Свинка золотая щетинка сказка читать

182^[1]

Жил старик со старухою; у них было три сына: двое умных, третий дурак. Старик со старухой померли. Перед смертью отец говорил:

— Дети мои любезные! Ходите три ночи на мою могилу сидеть.

Они кинули между собой жребий; досталось дураку идти. Дурак пошёл на могилу сидеть; в полночь выходит отец его и спрашивает:

— Кто сидит?

— Я, батюшка, — дурак.

— Сиди, моё дитятко, господь с тобою!

На другую ночь приходится большому брату идти на могилу; большой брат просит дурака:

— Поди, дурак, посиди за меня ночку; что хочешь возьми.

— Да, поди! Там мертвецы прыгают…

— Поди; красные сапоги тебе куплю.

Дурак не мог отговориться, пошёл другую ночку сидеть. Сидит на могилке, вдруг земля раскрывается, выходит его отец и спрашивает:

— Кто сидит?

— Я батюшка, — дурак.

— Сиди, моё дитятко, господь с тобою!

На третью ночь надо среднему брату идти, то он просит дурака:

— Сделай милость, поди посиди за меня; что хочешь возьми!

— Да, поди! Первая ночь страшна была, а другая ещё страшнее: мертвецы кричат, дерутся, а меня лихорадка трясёт!

— Поди; красную шапку тебе куплю.

Нечего делать, пошёл дурак и на третью ночь. Сидит на могилке, вдруг земля раскрывается, выходит его батюшка и спрашивает:

— Кто сидит?

— Я — дурак.

— Сиди, моё дитятко, господь с тобою! Вот тебе от меня великое благословение.

И даёт ему три конских волоса. Дурак вышел в заповедные луга, прижёг-припалил три волоса и крикнул зычным голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

Бежит сивка-бурка, вещая каурка, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать.

‎Поутру царь клич кличет:

— Кто в третьем этаже мою дочь Милолику-царевну с разлёту на коне поцелует, за того отдам её замуж.

Старшие братья сбираются смотреть, зовут с собой дурака:

— Пойдём, дурак, с нами!

— Нет, не хочу; я пойду в поле, возьму кузов да набью галок — и то собакам корм!

Вышел в чистое поле, припалил три конские волоса и закричал:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

Бежит сивка-бурка, вещая каурка, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился: сделался такой молодец, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел верхом, рукой махнул, ногой толкнул и понёсся; его конь бежит, земля дрожит; горы, долы хвостом застилает, пни, колоды промеж ног пускает. Через один этаж перескакал, через два — нет, и уехал назад.

‎Братья приходят домой, дурак на полатях лежит; говорят ему:

— Ах, дурак! Что ты не пошёл с нами? Какой там молодец приезжал — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать!

— Не я ли, дурак?

— Да где тебе такого коня достать! Утри прежде под носом-то!

На другое утро старшие братья сбираются к царю смотреть, зовут с собой дурака:

— Пойдём, дурак, с нами; вчера приезжал хорош молодец, нынче ещё лучше приедет!

— Нет, не хочу; я пойду в поле, возьму кузов, набью галок и принесу — и то собакам корм!

Вышел в чистое поле, припалил конские волосы:

— Сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой.

Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился, сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел верхом, рукой махнул, ногой толкнул, через два этажа перескакал, через третий — нет; воротился назад, пустил своего коня в зелёные заповедные луга, а сам пришёл домой, лёг на печи.

‎Братья приходят:

— Ах, дурак, что ты не пошёл с нами? Вчера приезжал хорош молодец, а нынче ещё лучше; и где эта красота родилась?

— Да не я ли, дурак, был?

— Эх, дурак дурацкое и говорит! Где тебе этакой красоты достать, где тебе этакого коня взять? Знай на печи лежи…

— Ну, не я, так авось завтра узнаете.

На третье утро сбираются умные братья к царю смотреть:

— Пойдем, дурак, с нами; нынче он её поцелует.

— Нет, не хочу; я в поле пойду, кузов возьму, набью галок, домой принесу — и то собакам корм!

Вышел в чистое поле, припалил конские волосы и закричал громким голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой. Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое ушко влез — в цветно платье нарядился и сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел верхом, рукой махнул, ногой толкнул, через все три этажа перескакал, царскую дочь в уста поцеловал, а она его золотым перстнем ударила в лоб.

‎Воротился дурак назад, пустил своего доброго коня в заповедные луга, а сам пришёл домой, завязал голову платком, лёг на полати. Братья приходят:

— Ах, дурак! Те два раза молодцы приезжали, а нынче ещё лучше; и где этакая красота родилась?

— Да не я ли, дурак, был?

— Ну, дурак, дурацкое и орёт! Где тебе этакой красоты достать?

Дурак развязал платок, всю избу осветил. Спрашивают его братья:

— Где ты этакой красоты доставал?

— Где бы ни было, да достал! А вы всё не верили; вот вам и дурак!

‎На другой день царь делает пир на весь православный мир, приказал сзывать во дворец и бояр, и князей, и простых людей, и богатых и нищих, и старых и малых: царевна-де станет выбирать своего наречённого жениха. Умные братья сбираются к царю на обед; дурак завязал голову тряпицею и говорит им:

— Теперь хоть не зовите меня, я и сам пойду.

Пришёл дурак в царские чертоги и забился за печку. Вот царевна обносит всех вином, жениха выбирает, а царь за ней следом ходит. Всех обнесла, глянула за печку и увидала дурака; у него голова тряпицей завязана, по лицу слюни да сопли текут. Вывела его Милолика-царевна, утёрла платком, поцеловала и говорит:

— Государь батюшка! Вот мой суженый.

Видит царь, что жених нашёлся; хоть дурак, а делать нечего — царское слово закон! И сейчас же приказал обвенчать их. У царя известное дело — ни пиво варить, ни вино курить; живо свадьбу справили.

‎У того царя было два зятя, дурак стал третий. Один раз призывает он своих умных зятьёв и говорит таково слово:

— Зятья мои умные, зятья разумные! Сослужите мне службу, какую я вам велю: есть в степи уточка золотые пёрышки; нельзя ли её достать мне?

Велел оседлать им добрых коней и ехать за уточкою. Дурак услыхал и стал просить:

— А мне, батюшка, дай хоть водовозницу.

Дал ему царь шелудивую^[2] лошадёнку; он сел на неё верхом, к лошадиной голове задом, к лошадиному заду передом, взял хвост в зубы, погоняет ладонями по бедрам:

— Но, но, собачье мясо!

