и искусства. Не удержались и от сравнений. Вспомнили только что выехавшего из города старого градоначальника, и выходило, что хотя он тоже был красавчик и умница, но что, за всем тем, новому правителю уже по одному тому должно быть отдано преимущество, что он новый. Одним словом, при этом случае, как и при других подобных, вполне выразились и обычная глуповская восторженность, и обычное глуповское легкомыслие… Скоро, однако ж, обыватели убедились, что ликования и надежды их были, по малой мере, преждевременны и преувеличены… Новый градоначальник заперся в своем кабинете… По временам он выбегал в зал… произносил «Не потерплю!» — и вновь скрывался в кабинете. Глуповцы ужаснулись… вдруг всех озарила мысль: а ну, как он этаким манером целый народ выпорет!… заволновались, зашумели и, пригласив смотрителя народного училища, предложили ему вопрос: бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжались, вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд?» Об «органчике», градоначальнике Брудастом, из этой поразительной главы уже много говорилось. Не менее интересно, однако, описание в этой главе глуповцев.

Во времена Салтыкова-Щедрина, да и сейчас, созданный им гротескный образ русского народа многим казался и кажется натянутым, а то и клеветническим. И монархистам, и либералам, и социал-демократам было свойственно во многом идеализировать народ, приписывать ему некоторые возвышенные, абстрактные качества. Как либералы, так и социалисты полагали невероятным, что широкие массы населения могут столетиями терпеть длинную череду «органчиков» и «бывых прохвостов», разражаясь иногда порывами необоснованного энтузиазма или гнева. Такое положение считалось «исторической ошибкой» или «противоречием между производительными силами и производственными отношениями» и казалось исправимым путем введения представительной демократии или претворением на практике теорий марксизма. Лишь позднее стало постепенно выясняться, что кажущиеся парадоксальными, абсурдными и гротескными черты национального русского характера подтверждаются серьезным научным анализом. Таким образом, мы видим, что гротеск и сатира у Салтыкова-Щедрина были не только выразительными средствами, при помощи которых он решал художественные задачи, но и инструментом анализа русской жизни — противоречивой, парадоксальной и кажущейся фантастичной, но внутренне целостной и содержащей в себе не только отрицательные черты, но и элементы устойчивости, и залог будущего развития. В свою очередь, сами основы противоречивой русской жизни диктовали Салтыкову-Щедрину необходимость воспользоваться именно формами фантастического гротеска.

Рассказ об Угрюм-Бурчееве, наверное, самая широко цитируемая в перестроечное время глава «Истории одного города». Как известно, непосредственными прототипами образа Угрюм-Бурчеева были Аракчеев и Николай I, а прототипом казарменного города Непреклонска были военные поселения николаевской эпохи, и литературоведы советского периода обращали внимание именно на это. Однако, читая эту главу, ясно видишь черты удивительного сходства Непреклонска с казарменным социализмом сталинского типа. Причем Салтыкову-Щедрину удалось указать и на основные черты построенного «нивелляторами» общества, и даже на такие детали этого общества, которые, кажется, было абсолютно невозможно предсказать за 60 лет до этого. Точность провидения Салтыкова-Щедрина поражает. В своей книге он предвидел и «казарменный» вид того общества, к которому приведет «идея всеобщего осчастливения», возведенная в «довольно сложную и неизъятую идеологических ухищрений административную теорию», и громадные жертвы сталинской эпохи («решенный вопрос о всеобщем истреблении», «фантастический провал, в котором пропадали «все и все без остатка»), и убогую прямолинейность идеологии и «теории» казарменного социализма («Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть в нее весь видимый и невидимый мир» — как не вспомнить здесь о примитивных теориях постепенного «стирания граней» и «улучшения» всего и вся), и назойливый коллективизм («Все живут каждую минуту вместе…»), и многое другое. И более частные черты «общества будущего» Салтыкова-Щедрина как две капли воды похожи на реальности сталинской диктатуры. Здесь и низкое происхождение «градоначальника», и невероятная, бесчеловечная жестокость его по отношению к членам собственной семьи, и два официальных идеологических праздника в Непреклонске весной и осенью, и шпиономания, и угрюм-бурчеевский «план преобразования природы», и даже детали болезни и смерти Угрюм-Бурчеева… Когда размышляешь над тем, как удалось Салтыкову-Щедрину с такой точностью предвидеть будущее России, приходишь к выводу о том, что его литературный метод изучения мира и страны, основанный на художественной логике фантастической гиперболы, оказался намного более точным и мощным, чем научные методы прогноза, которыми руководствовались обществоведы и философы, современники писателя. Более того, в главе об Угрюм-Бурчееве он дал более точный диагноз общества казарменного социализма, чем большинство отечественных ученых ХХ века! Обращает на себя внимание и такой аспект проблемы. Когда Салтыков-Щедрин писал свою «антиутопию», многое сказанное им о Непреклонске казалось и было для того времени именно фантазией, гиперболой и гротеском. Но через 60 лет самые фантастические предвидения писателя оказались воплощенными в жизнь с удивительной точностью. Здесь мы имеем пример того, как (быть может, единственный раз в истории литературы) фантастический гротеск и художественная гипербола таких масштабов абсолютно точно становиться реальной жизнью. В данном случае фантастический гротеск позволил писателю выявить скрытые до поры-до времени, но неумолимые механизмы трансформации общества. Причина того, что Салтыков-Щедрин оказался более прозорливым, чем все крупнейшие философы его времени, крылась, очевидно, в самой природе его художественного творчества и метода: метод фантастического гротеска позволил ему выделить существенные элементы и закономерности исторического процесса, а большое художественное дарование позволило одновременно (в отличие от общественных наук) сохранить всю совокупность деталей, случайностей и черт живой, реальной жизни. Художественный мир, сконструированный таким образом Салтыковым-Щедриным, оказался отражением настолько реальной силы, что со временем он неумолимо и грозно пробил себе дорогу в жизнь. Вместо заключения: «Оно» Заключительные строки «Истории одного города» содержат в себе мрачное и таинственное, не расшифрованное автором предсказание: «Север потемнел и покрылся тучами; из этих туч нечто неслось на город: не то ливень, не то смерч… Оно близилось, и по мере того, как близилось, время останавливало бег свой. Наконец земля затряслась, солнце померкло… глуповцы пали ниц. Неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца. Оно пришло…» Многие исследователи творчества Салтыкова-Щедрина пишут о том, что под «оно» писатель имел в виду социальную революцию, «русский бунт», свержение самодержавия. Фантастичность образа «оно» подчеркивает у Салтыкова-Щедрина трагичность ожидаемых им общественных катаклизмов. Интересно сравнить пророчество Салтыкова-Щедрина с прогнозами других русских литераторов. М.Ю.Лермонтов в своем стихотворении, которое так и называется «Предсказание» писал: Настанет год, России черный год, Когда царей корона упадет; Забудет чернь к ним прежнюю любовь, И пища многих будет смерть и кровь;… Показательно, что Пушкин описывал аналогичные события с гораздо большим оптимизмом в том, что касается изменений в самом обществе, и приветствовал самые «радикальные» меры в отношении царя, его семьи и детей: Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостию вижу. Наконец, Блок в «Голосе в тучах» также смотрит в будущее с изрядной долей оптимизма: Мы с ветром боролись и, брови нахмуря, Во мраке с трудом различали тропу… И вот, как посол нарастающей бури, Пророческий голос ударил в толпу. — Печальные люди, усталые люди, Проснитесь, узнайте, что радость близка! Туда, где моря запевают о чуде, Туда направляется свет маяка! Как мы видим, мнения великих русских поэтов по поводу будущих российских перипетий кардинально разошлись.

Известно, что прогнозы событий в России, сделанные другими великими русскими писателями — Гоголем, Достоевским, Толстым, Чеховым — оказались намного менее точными, чем провидения Салтыкова-Щедрина.

Заключение

Как и его произведения, фигура Салтыкова-Щедрина до сих пор остается одной из самых парадоксальных в истории русской литературы. В то время, как многие литературоведы и «широкий читатель» зачастую ставят его намного ниже Толстого, Достоевского и Чехова, знатоки творчества Салтыкова-Щедрина считают его преемником традиций титанов литературы Возрождения и Просвещения: Рабле, Сервантеса, Свифта.

Салтыков-Щедрин с помощью элементов фантастики смог увидеть и отразить в своих сказках не только конкретные и проходящие беды своего времени, но и вечные проблемы отношений народа и власти, недостатков народного характера.

Может быть, пройдут столетия, а творчество нашего великого писателя-сатирика будет так же актуально, как и сто лет назад, как и сейчас. А пока мы вместе с ним «смеясь прощаемся с нашим прошлым» и с тревогой и надеждой всматриваемся в будущее нашей великой и несчастной Родины.

Список литературы

1. Ефимов А.И. Язык сатиры Салтыкова-Щедрина. — М.: Издательство Московского университета, 1953.

2. Макашин С.А. Салтыков, Михаил Евграфович. // КЛЭ. Т.6. — М.: СЭ, 1971.

3. Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович // Энциклопедия фантастики: Кто есть кто / Под ред. В. Гакова. — Минск: ИКО Галаксиас, 1995.

Подобные документы

Изучение жизненного и творческого пути М.Е. Салтыкова-Щедрина, формирования его социально-политических взглядов. Обзор сюжетов сказок писателя, художественных и идеологических особенностей жанра политической сказки, созданного великим русским сатириком.

реферат , добавлен 17.10.2011

Особенности атмосферы, в которой прошли детские годы Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Годы учебы, Царскосельский лицей. Служба чиновником в канцелярии Военного министерства. Кружок Петрашевского, арест и ссылка. Сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина.

презентация , добавлен 20.04.2015

Понятие «жанр», «сказка» в литературоведении. Сатира как испытанное веками оружие классовой борьбы в литературе. Сказочный мир Салтыкова-Щедрина. Связь сказок с фольклорными традициями. Общечеловеческое звучание и отличительные признаки сказок Щедрина.

курсовая работа , добавлен 15.05.2009

Изучение жанра и особенностей сюжетной линии произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил». Художественный смысл сочетания стилистических систем. Речевая система сказки с появлением несобственно-прямой речи.

