Илья Муромец
Русь – земля моя родная —
Городов великих мать:
Не найти конца и края
И на счёт не сосчитать.
Залюбуешься невольно,
Став на видный косогор:
Здесь и соколу раздольно,
И для всадника простор;
Тут и синие озера,
Тут и реки, и моря…
Оглядеть не хватит взора —
Русь, короче говоря.
Зверь диковинный плодится
Среди зарослей густых,
И равнина золотится
От колосьев налитых;
Дичь летит в силки да клети,
Рожь, пшеница – в закрома;
А в расставленные сети
Рыбка просится сама.
Люди русские, когда-то,
В очень давние года,
Жили вольно и богато,
Процветали города.
Богатырские дружины
Охраняли их покой;
У князей на именины
Пиво пенилось рекой.
Всяк там пил – не напивался,
Всяк там весел был и рад.
Среди прочих выделялся
Знаменитый Киев-град.
Слабых тут не обижали,
И за добрые дела
Князя Солнышком прозвали,
Как гласит о нём молва.
Временами, если нужно,
Князь устраивал суды;
С городами жили дружно,
Коли не было вражды.
Иногда случались свары
И недобрые шаги,
А мирили всех – тугары —
С Русью давние враги.
Вороньём летели с юга;
Города несли урон,
И сердиться друг на друга
Тут уж было не резон –
Распивали мировую,
Мчались шустрые гонцы,
И в дружину боевую
Набирались молодцы.
Но случались неувязки
И лихие времена;
И в начале нашей сказки
На Руси была война.
Не спокойно тут, не тихо —
Стонет гром на небесах;
Разгулялось злое Лихо
В тёмных Муромских лесах;
И тугарин навалился,
Чуя слабые места;
Да разбойник объявился
У Калинова моста.
Перекрыты все дороги,
Перерезаны пути;
Попросили бы подмоги —
Не осмелятся пойти –
Свиста-посвиста боятся
Да лихих тугарских стрел.
Кто тайком хотел пробраться,
Тот едва ли уцелел.
Обложили, запугали,
Дань велели собирать;
Потеснили, поприжали
Городов великих мать.
Славных песен не поётся,
И не радует заря.
Неужели не найдется
На Руси богатыря?
Эй, герои удалые,
Окажите честь гостям!
И пошли волхвы седые
По нехоженым путям,
По неведомым дорожкам,
Куда ветром понесло.
А идти усталым ножкам
В Карачарово село.
Там – у Мурома, у града,
Где Смородинка бежит,
В срубе крепкого уклада
Добрый молодец сидит –
Не ходячий сын Ивана
По прозванию Илья;
У него на сердце рана,
Дума горькая своя.
Он и рад бы потягаться —
Злую силу покарать,
Да не встать, не приподняться
И меча не удержать.
Обрывалась путь-дорога
У высокого крыльца;
Старцы – путники с порога
Вопрошали молодца:
“Не подашь ли нам напиться?
Не сочти себе за труд.
Может грех какой простится
Или боги что дадут”.
Отвечал Илья: “Что боги,
Я и рад бы услужить,
Да мои больные ноги
Не хотят со мной дружить.
И рукам бы – меч каленый,
Но поднять не хватит сил.
А иначе пёс хваленый
Головы бы не сносил”.
“Не тужи, Илья, о старом,
О прошедшем не жалей.
Ты с особенным отваром
Встань-травы возьми, испей.
Эта травка из могилы
Может мертвого поднять.
Не прибавилось ли силы?
Пригуби-ка ты опять,
Пей, Илья, водичку нашу”,-
Молвил праведник седой,
Подавая трижды чашу
С чудодейственной водой.
Молодец за три приёма
Все до капли осушил,
Крякнул (чуть потише грома),
Ладно что не оглушил;
Не спеша повел плечами,
И одернув поясок,
Встал горой над ходоками,
Аж под самый потолок.
То-то счастье привалило —
Праздник матери с отцом;
Даже солнце засветило
Ярким радужным кольцом,
День погожий разыгрался
У Смородинки – реки.
