Юрий казаков рассказы для детей

1.Даты жизни писателя

2.В каком году отца писателя осудили?

3.Почему Казаков решил стать писателем? (цитата Юрия Павловича)

4.Куда поступил учиться в 1944 году?

5.С 1946-1951 учился в ….

6.В каком году Юрий Павлович поступил в Литературный институт?

7. Когда Казаков впервые оказался на Севере?

8. Что поразило молодого прозаика на Севере?

9. Назовите ранние рассказы Казакова, посвящённые Северу.

10.ДОПОЛНИТЕ СЛОВА ПИСАТЕЛЯ, вставив пропущенное слово: Я «понял вдруг, что чуть не каждый человек, родившийся и выросший в суровом краю, – …»

11.Один из известных писателей сказал о Казакове так: «Сравнительно недавно, год назад, я впервые прочел рассказы Ю. Казакова и был поражен силой, мастерством и зрелостью тогда еще никому не известного писателя. Тем более я был поражен, узнав, что Казаков – студент Литературного института им. Горького и человек еще совсем молодой. Достаточно прочесть два-три рассказа Ю. Казакова, чтобы стало ясно, какой талантливый, зоркий и умный писатель вошел в нашу литературу»

12.В 1960-ые годы Казаков много путешествует по Северу. Перечислите места, где побывал писатель?

13.Какая книга появилась в результате этого путешествия?

14.Можно ли сказать, что творчество Ю. Казакова ценилось не только в России, но и далеко за её пределами? Докажите это.

15. Какая северная деревня особенно полюбилась Ю. Казакову? Как в этом месте увековечена память о талантливом писателе?

Пусто и в избе, где я живу.Высокая, огромная, в две связи, со множеством комнат и чуланов, строенная на большую семью, наверное, еще в прошлом веке, – она тиха и гулка.По ночам в ней тихо трещат стены. Днем она поражает чистотой. До блеска вымытые окна загораживают цветы тоже с блестящими протертыми листьями. Белые полы пахнут мылом и березовым веником. По полам от дверей раскинуты старые сети. От сетей в избе стоит слабый пряный запах моря, водорослей. На Почетных грамотах, фотографиях, настенных зеркалах – всюду висят чистые, голубые от синьки, расшитые полотенца. Столы и сундуки покрыты суровыми хрустящими скатертями с мережкой.И в тишине живет, всю эту чистоту и старинный порядок блюдет один человек – девяностолетняя старуха Марфа.Как она стара! Странно и жутко порой глядеть мне на нее – такое древнее и темное у нее лицо, такие тусклые, выцветшие глаза, так неподвижно сидит она в редкие минуты отдыха. Уж никогда-никогда не выпрямить этот согнутый стан и ставшую круглой уже спину, не истончить громадные набрякшие ноги, не согреть холодные руки.Неужели была она когда-то горяча и хороша, неужели в этом теле билось когда-то иное сердце? Нет, нет, нельзя поверить, нельзя вообразить ее иной, чем сейчас!А все-таки была она молодой и, по словам стариков, помнящих ее, еще какой красавицей была! С каким самозабвеньем плясала на праздниках, как пылали тогда ее щеки, как горели и сияли глаза, каким туго налитым, стройным и сильным было ее тело!Как любила она своего Ванюшу – кряжистого, с выпуклой грудью, с мелкими белыми зубами, жесткими черными усами и жестким же черно-смоляным чубом парня, – как обмирала, пылала и дрожала, когда видела его, идущего по улице в розовой рубахе, в вонючих высоких сапогах, с каким радостным страхом кидалась опрометью на зады, видя, что он сворачивает к ее дому.У, как была она красива тогда и как любила петь, какие дивные старинные песни знала, какой заунывно-звенящий голос был у нее! И как талантлива, яростно-неуемна была она на любую, даже самую тяжелую, грязную работу!Так что же иссушило, состарило ее, сделало холодными руки и утишило сердце? Уж не белые ли призрачные, завораживающие ночи, не страшное ли ночное солнце выпило ее кровь? Или, наоборот, длинные зимние вечера, которые проводила она за прялкой при багровом дымном свете лучины?О чем думала она, о чем мечтала в эти вечера, когда свистел и гудел ветер, гнал колючий сухой снег, задувал в окна, выл в печной трубе, когда гулко и грозно ломало прибрежный лед и страшно было выйти на двор, в черноту полярной ночи?А как вопила она, как билась и причитала, провожая и обряжая в смертную дорогу отца и мать, братьев и сестер, а потом и мужа и детей, наглядываясь каждый раз на них и не в силах наглядеться. Как бежала она к морю, как кидалась в волны, как хотелось ей в те минуты тоже навеки остаться на песчаном кладбище среди редких низкорослых сосен!Случай забросил меня сюда ненадолго, скоро я уеду и никогда, быть может, не увижу больше ни моря, ни этих высоких черных осенью изб, ни этой древней поморки. Отчего же так таинственно близка и важна мне ее жизнь, почему так неотступно слежу я за ней, думаю о ней, расспрашиваю ее? А она не любит рассказывать, отвечает всегда кратко, общими словами:– Как жила-то? Да всяко…– А как же?– Дак я и говорю – всяко…Говорит она как-то бегло, не пристально, невнятно, рассеянно оглядываясь или думая о чем-то своем, далеком, сокрытом от меня. Но вдруг вспоминает о внуках-моряках, оживляется, приносит открытки, которые месяцами шли в эту глухую деревню и которые кажутся почти сказочными в этой северной стороне. Она разворачивает чистый платок – и они рассыпаются по столу, лаковые, нежно-яркие, со штемпелями Бомбея, Рангуна, Сан-Франциско, Коломбо…Я читаю их вслух, Марфа слушает, опустив темное лицо, на котором тлеет слабая улыбка. Долго потом перебирает она их, щупает корявыми пальцами гладкий картон, всматривается в картинки, наконец заворачивает, уносит, прячет в сундук и снова ходит по избе, все что-нибудь делает..Встает она затемно. Простоволосая, наскоро молится, тяжело и трудно со сна кланяясь в темный угол, где между Почетных грамот висит черная раскольничья икона в тусклом серебряном окладе. Потом повязывает платок, выходит в сени, начинает ходить по избе, по всем ее комнатам, чуланам и клетям, лазит на чердак, в поветь, выходит на огород.Чего только не переделает она за день!Доит и гонит на улицу корову, шумит сепаратором, кормит кур, лезет на поветь за яйцами, косит и рубит потом на крыльце кроваво-рыжим косарем траву и картофельную ботву поросенку. копает картошку на огороде, сушит, когда светит солнце, и ссыпает в подпол; топит печь, варит обед, кипятит самовар, идет к морю с корзиной, собирает сиреневые пучки водорослей, которые покупает у нее агаровый завод; привозят ей сено, и она, надрываясь, таскает его наверх, в поветь по съезду, а по субботам топит баню, натаскивает туда до двадцати ведер воды, стирает, штопает, гладит, метет и моет полы, сени, крыльцо и даже деревянные мостки возле избы; чуть не каждый день ходит она на скотный двор помогать телятницам и зарабатывать себе трудодни; на ближней тоне, в десяти километрах от деревни, живет ее младший сын, хмурый вдовец, уже седой и часто похварывающий, и Марфа раз в неделю, переделавши с утра множество работы, идет туда, несет папирос, масла, хлеба и сахару, приходит на тоню часа через три и, не отдохнув, начинает и там мыть и стирать, штопать и даже чинить порванные сети – на тоне этой живут одни мужики, и Марфа не может не справить своей бабской, как она говорит, работы.

Часть 3

Последнее время она стала плохо спать. Какая-то торжественная перемена происходит у нее глубоко в душе. И эту перемену она воспринимает как знак, как предзнаменование скорой смерти. Все чаще снятся ей муж, отец, мать, умершие дети… И я вижу, как лазит она в сундук, разглядывает свое смертное: чистую рубаху, уже пожелтевшую и пропахшую деревом сундука, просторный белый саван, платье, расшитое покрывало, ленты, холстины, темные чулки и тапки. Она рассматривает, перекладывает, расправляет все это – чуждое и страшное человеку – с такой же споростью и пристальностью, как и всякую другую необходимую в хозяйстве вещь.– Не тогда плясать, когда гроб будут тесать, – с удовольствием говорит она.Умирать ей не страшно. Она непоколебимо убеждена в справедливости жизни, в справедливости и необходимости прихода смерти.– Могилка-то давно меня ждет, – ласково, как о чем-то очень приятном, говорит она, глядя поверх меня тусклыми глазами. – Там и батюшка и матушка мои повалены лежат… И сыны там, все там. Небось по мне соскучились. А я, слава тебе, царица небесная, пожила.Ночью, когда на море разыгрывается шторм, ревет внизу совсем близко прибой и рев этот отдается по всей избе, так что вздрагивают потолки и стены, Марфа молится, стоя на коленях в углу. Молится она не за себя – за тех, кто на рыбных промыслах в Баренце.– Пошли, Господи, им поветерь, – шепчет она и кланяется, стукаясь лбом о пол. – Не погуби, Господи, сохрани их, Николушка!Странно мне слушать это – будто бабка моя молится, будто мать свою я слышу сквозь сон, будто все мои предки, мужики, пахари, всю жизнь, с детства и до смерти пахавшие, косившие, положенные, забытые по погостам, родившие когда-то и хлеб и другую, новую жизнь, будто это они молятся – не за себя, за мир, за Русь – неведомому богу старозаветному, доброму Николе-угоднику.– Пошли им погодушку, небушко чистое, водицу светлую, – шелестит во тьме девяностолетний голос.Потом она ложится и лежит неподвижно, глядя в темноту. Тошно ей, тяжко, давят ее годы – детство, молодость, такие далекие, такие неясные уже и все-таки прекрасные, как белая ночь, вся в солнце незакатном, и старость – как один темный осенний вечер.Лежит Марфа, вспоминает свою жизнь, и представляется ей, будто она, молодая девка, поет песню, слышит со стороны свой чистый печальный голос:Ах ты, моя матушка,Твой сынок да разнесчастныйДалеко на море побежа-ал…Но эти радостные и грустные мысли скоро уходят, уступая место другим, привычным мыслям и заботам. И она уже думает, как бы дожить до Михайлова дня, когда все начнут собираться домой, что корова уже стара, плохо и мало доится, и не забыть сказать, чтобы купили новую, что надо гонять овец за коргу – там много морской капусты давеча накидало, что надо жать ячмень на огороде да вешать сушить…Засыпает она не скоро и не сразу, вздрагивает несколько раз. Во сне редко и слабо дышит, просыпается, перекладывает млеющие руки и опять спит и не спит, все слышит и понимает, но и сны видит – смутные, давно знакомые…Все чаще бушует море, и все чаще выходит Марфа к вечеру на берег, стоит неподвижно возле наискось заделанных палок плетня, твердо чернея на бледно-желтом фоне зари. Смотрит на грязно-взлохмаченное море, на без конца бегущие и ревущие на отмели взводни с белыми гривами – знакомая картина!Резко и горько пахнет холодной картофельной ботвой, водорослями, резко, несмотря на гул моря, слышны женские голоса, шаги по деревянным мосткам, какой-то особенный в этой деревне, басовитый и короткий крик коз.По улице, по деревянным мосткам, крепко стуча сапогами, идет сосед-рыбак – крутоплечий, крепкий, счастливый своей крепостью. Подходит поздороваться, зовет вечером в кино, дымит сигаретой и густо кашляет, наливаясь кровью. Потом замечает Марфу, делает серьезное лицо и грубо-восхищенно говорит:– Ах ты! Опять выползла… Своих ждет. Хорошая старуха-то, святая, одно слово – поморка! Хошь, выпьем за неё?Он сильно затягивается, прищуривает правый глаз, обжигая губы, бросает окурок, втаптывает его каблуком в песок, жидко сплевывает и идет берегом на рыбоприемный пункт, потирая красную шею, ширкая друг о друга отвороченными голенищами высоких сапог. Проходя мимо Марфы, он сдергивает кепку и почтительно кланяется ей.Ветер холодеет, небо темнеет, заря окрашивается в винный цвет, воздух делается прозрачней, смугло румянеют избы наверху, а на востоке загораются редкие бледные звезды. Скоро совсем смеркнется, а Марфа все будет стоять, положив старчески-сизые руки на плетень, и смотреть на море, пока не погаснет последний мглистый отблеск зари.

