Сюжеты сказок и былин учили молодых людей

ВСЕРОССИЙСКИЙ КОНКУРС

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ И ТВОРЧЕСКИХ РАБОТ

 «МЫ ГОРДОСТЬ РОДИНЫ» 

Направление работы:

Литературоведение и литературное творчество

Тема: Литературное богатство донского фольклора в сказках, легендах, преданиях, песнях.

Автор: Матвиенко Елена Витальевна

Научный руководитель: Клепка Наталья Викторовна

Место выполнения работы: МБОУ «Школа№60» г. Ростов-на-Дону

2020

Оглавление

I	Введение.	3
II	Теоретическая часть.
2.1	Особенности донского фольклора.	4
2.2	Сказки-былички.	5-8
2.3	Легенды.	9-10
2.4	Предания.	11-12
2.5	Песни.	13-16
III	Практическая часть
3.1	Анкетирование и анализ результатов.	17-19
IV	Заключение.	20
V	Список источников и использованной литературы.	21
VI	Приложение.	22-24

I.Введение

Современная цивилизация имеет свое прошлое, настоящее и будущее, которые связаны в единую, неразрывную цепь. Опираясь на опыт жизни прошлых поколений, человечество определяет свое место в мире, строит настоящее и намечает пути совершенствования и развития общества в будущем. Без прошлого нет и будущего. Одним из источников, из которого современный человек узнает сведения об историческом прошлом донского края – является донской казачий фольклор.  Через произведения  УНТ казаки не просто рассказывают о тех событиях, которые происходили в их жизни или свидетелями которых они стали, но и дают этим событиям собственную оценку через повествования о своих чувствах, переживаниях и впечатлениях.

Цель исследования: провести анализ произведений устного фольклора донского казачества.

Задачи исследования:

-определить тематический состав жанров донского фольклора

-изучить особенности казачьего фольклора,

-проанализировать, систематизировать материал по данной теме,

-познакомить одноклассников с жанровым  многообразием донского фольклора.

Проблема: учащиеся  начальной школы недостаточно эрудированы   о жанровом многообразии устного народного творчества,  о литературном богатстве донского фольклора.

Гипотеза: я считаю, что  донской фольклор  интересен  в наши дни и совершенно реально возродить интерес к устному народному творчеству у детей.

Объект исследования: произведения малых жанров донского фольклора.

Методы исследования: анализ, сравнение, систематизация, анкетирование.

II. Теоретическая часть

2.1 Особенности  донского фольклора

Известно, что до 1920 года РО относилась к области Войскового Донского, и казаки составляли большую ее часть населения.

Суть народного творчества донского казачества как нельзя лучше отражает ее определение – как «фольклор ремесленников военного дела». Казачий фольклор – предания, сказки, пословицы, поговорки, былины, песни. Он богат на суровые военные и походные песни. Казачье народное творчество — это мудрость, накопленная веками. Передававшиеся жанры из уст в уста от одного поколения к другому всегда отображали мечты и чаяния народа о радостном и плодотворном труде. О победе добра над злом, о справедливости, о вере в лучшее будущее. Веками люди оттачивали созданные произведения, переделывая, дополняя, создавая новые варианты.  

Особенность донского фольклора заключается в тесной связи с обрядностью, с религией и с явлениями жизни: рождением, крещением, свадьбой, проводами, обрядами погребения. Мудрость, смекалка, удалое веселье, задиристость, напевность – это все литературное богатство донского фольклора.

Донской казак – это устойчивое понятие фольклора, которое связывалось с былинными богатырями. Первыми казаками были Илья Муромец — матерый казак, Алеша Попович, Добрыня Никитич – Дончак. Первоначально слово казак употреблялось в смысле «храбрец», «лихач». Однако в песнях конца ХVIII-XIX в.в. оно неразрывно связывается с понятием «донцы». Появляются различные его оттенки: «казаки лихие», «храбрые казаки», «донцы природные, на все пригодные»

2.2 Сказки-былички

Отличительной особенностью донских казачьих сказок является отсутствие «волшебной силы», помогающей герою. Посвящены они существовавшим героям, но строятся по правилам сказочного повествования. Любимыми героями сказок являются Степан Тимофеевич Разин и Матвей Иванович Платов. (Прил.1) Они и на шелковых шалях плавают, и по воздуху летают, и становятся невидимыми. Казак в сказках всегда выходит победителем благодаря своей ловкости, смелости и смекалке. В донских сказках всегда воплощается мечта народа о свободной и счастливой жизни. Но и борьбу ему описывает народ с присущим ему  чувством реалистичности. Так, например, в сказке «Поединок Петра-царя с казаком»

В сказке — быличке легко рассмотреть подлинные события, причем иногда в таких достоверных исторических подробностях, которые напоминают документ. В сказках изображаются  вымышленные события и лица, однако, многие герои точно передают  типологические черты казачьего характера.

С трепетом и уважением относились казаки к своему оружию. Оружие казака всегда находилось на самом видном месте, являлось наградой за доблесть. Например, «Шашка-саморубка».

Сказка тесно связана с фольклорно-мифологическими корнями. Особую группу составляли скоморошины («камарошные»), представленные классическими сюжетами «дурней», вариантами «Птичьей свадьбы». Они  фиксировались как в сказочной  форме, так и в сочетающей прозаическое повествование, пение, говорной стих и пантомиму.

Казачьи сказки формировали способности правильно оценивать жизненную ситуацию. Казаки знали, что в каждом явлении, событии, происшествии заложены конфликты, поэтому молодое поколение обязано действовать так, чтобы во всем были лад и порядок. Казачьи сказки в то же время учили жить своим умом, сочувствовать людям. Особо зорко следили, чтобы ребенок не заражен был завистью. У казаков считалось, что зависть есть ненависть. Завистники – это люди, которые не чуждаются ни воровства, ни ножа, ни топора.

Помимо героических сказок — быличек в казачьем фольклоре много сказок на бытовые темы. Они полны юмора и искрятся весельем. Казачьи сказки-шутки, которые, скорее всего, восходят к восточно-арабской традиции. Казаки в них будто живые, похожие на наших современников, живущих в хуторах и станицах. Все эти сказки построены по типу русских народных, и даже названия у некоторых из них как у известных русских сказок. Но язык их отличается: здесь множество специфических казачьих выражений, особый ритм и мелодичность речи. Великолепно говорится об обычаях и нравах казаков. Здесь и сватовство, и обычай товарищества, очень верно описываются гульбища казаков, отражаются их веселый нрав, смекалку, находчивость, острословие, юмор. Надо отметить особое религиозное воспитание казаков.

Все свои сказки казаки называют «бывальщинами» и начинают обычно со слов «В одной станице жил казак по имени…» или «Эта служба, скажу вам, братцы, самая, что ни на есть тяжёлая…» Начало повествования сказки чаще всего обозначает определенные обстоятельства, ведущие к дальнейшему смысловому развитию действия. Например, «Народился у казачки сын в недобрый час…», что уже предполагает дальнейший рассказ о несчастливой жизни этого героя. В отличие от русских, казачьи сказки не имеют рифмованной концовки. Например, «Стали жить-поживать, да добра наживать». В них концовка скорее напоминает оконченное повествование. Например, «Заиграли тут песню и праздник запраздничали». Главный герой сказок — обычно простой казак, который отличается храбростью («Митяй-казак бесстрашный»), значительно реже встречаются герои-неудачники (Кузьма-горемыка, Ларька, Матюша невезучий и т.п.). С большой симпатией в казачьих сказках изображается бывалый солдат-казак, который владеет всеми человеческими добродетелями и является защитником слабых и обиженных. Его образ даётся очень живописно: «Усы сивые, нос красивый, шашка трень-брень, фуражка набекрень, грудь колесом — молодец молодцом!».

Сюжеты казачьих сказок можно систематизировать в несколько групп. Первая — это сказки, где герой борется с нечистой силой («Огненный змей»). Вторая — сюжеты, связанные с освобождением из плена или от колдовства невесты или жениха («Горе-Злосчастие»). Третья — это сказки о чудесном помощнике («Лебедь»). Четвертая — о чудесном предмете, который помогает герою достичь цели («Оборотень», «Султанская дочь»).

Особое внимание при рассмотрении казачьих сказок нужно уделить языку этих произведений. Сказки отличаются стилизованным языком, который передает особенности казачьей речи. В них мы встречам присуще казачьему фольклору особые диалектные слова, которые придают повествованию особый колорит, делают его красочным и эмоциональным: «соседи-станичники», «братья-казаки», «непогодь», «зазря», «дюже», «прохарчиться», «хочь», «из огня да в полымя», «глаголить», «любы-голубы подруги» «вот и весь сказ» «оженился», «важное учинил», «токмо» и т.п. Также достаточно часто используется просторечная лексика: «насмешки строить», «можа», «посередь неба», «загодя», «без провианту», «предки евонные», «рыбалить хаживали», «убег», «работать не в моготу». Встречаются характерные для фольклора присказки: «живут по чести по совести», «молодо-зелено», «звали-величали», «какого роду племени», «судьба-злодейка». Часто отличаются своим своеобразием казачьи сказки и тем, что их жанр пересекается с жанром притчи. В заключении всегда есть место для поучительного слова, которое является выражением моральных убеждений. Такое заключение имеет назидательный характер, выражает стремление рассказчика передать мудрость предков новому поколению.

В казачьих сказках отразился окружающий мир особенности быта, нравов, обычаев казаков. Следует отметить воспитательную направленность казачьих сказок: в них отразились моральные нормы, написанные нравственные законы, а то есть основные заповеди казачьего общества. В казачьих сказках большое значение предается семейному воспитанию казаков. Это воспитание трудолюбия, стремление к честной воинской службе, порядочности, добру, благожелательности. В казачьих сказках герои учат различать, добро и зло, отличать истинную правду от ложной, героическое от трусости. Старшее поколение внушало сыновьям, внукам необходимость распознавать настрой человека. Они говорили: «Бойтесь козла спереди, коня сзади, а человека со всех сторон. А чтобы узнать человека, не глядите ему в лицо, а заглядывайте в сердце». Казачьи сказки формировали способности правильно оценивать жизненную ситуацию. Казаки знали, что в каждом явлении, событии, происшествии заложены конфликты, поэтому молодое поколение обязано действовать так, чтобы во всем были лад и порядок. Казачьи сказы призывают к послушанию, так как из послушного всегда выйдет разумный человек, хороший работник, добрый семьянин и честный казак, а из непослушного — верхогляд, вор, обманщик.

Вот такие разные были казачьи сказки. Из века в век прославляли они казачью удаль и корили жадность.

2.3 Легенды

С давних пор живут легенды  на донской земле. Они ценны своей связью с прошлым и современны свои глубоким нравственным смыслом. В них возвеличивается личность, способная на героический подвиг, поэтизируются поступки, в основе которых честь, достоинство, жажда справедливости.

Донские легенды передают из поколения в поколение память о славной истории предков,  об их месте в историческом прошлом России. Один из главных героев легенд — Ермак. Он навсегда останется в легендах и песнях Верхнего Дона человеком справедливым, храбрым и честным воином.

История нашего города начинается с давней легенды о том, как Петр I впервые назвал наш родник “богатым”. Затем Елизавета Вторая выбрала высокий берег Дона для Темерницкой таможни (1749г.). А в 1761 году Александром Ивановичем Ригельманом была построена крепость святого Дмитрия Ростовского. В архитектуре крепости присутствовала особая красота и гармония и за свое «произведение» Ригельман был награжден золотой табакеркой, доверху наполненной золотыми червонцами. Табакерку Ригельман получил из рук самой императрицы — Екатерины Великой. Красивая легенда живёт в народе про наш Дон – батюшку. “У старого Иван-озера было два сына – Дон Иванович и Шат Иванович. Братья по характеру отличались друг от друга. Буен и неукротим, вспыльчив и непокорен был Шат, тих и ласков, сдержан и послушен был старший сын Дон. Отец любил и дорожил обоими. Шат – шатун, пока старик был здоров, не смел своевольничать и перечить ему. Но после тяжёлой болезни Иван – озеро ослеп и не мог присматривать за младшим сыном. И тут Шат решил сбежать от старого отца, искать счастья и удачи в дальней стороне. Отец Иван отличал сыновей по правой руке: у Дона была сильная, мужественная, лохматая, а у Шата – тонкая, гладкая. Чтобы обмануть слепца, одел Шат шубу, пришёл к отцу и просил отпустить посмотреть иные земли. Пощупал отец протянутую руку, решил, что это Дон и дал благословление. Обрадованному Шату  не удалось далеко уйти, упал он в мутную реку Упу. А Дон Иванович после смерти отца тихо, не спеша понёс свои воды на юг и достиг Азовского моря”.

Легенды не считаются полностью достоверными  историческими свидетельствами, но, в большинстве случаев своем, основаны на реальных событиях. Например, легенду о Султанет впервые записал А.Н.Скрипов в 1951 году по рассказу жителя Ростова-на-Дону казака С.Щелкунова, но автор ее — народ.

2.4  Предания

Донские предания — жанр фольклорной не сказочной прозы, раскрывающий  историческую тематику в её народной трактовке. В отличие от легенд сюжеты преданий связаны с историей, историческими личностями. Содержание преданий — исторические события и деяния исторических персонажей. Действующие лица донских преданий  — цари, правители, разбойники, мифо-эпические персонажи.  Для преданий характерно повествование от третьего лица (действие отнесено к прошлому, рассказчик не является очевидцем событий).

Различают:         исторические предания (например, о Словене и Русе, Жанне д’Арк, Иване Грозном); топонимические — о происхождении названий (например, Змиевых валов от Змия).

Предания о предводителях народных движений.

Предания о предводителях народных движений дополняли утопическую мечту народа о справедливом царе.
В фольклоре самый ранний исторический образ народного предводителя — атаман сибирских казаков Ермак Тимофеевич, победивший сибирского хана Кучума. Цикл преданий о Ермаке (Прил.2)  складывался одновременно с циклом об Иване Грозном (в конце XVI — начале XVIII в.). Образ Ермака впитал эпические черты былинных богатырей и окрашен народными представлениями о «благородном разбойнике». Основная группа сюжетов о Ермаке связана с его Сибирским походом (кто был Ермак; цель похода; с кем шел Ермак; победа Ермака; гибель Ермака).

Предания о разбойниках и кладах.

Предания о разбойниках и кладах рассказывались повсюду в России, так как повсеместно были известны места, связанные с разбойниками, и места, где они будто бы зарыли клады. Типологический образ «благородного разбойника» (герой грабит богатых и заступается за бедных) представал во многочисленных локальных вариациях (Чуркин, Рощин, Сорока). При этом использовались общие сюжеты, воссоздающие типическую био-» график» разбойника. В ней обязательно разъяснялось, что именно побудило героя сделаться разбойником; изображалась чисто русская картина речных разбоев, разбойная удаль и ловкость. Трагический конец судьбы разбойника обязателен.
Широко распространены предания о разбойнике Кудеяре, которые отразили генетическую связь сюжетов о кладах с мифологией. Древний пласт образа Кудеяра восходит к таинственному и могущественному существу, хозяину земных недр и скрытых в них ценностей. Само слово «Кудеяр» означает буйного мятежника, волшебника, близкого к темным силам («куд» — злой дух, «яр» — пылкость, буйство). Отсюда и появился поздний смысл образа — «разбойник».
В предании о Ермаке  — он уроженец  станицы Качалинской, что на Дону, говорится, что Ермак — опытный казачий атаман, побывавший с походами и в Азии, и в Литве. Станица Качалинская находилась на землях донцов, а позднее — на землях Войска Донского. И если эта версия верна, то это означает, что он был донской казак не только по месту жительства и службы, но и по месту рождения. Опытный воин был участником Ливонской войны, а потом, разочаровавшись в службе, набрал ватагу молодцев и стал «охотником за зипунами», промышлявшим грабежом на территориях, которые еще не вошли в состав Московского государства. В древние времена среди Казачьего народа почти что не было принято называть того или иного казака по фамилии, а обычно, и, в особенности почётных казаков, называли по  отчеству. Под таким наименованием и слывёт в истории, легендарный богатырь Духа, Ермак. Говорили, однако, что фамилию он всё же носил — Чигин. И даже в память Ермака-Чигина, соседние народы называли Донских казаков: «чига-востропузая», передразнивая их.

2.5 Песни

Донская казачья песня имеет большое количество жанров. Основные направления: былинные, походные, исторические, плясовые, свадебные, лирические. По исполнению казачьи песни делятся на а капелла, многоголосье и в музыкальном сопровождении (бубен, баян, трубы).

Былинные песни повествуют о когда-то существовавших героях. В себе они несут истории их подвигов. Герои таких песен не всегда являются по-настоящему существующими людьми, они вполне могли быть выдуманы. По бытованию весь обширный мужской репертуар, как уже говорилось, подразделяется на «домашний» и «служивский». К «домашним» относятся жанры «старшего эпоса» — былины, былинные песни, скоморошины; к «служивским» лироэпические и лирические песни протяжные и периодичные по форме распева. Былины и былинные песни различаются  фольклористами по признакам распевания  слова и музыкально-поэтической композиции. Повествования о богатырях («Добрыня и Маринка»), песни о зверях и птицах, великой реке Дон («Спор сокола с конем», «Сокол и соколинка», «Лебёдушка», «Дон Иванович»), как и отдельные исторические сюжеты («Посидим-то мы, братцы, подумаем») были непременным атрибутом беседы. Былины, как и мифологический или героический эпос других народов, требовали определенного ритуала исполнения. Однако и в обрядовом, и бытовом контексте он сохранил закрепленность за стратами мужчин и «стариков».

Строевые или походные песни пелись казаками для поднятия боевого духа. Так же они помогали маршировать, и задавала ритм. Обычные темы песен — обращение к солдату. Песни о службе и песни о Родине, разумеется. Можно выделить три типичные формы приуроченности песен в армейском быту: пение в строю во время движения колонны (переходы-марши, парады), на привале в кругу с пляской (для разминки ног) и во время работ (чистка оружия, обмундирования, уборка лошадей). Культура казачества, усвоенная из разных народов, приобрела новый облик под влиянием единой деятельности связанной с защитой своего Отечества, и служения Русскому государству. Замечено, что нигде, так не развито любовь и преданность, к родному краю, как на Дону.

