Сюжет рассказа гамлет щигровского уезда

Введение

Тема
данной курсовой работы «Записки охотника» И.С. Тургенева: история создания,
проблематика и художественное своеобразие. В.Г. Белинский о «Записках».

 Актуальность
темы данного исследования состоит в том, что интерес литературоведов к
постижению личности И.С. Тургенева и его произведениям «Записки охотника» не
ослабевает, рассказы и очерки часто используются на экзаменах на урока русского
зыка, в рамках комплексного анализа, конечно, и в литературе этот сборник один
из ведущих при изучении творчества классики 19 века. Анализ истории создания,
проблематики и художественных средств поможет расширить интерпретации
литературного произведения. Во время изучения данного сборника мы знакомимся с
историей создания, непосредственно с самим произведением. Мы имеем возможность
по-новому взглянуть на прочитанный в школе рассказ.

Эта книга о
жизни русской провинции, показанной глазами странствующего охотника –
образованного и проницательного человека. В книге мы встречаем представителей
самых разных слоёв общества: от знатных дворян до нищих крестьян. Именно
изображение простонародья сделало книгу знаменитой: современники воспринимали
её как этапное событие в истории русской литературы о крестьянах.

В «Записках охотника» Тургенев
пытался решить одну из наиболее сложных литературных проблем своего времени:
как с помощью приёмов, в большинстве своём заимствованных из западной
литературы, изобразить российскую провинцию, далёкую и чуждую этой культуре? Из
критиков – современников Тургенева наиболее развёрнуто высказался об этой
проблеме Павел Анненков ⁠, в будущем близкий друг и многолетний
корреспондент писателя, в своей статье «По поводу романов и рассказов из
простонародного быта» (1854). Статья вышла уже после «Записок охотника» и во
многом опиралась на тургеневский опыт. Анненков писал, что базовые принципы
изображения человека, привычные для западноевропейской и русской литературы, к
жизни «народа» неприложимы: «Простонародная жизнь не может быть введена в
литературу во всей своей полноте без малейшего ущерба для истины». Так, попытка
представить драматичные конфликты в крестьянской жизни, с точки зрения критика,
неизбежно приводит к искажению реальной жизни «народа». 

Этот важнейший для русской литературы
XIX века культурный разрыв между образованной публикой и массой людей,
мысливших совершенно иными категориями, и пытается преодолеть Тургенев в
«Записках охотника». Эта книга, конечно, рассчитана на образованного читателя,
а не на крестьянина, но крестьянин в ней показан с помощью тех же категорий и
приёмов, которыми пользовались для описания образованных людей, столичных
жителей. 

Большинство рассказов не отличается
динамичным сюжетом – это просто житейские сцены, случайно попавшиеся на глаза
рассказчику. Некоторые персонажи переходят из одного рассказа в другой (таков,
например, охотник Ермолай), некоторые мелькают только один раз. Порой кажется,
что перед нами просто охотничий анекдот (таков «Льгов»), дополненный подробными
портретами персонажей. В то же время никому не придёт в голову считать рассказы
Тургенева байками неискушённого и наивного охотника: это сложная и серьёзная
литература. Рассказчик блестяще владеет литературным языком, проводит аналогии
с западноевропейской литературой (чудаковатый помещик Чертопханов сравнивается
с героями Шекспира). Своих героев Тургенев в большинстве случаев не сводит к
общественным типам – он показывает психологические коллизии, которые у крестьян
не проще, чем у представителей других сословий (например, в «Ермолае и
мельничихе»). Для литературы того времени о «простых» людях всё это было
необычно. 

Объект 
исследования – сборник «Записки охотника» И.С. Тургенева.

Предмет
исследования – проблематика, художественные средства выразительности.

Цель
исследования – изучение и анализ сборника «Записки
охотника», история здания и критика В. Белинского.

Задачи
исследования:

1.     Рассмотреть 
основные положения литературоведения относительно роли сборника «Записки
охотника» И.С. Тургенева.

2.     Раскрыть
функции художественных средств в произведениях сборника.

3.     Определить
особенности проблематики.

4.     Вывить
основные положения критики В. Белинского.

Методы
исследования.

Основными
методами исследования являются:

—
метод комплексного литературно-текстологического анализа;

—
метод субъективной читательской интерпретации прозаического текста.

Краткий
обзор по главам

Во введении
обосновывается актуальность избранной темы, определяются основная цель и
конкретные задачи работы, указываются методы исследования.

Первая глава освещает историю 
создания.

Вторая глава
рассматривает особенности проблематики И.С. Тургенева.

Третья глава посвящена
анализу художественных средств, деталей портрета, а также пейзажных,
психологических и вещных деталей в рассказах И.С. Тургенева «Записки охотника».

Четвертая глава освещает
основные положения критики В. Белинского.

В Заключении обобщаются
теоретические и практические результаты исследования, приводятся основные
положения по материалу работы.

Глава 1. 
История создания сборника «Записки охотника»

У
нас на Руси угрюмого от заспанного не отличишь

И.
Тургенев

Хронологически первый рассказ из
«Записок охотника» – «Хорь и Калиныч», опубликованный в первом номере
«Современника» за 1847 год. Судя по всему, в это время Тургенев ещё не
собирался писать целую книгу, а рассказ сочинил по просьбе редакции. Во главе
«Современника» как раз в этот момент оказались старые знакомые Тургенева
Николай Некрасов и Иван Панаев Иван Иванович Панаев (1812–1862) – писатель,
литературный критик, издатель. Заведовал критическим отделом «Отечественных
записок». В 1847 году вместе с Некрасовым начал издавать «Современник», для
которого писал обзоры и фельетоны. Панаев – автор множества повестей и романов:
«Встреча на станции», «Львы в провинции», «Внук русского миллионера» и другие.
Был женат на писательнице Авдотье Панаевой, спустя десять лет замужества она
ушла к Некрасову, с которым долгие годы жила в гражданском браке.⁠. Успех
нового рассказа – и нового журнала – побудил Тургенева создать целый цикл,
публиковавшийся в «Современнике». В подзаголовке этих публикаций и появляется
формулировка «Записки охотника».

В 1852 году выходит отдельное издание
тургеневского цикла. Книга имела ещё больший успех и была переведена на
несколько языков. В 1870-е Тургенев дополнил цикл рассказами «Конец
Чертопханова», «Живые мощи» и «Стучит!», которые, однако, довольно сильно
отличаются от ранних рассказов. Современники писателя по большей части были не
в восторге от этих дополнений, однако Тургенев включил их в состав книги. В
1852 г. отдельным изданием выходят «Записки охотника» И.С. Тургенева. Начатые в
середине 40-х годов, они прошли через несколько десятилетий творческой
деятельности писателя. С публикации первого очерка «Хорь и Калиныч» (1847) они
всегда отмечались как незаурядное явление русской литературы, однако отдельное
издание выявило новаторство писателя особенно убедительно и отчетливо.

Созданные в основном тогда, когда
самым больным вопросом русской действительности было крепостное право, «Записки
охотника» воспринимались современниками прежде всего в аспекте социальном. Они
стали свидетельством в защиту угнетенного народа.

Тургенев не только ввел в литературу
нового героя, русское крепостное крестьянство, — он сделал это так, что его
произведение явилось своеобразным этическим камертоном, по которому
настраивалась последующая литература в своем обращении к темам из жизни народа.
Однако несомненна роль этого произведения и в общественно-политической борьбе.
«Записки охотника» не сводятся только к прямому протесту против
крепостничества: они дают широкую картину русской жизни с теми ее положительными
началами, хранителем и носителем которых является народ.

Крестьяне в «Записках охотника» — и
квинтэссенция черт определенного сословия, и живые люди во всем многообразии
ярких индивидуальностей. Практический ум Хоря и поэтическая натура Калиныча, трогательно
беззащитная девушка в «Свидании» и угрюмый, полный стихийного благородства
Бирюк, талантливый певец Яков и тихий, весь в духовных поисках Касьян с
Красивой Мечи — все они каждый по-своему несут в себе черты русского
национального характера. Ум народа, его чувства, типы его людей — залог
будущего страны, показатель того, сколько сил в народе задавлено и гибнет без
следа.

Сам прием «хождения» по родной земле
дает возможность писателю увидеть и деревню, и барские усадьбы, и избушку
лесника, и трактир, встретиться с нищим, неграмотным мужиком и с людьми,
европейски образованными. Сатирические образы, подобные самодовольному и
жестокому помещику Пеночкину, соседствуют с трагически сознающим свою
оторванность от действительной жизни героем «Гамлета Щигровского уезда».

Тургенев показывает жизнь русского
человека и его смерть, его любовь и страдания. И всегда, во всех ситуациях,
встречающихся в «Записках охотника», важнейшая функция отводится пейзажу. И
композиционно книга завершается пейзажной зарисовкой «Лес и степь» — апофеозом
русской природы. [4, с.399].

«Записки охотника» — произведение
этапное. Точность и тонкость изображения, поэтическое воссоздание народных
характеров, богатство жанровых форм стали одним из источников дальнейшего развития
и русской литературы, и творчества самого Тургенева.

«Записки охотника», за исключением
трёх добавленных в 1870-е рассказов, печатались на страницах некрасовского
«Современника» и во многом способствовали успеху журнала. Судя по всему,
сначала «Хорь и Калиныч» не задумывался как серьёзное литературное
произведение. По воспоминаниям Тургенева, Панаев попросил его прислать материал
для отдела «Смесь», где обычно печатались небольшие бытовые очерки,
юмористические произведения, интересные новости и т. п. Однако очень быстро
цикл стал восприниматься как важное литературное и общественное событие.

Особенно это относится к его
отдельному изданию, вышедшему в то время, когда Тургенев был под арестом в
своём имении за публикацию запрещённого цензурой некролога Николаю Гоголю.
Цензор, разрешивший публикацию «Записок охотника», князь Владимир Львов ⁠, был
отправлен в отставку: его начальство увидело в книге острую критику дворянского
общества и идеализацию народа. После этого «Записки охотника» неоднократно переиздавались
в прижизненных изданиях Тургенева, который слегка корректировал состав и
композицию книги.

В 1840-е натуральная школа –
направление, поддержанное главным критиком эпохи Виссарионом Белинским, –
активно интересуется устройством и противоречиями современного городского
общества. В Россию приходит жанр физиологического очерка: в таких очерках
изображаются типичные представители городских сообществ, – например, в сборнике
«Физиология Петербурга» можно встретить тексты «Петербургские шарманщики» или
«Петербургский дворник». Было только вопросом времени, когда натуральная школа
обратится к изображению деревенских обитателей. Сам Тургенев, например, в 1845
году выпустил физиологический очерк в стихах – «Помещик», а за год до появления
«Хоря и Калиныча» Дмитрий Григорович опубликовал повесть «Деревня» (1846).
Произведение Григоровича построено на изображении страданий обычного
крестьянина, против которого и общественные условия, и неудачное стечение
обстоятельств. «Деревня» в первую очередь вызывала у читателя сочувствие к его
положению. «Записки охотника» более объективны и сдержанны. Влияние натуральной
школы чувствуется в установке некоторых рассказов, особенно самых первых, на
«научное» описание человека и общества. Показательна первая фраза «Хоря и Калиныча»:
«Кому случалось из Волховского уезда перебираться в Жиздринский, того,
вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и
калужской породой». Деление людей на «породы» по географическому принципу было
вполне в духе науки того времени.

