Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»
Анализ стихотворения «Сероглазый король» Ахматовой
Детские и юношеские годы А. Ахматовой прошли в счастливой и безоблачной атмосфере. Ее окружали одаренные творческие люди. Она сама получила прекрасное образование, увлекалась искусством, рано начала писать стихи. Девушка обладала очень тонкой возвышенной душой, часто мечтала. В 1910 г. она вышла замуж за . Примечательно, что свое согласие Ахматова дала после долгих лет ухаживания и даже попытки самоубийства своего будущего мужа. Она никогда не скрывала, что не любит Гумилева, а пошла на брак только из жалости. Вскоре после свадьбы Ахматова написала стихотворение «Сероглазый король». Литературоведы долгое время пытались определить, кому оно было посвящено. В результате общепризнанным стало версия, что произведение не имеет реального адресата. Оно символизирует крушение волшебных надежд поэтессы в связи с браком. Несмотря на холодное отношение к мужу, Ахматова всегда заявляла о своей непогрешимой верности семье.
Произведение написано в жанре сказочной баллады. С первых строк удивляет «безысходная боль», которую испытывает лирическая героиня при известии о смерти «сероглазого короля». Складывается впечатление о наличии какой-то тайной связи. Сообщение о смерти приносит муж героини, который относится к нему совершенно равнодушно. Единственное проявление чувств – жалость к вдове короля, которая «за ночь… стала седой». Да и эта жалость выглядит как стандартное изъявление соболезнования. Распорядок дня мужа не нарушен, он берет свою трубку и спокойно уходит на «работу ночную».
Финал стихотворения содержит намек на упомянутую связь. После ухода мужа героиня уже не скрывает своих чувств. Она даже будит свою дочь, испытывая непреодолимое желание поглядеть в «серые глазки». В одном и том же цвете глаз скрывается указание на возможное отцовство короля. Прошлое уточнение о ночном характере работы мужа также намекает на тайные свидания героини. Наконец, в шелесте тополей женщина слышит фразу «Нет на земле твоего короля…». Даже природа выражает ей свои сожаления по поводу смерти тайного любовника.
Учитывая обстоятельства личной жизни Ахматовой, нельзя воспринимать буквально тайные намеки стихотворения. Вряд ли в нем описан реальный любовник. «Сероглазый король» — это идеал, мечта восторженной девушки, которой так и не суждено было сбыться в жизни.
ДВА РАЗБОРА СТИХ. АХМАТОВОЙ «СЕРОГЛАЗЫЙ КОРОЛЬ»
Соня Дмитриева
Стихотворение “Сероглазый король” было написано Ахматовой в 1910 году в Царском селе.
Произведение написано четырехстопным дактилем с парной рифмовкой и мужскими окончаниями — стихом, характерным для жанра короткой баллады. Стоит сопоставить стихотворение с «Морской царевной» Лермонтова.
Можно отметить, что не только стихотворный размер и рифмовка, но и само строение стихотворений (деление на двустишия) совпадают. Объединяют произведения и признаки баллады: наличие сюжета, тема смерти, прямая речь. Однако баллада Ахматовой явно приобретает ряд лирических признаков, среди которых можно выделить прозаические детали и подробности (трубка, ночная работа), элементы разговорной речи, нехарактерные для баллад («знаешь»). Если в балладах Жуковского повествователь лишь рассказывает основную историю, то “Сероглазый король” написан от лица участницы событий. Более того, баллада приобретает нехарактерный для этого жанра аллегорический смысл. В произведении можно выделить вполне определенную сюжетную основу – у жены простого рабочего есть дочь от короля, король умирает на охоте (возможно, от руки мужа героини), весть о его смерти опечаливает ее. Но, на мой взгляд, не стоит буквально воспринимать текст произведения. Как мне кажется, его ключевым словосочетанием являются слова «безысходная боль». Важно, что вместе с известием о смерти короля читатель узнает о сероглазом ребенке. На мой взгляд, серый цвет в стихотворении является символом безысходной боли (можно заметить не только серые глаза короля и дочери героини, но также и поседевшие волосы королевы). Таким образом, безысходная боль возрождается в ребенке. В связи с этим стоит отметить и кольцевую композицию произведения (оно начинается с известия о смерти сероглазого короля и завершается ее упоминанием; стихотворение начинается с восклицания в настоящем времени, все последующие события описаны в прошедшем времени, затем настоящее время вновь появляется