Сыграть туш как пишется

«LOTTACONTINUA. БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ»

Меня зовут Салман Север. Я – политический эмигрант, мухаджир, гражданский и религиозный диссидент. Меня считают одним из знаковых идеологов русских мусульман. Одному Богу ведомо, так ли это на самом деле. Органы государственного репрессивного аппарата считают так.

Сейчас ночь 17 сентября 2013 года. Ровно десять лет тому назад, семнадцатилетним подростком я совершил духовный и мировоззренческий выбор, которому остаюсь неизменно верен по сей день. Как и тогда, сегодня я свидетельствую, что нет ничего достойного поклонения, кроме Всевышнего. Свидетельствую, что господин наш Мухаммад, мир ему, – Его Пророк и Посланник. Я верую в Господа Единого, всех Его пророков и посланников, ангелов и джиннов, небесные Писания, Судный день и предопределение с его благом и злом. Это – основа основ и крепость моих убеждений.

Наступления этой символической даты я выжидал целенаправленно, чтобы одним ударом разбить ложь и небылицы, распространяемые обо мне сотоварищи российской жандармерией. И теперь я намерен назвать предателей, стукачей, осведомителей из альянса тенгрианцев, шиитов и крестоносцев. Эта случка силовиков и предателей Уммы уже стоила свободы, и быть может, жизней верующим Невограда. Теперь Умма имеет право знать каждую гиену.

Несколько недель я был оторван от связи, не знал, что кем и где говорится и пишется по мою душу. И только тогда, когда вновь отмаяковал соратникам, что нахожусь в относительной безопасности, стало сложно сопротивляться их настоянию придать огласке то, что я услышал, узнал, в чем убедился за несколько дней нахождения во вражеском чреве.

В предупреждение о рисках тем, кто остался в подневольной России. Ради воодушевления тех, кто в тылу продолжает начатую нами схватку. – Моя история.

Часть 1. «Хлебнешь сполна за тюремные джамааты»

Рано утром 21 августа, в 8.00, в квартиру моей матери, где я заночевал, вломился спецназ. Единственное, что я успел произнести спросонья: «Есть ли у вас какие-либо правоустанавливающие документы?» Никаких документов не было предъявлено ни мне, ни моей семье ни во время, ни после задержания. Под угрозой расстрела на месте на меня навели автоматы, сковали за спиной руки пластиковыми и стальными наручниками, напялили на голову черный мешок и поволокли в коридор. Все происходило молниеносно.

Не могу сказать точно, как много боевиков послала Система для моего задержания.Однако они толпились повсюду: в комнатах, на лестничных пролетах, у парадной. Их мельтешение видно было даже сквозь спущенную на глаза черную мешковину. Говорят, там рассредоточилось не меньше двадцати туш одного только спецназа. На меня спустили такую же свору, что и на вооруженных до зубов «лесных братьев». Потом выяснилось, что отряд «Тайфун-Антитеррор», съемка телекамер, нагнетание информационной шумихи – все антураж, показное «маски-шоу», первый эпизод в политическом деле о «разгроме русского ислама», которым бахвалилась целая армада силовиков. Ибо состоявшаяся облава – плод конкордата чекистов, Центра «Э», Следственного комитета и Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН). Каждая из репрессивных структур имела свести с нами счеты. Они подгадали момент, налетев разом.

После того, как меня запихали в автозак, часть «маски-шоу», предназначавшася для телекамер, закончилась. В машину сгрудились спецназовцы. Кто-то из них нацепил мне на голову поверх черного мешка, сквозь который я еще мог дышать, непроницаемый полиэтиленовый. Началось традиционное для российских карателей удушение человека, которому в установленном законом порядке даже не предъявлено обвинение.

Остававшийся воздух приходилось расходовать экономно. Было неведомо, будет ли все происходящее только «приглашением к шелковости» или же меня намерены немедленно устранить. В случае чего всегда можно списать на то, что арестант в наручниках, с пакетом на голове был ликвидирован за сопротивление наряду «при исполнении».

Не позволяя мне дышать даже урывками, два боевика «Тайфуна» начали прессинг. Колотили кулаками в солнечное сплетение, брюшину и по вискам. Удары наносились так, что вызывали еще большую асфиксию. Когда у тебя астма, любая подобная процедура может привести к необратимым последствиям. Через пару часов после удушения встревоженные конвоиры были вынуждены приобрести мне ингаляторы.

Во время избиения кто-то, вероятно, командир «Тайфун» завел разговор: «Знаешь, за что тебя взяли?» Говорю: «Нет». Отвечать приходится в вакууме, через пакеты – их не снимают.

—          За статью.

—          За какую статью? Многое написано.

—          Сам догадайся, за какую.

Вокруг меня – мясники. Не их задача вникать в то, кому что инкриминируется. Их задача убедительным способом «греть клиента» для предстоящего общения со следствием. Как следователь распорядится «принять гражданина», так они его и «примут». Они наверняка даже не знают, о какой статье идет речь.

Отвечаю: «Думаю, это статья про Ислам и приморских партизан». Не ошибся. Как только она вышла в 2011 г., один доброжелатель-офицер из структур поделился инсайдом: «Опасно, Салман! Наше начальство сильно негодует. Лучше потри». Я ничего не потер, и впервые поданная мной информация о том, что два приморских партизана – Александр Ковтун и Роман Савченко – на зоне стали мусульманами, разлетелась по Интернету. Взорвалась информационная бомба, как я и предполагал. Вообразимо озверение силовиков: они пытались эту тему всячески замять, не выпустить наружу. И тут выходит мой материал. Не вовремя, некстати.

Переговорщик из «Тайфуна»: «Твоя задача покаяться, признать вину, принести извинения всем, кому прикажут, и сотрудничать со следствием. Заерепенишься у следователя или продолжишь заниматься тем, чем занимаешься – тебя больше не будет. В один момент тебя просто не станет. Понятно?» Внушают: или сотрудничество со следствием, или ликвидация. В серьезности их намерений сомневаться нет смысла; в свое время точно так же посреди города затолкали в машину шейха Юнуса Добриева, «потеряв» навсегда. Так же «теряли» по беспределу в Казани знакомых татар. Их нельзя было посадить, ибо не за что. Потому их «просто не стало».

—          Как уж тут не понять…

—          Будешь сотрудничать со следствием?

—          Граждане Российской Федерации должны содействовать осуществлению правосудия.

Формулирую именно так, обтекаемо и казенно.

—          Ты гражданин Российской Федерации?

—          Да.

Насилие прекращается. Сеанс профилактического запугивания тоже. Выводят из автозака, пересаживают в другую машину. Черные пакеты меняют на мешок из «Ленты». В нем уже дышится. На соседнее место от водителя садится человек. Представляется: «Старший следователь второго следственного отдела первого управления по расследованию особо важных дел Главного следственного управления Следственного комитета РФ по Санкт-Петербургу Синицын Георгий Владимирович».

Позже, во время очередного непротокольного опроса, поинтересуюсь: «Почему пригнали «Тайфун»? Какое отношение имеет спецназ ФСИН к моему случаю?» Кто не знает, «Тайфун» – спецформирование для подавления тюремных бунтов. Действуют они исключительно жестоко. Месят людей в «Крестах», где мне светило застрять до декабря. Не в их привычках принимать свою безоружную «паству» за людей.

Скалящийся под портретом Дзержинского оперативник: «Ты со своей группировкой занимался организацией «тюремных джамаатов». Зэкам вашим исламистским помогал. Вот тебе из ФСИН и показали, что это не окей. Готовься к зоне, там хлебнешь сполна за тюремные джамааты».

Все встает по своим местам. Прогнозы, высказанные в заметке «Несгибаемые тюремные джамааты», попали в цель. Система в панике, сталкиваясь с Исламом в пенитенциарных заведениях – явлением, неизбежным для полицейского государства. Не имея санкций истребить всех своих мусульман, она распихивает самых достойных по казематам. Там, за решеткой, роятся братства узников. Пока еще за помощь заключенным не предусмотрена статья. Но это не гарантирует, что не будут выведены из строя фигуры, так или иначе ответственные за процесс. Не важно, на воле ты или в темнице, каратели изыщут способ поквитаться.