В то же время на Тургенева явно
повлияли западные тексты, в первую очередь проза Жорж Санд (многие рассказы из
«Записок охотника» Тургенев написал во Франции). Жорж Санд известна прежде
всего как автор романов, посвящённых теме женской эмансипации, но это не всё,
что её интересовало: в романе «Чёртово болото» и повести «Франсуа-найдёныш»
французская писательница изобразила культурный конфликт между «цивилизованными»
классами общества (носителями литературного языка и сознания) и простонародьем,
чуждым, по её мнению, этим культурным формам и близким к природе. 

Значим для Тургенева был и опыт
немецкого прозаика Бертольда Ауэрбаха, автора цикла «Шварцвальдские деревенские
рассказы». Теперь Ауэрбах прочно забыт, но в своё время он был одним из самых
известных европейских писателей: например, Михаил Салтыков-Щедрин ставил его в
пример всей русской литературе. Его самое объёмное и известное произведение,
посвящённое жизни простонародья, Тургенев не мог не учитывать.

Глава 2. Проблематика
рассказов и очерков

Спор западников и славянофилов? Лежит
в основе проблематики рассказов.

Некрасов в письме к Тургеневу
сравнивает «Записки охотника» со статьёй Кавелина. Имеется в виду знаменитое
выступление историка и юриста Константина Кавелина «Взгляд на юридический быт
древней России» – один из манифестов западничества. Основания для такого
сопоставления были: современники воспринимали рассказы Тургенева как выражение
«западнического» отношения к России и русской истории. Прямая полемика со
славянофильством встречается в рассказе «Однодворец Овсяников», где
представитель патриархального простонародья с пренебрежением отзывается о
некоем барине Любозвонове:

Вот приезжает к себе в вотчину.
Собрались мужички поглазеть на своего барина. Вышел к ним Василий Николаич.
Смотрят мужики – что за диво! – Ходит барин в плисовых панталонах, словно
кучер, а сапожки обул с оторочкой; рубаху красную надел и кафтан тоже
кучерской; бороду отпустил, а на голове така шапонька мудрёная, и лицо такое
мудрёное, – пьян, не пьян, а и не в своём уме. <…> Стал он им речь
держать: «Я-де русский, говорит, и вы русские; я русское всё люблю… русская,
дескать, у меня душа и кровь тоже русская…» Да вдруг как скомандует: «А ну,
детки, спойте-ка русскую, народственную песню!» У мужиков поджилки затряслись;
вовсе одурели. Один было смельчак запел, да и присел тотчас к земле, за других
спрятался… <…> Что за чудеса такие, батюшка, скажите?.. Или я глуп
стал, состарелся, что ли, – не понимаю.

Я отвечал Овсяникову, что, вероятно,
господин Любозвонов болен.

Любозвонов – это, конечно, пародия на
славянофила (вероятно, на Константина Аксакова ⁠), и даже его попытки
одеться «по-народному» вызывают у мужиков не сочувствие, а ужас и непонимание.

Однако спор со славянофильством в
«Записках охотника» ведётся и на более глубоком уровне. Славянофилы считали
крестьянство в первую очередь носителем традиции, хранителем духовного и
религиозного опыта русского народа, чуждого западному индивидуализму. Тургенев
же показал, что исторические перемены, в том числе петровские реформы, далеко
не чужды русскому крестьянину, который открыт новому и готов поучиться у
Запада. Именно так рассказчик характеризует Хоря:

Всех его расспросов я передать вам не
могу, да и незачем; но из наших разговоров я вынес одно убежденье, которого,
вероятно, никак не ожидают читатели, – убежденье, что Пётр Великий был по
преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях. Русский
человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он
мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперёд. Что хорошо – то ему и
нравится, что разумно – того ему и подавай, а откуда оно идёт, – ему всё равно.
Его здравый смысл охотно подтрунит над сухопарым немецким рассудком; но немцы,
по словам Хоря, любопытный народец, и поучиться у них он готов.

Хорь, как и Калиныч, – яркая
индивидуальность и в то же время обычный русский крестьянин. Идеи, что в
представителях «народа» живёт сильнейшее личностное начало, что реформы Петра
Первого совершенно органичны для русской истории и крестьянства, относятся к
основополагающим идеям западничества и прямо выражены в том числе в статье
Кавелина.  

Для середины XIX века поиск
национальной идентичности – попытки определить, что такое русский народ, каковы
его сущностные свойства и чем он отличается от других народов, – был
исключительно серьёзной проблемой, беспокоившей большинство образованных людей.
Многие русские писатели, например Достоевский, предлагали «интеллигенции»
искать образец подлинно национальных чувств и мыслей среди простонародья.
Тургенев относится к крестьянам несколько иначе. Для него «простой народ», при
всём своеобразии, органическая часть русского общества и истории. Тургеневских
крестьян, по сути, занимают те же проблемы, что и образованных людей: уже в
«Хоре и Калиныче» простые мужики всерьёз задумываются об отношениях России и
Запада или конфликте сословий, а рассказчик угадывает в их действиях связь с
петровскими реформами. Образованным людям Тургенев предлагает не восхищаться
крестьянами и не презирать их, а научиться их понимать; не считать их образцом
для подражания и истоком народного духа или, наоборот, забитыми и жалкими
варварами, а увидеть в них обычных людей, правда со своеобразным языком и
собственной культурой. Рассказчик в «Записках охотника» описывает мужиков в
таких категориях, в каких никому до него не пришло бы в голову о них думать:
«Хорь был человек положительный, практический, административная голова,
рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков,
людей восторженных и мечтательных». Работа по «переводу» между простонародным и
вестернизированным языком, которой занимается тургеневский охотник, способна
хотя бы ослабить социальные противоречия и установить контакты между разными
общественными слоями. 

Образ охотника связывает рассказы в
единый текст.

Рассказы Тургенева объединяет образ
охотника, который странствует по разным губерниям и общается со встречными.
Охота в книге Тургенева – не просто хобби: это занятие, которое позволяет
человеку оказаться ближе к природе и в то же время понять жизнь самых разных
слоёв населения. В рецензии на «Записки ружейного охотника» Сергея
Аксакова ⁠ Тургенев представил своеобразную «диалектику»
общечеловеческих и собственно «охотничьих» черт:

Да не подумают читатели, что «Записки
ружейного охотника» имеют цену для одних охотников: всякий, кто только любит
природу во всём её разнообразии, во всей её красоте и силе, всякий, кому дорого
проявление жизни всеобщей, среди которой сам человек стоит, как звено живое,
высшее, но тесно связанное с другими звеньями, – не оторвётся от сочинения г.
А-ва; оно станет его настольной книгой, он будет её с наслаждением читать и
перечитывать; естествоиспытатель придет от неё в восторг…

Однако из его собственной книги
понятно, что настоящий охотник должен интересоваться и «жизнью всеобщей», и
волнующими «естествоиспытателя» вопросами. Например, в рассказе «Лес и степь»
охотник замечает:

Охота с ружьём и собакой прекрасна
сама по себе, für sich, как говаривали в старину; но, положим, вы не родились
охотником: вы всё-таки любите природу; вы, следовательно, не можете не
завидовать нашему брату…

Охотником в этом смысле может стать
кто угодно: и автор, и читатель книги, и барин, и мужик. Герои «Записок
охотника» вообще неоднократно отмечают, что рассказчик, как бы хорошо он ни
понимал крестьянина, всё же барин. Даже его страсть к охоте осуждают такие,
например, герои, как Касьян с Красивой Мечи или Лукерья из «Живых мощей», по
религиозным соображениям не одобряющие ненужных убийств. Однако многие
крестьяне разделяют увлечение рассказчика – особенно его верный спутник
Ермолай, присутствующий во множестве рассказов.

Формальная функция охотника –
связывать самые различные эпизоды и представлять их читателю. В этом смысле он
чем-то похож на традиционного героя плутовского романа, который предоставляет
читателю возможность посмотреть на жизнь разных людей, с которыми общается
(наподобие гоголевского Чичикова).
Охотник в «Записках» очень мало делает, он скорее не действует, а наблюдает –
не случайно очень часто он спит или притворяется спящим и благодаря этому
становится свидетелем значимых событий и характерных эпизодов, таких как
свидание крестьянки с камердинером (в рассказе, который так и называется –
«Свидание») или ночной разговор мальчиков, стерегущих табун (составляющий
основное содержание «Бежина луга»).

Тургенев, как и многие его известные
современники, действительно увлекался охотой. Это, конечно, не значит, что
рассказчик книги и её автор тождественны, однако их объединяют многие черты –
далеко не только склонность пострелять птиц. Вообще охотники, как известно,
любят рассказывать забавные и увлекательные истории из своего опыта – некое
«литературное» начало в охоте присутствует. Тургеневский охотник пишет,
собственно, совершенно так же, как и сам Тургенев, – на стилистическом уровне
никакой дистанции между автором и рассказчиком заметить не удаётся.

В этом отношении охотник – достойный
собеседник образованного читателя, выписывающего толстые журналы и
интересующегося современной русской литературой.

Однако в то же время охотник легко
находит общий язык и с крестьянами, и с чудаковатыми сельскими помещиками, и с
дворовыми – со всеми теми людьми, которых трудно заподозрить в серьёзных
литературных интересах. Ему удаётся разговорить замкнутого и недолюбливающего
дворян Хоря, молчаливого и мрачного героя рассказа «Бирюк» и даже загадочного
Касьяна, – по всей видимости, сектанта, не желающего выдавать своих секретов
барину. В этом смысле охота становится поиском не только дичи, но и новых
людей, за которыми герой любит наблюдать.

Положение охотника в книге Тургенева
исключительно: он единственный в западном смысле образованный человек, который
легко уживается в русской провинции. Остальным людям, разбирающимся, например,
в немецкой философии (это была своеобразная визитная карточка московских
студентов, в том числе молодого Тургенева), в российской глубинке не место.
Наиболее последовательно эта мысль проводится в «Гамлете Щигровского уезда» –
главный герой этого рассказа совершенно безжалостно доказывает, что отличное
образование не только не помогает ему, но и делает его совершенно лишним в
жизни человеком:

– Вы, милостивый государь, войдите в
моё положение… Посудите сами, какую, ну, какую, скажите на милость, какую
пользу мог я извлечь из энциклопедии Гегеля? Что общего, скажите, между этой
энциклопедией и русской жизнью? И как прикажете применить её к нашему быту, да
не её одну, энциклопедию, а вообще немецкую философию… скажу более – 
науку?