Принято считать, что исторические песни, рассказывали о точных исторических лицах и событиях. Такой жанр представлял собой некую историческую летопись. На Дону говорят не спеть песню, а сыграть. Ведь она – целый спектакль. Самым главным отличием исторической песни от былин является историческая достоверность, ее персонажи – реально существовавшие деятели. Песни посвящены не только царям, но и героям, которые близки и понятны народу, таким как Степан Разин, Емельян Пугачев, Ермак.

         Особую группу составляют воинские песни о морских походах, представленные значительным числом записей в собрании А. М. Листопадова.  Казачьи песни о войне – это рассказ очевидца. Они описывают происходящие события с исторической точностью, но вплетая в него множество рассуждений, умозаключений, которые делают этот рассказ необычайно ярким, выразительным и увлекательным.

Песни отражают исторический период, когда казаки несли дозорную службу на границе в низовьях Дона, а Ермак был атаманом донских казаков. Песни встречаются и с упоминанием имени Степана Разина. Замена имен как один из приемов, способствующих актуализации песни, характерна для казачьей традиции, что подтверждается и полевыми записями. Песни поются «в два темпа», существуя как протяжные и строевые; на два мотива — старинный, который, как правило, «переводится» (модулирует в другую тональность) и более новый; коротко и с поворотами. Сохраняются некоторые многоголосные напевы, которые, по словам исполнителей «не дишкантятся»1. Историческая песня стала художественным центром страниц романа М.А.Шолохова «Тихий Дон», где говорится о войне: первой мировой и гражданской. Именно историческая песня, роднила противоборствующие стороны донских казаков, напоминала об их некогда нерушимом единстве.

Походные, строевые, полковые, плясовые, с лирическим и героическим содержанием, с поэтической детализацией, с протяжным песенным ладом, широкой распевностью, многоголосием, дроблением в слоговом ритме, удалью, лихостью и глубоким лиризмом – отличительные черты песенного казачьего фольклора.

Принято считать, что самые большие перемены в XX в. произошли в приуроченности песен и составе их хранителей. После гражданской войны изменения коснулись не только условий бытования воинских песен, превратившихся в песни домашние, но во многом и состава исполнителей. В куренях и хатах собирались казаки долгими зимними вечерами и пели песни праздников и будней.

Хоровые, игровые, плясовые, шуточные песни использовались преимущественно для танцев. Тексты у таких песен были весёлые и незамысловатые. Они имели быстрый ритм и напевные весёлые мелодии.

Хороводные песни исполняют с элементами хоровода. Говоря о хороводных песнях донских казаков нельзя сказать о традиционной казачьей одежде. Традиционная народная культура донских казаков своеобразно проявились в одежде (как женской, так и мужской), в военном и обыденном костюме, со всеми его трансформациями во времени.

Песни жизненного цикла объединяют: колыбельные, рекрутские,свадебные, похоронные.

Свадебные песни, как уже видно из названия, использовались для бракосочетания. В таких песнях в метафорической форме изображается происходящее – приезд жениха, прощание с подругами и родственным домом.

Свадебный обряд у донских народов – это особый праздник. Здесь все идет по своим правилам. По-особенному должны вести себя жених и невеста. А для гостей самое главное – петь, танцевать и веселиться от души. Свадебный обряд замечательно показан в фильме С.А.Герасимова снятого по роману М.Шолохова «Тихий Дон».

Лирическая песня  была тесно связана с обрядами – древнейшими видами народной культуры. Большинство, лирических песен – любовной или семейной тематики, «раскрывающей социально-бытовую жизнь народа». Через такие песни, исполнитель открывал свою душу. Текст  таких песен был разнообразным, музыка, как правило, было протяжной и грустной.

Первая публикация о казачьем песенном творчестве появилась в 1824 году (статья Сухорукова и Корниловича «Общежитие донских казаков в XVII-XVIII ст.» с 5 казачьими песнями). Среди публикаций XX века следует отметить статью В. Самарцева «Хуторские игры и гульбища с Бузулука» в «Донских областных ведомостях» за 1903 год и статью Е.Савельева «Проводы казака» в тех же «Донских областных ведомостях» за 1904 год, где были представлены тексты казачьих песен, исполняемых при проводах казака-новобранца.

При этом необходимо подчеркнуть, что после 1917 года, в советской историографии интерес к истории и культуре казачества значительно снизился. В послевоенные годы, появляется первое крупное собрание донского песенного фольклора, которое представил в своём пятитомном труде «Песни донских казаков», (Москва-Ленинград, 1949-1954 гг.) Александр Михайлович Листопадов (1873 -1949). На сегодняшний день, этот труд, остаётся самым крупным собранием русских народных песен с нотами.

Для донской традиции типичны песни-небылицы. Например,  «На дубу  свинья гнездышко свила», «Как кума-то в решете приплыла», «Как комар сидел на дубочку». В небылицах игра используется как художественный прием, поэтому можно предположить их профессиональное (скоморошье) происхождение.

Вывод: таким образом, найденные и проанализированные нами примеры позволяют выявить следующую закономерность: казачья фольклорная традиция формировалась на общерусской основе, которая при этом подверглась существенным изменениям. Своими корнями казачьи песенные традиции уходят в те далекие времена, когда на жанры песен повлиял самобытный уклад жизни донских казаков.

III. Практическая часть

3.1 Анкетирование и анализ результатов

Для установления уровня знаний о фольклоре среди одноклассников и других сверстников, я провела анкетирование по следующим вопросам:

	Вопрос	Мой класс %		Другие сверстники %
1	Знаешь ли ты, что такое донской фольклор? а) да б) нет	59 41		42 58
2	Откуда ты узнал о донском фольклоре? а) в школе б) из интернета в) из книг г) дома	71 3 19 7		57 13 19 11
3	Какой  жанр УНТ  тебе нравится? а) колыбельные б) считалки в) скороговорки г) загадки	27 31 27 15		10 43 35 12
4	Любишь ли ты петь донские  песни? а) да б) нет	26 74		17 83
Знаешь ли ты, что такое донской фольклор?

2.Откуда  ты узнал о донском фольклоре?

3. Какой жанр УНТ тебе нравится?

4. Любишь ли ты петь донские  песни?

Анкетирование показало, что мои одноклассники знакомы с понятием донской фольклор, знают малые жанры устного народного творчества. Я считаю, что дополнительное чтение учащимися донских сказок, легенд, преданий способствуют росту знаний, интереса к изучению культурных традиций нашего народа.

IV.Заключение

Культура Донского  края  по своей природе уникальна и многогранна. Из поколения в поколение народ бережно передавал и передает культурные традиции, накопленные в течение столетий. Большое место принадлежит фольклору, обрядам, обычаям. Произведения УНТ – сказки, былины, легенды, песни и другие виды составляют сокровищницу культуры Донского края. Культура казачества – это река, впадающая в большую реку русской культуры. Фольклорные традиции донских казаков – это тема, которая интересна не только жителям Донского края, но и всем,  кто исследует исторические связи между песенным творчество и историческими событиями. Таким образом, культура донского казачества — составная часть общерусской культуры, на которую оказывали известное влияние соседние тюркские народы. Наличие определенных связей прослеживается между культурой донских казаков и средневековой культурой Северо-Запада Руси. Вся культура донского казачества проникнута воинским духом, нашедшим свое яркое проявление в его фольклоре, в письменной литературной традиции и в развитии разнообразных знаний. Различные обряды, традиции дают обширнейшее представление о культуре, нравах донского казачества.

V.Список источников и использованной литературы 1.Астапенко Г.Д. Быт, обычаи, обряды и праздники донских казаков. – Ростов н/Д. Баропресс. 2006г. С.109-118.  2.Рудиченко Т.С. Система жанров донского казачьего фольклора //Рукопись, архив фольклорного кабинета СПБГУКИ. 3.Рудиченко Т.С. Пение и песня в казачьем этикете. // Музыковедение, N1, 2005. 4.Махненко С.Г., Филипов К.С, составители 2002. НПК «Гефест 2002». «Донской фольклор». (сборник произведений казачьего фольклора). 5.http://rslovar.com/content/подвиги-донских казаков в фольклоре и поэзии 6.http://avtor-dona.ru/kazachij-kuren/pod-kazachyu-pesnyu/pesennye- traditsii-donskikh-kazakov

Приложение 1

Донской герой вихрь-атаман Платов Донская казачья сказка

Встретился как-то французский генерал с славным донским вихрем-атаманом Платовым и говорит ему:
— Удивляюсь я, как мои славные солдаты, побеждавшие всех царей и королей, немало их войска в плен побравшие, не могут осилить и одолеть твоих казаков. Моих солдат всегда в два, а то и в три раза больше бывает, а казак всегда их одолевает. Улыбается славный донской вихрь-атаман Платов, свои усы покручивает.
— А ты думал как же, французский генерал, что же мы лыком, что ли, шиты, из гнилой мочалы виты? Будь твоих солдат и в десять раз больше донских казаков, голову я на отсечение дать готов, всех они их одолеют, не тратя лишних слов. Нрав у них уже таков… Не может этого быть, чтобы один твой донской казак моих десять славных солдат стоил, чтобы он в бою их мог всех одолеть. Не поверю я этому никогда. Славный донской вихрь-атаман Платов свои усы опять покручивает, шашечку на себе поправляет.
— Это твое дело, хоть верь, хоть не верь, а вот скажи мне теперь, сколько времени нужно твоему солдату, чтобы в поход собраться и до своего ему врага добраться. Задумался французский генерал. В уме прикинул и по пальцам сосчитал.
— Моему славному солдату потребуется в поход собраться и до врага добраться не много и не мало – целых три дня.
Славный донской вихрь-атаман Платов так и закрутил головой.
— Да ты, верно, французский генерал, с ума спятил, когда на сборы своему солдату столько времени отметил. Французский генерал к нему:
— Сколько же времени надо твоему казаку?
Не стал тут с ним славный донской вихрь-атаман Платов лишних слов тратить.
— Пойдем лучше старого да бывалого, служивого казака спросим. Он тебе скажет, а лучше всего укажет – сколько ему времени на сборы в поход потребуется. Согласился французский генерал с донским вихрем-атаманом Платовым. Пошли они старого да бывалого служивого казака спросить, сколько ему времени требуется в поход собраться, до своего врага добраться. Подошли к палатке, а возле нее сидит старый да бывалый служивый казак, уздечку чинит. Глядит на казака французский генерал, дивится, как это он один десять его солдат может одолеть. Глядел-глядел, и спрашивает:
— Скажи, служивый казак, старый да бывалый, сколько времени тебе потребуется в поход собраться, до своего врага добраться?
Служивый казак старый да бывалый сам дюжа перед французским генералом не робеет, да тут и славный донской вихрь-атаман Платов его подбодряет.
— Ты, если хочешь, расскажи, а еще лучше французскому генералу самолично покажи, сколько тебе времени потребуется в поход собраться, до своего врага добраться. Да при этом не поленись, как надо подтянись.
Служивый казак старый да бывалый починил уздечку смаху и говорит:
— Хоть сейчас готов. Шашка с нами, ружье за плечами. Пику поднял, в руки взял. Конь напротив стоит и на меня глядит. Я на него уздечку надел, ногой в землю уперся и сел. Куда ехать — укажите, какого врага бить мне — прикажите.
Французский генерал на часы свои здоровые глядит, глаза, как баран, вылупил, стоит и славному донскому вихрю-атаману Платову говорит:
— Да и не может же этого быть, на моих здоровых часах и десяти минут не прошло, а твой служивый казак старый да бывалый сумел в поход собраться. Он и часа еще не пройдет — врага найдет. Не выдержал тут славный донской вихрь-атаман Платов, рассмеялся и говорит французскому генералу:
— Где мне с моими казаками за тобою и твоими солдатами угнаться, когда они у тебя по три дня в поход любят собираться?
А сам все усы покручивает да смеется.
— Служивому казаку старому да бывалому не долго в поход собраться, до врага добраться. Не сумеет стриженая девка косы себе заплести, как он уж на коня успеет сесть. Сядет, поедет, врага узрит, на него ненароком налетит и победит.

Приложение 2

Ермак стережет границы

Ермак был из беглых. От боярина ушел на Дон. А кто на Дон прибегал – становился вольным.

Начал он собирать ватагу. Слух об таком деле пошел по всей России. Многие мужики от своих панов отроились и подались к Ермаку.

Набрал он войско большое, пошел на татар, ногайцев, освободил донскую землю и стал заселять вольными людьми, казаками».

Заселил и наш хутор, назвал его Рубежным – хутор наш на границе стоит. В трех верстах от него поставил пограничный каменный столб – по ту сторону столба земля воронежская была, царская.

Заселил Ермак станицы до Раздорской, установил границу по всей войсковой земле. На границе столбы и часовни поставил, по ту сторону часовни написан был двуглавый орел, а с нашей – висела божья мать. В России жили по царским законам, а на Дону — по  божьим, по совести. На Дону царя не было.

Установил порядок в войске Ермак, собрал большую ватагу и гутарит:

— Землю, казаки, пахать нельзя, мы – воины! Станем землю пахать — паны появятся. Ловите рыбу, разводите скотину, ходите на гульбу, за зипунами

Он, Ермак, скажем прямо, шел против царя, разорял помещиков, бояр не миловал и царские войска. За бедный класс стоял, вот какой он, Ермак!

Судья из Одессы Александр Гарский признал двоих молодых людей виновными в краже. Одного приговорил к году условно, другого – к трем годам условно. Обязал регулярно являться в центр пробации, сообщать о перемене места жительства и так далее. А помимо этого, судья Гарский обязал осужденных читать Марка Твена, Джека Лондона и Тараса Шевченко.

«Я увидел, что они дети»

«Допрашивая обвиняемых в судебном заседании, судом установлено, что они фактически по своему развитию еще несовершеннолетние дети, хотя и имеют соответствующий возраст. Отвечая на вопрос сторон и суда, обвиняемый явно не понимает всех последствий возможной уголовной ответственности за совершение правонарушения против собственности. В целом отношения собственности для обоих обвиняемых являются определенным пробелом в знаниях. И это неудивительно, поскольку воспитанием обоих обвиняемых, очевидно, занимались не в достаточной мере» – так звучит цитата из приговора одесского судьи Александра Гарского по делу о воровстве.

Фигуранты – 23-летний Максим и 19-летний Руслан. Они вытащили из нескольких машин магнитолы и динамики. Их заметил охранник, они бросились бежать и выбросили рюкзаки. А потом за ними вернулись – и были задержаны. Помимо условного срока, судья Малиновского районного суда обязал Максима и Руслана прочесть книги Марка Твена, Джека Лондона и Тараса Шевченко.

«Я стараюсь в каждом деле подойти индивидуально к каждому человеку. Здесь я увидел, что они дети. Они не понимают, что совершили. Они улыбаются, не могут нормально какую-то свою мысль выразить. Для них это какая-то игра, но последствия могли быть гораздо серьезнее, чем они думали», – объясняет Александр Гарский.

Во время процесса судья интересовался, что могло сподвигнуть молодых людей на преступление. От Максима в детстве отказалась мать, а родной отец с мачехой сдали его в интернат. У Руслана отец погиб, когда тот еще учился в школе, юношу воспитывали мать и отчим. Денег вечно не хватало. Кроме Руслана в семье росли еще трое младших братьев. Из-за этого он бросил учебу, книги были не в приоритете. Сейчас Руслан и сам уже отец. Рассказывает, что на воровство они с товарищем решились, чтобы заработать на билет домой:

«Ему не хватало, его с работой тогда кинули. И так закрутилось, получилось. Мы ничего не отрицали, приняли все как есть, помогли следствию. Конечно, я в школе читал. Я до седьмого класса хорошистом был, а потом подрос, учебу забросил, друзья, знакомые…»

Среди произведений, которые по решению суда нужно прочитать осужденным, – «Том Сойер» и «Приключения Гекльберри Финна» Марка Твена, «Белый клык» Джека Лондона и стихотворение «Проходят дни, проходят ночи» Тараса Шевченко.

«Он так хорошо к нам отнесся, не дал по всей мере закона, а так вот, мягко. Больше не хочется в такую ситуацию попадать. Вечером после работы буду читать», – обещает Руслан.

«Я не обращал внимание на название, я обращал внимание на содержание, – объясняет выбор литературы судья Гарский. – Некоторые детские произведения нужно читать и взрослым. Там много чего полезного, и каждый может там из своей жизни увидеть сюжеты. Запомнилось – и мысль пришла сама собой. В англосаксонской системе правил такие решения принимаются очень часто, надо какую-то правовую традицию внедрять и в Украине».

Что думают библиотекари и психолог

Одесский судья благодаря своим решениям прославился на всю страну. Выбор произведений для Руслана и Максима оценили литераторы, филологи и библиотекари. Многие говорят, судья подобрал книги с глубоким смыслом, они дают возможность получить необходимый жизненный опыт.

«Жизнь не всегда так безнадежна, как кому-то кажется. Собственно, что и есть в «Белом клыке» Джека Лондона, где бесконечная тяга к жизни, к хорошему», – комментирует библиотекарь Ольга Нагорнюк.

Но есть и другие мнения. Директор детской библиотеки Татьяна Палий полагает, что наказанные могут просто не понять перечисленные судьей книги: «Мне кажется, что они вообще ничего не читали, и поэтому на первый взгляд кажется, что в этом возрасте им книги того же Марка Твена будут достаточно сложными. Им надо начинать, наверное, со сказок».

По мнению психолога Марии Фендюры, измениться можно в любом возрасте, и судья в этом случае взял на себя воспитательную функцию:

«[Прежде чем] осуждать, надо сначала пройти путь этих детей, понять, с чем они столкнулись в своей жизни, с какими сложностями. У них нет опыта, когда их понимают, принимают, если учитываем историю их жизни. И когда их еще отправляют в тюрьму – наказание такое привело бы к какому-то разочарованию в людях в целом. У такой меры наказания, [которую выбрал судья], есть шансы дать им возможность понять свою ошибку, найти другие возможности в жизни, реализовать себя».