Выехал в чистое поле, ухватил клячу за хвост, содрал с неё шкуру и закричал:

— Эй, слетайтесь, галки, карги^[3] и сороки! Вот вам батюшка корму прислал.

Налетели галки, карги и сороки и съели всё мясо, а дурак зовёт сивку-бурку:

— Стань передо мной, как лист перед травой.

‎Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; дурак влез в левое ушко — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и стал молодец. Добыл утку золотые пёрышки, раскинул шатёр, сам в шатре сидит; а возле уточка ходит. Наехали на него умные зятья, спрашивают:

— Кто, кто в шатре? Коли стар старичок — будь нам дедушка, коли средних лет — будь нам дядюшка.

Отвечает дурак:

— В вашу пору — братец вам.

— А что, братец, продаёшь уточку золотые пёрышки?

— Нет, она не продажная, а заветная.

— А сколько завету?

— С правой руки по мизинцу.

Отрезали по мизинцу с правой руки и отдали дураку; он в карман положил. Приехали зятья домой, полегли спать; царь с царицею ходят да слушают, что зятья говорят. Один говорит жене:

— Тише, руку мне развередила.

Другой говорит:

— Ох, больно! Рука болит.

‎Поутру царь призывает к себе умных зятьёв:

— Зятья мои умные, зятья разумные! Сослужите мне службу, какую велю: ходит в степи свинка золотая щетинка с двенадцатью поросятами; достаньте мне её.

Приказал оседлать им добрых коней, а дураку опять дал шелудивую водовозницу. Дурак выехал в чистое поле, ухватил клячу за хвост, содрал шкуру:

— Эй, слетайтесь, галки, карги и сороки! Вам царь корму прислал.

Слетелись галки, карги и сороки и расклевали всё мясо. Дурак вызвал сивку-бурку, вещую каурку, добыл свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами и раскинул шатёр; сам в шатре сидит, свинка около ходит. Наехали умные зятья:

— Кто, кто в шатре? Коли стар старичок — будь нам дедушка, коли средних лет — будь нам дядюшка.

— В вашу пору — братец вам.

— Это твоя свинка золотая щетинка?

— Моя.

— Продай нам её; что возьмёшь?

— Не продажная, а заветная.

— Сколько завету?

— С ноги по пальцу.

Отрезали с ноги по пальцу, отдали дураку и взяли свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами.

‎Наутро призывает царь своих умных зятьёв, приказывает им:

— Зятья мои умные, зятья разумные! Сослужите мне службу, какую велю: ходит в степи кобыла золотогривая с двенадцатью жеребятами; нельзя ли достать её?

— Можно, батюшка!

Приказал царь оседлать им добрых коней, а дураку опять дал шелудивую водовозницу. Сел он к лошадиной голове задом, к лошадиному заду передом, взял в зубы хвост, ладонями погоняет; умные зятья над ним смеются. Выехал дурак в чистое поле, ухватил клячу за хвост, содрал шкуру:

— Эй, слетайтесь, галки, карги и сороки! Вот вам батюшка корму прислал.

Слетелись галки, карги и сороки и поклевали всё мясо. Тут закричал дурак громким голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

‎Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и стал молодец.

— Надо, — говорит, — добыть кобылицу златогривую с двенадцатью жеребятами.

Отвечает ему сивка-бурка, вещая каурка:

— Прежние задачи были ребячьи, а это дело трудное! Возьми с собой три прута медных, три прута железных и три оловянных; станет за мною кобылица по горам, по долам гоняться, приустанет и упадёт наземь; в то время не плошай, садись на неё и бей промеж ушей всеми девятью прутьями, пока на мелкие части изломаются: разве тогда покоришь ты кобылицу златогривую.

Сказано — сделано; добыл дурак кобылицу златогривую с двенадцатью жеребятами и раскинул шатёр; сам в шатре сидит, кобылица к столбу привязана. Наехали умные зятья, спрашивают:

— Кто, кто в шатре? Коли стар старичок — будь нам дедушка, коли средних лет — будь нам дядюшка.

— В вашу пору молодец — братец вам.

— Что, братец, твоя кобыла к столбу привязана?

— Моя.

— Продай нам.

— Не продажная, а заветная.

— А сколько завету?

— Из спины по ремню.

Вот умные зятья жались-жались и согласились; дурак вырезал у них по ремню из спины и положил в карман, а им отдал кобылицу с двенадцатью жеребятами.

‎На другой день сбирает царь пир пировать; все сошлись. Дурак вынул из кармана отрезанные пальцы и ремни и говорит:

— Вот это — уточка золотые пёрышки, вот это свинка золотая щетинка, а вот это — кобылица золотогривая с двенадцатью жеребятами!

— Что ты бредишь, дурак? — спрашивает его царь, а он в ответ:

— Государь батюшка, прикажи-ка умным зятьям перчатки с рук снять.

Сняли они перчатки: на правых руках мизинцев нет.

— Это я с них по пальцу взял за уточку золотые пёрышки, — говорит дурак; приложил отрезанные пальцы на старые места — они вдруг приросли и зажили.

— Сними, батюшка, с умных зятьёв сапоги.

Сняли с них сапоги — и на ногах не хватает по пальцу.

— Это я с них взял за свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами.

Приложил к ногам отрезанные пальцы — вмиг приросли и зажили.

— Батюшка, сними с них сорочки.

Сняли сорочки, у обоих зятьёв из спины по ремню вырезано.

— Это я с них взял за кобылицу златогривую с двенадцатью жеребятами.

Приложил те ремни на старые места — они приросли к спинам и зажили.

— Теперь, — говорит дурак, — прикажи, батюшка, коляску заложить.

‎Заложили коляску, сели и поехали в чистое поле. Дурак прижёг-припалил три конские волоса и крикнул громким голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

Конь бежит, земля дрожит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит, прибежал и стал как вкопанный. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! С того времени жил он с своей женою по-царски, ездил в коляске, пиры задавал; на тех пирах и я бывал, мёд-вино пивал; сколько ни пил — только усы обмочил!

183^[4]

Жил-был царь, у него была дочь, царевна Неоценённая Красота, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Царь сделал клич по всем городам: кто поцелует царевну через двенадцать стёкол, тот, какого бы роду ни был, возьмёт царевну себе в жёны и получит за нею полцарства. А в этом царстве жил купец; у него было три сына: два — старший и средний — умные, а третий — меньшой — дурак. Вот старшие братья и говорят:

— Мы, батюшка, поедем добывать царевну.