Он подпрыгнул на постели и забормотал
вполголоса, злобно стиснув зубы:

 – А, вот как, вот как!.. Так
зачем же ты таскался за границу? Зачем не сидел дома да не изучал окружающей
тебя жизни на месте? Ты бы и потребности её знал, и будущность, и насчёт
своего, так сказать, призвания тоже в ясность бы пришёл… Да помилуйте, –
продолжал он, опять переменив голос, словно оправдываясь и робея, – где же
нашему брату изучать то, чего ещё ни один умница в книгу не вписал! Я бы и рад
был брать у ней уроки, у русской жизни-то, – да молчит она, моя голубушка.

Проблемы, которые поднимает
«энциклопедия Гегеля», здоровому русскому человеку не нужны: герой сам
объясняет, что в жизни ему нужно было бы не размышлять о своём положении, а
действовать. Даже принимая решение жениться, он руководствуется своего рода
«философией», похожей на ту, что изучал в Германии, – он любит не саму невесту,
а свои мысли о ней: «Софья мне более всего нравилась, когда я сидел к ней
спиной или ещё, пожалуй, когда я думал или более мечтал о ней, особенно
вечером, на террасе». Болезненная рефлексия «Гамлета» совершенно не похожа,
например, на рефлексию романтического героя типа Печорина:
она не свидетельствует ни об оригинальности, ни о внутренней силе героя. Тот и
сам отрекается от собственного имени и от претензий на индивидуальность:

…Не спрашивайте моего имени ни у меня,
ни у других. Пусть я останусь для вас неизвестным существом, пришибленным
судьбою Васильем Васильевичем. Притом же я, как человек неоригинальный, и не
заслуживаю особенного имени… А уж если вы непременно хотите мне дать
какую-нибудь кличку, так назовите… назовите меня Гамлетом Щигровского уезда.
Таких Гамлетов во всяком уезде много, но, может быть, вы с другими не
сталкивались…

Какая-то злая судьба преследует всех
образованных героев цикла Тургенева: «образованная, умная, начитанная» героиня
рассказа «Уездный лекарь» умирает от непонятной болезни, несмотря на все усилия
врача; чахотка губит студента Авенира Сорокоумова из рассказа «Смерть», который
«любопытствовал знать, что, дескать, до чего дошли теперь великие умы».
Очевидно, учение в Германии и чтение Гегеля не очень-то хороший способ найти
себе место в провинциальной России. Ещё печальнее результат поверхностного
усвоения западной культуры: отвратительную пародию на «культурного человека»
являет собой, например, камердинер из «Свидания», невероятно пекущийся о своей
внешности. Его «красные и кривые пальцы», украшенные «серебряными и золотыми
кольцами с незабудками из бирюзы», составляют уродливый контраст живым
незабудкам, принесённым на свидание простой и искренней крестьянской девушкой,
которую он бросает без сожаления и, не обращая внимания на её слёзы, кичится
перед ней своим, по его представлениям, культурным преимуществом: «В деревне –
зимой – ты сама знаешь – просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто
такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома
какие, улицы, а обчество, образованье – просто удивленье!..».

В рассказе «Бежин луг» тургеневский
охотник рассказывает образованному читателю о крестьянских суевериях.
Рассказчик становится свидетелем разговора между крестьянскими мальчиками,
обсуждающими различные сверхъестественные явления. Разумеется, образованный
охотник (и, видимо, его читатель) не верит в русалку и лешего. Однако он не
пытается «разоблачать» суеверия, напротив, в рассказе природа описана таким
образом, что как бы объясняет веру мальчиков в сверхъестественное:

Между тем ночь приближалась и росла,
как грозовая туча; казалось, вместе с вечерними парами отовсюду поднималась и
даже с вышины лилась темнота. Мне попалась какая-то неторная, заросшая дорожка;
я отправился по ней, внимательно поглядывая вперёд. Всё кругом быстро чернело и
утихало, – одни перепела изредка кричали. Небольшая ночная птица, неслышно и
низко мчавшаяся на своих мягких крыльях, почти наткнулась на меня и пугливо
нырнула в сторону. Я вышел на опушку кустов и побрёл по полю межой. Уже я с
трудом различал отдалённые предметы; поле неясно белело вокруг; за ним, с
каждым мгновением надвигаясь, громадными клубами вздымался угрюмый мрак. Глухо
отдавались мои шаги в застывающем воздухе. Побледневшее небо стало опять синеть
– но то уже была синева ночи. Звёздочки замелькали, зашевелились на нём.

Такое ощущение, что в самой природе
есть загадки и тайны, непостижимые даже для вполне культурного охотника.
Конечно, вряд ли его «водил леший», однако какая-то сила сбивает рассказчика с
пути и не даёт ему найти верную дорогу. Вера в тайны природы, которые нельзя
познать до конца, оказывается как бы аналогом крестьянских суеверий. Охотник не
«снисходит» до суеверных мальчиков, а находит в сознании современного
городского человека явления, во многом схожие с их убеждениями. Финал рассказа –
гибель пастушка, услышавшего голос водяного, – ещё больше усиливает
фантастическое впечатление: читатель не может понять, идёт ли речь о случайном
совпадении или о каком-то загадочном, непостижимом предчувствии, которое
представитель «простого народа» воспринимает как действие нечистой силы.

Образ крепостного права в сборнике.

В воспоминаниях Тургенев утверждал,
что ключевая проблематика рассказов – это крепостничество:

Я не мог дышать одним воздухом,
оставаться рядом с тем, что я возненавидел; для этого у меня, вероятно,
недоставало надлежащей выдержки, твёрдости характера. Мне необходимо нужно было
удалиться от моего врага затем, чтобы из самой моей дали сильнее напасть на
него. В моих глазах враг этот имел определённый образ, носил известное имя:
враг этот был – крепостное право. Под этим именем я собрал и сосредоточил всё,
против чего я решился бороться до конца, с чем я поклялся никогда не
примиряться… <…> «Записки охотника», эти, в своё время новые,
впоследствии далеко опережённые этюды, были написаны мною за границей;
некоторые из них – в тяжёлые минуты раздумья о том: вернуться ли мне на родину,
или нет?

Современники действительно видели в
книге отчётливо заявленный антикрепостнический пафос. Например, Герцен писал:

У Тургенева есть свой предмет
ненависти, он не подбирал крохи за Гоголем, он преследовал другую добычу – помещика,
его супругу, его приближённых, его бурмистра и деревенского старосту. Никогда
ещё внутренняя жизнь помещичьего дома не подвергалась такому всеобщему
осмеянию, не вызывала такого отвращения и ненависти. При этом надо отметить,
что Тургенев никогда не сгущает краски, не употребляет энергических выражений,
напротив, он рассказывает совершенно невозмутимо, пользуясь только изящным
слогом, что необычайно усиливает впечатление от этого поэтически написанного
обвинительного акта против крепостничества.

Тургеневское отношение к крепостному
праву очень последовательно заявлено во многих его рассказах. Так, в «Малиновой
воде» показано, как угнетают крестьян разные поколения графского семейства:
вольноотпущенный по прозвищу Туман, восхищающийся барским величием старого
графа екатерининских времён Петра Ильича, упоминает, что тот разорился из-за
«матресок», то есть своих подневольных любовниц, которые, в свою очередь,
злоупотребляют полученной властью:

Ох, уж эти матрески, прости господи!
Оне-то его и разорили. И ведь всё больше из низкого сословия
выбирал.<…> Особенно одна: Акулиной её называли; теперь она покойница, –
царство ей небесное! Девка была простая, ситовского десятского дочь, да такая
злющая! По щекам, бывало, графа бьёт. Околдовала его совсем. Племяннику моему
лоб забрила: на новое платье щеколат ей обронил… и не одному ему забрила лоб.
Да… А всё-таки хорошее было времечко!

Тут же оказывается, что сын и
наследник графа Валериан Петрович отказывается простить мужика Власа, который
не может вносить оброк: прежде деньги ему доставал недавно умерший сын. 

Мужики у Тургенева не просто
несчастны: условия жизни калечат их психику. Туман, напомним, искренне
восхищается старыми временами, когда жили на широкую ногу. В рассказе «Два
помещика» охотник прямо упрекает помещика Мардария Аполлоныча, который выселил
своих крестьян в скверные, тесные избёнки без единого деревца вокруг, отнимает
у них последнее и порет почём зря. Однако выпоротый буфетчик стоит за своего
барина горой: «А поделом, батюшка, поделом. У нас по пустякам не наказывают;
такого заведенья у нас нету – ни, ни. У нас барин не такой; у нас барин…
такого барина в целой губернии не сыщешь».

Образы дворян рассказах.

Принято говорить, что «Записки
охотника» посвящены жизни «простого народа». Это не совсем точно: среди героев
книги встречаются далеко не только крестьяне, но и люди другого общественного
положения, в том числе дворяне. При этом далеко не всегда просто провести
границы между «народом» и «ненародом»: однодворец Овсяников, например, явно
психологически близок к крестьянину, но сам к крестьянам не относится; бедные
помещики подчас живут почти так же, как их крестьяне. Относительно некоторых
персонажей довольно трудно сказать, к какому сословию они относятся, – таков,
например, Дикий-Барин из «Певцов». Видимо, культурные различия здесь важнее,
чем сословная принадлежность.

