Ткачиха с поварихой с сватьей бабой бабарихой какая это сказка

10 ответов:

Читайте также

Главные герои

Царь Салтан правитель страны, доверчивый и слабохарактерный человек. Когда он получил недобрую лживую весть, он приказал его дождаться. Но завистники молодой царицы меняют письмо. Они хотят извести царицу и её ребенка. Они злые и хитрые. Но автор изобразил их не страшными, а смешными. Тем более, когда они были укушены перевоплощенным князем Гвидоном в комара, муху и шмеля.

Князь Гвидон, сын царя, представлен настоящим русским богатырем. Он вступается за слабых. Спасает царевну Лебедь от злого коршуна. Волшебница-лебедь отблагодарила его выполнением всех его желаний. Князь правит на острове слава о котором разнеслась по всему свету.

Он мудрый правитель своего острова, гостеприимный хозяин, тепло встречающий купцов. За свою мудрость получает волшебную белку, морскую стражу и жену – красавицу и волшебницу.

Царевна-Лебедь, спасенная Гвидоном от злого колдуна, стала его верной помощницей, а потом и женой. За своё спасения она дарит ему красивый город на острове. Где он стал правителем. Помогает Гвидону побывать у отца в образе комара, мухи, шмеля Она умная, добрая. Она как Василиса премудрая в русских сказках умная, красивая, а еще и волшебница.

Царица она появляется на первых строках сказки. Она добрая, честная, любящая жена и мать. Даже после оговора нашла в себе силы простить своих сестер.

Ткачиха, первая сестра Царицы и поварихи. Она злая, завистливая, обидчива и мстительна. Из – за обиды на сестру и оговорила её.

Повариха, ещё одна сестра Царицы. Она завистлива, злопамятна, коварна и эгоистична. Не чем не лучше ткачихи, своей сестры.

Сватья баба Бабриха мать всех трех девиц. Она тоже жестока и мстительна. Она вместе с двумя старшими дочерьми оговаривает Царицу и младенца, избавились от них. Но после этого страшного поступка, они, не стали счастливыми, наоборот их наказали.

Описание героя

По сюжету князь Гвидон является сыном царя Салтана. Когда будущий отец уехал на войну, царица родила мальчика. Его вместе с матерью решили извести завистливые родственники, заколотив в бочку и выкинув в открытое море. По воле судьбы волна выбросила бочку на пустынный остров Буян. Ребенок за время плавания вырос и превратился в прекрасного юношу. Описывая внешность молодого князя, Пушкин не забыл подчеркнуть и его внутреннюю красоту.

В трактовке автора характеристика князя Гвидона выглядит следующим образом:

• красивый;
• имеет высокий рост;
• ловкий и сильный;
• необычайно отзывчивый и добрый к людям;
• человек, способный заниматься государственными делами;
• хорошо воспитанный, умный.

Все эти черты говорят, что из Гвидона выйдет хороший правитель. Будущий царь обладает чудесным даром общаться с морем, ветром и другими природными явлениями. Конечно, это сказка, поэтому вымысел здесь уместен, но такие качества, как коммуникабельность и способность договариваться, высоко ценятся и в современном мире.

Второстепенные герои

Гонец, который ездил к царю отвозил ему письмо от царицы и привозил обратно. Его споили и поменяли послание, из – за которого страдает царица и её сын.

Волна, в сказке представлена, как одушевленная, Гвидон её просит о помощи, и она выполнила его просьбу, вынесла на берег, подарив им жизнь.

Коршун, который нападал на лебедь, стремясь её убить. Но когда Гвидон его убил стрелой выпущенной из лука, оказался злым чародеем.

Белочка является одним из чудес подаренных князю царевной – лебедь. Она жила в домике под елочкой, грызла золотые орехи и пела песенки.

Тридцать три богатыря и дядька Черномор были родными братьями царевны Лебеди. И по её просьбе стали охранять остров, потому что они жили в море.

Корабельщики – это купцы, которые плавали на кораблях между странами и торговали разными товарами. Которые и принесли весть о новом граде на острове Буяне.

Сказка заканчивается хорошо для всех героев: царь Салтан вновь обретает жену и сына и на радости прощает злых сестёр и Бабариху.

Герои сказки о царе Салтане

К группе положительных героев сказки о царе Cалтане

можно отнести:

• Салтан,
• его сын Гвидон,
• девица под окном будущая Царица, Царевна-лебедь.

А к отрицательной группе героев относятся:

• повариха,
• ткачиха,
• сватья баба Бабариха,
• Коршун.

Можно определить ещё, так называемую, «нейтральную» группу героев знаменитой сказки Пушкина:

• белка,
• заморские гости,
• ветер,
• волна,
• дядька Черномор и 33 богатыря,
• а ещё комар и шмель, в которых превращался князь Гвидон.

Вот, пожалуй, все имена героев сказки о царе Cалтане, разделённых на группы по типу характера.

Прежде всего, хочется сказать о двух сёстрах Царицы – поварихе и ткачихе, а также их матери – сватье бабе Бабарихе. Это, без сомнения, отрицательные персонажи.

Из-за мстительности, злопамятности, зависти и обидчивости они совершили преступление. В письме к царю Салтану — оклеветали Царевну и младенца-Царевича, добившись указа царя, посадить их в бочку и бросить в море.

Совершив этот страшный поступок, они, конечно же, не стали счастливыми, а наоборот – были наказаны!

Другие главные герои сказки о царе Cалтане,

которых смело можно отнести к положительным героям. Во-первых, это князь Гвидон – сын царя Салтана. Его смелость и стремление к цели, отважность и гостеприимство располагают к нему любого читателя этой сказки.

Вторая главная героиня, сделанная поэтом центральным художественном образом произведения, — царевна-Лебедь, которую спас Гвидон от злого колдуна-Коршуна. Её характеру присущи такие качества, как благородство и мудрость.

Её образ в сказке заключал в себе черты русской Василисы Премудрой, наделённой удивительной красотой и волшебством. К слову, 33 морских богатыря были её братья родные.

Следующий главный герой сказки — добрый и мягкий царь Салтан – справедливый и незлопамятный, доверчивый и простоватый.

Порой он кажется даже немного безвольным, но это не так: просто широта и доброта русских царей делала их безоружными перед коварством и вероломством. Поначалу он разгневался на ткачиху, повариху и сватью, но потом великодушно простил завистниц и отпустил их домой.

В заключении «подведём черту»: в сказках, и не только в Пушкинских, злоба, зависть и ненависть обречены на позорное уничтожение, потому что в жизни людей первоначальны Любовь и Добро. В этом вся гармония и красота русских сказок!

Люди, творите всегда добро!

Автор статьи: Игорь Смирнов

Дети, молодые, взрослые и пожилые – большинство из нас знают множество произведений Александра Сергеевича Пушкина. Одно из наиболее известных, любимых и увлекательных произведений Пушкина является . Сюжет данного стиха довольно прост для понимания, но очень увлекает. Ребёнок и взрослый, читая это произведение, представляют яркую картинку, где по-своему преображаются действия, по-своему вырисовывается внешность персонажа. Но абсолютно каждый выделяет для себя поступки злые и добрые и, следовательно, плохого и положительного персонажа.

К позитивным героям относятся:

Царь Салтан

– государь своего царства. С одной стороны, царь – настоящий воин, мужественный и сильный, который готов сражаться за своё государство. С другой – это добрый персонаж, который имеет мягкий характер. По действиям, которые совершает этот герой, становится понятно, что он незлопамятный и даже простой, наивный персонаж и из-за этого, некоторые читатели могут подумать, что он безвольный царь. На самом же деле, это совершенно не так. Просто из-за своей добродушности, он никак не наказал злобных и коварных сестриц, а наоборот, простил их.

Князь Гвидон

– сын царицы и царя Салтана. На протяжении всего стиха проявляет себя как смелого и сильного героя. Свой мужественный характер этот персонаж предпочитает доказывать поступками, а не действиями. Помимо смелости, силы и мужественности он проявляет гостеприимство и целеустремлённость, что очень нравится читателям.

Царевна-лебедь

– рассудительная и прекрасная волшебница, сестра 33 морских богатырей и в конце сказки становится женой князя Гвидона. Будучи одним из главных героев, также относится к добрым персонажам, ведь она олицетворяет великодушие, мудрость и честность.

Царица

– это одна из первых девиц, с которыми встречается читатель в первых строках сказки. В будущем становиться царицей и матерью прекрасного богатыря. Как и сам царь, она является очень позитивным персонажем, ведь она добрая, честная, терпеливая и добросердечная. Благодаря этим качествам, царица симпатизирует многим читателям.

Негативные герои:

Ткачиха

– сестра Царицы и поварихи. Её поступки говорят, что это очень завистливый, злой и негативный персонаж. Помимо этого, она очень обидчива и мстительна, из-за чего и проворачивает коварные действия.

Повариха

– сестра ткачихи и Царицы. Как и ткачиха, повариха является плохим персонажем, ведь имеет такие качества, как зависть, злопамятность, коварство и эгоизм.

Сватья баба Бабриха

– относится к негативным персонажем, так как имеет такие отрицательные черты характера как ненависть, жесткость и мстительность. Из-за этих качеств, многие читатели её недолюбливают.

Действия, которые совершают положительные и негативные персонажи помогают разобраться читателю в том, что такое добро, а что на самом деле зло, при этом осознавая, что зло всё равно будет наказано, а добро в любом случае победит!

А.С. Пушкин не раз обращался к жанру сказок, примером чему служат его такие произведения, как «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», «Золотой петушок». В 1831 году поэт написал одно из своих самых известных сочинений в данном жанре — «Сказку о царе Салтане и сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди».

Сюжет

Повествование рассказывает о нескольких персонажах. Главными действующими лицами становятся царь Салтан, царица и князь Гвидон. Характеристика героев проста и понятна.