— Поезжайте с богом! — говорит купец.

Взяли они себе что ни самых лучших лошадей и стали собираться в путь-дорогу, а дурак тоже себе собирается.

— Куда тебе, дураку, ехать, — говорят братья, — где тебе поцеловать царевну! — и всячески над ним смеются.

‎Поехали они, а дурак вслед потащился на худой, паршивой лошадёнке. Выехал в поле да как крикнет зычным голосом:

— Гой ты, сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мною, как лист перед травою.

Откуда ни взялся отличный конь, бежит — земля дрожит. Дурак влез ему в одно ушко, в другое вылез и сделался такой молодец да красавец, что и не видывано и не слыхивано! Сел на коня, приехал к царскому дворцу, как разлетится — так шесть стёкол и разбил. Все так и ахнули, кричат:

— Кто таков? Ловите его, держите!

А его и след простыл. Уехал себе в поле, опять влез своему коню в одно ушко, в другое вылез и стал такой же дурак, каков был прежде; сел на клячу, приехал домой и лёг на печке. Воротились и братья, рассказывают:

— Вот, батюшка, был молодец так молодец! Шесть стёкол зараз пробил!

А дурак с печки кричит:

— Братцы, а братцы! Не я ли это был?

— Куды тебе, дураку! Тебе ли добыть царевну! Ты её ногтя не стоишь.

‎На другой день братья опять собрались ехать к царскому дворцу, а дурак тоже себе собирается.

— Ты зачем, дурак? — смеются братья. — Недоставало тебя там, что ли?

А дурак выехал опять на паршивой, лядащей^[5] лошадёнке в поле и крикнул зычным голосом:

— Гой ты, сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мною, как лист перед травою.

Конь бежит, земля дрожит. Опять влез коню в одно ушко, в другое вылез и сделался такой молодец да красавец, что и не видывано и не слыхивано! Разлетелся на царском дворе, так все двенадцать стёкол и разбил и поцеловал царевну Неоценённую Красоту, а она ему прямо в лоб клеймо и приложила. Все так и ахнули, кричат:

— Кто таков? Ловите его, держите!

А его и след простыл. Уехал себе в поле, опять влез своему коню в одно ушко, в другое вылез и стал такой же дурак, каков был прежде. Приехал домой, завязал свой лоб тряпицею, притворился, что голова болит, и лёг на печку. Воротились и братья и рассказывают:

— Эх, батюшка, вот был молодец так молодец! Зараз пробил все двенадцать стёкол и поцеловал царевну.

А дурак с печки отзывается:

— Братцы, а братцы! Не я ли это был?

— Куды тебе, дураку!

‎Царевна тем времечком думает: кто бы таков был её жених? Приходит к царю и говорит:

— Батюшка, позволь мне собрать всех царевичей и королевичей, дворян, и купцов, и всяких крестьян на пир, на беседу и поискать, кто меня поцеловал.

Царь дозволил. Вот собрался весь крещёный мир; царевна сама всех обходит, сама всех вином угощает да высматривает, не приметит ли у кого на лбу клейма. Обошла уж всех и под конец стала подносить вино дураку.

— А что это у тебя завязано? — спрашивает царевна.

— Так, ничего! Голова болит, — отвечает дурак.

— Ну-ка развяжи!

Дурак развязал голову; царевна узнала клеймо и обмерла. Царь и говорит ей:

— Теперь уже этого слова изменить нельзя; так тому и быть, будь ему женою.

Перевенчали дурака с царевною; она горько-горько плачет, а другие две царевны, её сестры, что повыходили замуж за царевичей, смеются над нею: «Вот вышла за дурака!»

‎Раз царь призывает своих зятьёв и говорит им:

— Любезные мои зятья! Я прослышал, что в этаком-то царстве, в этаком-то государстве есть диковинка: свинка золотая щетинка. Нельзя ли её каким образом добыть? Постарайтесь-ка!

Вот двое умных-то зятьёв оседлали себе самых что ни на есть отличных лошадей, сели и поехали.

— Ну что ж? — говорит царь дураку. — И ты поезжай.

Дурак взял с конюшни что ни есть самую последнюю клячу и поехал следом за царевичами; выехал в поле, закричал зычным голосом:

— Гой ты, сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мною, как лист перед травою.

Откуда ни взялся чудесный конь, так и храпит, копытом землю роет. Дурак влез ему в одно ушко, в другое вылез; откуда ни выскочили — стали перед ним два молодца и спрашивают:

— Чего хочешь, чего изволишь?

— Чтоб была здесь разбита палатка, в палатке кроватка, а возле гуляла бы свинка золотая щетинка.

‎Все это явилось в одну минуту: раскинулась палатка, в палатке кроватка, на кроватке разлёгся дурак, да таким молодцом, что никому не признать его! А свинка золотая щетинка гуляет возле по́ лугу. Другие зятья ездили-ездили, нигде не видали свинки золотой щетинки и ворочаются уж домой; подъезжают к палатке и видят диковинку.

— Ах, вот где ходит-гуляет свинка золотая щетинка! Поедем, — говорят, — что ни дать — дадим, а уж купим свинку золотую щетинку да угодим нашему тестю.

Подъехали к палатке и поздоровались. Дурак спрашивает:

— Чего вы ездите, чего ищете?

— Не продашь ли нам свинку золотую щетинку? Мы давно её ищем.

— Нет, не продажная; себе нужна.

— Что хошь возьми, только продай! — и дают они за свинку тысячу, и две, и три тысячи, и больше. Дурак не соглашается:

— Не возьму и ста тысяч!

— Пожалуйста, уступи; возьми что хочешь.

— Ну, коли она вам очень надобна, я, пожалуй, отдам и недорого возьму: с ноги по мизинцу.

Вот они подумали-подумали, сняли сапоги и отрезали с ноги по мизинцу. Дурак взял пальцы и спрятал к себе, а свинку золотую щетинку отдал.

‎Зятья приезжают домой и приводят с собою свинку золотую щетинку; царь от радости не знает, как их назвать, где посадить и чем угостить.

— Не видали ль где дурака? — спрашивает их царь.

— Видом не видали, слыхом не слыхали!