Тургеневский рассказчик, сам будучи
носителем вестернизированной дворянской культуры, готов с пониманием и
интересом отнестись к людям другого образования и воспитания, чем он сам.
Однако провинциальные помещики, которые в принципе не слишком сильно отличаются
от самого охотника, обычно вызывают у него беспощадную иронию. Часто они
изображаются как нелепые и странные чудаки, привычки которых далеко не
безобидны. Например, барыне из рассказа «Пётр Петрович Каратаев» приходит
фантазия женить соседа на своей компаньонке, а когда оказывается, что он
влюблён в её крестьянку, она делает всё от неё зависящее, чтобы помешать их
счастью, и в итоге разрушает их жизнь. Чудовищный паноптикум таких чудаков
представлен в первой половине «Гамлета Щигровского уезда». «Вечный студент»
Войницын, например, изображён не просто как человек слабовольный или неумный. Анекдот
о том, как он неудачно сдаёт экзамены, написан так, чтобы продемонстрировать
полное отсутствие чувства собственного уважения, готовность и способность
унижаться безо всякого смысла и перспективы:

Войницын, который до того времени
неподвижно и прямо сидел на своей лавке, с ног до головы обливаясь горячей
испариной и медленно, но бессмысленно поводя кругом глазами, – вставал,
торопливо застёгивал свой вицмундир доверху и пробирался боком к
экзаменаторскому столу. <…> «Прочтите билет», – говорят ему. Войницын
подносит обеими руками билет к самому своему носу, медленно читает и медленно
опускает руки. «Ну-с, извольте отвечать», – лениво произносит тот же профессор,
закидывая туловище назад и скрещивая на груди руки. Воцаряется гробовое
молчание. <…> «Однако ж это странно, – замечает другой экзаменатор, – что
же вы, как немой, стоите? ну, не знаете, что ли? Так так и скажите». –
«Позвольте другой билет взять», – глухо произносит несчастный. Профессора
переглядываются. «Ну, извольте», – махнув рукой, отвечает главный экзаменатор.
Войницын снова берёт билет, снова идёт к окну, снова возвращается к столу и
снова молчит как убитый. Посторонний старичок в состоянии съесть его живого.
Наконец его прогоняют и ставят нуль. Вы думаете: теперь он, по крайней мере, уйдёт?
Как бы не так! Он возвращается на своё место, так же неподвижно сидит до конца
экзамена, а уходя восклицает: «Ну баня! экая задача!» И ходит он целый тот день
по Москве, изредка хватаясь за голову и горько проклиная свою бесталанную
участь. За книгу он, разумеется, не берётся, и на другое утро та же повторяется
история.

Проблематика человек – животные.

Тургеневский охотник, да и многие его
спутники, наделён впечатляющими познаниями о природе: он легко опознаёт
множество видов птиц и растений, которые большинству читателей нашего времени,
выросших не в собственном поместье, а в городе, вряд ли будут знакомы. В то же
время его способность сочувственно и тонко воспринимать природу иногда подаётся
не без иронии. Особенно это заметно в постоянных попытках рассказчика понять
смысл действий и психологию охотничьей собаки. Конечно, интересоваться собаками
для охотника нормально, но тургеневский герой думает и говорит о них буквально
теми же словами, что и о людях, в результате чего описываются, например, сложная
мимика и серьёзный внутренний мир собак. В «Хоре и Калиныче» «Федя, не без
удовольствия, поднял на воздух принуждённо улыбавшуюся собаку и положил её на
дно телеги»; в «Ермолае и мельничихе», следующем рассказе цикла, эта странная
деталь объясняется, впрочем, не вполне ловко: «Известно, что собаки имеют
способность улыбаться, и даже очень мило улыбаться». В других рассказах собаки
тоже встречаются постоянно, и зачастую в довольно комичном контексте: например,
во «Льгове» упомянуто их «благородное самоотвержение», состоящее в попытках
принести подстреленную дичь. 

Описания животных бывают у Тургенева
почти антропоморфными, и наоборот. Вот, например, портрет собаки охотника
Ермолая: «Раз как-то, в юные годы, он отлучился на два дня, увлечённый любовью;
но эта дурь скоро с него соскочила. Замечательнейшим свойством Валетки было его
непостижимое равнодушие ко всему на свете… Если б речь шла не о собаке, я бы
употребил слово: разочарованность». А вот портрет самого Ермолая – почти
зооморфный: «Мне самому не раз случалось подмечать в нём невольные проявления
какой-то угрюмой свирепости: мне не нравилось выражение его лица, когда он
прикусывал подстреленную птицу. <…> …Мужики сначала с удовольствием
загоняли и ловили его, как зайца в поле, но потом отпускали с богом и, раз
узнавши чудака, уже не трогали его, даже давали ему хлеба и вступали с ним в
разговоры…»

В жуткой сцене убийства лошади из
«Конца Чертопханова», где герой, охваченный собственными страхами (он уверен,
что его любимого коня подменили), в упор стреляет в верно служащее ему
животное, конь вызывает у повествователя серьёзное сочувствие, а человек,
ставящий собственные фантазии выше живого существа, явно осуждается.

Как связаны человек и природа в
«Записках охотника»?

Едва ли не самое знаменитое качество
«Записок охотника» – обилие пространных пейзажных зарисовок, часто прямо не
связанных с сюжетом (школьные учителя, как известно, очень любят их
использовать в качестве материала для диктантов). Тургеневские описания природы
выполняют в книге множество функций. С одной стороны, это всегда типично
русская природа, на фоне которой действуют типично русские люди. На её фоне как
бы сглаживаются социальные противоречия и остаются только общие для всех
персонажей «Записок охотника» национальные чувства. С другой стороны, природа –
источник универсальных, общих чувств и проблем. Пример обеих тенденций –
рассказ «Смерть», где постепенное умирание старых деревьев явно ассоциируется с
тем, как «умирают русские люди» – причём и крестьяне, и студенты. Интересно,
что охотник описывает свои впечатления от гибели старой рощи словами поэта
Алексея Кольцова, который часто воспринимался именно как выразитель
простонародного духа:

Где ж девалася
Речь высокая,
Сила гордая,
Доблесть царская?
Где ж теперь твоя
Мочь зелёная?..

Русский человек крестьянин Архип
спокойно относится к гибели леса, что предвещает изображаемое в рассказе
«русское» равнодушие к собственной гибели, зато сентиментальный немецкий
управляющий громогласно выражает сожаление, что всеми присутствующими
воспринимается с иронией. В «Трёх смертях» Льва Толстого, например, чуждым
природе и народу оказывается барская жизнь, у Тургенева же, напротив, русского
барина и русского крестьянина всё же больше связывает, чем разъединяет.

Наконец, способность эстетически
любоваться природой у Тургенева присуща и образованному барину, и простой
девке. Русские леса и степи вызывают восторг не только у посвящающего им
множество страниц охотника, но и у искалеченной Лукерьи из «Живых мощей», и даже
у простой девушки Акулины, героини «Свидания», которая сначала говорит о
практической пользе от некоторых растений, а потом переходит к красоте природы
и собственной любви:

«Это я полевой рябинки нарвала, –
продолжала она, несколько оживившись, – это для телят хорошо. А это вот череда –
против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика
я ещё отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка… А вот это я для
вас, – прибавила она, доставая из-под жёлтой рябинки небольшой пучок
голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, – хотите?»

Природа ассоциируется у Тургенева со
смертью и красотой – силами, которые в мире писателя вызывают схожую
эмоциональную реакцию едва ли не всех русских людей, кроме окончательно и безнадёжно
испорченных (наподобие возлюбленного Акулины Виктора): именно это и даёт
рассказчику надежду на то, что пропасть между образованными и необразованными,
помещиками и крестьянами, «идеалистами» и «реалистами» всё же можно преодолеть.

Глава 3. Художественное
своеобразие сборника

В «Записках охотника» главенствуют
три темы: жизнь крестьян, помещиков и смешанного образованного сословия. В
русской литературе не было книги, в которой столько бы давалось картин жизни,
рядом ставились лицом к лицу главные сословия. Даже «Мертвые души» —
произведение, лишь «с одного боку» коснувшееся России. Более узкими по теме
окажутся и позднее вышедшие «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина, где
воспроизведен в основном провинциальный чиновничий мир. Главный пафос «Записок
охотника» — в изображении сдавленных крепостничеством народных сил.

Крепостничество выступает в «Записках
охотника» во всех ракурсах жизни: название деревни — Колотовка («колотить»),
«дубовщина» — может быть в значении силой, дубьем отнятая земля. Непроницаемый,
недоверчивый Хорь заметно оживляется, когда собеседник заговаривает с ним о
«свободе», о «воле», то есть об откупе от «доброго» барина.
Рассказ «Бурмистр» — самое сильное антикрепостническое произведение Тургенева.
В рассказе запечатлена главная картина крепостнических взаимоотношений. Зримо
на одном полотне выведены барин и мужик. Лицемерно-вежливое распоряжение
Пеночкина о камердинере, забывшем нагреть вино само за себя говорит. Можно себе
представить, что ожидает двух непокорных крестьян у такого барина.Тургенев
решился воспроизвести тяжелую картину порки крестьян, когда в имении помещика
Стегунова до гостей, сидевших на балконе за чаем, долетал «звук мерных и частых
ударов, раздававшихся в направлении конюшни: «Чуки-чуки-чук! Чуки-чук! Чуки-чук!»
(«Два помещика»).

В «Записках охотника» много
эзоповских иносказаний, намеков. Умирающая Лукерья в «Живых мощах» утешает
себя: «Привыкла, обтерпелась — ничего; иным еще хуже бывает». Куда же еще хуже?
Но она радеет о крестьянах, изнывающих на барщине и оброке.

Весь ужас был именно в этой
обыденщине, обезличке, бесправности. Тургенев не изображает злодеев. А между
тем чувствуется до предела накаленная атмосфера жизни.

Самым тяжким преступлением
крепостничества было убиение живой души в подневольном рабе, лишение его всех
человеческих прав. Особенность изображения их у Тургенева — сдержанность,
тонкость рисунка, многозначность ситуации, высокая обобщающая художественность.
Вся бестолковщина крепостнического хозяйствования, убивающая у крестьян любовь
к труду и самый смысл труда, показана в рассказе «Льгов». Из рук в руки
переходившая ревизская душа, загнанная противоречивыми, капризными
распоряжениями сменявшихся бар, дворовый мужик Сучок успел побывать и рыболовом
(хотя в местной реке и рыбы-то нет), и кучером, два раза поваром (хотя ничего
стряпать не умел), и «кофишенком» (кофе подавал), и звали его по приказу барыни
не Кузьмой, а Антоном. Был он и «ахтером», и «фалетором» (форейтором),
садовником, доезжачим, сапожником. Не дозволено было ему и жениться. Так
бессмысленно прожил бобылем и доживает мужиченко по прозвищу Сучок, чуть не
утопивший на своем дощанике автора-рассказчика.

Тургенев осмеял
горе-рационализаторские затеи помещицы, мало смыслившей в хозяйстве, но
заведшей сельскую бюрократию («Контора»). Двойным гнетом легла на плечи мужиков
разведенная бумажная волокита: появились кроме прежних начальников спевшиеся в
круговой поруке главный конторщик нагловатый Николай Еремеич и его
тунеядцы-секретари и кассиры… Комическую бессмыслицу барыни они превратили в
источник наживы и за ее спиной вершили свои темные дела, обирая и ее.
Не щадит своего же брата крестьянина чуть только пригретый господами дворовый
или управляющий: бурмистр Софрон Яковлевич выглядит пострашнее самого упоминавшегося
Пеночкина — «собака, а не человек».

В «Записках охотника» разоблачаются и
катастрофические экономические последствия «цивилизаторской» деятельности
крепостников, подрывающей сами основы труда крестьянина на земле. В «Двух
помещиках» рассказывается о хозяйственной деятельности важного сановника,
вздумавшего было все свои поля засеять маком. С деятельностью этого сановника
перекликается «хозяйствование» Чертопханова Пантелея Еремеевича. В бесчинствах
провинциального помещика, как в капле воды, отражаются бесчинства иного,
государственного ранга. Вспомним, например, Аракчеева – организатора военных
поселений.

