Данный текст является дополненной расшифровкой одноименной беседы. Если в человеке не формируется того, что мы можем назвать «культурным человеком», Мир Вещей становится отправной «точкой» формирования его предпочтений и суждений. Человек переключается на внешний по отношению к нему Мир Вещей, сливается с ним, до определенной степени, становясь открытыми навстречу великой подмене – Миром Вещей при бездействии человека формируется внутренний мир человека.
Если такой человек теряет работу, социальный статус, способность приобретать бренды (в его сознании приобщающие его к желаемому уровню Мира Вещей), такой оборот дел воспринимается им как катастрофа. У человека не остается ничего, что осталось бы с ним, когда Мир Вещей отворачивается от него.
В этих условиях актуализируется вопрос, как человеку остаться человеком? Как найти путь к внутреннему миру, сохранить способность к духовной жизни, даже – и находясь среди, на первый взгляд, неблагоприятных для того обстоятельств?
Эпиграфы
Брат [живущий в монастыре] спросил старца насчет работы, на которую был послан. Ему нужно было печь в пекарне для братии обители хлеб. «А работники там мирские, – говорил он, – говорят неподобающе, а мне не полезно это слушать. Даже не знаю, что делать?»
Старец ответил: «Разве ты не замечал, как дети учатся грамоте? Они сидят все вместе, но каждый учит свой урок, а не чужой. Так и ты, внимай себе и изучай свое сердце…»[1].
Выдры – удивительные животные.
Приобретая какой-либо навык, выдра не только сама надолго запоминает его, но и передает его другим выдрам, выдры учат друг друга. «Если одна выдра однажды разгадала головоломку, то все ее друзья – другие выдры, с которыми она часто общается – тоже, столкнувшись с этой задачей, быстро ее решают»[2].
Выдра способна на нешаблонное действие. Когда ее пытаются дрессировать на один какой-то заданный вариант поведения, стимулируя дрессировку рыбой, выдра выдает разные вариации на предложенную ей задачу. «Я по четыре года добиваюсь от моих аспирантов такой вот нешаблонности», – сказал один человек, наблюдавший, как выдра «вплетает» все новые и новые стратегии в предложенную ей модель поведения[3].
Вступление
Если в человеке не формируется того, что мы можем назвать «культурным человеком», Мир Вещей становится отправной «точкой» формирования его предпочтений и суждений (одного образования, знаний и книжек без «того самого», что пронизывало бы все эти знания и собирало бы их воедино, – недостаточно для защиты от вторжения Мира Вещей и от всех приносимых им мечтаний, что показывает трагическая история Юрия Рябинкина – школьника, погибшего в блокадном Ленинграде (см. далее)). Человек переключается на внешний по отношению к нему Мир Вещей, сливается с ним, до определенной степени, становясь открытыми навстречу великой подмене – Миром Вещей при бездействии человека формируется внутренний мир человека.
История Юрия Рябинкина и комментарии к ней приводятся в части 2.3 статьи «Преодоление травматического опыта: Христианские и психологические аспекты» в главе «Апатия, голод – сопротивление “сползанию” в “воронку”, организованную в коре головного мозга паталогической доминантой».
Если такой человек теряет работу, социальный статус, способность приобретать бренды (в его сознании приобщающие его к желаемому уровню Мира Вещей), такой оборот дел воспринимается им как катастрофа. У человека не остается ничего, что осталось бы с ним, когда Мир Вещей отворачивается от него.
В качестве примера можно привести описание трагических реалий, имеющих отношение к международной компании N., головной офис которой находится в стране К.. На очередной финансовый кризис компания ответила масштабными увольнениями, многие из работников офиса получила приказ о увольнении в один и тот же день. Под окнами офиса стояло несколько машин «Скорой помощи» в связи с тем, что работники, живущие непосредственно в этой стране (один человек про жителей этой страны как-то сказал: «Там живут люди, очень хорошие, но абсолютно безбожные») на получении приказа о увольнении реагировали самоубийством: они выкидывались из окна. При том, что уровень социальной помощи, оказываемой государством своим подданным, очень высок, с голоду они вряд ли бы умерли. По мнении одного из работников той самой компании, бросавшиеся в окна люди, проработавшие в компании не один десяток лет, просто не мыслили себя и своей жизни вне компании.
См. беседы из второй части цикла бесед «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря», некоторые мысли о увольнении – в контексте разбора фильма «Мне бы в небо», в пункте 35.
33 Доминанта единства. Навык и изменение восприятия реальности. Проблемы, возникающие при стремлении только к материальным целям, деньгам, успеху в бизнесе.
34 Сектантское мышление и компании. Древний Рим. Среда ломает. Отношение к людям. Вопросы о выживании и успешности.
35 Оценка людей и рабство. Эгоизм и любовь. Разбор фильма «Мне бы в небо». Нет радости. Пустой рюкзак. Выход из тупика, благочестие.
36a Холодная отстраненность и проблема выживания. Самонакручивание персонала. Внутреннее изменение – выход из-под манипуляции.
36b Формирование мечты для заманивания. Юноша-юрист (см. также 38b). Жить по-христиански. Индукция. Внутренняя жизнь и давление среды.
Человека, «внутренность» которого подменена Миром Вещей, можно сопоставить с тем, что один современный автор пишет про Агента Сети. Агент Сети не является субъектом, он становится «представителем» «резидента». В качестве резидента может выступать другой Агент, который, к тому же, может даже и не являться человеком. [От резидента исходит информация, а человек-Агент, встроенный в систему коммуникации, реагирует на информацию в ожидаемом Сетью ключе и ретранслирует эту информацию далее, становясь в свою очередь резидентом для других Агентов].
В отличие от Агента «субъект определяется как человек на высшем для него уровне деятельности, общения, целостности, автономности, как свободный человек, обладающий свободой выбора и принимающий решения о поступках на основе нравственного сознания»[4]. То есть речь идет о формировании, по словам одного профессора, высшего этажа человеческой личности, на которой ставятся такие вопросы как: «Кто я?», «Куда я иду?» и пр..
См., к примеру, главы «Регрессия и исчезновение вертикали», «Искра жизни» из части «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».
Агент является скорее носителем информации, нежели – носителем собственных мыслей. В перспективе Агент может трансформироваться в Искусственный интеллект или стать материалом для него, «когда сапиентность окончательно уйдет от человека» [когда от человека уйдет то, что делает человека человеком]. При таком обороте дел вопрос ставится о замене сознания мышлением. Если сознание связано с мысленной деятельностью человека, то мышление Агента является продуктом коммуникации. Если сознание связано с словом, Логосом, то мышление и интеллект связаны с схемами, знаками, вычислением.
Информация, транслируемая сетью, «задает концептуальную схему представлений о мире, порождающую, если не пытаться ее отрефлексировать, без(д)умный и опасный теоретический презентизм». То есть теряющий себя человек создает в социальных сетях образ себя успешного, и этот образ становится «социальной истиной». Этот образ помогает человеку репрезентовать себя в качестве товара и вступать в коммуникацию с другими. [Вступая в коммуникацию посредством Сети с людьми, разбросанными по планете, человек, как ему кажется, реализует «любовь», несет другим «счастье»]. Тогда как в реальной жизни он существенно отдаляется от тех, кто находится рядом с ним, от живых людей, заменяя общение с близкими людьми общением с «обезличенными аватарами».
Вследствие утраты контакта с близким окружением, разрушается взаимодействие среди семей, школьных классов, трудовых коллективов. [И то время, как человек говорит, что он служит своей деятельностью благу всего человечества делая всех счастливее], в реальности происходит разрыв человека с его культурно-исторической и социальной средой, индивид превращается «в социопата своего естественного окружения». «Утрачивая структурно-социальные связи, человек теряет фундаментальную важность физической реализации самого себя», меняются сами основы представления человека как Homo Sapiens.
Параллельно процессу потери «сапиентности» идет процесс приведения человека «к некоей абстрактной усредненности», лишения его «национальной культуры, традиций, привычек, характера, эмоций» [как декларируется, идет процесс запускается во имя благих целей, во имя того, чтобы менее люди конфликтовали на почве различий]. Национальные культуры подменяются цивилизацией, культура отдельного человека подменяется медиа [образами, речевками, символами, транслируемых Сетью]. Параллельно разворачиваются процессы, вследствие которых «корпорации получают новую управленческую систему, которая позволяет следить за каждым сотрудником, применяя наказание за любое нарушение корпоративных правил, постоянно отслеживать эффективность и мотивацию, стимулируя их в моменты ослабления»[5].
В этом смысле можно привести лозунги Соловецкой тюрьмы, которые чем-то напоминают лозунги современной финансовой структуры. «Ударники отделения, апрельский план должен быть выполнен к 25 числу». «Соревнованием добьемся выполнения контрольных цифр и улучшим свой быт».
Из зарисовок лагерного быта, в некоторых своих «моментах» напоминающего быт людей, живущих в гражданском обществе, можно привести слова трагически погибшего профессора Авдеева. Профессор работал в концентрационном лагере в том бытийном пространстве, которое называется «офис». «…Я работал, – рассказывал он, – счетоводом – на командировке одной, верстах в двадцати от Кеми. Это тоже не легче прачечной или просто каторги… Только я был прикован не к тачке, а к столу. На нем спал, на нем ел, за ним сидел по пятнадцать-двадцать часов в сутки… Верите ли, по целым неделям вставал из-за стола только в уборную»[6] [а водители, работающей в одной современной компании в кабину машины берут пластиковую бутылку для «отправления естественных нужд», так как логистический маршрут, составляемый Искусственным Интеллектом построен таким образом, что у водителей нет пауз даже на реализацию такого род дел].
В этих условиях актуализируется вопрос, как человеку остаться человеком? Как найти путь к внутреннему миру, сохранить способность к духовной жизни, даже – и находясь среди, на первый взгляд, неблагоприятных для того обстоятельств?
Внутренний облик и доминирующий тип реакции
Чтобы разобраться, как нам жить во время рабочего процесса, нужно понимать центральную идею христианства. Во время земной жизни мы формируем в себе те содержания, которые перейдут с нами в вечность. На эту тему можно привести массу высказываний духовных авторов. Некоторые мысли по данному вопросу изложены в главе «Смысл и цель христианской жизни», в первой части статьи «Преодоление травматического опыта. Христианские и психологические аспекты» (см. также названия источников в подстраничных ссылках).
Когда в нас есть это понимание, тогда не приходится искать мотивацию для работы. Любой труд, любая наша активность (мыслительная или внешняя), сопровождается формированием нашего духовного облика. Любые мысли или действие (даже малейшее) накладывают на нас печать. Это переформулированная применительно к нашей беседе мысль Игнатия (Брянчанинова): «Каждое дело, слово и помышление, как благое, так и злое, непременно кладет на нас соответствующую себе печать. Надо это знать и знать»[7].
Наши внутренние содержания формируются из большого числа небольших откликов. Характер, «окрас» этих содержаний обуславливает либо присутствие у нас способности радоваться жизни, либо отсутствие этой способности. Человек, который по-христиански старается жить, думать, мыслить, на любом месте и без видимых причин становится радостен. Над ним работа не довлеет, даже если работы много. Если же человек привыкает брюзжать, роптать, то формируется некий страстный духовный облик. Страсть – доминирующий тип реакции. Все вызывает в нем раздражение и досаду. С этим обликом он переходит в вечность.
Точка опоры и вечность
Виктору Франклу принадлежит мысль: чтобы выжить в экстремальных условиях, нужно иметь опору в будущем. Речь идет о некой точке в перспективе, которая устремлена своим действием из настоящего в будущее. Настоящее может быть кошмарным, но если точка опоры в будущем, то тогда появляется возможность пережить кошмарное настоящее. Франко описывал эту идею очень детально. Для христиан эта точка формируется сама собой – она в вечности.
В вечность забираем то состояние, которое формируем в жизни земной. Любое действие формирует в нас соответствующий отклик, сумма откликов формирует духовные облик. Каждое действие и каждая мысль, таким образом, имеют значение.
Франк писал, что «человек должен быть направлен на какую-то цель в будущем»[8]. Тот, кто не верит в свое будущее, тот погибает. Лишаясь духовной опоры, он позволяет себе опуститься. Душевному упадку предшествует телесный, и этот телесный упадок иногда происходит в виде кризиса, признаки которого хорошо знакомы лагерникам.
Кризис проявляется в том, что однажды человек остается лежать на нарах, отказываясь идти умываться. Он перестает реагировать на удары, отказывается подниматься, он уже ничего не хочет. «Он лежит в собственной моче и экскрементах, но даже это его не трогает».
Опускался тот, у кого не оставалось точки опоры. Человек, который не мог предвидеть конец временного существования, не мог направить свою жизнь к какой-то цели. Не мог ориентироваться на будущее, что нарушало структуру его жизни, лишало опоры. «Сходные состояния описаны в других областях, например, у безработных. Они тоже в известном смысле не могут твердо рассчитывать на будущее, ставить себе в этом будущем определенную цель».
Жизнь такого человека, не имеющего опоры на «цель в будущем» и потому опустившегося, приобретала характер какого-то ретроспективного существования. Вследствие ориентации мысли на прошлое, настоящее обесценивалось, человек переставал видеть возможности воздействовать на действительность. Духовно восстановить и выпрямить человека можно было бы, «сориентировав его на какую-то цель в будущем».
Если человек помнит, что каждое мгновение он формирует в себе отклик, с который войдет в вечность, то у него как бы сама-собой сохранятся возможность присутствия на работе. Под словом «присутствие» подразумевается такой настрой, при котором человек присутствует на работе как целостное существо со всем своим внутренним миром и личностными задачами, а не как «усеченный» и «сведенный» к производственной функции обрубок.
Сохранение личного на работе и идея трезвения
Как сохранить личное присутствие в работе? Существуют светские, полуэзотерические подходы. Например, такие как, жить «здесь и сейчас», идея «осознанности».
Роботизированный человек теряет себя в работе. Чтобы сохранить себя в труде, ему предлагают сконцентрироваться на экране, на кончиках пальцев (когда он, например, набирает текст на клавиатуре). Усилием воли человек концентрирует себя на внешних моментах (мол, он осознает себя «здесь и сейчас» стукающим по клавиатуре), но это приводит только к перегрузке психики.
Чтобы быть «осознанным», «здесь и сейчас», он использует некоторые приемы, смотрит на стену, например. Все это применяется, чтобы быть в «текущем мгновении».
Часто ссылаюсь на монаха, бывшего раньше эзотериком, который практиковал в свое время такие методы. Он как-то сидел и смотрел на стену, «осознавая» себя через это смотрение. А потом он понял, что в отмеченное время он не читал, не молился, а просто сидел и «тупо» смотрел на стену. Или он как-то ходил и концентрировался на своих движениях, чтобы быть «здесь и сейчас» (вот, мол, двинул рукой, а вот, мол, двинул второй рукой). В итоге за несколько часов такой практики он устал так, будто напряженно работал всю неделю. Ему стало понятно, что такого рода практики неестественны для человека, что человек входит в некое аномальное состояние для своего организма.
Кстати, еще академик Ухтомский писал, что «высшее сознание … несет на себе высшие задачи, ему некогда заниматься частностями и деталями, оно интерполирует наскоро [внешнюю реальность], дополняя от себя то, что не успело рассмотреть!»[9] (интерполирует – достраивает образ реальности, использую наработанные ранее представления). То есть, если человек начинает популярную идею «осознанности» воспринимать близко к сердцу, то искусственно смещает акцент во вне на какие-то произвольно выбранные объекты. И, как следствие, что-то перестает замечать в общей картине мира, перестает воспринимать что-то внутри себя и анализировать свои внутренние процессы.
Как аналогия, принцип, применимый в рукопашном бое: щелчок пальцами – человек отвлекся, в это время ему наносится главный удар. В «Книге пяти колец» знаменитый фехтовальщик Миямото Мусаси описывает принцип отвлечения внимания человека в главе «Привести в смущение». Мусаси рекомендует в качестве одного из приемов замысловато двигаться и заставлять противника думать лишние думы, наблюдая за его движением. Когда противник наблюдает за движением, его ловят в некий ритм, что озадачивает его дух. Он приходит в смущение, и его разят, «это – суть схватки».
То есть, если человек напряженно наблюдает за чем-то внешним, еще не значит, что он делает что-то полезное, особенно, если одновременно дух его приходит в смущение и попадает в навязанный извне ритм. После нескольких часов подобной работы, возникает чувство, словно целый день «пахал». Человек выжат как лимон.
Когда человек переключается вниманием на какие-то произвольно выбранные объекты, то при определенных условиях, открывается возможность для «входа» в этого человека. Если человека продержать «вне дома», то открывается возможность для формирования в нем условного рефлекса, препятствовать чему могло бы внимание (но оно сейчас отключено на «смотрение стены»). См. главу «Последствия отключения разумной деятельности ума» из пятой части статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».
Если есть связь со Христом, ты живешь каждую секунду своего бытия, каждая секунда входит в вечность (становится бытийно значимой). И наша задача сделать полноценным каждое мгновение. На каждое мгновение своего бытия человек реагирует как цельная личность, и такое делание не утомляет его, так как такая связь – естественна для человека. Естественным образом получается, что человек следит за каждым своим движением, но такое делание не утомляет его, будучи органически вплетено в общую структуру жизнедеятельности.
Так в частности, святитель Василий Великий писал, что, когда «движешь руку» на дело, «воспевай Бога, и между делом совершай молитву», благодаря Того, кто дал твоим рукам силу. И «таким образом достигнем собранности», прося у Него успеха в делании, воздавая благодарение за преподанную Им силу, стремясь сохранить целью благоугождение Ему[10].
Нечто подобное имел в виду и старец Ефрем Филофеский, размышляя о умной молитве (Иисусовой), которая приближает человека к Богу и соединяет человека с Ним. «Когда человек с Богом, – наставлял старец, – тогда он не сбивается с нравственного пути, потому что следит за каждым своим шагом»[11].
Одновременно необходимо отметить, что, по мысли, святителя Феофана Затворника «внимание одно не бывает в силе». Но тогда внимание сильно, когда реализуется вместе «с трезвением, бодренностию и непрестанною ко Господу молитвою. Сочетай все это, – наставляет он, – и будешь неуловим». Это размышление предлагается им в качестве ответа на ту ситуацию, при которой человек запутывается в цепи помышлений. Эта цепь – «точно хитросплетенная сеть!» Тот, кто пускается вслед мыслей без внимания, будет опутан ими, рискует упасть. Вот почему следует держать око ума «острозорким, посредством строгого внимания ко всему, что происходит в тебе и около тебя».
Святитель Феофан, живший еще до появления сетевых технологий и СМИ, реализуемых на цифровой платформе, имел в виду ту цепь помышлений, которой враг рода человеческого опутывал людей внутри голов. Теперь опутывающая цепь помышления с помощью сетевых технологий как бы выведена наружу, в пространство СМИ и социальных сетей. Соответственно, святоотеческие наставления, обучающие противостоянию манипуляции, транслируемой от врага рода человеческого, становятся актуальными и в контексте темы противодействия манипуляции, транслируемой извне людьми, желающими управлять нашим вниманием.
См. по данной теме главу «О необходимости сохранения любови даже в условиях, которые к этому не располагают. Некоторые рекомендации из святоотеческих творений» из третьей части статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».
«… в уме отпечатываются образы вещей мира … тот, кто знаком с изложенными духовными авторами принципами духовного противостояния страстным отпечаткам, может противостоять и агрессивному воздействию медиа-образов. Тот, кто отрицает существование мира падших духов и факт их влияния на человека, тому затруднительно противостоять и производимой человеческими средствами манипуляции. Она хоть создается и человеческими средствами, но копирует в чем-то тактику демонов. Демоническая тактика формирования в человеке склонностей, желаний и влечений узнается в принципах ведения сетевой войны. “Основой ведения всех сетевых войн является проведение операций … направленных на формирование модели поведения”. … Людям “ничего не навязывается прямым образом, но при этом они делают то, что хотят сетевики, выстраивающие эту модель управления”»[12].
То есть само стремление сохранить связь со Христом рождает в человеке собранность. И её действие, естественно связанное со всем строем жизнедеятельности человека, не утомляет человека, не делает его «упавшим навзничь». Эту мысль можно сопоставить с советом преподобного аввы Дорофея хранить свое устроение (состояние, при котором, в идеале, силы души находятся в равновесии и целокупность человека находится в условиях созидательной связи с Богом). Тот, кто хранит свое устроение, тот зорок, бодр, трезвенен. Сохранить свое устроение, по мысли преподобного аввы Дорофея, – это 3/8 искомого дела, а сделать дело – это 1/8. Например, внести скамейки для лекции в это помещение – это 1/8. И если скамеек не хватает, мы начнем ругаться и потеряем свое устроение, то мы теряем 3/8 всего дела. Если я поругаюсь, то не смогу провести лекцию, даже, если всем есть, где сидеть. Но сохранив внутреннее устроение, смогу провести ее в конструктивном ключе даже, если скамеек не хватает. Если помнишь о своем устроении (которое войдет с тобой в вечность), тогда каждая секунда становится осмысленной.
«Пусть ваша любовь друг к другу, – наставляет преподобный авва, – побеждает всё случающееся». Какое бы ни было дело, не стоит делать его со спорами и смущением, так само дело, будучи исполнено, есть только «восьмая часть искомого; а сохранить своё устроение, если и случится от этого не исполнить дела, есть три восьмых с половиною». Потому, кто хочет совершенным образом исполнить дело, пусть не только исполнит его, но и сохранит свое устроение. «Если же для того, чтобы исполнить дело вашего служения, будет надобность увлечься, отступить от заповеди и повредить себе или другому, споря с ним, то не следует терять три восьмых с половиною для того, чтобы сохранить одну восьмую». Разрушающие свое устроение при реализации служения, исполняют свое служение неразумно[13].
Когда человек пытается не только исполнить дело, но и сохранить при том свое устроение, у него как бы сами собой формируются новые конструктивные навыки, в нем рождается как бы новый человек. В этом смысле можно привести в качестве комментария слова одного повара, который не только занимался своими профессиональными обязанностями, но и старался при том не потерять молитву, думал о том, как на богослужение в храм, по возможности, попасть. Вследствие реализации усилий, ненаправленных на сохранение устроения, он стал чувствовать, что внутри него стал рождаться как бы новый человек.
См. подробнее главы «Связь с Христом», «Связь с Христом, дополнительный афферентный комплекс и акцептор действия» из третьей части статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».
Главу «Связь с Христом и точка опоры» из части 4.1 статьи «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря».
Глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать
То есть, как бы слой за слоем, рождались глаза, которые видят, и уши, которые слышат. Этот новый человек может ставить перед собой вопросы, которые недоступны были для понимания человека прежде. Прежде, оставаясь как бы «на своем этаже», человек пытался разобраться в жизни, но ни концов, ни выходов сыскать не мог. Развиваясь, человек становится способным по-иному взглянуть на окружающее его и происходящее в нем.
Дело здесь – не с избитой фразе: посмотри на всё иначе. Человек с сформировавшимся углом зрения, выработавший определенные жизненные навыки просто не может посмотреть «на всё иначе».
Сменить угол зрения получиться со временем, если человек озаботится необходимостью вырабатывать новые навыки. Совершая шаг за шагом, он со временем создает комплекс условий и предпосылок, вследствие чего меняется не только он сам, но и окружающая его реальность.
«Находясь же в своем наличном состоянии, вглядываясь в будущее, не создав комплекс условий, он не может понять, как из сложившейся ситуации выходить, он мечется между двумя крайними вариантами» (см. «Постскриптум» из части 3.1 статьи «Внешняя жизнь и мир мыслей».
Вот, например, – мужчина, считающий нормой хаотизированные интимные контакты. Ему трудно посмотреть на представительницу женского пола как на женщину, которая может стать не только супругой, но и той самой единственной, а также верным другом на всю жизнь. Если он за шагом будет бороться с позывами окунуться в поток хаотизированного интима «на стороне», то будет постепенно меняется его система навыков и представлений. И однажды, к своему великому счастью, он станет способным узреть «ту единственную». Без глубоких же внутренних изменений, ему крайне затруднительно будет посмотреть на женщину иначе как «на кусок мяса», даже если все его друзья будут призывать его сменить «угол зрения» (да простят женщины эти слова, которые произносятся с сожалением о слепоте некоторых мужчин, гоняющихся за сиюминутным и не знающих, что в своей супруге, при условии направленных к ней любви и внимании, они могут найти верную спутницу во всех отношениях и на всю жизнь).
«Угол зрения» может быть изменен при условии изменении мировоззрения в целом. Речь в данном случае идет о том процессе, который назван духовными авторами «метанойей» – изменением ума. В этом смысле слова духовных авторов о «метанойе» (покаянии; при деятельном покаянии человек начинает видеть новые, альтернативные прежним пути выстраивания жизни) и о трезвении дивно начинают привлекать к себе взоры в контексте современных изысканий светских авторов, ищущих подходы к решению сложных кризисных ситуаций.
Так профессор Роберт Киган в соавторстве с Лайзой Лейхи пишут, что «мы можем обучаться и размышлять сколько угодно, но изменения, на которые надеемся и которых ожидают от нас другие, не произойдут. А все потому, что обучаться и размышлять мы будем, не меняя мировоззрения».
Ведя речь о профессиональной деятельности, о развитии компании и ее сотрудников, они отмечают: чтобы компания могла развиваться, а человек мог осуществить свою мечту, «нужно взрастить новые навыки». Также они отмечают, что задача изменений часто неправильно понимается как необходимость «лучше справляться с возрастающей сложностью мира». Проблема неправильного понимания состоит в том, что люди расширяют свои реакции на внешние вызовы, но остаются при том такими же, как были прежде.
Перспективным же видится подход, когда люди ищут новую информацию не только в рамках своей рабочей системы, но стремятся скорректировать саму систему. Они готовы отдать предпочтение той информации, которая предупреждает их о ограниченности их системы координат. Когда сознание работает на этом уровне, возникает больше шансов, что люди обратят внимание на ту точку зрения, которая может быть далека от общепринятых взглядов на вопрос. И эта точка зрения поможет вывести проект «на более высокий уровень».
На этих путях люди обретают способность справиться с тем, что авторы называли адаптивными трудностями. Трудности такого рода можно сопоставить с тем, что обычно называеют системным кризисом; системный кризис отличается от обычного тем, что неустраним прямым, линейным действием[14].
Некоторые мысли авторов применительно к христианскому мировоззрению см. в главе «От страдания к развитию и выходу из скорлупы (подробнее – о понимании “на кончиках пальцев”)» во второй части статьи «Преодоление зависимого поведения»:
Авторы отмечают, что есть уровни проблем, решить которые можно только путем изменения мировоззрения, путем изменения способа восприятия мира и самих этих проблем. Проблемы такого уровня они назвали адаптационными.
Есть проблемы механические, которые можно решить линейными шагами. Но есть проблемы адаптационные, и чтобы их решить человек должен приобрести новые навыки, пересмотреть то, как он реагировал на мир.
Люди нередко воспринимают свою систему восприятия как данность, как познающего субъекта, кто то, что изначально показывает вещи правильно и адекватно. Но к системе восприятия авторы призывают отнестись как к объекту, который можно и нужно исследовать. Следует задать себе вопросы: правильно ли поступаю, что смотрю на мир именно так? Верен ли метод познания действительности? Соответствует ли мое понимание проблемы тому, чем она является на самом деле? Чтобы решить проблему адаптационного характера, человек должен подняться над собой прежним и инертным.
Призвание земное и призвание в вечности
Когда человек поднимается над собой прежним и инертным (если соблюдены и прочие необходимые условия), можно сказать, что происходит процесс рождения нового человека. На тему рождения нового человека, способного решить проблему адаптационного характера, можно привести несколько мыслей из сочинения гениального хирурга Н.И. Пирогова «Вопросы жизни». Его идея, сформулированная своими словами, может звучать следующим образом: человек стремится привести к знаменателю две стихии: стремление исполнить свое земное предназначение и стремление к чему-то чистому, светлому, к тому, что находится за пределами земных наслаждений. Это есть цель здешней жизни, наше прямое назначение на земле. То есть нужно начать борьбу с двойственностью, но именно борьбу, а не вражду. Он пишет: «Борьба с этой двойственностью и с материальным вашим бытом, беспрестанное стремление привести её к одному знаменателю – есть цель здешней жизни, наше прямое назначение на земле. Борьба, но не вражда. Не враждуя с вашей материей, не враждуя с окружающим вас, вы должны вступить в эту высокую, идеальную борьбу для недосягаемого на земле идеала. Откровение, поставив нам в образец первобытную, неразделенную дуализмом, природу человека: повелело, чрез борьбу с собою и миром, стремиться к уничтожению нашей двойственности».
О чем идет речь? О том, что сопоставить призвание в вечности и земные дела. Совесть тебе говорит одно, а общественное мнение иногда – другое. Например, окружающие говорят: напиши донос на начальника и получишь его место. Пойдешь ли на донос?