А дурак влез коню в одно ушко, вылез в другое и стал такой же дурак, каков был прежде; убил свою клячу, содрал с неё кожу и надел на себя, потом наловил сорок, ворон, галок да воробьёв, нацеплял кругом на себя и пошёл домой. Пришёл во дворец и распустил всех своих птиц; они разлетелись по разным сторонам и побили почитай все окна. Царевна Неоцененная Красота как увидела это, так и залилась слезами, а сестры её так и хохочут:

— Наши мужья привезли свинку золотую щетинку, а твой-то дурак, посмотри-ка, посмотри, каким уродом нарядился!

А царь закричал на дурака:

— Это что за неуч!

‎Ну, хорошо.

‎В другой раз царь призвал своих зятьёв и говорит им:

— Любезные мои зятья! Я прослышал, что в этаком-то царстве, в этаком-то государстве есть диковинка: олень золоторогий, золотохвостый. Нельзя ли его коим образом достать?

— Можно, ваше царское величество.

Вот двое умных-то зятьёв оседлали себе что ни самых лучших лошадей и поехали.

— Ну что ж? — говорит царь дураку. — Поезжай и ты.

Дурак взял с конюшни что ни есть самую последнюю клячу и поехал следом за умными зятьями. Выехал в поле, закричал зычным голосом:

— Гой ты, сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мною, как лист перед травою.

Откуда ни взялся чудесный конь, так и храпит, копытом землю роет. Вот он влез ему в одно ушко, вылез в другое; откуда ни выскочили — стали перед ним два молодца и спрашивают:

— Чего хочешь, чего изволишь?

— Чтоб была здесь разбита палатка, в палатке кроватка, а возле гулял олень золоторогий, золотохвостый.

‎В ту же минуту раскинулась палатка, в палатке кроватка, на кроватке разлёгся дурак, да таким красавцем, что и не признаешь! А возле гуляет по́ лугу олень золоторогий, золотохвостый. Умные зятья ездили, ездили, нигде не видали такого оленя и ворочаются домой; стали подъезжать к палатке и видят диковинку.

— Вот где гуляет-то олень золоторогий, золотохвостый! Поедем, — говорят, — что ни дать — дадим, а уж купим этого оленя да угодим тестю.

Подъехали, поздоровались. Дурак спрашивает:

— Чего вы ездите, чего ищете?

— Не продашь ли нам оленя золоторогого, золотохвостого?

— Нет, не продажный; себе надобен.

— Что хошь возьми, да продай! — и дают за оленя тысячу, и две, и три тысячи, и больше. Дурак и слышать не хочет, не берёт денег:

— А коли вам полюбился мой олень, я, пожалуй, за него недорого возьму: с руки по мизинцу.

Вот они подумали-подумали и согласились, сняли перчатки и отрезали с руки по мизинцу. Дурак спрятал пальцы к себе, а оленя отдал.

‎Приезжают зятья домой и приводят оленя золоторогого, золотохвостого; царь от радости не знает, как их назвать, где посадить и чем угостить.

— Не видали ль где дурака? — спросил царь.

— Видом не видали, — говорят зятья, — слыхом не слыхали!

А дурак влез опять коню в одно ушко, вылез в другое и стал таким же, каков был прежде; убил свою клячу, содрал с неё кожу и надел на себя, наловил после галок, ворон, сорок, воробьёв, нацеплял их кругом себя и пошёл домой. Опять приходит во дворец и пустил птиц в разные стороны. Жена его, царевна, так и зарыдала, а сестры её смеются:

— Наши мужья привели оленя золоторогого, золотохвостого, а твой-то дурак — посмотри-ка, посмотри!..

Царь на дурака закричал: «Что за неуч такой!» — а умным зятьям полцарства отдал.

‎В третий раз призывает царь своих зятьёв и говорит:

— Ну, любезные мои зятья, отдам я вам и всё моё царство, коли вы добудете мне коня золотогривого, золотохвостого, о котором прослышал я, что есть в этаком-то царстве, в этаком-то государстве.

Вот двое умных-то зятьёв оседлали себе по-прежнему что ни есть самых лучших лошадей и поехали в путь-дорогу. Царь посылает и дурака:

— Ну что ж? Поезжай и ты.

Дурак взял с конюшни самую последнюю клячу и поехал следом за умными; выехал в поле и закричал зычным голосом:

— Гой ты, сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мною, как лист перед травою.

Откуда ни взялся чудесный конь, так и храпит, копытом землю роет. Вот влез он ему в одно ушко, в другое вылез — и сделался таким красавцем, что и признать его никому невмочь! Вдруг откуда ни выскочили — стали перед ним два молодца и спрашивают:

— Чего хочешь, чего изволишь?

— Чтобы была здесь разбита палатка, в палатке кроватка, а возле гулял бы конь золотогривый, золотохвостый.

‎Тотчас раскинулась палатка, в палатке кроватка, на кроватке разлёгся дурак, а возле гуляет по лугу конь золотогривый, золотохвостый. Умные зятья ездили-ездили, нигде не видали такого коня и ворочаются домой; стали подъезжать к палатке и видят такую диковинку.

— Вот где ходит-гуляет конь золотогривый, золотохвостый! Поедем, — говорят, — что ни дать — дадим, а уж купим коня золотогривого, золотохвостого да угодим тестю.

Подъехали, поздоровались. Дурак говорит:

— Чего вы ездите, чего ищете?

— Продай нам коня золотогривого, золотохвостого.

— Нет, не продажный; самому нужен.

— Что хошь возьми, только продай! — и дают ему за коня тысячу, и две, и три тысячи, и больше.

— Не возьму и сотни тысяч! — говорит дурак.

— Пожалуйста, уступи; возьми что знаешь.

— Ну, коли вам очень надо, я, пожалуй, отдам и недорого возьму: дайте со спины по ремню вырезать.

Вот они думали-думали, мялись-мялись, и коня-то очень хочется, и себя-то жалко, и решились наконец: разделись, сняли с себя рубашки, дурак вырезал у них из спины по ремню; взял и спрятал ремни к себе, а им отдал коня.

‎Приезжают зятья домой и приводят с собой коня золотогривого, золотохвостого; царь от радости не знает, как их назвать, где посадить и чем угостить, и отдал им и остальную половину своего царства. А дурак опять влез коню в одно ушко, вылез в другое и стал таким же, каков был прежде; опять убил свою клячу, содрал с неё кожу и надел на себя, наловил галок, сорок, ворон, воробьёв и нацеплял их кругом себя. Пришёл во дворец и распустил птиц по сторонам: они разлетелись и побили почитай все окна. Царевна-то, его жена, плачет, а сестры её так и смеются:

— Наши мужья привели коня золотогривого, золотохвостого, а твой-то дурак, посмотри-ка, посмотри, каким уродом идёт!