реферат , добавлен 14.06.2010

Воспоминания Салтыкова-Щедрина о детстве, своих родителях и методах их воспитания. Образование юного Салтыкова. Жена и дети. Вятский плен, возвращение из ссылки. Жизненное кредо писателя. Значение его творчества в общественно-политических процессах.

презентация , добавлен 04.02.2016

История возникновения сказок М.Е. Салтыкова-Щедрина. Основные особенности сатиры Салтыкова-Щедрина, проявившиеся в сказках «Дикий помещик» и «Медведь на воеводстве». Выразительные средства юмора и сатиры в сказках. Фразеологизм, как средство сатиры.

реферат , добавлен 17.11.2003

Ознакомление со стилистическими особенностями написания и сюжетной линией сатирической картины «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина. Изображение общего безверия и утраты нравственных ценностей нации в романе «Преступление и наказание» Достоевского.

реферат , добавлен 20.06.2010

Характеристика жанра «сатира». Смех как следствие сатирического творчества. Важная разновидность сатиры, представленная художественными пародиями. Выразительные средства юмора и сатиры в сказках Салтыкова-Щедрина «Дикий помещик» и «Медведь на воеводстве».

реферат , добавлен 19.10.2012

Сравнение идеологических позиций М. Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого. Сравнительный анализ двух образов главных героев (Иудушки и Ивана Ильича). Условия наступления кризиса: душевное потрясение и одиночество. Смерть Порфирия Головлева как прощение без слов.

дипломная работа , добавлен 06.04.2012

Краткий биографический очерк жизненного пути М.Е. Салтыкова-Щедрина — русского писателя и прозаика. Начало литературной деятельности Салтыкова-Щедрина, его первые повести. Ссылка писателя в Вятку. Возобновление его писательской и редакторской работы.

«Я люблю Россию до боли сердечной», — говорил великий сатирик М.Е. Салтыков-Щедрин. И все его творчество проникнуто гневом, обидой и болью за судьбу России, за горькую жизнь ее народа. Все, что подвергал он сатирическому обличению, вызывало у него справедливое негодование. И хотя он понимал, что нельзя в одночасье избавить общество от жестокости, насилия, несправедливости, тем не менее видел в сатире действенное «мощное оружие», способное заставить людей задуматься над путями изменения жизни к лучшему. В «Истории одного города» он рисует карикатуру на стандартный провинциальный российский городок. Действие разворачивается в потрясающем своей фантастичностью городе Глупове, олицетворяющем нелепость и пародийность существующего уклада российской жизни. Этому способствует и необыкновенное разнообразие художественных форм, которые использует

Показывая глуповских градоначальников, автор мастерски использует приемы гротескного, фантастического искажения действительности. Так, характеризуя градоначальника Брудастого, прозванного Органчиком, писатель говорите том, что в голове у него установлен некий примитивный механизм, который воспроизводит только два слова: «Не потерплю!» и «Разорю!». А Баклан Иван Матвеевич «кичится тем, что происходит по прямой линии от Ивана Великого» (известной в Москве колокольни). Маркиз де Санглот летает «по воздуху и городскому саду», майор Прыщ носит на плечах «фаршированную голову».

Каждый из двадцати двух градоначальников города Глупова имеет свою фамилию-кличку, наделен нелепой запоминающейся внешностью и отмечен такими же нелепыми «деяниями»: градоначальник Беневоленский сочиняет законы, наподобие «Устава о добропорядочном пирогов печении», возбраняющем делать пироги из грязи, глины и других строительных материалов; василиск Бородавкин внедряет (противу клопов) горчицу, прованское масло и персидскую ромашку, ведет войны при помощи оловянных солдатиков и мечтает завоевать Византию, а Угрюм-Бурчеев устраивает в Глупове жизнь наподобие военного лагеря, разрушив перед тем старый город и построив на его месте новый. Правители Глупова и в небытие отправляются по причинам нелепым, курьезным или постыдным: Дунька толстопятая насмерть изъедена клопами на клоповном заводе, у Прыща его фаршированную голову предводитель дворянства отъел; один от обжорства скончался, другой — от натуги, с которой пытался сенатский указ одолеть, третий — от любострастия… А самый «ужасный» из всех градоначальников — Угрюм-Бурчеев — растаял в воздухе, когда неизвестно откуда приблизилось таинственное «оно».

Сатирически изображенным градоначальникам, градоначальницам и глуповцам автор противопоставляет в романе символический образ реки, воплощающей стихию самой жизни, которую никому не дано ни упразднить, ни покорить. Она не только не покоряется дикому взгляду василиска Угрюм-Бурчеева, но и сносит плотину из мусора и навоза.

Жизнь города Глупова на протяжении многих веков была жизнью, находящейся «под игом безумия», поэтому автор изобразил ее в уродливо-комическом виде: здесь все фантастично, невероятно, преувеличено, все смешно и вместе с тем страшно. «Из Глупова в Умнов дорога лежит через Буянов, а не через манную кашу», — писал Щедрин, намекая на то, что единственный выход из создавшегося положения он видит в революции. И потому он посылает на город грозное «оно» — нечто, напоминающее смерч, в гневе проносящийся над Глуповом, — разбушевавшуюся стихию, сметающую всю нелепость общественного жизнеустройства и рабскую покорность глуповцев. Фантастика занимает огромное место и в сатирических сказках Салтыкова-Щедрина, ставших логическим завершением его творчества. В них наиболее тесно переплелись реальность и фантастика, комическое и трагическое.

Переселение генералов на необитаемый остров на первый взгляд может показаться чем-то фантастическим, и писатель в самом деле щедро пользуется приемом фантастического предположения, но оно оказывается в этой сказке глубоко оправданным. Отставные чиновники, дослужившиеся в петербургской канцелярии до генеральских погон, оказавшись вдруг без обслуги, «без кухарок», демонстрируют свою абсолютную неспособность к полезной деятельности.

Всю свою жизнь они существовали за счет труда простых «мужиков», и теперь не могут прокормить себя, несмотря на окружающее изобилие. Они превратились в голодных дикарей, готовых растерзать друг друга: в глазах появился «зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились». Один из них даже орден другого проглотил, и неизвестно, чем бы закончилась их схватка, если бы волшебным образом на острове не появился мужик. Он спас генералов от голодной смерти, от окончательного одичания. И огонь добыл, и рябчиков наловил, и пуху лебяжьего наготовил, чтобы генералы спать могли в тепле и уюте, и суп в пригоршне варить научился. Но, к сожалению, этот ловкий, умелый, обладающий безграничными возможностями человек привык безропотно подчиняться господам, служить им, выполнять все их прихоти, довольствуясь » рюмкой водки да пятаком серебра «. Другой жизни он себе и не представляет. Горько смеется Щедрин над такой рабской безропотностью, покорностью и смирением.

Герой сказки «Дикий помещик», холивший и лелеявший свое «мягкое, белое, рассыпчатое» тело, обеспокоился, как бы мужик у него все «добро» не «приел», и решил изгнать простой люд, по-особому, «по правилам» притесняя его. Взмолились мужики, видя барский произвол: легче им пропасть, «нежели всю жизнь так маяться», и услышал Господь их молитву. А помещик, оставшись в одиночестве, оказался, как и генералы, беспомощным: одичал, превратился в четвероногого хищника, бросающегося на животных и людей. Так бы и пропал совсем, но вмешалось начальство, поскольку на базаре ни куска мяса, ни фунта хлеба купить нельзя, а главное — подати в казну поступать перестали. Удивительная способность Салтыкова- Щедрина использовать фантастические приемы и образы проявилась и в других произведениях. Но фантастика Салтыкова-Щедрина не уводит нас от реальной жизни, не извращает ее, а, наоборот, служит средством более глубокого ее познания и сатирического разоблачения отрицательных явлений этой жизни.

Салтыков-Щедрин дорожил реалистической конкретностью и потому обличал изъяны и неправильности, основываясь на реальных фактах, убедительных жизненных примерах. Но при этом всегда одушевлял свой сатирический анализ светлой мыслью и верой в торжество на земле добра, правды и справедливости.

Своим творчеством Салтыков-Щедрин существенно обогатил не только русскую, но и мировую литературу. И.С. Тургенев, определяя мировое значение «Истории одного города», сопоставил манеру Щедрина с творениями римского поэта Ювенала и жестоким юмором Свифта, введя произведение русского писателя в общеевропейский контекст. А датский критик Георг Брандес так характеризовал преимущества великого Щедрина перед всеми сатириками его времени: «…жало русской сатиры необычайно остро, конец ее копья тверд и раскален, подобно острию, воткнутому Одиссеем в глаз великана…»

I вариант

В 80-х годах XIX века особенно жестоким стало преследование литературы со стороны правительственной цензуры, и как резуль-тат — закрытие журнала «Отечественные записки», находящегося под редакцией Щедрина. Щедрин, мастер «эзопова языка», яркий сатирик, тонко подмечающий людские пороки и высмеивающий природу их возникновения, вынужден был искать новую форму об-щения с читателем чтобы обойти цензуру. Его сказки, отражавшие, прежде всего, классовую борьбу в России второй половины XIX века, явились идеальным выходом из сложившейся ситуации.

М. Е. Салтыков-Щедрин родился в семье помещика-крепост- ника и, по его же словам, был воспитан «крепостными мамками», «обучен грамоте крепостным грамотеем». С самого детства у на-блюдательного и чуткого подростка пробуждается протест против жестокости и бесчеловечности по отношению к простому народу, а впоследствии он скажет: «Все ужасы вековой кабалы… видел в их наготе». Все наблюдения и убеждения Салтыков-Щедрин отража-ет в своих произведениях. Щедрин, можно сказать, создает новый жанр сказки — политический, где перекликаются фантастика и злободневная политическая действительность.

Можно сказать, что в сказках Щедрина показано противостоя-ние двух социальных сил: народа и его эксплуататоров. Народ в сказках изображается под масками добрых и беззащитных зверей и птиц, а эксплуататоры — в образах хищников.

В сказке «Дикий помещик» раскрыта животрепещущая пробле-ма того времени: взаимоотношения пореформенных крестьян с помещиками. Помещик, опасаясь, как бы мужик у него «все добро не съел», старается избавиться от него: «…И не то, чтоб как-нибудь, а все по правилу. Курица ли крестьянская в господские овсы забре-дет — сейчас ее, по правилу, в суп; дровец ли крестьянин нарубить по секрету в господском лесу соберется… эти самые дрова на гос-подский двор, а с порубщика, по правилу, штраф». В конце концов, «услышал милостивый Бог слезную молитву», и «не стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика».