Царь Салтан и царица

Государь по имени Салтан – мужественный и отважный воин, способный вступиться за свои земли. Он обладает покладистым, спокойным нравом, отличается простотой, не держит зла на обидчиков и проявляет некую наивность. Добродушие героя не дает наказать сестриц, наговоривших на царицу и чуть не погубивших ее и сына – князя Гвидона.

Царица и маленький Гвидон

Мудрая царица – первая девица в государстве и первая, с кем встречается читатель, знакомясь со сказкой. Она – положительный персонаж, честная, добрая и верная женщина, неспособная на предательство и обман.

Гвидон – сын царицы и Салтана. Его отчество не зря подчеркивается в названии сказки, потому что с малых лет герой, как и отец, проявляет отвагу и смелость. Для него особую важность имеют поступки, а не слова.

Князь Гвидон

Гостеприимный амбициозный правитель получает титул князя неспроста. Якобы по велению царя Салтана, а на самом деле из-за интриг сестер царицы, младенца с матерью заточили в бочку. Странное судно, ставшее последним пристанищем, опустили в морскую пучину. В нем промелькнули детство и отрочество юноши, и вскоре он превратился в настоящего богатыря, которому суждено спасти от коршуна царевну Лебедь и заполучить под покровительство невиданные земли – остров Буян. Остров князя стал пунктом паломничества купцов, жаждущих выгодного сотрудничества. Это место, где живет белка, грызущая волшебные орешки, а также фантастические воины – тридцать три богатыря.

Царевна Лебедь

Гвидон – основной персонаж сказки. Царевна Лебедь, ставшая позже его избранницей, – олицетворение волшебства в поэме. Она одаряет возлюбленного не только чудесными диковинами (белкой и богатырями), но и магическими силами, благодаря которым Гвидон может стать комаром. В таком образе князь попадает на корабль и прибывает на родину – повидать отца.

Второй раз Гвидон осуществляет визит в образе мухи, а в третий – в качестве шмеля. В каждое посещение он, пусть и невольно, мстит ткачихе, поварихе и сватье бабе Бабарихе. Завершается все воссоединением царского семейства и пышным свадебным торжеством.

Интересные факты

Светило русской поэзии, Александр Сергеевич Пушкин, умело обращавшийся со стихотворным слогом и прославляющий богатство русского языка, использовал в «Сказке о царе Салтане» только одно слово с буквой «ф» – флот. В пушкинскую эпоху слова с этой буквой считались заимствованными из других языков.

Город Свияжск — прообраз острова Буяна

Однажды, путешествуя, Пушкин попал в город Свияжск. Поэт восхищался красотой этого места и признавался, что так представлял описанный населенный пункт на сказочном Буяне:

«В свете ж вот какое чудо: Остров на море лежит, Град на острове стоит С златоглавыми церквами С теремами да садами…»

Некоторые исследователи считают, что прототипом острова является Руян, расположившийся в Балтийском море.

Богиня Умай и царевна Лебедь

Сказка сплетена из фольклорных сюжетов и нюансов, придуманных поэтом. Примечательно, что прообразом царевны Лебедь стало языческое божество Умай. Ее воспевали в монгольских и кыпчакских племенах как женщину в образе лебедя, ходящую по земле и воде. В произведении описание царевны не менее привлекательно, чем в легендах древних народов:

«Говорят, царевна есть, Что не можно глаз отвесть. Днем свет Божий затмевает. Ночью землю освещает — Месяц под косой блестит, А во лбу звезда горит».

История персонажа

«Сказка о царе Салтане» – предназначенное для детей знаменитое произведение из наследия, оставленного миру Александром Сергеевичем Пушкиным. Полное название поэмы звучит так: «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». Оно было придумано на манер лубочных сказаний, популярных в простонародье. Использованный сюжет пересказывался на Руси из уст в уста. До наших дней легенда дошла в вольной интерпретации. Пушкинисты, исследующие творчество русского поэта, свидетельствуют, что лейтмотив произведения не был уникальным. Гораздо раньше его использовали в своих сказках Чосер и Гоцци.

Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
«Кабы я была царица, —
Третья молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».

Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрипела,
И в светлицу входит царь,
Стороны той государь.
Во всё время разговора
Он стоял позадь забора;
Речь последней по всему
Полюбилася ему.
«Здравствуй, красная девица, —
Говорит он, — будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября.
Вы ж, голубушки-сестрицы,
Выбирайтесь из светлицы,
Поезжайте вслед за мной,
Вслед за мной и за сестрой:
Будь одна из вас ткачиха,
А другая повариха».
В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с царицей молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних.

В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха,
И завидуют оне
Государевой жене.
А царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.
В те поры война была.
Царь Салтан, с женой простяся,
На добра-коня садяся,
Ей наказывал себя
Поберечь, его любя.
Между тем, как он далёко
Бьется долго и жестоко,
Наступает срок родин;
Сына бог им дал в аршин,
И царица над ребенком
Как орлица над орленком;
Шлет с письмом она гонца,
Чтоб обрадовать отца.
А ткачиха с поварихой,
Со сватьей бабой Бабарихой,
Извести ее хотят,
Перенять гонца велят;
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку».

Как услышал царь-отец,
Что донес ему гонец,
В гневе начал он чудесить
И гонца хотел повесить;
Но, смягчившись на сей раз,
Дал гонцу такой приказ:
«Ждать царева возвращенья
Для законного решенья».
Едет с грамотой гонец,
И приехал наконец.
А ткачиха с поварихой,
Со сватьей бабой Бабарихой,
Обобрать его велят;
Допьяна гонца поят
И в суму его пустую
Суют грамоту другую —
И привез гонец хмельной
В тот же день приказ такой:
«Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу и приплод
Тайно бросить в бездну вод».
Делать нечего: бояре,
Потужив о государе
И царице молодой,
В спальню к ней пришли толпой.
Объявили царску волю —
Ей и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ,
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де царь Салтан.

В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
Словно горькая вдовица,
Плачет, бьется в ней царица;
И растет ребенок там
Не по дням, а по часам.
День прошел, царица вопит…
А дитя волну торопит:
«Ты, волна моя, волна!
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли —
Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
И послушалась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся,
Понатужился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?» — молвил он,
Вышиб дно и вышел вон.

Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в широком поле,
Море синее кругом,
Дуб зеленый над холмом.
Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со креста шнурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.
К морю лишь подходит он,
Вот и слышит будто стон…
Видно на море не тихо;
Смотрит — видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет…
Тот уж когти распустил,
Клюв кровавый навострил…

Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела —
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,
Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит —
И царевичу потом
Молвит русским языком:
«Ты, царевич, мой спаситель,
Мой могучий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела пропала в море;
Это горе — всё не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты найдешь меня повсюду,
А теперь ты воротись,
Не горюй и спать ложись».
Улетела лебедь-птица,
А царевич и царица,
Целый день проведши так,
Лечь решились натощак.
Вот открыл царевич очи;
Отрясая грезы ночи
И дивясь, перед собой
Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей.

Он скорей царицу будит;
Та как ахнет!.. «То ли будет? —
Говорит он, — вижу я:
Лебедь тешится моя».
Мать и сын идут ко граду.
Лишь ступили за ограду,
Оглушительный трезвон
Поднялся со всех сторон:
К ним народ навстречу валит,
Хор церковный бога хвалит;

В колымагах золотых
Пышный двор встречает их;
Все их громко величают
И царевича венчают
Княжей шапкой, и главой
Возглашают над собой;
И среди своей столицы,
С разрешения царицы,
В тот же день стал княжить он
И нарекся: князь Гвидон.
Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах.

Корабельщики дивятся,
На кораблике толпятся,
На знакомом острову
Чудо видят наяву:
Город новый златоглавый,
Пристань с крепкою заставой;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их он кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали соболями,
Чернобурыми лисами;
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
От меня ему поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
С берега душой печальной
Провожает бег их дальный;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь печально отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает,
Одолела молодца:
Видеть я б хотел отца».

Лебедь князю: «Вот в чем горе!
Ну, послушай: хочешь в море
Полететь за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром».
И крылами замахала,
Воду с шумом расплескала
И обрызгала его
С головы до ног всего.
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился,
Полетел и запищал,
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корабль — и в щель забился.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
К царству славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце
С грустной думой на лице;
А ткачиха с поварихой,
Со сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят
И в глаза ему глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой;
Он лежал пустой равниной;
Рос на нем дубок единый;
А теперь стоит на нем
Новый город со дворцом,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами,
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду;
Молвит он: «Коль жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
«Уж диковинка, ну право, —
Подмигнув другим лукаво,
Повариха говорит, —
Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Вот что чудом-то зовут».
Чуду царь Салтан дивится,
А комар-то злится, злится-
И впился комар как раз
Тетке прямо в правый глаз.
Повариха побледнела,
Обмерла и окривела.
Слуги, сватья и сестра
С криком ловят комара.
«Распроклятая ты мошка!
Мы тебя!..» А он в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
Снова князь у моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?« —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает;
Чудо чудное завесть
Мне б хотелось. Где-то есть
Ель в лесу, под елью белка;
Диво, право, не безделка-
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
Князю лебедь отвечает:
«Свет о белке правду бает;
Это чудо знаю я;
Полно, князь, душа моя,
Не печалься; рада службу
Оказать тебе я в дружбу».
С ободренною душой
Князь пошел себе домой;
Лишь ступил на двор широкий —
Что ж под елкою высокой,
Видит, белочка при всех
Золотой грызет орех,
Изумрудец вынимает,
А скорлупку собирает,
Кучки равные кладет
И с присвисточкой поет
При честном при всем народе:
Во саду ли, в огороде.
Изумился князь Гвидон.