‎Закричал царь на дурака:

— Что это за неуч такой! Я тебя велю расстрелить!

А дурак спрашивает:

— Чем-то будешь меня жаловать?

— За что тебя, дурака, жаловать-то?

— Да коли пойдёт на правду, я добыл тебе и свинку золотую щетинку, и оленя золоторогого, и коня золотогривого.

— А чем докажешь? — спрашивает царь. Дурак говорит:

— Вели, государь, снять своим зятьям сапоги-то.

Зятья начали переминаться, не хотят снимать сапогов.

— Снимите сапоги, — заставляет царь, — тут ещё нет вины.

Сняли сапоги; царь смотрит: нет у них на ногах по пальцу.

— Вот ихние пальцы! — говорит дурак. — Прикажите теперь снять им перчатки.

Сняли перчатки, и на руках нет по пальцу.

— Вот они! — говорит дурак. — Прикажите-ка теперь снять им рубашки.

Царь видит, что дело идет на правду, велел им раздеваться. Сняли рубашки, видит царь: у каждого вырезано из спины по ремню, шириною пальца в два.

— Вот эти ремни! — говорит дурак и рассказывает всё, как было.

Царь не знал, как его угостить и как пожаловать; отдал ему всё царство, а других зятьев за то, что обманывали, велел расстрелить. Дурак вышел в поле, закричал зычным голосом:

— Гой ты, сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мною, как лист перед травою.

Конь бежит, земля дрожит. Дурак влез в одно ушко, вылез в другое, сделался молодцом да красавцем, воротился домой и стал с своею царевною жить да поживать да добра наживать.

184^[6]

Жив колись на світі старе́нький панок вдовець і мав у себе трьох синів: двох розумних, а третього дурня; і дурень усе було сидить у грубі^[7] і мне в попелі пузирі. Як же прийшла пора батькові умирати, то він, зізвавши до себе усіх, заповідав, щоб вони, де його поховають^[8], приходили по очереді три ночі зряду кождий особне до його на могилу: старший на першу ніч, середульший на другу, а дурень на третю. І послі, як уме́р, вони його поховали і одпоминали; то дурень, діждавшись темноï ночі, виліз із груби і, побачивши, що у братів повні хати гостей, п’ють та бенкетують^[9], спитав старшого: чи піде він на могилу до батька? — і почувши, як сказав той: не хо́чу, — побрів сам, нікому не сказавши, до могили і сів із-боку коло ïй. У саму ж глупу^[10] ніч земля на могилі розступилась і батько, вилізши наверх з ямы, спитав: «А хто тут сидить?» Як же почув, що обізвався дурень і розказав, що старший казав: іти не хо́чу, — то він, оддаючи йому уздечку, велів, щоб коли йому буде яка нужда або чого треба — то потряс би уздечкою, і до його прибіжить зараз чорний кінь; тогді вліз би йому у праве ухо, а у ліве виліз і загадував коню, чого йому треба. А сам поліз уп’я́ть у яму, і могила затулилась^[11].

Тогді дурень, узявши уздечку, вернувся додому і поліз у грубу спати. На другий же день, почувши, що гості у братів бенкетують, і, діждавшись ночі, знайшов середульшого і спитав: чи піде він до батька на могилу? Но як сказав і сей, що не хо́чу, то він побрів сам і сів на тім же місці коло могили. У саму ж глупу ніч земля на могилі розступилась, батько з ями виліз наверх, і, узнавши, що сидить дурень, а середульший сказав: не хо́чу, — то він, оддавши йому і другу уздечку, тоже велів: як треба колись буде — щоб він потряс уздечкою, і зараз прибіжить до його рижий кінь; то він щоб уліз йому у праве ухо, а у ліве виліз і загадував коню, чого йому треба. Сам сховався у яму, земля затулилась, а дурень, вернувшись додому, поліз у грубу спати. Проснувшись же на третій день, почув, що усе гості бенкетують, і діждавшись ночі, пішов на могилу, як тільки гаразд смеркло, і сів у тім же самім місці коло могили. Земля розступилась, батько з ями виліз і, побачивши, що сидить дурень, оддав йому і третю уздечку і розказав, що коли йому чого буде треба, то щоб потряс єю — і тогді вже прибіжить до його кінь сивий; щоб вліз йому в праве ухо, а у ліве виліз і загадував, чого буде треба. Попрощавсь з дурнем, не звелів вже до могили приходити, поліз у яму. Земля затулилась, і дурень, з уздечкою вернувшись додому, поліз у грубу спати.

У те ж саме врем’я цар тієï земельки, де жив дурень з братами, мавши у себе одну дочку́ дівку, построïв терем, чи стовп кам’яний превисокий, і розіслав по царству бумаги, що хто з молодців дістане там дочку́ його, за то́го оддасть ïï і усе царство з нею. І назначив для того три дні, коли хто схоче з царів і панів і усякого народу, з’ïжджатись і сходитись. То до братів дурневих з’ïхалось багато молодців, і брати́ вже туди убирались самі і ко́ней убирали; дурень попросив, щоб узяли і його хоч подивитись, но усі вони, осміявши його, покинули дома. Дак він, узявши перву уздечку і вийшовши за царину^[12] у поле далеченько, як потряс уздечкою, то зараз прибіг до його чорний як галка кінь і поспитав, чого треба? — а взнавши, звелів лізти у праве ухо, а у ліве вилазить. І як зробив се дурень, то сам себе не пізнав в дорогій одежі — дуже хороший зробився! А кінь його поспитав: чи бігти по землі, чи піднятись вище^[13]? Скочивши раз, полетів, як птиця, і долетівши до царівни, мимо ïï промчався. Тут народ наробив крику, щоб ловити; но він, як птиця, тільки мелькнув, одбіг у поле, зняв з коня узду, сам перемінився, прийшов додому і поліз у грубу.