Адвокат Александр Гладенко, комментируя решение судьи, назвал его и законным, и человечным:

«Это способствует воспитанию и исправлению человека. Если люди, которые считают, что наказание в виде отбывания срока в специальных учреждениях способствует перевоспитанию человека, – я не знаю. Но уверен, что вряд ли наши учреждения ориентированы на эту функцию. Скорее делают хуже. У этих ребят есть шанс. Это послужит холодным душем, и они больше не будут повторять таких ошибок».

Контролировать исполнение приговора будет центр пробации. После прочтения книг Руслан и Максим должны будут сдать экзамен. А пока они готовятся, судья Гарский вынес новый приговор по еще одному делу о воровстве: обязал мужчину прочесть трилогию Льва Толстого «Детство. Отрочество. Юность» и выучить стихотворение Ивана Франко.

«Дать людям шанс» или «чтение из-под палки»? Судья Лариса Гольник об инициативе коллеги

В эфире Настоящего Времени мы обсудили инициативу судьи из Одессы с его коллегой – украинской судьей Ларисой Гольник. Она сейчас работает в Октябрьском райсуде Полтавы и известна в Украине борьбой за честное и справедливое правосудие, за независимость судей.

— Как вам такой приговор коллеги? Получится у него, по вашему мнению, перевоспитать этих парней?

— Я надеюсь, что получится. Я считаю, нужно, чтобы суд не только карал. Я согласна со своим коллегой – суд должен и воспитывать, давать шанс тем людям, которые оступились. Это называется индивидуальный подход к каждому человеку. Поэтому я думаю, что в данной ситуации это должно сработать. Я тоже читала об этом, очень редко, когда судьи своими решениями становятся известными на всю Украину. Это тот положительный пример, который мы сейчас видим.

— В приговоре судья ссылается на статью 76 Уголовного кодекса Украины, где описаны обязательства, которые суд может наложить на людей при условном сроке. Там есть пункт 6: «Придерживаться установленных судом требований о в том числе проведении досуга». Если так трактовать эту статью, судья, получается, может присудить, например, петь арии по утрам или танцевать гопак на площади перед прохожими?

Немецкий фольклор — коллективное творчество, отражающее культуру народа. Под фольклором понимают акапельные, обрядовые лирические и драматические песни, эпические сказания, былины, легенды.

В Германии трепетно относятся к жанровому фольклорному андеграунду, рассматривают культурное достояние через призму истории.

Древнегерманская протомифология

Она складывалась с V века до нашей эры на основе кельтского и античного эпосов, сказаний, народных суеверий. Сведения об этом периоде отражены в поэтических текстах «Старшей Эдды» XIII века под авторством Сэмунда Мудрого о богах и вымышленных героях, олицетворяющих мужество и силу.

Немецкий фольклор в песнях собрал богатейший материал, изложенный в аллитерационных стихах, характерных для германской и кельтской поэзии древности. Прорицания, изречения, описания действий персонажей сменяются строчками с конечными рифмами. Многие сюжеты изложены без такта и ритма, перекликаются с похожими комическими и трагическими сюжетами.

«Младшая Эдда»

Сага 1222–1220 гг. была задумана ирландцем Снорри Стурлусом как учебник скальдической поэзии. Через витиеватую форму изложения цитат и поэм прослеживается культура германо-скандинавской мифологии.

В труде собран эпос викингов с 750‑1050 гг. В этот период сложилась традиция восхвалять подвиги не только богов, но и людей из народа. Неистовых берсеркеров вдохновляли на борьбу скандинавские боги: Тор, метающий гром и молнии; одноглазый Один, крушивший врагов боевым молотом Мьёльниром.

«Германия»

В конце I в. н. э. Тацит сделал этнографическое описание племен, где рассказал о происхождении местного населения. За основу взяты беседы участников германских войн, несохранившиеся труды древнеримского писателя Плиния Старшего.

Тацит описал:

• обычаи кельтов;
• племенной состав;
• традиции и нравы народа;
• божеств, олицетворявших подземный и заоблачное миры.

Средневековое и позднее народное творчество

Хронист XII столетия Саксон Грамматик собрал сюжеты древнегерманской мифологии. Серия из 16 томов «Деяния датчан» содержит главные сведения о мифологии средневековой Дании. Автору удалось описать историю страны и частично Скандинавии с древнего времени до конца XII века. Оригинал текста утерян, но сохранились 4 фрагмента в виде списков и одного теста. Уцелевший экземпляр обнаружен в средние века у архиепископа Биргера Гюннерсена.

Во все времена германские племена складывали песни и сказы про героев. На творчество средних и поздних веков повлияли существа из скандинавской мифологии и дохристианский пантеон богов.

Когда вера в них пошатнулась, в народе сохранились остатки мифов и традиции.

Северные и южные немцы продолжали поклоняться:

Холде – покровительнице женских ремесел и сельского хозяйства. В честь богини устраивали зимой костюмированные фестивали.

Ванам — богам плодородия.

Лорелее, перешедшей в немецкую культуру из старинной фольк-сказки. Ее считали духом воды защитницей детей.

В континентальных регионах почитали Perchta – богиню дикой охоты и покровительницу молодых семей.

Ни одно Рождество в Германии сегодня не обходится без Санта-Клё — Св. Николаса или Санты.

Народный эпос

Со второй половины XI в. на культуру страны повлияла Франция. Крестовые походы сблизили дворянство и на время объединили интересы людей военного и духовного сословий. Придворные поэты стали писать романтические стихи и истории, связанные с отдельными личностями.

В начале XII в. священник Конрад Поп, ранее написавший «Песнь о Роланде» и «Песнь об Александре» через историческую призму описал борьбу Карла Великого против испанских сарацинов. Все это наложило отпечаток на фольклор.

До современников дошло предание о Скеафе, ставшим царем англов. Миф получил развитие в средневековой легенде о Лоэнгрине. Сказители боготворили Зигфрида – витязя и предка королевской семьи. Историки полагают, что за образом смелого юноши скрывался Арминий – сын Сигимера – освободителя Германии от римлян.

В народе живы легенды о Вильгельме Телле, Эйгиле, Гильдебранде, Дитрихе, Виттихе, Ваде.

Святая Вальбурга

После принятия христианства на основе древнего эпоса и библейских персонажей появились новые герои.

Англосаксонскую миссионерку канонизировала католическая церковь. Святую Вальпургу почитают в Германии за борьбу с «колдовством, вредителями и кочующими кошками». В немецком фольклоре считается, что в Вальпургиеву ночь на вершине Харцских гор собираются на шабаш ведьмы.

Так возникла традиция наряжаться в костюмы нечистой силы и зажигать костры на горе в праздник Месса Вальборга Eve.

Люди считают, что огонь защищает от злых духов.

До сих пор паломники ходят за флаконом масла, который источает гробница.

Народная поэзия

В Баварии поэзия народа совершенствовалась под влиянием просвещенного рыцарства. Немецкие национальные поэмы о Дитрихе Бернском, «Короле Ротере», Нибелунги», «Гудрун» переделывали включительно до XV века. Приключения фламандского пристера IV века Тила Ульхера писатель Де Куст связывал с Реформаций и Голландским восстанием, сделав его национальным героем.

Из уст странствующих певцов жители Германии услышали повествования о герцоге Эрнсте, Соломоне, св. Брандане. Они додумывали сюжетные линии и превращали истории в героические и мифические саги.

В XIV веке легенды печатали в сборниках. Оттуда немцы узнали о Тилле Евлёле. Пересказы многократно дополнялись деталями. Начиная с конца XIX столетия, легенды постоянно печатались в новых версиях. Сборники включали истории Крысолова, «Городских музыкантов» Бремена, мистические приключения Фауста, вступившего в сделку с дьяволом.

Герои немецких сказок

Немецкий фольклор нашел отражение во многих сказках. Там прослеживается тема о переселении душ в животных и растения. Не обошлось без злобного карлика Румпельштильцхена, русалок, эльф, гномов, кобольдов.

У немцев в особом почете были:

• злые турсы и великаны, противостоящие добрым асам;
• духи природы;
• три богини судьбы: Урд, Верданди, Скульд;
• валькирии — воительницы из свиты бога Одина.

Из сказок гномы быстро перекочевали на придомовые участки, облачившись в яркие гипсовые одежды.

Домовые в немецком фольклоре

Загадочные существа имеют отличия, обусловленные этноспецифическими свойствами. Они представлены в виде ирреальных помощников по дому. Человечки-призраки действуют сообща и олицетворяют артельную форму труда. Они присутствуют в сказах, связанных с людьми рабочих профессий: булочниками, мясниками, пекарями. Домовые отражают традиции средневековой Европы в период расцвета цехов ремесленников, воспитывают скромность и любовь к труду.

Считалось, что они приносят удачу и исчезают, когда люди пытаются за ними следить.

У Августа Копиша есть стих о том, как старуха рассыпала горох, чтобы выследить ночных помощников. Поскользнувшись, они обиделись и навсегда ушли из дома.

В сказке братьев Гримм маленькие человечки вознаградили бедную работницу золотом и пригласили жить в горе, где обитали сами.

Волшебные сущности не всегда добрые и за услуги забирают детей, как сказке Э. Т. А. Гофмана «Песочный человек» и «Хламушка» братьев Гримм.

Волшебные сказки

Повествования с элементами волшебства начинаются с IX‑X веков с появлением в Германии странствующих актеров и фокусников. Сначала это были небылицы, загадки, веселые короткие рассказы (шванки) в прозе и стихах.

В XVII-XVIII вв. после «Тысячи и одна ночь», сочинений Шарля Перро начался новый этап сочинительства. Творчество Франции оказало влияние на развитие немецких сказок. Действующими лицами становились крестьяне, солдаты, персонажи по типу русского Иванушки, принцессы, бедные сироты. Они боролись с великанами, злыми волшебниками, соревновались в силе и ловкости.

К фольку относят рассказы братьев Гримм, написанные со слов сказительницы Доротеи Виехман. Она поведала 40 волшебных истории без повторяющихся сюжетов. Писатель Гауф из Штутгарта сочинял мистические, иногда страшные сказки, пронизанные духом Востока. Писатель ушел из жизни в 25 лет, но «Музей сказок Вильгельма Гауфа» в городке Байрсброн напоминает о творчестве великого мастера.

О влиянии коллективного творчества на умы людей можно судить по архитектуре. Вильгельму I пришла идея возвести замок «Левенбург» по мотивам сказок. Он сам следил за строительством и вносил в проект поправки. Сегодня его называют «Львиным замком». Через него пролегает маршрут «Немецкая дорога сказок» для туристов.

Еще один волшебных дворец «Спящей красавицы» находится в Ганновере.

Песенный немецкий фольклор

Народный вокал под аккомпанемент ветра и зажигающих аранжировок панк-коллективов звучит современно. Местные жители с удовольствием слушают частушки на баварском диалекте, грустные песни о безответной любви и разлуке. Кельнские рэперы и Бобо, выступающая с группой Rammstein, охотно исполняют моряцкие баллады.

Тирольское пение йодль с переключением голосовых регистров ни с чем не спутать. В западной культуре не счесть количество фильмов с пастухами на фоне зеленых пейзажей, кричащих «йо-ло-хо-хооо-хо».

«Йо-ло-хо-хооо-хо»

Пение с переходом от низкого грудного фальцета к высокому используют с 1830‑х годов. Момент появления манеры пения немцы датируют 1545 годом. Такими звуками пастухи звали скот и общались с родственниками из соседних деревень. Постепенно горловое исполнение стала частью современной культуры.

Королем йодля стал Франц Ланг из Баварии в 1968 г с треком Das Kufsteiner Lied. На немецком ТВ часто выступают Стефани Хертел и музыканты, поющие в баварском стиле.

В народном искусстве Германии переплелись архаические и классические фольклорные жанры. Сказания, языческие и религиозные традиции отражают ценности и идеалы людей нескольких поколений. Изучение позволяет лучше понимать культуру, образность метафор, чувствовать сопричастность с историей. А вы хоть раз слышали йодль вживую или бывали в Львином замке или музее Гауфа?

По материалам сайта aussiedlerbote.de

               Посольство ФРГ в РБ УНП 101166185

Автор: На правах рекламы*

«Эту статью просили написать его турецкие друзья, – вспоминает один из близких друзей Салижана Жигитова, известный поэт и журналист, член Союза писателей СССР Нуралы Капаров. – Правда, они до этого по совету С. Жигитова обращались к другим ученым, которые изучали творчество Ч. Айтматова, но те, ссылаясь на сильную занятость, культурно отказались. Тогда стали просить его самого. «Ведь я не айтматововед, могу ли написать такую статью? К тому же у меня тоже совершенно нет времени», – говорил им Салижан Жигитов, пытаясь также отказаться от такой серьезной работы. Но турецкие друзья оказались очень настойчивыми и, в конце концов, уговорили его. Так им одним был создан данный труд, какого не могли создать все наши айтматововеды, вместе взятые. Все остались довольны.

Он хотел написать вторую часть этой статьи, в которой собирался рассказать о дальнейшем человеческом и творческом пути выдающегося художника современности. Но, к сожалению, внезапный диагноз врачей о неизлечимой болезни подкосил его силы, и ему уже было не до этого».

(Из воспоминаний Нуралы Капарова) 

Посвящается моему уважаемому коллеге, единомышленнику, доктору наук Музафферу Үрекли

1. Мое первое заочное знакомство с Чынгызом Торокуловичем

Апрель 1952 года. Я учился в восьмом классе средней школы №5 в Бишкеке. Прошло девять месяцев, как я приехал из аила. В основном изучал русский язык и уже мог читать и понимать не только сказки, но и легкие литературные произведения. В те времена книги, журналы и газеты продавались в магазинах и киосках по очень низкой цене. Я покупал все то, что мне казалось интересным. Но моим любимым периодическим изданием была молодежная газета «Комсомолец Киргизии», которую я читал постоянно. 

Однажды я увидел в очередном номере этой газеты рассказ под названием «Газетчик Дзюйо», автором был указан «студент Сельскохозяйственного института Чингиз Айтматов». Я с интересом прочитал рассказ. В нем было описано, как мальчик, уличный торговец газетами по имени Дзюйо из далекой Японии, стал участником международной антивоенной борьбы. 

Это были как раз те времена, когда Советская власть создала международную организацию «Комитет миролюбивых сил» и проводила политические кампании под лозунгом «Миру мир!». 

Публикации о том, что призывы комитета миролюбивых сил по недопущению новой мировой войны находят поддержку не только в Советском Союзе, но и в капиталистических странах, беспрерывно печатались на страницах газет и журналов. Ежедневно можно было увидеть статьи, стихотворения и рассказы, затрагивающие тему мира и обвиняющие тех, кто хочет зажечь пламя новой мировой войны. Следовательно, советские газеты нуждались в литературных произведениях, посвященных теме защите мира. И студент Чынгыз Айтматов, чтобы показать себя на страницах периодической печати молодым писателем, коснувшись этой темы, имевшей актуальность для советской идеологии, написал рассказ про мальчика из Японии, которого сам никогда не знал и не видел. 

Я не помню, какое впечатление на меня произвел тогда рассказ «Газетчик Дзюйо», но отчетливо помню, что очень был удивлен тем, что простой кыргызский парень написал рассказ… на русском языке. В этой связи у меня в памяти осталось еще то, какой спор вспыхнул в нашей комнате, когда я сообщил ребятам радостную весть (суюнчу) о том, что студент кыргыз по имени Чынгыз Айтматов написал рассказ на русском языке и показал номер газеты. «Это не кыргыз, по-моему, он казах», — сказал кто-то. На мой вопрос: почему казах, он сказал: «Видно же, и имя, и фамилия его казахские?». «Если бы он был кыргызом, то он был не Чынгыз, а Чынгыш, фамилия не Айтматов, а Айтмаматов», – важно добавил другой. В общем, спорили долго, но так и не смогли определить – казах или кыргыз этот Айтматов. Но на следующий же день стало всем известно, что Чынгыз Айтматов оказался жезде (зять) моего одноклассника Темира Шамшибаева, учившегося в параллельном классе и родным братом Люции Айтматовой, которая училась на один класс выше в другой школе, но жила в нашем интернате. 

Вскоре после этого в новом номере литературного альманаха «Кыргызстан», который издавался на русском языке три-четыре раза в год, я увидел новый рассказ Ч. Айтматова «Ашым», там же был и рассказ «Газетчик Дзюйо», которого я уже читал. И в этом рассказе также было повествование о том, как призывы вышеуказанного международного комитета миролюбивых сил, требующие отстоять мир, нашли поддержку в кыргызской деревне. 

Осенью 1952 года, вернувшись в Бишкек после каникул, я прочитал в той же газете «Комсомолец Киргизии» еще один новый рассказ Ч. Айтматова «Мы идем дальше». В нем рассказывалось о сыне старика мираба (поливщик), участвовавшего в строительстве канала Волга-Дон и собирающегося уехать после его завершения на строительство Великого туркменского канала. В то время по всей стране шла активная пропаганда идеи советского лидера диктатора И. В. Сталина о преобразовании природы под лозунгом «Великие строительства коммунизма» (Позже его назовут «Сталинским планом преобразования природы» — Б.Ш.), в котором вождь предусматривал строительство длинных водных артерий — каналов и организации защитных лесопосадок на пустынных территориях страны. И было очевидно, что Ч. Айтматов также решил внести в этот актуальный вопрос свой вклад. 

Кажется, это была весна 1953 года, мы с ребятами пошли на какой-то спектакль в Кыргызский драматический театр и там впервые воочию увидел самого Чынгыза Төрөкуловича. До этого я все время говорил Темиру, что знаю на лицо всех писателей, но его жезде ни разу еще не видел. «Во-он он, мой жезде», — сказал шепотом мой одноклассник Темир Шамшибаев (шурин Чынгыза Төрөкуловича) и указал рукой в сторону рослого, коренастого парня, стоящего с одним человеком. Он не был похож на кыргыза, скорее, на кавказца. 