в последнем двустишии); такая композиция подчеркивает мотив безысходности. Тема боли, переходящей от одного человека к другому, проявляется в стихотворении и в антитезе молодости и старости (старый дуб, поседевшая королева противопоставляются молодому покойному королю, малолетней дочери героини). Более того, старость, увядание проявляются и в упоминании в стихотворении вечера и ночи, осени (как поры увядания природы). Важно и то, что вечер показан душным и алым. Духота подчеркивает общее настроение произведения, когда как алый цвет сочетает в себе и увядание деревьев, смерть природы, и ассоциацию с кровью (то есть это слово объединяет темы смерти и безысходной боли). В одном из комментариев, которые я нашла, «Сероглазый король» Ахматовой сравнивается со стихотворением Блока 1903 года «Потемнели, поблекли залы…»:
| Потемнели, поблекли залы. Почернела решетка окна. У дверей шептались вассалы: «Королева, королева больна». И король, нахмуривший брови, Проходил без пажей и слуг. И в каждом брошенном слове Ловили смертный недуг. | У дверей затихнувшей спальни Я плакал, сжимая кольцо. Там — в конце галереи дальней Кто-то вторил, закрыв лицо. У дверей Несравненной Дамы Я рыдал в плаще голубом. И, шатаясь, вторил тот самый — Незнакомец с бледным лицом. |
Саша Жирнова
«Сероглазый король» — пожалуй, одно из самых загадочных стихотворений «Вечера», первого сборника Ахматовой: загадочен его сюжет, его хронотоп и, прежде всего, центральный образ — образ короля-возлюбленного.
Разберёмся сперва с сюжетом стихотворения; на первый взгляд, он прост и незамысловат: лирическая героиня влюблена в короля, от которого, вероятно, у неё есть дочь и о смерти которого ей сообщает муж, что повергает её в глубокую печаль. Однако Ахматова со свойственной ей лаконичностью даёт несколько подсказок, которые раскрывают несколько важных загадок стихотворения. Так сообщается о смерти “сероглазого короля”:
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли».
Это “спокойно” и, кроме того, полное равнодушие при рассказе о смерти короля, создают ощущение, что, возможно, он погиб от руки мужа героини. Кроме того, множество вопросов вызывает упоминание “ночной работы” в пятой строфе: можно было бы предположить, что герой – стражник, однако в таком случае возникает неувязка со временем в стихотворении; к тому же, само это словосочетание рождает ассоциацию с героем-разбойником, который часто фигурирует в балладах.
Время в стихотворении тоже необычно и загадочно. Если проследить за всеми упоминаниями проходящего времени, можно заметить, что между смертью короля и моментом, когда героиня узнаёт об этом, проходят как минимум сутки. О королеве говорится, что «за ночь одну она стала седой», а муж героини, говорящий это, вернулся «вечером осенним», то есть на другой день после смерти короля – или даже позже. В связи с этим можно сделать предположение относительно пространства стихотворения: как мы можем догадаться, действие происходит в неопределённой европейской стране, вероятнее всего, в сельской или лесной местности, так как в замке и его окрестностях известие о смерти короля через сутки было бы уже известно всем.
О времени в более широком смысле — то есть, об эпохе, к которой относятся описываемые события — говорит всего одна деталь:
Трубку свою на камине нашел
Так как курение не было распространено в Европе до 17-18 веков, можно с уверенностью сказать, что эпоха, о которой идёт речь в стихотворении — однозначно не Средневековье и не древность, а гораздо более современный век.
В стихотворении и время, и пространство, и сюжет неясны, они лишены отчётливости и однозначности, что придаёт ему сказочно-балладный тон. К элементам баллады также относятся и сюжет (смерть возлюбленного), и “европейскость”, и повествовательность сюжета.
Стоит также отметить роль природы в «Сероглазом короле». Жирмунский пишет, что у Ахматовой, в отличие от символистов, природа не является мистическим миром символов и не живёт, как это было свойственно поэтам “настоящего” Серебряного века (в большей степени Фету, а также Тютчеву), одной жизнью с душой героев — она живёт и развивается отдельно от человеческой души и событий жизни героев, а зачастую противопоставляется им. Таково, например, противоречие “душного и алого” вечера и спокойствия мужа героини, а “безысходная боль” в первой строфе противопоставлена равнодушному шелесту тополей в последней.