Тургенев показывает развращающее
воздействие крепостнического самодурства на психологию народа. Человек,
подобный Кузьме Сучку, перестал быть хозяином своей судьбы и привык к
противоестественному порядку вещей. Одна крестьянская судьба цепляется в книге
Тургенева за другую, возникает единая, «хоровая» судьба народа в беззаконной,
крепостнической стране. Со страниц «Записок охотника» встает монументальный
образ крепостного строя жизни, губительно влияющего на жизнь всей русской
нации.

Живые силы России, подлинное величие
русского человека, поэзия его души, деликатность чувств живут по преимуществу в
среде простых крестьян. Почти во всех случаях встречи охотника с героями
рассказов происходят обыденно: в поисках ночлега, тех мест, где хорошая тяга,
где водятся глухари, вальдшнепы; но всегда эти встречи — открытия. А в рассказе
«Бежин луг» использован поэтический прием: рассказчик-охотник заблудился в лесу
и, наконец, с высокого обрыва увидел за речкой на лугу мальчиков и лошадей. К
их огоньку он и подошел. Это — символический, художественно оправданный прием:
заблудиться, чтобы открыть… А открыл он богатый, полный фантастики и мудрости
народный духовный мир, мир поверий, сказок, пример удали, выразившийся во всей
неподдельной искренности юных непорочных душ.

Эта поэзия народной души подымается
на более высокую ступень в рассказе «Певцы». С набожной серьезностью слушают
крестьяне песни. Жиздринский рядчик, с его веселой, бездумной песенкой, не
увлек слушающих так сильно, как Яшка Турок, с чувством пропевший «Не одна во
поле дороженька пролегала». 

Этот образ охватывает и природу.
Через всю книгу проходит повторяющийся мотив изуродованного, безжизненного пейзажа.
Впервые он появляется в «Хоре и Калиныче», где сообщается об орловской деревне,
расположенной близ оврага. В «Певцах» деревня Колотовка рассечена на две
половины «страшным оврагом», его не оживляют ни растительность, ни ключи. Образ
страшного, проклятого людьми урочища возникает в «Бежине луге»: это Варнавицкий
овраг, в котором бродит призрак грозного барина Ивана Ивановича.

В «Записках охотника», кажется, все
герои вышли из рук природы, ее нерушимых законов, а испорчены обществом. Все
неприятности — от социальных отношений.

Природа у Тургенева – образ
универсальный, объединяющий обращенные к нему «частные» образные миры,
собирающий в живое единство отдельные очерки и рассказы книги. По законам
природной жизни возникают и разрешаются в «Записках» многочисленные конфликты,
в том числе и конфликт основной, между двумя Россиями – «живой» и «мертвой». В
мире людей, живущих в союзе с природой, зло и неправда относительны, как духота
и зной. В жизни, как она изображается Тургеневым, есть свою диалектика, приводящая
крайние проявления бытия к «снимающему», гармоническому разрешению. 

Едва ли не ведущая роль в создании
эстетического единства книги принадлежит охотнику-рассказчику. В нем есть
удивительный талант приобщения, его присутствие никого не стесняет и часто
остается как бы незамеченным. И хотя он дворянин, в строе мыслей и чувств
повествователя важно совсем другое. Он – охотник, коренной русский человек. На
этой общей для барина и мужика основе возникает особый характер взаимоотношений
рассказчика с людьми из народа. Эти люди доверчиво сообщают ему свои тайны,
обнажая перед ним интимные уголки своих душ. Повествователь ловит минуты таких
сердечных откровений. Именно потому Россия в «Записках охотника» схвачена на
поэтическом взлете, на едином дыхании. Охотнику широко доступно чужое «я»,
чувства и переживания человека из народа. Как Касьян – правдоискатель, он тоже
человек бессемейный, непоседа и правдолюбец, скитающийся по Руси. Как Ермолай и
Калиныч, он тонко чувствует лес вплоть до каждого дерева и каждой птицы в нем,
степь вплоть до каждого насекомого и каждой былинки в ней.
Образ рассказчика в «Записках охотника» очень нужный и активный. Он выступает в
нескольких обличиях. То как охотник, сталкивающийся с интересными лицами, то он
простой соглядатай встречи, разговора, то он барин, то рассказчик. Но всегда он
симпатичен, благороден, ближе к крестьянам-праведникам, чем к господам.

В «Записках охотника» Тургенев
впервые ощутил Россию как единство, как живое художественное целое. По
отношению к этому универсальному образному миру с его внутренней гармонией
будет оцениваться жизнеспособность лучших героев в романах Тургенева, да и в
творчестве других русских писателей. 

В книге Тургенева захватывается
всероссийский социальный конфликт, сталкиваются и спорят друг с другом две
России: официальная, крепостническая, мертвящая жизнь, с одной стороны, и
народно-крестьянская, живая и поэтическая, с другой. И все герои, эту книгу
населяющие, так или иначе тяготеют к двум полюсам – «мертвому» или «живому».

Характеризуя героев из народа,
Тургенев выходит за пределы «частных» индивидуальностей к общенациональным
силам и стихиям жизни. Характеры Хоря и Калиныча, как два полюса магнита,
начинают притягивать е себе всех последующих, живых героев книги. Одни из них
тяготеют к поэтичному, душевно-мягкому Калинычу, другие — к деловому и
практичному Хорю.

Устойчивые, повторяющиеся черты у
поэтически одаренных героев Тургенева проявляются даже в портретных
характеристиках: внешний облик Калиныча перекликается с портретом Степушки и
Касьяна. Родственных героев сопровождает, как правило, пейзажный лейтмотив.
Такую же роль играет в книге тема музыкальной одаренности русского народа.
Песня сближает людей: сквозь отдельные судьбы она ведет к судьбе общерусской,
роднит героев между собою. Песня Якова Турка в «Певцах» «Не одна в поле
дороженька пролегала» собирает в фокус лучшие душевные порывы Калинычей,
Касьянов, Власов, Ермолаев и их подрастающую смену – детишек из «Бежина луга».
Ведь мирный сон крестьянских детей у костра под звездами тоже овеян мечтой о
сказочной земле, в которую верит, которую ищет странник Касьян. В ту же страну
обетованную, где «живет человек в довольстве и справедливости», зовет героев
протяжная русская песня Якова.

Крестьяне в Записках охотника» —
крепостные, зависимые люди, но рабство не превратило их в рабов. Как ни
восхищен Тургенев поэтической мощью и нравственной чистотой России народной, он
замечает, тем не менее, что века крепостной неволи отучили народ чувствовать
себя хозяином родной земли, гражданином. Эта мысль особенно тревожит писателя в
созданных вслед за прославленными «Записками охотника» новыми повестями из
народного быта, над которыми Тургенев работал в трудных условиях.

Этот цикл отличается поэтической
цельностью. Поэтическая цельность «Записок охотника» достигается посредством
введения образа рассказчика и постановки во всех очерках и рассказах общей
проблемы. Первые очерки из «Записок охотника» создавались И. С. Тургеневым в
период тесного общения с В. Г. Белинским и Н. А. Некрасовым, под их непосредственным
идейным влиянием.

В «Записках охотника» рассказчик в
живой и увлекательной форме повествует о своих случайных встречах и беседах с
многочисленными героями, сопровождая рассказ зарисовками природы, беглыми
характеристиками народного быта, нравов и говоров Орловского края. Глубина
типического обобщения в ранних очерках и рассказах сочетается со статичностью в
изображении характеров.

Ограниченный узкими сюжетными рамками
очерка и рассказа, в пределах которых невозможно было показать героев в действии
и взаимных столкновениях, раскрывающих наиболее полно их характеры, Тургенев
прибегает к максимальному использованию других художественных средств. Именно
жанровой спецификой «Записок охотника» объясняется преобладание в них портрета,
мастерски построенного диалога, лаконичной и выразительной речевой
характеристики героев, превосходных пейзажных зарисовок. Художественное
единство и стройность очеркам и рассказам Тургенева 40-х годов придает точная
композиционная расстановка персонажей, а также часто встречающиеся
сравнительные авторские характеристики. Именно так построены «Хорь и Калиныч»,
«Два помещика», «Лебедянь», «Малиновая вода» и др.

По своей идейной направленности очерк
«Хорь и Калиныч» явился программным. В нем уже наметились все основные линии,
по которым развивалось в дальнейшем содержание «Записок охотника».

В «Хоре и Калннычс» сюжет
развертывается в манере объективной зарисовки с натуры. Очерк начинается с
точного указания места действия: с описания Волховского и Жиздринского уездов
Орловской и Калужской губерний. Затем охотник-рассказчик по принципу антитезы
рисует предельно обобщенные портреты орловского и калужского мужиков,
подчеркивая с самого начала различие между барщинным и оброчным существованием
их. Причем эти бытовые зарисовки и наблюдения рассказчика, сюжетно не связанные
с основным содержанием очерка — изображением Хоря и Калиныча, имеют прежде
всего этнографическое значение. Очерк лишен событийной основы сюжета и
активного развития действия. Все повествование строится вокруг встреч
рассказчика с различными персонажами: Полутыкиным, Федей, Калинычем и Хорем.
Идейно-художественное значение «Хоря и Калиныча» не в описании быта и нравов: в
очерке Тургенев поставил основной вопрос эпохи — о социально-экономической,
юридической и моральной несостоятельности крепостничества.

В «Хоре и Калиныче» писатель отразил
тенденции народного развития, показав два наиболее характерных типа русского
мужика. Основное внимание в очерке сосредоточено на изображении общественных
связей личности и характеров. Противопоставление оброчных и барщинных мужиков,
данное в начале очерка, получает дальнейшее поэтическое развитие и
сравнительной характеристике Хоря и Калиныча. Умный, хозяйственный Хорь,
добившийся барского разрешения перейти на оброк, приобретает «фактическую
независимость» и самостоятельность. Занимаясь торговлей маслом и дегтем, он
«обстроился, накопил дсньжопку». «Человек положительный, практический,
административная голова, рационалист», этот крепостной мужик во всем
превосходил своего барина и «насквозь видел» его. Калиныч, напротив, находился
к полной зависимости от Полутыкина. Вынужденный ежедневно сопровождать барина
на охоту, он не имел возможности заниматься хозяйством, «перебивался кое-как».

Образы Хоря и Калиныча обрисованы в
гоголевской манере: через описание внешности, бытовые детали и мир вещей.
Процесс типизации характера Хоря, например, начинается уже с описания усадьбы и
внутреннего убранства избы. Усадьба его состояла пз нескольких сосновых срубов,
соединенных заборами, перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими
столбиками. В избе «ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых
стен; и углу, перед тяжелым образом в серебряном окладе, теплилась лампадка;
липовый стол недавно был выскоблен и вымыт». Все вокруг Хоря — и усадьба его, и
«большое семейство, покорное и единодушное», и добрая еда в избытке (хороший
квас, пшеничный хлеб, молоко) — свидетельствовало о прочности положения этого
рачительного хозяина.