И тут-то оказывается, что помещику без крестьянина и жизни- то нет, потому как он только и привык, что ухаживать за своим «мяг-ким», «белым», «рассыпчатым» телом, а без крестьянина пыль вы-тереть некому, еду приготовить некому, даже мышонок и тот знает, что «помещик без Сеньки никакого вреда ему сделать не может». Автор таким образом дает понять, что народ, над которым издева-ются так, будто проверяют на выживание, — это то единственное, что не позволяет помещику превратиться в животное, как это слу-чилось в сказке («Весь он с головы до ног оброс волосами… а ногти у него сделались, как железные… ходил же больше на четвереньках и даже удивлялся, как он прежде не замечал, что такой способ про-гулки есть самый приличный и… удобный»).

В сказке «Орел-меценат» иносказательным языком автор беспощадно высмеивает царя и его режим. Распределение долж-ностей дает представление о «недюжинном» уме орла-правителя: сороке, «благо воровка она была, ключи от казны препоручили».

Птичье царство проходило все этапы становления государства: сначала радость и беспечность от светлого будущего, потом — «натянутость отношений, которою поспешила воспользоваться интрига», далее выходят на поверхность пороки царской власти: карьеризм, эгоизм, лицемерие, страх, цензура. Почувствовавший карающий перст последней в реальной жизни, автор выражает здесь свою позицию. Образованность — достаточный аргумент, чтобы «нарядить дятла в кандалы и заточить в дупло навечно». Но и молчание тоже может быть наказуемо: «Даже глухого тетерева заподозрили в «образе мысли», на том основании, что он днем молчит, а ночью — спит».

К сожалению, герои Салтыкова-Щедрина не ушли в небытие, поскольку сегодня мы сталкиваемся и с лицемерием, и с безответ-ственностью, и с глупостью. Преодолеть эти пороки нам и помо-гает страстный и негодующий писатель-сатирик.

2 вариант

В сатирических произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина при-сутствует соединение реального и фантастического. Фантастика является средством раскрытия закономерностей реальной действи-тельности.

Сказки — жанр фантастический. Но сказки Салтыкова-Щед-рина пронизаны реальным духом времени и отражают его. Под вли-янием духа времени преображаются традиционные сказочные пер-сонажи. Заяц оказывается «здравомыслящим» или «самоотвержен-ным», волк — «бедным», орел — меценатом. А рядом с ними появ-ляются нетрадиционные образы, вызванные к жизни авторской фантазией: карась-идеалист, премудрый пескарь и так далее. И все они — звери, птицы, рыбы — очеловечены, они ведут себя каклюди, и в то же время остаются животными. Медведи, орлы, щуки вершат суд и расправу, ведут научные диспуты, проповедуют.

Возникает причуд ливый фантастический мир. Но создавая этот мир, сатирик одновременно исследует типы человеческого поведе-ния, различного рода приспособительные реакции. Сатирик бес-пощадно высмеивает все несбыточные упования и надежды, убеж-дает читателя в бессмысленности любого компромисса с властью. Ни самоотверженность зайца, сидящего под кустом по «волчьей резолюции», ни мудрость пескаря, забившегося в нору, ни реши-мость карася-идеалиста, вступившего в дискуссию со щукой о воз-можности установления социальной гармонии мирным путем, не спасают от гибели.

Особенно беспощадно высмеял Салтыков-Щедрин либе- ралов. Отказавшись от борьбы и протеста, они неизбежно приходят к под-лости. В сказке «Либерал» сатирик назвал ненавистное ему явле-ние собственным именем и заклеймил его на все времена.

Доходчиво и убедительно Салтыков-Щедрин показывает читателю, что самодержавие, как богатырь, рожденный от Бабы- Яги, нежизнеспособно, потому что «прогнило изнутри» («Бога-тырь»). Тем более, что деятельность царских администраторов не-избежно сводится к «злодеяниям». Злодеяния могут быть разны-ми: «срамными», «блестящими», «натуральными». Но обусловле-ны они не личными качествами Топтыгиных, а самой природой власти, враждебной народу («Медведь на воеводстве»).

Обобщенный образ народа с наибольшей эмоциональной си-лой воплощен в сказке «Коняга». Салтыков-Щедрин отказывается от всякой идеализации народной жизни, крестьянского труда и даже деревенской природы. И жизнь, и труд, и природа открываются ему через вековечные страдания мужика и коняги. В сказке выра-жено не просто сочувствие и сострадание, но понимание трагичес-кой безысходности их бесконечного труда под палящими лучами солнца: «Сколько веков он несет это иго — он не знает; сколько веков предстоит нести его впереди — не рассчитывает». Страдания народа вырастают до вселенских масштабов, не подвластных вре-мени.

В этой сказке нет ничего фантастического, кроме символичес-кого образа вечной работы и вечного страдания. Трезвый мысли-тель, Салтыков-Щедрин не хочет и не может выдумывать особую сказочную силу, которая бы облегчила страдания народа. Очевид-но, эта сила в самом народе? Но проснется ли она? И чем обернутся ее проявления? Все это в тумане далекого будущего.

Пословам Н. В. Гоголя, «сказка можетбытьсозданием высоким, когда служит аллегорическою одеждою, облекающею высокую ду-ховную истину, когда обнаруживает ощутительно и видимо даже простолюдину дело, доступное только мудрецу». М. Е. Салтыков- Щедрин дорожил доступностью жанра сказки. Он нес и простолю-дину, и мудрецу правду о русской жизни.

3 вариант

Сборник сказок М. Е. Салтыкова-Щедрина издатели назвали «Сказками для детей изрядного возраста», то есть для взрослых, вернее, для тех, кто не только размышляет о жизни, но и «учится быть гражданином». Почему писатель избрал именно этот жанр? Во-первых, для едкой обличительной сатиры необходима была ал-лергическая форма. Во-вторых, любая сказка заключает в себе на-родную мудрость. В-третьих, язык сказок точен, ярок, образен, что позволяет понятно и емко донести до читателя идею произве-дения.

В сказках Салтыкова-Щедрина современная писателю жизнь переплетается с событиями сказочными. Герои-животные ведут себя, на первый взгляд, так, как положено животным. Но вдруг появляется в их характеристиках что-то, присущее человеку, да еще и принадлежащему к определенному сословию и живущему в совершенно определенное историческое время. Генералы на необитаемом острове читают «Московские ведомости», «дикий помещик» приглашает в гости актера Садовского, а «премудрый пискарь». просвещенный, умеренно-либеральный, «в карты не играет, вина не пьет, табака не курит, за красными девушками не гоняется».

Сочинение

М. Е. Салтыков-Щедрин создал более 30 сказок. Обращение к этому жанру было естественным для писателя. Сказочными элементами (фантастикой, гиперболой, условностью и т. д.) пронизано все его творчество. Темы сказок: деспотическая власть («Медведь на воеводстве»), господа и рабы («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик»), страх как основа рабской психологии («Премудрый пескарь»), каторжный труд («Коняга») и др. Объединяющим тематическим началом всех сказок выступает жизнь народа в ее соотнесенности с жизнью господствующих сословий.

Что сближает сказки Салтыкова-Щедрина с народными? Типичные сказочные зачины («Жили-были два генерала…», «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик…»; присказки («по щучьему велению», «ни в сказке сказать, ни пером описать»); характерные для народной речи обороты («думал-думал», «сказано- сделано»); приближенные к народному языку синтаксис, лексика, орфоэпия. Как и в народных сказках, чудесное происшествие завязывает сюжет: два генерала «вдруг оказались на необитаемом острове»; по милости божьей «на стало мужика на всем пространстве владений глупого помещика». Народной традиции Салтыков-Щедрин следует и в сказках о животных, когда в аллегорической форме высмеивает недостатки общества.

Отличия. Переплетение фантастического с реальным и даже исторически достоверным. «Медведь на воеводстве» — среди действующих лиц-зверей вдруг появляется образ Магницкого, известного в русской истории реакционера: еще до появления Топтыгиных в лесу были уничтожены Магницким все типографии, студенты отданы в солдаты, академики заточены. В сказке «Дикий помещик» герой постепенно деградирует, превращаясь в животное. Невероятная история героя во многом объясняется тем, что он читал газету «Весть» и следовал ее советам. Салтыков-Щедрин одновременно соблюдает форму народной сказки и разрушает ее. Волшебное в сказках Салтыкова-Щедрина объясняется реальным, читателю не удается уйти от действительности, которая постоянно чувствуется за образами зверей, фантастическими событиями. Сказочные формы позволяли Салтыкову-Щедрину по-новому представить близкие ему идеи, показать или высмеять общественные недостатки.

«Премудрый пескарь» — образ до смерти перепуганного обывателя, который «все только распо-стылую жизнь свою бережет». Может ли быть для человека смыслом жизни лозунг — «выжить и щуке в хайло не попасть»?

Тематика и проблематика сказок М. Е. Салтыкова-Щедрина

«Сказка ложь, да в ней намек. », намек на ост­рые проблемы, важные, животрепещущие вопросы. Это урок, которым мудрый человек обязательно вос­пользуется.
Сказки Щедрина — явление особенное, яркое и значительное в литературе. Это синтез комического с трагическим, праздник гротеска и аллегории, торже­ство гиперболы, искусный образец использования эзопова языка. На что же направляет автор свои уси­лия, используя все эти художественные приемы? На освещение всех тех сторон современной ему действи­тельности, к которым он до самой смерти оставался непримиримым.

В сказках Щедрина сосуществуют глупые, свире­пые, невежественные правители народа и простые му­жики, находчивые, сильные, трудолюбивые, талант­ливые и вместе с тем рабски покорные своим господам и холопски им преданные. Пример тому мы находим в «Повести о том, как один мужик двух генералов про­кормил», «Коняге», «Диком помещике». В этих про­изведениях писатель выступает не только как защит­ник народных интересов. Он пытается внушить про­стому человеку веру в его уникальность, значимость, вдохновить его на защиту собственного достоинства и пожурить за долготерпение.