Но самым загадочным в стихотворении остаётся образ “сероглазого короля”. Исследователи пытались найти, кому могло быть посвящено это стихотворение, однако, поскольку пока никак нельзя доказать обратное, считается, что у этого героя нет никакого прообраза и он является поэтическим вымыслом. Такая точка зрения подтверждается и тем, что черты “сероглазого короля” возникают у Ахматовой и в более поздних стихах:
Покорно мне воображенье
В изображеньи серых глаз.
или:
Все равно, что ты наглый и злой,
Все равно, что ты любишь других.
Предо мной золотой аналой,
И со мной сероглазый жених.
Особенно важным мне кажется последнее стихотворение (по первой строчке — «У меня есть улыбка одна…», 1913) — в нём Ахматова возвращается к образу сероглазого короля и переосмысливает его. Если в балладе одной из важнейших является строчка «Нет на земле твоего короля», относящаяся скорее не к героине стихотворения, а к самой Ахматовой, влюблённой в поэтический образ, то в стихотворении 1913 года “сероглазый король” возникает именно в образе жениха (словно в балладе, возлюбленный возвращается для неё из мёртвых).
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»
А. Ахматова. «Сероглазый король»
Кружились в бешеном, почти безумном хороводе осенние листья. Беспощадный ветер поднимал их с земли и снова неистово кидал обратно на пожелтевшую, ссохшуюся траву. Его сильные порывы били в окно, стекло мелко дрожало, как будто сопротивляясь из последних сил. Холод пробирался сквозь плохо заделанные щели между рамами и дул на оплывшую свечку. Пламя жалостливо дергалось и стыдливо затихало, а потом снова разгоралось и начинало дико плясать на конце фитиля.
В комнате было душно и жарко от ярко пылавших дров и тяжелого, сбившегося дыхания двух молодых людей. На смятой постели лежала нагая женщина. Её крепкая, высокая грудь мерно вздымалась, а густые каштановые волосы разметались по подушке изо льна. Рядом с ней, прислонившись к стене, сидел мужчина. Длинными, тонкими пальцами он перебирал волосы женщины и задумчиво смотрел на танцующее пламя свечки. Слегка закусив алую губу, женщина завороженно смотрела на правильное лицо мужчины, подпирая пухлую щеку раскрасневшейся ладошкой.
— Скажи, ты не передумал? — робко нарушила тишину она и немного приподнялась на локте, заглядывая в глаза мужчины и пытаясь поймать его взгляд. — Ведь может быть иначе. Все зависит от тебя, от одного твоего взгляда, жеста. Тебя все послушаются, ты — наш повелитель, король…
С каждым словом женщина говорила все громче и вдохновеннее, задыхаясь от веры в свои собственные предубеждения, но лицо мужчины только становилось мрачнее, а тонко очерченные брови сошлись у переносицы. Он поднял руку, и женщина благоговейно замолчала, готовая ловить каждое его слово. Мужчина перевел взгляд серых холодных глаз на её лицо и, обхватив его ладонями, мягко притянул к себе и поцеловал. Щеки женщины покрылись очаровательным румянцем, а ладони потянулись к почти черным кудрям молодого человека. Она прижалась к его теплому телу и зажмурилась. Вся она сжалась в пружину, а спина выгнулась в дугу, как будто готовилась прыгнуть в прорубь с ледяной водой. Легонько укусив её за язык, мужчина отстранился и посмотрел в темно-карие глаза женщины.
— Ты похожа на лань, — по-детски трогательным и чистым голосом нежно прошептал он, слегка касаясь пальцами её скул и висков. — Все красивые и царственные животные слишком доверчивы и прекрасны для того, чтобы их убивали. Они до последнего думают, что охотник хочет дать им краюху хлеба, а когда человек точным движением ударяет их ножом прямо в сердце, они изумленными глазами заглядывают прямо в душу убийце с немым укором…
Мужчина резко опустил руки и встал с кровати. Женщина потянулась было за любовником, нелепо изогнувшись и подняв в просящем жесте смуглые ладони, но те сразу же бессильно упали на простынь. Покачнувшись, она устремила взгляд темных глаз на стройную, высокую фигуру и, склонив голову набок, тихо спросила:
— А ты часто это делал?
Мужчина остановился и, помяв тонкую расшитую рубашку в руках, повёл плечами.
— Что?
— Убивал лань.