Иди: человек работает в полиции, где потенциально может столкнуться со многим насилием. Но, работая, он старается все-таки градус насилия сбавлять, поступать адекватно ситуации, а не по собственным страстям. Старается не превращаться в зверя, и вследствие такого стремления в нем не формируется то, что называется ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство личности (некоторые сотрудники полиции из-за многих переживаний не могут спать; стремясь отключиться от тревожных воспоминаний, прибегают к алкоголю). Тот, кто не идет на поводу у страстей, не заражается их действием, его не колотит от ярости. Тот же, кто идет у ярости и гнева на поводу, совершая поступки в русле страстей, реализует то, что можно, по выражению одного священника, назвать анти-метанойей (при анти-метанойе человек настолько меняется, что уже теряет видение того, как ситуацию можно было бы решить иным путей, не прибегая к насилию).
У человека есть призвание в вечности. По выражению преподобного Иустина (Поповича), «в таинственной сущности своего существа человек носит богоданную цель своей жизни». То есть, в глубине своего существа, человек – это образ, который стремится к первообразу. Осуществление подобия – «это цель человеческой жизни, реализуя которую, человек во всем должен уподобиться Богу как своему Первообразу»[15].
Это задача может быть с нами 24 часа в сутки. Человек способен сохранить возможность к самоактуализации всегда. Но есть внешние условия, которые часто этому препятствуют. Нужно так организовывать свою деятельность, чтобы даже при этих неблагоприятных условиях оставить за собой способность восходить к задачам духовного плана.
Для кого-то покажется эта проблема богословской. На самом же деле она несет прямое практическое и даже биологическое значение. Человек, который эту задачу поставил, 24 часа в сутки развивается (в хорошем смысле слова). Например, чтобы сохранить связь со Христом, человеку нужно учиться бесконфликтности. Начальник должен и подчиненных мотивировать на выполнение работы, но при этом – и не ссориться, не приобретать себе врагов. Он вынужден научиться общаться с разными людьми (быстрыми и медленными, амбициозными, тщеславными и честолюбивыми). Буквально на ровном месте приобретается фантастическое число навыков, которые ни один тренинг дать не может.
Другой человек, перед которым не стоит задача по сохранению внутренней связи со Христом и внутреннего равновесия, рискует начать выбирать для себя прямой путь – надавить, поругаться, (с)манипулировать окружающими. То есть, возникает риск того, что он будет не развиваться, а, наоборот – углубляться в собственных разрушительных тенденциях.
Евангельские принципы и менеджмент
Например, на стройке работает большое число коллективов. И здесь человек либо умеет договариваться с людьми, либо нет. Ошибочна точка зрения, постулирующая, что поможет само-по-себе образование и наличие одних профессиональных навыков. Так один инженер рассказывал, что его просьбы и пожелания не были приняты руководством, и потому он принял решения уйти. На его место в проектном бюро (с масштабными стройками, большими суммами по контрактам и клиентами высокого уровня) взяли другого сотрудника. Но новый инженер вступил в конфликт с заказчиками. В итоге, произошла потеря клиентов, компания понесла убытки несопоставимые с теми тратами, которая понесла бы, если бы пошла на соглашение с условиями инженера.
Его подход состоял в том, что для клиентов он стремился составить проект, максимально для них необременительный в плане финансовых вложения и расходуемых строительных материалов. Парадоксальным образом, такой подход обеспечивал приток финансовых средств в компанию, так как многие клиенты, утешенные работой с инженером, хотели иметь с компанией дело. С его уходом то один клиент, то другой стали отказываться иметь с компанией дело вследствие неудовольствия работой пришедшего на место инженера другого сотрудника. О компании стала идти молва, приток клиентов стал сокращаться.
Другой пример. На стройку пришел ставленник руководства, «белый воротничок», который начал пытаться решать вопросы с рабочими угрозами увольнения. Но при отсутствии простой человеческой способности договориться с «работягами» выполнить работу невозможно. Например, при строительстве крупного объекта у штукатуров заключен контракт на столько-то помещений. На них начинает давить ставленник руководства, которому нужно подготовить для демонстрации руководству несколько помещений.
Штукатурам не понравился заносчивый тон его речи, и они отказались слушать ее угрозы далее, они пошли заниматься своими делами. Объектов у них еще – более сотни, они остаются в рамках своего контракта, ничего криминального в их действиях не усматривается, просто изменилась последовательность подготовки помещений. Так как в демонстрационных помещениях стены вовремя не были подготовлены, маляры, придя на объект, не смогли им заняться. Время было упущено. В итоге демонстрационный объект начальству в нужное время ставленником продемонстрирован не был, вследствие чего ставленнику пришлось столкнуться к прещениями со стороны руководства.
Как эти два примера, так и прочие изложенные выше идеи, можно сопоставить с некоторыми рекомендациями, приводимыми в книге Ричард Дафт «Менеджмент». Он пишет, что «одним из ключевых аспектов менеджмента является признание роли других людей и их значимости. Хорошие менеджеры знают: без участия сотрудников организации они не добьются ровным счетом ничего».
Человеческие навыки приобретают все большее значение в деятельности менеджеров, особенно, тех, которые контактируют с простыми рабочими. «Хорошие сотрудники часто уходят из организаций по вине непосредственных начальников, не умеющих проявить уважение и участие».
Под человеческими навыками здесь подразумевается способность к работе с людьми, в том числе, и в качестве члена команды. «Обладающий развитыми человеческими навыками менеджер мотивирует подчиненных к самовыражению, стимулирует их вовлеченность в деятельность организации. Такой менеджер любит других людей и пользуется взаимностью».
Современному менеджеру не должно ограничивать свою деятельность сферой, связанной с одними лишь материальными потребностями. Автор упоминает о одной компании, поддерживающей, открытые и доверительные этику и культуру. Внимание, с которым относятся к человеческим навыкам в компании, окупается сполна. «Высокая мотивация работников помогла компании расширить число лояльных клиентов, и это в условиях жесткой конкуренции» (упоминаемая компания в отличие от других Интернет-компаний приносит прибыль).
Менеджер, продвигаясь на верхние уровни иерархии в организации, должен больше уделять внимания развитию концептуальных навыков. В противном случае, его может ожидать неудача в случае назначения на пост руководителя компанией. Возведенный на эту должность старший менеджер, если думает только о технических проблемах и не задумывается о стратегии организации, «вряд ли добьется успеха». Ведь «такие обязанности высших менеджеров, как принятие решений, распределение ресурсов и проведение изменений, требуют более широких взглядов».
[В качестве «дискуссионных» примеров (не из книги) можно привести следующие два. Один крупный медицинский центр, совмещавший слаженную работу различных специалистов со здоровой психологической атмосферой, нанял менеджеров для «повышения продуктивности». Менеджеры, не имеющие медицинского образования и понимания многоступенчатой, детальной продуманной системы реабилитации пациентов с болезнями сердца, стали вносить без согласования с врачами свои коррективы в процесс реабилитации (что-то – выбрасывать из процесса, длительность каких-то мероприятий – сокращать). В итоге, процесс, эффективность которого обеспечивалась слаженной работой различных подразделений, стал рассыпаться на глазах. Специалисты, не видят перспектив при таких условиях, начали увольняться. Если падает эффективность реабилитационного процесса, то станут ли хотя бы в прежнем количестве обращаться пациенты в этот медицинский центр?
Сеть магазинов одежды наняла менеджеров, положив им высокую зарплату и поставив им в качестве задачи повышение прибыли. Приезжая из иных городов, не понимания специфики места, менеджеры принимали решения, призванные, видимо, в краткосрочной перспективе поразить руководство взлетом прибыли. В итоге, компания пожинала падение прибыли, о чем бухгалтеры и не знали даже как уведомить руководство, которое без охоты слушало отзывы рядовых работников. Менеджеры приходили и уходили, дела шли все хуже].
В качестве перспективного примера Р. Дафт приводит менеджера одной бейсбольной команды, показавшей весьма высокие результаты. Хотя, по словам менеджера, успех команды зависит от сочетания многих факторов, «очевидно, что едва ли не самым главным является его подход к менеджменту». В основе его подхода «лежит знание индивидуальных черт каждого члена команды, а также справедливое, уважительное и доверительное отношение к людям. Последние три элемента он считает важнейшими составляющими продуктивных рабочих отношений».
Если нужно уладить какую-то проблему с игроком, менеджер улаживает ее наедине. «Он никогда не запугивает, не манипулирует и не оскорбляет членов команды, ибо такого рода действия не позволяют ни мотивировать членов команды, ни контролировать их». Он понимает, что у каждого игрока может случится спад. Он не обременяет игроков многочисленными правилами, предпочитает относиться к ним как к взрослым людям, которые отвечают за свои поступки и работают над достижением общей цели. «Такое внимание к людям и отношения с ними и между ними позволило создать рабочую среду, в которой принято прощать ошибки и неудачи. В условиях нестабильности такая среда необходима большинству организаций». По мнению менеджера команды, создать такую среду можно, исповедуя ценности «уважения, доверия, честности, преданности общему делу и людям, с которыми вы его делаете»[16].
Виктор Франкл о работе. Не только фунционал, но и личное
На тему того, что жизнь работника, по идее, не должна ограничиваться лишь воспитанием рабочих навыков (не только призвание земное реализуется, но и призвание в вечности) в книге В. Франкла «Доктор и душа»[17] есть 3 главы, очень подходящие к нашей теме.
Глава «О смысле работы»:
Он говорил: «Ни в коем случае нельзя утверждать, что лишь определенные профессии дают человеку возможность осуществиться. Никакая профессия сама по себе в этом смысле не станет благословением». Некоторые люди утверждаю, что, если бы у них была та или иная профессия, они смогли бы себя реализовать. Но надо понимать, что виноват в случае неспособности реализоваться сам человек, а не его работа. Профессия не делает человека незаменимым. Она лишь предоставляет ему шанс. «Все зависит не от профессии, а от того, как человек к ней относится. Все зависит не от той или иной профессии, но от нас: раскрывается ли в работе то личное и особенное, что составляет уникальность нашего существования, и придает ли тем самым жизни смысл – или же этого не происходит».
Автор приводит конкретный пример: «Медицинская профессия постоянно предоставляет врачу возможности реализовать в работе свою личность». Применительно к нашей беседе можно сказать, что медицинский работник реализует свою личности и свое призвание в вечности, поправляя подушку пациенту, говоря ему ласковое слово. Тогда врач или медицинская сестра, живут как личности, постоянно развивают свои навыки.
[Сейчас же, при всех гуманистических лозунгах, наблюдается следующая тенденция: врачи и медсестры устают от общения и просто молча реагируют на пациента. В частности, вот история, рассказанная одним человеком, попавшим в больницу с инфарктом. Его, поступившего по скорой помощи и прошедшего необходимые диагностические процедуры, готовят к операции. Разрезают на нем одежду, ему страшно, он в панике пытается что-то выяснить, а при этом врачи просто молчат, механически отрабатывая свой функионал].
Напомню, если человек ограничивается только выполнением функциональных обязанностей, то попадает в кольцо апатии и перестает развиваться как личность. В этом смысле на тему, в данном случае врачей, проецируется опыт узников концентрационных лагерей. Узники, чтобы не переживать запредельный стресс, добровольно выбирали некое эмоционально омертвение. Если человек начинает омертвевать, то не сможет вчувствоваться в обстановку. Не сможет в нестандартной ситуации подобрать верное решение. Угасает его способность реагировать на происходящее, человек теряет иммунитет перед внешней агрессивной информацией, перепрошивается ею. Если блокируется его разумная деятельностью, которую с некоторой долей осторожности можно сопоставить с второй сигнальной деятельностью, то открывается возможность для формирования в нем условного рефлекса (подробнее см. в статье «Интеллектуальная деятельность как стратегия выживания в условиях тотального давления».
Применительно к врачам, медицинским работникам и представителям «социальных профессий» – о угасании, открытости для формирования условного рефлекса и, обратно, – о жизни в полном смысле этого слова, см. первые две беседы из цикла «Врачи, мед. работник, люди социальных профессий». А также беседу «Актуальность милосердия: О социальном служении, врачах, выгорании, поиске пути. Любви».
Нарастает внутренний конфликт. Ты приходишь домой опустошенным. Если ты бесчеловечно относился к пациентам, то где гарантия, что ты сможешь по-человечески отнестись к собственным детям? В отношении детей ты будешь реализовывать ту же самую программу, как и в отношении пациентов. Мозг у тебя один, и сердце у тебя одно.
Соответственно, когда медсестра делает что-то больше своих регламентированных обязанностей, например, скажет доброе слово больному, тут же появится шанс найти смысл в работе, работа станет осмысленной. Перестанет быть мертвой раелизацией функционала, начнет приносит радость и удовлетворение.
Очень хорошо эта идея описана в книге «Отец Арсений» в главе «Доброе слово». Глава посвящена медсестре Любочке, ее общению с пациентами. Она на работе именно жила, жила как личность, а не просто выполняла свой функционал. Таким образом, если человек искажается трудовыми отношениями, то складывается трагическая ситуация: жизнь человека начинается только в свободное от работы время. И смысл жизни зависит от того, какую форму человек придаст своему досугу. Какой досуг у человека, который бесчеловечно вел себя на работе? Замертво упасть на кровать.
К такому человек применимы слова Виктора Франкла: «У такого человека много денег, и эти деньги становятся целью, а жизнь лишается цели». Можно дополнить мысли Виктора Франкла идеями профессора Ц.П. Короленко и академика Н.В. Дмитриевой. Авторы описывают людей, страдающих работоголизмом. Есть даже семьи работоголиков. Муж и жена в состоянии истощения приходят домой и смотрят телевизор. У них нет сил на общение. Они даже не знают, о чем говорить. Просто смотрят телевизор пока не заснут, а утром снова идут на работу.
«Все чаще встречаются работогольные семьи, когда молодые мужчины – работоголики женятся на молодых женщинах – работоголиках. Муж и жена имеют перспективную работу, на которой проводят весь день, а вечерами занимаются в различных кружках или в состоянии истощения смотрят телевизионные программы. Они становятся все более эгоцентричными, поглощёнными собой, некоммуникативными. Такие семьи часто распадаются, а в последующих браках ситуация повторяется с подобным же исходом»[18].
Глава «Невроз безработицы»:
Человек, полностью зацикленный на внешний функционал, при потере работы лишается и смысла жизни. «Он чувствует себя бесполезным, потому что ничем не занят». Выше уже приводился пример одной крупной международной компании, которая в период массовых сокращений, вызывала несколько бригад скорой медицинской помощи к офису. Люди, проработавшие в этой компании 20-30 лет, после увольнения просто выбрасывались из окошка. Все это происходило в благоустроенной стране, стране победившего прагматизма, где о духовной жизни говорить не принято. Человек видит свою реализацию только в рабочем процессе – и вдруг ее не становится. Начинается апатия, ощущение внутренней незаполненности.
«Безработица – желанный предлог, позволяющий снять с себя вину за любые промахи в жизни (не только профессиональные)». Человек ответственность за свою «упущенную» жизнь возлагает на отсутствие работы. «Конечно, не будь я безработным, все было бы по-другому, все было бы хорошо и прекрасно. Такому человеку кажется, что никто не вправе ничего от него требовать, ведь сам он ничего от себя не ждет. Безработица избавляет от ответственности, как перед другими, так и перед самим собой, от ответственности перед жизнью. Любой провал в любой области жизни списывается на безработицу». Он ждет воображаемого момента, когда каким-то образом изменится этот фактор, а с ним исправится все остальное. То есть будь у меня работа, все пошло бы как надо. Примечательно, что невроз безработицы не является чем-то фатальным. Человек не обязан впадать в невроз. Есть люди, которые остаются свободными от невроза, не обнаруживают ни апатии, ни уныния и сохраняют даже определенную бодрость. Почему? Потому что осталось личное начало.
«Они становятся волонтерами каких-либо организаций, бесплатно выполняют обязанности администратора на учебных курсах или помогают в молодежных объединениях, они слушают лекции и хорошую музыку, много читают и обсуждают прочитанное с друзьям». Кто-то работает волонтером за обед. [Самое главное – твоя личность живет]. «Большую часть свободного времени они проводят осмысленно и с пользой, наполняя содержанием свое время, свое сознание, свою жизнь. У них нередко урчит в животе, как и у представителей другого, невротического типа безработных, но они говорят жизни «Да!» и очень далеки от отчаяния. Они научились наделять свою жизнь содержанием и смыслом, они осознали, что смысл человеческой жизни не исчерпывается профессиональным трудом, что безработный отнюдь не обречен на бессмысленное существование. Для них смысл жизни уже не сводится к официальной должности. Главный источник невроза безработицы, основная причина апатии – ошибочное представление, будто лишь профессиональный труд придает жизни смысл. Это неверное отождествление профессии с жизненной задачей, их полное приравнивание ведет к тому, что безработный ощущает себя лишним и никому не нужным».
Главная трагедия нашего времени – объединение в психологической литературе понятия «индивидуальное» с понятием «личное» (тренинги, так называемого, личностного роста; так называемое, личное развитие и т.д.). Как правило, под этим подразумевают механизмы, позволяющие быть более эффективным. Но гонка за эффективностью сравнима со следующим примером: от того, что принтер стал печатать 70 страниц вместо 50, он не стал личностью. Происходит подмена личности на понятие «индивидуального». Человек вырабатывает в себе навыки индивида, которые позволяют ему вписываться в ту или иную экономическую модель. Но при этом личностью он не становится.
В современных компаниях, чтобы мотивировать рабочий процесс, людям дают идею миссии. Часто даже этот момент выглядит несколько абсурдно. Одна работница банка рассказывала, что до определенного времени они просто переводили платежи, а потом у них появилась «миссия» – переводить те же платежи.
О ПРИЗВАНИИ
Ответы:
– «Призвание (см. также ответы Выбор жизн. пути (семинаристу); Опустошение и самоубийство)».
– «Призвание ощущает, миссию, себя – Мессией, Богом. Как отделить здоровое от нездорового».
– См. также несколько частей эфиров про призвание (ссылки приводятся в главе «Постскриптум» в части 3.1 данной работы).
В эфирах использовались материалы:
– Главы «Познать свое призвание и следовать ему», «О значении деятельности в постижении духовных понятий» из первой части статьи «Преодолеть отчуждение (в том числе, – и о депрессии)».
– Глава «Непреображенная природа и учение святого священномученика Илариона (Троицкого)» из статьи «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния “тирании мысли” и преодолении того, что толкает человека к алкоголю».
– Некоторые мысли из цикла бесед «Познать свое призвание и следовать ему».
Кстати, миссия – один из штрихов (пунктиков) шизофрении. В момент шизофренического озарения в человека входит некое иное видение мира, он приобретает представление о собственной миссии в этом мире. Но эта миссия патологическая. Человек воспринимает весь мир как сосредоточение борьбы со злом. А сам человек – эпицентр борьбы. Появляется шизофренический драйв. (Более подробно это описано с ссылками на источники в статье «Преодоление игрового механизма», часть 3, глава «Игра и “шизофренистическое озарение”»). Попытка стимуляции рабочего процесса идеей миссии – может обернуться в микродозе идеей шизофренического толка.
Призвание – совсем другое понятие. Образ призван стать первообразом. Мы – образ Божий, призваны стать подобием. И путь наш – попытка реализовать себя, развить творческие способности. Люди, которые не предают работе исключительный смысл, способны сохранить личное. Они даже при потере работы могут быстро адаптироваться к новым условиям и найти новую работу. Они не выбиты из колеи апатией. Те люди, которые только в работе полагали смысл, при ее потере лишаются смысла. Условно говоря, на новые собеседования они приходят с потухшими глазами и производят неблагоприятное впечатление. Как противоположность – жизнерадостность людей, сохранивших иной взгляд на реальность.
«Иногда отмечается даже обратная последовательность, когда человек теряет работу из-за невроза. Ведь понятно, что невроз оказывает воздействие на социальную судьбу и экономическое положение человека. При прочих равных безработный, сохранивший внутренние силы, имеет больше шансов в конкурентной борьбе, чем впавший в апатию, и скорее получит место». Автор приводит высказывания некоторых молодых безработных: «Нам нужны не деньги, а смысл жизни». Человек при такой позиции сможет даже нелегкой жизни придать содержание и смысл. «Достоинство человека запрещает ему превращаться в средство, деградировать до средства производства, до инструмента трудового процесса. Работоспособность – не абсолют, она не служит ни достаточным, ни даже необходимым условием для того, чтобы наполнить жизнь смыслом». Он приводит выражение из одного медицинского романа: «Где нет любви, работа превращается в суррогат, а где нет работы, любовь превращается в опиум».
Глава «Воскресный невроз»:
Закончив предыдущую главу на теме опиума, Виктор Франкл продолжает идею. «В таком “опиуме” нуждается человек, который ощущает себя всего лишь “работником”, и ничем сверх того». Смысл воскресного невроза – в выходной стихает темп рабочей недели и обнажается нищета смысла, которая присуща большому городу. У человека складывается впечатление отсутствия цели. Например, сотрудница большой юридической компании утверждает, что многие приходят в выходные дни на работу не потому, что есть незавершенные дела, а потому, что не знают, чем заняться дома.
О подобном писал и Блез Паскаль, и другие авторы. Блез Паскаль писал, что люди уходят на покой и лишаются активности, которая мешала им предаваться мрачным мыслям о своей жизни. В особняках на заслуженном покое они испытывают некую тяжесть. Каким образом их можно исцелить?
Приведены эти мысли в части 5.1 статьи «Преодоление игрового механизма», в главе «Блез Паскаль о природе развлечения. Мужество остаться наедине с собой. О бодрствовании души». Ответ представлен в совокупном слиянии частей данной статьи (более расширенно некоторые мысли даются в одноименном цикле бесед).
Чего только человек не предпринимает, чтобы спастись от бессмысленности. «Стоит производственному темпу прерваться на 24 часа, и вся бессмысленность, бессодержательность, бесцельность существования встает перед его глазами». Человек «бежит в местный клуб танцев – там громкая музыка, что избавляет от необходимости даже разговаривать, как в бальных залах былых эпох. Не приходится и думать: все внимание сосредоточено на танце. Или воскресный невроз загонит его в другое “прибежище” для провождения выходных – в спорт. Там можно прикинуться, будто важнейший в мире вопрос – какой клуб выиграет матч. Две команды играют, тысячи смотрят. В боксерском поединке и вовсе участвуют лишь двое, но тем яростнее они сражаются. Нет, я вовсе не хочу осудить здоровые спортивные занятия. Но всегда надо критически присмотреться к тому, какую позицию человек занимает по отношению к спорту».
Автор утверждает, что «невротически искаженное “искусство” разлучает человека с самим собой». Дополню: есть искусство, обучающее человека прислушиваться к себе (см., например, статью Ивана Ильина «О новом искусстве», если полнее – его сборник «Путь к очевидности). Но есть искусство, которое «используется лишь как возможность опьянить себя и оглушить». Когда человек пытается бежать от самого себя, он хватается за самый закрученный детектив, он ищет разрядки. «Не для того мы ведем всю жизнь борьбу, чтобы получать все новые впечатления, – эта борьба должна быть на что-то нацелена, и в этом она обретает смысл».
Если у человека есть стремление к цели – это правильная мысль, вложенная в нас Богом. Но если нет верных представлений о жизни, если мы не встраиваем свою жизнь в контекст картины мира, то сила, данная нам для достижения благих целей, обращается на что-то другое.
Если стремление к цели, не реализуется в конструктивном ключе, то реализуется в игровом процессе, – см. в статье «ТРИ СИЛЫ: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)». См. главы «Стремление к цели и “неконтролируемая приверженность”», «Стремление к цели и учение святых отцов о трех силах».
А также – в первой части статьи «Преодоление игрового механизма (о игре в широком смысле слова)». См. «Приложение 1. Расшифровка фрагментов лекции, проведенной в центре “Неугасимая надежда”».
«Жажда впечатлений требует в очередной раз пощекотать нервы, взбудораженные нервы вновь и с большей силой ощущают все ту же тягу, приходится увеличить дозу». Клерки, менеджеры, работники банков. Менеджеры среднего звена легче всего вовлекаются в игровые процессы. За обилием цифр следует эмоциональное отупение (эксперты выделяют несколько наиболее подверженных риску вовлечения в интернет-зависимость групп; «основная – это уставшие от ежедневной рутинной работы и скучающие по новым впечатлениям менеджеры среднего звена»[19]).
Чтобы его снять, кто-то выбирает, например, экстремальный спорт. В сериале «Волк с Уолл стрит» показан переход от отупения в искаженную сексуальность.
В других беседах были приведены слова женщины-начальника, которая во время беседы постоянно шепотом повторяла слова собеседника. Выяснилось, что ее мозг словно покрыт словно коркой асфальта, от которой отскакивают все новые идеи. Началось это в тот момент, когда люди стали для нее цифрами. Человек перестал существовать, остались только кадровые решение (повышение, увольнение и т.д.). Перестали обновляться нейронные сети, человек попал в программированный коридор.
Примеры сохранения личного в контексте работы, лагерных условий, внешнего давления
Про личное и рабочее см. также в цикле бесед «Остаться человеком: Офисы, мегаполисы, концлагеря»: часть 3 – лекции про время (пункты 2-4).
В части 4 – лекции 10 и 11, в которых были разобраны истории людей.
Если подытожить сказанное, тупик преодолевается, когда человек вкладывается в навыки, в формирование внутреннего ядра. Появляется возможность преодолеть ситуацию, которая раньше казалась непреодолимой.
Можно провести аналогию с борьбой. Что делать, если наступает мощный борец и придавил тебя? Опытный борец скажет, что можно его качнуть и сбросить. Но для этого нужно постоянно тренироваться. Если бы мы жили воистину по-христиански, то сформировались бы христианские навыки. Именно они позволят невыносимую ситуацию «качнуть» и перевести в иную плоскость. На эту тему опубликованы беседы 14, 15, 16 и 17 из части 4 – сравнение офиса с лагерем и взгляды на преодоление трудных ситуаций.
Еще один образ – человек, работающий в крупной компании, где в организации бесчеловечное отношение к собственным сотрудникам. Основной тренд: клиент должен выглядеть лучше работника компании. Продумана форма одежды для сотрудников, работающих с клиентами: рубашка с короткими рукавами (тогда как у клиента с длинными), небритость. У клиента возникает чувство превосходства, а сотрудники чувствуют себя униженными. Беседы с клиентами происходят по сформированным каналам связи, и эти разговоры анализируются группой менеджеров.
Кстати, здесь можно упомянуть о одной статье про внедрение в рабочий процесс искусственного интеллекта. Программа вмешивается в работу колл-центра и подсказывает сотрудникам о необходимости проявить эмпатию (масштабирование эмпатии). Но это приводит к обратному эффекту: у людей все меньше желания обращаться в колл-центр. Если раньше человек при обращении надеялся хоть на какое-то понимание, [и даже молчание собеседника было признаком сопереживания], то искусственный интеллект подсказывает шаблонные фразы. Человек слышит эти штампы и понимает, что на другом конце провода с ним строят диалог по шаблону, [что ему не помогут][20].
Вернемся к примеру. Обстановка на работе стала приводить к чувству слома. Плюс ко всему – вход в офисы через отпечаток пальца, система штрафов. Герой повествования потом все же уволился, но его спросили, что помогало выжить в этой ситуации. И единственным спасающим механизмом оказались человеческие отношения. Если есть любовь, то у системы появляется люфт, возможность жизни. Например, работники на взводе, и вдруг перед рабочим днем кто-то предлагает чай с пирожными, как-то «отлегало» с души.
Здесь важна идея человеческого контакта, в следствии которого появлялся проход в лабиринте. Если ты относишься по-человечески, то и встречаешь такое же человеческое к себе отношение.
Опубликована статья Н. Щур (общественный деятель, который поднял вопрос о зараженной местности, принадлежащей предприятию) «Выживание в системе правосудия». Он описывал, как не скатиться до апатии, когда человек ждет суда. Автор не рекомендует заниматься пересмотром своего дела. Главный совет – оставайся человеком, будь человеком и в камере.
В современном человеке сформировалась проблема – мы совсем себя заорганизовали. С точки зрения биологии (из лекции В. Дубынина[21]), в нас есть такие рандомные механизмы, которые обусловливают непредсказуемость. Например, если бы заяц был прогнозируемым, то лиса бы его скушала. То есть, например, заяц выпрыгивает из-за куста и в силу биологических причин бежит только направо. Если лиса эти механизмы понимает, она может его перехватить. Автор утверждает, что включаются специальные механизмы сознания, и заяц сам не знает, куда он побежит. Этот выбор будет только непосредственно в ситуации.