Герой «Дикого помещика» — глупец, ненавидев­ший народ и неожиданно для самого себя без него оди­чавший. Помещик долгое время жил за счет чужого труда, нежил «свое тело, белое, рыхлое, рассыпча­тое», не выносил «холопьего духу». Жалко смотреть на него в финале сказки. «. Вцепится в свою добычу, разорвет. ногтями, да так со всеми внутренностями, даже со шкурой, и съест», — пишет о нем автор. Нет жизни господам без народа: именно народ — поилец и кормилец, созидатель ценностей, и не только матери­альных, но и духовных.

В сказках Щедрина оживают и герои народных сказок о животных: здесь читатель найдет и хитрую лису, и неуклюжего медведя, и трусливого зайца, и злого волка. Аллегоричные образы помогают сатири­ку иносказательно говорить о многих пороках обще­ства. Показательна в этом плане сказка «Медведь на воеводстве». Топтыгины совершают в своем лесу «мелкие, срамные» злодеяния и даже «крупные кро­вопролития», и режим их не менее жесток, чем суще­ствовавший в то время в России деспотический строй.

Сказка «Премудрый пискарь» рисует «остолопа, который не ест, не пьет, никого не видит, ни с кем хле­ба-соли не водит, а все только распостылую свою жизнь бережет». Беспощадно бичует Щедрин такого обывателя. «Какие были у него радости? кого он уте­шил? кому добрый совет подал? кому доброе слово сказал? кого приютил, обогрел, защитил? кто слы­шал об нем? кто об его существовании вспомнит?» — вопрошает автор. Но не только это подчеркивает Щед­рин. Сатирик заставляет читателя задуматься о его гражданской позиции. «Неправильно полагают те, кои думают, что лишь те пискари могут считаться достойными гражданами, кои, обезумев от страха, си­дят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по мень­шей мере бесполезные пискари», — пишет он.

Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина и сегодня не пе­рестали быть нужными и полезными. Из них по-прежнему можно извлекать уроки мудрости, спра­ведливости, уважения к народу, доброты, нравствен­ности, гражданственности.

Одним из тех писателей, которые по достоинству оценили этот, казалось бы, легкий и незамысловатый жанр, был Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Именно в жанре сказки наиболее ярко проявились идейные и художественные особенности щедринской сатиры: ее политическая острота и целеустремленность, беспощадность и глубина гротеска, лукавая искрометность юмора. В сказках Щедрина перед нами возникают знакомые образы старой России: правители-самодуры (сказки «Бедный волк», «Медведь на воеводстве»), жестокие эксплуататоры («Дикий помещик», «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил»), смирившиеся обыватели («Премудрый пескарь», «Самоотверженный заяц»), беспощадные и тупые властители («Богатырь», «Орел-меценат») и, наконец, образ великого и многострадального русского народа («Коняга», «Баран непомнящий», «Ворон-челобитчик» и многие другие).

Маски животных не скрывают истинного лица, сущности этих излюбленных щедринских образов, а, наоборот, подчеркивают и даже обнажают ее. И не случайно расцвет сказочного жанра приходится у Щедрина на 80-е г. XIX в. Именно в этот период разгула политических страстей в России сатирику приходилось выискивать форму, наиболее удобную для обхода цензуры и вместе с тем наиболее близкую, понятную простому народу. В сказках Щедрина, как и во всем его творчестве, противостоят две социальные силы: трудовой народ и его эксплуататоры. Народ выступает под масками добрых и беззащитных зверей и птиц, эксплуататоры – в образах хищников. Символом крестьянской России, замученной и обездоленной, является образ Коняги из одноименной сказки. Почти во всех сказках образ народа-мужика обрисован Щедриным с любовью, дышит несокрушимой мощью, благородством. Мужик честен, прям, добр, необычайно сметлив и умен. Он может все: достать пищу, сшить одежду; он покоряет стихийные силы природы, шутя переплывает «океан-море». И к поработителям своим мужик относится иронично, не теряя чувства собственного достоинства. Генералы из сказки «Как один мужик двух генералов прокормил» выглядят жалкими пигмеями по сравнению с великаном-мужиком. Для их изображения сатирик использует совсем иные краски. Они «ничего не понимают», они грязны духовно и физически, они трусливы и беспомощны, жадны и глупы. Если подыскивать животные маски, то им как раз подходит маска свиньи. Все сказки Щедрина подвергались цензурным гонениям и многочисленным переделкам. Многие из них печатались в нелегальных изданиях за границей. Маски животного мира не могли скрыть политического содержания сказок Щедрина. Перенесение человеческих черт и социальных функций на животный мир создавало комический эффект, наглядно обнажало нелепость существующей действительности. Иногда Щедрин, взяв традиционные сказочные образы, даже и не пытается ввести их в сказочную обстановку или использовать сказочные приемы. Устами героев сказки он прямо излагает свое представление о социальной действительности. Язык щедринских сказок глубоко народен, близок к русскому фольклору. Сатирик использует не только традиционные сказочные приемы, образы, но и пословицы, поговорки, присказки: «Не давши слова – крепись, а давши – держись!», «Уши выше лба не растут», «Моя хата с краю», «Простота хуже воровства». Диалог действующих лиц красочен, речь рисует конкретный социальный тип: властного, грубого орла, прекраснодушного карася-идеалиста, беспутную канарейку, трусливого зайца и так далее. У персонажей, олицетворяющих трудовой народ, язык особый. Их речь естественна, умна, лаконична. Это речь человека, а не маски, не куклы. Им свойствен глубокий лиризм, слова их идут от страдающего и доброго сердца. «Сказки» Щедрина в миниатюре содержат в себе проблемы и образы всего творчества великого сатирика. Если бы, кроме «Сказок», Щедрин ничего не написал, то и они одни дали бы ему право на бессмертие. Из тридцати двух сказок Щедрина двадцать девять написаны им в последнее десятилетие его жизни, и лишь только три сказки созданы в 1869 году. Таким образом, именно этот жанр как бы подводит итог сорокалетней творческой деятельности писателя.

Похожие материалы:

• Смысл названия произведения Салтыкова-Щедрина «История одного города» — .
• «Арина Петровна и ее сыновья» (по роману М. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы») — .
• Народ и самодержавие в сказках М. Е. Салтыкова-Щедрина — .
• В чем непреходящая ценность сказок Салтыкова-Щедрина? — .
• Письменный анализ сказки (по сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина «Дикий помещик») — .

Основная проблематика сказок М. Е. Салтыкова-Щедрина

Книга Салтыкова-Щедрина «Сказки» включает тридцать два произведения. Сказки обычно определяют как итог его сатирического творчества.

Салтыков-Щедрин затронул в этих маленьких произведениях множество социальных, политических, идеологических и моральных проблем. Он широко представил и глубоко осветил жизнь русского общества второй половины XIX в., воспроизвел всю его социальную анатомию, коснулся всех основных классов и группировок.

Произведения щедринского сказочного цикла объединяются некоторыми общими идеями и темами. Эти общие идеи и темы, проникая друг в друга, придают определенное единство всему циклу и позволяют рассматривать его как произведение целостное, охватываемое общей идейно-художественной концепцией.

Самый общий смысл в проблематике «Сказок» заключается в развитии идеи непримиримости классовых интересов в обществе, в стремлении понять самосознание угнетенных, в пропаганде социалистических идеалов и необходимости общенародной борьбы.

Идея непримиримости классов и борьбы против социального неравенства особенно ярко выражена в сказках «Медведь на воеводстве», «Орел-меценат», «Карась-идеалист», «Бедный волк» и др. Сатирик, с одной стороны, рисует картину классовых противоречий, произвола властей и страдания угнетенных, с другой — разоблачает и клеймит несостоятельность и вред всяких рецептов мирного урегулирования классовых интересов. В художественном зеркале «Сказок» представлены: 1) сатира на правительственные верхи самодержавия и эксплуататоров; 2) сатира на поведение разных слоев интеллигенции; 3) положение народных масс; 4) моральные проблемы и проблемы революционного мировоззрения.

Почему Салтыков-Щедрин обратился к жанру сказки?

Одним из тех писателей, которые по достоинству оценили этот, казалось бы, легкий и незамысловатый жанр, был Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. Именно в жанре сказки наиболее ярко проявились идейные и художественные особенности щедринской сатиры: ее политическая острота и целеустремленность, беспощадность и глубина гротеска, лукавая искрометность юмора.

В сказках Щедрина перед нами возникают знакомые образы старой России: правители-самодуры (сказки “Бедный волк”, “Медведь на воеводстве”), жестокие эксплуататоры (“Дикий

помещик”, “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил”), смирившиеся обыватели (“Премудрый пескарь”, “Самоотверженный заяц”), беспощадные и тупые властители (“Богатырь”, “Орел-меценат”) и, наконец, образ великого и многострадального русского народа (“Коняга”, “Баран непомнящий”, “Ворон-челобитчик” и многие другие). Маски животных не скрывают истинного лица, сущности этих излюбленных щедринских образов, а, наоборот, подчеркивают и даже обнажают ее.

И не случайно расцвет сказочного жанра приходится у Щедрина на 80-е г. XIX в. Именно в этот период разгула

политических страстей в России сатирику приходилось выискивать форму, наиболее удобную для обхода цензуры и вместе с тем наиболее близкую, понятную простому народу.

В сказках Щедрина, как и во всем его творчестве, противостоят две социальные силы: трудовой народ и его эксплуататоры. Народ выступает под масками добрых и беззащитных зверей и птиц, эксплуататоры – в образах хищников. Символом крестьянской России, замученной и обездоленной, является образ Коняги из одноименной сказки.

Почти во всех сказках образ народа-мужика обрисован Щедриным с любовью, дышит несокрушимой мощью, благородством. Мужик честен, прям, добр, необычайно сметлив и умен. Он может все: достать пищу, сшить одежду; он покоряет стихийные силы природы, шутя переплывает “океан-море”. И к поработителям своим мужик относится иронично, не теряя чувства собственного достоинства. Генералы из сказки “Как один мужик двух генералов прокормил” выглядят жалкими пигмеями по сравнению с великаном-мужиком.

Для их изображения сатирик использует совсем иные краски. Они “ничего не понимают”, они грязны духовно и физически, они трусливы и беспомощны, жадны и глупы. Если подыскивать животные маски, то им как раз подходит маска свиньи.