Но ни о ком из людей, вовлеченных в проект «Зинданистан», сведений я не предоставил.

Часть 2. Благодаря следствию

Итак, в машине.

Начинается диалог со следователем. Синицын излагает: «Я надеюсь, Вы поняли, как Вам следует себя вести. Видно, человек Вы интеллигентный. Потому я не стал давать команду спецназу выбивать Вам зубы или ломать ноги, как принимали Егора Рябинина. Вам бы надо это оценить и сотрудничать с нами».

Отвлечение. Моего друга Егора Рябинина, известного как Егор ар-Руси, «принимали» так, что у него повылетали зубы. Не в момент захвата, а в пыточных у силовиков, где его испытывали на прочность. Егор делился тем, как в день «приема» через окно к нему вломился спецназ, как потом опера молотили по нему так, что он, словно волан, пружинил от пола к стенам камеры, как по кускам дробились зубы. Такое внимание к себе он заслужил тем, что переслал другому человеку по электронной почте «Книгу Единобожия». Но никто не верит в такое формальное основание. В действительности карателей третировало то, что он успешно занимался миссионерской работой.

К фигуре Егора мы еще вернемся.

Сейчас, пользуясь случаем, хочу выразить «благодарность» старшему следователю ГСК СК РФ по СПб Синицыну Г.В. за то, что он отдал «Тайфуну» наказ ограничиться моим удушением и избиением, склоняя к даче нужных следствию показаний, а не ломать кости и челюсти. Равно как выражаю «благодарность» за то, что он отказался вручать моей семье предписание о задержании и проведении обыска в жилище, скрыл от нее информацию о том, где я нахожусь и кем задержан, препятствовал реализации моего процессуального права на приглашение личного адвоката. За то, что с вызванным им самим подозрительным госзащитником не давал возможности общаться визави, ставил ультиматумы перед моими родственниками, как им надлежит себя вести, чтобы удостоиться от него возможности провести свидание. К слову, со своими адвокатами я смог встретиться только после вызволения из-под конвоя.

Остальные люди, задержанные синхронно со мной, могут выразить «благодарность» за многочасовые допросы без подведения каких-либо юридических оснований, без присвоения им внятного процессуального статуса, изъятие у свидетелей компьютеров и т.д. Прокуратуре следовало бы озадачиться множественными нарушениями УПК РФ со стороны органов следствия. В действиях следователя Синицына Г.В. и сотрудников спецназа «Тайфун» усматриваю признаки нарушения принципов уголовного судопроизводства, предусмотренных пп. 1-2 ст. 9 и п.1 ст. 16 УПК РФ. Общественность же уведомляю о том, что операция по уничтожению общности русских мусульман мало того, что носит характер политического заказа, она осуществляется через грубое попрание закона.

Мы все еще сидим в машине со следователем. Повсюду снуют оперативники: проводят обыск, потрошат квартиру, выносят технику. Затем шофер катит в Главное следственное управление СК РФ. Здесь вновь общение с Синицыным. От него впервые узнаю, что мне вменяется ч.1 ст. 205.2 УК РФ – «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма». Значит, угадал: раскраивают за тот, двухлетней давности материал про Ислам и приморских ребят. Как шатающаяся Система может смириться с тем, что бросившие ей вызов русские люди дошли в своем мужестве до конца, не только акционного, но и метафизического – приняв веру свободных людей? Никак. Возвращение в Единобожие русских людей, способных сказать «нет!» гнету и измывательствам – страшный сон охранителей.

Позже в СМИ в открытый доступ просочится внутренняя информация следствия о том, что за заметку о приморцах меня уже норовили привлечь год назад. Тогда у борцов с инакомыслием не заладилось между собой. Следственный комитет не нашел общего языка с МВД, перепроверил текст «Ислама и приморских партизан», не встретив в нем состава никакого преступления. Минул год с небольшим, как вдруг в тексте обнаружился этот самый состав. Текст один и тот же, ни буквы в нем ни убыло, ни прибыло, а квалификация внезапно разная. Удивительно.

Не надо быть правоведом, чтобы уловить: органы искусственно накручивают криминальность написанного мной, делают это настырно, заходя и так, и эдак. По большому счету, нас попытались взять «в счет будущих преступлений», которые каратели сами не успели придумать. Сквозь все их бумаги красной нитью проходило: «В настоящее время устанавливаются факты причастности организованной группы к совершению других преступлений на территории Санкт-Петербурга и Ленобласти».

Они поглощены преследованием русских мусульман и готовы по третьему кругу обсасывать одни и те же статьи, прокламации, заявления. Пока хоть кто-нибудь из карательной машины не даст «добро» на возбуждение уголовного гона. Когда тебя упорно «ведут», будут хвататься за любой, даже наиабсурдный повод для облавы и заточения. Дабы затем «хлопнуть на подольше». Коль скоро машина действительно стояла на страже закона и порядка, ей бы хватало первичного отказа. Но нет, это целенаправленная травля русских мусульман. Она не прекратится, пока не сгинет одно из двух: или сама машина, или мы.

Одним поддатым оперативником из Центра «Э» (народом переименовано в «эстапо») мне было сказано в лоб: «Сцапали тебя, гнида. Год ты ходил в оперативной разработке, да не за что было прихватить. За что не уцепимся, везде срыв. Но теперь-то ты плотно наш «клиент». Нашпигуем статью за статьей. Поведем как главаря экстремистской организации. Не отмоешься». Старая их тактика: взять человека по надуманным основаниям, чтобы потом унижать, угрожать и понуждать сознаться в чем угодно. Когда ты в их когтях, ты – заложник, вырываться некуда.

Что такое ч. 1 ст. 205.2 УК РФ? Статья считается редкой, по ней практически отсутствует судебная практика. Она объемлет то, что в правовых государствах известно как «victimlesscrime», «преступление без пострадавших». Никто не убит, не изнасилован, не обворован. Поэтому такие вещи все чаще относят к категории проступков, за которые могут выписать штраф или общественные работы. В цивилизованных странах подобные вопросы иногда отнесены к административной юрисдикции или являются головной болью антидиффамационных комитетов. В России же ее наряду со знаменитой 282-й считают мерой уголовной расплаты за т.н. «мыслепреступления». Карают по ней серьезно, запечатывая людей по тюрьмам на 5-7 лет.

Это диссидентская статья, по ней можно упаковать любого человека, который ни в чем реально не замешан. Изначально по ней мне светило до 5 лет. На следующий день после задержания, накануне судебного заседания об избрании меры пресечения, следователь Синицын, войдя во вкус, решил вменить уже ч. 2 той же статьи – публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма с использованием средств массовой информации. По ней можно схлопотать до 7 лет. Средством массовой информации намеревались объявить мой личный блог. Говорилось прямо: «Поведем тебя пока по этой статье, чтобы в глазах судьи преступление смотрелось увесистее. А там нам придет бумага о том, что «Живой Журнал» не является СМИ, и мы вновь статью переквалифицируем на ч.1».

Жадность, как водится, фраера сгубила. Следователь погорел на своих аппетитах. Судья Фрунзенского районного суда Санкт-Петербурга – единственный порядочный человек в этом кавардаке – отказался подыгрывать мухляжу гособвинения. Суд ткнул носом Синицына в то, что нельзя требовать наиболее суровой меры пресечения – ареста – ссылаясь на статью, которая не может быть мне вменена априори.

Часть 3. «Это дело политическое. Нам нужна статистика к саммиту G-20»

Тянется день первый. Мы в Следственном комитете. Синицын панибратски «тыкает». Сейчас он играет в «доброго полицейского», предлагает чай-кофе. Отказываюсь. Вокруг трется с пяток оперативников. Каждый второй что-то мне выговаривает. Один ведет беседу о «традиционном» и нетрадиционном Исламе (в их разумении). Другой ехидно намекает повести под трибунал как агента сразу турецкой и кувейтской разведок.