Родился: 8 августа 1927 г., Москва, РСФСР, СССРУмер: 29 ноября 1982 г., Москва, РСФСР, СССР

Юрий Павлович Казаков — русский советский писатель и сценарист.

Родился 8 августа 1927 в Москве в семье рабочего, выходца из крестьян Смоленской губернии.
В Автобиографии (1965) писал: «В роду нашем, насколько мне известно, не было ни одного образованного человека, хотя талантливы были многие».

Отрочество Казакова совпало с годами Великой Отечественной войны. Воспоминания об этом времени, о ночных бомбежках Москвы воплотились в незавершенной повести “Две ночи” (др. назв. “Разлучение душ”), которую он писал в 1960–1970-е годы.

Пятнадцати лет Казаков начал учиться музыке – сначала на виолончели, потом на контрабасе. В 1946 поступил в музыкальное училище им. Гнесиных, которое окончил в 1951.

Найти постоянное место в оркестре оказалось трудно, профессиональная музыкальная деятельность Казакова была эпизодической: он играл в неизвестных джазовых и симфонических оркестрах, подрабатывал музыкантом на танцплощадках.

Сложные отношения между родителями, тяжелое материальное положение семьи также не способствовали творческому росту Казакова-музыканта.

В конце 1940-х годов Казаков начал писать стихи, в т.ч. стихотворения в прозе, пьесы, которые отвергались в редакциях, а также очерки для газеты «Советский спорт».

Дневниковые записи тех лет свидетельствуют о тяге к писательству, которая в 1953 привела его в Литературный институт им. А.М.Горького.

Во время учебы в институте руководитель семинара, по воспоминаниям Казакова, навсегда отбил у него охоту писать о том, чего не знаешь.

Еще студентом Казаков начал публиковать свои первые рассказы. Вскоре вышла его первая книга Арктур – гончий пес (1957). Рассказ стал его излюбленным жанром, мастерство Казакова-рассказчика было бесспорным.

Литературные критики сходились на том, что в современной литературе Казаков – один из лучших продолжателей традиций русских классиков, в частности И.Бунина, о котором он хотел написать книгу и о чем беседовал с Б.Зайцевым и Г.Адамовичем во время поездки в Париж в 1967.

Для прозы Казакова характерен тонкий лиризм и музыкальный ритм. В 1964 в набросках Автобиографии он написал о том, что в годы учебы «занимался альпинизмом, охотился, ловил рыбу, много ходил пешком, ночевал, где придется, все время смотрел, слушал и запоминал».

Уже по окончании института (1958), будучи автором нескольких прозаических сборников, Казаков не потерял интереса к путешествиям. Побывал в псковских Печорах, в Новгородской области, в Тарусе, которую называл «милым художническим местом», и в других местах.

Впечатления от поездок воплотились и в путевых очерках, и в художественных произведениях.

Особое место в творчестве Казакова занял русский Север.

Казаков писал о том, что ему «всегда хотелось пожить не на временных становищах, не на полярных зимовках и радиостанциях, а в деревнях – в местах исконных русских поселений, в местах, где жизнь идет не на скорую руку, а постоянная, столетняя, где людей привязывает к дому семья, дети, хозяйство, рождение, привычный наследственный труд и кресты на могилах отцов и дедов».

Герой прозы Казакова – человек внутренне одинокий, с утонченным восприятием действительности, с обостренным чувством вины. Чувством вины и прощанием особенно проникнут последний рассказ “Во сне ты горько плакал” (1977), главным героем которого, помимо автобиографического рассказчика, является его маленький сын.

При жизни Казакова было издано около 10 сборников его рассказов. Казаков писал очерки и эссе, в том числе о русских прозаиках – Лермонтове, Аксакове, поморском сказочнике Писахове и др. Особое место в этом ряду занимают воспоминания об учителе и друге К.Паустовском.

В переводе на русский язык, выполненном Казаковым по подстрочнику, был издан роман казахского писателя А.Нурпеисова. В последние годы жизни Казаков писал мало, большинство его замыслов осталось в набросках.

Некоторые из них после смерти писателя были изданы в книге “Две ночи” (1986).

Умер Казаков в Москве 29 ноября 1982. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Голубое и зелёное, 1956
Тедди, 1957
Арктур — гончий пес, 1958
Маника, 1958
На полустанке, 1959
Вон бежит собака! 1961
По дороге, 1961
Голубое и зелёное, 1963
Ночлег, 1963
Плачу и рыдаю, 1963
Проклятый Север, 1964
Двое в декабре, 1966
Осень в дубовых лесах, 1961, 1969, 1983
Северный дневник, 1977
Во сне ты горько плакал, 1977
Оленьи рога, 1980
Поедемте в Лопшеньгу, 1977, издано в 1983
Избранное, 1985
Две ночи, 1986
Снова вспомни Ленинград // «Звезда», 1990, №1.

Долгие крики, Иркутск: Издатель Сапронов, 2008

1968 — «Любить» (реж. Михаил Калик). Одна из новелл по мотивам рассказа «Осень в дубовых лесах».
1969 — «Король Манежа» (реж. Юрий Чулюкин). По рассказу «Тедди».
1970 — «Голубое и зелёное» (реж. Виктор Гресь). Экранизация одноимённого рассказа.

1981 — «Великий самоед» (реж. Аркадий Кордон). Казаков выступил соавтором сценария[2]
1992 — «На полустанке» (реж. Тамара Павлюченко). Экранизация одноимённого рассказа.
1995 — «Арктур — гончий пёс» (реж. Галина Самойлова)[3]. Телеспектакль.

1999 — «Послушай, не идёт ли дождь…» (реж. Аркадий Кордон). Биографический фильм.

В честь Юрия Казакова учреждена литературная премия, которую присуждают за лучший рассказ.

Премия имени Юрия Казакова — литературная премия журнала «Новый Мир», учреждённая журналом в честь Юрия Казакова, по случаю 75-летия со дня его рождения и двадцатилетия со дня смерти. Позиционируется как премия за лучший рассказ года и присуждается авторам московских толстых журналов.

Казаков Юрий Павлович — краткая биография

Содержание:

• Детство и юность
• Краткая биография
• Личная жизнь
• Вклад писателя

Детство и юность

Юрий Павлович Казаков – русский советский писатель, прозаик. Родился 8 августа 1927 г. в Москве, в семье простых рабочих, выходцев из крестьян. Родители переехали сюда жить из Смоленской губернии.

С родителями

В 1933 г. отца, Павла Гавриловича репрессировали, и семья испытывала материальные сложности. Его мать, Устинья Андреевна, работала нянькой в разных семьях, дополнительно подрабатывая на заводе подсобной рабочей.

В юности и молодости

Краткая биография

• 1942 г. — Юрий выбирает обучаться музыке. Осваивает игру на виолончели и контрабасе.
• 1946 г. заканчивает строительный техникум; поступает в муз. Училище им. Гнесиных.
• 1951 г. — Заканчивает муз. Училище; принят в состав оркестра музыкального театра им. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.
• 1952 г. – Печатаются первые рассказы Казакова «Новый станок», «Первое свидание», «Обиженный полисмен», «Тысяча долларов», «Голубое озеро».
• 1953 г. — Юрий Казаков поступает в литературный институт им. Горького. Экзаменационной работой является сюжет о девушке, провожающей на полустанке своего парня. Юрий успешно справляется с поставленной задачей.
• 1954 г. – Во время учёбы Юрий Казаков пишет «Тихое утро».
• 1955 г. – Публикуется рассказ «Дом под кручей».
• 1956 г. – Новые рассказы «Голубое и зелёное», «Некрасивая», «На охоте», «Странник»,
• 1957 г. — «Тедди», «Поморка».
• 1958 г. — «Арктур – гончий пёс», «Манька», «На острове».
• 1958 г. — Он заканчивает институт. В этом же году Юрий Павлович Казаков принят в творческий Союз Писателей СССР.
• 1958 г. — Под влиянием прочитанных Бунинских рассказов выходит в печать рассказ Казакова «Старики».
• 1959 г. — Писатель дорабатывает и издаёт свою работу, написанную при поступлении в институт «На полустанке». Также написаны «Трали вали», «В тумане».
• 1960 г. – Поездка на Север. Юрий Павлович заводит «Северный дневник», который будет написан полностью в 1977г. Пишутся произведения «В город», «Вон бежит собака», «По дороге».
• 1961 г. – Публикуется «Нестор и Кир».
• 1962 г. – После путешествий по стране созданы рассказы «Калевала», «Лёгкая жизнь», «Двое в декабре», «Адам и Ева».
• 1963 г. – Казаков продолжает писать. Появляется «Ночлег», «Плачу и рыдаю»
• 1964 г. — «Проклятый Север»
• 1965 г. — «Запах хлеба»
• 1966 г. — «Двое в декабре»
• 1967 г. – Поездка во Францию с целью ближе познакомиться с жизнью и творчеством И. А. Бунина.
• 1969 г. – Написана «Осень в дубовых лесах».
• 1970 г. – В Италии Юрий Павлович Казаков получает премию Данте.
• 1973 г. – Выходит в печать знаменитый рассказ «Свечечка», написанный в уединении, на даче.
• 1977 г. – Не менее известный рассказ «Во сне ты горько плакал».
• 1982 г., 29 ноября – Юрий Казаков умер от сердечного приступа в возрасте 55 лет. Был похоронен на Ваганьковском кладбище.
• 1986 г. – Посмертно издана книга «Две ночи», где собраны незаконченные и не опубликованные произведения писателя.

