Я свободный человек рассказ

Его доктор Ватсон признан лучшим в мире. Лучшего друга и напарника Шерлоку Холмсу и не придумать. Рассудительный, бесстрашный, благородный. Совсем другим мы видим его в «Зимней вишне» — в роли нерешительного, но невероятно обаятельного Вадима.

Он был актером от Бога, умел играть пронзительно тихо, никогда не переходя границы, но всегда тонко и безошибочно точно. Он был одинаково прекрасен, играя и комедийных персонажей, и хрестоматийных героев русской классики, и советских интеллигентов. Лейтенант Иван Грозных в «Крепком орешке», казак Роман Улыбин в «Даурии», Фальк в «Летучей мыши», граф Бонифаций Кончиану в «Сильеве», Вячеслав Михайлович в «Он, она и дети»… Это все он — Виталий Соломин.

А сколько замечательных ролей он сыграл в своем любимом Малом театре. С 1970-х годов Виталий Мефодьевич занялся режиссурой. В Малом театре он поставил «Мой любимый клоун» по Василию Ливанову, «Живой труп» Л.Н.Толстого, «Дикарка» А.Н.Островского, мюзикл А.Колкера по комедии А.В.Сухово-Кобылина «Свадьба Кречинского». Последняя по времени работа Виталия Соломина в Малом театре — постановка знаменитой чеховской пьесы «Иванов», в которой артист исполнил заглавную роль, как и почти во всех своих постановках.

Говорят, что в жизни Виталий Соломин был совсем не таким, как мы его привыкли видеть на экране. «Папа был не гибким человеком. У него был бескомпромиссный характер — полная противоположность герою из «Зимней вишни»», — рассказывала его дочь Елизавета Соломина в интервью «РГ».

О том, каким он был на самом деле, можно узнать по отрывкам из его дневников и интервью, которые он давал журналистам. Вот лишь несколько цитат, но они помогут приблизиться к разгадке тайны по имени Виталий Соломин.

О счастливом детстве

«Я думаю, каждый человек вспоминает свое детство как счастливую пору жизни. Ведь все люди живут воспоминаниями детства и черпают оттуда самое хорошее. Трудности забываются… Я родился в 1941 году в городе Чите. Война, потом нелегкое послевоенное время. Жили впроголодь, везде сажали картошку. Даже улицы, пустыри были засажены. Летом — рыбалка, купание, солнце. Зимой — санки. Кроме радио, ничего тогда не было, и я заслушивался радиопостановками. Мы жили в одной комнате. Чтобы никому не мешать, я приставлял радиоприемник к уху, как наушник, сидел на пианино и часами слушал».

О хулиганском детстве

«В детстве я был импульсивным, поддающимся настроению, очень нетерпимым, агрессивным, считал плохими тех, кто был не похож на меня. В детстве сразу многим хотел заниматься: несколькими видами спорта плюс еще играл в драмкружке и, мечтая о карьере певца, собирал различные ансамбли. Время было забито, но творить всевозможные безобразия успевал, например, таскал огромные сочные огурцы со школьного огорода. По-разному хулиганил…».

О своем характере

«Судьба человека — это нрав его. Мне не хватает авантюризма, нахальства, риска».

Об актерской профессии

«Каждый актер, по крайней мере мне известный, постоянно ждет точной оценки своей работы. Не похвалы (хотя и похвалы тоже), а той ответной реакции, по которой бы он мог убедиться, что понят… Не образ, который ты пытался сыграть, создать, а именно ты… Я хватаюсь за каждое слово обо мне: иногда начинаешь слишком острить и горевать на боль и оскорбления, поэтому от хорошего закрываешься, переходишь в глухую защиту и долгие дни перекатываешь каждое слово, как горячие угли, из ладошки в ладошку, пока не остынут, пока не привыкнешь. А иногда хочешь зацепиться за эти слова и не можешь, как будто о другом говорят».

О профессии режиссера

«Заработка здесь нет никакого и не будет никогда в нашей стране. Но вот у меня так сложены мозги, что ли, что придумываю все время. Мне интересно. Мне процесс репетиции интересен, мне интересно заниматься профессией…»

«Раз в пять лет я ставлю, мне кто-то подсчитал. Да слава Богу, что раз в пять лет дают, а то бы могли и вообще не давать, сказать: «Ты кто такой-то, что вообще здесь расставился? Это национальный театр все-таки, у тебя диплома нет никакого, и играй себе что дают и помалкивай!».

О Малом театре

«Я хочу именно в Малом театре делать спектакль, я его суть, я его продолжение, это также и мой театр, и мой смысл жизни».