Однако основным средством
психологической характеристики героев в «Хоре и Калиныче» является портрет.
Характер умного русского мужика Хоря раскрывается посредством сравнения его с
древнегреческим мудрецом Сократом: «…старик — лысый, низкого роста, плечистый и
плотный. Склад его лица напоминал Сократа: такой же высокий, шишковатый лоб,
такие же маленькие глазки, такой же курносый нос». Этот авторский прием имел не
только художественное значение, но заключал в себе глубокий социальный смысл.
Сопоставление крепостного мужика с великим философом со всей очевидностью
раскрывало антикрепостнический пафос очерка. А убеждение рассказчика,
вынесенное из разговоров с Хорем, что «Петр Великий был по преимуществу русский
человек, русский именно в своих преобразованиях», еще более типизировало
характер Хоря как носителя творческого, созидательного начала и усиливало
социально-политическое звучание очерка. Логическим завершением характеристики
Хоря является обобщенный вывод автора о «силе и крепости» русского народа,
который «смело глядит вперед».

Определяющее идейно-композиционное
значение наряду с портретом имеет в «Хоре и Калиныче» непосредственная
авторская характеристика, построенная также по принципу антитезы. Оба приятеля
нисколько не походили друг на друга, утверждает рассказчик, продолжая
противопоставлять терпен, кием в результате сравнения привычек и право» Хоря и
Калиныча он приходит к заключению, что «Калиныч стоял ближе к природе; Хорь к
людям, к обществу; Калиныч всему верил слепо; Хорь возвышался даже до
иронической точки зрения на жизнь».

В других очерках 40-х годов
(«Бурмистр», «Контора», «Бирюк» и др.) жанровые признаки уже не столь
определенны. В них все большее значение приобретает событийный сюжет, основу
которого составляет активное развитие действия. Но особенно сильно звучит
эпическое начало в рассказах 50-х годов («Певцы», «Касьян с Красивой Мечи» и
др.). Они отличаются от ранних очерков «Записок охотника» и по решению главной
проблемы, и по жанровым особенностям. В очерках 40-х годов Тургенев заострил
внимание преимущественно на уродствах крепостнического быта, беспощадно
разоблачая несправедливость общественных порядков, обрекающих русский народ на
позорное рабство. В этих очерках писатель ставил перед собой задачу — показать
социальную трагедию народа, томящегося под гнетом крепостничества. В рассказах
50-х годов он уже не затрагивает прямо тему отношений барина и мужика. Фигура
помещика как такового вообще исчезает со страниц «Свидания», «Бежин луга»,
«Касьяна с Красивой Мечи», «Певцов». Автор подошел к изображению народа с новой
стороны, выдвинув целый ряд важных жизненных проблем: религиозно-философские и
нравственные искания народа, жаждущего умственного познания и справедливости
(«Касьян с Красивой Мечи»), отношение его к искусству («Певцы»), взгляд на
природу и любовь («Свидание»), поэзия народных преданий и верований («Бежин
луг»).

Глава
4. В.Г. Белинский о «Записках»

Рассмотрим наиболее значимые
высказывания В. Белинского о данном сборнике: «…в
первой книжке «Современника» за прошлый год был напечатан его рассказ
«Хорь и Калиныч». Успех в публике этого небольшого рассказа,
помещенного в смеси, был неожидан для автора и заставил его продолжать рассказы
охотника. Здесь талант его обозначился вполне. Очевидно, что у него нет таланта
чистого творчества, что он не может создавать характеров, ставить их в таки
отношения между собою, из каких образуются сами собою романы или повести. Он
может изображать действительность, виденную и изученную им, если угодно —
творить, но из готового, данного действительностию материала. Это не просто
списывание с действительности, — она не дает автору идей, но наводит,
наталкивает, так сказать, на них. Он перерабатывает взятое им готовое
содержание по своему идеалу, и от этого у него выходит картина, более живая,
говорящая и полная мысли, нежели действительный случай, подавший ему повод
написать эту картину; и для этого необходим, в известной мере, поэтический
талант.

Правда, иногда все уменье его
заключается в том, чтобы только верно передать знакомое ему лицо или событие,
которого он был свидетелем, потому что в действительности бывают иногда
явления, которые стоит только верно переложить на бумагу, чтоб они имели все
признаки художественного вымысла. Но и для этого необходим талант, и таланты
такого рода имеют свои степени. В обоих этих случаях г. Тургенев обладает весьма
замечательным талантом.

Главная характеристическая черта его
таланта заключается в том, что ему едва ли бы удалось создать верно такой
характер, подобного которому он не встретил в действительности. Он всегда
должен держаться почвы действительности. Для такого рода искусства ему даны от
природы богатые средства: дар наблюдательности, способность верно и быстро
понять и оценить всякое явление, инстинктом разгадать его причины и следствия
и, таким образом, догадкою и соображением дополнить необходимый ему запас
сведений, когда расспросы мало объясняют. <…>
…автор знакомит своих читателей с разными сторонами провинциального быта, с
людьми фазных состояний и званий. Не все его рассказы одинаковоло достоинства:
одни лучше, другие слабее, но между ними нет ни одного, который бы чем-нибудь
не был интересен, занимателен и поучителен. <…> Нельзя не пожелать,
чтобы г. Тургенев написал еще хоть целые томы таких рассказов. <…> Не
можем не упомянуть о необыкновенном мастерстве г. Тургенева изображать картины
русской природы. Он любит природу не как дилетант, а как артист, и потому
никогда не старается изображать ее только в поэтических ее видах, но берет ее,
как она ему представляется. Его картины всегда верны, вы всегда узнаете в них
нашу родную, русскую природу…»
(В. Г. Белинский, «Взгляд на русскую литературу 1847 года,» 1848 г.

О том, как ценил Белинский «Записки
охотника», красноречиво говорит его предсмертный обзор русской литературы за
1847 год, где он писал: «Не все его рассказы одинакового достоинства: одни
лучше, другие слабее, но между ними нет ни одного, который бы чем-нибудь не был
интересен, занимателен и поучителен. «Хорь и Калиныч» до сих пор остается
лучшим из всех рассказов охотника, за ним «Бурмистр», а после «Однодворец
Овсянников» и «Контора». Нельзя не пожелать, чтобы Тургенев написал еще хоть
целые тома таких рассказов». Такого богатства и разнообразия «типажа» русская
литература до книги Тургенева еще не знала. В поле зрения прежних писателей
лишь изредка попадали женщины-крестьянки и деревенские дети. Рассказами
«Свидание», «Ермолай и мельничиха», «Бежин луг» и «Живые мощи» Тургенев
восполнил и этот пробел.

Заключение

Современники сочли «Записки охотника»
несомненной удачей. До появления романа «Рудин» (1856) Тургенев воспринимался
прежде всего как создатель «Записок». Рассказы широко обсуждались; в июне 1847
года Некрасов сообщал Тургеневу, что «Записки», по мнению читателей, не
уступают «Обыкновенной истории» Гончарова и «Кто виноват?» Герцена: «Успех
Ваших рассказов повторился ещё в большой степени в Москве – все знакомые Вам
москвичи от них в восторге и утверждают, что о них говорят с восторгом и в
московской публике. Нисколько не преувеличу, сказав Вам, что эти рассказы
сделали такой же эффект, как романы Герцена и Гончарова и
статья Кавелина ⁠, – этого, кажись, довольно! В самом деле, это
настоящее Ваше дело».

Цензурные сложности помешали широкому
обсуждению в печати их книжного издания, однако отдельные рассказы вызывали
серьёзные дискуссии в критике. Большинство писателей очень высоко оценило
рассказы Тургенева: известны похвальные отзывы, например, Белинского и его
идейных противников славянофилов Аксаковых. Впрочем, высказывались и претензии:
так, критики журнала «Москвитянин» упрекали писателя в идеализации
простонародного быта – чуждого, по их мнению, Тургеневу.

 «Записки охотника» стали
своеобразным стандартом изображения «народа» в русской литературе. Те, кто пытался
создать новые формы его описания, отталкивались именно от книги Тургенева: в
1850-е годы это Алексей Писемский, автор цикла рассказов и повестей из
народного быта, на рубеже 1850‒60-х годов – радикально настроенные
разночинцы Николай Успенский ⁠, Василий Слепцов ⁠ и
другие, в 1870-е – такие писатели-народники, как Николай
Златовратский ⁠. В большинстве своём они воспринимали Тургенева как
создателя идеализированных крестьянских образов и пытались работать в более
«трезвом» духе, изображая крестьян менее «поэтическими» и более забитыми и
ограниченными.

Ещё при жизни Тургенева книга была
переведена на английский, французский и немецкий языки. На Западе её прочитали
как непредвзятое изображение российского общества и его проблем. Особенно
актуальны «Записки охотника» оказались во время Крымской войны: французская
публика восприняла их как свидетельство внутренней слабости России, не
способной эффективно вести боевые действия. Тургенева такое прочтение, судя по
всему, не устраивало, как и чрезмерно «эффектный» перевод. Зато похвальные
отзывы Проспера Мериме, Жорж Санд и других писателей не только были приятны
создателю «Записок охотника», но и способствовали созданию его репутации за
рубежом как первого современного русского писателя.

Ещё до революции отдельные рассказы
включались в школьные хрестоматии и программы – в том числе благодаря
небольшому объёму. Известен запрещённый советской цензурой
за «формализм» ⁠ и позже уничтоженный во время Великой
Отечественной войны фильм Сергея Эйзенштейна «Бежин луг», от которого осталось
несколько кадров. Судя по всему, впрочем, в рассказе и фильме общего было очень
немного: действие эйзенштейновского «Бежина луга» происходило в советской
деревне времён коллективизации. Несколько рассказов из книги были также
экранизированы в 1970-е. Среди театральных постановок стоит отметить много лет
не сходящий со сцены спектакль Вениамина Фильштинского «Муму», в котором
одноимённый тургеневский рассказ обрамлён сценами из «Записок». 

Список
литературы

1.     Алексеев
М.П. Мировое значение «Записок охотника» // Творчество И.С. Тургенева. Сборник
статей п/р. С. М. Петрова. — М.: Государственное учебно-педагогическое
издательство Министерства Просвещения РСФСР, 1990. – 312 с.

2.     Анненков
П. В. По поводу романов и рассказов из простонародно­го быта // «Современник»
против «Москвитянина»: Литературно-эстетическая полемика первой половины 1850-х
го­дов. СПб.: Нестор-История, 2015. – 214.