Забавляет одно: раньше конторкины дармоеды везде распространяли миф о НОРМ как о «ФСБшном джамаате». И многие непосвященные, чего уж тут таить, верили. Мы не одобряли тактику террористической мятеже-войны, уговаривали своих людей не совершать действий «от винта», до последнего старались размежевать круг наших интересов от государственных, сделав их не пересекающимися. В разгаре борьбы мусульманских наций за свободу и суверенитет, когда Молох растирал людей пачками, наш изоляционизм вызывал подозрения и нарекания. Но время с предельной четкостью высветило, кто является засланными казачками, кто – нет. О казачках будет сказано ниже.

Синицын занят выторговыванием условий деятельного раскаяния: «Тебе надо выйти в суд, там признаться в своих злодеяниях, попросить отнестись к тебе щадяще. Ранее не судим, к уголовной, административной ответственности не привлекался, хорошо образован, аспирант – характеристика положительная. Я, в свою очередь, буду пробивать у начальства наименьшее наказание по твою душу. Ничего, конечно, не гарантирую, но с судьей могу договориться».

Выслушиваю трелль о том, что с другим арестантом, Муратом Сарбашевым, на двоих нас ждет общая светлая участь. Выйдем, так и так, прямиком из зала судебного заседания, обоих правоохранение только пожурит, влепят легонькую санкцию. Подозрительный государев адвокат все время поддакивает, он у меня вместо стерео-динамика: «Сознавайтесь-сознавайтесь. Следователь верно говорит. А там мы Вас на особый порядок поведем». Особый порядок наступает, когда посыпаешь голову пеплом, признаешь все и сразу, и – в виде подачки – могут существенно скостить срок. Если человек ломается, последней отдушиной для него становится особый порядок. Для меня это неприемлимо. Это бы означало, что я сам на себя примерил хламиду жертвенного барана, согласился на политический и репутационный суицид.

Пару слов про Сарбашева. Мы знакомы с ним шапочно, но нас обоих вели по одинаковой статье. Меня как автора контента, его – как лицо, опубликовавшего что-то из бесконечной простыни запрещенных для россиян материалов. При облаве на Мурата расправа над питерскими мусульманами была состряпана в разы гнуснее. Тогда для фона задержали сотни молящихся на Апраксином дворе, под шумок депортировали несколько имамов – в лапы рахмоновской госбезопасности. Читай, на верную погибель. Когда я задал вопрос оперативнику: «Что ж вы граждан Российской Федерации безсудно депортируете к потрошителям в стороннее государство?» – мне с безразличием бросили: «Да. А что это за имамы были? – Экстремисты». Это про таджикских-то накшбандийцев – экстремисты… Все мы у них экстремисты, все – человекоматериал под замес. Никто не будет вникать в наши внутривидовые брожения. Взаимные анафемы и склоки – наше внутреннее развлечение. Эти люди живут по недоброй присказке времен НКВД: «В сортах дерьма не разбираюсь».

Оттого нет веры ни единому слову гособвинения. Уже здесь, с берега моей хиджры, узнаю, что Мурата засудили на два года колонии-поселения. Несчастный Марат, тебя, уверен, тоже обещали «слегка пожурить»…

Синицын прямолинеен:

— Максим, не буду лукавить. Нам важно организовать суд над тобой как можно быстрее. Оптимально – уложиться в месяц и закрыться в сентябре. Это дело политическое. Нам нужна статистика к G-20 по данному виду преступлений. Работаем, террористическую угрозу в городе предотвратили».

То есть вот оно как выходит. И я, и Сарбашев, возможно, кто-то еще – разменные монеты в подготовке чекистско-полицейского блока к саммиту Большой Восьмерки. За счет нас кто-то себе нарабатывает статистику раскрываемости редких преступлений. Теперь все выстраивается в ряд: и спешка карателей, и их заточеность под то, чтобы вопреки трезвому смыслу объявить НОРМ экстремистской (возможно, в будущем террористической) группировкой, закрыть покучнее сколько-нибудь заметных персон.

Сюда же в копилку медиа-атака, которую каратели предприняли для дискредитации меня лично, нашего содружества и соболезнующих нашему делу. Вот, что заставило обратить на себя особое внимание.

Во-первых, «Фонтанка.Ру». Откуда-то она пронюхала и растрезвонила о преступлении, в котором я подозреваюсь, раньше, чем мне самому был вручен протокол о привлечении в качестве обвиняемого. Откуда эти борзописцы могли что-либо узнать прежде меня? – Вопрос риторический. Лично я призываю честных людей не брать в расчет никакие формулировки, выдаваемые «Фонтанкой.Ру». Они заведомо будут лживы.

Во-вторых, брали нас скопом, всех в 8 утра. Даже нерусских: наших армянских, среднеазиатских, татарских товарищей. Брали и людей с неопределенными религиозными предпочтениями. Гребли всех подряд, за одно лишь знакомство со мной. Пример: широко известный бизнес-тренер Вадим Шлахтер, чьи верования – темный лес даже для меня, хотя сколько лет мы знакомы. Человек увлекается изучением монотеистических традиций. У него, смею предположить, собран обширный книжный фонд по иудаике и исламоведению. Но кадры с иудейским ТаНаХом, отснятые не в моем жилище, телевизионщики пустили в эфир вперемешку с видео из квартиры моей матери. Зритель не сможет различить, откуда что. Делалось это с прицелом на выставление меня крипто-иудеем, фальшивым мусульманином. Учитывая мою целевую аудиторию – русский национально мыслящий класс– это иных способно озадачить.

Вместе с тем, не отрицаю наличия собственной обзорной библиотеки по иудаизму, христианству, буддизму, даосизму, вплоть до сикхизма. Если ты занимаешься компаративистикой, ошибочно не иметь подобной литературы, нежели иметь.

В-третьих, телевизионщики столь халтурно подошли к своей работе, что выставили меня «участником организации «Норна», которую создал опальный новосибирский ученый». Речь идет об объединении профессора Петра Хомякова, губительно доверчивого мыслителя. Его – тоже политического эмигранта – обманом заманили в Россию, где упаковали на длительный срок. Как же так, профессор, операция «Трест» повторилась дважды, и Вы в их мышеловке! Неужто казус Савинкова никому не впрок?

И все же я никогда никакого отношения к «Норна» не имел, с Хомяковым не знаком ни очно, ни заочно.

В-пятых, везде в СМИ показано несколько экземпляров изъятой в моем доме литературы. Ей наспех присвоен статус «экстремистских материалов». Ни карателей, ни их писарей не смутилото, что из всего изъятого только брошюра «Ценности таблига» официально отнесена к «экстремистским» материалам. Но и эта брошюра у меня имелась в единственном экземпляре и для личного пользования, что законом еще не воспрещается.

Другие материалы либо вовсе не были напечатаны (наши переводы под грифом «Русскiй Мурабитунъ»), либо напечатаны, но не включены в минюстовские мыслепреступные списки: «Между викингом и скифом» Вадима Сидорова (выпущен катакомбной православной церковью с благословения иерея о. Романа Бычкова), «Сабля Ислама» (поэтико-концептуальный альманах, изданный авторами совсем непохожего убежденческого поля). Таким образом, утверждаю: провластные СМИ вводят людей в заблуждение, выдавая легально распространяемые материалы за «большое количество литературы эстремистского содержания». Сперва экспертиза – пусть даже коррумпированная, заказная – потом навешивание ярлыков.

Впрочем, быть может, экстремистской литературой, по логике журналистов и их кураторов, являются мелькавшие в кадрах Тора или хасидская «Тания». Тогда этим вопросом пусть занимается Конгресс еврейских общин и Хабад. Они за свои книги спуску не дадут.

То же самое относится к эпитетам, которых удостоилась НОРМ от телеканалов и газет. «Экстремисткая организация», «радикальная», «оправдывающая терроризм на территории России» и т.п. Мы, конечно, далеко не голуби. Но на каком основании множество людей, связанных с НОРМ, в одночасье с легкой руки журналистов стали «членами экстремистской организации»? Где судебный акт, признающий таковой оную? Его нет. Скорее всего, скоро появится, но пока нет. А расплата за клевету, распространяемую в СМИ – есть.