Личная жизнь

Юрий ещё в детстве остро нуждался в общении со своим отцом. Около 20 лет у них были лишь мимолётные встречи. Дело в том, что, когда Павел Гаврилович был в Тамбове, рабочие устроили бунт против коллективизации. Отец Юры не разделял эту позицию, но на рабочих не донёс. За это и был арестован.

Мальчику тогда исполнилось 6 лет. С этого времени его воспитывала только мама. С ней он делил нужду и, став постарше, много вместе с ней работал. Несмотря на сложное материальное положение, его мать, Устинья Андреевна, сумела дать Юре хорошее образование.

Признательность и любовь к матери писатель пронесёт всю свою жизнь.

Повзрослев, Юрий много учится, меняя направления своей будущей профессии, пока не находит своего призвания. И, увлечённый литературным творчеством, начинает много путешествовать. Его привлекает лес, деревни, другие города, другие страны. Везде он находит тему и сюжеты для своих будущих работ.

Особо нравятся писателю семьи, живущие в русских избах, имеющие свою землю. Человек, выросший в Московском доме на Арбате начинает мечтать о своей собственной семье, о доме с усадьбой.

30 мая 1960 г., на похоронах Б. Л. Пастернака Юрий Казаков встречается с переводчицей Мариной Литвиновой, восхищенной его талантом. Их романтические отношения продолжаются около 5 лет.

С Мариной Юрий совершает совместные поездки, получает её одобрение и вдохновение в своём творчестве. Она его первый советчик в написании «Северного дневника».

Её образ, характер, их чувства друг к другу отразились на страницах некоторых рассказов.

Отношения Юрия и Марины особенно подробно описаны в рассказах «Двое в декабре» и «Розовые туфли»

Писатель всерьёз мечтает о крепкой семье и о собственном сыне. Возникает идея написать о близких отношениях сына и отца. Но, к сожалению, что-то мешает их дальнейшим отношениям с Мариной Литвиновой.

В 1965 г. Юрий Павлович знакомится с Тамарой Судник, и, женившись на ней, приобретает желаемый семейный очаг.

Гонорар, полученный за перевод трилогии А. К. Нурпеисова «Кровь и пот» потрачен семьёй на приобретение дачи в Абрамцево.

Давнишняя мечта Юрия иметь свой дом с усадьбой наконец реализована! Там, в сентябре 1967 года у них рождается сын Алёша – ещё одна мечта Юрия.

К сожалению, мальчик часто болеет, но это не мешает, а может быть даже подстёгивает Юрия Казакова горячо любить своего сына.

«Семейный очаг» у Юрия Казакова со своей женой не складывается. С Тамарой он расстаётся и позволяет ей забрать с собой Алёшу. Частые с сыном переписки поддерживают их доверительные и дружеские отношения. Не реализованная любовь Юрия к своему отцу теперь с болью переносится на острую потребность общаться со своим ребёнком.

Это отражается в рассказах писателя «Свечечка» и «Во сне ты горько плакал».  Автор высказывает свою любовь к Алёше. Говорит, что даже не желает видеть мальчика взрослым, чтобы сохранить те же нежные отцовские чувства, которые он испытывает сейчас.

А пока мальчик растёт, Юрий продолжает жить со своей тогда уже ослепшей матерью на даче в Абрамцево. Писатель перестаёт путешествовать и теперь уже пишет мало, часто болеет и начинает много пить. Нереализованные планы так и остаются в виде набросков и незаконченных произведений.

Юрий Павлович Казаков действительно, так и не увидел взросления своего сына. Мастер русской прозы умирает, едва только Алёше исполняется 15 лет.

Вклад писателя

Вдова писателя, Тамара Михайловна Судник-Казакова с сыном Алексеем сделали из дома в Абрамцево мемориальный дом-музей. Там была собрана замечательная библиотека, картины, привезённые Юрием с Севера.

В этом доме стали собираться критики, писатели и художники. В юбилейный год, — 80 лет со дня рождения Казакова, в доме планировались встречи и мероприятия.

Но именно в этот, 2007 год, неизвестные сожгли всё, оставив на месте дома голое пепелище.

Особенно Юрий Казаков при жизни любил заботиться о своих самых маленьких читателях. В печать были выпущены серии книжек «Тропики на печке», «Красная птица», «Как я строил дом». Ю.П.Казаков состоял в редколлегии журнала «Мурзилка», где также печатались его детские рассказы.

Глобальный успех Юрия Казакова заключается в том, что он, как и хотел, продолжил традиции русских классиков, оживил русскую советскую прозу разнообразием сюжетов, частной жизнью человека.

С 2000 по 2012 год в России была учреждена премия им. Юрия Казакова за лучший рассказ года в России. Наш современный классик переводится на европейские языки, по сюжетам его книг ставятся постановки в театрах, снимаются фильмы.

Юрий Казаков. Подробная биография

Юрий Павлович Казаков родился 8 августа 1927 года в Москве. Долгое время жил на Арбате. Его отец Павел Гаврилович и мать Устинья Андреевна смолоду перебрались в столицу со Смоленщины. Отец, рабочий-плотник, в 1933 был осужден за «нелояльные разговоры» и несколько лет провел в ссылке. Мать нянчила детей в чужих семьях, работала подсобницей на заводе, выучилась на медсестру. Военная Москва, бомбежки, гибель людей на улицах, нищета — главные впечатления детства, нашедшие отражение в неоконченной повести «Две ночи» (1962-1965).

С 15 лет Казаков пристрастился к музыке. После 8-го класса средней школы поступал в архитектурно-строительный техникум, потом окончил Музыкальное училище им. Гнесиных (1951) по классу контрабаса. Играл в джазовых и симфонических оркестрах; подрабатывал в газетах.

Ранние литературные опыты Казаков — сохранившиеся в архиве стих, в прозе, короткие пьесы, очерки для газеты «Советский спорт» и рассказы «из иностранной жизни» — относятся к 1949-53.

Первой публикацией Казакова стала одноактная пьеса «Новый станок» в «Сборник пьес для кружков художественной самодеятельности» (М., 1952), первый напечатанный рассказ — «Обиженный полисмен» (Московский комсомолец. 1953. 17 янв.).

С поступлением в Литературный институт им. М. Горького (1953) Казаков всерьез обращается к прозе.

В рассказах 1956-1958, появившихся в журнале «Октябрь», «Знамя», «Москва», «Молодая гвардия» и сразу замеченных критикой и читателями, он заявил о себе как уже сложившийся мастер.

В 1958 Казаков защитил диплом и был принят в СП (с рекомендациями В. Пановой и К. Паустовского).

В 1959 в Москве был издан сборник рассказов «На полустанке», который автор считал своей первой полновесной книгой после двух книжечек: «Тедди» (1957) и «Манька» (1958), выпущенных в Архангельске.

Казаков пришел в литературу на волне общественных иллюзий второй половины 1950-х, в период «оттепели», став представительной фигурой поколения «шестидесятников».

Он придерживался позиции принципиального традиционалиста: воспринимал современника как продолжателя вековой историко-культурной эволюции, уповал на христианские идеалы, интересовался живой стариной больше, чем сомнительной новью, за что неоднократно подвергался нападкам официозной критики.

Казакова обвиняли в идеализации прошлого, в «нытье» и бездумном эпигонстве, упрекали за преклонение перед эмигрантом И. Буниным (покорившим молодого писателя «ястребиным видением человека и природы»), за интерес к К. Гамсуну и Э. Хемингуэю.

Между тем Казаков не только перенимал у классиков пластику слова, учился языку, но и наследовал их духовную проблематику, чувствуя нерасторжимое родство с Лермонтовым (о нем написал рассказ «Звон брегета», 1959) и Л.Толстым, с Буниным, Чеховым и Пришвиным.

Показателен юный герой рассказа «Голубое и зеленое» (1956), лирический двойник автора, первый в ряду наивных московских мечтателей, грезивших охотой и путешествиями.

Со столкновения подобных героев («Некрасивая», 1956; «Ни стуку, ни грюку», 1960; «Легкая жизнь», 1962) с их прагматичными деревенскими сверстниками начинается постижение писателем парадоксов русского характера.

Инфантильные горожане и грубые сельские парни отличались темпераментом и внешней повадкой, но их соперничество имело глубокие социально-исторические корни: конфликт между ними касался взгляда на природу и предназначение человека.

Поиск ответов на «вечные вопросы» веры и совести, потребность в творческом самоопределении привели Казакова на Русский Север.

Еще мальчишкой в конце 1940-х он попал впервые в вятскую деревню (в тех краях отбывал ссылку его отец) и сразу влюбился в стародавние избушки и «мужика с лукошком» — «пришельца из бунинского века», а уже студентом Литературного института (1956) отправился в командировку по следам Пришвина, бродившего по Беломорью 50 лет назад. Там, вкусив вольной лесной жизни и окунувшись в поток натуральной живой речи, молодой писатель, по его словам, «родился второй раз». Дикая природа, цельные, под стать ей люди, суровый поморский быт в первых северных рассказах Казакова («Никишкины тайны», 1957; «Поморка», 1957; «Арктур — гончий пес», 1957; «Манька», 1958) увидены зорким неравнодушным взглядом, их пронизывает ощущение прозрачной временной бездонности.

Позднее маршруты писателя пролегли по Кольскому полуострову, Карелии и Двине, вдоль побережья Ледовитого океана, через Мурманск, Архангельск, Мезень, Нарьян-Мар, Соловки.

В результате сложился «Северный дневник» — книга, которую Казаков пополнял очередными главами более 10 лет (1960-1972).

Путевые впечатления, пейзажи, портреты рыбаков и охотников спаяны здесь с лирическими воспоминаниями и экскурсами в историю.

Писатель словно погружался внутрь исторического времени и убеждался: вековечный крестьянский уклад, опиравшийся на старозаконную веру, православные обычаи и частную собственность, терпит на Русском Севере крах.

Его удручали драматические судьбы поморов («Нестор и Кир», 1961), тяготило чувство вины за порядки, уничтожавшие честных тружеников.

Было стыдно наблюдать загаженные руины старинного монастыря, превращенного в 1920-е в концлагерь, а потом разрушенного («Соловецкие мечтания», 1966). Поэзия вечности вместе с жестокой правдой современности взывала к бережному сохранению культуры.

Среди персонажей «Северного дневника» — сказочник С.Писахов и «дикарь XX века», национальный герой ненцев, художник Тыко Вылка (о нем Казаков написал позже, в 1972-1976, повесть «Мальчик из снежной ямы»).