А Ильюшенька старался —
Выворачивал пеньки,
Подравнял бугры да кочки,
Скинул камни, валуны…
Воротясь, испил из бочки,
Не жалеючи спины;
Старцам в пояс поклонился,
За траву благодаря.
А народ-то как дивился,
Увидав богатыря:
Тридцать лет сидел колодой,
А поднялся, да какой!
Видно, матерью-Природой
Заповедан был покой.
Берегла, видать, до часа,
Сил не тратя без нужды,
Для Руси великой Спаса
От нечаянной беды.
А герой, собравшись с силой,
Чтоб не думать, не тужить,
От скамьи своей постылой
Рвется Киеву служить:
“Кабы меч теперь булатный
Да хорошего коня,
И отец на подвиг ратный
Чтоб напутствовал меня.
Велика беда стучится;
Хоть за славой не гонюсь —
Постоял бы, коль случится,
За обиженную Русь”.
Мать с отцом, почти не споря,
Снарядили сына в путь.
Им – от радости до горя —
Только руку протянуть:
Не успели надышаться
На любимого сынка,
Как уже пора прощаться —
Жизнь у счастья коротка.
У волхвов своя дорога;
Кто постарше, говорит:
“Тут за речкой у порога
Горка чудная стоит.
Под горою есть темница,
Там за дверью взаперти
Богатырский конь томится.
Дверь так просто не найти:
Там и травка не примята,
Ни заметок, ни следов;
Дверца камешком прижата,
Весом камень в сто пудов.
А под ним-то – меч булатный
Святогора самого.
Коль готов на подвиг ратный —
Отодвинь поди его;
Конь добром тебе послужит,
Меч от ворога спасёт.
Видишь – ворон в небе кружит —
Весть недобрую несёт”.
Поспешил Илья в дорогу;
Первый день идёт, второй,
В третий – выбрался к порогу.
Вот и камень под горой.
Витязь духом не смутился —
Подналёг, что было сил, —
Камень, вздрогнув, откатился —
Дверцу тайную открыл:
Сталь на солнце засверкала —
По глазам лучами жжёт;
В глубине большого зала
Бурый конь копытом бьёт.
На стене колчан дублёный
И тугой дубовый лук,
Рядом шлем позолочённый,
Булава для крепких рук,
Серебристая кольчуга,
Два походных сапога —
Всё припрятано для друга,
Только стрелы – для врага.
Конь на голос отозвался —
Потихонечку заржал,
Головой к плечу прижался,
Знать, хозяина признал.
“Что ж, пора тебе на волю,
На широкие поля —
Попытать лихую долю”, —
Говорит коню Илья;
Подаёт ему напиться…
И отправились вдвоём —
С неприятелем сразиться,
Потягаться с Соловьём.
Шли полями да лесами,
По дорогам, без дорог;
Ели то, что под ногами,
Спали тут же – кто как мог.
Незаметно вышли к речке,
Что Смородинкой зовут.
Бурый дёрнулся в уздечке —
Неспокойно видно тут.
То ли ветер в поле воет,
То ли волки в круг сошлись:
Конь копытом землю роет,
Не идёт, хоть провались –
То дрожа широким крупом,
Робко пятится назад,
То замрёт, как над уступом,
То затопчется не в лад.
“Не крутись, — коня жалея,
Крикнул Бурому Илья, —
Али ты учуял Змея,
Иль услышал Соловья,
Иль какую волчью стаю?
Ишь как уши навострил;
Думал я не испытаю
На тропе поганых сил?
Что без дела суетиться,
Чай мы ростом не малы!
А шумнёт какая птица,
Так не жалко и стрелы.
Живо выбьем самозванцу
Дурь из птичьей головы.
Не топтать ему – поганцу
Нашей Муромской травы”.
Тут листва зашелестела,
Закричало вороньё,
С дуба нечисть засвистела,
Выдав логово своё.
Разлетелись зверь и птица,
Сосны клонятся к земле,
А Илья стоит, крепится,
Чудом держится в седле.