В-шестых, подконтрольные репрессорам СМИ заявляют о том, что я «злостно» скрываюсь от органов следствия, не являюсь по повесткам. Жонглируют понятиями. Для начала, я был отпущен из-под стражи в зале судебного заседания. В отношении меня судом не была избрана никакая мера пресечения. Следователь Синицын моей подпиской о невыезде не заручился, хотя у него с самого начала имелась такая возможность. Никакие повестки мне не вручались. Стечение обстоятельств сделало меня юридически свободным человеком, никакими процессуальными обязательствами перед органами преследования не скованным. Я мог вполне законопослушно покинуть пределы страны, в которой мне со стороны карателей грозит запугивание, пытки и оболгание. Я воспользовался этим шансом, предварительно уладив неотложные задачи. Теперь я свободный человек, передвигающийся из страны в страну.

Иные клеветнические журналистские вбросы можно перечислять и перечислять.

Часть 4. Сотрудничество со следствием или дальнейшее сопротивление?

— Признаю факт написания самой статьи. Но не преступный умысел, который вы мне шьете. Настаиваю на проведении независимой экспертизы. Людей, предоставивших мне сведения об обращении в Ислам партизан Савченко и Ковтуна, не помню. Вспомнить не представляется возможным.

— Экспертиза уже проведена. Даже две. Суду этого хватит по самые уши.

Следователь Синицын, не показывая бумаг, бравирует тем, какие неоспоримые авторитеты проанализировали «Ислам и приморских партизан». На предмет элементов «признания идеологии терроризма правильной и нуждающейся в поддержке и подражании». Один из них в нафталиновый советский век защитил диссертацию по научному атеизму и ссылается в определении ключевых терминов типа «идеологии» на труды Карла Маркса.

Умопомрачение какое-то… Более адекватного специалиста для религиозной экспертизы привлечь им было не возможно. Более деидеологизированного персонажа, чем Маркс, к определению идеологии и идеологического – тоже. Только доктора отжившего свое «научного атеизма» и мэтра архитоталитарной идеологии.

Но следователь Синицын опять юлит. Более 48 часов удерживать меня они не имеют права. Значит, на следующие сутки мне предстоит суд по избранию меры пресечения. Там я выступлю с ходатайством о предоставлении мне перерыва для ознакомления с томами дела. Судья не сможет его отклонить. Изучу все от корки до корки. Там не найдется ни одной экспертизы. Будет только частно высказанное мнение специалиста, не имеющее процессуально-юридической котировки. Такая работа у следователя Синицына – лживопись. Я узнаю это только завтра. А пока…

Пока говорю: «Да, признаю, писал я. Не все фразы и обороты принадлежат мне, но текст в единый, сводный законченный продукт скомпонован мной. Умысел на оправдание терроризма признавать отказываюсь. Подобного умысла не вынашивал». Приморских партизан осудили и приговорили по т.н. «бандитским статьям». Как тогда я могу воспевать их действия в оптике террора? Пускай там, наверху определятся раз и навсегда, кто они: террористы или бандиты – от того станем плясать. Иначе абсурд.

В целом же, я иду вопреки рекомендованной в таких случаях установке «при в отказ, до упора»: пусть следствие не зря проедает свой хлеб, пусть самостоятельно пашет. Иду вопреки тому, к чему побоями, душегубкой и угрозами понуждали террористы «Тайфуна». Вины не признаю. Со следствием сотрудничество не клеится.

Почему я, не признавая вины, соглашаюсь признать сам факт деяния? Потому что не пристало отрекаться от того, что единожды сказано или сделано. Боишься последствий – взвешивай накануне pro et contra, воздержись от резкостей, промолчи. А коль не промолчал – уж не отпирайся.

Несмотря на целенаправленное саботирование, на мягкий подрыв предложений не перечить обвинителю, оболваниватели населения поспешили выставить меня человеком, который «активно сотрудничал со следствием». Это трагикомично: не сумели засадить, так сделают хорошую мину при плохой игре. Мол, какой непоследовательный персонаж, то идет на контакт, то вдруг сбегает.

В чем же заключалось пресловутое «сотрудничество», как это я вижу со своей колокольни? – Выше уже говорилось, что я не стал отнекиваться от написанного. Считать ли это сотрудничеством? Пусть ответят старые, принципиальные тертые калачи, годами борющиеся с репрессивной мясорубкой. Мне было важно не допустить уступок, чтобы не потерять единственный мой капитал: честь. Ибо сперва ты откажешься от плодов своих, потом – от доброго имени и соратников. Но если не за это хлебнуть горестей, то за что же?

Как бы там ни было, если кто-то продолжает томится в застенках Системы, если кому-то лгут о моем «сотрудничестве» – требуйте аудиозаписи и протоколы допросов с моим участием. Тогда обвести вас вокруг пальца не выйдет. Следствию нечем будет крыть, не останется козырей в их лжи. Поскольку ни о ком я не дал карателям новой информации.

Что же до моего отказа заложить товарищей из группы поддержки партизан, которые настояли на придании огласке факта их шахады, то такова моя принципиальная позиция. Этот эпизод явно злил следствие. Синицын ссылался на то, что я опасен для общества, нуждаюсь в аресте и помещении в «Кресты» как раз потому, что не выдаю источники своей осведомленности, не сдаю ребят.

В его ходатайстве об аресте присутствует умилительная фраза, характеризующая степень моей асоциальной зловещности: «При написании и публикации данной статьи, в которой ярко выражены его политические и идеологические взгляды (оказание сопротивления власти и пренебрежение к ней, оправдание действий международного преступного элемента), показал свое отношение к обществу, оправдав действия международных террористов и банды «Приморских партизан», тем самым выразив недоверие и негативное отношение к обществу и правоохранительным органам, что может свидетельствовать, что намерен продолжить аналогичными или иными способами оказывать органам следствия сопротивление».

Это – то настроение, с которым вышел каратель на суд после безрезультатных двухдневных допросов. Оно говорит само за себя. И да, я действительно выражаю недоверие т.н. «правоохранительным органам», считая их инструментарием политического террора, карательным звеном госцензуры и преступной борьбы с инакомыслием. Точно также, как к ужасу Системы, недоверие ей выразили миллионы россиян, вставшие на сторону партизан, сочувствуя их порыву.

Хорошее же выходит «сотрудничество со следствием», если репрессоры пасуют даже взять с меня подписку о невыезде, настаивая только и исключительно на аресте. Такая прыть «сотрудничать», о которой распускают слухи каратели, вылилась бы в карандаши в ноздрях или раскуроченные запястья, задержись я у них подольше. Такое «сотрудничество», если без дураков, сам репрессор называет «намерением продолжить оказывать органам следствия сопротивления». Это фантастические оценки, я ликую, что стал их адресатом. Фактически вся репрессивная машина, которая создавала мне геморрой многие годы – ФСБ, полиция, Следственный комитет, «эстапо» – расписалась в том, что я все эти годы оказывал ей сопротивление разными способами. Такое дорого стоит.

Когда судья оглашал постановление, Синицын сидел с нервно дрыгающимися скулами. Все очевидно шло не по его сценарию, почва уплывала из под ног. Постановление суда отсканировано и соратниками выложено в сеть. Каждый может прочитать его, убедившись в том, на чем настаивали каратели и в чем их обломали.

Теперь о наших принципах, которые годами позволяли отводить удары от невиновных людей, пока их преследование шло хотя бы с минимальной оглядкой на законность. Себя и своих товарищей я приучаю никого не топить, чего бы то ни стоило нам самим. Никого, кроме выявленных и доказанных предателей: они должны быть наказаны во что бы то ни стало. Тем, кто по своей вине или недомыслию утоп – сверху не доливать. Любыми способами помогать выкарабкаться: деньгами, показаниями, обращениями в честные СМИ, выверкой линии защиты с адвокатами. Давать положительные характеристики тем, кого хомутает паук-репрессор. Тех, кого он демонизирует, наоборот приуменьшать, выставлять нелепыми, безобидными мечтателями.

В моей жизни выпадали недели, когда приходилось безвылазно торчать в кабинетах дознания. То была жаркая пора. В среду допрос в Следственном комитете по поводу листовок Исламской Гражданской Хартии, одним из инициаторов которой я выступал (по «делу о Хартии» нас донимала еще и полиция, вплоть до декабря 2012-го). В четверг – на допросе в ФСБ, уже по мотивам связей с другороссами Эдуарда Лимонова. В пятницу – еще что-то в этом роде. В каком-то смысле «вальсировать со следствием» не привыкать.