Я не призываю жить в хаосе, но способность непосредственного выбора возникает только в конкретной ситуации (войду в ситуацию и выберу). И это правильно. Ты войдешь в ситуацию, начнешь молиться. Господь тебе что-то подскажет, люди тебе укажут на что-то. Для человека заорганизованного ситуация белого пятна невыносима. Он хочет заранее знать, как он поступит. Программируя свое поведение, человек лишает себя возможности творческого проникновения в ситуацию. Например, мы хотим вспылить, сказать что-то злое человеку, а в нас вдруг включились какие-то иные навыки, и мы сказали, наоборот, приятное (чуть ли не против воли) и примирились (к своему удивлению).
Юрий Владимиров в своей книге «Как я был в немецком плену» рассказывает, как он выжил благодаря человеческим отношениям. Обратимся к двум эпизодам из этой книги. Военнопленных ведут этапом, а человека, который не может идти, расстреливают. Юрий Владимиров понимает, что обессилен и идти не может. Немцы не позволяли русским женщинам передавать еду военнопленным, но они стояли вдоль дороги и бросали узелки с едой в колонну. И вдруг к нему прилетает узелок. Владимиров поделился с идущими рядом, и так же поступил и со следующим узелком. И те, кто стояли с ним рядом в этапе, решили, что им выгоднее, чтобы Юрий Владимиров жил и довели его. Он не был расстрелян (см. приложение 2).
По роману видно, что подобное поведение не расчет, не манипуляция. Подобная линия очень заметна и осуждается. Это наглядно показано в фильме «Республика Шкид», когда мальчик продает пайки сахара и подлизывается к старшим беспризорникам, но этот шкурный интерес все видят.
Второй момент, который бы хотелось отметить из книги, он вступает в общение с людьми, выстраивает отношения даже в лагере. Его ведут на расстрел, и это видит знакомая немка. Женщина узнает от Владимирова, что его ведут, по всей видимости, на расстрел, обращается к мужу, который вступает в диалог с конвоем. Владимирову было предложено перейти в другую колонну, когда они поравняются, и так Юрий Владимиров был спасен. Если вдуматься в ситуацию: конец войны, любой человек может быть заподозрен в связи с врагом. Какие должны быть отношения с людьми, что бы в этой непростой ситуации они могли вступиться и ходатайствовать за русского военнопленного, которого ведут на расстрел. Значит, была история человеческих отношений.
Эта же мысль представлена в мультфильме «Унесенная призраками» режиссера Хаяо Миядзаки. Если на сюжет посмотреть христианскими глазами, то идеи, представленные визуальными образами, вызывают интерес.
Если на сюжет мультфильма «Унесенная призраками» режиссера Хаяо Миядзаки посмотреть христианскими глазами, то идеи, представленные визуальными образами, вызывают интерес.
Девочка с родителями переезжает на новое место жительства. Перед отъездом одноклассники дарят ей открытку, на которой указано имя Тихиро. Семья едет осматривать новые места и случайно оказывается у таинственного здания в лесу. Пройдя в ворота, они пересекают невидимую границу двух миров и попадают в заброшенный парк аттракционов: здесь нет ни одного человека, однако полно ресторанов и столов, заставленных лакомыми блюдами. Отец и мать решают попробовать яства, однако девочка предпочитает прогулку по городу, где встречает мальчика Хаку. Он предупреждает, что задерживаться в городе опасно, необходимо успеть до наступления темноты. Вернувшись, девочка с ужасом осознает, что родители, увлеченные поглощением еды, превратились в свиней. А на месте высохшего ручейка теперь образовалось огромное озеро.
Город начинают наводнять появляющиеся отовсюду странные тени. Беспомощная Тихиро, оказавшаяся в полном одиночестве, не знает, что делать. На ее пути снова встречается Хаку, который становится ее проводником в этом волшебном мире. Он объясняет Тихиро, что они попали во владения злой волшебницы Юбабы, и, чтобы выжить, остается одно – просить у колдуньи работу. Согласно давнему зароку, Юбаба не может никому отказать в такой просьбе. Если же она будет предлагать вернуться домой, не стоит соглашаться – это погибель.
Кстати, принцип выживания в концлагере тоже был найти работу. Именно она давала возможность конструктивного осмысления ситуации.
Девочка прислушалась к совету и очень твердо и настойчиво его реализовывала. Человек, способный к любви, может быть твердым. Это неверная точка зрения, что любящий человек всегда покорный и мягкий. Я знал девушку, которая теряла сознание при виде даже капли собственной крови. Но когда папа упал в ванной комнате, получив повреждение артерии, она быстро сориентировалась, что нужно делать, и вызвала скорую помощь, проявив чудеса организационной решимости.
Непривычная к физическому труду, Тихиро с усердием принимается за порученное ей дело – работать в купальнях, где моются духи. Сжалившись над Безликим призраком, она предлагает ему погреться в бане, оставляя открытой дверь. Стараясь создать невыносимые условия, чтобы девочка оставила работу, Юбаба поручает ей помыть огромного дурнопахнущего монстра, которого из-за зловония принимают за Духа Помойки. Безликий призрак приносит Тихиро табличку для получения доступа к воде, и Тихиро мужественно принимается за дело. Оказывается, что под толстыми наслоениями грязи и всевозможных отходов скрывается знаменитый Дух Рек, который в благодарность за отличное мытье вручает Тихиро волшебный хлебушек.
Мы можем проследить целую череду событий. Не пустила бы Тихиро Безликого призрака – не получила бы табличку, без таблички и доступа к воде – не смогла бы отмыть Духа Рек, не выполнила бы эту задачу – не получила бы волшебный хлебушек.
Безликий призрак, увлеченный потреблением пищи, из застенчивого и скромного быстро превращается в злого и жестокого и даже начинает поглощать работников и подносимое ему золото.
Тема еды и общества потребления явно прослеживается в фильме. Люди, которые не могут обуздать свои желания, теряют человеческий облик. Родители Тихиро превращаются в свиней, Безликий призрак становится агрессивным и озлобленным. Только когда Тихиро кидает ему в рот половнику волшебного хлебушка, он извергает все отправленное в желудок и вновь становится тихим.
Однажды в отсутствие Юбабы Тихиро становится свидетельницей того, как Хаку возвращается откуда-то в облике дракона, преследуемый стаей бумажных птичек. Пробравшись за Хаку в покои Юбабы, Тихиро узнаёт, что Хаку – ее ученик. И как это часто бывает, подобные ученики не хотят творить зло, но неведомая в них сила заставляет действовать по-своему. По приказу Юбабы, одержимой золотом и ненавистью, Хаку украл у её сестры-близнеца Дзенибы заколдованную печать и теперь умирает от наложенного на печать проклятия. Юбаба велит своим подчинённым избавиться от Хаку, который серьёзно ранен и теперь перестал быть нужен.
С помощью деда Камадзи и «горького пирожка», подаренного ранее Духом Рек, Тихиро уничтожает проклятие и таким образом спасает Хаку от смерти. После этого она решает отправиться к Дзенибе, чтобы вернуть украденную печать, попросить простить и вылечить Хаку. Путешествие она предпринимает в компании Безликого призрака, а также превращённого Дзенибой в мелкого зверька сына Юбабы Бо.
В это же время пришедший в себя Хаку заставляет Юбабу пообещать дать Тихиро шанс расколдовать родителей и вернуться в свой мир, если сам он вернёт Юбабе ее любимое сокровище – единственного сына. Властная и пугающая, Юбаба при этом настолько увлечена заботой о своём сыне, что буквально изолировала его от мира. В этой детали Миядзаки, возможно, намекает на один из аспектов современного японского воспитания: склонность чрезмерно баловать детей и защищать их от любых проблем, лишая их возможности развития и оставляя их в состоянии регрессии. После возвращения Бо уже не кажется таким капризным, как раньше. И даже заступается за Тихиро, когда Юбаба хочет отказаться от своих слов по поводу освобождения.
Дзениба расколдовывает Бо, прощает Хаку, а Тихиро помогает ему вспомнить его настоящее имя. Вернув свои воспоминания, Хаку освобождает себя от обязанности служить Юбабе. Все вместе они возвращаются назад.
Теперь девочку ждет новое испытание: ей предстоит узнать родителей среди свиней. После верного ответа контракт исчезает, и Тихиро в сопровождении Хаку теперь может вернуться в свой мир. У входа ее уже встречают родители: они ничего не помнят о происшедшем, но удивляются, что оставленный несколько часов назад автомобиль засыпан листьями.
Способность Тихиро отнестись к другим с любовью привела к тому, что она всегда получала в нужное время нужную информацию. Она встречала на своем пути тех, кто мог дать ей какой-то ответ, оказать помощь. В итоге, она смогла спасти своих родителей. В этом «заведении» с призраками, где все обезличено и обесчеловеченно, Тихиро смогла выжить благодаря человеческому отношению.
Когда Тихиро удаётся добраться до кабинета Юбабы и получить там работу, вместе с ней она получает и новое имя. Девочка подписывает контракт, однако старуха оставляет от ее имени один лишь иероглиф. Теперь Тихиро зовут Сэн. Эпизод несет важный смысл. Это было одной из самых опасных сил, которыми обладала Юбаба, которая заставляла тех, кто заключил с ней контракт, действительно поверить, что новые имена являлись их истинными. Вместе с именем колдунья воровала и душу. Человек, забывая, как его зовут, терял себя и утрачивал возможность выбраться из царства призраков. Именно это случилось и с Хаку. Потеряв воспоминания, он уже не мог найти дорогу домой. Так утрата личной, исторической, христианской идентичности ведет к потери смысла жизни. Тихиро помогает открытка, подаренная друзьями, которая напомнила о связи с близкими. Хаку и Тихиро оказались единственными, кто смог вспомнить свои имена, – они полагались друг на друга и помогали ближним.
Еще примеры на тему:
На эту тему можно привести массу примеров. Алексей Арцыбушев в своей книге «Милосердия двери» описывает интересный эпизод. Он ехал этапом в лагеря, и один из этапируемых рекомендовал ему попасть в медсанчасть, чтобы выжить. Он услышат это важное слово в нужный момент и остался жив. Он был человек верующий.
Академик Лихачев в своих воспоминаниях описал подобную ситуацию. Он ехал на Соловки, ему дали совет обратиться к конкретному священнику. Именно он помог устроиться Лихачеву в криминологический кабинет, т.е. на бумажную работу. Если бы Лихачев попал на лесоповал, кто знает, как все сложилось бы, он мог бы и не выжить.
В книге Солоневича «Россия в концлагере» описана ситуация, когда сына автора должны были этапировать на Амур. Солоневич идет по железнодорожным путям и встречает знакомого, от которого получает совет поговорить с конкретным чекистом, что и делает. Так или иначе, благодаря тому, что автор помогает другим людям, в его руках появляются списки, показывающие наличие некоторых злоупотреблений в лагере (а эти списки у Солоневича появились потому, что они решили с сыном вместо ночного отдыха заниматься спасением тех заключенных, которые до Амура по этапу просто бы не доехали, этих заключенных Солоневич с сыном пытались вывести из этапа). Солоневич передает эти списки чекисту, фамилию которого ему подсказал знакомый, и так ему удается спасти сына и спастись самому. Только способность к человеческому отношению и вера (все трое были верующими людьми) приводили к тому, что в нужное время и в нужном месте человек обретал лазейку в этой бесчеловечной системе.
Применим для примера и рассказ паломницы, которая работала в Европе, где люди, как говорят обычно, атомизированы. Как говорил Ашманов, это даже не атомизированные люди, а ионы с содранными оболочками[22].
На дни рождения она приносила угощения, а однажды даже сделала сюрприз с воздушными шарами. В начале у коллег это вызвало недоумение, а потом стало традицией. Люди, когда уходили на новое место работы, эту традицию уносили с собой. Она не старалась подлизываться к коллективу, все эти жесты не делались с целью заискивания, это было бы коллективом отфиксировано. Но когда она перешла на новое место работы, то получила самые высокие отзывы от коллектива (когда с нового места работы поступил запрос по поводу нее) и по поводу профессиональных, и по поводу личных качеств.
Роботизированный человек, потерявший способность личного восприятия, попадает в поток событий. Выйти из этого потока он не может, т.к. реагирует рефлекторно. Например, во время катастрофы, задымления в помещении или угрозы взрыва, самое главное, с точки зрения выживания, – уйти с магистральной трассы движения людей. Например, закатиться под кресло. Иначе масса людей начнет движение к выходу и затопчет. Принцип выживания – идти против направления движения толпы.
Книга ВадимаТуманова «Все потерять и вновь начать с мечты» рассказывает, как он прошел лагеря Калымы и всегда старался оставаться человеком. Он жил в самые атеистические годы и к верующим себя причислить не мог. Но в трудные моменты всегда призывал Бога и не хулил Его, к священникам относился с уважением.
Туманов строил аэродромы, трассы, разрабатывал золотые прииски. Его история приведена в статье «Преодоление игрового механизма» часть 4 (см. главу «Конструктивный исход для авантюрной жилки»; http://solovki-monastyr.ru/abba-page/solovki_page/2023/).
В лагере произошел инцидент, а Туманов был ключевой фигурой произошедшего. Полковник убеждал его: «Туманов, я тебе обещаю: сейчас зайдешь в зону, за тобой пойдут другие, а через пару дней я тебя отсюда заберу. Даю слово». Полковник пытался привлечь на свою сторону авторитетного человека. Возможно, кто-то мог бы поступить рефлекторно, как велит ситуация, но Туманов действовал по совести. «У машин меня поджидает весь этап. Вор Мишка Буржуй, мощный лысый мужик, по возрасту годящийся мне в отцы, позже скажет мне: «Я думал – если ты согласишься, то булыжником разобью тебе голову». То есть поступи Туманов по воле полковника, чтобы получить выгоду для себя, он был бы убит.
Работа «Ум полководца» Теплова Б.М. – на эту же тему. Хочется особо выделить мысль – умение подчинить волю противника. Современные тренинги воспринимают лидерские качества слишком узко. Это нахрапистость. Но все люди, которые современными компаниями нанимаются на соответствующие должности, владеют этими приемами. Логично, что уже сформирован иммунитет. Лица, посещающие эти тренинги, думают, что весь мир должен подчиняться их напору. В беседах приводились слова одного американца. Он утверждает, что в современном обществе сформировалась насущная проблема. В школе и институте ученикам и студентам говорят, что ты – самый лучший. И когда человек выходит в большую жизнь и начинает работать, то он искренне убежден, что станет всеми управлять и все обязаны ему подчиняться. А в итоге, кругом – все такие же «супер». В итоге, человек вместе подчинения от других получает «по голове» и не знает, что ему в сложившейся ситуации делать.
Даже в бою, в боксе, этот принцип навязывания своей воли работает только с противником небольшого уровня, который может испугаться.
Когда ставки выше, уже нужна не нахрапистость. Дэвин Аллен в книге « 52 принципа продуктивности» видит главным качеством руководителя не лидерство (в прямолинейном понимании), а способность сохранять трезвомыслие в стремительно меняющейся критической ситуации. Вокруг все рушится, а у человека трезвый взгляд, он спокойно дает распоряжения. Он не захвачен происходящим. В статье «Офисы. Мегаполисы. Концлагеря» часть 3 было разобрано, как достичь этого состояния (см. главу «С чего начинается бесстрастие и почему это качество необходимо современным управленцам?»).
В работе «Ум полководца» описаны трудные задачи – раздел «Максимальная инициатива и способность подчинить своей воле волю врага». «Прямолинейное выполнение планов, “не считающееся с намерениями и желаниями неприятеля“, есть лишь очень грубый и несовершенный способ “навязывания свой воли”. Такой способ действия при поверхностном рассмотрении может казаться импонирующим, он может давать кратковременный эффект при столкновении со слабовольным и мало способным к сопротивлению противником». «Большие мастера военного дела поступали иначе. Первой своей задачей они ставили проникновение в намерение и замыслы неприятеля: твердо держись принципа “неподчинения воле неприятеля”». Мы об этом говорили: когда человек находится в жесткой регламентированной обстановке, очень важно не слиться с ней. Не дать навязать себе транслируемый извне стереотип (не пропитаться им). Необходимо сохранять собственный взгляд на происходящее. «Но именно для этого начни с того, что подчини свой ум сведениям о противнике, и только тогда составь свой творческий и максимально инициативный план и при составлении его волю противника подчини своей». То есть, творчески анализируя действия противника, ты можешь в каком-то смысле войти в его доминанту и ее перестроить.
Некоторые идеи на тему выживания и адаптации в современном мире представлены в книгах «Неприятие перемен» (авторы Роберт Киган, Лайза Лейхи) и «Антихрупкость» (Нассим Талеб).
Автор первой книги, которая уже упоминалась, Роберт Киган – профессор из Гарварда, которого нанимали на работу крупные компании или общественные организации, столкнувшиеся с системным кризисом. Основание кризиса – человеческий эгоизм. Каждый считает себя «звездой» и перестает слышать другого. Автор приводит мысль американских нейробиологов, считавший в одно время, что после 20 лет у человека прекращается процесс развития нейронных сетей. Человек, воспитанный в культуре индивидуализма, считает себя мерилом всего остального и не способен обучаться. Вся деятельность команды Кигана по отношению к крупной компании строилась на формировании навыков, которые христианин впитывает с молоком матери. Они обучали людей слышать друг друга. И только тогда компания была способна выйти из системного кризиса. Но он не преодолим никакими групповыми тренингами. Компания нанимает психолога, выезжает на совместные мероприятия в выходные, но ничего не меняется. Люди остаются прежними (см. приложение 1).
Вторая книга рассказывает о том, что люди пытаются обезопасить себя, создавая целиком законсервированные просчитанные системы. При этом человек лишает себя способности творчески реагировать на внезапные изменения реальности. Событие, которое невозможно просчитать, врываются в тебя. Это явление автор называет «черный лебедь». В каком-то смысле стремление к безопасности порождает угрозу. Жизнь не вмещается в системы и рамки. И только те люди, которые могут жить в реальности и способны принять факт ее непредсказуемости, коррелируют свои взгляды с меняющейся обстановкой. Антихрупкость – способность человека не тушеваться при встрече с трудностями. Скорее трудности раздувают искру (в хорошем смысле слова) в пламя.
Эти две книги – частный пример того, что еще академик Ухтомский назвал доминантой на лицо другого. В статье «Офисы. Мегаполисы. Концлагеря» часть 2 приведены выдержки из книги о способности видеть ближнего и его понимать (см. главу «О доминанте любви. Закон «заслуженного собеседника”. О сохранении единства с Богом»).
Такой человек корректирует свои взгляды, учитывая вновь появляющиеся обстоятельства и новые вводные данные. Формируется то качество, которое Нассим Талеб называет «антихрупкость». А если у человека еще появляется вера, то он способен жить даже там, где нет просчитанной предсказуемой обстановки.
Для погружения в тему рекомендую прочитать следующие четыре книги (если есть возможность, – пятую последнюю, тоже – в список включить).
✓ Протоирей Михаил Труханов, «Воспоминания: первые сорок лет моей жизни». Книга написана о лагере, но ее можно рекомендовать всем работникам офисов. Отец Михаил существовал в невероятных условиях, где вообще ничего не понятно. Но вера давала ему способность к «антихрупкости».
✓ Монахиня Елена (Казимирчак-Полонская), «Действие благодати Божией в современном мире». Она в советские годы работала в институте и подвергалась прессингу.
✓ И.А. Солоневич, «Россия в концлагере». Он был христианином и свое понимание людей использовал, чтобы пройти между шестеренками системы, которые пытались раздавить человека. Речь идет не о предательстве, а о понимании ситуации и людей. Но это чутье и умение появилось в нем вследствие человеческого отношения к людям и сохранения веры.
✓ Алексей Арцебушев «Милосердия двери». В советские годы он находится за гранью выживания. Находясь под следствием, не имел право на продуктовые карточки. Занимался поиском работы, хотя формально это было для него запрещено. Вера и способность к социальному контакту помогала ему приобретать нужную информацию и необходимые навыки.
✓ Борис Солоневич, «Молодежь и ОГПУ». В своей книге он описывает, как ему помогли люди, которым он помог когда-то, как он выживал в немыслимых обстоятельствах. Что помогало людям выстоять и не сломаться в страшных условиях Соловецкого концлагеря.
В заключении приведем выдержку из одного исследования, в котором упоминался Бруно Беттельгейм. Это исследование касалось уже жизни современной, не лагерной. Но в статье есть ссылка на его исследования. Концлагерь проецирует политику постоянного хаоса. «Руководство лагеря устанавливало новые запреты, часто бессмысленные и противоречащие друг другу. Охранники ставили заключенных в ситуации, где любое действие могло привести к суровому наказанию». В этом режиме люди быстро теряли волю и ломались. Бруно не обрел вертикаль, т.к. не был человеком верующим. Кстати, лагерь он пережил, а смерть супруги пережить не смог и покончил с собой. Его позиция – необходимо стимулировать в человеке личное начало. «Можешь лечь спать вместо того, чтобы обсуждать лагерные слухи? Ложись. Можешь почистить зубы? Чисть. Не потому, что хочешь спать или заботишься о гигиене. А потому, что так человек возвращает субъективный контроль в свои руки. Во-первых, у него появляется выбор: сделать то или иное. Во-вторых, в ситуации выбора он может принять решение и немедленно его исполнить. Что важно – это собственное, личное решение, принятое самостоятельно. Даже маленькое действие становится вакциной против превращения в овощ».
Сам Бруно Беттельгейм писал, что важным моментом выживания для него была оценка поведения охранников и заключенных с позиции психиатра. Это помогало его мозгу жить и развиваться. Причем это решение не было спущено администрацией, а было его личное, и именно поэтому оказало такое благотворное воздействие.
Другими людьми были описаны также принципы выживания: не верь (администрации), не бойся, не проси. Но существует и четвертый – делай что-то отличное от других. Важно сделать хоть какой-то самостоятельный выбор, даже если это решение чистить зубы в другое время. Конечно, без веры и эти принципы не могут помочь на длинной дистанции. Но важно понять суть.
В 70-е годы коллеги Бетельгейма провели эксперимент. «Эксперимент в местах, где человек наиболее ограничен в свободе: тюрьма, дом престарелых и приют для бездомных». Для нашей беседы можно добавить офисы, гипермаркеты, ситуации, ограничивающие способность принятия решений. «Что показали результаты? Заключенные, которым разрешили по-своему расставить мебель в камере и выбирать ТВ-программы, стали менее подвержены проблемам со здоровьем и вспышкам агрессии». Какие-то структуры мозга работают хотя бы минимально, и, соответственно, человек способен себя регулировать, например, на вспышку агрессии. Те люди, который следовали установленному регламенту, никак не развивались. «У пожилых людей, которые могли по своему вкусу обставить комнату, завести растение и выбрать фильм для вечернего просмотра, повышался жизненный тонус и замедлялся процесс потери памяти». Вероятно, нейросети развивались и формировались. К мозгу вполне применим принцип: что не развивается, то угасает. «А бездомные, которые могли выбрать кровать в общежитии и меню на обед, чаще начинали искать работу – и находили». Они приобретали способность чувствовать ситуацию. Хотя в этом исследовании можно провести и обратную корреляцию. Те бездомные, которые были готовы искать работу, проявляли себя и в выборе кровати по своему вкусу. Даже в этой обстановке, они искали возможность проявления личного.
Кладезь советов на эту тему – книга «Отец Арсений». Это повествование людей, живших в годы репрессий. В невыносимых условиях они старались найти личное ядро и за него боролись. Что помогало им не только сохранить способность понимания ситуации, но и выжить.
Годами в нас формируется линза, сквозь которую человек воспринимает мир. Кто-то считает, что возмездие – это то, что нисходит с Небес. Но возмездие начинается здесь, в том числе, в том, как мы видим мир.
Эту мысль вытекает из учения академика Ухтомского. Как человек живет – так он и воспринимает этот мир. Мир может ощущаться как бессмысленный или как наполненный перспективами. Понятно, что в окружающей нас жизни есть недостатки, проблемы, но нам важно идти своим путем. Если человек этот путь найдет, если будет мир в душе, то многие вопросы будут сняты. Потому что человек начнет видеть ситуацию не с бесперспективных углов, а с конструктивных. Когда человек смотрит на мир в состоянии уныния и подавленности, все представляется ему сквозь тусклое стекло. Если мы не читаем правило, не продвигаемся в духовном отношении, то мир начинает восприниматься мрачным. Человек не может к нему адаптироваться, не способен принять решение. В зависимости от того, как человек живет, какие навыки воспитывает, он или способен или не способен понять многие вопросы. Более подробно это разобрано в цикле «Разноголосица мыслей».
Применительно к нашей теме, ошибка человека – это ограничение себя работой. Если развивать в себе христианские навыки и вне работы, то и на труд можно посмотреть с иного угла, установить контакт с коллегами. И там, где перед человеком была закрыта дверь, личный контакт поможет эту преграду преодолеть.
Фрагмент бесед 16-17 из цикла «Разноголосица мыслей»:
«…Когда человеку непонятен ни он сам, ни окружающий мир – ошибочным путем будет напряжённая попытка прийти к пониманию, исходя из той точки, в которой он находится.
Современное гуманистическое направление воспринимает человека как некое самодостаточное существо, которое изначально обладает всей необходимой полнотой для того, чтобы радоваться и постигать жизнь. С точки зрения христианской антропологии, человек находится в состоянии падшем. Его ум, сердце и тело расколоты: ум видит благо в одном, сердце желает другого, а у тела вообще своя отдельная жизнь. Чтобы человеку что-то понять и вырулить на конструктивные рельсы, необходимо изменить самого себя и, возможно, даже на уровне физиологии.
То, как мы видим мир, как мы его воспринимаем, это результат нашей предыдущей жизни, тех откликов, которые мы внесли в себя. Где-то современная психология права — и причина из детства. Но она почему-то забывает, что помимо детского периода у нас есть ещё ежедневная сознательная жизнь, в которой мы думаем, вносим в себя какие-то отклики, даже не подозревая, что эти отклики впоследствии начнут нами управлять. Формируется та линза, сквозь призму которой мы будем смотреть на мир. Многие люди ошибочно воспринимают эту линзу как данность (“Что поделать? –- я такой!”), но это убеждение исходит из того, что человек не понимает, что его ежедневные усилия, страсти, ошибки сформировали тот способ видения мира, который у него сейчас доминирует.
Уровень сложности процессов, которые протекают внутри нас, в которые мы включены в социальной жизни, а также сложность мира как такового заставляют нас волей-неволей куда-то двигаться. Кто-то может этот процесс пресечь – наркотиками, тренингами личностного роста или еще каким-то образом ввести себя в состояние эйфории и отключения сознания, и тогда процесс развития прекращается.
Все мы однажды проходили через состояние: когда гневаешься на человека, тебя разрушает ярость и ее трудно преодолеть, пока с этим человеком не помиришься. Необходимость уравновесить свои аномальные мысли приводит к тому, что ты начинаешь совершать какие-то действия в реальной жизни. И вследствие того, что внешняя жизнь начинает гармонизироваться, этот процесс отображается и внутри.
Человек, который начал преодолевать собственную неустроенность, приходит к мудрости, к пониманию, что мир существует не просто так, начинает видеть следы промысла Божьего в мире, поднимается до понимания собственного призвания…»
Отдельно хотелось упомянуть идеи Николая Блохина (из его работы «Из колодца памяти) – верующего человек, репрессированного, осужденного за издательскую деятельность, печать религиозной литературы. Он у многих вызывал уважение. У рецидивистов личные дела были на одну страничку, а у Блохина – целые тома. С ним произошла масса чудесных и интересных событий. В этой беседе приведу один пример. Он всегда старался помочь людям, все делать «честь по чести». В главе «Когда по настоящему страшно» описывается критический момент, когда его ведут в пресс-хату. Человека, который не идет на поводу у администрации, помещают в камеру уголовников. Его могут насиловать, пытать, издеваться и делать все, что угодно. За это уголовникам даже обещаны блага и привилегии. Блохин понял, что это – конец. Его ведут по коридору, и он кричит, что он – Николай Блохин, по кличке «Поп», что его ведут в пресс-хату. И вдруг вся зона начинает стучать ложками, скандируя, чтобы освободили «Попа». Его завели в камеру, и Блохин набрался смелости и заявил, что им дальше тюрьмы не уйти и их все равно найдут. Уголовники растерялись. Он вызвал охранников по звонку, и его вывели. Но эта ситуация стала возможна потому, что ей предшествовал длинный путь как христианина и как личности, способной на личный контакт.
Он так же описывает общение мужского и женского отделений, расположенных в одном бараке на разных этажах. К веревочке прикреплялась записка с пошлостями. Сейчас сексуальная переписка в чатах, а тогда осуществлялась именно в таком виде. Получив подобное послание, Блохин возмутился и ответил от души. Его послушались, переписка прекратилась под его чутким руководством. Одна их женщин жаловалась на отсутствие нормальных отношений в жизни, что у нее только однодневные ухажеры. Он ответил ей, что она сама такой путь выбрала, потому пусть не удивляется последствиям. К Блохину обратились с просьбой составить молитву, и он написал молитву Святому, чье имя было указано в просьбе (часто имя заключенного). Подобные просьбы посыпались со всех сторон. Трое суток без перерыва на сон и еду он писал заключенным молитвы. Это были самые счастливые дни жизни, по воспоминаниям Блохина. Когда его вызвал оперуполномоченный в кабинет и стал обличать в пропаганде, то сам тоже обратился с просьбой составить молитву. То есть у людей сложилось впечатление о Блохине, как о человеке, за которого можно заступиться. В безвыходной ситуации именно люди его и спасали (см. приложение 3).