В углу завозились мыши, истошно пища и царапая маленькими коготками деревянный пол. Завыл ветер, с новой силой налегая на окна и двери. Вдалеке залаяла испуганная собака, то ли от злости, то ли от сознания собственного бессилия и обреченности своей судьбы на прихоть стихии. В комнате повисла гнетущая тишина, только шуршал одеждой мужчина, поправляя темный жилет на широких плечах. Она же внимательно следила за ним, а тот старательно отводил глаза. Проведя плечами, как будто замерзнув, женщина отвернулась к стене и закуталась в тёплое одеяло.
— Ты живешь какими-то глупыми иллюзиями, — неожиданно резко сказал мужчина, закончив одеваться. — Какое тебе дело до того, убивал я лань или нет? Человек — царь природы, он делает все, что захочет, а значит, животные созданы для того, чтобы их убивать.
Женщина не шевелилась. Она уставилась в угол комнаты, на длинных, пушистых ресницах повисла прозрачная капля. Мужчина посмотрел на ее сгорбленную спину и, что-то процедив сквозь зубы, присел на кровать и положил бледную руку на её плечо. Та тяжело вздохнула, повернулась к мужчине и начала осторожно гладить его по смоляным волосам.
— Только представь: когда-нибудь мы будем вместе, и я буду смотреть в твои необыкновенные серые глаза, — тихо начала говорить женщина, а мужчина, положив голову на её плечо, прикрыл глаза и улыбнулся. — Нет, только подумай об этом! Ты будешь улыбаться, вот так, как сейчас, широко и загадочно, насмешливо-игриво, и по моей спине побегут мурашки от того, что рядом со мной сидишь ты, такой прекрасный, просто демонически прекрасный. Ты будешь пропускать мои тяжелые пряди волос между пальцев и тихо шептать, что этот цвет похож на шкуру благородного оленя, которого ты один раз подстрелил на охоте. Ведь ты же всё-таки любишь охоту, несмотря на то, что мне не нравится это твоё увлечение, да? — женщина ухмыльнулась, а мужчина провел рукой по её каштановым волосам. Женщина склонила голову на бок и поцеловала любовника в макушку. — Мы будем сидеть у камина и смотреть на танцующие язычки пламени, а огонь будет весело трещать, словно воспевая гимн нашей любви…
— Ах, ты всё ещё мечтаешь, любовь моя! — Мужчина посмотрел в глаза возлюбленной и поджал губы. — Ты опять забыла про мою жену и про своего мужа! А ведь они никуда не делись.
— Это пустое! — беспечно махнула рукой женщина. — Главное — это мы с тобой. Ведь ты любишь меня?
— Да, конечно, люблю, — рассеяно отозвался мужчина, встал с кровати и пошёл к выходу. — Мне пора, скоро на охоту. До скорого свидания, — женщина легко поднялась с ложа и поспешила к мужчине, жадно поцеловав его.
— Береги себя, — прочувственно сказала она, положив руки на плечи мужчины.
— А ты себя, и её тоже, — мужчина задержал взгляд на люльке с маленьким ребёнком, которая стояла в углу просторной комнаты. Он с любовью посмотрел в лицо любимой и, кивнув, вышел в сени. Тяжёлая дверь на улицу с шумом захлопнулась, и обнажённая женщина в одиночестве осталась стоять у стены.
— Но ведь когда-нибудь мы будем!.. — молитвенно сложив руки на груди, прошептала она.
На город опустились душные осенние сумерки, когда вся природа замирает в преддверии глубокой ночи. Ветер давно стих. Хозяйка сидела в просторном болотно-зелёном сарафане у прялки и что-то тихо напевала. Старая песня, которые пели древние люди много лет назад, искренне веря, что рифмованные строки защитят дом от злых духов, тягуче и плавно разливались по пахнущему деревом и свежим хлебом крестьянскому дому. Умиротворённое лицо спавшего ребёнка, на которое порой бросала любящий и ласково-нежный взгляд мать, заставляло верить в то, что в этой простой, но чистой хижине царит благоденствие. Ведь мир и порядок — залог человеческого счастья, особенно семейного. Но брови женщины были сведены к переносице, из-за чего лоб прорезала глубокая, напряжённая складка, а грудной, чуть хрипловатый голос звенел, трогая любого услышавшего за самую душу. В песне звучала тоска, та, которую никак нельзя было изгнать, которая прочно завладела всеми мыслями девушки, терзала её, и она всю эту боль и печаль отдавала песне, идущей из самого её сердца. На улице не было ни души, только порой проезжала какая-то телега, запряжённая в тяжело идущую низенькую лошадку. Женщина смотрела в окно и думала, что она тоже похожа на эту печальную, уставшую лошадь: заливные луга там близко, только ступи чуть вбок, а нельзя, никак не дойти до них, хоть всю жизнь свою тени шею в сторону благодатной, душистой зелени.