Все сказки Щедрина подвергались цензурным гонениям и многочисленным переделкам. Многие из них печатались в нелегальных изданиях за границей. Маски животного мира не могли скрыть политического содержания сказок Щедрина. Перенесение человеческих черт и социальных функций на животный мир создавало комический эффект, наглядно обнажало нелепость существующей действительности.

Иногда Щедрин, взяв традиционные сказочные образы, даже и не пытается ввести их в сказочную обстановку или использовать сказочные приемы. Устами героев сказки он прямо излагает свое представление о социальной действительности.

Язык щедринских сказок глубоко народен, близок к русскому фольклору. Сатирик использует не только традиционные сказочные приемы, образы, но и пословицы, поговорки, присказки: “Не давши слова – крепись, а давши – держись!”, “Уши выше лба не растут”, “Моя хата с краю”, “Простота хуже воровства”. Диалог действующих лиц красочен, речь рисует конкретный социальный тип: властного, грубого орла, прекраснодушного карася-идеалиста, беспутную канарейку, трусливого зайца и так далее. У персонажей, олицетворяющих трудовой народ, язык особый. Их речь естественна, умна, лаконична. Это речь человека, а не маски, не куклы. Им свойствен глубокий лиризм, слова их идут от страдающего и доброго сердца.

“Сказки” Щедрина в миниатюре содержат в себе проблемы и образы всего творчества великого сатирика. Если бы, кроме “Сказок”, Щедрин ничего не написал, то и они одни дали бы ему право на бессмертие. Из тридцати двух сказок Щедрина двадцать девять написаны им в последнее десятилетие его жизни, и лишь только три сказки созданы в 1869 году. Таким образом, именно этот жанр как бы подводит итог сорокалетней творческой деятельности писателя.

Проблематика сказок Салтыкова-Щедрина (Школьные сочинения)

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин около двадцати лет жизни посвятил написанию сатирических сказок, посвятив их «детям изрядного возраста». В них он в завуалированном виде обличал пороки самодержавного строя. По своей сути это были политические сказки. Удачно сочетая социальное и фантастическое, бытовое и чудесное, он высмеивает паразитический образ эксплуататоров и показывает жизнь простого народа во всем ее многообразии. Кроме того, в его сказках прослеживается обличение индивидуализма обывателей и уклончивой позиции интеллигенции. Неслучайно известный писатель и общественный деятель Николай Гаврилович Чернышевский писал: «Никто не карал наших общественных пороков словом более горьким так, как Салтыков-Щедрин».

В сказке «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» автор переносит двух генералов и мужика на необитаемый остров и показывает, как этот самый мужик спасает от голода ничего не умеющих делать генералов.

Наши эксперты могут проверить Ваше сочинение по критериям ЕГЭ

ОТПРАВИТЬ НА ПРОВЕРКУ

Эксперты сайта Критика24.ру Учителя ведущих школ и действующие эксперты Министерства просвещения Российской Федерации.

Крепостнические пережитки до того «въелись в сознание правящего класса, что высокопоставленные чиновники уверены в том, что… народ должен отдавать им плоды своего труда».

Вместе с тем Салтыков-Щедрин прославляет трудовое крестьянство, показывая, как умело мужик извлекает огонь из двух кусков дерева, как достает плоды с деревьев и из земли, как силком из собственных волос ловит рябчиков и так далее. Но наряду с этим Михаил Евграфович и осуждает бедных крестьян, упрекая их в беспрекословном подчинении угнетателям.

В сказке «Самоотверженный заяц» данное животное оправдывает свою покорность волку благородством и честностью.

А в «Здравомысленном зайце» звучит пародия на либеральных народников, отступившихся от революционных принципов и занявших уступительную позицию.

Главный герой сказки «Карась-идеалист» пытается договориться с хищной щукой, но та заглатывает карася. Здесь автор хочет сказать, что сама природа самодержавного строя является хищной и неспособной к перевоспитанию.

Другой проблемой, волнующей писателя-гражданина, является тема обывателя. Премудрый пискарь в одноименной сказке всю жизнь прячется в своей глубокой норе и дрожит. Только перед смертью его посещает мысль: «Что он сделал в жизни хорошего, кому помог?» И понимает: «Ничего не сделал и никому не помог, а жил по принципу: жил-дрожал и умирал-дрожал». Всем повествованием автор хочет сказать, что смысл жизни не в том, чтобы просто жить, а чтобы принести какую-либо пользу окружающим, обществу.

И совсем уж крик души автора слышится в сказке «Коняга». Читая о загнанной непосильной работой кляче, невольно представляешь русского мужика. Это ему выпало работать без устали день-деньской под палящими лучами солнца. Жизнь его «запечатлена клеймом бесконечности». В этой бесконечности снова и снова раздается: «Но, каторжный, н-но!» В этой фразе в качестве подтекста читается боль автора: «Доколе будете терпеть?»

Таким образом, сказки Салтыкова-Щедрина имели огромное значение для общественности России. Об этом говорит даже цензор: «Его сказки – та же сатира, и сатира едкая…, направленная против общественного и политического нашего устройства». Не утратили они своего актуального звучания и в наши дни.

Михаил Салтыков-Щедрин — создатель особого литературного жанра — сатирической сказки. В небольших историях русский писатель обличал бюрократизм, самодержавие, либерализм. В этой статье рассмотрены такие произведения Салтыкова-Щедрина, как «Дикий помещик», «Орел-меценат», «Премудрый пескарь», «Карась-идеалист».

Особенности сказок Салтыкова-Щедрина

В сказках этого писателя можно встреть и аллегорию, и гротеск, и гиперболу. Присутствуют черты, характерные эзоповскому повествованию. В общении между персонажами отражены отношения, преобладавшие в обществе XIX века. Какие сатирические приемы использовал писатель? Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует вкратце рассказать о жизни автора, столь безжалостно обличавшего косный мир помещиков.

Об авторе

Салтыков-Щедрин совмещал литературную деятельность с государственной службой. Родился будущий писатель в Тверской губернии, но после окончания лицея уехал в Петербург, где получил должность в Военном министерстве. Уже в первые годы работы в столице молодой чиновник начал томиться бюрократизмом, ложью, скукой, царившими в учреждениях. С большим удовольствием Салтыков-Щедрин посещал различные литературные вечера, на которых преобладали антикрепостнические настроения. О своих взглядах он оповестил петербуржцев в повестях «Запутанное дело», «Противоречие». За что и был сослан в Вятку.

Жизнь в провинции дала возможность писателю наблюдать во всех подробностях чиновничий мир, жизнь помещиков и угнетенных ими крестьян. Этот опыт стал материалом для написанных позже произведений, а также формирования особых сатирических приемов. Один из современников Михаила Салтыкова-Щедрина однажды сказал о нем: «Он знает Россию, как никто другой».

Сатирические приемы Салтыкова-Щедрина

Его творчество довольно многообразно. Но едва ли не наибольшую популярность среди произведений Салтыкова-Щедрина имеют именно сказки. Можно выделить несколько особых сатирических приемов, с помощью которых писатель пытался донести до читателей косность и лживость помещичьего мира. И прежде всего В завуалированной форме автор раскрывает глубокие политические и социальные проблемы, высказывает собственную точку зрения.

Другой прием — использование фантастических мотивов. Например, в «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» они служат средством выражения недовольства в адрес помещиков. И наконец, называя сатирические приемы Щедрина, нельзя не упомянуть символизм. Ведь герои сказок нередко указывают на одно из общественных явлений XIX века. Так, в главном персонаже произведения «Коняга» отражена вся боль русского народа, угнетаемого столетиями. Ниже приведен анализ отдельных произведений Салтыкова-Щедрина. Какие сатирические приемы использованы в них?

«Карась-идеалист»

В этой сказке воззрения представителей интеллигенции высказывает Салтыков-Щедрин. Сатирические приемы, которые можно встретить в произведении «Карась-идеалист» — это символизм, использование народных поговорок и пословиц. Каждый из героев — собирательный образ представителей того или иного социального класса.

В центре сюжета сказки — дискуссия Карася и Ерша. Первый, что уже понято из названия произведения, тяготеет к идеалистическому мировоззрению, вере в лучшее. Ерш же — это, напротив, скептик, иронизирующий над теориями своего оппонента. Есть в сказе и третий персонаж — Щука. Эта небезопасная рыба символизирует в произведении Салтыкова-Щедрина сильных мира сего. Щуки, как известно, питаются карасями. Последний, движимый лучшими чувствами, отправляется к хищнице. В жестокий закон природы (или веками устоявшуюся иерархию в обществе) Карась не верит. Он надеется образумить Щуку рассказами о возможном равенстве, всеобщем счастье, добродетели. А потому и погибает. Щуке, как отмечает автор, слово «добродетель» не знакомо.

Сатирические приемы здесь использованы не только для того, чтобы обличить жесткость представителей отдельных слоев общества. С помощью них автор пытается донести безрезультатность моралистических диспутов, которые распространены были среди интеллигенции XIX столетия.

«Дикий помещик»

Теме крепостничества отведено немало места в творчестве Салтыкова-Щедрина. Ему было что сказать читателям на это счет. Однако написание публицистической статьи об отношениях помещиков к крестьянам либо издание художественного произведения в жанре реализма на эту тему было чревато для писателя неприятными последствиями. А потому приходилось прибегать к иносказаниям, легким юмористическим рассказам. В «Диком помещике» речь идет о типичном русском узурпаторе, не отличающемся образованностью и житейской мудростью.

Он ненавидит «мужиков» и мечтает их извести. При этом глупый помещик не понимает, что без крестьян он погибнет. Ведь делать он ничего не хочет, да и не умеет. Можно подумать, что прототипом героя сказки является некий помещик, которого, быть может, писатель встречал в реальной жизни. Но нет. Речь идет не о каком-то определенном барине. А о социальном слое в целом.

В полной мере, без иносказаний, эту тему Салтыков-Щедрин раскрыл в «Господах Головлевых». Герои романа — представители провинциального помещичьего рода — погибают один за другим. Причина их гибели — глупость, невежество, лень. Персонажа сказки «Дикий помещик» ожидает та же участь. Ведь от крестьян он избавился, чему сперва был рад, но вот к жизни без них оказался не готов.