Но наш главный принцип – защищать всех достойных людей, кто под ударом, чья судьба зависит от наших показаний. Делать надо это строго невзирая на разницу убеждений. Когда мчится репрессивный каток, «несть ни эллина, ни иудея», ни красного, ни коричневого. Так было в случае с интервью для «Студии прямого действия Ф-1». Тогда, рискнув, меня интервьюировали ребята-нацболы, у которых самих висел букет незакрытых политических статей. Озабоченному нашей посадкой за это интервью оперуполномоченному ФСБ на допросе я отвечал так, что в материалах моего нынешнего уголовного дела значится: «Но в тот раз ему удалось избежать ответственности, воспользовавшись пробелами в законодательстве». То есть как бы моя вина, что не даю несчастным оперуполномоченным задарма поживиться, умело использую бреши в законе.

Попытка покарать инакомыслящих ребят-нацболов захлебнулась. Нацболы были предупреждены еще накануне моего вызова в «Большой Дом» на Литейный. Им я довел то, что сам воздух шепчет мне о надвигающейся грозе. Удар был отведен и от них, и от меня. С годами политической диссидентуры так бывает: развивается животная интуиция. Все, что у нас есть – молитва и упование на Высшую милость. В ином нет потребы. И это – источник нашего внутреннего зрения.

Точно также я был морально готов к утреннему визиту 21 августа. И до того вваливались конвоиры-пистолетчики. Без повесток, без бумаг – чтобы полупринудительно обеспечить мою явку на очередной допрос. Не раз и не два, разыскивая меня, на психику родственников давила полиция. Оценивая сгущение туч, наблюдая за запуском маховика выкорчевывания живого Ислама и – прицельно – русских мусульман, я предупреждал людей: «Ждите. Скоро жахнет».

Жахнуло.

Последний пример того, как выглядит «сотрудничество со следствием» в моем случае – дело Егора ар-Руси. Обещал вернуться к его фигуре – возвращаюсь. По сети блуждает инсайд о том, что атака карателей на нас пересекается со случаем Рябинина.

Тогда органы следствия и ФСБ пытались сыграть на наших с ним суфийско-салафитских противоречиях, о которых знали вокруг, пожалуй, что, все. Традиционалисты в мечетях и медресе отвернулись от «русского ваххабита». Он был слишком неудобным элементом, гнул свою линию. Они же проявили свой вечный страусиный испуг: вместо того, чтобы биться за своих попавших в переплет, отреклись, чуть что. Вместе с тем известно, что я тоже считаю себя традиционалистом. По этой причинеменя попытались привлечь к преследованию Егора в роли свидетеля со стороны обвинения. В голове у меня был план, как действовать. Защите Егора я его довел. И, выйдя на суд, я таки дал показания.

В результате дело было развалено в труху – все, о чем сговаривались между собой репрессоры. Это вызвало бешенство судьи и прокурора. Судья не понимал, откуда у меня способность предугадывать на два три хода вопросы прокурора. Вместо «путешествия по этапу» на два года Егор отделался плевыми общественными работами.

Я знал, что Контора не та контора, которая прощает подобные выкрутасы: взломы жирных дел. Знал, тем не менее, рискнул провернуть то, что называется «шаг матадора»: угробить быка в последний момент. Нынешнее мое дело – реванш с их стороны. У меня есть все основания так считать.

Часть 5. О «вероотступничестве», или по ком звонит колокол?

Понятно, что вброс марионеточных СМИ про «отречение Салмана Севера от Ислама» вызвал недоумение. Все эти недели, прошедшие с момента моего пленения, вплоть до сегодняшнего дня многие ждали прояснения от первого лица.

И вот я говорю: россказни о моем отречении от Ислама в зале судебного заседания – ложь.

В здании суда присутствовали достойные доверия свидетели, в том числе мусульмане, способные подтвердить, что ни слова о вероисповедании мной вообще не было проронено. Равно как в протоколах допросов я ни прямо, ни косвенно не отрицал своей религиозной принадлежности. Что задокументировано.

Скажу более, следователь Синицын настаивал на моем заточении в СИЗО, давя на то, что я являюсь лицом, принявшим Ислам. Это было настолько кощунственно, что вынудило судью показательно его отчитать. Синицыну напомнили о том, что никто пока не отменял ст. 28 Конституции РФ, гарантирующую право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой.

Суд в мотивировочной части постановления подчеркнул, что указание на принятие подсудимым Ислама в качестве отрицательной характеристики не корректно. Этот момент выявил показательную деталь, которая не нуждается в комментариях: органы уголовного преследования ненавидят Ислам, ненавидят мусульман, беззастенчиво позволяют себе попрание их свобод, не считаясь ни с Конституцией, ни с Всемирной декларацией по правам человека. Неотъемлемое право гражданину становиться мусульманином они извращают в заведомо негативное, полупреступное деяние. В нечто такое, за что на перерез соображениям законности, процессуального равенства и справедливости человека следует привлекать к более пристрастному уголовному преследованию.

Теперь хочу предать огласке важное. Некоторые ботливые оперативники разглагольствовали в моем присутствии об истинной подоплеке войны с русскими мусульманами. Меня не колеблет, говорили ли они это, чтобы подтрунить или поиграть на нервах. Или же говорили со всей серьезностью. Я уверен в их полной убежденности действовать так, как они вознамерились. Резюме того, что отныне ждет нашего брата:

1. Атака на НОРМ как единственное консолидированное движение русских мусульман планировалась загодя, но проведена аккурат накануне десятилетия организации (2014 г.).Попытки вырастить и запустить сурковских спойлеров – прокремлевских «русских мусульман против НОРМ» – загибались еще на эмбриональной стадии. Поэтому каратели решили пойти на прямой удар. Они хвалились тем, что с именно с их подачи «русское басурманство не протянет и десяти лет». Только их работа и никаких больше тонких многоходовок от кремлевских старцев. Поэтому в текущем году наблюдается такая активизация преследований и подавления гражданских свобод, конституционных прав и самих сообществ русских людей, избравших свой путь в Исламе. Каратели намерены сделать все, чтобы укатать, извести нас как явление, замуровать в пыль истории.

2. Повсеместно в России под любыми предлогами будут выявляться «ячейки НОРМ» и близких ей по духу сообществ. По всем ним готовится удар. Будут ли под разгром подведены люди, где-нибудь реально состоящие или нет, никого не волнует. Их будут травить и сгнаивать без оглядки на закон и наличие связей с НОРМ. Данные о том, что карательные органы рыщут в поисках очагов русского Ислама по городам и весям, были заявлены в СМИ самими карателями.

3. НОРМ намерены в скором времени подвести под запрет. Провернут это через признание организации экстремистской, для чего сейчас задействованы СМИ с их негативными поклепом. Поскольку официально НОРМ приостановила свою деятельность в России еще в 2011 г., предусмотрительно перегруппировавшись, любые джамааты русских мусульман, нарочито припишут к НОРМ. По этим соусом их будут трясти и громить. Тем самым, русские мусульмане будут поставлены в один ряд с неугодными салафитами, нурсистами, сулейманитами, таблигами, хизбиями, учениками Фетхуллаха Гюлена, мюридами шейха Османа Нури Топбаша, ихванами и др. Малейшая связь с зарубежными единоверцами автоматически повлечет подозрение в шпионаже в пользу Турции, Пакистана, арабских стран.

4. Каждому сколько-нибудь заметному активисту русского исламского сообщества, оказавшемуся в лапах силовиков, будет настоятельно рекомендовано публично отречься от веры. За «пряник»: в обмен на прекращение преследования. В отношении каждого несломленного будут распространены слухи о том, что за решеткой он стал муртадом. Делясь видами на будущее, каратели без устали ссылались на воронежца Антона Евстратова. Мол, его перестали прессовать после публичной апостасии обратно в христианство.

5. Посмертная честь русских мусульман будет поругана. Их память окутает плотный кокон самой слизской лжи, домыслов и передергиваний. И живого, и почившего русского мусульманина ждет репутационное унижение, втаптывание в грязь.