С шумом отворилась дубовая дверь, и в дом вошёл высокий, крепко сложенный мужчина в широкой куртке и добротных портах. Женщина оборвала песню и воровато оглянулась, тут же растянув губы и кивнув головой.
— Соскучилась одна, красавица? — весело спросил он, улыбнувшись алыми, мясистыми губами, а в его глазах заплясали игривые огоньки, любовно рассматривая хорошенькое личико повеселевшей женщины. Он подошёл к люльке, с удовлетворением оглядел лицо дочки и обернулся к жене.
— Ох, как скучала, милый мой! — опустила она прялку, поднялась с табурета и, поднявшись на носки, обвила шею мужа руками. — Устал, поди, есть хочешь…
— Нет, яхонтовая моя, я вернулся на минуту: трубку свою забыл, да новость тебе печальную принёс: умер наш король, представляешь? На охоте, будь она неладна!
Женщина, опустившая ему голову на плечо, вздрогнула, расцепила руки, и, словно обжёгшись, отпрянула от мужчины. С лица её схлынул цвет и очаровательный румянец, а глаза, ставшие из больших поистине огромными, наполнялись чистыми, готовым в любую секунду побежать по побледневшим щекам слезами.
— Король… умер? — одеревеневшим от ужаса и горя голосом переспросила она, будто надеясь, что она ослышалась, или что муж просто что-то не совсем понятно ей объяснил.
— О, властительница моего сердца, не плачь! — приобнял за плечи безвольно стоявшую перед ним жену. — Да, убился наш король, упокой, Господи, его душу! Пришпорил лошадь на охоте, за ланью какой, что ли, погнался, а тут на тебе — лошадь взбесилась да и понеслась в чащу, аки дьявол в неё вселился. Слуги за нею, да где уж догнать! Так и проискали его полдня, да какой-то пастушок нашёл мальчишку нашего под дубом с головой пробитой. Говорят, он уж и дух-то давно испустил, пока все всполошились и к указанному дереву прискакали… Да не убивайся ты так! — мужчина поцеловал всё ещё невидяще смотрящую перед собой жену в лоб и подошёл к камину. — Вот кому сейчас тяжело, так это королеве, мученице нашей. Говорят, поседела аж вся, бедняжка. Волосы и так были светлыми, словно лён, так сейчас совсем как у старухи. Говорят, как кинула с себя венец-то свой, мужа представившегося увидав, как завыла, ух, словно волчица щенков своих потеряла… Да и детей-то у них не было, кто теперь править будет!
Мужчина покачал головой и, пробормотав что-то себе под нос, выпил из кружки крепкой настойки. Вторую он поднёс жене.
— Ах, соловейчик мой, выпей, а то аж сердце обливается, как ты, голубка, за всех переживаешь!
Женщина негнущимися пальцами схватила кружку и дрожащими руками поднесла к обескровленным губам. Выпив болтавшуюся на дне жидкость, она зажмурилась и быстро отправила в рот кусок услужливо протянутого ей мужем мякиша. Мужчина убрал кружки и, взяв трубку, закусил мундштук зубами.
— Радость моя, твой лик столь мрачен! — чуть шепелявя, лаского сказал он. — Не печалься, король наш сейчас в лучшем мире, чем был здесь. Ой, горе-то какое, надо бы купить черного бархата тебе на платье, да мне на камзол. Какой красавец он был, наш блаженный король! Царствие ему небесное, да что там… — мужчина провёл ладонью по засаленным волосам и, вытащив трубку изо рта, поцеловал жену. Та, чуть покачнувшись, протянула руку и оперлась на каминную полку.
— Приходи скорее, страшно мне одной, — умоляюще посмотрела она в глаза мужчине. Тот нахмурился и жалостливо погладил её по щеке.
— Цветок мой весенний, я прибегу, как только смогу освободиться. А ты пока с дочуркой посиди, не одна же всё-таки, — он улыбнулся и, оправив сюртук и бросил последний, полный обожания взгляд на жену, вышел из дома, захлопнув дверь.