«Орел-меценат»

Герои этой сказки — орлы и вороны. Первые символизируют помещиков. Вторые — крестьян. Писатель снова прибегает к приему иносказания, с помощью которого высмеивает пороки сильных мира сего. В сказке присутствует также Соловей, Сорока, Сова и Дятел. Каждая из птиц — аллегория на тип людей или социальный класс. Персонажи в «Орле-меценате» более очеловечены, чем, например, герои сказки «Карась-идеалист». Так, Дятел, имеющий обыкновение рассуждать, в завершении птичьей истории не становится жертвой хищника, но попадает за решетку.

«Премудрый пескарь»

Как и в произведениях, описанных выше, в этой сказке автор поднимает вопросы, актуальные для того времени. И здесь это становится понятным уже с первых строк. Но сатирические приемы Салтыкова-Щедрина — использование художественных средств для критического изображения пороков не только общественных, но и общечеловеческих. Повествование в «Премудром пескаре» автор ведет в типичном сказочном стиле: «Жил-был…». Героя своего автор характеризуется таким образом: «просвещенный, умеренно-либеральный».

Трусость и пассивность высмеивает в этой сказке великий мастер сатиры. Ведь именно эти пороки были свойственны большинству представителей интеллигенции в восьмидесятые годы XIX века. Пескарь не покидает ни разу своего убежища. Он проживает долгую жизнь, избегая встреч с опасными обитателями водного мира. Но лишь перед смертью понимает, сколь много упустил за свою долгую и никчемную жизнь.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин является одним из наиболее известных русских писателей середины XIX века. Его произведения написаны в виде сказок, однако их суть далеко не так проста, и смысл не лежит на поверхности, как в обычных детских аналогах.

О творчестве автора

Изучая творчество Салтыкова-Щедрина, вряд ли можно найти в нём хоть одну детскую сказку. В своих сочинениях автор часто использует такой литературный приём, как гротеск. Суть приёма заключается в сильном преувеличении, доведении до абсурда как образов персонажей, так и событий, которые с ними происходят. Поэтому произведения Салтыкова-Щедрина могут показаться жуткими и чересчур жестокими даже взрослому человеку, не говоря уже о детях.

Одним из наиболее известных произведений Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина является сказка «Самоотверженный заяц». В ней, как и во всех его творениях, заложен глубокий смысл. Но прежде чем начать анализ сказки Салтыкова-Щедрина «Самоотверженный заяц», нужно вспомнить её сюжет.

Сюжет

Начинается сказка с того, что главный герой, заяц, пробегает мимо дома волка. Волк окрикивает зайца, зовёт его к себе, однако тот не останавливается, а ещё больше прибавляет ходу. Тогда волк его догоняет и обвиняет в том, что заяц не послушался с первого раза. Лесной хищник оставляет его возле куста и говорит, что съест через 5 дней.

А заяц-то бежал к своей невесте. Вот сидит он, считает время до смерти и видит — спешит к нему брат невесты. Брат рассказывает, как невесте плохо, и этот разговор слышат волк с волчицей. Они выходят на улицу и сообщают, что отпустят зайца к наречённой проститься. Но с условием, что тот вернётся на съедение через день. А будущий родственник пока останется у них и, в случае невозвращения, будет съеден. Если же заяц вернётся, то, возможно, их обоих помилуют.

Бежит заяц к невесте и прибегает достаточно быстро. Рассказывает он ей и всей родне свою историю. Возвращаться-то не хочется, но слово дано, а заяц слова никогда не нарушает. Поэтому, простившись с невестой, бежит заяц обратно.

Бежит, а на пути у него разные преграды встречаются, и чувствует он, что не успевает в срок. От этой мысли отбивается всеми силами и только прибавляет ходу. Он ведь дал слово. В конце концов заяц еле-еле успевает и спасает брата невесты. А волк им и говорит, что пока не будет их есть, пусть ещё посидят под кустом. Может, когда и помилует.

Анализ

Для того чтобы дать полноценное представление о произведении, нужно провести анализ сказки «Самоотверженный заяц» по плану:

• Характеристика эпохи.
• Особенности творчества автора.
• Персонажи.
• Символизм и образность.

Структура не является универсальной, но она позволяет выстроить необходимую логику. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, анализ сказки «Самоотверженный заяц» которого необходимо провести, часто писал произведения на злободневные темы. Итак, в XIX веке была очень актуальна тема недовольства царской властью и гнёта со стороны правительства. Это нужно учитывать, проводя анализ сказки Салтыкова-Щедрина «Самоотверженный заяц».

Разные прослойки общества реагировали на власть по-разному. Кто-то поддерживал и пытался присоединиться, кто-то, наоборот, всеми силами старался изменить сложившуюся ситуацию. Однако большинство людей окутывал слепой страх, и они ничего не могли делать, кроме как повиноваться. Это и хотел донести Салтыков-Щедрин. Анализ сказки «Самоотверженный заяц» должен начинаться с того, чтобы показать — заяц символизирует именно последний тип людей.

Люди бывают разными: умными, глупыми, смелыми, трусливыми. Однако всё это неважно, если в них нет силы для того, чтобы дать отпор угнетателю. В образе зайца волк высмеивает благородную интеллигенцию, которая проявляет свою честность и преданность по отношению к тому, кто их угнетает.

Говоря об образе зайца, которого описал Салтыков-Щедрин, анализ сказки «Самоотверженный заяц» должен объяснять мотивацию главного героя. Слово зайца — честное слово. Он не мог его нарушить. Однако это и приводит к тому, что жизнь зайца рушится, ведь он проявляет свои лучшие качества по отношению к волку, который изначально поступил с ним жестоко.

Заяц ни в чём не виновен. Он просто бежал к невесте, а волк самовольно решил оставить его под кустом. Тем не менее заяц переступает через себя, чтобы сдержать данное слово. Приводит это к тому, что вся семья зайцев остаётся несчастной: брат не сумел проявить смелость и сбежать от волка, заяц не мог не вернуться, чтобы не нарушить своё слово, а невеста остаётся одна.

Вывод

Салтыков-Щедрин, анализ сказки «Самоотверженный заяц» которого оказался не таким простым, в привычной себе гротескной манере описал действительность своего времени. Ведь таких людей-зайцев в XIX веке было достаточно много, и эта проблема безответного повиновения сильно мешала развитию России как государства.

В заключение

Итак, это был анализ сказки «Самоотверженный заяц» (Салтыков-Щедрин), по плану, который можно использовать и для анализа других произведений. Как видно, простая на первый взгляд сказка оказалась яркой карикатурой на людей того времени, и смысл её лежит глубоко внутри. Для того чтобы понимать творчество автора, нужно помнить, что он никогда ничего не пишет просто так. Каждая деталь в сюжете нужна для того, чтобы читатель понял тот глубокий смысл, который заложен в произведении. Этим и интересны сказки Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.

Темой обличения трусости с «Премудрым пескарем» сближается одновременно с ним написанный «Самоотверженный заяц». Эти сказки не повторяют, а дополняют друг друга в изобличении рабской психологии, освещая разные ее стороны.

Сказка о самоотверженном зайце — яркий образец сокрушительной щедринской иронии, обличающей, с одной стороны, волчьи повадки поработителей, а с другой — слепую покорность их жертв.

Начинается сказка с того, что бежал заяц неподалеку от волчьего логова, а волк увидел его и кричит: «Заинька! Остановись, миленький!». А заяц только пуще ходу прибавил. Разозлился волк, поймал его, да и говорит: «Приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания. А так как теперь и я сыт, и волчиха моя сыта… то сиди ты вот под этим кустом и жди очереди. А может быть…ха-ха… я тебя помилую!». Что же заяц? Хотел было убежать, но как только он посмотрел на волчье логово — так и «заколотилось заячье сердце». Сидел заяц под кустом да сокрушался, что и жить-то ему столько-то осталось и мечты его заячьи не сбудутся: «Жениться рассчитывал, самовар купил, мечтал, как с молодой зайчихой будет чай-сахар пить, и вместо всего — куда угодил!». Прискакал к нему однажды ночью невестин брат и начал уговаривать сбежать к захворавшей заиньке. Пуще прежнего начал заяц сокрушаться о своей жизни: «За что? чем заслужил он свою горькую участь? Жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не выходил, бежал по своей надобности — неужто ж за это смерть?». Но нет, не может заяц и с места сдвинуться: «Не могу, волк не велел!». А тут еще и волк с волчихой из логова вылезли. Начали зайцы оправдываться, убедили волка, разжалобили волчиху, и хищники разрешили зайцу проститься с невестой, а брата её аманатом оставить.

Отпущенный на побывку заяц «как из лука стрела» торопился к невесте, прибежал, в баньку сходил, окрутили его, и бегом назад, к логову — вернуться бы к указанному сроку. Обратный путь тяжело зайцу дался: «Бежит он вечер, бежит полночи; ноги у него камнями иссечены, на боках от колючих ветвей шерсть клочьями висит, глаза помутились, у рта кровавая пена сочится…». Он ведь «слово, вишь, дал, а заяц своему слову — господин». Кажется, что заяц очень благороден, думает лишь о том, как бы не подвести своего друга. Но благородство по отношению к волку проистекает из рабской покорности. Более того, он осознает, что волк может его съесть, но в то же время упорно питает иллюзию, что «может быть, волк меня…ха-ха…и помилует!». Эта разновидность рабской психологии пересиливает инстинкт самосохранения и возводится в степень благородства и добродетели.

Заглавие сказки с удивительной точностью очерчивает ее смысл, благодаря использованному сатириком оксюморону — соединению противоположных понятий. Слово заяц всегда в переносном смысле служит синонимом трусости. А слово самоотверженный в сочетании с этим синонимом дает неожиданный эффект. Самоотверженная трусость! В этом заключается главный конфликт сказки. Салтыков-Щедрин показывает читателю извращенность человеческих свойств в обществе, основанном на насилии. Волк похвалил самоотверженного зайца, оставшегося верным своему слову, и вынес ему издевательскую резолюцию: «… сидите, до поры до времени…, а впоследствии я вас…ха-ха…помилую!».