 Мне это проиллюстрировали на примере все того же Егора ар-Руси, а также наших с ним товарищей. Эти люди, как многие другие соотечественники, отправились в Шам исполнять то, что им велилих долг. Вопреки ожесточенной проасадовской пропаганде служек кремлевского медиа-пула. Вопреки беснованию поддерживающей узурпаторов-людоедов евразийской камарильи. Когда они пали там смертью храбрых, защищая сирийский народ, манипулируемые СМИ разродились нелепыми измышлениями. Ссылаясь на таких участливых чекистов, они твердили, что питерских добровольцев положили сами повстанцы, приняв за российских шпионов. Оперативники при мне завирались и того пуще: Егору исламисты отпилили голову, его напарнику – гениталии.

 Так вот, там, где я нахожусь сейчас, не составляет труда установить правду. Правда заключается в том, что и Егор, и другие люди погибли в составе колонны воинов, двигавшихся на освобождение Хомса. Они канули в бою от авиации превосходящего их оружейной мощью противника. Байки о шпионаже, отрезанных гениталиях, ваххабитах-убийцах – ложь. Могу сказать одно – его напарника полиция год мурыжила за пустяк: распечатку для раздачи во время «болотной оттепели» копий меморандума Исламской Гражданской Хартии. Репрессоры настойчиво пытались его вербовать, сделать засланцем в наши ряды. Но вместо того, чтобы стать «ментовским барабаном», навсегда запятнав себя несмываемым позором, он совершил свой мужской поступок. И с этой поры мы запечатываем рты, не смея ничего сказать поперек памяти этого славного парня. Таково мое пояснение к чекистской утке о «шпионах».

6. Сетевые ресурсы русских мусульман подвергнут хакерскому разгрому. «Особо языкастым головам» уготована расправа на манер той, первой ласточкой которой предстояла стать мне.

В этом лично у меня нет сомнений. Еще в августе из моего блога стали исчезать самые сочные и острые статьи. Уничтожены все мои аккаунты, почтовые ящики, профилированные группы в соцсетях, напрочь снесены наши сайты. Пока я находился в стеклянном закоулке суда, соратники где только on-lineне наблюдали мой фантом. Мои, моей семьи и близких камрадов компьютеры с автосохраненными паролями были конфискованы органами следствия. Поэтому считаю, что уничтожение следов нашего присутствия в информ-пространстве, подтирание годами накапливаемого интеллектуального продукта осуществлялось самими силовиками или с их подачи.

7. Будут посажены общественные деятели, грех которых – лишь в том, что они позволяют себе говорить о сильных и перспективных сторонах исламской религии.

Хочу поэтому предупредить одного популярного тренера личностного роста. Под него готовится многолетний подкоп. Ему не могут простить то, что сотни крепких здоровых парней через него пришли к Единобожию… Ни слова во вред тебе я не произнес. Но все равно будь осторожен.

8. На шаблоне НОРМ готовится типовая обкатка приема по ликвидации новых этно-конфессиональных формирований. Вслед за нами, по тому же лекалу, должны быть уничтожены якутские джамааты, за ними – другие. И так далее.

9. Видные русские мусульмане поплатятся карьерой за приверженность религии, независимость и активизм. Давление силовиков будет оказано на руководство университетов, начальство фирм, где они учатся или работают.

Это и мой случай. На следующий день после расконвоирования я отправился к себе на работу. В этой компании я меньше месяца, но с уже четко очерченными перспективами. С генеральным директором у нас была договоренность, что я вхожу в курс проектов фирмы без заключения договора, пока мне не предложат руководящий пост. Сфера – правовой консалтинг. Интересные большие дела, многомиллионные сделки. На следующие сутки после освобождения узнаю, что владельцы бизнеса накануне договорились о введении меня в управляющий состав. Это публичная должность, с широчайшей коммуникативной нагрузкой. Однако после натиска СМИ, в которых я выставлен адвокатом террора, никто не отважится на такой имиджевый риск.

С 17 лет за да’ават однокурсникам меня вызывал на ковер замдекана. С 17 лет на меня за это натравливали ФСБ. И теперь, спустя десять лет, я горд за каждого русского мусульманина-юриста, выпустившегося с нашего потока. Сегодня перед ними я в неоплатном долгу.

      10. Наконец, как верная опора режима будут искусственно поддержаны шииты отечественного пошиба. Наращивание их веса заложено в прямую пропорцию от темпов подавления, угнетения и согбения к ногтю русских мусульман. Их не будут трогать в пику суннитам. Наперекор подавляемым 20 миллионам вековечных российских граждан. Плюя на весь соседский суннитский мир. В угоду одному только изгою Ирану и кровопийцам-алавитам. Кое-кто из этих шиитов хорошо успел забетонироваться, с энтузиазмом сдавая мусульман и строча кляузы. За выслугу им будет позволено действовать без оглядки на пространстве, зачищенном от суннитов. Теперь и сейчас, параллельно с вихрем политических репрессий против НОРМ, дается зеленый свет крайним рафидитам из проекта «АРШ» («Ассоциация российских шиитов»).

Часть 6. Террариум. Поименно

На последнем пункте остановлюсь подробнее. Это самое важное, что я намерен довести.

Репрессии, аресты, депортации мусульман деспотам на съедение, погромы суфийских и салафитских джамаатов в Невограде и области – итог слаженных действий группы шиитов, крипто-тенгрианцев, евразийцев и православных экстремистов. Я отвечаю за каждое сказанное слово и готов к спросу Судного Дня.

Как готовился подкоп под меня, например? Прелюдией послужила статья Владимира Киреева «Ислам Севера». Ее опубликовали на «Портале сетевой войны» – официальном сайте Евразийского союза молодежи. ЕСМ – креатура капитулировавшего Кремлю философа Александра Дугина, некогда авангардного. Нынче эти люди – наши главные идеологические оппоненты – за кровавый кулак, за власть тирана, за замкнутый на Москву евроазиатский Империум от океана до океана, за свержение происламских элит Турции, за вурдалака-сектанта Башара Асада. Весь политический геном сознательных русских рабов в реализации.

В своей статье Киреев проговорил слово в слово то, что через месяц мне предъявят каратели: подозрительные контакты на Ближнем Востоке (в версии силовиков: резидент разведки, эмиссар), лидерское положение среди русских мусульман (в версии силовиков: организатор ОПГ, главарь подполья), споспешествование отправке Егора ар-Руси в Сирию (в версии силовиков: тайный шеф вербовочной сети). То, что Киреев подал как простое предположение, превратилось в реалистичные претензии молотильного катка. Вместе со мной в тексте упоминался активист татарского землячества Ринат Валиев. Поэтому хочу посоветовать Ринату, к которому всегда относился по-братски, быть осмотрительнее. Те, кто решил провести зачистку от «неудобоваримых традиционалистов» (от нас), не преминут зачистить город и от «неудобоваримых татарских патриотов». От тебя, Ринат.

Что странно: про слухи о моем якобы непосредственном вовлечении в «сирийский вопрос» я узнал от третьих лиц за несколько дней до публикации киреевского текста. Это удивило и насторожило: почему я сам ничего не знаю о том, что куда-то отправлял конкретных русских добровольцев? Чувствовалось, что по-доброму не аукнется высвобождение Егора ар-Руси из репрессивных тисков. Но как они это обставили…

Но ни тогда, ни сейчас, никогда я не отрекусь от всех моих братьев-добровольцев, сложивших головы или продолжающих сражаться в землях Шама. Эту нашу всемерную поддержку благородного населения Сирии и пришедших к ним на помощь не может нам простить византийско-евразийская и чекистко-разведческая братия. И это еще один реальный подтекст борьбы с НОРМ.

Теперь, кто такой Владимир Киреев? – Публицист, православный реваншист, националист, колумнист «Modus Agendi». Что есть «Modus Agendi»? – Стоящий на страже консервативно-охранительных интересов клуб фашиствующих интеллектуалов – тех, кого принято называть «крестоносцами». Вместе с тем площадка для наиболее исламофобски настроенных авторов, вещающих «справа». Соорганизаторами клуба выступили Евгений Валяев (его модератор) и Илья Горячев – экс-руководитель подконтрольного Кремлю движения «Русский образ», лауреат почетной грамоты от Патриарха РПЦ МП, бывший редактор православного телеканала «Спас». Этого пламенного сербофила его же «српски братушки» вот-вот должны экстрадировать в Россию, где он обречен. В националистической среде за сделку с режимом, постукивание и сливы следователям конкурентов по правому лагерю Горячев был заочно приговорен к линчеванию, его детище – переименовано в «Сучий образ». А как отработанная фигура сурковской эпохи, он попал еще и под раздачу вчерашних хозяев. Ему не позавидуешь: с одного фланга – летучие мстители, с другого – каторга.