Противостояние недоступного в своей идеальной чистоте Севера и срединной, обжитой России определяет сюжеты многих казаковских рассказов, в т.ч. и рассказов о любви. Страсть — неотъемлемое качество таланта Казакова.

И любовь к женщине сопряжена с приливом энергии и вдохновения, становясь побудительным импульсом к творчеству и принося житейский покой в жертву «тайне своего самоосуществления» («Осень в дубовых лесах», 1961; «Адам и Ева», 1962).

Любовь у Казакова, яростная («Манька»), мечтательная («Голубое и зеленое»), вовсе несостоявшаяся («Ночлег», 1963),— ранима, требовательна и щедра.

И непутевый бакенщик Егор («Тра-ли-вали», 1959), и его антипод, интеллигент-москвич («Двое в декабре», 1962), каждый по-своему обретает душевное равновесие, когда возле них оказываются преданно любящие женщины.

К центральной России, Оке и Тарусе (там он подолгу живал) Казаков был привязан еще крепче, чем к Северу. Красота среднерусской равнины, человек на земле и здесь давали писателю повод для творческих раздумий.

В альманахе «Тарусские страницы» (Калуга, 1961) он напечатал рассказы «В город» (1960), «Ни стуку, ни грюку» (1960), «Запах хлеба» (1961), где одним из первых в те годы, предвосхищая «деревенскую прозу», поднял тему ухода крестьянина из деревни. Бросая родительский кров, его неутешные герои убегали на сибирские стройки («По дороге», 1960), прельщались «легкой жизнью» и городскими соблазнами, будучи не в состоянии понять истинную причину своей тоски. Трагедия беспаспортного сельского жителя, измученного произволом властей, виделась Казакову зловещим симптомом духовного обнищания страны.

И природа, подобно исчезающей деревне, воспринималась Казаковым как «уходящий объект».

Традиционный охотничий рассказ он возвысил до философской новеллы («Плачу и рыдаю», 1963) — о величии жизни и смерти, об ответственности человека за будущее всего живого на земле, в том числе и за самого себя.

Прозорливое художественное зрение Казаков предполагало и возможность взгляда «из природы»: глазами леса, медведя, гончего пса. Этот взгляд требовал мудрости и сострадания, отзываясь в казаковских рассказах провидчески щемящей нотой покаяния («Белуха», 1963-1972).

В 1960-х Казаков много путешествовал. Помимо Арктики, бывал на Псковщине («В первый раз попал я в Печеры…», 1962), в Прибалтике и Закарпатье, в Сибири и Казахстане. Довелось ему посетить ГДР, Румынию, Болгарию. За рубежом его охотно печатали: в Англии и Дании, Индии и Югославии, Испании и Голландии, Швейцарии и США.

В Париже присудили премию за лучшую книгу года, переведенную на французский язык. (1962), в Италии удостоили Дантовской премии (1970). Незабываемой стала поездка во Францию весной 1967, там Казаков собирал материалы для книги о Бунине, встречался с Б. Зайцевым, Г. Адамовичем и др.

писателями-эмигрантами «первой волны».

В 1968 Казаков прочно обосновался в подмосковном Абрамцеве.

В 1970-х печатался мало, но два рассказа — «Свечечка» (1973) и «Во сне ты горько плакал» (1977) — убедительно свидетельствовали о неувядаемости его таланта.

Тема дома и бездомья, чувство семейного рода, уязвленное драмами минувших десятилетий, отличает эти классически строгие рассказы, представляющие собой «разговор двух душ» — отца и сына.

Загадка младенчества и поиск истины на границе жизни и смерти, фатальность судьбы и спасительность веры, единство отца и сына как условие бессмертия нации, народа и человечества — эти вечные проблемы поднял Казаков в своих скорбных и мажорных рассказах.

Казаковский «роман рассказчика» остался незавершенным. Однако ресурсы «внутренней биографии» писателя не были исчерпаны.

Эволюция казаковского лирического героя прослеживается не только по книгам («По дороге», 1961; «Голубое и зеленое», 1963; «Запах хлеба», 1965; «Двое в декабре», 1966; «Во сне ты горько плакал», 1977), но и по замыслам, оставшимся в набросках («Разлучение душ», «Ангел небесный», «Старый дом», «Девятый круг», «Смерть, где жало твое?» и др.). Большинство своих рассказов Казаков написал на исходе 1950-х — вплоть до середины 1960-х, их хронология часто не совпадала с последовательностью публикаций. Фрагменты, включенные в посмертный сборник «Две ночи» (1986), существенно корректируют общую картину казаковского творческого пути.

Последние годы Казаков уединенно провел в Абрамцеве. Завершал начатый в 1964 перевод трехтомной эпопеи казахского прозаика А. Нурпеисова «Кровь и пот». Сочинял детские рассказы для журнал «Мурзилка», в редколлегии которого состоял.

Книжки для маленьких читателей («Тропики на печке», 1962; «Красная птица», 1963; «Как я строил дом», 1967 и др.) были предметом его особой заботы.

В качестве сценариста Казаков участвовал в постановке на «Мосфильме» 2-серийной картины «Великий самоед» (1982, реж. А. Гордон) — о Тыко Вылке.

Юрий Казаков умер 29 ноября 1982 года. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Биография

Произведения

• Во сне ты горько плакал
• По дороге
• Свечечка

Критика

Юрий Казаков — фото, биография, личная жизнь, причина смерти, писатель

Мастер малых литературных форм родился 8 августа 1927 года в Москве. Детство и отрочество Юрия прошли в 15-метровой комнате в коммунальной квартире, расположенной в доме № 30 на Арбате.

Родители писателя — выходцы из крестьян Смоленщины, но, по семейному преданию, прабабушку Юры по материнской линии за красоту взяли горничной в барский дом, где девушку соблазнил князь Мещерский. Если легенда правдива, то прозаик приходился дальним родственником Николаю Карамзину.

Отец Павел Гаврилович подростком перебрался в Москву и начал трудовую биографию учеником наборщика, однако впоследствии работал плотником и сантехником. Мужчина был добрым и рукодельным человеком, оторвавшимся от крестьянских корней, но страдающим пристрастием к алкоголю.

Юрий Казаков в молодости / Тамара Судник-Казакова, Российская газета

В начале 30-х годов XX века Павла Гавриловича на 3 года высылали из Москвы в Вятскую губернию: выпивший Казаков в компании упомянул о бунте на Тамбовщине. После войны отец семейства жил в Солге — поселке при железнодорожной станции в Архангельской области, лишь иногда гостя у жены и сына в Москве.

  «Карлик Нос» – краткое содержание для читательского дневника

Мать писателя Устинья Андреевна до революции работала в Москве няней в господских домах, затем была подсобной рабочей на заводе и, наконец, выучилась на медсестру.

В отличие от мужа, женщина осталась верной смоленскому говору и сельским суевериям. В семье Устинья верховодила, а когда ее племянница осиротела, взяла девочку жить в единственную комнату.

От приезжавших в Москву братьев матери Юра слушал рассказы про крестьянскую жизнь и как будто не узнавал что-то новое, а вспоминал давно забытое.

Устинья Андреевна гордилась музыкальностью единственного сына. Еще в детсадовском возрасте мальчик, услышав песню по радио, без труда подбирал мелодию на балалайке. Позже он овладел баяном.

Мать поощряла музыкальные упражнения сына, полагая, что это всегда обеспечит парня куском хлеба. К чтению и сочинительству Устинья относилась как к пустой трате времени. С книгами Юрий в детстве знакомился в читальных залах библиотек. Особенно мальчику нравились рассказы и повести об охоте, которая в зрелом возрасте стала настоящей страстью писателя.

Во время войны мать и сын соглашались на черную работу — чистили лед на Крымском мосту, разгружали баржи с картофелем и капустой на Москве-реке. Юра тушил «зажигалки» на крышах.

При взрыве бомбы в соседнем дворе подростка контузило, и всю оставшуюся жизнь Казаков заикался.

По другой версии, обнародованной в документальной повести Игоря Кузьмичева «Жизнь Юрия Казакова», писатель стал заикаться в 6 лет: провожая отца в ссылку, испугался агрессивного лая овчарки.

С 1942 года Юрий начал учиться в музыкальной школе по классу виолончели, но вскоре перешел на требующий меньшей гибкости пальцев контрабас. В 1944-м юноша поступил в Московский архитектурно-строительный техникум, а в 1946-м — в музыкальное училище имени Гнесиных.

По свидетельству многолетней музы Юрия Павловича — переводчицы Марины Литвиновой, Казаков не окончил общеобразовательную школу, а купил аттестат на рынке в Мытищах.

Получив диплом «Гнесинки», Юрий стал контрабасистом оркестра Театра имени Константина Станиславского и Владимира Немировича-Данченко. Подрабатывал и в джазовых коллективах, но вскоре понял, что музыка — не его колея. 20 ноября 1952 года он уволился из оркестра. В 1953-м экс-музыкант поступил в Литературный институт, выдержав конкурс 100 человек на место.

Юрий Казаков

Роль и место в литературе

Юрий Павлович Казаков был превосходным автором, подарившим читателям замечательные рассказы, вошедшие в такие сборники как «Во сне ты горько плакал», «Голубое и зеленое», «Тихое утро» и многие другие.

Ворвавшись в литературу в период «оттепели», он быстро занял свое место в ряду таких маститых литераторов, как Евтушенко и Окуджава.

Но потом как-то быстро оказался в тени, во многом из-за того, что намеренная политизированность творчества «шестидесятников» оказалась ему не по душе.

Он принципиально оставался на позициях последователя литературных традиций, живая старина интересовала его гораздо больше неопределенной новизны. Критики жестко осуждали его за лакировку прошлого, за восхищение эмигрантом Буниным и заинтересованность Хемингуэем.

Прежде всего, Казаков старался не отходить в своих произведениях от духовности, перенимал проблематику, язык и изящество слога, ощущая нерасторжимую связь с Толстым, Чеховым, Лермонтовым, Пришвиным.

Детство

Будучи, по сути, народным писателем, Казаков и писал о том, что действительно интересно рядовому читателю. Его произведения наполнены искренностью, заинтересованностью в решении той проблемы, которую он в данный момент описывал.

Увлекательный сюжет, описание родной природы, яркие характеры героев, широта масштаба, все это говорит о том, что автор, от всего сердца был заинтересован жизнью народа. Причем, очень часто он не просто описывал ту или иную проблему, но и старался указать на недостатки и ненавязчиво предлагал пути их искоренения.

Настоящие ценители таланта Юрия Казакова видели его истинное место в литературе, да и сам автор тоже осознавал свою ценность. Его лучшие рассказы переводились в Европе, а в 1970 году его талант был отмечен присуждением высшей литературной премии Данте в Италии.