Чынгыз Айтматов стоял с драматургом и прозаиком Токтоболотом Абдумомуновым, произведения которого я хорошо знал и часто видел его самого то на улице, то на собраниях писателей, в театрах. Оба они пришли на спектакль со своими красивыми женами. 

После этого я часто стал видеть Айтматова и Абдумомунова вместе – на улице, различных культурных мероприятиях. Однажды я сказал Темиру: «Твой жезде с Абдумомуновым прям как ягненки -близняшки». «Он самый близкий друг моего жезде, — ответил Темир. – И жена его тоже очень близко дружит с моей сестрой Керез». 

В знак дружбы Ч. Айтматов перевел на русский язык рассказ «Сваты» Т. Абдумомунова и опубликовал его в литературном альманахе «Кыргызстан». Данный факт запомнился в памяти по той причине, что мне было очень интересно, как он его перевел на русский и я прочитал его, сравнивая с оригиналом. 

В сентябре 1954 года я поступил в Кыргызский госуниверситет. В это время Ч. Айтматов удивил меня в очередной раз. Я почему-то думал, что он вовсе не умеет писать на кыргызском. И в один прекрасный день вышел в свет рассказ «Ак жаан» (“Белый дождь”) Чынгыза Төрөкуловича в единственном кыргызском литуратурном журнале “Советтик Кыргызстан” (позже был переименован в журнал “Ала-Тоо”). Рассказ был написан на простом кыргызском языке! 

К этому времени я уже вполне освоил русский, прочитал множество выдающихся художественных произведений. В частности, не пропускал мимо ничего из того, что писали молодые русские рассказчики Сергей Антонов или Юрий Нагибин, которые становились популярными в читательской среде. У меня был уже свой вкус к хорошим вещам, умел различать какое произведение хорошее и на какое не стоит тратить времени. И уже испытывал неудовлетворение от написанного некоторыми кыргызскими прозаиками. А «Ак жаан» Ч. Айтматова буквально восхитил меня, так как сюжет рассказа был взят из реальной жизни, описание повседневных привычек и поведений, характеров людей во многом были похожи на те рассказы на русском языке, которые я читал с интересом. 

Если мне не изменяет память (в 1955-м), в том же журнале “Советтик Кыргызстан” были опубликованы еще два рассказа молодого писателя “Түнкү сугат” (“Ночной полив”) и “Асма көпүрө” (“Трудная переправа”). Они не были оригинальными по теме, но стиль повествования и манера описания были абсолютно новыми для кыргызской прозы. Поэтому эти рассказы очень понравились молодым любителям литературы и даже получили положительные отзывы со стороны отдельных критиков.  

Ч. Айматов стал известен в писательской среде именно благодаря этим рассказам, написанным на кыргызском языке и в 1956 году по рекомендации Союза Писателей Кыргызстана был принят членом Союза Писателей СССР. Кажется, Чынгыз Айтматов стал первым кыргызским писателем, официально получившим звание писателя, еще не выпустив самостоятельно книгу. 

2. Кажется, созрел рано… 

В 1956 году в Москве при Союзе Писателей СССР были открыты двухгодичные высшие литературные курсы (теперь они относятся к Литературному институту им. А.М. Горького). 

Эти курсы были созданы для повышения культурного, в особенности профессионального (литературного) уровеня перспективных писателей из окраин самой России и национальных республик, не имеющих специального гуманитарного воспитания. 

Вступление Ч. Айтматова в ряд советских писателей открыло ему возможность быть принятым на эти высшие литературные курсы. Это стало, кажется, первой удачой в человеческой судьбе молодого кыргызского писателя, оказавшегося в числе первых слушателей нового учебного заведения. О том, какую огромную роль сыграло в его интеллектуальном и профессиональном формировании дополнительное образование в Москве, позже Чынгыз Төрөкул уулу сам вспоминал в одной из своих статей: 

«Двухлетняя напряженная учеба дала обычному зоотехнику как я, не только гуманитарную и теоретическую пользу, но и практическую. Наши семинары, обсуждения стали для меня отличной школой опыта по созданию произведений. Да и сам я также приложил немало усилий, чтобы впитать в себя и познать все новшества культурной, в особенности, литературной и театральной жизни Москвы». 

К тому же годы учебы Ч. Айтматова в Москве были периодом, когда на официальном уровне подвергся резкой критике и осуждению режим сталинизма, (Хрущевский оттепель, разоблачение культа личности Сталина – Б.Ш.), царивший долгие годы; смягчился тоталитарный режим, который создал благоприятные условия для образованной части населения открыто высказывать свои мысли и мнения. Эти новые условия дали шанс советской науке, искусству, литературе освободиться из железных оков застойной государственной идеологии, открыли дорогу творческим поискам и духовному возрождению. Идейные, моральные и эстетические поиски больше шли в московской интеллектуальной среде, в которой по воле судьбы оказался и Ч. Айтматов. Это способствовало более раннему пробуждению и развитию в нем способности самостоятельного критического мышления. 

Кстати, официальный отказ от практики культа личности И.В. Сталина внес резкие изменения и в личную человеческую судьбу Чынгыза Айтматова. Во-первых, был реабилитирован его отец, ставший невинной жертвой сталинского террора по надуманным обвинениям. Во-вторых, сам он как член семьи «врага народа» избавился от правовых ограничений, возможных препятствий в карьерном росте. 

Негативная оценка на XX съезде КПСС (февраль 1956 г.), данная политической деятельности И.В. Сталина, правившего советским государством в качестве монарха около 30 лет, которому с помощью созданной им же самим тоталитарной власти удалось стать мудрым, справедливым и святым вождем в глазах простого народа и начавшийся вслед за этим демонтаж его памятников, переименования всех объектов, названных его именем, уничтожение его книг, запрет на произнесение даже его имени в прессе, ввергло в шоковое состояние все советское общество, особенно представителей образованных слоев. Потому что люди, живущие в закрытом внешнему миру обществе, под контролем тоталитарной власти, в атмосфере слепого поклонения и повиновения, сознание которых были формированы строго в идеологических рамках, насаждаемых в школьном воспитании и образовании через пропагандические методы официального вранья, практически ничего не знали ни о политических преступлениях лидеров государства, ни о трагических сторонах практики строительства социализма. 

И.В. Сталин был сыном маленького народа, именно поэтому его авторитет, уважение, доверие и даже любовь к нему были неограниченными среди населения национальных республик. В результате образованные кыргызы, писатели, не пережившие и не испытавшие на себе злодейства сталинизма, встретили враждебно факт осуждения любимого вождя его же учениками и сохранили прежнюю симпатию к диктатору. Они ведь боготворили его, верили, что его авторитет будет вечным и непоколебимым. Поэтому люто ненавидели нового советского лидера Н.С. Хрущева, посмевшего замахнуться на святое святых в пылу своей слепой, необдуманной смелости и авантюризма. Такое двоякое отношение к Сталину и Хрущеву надолго существовало в кыргызской писательской среде. 

Когда шел XX съезд партии, я учился во втором курсе университета. Тщательно следил за новостями в русскоязычной прессе, взахлеб читал газеты и журналы. Я был круглым сиротой, был сыном отца, арестованного в годы «великого террора» на два года как «врага народа» и вышедшего из тюрьмы с тяжелой болезнью и умершего от неё. Отец не уставал рассказывать о своих тюремных мучениях без вины, о наказанных по надуманным обвинениям родственниках, сверстниках и друзьях. 

И еще наш аил был известен тем, что из него вышел известный курбашы Жаныбек казы, который со своими джигитами активно участвовал в басмаческом движении, из-за этого аил наш считался своевольным и почти до 1928 года не признавал новое правительство.  Но позже многие взрослые мужчины были арестованы, расстреляны, отправлены на ссылки или бежали заграницу, оставляя своих детей сиротами, а жен вдовами. 

Как только собирались вместе пять – шесть стариков, переживших лихие времена живыми и невредимыми, начали рассказывать о насилии и злодействах новой власти в отношении жителей аила и с грустью вспоминали былые, добрые царские времена. В то время я никогда не слышал слова, хвалившие или славившие советскую власть, лидеров страны во главе со Сталиным. Наоборот, в детстве много раз слышал проклятия от старух в адрес Сталина, сыновья которых ушли на фронт. Кстати, я много раз слышал так же, что и дети, спускающиеся в школу из ложбин, прямо на улице часто пели нехитро рифмованную песенку: 

«Улуу Сталин атабыз, ураандарын чачабыз, үйдөн сыртка чыгалбай, ыштаны жок жатабыз» (Великий наш отец Сталин, мы разбрасываем его девизы, не сможем выходить из дома, потому что лежим без штанов). Видимо, её сочинил какой-то остряк из возрослых и её подхватили дети проказники. В общем, мое детство прошло в среде, где не оказывали милость к советской власти, партии большевиков и не поклонялись искренне Сталину. Именно поэтому, наверное, я без каких-либо колебаний принял и поддержал официальное осуждение Сталина и его кампании по наказанию миллионов абсолютно безвинных людей. 

После критики сталинизма вдруг стали появляться в открытом доступе книги, газеты и журналы, изданные в 1920 — 30 годы, но позже оказавшиеся в «аресте» архивов библиотек. Я тут же набросился на них и был потрясен прочитанным: оказывается, в учебниках, политических и научных текстах, которые мы учили, были скрыты или фальсифицированы масса фактов, касающихся начального периода истории СССР! 

В каждом новом номере газет и журналов, издающихся в Москве и Ленинграде, подвергались критике, опровергались и переосмысливались теоретические понятия, мысли и мнения догматического характера, стереотипизированные мифы, навязываемые народу через СМИ, литературные произведения. Начали высказываться абсолютно противоположные мысли, точки зрения против существующих до этого догм; шли бурные обсуждения по актуальнейшим вопросам истории и общества. Вышли в свет литературные произведения абсолютно нового содержания, резко отличающиеся от прежних. 

Я с упоением читал все статьи антидогматического характера, острейшие дискуссии, интересные художественные произведения и жил в ежедневном процессе познания нового. Все это вдохновляло мои мечты, заставляло мой ум работать напряженно и часто испытывать внутренние потрясения. Одним словом, я добровольно встал на мучительный путь самостоятельного мышления, повторного открытия давно известных истин, критического подхода ко всему, и до окончания университета, кажется, смог в достаточной степени развить в себе способность свободно мыслить. Самое главное, я твердо уяснил для себя правильность нанесенного удара по культу личности Сталина, отказ от его идеологической политики и методов правления народом, что открыло новые перспективы для науки, искусства и литературы особенно. 

Меня всегда удивляли наши вполне образованные люди, которые презирали Хрущева, наносившего этот самый удар сталинизму, принесшему народу больше ущерба и горя, чем пользы. Я не понимал причины этого, и не смог объяснить другим. Но однажды прочитав очень интересную книгу одного автора, который долго просидел в тюрьме за воровство, неожиданно открыл для себя одну удивительную жизненную правду. 

Оказывается, человек, просидевший в тюрьме 15–20 лет и привыкший пользоваться всем готовым – едой, баней и общежитием, выйдя на свободу, сталкивается массой проблем по устроению самостоятельного жития: нужно искать жильё, работу, самому идти за продуктами, самому ходить в баню, даже менять постельные принадлежности, одежду. Все это кажется ему невыносимым мучением и пугает его. Поэтому он предпочитает возвращаться туда, где все готово и думать ни о чем не нужно, то есть, в тюрьму. И ради этого он совершает новое преступление. 

Эта правда потрясла меня в буквальном смысле и напомнила обиду и ненависть к Хрущеву многих образованных кыргызов, любящих Сталина. Они были похожи на тюремщиков, которые жили на всем готовом, поэтому боялись самостоятельной жизни и снова мечтали об условиях в заключении. Во всяком случае, нужно отметить заслугу Н. С. Хрущева, который через разоблачения последствий культа личности освободил советскую интеллигенцию от духовной тюрьмы сталинизма. Это же был открытый жест нового царя на то, чтобы каждый думал своей головой и своим умом достиг истины. 

Но попытка самостоятельно мыслить на самом деле оказывается, намного тяжелее, чем самостоятельно вести обыденную бытовую жизнь. Именно поэтому, наверное, преобладающее большинство кыргызской интеллигенции, воспитанное и привыкшее работать в условиях тоталитарной власти, симпатизирует сталинизму, который не требовал от них мучительного самостоятельного мышления и даже мечтает о возвращении в его духовную тюрьму. Потому что, когда пришло время работать своим умом, независимо и свободно мыслить, открывать для себя новую правду жизни и познать мир, кыргызские интеллигенты предпочли уклониться от такой тяжелой работы и не хотели себя утруждать. 

Чынгыз Айтматов же, конечно, был психологически готов правильно воспринять открытое осуждение cталинской власти, все тяготы и лишения которой он и его родные сполна испытали на себе. Во-вторых, такая психологическая готовность позволила его уму не оставаться в застое, сделала его гибким, с удовольствием осваивать мысли, порожденные новой политической ситуацией, своевременно и со знанием дела воспользоваться удобными условиями, возникшими в силу этого для кыргызской интеллигенции. В-третьих, когда начался процесс обновлений в политической, идеологической, культурной жизни общества, Ч. Айтматов жил в интеллигентной среде Москвы, которая являлась самой передовой в идейном возрождении и поисках нового. 

И эти обстоятельства так же стали сильным толчком для него, способствовали быстрее избавиться от ложных понятий и представлений советского воспитания, критично переосмыслить всего того, что сам знал и видел. В общем, у нас есть полные основания сказать, что когда в советском обществе началось время «хрущевской оттепели» и лютая зима будто вдруг сменилась весной, проведенные два года в Москве, стали для молодого кыргызского писателя периодом духовного роста, умения научиться мыслить самостоятельно и смотреть на мир собственными глазами, свободного полёта его творческой фантазии, обогащения писательского опыта и фомирования утонченного эстетического вкуса. 

Учеба на высших литературных курсах имела еще одно преимущество: обучающимся писателям платили хорошую стипендию, выделяли отдельную комнату, обеспечивали всем необходимым, чтобы слушатели не утруждали себя решением бытовых проблем, в общем, были созданы все условия, нужно было только спокойно жить и заниматься творчеством. Чынгыз Айтматов умело воспользовался и этой возможностью, задействовав свое умение мыслить по-новому, фантазию, вкус и неуемное желание сочинять художественные тексты, с огромным вдохновением написал свои повести: сначала «Бетме -бет» («Лицом к лицу»), затем «Жамийлу». 

Написанные на русском тексты повести «Бетме-бет» вначале были опубликованы в 1957 году в газете «Советская Киргизия». Для меня, который не пропускал ни одного нового номера московских газет «Литературная газета», «Комсомольская правда», «Известия», богатых на различные новости, газета «Советская Киргизия», убогая по своему содержанию и бедная на новые мысли, не представляла особого интереса, я практически не читал ёё.

По этой причине я не знал, что повесть начали печатать в этой газете. Об этом я узнал совершенно случайно в троллейбусе, от пожилого русского мужчины, с виду интеллигента. Он рассказывал своему соседу, что в газете «Советская Киргизия» из номера в номер печатают новую повесть Ч. Айтматова. «Начало повести очень интересная и если концовка будет такой же, то это станет новостью в литературе», — сказал кто-то. Потом я долго еще видел, как русские пассажиры говорили, живо обсуждали детали повести «Бетме-бет», как новое актуальное политическое событие. 

По моим наблюдениям, в повести русскоязычных читателей Бишкека больше заинтересовало достоворное описание жизни простых сельских жителей в годы войны. Причина в том, что почти во всех вышедших в свет новых произведениях после войны, не говорилось о вынужденном тяжелом труде простых сельчан в тылу, об их горестях и лишениях. А в «Бетме-бет» читатели увидели типичные приметы военной поры, то есть, правда жизни того времени нашла в повести свое полное отражение. 

Я читал полный вариант текста «Бетме-бет» на русском в журнале «Литературный Кыргызстан», потом его авторский перевод на кыргызский в журнале «Алатоо» в 1957 году. В начале 1958 года повесть «Бетме-бет» была напечатана в объемистом престижном московском литературном журнале «Октябрь», но не как авторский вариант, а как произведение, переведенное с кыргызского языка. На самом деле повесть на русском написал сам автор, но видимо, руководству журналу показалось, что стиль русского варианта не очень-то отвечает его запросам и оно поручило писателю по фамилии Дроздов довести его, так сказать, до нужной кондиции. Прочитав оба варианта повести, я пришел к мнению о том, что переводчику удалось придать русскому языку повести яркие, возвышенные и художественные свойства.

Кстати, повесть «Бетме-бет» стала первым произведением кыргызской литературы, опубликованным в одном из известных московских литературных журналов. 

Это был великолепный литературный текст, свидетельствующий о неожиданном высоком творческом взлёте Ч. Айтматова. Хотя оба варианта повести вызвали немалый интерес в читательской среде, но почему-то кыргызские писатели, в особенности, литературные критики остались к ней равнодушны. Не было опубликовано в прессе каких-либо рецензий или статей, дающих ей оценку. Я посчитал это несправедливостью и решил сам написать объемную статью об этой повести. 

В то время я оканчивал четвертый курс университета. Мой близкий друг Камбаралы Бобулов (1936 -2008 гг.), учился на курс выше. Он будучи еще студентом успел стать известным благодаря своим рассказам и критическим статьям, был принят на работу в журнал «Алатоо», куда его взяли сразу после окончания четвертого курса. Там он работал в отделе литературной критики и одновременно заканчивал последний, пятый курс университета. 

Из-за того, что журнал сильно нуждался в критических статьях, Камбаралы вынудил меня написать несколько статей и опубликовал их. Через них я так же стал более-менее известен в литературных кругах и мечтал удивить народ, написав какую-нибудь длинную проблематичную статью критического направления.

В «Бетме-бет» повествуется о дезертирстве деревенского парня, отправленного на фронт по вынуждению. Из-за страха быть убитым, он под покровом ночи спрыгивает с воинского эшелона, идущего на фронт. Прочитав повесть, я сразу же вспомнил о дезертирах военного времени, описанных в советских книгах о войне. Книжные дезертиры в них изображались исключительно как представители эксплуатирующих классов, у которых советская власть отобрала богатство и власть, или как их дети, и еще как сплошные подонки и негодяи, лишенные высоких чувств патриотизма, любви к родине, не придерживающиеся социалистических норм поведения. Эти герои даже внешностью были уродливыми. А дезертир в повести «Бетме-бет» оказался обычным деревенским парнем, не врагом советской власти и вполне симпатичной внешности. 