Приложение:
1. Из книги Роберта Киган, Лайзы Лейхи «Неприятие перемен» (М.: Манн, Иванов и Фербер, 2017).
«Если мы не научимся понимать суть развития человека: что это, что ему способствует, а что мешает, – то будем не развивать лидерские навыки, а всего лишь тренировать некоторые из них. Полученные на тренингах руководителей знания будут больше похожи на новые файлы и программы, работающие на базе существующей операционной системы. Они по-своему полезны, поскольку дают больше глубины и разнообразия в постижении действительности, но их использование ограничено операционной системой. Наш опыт показывает, что культура профессионального развития в большинстве организаций (частных и государственных) построена на совершенно иной логике, хотя многие руководители этого не осознают. Слова «рост» и «развитие» у всех на устах, но на деле обучение превращается в передачу знаний от эксперта ученику (а модель, учитывающая процессы трансформации сознания, игнорируется). Ожидается, что ученик “добавит” знаний себе в голову, а не перестроит сознание, чтобы оно стало более комплексным. Они хотят добавить больше файлов и программ в операционную систему, вместо того чтобы значительно усовершенствовать ее саму.
Руководители стараются включать больше трансформационных моделей, но в итоге проводят периодические тренинги, обучение, организуют корпоративные университеты, эпизодические семинары “профессионального развития”. Все это ненамеренно копирует форму и функции школьного образования, хотя взрослый человек не “готовится к пути”, а давно на него встал.
Мы не считаем, что существующие формы профессионального развития исчезнут. Это подходящий способ передать информацию сотрудникам, чтобы они могли формировать новые навыки и решать технические задачи. Исчезнет наша вера в них как в единственный способ удовлетворить все потребности в обучении.
Какие неявные допущения в отношении «устройства сознания» несут в себе системы обеспечения корпоративного обучения в организации? Рассматривают ли они сознание как систему, чей репертуар можно расширить и дополнить, или как систему, которую саму по себе можно преобразить?»
2. Из книги Юрия Владимировича Владимирова «Как я был в немецком плену».
«Прошли еще более километра. Я уже еле-еле передвигал ногами и вот-вот мог упасть и больше не встать либо из-за своего бессилия, либо от пули конвоира. Сильно исхудавший, босой и напоминавший своим видом подростка, я обратил на себя внимание какой-то доброй женщины, которая, не испугавшись быть застреленной конвоирами, быстро и решительно подбежала именно ко мне и передала узелок из белой ткани. В узелке оказались поллитровая бутылка с сырым молоком, кусок хлеба и две большие сваренные картофелины. Обе картофелины и хлеб я отдал своим соседям, а сам, освободив горлышко бутылки от пробки, жадно и быстро выпил всё молоко.
Метров через 150 другая женщина опять сумела отдать мне бутылку с молоком и кусочек хлеба со свиным салом. И снова я выпил только молоко, а еду отдал тем же соседям. После этого они, видимо, решили, что им выгодно быть рядом со мною и поддерживать меня на дальнейшем пути. Они, каждый со своей стороны, крепко взяли меня под руки и почти понесли. Так мы двигались вместе по шоссе до железнодорожного узла – станции Лозовая».
«На улице меня заметила знакомая пожилая немка, которая шла с мужем – бывшим охранником лагеря в Цшорнау, имевшим прозвище Интеллигент. Она удивилась, увидев меня под стражей, и спросила: “Юрий, куда вас ведут?” Я, не раздумывая, ответил ей: “Видимо, на расстрел”. Тогда ее муж быстро подошёл к старшему конвоиру, поприветствовал его по-военному, правда, без слов «Хайль Гитлер», и отвёл в сторону, причем в их разговоре активно участвовала и жена.
Прошло несколько минут, и супружеская пара, пожелав всем счастья, ушла своей дорогой. А навстречу нам продолжала двигаться колонна гражданских лиц. Наш конвоир о чем-то переговорил с охранником этой колонны, потом подозвал меня к себе и сказал по-немецки примерно следующее: “Не думайте о об эсэсовцах только плохое. Как можно быстрее присоединяйтесь к колонне, переодевайтесь в гражданскую одежду, если она найдется у ваших соотечественников”. Так мы освободились от военного плена и превратились в гражданских пленных.
В колонне нам быстро достали нужную одежду: рабочие куртки, брюки, кепки, а для Саши Гуляченко выделили отдельную тележку, в которую мы сложили шинели. Поверх вещей на тележку посадили раненного Сашу».
3. Из произведения Николая Блохина «Из колодца памяти».
«Было не только страшное, но и светлое. Я сижу на пресненской пересылке. В камере около восьмидесяти человек: уголовники, большей частью осужденные за хулиганство, за кражи, за разбой. В моей камере не было ни одного осужденного за убийство. Наверху – женская камера. Двадцать женщин сидели за убийство. Были и кондовые воровки. И обе камеры занимались тем, что называется “коня гонять” или “тискать роман”. Конь – это кисет на веревочке, женщины нам его спускают через оконную решетку, а мы принимаем специальным! крюком. Курево так гоняли друг другу. А “тискать роман” это вот что: мои мужики начинают “роман писать”, естественно, на грязную половую тему. Страничка заканчивается многоточием, мол, продолжайте вы. Кисет передается наверх, и следует продолжение. И так в течение всей ночи. Мужчины пакость «гоняли» ту еще. Но то, что приходило от женщин… более изощренной мерзопакости я в жизни не читал! И тогда я понял, что такое сосуд немощи. То есть полный беспредел. Если баба становится алкоголичкой – это уже насмерть. Если она становится паханшей, то никакой атаман Ку-деяр ей в подметки не сгодится. Дальше пяти строк я читать не мог. Просто тошнит.
А еще переговоры так проходили: кружку прижимаешь к трубе и кричишь – слышно как по сотовому телефону. В женскую камеру передают: “А у нас Поп сидит” – “А молитвы знает?”. Тут я уже взял “трубку”: “Знаю”. – “Слушай, меня сейчас на этап. Людмила зовут. Ты мне напиши молитву”. – “Сейчас напишу”. Молитву святой Людмиле я не знал, но по общему образцу написал. Что-то вроде: “Избавь меня от всех скорбей, направь на путь истинный”. Передали. Там — тишина. И вдруг понеслось: “Давай и мне, и мне, и мне”. Я говорю: “Хорошо, только “роман тискать” хватит”. Сочинял молитвы с ходу на целый лист… “А Евангелие вам не нужно? ” – спросил. Как они заорали: “Давай! ” Я для них три написал. Это продолжалось трое суток. Я не спал и не ел эти трое суток, и это были самые счастливые дни в моей жизни.
Потом приходят просьбы, вернее, требования учить, как жить. Одна пишет: “У меня любимого нет, есть одни е…”. Отвечаю: “Лапонька моя, да ты же сама этого хотела. Всю жизнь свою ты сама только их и искала. Любовь свою ты не искала”.
Потом говорю:
– Девки, шмон будет обязательно на эту тему. Сейчас себя понудьте: запомните молитву своей святой.
И они это делали. “Роман” уже больше не ”тискали”.
Через трое суток меня вызывает “кум”. “Кум” – это оперативный работник, который должен следить за тем, что творится в камере. Сидит мальчик 22-х лет и говорит мне такие слова: “Ты что мне камеру развращаешь? ” Тут я взорвался: “Порнуху гонять — это нормально, а когда девки молитвы потребовали – это разврат?!” Так вот: через десять минут он полушепотом: «А молитву Сергею знаешь?” – “Молитву Сергию Преподобному знаю. Сейчас сделаем”. Я ему на два листа сочинил молитву. Потом в Лавру ходил, спрашивал: “Батюшка можно было так делать? ” Батюшки смеялись, отвечали: ”Можно”».
«В саратовской тюрьме под названием “Третьяк” я попал в камеру, где сидел академик Вавилов в 1943 году. Была раскрутка по моему второму делу на второй срок – “антисоветская и церковная пропаганда”.
Сижу в камере, открывается дверь: “Тебя в 206-ю”. Вся тюрьма знала, что 206 камера – это «пресс-хата». Я должен сказать то, чего говорить не должен. Следователь до этого мне внушал: “Ты говорил о Боге, вел среди заключенных антисоветскую пропаганду. Восемь человек тебя сдали”. Восемь-то сдали, а сто восемь – нет! Вот об этих ста восьми и должна была бы идти речь. Чтобы я их сдал.
А тюрьма “Третьяк” – уникальная. Лестницы железные – ступеньки звенят, как три рояля. А до этого я половине тюремных обитателей написал кассационные жалобы, потому как вроде бы самый грамотный. Некоторых по этим жалобам даже освободили. Евангелие мое по камерам гуляло. Так что меня знала вся тюрьма. И вот ступаю на лестницу, ору на всю тюрьму: “Братва, я Поп (моя кликуха), меня в 206-ю на прессы”. И вся тюрьма начинает железками своими, из чего едим, громыхать: “Попа назад, Попа назад! ” И такой шум стоит! Подходим к 206-й, меня впихивают, закрывают. Стоят четыре “особняка” – это заключенные особого режима, они давно на службе у ментов. “О, «девочку» привели! ” Шансов нет. Перекрещиваюсь: “Пресвятая Богородица, помогай! Царь Никола, помогай”. И говорю: “Ребята, живым не дамся и одного с собой точно унесу”. Но ситуация всё равно безнадёжная. То, что они хотели со мной сделать, они бы сделали. А дальше уже застучалось бы по всей тюрьме: “Блохин – “пидер”“. Мое место — однозначно до окончания срока возле параши, даже если я и не виноват. Таковы законы камеры. Но стоит грохот, не прекращается! Говорю: “Слышите? Дальше тюрьмы не уйдете. Вас найдут. Никуда не денетесь”. У них екнуло на одну секунду, а это мгновение надо ловить! И я обнаглел. Сказал: “Ребята, вы отсюда уйдете”. Тут же нажимаю “клопа” – кнопку звонка. Ее можно сколько угодно ночью нажимать — никто не подойдет. А тут сразу же – “вертухай”. И я ему говорю: “Они выломиться (уйти) хотят”.
Дорогие братья и сестры! Я никогда не видел такой ошеломленности. Он говорит им: “Пошли! ” И они выходят! Я падаю на шконку. Два часа ничего не помню. “Вертухай” меня толкает: “Выходим”. Выходим, и я ору на всю тюрьму: “Я их выломил”. Когда вернулся к себе в “хату”, было чувство: “Мне теперь ничего не страшно”»[23].
[1] Благолюбие. Том 1.
[2] Умнее, чем мы полагали: ученые выяснили, что выдры учатся новому у своих друзей
[3] Про дрессировку выдр
[4] Брушлинский А.В. Психология субъекта / Отв. ред. проф. В.В. Знаков. М.: Институт психологии РАН; СПб.: изд-во «Алетейя», 2003.
[5] Кутырев В.А., Слюсарев В.В., Хусяинов Т.М. Человечество и Технос: философия коэволюции. СПб.: Алетейя, 2020.
[6] Солоневич И.А. Россия в концлагере.
[7] См. глава 49 «О хранении душевного ока от всего вредного для него» из книги святителя Игнатия (Брянчанинова) «Приношение современному монашеству».
[8] См. главы «Фаза третья: после освобождения», «Анализ временного существования», «Спиноза как воспитатель» из книги Виктора Франкла «Сказать жизни “ДА!” Психолог в концлагере».
[9] См. «Перед лицом открывшейся красоты и истины (1921–1922)» из сборника статей академика Ухтомского А.А. «Доминанта. Статьи разных лет. 1887–1939».
[10] Сборник, составленный святителем Феофаном Затворником, «Святые отцы о молитве и трезвении. Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или о внимании в сердце к Богу».
[11] Новиков Н.М. «Молитва Иисусова. Опыт двух тысячелетий. Учение святых отцов и подвижников благочестия от древности до наших дней: Обзор аскетической литературы»: в 4 т. Т.1: М. «Отчий дом», 2004. С. 31.
[12] «Сетевые войны». Аналитический доклад Александра Дугина при участии Валерия Коровина и Александра Бовдунова.
[13] См. поучение четвертое «О страхе Божием» из книги преподобного аввы Дорофея «Душеполезные поучения».
[14] Из книги Роберта Киган, Лайзы Лейхи «Неприятие перемен». М.: Манн, Иванов и Фербер, 2017.
[15] Иустин (Попович), прп. Собр. творений / [пер. с серб. Сергея Фонова; общ. ред. проф., д-ра церк. истории А.И. Сидорова]. Т.2. М.: Паломник, 2006. С. 216.
[16] Дафт Р. Менеджмент. 6-е изд. / Пер. с англ. СПб.: Питер, 2006.
[17] Франкл В. «Доктор и душа: Логотерапия и экзистенциальный анализ» / пер. Л. Сумм.
[18] См. «Работоголизм» из книги Ц.П. Короленко, Н.В. Дмитриевой «Психосоциальная аддиктология» («Олсиб», 2001).
[19] В рабстве Сети. Беседа с главным врачом ГБУЗ «Наркологический диспансер» министерства здравоохранения Дмитрием Александровичем Любченко.
[20] Почему ИИ не заменит людей на тяжёлой работе, а будет руководить ими – и сделает труд ещё более изнурительным.
[21] «Мозг: общие принципы». АРХЭ МГУ, постнаука он-лайн, в ютубе.
[22] Как быть с 5-й колонной и англосаксом. Разговор в студии Дмитрия Пучкова с Игорем Ашмановым обо всём через призму интернета.
[23] Блохин Н. В. Повести и рассказы. Книга первая / Н. В. Блохин. М.: СофтИздат, 2009.
Стихийные бедствия, войны, вирусы, очередной несчастный случай. Неужели Всемогущий снова рассказал человечеству очередную причту, наглядно и в красках? Очевидный ответ для «спасающихся» — кощунство для ищущих. Д. Капуто пытается уйти от традиционного понимания Бога как некоего сильного, всемогущего существа. Бог Капуто — это слабый Бог, обладающий единственной силой — силой бессилия. В данной главе Д. Капуто предпринимает попытку совместить учение апостола Павла с философией Ж. Деррида, формируя представление о слабом Боге.
Джон Капуто «Слабый Бог». Фрагмент главы из книги Джона Капуто «Слабый Бог. Теология события» [1]. Глава 1. Бог без суверенитета. Differance, событие и царство без царства.
Прежде чем, сейчас пойдет речь о Боге — самой значимой фигуре богословия — я напомню о differance — не менее важной описке в философии. Свой небольшой эксперимент я начну с короткого замыкания [2], громко заявив «а что могло бы превзойти имя Бога, самого Логоса?» и затем, скромно добавив «а что может быть более ничтожным, слабым, и незначительным, чем простая описка?».
Differance — слово, используемое Деррида в целях описать обычное состояние, свойственное всем нам, верующим и неверующим в равной степени — «неверующие» просто верят в нечто иное чем «верующие» — в силу этого все мы должны пройти через характерный интервал означающих. Бой/рой/вой, диск/риск/писк [3] и т.д. создают эффект многозначности, который они воспроизводят по причине характерного или фонетического или графического интервала этих означающих. Не столь важно, скажете ли вы king или roi, как то, что внутри языковой игры, в которую мы вовлечены, лишь немногие способны выявить различие между (или «интервал между») king/sing или roi/loi. В общем, такого рода вещи характерны, mutatis mutandis, не только для лингвистических означающих, но и для понятий, которые они означают, а в более широком смысле еще и для целого ряда наших верований и практик, культурных и институциональных, все они соотносятся и структурируются этим дифференцирующим (различающим) интервалом.
Разница между Деррида и преследовавшими его структуралистами заключается в том, что последние считали эти означающие цепочки систематически выстроенными по правилам, в то время как Деррида — «Деррида» 60-70-х — утверждал, что эти цепочки сформировали не замкнутые, формализуемые системы, а незаконченные, незавершенные сети, подобные современному интернету, в котором один элемент может быть связан с любым другим элементом и таким образом бесконечно и «ризоматически» (подобно росичке) [4] распространяться в пространстве. Добраться до конца этих цепочек, то же самое что переходить по каждой ссылке в виртуальном пространстве всемирной паутины.
Обоснование данных суждений требует подробной аргументации, что не является моей насущной задачей [5]. Достаточно ограничится тем, что отстаивая идею differance, Деррида хотел сказать, что мы создаем смысл в условиях, грозящие его уничтожить, а наши верования и практики обладают лишь временным единством и сомнительным постоянством, которые с большой вероятностью разрушаться в самый неподходящий момент. Я думаю, в этом Деррида прав. С религиозной точки зрения, как мне кажется, это никак не подрывает веру, а только лишь объясняет, почему мы, мы как верующие, так и неверующие (или верующие по-другому), нуждаемся в вере, и почему в каждом верующем присутствует зерно неверия (и наоборот). В последующих размышлениях я не буду рассматривать раннюю формулировку Деррида слова differance за исключением сформулированных им в его ранних работах этико-политических и религиозных позиций. Differance, о котором мы могли бы рассказать Алисе [6], является не столько «фундаментом», сколько agent provacateur (тайным агентом) для всего того что происходит в этой удивительной перевернутой вверх дном стране.
На первый взгляд differance секулярное слово [7], придуманное для секулярного философского мира философом, который заявляет: «Я вполне похож на атеиста» [8]. И вправду, differance является квази-трансцендентальным условием возможности для различения таких понятий как «секулярный/церковный» или «теизм/атеизм», для проведения между ними косой черты. Тем не менее, по причинам, которые я намерен изложить здесь, Бог и эта описка differance, Спасенным и Праведным, все еще представляются богохульным сочетанием, каким Деррида его, кажется, не подразумевал, но рассмотрением которого он вынужден был заниматься. Еще давно, в своем знаменитом эссе «Различание», Деррида сказал, что differance появляется везде, чтобы подстрекать, в смысле слова «sollicitare», что на старой латыни значит — поколебать целое, сотрясать. По этой причине он продолжает говорить, что differance не следует толковать как своего рода primum ens [9], ниспосланный миру, чтобы расставить точки над «и», как некий принцип порядка и управления:
«Оно ничем не командует, ни над чем не царствует и нигде не проявляет никакой власти. Оно не заявляет о себе с большой буквы. Не только нет царства различания, различание даже подстрекает к ниспровержению любого царства. Что делает его откровенно угрожающим и неизбежно пугающим для всего того в нас, что жаждет царства, прошедшего или грядущего присутствия царства. А от имени царства всегда можно, поверив, что видишь, как различение расширяется большой буквой, упрекнуть его в желании царствовать» [10].
Другими словами, несмотря на довольно большие ожидания многих своих почитателей, differance не является нашим Искупителем и не устанавливает суда вроде Царства Божия, представляя собой скорее бессвязную систему по большей части слабых, неустойчивых ансамблей, нежели прочный фундамент для монументальных сооружений. Таким образом, не имея статус Бога или короля, статус некоего arche, божественного или еще какого, далеко не являясь вседержителем, законом, a principium, чем-то эмпирическим или трансцендентальным, тем, кто устанавливает и поддерживает порядок, differance в силу того, что ставит под сомнение любой законно установленный порядок, является, если не полностью, то в
Несомненно, только лишь в духе деконструкции, идея которой заключается в наличии постоянного противоречия, условности или возможного, можно было бы со всей изощренностью говорить о возможности царства без царства, царства, где нет суверена и нет правителей — а если они и есть, они бессильны — о монархии без монарха, возможности анархического царства, в котором допускаемая сила является силой бессилия, а само условие силы состоит в том, чтобы оно не имело силы.
Отвратительный, деконструктивистский обман, абсолютно релятивистская и нигилистическая игра слов, громко возразит Его Высокопреподобие с кафедры! Конечно же, без сомнения. Тем не менее, к несчастью для поборников Истины и Блага, я практически дословно ссылаюсь на апостола, в разоблачительном послании которого содержится одно из первых прозрений деконструктивизма на земле. Апостол осмеливается говорить о «слабости Бога» (asthenes tou theou), где бог избрал «немощное», «чтобы посрамить сильное» (1 кор. 1:27), и «ничего не значащее, чтобы упразднить значащее» (1 кор. 1:27-29).
Когда римские воины надсмехались над так называемым «царем иудейским», предлагая ему сойти с креста, вместо чуда последовала ирония. В самом деле, говорить о царстве в таком случае было бы смешно, ведь тот, в чьих руках могущественное царство подобное римской империи, был выставлен на посмешище, провозгласив грязную кучку невлиятельных людей незнатного рода «царством». Если это царство, то оно далеко от его обыденного понимания. Меня интересует возможность определить такого рода царство безвластия, исходя из следующих миропониманий — апостола Павла и Деррида, Евангелия и того что Деррида называет структурой чего-то, например, Бога, являющегося «безусловным» и в то же время «не имеющего суверенитета», структурой всего что грядет во имя Царства Божьего и «грядущей демократии» [12], предлагающая в качестве политических принципов в некоторой степени анархическое arche, arche без arche. Эта связь между апостолом Павлом и Деррида, между деконструкцией и первой главой к Коринфянам, скандал для верующих и камень преткновения для деконструктивистов, и есть цель моего исследования, к которому я скоро вернусь.
Итак, первое составляющее моего еретического эксперимента это анархо-деконструктивистская идея (скромно стремящаяся к защите апостола!), которая, кажется, внутренне напряжена и
Однозначно, Деррида, выступая за differance, не выступает за полный хаос. Он не поддерживает спонтанно возникающий анархизм на углу улицы (ничего не бывает просто), который позволил бы беззаконности поглотить страну, однако именно это хотят видеть его самые примитивные и обеспокоенные критики, в соответствии с интерпретацией которых, это значало бы не что иное, как
Вопреки принятому мнению, выражение о том, что нечто «может быть деконструировано», не сулит опасности. Будь у Деррида более евангельское умонастроение, он бы даже обозначил его как «благую весть», поскольку подлежащее деконструкции обладает будущим, оно подвижно и адаптируемо. Выражаясь более подходящими для данного исследования словами, деконструировать что-то — значит освободить событие, скрывающееся за именем, увидеть, что событие не поглощается именем. Деконструкция закона делается возможным посредством структурного и необходимого разрыва между конструирующимся именем закона и недеконструируемым событием справедливости, между обусловленным законом и событием справедливости, являющимся безусловным требованием. Деконструкция противостоит замыканию закона в имени события, блокируемое и исключаемое законами, то есть, противостоит сингулярности, которую Кьеркегор называл «несчастно экзистирующим индивидом».
Это указывает на другой гибрид, к которому я все это время клоню, нечто что можно было бы обозначить как «Датский Деконструктивизм», имея ввиду Кьеркегора и Деррида — сподвижники (заговорщики!), смелая команда дополнительных (суплементарных) служащих, веселые переплетчики книг, агенты, пишущие под псевдонимами. По мне, Кьеркегор — это своего рода двойной агент, запутывающий следы между деконструкцией и ап. Павлом, обеспечивающий коммуникацию между Священным Писанием и дьявольским ecriture, внедряющийся сразу в обе концепции [14]. (Уже много лет я работаю над эссе, которое называется «О Разнице между Деконструктивистом и Апостолом.») Деконструктрукция, которая оказывается в пропасти между сингулярностью несчастно экзистирующего индивида и универсальностью закона, порождает справедливость, даже несмотря на то, что сама деконструкция рождена и вскормлена справедливостью; действительно, вспомнить, например, одну из самых удивительных формулировок Деррида: «деконструкция — есть справедливость». И это не акт демонстрации нарциссизма, смущающее общество самовосхваление или обоготворение своей собственной работы, а формулировка бесконечного вопроса и признания того, что мы живем по зову, по зову безусловного требования, которое не смолкнет ни при каких обстоятельствах. Деконструкция закона означает подвергать закон сомнению, подстрекать закон, нанимать радикального адвоката, которой, заставит закон трепетать, одновременно подвергая самого себя подстрекательствам и беспокойству событием справедливости, которая обусловлена необходимостью позволить событию справедливости прийти и, как говорится в Пророческой Деконструкции (Амоса) — еще один экспериментальный гибрид, о котором я здесь пишу — позволить ей струится подобно воде, наделить ее властью [15].
Однако если событие справедливости «правит», тогда, руководствуясь самыми строгими семантическими законами, не возникает ли вопрос о существовании «царства» этого события, «царства справедливости»? Я имею ввиду не в смысле некоего центрального министерства юстиции, которое поддерживает порядок с помощью королевской армии или полиции и не в смысле некоего определенного места, где справедливость признана к исполнению в обязательном порядке. Я имею ввиду правило в
Таким образом, есть царства и есть королевства, «цартво» само по себе вовсе не «плохое имя» [16], а деконструкцию никто не наделил властью, чтобы вычеркнуть это слово из нашего лексикона. Фактически, само по себе «царство», отделенное от дифференциального пространства, в котором оно раскрывается, ничто (или как сказал бы парижанин отделенное от «контекста», так как оно зависит от того что правит). Как только в этом царстве станет править справедливость, а не террор, и никто не будет обладать королевскими привилегиями или привилегированным доступом в коридоры власти, а от самого монарха не останется и следа, я стану первым, кто выступит и объявит себя монархистом, мечтающем о грядущем царстве. Да придет это царство, аминь.
Разве не возможно ли тогда утверждать, что для деконструкции верховенство справедливости, правление или царство справедливости, составляет мировой или общественный порядок, в котором закон, подобно парусному судну, движимому ветрами, регулируется справедливостью? Разве не возможно ли, в конце концов, существование «царства различания» — таков мой эксперимент, гипотеза, которую я выдвигаю от нечего делать, чтобы поразвлечься дождливым вечером — вопреки самому буквальному высказыванию Деррида? Я бы первым признал, что это было бы довольно необычайное царство Алисы в стране чудес, где все перевернуто вверх дном, контр-царство или царство, в котором все настроено, чтобы противостоять его обычному устройству. В таком царстве все подчиняется не силе и всеобъемлющему arche, не бескомпромиссному, царскому, облаченному в порфиру principium, который, обладая суверенитетом, могущественно господствует над всем, но скорее наоборот. Это царство образуется, основываясь на силе бессилия, силами, которые слабы, а не сильны, постоянной уязвимостью к исключительному и неповторимому, к отличному и исключенному, к чужестранцу и иммигранту, к тому что Деррида обозначил как “voyous”, “rogues” (изгои), которых американские власти признаны искоренить, на что arche постоянно закрывает глаза.
Теперь, я задам вам вопрос, не будет ли царство изгоев чем-то вроде анархического царства, царства принимающего во внимание отличное, царства, Stimmung (дух) которого расположен к тем, кто вне закона? Возможно ли царство не закона, а справедливости, царство не безоговорочного права, а господствования беззаконников и неудачников, исключенных и потерянных, бездомных, царство, которое внимательно ко всем бедно экзистирующим индивидам? Возможно ли царство управляемое сверху, не нормой закона, а вознаграждением милости, милосердием дарения, шансом, случайностью, того что Деррида называет событием? Cлышал ли кто-нибудь подобное, или это просто неслыханно?
Возможно ли такое царство? Или невозможно? Или это возможность невозможного? (Подробнее о такой возможности/невозможности позже.)
Такое царство differаnce (различания) представляло бы собой анархическое царство отбросов, низов, варваров, всех тех кто не принадлежит ко двору, и кого власти считают никем, «царство ничтожеств», как выражается Джон Доминик Кроссан, говоря про другое царство, о котором короче [17]. В таком своеобразном царстве, все странное и необычное пользовалось бы особой strategic привилегией [18], оно завладело бы анархическим сердцем справедливости и ее бдительным взором, устремленным на анархическую индивидуальность, которая в силу того, что закон следит за девяноста девятью и упускает одного, выпадает из поля зрения arche закона. В случае, когда закон слеп, на место упускаемой законом сингулярности встает принимающая взор справедливости деконструкция, при которой закон подлежит постоянной реконструкции, что на языке Датско-Пророческой Деконструкции можно назвать Augen-blick (Augenblick — пишется слитно; пер.: мгновение) справедливости.
При упоминании о пророческом, звучание имени Бога может быть услышано издали, звучание Главного Слова, тихо читаемое нами вместе с опечаткой, дабы воспроизвести ниспровергающий, странный, гибридный гимн или даже речитатив, который никогда невозможно будет спеть в церкви. Пророческое, также как и differаnce, направлено на подстрекательство, у них общая приверженность к solicitare, к расшатыванию мира, возвышению ада, к нарушению спокойствия настоящего. В пророческом пространстве, мы более склонны мечтать о справедливости, нарушающей умиротворяющее спокойствие и гнетущий порядок, чем о «спокойствии порядка», которое грезилось Августину [19]. Вот почему Деррида однажды сказал, что деконструкция «создается в пространстве, где присутствуют пророки» [20].