«Я, очевидно, прихожу в то время, когда мало лиц в театре, — часа в 3, в 4, и у меня всякий раз возникает ощущение, что меня выжимают из этого пространства, с которым я связан тридцатью с лишним лет работы. Мучительных и радостных. В основном мы побеждаем, и театр был полон зрителей: «Не все коту масленица», «Летние прогулки», «Горе от ума», «Заговор Фиеско в Генуе», «Живой труп», «Мой любимый клоун», «Ревизор», «Мамуре», «Дикарка», «Дядя Ваня», «Свадьба Кречинского».

О съемках в кино

«29 вечером ждал звонка из группы о времени съемки «Остановки по требованию», учил слова. И вдруг в половине одиннадцатого ко мне закралась мысль: «А вдруг я оказался стар, при просмотре это выяснилось, и они не знают, как мне сказать о том, что я снят с роли». Холодок побежал внутрь.

Меня раз сняли на «Городском романсе», где мы встретились с Машей (Марией Леонидовой — будущей супругой Виталия Соломина — «РГ»). Неделю молчали, а потом пришло письмо от Тодоровского, что он видит другую пару.

Ну что же, хорошо, — сказал я себе тогда и начал играть каждый день в теннис в спортзале у стены. Так продержал мяч до утверждения в «Даурии».

Сейчас, наверное, позвонят, может и режиссер, он достаточно интеллигентен, или помощник режиссера скажет сформулированные несколько фраз, и внутри холонет, и я отключу грудной регистр, просто скажу: «Понятно. Хорошо». И как мне потом сказать Маше? Нехорошо стало… И текст я отложил, что я, как дурак, буду учить. Да и расхотелось напрягаться.

Раздался звонок. Не тот. Я дернулся.

Потом другой. Я уже спокойно подошел. «Репетиция завтра в 9.45 на Северном речном вокзале». — «Хорошо». Я еще некоторое время сидел и додумывал придуманный исход, и свою реакцию, и причину испуга».

О решениях и поступках

«Я свободный человек, хотел бы этого или нет. Если я делал попытку ссучиться — я заболевал. Сильная головная боль правого полушария. Если я не решаю делать то, что нужно, я перестаю спать. А когда засыпаю от корвалола и снотворных, то просыпаюсь рано и с той же мыслью, которая мучила меня ночью…»

О Василии Ливанове

«Мы на самом деле с Василием Борисовичем познакомились на кинопробах. Человек он контактный, мы очень подружились. Ливанов — человек с большим вкусом, которому я доверяю. Редко находишь человека, который очень точно может сказать о твоей работе: не просто «нравится — не нравится» — это любой зритель может… Но есть немногие, которые говорят точно, почему нравится и почему нет. Это очень для меня важно. При его (Ливанова) огромной памяти и вкусе с ним можно советоваться на многие темы. У меня впечатление, что он про все знает и все помнит».

О жизни

«…Я как-то спросил свою старшую дочь, что такое жизнь. Она ответила: «Это наш круг на Земле». Это очень точно. Сцена Малого, мои близкие — все это мой круг на Земле. И те места, где меня встречают с любовью, — тоже мой круг».

Крафтовая сыроварня Amandi пару лет назад стала настоящим открытием для челябинской публики. Недешевый козий сыр покупали рестораны и горожане. На выставке в Истре, где работает самый известный сыродел страны Олег Сирота, уральский козий сыр был признан лучшим в России. Основатели сыроварни Amandi, расположенной в Сосновском районе Челябинской области, строили планы развития, но в 2021 году решили, что в нынешних условиях им просто не выжить: из-за QR-кодов выручка падает, претензии проверяющих органов растут, а денег на то, чтобы запустить в работу новую партию, просто нет. Znak.com встретился Игорем Волковым — одним из основателей проекта. Фермер рассказал, как несколько лет просил поддержки властей, а получил двойной контроль, штрафы и пустые магазины. 

Игорь Волков и его семья сами стоят за прилавком на Центральном рынке Челябинска. Уже несколько месяцев платить продавцам нечем. Аренда действует до конца декабря. Потом точка закроется. Фермер говорит, что после продажи остатков сыра денег хватит на то, чтобы раздать долги по аренде и выплатить налоги. На то, чтоб запустить в работу новую партию, средств уже нет. Брать кредит — неоправданный риск.

— Принято решение закрываться. Распродаем остатки сыра, — рассказывает предприниматель. — Любой бизнес должен себя окупать, а сейчас даже на жизнь денег не приносит, не говоря уже о развитии. 