“Это что за рать такая —
Задрожала с полсвистка, —
Гаркнул, щёки раздувая,
Им разбойник свысока, —
Не тебе со мной тягаться,
Глупый лапотник-мужик”.
“Погодил бы похваляться”, —
Отвечал Илья на крик;
Замахнулся в полразмаха,
Да подкинул булаву,
И диковинная птаха
Враз слетела на траву.
Богатырь её за шею,
Да к высокому седлу:
Не вредить ему – злодею
Карачарову селу,
Не свистать ему – вражине
Над Смородинкой – рекой.
И сошёл на Русь отныне,
Хоть недолгий, но покой.
На полях запахла мята —
Любо-дорого вдохнуть…
Урезонив супостата,
Богатырь пустился в путь,
Ярких встреч не избегая,
Темных мест не обходя,
Честь свою оберегая,
Славу русскую блюдя.
Вот и Киев хлебосольный,
Ладно рубленый, резной.
Угодил защитник вольный
Прямиком на пир честной.
Не вместив всего народа,
Веселился княжий двор —
В честь удачного похода,
Славя мирный договор.
Угощались – чем богаты,
Да на что хватало сил.
А Илья – наверх – в палаты
Мимо лавок поспешил.
Конь остался у забора,
От дворца невдалеке.
Чуя близость приговора,
Соловей затих в мешке –
Не шумнёт, не шелохнётся,
Как запуганный птенец.
А вино рекою льётся.
И не видно, где конец.
Яства новые разносят,
Речи громкие звучат;
Гусляров ещё не просят —
Струны звонкие молчат.
Похваляются бояре,
Соревнуясь меж собой;
За столом в хмельном угаре
Не один расписан бой:
Кто с Горынычем схватился,
Кто подранил Соловья,
Кто в походе отличился,
Наступая в два копья.
Под шумок, под разговоры
Кубки требуют налить.
Кое-где вскипают ссоры —
Славу трудно поделить.
Впрочем, слава за Добрыней,
Как и добрая молва.
Не скупятся князь с княгиней
На хорошие слова;
Поднимают раз за разом
Кубки, полные вина;
И особенным указом
Воздают ему сполна.
Поглядел, полюбовался
На рассказчиков Илья,
Полным именем назвался,
Намекнул на Соловья,
Что зашёл не похвалиться
И не славы одолжить,
А хотел бы, коль случится,
Службу Киеву служить.
Не поверил князь суровый
На слова богатырю:
Принесли мешок холщёвый,
Сняли хитрую петлю;
“Что ж, показывай добычу,
Карачаровский мужик.
Я без дел не возвеличу, —
Князь заметил напрямик, —
По одежке не встречаю,
Не смекнув, не говорю;
Не соврал – повеличаю,
По заслугам одарю;
Обманул – пойдешь в темницу,
Чтоб не вралось наперед.
Доставай-ка чудо-птицу,
Пусть потешится народ”.
Богатырь не стушевался,
Перед князем не сробел,
И разбойник постарался —
Что есть мочи засвистел.
Гости кинулись под лавки,
Разбежались – кто куда.
Если б не было удавки —
Натерпелись бы вреда.
Богатырь, уняв пичугу,
Проводил его с концом
И за ратную заслугу
Был пожалован кольцом,
Принят Киевом на службу,
(Оказалось, что не зря);
И навек скрепили дружбу
Славных три богатыря;
На троих делили славу,
Защищая Русь свою…
Но на дальнюю заставу
Князь напутствовал Илью.
Он и силою удался,
И умом не так-то прост.
Остальным черед достался —
Сторожить Калинов мост,
Караулить Чудо – Змея
У змеиной, у горы,
Да рубить его – злодея,
Если выйдет из норы.
Много нечисти в ту пору,
Грешным делом, развелось —
С колдовства да с наговору…
Сами знаете, небось.
Что-то вымели с позором,
Что-то с чучелом сожгли…
А Илья стоял дозором
У границы Русь-земли;
Бил стрелою супостата
На развилке трех дорог:
Поглядеть, чем Русь богата,
Не один спешил сапог.
Часто не было отбою
От непрошенных гостей.