Во-вторых, в романах и повестях, преследующих цели художественного описания жизни военного времени, положительные герои в буквальном смысле рвались на фронт, требуя от военкомов районов быстрее отправить их на войну. Но я, например, никогда в своей жизни не видел, чтобы кто-то радостно уходил не то, чтобы на фронт, а даже на обычную трехгодичную армейскую службу в наше мирное время.

Смутно помню: во время войны мужчины, призванные из нашего села в армию, сначала пытались скрыться в горах, лесах, уклоняясь от службы; а затем, когда правительство начинало жестко прессовать их семьи и родных, вынужденно выходили из своих укрытий, сдавались в руки правительственников и обливаясь слезами, уходили на войну. Несколько наших родственников так же бежали от солдатства в соседний Узбекистан, прятались в близлежащих селах. Кстати, когда я учился во втором классе, это был 1944 год, сын Эрмат аба Назилбек вернулся из войны. Просто жалко было смотреть на него, оборванного, худющего и изнуренного. По селу сразу же поползли слухи, что он будто сбежал прямо с поля боя. И что это была правда, стало известно после окончания войны. Оказывается, рядовой Назилбек Эрматов сбежал именно во время боев, шедших на степях Кубани. Нашел гражданскую одежду, выбросил гимнастерку и пешком направился на восток; где-то ехал, цепляясь к грузовым вагонам, в каких-то селах и поселках бомжевал, прося милостыню, а в минуты опасности изображал из себя глухонемого. Так он в течение трех с половиной месяца добрался до аила. 

Изумленные односельчане спрашивали его: «Ну ты ловкач, даешь, как ты прошел столь дальний путь и как тебе вообще удалось сбежать прямо с фронта?», а он им отвечал: «Так и сбежал, не хотел сдохнуть на войне, жить то хочется!». 

В детстве я слышал еще одну историю, связанную с темой дезертирства. По ту сторону реки Жазы, напротив нашего села стоял колхоз «Эркин-Тоо». Сразу же после окончания войны, колхоз этот построил электростанцию, в домах, на улицах загорелся яркий свет; стали брать богатый урожай, какой другим не снился. Пять-шесть человек из этого колхоза даже получили высокое звание Героя Социалистического Труда. Слава о колхозе и его председателе гремела повсюду. 

Об истинных причинах столь неожиданных и небывалых достижений колхоза «Эркин-Тоо» люди нашего аила рассказывали одну историю. Я не знаю, насколько она соответствует действительности, или это было просто выдумано. Да и никто особо не старался разбираться в этом. А дело оказалось вот в чем: как только началась война, председатель колхоза «Эркин-Тоо» начал тайно принимать всех сильных, молодых джигитов -дезертиров со всех деревень, построил для них жильё в самом укромном месте — в глухом лесном массиве чуть выше села. Обеспечил всем необходимым и распоряжался ими как своими собственными рабами: те пахали землю, сеяли, собирали урожай, готовили корма, пасли скот. В общем, председатель заставлял пахать их до седьмого пота. Так колхоз «Эркин-Тоо» используя дармовый труд молодых и здоровых дезертиров, бурно развивался по всем направлениям сельскохозяйственной отрасли, в то время как другие колхозы, где остались одни женщины, дети и немощные старики, еле сводили концы с концами. Эти и другие события из моего детства вспомнились мне, когда я прочитал повесть «Бетме-бет». Только теперь я убедился в том, что в советской многонациональной литературе вовсе не отражались драматические и трагические стороны жизни людей, оставшихся в тылу, их взимоотношения и горестные судьбы. А в повести «Бетме-бет» я увидел пронзительную правду сельской жизни в суровое военное время и драматическую судьбу несчастного дезертира, написанную беспощадной правдивостью. Случившееся событие не было политизировано согласно официальным идеологическим требованиям и не подчинено идеям «классовой борьбы», которых до сих пор придерживаются кыргызские писатели. Эти преимущества повести не только утешили, но и сильно потрясли мою душу. Поэтому свою статью я решил начать со сравнения дезертирской судьбы главного героя Ысмайыла с судьбами реальных беглецов из армии и тех, книжных. И для должной подготовки начал читать произведения, в которых рассказывались военные события и научные книги о художественной обработке темы войны в литературе. 

В одной книге я нашел слова американского писателя Эрнеста Хемингуэя, пользующегося в Советском Союзе огромным авторитетом. Он, объясняя свое добровольное участие в Первой и Второй мировых войнах, писал следующее: «Война — страшная вещь, но мы должны идти против неё и довести её до конца». 

Именно эти слова дали новое направление моим мыслям о содержании «Бетме-бет» и мне показалось, что они станут неким ключом, раскрывающим психологические причины бегства главного героя с воинского эшелона, увозящегося его на фронт. 

Я сделал следующее умозаключение, относительно этой темы. Конечно, над человеком, находящимся на поле сражения, все время висит как меч, страх быть убитым в любой момент. Никто не идет и не рвется на войну в радостном, приподнятом настроении. Но в том случае, если на страну нападет сильный и могущественный, преследующий агрессивные цели враг, то часть граждан, несущих себе чувства державного патриотизма и национального самосознания, остро чувствующих угрозы порабощения своего народа, близких, родных, и осознающих необходимость вооруженного противостояния, добровольно могут вступить в войну с агрессором. А простые люди труда, особенно крестьяне, занятые исключительно простыми жизненными заботами — кормить семью, работать на хозяина (правительству или эксплуататору) идут на войну только потому, что их вынудили к этому или только из-за животного страха быть сурово наказанным властями. Дезертирство совершают только те, кто ценит свою жизнь выше всего, не хочет умереть преждевременно и панически боится быть убитым. С государственной точки зрения, такой проступок принимается как обычное преступление, а с позиции пацифистской идеологии, выглядит как естественный протест простого человека против кровопролитных столкновений, завязанных амбициозными лидерами-милитаристами. Здесь получилось, как в кыргызской пословице: «Эки дөө кагышса, ортодо чымын өлөт» (дерутся два великана, но гибнет муха между ними). Следовательно, главный герой повести «Бетме-бет» Ысмайыл также не хочет быть мухой и оказывается в дезертирах. 

Перед этим я решил поделиться с этими мыслями с Камбаралы Бобуловым (мой друг, работающий сотрудником отдела критики литературного журнала «Алатоо»), но только начал рассказывать, он тут же вспыхнул и, остановив меня на полуслове, прочитал длинную и нудную лекцию о советском патриотизме, принципах партийности в литературе, справедливых и несправделивых войнах. И закончил словами: «Несчастный сирота, зачем тебе вмешиваться в политику, там без тебя разберутся. Если напишешь свою статью в том виде, как сам сейчас сказал, то никто не будет её печатать. Не знаю как другие, но я лично не могу предложить это своему редактору». Он был прав, на самом деле это было невозможно. А просто писать про повесть  общие хвалебные слова, мне не хотелось. 

Наступила осень 1958 года, это было началом последнего года моей учебы в университете. Именно в это время в №8 известного московского журнала «Новый мир» была опубликована повесть «Жамийла», которая в буквальном смысле взорвала огромную читательскую среду. Номера журнала передавались из рук в руки, люди стояли в длинных очередях за каждым новым номером издания. Все те, кто читал её, отзывались с восторгом. Повесть особо восхитила и впечатлила кыргызскую молодежь вроде меня, кто делал свои первые шаги в литературу. Потому что в ней как в стиле молодых романтичных русских классиков, на самом высоком художественном уровне были изображены до боли знакомые нам характеры деревенских жителей, их психологические особенности, обычаи и традиции, а также близкие сердцу картины родной природы, её явления и цвета. 

Кстати, «Жамийла» как и нас заворожила и большинство молодых писателей, живущих в Центральной Азии, уже знающих цену художественному слову и начинающих серьезно заниматься литературным творчеством. В качестве примера можно привести слова талантливого таджикского писателя Пулата Толиса, который не скрывал своего восхищения после прочтения повести: «Вот эта проза! Я ничего подобного раньше не читал. Это на самом деле не проза, а удивительная песнь! Если бы я написал хоть одно такое произведение, как «Жамийла», то считал бы, что не зря прожил на этом свете!». 

Спустя два месяца после опубликования в «Новом мире», «Жамийла» вышла на кыргызском языке под названием «Овон» в журнале «Алатоо» (№10, 1958). Авторский перевод повести на кыргызском также был встречен с большим интересом и заслужил самых восторженных и теплых отзывов, как и русский вариант. 

Без сомнения и «Бетме-бет», и «Жамийла» были созданы на уровне, до которого еще не поднялась кыргызская проза. Я не переставал удивляться этим произведениям, внезапно появившимся в нашей литературе, и чтобы узнать, в чем же их секрет, заново внимательно перечитал все ранние рассказы писателя. 

Его первые три рассказы «Газетчик Дзюйо», «Ашым», «Биз андан ары барабыз» (Мы идем дальше) написаны были только благодаря желанию автора показаться на страницах прессы и быть узнаваемым для большинства. Конечно, в то время советская пресса, выполняющая роль вестника и проводника правительственной политики, сильно нуждалась в текстах, пропагандирующих актуальные идеологические кампании различными способами. Чувствовавший эту нужду и современные требования периодической прессы и горящий желанием увидеть свои сочинения в печати, Ч. Айтматов для того, чтобы пропагандировать лозунги политических кампаний, осуществляемых в целях недопущения новой мировой войны и изменения природы, выдавил в тех рассказах простенькие сюжеты, не соответствующие реальной жизни. 

А в последних рассказах молодого писателя «Ак жаан» (Белый дождь), «Түнкү сугат» (Ночной полив), «Асма көпүрө» (Канатный мост) нет простой иллюстрации политических лозунгов того времени. Их сюжеты привязывались к вопросам социалистического труда, общественного производства, советской морали и были построены в основном на выдуманных событиях. 

В общем, как я заметил, что ранние рассказы Чынгыза Айтматова хотя и свидетельствовали об образованности, умении мыслить по-новому, а также о способности своего автора к художественному слову, но по меркам высоких эстетических критериев были еще достаточно сырыми и несовершенными. Образно говоря, рассказы эти были похожи на яблоки, висевшие среди листьев на ветвях посреди лета – твердые, неспелые и оттого невкусные. 

И всего через два года после выхода в свет рассказа «Асма көпүрө» из-под пера молодого писателя вышли словно крупные, сочные, созревшие сладкие осенние яблоки, изумительные по всем критериям художественного слова повести «Бетме-бет» и «Жамийла»! Это было ошеломляюще, ощущение, будто майские яблоки с помощью какого-то волшебного катализатора созрели уже в начале июля. Было понятно, что таким катализатором для головокружительного творческого взлета Ч. Айтматова послужили вышеуказаные факторы (вместе с семьей пострадал от тирании сталинизма, своевременно использовал период оттепели, учеба в Москве именно в тот период). 

В это время, когда я перечитывал рассказы Ч. Айтматова, Камбаралы Бобулов бесконца говорил о повести «Жамийла» и решил написать статью о её содержании и значении в целом. Для этого он сначала проконспектировал научные книги о половых взаимоотношениях мужчин и женщин, прочитал множество художественных произведений, посвященных любовной теме. Особо зачитывался романом «Анна Каренина», в котором молодая чувственная аристократка, потеряв голову из любви, оставляет своего высокопоставленного чиновника мужа и выходит замуж за офицера аристократа. Он сильно утруждал себя также перечитыванием трудов ученых литературоведов, анализирующих сюжетные события этого романа. 

Все это делалось ради того, чтобы оправдать с психологической и нравственной точки зрения поступок главной героини повести «Жамийла», которая из-за вспыхнувших истинных чувств, пренебрегая своим мужем, находящимся на полях битвы, сбежала с каким-то пришельцем, невзрачным на вид, но великодушным и прекрасным душой, и подтвердить правильность её решения. 

Наконец К. Бобулов, изрядно измучившись и потратив немало сил и времени, написал статью такого содержания под названием «Повесть о любви» и опубликовал её в партийной газете и литературном журнале. Надо отдать должное — данная во многом  удачно написанная статья стала первой существенной положительной оценкой, похвалой к повести «Жамийла» в кыргызской литературной критике.

Анализ идейного содержания «Жамийлы» в статье К. Бобулова видимо, пришелся по душе Чынгызу Төрөкуловичу и вполне удовлетворил его; с того момента он начал притягивать к себе Камбаралы и сделал его своим активным сторонником и единомышленником и всячески поддерживал. Например, в 1963 году, когда он освободился от должности специального корреспондента газеты «Правда», должность эту, считавшуюся мечтой для любого кыргызского писателя, оставил ему, Камбаралы. 

Но по иронии судьбы (ведь ничего не поделаешь) лет через пять или шесть после статьи «Повесть о любви», когда К. Бобулов учился в аспирантуре в Москве, сама его красивая молодая жена, полюбив другого, не меньше, чем Анна Каренина и Жамийла, ушла с ним. Конечно, расставание с любимой женой, да еще и с двумя детьми, для гордого Камбаралы стало настоящей трагедией. Он посчитал такой поступок своей любимой большой несправедливостью и неверностью, неожиданным преступным умыслом в отношении к нему и буквально раздавленный горем, жаловался по этому поводу близким друзьям и знакомым, мучился и сочинял грустные стихи о неисполненных мечтах и неверности любви. Так, пищущий до этого рассказы и критические статьи, всегда громогласный и жизнерадостный молодец, вдруг превратился в тихого, печального поэта. 

Он бесконечно ворчал о подлом пренебрежении им своей женой и этим утомил и меня. Его недовольства я сначала терпеливо выслушивал и как мог, утешал его израненную и измученную душу и всячески подбадривал. Но однажды не вытерпев, я выпалил: «Ты же молдоке, сам писал, что Анна Каренина и Жамийла правильно поступили, что ушли к любимым от своих мужей? И что же теперь? Значит, поступок тех женщин в книгах — это правильно, а то, что твоя поступила как Анна и Жамийла, выходит неправильно?». 

Казалось бы, мое вполне мирное замечание, оказывается, сразило Камбаралы как пуля. Он сначала растерялся, застыл на некоторое время, тараща на меня свои глаза, в которых читались не то удивление, не то ненависть, затем дрожащим голосом дико заорал: «Разве я это хотел услышать от тебя?! Все! В глаза твои больше не посмотрю!». Хотел он еще что-то сказать, но задушенный приступом ярости, раздраженно махнув рукой, резко повернулся и выскочил вон из кабинета. 

Он долго не разговаривал со мной, только за два года до своей кончины, однажды зашел ко мне и сел напротив. «Заболел странной болезнью, — сказал он. – Говорят, старый друг лучше новых двух, просто зашел поздороваться с тобой. Оказывается, старость в один прекрасный день сядет на шею и на том все, ты уже не тот. Да что там говорить, сам знаешь все…». 

Камбаралы мырза всегда был жизнерадостным, бодрым и темпераментным молодцом, слово сказать никому не давал, шутил, хохотал и вдруг этот человек стал тихим, печальным и смирным, да и внешне выглядел неважно. И мне стало по-человечески жалко его. 

3. Отчаянные попытки уничтожить повесть «Жамийла»

Стояла поздняя осень 1958 года. Я как обычно сидел в центральной библиотеке в Бишкеке. Вдруг ко мне подошел Камбаралы Бобулов и сказал: «Завтра в Союзе писателей намечается обсуждение по повести «Жамийла». Знаешь же Байтемирова, вот он собирается нанести удар по «Жамийле», приглашены туда все те, кто завидует воссияющей звезде Чынгыза. Я тоже организую группу против них. Ты тоже хорошенько подготовься, будешь выступать». 

Насирдин Байтемиров (1916–1996) в то время руководил секцией писателей прозаиков в Союзе Писателей Кыргызстана. Он был способным к словесному творчеству, много писал, был очень трудолюбивым писателем, но был бедноват и ограничен в плане багажа общей культуры, литературного образования и эстетического вкуса. Живо реагируя на различные политические кампании советской власти, он, будто гнались за ним, в спешке писал всякие длинные и короткие произведения и все время издавал свои книги. 

К тому времени, когда вышла в свет «Жамийла», Н. Байтемиров успел уже стать автором четырех крупных романов, четырех объемистых повестей, двух сборников рассказов, четырех стихотворных сборников и трех пьес. Он давно хотел услышать из уст своих коллег-писателей и литературных критиков хвалебные, восторженные слова и отклики о своих многочисленных произведениях. Но. Дело в том, что в его прозаических произведениях сюжетные линии всегда имели скучный, искусственный и надоедливый характер, а герои выглядели неживыми и недостоверными и оттого не вызывали особого читательского интереса. 

Но, видимо, Н. Байтемиров считал себя лучшим писателем, произведения которого якобы не ценились по достоинству и от этого испытывал горечь и обиду и в глубине души таил злобу. Поэтому стоило ему услышать хвалебные слова на страницах периодических изданий в чей-то адрес из коллег писателей, он сразу же начинал нервничать и соперничать с ними и превращался в их врага. Приведем один пример к сказанному. 

В 1949 году неожиданно пришла огромная удача к Түгөлбаю Сыдыкбекову, который не считался выдающимся среди кыргызских писателей, хотя в 1935–1948 годы он издал три романа. Его роману «Биздин замандын кишилери» (Люди наших дней), изданному за год до этого в Москве на русском языке, была присуждена Сталинская премия (позже – государственная) третьей степени. Трехстепенная сталинская премия в Советском Союзе была единственной госпремией, которая присуждалась ежегодно признанным лучшими произведениям. В большей степени награду получали произведения русской литературы, нежели национальной. И писатели из национальных республик, удостоившиеся этой награды, сразу же в своей литературе выводились на передовые места, оказывались во всеобщей почести и уважения, становились знаменитыми даже в странах социалистического лагеря и вполне самодостаточными в материальном плане. 