Под словом «пророк» мы не подразумеваем некоего человека, пытающегося предсказать будущее, в которое тщетно вглядывается греческий провидец, поскольку оно ограничивалось бы лишь бытием, предсказаниями будущего в настоящем на основе настоящего бытия. Слово «пророк» мы понимаем в библейском значении. Пророк принадлежит не к порядку бытия, а к порядку события, зова, не к присутствию, а к провокации. Он выступает в роли того кто говорит ради (prophetes) справедливости, взывает к справедливости и предостерегает нас от игнорирования справедливости. Царство справедливости зовет меня, ставя в винительный падеж, и упрекает за то, что «мы» пользуемся привилегиями по закону при настоящем порядке. Суть пророческой грамматики заключается в том, чтобы реконструировать «Я» (I) в «меня» (me), в винительный падеж, как me voice (вот я): обвиненный отвечу на призыв!
В соответствии с этой схемой, настоящий порядок есть господствующее царство, для которого деконструкция создана, чтобы порождать беспокойство. Настоящий порядок — это «эйфория либеральной демократии» и «новый мировой порядок» [21], в котором Диснейворлд и экономика свободного рынка выдают себя за парусию. А сейчас после 9/11 (11 сентября), это еще более расколотый мир на нас и их, мир американской «демократии» и противостоящих недифференцированных «террористов», как будто это единственные категории доступные для анализа этой ужасной ситуации и как будто это единственный урок, извлеченный из того трагического дня.
Святой Павел призывал сопротивляться aion (век), «не сообразовываться с веком сим» (to aioni touto) (Rom. 12:2). Кьеркегор, как всегда следуя апостолу Павлу, приберег эти строки для очень хорошей книги, в которой он утверждал что «нынешний век» всегда находится под «революционным» прицелом [22], то есть антицарство готовит революционный удар [23]. Пророк это смутьян, который говорит по справедливости сейчас, в настоящем, вследствие чего его обычно, в конце концов, убивают — еще одно отличие еврейского пророка от греческого. Для каждого царя (такого как Иеровоам), существует пророк (такой как Амос), доставляющий ему неприятности и терзания совести — факт, которым интересуется Жак Элюль в своей немногословной книге об анархии; и для каждого пророка существует царь, являющийся для него преградой, а иногда гибелью [24].
Пророк это главное лицо события. Пророк не тот, кто видит будущее, но тот, кто предупреждает о последствиях настоящего зла в будущем, потому что он чувствует пропасть между настоящим состоянием и событием справедливости. Поэтому, он приходит донести послание царю, господствующим властям, настоящему времени, приходит распространить слово, к которому «мы» не хотим сейчас прислушаться, приходит рассказать, что от нас требуется сейчас, в настоящий момент, потому что различать событие справедливости — значит отрицать его [25]. Пророк дает нам узнать то что мы не желаем знать; он беспокоит и подстрекает нас, заставляет нас трепетать, децентрализуя «Я», arche и самость, склонные организовывать все вокруг себя и убеждать, что все ими розданное возвращается в двойне. «Настоящее» — это не определенный отрезок времени, как например, Рим в период проповеди апостола Павла или Америка при республиканцах, но неустойчивая структура человеческого существования, структура которая, подобно несчастным, всегда с вами, и которая всегда на месте, постоянно содрогающимся от движения события.
Итак, обещанное мною короткое замыкание мы получаем в результате сочетания послания Павла к настоящему со структурой власти «присутствия» и авторитета настоящего в деконструкции. Возникнувшая вспышка это постоянная потребность в подстрекательстве, то есть, в деконструкции, в несоответствии настоящему [26]. Такое сочетание пророко-анархо-датской деконструкции, включающее в себя четыре компонента (=Пророки+Павел+Кьеркегор+Деррида), всегда является деконструкцией силы и авторитета, того что претендует на присутствие и предотвратило бы событие. Не считаете ли вы теперь, что назови мы деконструкцию справедливостью, это означало бы, что она пришла принести мир? Нет, она является с мечом.
Примечания
1. Caputo J. The Weakness of God: a theology of event. Bloomington: Indiana University Press, 2006
2. Англ. short circuit, франц. COURT-CIRCUT. Термин, введенный английским теоретиком Д. Лоджем (Lodge: 1981, с. 135). Любой процесс интерпретации художественного произведения, утверждает Лодж, основан на его сравнении с действительностью и тем самым якобы предполагает наличие определенного зазора, дистанции между литературным текстом и реальным миром, между искусством и жизнью — то, что как раз постмодернизм и пытается преодолеть, устроив «короткое замыкание», чтобы привести читателя в шоковое состояние и не дать ему возможности ассимилировать «постмодернистское письмо» «конвенциональными категориями» традиционной литературы: «Способы достижения этого состоят в следующем: сочетание в одном произведении явно фактического и явно фиктивного, введение в текст автора и тем самым постановка вопроса о проблеме авторства и обнажение условностей литературы в самом процессе их использования. Эти металитературные приемы сами по себе не являются открытием постмодернистов — их можно обнаружить в художественной прозе еще во времена Сервантеса и Стерна, но в постмодернистском письме они появляются настолько часто и в таком количестве, что свидетельствуют о возникновении явно нового феномена» (Lodge:1981, с. 15). См. Постмодернизм. Словарь терминов. — М.: ИНИОН РАН (отдел литературоведения) — INTRADA. Ильин И. П. 2001.
3. Д.Капуто приводит следущие примеры boy/toy/joy, king/ring/sing.
4. Род трав семейства злаковых (сорное растение). Большая советская энциклопедия — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.
5. Для тех, кому необходимо разобраться что «означает» differance см. «Deconstruction in a Nutshell: A Conversation with Jacques Derrida», ed. with commentary by John D. Caputo (New York: Fordham University Press, 1997), 99–105. Более подробно о Боге и differance см. John D. Caputo, «The Prayers and Tears of Jacques Derrida: Religion without Religion» (Bloomington: Indiana University Press, 1997), 1–20.
6. Имеется ввиду Алиса из всем известной нам сказки.
7. Этот секулярный мир, похоже, далек от правды, поскольку у слова écriture есть два значения «письмо» и «священное писание». Несмотря на это в переводах Деррида данное слово обычно транслируется в первом значении, что ведет к стиранию его теологического смысла. Большинство деконструктивистов не хотят рассматривать деконструкцию как предмет священного писания, хотя это то, что узрит богословский ум. См. Kevin Hart, The Trespass of the Sign (New York: Fordham University Press, 2000), 49–64, он предполагает, что осцилляция в слове écriture такая же, как в pharmakon и supplement, следовательно, écriture не однозначно. В независимости от его авторских намерений, продолжает Харт, «текст Деррида не может не означать и “письмо» и «священное писание”» (61).
8. Jacques Derrida, “Circumfession: Fifty-nine Periods and Periphrases” in Geoffrey Bennington and Jacques Derrida, Jacques Derrida (Chicago: University of Chicago Press, 1993), 155.
9. Лат. первопричина, высший смысл
10. Jacques Derrida, Margins of Philosophy, trans. Alan Bass (Chicago: University of Chicago Press, 1982), 22. Отрывок в переводе В.Е. Лапицкого.
11. Фр. царство различания
12. См. Philosophy in a Time of Terror: Dialogues with Jürgen Habermas and Jacques Derrida, ed. with commentary by Giovanna Borradori (Chicago: University of Chicago Press, 2003), and Derrida, Voyous. О «слабой силе» (force faible) см. Voyous, 13; Rogues, xiv. Также см. “The University without Condition,” in Jacques Derrida, Without Alibi, ed. and trans. Peggy Kamuf (Stanford: Stanford University Press, 2002), 202–37. For a commentary on Voyous, see John D. Caputo, “Without Sovereignty, Without Being: Unconditionality, the Coming God and Derrida’s Democracy to Come,” Journal of Cultural and Religious Theory 4, no. 3 (August 2003) (www.jcrt.org). О «грядущей демократии» см. Specters of Marx: The State of the Debt, the Work of Mourning, and the New International, trans. Peggy Kamuf (New York: Routledge, 1994), 64–65.
13. Jacques Derrida, “The Force of Law: ‘The Mystical Foundation of Authority,’” trans. Mary Quantaince, in Deconstruction and the Possibility of Justice, ed. Drucilla Cornell et al. (New York: Routledge, 1992), 14–15.
14. Эта идея уже существует достаточно долго. Кьеркегор был моим самым надежным компаньоном, а «Павел» моим именем, когда я сто лет назад был De La Salle Christian Brother (братом христианских школ).
15. См. John D. Caputo and Yvonne Sherwood, “Otobiographies, Or How a Torn and Disembodied Ear Hears a Promise of Death: A Prearranged Meeting between Yvonne Sherwood and John Caputo and the Book of Amos and Jacques Derrida,” in Derrida andReligion: Other Testaments, ed. Kevin Hart and Yvonne Sherwood (London: Routledge, 2004), 209–40.
16. Jacques Derrida, Of Grammatology, corrected edition, trans. Gayatri Spivak (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1997), 42.
17. John Dominic Crossan, Jesus: A Revolutionary Biography (San Francisco: HarperSanFrancisco, 1994), 54 ff.
18. Она сугубо «стратегическая», поскольку обратимость всегда временная и переходная стратегия, которой следует вытеснение; в конце концов, идея заключается в том, что не должно быть особых привилегий, только общество радикально равных.
19. Когда Августин определил мир как спокойствие порядка, он отразил мир, в котором христианство примирилось с политической властью, положив начало многовековому союзу с государством, именно поэтому, он разработал теорию справедливой войны. Христианская жизнь после Константина утратила свой анархический и пророческий дух, который не доверяет спокойствию господствующего порядка и стремится нарушить покой, и это во имя shalom. Shalom — это мир, который приходит от справедливости (sedaqah) ради бедных и изгнанных, мир, который наступает вследствие правления Бога, а не высоко иерархического, внутреннего спокойствия, покровительствуемого религиозным и политическим правым крылом. При этом христианство, к сожалению, потеряло анархический и пророческий дух, который жив в изречениях Иисуса, в Его пророческих рассуждениях о «царстве Бога» и о первых трех столетиях. См. Jacques Ellul, Anarchy and Christianity, trans. Geoffrey W. Bromiley (Grand Rapids, Mich.: Eerdmans, 1991), 27–30.
20. Debates in Continental Philosophy: Conversations with Contemporary Thinkers, ed. Richard Kearney (New York: Fordham University Press, 2004), xx.
21. Specters of Marx, 56.
22. Søren Kierkegaard, Kierkegaard’s Works, Vol. XIV, Two Ages: The Age of Revolution and the Present Age, ed. and trans. H. Hong and E. Hong (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1978).
23. Хайдеггер в «Бытие и Время» облек все это в онтологические термины и, используя лаконичные сноски, умудрился сделать так, будто это «основал» он.
24. Ellul, Anarchy and Christianity, 51–52: пророки осуждали царские злодеяния от лица Бога, и именно их слова, не царские, были восприняты как слово Бога.
25. Derrida, “Force of Law,”
26. Имеется в виду времени.
Слушать: https://radonezh.ru/radio/2021/07/09/23-00
Е. Никифоров: — Здравствуйте, дорогие братья и сестры. Сегодня я приветствую в нашей студии замечательных философов Бориса Вадимовича Межуева, который известен вам по циклу программ, которые он в течение года вёл на «Радонеже», и Александра Владиславовича Михайловского. Сегодня мы будем говорить о философе-женщине, недавно преставившейся ко Господу, Пиаме Павловне Гайденко. Женщина-философ – феномен. Философ уважаемый, без скидок на гендерность. Серьёзный философ, которого очень уважали в философском мире. Для слушателей приведу одну цитату: «Ни одна сфера человеческой деятельности не обходится без соприкосновения с реальностью времени: все, что движется, изменяется, живет, действует и мыслит, – все это в той или иной форме связано с временем. Однако удивительным образом само понятие времени представляет большие трудности для всякого, кто пытается постигнуть его природу. На самом деле «всё, что движется» никак с временем не связано – всё это связывает с временем человек, субъект, потому что именно субъект воспринимает любое движение как протяжённый в пространстве процесс. Протяжённость любого процесса – продолжительность – это и есть время в понятии человека. Следовательно, говоря о «реальности времени», необходимо в первую очередь учитывать объективность или субъективность его реальности». Это образец мысли и стиля этого человека.
А. Михайловский: — Это из последней книги 2006 года «Время. Длительность. Вечность».
Е. Никифоров: — То, как Пиана Павловна говорила о таких категориях, которые близки по своей предельной обобщённости и абстрактности к религиозному мышлению, само собой подводит нас к понятию о Боге. Она была глубоко верующим человеком. Но у нее философия не заменяла религиозности, они сосуществовали.
А. Михайловский: — В продолжение мысли процитирую слова еще одного современного философа-женщины Татьяны Михайловны Горичевой, которая живет в Санкт-Петербурге и Париже. Она после смерти Пианы Павловны написала такой мини-некролог, где вспомнила свою поездку к ней в Москву, где «впервые увидела понимающего и творчески продолжающего советского и вселенского философа, который искренен и глубок, не боится вершин и глубин, горит духовно, ведет за собой». Это характеристика не просто академического работника, но мыслителя, который способен вдохновлять и который сам идет вслед за Мыслью. Если мы немного отстранимся, представить это просто. Несмотря на то, что Пиану Павловну похоронили 7 июля в Москве, на самом деле она давно стала классиком. Её можно поставить в один ряд с такими вдающимися фигурами советской и постсоветской философии второй половины 20 века, как Валентин Фердинандович Асмус, Теодор Ойзерман, Владимир Вениаминович Бибихин, Нелли Васильевна Мотрошилова, которая тоже недавно скончалась. Они были одного, 1934, года рождения. Преставились ко Господу тоже с такой небольшой разницей. Это уже серьёзный масштаб. И Гайденко сыграла важную роль для советской философии, которая, как мы знаем, официально должна была обслуживать идеологию. Гайденко в числе тех, кого я назвал, по сути, тихо ломала этот стереотип.
Е. Никифоров: — А как это ей удавалось? Может, потому что никто из тогдашней номенклатуры ничего в этом не понимал?
А. Михайловский: — Не думаю, что они не понимали. Но это из разряда чуда. Обыкновенное чудо. Открываю книжку «Философия Фихте и современность» 1979 года. В библиографии, как положено, первую позицию до списка сочинений Фихте занимают Маркс и Энгельс. Но нигде ни в предисловии, ни в первой главе не упоминаются классики. Это само по себе удивительно. Настолько же удивительно, насколько Аверинцев мог писать для пятого тома «Философской энциклопедии» статьи про Бога, христианство, которые были очень приличными. То же можно сказать о Гайденко. Первая книга на русском о Хайдеггере вышла в 1963 году. Пиане Павловне было 29 лет. Это ее первая книга и первая книга в Советском Союзе о философии Мартина Хайдеггера, которая назвалась «Экзистенциализм и проблема культуры. Критика философии Мартина Хайдеггера». Это замечательное исследование. Мы с коллегами из Петербурга делали большую книгу-антологию «Хайдеггер: pro et contra». Связались с Пианой Павловной через ее дочь Татьяну Юрьевну Бородай с просьбой предоставить для этой антологии свои статьи, главы из книги, что она охотно сделала, а впоследствии была очень благодарна организаторам антологии за то, что ее еще помнят и переиздают ее работы. Мы не могли не сделать этого, потому что это масштаб. С одной стороны, это благодаря Гайденко, Мотрошиловой, Асмусу во многом сохранялась преемственность с русской философией Серебряного века. Есть воспоминания Бибихина в книге «Лосев. Аверинцев»: он пишет о коллоквиуме в Доме ученых под председательством Лосева. Гайденко говорила о Лосеве. Для нее было важно зацепиться за его мысль об античности, чтоб развивать свою мысль. Это такие фигуры-медиаторы, которые не позволили пропасть этому большому культурному предприятию под названием «философия в советское время». С другой стороны, они в общем сохраняли связь с живой западной традицией. Это люди, для которых Хайдеггер, Ясперс, Левинас, Сартр были современниками. Они живо реагировали, что опять-таки очень удивительно. Мы знаем про «железный занавес», но они живо реагировали на дискуссии об экзистенциализме. А это 1968 год. Понятие экзистенции самое главное понятие философии в первой половине XX века. Так же примерно, как и в IV веке интеллектуалы эпохи Константина Великого спорили о взаимоотношении сущности и ипостасей в Боге, интеллектуалы середины XX века спорили об экзистенции.
Е. Никифоров: — Но это же, чистый идеализм. Как развить эти темы?
А. Михайловский: — Давайте будем это осмыслять.
Б. Межуев: — Интереснейший вопрос. Начну с фактора удивления. Я познакомился с работами Пиамы Павловны на первом курсе. Для меня это было введение в философию, ее историю. Я что-то стал понимать в философии только после книг Гайденко. Особенной была книга, которую Александр сейчас держит в руках «Философия Фихте и современность». Перед этим книга, которая меня перепахала, как «Что делать?» Чернышевского перепахала Ленина, но только, надеюсь, с другом смысле. Это книга «Трагедия эстетизма», посвященная миросозерцанию Сёрена Кьеркегора. Это была книга — разверзнувшаяся бездна. Один из важных моментов — абсолютно немарксистская книга, которая появилась в 70-м году. Она в красной матерчатой обложке кирпичного цвета вышла. Эстетично выглядела сама по себе, хотя говорила о трагедии эстетизма. Книга имела одну ссылку на Маркса-Энгельса, но на этом все и кончалось. Дальше шла религиозная философия. Другое дело, что это была за религиозная философия, как это было возможно. Это нужно было рассматривать в общем контексте с томом Философской энциклопедии со статьей С.С. Аверинцева «О Христианстве». Может быть, даже с появлением «Мастера и Маргариты» в 1966 году в журнале Москва. Какая-то была некая общая эпоха консервативного поворота, который совершался советской интеллигенцией. Я, конечно, не видел бы в этом только продукт личной смелости людей. Тут было сложнее. Советское общество явно поворачивалось в целом в какую-то консервативную сторону. Власть к этому относилась двойственно. С одной стороны, был Суслов, страх, коммунистическая ортодоксия, постоянные процессы. С другой стороны, было, видимо, в верхах понимание, что может быть это и выход. Советская власть испугалась 1968 года. Китай. 1966 год — культурная революция в Китае. Париж. Прага. А ещё и внутри советской власти появляется сильная комсомольская оппозиция, которая претендует с позиции марксистской ортодоксии ударить по верхам. В этот момент определённому культурному философскому слою людей дается возможность, критикуя 1968 год, критикуя эти настроения гошистские, как они тогда назвались, леваческие настроения, критикуя китайский особый путь все же уйти в сторону традиционно-консервативного. Феномен Гайденко, несмотря на то, что он, конечно же, обусловлен ее личной гениальностью, в том, что не найти другого русского историка философии за последние годы, сопоставимого по таланту с ней. Это был человек уникальнейшего таланта! Какое умение выписать мысль, представить мысль без ущерба для глубины в остром интеллектуально насыщенном тексте. После нее это умение пропадает. Дай Бог нам когда-то дотянуться до этой вершины, которую она достигла. Так вот тут был элемент консервативного осмысления ситуации. Пиана Павловна и ее второй супруг Юрий Николаевич Давыдов, скончавшийся намного раньше, чем она, это были люди, которые увидели в левизне Запада в 1968 году, в Париже, в эросе, в цивилизации признаки серьезнейшего культурного разложения.
Е. Никифоров: — Давайте немного об этом. Мы не научное радио, не читаем здесь лекции, мы беседуем о важном феномене, о мировоззрении. Нашей аудитории нужно какие-то вещи просто разъяснить. Что имеется в виду, когда Вы говорите об этом дискурсе леваческом?
Б. Межуев: — Речь идет в первую очередь о некотором социальном утопизме, который был в тот момент распространен в среде и в американской и европейской левой интеллигенции. Лучше всего определить это словом «контркультура». Нужно отказаться от традиционной культуры, от ценностей, что нужно идти путем иррационального, открыться воображению. Один из лозунгов в Париже 1968 года – «Вся власть — воображению». Нужно отказаться от науки, может быть, от строгой рациональности, от всех тех примет, которые называются словом «цивилизация». В слове «цивилизация» лежит серьезнейшая репрессия, подавление базовых инстинктов человека. Эти базовые инстинкты должны раскрепоститься в свободном творческом эстетическом порыве, который выражается в новом искусстве. Тогда как раз появляется рок-музыка в новом художественном воображении. Это как раз и будет освобождение от капитализма. И для многих людей моего поколения, конечно, это было ужасно привлекательно.
А. Михайловский: — Соглашусь с Борисом. Я в свое время занимался такой темой, как «Русская партия». Конечно ни Гайденко, ни Давыдов к ней не принадлежали в строгом смысле. Но это было общее поветрие 70-80х годов, тогда же направление деревенщиков возникает, это надо в комплексе рассматривать. Издательство «Молодая гвардия» выпускает серии книг; Гайденко вместе с Давыдовым занимают консервативные, даже можно сказать христианские позиции, которые опираются на Достоевского. Для Давыдова Достоевский был важным мыслителем, у него даже книга о Достоевском. Гайденко тоже периодически обращается к Достоевскому, несмотря на то, что пишет о Хайдеггере, Фихте, Фрейде и так далее. Я бы из того комплекса проблем, которые обозначил Борис, и которые связаны с 1968 годом, выделил бы такую проблему, важную для Пианы Павловны, как философа, а не просто как историка философии. Это проблема снятия табу, запретов. Это этическая проблема. Если брать Кьеркегора, мы помним, что для него вершиной развития человеческой экзистенции является именно этическое отношение, не эстетическое. Позиция Авраама. Гайденко, с одной стороны, занимается такой академической работой, рассказывает о Фихте, о«наукоучении», а с другой стороны, любопытным образом книга «Философия Фихте и современность» заканчивается критикой Фрейда. Кто бы мог подумать. От Фихте к Фрейду. Не так просто совершить этот путь.
Е. Никифоров: — Разьясните, пожалуйста, это противоречие..
Б. Межуев: — Проблема с Фрейдом в том, что он научился лечить неврозы, вызывавшиеся чувством вины, загнанным в бессознательное или происходящим из него. Фрейд вместе с Ницше и Марксом делал такое «большое» дело – сказал всем, что «Бог мертв». Есть сверх-Я, есть бессознательное, есть либидо, которое отвечает за творчество и чувство вины — это фантом некоторый, который надо лечить. Это важна культурная работа, которую Фрейд проделал. Это было связано с кризисом понятия субъекта, как ответственного агента. Гайденко показывает, что так просто с европейским субъектом нельзя расстаться. Согласно Фихте, первое дело, которое совершает Я, воплощение сознания, – это самоограничение. Оно не снимает все ограничение, но наоборот налагает, и это становится условием свободы. Свобода не “от”, а “для”. И продолжая мысль, Гайденко пишет, что «вполне понятное желание врача избавить человека и человечество от мук больной совести, от страданий духа приводит, как это ни покажется неожиданным, к ампутации органа, который называется совестью, а ведь именно мучения совести позволяют и человеку, и обществу восстанавливать нормальную жизнь. И напротив, облегчение совести, разоблачение нравственных запретов как „цензуры сознания“ и желание излечить всех тех, кто эти запреты принимает слишком всерьез, желание сделать духовную и нравственную жизнь „рациональной“ и приятной приводит к опасным и тяжелым болезням духа и души, благодаря которым человек становится хуже животного».
Е. Никифоров: — Сейчас это происходит уже на уровне социальном, политическом.
Б. Межуев: — Что действительно обнаружила Пиана Павловна — представление о том, что многие проблемы в нашем обществе обусловлены серьезнейшими проблемами философии, особенно немецкой. Немецкая философия где-то споткнулась, и это привело к тому, что происходит сейчас. С чего начинается немецкий идеализм? Резко разделились мораль и познание. Они оказались противопоставлены друг другу. К чему это привело? Мир весь приобрел профанный характер. Наука не может нам сказать ничего интересного, к Богу она нас не вводит. Мораль вводит к Богу, но мораль абсолютно рационалистическая и бесплотная. И появляется третье начало в той же немецкой классической философии — эстетика, красота. Красота сразу же романтиками вводится как нечто большее, чем и познание, и мораль. Когда мы чувствуем Бога через красоту, вся проблема в том, что это какой-то не такой бог. Это какое-то трансцендентное, но опять же особое. Особенно почитав Фрейда, который там появляется. А до этого еще и Ницше, который тоже продолжение романтизма, крайнего, доведенного до предела. И это эстетическое, которое вводится в качестве бога, в качестве трансцендентного, оно и побеждает в 1968 году. А можно сказать, что оно и дальше побеждает в течение западной культуры, цивилизации. Почему Пиана Павловна обратилась к русской философии? Она считала, что русская философия, столкнувшись с той же проблемой, почувствовала проблему внутри западной классики, пыталась по-своему как-то разрешить. Удачно или нет — вопрос другой. Но она возникает из чувства распадения трех начал: истины, добра, красоты. Должен сказать, что в обращении к Соловьеву и русской философии во многом было вызвано работами Гайденко о западной философии. Во многом я воспринимал проблемы русской философии через ее систему координат. Далее вот Фихте. Это человек, кто еще в большей степени противопоставил активного субъекта внешнему началу. Противопоставил «я — не я», цивилизация — природа. Фихте это противопоставление реально, не придумано, доводится до логического предела. Поэтому из того, что позиция Фихте оказывается невозможна, она крайне антиэкологична. Это крайнее развитие протестантского духа негативизма по отношению к тварному миру. Это по крайней мере ранний Фихте. Если уйти от частностей, то конечно Пиана Павловна наметила определенную парадигму, в том числе русской истории философии, как она должна идти. Когда она стала заниматься русскими темами, там много что было сложно принять. У нее жесткая позиция по отношению к Серебряному веку. К Бердяеву, уж не говорю про Мережковского. Для нее это соблазн. Огромную роль в её восприятии играло представление, что важнейшей причиной тоталитаризма являются хилиастические утопии. Это путь к тоталитаризму. Это некое обожествление земного. В этом смысле все наши великие мыслители, которые впали в ересь утопизма, как потом писал отец Георгий Флоровский, «это все люди, в какой-то степени подготовившие большевизм». Я бы не относился к этому так жестко в отличие от Пианы Павловны, но по ее мнению значительная часть русской философии — это преодоление этой утопической ереси, также сильно имеющей эстетически-языческую сторону.
А. Михайловский: — Дополню Бориса словом живым самой Пианы Павловны Гайденко. Почему она не любила Серебряный век и, в частности, французский экзистенциализм того же Сартра. Причина в том, что она видела там элемент гнозиса, хилиастические ожидания, связанные с гнозисом, то есть совершено специфическим отношением к миру, как к произведению не благого Бога, но Демиурга. В некоторой вариации мы можем найти такое отношение в словах Ивана Карамазова, который демонстрирует Алёше испорченность этого мира. Это известная фраза про слезу ребенка вложена Достоевским в уста Ивана Карамазова, то есть она звучит как провокация. Мы часто любим эту фразу цитировать в положительном контексте, а на самом деле это провокация. Помните историю, как барин затравил собаками деревенского мальчишку крестьянина за то, что он камнем перебил гончей лапку? Это провокация чисто гностическая, на которую Достоевский реагирует, как и положено православному мыслителю, в чем его Гайденко полностью поддерживает. Причиной зла в мире является не сам мир, не само тварное бытие, но человеческая свобода, которая выбирает грех. А тот гностицизм связан в культурном отношении с романтизмом. Борис правильно возводит Ницше к романтизму. Так же можно и Бердяева, и весь Серебряный век к романтизму отнести. 
Е. Никифоров: — Это же прорыв к свободе был?