Як же приïхали брати і навезли гостей до себе, то тільки і мови^[14] було, що про теє чудо. На другий же день уп’ять народ збирався, і до братів заïхало товариство і вже готовились ïхать, так і дурень попрохавсь, щоби взяли його хоч подивитись. Но вони, над ним насміявшись, поïхали. Тогді дурень, узявши другу уздечку, вийшов у поле далеченько, потряс уздечкою — і зараз прибіг до його рижий кінь і поспитав: чого треба? — а взнавши, звелів влізти у праве ухо, а у ліве вилізти. І як зробив теє дурень, то став ще в багатшій одежі і кращий^[15], ніж^[16] первий раз. І звелів ко́ню нести його од землі високо. Кінь як скочив раз, то дурень і не вглядів, коли став коло царівни і ïï минув; прибігши ж у поле, почув, що народ кричав: «Ловіть!», но вже пізно. Він з коня уздечку зняв, сам перемінився, пішов додому і поліз у грубу. Брати приïхали з гостями і усе розказували теє чудо. А на третій день уп’ять народ туда ж збирався; до братів заïхало товариство, і вже з двора виïжджали, тогді і дурень, узявши третю уздечку, вийшов у поле, потряс уздечкою — і зараз прибіг до його кінь сивий і, взнавши, для чого він званий, звелів пролізти у обоє уха. А як дурень теє зробив, то явивсь ще в багатшій одежі і кращий од первих двох разів і звелів нести його од землі високо. Кінь як скочив раз — долетів до царівни; дурень зірвав у неï із шиï платочок, а вона вдарила його в лоб перстнем — напечаталась печатка. Народ кричав, кричав, що «ловіть», но він пролетів, з коня уздечку зняв у полі, сам перемінився, прийшов додому і уліз у грубу, а печатка на лобі осталася вічно.

На другий же день послав цар усіх оглядати, у кого на лобі осталась печатка. Посланці, обійшовши скрізь^[17] і усіх оглядівши, привернули і до братів, і не знайшовши ні на одному печатки, виволокли дурня з груби за ноги, і як угляділи на його лобі печатку — полякались^[18]; узявши з собою дурня, повели до царя, і цар, щоб не ізмінять слова, звелів попам його з дочкою звінчати і дав ïм, щоб вони жили, особу хатину. А сам об’явив, що хто приведе до його козу, на которій золота́ та срібна шерсть, тому вручить царство. Зібралось багато різного народу і по усіх дорогах і стежках роз’ïхались кози́ шукати. Так і дурень упросив жінку, щоб випросила і йому у царя яку-небудь шкапу^[19]. А як вона з сльозами випросила водовоза, то він, узявши з собою перву уздечку і сівши на шкапу задом до голови, а очіма до хвоста, узяв у зуби хвіст і, поганяючи долонею^[20], виïхав у поле, а там, вставши, узяв за хвіст, смикнув^[21] і зтяг шкуру, стерво^[22] покинув собакам, а сам потряс уздечкою, і як прибіг до його чорний кінь, то він, розказавши, чого треба, і взнавши од його, де коза ходить, проліз крізь уха, перемінився зовсім і, сівши на коня, зараз козу піймав, прив’язав до стремена і вернувся назад потихеньку. Недалеко ж од’ïхавши, зустрів^[23] одного із тих, що поïхали козу шукати, і той став просить, щоб він узнав, що хоче, і козу йому оддав. Так дурень стребовав із правоï руки од крайнього пальця урізать один сустав, і той согласився; так він козу оддав, а сустав заховав у кишеню^[24].

І як роз’ïхались, то дурень узду з коня зняв і прийшов додому, а той як привів до царя козу, то цар зготував обід, скликав народ і об’явив, що хто ще приведе до його дикого кабана в золоті та в сріблі, то той і царство получить. На другой день зібрався народ, і усі в різні сторони роз’ïхались кабана шукати. І дурень уп’ять намігся^[25] на жінку, щоб і йому випросила у царя шкапу. І та як з плачем випросила, то він уп’ять, виïхавши у поле, зтяг шкуру, покинув стерво у полі, а сам потряс другою уздечкою. І як прибіг кінь рижий, то він, розказавши, чого треба, і почувши од його, де кабан ходить, проліз у обоє уха, перемінився, сів на коня і зараз піймав кабана, прив’язав у пояса і вернувся назад.

Недалеко ж од’ïхавши, зустрів уп’ять того, що козу купив, і як став він прохати^[26], щоб і кабана йому оддав, то дурень потребовав, щоб на правій же руці дав одрізать другого пальця перший сустав; і той согласився. Він урізав сустав, заховав у кишеню, оддав кабана, а сам, од’ïхавши, зняв уздечку, коня пустив і вернувся додому. Як же той привів кабана, то цар звелів готувати обід, усіх скликав і сказав, що хто іще приведе у послідній раз кобилу в золоті та сріблі, то той вже получить і царство. На третій день зібрався народ, і усі роз’ïхались в різніï місця кобилу шукати. Так і дурень на жінку намігся, щоб йому випросила шевлюгу^[27]. Вона пішла до царя, і хоч той не хотів давати за те, що двоє вже пропало, но, уваживши на сльози, дав; а сей, виïхавши у поле, также зтяг шкуру, стерво покинув собакам, а сам узяв третю уздечку і потряс. І як прибіг кінь сивий і дурень йому розказав, чого треба, а кінь об’явив, що кобила тепер з ним паслась у полі, то він, пролізши в обоє уха, перемінився, на коня сів і зараз кобилу піймав і вернувся назад. Не доïжджаючи додому, зустрів уп’ять того ж чоловіка і за кобилу зто́рговався, щоб на тій руці урізать третього пальця первий сустав. І як урізав, сховав сустав у кишеню, сам од’ïхав, з коня узду зняв і вернувся додому. А як привели кобилу, то царь звелів готувати обід, поззивав народ і, сидя за столом, об’явив, що завтра вручає царство тому, хто піймав козу, кабана і кобилу. Тогді дурень об’явив, що усе половив він і попродав за сустави на правій руці із пальців, і, вийнявши, поклав на тарілку сустави, а тому звелів, щоб показав руку. Тогді народ здивувався, цар і його жінка зрадувались, повставали од обіда, вийшли усі на двір, а дурень потряс усіми трьома уздечками — прибігли усі три коні; він лазив до усіх у обоє уха і перемінявся так, що із хорошого зробився кращим, а із кращого йще кращим, на конях літав поверх хат і лісів. Коней він не пустив у поле, а поставив з кобилою, кабаном і козою у стайні^[28]. Сам зробився царем, ввійшо́в жить у царські будинки^[29], братів зробив панами; бог послав жінці двоïх близнюків-діток; над батьком вистроïв церков, щодня^[30] його поминає, сам п’є горілку з бари́льця^[31], і я прихопився^[32] тай собі напився — по бороді текло, а в роті не було!

Примечания

Жил старик со старухою; у них было три сына: двое умных, третий дурак. Старик со старухой померли. Перед смертью отец говорил:

— Дети мои любезные! Ходите три ночи на мою могилу сидеть.