Он коня готовил к бою,
Меч затачивал острей:
И руке его забава,
И скакун побегать рад;
И гремит по миру слава,
И ликует Киев-град.
Только киевским боярам
Нет спокойного житья;
Затаили зло недаром —
Не забыли Соловья.
Шлют доносы, небылицы
Шепчут князю во хмелю.
И от киевской границы
Отзывает он Илью,
Да велит надеть колоду,
Лишних слов не говоря,
И на год – на хлеб и воду
Посадить богатыря.
Год сидит Илья в темнице,
Волоча житьё-бытьё.
А на киевской границе
Закружилось вороньё:
Калин русскому народу
Острой саблей пригрозил,
Войско тёмное к походу
Приготовил – снарядил.
Под горою Змей проснулся —
Дышит жаром и огнём.
Князь под думою согнулся —
Ночью мается и днём:
Чем от Калина отбиться,
Как злодея извести —
То ли Змею поклониться,
То ли к Муромцу идти?
У кого просить защиты,
Перед кем смирить чело?
Эти Калином разбиты,
Этих чудище сожгло;
Вся дружина разбежалась —
Не дозваться, не собрать.
Наклонилась, зашаталась
Городов великих мать.
Топчут русскую землицу
Кони Калина-царя.
Князю путь один – в темницу —
Пасть к ногам богатыря.
За ключами посылали
Расторопного гонца,
Дверь в темницу отворяли —
Выпускали молодца;
Дорогие угощенья
Князь на блюде подносил,
И растрогавшись, прощенья
Со слезами попросил.
Витязь с князем помирился:
“Что худое поминать?
Насиделся, нагостился —
Надо Змея воевать.
Ты же, князь, ступай к народу —
Слов красивых не жалей,
И коней готовь к походу,
Да покрепче, посмелей,
Чтоб от ветра не шатались
И годились под седло…”
На восходе попрощались;
Солнце красное взошло,
Ветром тучи разогнало —
День погожий впереди,
Будто ночи не бывало,
Словно горе – позади.
Только сердце бьет тревогу,
Грудь могучую тесня,
И торопит на подмогу
Добрый молодец коня.
Там ослабшая дружина
Выбивается из сил:
Змей – проклятая вражина —
Злого духу напустил;
И земля вокруг дымится,
И трава огнем горит:
Там и многим не пробиться,
И один не устоит.
Смертью дышит на героя
Грозный огненный язык,
Но спешит на поле боя
Карачаровский мужик:
Шлем на нем позолочёный,
Впереди железный щит,
Меч, в сраженьях закалённый,
Ярче золота блестит.
Конь под Муромцем резвится —
Жаром пышет из ноздрей —
То взлетит, а то помчится
Ветра буйного скорей.
Наскочили, налетели,
Да ударили с плеча;
И другие подоспели
Да рубили в три меча.
И Добрыня отличился,
И Алеша преуспел.
Долго Змей ещё дымился
И обрубками пыхтел.
Совершив обряд по Змею,
Славных три богатыря
От границ погнали в шею
Войско Калина-царя.
Не топтать поганой стае
Русской матушки-земли.
За покой в родимом крае
Вои многие легли –
Конным рядом не прискачут,
Пешим строем не дойдут;
Жёны, матери поплачут,
Честь героям отдадут;
И восславится свобода,
И опять наступит мир…
В честь успешного похода
Во дворце затеют пир,
Будто не было печали
И не веяло бедой.
Там и Муромца венчали
С полонянкой молодой.
На Руси не пишут сказки
Без счастливого конца;
И какой же пир без пляски,
Без крепленого винца!
Всяк там пил и веселился,
И подарки подносил.
Я там был, да не напился,
А усы лишь намочил.
——————————————————-
Три богатыря. Читать
текст русской былины о богатырях
Русские былины читать
В давние времена жил на юге бедный старик. Рано утром уходил он в горы, до самого вечера рубил дрова, а вечером продавал дрова на рынке. Тем он и жил, потому что не было у него ни земли, ни сада. Вот как-то раз пришёл старик в горы, вдруг слышит – плачет кто-то жалобно, тоненько, будто комар пищит. Подошёл старик к тому месту, откуда плач раздавался, видит – лежит в траве крохотный мальчик и горько плачет. Жалко его старику стало. Снял он с себя рубаху, завернул в неё малыша и принёс домой.