«Ну, спасибо, — молвил он, —
Ай да лебедь — дай ей боже,
Что и мне, веселье то же».
Князь для белочки потом
Выстроил хрустальный дом,
Караул к нему приставил
И притом дьяка заставил
Строгий счет орехам весть.
Князю прибыль, белке честь.
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого:
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы конями,
Всё донскими жеребцами,
А теперь нам вышел срок-
И лежит нам путь далек:
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
Да скажите: князь Гвидон
Шлет царю-де свой поклон».
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…

Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в щель залез.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана-
И желанная страна
Вот уж издали видна;
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с Бабарихой
Да с кривою поварихой
Около царя сидят,
Злыми жабами глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо,
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит
С златоглавыми церквами,
С теремами да садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка там живет ручная,
Да затейница какая!
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Слуги белку стерегут,
Служат ей прислугой разной-
И приставлен дьяк приказный
Строгий счет орехам весть;
Отдает ей войско честь;
Из скорлупок льют монету,
Да пускают в ход по свету;
Девки сыплют изумруд
В кладовые, да под спуд;
Все в том острове богаты,
Изоб нет, везде палаты;
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Если только жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.

Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»
Гости умные молчат,
Спорить с нею не хотят.
Диву царь Салтан дивится,
А Гвидон-то злится, злится…
Зажужжал он и как раз
Тетке сел на левый глаз,
И ткачиха побледнела:
«Ай!» и тут же окривела;
Все кричат: «Лови, лови,
Да дави ее, дави…
Вот ужо! постой немножко,
Погоди…» А князь в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море прилетел.
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает-
Диво б дивное хотел
Перенесть я в мой удел».
«А какое ж это диво?»
— Где-то вздуется бурливо
Окиян, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь братья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости братцев поджидай».
Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря;
В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идет
И ко граду их ведет.

С башни князь Гвидон сбегает,
Дорогих гостей встречает;
Второпях народ бежит;
Дядька князю говорит:
«Лебедь нас к тебе послала
И наказом наказала
Славный город твой хранить
И дозором обходить.
Мы отныне ежеденно
Вместе будем непременно
У высоких стен твоих
Выходить из вод морских,
Так увидимся мы вскоре,
А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Все потом домой ушли.
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете?
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
Торговали мы булатом,
Чистым серебром и златом,
И теперь нам вышел срок;
А лежит нам путь далек,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану.
Да скажите ж: князь Гвидон
Шлет-де свой царю поклон».
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Князь опять: душа-де просит…
Так и тянет и уносит…
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.

Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит, весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят-
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге-
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А сидит там князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Коли жив я только буду,
Чудный остров навещу
И у князя погощу».
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха
Усмехнувшись говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают, или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Вот идет молва правдива:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выплывает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Молвить можно справедливо,
Это диво, так уж диво».
Гости умные молчат:
Спорить с бабой не хотят.
Чуду царь Салтан дивится —
А царевич хоть и злится,
Но жалеет он очей
Старой бабушки своей:
Он над ней жужжит, кружится —
Прямо на нос к ней садится,
Нос ужалил богатырь:
На носу вскочил волдырь.
И опять пошла тревога:
«Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови,
Да дави его, дави…

Вот ужо! пожди немножко,
Погоди!..» А шмель в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Неженат лишь я хожу».
— А кого же на примете
Ты имеешь? — «Да на свете,
Говорят, царевна есть,
Что не можно глаз отвесть.
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает-
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
Сладку речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Только, полно, правда ль это?»
Князь со страхом ждет ответа.
Лебедь белая молчит
И, подумав, говорит:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь,
Да за пояс не заткнешь.
Услужу тебе советом —
Слушай: обо всем об этом
Пораздумай ты путем,
Не раскаяться б потом».
Князь пред нею стал божиться,
Что пора ему жениться,
Что об этом обо всем
Передумал он путем;
Что готов душою страстной
За царевною прекрасной
Он пешком идти отсель
Хоть за тридевять земель.
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: «Зачем далёко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта — я».

Тут она, взмахнув крылами,
Полетела над волнами
И на берег с высоты
Опустилася в кусты,
Встрепенулась, отряхнулась
И царевной обернулась:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.

Князь царевну обнимает,
К белой груди прижимает
И ведет ее скорей
К милой матушки своей.
Князь ей в ноги, умоляя:
«Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе,
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви».
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
«Бог вас, дети, наградит».

Князь не долго собирался,
На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать,
Да приплода поджидать.
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Он их кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы недаром
Неуказанным товаром;
А лежит нам путь далек:
Восвояси на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному дарю Салтану;
Да напомните ему,
Государю своему:
К нам он в гости обещался,
А доселе не собрался-
Шлю ему я свой поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
Дома на сей раз остался
И с женою не расстался.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна
К царству славного Салтана,
И знакомая страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости.
Гости видят: во дворце
Царь сидит в своем венце,
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят,
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка в нем живет ручная,
Да чудесница какая!
Белка песенки поет
Да орешки всё грызет;
А орешки не простые,
Скорлупы-то золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Белку холят, берегут.
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор-
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А у князя женка есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает;
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
Князь Гвидон тот город правит,
Всяк его усердно славит;
Он прислал тебе поклон,
Да тебе пеняет он:
К нам-де в гости обещался,
А доселе не собрался».
Тут уж царь не утерпел,
Снарядить он флот велел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят царя пустить
Чудный остров навестить.
Но Салтан им не внимает
И как раз их унимает:
«Что я? царь или дитя? —
Говорит он не шутя: —
Нынче ж еду!» — Тут он топнул,
Вышел вон и дверью хлопнул.

Под окном Гвидон сидит,
Молча на море глядит:
Не шумит оно, не хлещет,
Лишь едва, едва трепещет,
И в лазоревой дали
Показались корабли:
По равнинам Окияна
Едет флот царя Салтана.
Князь Гвидон тогда вскочил,
Громогласно возопил:
«Матушка моя родная!
Ты, княгиня молодая!
Посмотрите вы туда:
Едет батюшка сюда».
Флот уж к острову подходит.
Князь Гвидон трубу наводит:
Царь на палубе стоит
И в трубу на них глядит;
С ним ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
Удивляются оне
Незнакомой стороне.
Разом пушки запалили;
В колокольнях зазвонили;
К морю сам идет Гвидон;
Там царя встречает он
С поварихой и ткачихой,
Со сватьей бабой Бабарихой;
В город он повел царя,
Ничего не говоря.
Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах царя
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Царь ступил на двор широкой:
Там под елкою высокой
Белка песенку поет,
Золотой орех грызет,
Изумрудец вынимает
И в мешочек опускает;
И засеян двор большой
Золотою скорлупой.
Гости дале — торопливо
Смотрят — что ж княгиня — диво:
Под косой луна блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава,
И свекровь свою ведет.
Царь глядит — и узнает…
В нем взыграло ретивое!
«Что я вижу? что такое?
Как!» — и дух в нем занялся…
Царь слезами залился,
Обнимает он царицу,
И сынка, и молодицу,
И садятся все за стол;
И веселый пир пошел.

А ткачиха с поварихой,
Со сватьей бабой Бабарихой,
Разбежались по углам;
Их нашли насилу там.
Тут во всем они признались,
Повинились, разрыдались;
Царь для радости такой
Отпустил всех трех домой.
День прошел — царя Салтана
Уложили спать вполпьяна.
Я там был; мед, пиво пил —
И усы лишь обмочил.

     Ìàëåíüêèé ðåá¸íîê ñìîòðèò ïî òåëåâèçîðó “Ñêàçêó î öàðå Ñàëòàíå” è âäðóã ñïðàøèâàåò:
— À êòî òàêîé Åìóäÿ?
— ?????????????????
— “Êíÿçü Ãâèäîí øëåò åìó-äå ñâîé ïîêëîí”
                Àíåêäîò

     “Ñêàçêó î öàðå Ñàëòàíå” À.Ñ. Ïóøêèí ñî÷èíèë íà îñíîâå çàïèñàííîé èì íàðîäíîé ñêàçêè (Ì.À. Öÿâëîâñêèé, Ë.Á. Ìîäçàëåâñêèé, Ò.Ã. Çåíãåð — ðåä. “Ðóêîþ Ïóøêèíà. Íåñîáðàííûå è íåîïóáëèêîâàííûå òåêñòû”, ñ. 405-407, Ì.-Ë., 1938). Íî ïðè ýòîì, îí ñîçäàë îðèãèíàëüíîå ïðîèçâåäåíèå, âëîæèâ â íåãî ñâîé òâîð÷åñêèé çàìûñåë. È íå âñåãäà ïîýò ðàñêðûâàë çàìûñåë ïîëíîñòüþ, ïîðîé îãðàíè÷èâàÿñü ëèøü íàì¸êàìè. Ïîíà÷àëó âñ¸ âðîäå áû ÿñíî: öàðü âûáðàë ñåáå â æ¸íû îäíó èç òð¸õ ñåñò¸ð, à äâóõ äðóãèõ äåâèö òîæå ïîñåëèë âî äâîðöå â êà÷åñòâå òêà÷èõè è ïîâàðèõè. Äåâèöû íàñòîëüêî âîçíåíàâèäåëè ñâîþ óäà÷ëèâóþ ñåñòðó, ÷òî ãîòîâû áûëè å¸ ïîãóáèòü. È âäðóã ïîÿâëÿåòñÿ åù¸ îäèí ïåðñîíàæ, äî òîãî íåèçâåñòíûé:

                “À òêà÷èõà ñ ïîâàðèõîé,
                Ñ ñâàòüåé áàáîé Áàáàðèõîé
                Èçâåñòè åå õîòÿò”
                (Öèò. ïî “Ñêàçêà î öàðå Ñàëòàíå” // À.Ñ. Ïóøêèí “Ñî÷èíåíèÿ â òðåõ òîìàõ”, ò. I, ñ. 606-629, Ì., 1985)