То, что Т. Сыдыкбеков первым из кыргызских писателей получил Сталинскую премию, мгновенно подняло его авторитет до небес и кардинально изменило его общественный статус. Во-первых, роман «Биздин замандын кишилери» в 1949–1951 годы был четырежды переиздан на русском языке; в 1950-1953 годы увидел свет на 11 языках в советских республиках и странах социализма; вместе с этим романом, получившим награду, были переведены и изданы на языках народов СССР и другие его произведения.

В результате Т. Сыдыкбеков стал не только известным, но и самым богатым кыргызским писателем, обладающим баснословной суммой денег. Во-вторых, были защищены три кандидатских диссертаций, посвященных жизни и творческому пути Т. Сыдыкбекова, в газетах и журналах, научных сборниках, учебниках водопадом обрушилась на него огромная масса лестных отзывов, восхваляющих его имени. Высшая госнаграда так же закрыла пути всяческой критике в отношении его произведений. 

После полгода смерти И. В. Сталина, то есть, осенью 1954 года был созван 2-й съезд писателей Кыргызстана. Со своими несколькими студентами, кандидатами в писатели, поучаствовал на нем в качестве обычного слушателя и я, только что принятый на работу в университет. В докладах, прочитанных с трибуны, выступлениях сильно хвалили Т. Сыдыкбекова, после этого неожиданно слово представили Н. Байтемирову. Он, завершив свое политизированное вступительное слово, обратился к партийным руководителям, сидящим в президуме, и спросил: «Можно ли высказать критику в адрес лауреата сталинской премии?».

Вопрос этот вызвал дружный всеобщий смех в зале, и Н. Байтемиров, видимо, приняв его за поддержку и одобрение, взбодрившись, начал с вдохновением читать с бумаги свои идеологические обвинения, касающихся романа Т. Сыдыкбекова «Тоо балдары» (Дети гор), только что вышедшего в свет. Его критика прозвучала демагогично и достаточно грубо. Но никто из кыргызских писателей, сидящих в зале, не поднялся на трибуну после Н. Байтемирова и не ответил на его нападки. Поднялся только один – неизвестный тогда еще в СССР балкарский поэт Кайсын Кулиев, который выступил с опровержением обвинений Н. Байтемирова в адрес романа «Тоо балдары». 

Участник Второй мировой войны, советский офицер Кайсын Кулиев (1917–1985) после окончания войны, вслед за своим народом, высланным в Ср. Азию, приехал в Бишкек и прожил здесь около десяти лет. Он работал советником молодых писателей в Союзе Писателей Кыргызстана, писал на русском, переводил произведения отдельных кыргызских писателей на русский. В том числе, и роман Т. Сыдыкбекова «Тоо балдары» был переведен им на русский язык и издан в Бишкеке в 1954 году. 

 Кажется, бывшего боевого офицера сильно разозлило грубые попытки найти идеологические ошибки в переведенном им произведении. И К. Кулиев не только ограничился опровержением сказанного Н. Байтемировым, но и со свойственной ему резкостью прямо заявил, что вся его критика исходит от простой черной зависти, что он сам, Н. Байтемиров как писатель, еще не дорос до того уровня, чтобы критиковать других. Балкарский поэт говорил так пламенно, что ошеломлённый зал замер под сильным впечатлением его речи, и один из сидящих, видимо, то ли очень чувствительный, то ли припадочный, вдруг громко рухнул на деревянный пол со своего кресла. 

К несчастью Н. Байтемирова, после Т. Сыдыкбекова на советскую литературную арену стремительно начал вырываться Ч. Айтматов. Русский вариант повести «Жамийла» пока еще не хвалили в прессе, но с особым интересом читали его писатели, которые с восторгом отзывались о ней. Такую же восторженную реакцию среди читающей публики вызвал и кыргызский вариант повести, опубликованный через два месяца. Это конечно не понравилось Н. Байтемирову, одержимому ревностью и он, пользуясь своим служебным положением (заведовал секцией прозаиков), решил задушить «Жамийлу», как говорится, «в пелёнках» и с этой целью организовал обсуждение, чтобы разнести в пух и прах повесть молодого писателя.  

Я пришел ровно к двум часам в Союз Писателей Кыргызстана, расположенный в старом одноэтажном здании, выделенном ему официально. Зайдя вовнутрь, увидел на доске объявлений листок бумаги, оповещающий о том, что состоится обмен мнениями по языку повести «Жамийла». Я прошел в большую комнату, где уже собрались участники и поздоравашись, занял свободное место. 

Смотрю, по обе стороны длинного стола, кроме Н. Байтемирова, сидят следующие писатели: один из осноположников кыргызской литературы, видный поэт Темиркул Үмөталиев (1908-1991); авторитетный переводчик, ответственный секретарь журнала «Алатоо» (бывший «Советтик Кыргызстан») Олжобай Орозбаев; широко неизвестный еще молодой акын, секретарь парткома Союза Писателей Түмөнбай Байзаков; известный своими удачными рассказами писатель, главный редактор сатирического журнала «Чалкан» Касым Каимов; начинающий прозаик Качкынбай Осмоналиев; ныне забытый, в то время пищущий иногда рассказы, инвалид войны Жумабек Кыдырмышев; видные литературные критики Кеңешбек Асаналиев, Камбаралы Бобулов, Кымбатбек Укаев (1932-1989).

Обсуждение началось с краткого вступительного слова Н. Байтемирова. Он в основном говорил о том, что повесть не написана простым кыргызском языком, что многие предложения грубоваты и будто переведены с русского методом кальки и пытался привести какие-то примеры в качестве доказательства. Затем слово было представлено Жумабеку Кыдырмышеву, который вернулся со второй мировой без одной руки. Он высказал такое мнение: солдат сражался и бил фашистов, защищая свой народ, а его невеста, оставшаяся дома, сооблазнившись песней какого-то бродяги, ухватилась за полу его шинеля и ушла с ним. И её поступок никак не соотвествует высоким нормам советской морали. 

Этот тезис сразу же подхавтил и развил дальше, известный поэт Темиркул Үмөталиев, который сам воевал четыре года на фронте и вернулся живым и невредимым. По его словам, грубейшей идеологической ошибкой является сам факт того, что законная жена солдата, воевавшего с фашистскими агрессорами, уходит к другому, никак не осуждается в повести «Жамийла», а наоборот, оправдывается и даже воспевается как истинный пример любви! 

«Во время войны, сам я, конечно, не видел, но услышал от никогда не врущего человека одну историю, — сказал поэт. — Солдат один, лишившись обег ног и обеих рук, лежал в госпитале. И он написал своей жене такое письмо: «Дорогая, я стал инвалидом, приезжай и забирай меня». А жена в ответ пишет, что отказывается от него такого. Солдат тогда написал ей новое письмо: «За то, что ты отказываешься от меня, я не буду винить тебя и обиду держать не буду. Меня прокормит государство, не оставит в беде. Но я прошу тебя только об одном – мы с тобой женились по любви, прожили вместе в любви и согласии несколько лет. Поэтому давай попрощаемся по-человечески, приезжай ко мне в последний раз». 

Жена приезжает в госпиталь и в ужасе застывает перед калекой мужем. Солдат ей говорит: «Наклонись ко мне, чтобы я поцеловал тебя на прощание». Ничего не подозревая, жена наклоняется и подставляет ему щеку. В этот момент муж берет и «цап!» откусывает ей нос! Вот так наказывает солдат калека свою неверную жену! Видевшие это окружающие люди все поддерживают его поступок. А ты, Чыңгыш, сбежавшую жену, заслуживающую такого же наказания, оправдываешь, более того, описываешь красиво и романтически. Это не то что противоречит нашей советской морали, но и вообще нравственным ценностям нашего народа, наших предков». 

Кажется, Ч. Айтматов до этого ни разу не слышал такую массивную критику в свой адрес в подобных многолюдных собраниях и когда начали шельмовать его произведение по идейным соображениям, резко переменился в лице, занервничал, это было заметно всем. Как бы ни старался он не выдавать себя, ему это не удавалось, и сидел, словно на иголках. Не выдержав критическое замечание Т. Үмөталиева возразил: «Темике, я никак не могу принять ваши претензии». Тогда откуда –то с боку громко и недовольно буркнул Түмөнбай Байзаков: «Эй, Чыңгыз, ты не кипитись, а послушай мнение своих товарищей! Собираешься вступить в партию, поэтому учись правильно воспринимать критику. Какие бы горькие слова не высказывались в твой адрес, покажи выдержку и сиди тихо!». 

То, что его одернул свояк первого секретаря ЦК КП Кыргызстана Исхака Раззакова, секретарь партийной организации Союза Писателей Кыргызстана Т.Байзаков, заставило Ч.Айтматова замолчать. 

Выступившие после этого, в основном одобряли и хвалили повесть «Жамийла». В особенности мастер перевода, знаток литературы Олжобай Орозбаев долго говорил о новизне повести и необыкновенном таланте его автора. Критики К.Асаналиев и К.Бобулов были такого же мнения, они убедительно и уверенно доказали, что это именно так. Их поддержали и К. Каимов с К. Осмоналиевым. Еще один критик К.Укаев попытался было отметить некоторые недостатки повести, но его речь осталось почти без внимания. В общем, на том обсуждении повести «Жамийла» дана высокая оценка и большинство писателей тепло высказались о ней. Организатор мероприятия Н. Байтемиров, почувствовавший, что его черный план провалился с треском, мрачно объявил обсуждение оконченным и предоставил слово автору Ч. Айтматову. Перед этим я тоже поднимал руку, чтобы высказать свое мнение, но Байтемиров сделал вид, что не заметил. 

Ч. Айтматов был спокоен, на его лице отчетливо читалась искренная благодарнось к своим коллегам, выступившим в защиту его повести. Он вежливо опроверг отдельные критические мнения, высказанные в свой адрес и в качестве доказательства против претензии о том, что язык повести непонятен кыргызскому читателю, вытащил из своего портфеля несколько конвертов. «Вы утверждаете, что читатели якобы не могут понять язык произведения. Но эти письма говорят об обратном, это пишут простые сельские читатели, они говорят мне спасибо. Хотите, почитаю?», — сказал он. «Не надо Чынгыш, положи письма обратно в сумку, — тут же снова возразил Т. Үмөталиев. – Мне тоже из сел много писем приходит, среди них есть даже стихи, посвященные лично. Но я их никогда не читаю другим. И ты тоже не читай, это не прилично». 

От такого помыкания Чынгыз Төрөкул уулу чуть растерялся, немного подумал и сказал, что учтет все критические замечания по повести «Жамийла» и поблагодарил всех, кто выступил в её поддержку. На этом обсуждение завершилось. Если оценить в общем, то обсуждение, специально организованное с целью нанести сокрушительный удар по повести «Жамийла» заодно и её автору, на самом деле превратилось в собрание, в котором только хвалили её. 

Все участники обсуждения гурьбой высыпались наружу. Чынгыз Төрөкул уулу снял свой плащ с вешалки и направляясь к выходу, вдруг взглянул в соседнюю комнату, дверь которой была настежь открыта и застыл в удивлении. Там с женщинами из бухгалтерии сидел его друг, секретарь Союза Писателей Токтоболот Абдумомунов и спокойно пил чай! 

И тут же в моей голове зародилась масса вопросов: «Как же так? Они же самые близкие друзья? Неужели Абдумомунов не знал про обсуждение повести «Жамийла»? Не увидел объявление Байтемирова? Не может быть! Или может, поздно пришел, и женщины не сообщили ему об обсуждении в соседней комнате?». 

Т. Абдумомунов, увидев Ч. Айтматова с плащом в руке, и как ни в чем не бывало спросил с места: «Чынгыз, что, какое-то собрание было?». Неподвижно стоявший Чынгыз Төрөкул уулу будто опомнился и кивнул головой, растерянно пробормотав: «Да, вот было обсуждение по моей повести «Жамийла». Мне кажется, каждый должен пройти через такое обсуждение». Сказал и надев плащ, ни с кем не попрощавшись, направился к выходу. 

Я вышел из Союза вместе с К.Асаналиевым и К.Бобуловым. Все трое ехали в одну сторону. И все еще были под впечатлением произошедшего. Особо радовался К. Бобулов, который чуть ли на всю улицу кричал, не в силах сдержать свои эмоции: «Мы победили, мы уничтожили их!». 

А я шел и все не мог забыть, как же он, Токтоболот Абдумомунов мог пропустить такое важное обсуждение, касающегося детища его друга и в конце концов не вытерпев, задал вопрос нашему учителю К. Асаналиеву: «Насколько мне известно, Абдумомунов является другом Айтматова, и врагом Байтемирова. И как он мог не прийти, когда его враг решил уничтожить его друга? Как он мог не знать, что рядом с комнатой, где он пил чай с бабами из бухгалтерии, проходит обсуждение?». Пока Асаналиев думал, что ответить, его опередил К. Бобулов: «Да что тут непонятного! Все те, кто считает себя лучшими, умирают от черной зависти, что Чынгыз ракетой взлетел в небеса! Даже у Абдумомунова, считавшего Чынгыза своим лучшим другом, кошки скребут на душе от его головокружительного успеха!».

К. Асаналиев тоже поддержал его мнение и подробно рассказал о таком явлении среди наших отдельных писателей и привел это на примере романа Т. Сыдыкбекова «Биздин замандын кишилери». Что это особенно ярко проявилось во время перевода романа на русский язык и представлении его на Сталинскую премию.  

«Нет, вы только посмотрите, надо же (!), на обсуждение явился сам Үмөталиев из аксакалов и выступил против писателя, ровесника его дочери, вот что меня удивляет!», — не унимался громогласный Бобулов. — Ой, тобо! Сам кроме стихов ничего не пишет, Чынгыз ему не ровесник и не противник, не делит его славу или должность, тогда почему он так сказал, Кенешбек Асаналиевич, в чем причина? Можете ответить на этот вопрос?». На что К.Асаналиев ответил кратко, пройдя несколько шагов: «Непонятно. Это нужно спросить у него самого». 

Видимо, этот вопрос – почему Т. Үмөталиев пошел против повести «Жамийла»? — не давал покоя неугомонному Бобулову, и он все же выяснил это у вездесущих писателей и сообщил мне как суюнчу. Оказывается, кто-то сказал Т. Үмөталиеву, что под видом дружбы с его отцом, Чынгыза в свою сторону перетянул А. Токомбаев. И давний враг Токомбаева Үмөталиев пошел чисто по принципу «друг моего врага — мой враг», и приводя туда своего земляка Т. Байзакова, нелестно отозвался о повести «Жамийла». 

Услышав об этом, в тот же вечер к Т. Үмөталиеву пришел журналист, политик, единомышленник и земляк Айтматова Тургунбек Суванбердиев и высказал ему свою обиду за его выступление против Чынгыза. Когда Т. Үмөталиев объяснил истинную причину своего выступления, Т. Суванбердиев подробно ему рассказал о том, что между Айтматовым и Токомбаевым нет никакой связи, наоборот, Чынгыз вообще не разделяет многие мысли Токомбаева о вопросах литературы. Получив эти достоверные данные, Т. Үмөталиев сильно огорчился и сидит теперь у себя дома очень расстроенный тем, что совершил большую ошибку. 

«Темике же чист душой как ребенок, кто ему что скажет, все принимает за чистую правду», — подытожил Камбаралы Бобулов. 

(Когда Ч. Айтматов стал уже всемирно известным, Т. Үмөталиев посвящал ему стихи, хвалил в удобных случаях и заступался за него в различных групповых противостояниях писателей. Чынгыз Төрөкулович тоже не остался в долгу, с искренним почтением относился к аксакалу поэту и даже возглавив оргкомиссию по проведению юбилея в честь его 60 летия, от начала до конца сам вел торжественное заседание. 

Со временем Түмөнбай Байзаков так же стал одним из писателей, горячо поддерживающих Чынгыза Төрөкуловича и даже сочинял язвительные анекдоты про тех, кто говорил о нем плохо.)

4. Когда слава его раскинулась, словно, бушующее пламя…

Спустя некоторое время после обсуждения повести «Жамийла», в «Литературной газете», которая считалась самой востребованной и почитаемой среди писателей, вышла небольшая, но содержательная статья Мухтара Ауэзова, в которой он очень тепло отзывался о повести. 

В это время М. Ауэзов был на зените славы как автор романа «Путь Абая», и был известен во многих странах мира, в том числе, среди народов Центральной Азии как мудрый, образованный казахский писатель, ученый, общественный деятель и обладал высочайшим авторитетом. Интеллигенция народов Центральной Азии, в особенности, кыргызские писатели боготворили его и относились к нему с глубочайшим уважением. Следовательно, высокая оценка, данная им повести «Жамийла», была принята в Бишкеке как небывалая доселе сенсация и мгновенно подняла авторитет Ч. Айтматова до небес и практически уничтожила его недоброжелателей, безуспешно пытающихся соперничать с ним. 

Вслед за статьей М. Ауэзова в газетах и журналах России, Казахстане и других республик одна за другой начали выходить статьи литературных критиков, многочисленные письма читателей о повести «Жамийла» с самыми теплыми и восторженными отзывами.

Осенью 1958 года в Москве прошла декада кыргызского искусства и литературы. В этой связи в периодической печати, обсуждениях с участием известных русских писателей, встречах кыргызских писателей с московскими читателями, повесть «Жамийла» была признана как шедевральное произведение в молодой кыргызской литературе. Через некоторое время московские газеты сообщили сенсационную новость о том, что всемирно известный мастер художественного слова Луи Арагон сам перевел «Жамилю» с русского на французский и сам написал потрясающее вводное слово. Сказанное мастером было опубликованы на русском и кыргызском языках. Оно на самом деле оказалось великолепным и было похоже на торжественную оду в честь «Жамийлы» и произвело не менее сильное впечатление, чем сама повесть. Этим Луи Арагон еще выше поднял авторитет Чынгыза Төрөкуловича. 

По словам осведемленных писателей, М. Ауэзов оказывается, встретился в Москве с Луи Арагоном и во время беседы упомянул повесть молодого кыргызского писателя как небывалую новизну в советской литературе и с большим удовольствием рассказал о ней. Заинтересовавшийся этим Луи Арагон сам прочитал повесть и потрясенный ею, сразу же перевел её на родной язык. Кстати, как он сам признавался позже, это был его первый опыт в художественном переводческом деле. 