От громкого звука ребёнок в люльке проснулся и тихо захныкал. Женщина, прислонившись к стене, сползла вниз и беззвучно зарыдала, судорожно всхлипывая и растирав лицо грубой тканью льняного передника. Грудь, затянутая лифом, тяжело вздымалась, плечи мелко тряслись, а раскрасневшееся лицо заострилось, потеряв всю свою очаровательную мягкость. Малышка в колыбели начала кричать громче, возмущалась, что кто-то посмел забыть о ней, и девушка, поспешность встав и утерев слёзы, подошла к дочери.
— Тише, деточка, тише, — шмыгнув носом, она взяла маленький свёрток на руки и поглядела в светло-серые глаза дочери. Проведя рукой по мягким, совсем коротким волосам дочки, женщина начала осторожно качать её. — Мама тоже плачет, потому что он умер. Представляешь? Больше он никогда не прийдёт, никогда. Никогда, никогда… — сипло начала повторять она, словно в бреду, инстинктивно прижимая разволновавшееся дитя к груди.
В доме было тихо, только губы женщины всё ещё шевелились, не то жалуясь на судьбу, не то читая слова молитвы. За окном не было ни единого дуновения ветерка, вся природа замерла, словно воздавая сполна за страшное горе, свидетельницей которого она стала. И не скажешь, кто был несчастнее в ту длинную, тёмную ночь — поседевшая королева, рыдавшая в огромном замке, или простая женщина с навеки остекленевшими тёмными глазами.
МАСКАРАД В ПАРКЕ
Луна освещает карнизы,
Блуждает по гребням реки…
Холодные руки маркизы
Так ароматно-легки.
«О принц! – улыбаясь присела, —
В кадрили вы наш vis-à-vis», —
И томно под маской бледнела
От жгучих предчувствий любви.
Вход скрыл серебрящийся тополь
И низко спадающий хмель.
«Багдад или Константинополь
Я вам завоюю, ma belle!»
«Как вы улыбаетесь редко,
Вас страшно, маркиза, обнять!»
Темно и прохладно в беседке.
«Ну что же! пойдем танцевать?»
Выходят. На вязах, на кленах
Цветные дрожат фонари,
Две дамы в одеждах зеленых
С монахами держат пари.
И бледный, с букетом азалий,
Их смехом встречает Пьеро:
«Мой принц! О, не вы ли сломали
На шляпе маркизы перо?»
ВЕЧЕРНЯЯ КОМНАТА
Я говорю сейчас словами теми,
Что только раз рождаются в душе.
Жужжит пчела на белой хризантеме,
Так душно пахнет старое саше.
И комната, где окна слишком узки,
Хранит любовь и помнит старину,
А над кроватью надпись по-французски
«ayez pitiè de nous».
Ты сказки давней горестных заметок,
Душа моя, не тронь и не ищи…
Смотрю, блестящих севрских статуэток
Померкли глянцевитые плащи.
Последний луч, и желтый и тяжелый,
Застыл в букете ярких георгин,
И, как во сне, я слышу звук виолы
И редкие аккорды клавесин.
СЕРОГЛАЗЫЙ КОРОЛЬ
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно
сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»
Руки голы выше локтя,
А глаза синей, чем лед.
Едкий, душный запах дегтя,
Как загар, тебе идет.
И всегда, всегда распахнут
Ворот куртки голубой,
И рыбачки только ахнут,
Закрасневшись пред тобой.
Даже девочка, что ходит
В город продавать камсу,
Как потерянная бродит
Вечерами на мысу.
Щеки бледны, руки слабы,
Истомленный взор глубок,
Ноги ей щекочут крабы,
Выползая на песок.
Но она уже не ловит
Их привычною рукой,
Все сильней биенье крови
В теле, раненном тоской.
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики.
…А я была его женой.
Сегодня мне письма не принесли:
Забыл он написать или уехал;
Весна как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Сегодня мне письма не принесли…
Он был со мной еще совсем недавно,
Такой влюбленный, ласковый и мой,
Но это было белою зимой,
Теперь весна, и грусть весны отравна,
Он был со мной еще совсем недавно…
Я слышу: легкий трепетный смычок,
Как от предсмертной боли, бьется, бьется,
И страшно мне, что сердце разорвется,
Не допишу я этих нежных строк…
НАДПИСЬ НА НЕОКОНЧЕННОМ ПОРТРЕТЕ
Взлетевших рук излом больной,
В глазах улыбка исступленья.
Я не могла бы стать иной
Пред горьким часом наслажденья.
Он так хотел, он так велел
Словами мертвыми и злыми.