Что такое «Русский образ»? – Тот самый «Образ», который яростнее всего мешал распространению исламофилии среди русских националистов, вбивая нам клинья. Тот «Образ», чьи юнцы на Русском Марше двигались под баннерами «Нет исламизации!», скандируя богохульные лозунги. Тот самый Горячев, который исписался статьями о «русских потурченцах», раскачивал антикавказскую истерию на страницах «Ermolov Watch» и т.д. После окончательной самодискредитации останки «Образа» влились в новорожденные «Право-консервативный альянс» и экспертно-аналитическую солянку «Modus Agendi». Одно из их перьев – Киреев. Я пытался в лучших намерениях отговорить его от влезания в чужие расклады, в которых он мало чего смыслит. Человек предпочел остаться при своем.

Так вот, уверен в том, что столичный житель Киреев не пишет самостоятельно. Он мальчик-исполнитель главного осведомителя, сдающего мусульман Петербурга – Таная Чолханова. Выскочившего из ниоткуда бывшего бродяги, а теперь – «хазрата». Наши люди наблюдали его еще какое-то время тому назад. Тогда «хазрат» едва в медресе связывал по слогам арабские буквы. Пока на ровном месте нео-византистский «Modus Agendi» не стал усиленно раскручивать новоиспеченного «богослова», создавая ему медийный скелет. Это как если бы орден иезуитов или «Opus Dei» занялись пиаром никому неизвестного околоисламского еретика. Зачем им это?

Вживую мы встретились с «хазратом»-стукачом только однажды. Когда питерский филиал Центра консервативных исследований МГУ предложил мне выступить с речью о нео-османизме. О нео-османизме, против которого Дугин позже обрушит своих гвалтливых – на поддержку первертов и секуляристов с площади Таксим. Нео-османизм, за который евразийцы доложат обо мне и обществе «Osmannenerbe» (он же Русский Османский Клуб) «куда надо».

Тогда, вдовесок, организаторы мероприятия позвали Чолханова и – в качестве оппонента нам обоим – не делающего тайны из своего членства в масонской ложе шиита Тараса Черниенко. Чолханов городил несусветную ахинею о прото-шариатских мотивах в «Ясе» Чингисхана, про тождественность Таухида и тюркского язычества. Присутствующие мусульмане (таджики, татары, русские, кавказцы) обомлели: на каком основании этот крипто-тенгрианец прикидывается номинальным суннитом? Как поползновения уравнять чингизидский ширк и Слово Всевышнего согласуются с исламским вероубеждением? Что он мелет?..

В коридорах слышно было, как Танай-«хазрат» изливал обиды по поводу посмевших его осечь «русских конвертитов, которые знать себе места не знают». То, что «русский конвертит» оказался чистокровным ингушем, не выдержавшим измывательства над религией, его клокотания унять не сумело.

Второй раз Чолханов проявился на горизонте, когда принялся на чем свет стоит клясть мусульман Косово. За то, что они освобождали свой край, не брезгуя поддержкой НАТО, Танай требовал «зашить этих собак в свиные шкуры и бросить в реку». Своим единоверцам он предпочел идолопоклонничество «единонеделимцев» с их одержимостью укатать в асфальт кого угодно и как угодно, лишь бы «ничего не досталось атлантистским ястребам». Писал он это прилюдно, у меня на странице в соцсетях, чему уйма свидетелей. Под фотографией покойного Самиддина Джизаири (позывные – «Командир Ходжа»), национального героя албанского народа, амира «Армии Аллаха», которая защищала мусульманское население Македонии. Сожалею, что мой аккаунт уничтожен – сейчас бы пригодились принт-скрины оттуда.

Третий раз стукач Чолханов всплыл, когда на суде я потребовал ознакомление с материалами дела. Среди шелухи и дежурных рапортов «о важности привлечь…», «о нужности возбудить…», «о целесообразности санкционировать…» я увидел один донос.

Только один.

Это был донос, написанный осведомителем карательных органов Танаем Чолхановым. Рукопись за его подписью. Ни протокол дознания. Ни экспертное заключение. Ни опубликованные где-то полемические записки. – Добровольный донос. Такой же, какие подлые трусы клепали в 37-м.

Я горько ухмыльнулся тому, как куражится в своем доносе тот, кто без зазрения совести сам требовал топить в свиных шкурах мусульман. Каким отмороженным радикалом и попирателем тагутов «незабвенной России» выгляжу я с его подачи. Каким нетолерантным «исламофашистом». Как тревожится засланный тенгрианец «за все хорошее, против всего плохого», помехой чему – я, Салман Север.

Вот вопрос: что сделал бы я на месте изобличенного стукача? Принял бы как данность то, что моя общественная карьера «под прикрытием» – швах. Тихо ушел бы в небытие, потерялся из виду, заглох. В случае Чолханова – т.е. наработав «карму» человека, настучавшего на десяток кавказских салафитов – я бы года четыре шкерился по закоулкам, дрожа от каждой тени.

Но тут все обстоит иначе. Сказывается физиология «личности по Достоевскому»: чем глубже в грязь предательства и нравственного вырождения, тем несуразнее из нее кувыркания. Чолханов все там же, на исламофобском «Modus Agendi» сам ли, в соавторстве ли с Киреевым, штампует один отбеливатель за другим. Это бесполезно, Чолханов. После сотворенного тебе, если хватит духу, остается только отважиться на «последний аргумент офицера».

Когда стало понятно, что большинство мусульман – даже не согласных с НОРМ, критиковавших нас за наши ошибки – не вняло лжи о моем вероотступничестве. Когда, милостью Всевышнего, я оказался на свободе и стало ожидаемым, что в один день выступлю с разоблачением. Когда прислушивающиеся к нам люди остались непоколебимы в своем доверии нам и нашим идеалам. – Тогда Таная Чолханова и его кураторов понесло.

Тенгрианец стал утверждать о том, что я – сатанист. «Суфий, разделяющий некоторые салафитские взгляды», вожак опасной оккультной секты, «кассир, работающий в филиалах сатаны по всему нашему миру» (последнее – за помощь жителям Шама) и проч. Я – человек, который организовал переводы десятков классических трактатов по фикху, духовным наукам, акыде – не имею ничего общего с исламским традиционализмом. Человек, которого доносчик и запитанная им карательная машина норовили упечь на зону – не являюсь узником совести. Что ж, была бы совесть, тогда не страшно быть узником.

Подпеть своему заместителю бросился местный «имам-мухтасиб» Мунир Беюсов. Неудачный протеже Совета муфтиев России в Петербурге, заточеный на удар исподтишка ставленник Равиля Гайнутдина. Мы часто сталкивались с ним еще в ту пору, когда я занимался халяль-сертификацией. Но общение с ним оборвал после того, как Беюсова в один вечер потянуло на откровения. Отчего-то он стал признаваться мне, что уже давно ведет тайный дневник. Книжицу, в которую заносит компромат на всех людей, кто когда-либо помог ему или отказал в помощи. Компромат на своих благодетелей, спонсоров, помощников, непосредственное руководство. Я спросил:

— Зачем Вы это делаете?

— Затем, чтобы потом можно было шантажировать. Что ж ты один раз мне помог, голубчик, а второй раз помочь не хочешь?

Мое омерзение достигло предела тогда, когда Беюсов вслух размечтался: «Скоро сдвинут Равиля, мы с нижегородскими его заменим. Держись поближе, тогда тебе ничего не угрожает». Подразумевался глава СМР, а под нижегородскими – команда молодых волков из тамошнего муфтията.