Происхождение и ранние годы

Юрий Казаков родился в столице 8 августа 1927 года. Отец, Павел Гаврилович был плотником, его арестовали в 1933 году и приговорили к нескольким годам ссылки за «нелояльность».

Мать, Устинья Андреевна, была простой работящей женщиной, служила нянькой, присматривая за чужими детьми, была подсобной рабочей завода, впоследствии окончила курсы медсестер.

Родители Юрия – не коренные москвичи, до переезда в столицу они проживали у себя на Смоленщине.

Образование

Музыкант Юрий Казаков

Когда Юрию исполнилось пятнадцать лет, он вдруг страстно полюбил музыку. Сначала он учился играть на виолончели, затем перешел на контрабас. Но, окончив восьмилетку, сначала поступил в строительный техникум, а уже после его окончания, в 1946 году – в музыкальное училище им. Гнесиных на класс контрабаса.

После его окончания в 1951 году Юрий периодически играл в джазовых и симфонических оркестрах, на танцах, так как найти постоянное место в оркестре было проблематично. Одновременно с этим он подрабатывал написанием материалов для газет.

В 1953 году он поступил в Литературный институт и в 1958 году успешно его окончил.

Творчество

В 1952 году Юрий окончательно определился с выбором профессии и, оставив музыку, вплотную занялся сочинительством. В 1952 году им был написан «Сборник пьес для художественной самодеятельности». Еще в студенческие годы появились его первые произведения. В 1957 году вышел, прославивший его сборник «Арктур – гончий пес», за ним последовали «На полустанке», «По дороге».

Уже первые произведения Казакова выделили его из общей массы молодых литераторов. На первых порах критики называли его подражателем Ивану Бунину и А.П. Чехову. Они не находили в его работах самостоятельности, указывали на влияние К. Паустовского, который преподавал в то время в Литературном институте.

С К.Г. Паустовским

Но, со временем, мнение о молодом авторе поменялось.

Все чаще с положительной интонацией оценивалось то, как Казакову удается изобразить в своих рассказах настоящую жизнь, человеческие характеры, наделенные чистыми помыслами и духовной красотой.

Когда издательство «Советский писатель» выпустило его рассказы, тираж которых составил сто тысяч экземпляров, сопровождением к ним стала прекрасная аннотация.

В 1958 году советские писатели К. Паустовский и В. Панова дали Юрию Казакову блестящую рекомендацию для вступления в Союз Писателей СССР.

Сам Казаков в одном из своих писем признавался, что его мечтой было возрождение жанра русского рассказа. Этой цели он достиг в течение десяти лет работы. Практически подряд выходили сборники его рассказов.

Замечательная книга с очерками о Севере под названием «Северный дневник» вышла в 1961 году.

Она постоянно пополнялась новыми рассказами и продемонстрировала прекрасное знание автором особенностей сурового русского севера.

Юрий Казаков

При жизни писателя свет увидели около десяти его сборников, среди которых «Осень в дубовых лесах», «По дороге», «Двое в декабре» и другие. Кроме рассказов, Юрий Павлович писал очерки, новеллы и эссе. Некоторые из них посвящены М.Ю. Лермонтову, С.Т. Аксакову, и, конечно же, его учителю К.Г. Паустовскому.

Главные произведения

Среди лучших произведений писателя выделяется рассказ «Во сне ты горько плакал». В нем говорится о том, как отец мучительно ищет ответ на вопрос, о чем думает его сын, что он знает такое, что не известно ему, взрослому мужчине. Казакова в этом рассказе беспокоит, прежде всего, внутреннее, душевное состояние ребенка.

В рассказе «Голубое и зеленое» автор мастерски описывает городской пейзаж, на фоне которого, «на дне глубокого двора» происходит знакомство героев. Автор показывает, как романтическая встреча изменила взгляды главного персонажа, в описании героини ограничиваясь лишь двумя деталями об ее грудном голосе и маленькой ручке.

Дом в Абрамцеве

В рассказе «Тихое утро» (1954 г.) писатель рассказывает историю двух мальчиков, подружившихся, благодаря опасной ситуации, возникшей во время рыбалки.

Автор говорит о том, что все временные чувства, такие как зависть, злость, раздражение ни в какое сравнение не идут с ценностью самой жизни.

Оказавшись перед лицом смерти, ребята по-настоящему поняли, что такое настоящая дружба и взаимовыручка.

Последние годы

Последние годы жизни Юрий Павлович провел уединенно на даче в Абрамцеве, о которой он мечтал долгое время. Писал он уже мало, его практически не публиковали. Этот период стал одним из самых нелегких в его жизни – у него умер отец, он расстался с женой и сыном и остался лишь с матерью.

Крест на могиле

Он продолжал заниматься переводом трехтомного романа казахского писателя А. Нурпеисова «Кровь и пот», периодически писал для детских журналов рассказы, которые часто публиковала «Мурзилка». У писателя было еще много замыслов, но большинство из них так и остались нереализованными. Некоторые из них, в частности, книга «Две ночи» были изданы уже после его смерти.

За выдающийся вклад в развитие современной литературы Юрий Казаков был представлен к международной Дантовской премии в 1971 году.

Юрий Павлович умер 29 ноября 1982 года. Похоронили писателя в Москве, на Ваганьковском кладбище.

Хронологическая таблица (по датам)

Год (годы)	Событие
1927	Год рождения писателя
1933	Арест отца
1942	Окончание восьмого класса. Поступление в техникум
1946	Окончание строительного техникума
1951	Окончание училища им. Гнесиных
1952	Вышел «Сборник пьес для кружков худ. самодеятельности»
1953	Поступление в Литературный институт
1956	Выход рассказа «Голубое и зеленое»
1958	Окончание института
1959	Выход сборника «На полустанке»
1960-1972	Написание «Северного дневника»
1961	Публикация рассказа «Нестор и Кир»
1966	Выход рассказа «Соловецкие мечтания»
1967	Поездка во Францию
1970	Вручение Дантовской премии
1973	Выход рассказа «Свечечка»
1977	Выход рассказа «Во сне ты горько плакал»
1982	Написание сценария к фильму «Великий самоед»
1982	Не стало Юрия Павловича Казакова
1986	Выход посмертного сборника «Две ночи»

Интересные факты

• любимым писателем Казакова был И. Бунин;
• Казаков окончил училище им. Гнесиных;
• писать Юрий Павлович начал из-за того, что практически не мог говорить из-за заикания, которое началось у него после того, как его испугала овчарка;
• в школьные годы занимался альпинизмом, охотой и рыбалкой;
• очень любил путешествовать по стране и зарубежью;
• музой писателя была переводчица Марина Литвинова.

Память о писателе

• Юрию Казакову посвящено стихотворение Евгения Евтушенко «Долгие крики».
• В честь писателя была учреждена литературная премия журнала «Новый Мир».
• На Арбате, на доме № 30 размещена мемориальная доска писателю Юрию Казакову.

Жизни писателя посвящён фильм «Послушай, не идёт ли дождь» (1999 г.).

Ссылки

https://www.kinopoisk.ru/film/40942/ Фильм «Послушай, не идет ли дождь»

https://www.belousenko.com/wr_kazakov.htm Подборка публикаций о Юрии Казакове

https://www.rummuseum.ru/portal/node/2023 Юрий Казаков: мгновения русской души

Личная жизнь

В Литинституте Юрий дружил с Тамарой Жирмунской, однако в 1963 году однокурсница Казакова вышла замуж за сценариста и режиссера Павла Сиркеса.

Роман с Мариной Литвиновой у прозаика разгорелся в начале лета 1960 года и продолжался 5 лет. Переводчица вдохновила его на написание «Северного дневника». Любовь к Марине нашла отражение в рассказах Казакова «Двое в декабре» и «Розовые туфли».

В июне 1965 года влюбленные, вместе читавшие книги и ездившие в творческие командировки на Русский Север, расстались. Через полгода Юрий предложил Марине встретиться и сказал, что им надо возобновить отношения, иначе он женится на хорошей девушке, с которой встречается. Литвинова ответила, что согласна на предложение Казакова при условии, что он начнет лечиться от алкоголизма.

Юрий Казаков (1927–1982) – замечательный советский прозаик, автор тонких и лирических рассказов, продолжатель традиций И. Бунина. Как и у многих современников, судьба его была нелёгкой: полуголодное детство в Москве в семье выходцев из смоленских крестьян, вскоре – Великая Отечественная война, после – строительный техникум. В 15 лет – музыкальное училище имени Гнесиных, затем – оркестр Музыкального театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, работа в джазовых и симфонических оркестрах и – поступление в литературный институт имени М. Горького. А скоро в печати появились его первые работы, и в 1957 году – целая книга: «Арктур – гончий пёс», после которой стало очевидно – родился настоящий, большой писатель.

Юрий Казаков путешествовал много и в каких местах только не бывал – и Печоры, и Таруса, и Новгородская земля, и северные края, рассказы о которых так завораживают читателя. Но ещё писатель был и альпинистом, и охотником, и рыбаком; любил ходить пешком, не боялся заночевать где придётся в любую погоду, останавливался в глухих деревнях и, как он сам писал: «всё время смотрел, слушал и запоминал». Вот поэтому так мелодичны и правдивы рассказы этого писателя, искренне любящего свою землю.

Арктур – гончий пёс

История появления его в городе осталась неизвестной. Он пришёл весной откуда-то и стал жить.

Говорили, что он приплыл на льдине в весеннее половодье. Он стоял, чёрный, среди бело-голубого крошева, один неподвижный среди общего движения. А наверху летели лебеди и кричали: «Клинк-кланк!»

Шурша и глухо лопаясь, шёл по реке лёд, кричали лебеди, а он стоял на льдине, поджав хвост, настороженный, неуверенный, внюхиваясь и вслушиваясь в то, что делалось кругом. Когда льдина подошла к берегу, он заволновался, неловко прыгнул, попал в воду, но быстро выбрался на берег и, отряхнувшись, скрылся среди штабелей леса.

Так или иначе, но, появившись весной, когда дни наполнены блеском солнца, звоном ручьёв и запахом коры, он остался жить в городе.

О его прошлом можно только догадываться. Наверно, он родился где-нибудь под крыльцом, на соломе.

Он родился, как и все щенки, слепым, был тотчас облизан матерью и положен поближе к тёплому животу, ещё напряжённому в родовых схватках. И пока он лежал, привыкая дышать, у него всё прибавлялись братья и сёстры. Они шевелились, кряхтели и пробовали скулить – такие же, как и он, дымчатые щенки с голыми животами и короткими дрожащими хвостиками.