А. Михайловский: — А что значит свобода? Ее мы можем понимать двояко. Свобода выбора между добром и злом. Православный мыслитель никогда так не скажет, потому что для него очевидна свобода как выбор в пользу блага. Выбор в пользу зла это не свободный выбор, но результат искаженной, испорченной природы человека. Так вот слова Гайденко, где она цитирует представителя немецкого романтизма Шлегеля: «Революционное стремление осуществить Царство Божие на земле — пружинящий центр прогрессивной культуры и начало современной истории. Всё, что не связано с Царством Божиим, представляется ей чем-то второстепенным. Своим учением о свободе и Сартр, и Бердяев, пожалуй, в наибольшей мере обязаны именно Фихте и инициированному им торжеству Субъективности, представленному в немецком идеализме. Именно немецкий идеализм полностью завершил тот духовный переворот, который начался в философии XVII—XVIII вв. и касался прежде всего классической традиции в понимании бытия, господствовавшей — за немногими исключениями — на протяжении почти двух тысячелетий». Это о кризисе средневековой мысли, теоцентризма. Гайденко здесь однозначно встает на позиции онтологизма. Проблема в том, что современная философия впала в соблазн деонтологизированного субъективизма. Это значит, что она полагает в центр внимания творческого, якобы свободного субъекта, который отрицает мир, который берется этот мир переустроить. Сюда можно и марксизм отнести:, сломать, переустроить, вставить что-то хорошее. Это ведь тоже такой светский вариант хилиазма. То есть идея о том, что можно построить Царство Божие на земле без Бога. Для Гайденко все эти культурные, общественные явления являются выражением некоторых глубинных процессов, происходящих в философии как рефлексии о бытии. И последние слова в ее книге «Прорыв к трансцендентному, которая вышла в 2000 году, нас касаются. Эти все дискуссии о трансгуманизме, о цифровизации. Послушайте, как актуально она об этом пишет. «Всерьез преодолеть то господство деонтологизированного субъективизма, продуктом которого является утопический активизм нового и новейшего времени в двух его вариантах: социального революционаризма (сюда можно отнести все движения гендерные, и всё, обо что ломаются копья. – А.М.) и технократической воли к полному переустройству, к „новому сотворению“ Земли и всего космоса руками человека» (сюда мы относим чипизацию, прочие такие оптимистические попытки заменить человека роботизированным существом. – А.М.).
Е. Никифоров: — А насколько это соответствует реальности? Насколько это возможно — заменить человека роботизированным существом?
Б. Межуев: — Я как-то всегда к этому отношусь со скепсисом, не вижу, зачем нужно элитам человечества заменить человека машиной?
Е. Никифоров: — Зачем гендерные эти революции? Никто не может толком объяснить, зачем.
Б. Межуев: — Это можно попытаться объяснить, правда, придется выйти за пределы Гайденко и обсуждения ее наследия. Если оставаться в ее категориях, то откуда берется эта гностическая утопия? Там много было таких консервативно мыслящих авторов-пятидесятников, большая часть из них ушла уже из жизни. Был там Юлий Анатольевич Шрейдер, католический мыслитель. Он один из первых стал писать по теме технократической, гностической утопии. Влияние таких, и в том числе американских, консервативных мыслителей, которые предупреждали против этого, и немецких мыслителей. Фегель, который оказал влияние на это поколение. Подоплека в том, что есть определенный класс людей, кто, безусловно, двигает историю. Я называю их «интеллектуальный класс», для которого эта технологическая утопия, начиная с времен Розенкрейцеров, Фрэнсиса Бэкона, и трактата «Новая Атлантида» является путеводной звездой. Наука должна быть центром, магистральным путем общественного развития. Чем больше наука открывает, пытает природу, тем в большей степени у нас у нас улучшается жизнь, мы приближаемся к какому-то вечному идеалу.
Е. Никифоров: — А это не так?
Б. Межуев: — Нет, это так, но все время этому кто-то сопротивляется. Какие-то «неприятные классы», как я их называю. То сопротивляется дворянство, то финансовый капитал, потом номенклатура. Кто-то все время мешает. Так вот сегодня палкой в колеса этой утопии являются белые протестанты англо-саксы мужчины типа Трампа, которые хотят здоровые семьи, детей, хозяйство, которому все эти интеллектуальные игры во все эти новые атлантиды совершенно не нравятся. Чтоб свергнуть господство, этот интеллектуальный класс придумывает концепцию, чтоб свергнуть класс неприятный. Чтоб свергнуть дворянство и церковь католическую, было придумано масонство, объединение этого интеллектуального класса и либеральной буржуазии. Потом, чтоб свергнуть либеральную буржуазию, был придуман марксизм. И так далее. Теперь, чтобы окончательно победить, а сила, субъект которой производит гностическую мысль, придумала вот эту гендерную и критически-расовую теорию, чтобы, условно говоря, добиться того, чтоб матрица капитализма, произведение этих белых здоровых мужчин, которые хотят традиционной жизни, как они ее понимают, никогда не произросла.
Е. Никифоров: — А почему такая страстность?
Б. Межуев: — Почему интеллигенту тяжело общаться с неинтеллигентом? Я это хорошо понимаю, потому что в школе еще был окружен не интеллигентной средой, все время хотелось выделиться, противопоставить сильным брутальным мачо что-то. Тогда у нас были хиппи. Казалось, войдешь в систему свою, тех же хиппи, там-то тебя поймут, ты там будешь слушать хорошую медитативную музыку. Наркотиков тогда особо еще не было. Всегда желание интеллигента расправиться с неинтеллигентом было сильным. С одной стороны, это и двигатель прогресса. С другой, это источник тоталитаризма. В этом смысле Пиама Павловна почувствовала это раньше, чем многие другие.
Е. Никифоров: — Александр, Вы согласны?
А. Михайловский: — Мы не будем обсуждать концепцию интеллектуального класса, которую Борис Вадимович представил. У меня другое видение этих процессов. Пожалуй, моя картина будет отличаться весьма серьезно. Я-то наблюдаю известную периодичность таких явлений, как столкновение Модерна и Традиции. На самом деле, если мы говорим о современности, то мы должны иметь в виду, что это не некий однонаправленный процесс, дорога с односторонним движением, которая ведет от простого к сложному, которая обеспечит нас в будущем благополучной жизнью, равенством прав, избавит от болезней, горестей, печалей. Разумеется, такая концепция прогресса существовала, некоторые сторонники такого технократического взгляда продолжают в него верить. В то же время, если мы внимательно посмотрим на процесс интеллектуальной культуры, то с Борисом нельзя не согласиться — это главная мастерская, где все происходит. Все самое интересное в культуре происходит в головах интеллектуалов. Например, Жан-Жак Руссо первый такой персонаж любопытный, на котором многое завязано. Маркс, Ницше, Толстой обращаются к нему. Там уже начинается мысль о том, что прогресс не однонаправленное движение, что есть еще некоторые регрессивные течения в культуре. Руссо демонстрирует открытую критику техники, культуры. Говорит, что нам не нужно изощренное ремесло, нам достаточно плотницкого искусства. Нам не нужно методик по увеличению урожайности, довольно той работы, которую делает сельский житель и которую он выполнял много лет. И так ничего этого нам не нужно. Но только иметь перед глазами идеал «доброго дикаря», как Руссо его называет. Идеал Руссо — аграрно-романтический идеал. Руссо вообще отец романтики, романтизма. Если мы посмотрим на все, что происходит потом в 19-20 веках, то можно заметить такое маятниковое движение. Сначала набирает силу тренд рационализма, технократии, просвещения в 18 веке, потом тут же начинается некоторое встречное движение романтизма. Романтизм – это, безусловно, отрицание, можно в гегелевских терминах говорить, Просвещения. Потом после романтизма наступает эпоха позитивизма, базаровщина, заклинания нигилизма, что продолжается до 90-х годов 19 века. И рубеж веков — снова такое пышное цветение всех мистических теорий, антропософия, Блавацкая, Серебряный век тоже. Интересно, что они друг друга не исключают. Это процессы параллельные. С одной стороны, технократические тренды, рационалистические, секуляристские. С другой стороны антисекуляристские, постсекуляристские, как можно сейчас сказать, экологические тенденции. И что, мы не видели этого гендерного движения за равноправие полов? Видели мы это в конце 19 — начале 20 веков — русские курсистки, которые уезжали в Берн, чтоб там учиться.
Б. Межуев: — Движение за равноправие полов прекрасно. Что было плохого? Женщины в 19 веке были лишены права получать высшее образование. Они не могли поступить в университет. Уже не говорю о том, что они везде были лишены избирательного права. Разумеется, ни один вменяемый человек сегодня не будет, подобно сэру Артуру Конан Дойлю, выступать против избирательного права для женского пола.
Е. Никифоров: — Мы не получили бы тогда Пиану Павловну.
Б. Межуев: — Тем более Пиана Павловна ярко доказывает гендерные стереотипы. То, что сегодня происходит, не имеет никакого отношения к теме движения женщин за равноправие.
А. Михайловский: — Евгений прав, речь о страсти, с которой эти идеи продвигаются. Современное движение за равноправие тоже хорошо, чего плохого в том, что женщины на Западе требуют, чтобы в советах директоров акционерных обществ было представлено как минимум 30-50 % женщин. Норма, которую в Советском Союзе достигли.
Б. Межуев: — Если б все шло к этому, конечно проблем бы не было. Но здесь есть серьезнейшая борьба за отмену функций, связанных с биологическим воспроизводством. Об этом нельзя говорить. Тема табуированная, что у каждого из полов есть свои обязательства, данные Богом и природой. В этом смысле история тут другая. Но если подходить к Руссо, то вот что самое интересное: в каждом движении на западе начиная с 15-16 века, точно с 18, мы все время видим появление таких символических двух фигур. Берем Французскую революцию. С одной сторон, Руссо, который стоит у истоков. Можно как угодно к нему относиться, но это морализм, сентиментализм, утверждение дикого природного человека как лучшего. А с другой сторон, в основном Маркиз де Сад. Начинается Руссо, кончается маркизом, вот этим сбрасыванием всяческих масок, проявлением звериной свободы. 1968 год: с одной стороны, тоже нельзя отрицать, что много было замечательного. Борьба против отвратительной войны во Вьетнаме. И борьба за расовое равноправие. Расширение расового равноправия в 1965 году в Америке. А с другой стороны, какой-нибудь Алистер Кроули, который, оказывается, был гуру для Джона Леннона.
Е. Никифоров: — Чистый сатанист.
Б. Межуев: — Конечно. Я уверен, надо всегда смотреть на Запад через эту призму. Там всегда есть что-то от Руссо, а что-то от де Сада.
Е. Никифоров: — Сейчас это вообще карикатура Запада на самого себя.
Б. Межуев: — Сейчас это и то, и то. Эта линия Алистера Кроули, уверен, она была сильнейшей уже в 70-е год. Посмотрите на Голливуд. Что они делали. В течение 30 лет это была постоянная проповедь сверхчеловека. Начиная с Ганнибала Лектора, чудовищный фильм, по-моему, «Молчание ягнят». Ничего хорошего не вижу.
Е. Никифоров: — Кроме чудовищно сильного впечатления.
Б. Межуев: — Хороший актер Энтони Хопкинс. Но этот весь эстетический восторг перед людоедом, который чем-то прекрасен, не знаю уж, чем. И таких ганнибалов Голливуд наделал… Это то, что Гайденко назвала трагедией эстетизма. Эстетический восторг перед злом. Это просто было распространено в Голливуде. И все это дошло до финальной точки. И вдруг пошла новая реакция, ударило по главному пропагандисту этого сатанинского зла Харви Ванштейну. Продюсер Миромакса, он делал блестящие фильмы. Его обвинили в сексуальных домогательствах к огромному количеству женщин. Думаю, там чего и похуже было. Уверен, что то, что показал Стенли Кубрик в фильме «С широко закрытыми глазами», это некоторая реальность. Очевидный факт, что-то там происходило. Верить ли конспирологическим теориям, не знаю, но считалось же, что это уже прямо сверхлюди.
Е. Никифоров: — В американской литературе намного раньше возникло свидетельство этому. То есть как надмевает богатство человека?! У Скотта Фиджеральда уже всё это есть. «Алмаз размером с отель Ритц», один из самых маленьких гениальных и изящных рассказов у него. Он об этом и говорит, когда богатые начинают чувствовать себят равными богам.
Б. Межуев: — Это тень люциферова крыла. Гайденко была одной из тех, кто очень рано это все зафиксировал. И Юрий Николаевич Давыдов, безусловно. А теперь идет обратная реакция, такая ультра-этика, культура отмены, пост-ницшеанство. Уверен, что рано или поздно высветится в этом движении и руссоистское, а в финале обнаружится Маркиз де Сад. В итоге.
А. Михайловский: — Я как раз и говорю об этом. И примеры Бориса хорошо ложатся на мою концепцию сложного модерна. Модерн всегда включает Другой модерн. Экологическое движение, энергетический поворот, зеленые технологии — это просто обратная сторона технократической утопии. То же самое: Третий Рейх Гитлера — это обратная сторона коммунистической утопии. Это тоже модерновая вещь, несмотря на все традиционные элементы фашистской идеологии. Муссолини, несмотря на все это восхищение классическими формами, традиционными отношениями, это модерн, современное государство. Мы должны осознать, что мы обречены искать корни этих ветвей, которые, казалось бы, расходятся в разные сторон, но на самом деле корень всегда один. Такие философы, как Гайденко, помогают это сделать. Проблема трагедии эстетизма, деонтологизации субъективности, гностицизм, прочее, прочее. Это болезни, которые нужно выявить.
Е. Никифоров: — Мудрёные слова обозначают реально существующие проблемы, которые воплощаются в реальной политике. Мы видим, что всякая политика упрощает все философское. Выйди сейчас с этими лозунгами, именами, о которых вспоминали, в широкую аудиторию, воспринято это не будет.
Б. Межуев: — К сожалению. Но мне кажется, что писать надо именно так. Писать надо на нерве. Гайденко умела это делать. Когда читаешь ее книги, то видишь этот нерв общественный, политический, современный. При том, что она абсолютно не вульгаризировала. Это тоже надо уметь. Мы сейчас немного уклонились в эту сторону, а она никогда.
Е. Никифоров: — А как она умудрялась быть такой свободной?
Б. Межуев: — Поразительно. Наверное, есть что-то личное. Тут есть что-то поколенческое. Поколение оказалось довольно счастливым, что оно смогло жить в эпоху оттепели, пережить ее с ее соблазнами, увлечениями, прийти к серьезным христианским выводам. Это было интересное глубокое поколение, абсолютно не осмысленное, к сожалению, которое мы в основном знаем по примитивным схемам типа марксизм — антимарксизм.
Е. Никифоров: — Меня всегда удивляло, как люди эти умудрялись быть не замазанными чудовищным миром, который их окружал.
Б. Межуев: — Есть история, но можно ли ее подтвердить, не знаю, будто Гайденко и Давыдов пострадали во время подписных кампаний. Они заступились за кого-то, кого посадили, и подписали письмо какое-то, а за это вроде даже были изгнаны из Института Философии. Пиана Павлова работала в Институте естествознания и техники. Поэтому она писала много книг, посвященных философии естествознания.
А. Михайловский: — Книги, которые я принес сегодня, «История греческой философии в ее связи с наукой», «История новой европейской философии в ее связи с наукой». Это огромный масштаб. От Фалеса и Пифагора до Ньютона и даже далее, до Кантора, Гейзенберга и далее, но здесь уже в этих книгах она не говорит, как мыслитель, отвечающий на экзистенциальные вопросы. Мой старший коллега, Василий Георгиевич Моров, сказал в недавней беседе, что скорее всего ей переломили хребет.
Б. Межуев: — Была такая точка зрения. Но это не помешало ей писать потом. Конечно, ее заставили сменить тему и заняться таким сайентизмом, это продукт тех событий. Но то, что она потом писала и по русской философии… Да, очень хорошая книга в соавторстве с Юрием Николаевичем Давыдовым, посвященная Максу Веберу, например.
Е. Никифоров: — Как вы ощущаете ее христианство?
Б. Межуев: — Не знаю, была ли она человеком церковным, это ее дочери нужно вопрос задать. Она была человеком очень уединенным, особенно в конце жизни. Многие загадки своей жизни сохранила в себе. Может быть, более чем кто-либо из ее поколения. Но в истории философии для меня важен тот самый консервативный компонент, драйв. Когда ты чувствуешь, что за мысль надо отвечать. В современной истории философии, реже западной, чаще российской, есть ощущение, что это развлечение.
Е. Никифоров: — Как вы могли бы сформулировать христианство Пианы Павловны? Это продолжение размышления о времени и пространстве, то есть чисто философский дискурс или это была часть уже реальной жизни? У Хайдеггера меня всегда поражало, что все эти философы стремились к сущности, к Дазайн к тому, что можно прорваться сквозь гигантскую плотность мыслей, слов, образов, ассоциаций, прорваться к сущему, к Богу, реальности.
А. Михайловский: — Я как философ не склонен разделять эти два процесса, философствования и жизни. Никогда их не разделяли Фалес, Пифагор, Сократ, Платон, вплоть до Ницше и других. Думаю, что в Пиане Павловне эти два процесса не разделялись, хотя конечно могло сложиться впечатление, что это чисто академический ученый, и что касается ее христианства – оно, безусловно, было. Не знаю, насколько это было воцерковлённое христианство. Но в советское время в 60-70е годы к Богу приходили особыми путями, когда Священное Писание было недоступно, его переписывали от руки, читали книги философов, присланные из-за рубежа, читали Достоевского и конечно «Мастера и Маргариту». Думаю, что христианство Гайденко близко к христианству Достоевского. Неслучайно мы видели, она часто обращается к нему. Если в двух словах об основной интуиции, то ее можно свести к ощущению того, что полное искоренение зла в мире невозможно, что человек, который с помощью разных теорий, в том числе революционных, стремится к построению благополучного равноправного радостного здорового общества, находится, как говорят аскеты христианские, в состоянии прелести. А отцы Церкви учат, что построить Царство Божие на земле нельзя, это не под силу одному человеку, потому что источник зла в мире и есть как раз сам человек со своей свободной волей. Думаю, к этому можно свести ее христианскую философию.
Е. Никифоров: — Спасибо за очень красивый разговор. Все, кто любят умные разговоры, рады тому, что сегодня в нашей студии были Борис Вадимович Межуев и Александр Владиславович Михайловский. Надеюсь, еще встретимся здесь, поговорим о других вопросах, потому что для меня философия не самоценна, но это важный инструмент упражнения мысли, в результате которого она так обостряется и становится такой продуктивной, что ей можно осмысливать процессы реальные и совершать на основе этого тонкого анализа важные поступки, которые потом охватывают народы. Мы сегодня вскользь коснулись того, как мысль Руссо вдруг стала мыслью революции и перевернула мир. Как это происходит? Мыслитель, уединенный романтик, и эти вдруг слова вдохновили тех, от кого он бежал, от толпы, от тех, кто не склонен к таким уточенным размышлениям. И вдруг эта масса воспринимает эти интуиции философские, и творит историю Спасибо за эфир!
Дорогие братья и сестры! Мы существуем исключительно на ваши пожертвования. Поддержите нас! Перевод картой:
Тропари, кондаки, молитвы и величания
В среду, св. Кресту
Тропарь в среду, св. Кресту, глас 1
Спаси́, Го́споди, лю́ди Твоя́/ и благослови́ достоя́ние Твое́,/ побе́ды на сопроти́вныя да́руя// и Твое́ сохраня́я Кресто́м Твои́м жи́тельство.
Перевод: Спаси, Господи, людей Твоих и благослови все, что принадлежит Тебе. Даруй победы над врагами, и сохрани силою Креста Твоего тех, среди которых пребываешь Ты.
Кондак в среду, св. Кресту, глас 4
Вознесы́йся на Крест во́лею,/ тезоимени́тому Твоему́ но́вому жи́тельству,/ щедро́ты Твоя́ да́руй, Христе́ Бо́же,/ возвесели́ нас си́лою Твое́ю,/ побе́ды дая́ нам на сопоста́ты,/ посо́бие иму́щим Твое́ ору́жие ми́ра,// непобеди́мую побе́ду.
Перевод: Вознесенный на Крест добровольно, соименному Тебе новому народу милости Твои даруй, Христе Боже; возвесели силою Твоею верных людей Твоих, подавая им победы над врагами, – да имеют они помощь от Тебя, оружие мира, непобедимый знак победы.
Великомученику Мине Котуанскому
Тропарь великомученику Мине Котуанскому
, глас 4
Я́ко Безпло́тным собесе́дника/ и страстоте́рпцем единовсе́льника,/ соше́дшеся ве́рою, Ми́но, восхваля́ем тя,/ ми́ра ми́рови испроси́// и душа́м на́шим ве́лия ми́лости.
Перевод: Как Бесплотных собеседника и поселившегося вместе с мучениками, собравшиеся с верой, Мина, прославляем тебя, мира испроси миру и душам нашим великую милость.
Кондак великомученику Мине Котуанскому
, глас 4
Во́инства исхити́ привре́меннаго/ и нетле́ннаго показа́ тя Небе́снаго о́бщника,/ страстоте́рпче Ми́но, Христо́с, Бог наш,// И́же му́чеников нетле́нный вене́ц.
Перевод: Из временного земного воинства изъял и явил тебя частью нетленного Небесного, мученик Мина, Христос, Бог наш, Который для всех мучеников нетленный Венец.
Молитва великомученику Мине Котуанскому
О, страстоте́рпче святы́й му́чениче Ми́но! Взира́юще на ико́ну твою́ и помина́юще цельбы́, тобо́ю подава́емые всем, с ве́рою и благогове́инством к тебе́ притека́ющих, припа́даем ти и, прекло́нше коле́на серде́ц на́ших, от всея́ души́ на́шея мо́лим тя, бу́ди нам хода́тай пред Го́сподом и Спа́сом на́шим Иису́сом Христо́м о не́мощех на́ших, сопу́тствуй и утеша́й нас во вре́мя скорбе́й на́ших, да́руя нам па́мять о гресе́х на́ших, помога́й в напа́стех и треволне́ниях ми́ра сего́, и во всех бедах, в сей юдо́ли плаче́вней нас постига́ющих. Ами́нь.
Мученикам Виктору, Стефаниде и Викентию
Тропарь мученикам Виктору, Стефаниде и Викентию
, глас 4
Му́ченицы Твои́, Го́споди,/ во страда́ниих свои́х венцы́ прия́ша нетле́нныя от Тебе́, Бо́га на́шего,/ иму́ще бо кре́пость Твою́,/ мучи́телей низложи́ша,/ сокруши́ша и де́монов немощны́я де́рзости./ Тех моли́твами// спаси́ ду́ши на́ша.
Перевод: Мученики Твои, Господи, подвигом своим венцы нетленные получили от Тебя, Бога нашего; ибо они, имея силу Твою, мучителей низложили, сокрушили и демонов немощные дерзости. По молитвам их, Христе Боже, спаси души наши.
Кондак мученикам Виктору, Стефаниде и Викентию
, глас 4
И́же сла́ве, Го́споди и всех Соде́телю,/ Ты в ми́ре яви́л еси́ украше́нных доброде́тельми страстоте́рпцы и му́ченики,// да и́мут непобеди́мую побе́ду.
Перевод: К славе Твоей, Господи и Создатель всего, явил Ты в мире украшенных добродетелями страстотерпцев и мучеников, чтобы они обрели непобедимую победу.
Преподобному Феодору Студиту
Тропарь преподобному Феодору Студиту
, глас 8
Правосла́вия наста́вниче,/ благоче́стия учи́телю и чистоты́,/ вселе́нныя свети́льниче,/ мона́шествующих Богодухнове́нное удобре́ние,/ Фео́доре прему́дре,/ уче́ньми твои́ми вся просвети́л еси́,/ цевни́це духо́вная,// моли́ Христа́ Бо́га спасти́ся душа́м на́шим.
Перевод: Православия наставник, благочестия учитель и чистоты, светильник вселенной, архиереев Богодухновенное украшение, Феодор премудрый, учениями твоими ты всех просветил, лира духовная; моли Христа Бога о спасении душ наших.
Кондак преподобному Феодору Студиту
, глас 2
По́стническое и равноа́нгельное житие́ твое́/ страда́льческими уясни́л еси́ по́двиги/ и А́нгелом совсе́льник, Богоблаже́нне, яви́лся еси́, Фео́доре./ С ни́ми Христу́ Бо́гу моля́ся// не преста́й о всех нас.
Перевод: Постническую и подобную Ангелам жизнь твою ты прославил мученическим подвигом и поселился вместе с Ангелами, Богоблаженный Феодор, с ними же не переставай молиться Христу Богу обо всех нас.
Молитва преподобному Феодору Студиту
О, свяще́нная главо́, преподо́бне о́тче, преблаже́нне а́вво Фео́доре! Не забу́ди убо́гих твои́х до конца́, но помина́й нас всегда́ во святы́х твои́х и благоприя́тных моли́твах к Бо́гу! Помяни́ ста́до твое́, е́же сам упасл еси́, и не забу́ди посеща́ти чад твои́х. Моли́ за ны, о́тче свяще́нный, за де́ти твоя́ духо́вныя, я́ко име́яй дерзнове́ние к Небе́сному Царю́; не премолчи́ за ны ко Го́споду, и не пре́зри нас, ве́рою и любо́вию чту́щих тя. Помина́й нас недосто́йных у Престо́ла Вседержи́теля, и не преста́й моля́ся о нас ко Христу́ Бо́гу: и́бо дана́ тебе́ бысть благода́ть за ны моли́тися. Не мним бо тя су́ща ме́ртва: а́ще бо те́лом и преста́вился еси́ от нас, но и по сме́рти жив сый пребыва́еши. Не отступа́й от нас ду́хом, сохраня́я нас от стрел вра́жиих и вся́кия пре́лести бесо́вския и ко́зней диа́вольских, па́стырю наш до́брый. А́ще бо и моще́й твои́х ра́ка пред очи́ма на́шима ви́дима есть всегда́, но свята́я твоя́ душа́ со А́нгельскими во́инствами, со Безпло́тными ли́ки, с Небе́сными си́лами, у Престо́ла Вседержи́телева предстоя́щи, досто́йно весели́тся. Ве́дуще у́бо тя вои́стинну и по сме́рти жи́ва су́ща, тебе́ припа́даем и тебе́ мо́лимся: моли́ся о нас Всеси́льному Бо́гу, о по́льзе душ на́ших, и испроси́ нам вре́мя на покая́ние, да невозбра́нно пре́йдем от земли́ на Не́бо, от мыта́рств же го́рьких, бесо́в, возду́шных князе́й и от ве́чныя му́ки да изба́вимся, и Небе́снаго Ца́рствия насле́дницы да бу́дем со все́ми пра́ведными, от ве́ка угоди́вшими Бо́гу на́шему Иису́су Христу́; Ему́же подоба́ет вся́кая сла́ва, честь и поклоне́ние, со Безнача́льным Его́ Отце́м и с Пресвяты́м и Благи́м и Животворя́щим Его́ Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Блаженному Максиму Московскому, Христа ради юродивому
Тропарь блаженному Максиму Московскому, Христа ради юродивому
, глас 4
Терпе́нием свои́м ве́лию мзду на Небесе́х стяжа́л еси́,/ в бу́йство во́лею Христа́ ра́ди преложи́ся/ и на Не́бо мы́сленное, я́ко на колесни́це о́гненней,/ возше́л еси́, прему́дре Макси́ме./ Днесь мы ны́не чтим честны́х моще́й твои́х обре́тение/ вку́пе с благочести́выми и ве́рными людьми́ ца́рствующаго гра́да Москвы́,/ да вси вопие́м ти:/ моли́ Христа́ Бо́га// спасти́ся душа́м на́шим.
Перевод: Терпением своим великую награду на Небесах заслужил ты, по своей воле впал в безумие ради Христа и на Небо духовное, как на огненной колеснице, поднялся ты, премудрый Максим. Сегодня мы почитаем святых мощей твоих обретение вместе с благочестивыми и верующими людьми царствующего города Москвы, да все взываем к тебе: «Моли Христа Бога о спасении душ наших».
Ин тропарь блаженному Максиму Московскому, Христа ради юродивому
, глас 5
Нагото́ю теле́сною и теpпе́нием/ обнажи́л еси́ вpа́жия кова́pствия,/ облича́я неподо́бное его́ дея́ние,/ зе́льне стpажда́ со́лнечный ваp/ и ну́ждныя вели́кия сту́дени,/ мpа́за и огня́ не чул еси́,/ Бо́жиею по́мощию покpыва́емь,/ Макси́ме пpему́дpе,/ о ве́pою твоpя́щих па́мять твою́ че́стно,/ и усе́pдно пpитека́ющих к моще́м твои́м,// моли́ изба́витися от бед и паде́ния избежа́ти.
Перевод: Наготой телесной и терпением ты обнажил коварство врага, обличая нечестивые его дела, очень сильно страдая от солнечного зноя и вынужденно перенося великие холода, мороза и огня не чувствовал ты, покрываем Божией помощью, Максим премудрый, моли обо всех с верой и почтением празднующих память твою и с усердием притекающих к раке с мощами твоими, чтобы им избавиться от бед и избежать падения.
Кондак блаженному Максиму Московскому, Христа ради юродивому
, глас 8
Ве́рою и любо́вию твое́ честно́е обре́тение пра́зднующих, блаже́нне,/ сохрани́ и соблюди́ от вся́кой зло́бы и собла́зна змии́на,/ и́маши бо дерзнове́ние ко Влады́це всех Христу́,/ Его́же моли́ спасти́ лю́ди, моля́щия ти ся,/ да вси вопие́м ти:// ра́дуйся, о́тче Макси́ме, ца́рствующему гра́ду Москве́ похвало́.