С тех пор стал мальчик у старика жить. Напоит его старик молоком и уйдёт за дровами, а малыш в колыбели лежит, старика дожидается. Долго ли, коротко ли, вырос мальчик большим и сильным. Начнут ребята друг с другом бороться – всех поборет, побегут наперегонки – первым прибежит. Вот его и прозвали «Чансу», что значит «богатырь».
В один прекрасный день пришёл Чансу к старику и говорит:
– Возьми меня, отец, в горы. Я тоже хочу дрова рубить. Засмеялся старик:
– Куда тебе в горы, Чансу? Мал ты ещё ходить туда. А Чансу не отстаёт:
– Посмотри, какой я сильный. Недаром ведь меня Чансу прозвали. Согласился старик. Смастерил он маленькое чиге (Чиге – приспособление для переноски тяжестей за плечами), надел его сыну на плечи и повёл мальчика в горы.
Нарубил Чансу дров, набросал полное чиге и домой понёс. Нёс-нёс, а верёвка, на которой чиге висело, вдруг как лопнет – дрова на землю так и посыпались. Уж очень много наложил их Чансу.
Сплёл тогда старик десять верёвок и к чиге привязал. Целый день носил Чансу дрова, а на другой день столько дров наложил, что все десять верёвок полопались.
– Ты бы, сынок, поменьше дров клал, – говорит старик, – тяжесть-то какая.
А Чансу смеётся:
– Разве это тяжесть? Да они словно перышки. Сделай-ка мне, отец, верёвки железные.
Стал старик железные верёвки ковать, Сбежались люди на те верёвки глядеть, и Чансу тоже смотрит, просит потолще сделать. Сделал старик железные верёвки, прикрепил их к чиге. Надел Чансу чиге на спину и пошёл в горы.
Вот уж солнце село, а Чансу всё нет. Стал старик беспокоиться: не заблудился бы сын. Собрал он соседей, и пошли они Чансу искать. Обошли все тропки, заглянули во все расщелины – нет Чансу.
Вдруг видят крестьяне – торчит посреди дороги непонятное что-то: скала не скала, дерево не дерево. Подошли ближе да так и ахнули: стоит перед ними Чансу, столько дров в чиге наложил, что самого за дровами не видно.
Стал ему старик выговаривать:
– Ах ты такой-сякой, тебя вся деревня ищет, а тебе и горя мало! Что ты тут делаешь? Почему домой не идёшь?
– Прости, отец, – отвечает Чансу. – Я уж совсем было домой собрался, да вот ещё одно дерево срубить надумал.
Покачали головой соседи: вот ведь какой силач уродился!
Вернулись они в деревню, а там их недобрая весть встретила: напали на страну жестокие чужеземцы, города и сёла жгут, малых детей убивают.
Узнал об этом Чансу, поклонился отцу в ноги:
– Отпусти меня, отец, страну защищать. Не хочу, чтобы чужеземцы в деревню пришли.
Заплакал старик:
– Как же я без тебя останусь, сынок? Как один жить буду? Да и ты у меня еще мальчик совсем. Ведь их целая орда!
Улыбнулся Чансу:
– Кто на родной земле да за правду борется – всегда победит. Не горюй, отец, прогоним врагов, и вернусь я к тебе.
Сказал он так, взял лук да стрелы и пошёл врагам навстречу.
Шёл он день, шёл другой и дошёл до высокой скалы. Хотел Чансу подойти ближе, да не тут-то было: злой ветер с ног валит, шагу шагнуть не даёт. «Что за чудо? – думает Чансу. – Ведь не было ветра». Огляделся он по сторонам, видит – неподалёку великан спит, а из ноздрей у него такой ветрище дует, что скала шатается.
– Эй ты, проснись! – кричит Чансу.