Они кинули между собой жребий; досталось дураку идти. Дурак пошёл на могилу сидеть; в полночь выходит отец его и спрашивает:

— Кто сидит?

— Я, батюшка, — дурак.

— Сиди, моё дитятко, господь с тобою!

На другую ночь приходится большому брату идти на могилу; большой брат просит дурака:

— Поди, дурак, посиди за меня ночку; что хочешь возьми.

— Да, поди! Там мертвецы прыгают…

— Поди; красные сапоги тебе куплю.

Дурак не мог отговориться, пошёл другую ночку сидеть. Сидит на могилке, вдруг земля раскрывается, выходит его отец и спрашивает:

— Кто сидит?

— Я батюшка, — дурак.

— Сиди, моё дитятко, господь с тобою!

На третью ночь надо среднему брату идти, то он просит дурака:

— Сделай милость, поди посиди за меня; что хочешь возьми!

— Да, поди! Первая ночь страшна была, а другая ещё страшнее: мертвецы кричат, дерутся, а меня лихорадка трясёт!

— Поди; красную шапку тебе куплю.

Нечего делать, пошёл дурак и на третью ночь. Сидит на могилке, вдруг земля раскрывается, выходит его батюшка и спрашивает:

— Кто сидит?

— Я — дурак.

— Сиди, моё дитятко, господь с тобою! Вот тебе от меня великое благословение.

И даёт ему три конских волоса. Дурак вышел в заповедные луга, прижёг-припалил три волоса и крикнул зычным голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

Бежит сивка-бурка, вещая каурка, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать.

‎Поутру царь клич кличет:

— Кто в третьем этаже мою дочь Милолику-царевну с разлёту на коне поцелует, за того отдам её замуж.

Старшие братья сбираются смотреть, зовут с собой дурака:

— Пойдём, дурак, с нами!

— Нет, не хочу; я пойду в поле, возьму кузов да набью галок — и то собакам корм!

Вышел в чистое поле, припалил три конские волоса и закричал:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

Бежит сивка-бурка, вещая каурка, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился: сделался такой молодец, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел верхом, рукой махнул, ногой толкнул и понёсся; его конь бежит, земля дрожит; горы, долы хвостом застилает, пни, колоды промеж ног пускает. Через один этаж перескакал, через два — нет, и уехал назад.

‎Братья приходят домой, дурак на полатях лежит; говорят ему:

— Ах, дурак! Что ты не пошёл с нами? Какой там молодец приезжал — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать!

— Не я ли, дурак?

— Да где тебе такого коня достать! Утри прежде под носом-то!

На другое утро старшие братья сбираются к царю смотреть, зовут с собой дурака:

— Пойдём, дурак, с нами; вчера приезжал хорош молодец, нынче ещё лучше приедет!

— Нет, не хочу; я пойду в поле, возьму кузов, набью галок и принесу — и то собакам корм!

Вышел в чистое поле, припалил конские волосы:

— Сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой.

Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился, сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел верхом, рукой махнул, ногой толкнул, через два этажа перескакал, через третий — нет; воротился назад, пустил своего коня в зелёные заповедные луга, а сам пришёл домой, лёг на печи.

‎Братья приходят:

— Ах, дурак, что ты не пошёл с нами? Вчера приезжал хорош молодец, а нынче ещё лучше; и где эта красота родилась?

— Да не я ли, дурак, был?

— Эх, дурак дурацкое и говорит! Где тебе этакой красоты достать, где тебе этакого коня взять? Знай на печи лежи…

— Ну, не я, так авось завтра узнаете.

На третье утро сбираются умные братья к царю смотреть:

— Пойдем, дурак, с нами; нынче он её поцелует.

— Нет, не хочу; я в поле пойду, кузов возьму, набью галок, домой принесу — и то собакам корм!

Вышел в чистое поле, припалил конские волосы и закричал громким голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой. Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; стал конь перед ним, как лист перед травой. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое ушко влез — в цветно платье нарядился и сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел верхом, рукой махнул, ногой толкнул, через все три этажа перескакал, царскую дочь в уста поцеловал, а она его золотым перстнем ударила в лоб.

‎Воротился дурак назад, пустил своего доброго коня в заповедные луга, а сам пришёл домой, завязал голову платком, лёг на полати. Братья приходят:

— Ах, дурак! Те два раза молодцы приезжали, а нынче ещё лучше; и где этакая красота родилась?

— Да не я ли, дурак, был?

— Ну, дурак, дурацкое и орёт! Где тебе этакой красоты достать?

Дурак развязал платок, всю избу осветил. Спрашивают его братья:

— Где ты этакой красоты доставал?

— Где бы ни было, да достал! А вы всё не верили; вот вам и дурак!

‎На другой день царь делает пир на весь православный мир, приказал сзывать во дворец и бояр, и князей, и простых людей, и богатых и нищих, и старых и малых: царевна-де станет выбирать своего наречённого жениха. Умные братья сбираются к царю на обед; дурак завязал голову тряпицею и говорит им:

— Теперь хоть не зовите меня, я и сам пойду.

Пришёл дурак в царские чертоги и забился за печку. Вот царевна обносит всех вином, жениха выбирает, а царь за ней следом ходит. Всех обнесла, глянула за печку и увидала дурака; у него голова тряпицей завязана, по лицу слюни да сопли текут. Вывела его Милолика-царевна, утёрла платком, поцеловала и говорит:

— Государь батюшка! Вот мой суженый.

Видит царь, что жених нашёлся; хоть дурак, а делать нечего — царское слово закон! И сейчас же приказал обвенчать их. У царя известное дело — ни пиво варить, ни вино курить; живо свадьбу справили.

‎У того царя было два зятя, дурак стал третий. Один раз призывает он своих умных зятьёв и говорит таково слово:

— Зятья мои умные, зятья разумные! Сослужите мне службу, какую я вам велю: есть в степи уточка золотые пёрышки; нельзя ли её достать мне?

Велел оседлать им добрых коней и ехать за уточкою. Дурак услыхал и стал просить:

— А мне, батюшка, дай хоть водовозницу.

Дал ему царь шелудивую^[1] лошадёнку; он сел на неё верхом, к лошадиной голове задом, к лошадиному заду передом, взял хвост в зубы, погоняет ладонями по бедрам:

— Но, но, собачье мясо!