У Игоря Волкова — семейный бизнес, за прилавком тоже стоят члены семьиНаиль Фаттахов / Znak.com

По словам Игоря, серьезные проблемы начались этим летом. Сошлись сразу несколько факторов: введение системы «Честный знак» (национальная система цифровой маркировки и прослеживаемости товаров. — Прим. ред.), которая по сути дублирует систему «Меркурий», действующую для животноводческой и молочной продукции. Обе требуют постоянных затрат на оборудование и программистов, а за малейшие нарушения приносят штрафы. Второй — и смертельный удар — это введение QR-кодов для ТРК и ресторанов. Сыр сразу же перестали покупать заведения общепита. 

— Все это сократило выручку в два-три раза, — говорит Игорь Волков. — При этом усилилась налоговая нагрузка. Инспекция стала задавать вопросы: а почему у вас снизилась выручка, может, вы в серую стали работать? А выручка у нас просто упала! До этого нам ввели систему «Честный знак», которая дублирует систему «Меркурий». Можно было приостановить это все на время пандемии. Но нет. Система требует дополнительного оборудования: принтеров, сканеров. Когда нет заработка, покупать все это очень сложно. Плюс система постоянно сбоит, надо регулярно обращаться в поддержку, нанимать программиста. Еще один аспект — это штрафы по этим системам. Ты можешь продать сыра на 20 тыс. рублей, а оштрафуют на 50 тыс. рублей. Придраться можно к чему угодно. Мы столкнулись с Россельхознадзором летом.  

Нас оштрафовали за то, что не провели партию. Так бывает, что посреди поля нет интернета. Но больше меня поразило, что нас даже слушать не хотели: «ваши проблемы»! 

Нам еще повезло: штраф был 5 тыс. рублей, а там бывают и до 500 тысяч. Тогда я и задумался: как работать, если тебя в любой момент могут оштрафовать на такие суммы? Ошибся в документах, не так номер машины записал — считай, поработал впустую. А в случае с «Честным знаком» еще идет изъятие товара до суда. Его кладут на теплый склад, суд назначают через два месяца, за неделю в тепле сыр тухнет. Мы это тоже уже прошли. Более того, я стал изучать все это законодательство, и оказалось, есть уголовная ответственность за подделку QR-кодов системы «Честный знак». Это у меня в голове не укладывается: ты работаешь, но можешь попасть под уголовку. Еще один фактор — это логистика. В 2020 году в Челябинске обанкротились три логистические компании, которые могли перевозить сыр. Остались только в Екатеринбурге, и пришлось отказаться от поставок в Москву, так как цена через Екатеринбург получалась запредельная.

Наиль Фаттахов / Znak.com

— Считается, что кризис — это время возможностей. Вы их искали?

— Мы пытались перейти на прямую доставку сыров покупателям. Так же как и наши партнеры. Но в Челябинске специфический спрос на доставку. Сыр не относится к молодежному товару. Наш клиент — люди 35+. Они более настороженно относятся к доставке. Мы просчитывали вариант с отказом от розничных точек и переходом на доставку. Сын сделал сайт. Но если бы мы на это пошли, продажи бы упали еще в три раза. Сыр — это оффлайн-товар, и тут ничего нового не придумаешь, тебе надо быть в магазине.

Как живут начинающие фермеры-сыроделы на Южном Урале и почему они будут делать сыр, несмотря ни на что

— То, что произошло с вашей сыроварней, — это типичная ситуация?

— Да, сейчас отваливается много сыроделов по стране. Нас и так немного — несколько десятков, и у всех такие же проблемы. Ну ввели эту маркировку — и толку? Зайдите в магазин, отсканируйте молоко, и вам покажут ту же информацию, что и на этикетке. Чем это защитит вас от контрафакта? Только все это идет в издержки. И это уже повлияло на цены. Производители отыграют это на покупателях. Наносить маркировку на каждую бутылку — это целая эпопея, у них затраты по 20-30 млн рублей. Естественно, за это заплатят покупатели. И все это сошлось в одну точку. Когда я начинал делать эту партию, не знал, что так все обернется. Сыр вылеживается несколько месяцев. Когда начинаешь партию, не знаешь, что будет через полгода. В Италии банки берут сыр под залог, а у нас его превратили в какой-то наркотик. 

Наиль Фаттахов / Znak.com

— Молоко и сыр — единственное, что пострадало от этих нововведений?

— Нет, так же будет с пивом. Для них вводят такую же маркировку к 1 декабря 2022 года. При этом ЕГАИС им не отменяют, это просто дополнительный налог. Мы бы согласились, если бы просто добавили процент к налогу, а не усложняли жизнь до такой степени.

— Вы обращались к властям? В регионе есть минсельхоз, минэкономразвития. Какую-то помощь получали от них?