Мой рот тревожно заалел,
И щеки стали снеговыми.
И нет греха в его вине,
Ушел, глядит в глаза другие,
Но ничего не снится мне
В моей предсмертной летаргии.
Сладок запах синих виноградин…
Дразнит опьяняющая даль.
Голос твой и глух и безотраден.
Никого мне, никого не жаль.
Между ягод сети-паутинки,
Гибких лоз стволы еще тонки,
Облака плывут, как льдинки,
льдинки
В ярких водах голубой реки.
Солнце в небе. Солнце ярко светит.
Уходи к волне про боль шептать.
О, она, наверное, ответит,
А быть может, будет целовать.
ПОДРАЖАНИЕ И. Ф. АННЕНСКОМУ
И с тобой, моей первой причудой,
Я простился. Восток голубел.
Просто молвила: «Я не забуду».
Я не сразу поверил тебе.
Возникают, стираются лица,
Мил сегодня, а завтра далек.
Отчего же на этой странице
Я когда-то загнул уголок?
И всегда открывается книга
В том же месте. И странно тогда:
Всё как будто с прощального мига
Не прошли невозвратно года.
О, сказавший, что сердце из камня,
Знал наверно: оно из огня…
Никогда не пойму, ты близка мне
Или только любила меня.
Вере Ивановой-Шварсалон
Туманом легким парк наполнился,
И вспыхнул на воротах газ,
Мне только взгляд один запомнился
Незнающих, спокойных глаз.
Твоя печаль, для всех неявная,
Мне сразу сделалась близка,
И поняла ты, что отравная
И душная во мне тоска.
Я этот день люблю и праздную,
Приду, как только позовешь,
Меня, и грешную и праздную,
Лишь ты одна не упрекнешь.
Я живу, как кукушка в часах,
Не завидую птицам в лесах.
Заведут – и кукую.
Знаешь, долю такую
Лишь врагу
Пожелать я могу.
ПОХОРОНЫ
Я места ищу для могилы,
Не знаешь ли, где светлей?
Так холодно в поле. Унылы
У моря груды камней.
А она привыкла к покою
И любит солнечный свет.
Я келью над ней построю,
Как дом наш, на много лет.
Между окнами будет дверца,
Лампадку внутри зажжем,
Как будто темное сердце
Алым горит огнем.
Она бредила, знаешь, больная,
Про иной, про небесный край,
Но сказал монах, укоряя:
«Не для вас, не для грешных рай».
И тогда, побелев от боли,
Прошептала: «Уйду с тобой».
Вот одни мы теперь, на воле,
И у ног голубой прибой.
Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
И солнце, бледный тусклый лик —
Лишь круглое окно;
Я тайно знаю, чей двойник
Приник к нему давно.
Склонился тусклый мертвый лик
К немому сну полей,
И замирает острый крик
Отсталых журавлей.
НАД ВОДОЙ
Стройный мальчик пастушок,
Видишь, я в бреду.
Помню плащ и посошок
На свою беду.
Если встану – упаду.
Дудочка поет: ду-ду!
Мы прощались, как во сне,
Я сказала: «Жду».
Он, смеясь, ответил мне:
«Встретимся в аду».
Если встану – упаду.
Дудочка поет: ду-ду!
О глубокая вода
В мельничном пруду,
Не от горя, от стыда
Я к тебе приду.
И без крика упаду,
А вдали звучит: ду-ду.
Три раза пытать приходила,
Я с криком тоски просыпалась
И видела тонкие руки
И красный насмешливый рот:
«Ты с кем на заре целовалась,
Клялась, что погибнешь в разлуке,
И жгучую радость таила,
Рыдая у черных ворот?
Кого ты на смерть проводила,
Тот скоро, о, скоро умрет».
Был голос как крик ястребиный,
Но странно на чей-то похожий,
Все тело мое изгибалось,
Почувствовав смертную дрожь.
И плотная сеть паутины
Упала, окутала ложе…
О, ты не напрасно смеялась,
Моя непрощенная ложь!
1911Анна Ахматова. Худ. Н. Альтман, 1914 г.
АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ ПРОЗА
…Звуки в петербургских дворах… Звук бросаемых в подвал дров. Шарманщики, точильщики, старьевщики…
Дымки над крышами. Петербургские голландские печи. Петербургские камины… Петербургские пожары… Колокольный звон, заглушаемый звуками города. Барабанный бой, так напоминающий казнь. Санки с размаху о тумбу на горбатых мостах, которые теперь почти лишены своей горбатости. Последняя ветка на островах всегда напоминала мне японские гравюры. Лошадиная обмерзшая в сосульках морда почти у вас на плече. Я почти что все «Четки» сочинила в этой обстановке, а дома только записывала уже готовые стихи…
Книга вышла 15 марта 1914 г. старого стиля, и жизни ей было отпущено примерно шесть недель. В начале мая петербургский сезон начинал замирать, все понемногу разъезжались. На этот раз расставание с Петербургом оказалось вечным. Мы вернулись не в Петербург, а в Петроград, из XIX века сразу попали в XX, все стало иным, начиная с облика города…
и всех поклонников Ахматовой…
СЕРОГЛАЗЫЙ КОРОЛЬ
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашел
И на работу ночную ушел.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ее погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»
Царское Село
Несколько лет назад меня попросили написать интерпретацию «Короля». Я тогда написала, но перечитывая, подумала, что была не совсем права и добавила последний абзац. Вообще-то я очень иронично отношусь к идее пересказывать стихи прозой… «Сероглазый король» — самое знаменитое и, пожалуй, самое загадочное стихотворение Ахматовой. Иногда его называют балладой. Когда-то его считали посвященным Блоку, но Ахматова не подтвердила догадки, тем более что романа с Блоком у нее не было (зато был с Гумилевым). В стихотворении звучат вечные мотивы лирической поэзии: любовь, измена, месть. В нем много таинственного, недосказанного, что дает возможность для различных трактовок…
Несомненно лишь, что женщина, от имени которой написано стихотворение, любит сероглазого короля. И любит очень сильно, так сильно, что прославляет безысходную боль, вызванную потерей любимого (впрочем, первые и последние 2 строки могут принадлежать и автору, заключая стихотворение в рамку). Этой болью она будет жить очень долго, и эту боль она будет беречь и любить и радоваться ей…
Все же остальное в стихотворении весьма зыбко и туманно. Кто эта женщина, любил ли ее король, от него ли унаследовала ее дочка серые глазки, знал ли об этой любви ее муж, видимо, близкий к королю, поскольку сообщает подробности его смерти, была ли эта смерть случайной, или муж нашел возможность отомстить за измену и с холодной жестокостью рассказал об этом жене? И где все это происходит, как называется королевство сероглазого короля? Был он старым или молодым? Конечно, хочется, чтобы —
молодым и красивым. И что случилось у старого дуба?..
Впрочем, для Ахматовой все это не имеет никакого значения. Сероглазый король умер, осталась безысходная боль. О трагедии любви Анна Андреевна пишет с присущей ей сдержанностью и тонкостью, с той простотой, что сродни библейскому: «Сильна, как смерть любовь — и стрелы ее — стрелы огненные». В стихотворении нет ни одного лишнего слова и — море чувств, бездна ассоциаций. Уход от современности в условный мир, столь характерный для поэзии Серебряного века, позволяет создать вечные образы любви и смерти…
Но ведь ничего же не известно. А что если сероглазая малышка — внучка короля? Но бастардов не прятали, а обласкивали, давали титулы и земли. И потом, если бы это было написано прозой, можно было бы сомневаться. А стихи — это же музыка. Произнесите их вслух, что вы слышите? Бесконечное повторение «л» придающее стихотворению нежность, изысканное скольжение, постоянно возвращающее к ключевому слову «любовь», слову, так и несказанному, но легко угадывающемуся…
Написанное 4-хстопным дактилем, стихотворение очень музыкально, но в нем угадывается не романс, а печальная песня в духе менестрелей или Сапфо. С шедеврами эллинской певицы любви стихотворение роднит не только общая тональность, но и сам метр стиха. Написанное наиболее распространенным в российской поэзии ямбом, стихотворение звучало бы иначе.
И все равно что-то не связывается, выпадает. Что? Слово «работа»: службу королю вряд ли называли бы таким скучным буржуазным словом. Похоже, муж не имел никакого отношения к королю, а обстоятельства его смерти просто услышал или прочитал. Тогда женщина не была знакома с королем, он не подозревал о ее любви и, возможно, обожал свою королеву. А серые глаза дочки? Говорят, так бывает. Она жила в мире скуки и серости, но мечтала о неземной любви, она придумала себе эту любовь, она жила ей и родила дочку…с глазами короля…
Да простит меня Анна Андреевна! И с днем рождения!..