Перевод: С верой и любовью твое почитаемое обретение празднующих, блаженный, сохрани и убереги от всякого зла и соблазна диавольского, ибо ты имеешь дерзновение ко Владыке всех Христу, Его же моли о спасении людей, молящихся тебе, да все взываем к тебе: «Радуйся, отче Максим, слава царствующего города Москвы».
Ин кондак блаженному Максиму Московскому, Христа ради юродивому
, глас 2
Вы́шния красоты́ жела́я,/ ни́жния сла́дости и теле́сная одея́ния в ничто́же вмени́л еси́,/ и нестяжа́ние па́че су́етнаго ми́ра возлюби́л еси́./ А́нгельское житие́ проходя́,/ сконча́лся еси́, блаже́нне Макси́ме:// с ни́миже Христа́ моли́ непреста́нно о всех нас.
Перевод: Небесной красоты желая, ты пренебрег земными наслаждениями и одеждой для тела и возлюбил нестяжание больше, чем суетный мир. Ангельское житие проходя, ты скончался, блаженный Максим. Моли с Ангелами Христа непрестанно обо всех нас.
Молитва блаженному Максиму Московскому, Христа ради юродивому
Уго́дниче Бо́жий, моли́твенниче наш те́плый и ско́рый помо́щниче, блаже́нне Макси́ме! Припа́дающе к ра́це моще́й твои́х прославля́ем многотру́дныя по́двиги юро́дства твоего́ Христа́ ра́ди, возлюби́в бо Еди́наго Бо́га от всея́ души́ твоея́, ты мирски́ми красо́тами не восхоте́л еси́ наслажда́тися; родна́го жили́ща, любве́ сро́дник, бога́тства и сла́вы вре́менныя отре́клся еси́ и безприю́тное житие́ возлюби́л еси́. Прилежа́в о спасе́нии души́, плоть твою́ нагото́ю теле́сною, мра́зом и зно́ем, посто́м и бде́нием, долговре́менным на земли́ лежа́нием изнури́л еси́ и вся стра́сти ея́ ду́хови покори́л еси́, на земли́ пожи́в небе́сно, во пло́ти духо́вно, умо́м весь к преми́рным взе́мся, плотску́ю му́дрость отри́нул еси́ и, быв мудр о Христе́, юро́д ми́рови показа́лся еси́, от неразу́мных мно́гия оби́ды и бие́нии благоду́шно притерпева́я и мно́гих нечести́вых на путь спасе́ния наставля́я. Те́мже, по сконча́нии твои́х подвиго́в, всепра́ведный Судия́ нетле́нием честны́х твои́х моще́й и мно́гими чудесы́ тя просла́ви, ду́шу же твою́ святу́ю в Небе́сныя оби́тели всели́, иде́же, предстоя́ Престо́лу Непристу́пнаго Боже́ственнаго Све́та, в Нем, я́ко в зерца́ле, ви́диши на́ша ну́жды, слы́шиши на́ша к тебе́ проше́ния и я́ко друг Христо́в и́маше ве́лие к Нему́ дерзнове́ние моли́тися о нас. Сего́ ра́ди усе́рдно про́сим тя: помоли́ся Го́споду Бо́гу о нас, к земли́ приве́рженных, да и мы, в подража́ние твоему́ ангелоподо́бному на земли́ житию́, не погря́знем в су́етных жите́йских попече́ниих и в земны́х наслажде́ниих, не прельща́емся и не прилепля́емся все́ю душе́ю к тле́нным ми́ра сего́ бла́гом, но да обрати́т Госпо́дь Свое́ю благода́тию на́ша мы́сли и жела́ния к Небе́сным и укрепи́т жела́ти восприя́тия бу́дущих нетле́нных сокро́вищ, да пода́ст нам, сла́бым, си́лу к побежде́нию страсте́й, мы́слей и жела́ний грехо́вных, да плени́т наш кичли́вый ум в послуша́ние ве́ры, изба́вит от высокоу́мия, суему́дрия, ло́жных па́губных уче́ний и да́рует нам му́дрость духо́вную, да раствори́т окамене́нная сердца́ на́ша слеза́ми умиле́ния и сокруше́ния о на́ших согреше́ниих, согре́ет их любо́вию к Нему́, на́шему Созда́телю, и к бли́жним на́шим. Испроси́ всем, во вся́кой нужде су́щим и к твоему́ заступле́нию прибега́ющим, вся́кий дар, коему́ждо благопотре́бен: больны́м — исцеле́ние, печа́льным — утеше́ние, бе́дствующим — по́мощь, оби́женным — защи́ту. Принеси́ ко Го́споду святу́ю моли́тву о всех нас, многогре́шных, я́ко да не по грехо́м на́шим возда́ст нам, ниже́ по беззако́ниим на́шим нака́жет нас, но отврати́т вся́кий гнев, пра́ведно дви́жимый на ны, и проба́вит ми́лость Свою́, вся́ких нужд, бед, напа́стей, скорбей и боле́зней нас избавля́я, и́миже весть судьба́ми да наста́вит нас на путь спасе́ния, пода́ст про́чее вре́мя живота́ на́шего в покая́нии и благоче́стии прейти́ и христиа́нскую кончи́ну, неболе́зненну, непосты́дну, ми́рну, и Небе́снаго Ца́рствия насле́дие получи́ти со все́ми святы́ми во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Молитва вторая блаженному Максиму Московскому, Христа ради юродивому
О, уго́дниче Бо́жий, блаже́нне Макси́ме! Помоли́ся Го́споду Бо́гу о нас, рабе́х Бо́жиих (имена), к земли́ приве́рженных, да обрати́т Госпо́дь на́ша мы́сли и жела́ния к Небе́сным и да укрепи́т бу́дущих нетле́нных сокро́вищ жела́ти, да пода́ст нам си́лу к побежде́нию страсте́й, мы́слей и жела́ний грехо́вных, да плени́т наш ум в послуша́ние ве́ры, да изба́вит от высокоу́мия, суему́дрия и му́дрость духо́вную нам да́рует: та́же окамене́нная сердца́ на́ша слеза́ми умиле́ния о гресе́х сокруше́ния да раствори́т и да согре́ет я́ к на́шему Созда́телю любо́вию и братолю́бием ко бли́жним на́шим. Блаже́нне Макси́ме, принеси́ ко Го́споду моли́тву о нас, я́ко да не по грехо́м на́шим возда́ст нам, ниже́ по беззако́нием на́шим нака́жет нас, но да проба́вит ми́лость Свою́ на нас, от вся́ких нужд, бед, напа́стей, скорбе́й и боле́зней избавля́я, и и́миже весть судьба́ми да наста́вит нас на путь спасе́ния, и да сподо́бит нас христиа́нскую кончи́ну неболе́знену, непосты́дну и ми́рну прия́ти и Небе́снаго Ца́рствия насле́дие получи́ти со все́ми святы́ми во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Преподобному Мартирию Зеленецкому
Тропарь преподобному Мартирию Зеленецкому
, глас 2
От ю́ности, Богоблаже́нне, Христа́ возлюби́в,/ оте́чество оста́вил еси́/ и, всех мирски́х мяте́жей уклони́вся,/ в ти́хое приста́нище пречестны́я оби́тели Богома́терни дости́гл еси́;/ отню́дуже уве́дев непрохо́дную пусты́ню,/ крестови́дною заре́ю пока́занную,/ жела́тельне ю́ обре́л еси́,/ и, в ней всели́вся,/ и́ночествующих собра́л еси́,/ и сих уче́ньми свои́ми, я́ко ле́ствицею восхо́дною на Не́бо,/ трудолю́бно тща́лся еси́ возводи́ти к Бо́гу,/ Ему́же моли́ся, Богому́дре Марти́рие,// дарова́ти душа́м на́шим ве́лию ми́лость.
Перевод: С юности, в Боге блаженствующий, Христа возлюбив, ты оставил Отечество и от всей мирской суеты удалившись, в тихом пристанище досточтимой обители Богоматери ты оказался, оттуда увидев непроходимую пустыню, крестовидной зарей указанную, нашел ее подходящей, и в ней поселившись, монашествующих собрал и их своим учением, как лестницей восходящей на Небо, в неустанном труде старался ты приводить к Богу, Ему же молись, Богомудрый Мартирий, даровать душам нашим великую милость.
Кондак преподобному Мартирию Зеленецкому
, глас 8
Оте́чества, преподо́бне, и всего́ мирска́го мяте́жа уклони́тися возжеле́л еси́,/ и, в пусты́ню всели́вся,/ та́мо во блаже́ннем безмо́лвии жесто́кое житие́ показа́л еси́,/ и ча́да послуша́ния и смире́ния в нем возрасти́л еси́./ Сего́ ра́ди, дерзнове́ние стяжа́в ко Святе́й Тро́ице,/ е́же моли́тися, Богоблаже́нне, о нас, ча́дех свои́х, и́хже собра́л еси́,/ и о всех правове́рных, да зове́м ти:// ра́дуйся, о́тче Марти́рие, безмо́лвия пусты́ннаго люби́тель.
Перевод: Отечества, преподобный, и всей мирской суеты удалиться ты пожелал и в пустыне поселился, там, в блаженном безмолвии, трудную жизнь явил и детей послушания и смирения [монахов] в ней вырастил. Из-за того обрел дерзновение [смелость, решительное устремление] молиться Святой Троице о нас, детях своих, которых ты собрал, и обо всех верующих, призываем тебя: радуйся, отец Мартирий, безмолвия пустынного любитель.
Молитва преподобному Мартирию Зеленецкому
О, па́стырю до́брый, наста́вниче наш, преподо́бне о́тче Марти́рие! Услы́ши е́же к тебе́ ны́не приноси́мое моле́ние на́ше. Ве́мы бо, я́ко ду́хом с на́ми пребыва́еши. Ты у́бо, преподо́бне, я́ко име́я дерзнове́ние ко Влады́це, Иису́су Христу́, Бо́гу на́шему, и ко Пречестне́й Богома́тери, бу́ди хода́тай и моли́твенник те́плый о оби́тели сей, ю́же возгради́л еси́, и о нас, недосто́йных рабе́х, живу́щих в ней, ея́же ты просвети́тель сый и нача́льник, богосо́бранному твоему́ бра́тству помо́щник и засту́пник, я́ко да твои́м предста́тельством и моли́твами невреди́мы на ме́сте сем пребу́дем; от бесо́в же и злых челове́к ненаве́тованны и от всех бед и напа́стей свобо́дни сохрани́мся. Всем же отвсю́ду приходя́щим во святу́ю оби́тель твою́ и моля́щимся тебе́ с ве́рою и покланя́ющимся ра́це моще́й твои́х, о е́же изба́витися от вся́кия ско́рби, боле́зни и напа́сти, ми́лостивне поспеши́, дарова́ти же правосла́вным мир, тишину́, благоде́нствие и изоби́лие плодо́в земны́х; и о всех нас те́плый предста́тель ко Го́споду и помо́щник душа́м на́шим бу́ди, е́же отпусти́тися согреше́ниям на́шим и моли́твами твои́ми, свя́те, изба́витися нам ве́чнаго муче́ния и сподо́битися ца́рствия со все́ми святы́ми, да сла́ву, благодаре́ние и поклоне́ние возсыла́ем еди́ному Бо́гу, в Тро́ице сла́вимому, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому
Тропарь мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому
, глас 4
В терпе́нии добрострада́льных по́двиг твои́х/ многообра́зныя ра́ны претерпе́л еси́,/ и по кончи́не свое́й/ вене́ц от Бо́га с му́ченическими ли́ки восприе́млеши,/ и в земли́ кро́тких досто́йно водворя́ешися, блаже́нне,/ о нас Христа́ Бо́га моли́// дарова́ти душа́м на́шим ве́лию ми́лость.
Ин тропарь мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому
, глас 4
Ца́рство, е́же на земли́ до́бре окормля́я, страда́льче,/ и, багряни́цу нося́, смире́нно стяжа́л еси́ мудрова́ние,/ ни́щих посеща́я и сим хлеб раздробля́я,/ тем Пребоже́ственная Тро́ица// Ца́рствия ку́пно и му́ченичества венце́м увязе́ тя.
Кондак мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому
, глас 3
В царе́х благоче́стно пожи́в/ и страда́ния путь проше́д, веледу́шне,/ и страда́льцем равноче́стен вене́чник яви́лся еси́,/ и це́рковь твоя́ прославля́ет тя сла́вно,/ святы́ми благоуха́нными мощми́ твои́ми освяща́ема,/ те́мже почита́ем и та́йно вопие́м ти:// от бед изба́ви нас моли́твами твои́ми, свя́те.
Ин кондак мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому
, глас 4
Друга́го Константи́на стяжа́ тя Це́рковь благоче́стием, блаже́нне,/ и кро́тостию, пра́вдою и ми́лостынями,/ но и великому́ченика и страда́льца и́стинна./ Те́мже и, тобо́ю кра́сящися, вопие́т:// Стефа́н мне похвала́ и утвержде́ние.
Мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому, на перенесение мощей
Ин тропарь мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому, на перенесение мощей
, глас 8
Ца́рскую диади́му обагри́л еси́ кро́вию твое́ю, Богому́дре великому́чениче,/ за скиптр крест в ру́ку прии́м,/ яви́лся еси́ победоно́сец/ и я́ко же́ртву непоро́чну прине́сл еси́ себе́ Бо́гу./ От роди́телей твои́х о́чию зе́ницы лише́н был еси́,/ и в заточе́нии пребы́л еси́,/ и от свои́х уда́влен еси́./ И ны́не, ра́дуяся, предстои́ши Святе́й Тро́ице./ Тем пра́зднуем днесь пренесе́ние честны́х моще́й твои́х/ и обновле́ние честна́го киво́та,/ блаже́нне Стефа́не, моли́ся о держа́ве сро́дник твои́х,/ благоуго́дней бы́ти ей// и сыново́м се́рбским спасти́ся.
Ин кондак мученику Стефану Урошу III, Дечанскому, царю Сербскому, на перенесение мощей
, глас 8
Я́ко звезду́ тя пресве́тлу, Це́рковь похваля́ет и почита́ет,/ от восто́ка возсия́вшую/ и на за́пад прише́дшую,/ всю бо страну́ Се́рбскую чудесы́ и добро́тою обогаща́вши и просвеща́вши,/ и ве́рою чту́щия пренесе́ние моще́й и обновле́ние честна́го киво́та,/ великому́чениче, царю́ Се́рбский Стефа́не,/ моли́ спасти́ оте́чество твое́ и вся правосла́вныя христиа́ны,/ притека́ющия к ра́це моще́й твои́х и ве́рно вопию́щия ти:// ра́дуйся, Стефа́не, му́чеников украше́ние.
Показать все
Мысли свт. Феофана Затворника
(2Сол.2:1–12; Лк.12:48–59)
«Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей» (Лк.12:51–53). Что за причина? Верующие в Господа исполняются совсем другим духом, противоположным тому, который властвовал в людях до пришествия Его, потому они и не уживаются вместе. Языческий мир преследовал исключительно житейские и земные интересы. Иудеи хоть имели указания на высшие блага, но к концу склонились на путь язычников. Господь, пришедши в мир, указал людям другие сокровища, вне семьи, вне общества, и возбудил другие стремления. Принимавшие Его учение естественно установляли образ жизни не по прежнему, оттого и подвергались неприязни, притеснениям, гонениям. Вот и разделение. Апостол Павел потом сказал, что и «все желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2Тим.3:12)
Так и было и так есть. Когда в обществе начнут преобладать житейские и земные интересы, тогда оно неблаговолительно смотрит на тех, которые обнаруживают другие неземные искания; оно даже понять не может, как можно интересоваться такими вещами, и людей, которые служат представителями образа жизни, непохожего на их жизнь, они терпеть не могут. Это совершается ныне воочию всех. Не знамение ли это времени?..
Притча дня
Некогда купец отправился в другую страну и пришел в странный город, в котором все жители были в кандалах. Купец подумал: «А если и мне наденут кандалы, что тогда делать?» Неожиданно, в ту же минуту появилась стража и, увидев нового свободного человека, сразу же заковала его в кандалы. Потеряв возможность вернуться домой, купец приуныл. Он обратился с расспросами к несчастным горожанам, почему они все в кандалах? И те отвечали, что в их городе издавна такие порядки. Купец спросил: «Неужели все жители города обречены всю свою жизнь носить кандалы?» Люди ответили ему: «По слухам, иногда в город приходит некий старик, который свободен и не носит кандалов. Только он знает, как от них освободиться. Он так редко появляется, что многие сомневаются, правда ли это?» «Делать нечего, — подумал купец, — может быть, еще увижу этого старика и узнаю, как мне освободиться?»
С тех пор прошло немало лет, купец уже состарился и поседел. И вот однажды он неожиданно увидел старика, свободно идущего по улице и не закованного в кандалы.
— Дедушка, — воскликнул узник, — помоги мне освободиться от уз.
— Сынок, — ответил старик, — мысленно скажи про себя: «пусть стража немедленно освободит меня от кандалов», — и ты будешь свободен.
Узник подумал, что это неудачная, горькая шутка, но решил попробовать и произнес про себя эти заветные слова. Тут же появилась стража и освободила его от кандалов.
Купец поспешил уйти из этого странного города, удивляясь происшедшему. Выбежав за ворота, он снова увидел того самого старика, который помог ему освободиться.
— Дедушка, скажи мне, — обратился к нему купец, — в чем секрет этого странного города?
— Этот город не простой, — ответил старик, — потому что в нем становятся узниками и освобождаются от уз, только лишь подумав об этом. Ты потому и спасся, что поверил моим словам. А те, кто не верит мне, остаются узниками этого города, и я уже ничем не могу им помочь.
«…Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин.8:31-32).
Основы православия
Тема 328. Святитель Василий Великий (330-379).
Родился в городе Кесарии, главном городе Каппадокии, и происходил из знатного и благочестивого рода. Стремление к учёности приобрело ему глубокие познания как в Священном Писании, так и в светских науках. Как говорил о нём его друг и биограф, святой Григорий Богослов, «это был корабль, столь нагруженный учёностью, сколь сие вместительно для человеческой природы». Приняв Крещение, святой Василий проводил монашескую жизнь, пока Церковь не призвала его к пастырскому служению – особенно необходимому из-за угрожающего распространения арианской ереси.
Непрестанно проповедуя слово Божье, святой Василий составил чин Литургии; написал Беседы на Шестоднев, на 16 глав пророка Исаии, на псалмы, второе собрание монашеских правил, ряд полемических сочинений против ариан.
Неуклонная верность Православию навлекла на святого Василия преследования со стороны ариан, в том числе императора Валента. Однако никакие угрозы не могли поколебать святителя. Как сказал он сам, «во всём ином мы кротки, смиреннее всякого, и не только пред таким могуществом, но и пред всяким, потому что так предписано нам законом. Но когда дело идет о Боге и против Него дерзают восставать, тогда мы, всё прочее вменяя за ничто, взираем только на Него Единого». 1 января, в день Обрезания Господня, святитель Василий отошел ко Господу.
Практические советы
Как не ошибиться с выбором православного супруга?
- В первую очередь следует понять, что для него/неё Православие. Для начала достаточно посмотреть страницы избранника в соцсетях: нет ли там сквернословия, пошлости, суеверий, оккультизма и святотатства.
- Если человек не воцерковлён, то следует понять причину: произошло это по незнанию или он внутренне ожесточён/безразличен.
- Постарайтесь понять, насколько совпадают Ваши представления о мере аскетических подвигов в браке (кто-то готов вступать в супружеские отношения только для зачатия детей или воздерживаться все многодневные посты).
- Девушке следует испытать ответственность юноши, а юноше – упрямство девушки, её умение уступать и идти на компромисс в спорах. Единственный ребёнок в семье часто бывает воспитан эгоистом. Дети из неполных семей могут иметь психологические недостатки и травмы.
- Понаблюдайте за манерой общения избранника в семье, с друзьями. Хотя бы за тем, как он общается с ними по телефону.
- Проверьте избранника в трудностях. От коллективного турпохода до совместной поклейки обоев.
- Узнайте, как он реагирует на стресс: деятельно, апатично или истерично.
- Помните, что алкоголизм не всегда выражается в неумеренности на застольях, это может быть ежедневное употребление небольших доз (даже пива) или периодические запои.
- Заранее выясните представление избранника о базовых установках: ролях супругов в семье, количестве детей, месте совместного проживания, распределении бюджета…
- Важная черта – умение и желание меняться, исправлять свои ошибки, приносить за них извинения, чувствовать вину.
- Не спешите со свадьбой, время исцеляет диктат чувств над разумом и раскрывает глаза на то, что не хотелось замечать ранее.
Православные знакомства «Азбука верности»
11 вариантов
Категория: Сочинения по русской литературе
В романе «Мастер и Маргарита», Воланд – один из ключевых персонажей, олицетворение дьявола.
Булгаков наделяет Воланда асимметрией лица. У дьявола глаза разного цвета, брови на разном уровне, и зубы из разного металла. Воланд – мужчина за сорок лет, у него прекрасная царственная осанка и надменное отношение к окружающим. Он величественен и жесток.
Дьявол многолик. Так, он по-разному представляет москвичам цель своего визита. Автор описывает Воланда как карающую силу, которая решает судьбу некоторых персонажей романа. Одного только присутствия Воланда и его свиты в Москве достаточно, чтобы заставить москвичей продемонстрировать все свои низменные черты.
Дьяволу положена собственная свита. Возглавляет свиту Воланда Коровьев-Фагот – старший демон, рыцарь и черт, одевающий маски пьяницы, мошенника и проныры.
Еще один черт в свите Воланда, Азазелло – демон-обольститель. Именно он дает Маргарите волшебный крем. Азазелло выполняет функции убийцы, его орудие – это насилие.
Самый харизматичный член дьявольской свиты – это кот Бегемот, любимый шут Воланда. Этот невероятных размеров черный кот на самом деле является оборотнем, и в конце романа он предстает перед нами в образе мальчика-пажа. В романе кот олицетворяет один из смертных грехов – чревоугодие.
Также, в свите Воланда есть служанка – Гелла, девушка-вампир. Она хороша собой, и внешне похожа на ведьму. Поцелуй Геллы обращает Варенуху в вампира. Гелла не занимает высокой должности в свите Воланда, поэтому в конце романа Воланд о ней забывает.
Наверное, в насмешку, Булгаков наделяет всех представителей нечистой силы различными уродствами. У Воланда – кривое лицо, Бегемот непомерно толст, у Азазелло – бельмо на глазу, а у Коровьева-Фагота – невероятно узкие плечи. Никто из представителей дьявольской свиты не отличается красотой, у каждого в наличии очевидный дефект внешности.
На балу Воланда особенно заметна природа его силы. Он жив пока живут грешники, но сила его иллюзорна. Воланд не смог пригласить на бал живого человека, кроме Маргариты. Поклоняющаяся дьяволу нечисть, присутствующая на балу сатаны, превращается в прах, лишь только живой праведный человек делает глоток крови грешника.
Сейчас смотрят:{module Сейчас смотрят:}
Открывая роман Михаила Афанасьева «Мастер и Маргарита» читателя поражают действующие герои. Первый и самый примечательный персонаж – это Воланд. Он – сатана. В его праве вершить правосудие над провинившимися человеческими душами. Он та сила, что «вечно хочет зла и вечно совершает благо».
В выполнении собственных задач главе помогает его преосвященная свита. Состоит она из трёх основных персонажей, однако встречается на страницах произведения и независимый герой по имени Гелла. По своей сути она женщина-вампир, образ которой Михаил Булгаков позаимствовал из одного энциклопедического учебника. Согласно статье из этого словаря, эти женщины погибали безвременно, затем перерождались в вампиров. Гелла – самый младший член свиты, оттого её не наблюдается в последнем полете над Москвой. Булгаков сознательно убрал девушку из завершающей сцены, дабы показать читателям роль вампира.
Следующий покровитель свиты – это кот Бегемот. Он является демоном обжорства. Для властелина Воланда он уникальный шут. Создавал Михаил Афанасьевич Бегемота на основе одной примечательной ветхозаветной книги, рассматривал писатель и исследования Порфирьева, в которых утверждалось что необычный кот – это некое странное морское существо, по своему роду чудовище, у него огромных размеров живот, еще в простонародье его именовали котом – оборотнем. Сам автор за прототип взял собственного домашнего кота по имени Флюшка. В произведении Булгаков изображает животного задорного, стремящегося развеселить публику. В главах, когда читатели знакомятся с Бегемотом, кот олицетворяет настоящую, злобную нечистую силу, которая всеми силами вместе с Воландом совершает правосудие над судьбами людей.
Ещё одним спутником сатаны считается Коровьев. Он первый, к кому обращается Воланд в спорных вопросах. Он рыцарь, страшный по внутреннему состоянию черт, самый старший демон среди всей свиты. В Москве перед зрителями Фагот представляется обычным переводчиком при властелине. Версий, откуда произошел образ Коровьева, довольно много. Считается, что Булгаков мог взять образ со своего знакомого, из книги Толстого «Упырь», просто из древних словарей. Вероятностей много. У каждого своя правда на этот счет. Фагот – любитель серьезно напакостить окружающим. В представленном романе Коровьев не раз старался подпортить жизнь людям. Так или иначе, составляя свиту Воланда, задача всей нечистой силы искоренить человеческие пороки, сделать таким образом, чтобы человек заплатил по своим заслугам.
Известный роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» насквозь пронизан массой проблемных линий, над которыми постоянно задумывался автор. Конечно, одной из основных проблематик романа была тема зла и добра, хорошего и плохого. Параллельно с ней рассматривалась и тема справедливости, ведь, по мнению М. Булгакова, она неотъемлема от этих понятий.
В роли кого мы видим связь между небом и землей? Конечно же, в образе Воланда, а также его свиты. Воланд представлял самого Сатану, а свитой его были Азазелло, Бегемот и Коровьев.
Для чего они появляются в романе? По задумке Булгакова, он отправляет этих героев в Москву, потому что этот город превратился в сущий ад, только на земле. Его населяли люди с такими человеческими пороками, как взяточничество, распутство, подталкивание на бунты и революцию. Москва погрузилась в полный страх. Мистика кружит над домами, из которых пропадают люди. Все жители города поделились на два табора – на доносчиков и пострадавших. По мнению Булгакова, именно 30-е годы превратили Москву в безнравственный город, наполненный тайнами и сплетнями.
Почему бы в таком ужасе не появиться самому дьяволу? Это вполне обоснованно! Но, как не странно, Сатана, а также его приверженцы не соблазняют людей, они наказывают их за содеянные грехи. М. Булгаков придерживался мнения о том, что и добро и зло, и Бог и Дьявол сидят на одной «медали», только по ее разные стороны. И одна и вторая силы созданы для того, чтобы соблюдать равновесие и справедливость. И за светом и за тьмой закреплена одинаковая функция. Они должны контролировать баланс в мире. И автор романа говорит о том, что в битву за справедливость вступает сильнейшая сила. Именно для Москвы ней являлось Зло. Именно поэтому, Воланд торжествует, ему есть, где разгуляться. При помощи слуг, он наказывает и развратников, и лжецов, и взяточников.
Кроме того, Воланд приносит и благо. Он освобождает Мастера, он объединяет его и Маргариту. Именно Воланд возвращает жизнь роману Мастера, который ранее был сожжен. Сатана наградил Мастера покоем, ведь за свои поступки он не заслужил Света. Поэтому, я считаю, что в романе «Мастер и Маргарита» Дьявол восстанавливает справедливость, которая была нарушена людьми. Он наказывает виновных и распустившихся. Он помогает добру.
В романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» на сцене появляется дьявол и его свита. Они являются, по сути, главной силой, на действиях которой основан сюжет московской истории в произведении.
Как на страницах романа появляется Воланд? На Патриарших прудах он предстает перед Берлиозом и Иваном Бездомным, представителями советской литературы. Они, сидя на скамейке, судят Христа и отвергают не столько его божественность, сколь само его существование. Воланд же пытается убедить этих героев в существовании Бога и Дьявола.
Воланд — «по виду — лет сорока с лишним», «правый глаз черный, левый почему-то зеленый», «рот какой-то кривой». Булгаков пишет, что сатана «был в дорогом сером костюме… Серый берет он лихо заломил на ухо…».
Прототипом Воланда можно назвать Мефистофеля из «Фауста» Гете. Некоторые исследователи утверждают, что в этом герое есть черты Сталина и даже Ленина. Совершенно ясно, что романный Воланд — это дьявол. Но зачем же он пришел в Москву 30-х годов? Цель его миссии, на мой взгляд, заключалась в выявлении злого начала в человеке. Надо сказать, что Воланд, в отличие от Иешуа Га-Ноцри, считает всех людей не добрыми, а злыми. И в Москве, куда он прибыл творить зло, этот герой видит, что творить уже нечего — зло и так заполонило город. Воланду оставалось только смеяться над людьми, над их наивностью и глупостью.