В 1961 году «Жамийла» была включена в список произведений, претендующих на Ленинскую премию. По словам знающих людей, член комиссии по присуждению Ленинской премии тот же Мухтар Ауэзов, на заседаниях комиссии, прошедших в Москве, сделал все для того, чтобы повесть «Жамийла» была включена в список претендентов на эту высочайшую премию. Для этого он не желал ни сил, ни времени и использовал всю мощь своего авторитета и умения убеждать. Но несмотря на его усилия, повесть не была включена в список. Причина, кажется, была в том, что, во-первых, по своему объему повесть была небольшой, к тому же первым произведением молодого кыргызского писателя, заслужившим столь высокое признание. 

А повесть тем временем начала свое тримфуальное шествие, была переведена на многие языки, её вновь и вновь восторженное хвалили в критических статьях, научных трудах. Ч. Айтматов, получивший всеобщее признание сначала в Советском Союзе, затем Европе, написал еще несколько новых произведений — «Кызыл жоолук жалжалым» (Тополёк мой в красной косынке, 1961), «Биринчи мугалим» (Первый учитель, 1962), «Ботогёз булак» (Верблюжий глаз, 1962) «Прощай, Гульсары» (1966) и этим он доказал, что «Жамийла» вовсе не является случайным или удачным произведением, которое метеоритом пронесся на литературном небосклоне. По своему идейно-художественному уровню, последующие произведения ничем не уступали «Жамийле». 

С другой стороны, Чынгыз Төрөкулович так же своими острыми и интересными статьями на самые злободневные темы политики и культуры доказал, что не он только прирожденный мастер художественного слова, но и художник, интеллектуал, умеющий оригинально мыслить. 

В 1962 году повести «Жамийла», «Тополек мой в красной косынке», «Первый учитель» и «Верблюжий глаз» вышли отдельным сборником под названием «Повести гор и степей» и уже в следующем 1963 году были удостоены Ленинской премии. 

Кстати, до Ч. Айтматова никто из советских писателей не получал Ленинскую премию в 35 лет. Из писателей Центральной Азии незадолго до этого её получал лишь Мухтар Ауэзов. 

Таким образом, после повести «Бетме-бет» (Лицом к лицу) в течение пяти-шести лет слава Чынгыза Айтматова широко раскинулась подобно бущующему пламени и авторитет его вознесся ввысь, словно ракета. Кыргызский писатель, который даже еще не достиг сорокалетнего возраста, завоевав мировую известность, вышел в передовые ряды многонациональной советской литературы и стал не только любимцем московской прогрессивной литературной среды, но и её политической элиты. А для кыргызского народа, не выводившего еще из своей среды выдающихся личностей такого масштаба, имя Чынгыза Айтматова стало национальной гордостью. 

5. «Нет пророков в своем Отечестве…»

Есть такая пословица в русском народе. И её истинность потдвердилась на примере Ч. Айтматова в кыргызской культурной жизни. 

Хотя Чынгыз Төрөкулович бесспорно был признан во внешнем мире как «кыргызское чудо», но отдельные коллеги писатели кыргызы продолжали относиться к нему с явным неодобрением. Надо полагать, из-за той же зависти. И в этой связи среди кыргызских писателей ходили разного рода слухи. 

Например, почетный аксакал кыргызской литературы той поры Аалы Токомбаев (1904-1988) вполне серьезно отмечал, что «Айтматова нельзя назвать настоящим писателем, можно считать хорошим очеркистом». А второй патриарх наш Түгөлбай Сыдыкбеков якобы сказал: «Чыңгыш, восхлавляя женщину потаскуху, понравился безнравственному Западному миру». А недавно близко друживший с Ч.Айтматовым, известный драматург Токтоболот Абдумомунов (1922-1992) сказал так: «Чыңгыз всего лишь как мыльный пузырь, скоро он лопнет, вот увидите». Другой видный писатель Шүкүрбек Бейшеналиев (1928–2001) всюду повторял свое мнение: «Айтматов, русский писатель, который пришет про кыргызскую жизнь так, как этого хотят критики Москвы, потом его правят лучшие русские писатели и в конце напишут, что оно «переведено с кыргызского». А те, которые он пишет на русском, сам же переводит на кыргызский, но их язык очень слаб». 

То, что слухи эти появились не на пустом месте, подтверждается в последующих мемуарах –воспоминаниях, опубликованных в прессе. Например, писатель Асанбек Стамов в своих воспоминаниях «Бузуку бөдөнөлөр» (Смутьяны перепёлки) («Кыргыз Туусу», 1992, 19-сент.) рассказывает, что лично слышал слова А.Токомбаева о том, что «Айтматов не писатель, а всего лишь хороший журналист… Вы боготворите Айтматова, но знайте, что он вырос не на кыргызской почве, поэтому не останется в истории кыргызской литературы». 

Я часто беседовал с известным прозаиком Качкынбаем Осмоналиевым (1929-1992). Он был способным писателем, хорошо знающим жизнь кыргызов. К сожалению, он был малообразованным, ему явно недоставало эстетического вкуса. Но и этот молодец, считающий себя талантливым не хуже Ч. Айтматова, обычно жалел, что не знает русского языка. «Если бы я знал русский как Чынгыз, то в стремлении к мировой славе даже переплюнул бы его, чтобы мне ослепнуть!» — огорчался он. 

Немало было среди кыргызских писателей, которые думали таким образом и даже открыто высказывали свои мысли вслух. Когда шли такие разговоры, я тут же вмешивался: «Оставим Россию в покое, ведь и здесь у нас в Кыргызстане ходит целая толпа писателей, которые и сами русские, и язык у них русский. Но почему ни один из них не может вырваться вперед как Айтматов?» — спрашивал я. 

Коротко говоря, в сознании определенной части кыргызских писателей бытовало провинциальное мнение о том, что Ч. Айтматов стал всемирно известным не благодаря своему редчайшему таланту, несгибаемому трудолюбию и глубокой образованности, а лишь хорошему знанию русского языка. 

Но ни считавшиеся «живыми классиками» аксакалы, ни другие писатели моложе их, не смели открыто заявлять с трибун собраний или со страниц периодических изданий о своих высокомерных взглядах и неодобрении своего товарища по перу, слава которго гремела на весь мир. Из них только Насирдин Байтемиров оказался как говорят кыргызы, жыланач батыром (бесшабашным), который в 1960 годы считал Ч. Айтматова своим соперником и открыто высказывал свою неприязнь к нему. Приведем к этому конкретные примеры. 

Если память мне не изменяет, это было осень 1963 года. В женский пединститут им. Маяковского для встречи со студентами пришла группа писателей. На трибуну вышел Насирдин Байтемирович и рассказывая об актуальных вопросах литературы, коснулся и темы Айтматова. Он сказал, что многие писатели, журналисты, литературные критики слишком много внимания уделяют Чынгызу Төрөкуловичу и расхваливают его необоснованно. И в конце своего выступления он в сердцах бросил в зал: «Эти подхалимы готовы даже лизнуть плевок Айтматова!». 

То, что Ч. Айтматов получил Ленинскую премию, Насирдин Байтемирович воспринял как историческую несправедливость и очень болезненно видимо, переживал это. И в пылу этого он написал стихотворение, в котором неуместно оскорбил Ч.Айтматова и прочитал его вместе с другими своими стихами в студии Госрадио. Но при прохождении записи предварительной цензуры данное стихотворение было изъято как «идейно извращенное произведение» и отправлено в соответствующий отдел ЦК КП Кыргызстана. Это было время, когда Н. С. Хрущев нанес сокрушительный удар по усиливающимся в советской литературе идейно-форменным поискам и по всей стране активно шли идеологические кампании, направленные против попыткам отойти от метода социалистического реализма. И в рамках этой кампании в Бишкеке так же состоялось расширенное партийное заседание с участием представителей творческой интеллигенции республики, на котором было прочитано вышеуказанное стихитворение, оскорбляющее Ч. Айтматова и его автор был подвергнут жесткой критике. В моей памяти сохранились три строчки из того стихотворения:

«Мээ эмес, чимкирик бар башында/ В голове у него не мозги, а сопли,

Бүт дүйнөнү тепсеп кетсем деп ойлойт/Он хочет растоптать весь мир,

Ойрон болгур отуз алты жашында.»/Чтоб он сгинул в свои тридцати шесть лет.

Ч. Айтматов старался оставить без внимания такие оскорбления со стороны Н.Байтемирова. Но когда тот переходил всякие границы, не сдерживался и давал жесткий отпор своему вечному оппоненту. Об этом свидетельствует письмо А. Токомбаева к руководителям компартии Кыргызстана того времени. «На одном из партийных собраний писателей, товарищ Айтматов набросился на романиста Н. Байтемирова, заявив, что через три года никто не будет читать его произведения. Но такое пророчество Ч. Айтматова, писателя, защищавшего «свободу творчества», останутся пустыми словами. Произведения Н. Байтемирова читают не только в самых отдаленных уголках республики, но и за её пределами. В настоящее время писатель коммунист Байтемиров работает над созданием новых произведений, отражающих жизнь и труд наших современников». 

В 1965 году Союз Писателей Кыргызстана с участием известных литературоведов из Москвы провел в Бишкеке обсуждение произведений молодых писателей, вызвавших различные споры. На трибуну снова вышел Н. Байтемиров и выкинул свой очередной новый афоризм: «Шүкүрбек Бейшеналиев растет, а Чынгыз Айтматов тонет». Сидящие в зале засмеялись, особо громко был слышен смех Чынгыза Төрөкуловича. 

В 1970–80 годы, когда Чынгыз Айтматов стал всемирно известным писателем, мыслителем, государственным деятелем, баловнем Коммунистической партии, Насирдин Байтемирович лично явился к своему бывшему оппоненту с поклоном и получив от него прощение, стал его единомышленником. Когда ему исполнилось 60 лет, Ч. Айтматов посвятил ему юбилейную статью, в которой восторженно отозвался о его творчестве и напечатал её в «Литературной газете». 

После этого Насирдин Байтемирович хвалил его везде, сравнивая Чынгыза Төрөкуловича то с высокой и недоступной горой, то c горным орлом и со всякими другими священными и великими образами. Однажды, когда он начал в очередной раз хвалить Айтматова, молодой поэт и смелый журналист Алым Токтомушев, поймал его за слабое место и сказал: «Вы же, Насике, только вчера ставили Айтматова ниже Бейшеналиева, а теперь вдруг повернулись на 180 градусов. Это как понимать?». На что сообразительный Насирдин Байтемирович ничуть не растерялся и сказал: «Эй, мальчик, разве ты не знаешь, большой человек ошибается по-крупному!». 

В общем, А.Токомбаев, Т.Сыдыкбеков, Т.Абдумомунов, Ш.Бейшеналиев и др. писатели так и ушли в мир иной c мыслью о том, что Чынгыз Айтматов хотя и не был настоящим большим писателем, но стал знаменит и на Востоке, и на Западе, незаслуженно получил множество наград и званий, которые были присуждены ему необоснованно, а его слава всего лишь временный мираж… 

Конечно, Айтматов, достигший небывалых высот в советской литературе, мог бы даже и не обращать внимание на попытки завистников вставить ему палку в колеса и чувствуя свое преимущество над ними, мог бы спокойно продолжить работу над новыми произведениями. 

Ведь он давно уже не был «по зубам» кыргызским писателям, которые сколько бы ни старались очернить и лезли из кожи вон, всеравно уже не могли остановить его головоокружительный взлёт. 

Но дело в том, что это было время когда в кыргызском обществе, особенно в литературе шла ожесточенная борьба между старым и новым, поэтому Ч. Айтматов как представитель писателей, и как член этого общества, носитель передовых взглядов и убеждений, не мог остаться вне этого и смотреть равнодушно на стороне. Во-вторых, для него, писателя с мировым именем, враждебное отношение к нему со стороны своих же, были острым возбудителем. В то время Чынгыз Төрөкулович сам был молодым, горячим, имеющим пристарстие к спорам парнем. Следовательно, он не мог не участвовать в групповых противостояних между кыргызскими писателями, начинающих усиливаться в то время. И Чынгыз Төрөкулович с головой окунулся в эту борьбу и стал пламенным лидером одной из противоборствующих сторон кыргызских писателей.  

6. Среди скандалов

Конечно, на заре своего становления советская власть не могла опираться на такие сильнейшие современные ресурсы, как телевидение, интернет, даже на радио. Именно поэтому газеты и журналы, и литература наравне с театром, кино, стали самыми важными средствами навязывания населению коммунистической идеологии и были взяты под особый государственный контроль. Процесс огосударствления литературы народов СССР был завершен в 1934 году на специальном съезде образованием СП (Союз Писателей) СССР и его филиалов в национальных республиках. 

В том же 1934 году был созван первый съезд союза писателей кыргызстанских писателей, на котором был образован СПК (Союз Писателей Кыргызстана). Данный Союз на словах считался общественной (значит, не имеющей к государству отношения!) организацией, созданной по воле (значит, добровольно!) создателей литературных текстов, а на деле небольшим госучреждением, прямо зависящим от партийной власти финансово и материально. 

После 1954 года съезд кыргызских писателей проводился один раз в пять лет. На нем избирались Правление СПК из 30–40 членов, Президиум из числа этих же членов в составе 8–10 человек, а из их числа — три секретаря (главный – Первый секретарь). Это было формальностью, так как все кандидатуры заранее утверждались ЦК КП Кыргызстана, и для того, чтобы придать этому хоть какое-то официальное приличие, на съезде всего лишь проводили тайное голосование среди писателей. 

У СПК были небольшой аппарат (8–10 человек), которым руководили три секретаря, «избранные» на съезде, три печатных органа (журналы «Алатоо», «Литературный Кыргызстан» и газета «Кыргызстан маданияты») и партийная организация, объединяющая писателей коммунистов.

Среди амбициозных писателей всегда шла ожесточенная схватка за руководящие должности в Союзе. Потому как Первый секретарь СПК всегда становился членом или кандидатом в члены ЦК КП Кыргызстана, имел права быть «избранным» депутатом Верховного Совета СССР или Кыргызской ССР. Остальные два секретаря СПК так же становились известными в народе как общественно значимые фигуры. Кроме этого, руководящие органы Союза имели массу привелегий – хорошую зарплату, возможность издавать свои книги, играли решающую роль в принятии молодых писателей в СП СССР, издании и переводе их книг на русский язык и в распределении множество других благ для писателей. 

Третий съезд писателей Кыргызстана прошел в феврале 1959 года. На нем почетный редактор журнала «Литературный Кыргызстан» Чынгыз Айтматов был избран членом Правления и Президиума СПК, Токтоболот Абдумомунов – Первым секретарем Правления, Шүкүрбек Бейшеналиев и Сүйүнбай Эралиев – рядовыми секретарями. 

Свободный писатель Т. Абдумомунов до этого не вступал в партию, у него не было стабильной должности, кормил свою семью тем, что бесперерывно писал пьесы, ставил их в театрах и считался хорошим драматургом. В советское время любой образованный человек, для назначения или «избрания» на какую-либо государственную должность, должен был быть членом КПСС. Судя по тому, что Т. Абдумомунов не особо старался вступить в партию, у него не было карьерных амбиций. Но именно в тот момент министр культуры Абдыкайыр Казакбаев вдруг стал третьим секретарем ЦК КП Кыргызстана и в спешном порядке сделал членом партии своего земляка и родственника соплеменника Т. Абдумомунова и добился его «избрания» первым секретарем СПК. Для чиновников кыргызов это было обычным явлением, как только назначали их на высокие должности в советско-партийный аппарат управления, они тут же начинали подтягивать на хорошие государственные должности своих родственников, земляков, друзей. Типичный партократ А. Казакбаев тоже не был исключением, хотя на словах он старался казаться честным и принципиальным коммунистом, но в кадровых вопросах оставался приверженцем принципов землячества, родоплеменных отношений и знакомства. 

Один из замов Т. Абдумомунова Ш.Бейшеналиев успел стать членом партии будучи еще студентом. После окончания Кыргызского педагогического института, работал главным редактором кыргызского детского литературного журнала, молодежной политической газеты, третьим секретарем ЦК ЛКСМ Кыргызстана по идеологической работе. 

Пришедший в литературу в одно время с Ч.Айтматовым Ш.Бейшеналиев к времени издания «Жамийли», считался автором двух повестей для детей, двух пьес и одного романа. Некоторые его произведения были переведены на русский, другие языки. Образованной части кыргызского населения и в московской литературной среде он становился больше известным как детский писатель. Ш.Бейшеналиев обладал прирожденным умом, умел делать карьеру, отличался прилежностью, трудолюбием и упрямостью. Но его трудно было назвать обладателем яркого писательского таланта, глубоких литературных знаний и тонкого эстетического вкуса. Несмотря на это, он был очень высокого мнения о себе и в силу своих амбиций, считал себя ничем не хуже Ч. Айтматова. Поэтому его самолюбие очень сильно задело, когда его ровесник и товарищ по перу Ч. Айтматов неожиданно стал популярным и приобрел мировую славу. Это больно ударило по его самолюбию, вызвав приступы соперничества и нестерпимой зависти. Его неприятие дошло до того уровня, что он оказался не в силах объективно воспринимать небывалый успех своего соперника и вместо того, чтобы пользоваться возможностью сблизиться, объединиться с ним и стать единомышленником, он выбрал позицию непримиримого оппонента и ярого недруга. 

Второй «рядовой» секретарь СПК С.Эралиев до своего назначения прошел войну, там вступил в партию и вернувшись с фронта, работал в редакции областной газеты. После окончив двухгодичную партийную школу в Москве, был назначен главным редактором детской газеты «Кыргызстан пионери». 

Он был известен народу как перспективный молодой поэт. В середине 1950-х годов он написал очень хорошую поэму «Акмоор», перевел поэму «Василий Теркин» великого русского советского поэта А. Твардовского на кыргызский язык. В результате С. Эралиев оказался в плеяде выдающихся поэтов советской литературы и завоевал всеобщую любовь поклонников кыргызской поэзии. 