Как вытекало из общения с силовиками, Беюсова уязвило, что не его, назначенца в большой чалме, а меня – неугомонного диссидента – телевизионщики пригласили комментировать недавний Праздник Разговения. Кстати, мое задержание произошло спустя незначительный промежуток времени после того, как мы дали тот эфир. Показной захват «Тайфуном» с повсеместной телетрансляцией опасного преступника Салмана Севера – это также попытка журналистов исправить свою «оплошность» перед госцензорами.

Но сгружение чудовищ: репрессоров, крестоносцев, тенгрианцев, змеиных «имамов» – не имело бы завершенных черт, не вплетись сюда шииты. Как и всегда в истории Уммы, в этот раз они спелись с заклятыми врагами мусульман, проводя в действие подлые интриги. Как только информация о моем пленении вышла в открытый доступ, местечковый шиит, скрывающися под псевдонимом Dr. Akula, радостно заявил, что их небольшая группа выступила организаторами «очищения Питера от салафо-вахабо-халифатской заразы», атаки на НОРМ, карательных рейдов по Апраксиному двору и т.д. Сканы его самоизобличения сохранены.

Косвенно шиитского осведомительного коллаборационизма не отрицали и оперативники. Впрочем, это уже давно секрет Полишинеля. Мы только получили убедительные подтверждения тому, что сами предполагали. О полусмешливых обещаниях Тараса Черниенко «накатать на Салмана Севера в органы» мне сообщил камрад, ставший невольным свидетелем этого разговора в магазине «Мекка». Черниенко вряд ли мог предположить, что рано или поздно все тайное станет явным.

Но и у стен есть уши, Тарас.

Сейчас все трое, Чолханов, Беюсов, Черниенко – внедренный тенгрианец, кусающий кормящую его руку компроментатор и рафидит-масон – образовали клубок друзей. Некий «Петербургский феномен». Пока репрессоры Невограда срывают конференции, где обсуждается война режима с хиджабом, в этом террариуме кишит жизнь. На сборы их «Форума традиционных конфессий» никто в погонах не врывается и не ворвется.

Все-таки славно, что мы являемся «сатанистами и вербовщиками в Ад», будучи непричастны к такому «традиционному исламу». И я испытываю глубокое чувство удовлетворения от того, что за все эти годы Системе не удалось испоганить никого из моих соратников, завербовав или переманив в свою кормушку. Она была вынуждена прибегнуть к худшим лицемерам, подобрав их со стороны.

Значит, наш эксперимент по выдавливанию из русского человека генома раба удался.

Часть 7. Lotta continua. Центральное неподчинение

Что у чекиста на уме, у Силантьева – во языцех. Роман Силантьев, эта рабочая глотка государственной антиисламской кампании, «чревовещатель режима», завсегда скажет лучше нашего брата. Его недавние радостные восклицания подтвердили все: и факт объявления силовиками войны НОРМ, и озадаченность Системы тем, как истребовать идеологов русского Ислама на расправу в Россию, и начало карательной мести за наш коммунитаризм.

Что понимается под коммунитаризмом в данном случае? – То, что мы идеально подпадаем под примитивные параметры мишени, на которые кураторы силантьевых спускают гончих. А именно: любой джамаат, имеющий безбашенную наглость двигаться самостоятельным курсом, объявляется «ваххабитским» и на этом основании его измалывают в фарш. Мы же сами открывались навстречу всем подавляемым и запрещенным в той степени, которую мало кто себе позволяет. И межличностные связи с салафитами, нурсистами, ихванами, и политическое партнерство в рамках Исламской Гражданской Хартии, и кооперация на ниве программы «Зинданистан» выводили нас в зону риска.

Но этими мерами мы помогали созданию общего рабочего (коммунитарного) пространства для мобилизации суннитских сил. Там, где власть разделяет и властвует, мы старались собирать, чтобы делать людей сепаратными от власти.Так, без всяких диверсий мы нащупали ахилессову пяту, над которой трясется охранка. Это: тюремный Ислам, демонтаж казенной мифологии, обнуление казенных национальных ценностей (т.н. «русский негритюд» как мучительная операция по превращению в свободный, постимперский и антиимперский народ) и тактика гражданского неповиновения.

Поэтому я, имея готовность признать накопленные за эти почти десять лет истории (нашей на пару с НОРМ) промахи и ошибки, хочу сказать следующее. Нас критиковали за отказ в полном составе выдвинуться против Системы на том заделе, где она во сто крат сильнее. Где ее эскадроны смерти наладили фабрику по истреблению лучших представителей порабощенных народов. Возможно, это была не лишенная смысла критика. Но мы не смогли бы сохраниться и окрепнуть, если бы решились на такой шаг, не имея постоянной демографической подпитки за плечами, какую имеют сопротивляющиеся народы.

А мы крепли. Крепли сквозь трудности. Когда мы искали фарватер, чтобы идти не пересекаясь с властью, нас считали «маргинальной группой сектантов». Мы слыли «проектом Градировского», «разводкой Суркова» и т.п.

Когда мы порвали односторонний договор с властью, мы стали «радикальными идеологами», с которыми опасно водиться. Наших людей уговаривали воздержаться от того-то и того-то, не лезть туда и туда. Но мы не воздерживались и лезли. Редкий допрос русского мусульманина в любой точке страны обходился без выяснения его связей с нами. Теперь на профилактиках силовики рекомендовали людям держаться от нас подальше для их же блага.

Наконец, когда мы вступили в открытый конфликт с Системой, нас захотели пустить под нож как «экстремистскую организацию», все ячейки которой предстоит выявить и подвергнуть разгрому. Никакие профилактические беседы и уговоры не помогли. Начато силовое подавление. Начато сразу после того, как в результате естественной эволюции у нас отпала нужда быть организацией. – Начато тогда, когда мы стали пробиркой для новой нации, русской нации Ислама, которой тесно в сектантских измерениях сообщества, клуба или партии. И, как над авангардом всякой другой формирующейся нации, над нами довлеет миссия стать отцами-основателями, экипажем «Mayflower», двигающимся в поисках земли для нашего народа. Хиджра – исток этого поиска.

Как сказал однажды куда как более миролюбивый, но обретший свою победу Махатма Ганди: «Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь». Судя по ожесточению наших врагов, врагов веры и свободы в России, мы в предпоследней стадии.

Поэтому Силантьев зря радуется, что идеологи русских мусульман покидают пределы оккупированной зоны. Ему следовало бы испытывать кислые чувства. Потому что из Россию тактически отошли люди, полностью очищенные как от химер имперского бесоверия, так и от рабского ДНК «профессиональных русских». К тому времени идеологи должны начать сбор этих людей в единое целое.

Россию будут покидать не трусы, спасающиеся пошкурно, а политические солдаты. Которых Господь удостоил чести совершить хиджру, сделав их перемещение причиной новых действий в новых условиях с новой энергией. Потому что солдат или комбатант, или военнопленный. Пока Системе не удалось нас пленить – вот, о чем должен беспокоиться Силантьев.

И эта сладкая тяжесть хиджры говорит нам о том, что мы покинули Мекку безбожников, чтобы окрепнуть в Абиссинии, чтобы построить вместе нашу общую Медину родов, наций и кланов. И только тогда быть во всеоружии для возвращения и повторного открытия Мекки. Ибо хиджра – только прелюдия к освободительному марш-броску.

И если с доизволения Всевышнего наша миссия увенчается успехом, русский Ислам подобно семенам рассеется по всему миру. По всем странам, где правительства дают своим гражданам право жить и свободу верить, не угрожая в любой момент обрушить молот. Если  поработители Родины не дают нам ни жизни, ни земли, мы будем искать землю для жизни в новых родинах. Принцип диаспоры станет нашей национальной колыбелью.Что, возможно, и есть единственный путь взросления «других русских», привыкающих жить без оглядки на конвульсирующую империю.

Репрессии, которые ожидают русских мусульман на подневольной земле – тяжелое благодатное испытание, способное отделить солдат от колеблющихся попутчиков. Поэтому я призываю соратников проявлять стойкость и верность нашим принципам. Берегите свою честь, свое имя, будьте непреклонны и храбры. Помните слова Халида ибн аль-Валида: «Моя трусость не продлит мои дни, моя храбрость их не уменьшит».

Наши слова сегодня такие же, как у итальянских революционеров:

«Lotta continua!» – «Борьба продолжается!»