А великан и не думает просыпаться. Стал тогда Чансу камешками в великана бросать. Вздрогнул во сне великан, как загудит всё вокруг, как затрещат деревья высокие, и вдруг – трах-та-ра-рах! – рухнула скала: великаньего вздоха не выдержала.
Проснулся великан, протёр глаза.
– Кто меня разбудил? – спрашивает. А Чансу ему в ответ:
– Это я, Чансу, разбудил тебя. Подыши немного в сторону, чтобы я к тебе подойти мог.
Стал великан в сторону дышать, а Чансу подошёл и говорит:
– Эх ты, великанище! На страну чужеземцы напали, а тебе и горя мало! Пойдём-ка лучше с врагами сражаться.
Зевнул великан, потянулся:
– Спать хочется… Ну да ладно, пойдём, прогоним гостей незваных, всё равно спать не дадут.
Взял он в руки огромную дубину, что с ним рядом лежала, и пошли они с Чансу дальше. Шли-шли и пришли к широкой реке. Стали Чансу с великаном думать, как через реку перебраться. Вдруг побежала куда-то река, понеслась что есть мочи и исчезла, будто бы её и не было. Перешли Чансу с великаном на другой берег, а там человек сидит. Подмигнул он им хитро, открыл рот пошире, и речка назад потекла, на своё место воротилась.
– Здравствуйте, люди добрые, – сказал человек, что на берегу сидел. – Я знал, что вы через реку перебраться хотите, вот и выпил её на время.
– Спасибо тебе, – отвечает Чансу. – Мы идём с врагами сражаться. Не пойдёшь ли и ты с нами?
– Как не пойти, пойду, – отвечает человек. – Не чужая ведь земля мне, родная. Выпью-ка я на всякий случай речку, может, она нам пригодится.
Выпил он речку, и пошли они дальше втроём.
Шли-шли и повстречали у перевала седую старушку. Увидала их старушка, запричитала:
– Куда же вы идёте, глупые? Впереди вас враги жестокие ждут. Перебили они всех в нашей деревне – одна я спаслась – и дальше идти собираются!
Рассердился Чансу, стукнул кулаком по скале.
– Не пустим врага! – говорит. – Не дадим через перевал пройти!
– Не дадим! – сказал великан и тоже хотел кулаком стукнуть, да побоялся: рухнет скала, много шуму наделает, раньше времени врагов потревожит.
А богатырь, что речку выпил, ничего не сказал, только головой кивнул: боялся он рот открыть – потечёт назад речка, снова тогда пить придётся.
Покачала головой старушка:
– Как же вы с ними справитесь? Вас ведь трое всего, а их тьма-тьмущая!
А Чансу ей в ответ:
– Не бойся, бабушка. Кто на родной земле да за правду борется – всегда победит.
Залез он на дерево и стал вдаль глядеть. А вдали нет никого, только деревья высокие стоят. Вдруг закачались, зашевелились деревья и к перевалу двинулись.
Смотрит Чансу – а это и не деревья вовсе, а полки вражеские, на головах у врагов шлемы надеты, в руках пики острые.
Слез Чансу поскорее с дерева и говорит товарищам:
– Как подойдут враги к перевалу, дуй, великан, во всю мочь, а ты, богатырь, как скажу, открывай рот пошире и выпускай речку на волю.
Спрятались богатыри за скалу и стали врагов поджидать. Скоро за перевалом чужеземцы показались.
– Ну, великан, дуй посильнее, – говорит Чансу.
Лег великан на землю, вздохнул глубоко, надул щёки и принялся сверху дуть.
– Ай-я-яй, – завопили чужеземцы, – спасите, помогите!
Да только кто их спасать-то будет? Пошли на других войной – получайте по заслугам!
Взлетели они в воздух, а тут третий богатырь открыл рот пошире и речку выпустил. И в тот же миг великан дуть перестал.
Попадали незваные гости в реку и потонули все до единого.
А богатыри по домам разошлись. И договорились они в условленном месте встретиться, если снова враг пожалует.
Да только не приходили больше чужеземцы в эти края: богатырей боялись.