Дьявол и его свита провоцируют москвичей на неблаговидные поступки, убеждая в их полной безнаказанности, а затем сами наказывают людей. Это, можно сказать, специальность Воланда и его «подручных»: карать тех, кто недостоин света и покоя. И они занимаются своим делом из века в век.
Какова же свита Сатаны? Её составляют три «главных» шута — Кот Бегемот, Коровьев-Фагот, Азазелло и еще девушка-вампир Гелла. Откуда же появились столь странные существа в окружении Воланда? И откуда почерпнул Булгаков их образы и имена?
Бегемот — кот-оборотень. Имя Бегемот взято из апокрифической ветхозаветной книги Еноха. Там Бегемот — это морское чудовище, а также бес, который «изображался в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками». Во время последнего полета Бегемот превращается в худенького юношу-пажа. В демонологической традиции Бегемот — это демон желаний желудка. Отсюда его необычайное обжорство в Торгсине.
Коровьев-Фагот — старший из подчиненных Воланду демонов. Это первый его помощник, черт и рыцарь, представляющийся москвичам переводчиком при профессоре-иностранце и бывшим регентом церковного хора. Кличка «Фагот», безусловно, перекликается с названием музыкального инструмента. Этим, скорее всего, объясняется шутка этого героя с сотрудниками филиала Зрелищной комиссии, которые против своей воли запели хором «Славное море, священный Байкал».
Этот булгаковский персонаж худ, высок. Он, в мнимом подобострастии, кажется, готов сложиться перед собеседником втрое, чтобы потом спокойно ему напакостить. В последнем полете Коровьев-Фагот предстает перед нами темно-фиолетовым рыцарем с мрачным, никогда не улыбающимся лицом. Воланд говорит, что Фагот был наказан за неудачную шутку о свете и тьме.
Азазелло — «демон безводной пустыни, демон-убийца». Так зовут отрицательного культурного героя ветхозаветного апокрифа — книги Еноха, падшего ангела, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря Азазелло женщины освоили искусство раскрашивать лицо. Именно поэтому Азазелло передает Маргарите крем, волшебным образом меняющий ее внешность. Вероятно, Булгакова привлекло сочетание в одном персонаже способности к обольщению и убийству. Но главная функция Азазелло связана с насилием: «Надавать администратору по морде, или выставить дядю из дому, или подстрелить кого-нибудь, или какой-нибудь еще пустяк в этом роде, это моя прямая специальность…”
Гелла — младший член свиты Воланда, женщина-вампир. На Лесбосе этим именем называли безвременно погибших девушек, после смерти ставших вампирами. Она, единственная из свиты Воланда, отсутствует в сцене последнего полета. Однако не исключено, что Булгаков сознательно убрал Геллу из этого эпизода. Ведь она самый младший член свиты, исполняющий только вспомогательные функции и в Театре Варьете, и в нехорошей квартире, и на великом балу у сатаны. Вампиры — это традиционно низший разряд нечистой силы.
Так вот какое оно — зло, представшее перед нами в романе. Но самым главным является то, что Булгаков не воспринимает его как абсолютное зло. Писатель даже находит слова оправдания существованию порока и Сатаны. Воланд так говорит, обращаясь к Левию Матвею, отказавшемуся пожелать здравия «духу зла и повелителю теней»: «Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? … Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп».
Михаил Булгаков является гениальным писателем, создавшим много уникальных произведений, одним из которых является роман «Мастер и Маргарита». В этой книге по принципу антитезы рассматривается проблема Добра и Зла, так или иначе связанная со всеми образами романа, особенно с образом Воланда и его свиты.
Воланду, персонажу-символу, Булгаков придавал особое значение. Ведь именно с «Князем тьмы» связан эпиграф ко всему произведению, взятому из «Фауста» Гете: «…так кто же ты, наконец? — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Воланд — это демоническая фигура, но необычная. Если Демон Зла в отечественной и мировой литературе, как правило, соблазняет, искушает, а затем наказывает свою жертву, то булгаковский Воланд, прежде всего, — разоблачающая и наказывающая сила по отношению к тем, кто пропагандирует несвободу к людям подлым и корыстным, и совершающий благо по отношению к честным и справедливым.
Читатель сталкивается с Воландом уже в первой главе: «…росту был… просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а справой — золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду — лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом — иностранец». Портрет Воланда строится на сочетании земного и возвышенного. В нем контрастно совмещаются черты всеведения и неведения. С одной стороны, он видит Берлиоза с Иваном насквозь. С другой — «по мелочам» вытягивает из партнеров улики. Он читает чужие мысли «прямо с листа», как великий музыкант ноты. Воланд критикует бездумный оптимизм Берлиоза. Он пытается объяснить своему собеседнику, что в каждый момент своей жизни ни человек, ни общество в целом не могут предвидеть всех последствий происходящих событий, предугадать свой путь в будущем.
С юмором подается в романе помощник Воланда Бегемот: отсутствие портретных совпадений компенсируется свободой штриха: «Этот бес изображается в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками. Руки у него были человеческого фасона, а громаднейший живот, коротенький хвостик и толстые задние лапы, как у бегемота, напоминали о носимом им имени…». Бегемот — демон сквернословия, побуждающий людей ругаться и божиться почем зря.
Азазелло, один из свиты сатаны, отличается крайней воинственностью. Коровьев-Фагот, он же безымянный рыцарь, способен видеть скрытое и прорицать будущее. Кроме того, он не менее сведущ и в делах загробных, ибо о каждом из гостей на балу знает всю подноготную их земного.
Булгаков не случайно вводит образ Воланда и его свиты в канву повествования. Тем самым он хочет узнать, осталась ли в жителях Москвы нравственная опора, что-то человеческое, способны ли они противостоять соблазну, не поддаваться интригам, сплетням. Именно в этом и заключается мастерство Булгакова как писателя-психолога.
Воланд знает цену всему: невежеству и бездуховности, демагогической рассудочности, страсти к деньгам. Он признает и то, что по-настоящему истинно и ценно — творчество мастера, любовь и достоинство Маргариты, раскаяние Понтия Пилата. У него нет презрительного отношения к людям: «Они — люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было. Человечество любит деньги, из чего бы те не были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…».
Булгаковский Воланд не сеет зло, а только обнажает его при свете дня, тайное делая явным. Он даже может простить трусливого человека, например, Понтия Пилата. Исключением в романе является эпизод в цирке, когда Воланд отрывает от тела голову конферансье Жоржа Бенгальского, мешавшего проведению трюков, да и то по просьбе зрителей, пришедших в цирк, вновь ставит голову на место.
Силы зла вообще играют в «Мастере и Маргарите» несколько необычную для них роль. Они не столько сбивают с пути праведного людей добрых и порядочных, сколько выводят на чистую воду и, мало того, наказывают уже состоявшихся грешников, но очень своеобразно избирают меры наказания. Так, Степа Лиходеев, директор варьете, отделывается тем, что ассистенты Воланда зашвыривают его из Москвы в Ялту, откуда он, натерпевшись страху, через несколько дней благополучно возвращается в Москву. А грехов у него целый воз: «…вообще они, — докладывает Коровьев, говоря о Степе во множественном числе, — в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, а и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству втирают очки».
На протяжении всего романа ни Воланд, ни его помощники никоим образом не влияют на текущие события.
Воланда и его свиту можно было бы считать олицетворением зла, но он мало похож на гонителя добра, так как оказывается милосерднее к героям романа, чем многие окружающие их люди. Он — то вечно существующее зло, которое необходимо для существования добра. С помощью этого персонажа автор обнажает перед нами изнанку внешне пристойной жизни обывателей, заставляет своих героев до конца раскрыть себя в столкновении с необычностью, неожиданностью.
Роман «Мастер и Маргарита» — загадочное произведение начала XX века. В нём добро и зло переплетаются воедино, порой невозможно отличить элементы фантастического от реальности. Вершителем человеческих судеб здесь предстаёт Воланд. Он и его свита, состоящая из Азазелло, Бегемота, Фагота -Коровьева и Геллы, являются одними из главных героев романа.
Образ самого Воланда предстаёт перед читателями в самом начале: «…росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с чёрным набалдашником в виде головы пуделя. По виду — лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз чёрный, левый почему-то зелёный. Брови чёрные, но одна выше другой». Из описания можно сделать вывод о том, что он был не похож на остальных людей (одни глаза чего стоят). В тексте прямо говорится: «Словом — иностранец». На первых страницах романа его заинтересовывает разговор Берлиоза с Бездомным о Боге. Воланда забавляет тот факт, что эти люди не только считают себя атеистами, но и пытаются вести пропаганду этой мысли. Конечно, Берлиоз на это расплатится смертью, а Иван попадёт в лечебницу. После них в произведении от рук Сатаны и его свиты пострадает немало людей, а накажут их за все низменные людские пороки, а именно жадность, эгоизм, вещизм, глупость и т. д.
Также интересен образ Азазелло. Он — демон безводной пустыни, демон-убийца. Выглядит странно: маленький широкоплечий человек с огненно-рыжими волосами, торчащим изо рта клыком, когтями на руках и гнусавым голосом. Наиболее, на мой взгляд, живо его образ отражён в главе 19, а конкретно в диалоге между ним и Маргаритой, например, его фраза: «Надавать администратору по морде, или выставить дядю из дому, или подстрелить кого-нибудь, или какой-нибудь ещё пустяк в этом роде, это моя прямая специальность, но разговаривать с влюблёнными женщинами — слуга покорный», как мне кажется, не требует лишних комментариев. В ней отражается вся суть его деятельности. Выполняет в романе функцию головореза.
Забавными можно назвать такого персонажа, как Бегемот. Бегемот—громадных размеров черный кот, способный превращаться в человека. Вот каким мы видим его впервые: “…на ювелиршином пуфе в развязной позе развалился некто третий, именно – жутких размеров черный кот со стопкой водки в одной лапе и вилкой, на которую он успел поддеть маринованный гриб, в другой”. Бегемот в демонологической традиции – это демон желаний желудка. В романе является чисто юмористическим персонажем, увеселяющим Воланда.
В романе также представлен портрет ещё одного персонажа свиты, а именно Фагота-Коровьева: “…прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок… Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая». Он старший из подчинённых Воланду демонов, черт, представляющийся москвичам переводчиком при профессоре-иностранце. На его лице всегда хитрая улыбка, а шутки полны сарказма. Но Коровьев — обличитель. Он спутник Воланда. Один из “судий”.
Гелла — девушка-вампир, последняя из свиты Сатаны. Про неё мало, что можно сказать. Она является служанкой. Рыжие волосы, зелёные глаза, чаще всего представлена обнажённой. Гелла красива, портит её лишь шрам на шее. Превратила Варенуху в вампира, и они вместе пугали Римского. В последней главе её нет с остальными героями, возможно, потому что она только вспомогательный персонаж. Действительно, о ней мало упоминалось в романе.
В таком составе представлено «зло» в романе «Мастер и Маргарита». А зло ли это? Конечно, это нельзя назвать и добром. Скорее, поступки этих героев нужно рассматривать с точки зрения справедливости и несправедливости. Я думаю, что Воланд и его свита возвращают в этот мир столь нужную ему справедливость – воздают всем по их заслугам. По сути, все выполняют в романе роль судей.
Добавил: Ykiona
Михаил Булгаков является гениальным писателем, создавшим много уникальных произведений, одним из которых является роман «Мастер и Маргарита». В этой книге по принципу антитезы рассматривается проблема Добра и Зла, так или иначе связанная со всеми образами романа, особенно с образом Воланда и его свиты.
Воланду, персонажу-символу, Булгаков придавал особое значение. Ведь именно с «Князем тьмы» связан эпиграф ко всему произведению, взятому из «Фауста» Гете: «… так кто же ты, наконец? – Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Воланд – это демоническая фигура, но необычная. Если Демон Зла в отечественной и мировой литературе, как правило, соблазняет, искушает, а затем наказывает свою жертву, то булгаковский Воланд, прежде всего, – разоблачающая и наказывающая сила по отношению к тем, кто пропагандирует несвободу к людям подлым и корыстным, и совершающий благо по отношению к честным и справедливым.
Читатель сталкивается с Воландом уже в первой главе: «… росту был… просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а справой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец». Портрет Воланда строится на сочетании земного и возвышенного. В нем контрастно совмещаются черты всеведения и неведения. С одной стороны, он видит Берлиоза с Иваном насквозь. С другой – «по мелочам» вытягивает из партнеров улики. Он читает чужие мысли «прямо с листа», как великий музыкант ноты. Воланд критикует бездумный оптимизм Берлиоза. Он пытается объяснить своему собеседнику, что в каждый момент своей жизни ни человек, ни общество в целом не могут предвидеть всех последствий происходящих событий, предугадать свой путь в будущем.
С юмором подается в романе помощник Воланда Бегемот: отсутствие портретных совпадений компенсируется свободой штриха: «Этот бес изображается в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками. Руки у него были человеческого фасона, а громаднейший живот, коротенький хвостик и толстые задние лапы, как у бегемота, напоминали о носимом им имени…». Бегемот – демон сквернословия, побуждающий людей ругаться и божиться почем зря.
Азазелло, один из свиты сатаны, отличается крайней воинственностью. Коровьев-Фагот, он же безымянный рыцарь, способен видеть скрытое и прорицать будущее. Кроме того, он не менее сведущ и в делах загробных, ибо о каждом из гостей на балу знает всю подноготную их земного.
Булгаков не случайно вводит образ Воланда и его свиты в канву повествования. Тем самым он хочет узнать, осталась ли в жителях Москвы нравственная опора, что-то человеческое, способны ли они противостоять соблазну, не поддаваться интригам, сплетням. Именно в этом и заключается мастерство Булгакова как писателя-психолога.
Воланд знает цену всему: невежеству и бездуховности, демагогической рассудочности, страсти к деньгам. Он признает и то, что по-настоящему истинно и ценно – творчество мастера, любовь и достоинство Маргариты, раскаяние Понтия Пилата. У него нет презрительного отношения к людям: «Они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было. Человечество любит деньги, из чего бы те не были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…».
Булгаковский Воланд не сеет зло, а только обнажает его при свете дня, тайное делая явным. Он даже может простить трусливого человека, например, Понтия Пилата. Исключением в романе является эпизод в цирке, когда Воланд отрывает от тела голову конферансье Жоржа Бенгальского, мешавшего проведению трюков, да и то по просьбе зрителей, пришедших в цирк, вновь ставит голову на место.
Силы зла вообще играют в «Мастере и Маргарите» несколько необычную для них роль. Они не столько сбивают с пути праведного людей добрых и порядочных, сколько выводят на чистую воду и, мало того, наказывают уже состоявшихся грешников, но очень своеобразно избирают меры наказания. Так, Степа Лиходеев, директор варьете, отделывается тем, что ассистенты Воланда зашвыривают его из Москвы в Ялту, откуда он, натерпевшись страху, через несколько дней благополучно возвращается в Москву. А грехов у него целый воз: «…вообще они, – докладывает Коровьев, говоря о Степе во множественном числе, – в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, а и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству втирают очки».
На протяжении всего романа ни Воланд, ни его помощники никоим образом не влияют на текущие события.
Воланда и его свиту можно было бы считать олицетворением зла, но он мало похож на гонителя добра, так как оказывается милосерднее к героям романа, чем многие окружающие их люди.
«
1
2
»
В романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» на сцене появляется дьявол и его свита. Они являются, по сути, главной силой, на действиях которой основан сюжет московской истории в произведении.
Как на страницах романа появляется Воланд? На Патриарших прудах он предстает перед Берлиозом и Иваном Бездомным, представителями советской литературы. Они, сидя на скамейке, судят Христа и отвергают не столько его божественность, сколь само его существование. Воланд же пытается убедить этих героев в существовании Бога и Дьявола.
Воланд – «по виду – лет сорока с лишним», «правый глаз черный, левый почему-то зеленый», «рот какой-то кривой». Булгаков пишет, что сатана «был в дорогом сером костюме… Серый берет он лихо заломил на ухо…».
Прототипом Воланда можно назвать Мефистофеля из «Фауста» Гете. Некоторые исследователи утверждают, что в этом герое есть черты Сталина и даже Ленина. Совершенно ясно, что романный Воланд – это дьявол. Но зачем же он пришел в Москву 30-х годов? Цель его миссии, на мой взгляд, заключалась в выявлении злого начала в человеке. Надо сказать, что Воланд, в отличие от Иешуа Га-Ноцри, считает всех людей не добрыми, а злыми. И в Москве, куда он прибыл творить зло, этот герой видит, что творить уже нечего – зло и так заполонило город. Воланду оставалось только смеяться над людьми, над их наивностью и глупостью.
Дьявол и его свита провоцируют москвичей на неблаговидные поступки, убеждая в их полной безнаказанности, а затем сами наказывают людей. Это, можно сказать, специальность Воланда и его «подручных»: карать тех, кто недостоин света и покоя. И они занимаются своим делом из века в век.
Какова же свита Сатаны? Её составляют три «главных» шута – Кот Бегемот, Коровьев-Фагот, Азазелло и еще девушка-вампир Гелла. Откуда же появились столь странные существа в окружении Воланда? И откуда почерпнул Булгаков их образы и имена?
Бегемот – кот-оборотень. Имя Бегемот взято из апокрифической ветхозаветной книги Еноха. Там Бегемот – это морское чудовище, а также бес, который «изображался в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками». Во время последнего полета Бегемот превращается в худенького юношу-пажа. В демонологической традиции Бегемот – это демон желаний желудка. Отсюда его необычайное обжорство в Торгсине.
Коровьев-Фагот – старший из подчиненных Воланду демонов. Это первый его помощник, черт и рыцарь, представляющийся москвичам переводчиком при профессоре-иностранце и бывшим регентом церковного хора. Кличка «Фагот», безусловно, перекликается с названием музыкального инструмента. Этим, скорее всего, объясняется шутка этого героя с сотрудниками филиала Зрелищной комиссии, которые против своей воли запели хором «Славное море, священный Байкал».
Этот булгаковский персонаж худ, высок. Он, в мнимом подобострастии, кажется, готов сложиться перед собеседником втрое, чтобы потом спокойно ему напакостить. В последнем полете Коровьев-Фагот предстает перед нами темно-фиолетовым рыцарем с мрачным, никогда не улыбающимся лицом. Воланд говорит, что Фагот был наказан за неудачную шутку о свете и тьме.
Азазелло – «демон безводной пустыни, демон-убийца». Так зовут отрицательного культурного героя ветхозаветного апокрифа – книги Еноха, падшего ангела, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря Азазелло женщины освоили искусство раскрашивать лицо. Именно поэтому Азазелло передает Маргарите крем, волшебным образом меняющий ее внешность. Вероятно, Булгакова привлекло сочетание в одном персонаже способности к обольщению и убийству. Но главная функция Азазелло связана с насилием: «Надавать администратору по морде, или выставить дядю из дому, или подстрелить кого-нибудь, или какой-нибудь еще пустяк в этом роде, это моя прямая специальность…»
Гелла – младший член свиты Воланда, женщина-вампир. На Лесбосе этим именем называли безвременно погибших девушек, после смерти ставших вампирами. Она, единственная из свиты Воланда, отсутствует в сцене последнего полета. Однако не исключено, что Булгаков сознательно убрал Геллу из этого эпизода. Ведь она самый младший член свиты, исполняющий только вспомогательные функции и в Театре Варьете, и в нехорошей квартире, и на великом балу у сатаны. Вампиры – это традиционно низший разряд нечистой силы.
Так вот какое оно – зло, представшее перед нами в романе. Но самым главным является то, что Булгаков не воспринимает его как абсолютное зло. Писатель даже находит слова оправдания существованию порока и Сатаны. Воланд так говорит, обращаясь к Левию Матвею, отказавшемуся пожелать здравия «духу зла и повелителю теней»: «Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? … Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп».
В романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» на сцене появляется дьявол и его свита. Они являются, по сути, главной силой, на действиях которой основан сюжет московской истории в произведении.
Как на страницах романа появляется Воланд? На Патриарших прудах он предстает перед Берлиозом и Иваном Бездомным, представителями советской литературы. Они, сидя на скамейке, судят Христа и отвергают не столько его божественность, сколь само его существование. Воланд же пытается убедить этих героев в существовании Бога и Дьявола.
Воланд – «по виду – лет сорока с лишним», «правый глаз черный, левый почему-то зеленый», «рот какой-то кривой». Булгаков пишет, что сатана «был в дорогом сером костюме… Серый берет он лихо заломил на ухо…».
Прототипом Воланда можно назвать Мефистофеля из «Фауста» Гете. Некоторые исследователи утверждают, что в этом герое есть черты Сталина и даже Ленина. Совершенно ясно, что романный Воланд – это дьявол. Но зачем же он пришел в Москву 30-х годов? Цель его миссии, на мой взгляд, заключалась в выявлении злого начала в человеке. Надо сказать, что Воланд, в отличие от Иешуа Га-Ноцри, считает всех людей не добрыми, а злыми. И в Москве, куда он прибыл творить зло, этот герой видит, что творить уже нечего – зло и так заполонило город. Воланду оставалось только смеяться над людьми, над их наивностью и глупостью.
Дьявол и его свита провоцируют москвичей на неблаговидные поступки, убеждая в их полной безнаказанности, а затем сами наказывают людей. Это, можно сказать, специальность Воланда и его «подручных»: карать тех, кто недостоин света и покоя. И они занимаются своим делом из века в век.
Какова же свита Сатаны? Её составляют три «главных» шута – Кот Бегемот, Коровьев-Фагот, Азазелло и еще девушка-вампир Гелла. Откуда же появились столь странные существа в окружении Воланда? И откуда почерпнул Булгаков их образы и имена?
Бегемот – кот-оборотень. Имя Бегемот взято из апокрифической ветхозаветной книги Еноха. Там Бегемот – это морское чудовище, а также бес, который «изображался в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками». Во время последнего полета Бегемот превращается в худенького юношу-пажа. В демонологической традиции Бегемот – это демон желаний желудка. Отсюда его необычайное обжорство в Торгсине.
Коровьев-Фагот – старший из подчиненных Воланду демонов. Это первый его помощник, черт и рыцарь, представляющийся москвичам переводчиком при профессоре-иностранце и бывшим регентом церковного хора. Кличка «Фагот», безусловно, перекликается с названием музыкального инструмента. Этим, скорее всего, объясняется шутка этого героя с сотрудниками филиала Зрелищной комиссии, которые против своей воли запели хором «Славное море, священный Байкал».
Этот булгаковский персонаж худ, высок. Он, в мнимом подобострастии, кажется, готов сложиться перед собеседником втрое, чтобы потом спокойно ему напакостить. В последнем полете Коровьев-Фагот предстает перед нами темно-фиолетовым рыцарем с мрачным, никогда не улыбающимся лицом. Воланд говорит, что Фагот был наказан за неудачную шутку о свете и тьме.
Азазелло – «демон безводной пустыни, демон-убийца». Так зовут отрицательного культурного героя ветхозаветного апокрифа – книги Еноха, падшего ангела, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря Азазелло женщины освоили искусство раскрашивать лицо. Именно поэтому Азазелло передает Маргарите крем, волшебным образом меняющий ее внешность. Вероятно, Булгакова привлекло сочетание в одном персонаже способности к обольщению и убийству. Но главная функция Азазелло связана с насилием: «Надавать администратору по морде, или выставить дядю из дому, или подстрелить кого-нибудь, или какой-нибудь еще пустяк в этом роде, это моя прямая специальность…»
Гелла – младший член свиты Воланда, женщина-вампир. На Лесбосе этим именем называли безвременно погибших девушек, после смерти ставших вампирами. Она, единственная из свиты Воланда, отсутствует в сцене последнего полета. Однако не исключено, что Булгаков сознательно убрал Геллу из этого эпизода. Ведь она самый младший член свиты, исполняющий только вспомогательные функции и в Театре Варьете, и в нехорошей квартире, и на великом балу у сатаны. Вампиры – это традиционно низший разряд нечистой силы.
Так вот какое оно – зло, представшее перед нами в романе. Но самым главным является то, что Булгаков не воспринимает его как абсолютное зло. Писатель даже находит слова оправдания существованию порока и Сатаны. Воланд так говорит, обращаясь к Левию Матвею, отказавшемуся пожелать здравия «духу зла и повелителю теней»: «Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? … Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-за твоей фантазии наслаждаться голым светом? Ты глуп».
Михаил Булгаков является гениальным писателем, создавшим много уникальных произведений, одним из которых является роман «Мастер и Маргарита». В этой книге по принципу антитезы рассматривается проблема Добра и Зла, так или иначе связанная со всеми образами романа, особенно с образом Воланда и его свиты.
Воланду, персонажу-символу, Булгаков придавал особое значение. Ведь именно с «Князем тьмы» связан эпиграф ко всему произведению, взятому из «Фауста» Гете: «… так кто же ты, наконец? – Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Воланд – это демоническая фигура, но необычная. Если Демон Зла в отечественной и мировой литературе, как правило, соблазняет, искушает, а затем наказывает свою жертву, то булгаковский Воланд, прежде всего, – разоблачающая и наказывающая сила по отношению к тем, кто пропагандирует несвободу к людям подлым и корыстным, и совершающий благо по отношению к честным и справедливым.
Читатель сталкивается с Воландом уже в первой главе: «… росту был… просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а справой – золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду – лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом – иностранец». Портрет Воланда строится на сочетании земного и возвышенного. В нем контрастно совмещаются черты всеведения и неведения. С одной стороны, он видит Берлиоза с Иваном насквозь. С другой – «по мелочам» вытягивает из партнеров улики. Он читает чужие мысли «прямо с листа», как великий музыкант ноты. Воланд критикует бездумный оптимизм Берлиоза. Он пытается объяснить своему собеседнику, что в каждый момент своей жизни ни человек, ни общество в целом не могут предвидеть всех последствий происходящих событий, предугадать свой путь в будущем.
С юмором подается в романе помощник Воланда Бегемот: отсутствие портретных совпадений компенсируется свободой штриха: «Этот бес изображается в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками. Руки у него были человеческого фасона, а громаднейший живот, коротенький хвостик и толстые задние лапы, как у бегемота, напоминали о носимом им имени…». Бегемот – демон сквернословия, побуждающий людей ругаться и божиться почем зря.
Азазелло, один из свиты сатаны, отличается крайней воинственностью. Коровьев-Фагот, он же безымянный рыцарь, способен видеть скрытое и прорицать будущее. Кроме того, он не менее сведущ и в делах загробных, ибо о каждом из гостей на балу знает всю подноготную их земного.
Булгаков не случайно вводит образ Воланда и его свиты в канву повествования. Тем самым он хочет узнать, осталась ли в жителях Москвы нравственная опора, что-то человеческое, способны ли они противостоять соблазну, не поддаваться интригам, сплетням. Именно в этом и заключается мастерство Булгакова как писателя-психолога.
Воланд знает цену всему: невежеству и бездуховности, демагогической рассудочности, страсти к деньгам. Он признает и то, что по-настоящему истинно и ценно – творчество мастера, любовь и достоинство Маргариты, раскаяние Понтия Пилата. У него нет презрительного отношения к людям: «Они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было. Человечество любит деньги, из чего бы те не были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или из золота. Ну легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…».
Булгаковский Воланд не сеет зло, а только обнажает его при свете дня, тайное делая явным. Он даже может простить трусливого человека, например, Понтия Пилата. Исключением в романе является эпизод в цирке, когда Воланд отрывает от тела голову конферансье Жоржа Бенгальского, мешавшего проведению трюков, да и то по просьбе зрителей, пришедших в цирк, вновь ставит голову на место.
Силы зла вообще играют в «Мастере и Маргарите» несколько необычную для них роль. Они не столько сбивают с пути праведного людей добрых и порядочных, сколько выводят на чистую воду и, мало того, наказывают уже состоявшихся грешников, но очень своеобразно избирают меры наказания. Так, Степа Лиходеев, директор варьете, отделывается тем, что ассистенты Воланда зашвыривают его из Москвы в Ялту, откуда он, натерпевшись страху, через несколько дней благополучно возвращается в Москву. А грехов у него целый воз: «…вообще они, – докладывает Коровьев, говоря о Степе во множественном числе, – в последнее время жутко свинячат. Пьянствуют, вступают в связи с женщинами, используя свое положение, ни черта не делают, а и делать ничего не могут, потому что ничего не смыслят в том, что им поручено. Начальству втирают очки».
На протяжении всего романа ни Воланд, ни его помощники никоим образом не влияют на текущие события.
Воланда и его свиту можно было бы считать олицетворением зла, но он мало похож на гонителя добра, так как оказывается милосерднее к героям романа, чем многие окружающие их люди. Он – то вечно существующее зло, которое необходимо для существования добра. С помощью этого персонажа автор обнажает перед нами изнанку внешне пристойной жизни обывателей, заставляет своих героев до конца раскрыть себя в столкновении с необычностью, неожиданностью.