Волк и заяц не только символизируют охотника и жертву со всеми соответствующими им качествами (волк кровожаден, силен, деспотичен, зол, а заяц труслив, малодушен и слаб). Эти образы наполнены злободневным социальным содержанием. За образом волка «скрывается» эксплуататорский режим, а заяц представляет собой обывателя, полагающего, что возможно мирное соглашение с самодержавием. Волк наслаждается положением властителя, деспота, вся волчья семья живет по “волчьим” законам: и волчата играют с жертвой, и волчиха, готовая зайца сожрать, его по-своему жалеет…

Однако заяц тоже живет по волчьим законам. Щедринский заяц не просто труслив и беспомощен, но малодушен. Он заранее отказывается от сопротивления, отправляясь волку в пасть и облегчая ему решение “продовольственной проблемы”. Заяц считал, что волк вправе лишать его жизни. Все свои поступки и поведение заяц оправдывает словами: «Не могу, волк не велел!». Он привык повиноваться, он раб покорности. Здесь авторская ирония переходит в едкий сарказм, в глубокое презрение к психологии раба.

Заяц из сказки Салтыкова-Щедрина «Здравомысленный заяц», «хоть и обыкновенный это был заяц, а преумный. И так здраво рассуждал, что и ослу впору». Обычно сидел этот заяц под кустом да сам с собой разговаривал, рассуждал на различные темы: «Всякому, говорит, зверю свое житье предоставлено. Волку — волчье, льву — львиное, зайцу — заячье. Доволен ты или недоволен своим житьем, никто тебя не спрашивает: живи, только и всего», или «Едят нас, едят, а мы, зайцы, что год, то больше плодимся», или «Подлый народ эти волки — это правду надо сказать. Все у них только разбой на уме!». Но однажды вздумал он перед зайчихой своей здравыми мыслями щегольнуть. «Говорил-говорил заяц», а к нему в это время лиса подползла и давай с ним играть. Растянулась лиса на солнышке, велела зайцу «сесть поближе и покалякать», а сама «комедии перед ним разыгрывает».

Да, лисица насмехается над «здравомысленным» зайцем для того, чтобы в конечном итоге его съесть. И она, и заяц это прекрасно понимают, но ничего поделать не могут. Лисица даже не очень голодна, чтобы есть зайца, но поскольку «где же это видано, чтобы лисы сами свой обед отпускали», то приходится волей-неволей повиноваться закону. Все умные, оправдательные теории зайца, всецело овладевшая им идея о регулировании волчьих аппетитов разбиваются в пух и прах о жестокую прозу жизни. Получается, зайцы созданы для того, чтобы их есть, а не для того, чтобы создавать новые законы. Убежденный в том, что волки зайцев «есть не перестанут», здравомысленный «филозомф» выработал проект более рационального поедания зайцев — чтоб не всех сразу, а поочередно. Салтыков-Щедрин здесь высмеивает попытки теоретического оправдания рабской «заячьей» покорности и либеральные идеи о приспособлении к режиму насилия.

Сатирическое жало сказки о «здравомысленном» зайце направлено против мелкого реформизма, трусливого и вредного народнического либерализма, который был особенно характерен для 80-х годов.

Сказка «Здравомысленный заяц» и предшествующая ей сказка «Самоотверженный заяц», взятые вместе, дают исчерпывающую сатирическую характеристику «заячьей» психологии как в ее практическом, так и теоретическом проявлении. В «Самоотверженном зайце» речь идет о психологии несознательного раба, а в «Здравомысленном зайце» — об извращенном сознании, выработавшем холопскую тактику приспособления к режиму насилия. Поэтому к «здравомысленному зайцу» сатирик отнесся более сурово.

Эти два произведения — одни из немногих в цикле щедринских сказок, которые заканчиваются кровавой развязкой (еще «Карась-идеалист», «Премудрый пескарь»). Гибелью главных героев сказок Салтыков-Щедрин подчеркивает трагизм незнания истинных путей борьбы со злом при ясном понимании необходимости такой борьбы. Кроме того, на эти сказки повлияла и политическая обстановка в стране в то время — свирепый правительственный террор, разгром народничества, полицейские преследованиями интеллигенции.

Сравнивая сказки «Самоотверженный заяц» и «Здравомысленный заяц» в художественном, а не идеологическом плане, можно также провести между ними множество параллелей.

В основе сюжетов обеих сказок лежит фольклорное начало, разговорная речь героев созвучна. Салтыков-Щедрин употребляет уже ставшие классическими элементы живой, народной речи. Связь этих сказок с фольклором сатирик подчеркивает при помощи числительных с нечисловым значением («тридевятое царство», «из-за тридевять земель»), типичных присказок и поговорок («след простыл», «бежит, земля дрожит», «ни в сказке не сказать, ни пером описать», «скоро сказка сказывается…», «пальца в рот не клади», «ни кола, ни двора») и многочисленных постоянных эпитетов и просторечий («пресытехонька», «лиса-кляузница», «растабарываешь», «намеднись», «ах ты, горюн, горюн!», «заячья жизнь», «изладить», «лакомый кусочек», «горькие слезы», «великие беды» и др.).

Читая сказки Салтыкова-Щедрина, всегда необходимо помнить о том, что сатирик писал не о животных и об отношениях хищника и жертвы, а о людях, прикрывая их масками зверей. Точно так же и в сказках о «здравомысленном» и «самоотверженном» зайцах. Излюбленный автором эзопов язык придает сказкам насыщенность, богатство содержания и нисколько не затрудняет понимание всего того смысла, идей и морали, которые Салтыков-Щедрин в них вкладывает.

В обеих сказках в фантастические, сказочные сюжеты вплетаются элементы действительности. «Здравомысленный» заяц ежедневно изучает «статистические таблицы, при министерстве внутренних дел издаваемые…», а о «самоотверженном» зайце пишут в газете: «Вот в „Московских ведомостях“ пишут, будто у зайцев не душа, а пар — а вон он как… улепетывает!». «Здравомысленный» заяц также рассказывает лисе немного о реальной человеческой жизни — о мужицком труде, о базарных развлечениях, о рекрутской доле. В сказке о «самоотверженном» зайце упоминаются события, автором придуманные, недостоверные, но по сути своей реальные: «В одном месте дожди пролились, так что река, которую за сутки раньше заяц шутя переплыл, вздулась и на десять верст разлилась. В другом месте король Андрон королю Никите войну объявил, и на самом заячьем пути сраженье кипело. В третьем месте холера проявилась — надо было целую карантинную цепь верст на сто обогнуть…».

Салтыков-Щедрин, дабы высмеять все отрицательные черты этих зайцев, использовал соответствующие зоологические маски. Раз трус, покорный и смиренный, значит, это заяц. Эту маску сатирик надевает на малодушных обывателей. А грозная сила, которую заяц боится, — волк или лиса — олицетворяет самодержавие и произвол царской власти.

Злое, гневное осмеяние рабской психологии — одна из основных задач сказок Салтыкова-Щедрина. В сказках «Самоотверженный заяц» и «Здравомысленный заяц» героями выступают не благородные идеалисты, а обыватели-трусы, надеющиеся на доброту хищников. Зайцы не сомневаются в праве волка и лисы лишить их жизни, они считают вполне естественным, что сильный поедает слабого, но надеются растрогать волчье сердце своей честностью и покорностью, а лису заговорить и убедить в правоте своих взглядов. Хищники же остаются хищниками.

Творчество М.Е. Салтыкова-Щедрина – известного писателя второй половины XIX века – чрезвычайно разнообразно. Он писал романы, очерки, рассказы, статьи, сказки. Именно в жанре сказки наиболее ярко проявились особенности сатиры писателя: ее политическая острота, глубина гротеска, тонкий юмор. Очень много сказок Салтыков-Щедрин написал в 80-е годы. В это время в стране был жестокий цензурный гнет. Поэтому для борьбы с общественными и человеческими пороками писатель использует аллегорию.

В сказках Салтыков-Щедрин обличает невежественных помещиков и правителей, показывает талантливый, но покорный народ. Сатира на обывателя, смирившегося перед политической реакцией, живущего в своем маленьком мирке мелких забот, развернута в сказках о рыбах и зайцах: «Самоотверженный заяц», «Здравомыслящий заяц», «Премудрый пескарь», «Карась-идеалист» и других.

В центре самой известной сказки – «Премудрый пескарь» — судьба трусливого обывателя, человека, лишенного общественного кругозора, с мещанскими запросами. В произведении писатель ставит важные философские проблемы: в чем смысл жизни и назначение человека.

Сказка отличается стройной композицией. В небольшом по объему произведении автор сумел проследить путь героя от рождения до смерти. В сказке действует ограниченный круг персонажей: сам пескарь и его отец, чьи заветы сын исправно выполнял. Иносказания помогают писателю не только обмануть цензуру, но и создать яркий отрицательный образ. Автор в сказке обличает трусость, умственную ограниченность, жизненную несостоятельность обывателя. Салтыков-Щедрин приписывает рыбе человеческие свойства и вместе с тем показывает, что человеку присущи «рыбьи» черты. Ведь в народной поговорке точно сказано: молчит как рыба.

Сказка «Премудрый пескарь» связана с реальной действительностью. Для этого автор соединяет сказочную речь с современными понятиями. Так, Щедрин употребляет обычный сказочный зачин: «жил-был пискарь»; распространенные сказочные обороты: «ни в сказке сказать, ни пером описать», «стал жить-поживать»; народные выражения «ума палата», «откуда ни возьмись»; просторечия «распостылая жизнь», «погублять» и т.д. А рядом с этими словами звучат совсем другие, иного стиля, иного, реального времени: «жизнью жуировать», «ночью моцион делал», «отрекомендуется», «жизненный процесс завершает». Такое соединение фольклорных мотивов, фантастики с реальной, злободневной действительностью позволило Салтыкову-Щедрину создать новый, оригинальный жанр политической сказки. Эта особая форма помогала писателю увеличить масштаб художественного изображения, придать сатире на мелкого обывателя огромный размах, создать настоящий символ трусливого человека.