     Áàáàðèõó Ïóøêèí íå ïðèäóìàë, ýòî èçâåñòíûé ïåðñîíàæ íàðîäíûõ ñêàçîê: “Áàáàðèõà øóòî÷. áàáà, æåíêà, æåíùèíà; áàáà-áàáàðèõà, â ñêàçê.” (Â.È. Äàëü “Ñëîâàðü æèâîãî âåëèêîðóññêîãî ÿçûêà”, ò. I, ñ. 33, Ì., 1955). Óïîìèíàåòñÿ îíà è â îäíîé èç áûëèí:

                “Äîáðî òû, áàáà,
                Áàáà-áàáàðèõà”
                (“Äðåâíèå ðîññèéñêèå ñòèõîòâîðåíèÿ, ñîáðàííûå Êèðøåþ Äàíèëîâûì”, ¹59, ñ. 203, Ì., 1977)

      îáùåì, ïîíÿòíî, ÷òî èìåíåì ñòàëà ïåðåäåëêà ñëîâà “áàáà”, íî âîò êàêîå îòíîøåíèå èìååò Áàáàðèõà ê öàðþ Ñàëòàíó?  íàðîäíîé ñêàçêå âðåäîíîñíûì ïåðñîíàæåì ñòàëà ìà÷åõà öàðÿ (Ì.À. Öÿâëîâñêèé, Ë.Á. Ìîäçàëåâñêèé, Ò.Ã. Çåíãåð — ðåä. “Ðóêîþ Ïóøêèíà. Íåñîáðàííûå è íåîïóáëèêîâàííûå òåêñòû”, ñ. 405-407, Ì.-Ë., 1938), íî ó Ïóøêèíà áàáà Áàáàðèõà íàçâàíà ñâàòüåé. Ñâàòüÿ – ýòî ìàòü îäíîãî èç ñóïðóãîâ ïî îòíîøåíèþ ê ðîäèòåëÿì äðóãîãî ñóïðóãà: “Ñâàò ì. ñâàòüÿ æ. ðîäèòåëè ìîëîäûõ è èõ ðîäñòâåííèêè äðóã äðóãà âçàèìíî çîâóò ñâàòàìè, ñâàòüÿìè” (Â.È. Äàëü “Ñëîâàðü æèâîãî âåëèêîðóññêîãî ÿçûêà”, ò. IV, ñ. 145, Ì., 1956). È åñëè äëÿ öàðÿ Ñàëòàíà áàáà Áàáàðèõà ñ÷èòàëàñü ñâàòüåé, òî ýòî îçíà÷àåò, ÷òî öàðü óæå áûë æåíàò ïåðâûì áðàêîì è ó íåãî èìåëñÿ ñûí, æåíîé êîòîðîãî è ñòàëà äî÷ü Áàáàðèõè. Ïî÷åìó ñûí? Äà åñëè áû ó öàðÿ ðîäèëàñü äî÷ü, òî îíà, âûéäÿ çàìóæ, äîëæíà áûëà óåõàòü îò îòöà ê íîâûì ðîäñòâåííèêàì. Áàáàðèõà æå ïîñåëèëàñü â öàðñêîì äâîðöå âìåñòå ñ äî÷åðüþ è çÿòåì. Ê òîìó æå, èç òð¸õ äåâèö Ñàëòàí âûáðàë ñåáå â æ¸íû òó, êîòîðàÿ îáåùàëà ðîäèòü åìó ñûíà. Òàêîé âûáîð êàê ðàç è îáúÿñíÿåòñÿ òåì, ÷òî öàðü íåäàâíî ïîòåðÿë ñûíà è ìå÷òàë î íàñëåäíèêå.
     À ãäå öàðü ìîã ïîòåðÿòü ñâîåãî ñûíà, ïîíÿòíî èç ëàêîíè÷íîãî ñîîáùåíèÿ: “ òå ïîðû âîéíà áûëà”. Ñòàëî áûòü, öàðåâè÷ âîçãëàâëÿë âîéñêî è ñëîæèë ãîëîâó â îäíîì èç ñðàæåíèé. Íè÷åãî íå ãîâîðèòñÿ î íà÷àëå âîéíû, îíà óæå äëèëàñü âî âðåìÿ ðàññêàçà î òð¸õ äåâèöàõ. Êñòàòè, íå óïîìèíàþòñÿ â ñêàçêå ðîäèòåëè äåâèö. Åñëè ìàòü åù¸ ìîãëà çàíèìàòüñÿ èñêëþ÷èòåëüíî äîìàøíèìè äåëàìè, òî áåç ó÷àñòèÿ îòöà, áóäü îí æèâ, ñâàäüáà íå ñîñòîÿëàñü áû. Çíà÷èò îòöà ó äåâèö ñîâåðøåííî òî÷íî íå áûëî. Ñêîðåå âñåãî, ïîãèá íà âîéíå.
     Áàáà Áàáàðèõà ïîðîäíèëàñü ñ öàð¸ì, à â åãî îòñóòñòâèå ïîìûêàëà áîÿðàìè, êàê õîòåëà, ñëîâíî âòîðîå ëèöî â ãîñóäàðñòâå. Ñîâåðøåííî î÷åâèäíî, ÷òî îíà ïðîèñõîäèëà èç çíàòíîãî (äàæå î÷åíü çíàòíîãî) áîÿðñêîãî ðîäà. Ÿ ìåñòî áûëî ó ñàìîãî òðîíà (ïðåìüåð-ìèíèñòð), òàêàÿ ïîëèòè÷åñêàÿ êàðüåðà îáåñïå÷èâàëàñü òåì, ÷òî Áàáàðèõà âîçãëàâëÿëà ïðàâÿùóþ áîÿðñêóþ ïàðòèþ. À òêà÷èõó ñ ïîâàðèõîé îíà ïðèáëèçèëà ê ñåáå, ïîòîìó êàê ðîäñòâåííèöû. Ðîäñòâî óñòàíàâëèâàåòñÿ â ðàññêàçå î òîì, êàê â îáðàçå øìåëÿ Ãâèäîí óæàëèë Áàáàðèõó:

                “Íî æàëååò îí î÷åé
                Ñòàðîé áàáóøêè ñâîåé”

     Äëÿ Ãâèäîíà Áàáàðèõà – ðîäíàÿ áàáóøêà, à òêà÷èõà ñ ïîâàðèõîé ïðèõîäèëèñü åìó ò¸òêàìè, çíà÷èò è îíè ñîñòîÿëè â ðîäñòâå ñ Áàáàðèõîé. Íî ìàòåðüþ òð¸õ äåâèö öàðñêàÿ ôàâîðèòêà áûòü íèêàê íå ìîãëà, èíà÷å àâòîìàòè÷åñêè ñòàëà áû Ñàëòàíó ò¸ùåé. À âîò åñëè îíà, â ñâîþ î÷åðåäü, áûëà ò¸òêîé òð¸õ äåâèö (è, ñîîòâåòñòâåííî, ñåñòðîé èõ ìàòåðè), òî äëÿ Ãâèäîíà îíà ñòàíîâèëàñü ðîäíîé áàáóøêîé, à äëÿ Ñàëòàíà îñòàâàëàñü ñâàòüåé.
     Òî åñòü, âñå òðè äåâèöû òîæå ïðîèñõîäèëè èç î÷åíü çíàòíîãî áîÿðñêîãî ðîäà. Ïðÿëè ïîä îêíîì îíè äëÿ ðàçâëå÷åíèÿ (òåëåâèçîðîâ òîãäà íå áûëî), íî íå ñòîëüêî ðàáîòàëè, ñêîëüêî íåïðèíóæä¸ííî áîëòàëè. À áîëòàëè îíè î òîì, êàêèìè öàðèöàìè ìîãëè áû ñòàòü. Òàê ÷òî, çíàëè áîéêèå äåâèöû, ÷òî îäíîé èç íèõ ñóæäåíî âûéòè çàìóæ çà öàðÿ. È öàðü âûáèðàë ñåáå æåíó èç ýòîé òðîéêè, õîòÿ æåëàþùèõ çàíÿòü îïóñòåâøåå ìåñòî öàðèöû íàøëîñü áû ìíîæåñòâî. Íî öàðü äîëæåí ðóêîâîäñòâîâàòüñÿ èíòåðåñàìè ãîñóäàðñòâà, à ýòè èíòåðåñû îñòàâëÿëè äëÿ íåãî î÷åíü óçêèé êðóã âîçìîæíûõ íåâåñò. Âñåãî-òî òðè ñîèñêàòåëüíèöû. Íå èíà÷å, êàê Áàáàðèõà ïîäñóåòèëàñü. ×òîáû îñòàòüñÿ ó âëàñòè, åé òðåáîâàëîñü ñäåëàòü öàðèöåé ñâîþ ðîäñòâåííèöó, è Áàáàðèõà èñïîëüçîâàëà âñ¸ ñâî¸ âëèÿíèå, ÷òîáû áîÿðñêàÿ Äóìà ïðèíÿëà ñîîòâåòñòâóþùåå ðåøåíèå. Ðîäñòâåííèöà, äà ê òîìó æå ñèðîòà, äîëæíà áûëà ñòàòü ïîñëóøíîé èãðóøêîé â ðóêàõ îïûòíîé èíòðèãàíêè.
     È äâå äðóãèå ñåñòðû ïîëó÷èëè ïðèäâîðíûå äîëæíîñòè. Íå ìîãëè áîÿðñêèå äî÷åðè ñòàòü îáû÷íîé òêà÷èõîé è îáû÷íîé ïîâàðèõîé, íèêàê íå ìîãëè. Íå ïî ÷èíó èì ýòî. Öàðü èç èõ ðàçãîâîðà ïîíÿë, â êàêèõ íàïðàâëåíèÿõ äåâèöû ìîãóò ïðîÿâèòü ñâîè îðãàíèçàòîðñêèå ñïîñîáíîñòè, è â ðåçóëüòàòå îäíà ñòàëà ìèíèñòðîì ë¸ãêîé ïðîìûøëåííîñòè, à äðóãàÿ – ìèíèñòðîì ïðîìûøëåííîñòè ïèùåâîé. Âîçíàãðàæäåíèå áîëåå, ÷åì äîñòîéíîå. À çàâèäîâàëè îíè ñâîåé ñåñòðå è çëèëèñü íà íå¸ èç-çà ïîðàæåíèÿ â êîíêóðñå íåâåñò, ïîáåäèòåëåì êîòîðîãî êàæäàÿ âèäåëà íåïðåìåííî ñåáÿ. È íèêàê íå ìîãëè îáû÷íàÿ òêà÷èõà è îáû÷íàÿ ïîâàðèõà ñèäåòü ó öàðñêîãî òðîíà è äàâàòü öàðþ ñîâåòû. Âïðî÷åì, è ìèíèñòðû òîæå íå èìåëè íà ýòî ïðàâà. Áàáàðèõà ïîìîãëà äâóì ñ¸ñòðàì âîçâûñèòüñÿ, ÷òîáû îáðåñòè ñîþçíèö äëÿ ïëåòåíèÿ èíòðèã ïðîòèâ ìîëîäîé öàðèöû. Íå óãîäèëà öàðèöà Áàáàðèõå òåì, ÷òî, ïî å¸ ìíåíèþ, ñîâåðøèëà óæàñíîå ïðåñòóïëåíèå:

                “À öàðèöà ìîëîäàÿ,
                Äåëà âäàëü íå îòëàãàÿ,
                Ñ ïåðâîé íî÷è ïîíåñëà”

     Òàêîå ðàííåå ðîæäåíèå íàñëåäíèêà ñïóòàëî Áàáàðèõå âñå êàðòû, òåì áîëåå ÷òî è ðåá¸íîê-òî ðîñ “íå ïî äíÿì, à ïî ÷àñàì”. Àíîìàëüíî áûñòðûé ðîñò îäíîãî èç ïåðñîíàæåé ñîçäàâàë ñåðü¸çíûå ïðîáëåìû äëÿ åãî êîíêóðåíòîâ. Íàïðèìåð, â õóððèòñêîé ìèôîëîãèè áûñòðûé ðîñò êàìåííîãî Óëëèêóìå ïðèâ¸ë â óæàñ âñåõ áîãîâ (Å.Ì. Ìåëåòèíñêèé, ðåä. “Ìèôîëîãè÷åñêèé ñëîâàðü”, ñ. 502, Ì., 1991). Íåâîçìîæíî ïðîñëåäèòü ãåíåòè÷åñêóþ ñâÿçü õóððèòñêîãî ïðåäàíèÿ è ðóññêèõ ñêàçîê, íî ñàì ýòîò ìîòèâ äëÿ ôîëüêëîðà íåîáõîäèì – îí ïîçâîëÿåò ìàêñèìàëüíî óñêîðèòü ïîâåñòâîâàíèå. Áàáàðèõà èñïóãàëàñü, ÷òî íà öàðñêîãî íàñëåäíèêà âñêîðå ìîæåò ñäåëàòü ñòàâêó êîíêóðèðóþùàÿ áîÿðñêàÿ ïàðòèÿ, ïîýòîìó îïàñíîñòü ñðî÷íî òðåáîâàëîñü óñòðàíèòü. Óñëîâèÿ äëÿ ýòîãî îêàçàëèñü ïîäõîäÿùèå: íåîæèäàííî öàðþ ïðèøëîñü îòïðàâëÿòüñÿ íà âîéíó. Äîëæíî áûòü, îáñòàíîâêà ñëîæèëàñü êðàéíå òÿæ¸ëàÿ è, ÷òîáû å¸ âûïðàâèòü, öàðü Ñàëòàí áûë âûíóæäåí ñàìîëè÷íî âîçãëàâèòü âîéñêà. Âïîëíå âîçìîæíî, ÷òî âðàãàì ñïåöèàëüíî ïîäûãðàëè ñòîðîííèêè Áàáàðèõè, ÷òîáû âûìàíèòü öàðÿ èç ñòîëèöû. Êîðîòêàÿ ôðàçà ïîêàçûâàåò, ÷òî îäîëåòü âðàãîâ äëÿ Ñàëòàíà áûëî î÷åíü äàæå íåïðîñòî:

                “Ìåæäó òåì, êàê îí äàë¸êî
                Áüåòñÿ äîëãî è æåñòîêî”

     Íà âîéíó Ñàëòàí âçÿë ñ ñîáîé âñåõ äðóçåé è ïîìîùíèêîâ, òåì ïðîùå áûëî Áàáàðèõå è äâóì å¸ ñîîáùíèöàì ïðîâåðíóòü çàäóìàííóþ àôåðó. Ïîñòàâèòü ïîä ñâîé êîíòðîëü ïî÷òó, äâîðöîâóþ ñòðàæó, ñî÷èíèòü ñöåíàðèé ïîëèòè÷åñêîãî ñïåêòàêëÿ. Åñòü òàêîé ðîä ëþäåé, ãîòîâûõ èíòðèãîâàòü ïîñòîÿííî, íå ñ÷èòàÿñü ñ èíòåðåñàìè ñòðàíû, ãîòîâûõ çàãóáèòü ìàññó íàðîäà ðàäè ïðèçðà÷íîé öåëè, òàêèå ëþäè íå îñòàíîâÿòñÿ, ïîêà èõ ñàìèõ îäíàæäû íå ïîêóñàåò íåêèé ñåâåðíûé ïóøíîé çâåð¸ê. Ïðèãîâîð áûë æåñòîêèì:

                “È öàðèöó â òîò æå ÷àñ
                 áî÷êó ñ ñûíîì ïîñàäèëè,
                Çàñìîëèëè, ïîêàòèëè
                È ïóñòèëè â Îêèÿí –
                Òàê âåëåë-äå öàðü Ñàëòàí”

     Ïîäîáíûé ñþæåò áûë èçâåñòåí ìíîãèì íàðîäàì: ãðå÷åñêîãî Ïåðñåÿ âìåñòå ñ åãî ìàòåðüþ çàòî÷èëè â ÿùèê è áðîñèëè â ìîðå (Å.Ì. Ìåëåòèíñêèé, ðåä. “Ìèôîëîãè÷åñêèé ñëîâàðü”, ñ. 437, Ì., 1991); àêêàäñêîãî öàðÿ Ñàðãîíà (XXIV â. äî í. ý.) âî ìëàäåí÷åñòâå áóäòî áû ïîëîæèëè â êîðçèíó è áðîñèëè â Åôðàò (òàì æå, ñ. 483); â áèáëåéñêîé ìèôîëîãèè òàê æå ïîñòóïèëè ñ Ìîèñååì, òîëüêî åãî áðîñèëè â Íèë (òàì æå, ñ. 372); à Ðîìóëà è Ðåìà – â Òèáð (òàì æå, ñ. 469). Ïî-âèäèìîìó, â îñíîâå ýòèõ ñêàçàíèé ëåæèò îáðàç ïîãðåáàëüíîé ëàäüè, êîòîðûé ïîñòåïåííî çàáûëñÿ, è îñòàëñÿ ïîïóëÿðíûé ôîëüêëîðíûé ñþæåò.
     Çà âðåìÿ êîðîòêîãî ïóòåøåñòâèÿ öàðåâè÷ îêîí÷àòåëüíî âûðîñ è ñòàë âçðîñëûì. À áî÷êó âîëíà âûáðîñèëà íà ïóñòûííûé îñòðî⠖ âåðîÿòíîñòü òàêîãî èñõîäà ñëèøêîì ìàëà, ÷òîáû ïîñ÷èòàòü å¸ ñëó÷àéíîñòüþ. Íà îñòðîâå öàðåâè÷à îæèäàëî íîâîå ïðèêëþ÷åíèå. Îí íàñêîðî ñìàñòåðèë ñåáå ëóê è âîò êàêàÿ òóò ïèêàíòíàÿ ïîäðîáíîñòü:

                “Ñî êðåñòà ñíóðîê øåëêîâûé
                Íàòÿíóë íà ëóê äóáîâûé”