В своё время у всех щенят прорезались глаза, и они узнали с восторгом, что есть мир, ещё более великий, чем тот, в котором они жили до сих пор. У него тоже открылись глаза, но ему никогда не суждено было увидеть свет. Он был слеп, бельма толстой серой пленкой закрывали его зрачки. Для него, слепого, настала горькая и трудная жизнь. Она была бы даже ужасной, если бы он мог осознать свою слепоту. Но он не знал того, что слеп, ему не дано было знать. Он принимал жизнь такой, какой она досталась ему.

У него не было хозяина, который дал бы ему кров, кормил бы его и заботился о нём, как о своём друге. Он стал бездомным псом-бродягой, угрюмым, неловким и недоверчивым. Мать, выкормив его, скоро потеряла к нему, как и к его братьям, всякий интерес. Он научился выть, как волк, так же длинно, мрачно и тоскливо. Он был грязен, часто болел, рылся на свалках возле столовых, получал пинки и ушаты грязной воды наравне с такими же бездомными и голодными собаками.

Он не мог быстро бегать, ноги, его крепкие ноги, в сущности, не были ему нужны. Всё время ему казалось, что он бежит навстречу чему-то острому и жёсткому. Когда он дрался с другими собаками – а дрался он множество раз на своём веку, – он не видел своих врагов, он кусал и бросался, ориентируясь на шум дыхания, на рычание и визг, на шорох земли под лапами врагов, и часто бросался и кусал впустую. Неизвестно, какое имя дала ему мать при рождении, – для людей он не имел имени. Неизвестно также, остался бы он жить в городе, ушёл бы или сдох где-нибудь в овраге, но в судьбу его вмешался человек, и всё переменилось.

В то лето я жил в маленьком северном городе. Город стоял на берегу реки. По реке плыли белые пароходы, грязно-бурые баржи, длинные плоты, широкоскулые карбасы с запачканными чёрной смолой бортами. У берега стояла пристань, пахнувшая рогожей, канатом, сырой гнилью и воблой. На пристани этой редко кто сходил, разве только пригородные колхозники в базарный день да командированные в серых плащах, приезжавшие из области на лесозавод.

Вокруг города по низким, пологим холмам раскинулись леса, могучие, нетронутые: лес для сплава рубили в верховьях реки. В лесах попадались большие луговины и глухие озёра с огромными старыми соснами по берегам. Сосны всё время тихонько шумели. Когда же с Ледовитого океана задувал прохладный, влажный ветер, нагоняя тучи, сосны грозно гудели и роняли шишки, которые крепко стукались о землю.

Я снял комнату на окраине, наверху старого дома. Хозяин мой, доктор, был вечно занятый, молчаливый человек. Раньше он жил с большой семьёй, но двух сыновей его убили на фронте, жена умерла, дочь уехала в Москву, и доктор жил теперь один и лечил детей.

Окно моей комнаты выходило в одичавший сад, заросший смородиной, малиной, лопухом и крапивой вдоль забора. По утрам за окном возились воробьи, тучами налетали дрозды клевать смородину – доктор не гонял их и ягоду не собирал. На забор иногда взлетали соседские куры с петухом. Петух громогласно пел, вытягивая кверху шею, дрожал хвостом и с любопытством смотрел в сад. Наконец он не выдерживал, слетал вниз, за ним слетали куры и поспешно начинали рыться возле смородиновых кустов. Ещё в сад забредали коты и, затаившись возле лопухов, следили за воробьями.

Я жил в городе уже недели две, но всё никак не мог привыкнуть к тихим улицам с деревянными тротуарами, с прорастающей меж досок травой, к скрипучим ступеням лестницы, к редким гудкам пароходов по ночам.

Ночью наш сад пах смородиной и росой, с террасы доносился тихий храп доктора. А на реке бубнил мотором катер и пел гнусавым голосом: «Ду-ду-ду…»

Однажды в доме появился ещё один обитатель. Вот как это произошло. Возвращаясь как-то с дежурства, доктор увидел слепого пса. С обрывком верёвки на шее он сидел, забившись между бревнами, и дрожал. Доктор и раньше несколько раз видел его. Теперь он остановился, рассмотрел его во всех подробностях, почмокал губами, посвистал, потом взялся за верёвку и потащил слепого к себе домой.

Читать дальше

Виталий Дымарский― Добрый день, добрый вечер, это программа «Дилетанты», и я ее ведущий Виталий Дымарский, эта программа связана с журналом «Дилетант», и в ней вы сможете услышать, о чем пишет журнал «Дилетант», говорим мы о номере декабрьском, последнем номере, кстати говоря, 2021 года. Ну и переходим к главному, первый в нашей сегодняшней программе, это Юрий Пивоваров, историк, академик, Юрий Сергеевич, добрый день, здравствуйте. В журнале опубликована под рубрикой «Особое мнение» статья Юрия Сергеевича, и называется она «Опрично-земские порядки в российской истории». Вы пишете, что собственно говоря, вас подвигло написать эту статью, как вы пишете, очередное поражение русской демократии. И это очередное поражение, как и победа, наверное, они всегда побуждают обратиться к истории. Найти какие-то аналоги. И вот, вы нашли. Расскажите, что вы нашли?

Юрий Пивоваров― С одной стороны, я все последние годы настаиваю устно и письменно, что нет никакой предопределенности в историческом процессе России или какой-то другой страны. Нет ничего такого, что раз и навсегда определило ее путь, ее движение. Я не могу отрицать того, что в российской истории, как и в истории любой другой страны, можем найти некие вещи, которые повторяются. Не один к одному, не с фотографической точностью, но повторяются. И люди, которые типа меня утверждают что нет какой-то предопределенности исторического процесса, нет никакой, как сейчас модно говорить, самодержавной колеи, что ни делается оно все равно собьется на какое-то самодержавное правление, вот такие люди отрицают и одновременно замечают скорость, повторяемость каких-то моделей, политических конфигураций. Мне хочется сказать, с одной стороны, вы против предопределенности, а с другой стороны, вы признаете что что-то повторяется. Посмотреть на режим Ивана Грозного можно сказать, что режим Петра Великого не очень отличается, и гораздо больше характеристик схожи и т.д. Это очень сложная задача не только для меня, но и для любого другого исследователя, для любого другого человека, который думает о том, что происходит в стране. А обращение к истории естественно, потому что без истории непонятно, что происходит.

Виталий Дымарский― Юрий Сергеевич, понятно, что происходит нечто, поражение победа, неважно некое событие, которое нужно проанализировать. Понятно, что мы не можем проанализировать, исходя из будущего, потому что мы его не знаем. Исходя из сегодняшнего дня можно, но хотелось бы обратиться куда-то искать какие-то истоки в истории. Это естественное обращение к истории, и естественно при этом, что раз вы обращаетесь к истории в поисках каких-то черт, характеристик сегодняшнего дня, это значит, что что-то повторяется все-таки в истории. Важно только понять, с какой последовательностью и с какой регулярностью. Если это часто повторяется, то наверное можно из этого вывести некий тип развития. А если это повторяется раз в столетие, то наверное это закономерность, но не колея, как вы пишете в этой статье.

Юрий Пивоваров― Хотя этот сам термин не мне принадлежит. Есть еще один момент важный, в свое время современный русский поэт Юрий Колмановский написал стихотворение своему другу, Иосифу Бродскому, великому русскому поэту: Друг, я спрошу тебя самое главное: ежели прежнее все неисправное, что же нас ждет впереди? Вот этот вот момент тоже очень важный, когда интеллигентные люди опускают крылья, руки, и говорят: А, здесь всегда так было и всегда так будет, и ничего иного не будет! Другие с радостью говорят: так было и так будет. Но большинство нас говорит с печалью, как же это так? Так вот, это вопрошание Колмановского, оно очень важно с идеологической точки зрения. Сейчас хотят представить Российскую историю, как такое военно-историческое ВДНХ, гром победы раздавайся, веселись нрзб. от победы к победе неслась Россия. Хотя мотивом этого является нрзб. взгляд на тупиковость русского исторического развития, все эти самодержавные нрзб. невозможность демократического и правового что ли устройства, которое хотя бы минимум прав человеку гарантирует. И вот, между этими полярными точками зрения, между этими радикальными точками зрения, и следует и пройти, ответьте на этот вопрос. Если история не имеет расписания на будущее, как движение поездов или самолетов, а история как-то исторически открытой и зависит от воли субьекта, т.е. человека, то это одно. Но тогда как же, почему же она повторяется? А я не могу ответить, потому что режим Грозного, Петра Первого, и Сталина существенно отличается, эпохи разные и все разное, тем не менее повторяют друг друга и совпадают. И на это надо ответить, почему? И есть ли какой-то выход из этой исторической ловушки? Потому что то, что они предлагали реализовывать, эти три джентльмена, их больше, но это самые крупные нрзб. стоит немножко почитать, я сегодня утром думая о нашей передаче читал такие бытовые подробности, можно так сказать, из времен Ивана 4, это просто ужас. А с другой стороны, почитайте «Колымские рассказы» Шаламова? Того самого Шаламова, который обвинялся нрзб. сидел в каких-то лагерях, больше на санаторий похожих, у нас бы кот и шага не сделал, его бы уже съели. Это говорит о невероятном ужасе. Да и необязательно речь идет о лагерях. Также недавно я читал воспоминания записки о ленинградской блокаде, которые делала двоюродная сестра Бориса Пастернака, человек духовно ему близкий, где она описывает свой быт научного сотрудника Лениградского отделения Академии наук. Это не война, это голод, холод, смерть, унижения, это страшный ужас, который есть результат не какого-то там стихийного бедствия, а результат деятельности людей. Значит, и это должно быть проверено – почему. И сегодняшний день побуждает людей думающих думать. А вот почему и на этот раз России не удалось перейти от тоталитарно-авторитарных, античеловеческих условий, не идеальных, идеальных не бывает, но каких-то более-менее нормальных. Когда жизнь человека не страшна, и человеку не страшно жить. Вот об этом бы хотелось думать и говорить. Но не только на таком, эмоционально-доверительном уровне, а вот ежели ты, я принадлежу к научному сословию, то должны смотреть научно на то, что происходит. Хотя труднее всего говорить о сегодняшнем дне. Это я говорю не потому, что это общепринятая норма, я знаю по себе, потому что я очень много не понимал в советской жизни, и большее понимание пришло, когда она закончилась. Когда инструмент отыграл до конца то, что он должен был отыграть.

Виталий Дымарский― А не получается в таких случаях опоздание?

Юрий Пивоваров― Конечно, получается. Но даже самые великие люди, я имею ввиду, историков, ошибаются. 22 апреля 1908(?) года Василий Осипович Ключевский написал о планах Михаила Сперанского, что это студийная полицейщина, которая провоцировала молодых благородных людей 14 декабря выйти на площадь и с оружием в руках претендовать на более свободный путь России. А 23 апреля вышли Основные государственные законы Российской империи, которые стали первой российской Конституцией (нрзб.), и после этого уже Ключевский не мог говорить о сперанщине, о полицейщине. Поэтому всегда будут переписывать историю, ее нельзя не переписывать. Потому что будут возникать новые моменты, которые будут объяснять прошлое. Как например, Конституция 93 года, которая сейчас с большими поправками действует в России, это тоже ремейк планов Сперанского и первой Конституции России. И не зная этого, трудно будет понять, почему так, а не иначе.