3.     Бабореко
А.К. Записки охотника// Творчество И.С. Тургенева. Сборник статей п/р. С.М.
Петрова. — М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства
Просвещения РСФСР, 1989. – 291 с.

4.     Вдовин
А. В. «Неведомый мир»: русская и европейская эстетика и проблема репрезентации
крестьян в литературе середины XIX века // Новое литературное обозрение. 2016.
№ 5. – С.33-39.

5.     Голубков
В.В. Идейно-художественное единство «Записок охотника» // Творчество И.С.
Тургенева. Сборник статей п/р. С.М. Петрова. — М.: Государственное
учебно-педагогическое издательство Министерства Просвещения РСФСР, 1989. – 311
с.

6.     Гроссман
Л. П. Ранний жанр Тургенева // Гроссман Л. П. Собр. соч.: В 5 т. Т. 3. М.:
Современные проблемы, 2015. – С.113-121.

7.     Ковалёв
В. А. «Записки охотника» И. С. Тургенева: вопросы генезиса. – М.: Наука, 2016. –
315 с.

8.     Лукина
В. А. У истоков «Записок охотника»: К вопросу о времени возникновения «Хоря и
Калиныча» // Молодые тургеневеды о Тургеневе / Сост. И. А. Беляева, Е. Г.
Петраш. М.: Экон-Информ, 2016. – С. 7–27.

9.     Минералов
Ю. И.История русской литературы 19 века. – М.: Наука, 2015. – 271 с.

10. Первое
собрание писем И.С. Тургенева. — СПб., 1884.

11. Скатов
Н. Н. История русской литературы XIX века. М.: Просвещение, 2011. – 531 с.

12. Старенков
М.П. Язык и стиль «Записок охотника» // Творчество И.С. Тургенева. Сборник
статей п/р. С.М. Петрова. — М.: Государственное учебно-педагогическое
издательство Министерства Просвещения РСФСР, 1989.

13. Тургенев
И. С. Записки охотника / Иван Тургенев. — М.: Гослитиздат, 1961. (Собрание
сочинений: в 10 т. / Иван Тургенев; т. 1).

14. Тургенев
И.С. Собрание сочинений в 11 томах. — М.: ГИХЛ, 1934.

15. Тургенев
И.С. Собрание сочинений в 12 томах. — М.: Правда, 1949.

16. Цейтлин
А. Г. Становление реализма в русской литературе (русский физиологический
очерк). – М.: Наука, 2015. – 291с.

«Ле́ди Ма́кбет Мце́нского уе́зда»^[1] — повесть (по определению автора — очерк) Николая Лескова, написанная в 1864 году.

История написания и публикацииПравить

Лесков начал писать «Леди Макбет Мценского уезда» осенью 1864 года, определив жанр произведения как очерк. Впервые повесть опубликована в январе 1865 года в журнале «Эпоха» под заглавием «Леди Макбет нашего уезда»^[2] как «1-й № серии очерков исключительно одних типических женских характеров нашей (окской и частию волжской) местности»^[3]. Окончательное название появилось при публикации в 1867 году в сборнике «Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого» после значительной стилистической переработки журнального варианта. Сам Лесков называл свою повесть историей мрачной, в строгих тонах выдержанным этюдом о сильном и страстном женском характере. Повесть должна была стать началом цикла о характерах русских женщин. За «Леди Макбет» должны были последовать «Грациэлла» (дворянка), «Майорша Поливодова» (старосветская помещица), «Февронья Роховна» (крестьянская раскольница) и «Бабушка Блошка» (повитуха). Однако цикл написан так и не был, видимо, отчасти из-за того, что журнал «Эпоха», где предполагалось его опубликовать, вскоре закрылся.

Название содержит аллюзию на рассказ И. С. Тургенева «Гамлет Щигровского уезда» (1849)^[4].

Действующие лица не имеют прямых прототипов, являясь собирательными образами, однако место действия можно определить с достаточной точностью — это Орловская область, город Мценск, улица Старо-Московская (ныне Ленина), д.8.^[5]

Ударение в названииПравить

Несмотря на то, что правильным в имени шекспировского персонажа является ударение Макбе́т, в названии повести Лескова ударение традиционно падает на первый слог по ряду причин. Во-первых, во времена Лескова в переводах Шекспира ударение ставилось на первом слоге:

Барабанов слышен бой!
Это Макбет, наш герой!
<…>
С тобой же, Макбет, мы поспорим насмерть,

Иль меч в ножны вложу я без удара…

Во-вторых, при ударении Макбе́т сбивается ритм заглавия, что невозможно для Лескова с его приверженностью к языковой игре и силлабо-тонической метризации в своих текстах^[6]. Название в первой публикации «Леди Макбет нашего уезда» с тем же ритмом также говорит в пользу ударения на первом слоге.

СюжетПравить

Основная героиня — молодая купчиха Катерина Львовна Измайлова.

Её муж постоянно в работе, в отлучках. Ей скучно и одиноко в четырёх стенах большого богатого дома. Супруг бесплоден, но вместе со своим отцом попрекает жену.

Катерина влюбляется в молодого красивого приказчика Сергея, который всячески добивается её внимания. Постепенно её увлечение переходит в страсть, любовники ночуют вместе. Она на всё готова для своего возлюбленного.

Начинается череда убийств: сначала Катерина Львовна отравляет свёкра, чтобы спасти Сергея, которого свёкор запер в погребе, затем вместе с Сергеем убивает своего мужа, а потом душит подушкой малолетнего племянника Федю, который мог бы оспорить её права на наследство.

Однако в этот момент со двора врывается толпа идущих из церкви мужиков: один из них заглянул в окно и увидел сцену убийства. Вскрытие доказывает, что Федя умер от удушья. Сергей после слов священника о Страшном Суде сознаётся не только в убийстве Феди, но и просит откопать зарытого им без погребения Зиновия Борисовича; Катерина же хладнокровно всё отрицает, пока не узнаёт о признании Сергея, после чего столь же хладнокровно признаётся в совершённом. Убийцы предстают перед судом и после наказания плетьми идут на каторгу.

Сергей теряет интерес к Катерине, как только она перестаёт быть богатой купчихой. Он уже увлечён другой узницей, Сонеткой, он ухаживает за ней на глазах у Катерины, смеётся над её любовью. В финале окончательно опустошённая душой Катерина хватает Сонетку и тонет вместе с ней в холодных водах Волги.

Критики о повестиПравить

Героиню повести, Катерину Измайлову, критики (П. П. Громов, Б. М. Эйхенбаум и др.) сравнивают с Катериной Кабановой, героиней пьесы А. Н. Островского «Гроза»:

Героиня повести Лескова явственно противопоставлена автором Катерине Кабановой из «Грозы» Островского. Героиня гениальной драмы Островского не сливается с бытом, её характер находится в резком контрасте со сложившимися житейскими навыками… По описанию поведения Катерины Измайловой никто и ни при каких обстоятельствах не определил бы, о какой именно молодой купчихе рассказывается. Рисунок её образа — бытовой шаблон, но шаблон, прочерченный до того густой краской, что он превращается в своеобразный трагический лубок^[7].

Обе молодые купеческие жены тяготятся «неволей», застывшим, предопределённым укладом купеческой семьи, обе — натуры страстные, идущие в своём чувстве до предела. В обоих произведениях любовная драма начинается в момент, когда героинями овладевает роковая, незаконная страсть. Но если Катерина Островского воспринимает свою любовь как страшный грех, то в Катерине Лескова просыпается что-то языческое, первобытное, «решительное» (не случайно упоминается о её физической силе: «в девках страсть сильна была… даже мужчина не всякий одолевал»). Для Катерины Измайловой не может существовать никакого противодействия, её не пугает даже каторга: «с ним (с Сергеем) ей и каторжный путь цветёт счастием». Наконец, гибель Катерины Измайловой в Волге в финале повести заставляет вспомнить самоубийство Катерины Кабановой. Критиками переосмысляется и характеристика островской героини «луч света в тёмном царстве», данная Добролюбовым:

О Катерине Измайловой можно было бы сказать, что она не луч солнца, падающий в темноту, а молния, порождённая самим мраком и лишь ярче подчёркивающая непроглядную темень купеческого быта.

— В. Гебель^[8]

ИнсценировкиПравить

• пьесы:
  • 1956 — инсценировка Лазаря Петрейко
  • 1970-е — инсценировка А. Винера
• 1932 — опера Д. Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» (во второй редакции — «Катерина Измайлова»). Либретто Д. Шостаковича и В. Прейса.
• 1970-е — музыкальная драма «Свет мой, Катерина» Г. Бодыкина
• 2001 — инсценировка Олега Богаева

Постановки в театреПравить

• 1935 — Студия Дикого, Москва, режиссёр Алексей Дикий
• 1970-е — Чтецкий спектакль А. Верновой и А. Федоринова (Москонцерт)
• 1978 — Пражский молодёжный театр «Рубин», режиссёр Зденек Потужил
• 1979 — Московский академический театр им. Вл. Маяковского, в роли Катерины — Наталья Гундарева
• 2001 — Екатеринбургский государственный академический театр драмы, инсценировка О. Богаева, режиссёр Валерий Пашнин, в роли Катерины — Ирина Ермолова
• 2009 — Омский государственный академический театр драмы, режиссёр Анна Бабанова, в роли Катерины — Юлия Пошелюжная
• 2010 — Московский театр Олега Табакова, режиссёр А. Мохов
• 2013 — МТЮЗ, Москва, режиссёр Кама Гинкас, в роли Катерины — Елизавета Боярская
• 2014 — Приднестровский государственный театр драмы и комедии им. Аронецкой, режиссёр Дмитрий Ахмадиев
• 2016 — Московский музыкальный театр «Геликон-опера» под руководством Дмитрия Бертмана
• 2017 — Московский театр О. Табакова «Катерина Ильвовна» исполнительница роли Катерины — Ирина Пегова
• 2013 — Иркутский академический драматический театр имени Охлопкова, спектакль «Наваждение Катерины», постановка Алексея Песегова, исполнительница роли Катерины — Анастасия Пушилина

ЭкранизацииПравить

• 1916 — «Катерина-душегубка», режиссёр А. Аркатов (фильм не сохранился)^[9]
• 1926 — «Катерина Измайлова», советский фильм режиссёра Чеслава Сабинского, в ролях Елена Егорова (Катерина), Николай Симонов (Сергей)
• 1962 — «Сибирская леди Макбет», фильм польского режиссёра Анджея Вайды, снятый в Югославии. В ролях Оливера Маркович (Катерина), Люба Тадич, Миодраг Лазаревич
• 1966 — «Катерина Измайлова», советский фильм-опера, режиссёр Михаил Шапиро, в ролях Галина Вишневская, Артем Иноземцев, Николай Боярский, Александр Соколов, Татьяна Гаврилова, Роман Ткачук, Вера Титова, Любовь Малиновская, Константин Адашевский
• 1989 — «Леди Макбет Мценского уезда», советский фильм режиссёра Романа Балаяна, в ролях Наталья Андрейченко (Катерина Измайлова), Александр Абдулов (Сергей), Николай Пастухов (Зиновий Борисович).
• 1992 — «Леди Макбет Мценского уезда», мюзикл чешского режиссёра Петра Вейгла, снятый в Германии.
• 1994 — «Подмосковные вечера», режиссёр Валерий Тодоровский
• 2002 — «Леди Макбет Мценского уезда», испанский мюзикл, режиссёр Тони Баргальо.
• 2016 — «Леди Макбет», британский фильм Уильяма Олройда^[10]

ЛитератураПравить

• Аннинский Л. А. Мировая знаменитость из Мценского уезда // Аннинский Л. А. Лесковское ожерелье. М., 1986
• Гуминский В. Органическое взаимодействие (от «Леди Макбет…» к «Соборянам») // В мире Лескова. Сборник статей. М., 1983

ПримечанияПравить

СсылкиПравить

• Текст повести, краткое содержание, х/фильм и аудиокнига.
• Текст повести

«Ле́ди Ма́кбет Мце́нского уе́зда»^[1] — повесть (по определению автора — очерк) Николая Лескова, написанная в 1864 году.