     Áåç ðàçäóìèé öàðåâè÷ æåðòâóåò íàòåëüíûì êðåñòîì ðàäè óæèíà. Êåì áû íè áûë öàðåâè÷, íî òîëüêî íå ðåâíîñòíûì õðèñòèàíèíîì. Åãî âîîáùå íå èíòåðåñîâàëà õðèñòèàíñêàÿ âåðà, ïîòîìó îí è íà÷àë âîäèòü äðóæáó ñ ÿçû÷åñêèìè ïåðñîíàæàìè. À ïîêà öàðåâè÷ îòïðàâèëñÿ “ó ìîðÿ èñêàòü äè÷èíû” è òàì óâèäåë, êàê íà áåëóþ ëåáåäü íàïàäàåò êîðøóí. Ñëîâíî ñïåöèàëüíî ïîäãàäàëè ê ïîÿâëåíèþ çðèòåëÿ. Ïðè÷¸ì, ëåáåäü îêàçàëàñü äåâèöåé, à êîðøóí – ÷àðîäååì. Ñõâàòêà ñ íåîáûêíîâåííîé ïòèöåé ñîñòàâëÿëà ñþæåò, êî÷óþùèé ïî âñåâîçìîæíûì ìèôàì. Ê ñêàçî÷íîìó ýïèçîäó áëèæå âñåãî øóìåðñêèé âàðèàíò ìèôà: îãðîìíàÿ ïòèöà Àíçóä â âèäå îðëà ñ ëüâèíîé ãîëîâîé ïîõèòèëà ó ñïÿùåãî áîãà Ýíëèëÿ çíàêè öàðñêîé âëàñòè, ñûí Ýíëèëÿ Íèíóðòà ïóñêàë â íå¸ ñòðåëû, íî òîëüêî ñ òðåòüåé ïîïûòêè âûíóäèë ïòèöó âåðíóòü ïîõèùåííîå (À.È. Íåìèðîâñêèé “Ìèôû äðåâíîñòè. Áëèæíèé Âîñòîê”, ñ. 46, Ì., 2001). Íî âîò ñêàçî÷íûé êîðøóí îêàçàëñÿ êàêèì-òî ñëàáåíüêèì ÷àðîäååì, êîòîðîãî ëåãêî óäàëîñü ïîäñòðåëèòü ñàìîäåëüíîé ñòðåëîé èç ñàìîäåëüíîãî ëóêà.
     Ñòðàííî è òî, ÷òî ÷àðîäåé íàïàë íà ëåáåäü â ìîðå, ãäå åé îáåñïå÷èâàëè çàùèòó òðèäöàòü òðè ìîðñêèõ âèòÿçÿ. Äà îíè ýòîãî ÷àðîäåÿ ìèãîì áû íàøèíêîâàëè. Ñ.Â. Æàðíèêîâà, îðèåíòèðóÿñü íà ÷èñëî òðèäöàòü òðè, ñîïîñòàâèëà ñêàçî÷íûõ áîãàòûðåé ñ èíäèéñêèìè áîãàìè, êîòîðûõ â îáùåé ñëîæíîñòè íàñ÷èòûâàëîñü òîæå òðèäöàòü òðè: ïî îäèííàäöàòü íà çåìëå, â âîçäóõå è â âîäàõ (Ñ.Â. Æàðíèêîâà “Ñëåä âåäè÷åñêîé Ðóñè”, ñ. 62, Ì., 2016), îíà ññûëàëàñü íà èíäèéñêóþ ìèôîëîãèþ: “Ñþäà, î Íàñàòüè, ñ òðèæäû îäèííàäöàòüþ (“Ðèãâåäà”, Ìàíäàëû I-IV, ñ. 45, Ì., 1989). Íî ýòî æå ñòàíäàðòíàÿ ÷èñëåííîñòü âîèíñêèõ îòðÿäîâ íà Ðóñè (À.À. Ãèïïèóñ “Âîææåé îëåíüèõ 28…” // “Æèâàÿ ñòàðèíà”, 1997, ¹3, ñ. 21-23). Ïóøêèí ìîã âîñïîëüçîâàòüñÿ èñòîðè÷åñêèìè ñâèäåòåëüñòâàìè, ñîîáùàâøèìè î ëþäÿõ, æèâóùèõ â ìîðå. Íàèáîëåå ðàííåå èç íèõ “Î ÷åëîâåöåõ, íåçíàåìûõ â Âîñòî÷íåé ñòðàíå” (XV â.): “ òîé æå ñòðàíå èíàÿ ñàìîåäü, òàêîâà æå, ëèííàÿ ñëîâåò. Ëåòå ìåñÿö æèâóò â ìîðè, à íà ñóñå íå æèâóò òîãî ðàäè, çàíåæå òåëî íà íèõ òðåñêàåòñÿ. È îíè òîò ìåñÿö â âîäå ëåæàò, à íà áåðåã íå ñìåþò âûëåñòè” (À.È. Ïëèãóçî⠓Òåêñò-êåíòàâð î ñèáèðñêèõ ñàìîåäàõ”, ñ. 85-86, Ì.-Íüþòîíâèëü, 1993). Ïåðåñêàçûâàë ýòî èçâåñòèå àíãëèéñêèé ïóòåøåñòâåííèê Ðè÷àðä Äæîíñîí (XVI â.) “ òîé æå ìåñòíîñòè, çà ýòèì íàðîäîì æèâåò íà áåðåãó ìîðÿ äðóãîå ïëåìÿ ñàìîåäîâ, ãîâîðÿùèõ íà äðóãîì ÿçûêå. Îäèí ìåñÿö â ãîäó îíè ïðîâîäÿò íà ìîðå è â òå÷åíèå âñåãî ýòîãî ìåñÿöà íå âîçâðàùàþòñÿ íà ñóøó” (Ì.Ï. Àëåêñåå⠓Ñèáèðü â èçâåñòèÿõ çàïàäíîåâðîïåéñêèõ ïóòåøåñòâåííèêîâ è ïèñàòåëåé XIII-XVII ââ.” ñ. 127, Èðêóòñê, 1941). Êîå-êàêèå óòî÷íåíèÿ ñîäåðæàòñÿ â òðóäå Ãðèãîðèÿ Íîâèöêîãî: “Îäåæäà èõ îáùå èç êîæåé ðûá, íàéïà÷å ñ íàëèìà, èæå ïîäîáåí ñîìó; òîæäå ñ îñåòðà è ñòåðëÿäåé îäåðøå êîæó òîëèêî òðóäàìè ñâîèìè óìÿã÷åâàþò, ÿêî ìîãóò âñå îäåÿíèå ñåáå èç íèõ ñîøûòè, îáùå æå, èç íàëèìåé êîæè – êàæàíû, ñ èíûõ æå ÷óëêè, ñàïîãè ñåáå óòâîðÿþò” (Ã. Íîâèöêèé “Êðàòêîå îïèñàíèå î íàðîäå îñòÿöêîì, ñî÷èíåííîå â 1715 ãîäó”, ñ. 38, Ñ.-Ïåòåðáóðã, 1884). Âîò ïî÷åìó áîãàòûðè âûõîäÿò èç ìîðÿ “â ÷åøóå, êàê æàð ãîðÿ”.
     Íó, äîïóñòèì, èñòîêè îáðàçà ïîíÿòíû. Íî, âåäü, ìîðñêèå áîãàòûðè ïðèõîäèëèñü ìîðñêîé äåâèöå ðîäíûìè áðàòüÿìè, îíè äîëæíû áûëè íåïðåìåííî âìåøàòüñÿ, åñëè áû èõ ñåñòðå óãðîæàëà ðåàëüíàÿ îïàñíîñòü. À îíè íå âìåøàëèñü, òàê ÷òî íèêàêîé îïàñíîñòè âîâñå è íå áûëî. Äà è ñàìà äåâèöà áûëà îòíþäü íå ñëàáà – çà îäíó íî÷ü ïîñòðîèëà öåëûé ãîðîä è íàñåëèëà åãî. ×òî åé êàêîé-òî ÷àðîäåé, êîòîðûé íåèçâåñòíî îòêóäà âçÿëñÿ? Ýòî äåâèöà òàêèì ñïîñîáîì ïðèâëåêëà ê ñåáå âíèìàíèå öàðåâè÷à. À òîò è ïîâ¸ëñÿ íà ïðîñòåéøóþ ãîëîãðàììó èëè, êàê òîãäà ãîâîðèëè – ìîðîê. Íàäî ó÷èòûâàòü, ÷òî âûðîñ öàðåâè÷ íåîáû÷àéíî áûñòðî, íî, âîò, óìà è æèçíåííîãî îïûòà íàáðàòüñÿ íå óñïåë. Âåñü åãî îïûò – êîëûáåëü, äà áî÷êà â ìîðå. Âîò è ðåøèëà ìîðñêàÿ âîëøåáíèöà ïîñêîðåå æåíèòü åãî íà ñåáå, à â ïåðñïåêòèâå ñòàòü öàðèöåé, ïîêà äðóãèå æåëàþùèå íå íàøëèñü. Öàðåâè÷ó åù¸ ïîâåçëî, ÷òî çàèíòåðåñîâàëàñü èì âïîëíå äîáðîïîðÿäî÷íàÿ äåâèöà, âïðî÷åì, âîçðàñò äåâèöû íàâåðíÿêà íàñ÷èòûâàë íå îäíî ñòîëåòèå – âîëøåáíûå ñóùåñòâà æèâóò äîëãî.
     Äåâèöà ïîñòóïèëà ìóäðî: îíà íå ñòàëà íàâÿçûâàòüñÿ öàðåâè÷ó, à èñïîäâîëü, îñòîðîæíî ïîäâîäèëà åãî ê íóæíîé ìûñëè, êàê áóäòî åãî ñîáñòâåííîé. Äëÿ íà÷àëà, îíà âûáðàëà äëÿ ñïàñåíèÿ öàðåâè÷à è åãî ìàòåðè îñòðîâ, ëåæàùèé íà òîðãîâîì ïóòè. Íå ñàìà æå âîëíà äîãàäàëàñü êóäà ñëåäóåò âûíåñòè áî÷êó, áûëî êîìó óïðàâëÿòü åþ. È äàëüøå äåéñòâèÿ ðàçâèâàëèñü ïî ëîãè÷åñêîé öåïî÷êå. Æèòåëè ãîðîäà îïåðàòèâíî âûáðàëè öàðåâè÷à ñâîèì êíÿçåì. Âñ¸ ïðàâèëüíî, æåíèõ âîëøåáíèöû íå ìîæåò áûòü çàìóõðûøêîé, îí äîëæåí áûòü çíàòíûì, âèäíûì, íî ïðè ýòîì çàâèñåòü îò âîëøåáíîé ïîìîùè, ÷òîáû ñ êðþ÷êà íå ñîðâàëñÿ. È òîëüêî, êîãäà öàðåâè÷ íà÷àë êíÿæèòü, òî îí “íàðåêñÿ: êíÿçü Ãâèäîí”. Î÷åâèäíî, äî ñèõ ïîð öàðèöà íå îçàáîòèëàñü äàòü ñûíó èìÿ. Äà è öàðü Ñàëòàí, óñëûøàâ î Ãâèäîíå, íè÷åãî íå çàïîäîçðèë. Òî åñòü, öàðåâè÷ ïîêà áûë áåçûìÿííûì, à èìÿ îí ïîëó÷èë âìåñòå ñ êíÿæåñêèì ïðåñòîëîì, äàáû âñ¸ áûëî, êàê ó ëþäåé.
     Åñòåñòâåííî, ÷òî ïëûâóùèå ìèìî êîðàáåëüùèêè ïîäèâèëèñü òàêîìó ÷óäó, êàê ïîÿâëåíèå áîãàòîãî ãîðîäà íà ïóñòûííîì ïðåæäå îñòðîâå. È åñòåñòâåííî, ÷òî ýòî èçâåñòèå íå ìîãëî íå çàèíòåðåñîâàòü öàðÿ Ñàëòàíà. Ïîíÿòíî, ÷òî è Ãâèäîí íå ìîã óñèäåòü íà ìåñòå, åìó î÷åíü õîòåëîñü óçíàòü, êàê åãî îòåö âîñïðèìåò âåñòü î ÷óäå. Ïîýòîìó ñ ïîìîùüþ äåâèöû îí ïðåâðàòèëñÿ â êîìàðà è ïîëåòåë âñëåä çà êîðàáëÿìè. È òàê ëåòàòü åìó ïðèøëîñü òðè ðàçà. Äåâèöà íå ìîãëà äîïóñòèòü, ÷òîáû öàðü îòêëèêíóëñÿ íà èçâåñòèå íåìåäëåííî, ñíà÷àëà òðåáîâàëîñü âíóøèòü Ãâèäîíó ìûñëü î æåíèòüáå. Òðè çàãîâîðùèöû, ïî÷óÿâ íåëàäíîå, òóò æå ïðèíÿëèñü îòãîâàðèâàòü öàðÿ Ñàëòàíà îò ïîåçäêè íà ÷óäåñíûé îñòðîâ. À öàðü ïîêàçàë ñåáÿ íå î÷åíü óìíûì ÷åëîâåêîì. Êîãäà Ãâèäîí óâèäåë îòöà, òîò ñèäåë íà ïðåñòîëå “ñ ãðóñòíîé äóìîé íà ëèöå”. Öàðü ÿâíî ñêó÷àë ïî ñâîåé ïîòåðÿííîé æåíå, ñòðàäàë â ðàçëóêå, íî äàæå íå äîãàäàëñÿ ïðîâåñòè ñëåäñòâèå è íàéòè çëîóìûøëåííèêîâ. Íåòðóäíî áûëî âûÿñíèòü, êòî ïåðåíÿë ïåðâîãî ãîíöà, êòî äîïüÿíà íàïîèë äðóãîãî. Ñðåäè áîÿð íàâåðíÿêà èìåëèñü íåäîâîëüíûå âîçâûøåíèåì Áàáàðèõè, è ñëóãè òîæå ìîãëè ìíîãîå çàìåòèòü. Íå òåì ëþäÿì öàðü äîâåðèëñÿ.
     Æåëàÿ óäåðæàòü öàðÿ âî äâîðöå, çàãîâîðùèöû ðàññêàçûâàëè åìó î ÷óäåñàõ, êîòîðûå äåéñòâèòåëüíî èìåëèñü â íàëè÷èè, ïðè÷¸ì, ó ñàìîé âîëøåáíèöû. Äà îíà æå è âíóøàëà èì ýòè ìûñëè, çíàÿ, ÷òî ðàçäîñàäîâàííûé Ãâèäîí, ÷òîáû âñ¸-òàêè çàèíòåðåñîâàòü ñâîåãî îòöà, ïîæåëàåò ïåðåíåñòè íàçâàííûå ÷óäåñà â ñâîé óäåë. Âîëøåáíàÿ áåëêà, ìîðñêèå âèòÿçè è (âîò, ãäå êðþ÷îê) çàìîðñêàÿ öàðåâíà. Öàðåâè÷ ïîïàëñÿ. Íó ëàäíî, ÷òî æåíà åìó äîñòàëàñü çàìå÷àòåëüíàÿ, ïîâåçëî ïàðíþ íåâåðîÿòíî. À òî è ñðåäè âîëøåáíûõ ïåðñîíàæåé âñòðå÷àþòñÿ çëîâðåäíûå ëè÷íîñòè, ïðîïàë áû òîãäà Ãâèäîí.
     Æåíèâøèñü, Ãâèäîí óæå íå ïîëåòåë ê îòöó ÷åðåç ìîðå. Íå òðåáîâàëîñü ýòîãî – åãî ìîëîäàÿ æåíà ïåðåñòàëà âíóøàòü çàãîâîðùèöàì ñâåäåíèÿ î ÷óäåñàõ, à ñàìè îíè íè÷åãî ïóòíîãî íå ìîãëè ïðèäóìàòü. Öàðü Ñàëòàí âåëåë ñíàðÿäèòü ôëîò – íå îäèí êîðàáëü, à öåëûé ôëîò. Çíà÷èò, îí îòïðàâëÿëñÿ â ïóòü âìåñòå ñ äðóæèíîé è íå â ãîñòè, à ÷òîáû ïîä÷èíèòü ñåáå ÷óäåñíûé îñòðîâ. Ñàëòàí åù¸ íå çíàë, ÷òî âñòðåòèò íà òîì îñòðîâå æåíó è ñûíà. Ðàäîñòíàÿ âñòðå÷à èçìåíèëà ïîëèòè÷åñêóþ ñèòóàöèþ â åãî ãîñóäàðñòâå. Îáðåòÿ íàñëåäíèêà, öàðü óêðåïèë ñâî¸ ïîëîæåíèå è çàñòàâèë çíàòíûå ðîäû óìåðèòü àìáèöèè. Ñ òðåìÿ çàãîâîðùèöàìè îí îáîø¸ëñÿ ìèëîñòèâî – “îòïóñòèë âñåõ òðåõ äîìîé”. Íî îòïóñòèë èìåííî “äîìîé”, à íå âî äâîðåö, òàê ÷òî ïðèäâîðíûõ äîëæíîñòåé îíè òî÷íî ëèøèëèñü. Ïðàâÿùàÿ áîÿðñêàÿ ïàðòèÿ, ïîòåðÿâ ñâîèõ ëèäåðîâ, çàîäíî ïîòåðÿëà è âëàñòü. Êíÿçü Ãâèäîí, ïîä ðóêîâîäñòâîì ìóäðîé æåíû, íå ïîçâîëèò âåëüìîæíûì èíòðèãàíàì äåëèòü ñòðàíó.

Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
«Кабы я была царица, —
Третья молвила сестрица, —
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».
Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрыпела,
И в светлицу входит царь,
Стороны той государь.
Во все время разговора
Он стоял позадь забора;
Речь последней по всему
Полюбилася ему.
«Здравствуй, красная девица, —
Говорит он, — будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября.
Вы ж, голубушки-сестрицы,
Выбирайтесь из светлицы,
Поезжайте вслед за мной,
Вслед за мной и за сестрой:
Будь одна из вас ткачиха,
А другая повариха».
В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с царицей молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних.
В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха,
И завидуют оне
Государевой жене.
А царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.
В те поры война была.
Царь Салтан, с женой простяся,
На добра-коня садяся,
Ей наказывал себя
Поберечь, его любя.
Между тем, как он далеко
Бьется долго и жестоко,
Наступает срок родин;
Сына бог им дал в аршин,
И царица над ребенком
Как орлица над орленком;
Шлет с письмом она гонца,
Чтоб обрадовать отца.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Извести ее хотят,
Перенять гонца велят;
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку».
Как услышал царь-отец,
Что донес ему гонец,
В гневе начал он чудесить
И гонца хотел повесить;
Но, смягчившись на сей раз,
Дал гонцу такой приказ:
«Ждать царева возвращенья
Для законного решенья».
Едет с грамотой гонец,
И приехал наконец.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Обобрать его велят;
Допьяна гонца поят
И в суму его пустую
Суют грамоту другую —
И привез гонец хмельной
В тот же день приказ такой:
«Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу и приплод
Тайно бросить в бездну вод».
Делать нечего: бояре,
Потужив о государе
И царице молодой,
В спальню к ней пришли толпой.
Объявили царску волю —
Ей и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ,
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де царь Салтан.
В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
Словно горькая вдовица,
Плачет, бьется в ней царица;
И растет ребенок там
Не по дням, а по часам.
День прошел, царица вопит…
А дитя волну торопит:
«Ты, волна моя, волна!
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли —
Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
И послушалась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся,
Понатужился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?» — молвил он,
Вышиб дно и вышел вон.
Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в широком поле,
Море синее кругом,
Дуб зеленый над холмом.
Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со креста снурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.
К морю лишь подходит он,
Вот и слышит будто стон…
Видно на море не тихо;
Смотрит — видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет…
Тот уж когти распустил,
Клев кровавый навострил…
Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела —
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,
Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит —
И царевичу потом
Молвит русским языком:
«Ты, царевич, мой спаситель,
Мой могучий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела пропала в море;
Это горе — все не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты найдешь меня повсюду,
А теперь ты воротись,
Не горюй и спать ложись».
Улетела лебедь-птица,
А царевич и царица,
Целый день проведши так,
Лечь решились на тощак.
Вот открыл царевич очи;
Отрясая грезы ночи
И дивясь, перед собой
Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей.
Он скорей царицу будит;
Та как ахнет!.. «То ли будет? —
Говорит он, — вижу я:
Лебедь тешится моя».
Мать и сын идут ко граду.
Лишь ступили за ограду,
Оглушительный трезвон
Поднялся со всех сторон:
К ним народ навстречу валит,
Хор церковный бога хвалит;
В колымагах золотых
Пышный двор встречает их;
Все их громко величают
И царевича венчают
Княжей шапкой, и главой
Возглашают над собой;
И среди своей столицы,
С разрешения царицы,
В тот же день стал княжить он
И нарекся: князь Гвидон.
Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах.
Корабельщики дивятся,
На кораблике толпятся,
На знакомом острову
Чудо видят наяву:
Город новый златоглавый,
Пристань с крепкою заставой;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их он кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали соболями,
Чернобурыми лисами;
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
От меня ему поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
С берега душой печальной
Провожает бег их дальный;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь печально отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает,
Одолела молодца:
Видеть я б хотел отца».
Лебедь князю: «Вот в чем горе!
Ну, послушай: хочешь в море
Полететь за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром».
И крылами замахала,
Воду с шумом расплескала
И обрызгала его
С головы до ног всего.
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился,
Полетел и запищал,
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корабль — и в щель забился.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
К царству славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце
С грустной думой на лице;
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят
И в глаза ему глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой;
Он лежал пустой равниной;
Рос на нем дубок единый;
А теперь стоит на нем
Новый город со дворцом,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами,
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду;
Молвит он: «Коль жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
«Уж диковинка, ну право, —
Подмигнув другим лукаво,
Повариха говорит, —
Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Вот что чудом-то зовут».
Чуду царь Салтан дивится,
А комар-то злится, злится —
И впился комар как раз
Тетке прямо в правый глаз.
Повариха побледнела,
Обмерла и окривела.
Слуги, сватья и сестра
С криком ловят комара.
«Распроклятая ты мошка!
Мы тебя!..» А он в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
Снова князь у моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает;
Чудо чудное завесть
Мне б хотелось. Где-то есть
Ель в лесу, под елью белка;
Диво, право, не безделка —
Белка песенки поет,
Да орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
Князю лебедь отвечает:
«Свет о белке правду бает;
Это чудо знаю я;
Полно, князь, душа моя,
Не печалься; рада службу
Оказать тебе я в дружбу».
С ободренною душой
Князь пошел себе домой;
Лишь ступил на двор широкий —
Что ж? под елкою высокой,
Видит, белочка при всех
Золотой грызет орех,
Изумрудец вынимает,
А скорлупку собирает,
Кучки равные кладет
И с присвисточкой поет
При честном при всем народе:
Во саду ли, в огороде.
Изумился князь Гвидон.
«Ну, спасибо, — молвил он, —
Ай да лебедь — дай ей боже,
Что и мне, веселье то же».
Князь для белочки потом
Выстроил хрустальный дом,
Караул к нему приставил
И притом дьяка заставил
Строгий счет орехам весть.
Князю прибыль, белке честь.
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого:
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы конями,
Все донскими жеребцами,
А теперь нам вышел срок —
И лежит нам путь далек:
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
Да скажите: князь Гвидон
Шлет царю-де свой поклон».
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в щель залез.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана —
И желанная страна
Вот уж издали видна;
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с Бабарихой
Да с кривою поварихой
Около царя сидят,
Злыми жабами глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо,
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит
С златоглавыми церквами,
С теремами да садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка там живет ручная,
Да затейница какая!
Белка песенки поет,
Да орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Слуги белку стерегут,
Служат ей прислугой разной —
И приставлен дьяк приказный
Строгий счет орехам весть;
Отдает ей войско честь;
Из скорлупок льют монету,
Да пускают в ход по свету;
Девки сыплют изумруд
В кладовые, да под спуд;
Все в том острове богаты,
Изоб нет, везде палаты;
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Если только жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят его пустить