— Я долго общался с «Территорией бизнеса» (областная госструктура, призванная помогать предпринимателям. — Прим. ред.), но деятельной помощи так и не получил. В итоге они сказали: мы вам проводим консультации, а денег для вас нет. В других регионах выделяют деньги на сельхозкооперативы. У нас все деньги распределяют между крупными холдингами, а нам, небольшим компаниям, — ничего. Я предлагал зайти через сельхозкооперацию, в том же нашем селе Архангельское производить и коровьи сыры, потому что коров у людей много, а молоко продавать некуда. И сыр был бы в два раза дешевле, чем сейчас. У меня сейчас 33% — затраты на аренду, а если бы это решалось общими усилиями, то цены были бы ниже. В эту воронку затянуло бы большое количество людей, все были бы с работой, с доходом.

За эти годы у нас было много переговоров и с минсельхозом, и с «Территорией бизнеса», но Челябинск — это болото.

Возможности для развития есть, но нигде в мире нет такого, чтобы предприниматель в сельском хозяйстве действовал сам, — всегда есть гранты. Мы много работали с чехами и знаем их систему. Почему-то все говорят, что хотят нас вывести из серой зоны. Да никто там не работает, все хотят заплатить налоги, тем более что они небольшие, и спокойно работать. Мне смысла нет не проводить продажи по кассе. 99% покупателей оплачивают смартфонами и часами, налоговая все прекрасно видит. Куда нас еще выводить? Я не бутлегер, чтобы из-под полы продавать товар. 

В 2019 году сыр Игоря Волкова пробовал губернатор Челябинской области Алексей Текслер и обещал фермеру поддержку. Через два года фермер закрывает бизнесНаиль Фаттахов / Znak.com

— И все-таки поддержка, есть же льготные кредиты…

—  Банки развития МСБ или Россельхозбанк требуют показать сумасшедший оборот за год. Я при такой выручке и коммерческий кредит спокойно возьму, и это будет проще. С другими регионами все по-другому, там власти дают деньги мелким производителям, а у нас вот так. Минсельхоз — такая вещь в себе. Им проще раздать деньги крупным предприятиям и отчитаться, чем с нами возиться. Хотя за это время на нас даже сети стали смотреть, как на людей: вели переговоры с «Магнитом», но с учетом маркировки начать с ними работу нереально.

— Уже два года идет пандемия, всем коммерсантам плохо. Ваши арендодатели шли на встречу?

— За это время нам уже два раза поднимали аренду. Я даже разговаривать не хочу на эту тему. Как плывет, так пусть и плывет.

Стадо коз Игорь распродает, чтобы заплатить налогиНаиль Фаттахов / Znak.com

— Что сейчас будет с вашим хозяйством?

— Потихоньку продаем коз, этим будем закрывать налоги. Оставим себе минимум животных, и все. 

— Крафтовый сыр некоторое время назад был модной темой. Сейчас вы можете сказать, что это была ошибка?

— Люди готовы есть сыр, в том числе и козий. И его можно сделать дешевле, если бы был подход, как в Европе. Там мало того, что дают гранты, — дают гарантированные заказы в детсады, школы. Ты должен поставить определенный объем, а что произвел сверх того, можешь продать. И не с огромной арендой, а на бесплатном месте или по разумной цене. Все это может дать формат сельхозкооперации. Но мы сейчас до такой степени обезвожены, что не можем собраться и купить даже первоначальное оборудование. Просто нет 5 млн рублей. В других регионах на такие проекты дают эти деньги, у нас — нет. 

Думаю, что власти нужно подвести некую черту: вот нанобизнес, он платит свои три копейки и не встает на учет по безработице. И это уже хорошо. Мы никого не травим, потому что у нас лучший контроль качества — это люди. Отрави один раз, и больше не будет покупателей. На больших предприятиях такого контроля качества нет. Ты сделал что-то в Брянске, а продал в Нягани. Кто будет проверять и предъявлять? А у нас не так, репутация копится годами.  

Наиль Фаттахов / Znak.com

— Мы с вами уже час говорим о закрытии бизнеса, но вы все время улыбаетесь… 

— А что еще сделаешь, если такая ситуация? Недавно пошли с женой ради поднятия настроения на бачату. Совсем без денег не останемся, пойду на работу. Да, жалко этого всего, но это наше совместное решение, мы вместе ввязывались в этот эксперимент. Все понимали. 

Планы на жизнь есть. Уйду в онлайн, но, к сожалению, реального производства не будет. Участок останется, будет мой лафстайл, моя маленькая ферма. Хочу там зарегистрировать карбоновую ферму, буду выращивать углеродные единицы и за три копейки продавать. Еще с лета готовлюсь к переходу на это. Это новая тема, можно зарегистрировать лес, который поглощает углекислый газ: кто-то в мире выбросил углерод, а мы его поглотили. И за это получили деньги. Это будет приносить немного, тысяч тридцать, но это интересно.