С. Эралиев был для Ч. Айтматова самым близким единомышленником, который относился к нему с искренним и глубоким уважением, всегда искал в нем поддержку. Мне кажется, их объединяло не только то, что они были земляками или взаимная человеческая симпатия между ними, но и общность взглядов на литературное творчество. 

Секретари СПК, «избранные» в 1954 году, не были руководителями близкими по духу, это были люди, которые не хотели или не могли находить общий язык, не переносили друг друга. Например, С. Эралиев и Ш. Бейшеналиев были непримиримыми врагами и у обоих были очень натянутые отношения со своим шефом Т. Абдумомуновым. Правда, Токтоболот Абдумомунович старался неукоснительно выполнять указания партийной власти, прилагал все усилия к примирению противоборствующих сторон в писательской среде, но в спорах он никогда не высказывал свою решительную и открытую позицию, старался обходить острые углы, лавировать. Именно из-за этого его недолюбливали писатели, в том, числе С. Эралиев и Ш. Бейшеналиев называли его человеком скользким, как кусок мыла. 

Нужно отметить, что с 1954 по 1961 год СПК работал тихо и стабильно, без громких скандалов. А противоречия и взаимное противостояние никуда не делись, они просто лежали как тлеющие угольки под золой, готовые воспламениться в любой момент. 

В это время Ч. Айтматов был исключительно занят повышением на новые должности, созданием новых произведений, стремлением к получению Ленинской премии и ему было не до разборок и сложных взаимоотношений в писательской среде. Его растущая слава оказалась заразительной особо для молодых писателей и стала притягивать их словно магнит. Именно в эти 1955–65 годы ряд кыргызских тружеников пера существенно пополнили писатели, получившие среднее и высшее образование в соответствии с учебно-воспитательными стандартами того времени, хорошо освоившие русский язык и ценности русской литературы, стремящиеся мыслить и писать по-новому в условиях политической оттепели. Среди них были будущие выдающиеся мастера художественного слова такие, как Төлөгөн Касымбеков, Ашым Жакыпбеков, Мар Байжиев, Бексултан Жакиев, Мурза Гапаров, Кеңеш Жусупов, Жолон Мамытов, Турар Кожомбердиев, Кубатбек Жусубалиев. Все они руководствовались в первую очередь, желанием услышать похвальное одобрение и получить поддержку у Чынгыза Төрөкуловича. В свою очередь он искренне радовался новому, подрастающему поколению писателей, и помогал им своими весомыми советами и всегда поддерживал. 

А из пожилых поэтов того времени Темиркул Үмөталиев, Түмөнбай Байзаков, Сооронбай Жусуев, известный прозаик Касым Каимов, авторитетный переводчик Олжобай Орозбаев стали сторонниками Ч. Айтматова. 

К этой группе примкнул и авторитетный романист Т. Сыдыкбеков, который кроме А. Токомбаева ни с кем из писателей не враждовал, никогда в своей жизни не вступивший ни в партию, ни в профсоюзы и не никогда не участвовавший в схватках между писательскими группировками. 

Именно в это время на самом высоком уровне партийной власти Кыргызстана произошли политические изменения, косвенно касающиеся и деятельности СПК. Точнее сказать, осенью 1961 года вместо Первого секретаря ЦК КП Кыргызстана Исхака Раззакова, занимавшего этот пост с 1950 года, к высшей власти в республике пришел Турдакун Усубалиев. 

В этой связи, в писательской среде пошли слухи о том, что якобы Ш. Бейшеналиев является не просто близким земляком Турдакуна Усубалиевича, но его самым любимым писателем, которого тот очень высоко ценил. И спустя некоторое время, эти слухи подтвердились. 

Тот факт, что Ч. Айтматов, будучи слушателем литературных курсов, совершил неожиданный головокружительный творческий взлёт, зажег в сердцах амбициозных кыргызских писателей жгучее желание обучаться на этих курсах. Они, видимо, оказались в плену иллюзий, считая, что стоит им так же, как и Айтматов проучиться там всего два года и каждый из них вспыхнет яркой звездой как он. Первым из таких был Ш. Бейшеналиев, который оставил свою должность в СПК, и чтобы повторить пример своего соперника по перу, отправился в Москву на высшие литературные курсы. Пока он учился, его должность была упраздена и была восстановлена и вновь отдана ему, как только он вернулся, окончив учебу. Конечно, такое редкое благодеяние, не совместимое ни с советскими законами и политическими традициями, мог оказать своему близкому человеку только самое могущественное лицо в республике – сам Первый. 

Чувство соперничества с Айтматовым сблизило и даже подружило двух ранее непримиримых врагов Ш.Бейшеналиева и Н.Байтемирова. К этому неожиданно возникшему дружескому тандему присоединились авторитетные критики Шаршенбек Үмөталиев, Качкынбай Артыкбаев и еще несколько писателей. За этой новоиспеченной группой стояла гороподобная и важная фигура писателя аксакала А. Токомбаева, имевшего очень солидный авторитет как в кыргызском обществе, так и политических кругах республики. В этой группе, организованной против группы «айтматовцев» было маловато писателей, но по словам сторонников Ч. Айтматова, ей оказывал поддержку аппарат ЦК КП Кыргызстана. «Сила этих не в них самих, а вон там», — говорили они, указывая пальцем на правительственное здание. 

Первое открытое столкновение между этими группами случилось в 1962 году. В начале того года выпустил первую книгу своего романа «Майдан» Узакбай Абдукаимов, переводивший до этого в основном произведения русских классиков. В данной книге были описаны некоторые события, произошедшие на фронтах второй мировой войны, типичные картины жизни населения в тылу и подвиги кыргызских солдат. Сам воевавший целых четыре года У. Абдукаимов, довольно реалистично и с мастерством художника описал данные события, и книга была тепло встречена как среди писателей, так и читателей. Но роман по неизвестным причинам был признан А. Токомбаевым как «произведение, отвергающее метод социалистического реализма», о чем он опубликовал статью (газета «Советтик Кыргызстан» от 11 марта 1962 г.) под названием «Несколько слов о романе «Майдан». Статья, в которой к роману были предъявлены идейные обвинения, вызвала большой резонанс среди писателей и породила различные противоречивые мнения. Причину этой атаки А. Токомбаева на роман «Майдан» писатели старшего поколения объясняли так: оказывается, У. Абдукаимов в качестве героев ввел в роман себя и своих знакомых, а А. Токомбаева изобразил отрицательным героем под именем Апсамат. 

Вслед за статьей А. Токомбаева, Первый секретарь СПК Т. Абдумомунов организовал обсуждение по роману «Майдан». На нем выступили Ш.Бейшеналиев, Н.Байтемиров, М.Абдукаримов, Ш.Үмөталиев и высказались о романе с позиции А. Токомбаева. А давний враг А.Токомбаева Т.Сыдыкбеков и Т.Үмөталиев, С.Эралиев, О.Орозбаев, К.Асаналиев, К.Бобулов и другие встали на защиту «Майдана». Склонило чашу весов в пользу узакбаевского романа выступление Ч. Айтматова, который, несмотря на свою сильную занятость специально пришел на обсуждение и дал роману положительную оценку. 

7. Другим путем

Заседание Президиума ЦК КП Кыргызстана, на котором разбирались бесконечные споры и скандалы в СПК, кажется, состоялось весной 1965 года. 

По словам участников заседания, партийно-правительственные лидеры единогласно и жестко высказались о том, что вместо того, чтобы пропагандировать идеи коммунизма, писатели занимаются склоками и раздуванием скандалов, что совершенно не украшает облик советских писателей и сильно пристыдили всех активных участников группой схватки. Кое-какие критические мнения высказывались и в адрес Чынгыза Айтматова, правда, в более вежливых тонах. Оказывается, отдельные политические руководители посоветовали даже Чынгызу Төрөкуловичу держаться подальше от бесконечных скандалов и разборок среди писателей. Например, самый главный министр (председатель совмина) Кыргызстана того времени Болот Мамбетов якобы ему сказал: «Чынгыз, ты сейчас являешься писателем с мировым именем. Бейшеналиев не та фигура, чтобы тягаться с тобой. Пусть ему дадут хоть четыре должности, он не может ничем повредить тебе. Поэтому ты не теряй своего драгоценного времени на такие склоки и пока можешь, продолжай писать новые произведения. А остальные писатели пусть грызутся между собой. Если кто-то будет задираться, то тебя защитят партия и государство». (Несомненно, стенография тех выступлений хранятся в госархиве и было бы интересно привести отрывки из них. Но, согласно постановлению правительства, был объявлен 50 летний мораторий на их использование). 

Кажется, резкие выступления лидеров на этом заседании охладили пыл двух противоборствующих сторон и даже серьезно вспугнули их, и открытые споры, скандалы сразу же прекратились. Но разные слухи в писательской среде всеравно продолжались распространяться. 

К примеру, один из самых преданных Ч. Айтматову людей, образованный философ и литературный критик А. Салиев стал избегать его, оказывается, ему за это местные партийные боссы обещали какой-то орден и место директора института философии НАН Кыргызстана. Этот Салиев даже уговорил якобы выдающегося писателя Т. Сыдыкбекова, самого весомого и сильного в группе сторонников Ч.Айтматова держаться подальше от него и заняв нейтральное положение, получить тем самым возможность выпустить четырех или пяти томников сборников своих произведений. 

Однажды я заглянул в кабинет Чынгыза Төрөкуловича. Он сидел один. Был грустным. Немного поговорили о том, о сем и я его спросил правда ли эти слухи о Салиеве и Сыдыкбекове. Он сказал, что они имеют основу и сказал:

-Они отказались противостоять официальному давлению на развивающегося нового течения в литературе. И в ЦК КПСС, и Союзе Писателей СССР сложилось доверительное мнение о том, что в Кыргызстане появляется новые литературные силы, которые заставят местную консервативную власть считаться с ними. Когда Москва нам оказывает вот такую поддержку, от меня бегут те, которым я верил и всегда видел в них опору для себя. Это же самое настоящее предательство, которое никогда нельзя простить. Они поняли, что быть рядом со мной и бороться против пережитков сталинизма дело трудное поэтому и отскочили в сторону. На самом деле, на прошлом партийном заседании мы, писатели, приветствующие обновление нашей литературы, потерпели поражение. Я-то не пропаду. Но вы же идете за мной. Наша молодежь, как и молодые писатели других народов, так же имеет права свободно мыслить, изображать жизнь по-другому, обновлять нашу литературу. Но у нас ведь в плане творческого поиска все еще не дают свободу, как в Москве, например. Наши правители все еще остаются Папами, или еще хуже. 

Чынгыз Төрөкулович долго еще говорил в таком русле. Его искренний монолог тронул меня, и я еще несколько дней ходил под его впечатлением

Видимо, критика, высказанная в его адрес на том партийном заседании, советы и наставления и бегство от него авторитетных сторонников заставили Чынгыза Төрөкуловиа задуматься всерьез и определить дальнейшие стратегию и тактику как в творчестве, так и своем поведении. И мне кажется, он понял, что нельзя выражать свою реакцию на общественные события стихийно и необдуманно, а опираться в первую очередь на свой разум и точный рассчет. 

Он убедился в том, что в борьбе за правду, справедливость и прогресс нельзя ни доверять, ни разговаривать всерьез с кыргызскими писателями, полностью зависимыми от местной власти. Он так же отчетливо понял, что ни его вмешательство в скандалы, ни попытки объединяться с кем-либо не приносят лично ему никакой пользы.  

С тех пор Чынгыз Төрөкулович стал не обращать внимания, даже вовсе избегать часто возникающихся скандалов или споров в кыргызской писательской среде. Его так же перестало интересовать, кто что написал, у кого какая вышла книга в кыргызской литературе. В конце 70-х он меня спросил: «Какие хорошие произведения написаны? Есть ли у нас вообще молодежь, способная вырваться на всесоюзную арену?», на что я ответил: «нет, никому пока за вами не угнаться, так что вы можете скакать смело и лихо». 

В те годы много стало тех сереньких и средненьких писателей, которые на ярком свете великого художника хотели блеснуть в глазах людей. Они лезли из кожи вон и выстраивались в длинный очередь за тем, чтобы Ч. Айтматов написал вводное слово для их книг. Конечно, у мастера слова не было ни желания, ни времени прочитать их произведения, подобные сырому хлебу, тем более написать о них что-то вроде похвалы. Но он не смог противостоять натиску таких писак и кто бы из них приносил ему вводное слово, написанным самим же от его имени, великодушно ставил свою подпись и те уходили на седьмом небе от счастья. А что, ведь сам великий Айтматов написал вводное слово! 

Кстати, однажды он (чисто по привычке или инерции) совершил опрометчивый шаг, на который не пошел бы ни один уважающий себя писатель. В один прекрасный день на русском языке вышла в свет монография (автор — Абдылдажан Акматалиев) о творчестве самого Чынгыза Төрөкуловича… с его же одобрительным вступительным словом!

Если бы он это написал на самом деле, то есть, в смысле: «да, данный труд о моем творчестве получился очень хорошим», то образованные русскоязычные читатели смеялись бы одним местом. А образованные кыргызы даже и не обратили на это внимание, и не сочли неприличным. Это еще раз показало провинциальную природу нашей элиты, её неумение отличить хорошее от плохого, её нравственную глухоту. 

Во-вторых, после того партийного заседания, кажется, Чынгыз Төрөкулович посчитал для себя самым важным сохранить симпатию к себе высшей политической элиты Москвы. Некоторые писатели поговаривали о том, что испытывающие к нему такую симпатию, были не только в аппарате ЦК КПСС, но и среди членов Политбюро. Это подтвердил следующий отрывок из мемуара знаменитого русского кинорежиссера Андрея Кончаловского: «Перед началом сьёмок фильма «Первый учитель», я объездил многие места в Кыргызстане. Я это сделал для того, чтобы познать эту страну, почувствовать её музыку, погрузиться в её духовную жизнь. Слушал старинные песни акынов, спал в кыргызской юрте, пил кумыс, перемешивая с водкой. Когда была снята почти половина фильма, в разговоре с первым секретарем ЦК КП Кыргызстана Усубалиевым, я сказал: 

— На этот раз я очень хочу снять настоящую кыргызскую картину. Когда писал сценарий к фильму «Андрей Рублев», я приложил максимум усилий, чтобы написать сценарий настоящего русского фильма. 

Он посмотрел на меня с недоумением и сказал:

-Вы должны снимать не кыргызский фильм, а советский фильм. 

По его лицу было видно, что он недолюбливает меня. Может быть, я что-то сказал не так? Что было плохого в том, что я хотел снять кыргызскую картину? Я тогда не понял смысл такого ответа. 

Конечно, в том фильме я снял кадры, не разрешенные в советских фильмах. Там был эпизод, когда под проливным дождем Алтынай входит в реку абсолютно голой. А ведь в мусульманских странах женщина должна ходить с покрытым лицом. Правда, в кыргызском народе традиции более мягкие, чем в других мусульманских народах. Кыргызская женщина никогда не ходила под паранджой. Но тем не менее ислам остается исламом везде.  

По порядкам того времени, кинокартины, снятые в национальных республиках, снала принимались местными властями, после этого отправлялись в Москву. Партийная власть Кыргызстана категорически не хотела принимать фильм, и как только «Первый учитель» был отснят, его запретили и отправили на «полку», о его демонстрации на экранах не было даже и речи. 

Я не понимал, что вообще происходит. Как будто меня ударили обухом по голове. Указывали, там вырезать, здесь убрать кадр с голой женщиной. Я уперся на своем, заявив, что оставлю его таким, каким снял. 

В то время председателем комитета кино Кыргызстана был замечательный человек Шаршен Усубалиев. Он меня поддерживал с самого начала, и тем самым очень рисковал собой. Его запросто могли снять с должности (вскоре так и случилось). Он очень хвалил картину и настоял, чтобы его выпустили на экран. Правда, он рассчитывал на поддержку со стороны Ч. Айтматова. А слово Айтматова имело солидный вес в республике. Но тезка Шаршена по фамилии, сидящий в ЦК, запрещал принимать фильм, и был очень зол на нас. 

Узнав об этом, Айтматов прямо пошел в ЦК КПСС и зашел к Суслову. А там оказывается, уже лежало письмо, присланное из Фрунзе (ныне Бишкек) о картине с развратной идеей, показывающей кыргызский народ диким и бескультурным. 

-Не дадим вас в обиду, — сказал ему Суслов. – Если ЦК КП Кыргызстана думает, что раньше кыргызы не были дикими, то зачем нужно было делать революцию? Так было дано разрешение на показ фильма народу. Но до этого пролетел год», — вспоминал он. 

В то время М. А. Суслов, после свержения Хрущева, был главным идеологом Советского Союза, вторым политическим лидером в стране. И даже этот человек, которого все считали догматиком, консерватором, серым кардиналом и наконец, ярым сталинистом, оказался более либеральным, чем партийные руководители Кыргызстана. Конечно, поддержка такого человека, как Суслов, для Айтматова была редкой удачей. 

Заслуживший уважения, симпатию и поддержку политической и интеллектуальной элиты Москвы Чынгыз Төрөкулович мог бы не признавать партийно-советских лидеров Кыргызстана. Но эти лидеры, как бы они ни были зависимы от Москвы, имели все же сильную автономную власть и в силу этого могли любого из своих граждан притеснить в плане признания их заслуг, званий, карьеры. Чынгыз Төрөкулович хорошо понимал это и кажется, из-за этих соображений пришел к выводу о том, что не стоит ему тягаться с местной властью, а наоборот, нужно считаться и сотрудничать. 

Коротко говоря, ряд внутренних и внешних причин, толчков и факторов вынудили отказаться Чынгыза Айтматова от прямого участия в борьбе за прогресс в обществе, правду и справедливость. Именно поэтому его человеческая судьба, писательский путь и деятельность в политике пошли в несколько ином направлении. Но итоги этого пути заслуживают отдельного разговора. 

Салижан ЖИГИТОВ

Опубликовано в газете «Бишкек-Times», № 13. 02. 09. 2004 г.

Перевод с кыргызского Бахтияра ШАМАТОВА