В судьбе пескаря угадывается судьба законопослушного чиновника, не случайно автор «проговаривается»: пескарь «прислуги не держит», «в карты не играет, вина не пьет, табаку не курит, за красными девушками не гоняется». Но какая это унизительная жизнь «умеренно либерального» пескаря, который всего боится: боится щуки, страшится попасть в уху. Вся биография пескаря сводится к краткой формуле: «Жил – дрожал, и умирал — дрожал». Это выражение стало афоризмом. Автор утверждает, что нельзя иметь такие ничтожные цели. В риторических вопросах содержится обвинение тем, кто не живет по-настоящему, а все только «распостылую свою жизнь… бережет»: «Какие были у него радости? кого он утешил? кому добрый совет подал? кому доброе слово сказал? кого приютил, обогрел, защитил? кто слышал об нем? кто об его существовании вспомнит?» Если ответить на эти вопросы, то станет ясно, к каким идеалам должен стремиться каждый человек. Пескарь считал себя премудрым, автор и сказку свою так назвал. Но за этим заголовком скрыта ирония. Щедрин жестко говорит о никчемности, бесполезности дрожащего за себя обывателя. Писатель «заставляет» бесславно умереть пескаря. В заключительном риторическом вопросе слышится уничтожающий, доходящий до сарказма приговор: «Скорее всего – сам умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пискаря, да к тому же еще и премудрого?»

В иных вариантах житейская теория «премудрого пескаря» получила отражение в сказках «Самоотверженный заяц» и «Здравомыслящий заяц». Здесь герои – те же обыватели-трусы, надеющиеся на доброту хищников, «хозяев жизни». Герой сказки «Здравомыслящий заяц» проповедует практическую мудрость: «живи, только и всего». Он считает, что «всякий сверчок должен знать свой шесток» и что «уши выше лба не растут».

Та же рабья мораль у зайца из сказки «Самоотверженный заяц». Этот «обстоятельный» обыватель имел в жизни одну цель: «жениться рассчитывал, самовар купил, мечтал, как с молодой зайчихой будет чай-сахар пить…» Автор с уничтожающей иронией повествует о приземленных запросах «умеренно-аккуратного» зайца. Салтыков-Щедрин делает прямой намек на людей, исповедующих принципы полного невмешательства в течение общественной жизни. Однако от проблем, опасностей, невзгод никому не спрятаться в своем замкнутом мирке. Так и заяц угодил в лапы к волку. Он не стал бороться, а покорился своей судьбе: ждать, когда хищник проголодается и соблаговолит его съесть. Зайцу только горько и обидно, что он обречен на смерть за свою праведную жизнь: «За что? Чем он заслужил свою горькую участь? Жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не выходил…» Салтыков-Щедрин смело переключает действие из мира животных в мир человеческих отношений. В аллегорических образах зайца и волка угадываются мелкий и крупный чиновники, гонимый и гонитель.

Зайца, трусливого обывателя, не спасают его благонамеренность, законопослушание. Заяц не сомневается в праве волка лишить его жизни, он считает вполне естественным, что сильный поедает слабого, но надеется растрогать волчье сердце своей честностью и покорностью: «А может быть, волк меня… ха-ха… и помилует!» Заяц парализован страхом, боится выйти из подчинения. У него есть возможность убежать, но ему «волк не велел», и он терпеливо ждет милостей.

Сказка наполнена комическими ситуациями. Так, волк согласился «отпустить косого на побывку» к невесте, а в заложники оставил другого зайца. Главный герой за сутки успел в тридевятое царство сбегать, в баню сходить, жениться и вернуться к логову волка. Заяц в дороге проявил чудеса выдержки. У него оказалась недюжинная сила, воля: «Сколько раз сердце в нем разорваться хотело, так он и над сердцем власть взял…» Косой жертвовал собой только ради того, чтобы снова оказаться во власти волка. Автор с откровенной издевкой называет зайца «самоотверженным». Несоответствие между возможностями зайца (например, он крикнул, как сто тысяч зайцев вместе) и тем, на что он себя расходует, помогает разоблачить рабскую покорность обывателя.

Итак, обыватели в сказках Салтыкова-Щедрина – «рыбы» и «зайцы» — не имеют человеческого достоинства, ума. Автор обличает их трусость, беспомощность, глупость. Они пресмыкаются перед сильными мира, прячутся в своих норах или под кустами, страшатся общественной борьбы и желают только одного: сохранить свою «распостылую жизнь».

(«Самоотверженный заяц»)

«Самоотверженный заяц» написана в 1883 году и органично входит в самый известный сборник М. Е. Салтыкова-Щедрина «Сказки». Сборник снабжен пояснением автора: «Сказки для детей изрядного возраста». «Самоотверженный заяц», а также сказки «Бедный волк» и «Здравомысленный заяц» в рамках всего сборника составляют своеобразную трилогию, которая относится к группе сказок, являющихся острой политической сатирой на либеральную интеллигенцию и чиновничество.

Оказывается, самоотверженность зайца заключается в том, что он не хочет обманывать волка, приговорившего его к смертной казни, и, наскоро женившись, преодолевая страшные препятствия (разлив реки, войну короля Андрона с королем Никитой, эпидемию холеры), из последних сил примчался в логово волка к точно назначенному сроку. Заяц, отождествляя собой либерально настроенное чиновничество, и в мыслях не держит, что у волка нет права выносить приговор: «… приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания». Писатель гневно разоблачает рабскую покорность просвещенных людей перед власть имущими, даже эзопов язык не мешает читателю понять, что заяц с его надуманной самоотверженностью выглядит ничтожеством. Вся новоявленная родня зайца, которому волк дал двое суток для женитьбы, одобряет решение зайца: «Правду ты, косой, молвил: не давши слова, крепись, а давши — держись! Никогда во всем нашем заячьем роду того не бывало, чтобы зайцы обманывали!» Писатель-сатирик подводит читателя к выводу, что словесной шелухой можно оправдать бездеятельность. Вся энергия зайца направлена не на противостояние злу, а на выполнение приказа волка.

«-Я, ваше благородие, прибегу… я мигом оборочу… вот как бог свят прибегу! — заспешил осужденный и, чтобы волк не сомневался… таким вдруг молодцом прикинулся, что сам волк на него залюбовался и подумал: «Вот кабы у меня солдаты такими были!» Звери и птицы подивились на зайцеву прыть: «Вот в «Московских ведомостях» пишут, будто у зайцев не душа, а пар, а вон он как улепетывает!» С одной стороны, заяц, безусловно, трус, но, с другой стороны, ведь в заложниках у волка остался невестин брат. Однако и это не является, по мнению писателя, поводом к безропотному выполнению ультиматума волка. Ведь серый разбойник был сыт, ленив, зайцев держал не в заточении. Одного волчьего окрика было достаточно, чтобы заяц добровольно согласился принять свою злую судьбу.

«Самоотверженный заяц» нет сказочного зачина, но есть сказочные присказки («ни в сказке сказать, ни пером описать», «скоро сказка сказывается…») и выражение («Бежит, земля дрожит», «тридевятое царство»). Сказочные персонажи, как и в народных сказках, наделены свойствами людей: заяц посватался, перед свадьбой в баню сходил и т. д. Язык сказки Салтыкова-Щедрина насыщен просторечными словами и выражениями («играючи подбегут», «сердце закатится», «высмотрел дочку», «с другим слюбилась», «волк слопал», «невеста помирает»), пословицами и поговорками («поймал в три прыжка», «схватил за шиворот», «чай-сахар пить», «всем сердцем полюбила», «трет от страху», «пальца в рот не клади», «пустился как из лука стрела», «горькими слезами разливается»). Все это сближает сказку «Самоотверженный заяц» с народными сказками. Кроме того, использование магического сказочного числа «три» (три препятствия на обратном пути к волчьему логову, три врага — волки, лисицы, совы, три часа должны были остаться у зайца в запасе, трижды подгонял себя заяц словами: «Не до горя теперь, не до слез… лишь бы друга из волчьей пасти вырвать!», «неужто я друга не выручу», «Погубил я друга своего, погубил!»), а также самого распространенного сказочного приема гиперболы («Гора на пути встретится — он ее «на Уру» возьмет; река — он и броду не ищет, прямо в плавь так и чешет; болото — он с пятой кочки на десятую перепрыгивает», «ни горы, ни долы, ни леса, ни болота — все ему нипочем», «крикнул, как сто тысяч зайцев вместе») усиливают сходство с народной сказкой.

«Самоотверженный заяц» имеются конкретно-бытовые детали и приметы реального исторического времени, чего не бывает в народных сказках (приснилось зайцу, что он при волке стал «чиновником особых поручений», волк, «покуда он по ревизиям бегает, к его зайчихе в гости ходит», «жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не выходил», «подговор часовых к побегу», зайцы называли волка «ваше благородие»). В-третьих, писатель использует слова и выражения книжной лексики, причем чем ничтожней повод, тем более высокая лексика употребляется («светящееся волчье око», «осужденный на минуту словно преобразился», «зайца за благородство хвалит», «ноги у него камнями иссечены», «у рта кровавая пена сочится», «заалел восток», «огнем брызнуло», «сердце измученного зверюги»). Своеобразие сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина заключено как раз в чертах отличия от народной сказки. Народная сказка укрепляла веру простых людей в то, что зло когда-нибудь будет побеждено, тем самым, по мнению писателя, приучила людей к пассивному ожиданию чуда. Народная сказка учила самым простым вещам, ее задача была поразвлечь, позабавить. Писатель-сатирик, сохраняя многие особенности народной сказки, хотел зажечь сердца людей гневом, пробудить их самосознание. Открытые призывы к революции, конечно же, цензура никогда не позволила бы опубликовать. Используя прием иронии, прибегнув к эзопову языку, писатель в сказке «Самоотверженный заяц» показал, что власть волков держится на рабской привычке зайцев к покорности. Особо горькая ирония звучит в концовке сказки:

«- Здесь я! Здесь! — крикнул косой, как сто тысяч зайцев вместе.

«Бедный волк». Вот ее начало: «Другой зверь, наверное, тронулся бы самоотверженностью зайца, не ограничился бы обещанием, а сейчас бы помиловал. Но из всех хищников, водящихся в умеренном и северном климатах, волк менее всего способен на великодушие. Однако же не по своей воле он так жесток, а потому, что комплекция у него каверзная: ничего он, кроме мясного, есть не может. А чтобы достать мясную пищу, он не может иначе поступать, как живое существо жизни лишить». Композиционное единство первых двух сказок этой своеобразной трилогии помогает понять политически активную позицию писателя-сатирика. Салтыков-Щедрин считает, что социальная несправедливость заложена в самой природе человека. Необходимо менять мышление не одного человека, а всей нации.