Выехал в чистое поле, ухватил клячу за хвост, содрал с неё шкуру и закричал:

— Эй, слетайтесь, галки, карги^[2] и сороки! Вот вам батюшка корму прислал.

Налетели галки, карги и сороки и съели всё мясо, а дурак зовёт сивку-бурку:

— Стань передо мной, как лист перед травой.

‎Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит; дурак влез в левое ушко — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и стал молодец. Добыл утку золотые пёрышки, раскинул шатёр, сам в шатре сидит; а возле уточка ходит. Наехали на него умные зятья, спрашивают:

— Кто, кто в шатре? Коли стар старичок — будь нам дедушка, коли средних лет — будь нам дядюшка.

Отвечает дурак:

— В вашу пору — братец вам.

— А что, братец, продаёшь уточку золотые пёрышки?

— Нет, она не продажная, а заветная.

— А сколько завету?

— С правой руки по мизинцу.

Отрезали по мизинцу с правой руки и отдали дураку; он в карман положил. Приехали зятья домой, полегли спать; царь с царицею ходят да слушают, что зятья говорят. Один говорит жене:

— Тише, руку мне развередила.

Другой говорит:

— Ох, больно! Рука болит.

‎Поутру царь призывает к себе умных зятьёв:

— Зятья мои умные, зятья разумные! Сослужите мне службу, какую велю: ходит в степи свинка золотая щетинка с двенадцатью поросятами; достаньте мне её.

Приказал оседлать им добрых коней, а дураку опять дал шелудивую водовозницу. Дурак выехал в чистое поле, ухватил клячу за хвост, содрал шкуру:

— Эй, слетайтесь, галки, карги и сороки! Вам царь корму прислал.

Слетелись галки, карги и сороки и расклевали всё мясо. Дурак вызвал сивку-бурку, вещую каурку, добыл свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами и раскинул шатёр; сам в шатре сидит, свинка около ходит. Наехали умные зятья:

— Кто, кто в шатре? Коли стар старичок — будь нам дедушка, коли средних лет — будь нам дядюшка.

— В вашу пору — братец вам.

— Это твоя свинка золотая щетинка?

— Моя.

— Продай нам её; что возьмёшь?

— Не продажная, а заветная.

— Сколько завету?

— С ноги по пальцу.

Отрезали с ноги по пальцу, отдали дураку и взяли свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами.

‎Наутро призывает царь своих умных зятьёв, приказывает им:

— Зятья мои умные, зятья разумные! Сослужите мне службу, какую велю: ходит в степи кобыла золотогривая с двенадцатью жеребятами; нельзя ли достать её?

— Можно, батюшка!

Приказал царь оседлать им добрых коней, а дураку опять дал шелудивую водовозницу. Сел он к лошадиной голове задом, к лошадиному заду передом, взял в зубы хвост, ладонями погоняет; умные зятья над ним смеются. Выехал дурак в чистое поле, ухватил клячу за хвост, содрал шкуру:

— Эй, слетайтесь, галки, карги и сороки! Вот вам батюшка корму прислал.

Слетелись галки, карги и сороки и поклевали всё мясо. Тут закричал дурак громким голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

‎Сивка-бурка бежит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и стал молодец.

— Надо, — говорит, — добыть кобылицу златогривую с двенадцатью жеребятами.

Отвечает ему сивка-бурка, вещая каурка:

— Прежние задачи были ребячьи, а это дело трудное! Возьми с собой три прута медных, три прута железных и три оловянных; станет за мною кобылица по горам, по долам гоняться, приустанет и упадёт наземь; в то время не плошай, садись на неё и бей промеж ушей всеми девятью прутьями, пока на мелкие части изломаются: разве тогда покоришь ты кобылицу златогривую.

Сказано — сделано; добыл дурак кобылицу златогривую с двенадцатью жеребятами и раскинул шатёр; сам в шатре сидит, кобылица к столбу привязана. Наехали умные зятья, спрашивают:

— Кто, кто в шатре? Коли стар старичок — будь нам дедушка, коли средних лет — будь нам дядюшка.

— В вашу пору молодец — братец вам.

— Что, братец, твоя кобыла к столбу привязана?

— Моя.

— Продай нам.

— Не продажная, а заветная.

— А сколько завету?

— Из спины по ремню.

Вот умные зятья жались-жались и согласились; дурак вырезал у них по ремню из спины и положил в карман, а им отдал кобылицу с двенадцатью жеребятами.

‎На другой день сбирает царь пир пировать; все сошлись. Дурак вынул из кармана отрезанные пальцы и ремни и говорит:

— Вот это — уточка золотые пёрышки, вот это свинка золотая щетинка, а вот это — кобылица золотогривая с двенадцатью жеребятами!

— Что ты бредишь, дурак? — спрашивает его царь, а он в ответ:

— Государь батюшка, прикажи-ка умным зятьям перчатки с рук снять.

Сняли они перчатки: на правых руках мизинцев нет.

— Это я с них по пальцу взял за уточку золотые пёрышки, — говорит дурак; приложил отрезанные пальцы на старые места — они вдруг приросли и зажили.

— Сними, батюшка, с умных зятьёв сапоги.

Сняли с них сапоги — и на ногах не хватает по пальцу.

— Это я с них взял за свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами.

Приложил к ногам отрезанные пальцы — вмиг приросли и зажили.

— Батюшка, сними с них сорочки.

Сняли сорочки, у обоих зятьёв из спины по ремню вырезано.

— Это я с них взял за кобылицу златогривую с двенадцатью жеребятами.

Приложил те ремни на старые места — они приросли к спинам и зажили.

— Теперь, — говорит дурак, — прикажи, батюшка, коляску заложить.

‎Заложили коляску, сели и поехали в чистое поле. Дурак прижёг-припалил три конские волоса и крикнул громким голосом:

— Сивка-бурка, вещая каурка, батюшкино благословение! Стань передо мной, как лист перед травой.

Конь бежит, земля дрожит, изо рту полымя пышет, из ушей дым столбом валит, прибежал и стал как вкопанный. Дурак в левое ушко влез — напился-наелся; в правое влез — в цветно платье нарядился и сделался такой молодец — ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! С того времени жил он с своей женою по-царски, ездил в коляске, пиры задавал; на тех пирах и я бывал, мёд-вино пивал; сколько ни пил — только усы обмочил!

---

[1] — Шелудивый — имеющий струпья, коросту на коже; паршивый.
[2] — Воро́ны.

(Голосов: 1. Рейтинг: 5,00 из 5)

Загрузка…