Виталий Дымарский― Я хочу здесь к нашей аудитории обратиться, уже вы наверное поняли, что в статье речь идет о трех правителях и трех этапах истории России, это Иван Грозный, Петр Великий и Иосиф Сталин. И что их объединяет, по мнению Юрия Сергеевича Пивоварова, это так называемая социальная конфигурация, которую Пивоваров сформулировал следующим образом: опричнина – земщина. Это всегда единство и борьба противоположностей.

Юрий Пивоваров― Опричнина – Земщина. Нельзя говорить просто об опричнине или просто о земщине, надо говорить об их связях…

Виталий Дымарский― Да, потому что опричнина это все равно часть общества.

Юрий Пивоваров― Это другая часть общества, и это пример расколотого общества.

Виталий Дымарский― Расколотого общества. На опричнину и земщину.

Юрий Пивоваров― Но объединяет эти три модели, опричнина, земщина и еще мы знаем нрзб. еще ярко террористический характер власти, которая с повышенной интенсивностью нападает на народонаселение этой властью врученное. Что в другие периоды российской истории тоже происходит, но не с такой интенсивностью, а гораздо мягче.

Виталий Дымарский― А сама эта формула, сама конфигурация опричнина-земщина, поскольку у вас первый слой, первый пример, это Иван Грозный – это его изобретение социальное? Социальная инженерия, как у нас говорят?

Юрий Пивоваров― Надо признать, что изобретать социальные модели и воплощать их в жизнь, невозможно. Изобретать можно, но получается все равно что-то другое. Поэтому я бы не стал говорить, что Грозный это изобрел. При Грозном это произошло. Но произошло не на пустом месте. Потому что, несколько столетий до того Русь жила уже в условиях раскола на опричнину и земщину, только опричнина была иноверческая, инородческая, опричнина – это орда, это ордынцы, которые захватили северо-восточную Русь, и которая стала нрзб. части большой империи. А земщина была православной, хлебопашной деревенская, лесная Русь. И вот эта вот модель опричнина-земщина, она уже впечаталась в сознание гены, какой-то такой нрзб.строй русского человека того времени. Нельзя говорить о российском человеке в том времени – такого слова тогда еще не было, оно появится в 19 веке на нрзб. Петра Великого, так вот, она возникла не случайно, и элементы земщины и опричнины, они проглядывают и раньше. Другое дело, что именно при Иване Грозном, и именно в середине 60-х годов 18 столетия это стало очевидностью, это стало данностью, это стало превалирующим фактором русской истории. Потому что первые почти 20 лет этого не было. Было совсем другое. 50-е годы 16 века, первое десятилетие правления Ивана Грозного, это попытки демократизировать процесс управления, децентрализовать его. Попытки найти какие-то нрзб. с Европой, потому что в первые десятилетия его царствования отношения с Европой были вполне нрзб. было направлено на восточных соседей, тогда нрзб.народов, проживающих на Волге, и оборона от крымских татар, которые были совершенно бич московской Руси даже в 16 веке, хотя формально уже никакого рабства не было.

Виталий Дымарский― Все-таки, когда мы обращаемся к истории, в попытках найти там какие-то и примеры, и параллели, и в то же время причины сегодняшних событий, мы же очень часто об этом говорим, об этом говорят и профессиональные историки, и дилетанты, и журналисты от истории. Смотрите, почему же так получается в российской истории, что, как вы пишете, поражений русской демократии намного больше, чем побед, и периодов относительной демократии и таких, реформаторских периодов, тоже намного меньше, чем контрреформ. Можно ли это типизировать, из этого вывести какую-то типизацию русской истории.

Юрий Пивоваров― Обязательно, другое дело, какие привлекать факты и как приводить осмысление. Вот, мы говорим опричнина, террористическая власть, наследие орды, многие смеются, что виноваты не мы. Это действительно так. Московская Русь наследница золотой орды. И как сказал Юрий Владимирович Федотов, один из самых умных и блестящих людей 20 столетия, историк русской церкви, русской святости и прочее, он сказал: что значит, окончание нрзб. мира? Ставка хана была перенесена в Кремль. Ставка хана была перенесена в Кремль. А основатель евразийства, князь Николай Сергеевич Трубецкой, говорил такую поговорку, что «Я не сторонник, но не могу не признать много важного и убедительного, что сказали евразийцы, и князь Трубецкой. И вот князь Трубецкой говорил, что если бы в Сарае, столице Орды, приняли православие, то наверное Сарай был стал столицей, городом – центром объединения русских земель, а не Москва. То есть косвенно, и наши предшественники признавали это. Надо сказать, что московские князья были талантливыми учениками, и поэтому не удивительно, что они стали нрзб. Руси, талантливыми учениками золотоордынских властителей. И природа власти понималась здесь, т.е. в московской Руси очень по-ордынски, очень не так как в других восточных славянских землях, здесь Москва была рекордсменом, и это русская московская которая стала гениальным мейнстримом (?) русской истории, оно в общем, утопила сегодняшним языком, тогда этого языка не было – демократические прорывы, но они были. Например, через 20 лет после смерти Грозного, этого страшного тирана, автократа и т.д. русская аристократия изберет себе боярского царя, а во всей Европе ограничение самодержавия начиналось с того, что какие-то права представительской власти получала аристократия, а потом нрзб. вплоть до простолюдинов. Но в 1606 году князь Василий Шуйский, тогда князь московский, избранный боярами ограничил самодержавие. То есть превратил самодержавие в абсолютную монархию, но ограниченную тем, что было допущено к процессу принятия решения и ответственности представителей аристократии. Вот, пожалуйста, 1606 год, за сто лет до петровских реформ. Через несколько лет после смерти Петра был заговор верховников, т.е. русских аристократов, которые хотели уничтожить пропетровское наследие, эту страшную, самодержавную махину, которая нрзб. не только простых людей, крестьян, аристократов, и тоже ограничить самодержавие. Это не получилось. Великий русский исторический мыслитель Петр Струве, это первая половина 20 века, сказал, если бы в 1730 году, это после Петра, победили верховники, вот эти представители русской аристократии, то в 17 году Ленин бы не победил. Такая формула. Если бы победили в 30 году аристократы и ограничили бы самодержавную власть, монархия бы оставалась, но была бы такая монархия ограниченная, с допущением…

Виталий Дымарский― Европейского типа

Юрий Пивоваров― Более европейского типа нрзб. сначала аристократия ограничивает права самодержца, потом новые слои подходят, потом случается революция, когда уже масса общества начинает участвовать в управлении и ответственности за то, что происходит, в русской истории были такие события, и выступления декабристов, они были разные, но там была такая либерально-демократическая часть, которая хотела конституционно-правового управления, там были не только лихие ребята, которые хотели по-большевистски нрзб. режим навести. И все 19-е столетие Россия интеллектуально и практически стремилась к сокращению самодержавной власти. Еще до великих реформ Александра Второго, введения земства, судов присяжных, и многого другого, это вообще был мощнейший прорыв в современную эпоху, современную европейскую жизнь. И к 17 году был накоплен огромный опыт.

Виталий Дымарский― Еще раз, добрый вечер, или добрый день, это программа «Дилетанты», у микрофона Виталий Дымарский и мой сегодняшний собеседник не только у микрофона, но и у камеры, я забыл, надо было предупредить еще в первой части программы, что эта передача записана и в Ютюбе, можно ее посмотреть, она записана в видеоформате, поэтому, милости просим, смотрите, слушайте, ну и читайте журнал «Дилетант», говорим мы сегодня о статье Юрия Пивоварова, академик Юрий Пивоваров наш сегодняшний гость эфира и собеседник, говорим мы о статье в декабрьском номере опрично-земские порядки в российской истории. Я зачитаю одну фразу из вашей статьи: «После ее разложения (после разложения Золотой Орды, имеется ввиду) этот самый восток во главе и лице Москвы начал возрождение монгольской империи. То есть, Москва, как ренессанс, как здесь пишется, как русский ренессанс монгольской империи. Монгольская империя, и с другой стороны, Европа, к которой мы все время себя приписываем. Хотите ли вы сказать, что Москва подменила собой то, что было Золотой Ордой, встала на место Золотой Орды, но тогда если такой Москве место в Европе?

Юрий Пивоваров― Сейчас к идее Москвы вернемся. Я пишу о том, что Русь разделилась как бы на 3 части. Одна часть ушла в Великое княжество Литовское, это продолжение Киевской Руси, и в центре не лобное место, где рубили головы, а памятник мальдебуржскому праву, памятник праву восточно-европейскому праву городов, часть Руси была частью нрзб. союза, такой северо-европейской интеграции нрзб. и их идентичность была и русская, и русско-европейская, не как Новгород нрзб. что касается московской Руси, той Руси, которая потом стала главным представителем русского в истории, она действительно во многих отношениях являлась наследницей Золотой Орды. Конечно, она была все-равно другая, Орда была кочевническим, Москва была земледельческим государством, это другой тип, Москва была христианской, а Орда с 14 века стала мусульманской, это разные типы культуры. Потом, ключевой вопрос российской интеллигенции: А что, Россия это Европа или нет? А что Россия это Европа или нет. Конечно, Россия не Европа в том смысле что, я по-настоящему прочувствовал Европу не в Париже и в Лондоне, которые я очень люблю, как и все нормальные люди, а в городе Генуе. Там плотность Европы на квадратный сантиметр площади, которую занимает этот город, я думаю, самая-самая высокая. Отовсюду прет эта тысячелетняя мощная Европа в камнях, в архитектурных стилях, и наличие воды, как обязательный элемент городской жизни. Поэтому я должен сказать, что конечно Москва, Россия это не Генуя. Но как смотреть. Когда я в Москве, я говорю: нет, она не похожа на Европу. А вот я помню свои ощущения в городе Пекин, я там был много раз, вот один из этих разов, когда там открыли новый аэропорт, сегодняшний. Я еще прилетел в старый, а там новый, и он был такой навороченный технологически, что куда там нрзб. и тем не менее я понял, что все эти наши допотопные Шереметьево – это больше европа, чем этот технологический шедевр 21 века. Это смотря как смотреть. А сегодня же спор о том, Россия Европа или нет, это уже не спор историков, если мы говорим что мы Европа, значит мы примеряем на себя требования, которые европейцы на себя нрзб. это господство права, это конституционное государство, это разделение властей, это выборы, это политический плюрализм. Если мы говорим, что нет, тогда мы стоим за диктатуру, за отсутствие всего этого, поэтому это такой выбор если угодно нравственный, а не только научный.