Чудный остров навестить.
Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»
Гости умные молчат,
Спорить с нею не хотят.
Диву царь Салтан дивится,
А Гвидон-то злится, злится…
Зажужжал он и как раз
Тетке сел на левый глаз,
И ткачиха побледнела:
«Ай!» и тут же окривела;
Все кричат: «Лови, лови,
Да дави ее, дави…
Вот ужо! постой немножко,
Погоди…» А князь в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море прилетел.
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает —
Диво б дивное хотел
Перенесть я в мой удел».
«А какое ж это диво?»
— Где-то вздуется бурливо
Окиян, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь братья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости братцев поджидай».
Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря;
В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идет
И ко граду их ведет.
С башни князь Гвидон сбегает,
Дорогих гостей встречает;
Второпях народ бежит;
Дядька князю говорит:
«Лебедь нас к тебе послала
И наказом наказала
Славный город твой хранить
И дозором обходить.
Мы отныне ежеденно
Вместе будем непременно
У высоких стен твоих
Выходить из вод морских,
Так увидимся мы вскоре,
А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Все потом домой ушли.
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете?
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
Торговали мы булатом,
Чистым серебром и златом,
И теперь нам вышел срок;
А лежит нам путь далек,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану.
Да скажите ж: князь Гвидон
Шлет-де свой царю поклон».
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Князь опять: душа-де просит…
Так и тянет и уносит…
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит, весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят —
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А сидит там князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Коли жив я только буду,
Чудный остров навещу
И у князя погощу».
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха
Усмехнувшись говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают, или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Вот идет молва правдива:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выплывает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Молвить можно справедливо,
Это диво, так уж диво».
Гости умные молчат:
Спорить с бабой не хотят.
Чуду царь Салтан дивится —
А царевич хоть и злится,
Но жалеет он очей
Старой бабушки своей:
Он над ней жужжит, кружится —
Прямо на нос к ней садится,
Нос ужалил богатырь:
На носу вскочил волдырь.
И опять пошла тревога:
«Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови,
Да дави его, дави…
Вот ужо! пожди немножко,
Погоди!..» А шмель в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Неженат лишь я хожу».
— А кого же на примете
Ты имеешь? — «Да на свете,
Говорят, царевна есть,
Что не можно глаз отвесть.
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает —
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
Сладку речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Только, полно, правда ль это?»
Князь со страхом ждет ответа.
Лебедь белая молчит
И, подумав, говорит:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь,
Да за пояс не заткнешь.
Услужу тебе советом —
Слушай: обо всем об этом
Пораздумай ты путем,
Не раскаяться б потом».
Князь пред нею стал божиться,
Что пора ему жениться,
Что об этом обо всем
Передумал он путем;
Что готов душою страстной
За царевною прекрасной
Он пешком идти отсель
Хоть за тридевять земель.
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: «Зачем далеко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта — я».
Тут она, взмахнув крылами,
Полетела над волнами
И на берег с высоты
Опустилася в кусты,
Встрепенулась, отряхнулась
И царевной обернулась:
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Князь царевну обнимает,
К белой груди прижимает
И ведет ее скорей
К милой матушки своей.
Князь ей в ноги, умоляя:
«Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе,
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви».
Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
«Бог вас, дети, наградит».
Князь не долго собирался,
На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать,
Да приплода поджидать.
Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости,
Он их кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы недаром
Неуказанным товаром;
А лежит нам путь далек:
Восвояси на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному дарю Салтану;
Да напомните ему,
Государю своему:
К нам он в гости обещался,
А доселе не собрался —
Шлю ему я свой поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
Дома на сей раз остался
И с женою не расстался.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна
К царству славного Салтана,
И знакомая страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости.
Гости видят: во дворце
Царь сидит в своем венце,
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Около царя сидят,
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем, иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка в нем живет ручная,
Да чудесница какая!
Белка песенки поет
Да орешки все грызет;
А орешки не простые,
Скорлупы-то золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Белку холят, берегут.
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор —
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А у князя женка есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает;
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
Князь Гвидон тот город правит,
Всяк его усердно славит;
Он прислал тебе поклон,
Да тебе пеняет он:
К нам-де в гости обещался,
А доселе не собрался».
Тут уж царь не утерпел,
Снарядить он флот велел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят царя пустить
Чудный остров навестить.
Но Салтан им не внимает
И как раз их унимает:
«Что я? царь или дитя? —
Говорит он не шутя: —
Нынче ж еду!» — Тут он топнул,
Вышел вон и дверью хлопнул.
Под окном Гвидон сидит,
Молча на море глядит:
Не шумит оно, не хлещет,
Лишь едва, едва трепещет,
И в лазоревой дали
Показались корабли:
По равнинам Окияна
Едет флот царя Салтана.
Князь Гвидон тогда вскочил,
Громогласно возопил:
«Матушка моя родная!
Ты, княгиня молодая!
Посмотрите вы туда:
Едет батюшка сюда».
Флот уж к острову подходит.
Князь Гвидон трубу наводит:
Царь на палубе стоит
И в трубу на них глядит;
С ним ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
Удивляются оне
Незнакомой стороне.
Разом пушки запалили;
В колокольнях зазвонили;
К морю сам идет Гвидон;
Там царя встречает он
С поварихой и ткачихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
В город он повел царя,
Ничего не говоря.
Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах царя
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Царь ступил на двор широкой:
Там под елкою высокой
Белка песенку поет,
Золотой орех грызет,
Изумрудец вынимает
И в мешечек опускает;
И засеян двор большой
Золотою скорлупой.
Гости дале — торопливо
Смотрят — что ж? княгиня — диво:
Под косой луна блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава,
И свекровь свою ведет.
Царь глядит — и узнает…
В нем взыграло ретивое!
«Что я вижу? что такое?
Как!» — и дух в нем занялся…
Царь слезами залился,
Обнимает он царицу,
И сынка, и молодицу,
И садятся все за стол;
И веселый пир пошел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Разбежались по углам;
Их нашли насилу там.
Тут во всем они признались,
Повинились, разрыдались;
Царь для радости такой
Отпустил всех трех домой.
День прошел — царя Салтана
Уложили спать вполпьяна.
Я там был; мед, пиво пил —
И усы лишь обмочил.