История написания и публикацииПравить

Лесков начал писать «Леди Макбет Мценского уезда» осенью 1864 года, определив жанр произведения как очерк. Впервые повесть опубликована в январе 1865 года в журнале «Эпоха» под заглавием «Леди Макбет нашего уезда»^[2] как «1-й № серии очерков исключительно одних типических женских характеров нашей (окской и частию волжской) местности»^[3]. Окончательное название появилось при публикации в 1867 году в сборнике «Повести, очерки и рассказы М. Стебницкого» после значительной стилистической переработки журнального варианта. Сам Лесков называл свою повесть историей мрачной, в строгих тонах выдержанным этюдом о сильном и страстном женском характере. Повесть должна была стать началом цикла о характерах русских женщин. За «Леди Макбет» должны были последовать «Грациэлла» (дворянка), «Майорша Поливодова» (старосветская помещица), «Февронья Роховна» (крестьянская раскольница) и «Бабушка Блошка» (повитуха). Однако цикл написан так и не был, видимо, отчасти из-за того, что журнал «Эпоха», где предполагалось его опубликовать, вскоре закрылся.

Название содержит аллюзию на рассказ И. С. Тургенева «Гамлет Щигровского уезда» (1849)^[4].

Действующие лица не имеют прямых прототипов, являясь собирательными образами, однако место действия можно определить с достаточной точностью — это Орловская область, город Мценск, улица Старо-Московская (ныне Ленина), д.8.^[5]

Ударение в названииПравить

Несмотря на то, что правильным в имени шекспировского персонажа является ударение Макбе́т, в названии повести Лескова ударение традиционно падает на первый слог по ряду причин. Во-первых, во времена Лескова в переводах Шекспира ударение ставилось на первом слоге:

Барабанов слышен бой!
Это Макбет, наш герой!
<…>
С тобой же, Макбет, мы поспорим насмерть,

Иль меч в ножны вложу я без удара…

Во-вторых, при ударении Макбе́т сбивается ритм заглавия, что невозможно для Лескова с его приверженностью к языковой игре и силлабо-тонической метризации в своих текстах^[6]. Название в первой публикации «Леди Макбет нашего уезда» с тем же ритмом также говорит в пользу ударения на первом слоге.

СюжетПравить

Основная героиня — молодая купчиха Катерина Львовна Измайлова.

Её муж постоянно в работе, в отлучках. Ей скучно и одиноко в четырёх стенах большого богатого дома. Супруг бесплоден, но вместе со своим отцом попрекает жену.

Катерина влюбляется в молодого красивого приказчика Сергея, который всячески добивается её внимания. Постепенно её увлечение переходит в страсть, любовники ночуют вместе. Она на всё готова для своего возлюбленного.

Начинается череда убийств: сначала Катерина Львовна отравляет свёкра, чтобы спасти Сергея, которого свёкор запер в погребе, затем вместе с Сергеем убивает своего мужа, а потом душит подушкой малолетнего племянника Федю, который мог бы оспорить её права на наследство.

Однако в этот момент со двора врывается толпа идущих из церкви мужиков: один из них заглянул в окно и увидел сцену убийства. Вскрытие доказывает, что Федя умер от удушья. Сергей после слов священника о Страшном Суде сознаётся не только в убийстве Феди, но и просит откопать зарытого им без погребения Зиновия Борисовича; Катерина же хладнокровно всё отрицает, пока не узнаёт о признании Сергея, после чего столь же хладнокровно признаётся в совершённом. Убийцы предстают перед судом и после наказания плетьми идут на каторгу.

Сергей теряет интерес к Катерине, как только она перестаёт быть богатой купчихой. Он уже увлечён другой узницей, Сонеткой, он ухаживает за ней на глазах у Катерины, смеётся над её любовью. В финале окончательно опустошённая душой Катерина хватает Сонетку и тонет вместе с ней в холодных водах Волги.

Критики о повестиПравить

Героиню повести, Катерину Измайлову, критики (П. П. Громов, Б. М. Эйхенбаум и др.) сравнивают с Катериной Кабановой, героиней пьесы А. Н. Островского «Гроза»:

Героиня повести Лескова явственно противопоставлена автором Катерине Кабановой из «Грозы» Островского. Героиня гениальной драмы Островского не сливается с бытом, её характер находится в резком контрасте со сложившимися житейскими навыками… По описанию поведения Катерины Измайловой никто и ни при каких обстоятельствах не определил бы, о какой именно молодой купчихе рассказывается. Рисунок её образа — бытовой шаблон, но шаблон, прочерченный до того густой краской, что он превращается в своеобразный трагический лубок^[7].

Обе молодые купеческие жены тяготятся «неволей», застывшим, предопределённым укладом купеческой семьи, обе — натуры страстные, идущие в своём чувстве до предела. В обоих произведениях любовная драма начинается в момент, когда героинями овладевает роковая, незаконная страсть. Но если Катерина Островского воспринимает свою любовь как страшный грех, то в Катерине Лескова просыпается что-то языческое, первобытное, «решительное» (не случайно упоминается о её физической силе: «в девках страсть сильна была… даже мужчина не всякий одолевал»). Для Катерины Измайловой не может существовать никакого противодействия, её не пугает даже каторга: «с ним (с Сергеем) ей и каторжный путь цветёт счастием». Наконец, гибель Катерины Измайловой в Волге в финале повести заставляет вспомнить самоубийство Катерины Кабановой. Критиками переосмысляется и характеристика островской героини «луч света в тёмном царстве», данная Добролюбовым:

О Катерине Измайловой можно было бы сказать, что она не луч солнца, падающий в темноту, а молния, порождённая самим мраком и лишь ярче подчёркивающая непроглядную темень купеческого быта.

— В. Гебель^[8]

ИнсценировкиПравить

• пьесы:
  • 1956 — инсценировка Лазаря Петрейко
  • 1970-е — инсценировка А. Винера
• 1932 — опера Д. Д. Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» (во второй редакции — «Катерина Измайлова»). Либретто Д. Шостаковича и В. Прейса.
• 1970-е — музыкальная драма «Свет мой, Катерина» Г. Бодыкина
• 2001 — инсценировка Олега Богаева

Постановки в театреПравить

• 1935 — Студия Дикого, Москва, режиссёр Алексей Дикий
• 1970-е — Чтецкий спектакль А. Верновой и А. Федоринова (Москонцерт)
• 1978 — Пражский молодёжный театр «Рубин», режиссёр Зденек Потужил
• 1979 — Московский академический театр им. Вл. Маяковского, в роли Катерины — Наталья Гундарева
• 2001 — Екатеринбургский государственный академический театр драмы, инсценировка О. Богаева, режиссёр Валерий Пашнин, в роли Катерины — Ирина Ермолова
• 2009 — Омский государственный академический театр драмы, режиссёр Анна Бабанова, в роли Катерины — Юлия Пошелюжная
• 2010 — Московский театр Олега Табакова, режиссёр А. Мохов
• 2013 — МТЮЗ, Москва, режиссёр Кама Гинкас, в роли Катерины — Елизавета Боярская
• 2014 — Приднестровский государственный театр драмы и комедии им. Аронецкой, режиссёр Дмитрий Ахмадиев
• 2016 — Московский музыкальный театр «Геликон-опера» под руководством Дмитрия Бертмана
• 2017 — Московский театр О. Табакова «Катерина Ильвовна» исполнительница роли Катерины — Ирина Пегова
• 2013 — Иркутский академический драматический театр имени Охлопкова, спектакль «Наваждение Катерины», постановка Алексея Песегова, исполнительница роли Катерины — Анастасия Пушилина

ЭкранизацииПравить

• 1916 — «Катерина-душегубка», режиссёр А. Аркатов (фильм не сохранился)^[9]
• 1926 — «Катерина Измайлова», советский фильм режиссёра Чеслава Сабинского, в ролях Елена Егорова (Катерина), Николай Симонов (Сергей)
• 1962 — «Сибирская леди Макбет», фильм польского режиссёра Анджея Вайды, снятый в Югославии. В ролях Оливера Маркович (Катерина), Люба Тадич, Миодраг Лазаревич
• 1966 — «Катерина Измайлова», советский фильм-опера, режиссёр Михаил Шапиро, в ролях Галина Вишневская, Артем Иноземцев, Николай Боярский, Александр Соколов, Татьяна Гаврилова, Роман Ткачук, Вера Титова, Любовь Малиновская, Константин Адашевский
• 1989 — «Леди Макбет Мценского уезда», советский фильм режиссёра Романа Балаяна, в ролях Наталья Андрейченко (Катерина Измайлова), Александр Абдулов (Сергей), Николай Пастухов (Зиновий Борисович).
• 1992 — «Леди Макбет Мценского уезда», мюзикл чешского режиссёра Петра Вейгла, снятый в Германии.
• 1994 — «Подмосковные вечера», режиссёр Валерий Тодоровский
• 2002 — «Леди Макбет Мценского уезда», испанский мюзикл, режиссёр Тони Баргальо.
• 2016 — «Леди Макбет», британский фильм Уильяма Олройда^[10]

ЛитератураПравить

• Аннинский Л. А. Мировая знаменитость из Мценского уезда // Аннинский Л. А. Лесковское ожерелье. М., 1986
• Гуминский В. Органическое взаимодействие (от «Леди Макбет…» к «Соборянам») // В мире Лескова. Сборник статей. М., 1983

ПримечанияПравить

СсылкиПравить

• Текст повести, краткое содержание, х/фильм и аудиокнига.
• Текст повести