Виталий Дымарский― И даже, я бы сказал, политический. Потому что, конечно, отправляя нас, самих себя в Азию, мы конечно, соглашаемся с тем, что давайте мы признаем и такие порядки, азиатские.

Юрий Пивоваров― Причем, от быта, до бытия. От того, по каким улицам мы ходим и в каких домах мы живем, в каких машинах мы ездим, до нашего политического, социального бытия.

Виталий Дымарский― И еще за одну фразу я зацепился: таким образом, пишете вы, и Россия, и Европа находятся в своих геоисторических нишах. Не буду дальше читать, просто у меня вопрос: насколько география предопределяет историю?

Юрий Пивоваров― Вот, евразийцы, Петр Савицкий, один из крупнейших экономгеографов своего времени, он ввел понятие, которое называется «место развития», одно слово месторазвитие. И он говорит, что то место, где нечто развивается, оно определяется природой этого места. Ландшафт Киева другой, чем ландшафт Москвы. И город другой, атмосфера города другая. А скажем, ландшафт Петербурга другой, чем в Москве, и тоже другая культура возникает, в т.ч. политическая культура, и бытовая культура. Да, во многом определяет место. Ведь проблема Европы заключается еще в том, что климатически, природно-климатически он находится в выгодном положении в сравнении с татарами или кем-то еще, климат мягче, более приспособлен к деятельности человека. Россия в этом смысле – это первая попытка человечества построить цивилизацию в северных широтах. У нас почти северная страна. Потому что, когда мне мои студенты говорят: Профессор, а Швеция? Я говорю, вы знаете, я однажды приехал в Стокгольм нрзб. это был декабрь +14 и розы цвели. А в Москве было -21 и розы не цвели. Нью-Йорк находится на одной широте с Баку. А для российского человека Баку – это юг.

Виталий Дымарский― Причем, жаркий юг, я бы сказал.

Юрий Пивоваров― Это первая попытка человека построить цивилизацию в необжитых условиях. Европейские народы пришли на обжитую территорию, возделанную греками, а потом римлянами, в еще большей степени нрзб. восточно-славянские племена, которых германские племена оттеснили, в Берлине были славяне, и там сохранились постройки древних славян, германские племена более мощные нрзб. оттеснили восточных славян в те земли, в которых они сейчас находятся, где как раз природно-климатические условия гораздо сложнее, чем даже в холодном Берлине.

Виталий Дымарский― Юрий Алексеевич, еще один вопрос: опричнина – это типично русское явление?

Юрий Пивоваров― Вы знаете, я боюсь соврать, потому что я не проводил нрзб.анализа в данном случае. А он всегда необходим. Но из того, что я знаю, вот так ярко, почему я говорю: опричнина и земщина? Я хочу понять, что происходит с моей страной. Вот, что происходит? У меня есть несколько моделей, это одна из них. Это такой инструментарий. Вот так вот сходу я не вижу схожего в европейской истории, хотя не исключаю, что это было. Я этим еще не занимаюсь. Как писал Пушкин в 10 главе Евгения Онегина: Одну Россию в мире видя, Преследуя свой идеал, Хромой Тургенев им внимал. Так вот и я оказался в русской центричной позиции. Это неправильно для исследователя. Надо шире кругозор иметь.

Виталий Дымарский― Мы не закончили такой обзор позитивных периодов нашей истории, таких, относительно либеральных, демократических

Юрий Пивоваров― Период горбачевско-ельцинский…

Виталий Дымарский― Хрущевской оттепели

Юрий Пивоваров― Громадное значение

Виталий Дымарский― Я кстати, воспользуюсь случаем, что эту тему мы затронули и скажу нашим слушателям и зрителям, кто заинтересуется, 7 декабря в отеле Гельвецио в Санкт-Петербурге будут дилетанские чтения с внучкой Хрущева, Ниной Хрущевой, я проведу и будем говорить на тему: Хрущев против Сталина. Генезис вот этого антисталинизма хрущевского. Каким образом, от верного соратника он перешел на позиции, знаем на какие, 20 съезда.

Юрий ДЫМАРСКИЙ: Я уверен, что несмотря на политические основания всего этого, главное было нравственное отношение. Он назвал Сталина преступником прямо, конкретно и прямо. Он сказал о том, что Сталин совершил такие преступления, которые были возможны только в фашистском государстве Гитлера и Муссолини. Любых нормальных за это наказывали. Это не Горбачев говорил в середине 80-х годов, а Никита Сергеевич в конце 60-х говорил.

Виталий Дымарский― Когда он говорил это, получается, что он тоже себя считает преступником

Юрий Пивоваров― Конечно, разумеется. Помимо президиума ЦК, когда боялись старые сталинские нрзб. разоблачений, они говорили что Никита у тебя же тоже руки в крови, он говорил, что у каждого своя ноша вины. Конечно, и Хрущев участвовал в этих страшных, особенно, когда он управлял компартией Украины, в этих самых событиях. Хрущев это прежде всего 20 съезд партии. Недаром такой далекий от Хрущева и партии человек как Анна Андреевна Ахматова сказала, я хрущевка. Я хрущевка. Это сторонница Хрущева.

Виталий Дымарский― Понятно. А мы можем на себя по истечении такого-то времени брать на себя роль судей и говорить, кто преступник, кто не преступник. Тогда с этих позиций, это я спрашиваю, чтобы вашу позицию понять, а можем ли мы сказать, что преступник Иван Грозный? Если опять же, обращаться к вашей статье, а можем мы сказать, что преступник Петр Великий?

Юрий Пивоваров― Безусловно, можем.

Виталий Дымарский― И тот, и другой.

Юрий Пивоваров― И тот, и другой, по-разному.

Виталий Дымарский― Но они не нарушали законов своего времени?

Юрий Пивоваров― Что значит, законов своего времени? Каких законов? При Иване Грозном был судебный закон 1550 года, но он описывал совсем другое: имущественные отношения и прочее, и прочее. Разве нельзя назвать преступником человека, не в юридическом, а в моральном смысле слова, который сам, активно участвовал в убийствах, убивал. Он любил убивать, ножом резать. Который придумывал самые страшные и болезненные казни. Человека, который залил кровью Новгород. Его поход на Новгород совершенно напоминает вот такие вот золотоордынские набеги на русские города, когда несколько тысяч населения было убито, при населении в 30 тысяч человек, это по минимальным подсчетам. Конечно, это преступники, разумеется. И когда говорят, что Сталин никого лично не расстреливал, это не освобождает его… Сталин никого лично не расстреливал, а Грозный убивал. Но это не имеет значения. И правильно Сталин в «Раковом корпусе» назван людоед. Самый натуральный людоед. Не какой-то мифологический людоед, а натуральный.

Виталий Дымарский― Юрий Сергеевич, еще такой вопрос, если мы говорим об опричнине и земщине, а в какой мере земщина несет ответственность за все то, что творила опричнина? Или она всегда только жертва?

Юрий Пивоваров― Я вам скажу не так. Вспомним, такие слова Пушкина: народ безмолвствует. В общем, народ безмолвствовал, он соглашался. Ведь когда Иван Грозный устроил, это все искусные политики, и Грозный, и Сталин. Когда Грозный ввел режим опричнины, он уехал вместе со своим двором из Москвы, он исчез. Вместе с казной, с иконами и т.д. он исчез. И началась паника, там где река Неглинка течет, под Александровским садом и старым зданием Московского Университета, это была зима, декабрь 1564 года, народ стоял, и как писали современники-иностранцы, которые тогда находились в Москве, и рвал на себе волосы. Это очень больно, когда ты рвешь или тебе рвут волосы. И это был ужас народа от того, что они потеряли отца, они потеряли смысл жизни, они потеряли наместника Бога на земле. Потому что народ относился к царской власти как к такой ходячей иконе, как к вместилищу энергии божественной. И без него была невозможно. И поэтому народ и пошел на то что да, делай с нами что хочешь, царь-батюшка, только будь с нами. Я родился в 50-м году нрзб. я помню, как рыдала вся наша коммунальная квартира, хотя практически в каждой комнате коммунальной квартиры были люди посаженные и не вернувшиеся. Включая мою квартиру, рыдала моя мать, хотя у них всех он сломал им жизнь, как миллионам других людей. Потому что нет смысла жизни, нет центра жизни, который в этих людях.

Виталий Дымарский― Это да, и раз за разом, мы опять же возвращаемся в тот же режим существования.

Юрий Пивоваров― Конечно, с разной интенсивностью, но тем не менее, мы возвращаемся к этому. Это говорит о том, что мы еще не вполне совершеннолетняя нация. Это Имануил Кант, немецкий философ, ввел термин «несовершеннолетний человек, общество. Совершеннолетний человек – это человек, который сам создает законы и живет по этим законам. Сам создает государство. Как человек, который ведет автономную жизнь. Это не ребенок, которому родители разрешают конфеты или не разрешают. Он сам знает, брать ему конфету или делать что-то другое. Мы еще не стали до конца совершеннолетними, иначе бы мы не допустили того, что называется Октябрьской революцией, на самом деле, это нрзб. мы бы не допускали того, что сейчас происходит. Мы еще не дошли до тех степеней, до которых дошли наши бабушки и дедушки. Наши с вами, нашего поколения. Мы на верном пути к этому. Это конечно вызывает пессимизм, но с другой стороны, я вижу прекрасные образцы не просто борьбы за демократию, правовое государство, социаль нрзб. начало 20 века, 6 год принятия Конституции, политическая система, выборы, никем не подделанные, и 12 ноября 17 года выборы в Учредительное собрание, всеобщие, равные, тайные, которые прошли в России. Я думаю, в свободной России день 12 ноября будет назван днем российской демократии. Поскольку российский народ, и в городе, и в деревне, на фронте и в тылу, тогда война шла Первая мировая, он показал себя зрелым гражданином, и проголосовал за умеренно-социалистическую партию социал-демократического толка, с русской спецификой, конечно. Большевики получили только четверть голосов. А в городах кадеты интеллигенция и партия горожан набрала тоже только четверть голосов.

Виталий Дымарский― Ну что, будем надеяться, что просвящение, образование, история, мы какой-то свой вклад, надеюсь, вносим, журналом нашим, беседами, с такими профессионалами как Юрий Пивоваров, какой-то вклад в то, что все-таки с некоторыми традициями надо рвать, потому что страна идет вперед, и общество тоже должно идти вперед, оглядываясь назад, как историки, но не ища там будущего. Спасибо. Это была программа «Дилетанты», Юрий Сергеевич Пивоваров был гостем и собеседником моим сегодня, читайте журнал, приходите на дилетантские чтения, мы по-прежнему с вами. Всего доброго. Спасибо.