Сочинители сказок логика слов

Post:#508410 Date:16.09.2016 (16:13) …

Смотрим картинку и медитируем.

Ткань эфира колышется от волны. Колышется в своем пространстве- одна ось электрическое поле, вторая магнитное а третья -время.
Трехмерное пространство, но не наше метрическое- а чисто электромагнитное.
Эфир это электромагниттная материя, все движения его в своем электромагшнитном пространстве, в нашем метрическом он неподвижен.
В нашем метрическом пространстве эта картинка всего лишь точка, куда мы поместили кончик щупа прибора и видим изменения электрического напряжения и магнитной напряженности во времени. И точка эта неподвижна- все движения внутри нее.
Медитируем.

sbal | Post: 726248 — Date: 04.05.21(23:22)

sbal | Post: 726254 — Date: 05.05.21(00:23)

sbal | Post: 726257 — Date: 05.05.21(01:01)

sbal | Post: 726264 — Date: 05.05.21(02:13)

sbal | Post: 726286 — Date: 05.05.21(09:54)

СНК | Post: 726287 — Date: 05.05.21(09:56)

У Вас нет прав отвечать в этой теме.

Генерация страницы: 0.254 сек

Издательство «Манн, Иванов и Фербер» представляет книгу Александры Барковой «Славянские мифы. От Велеса и Мокоши до птицы Сирин и Ивана Купалы».

Древние славяне, в отличие от греков, египтян, кельтов и многих других народов, не оставили после себя мифологического эпоса. В результате мы не так уж много доподлинно знаем об их мифологии, и пробелы в знаниях стремительно заполняются домыслами и заблуждениями. Автор этой книги Александра Баркова рассказывает, что нам в действительности известно о славянском язычестве, развеивает популярные мифы и показывает, насколько интересными и удивительными были представления наших предков об окружающем мире, жизни и смерти.

Предлагаем прочитать начало одного из разделов книги.

Миф, эпос, сказка

Читатель, вероятно, удивлен: книга почти подошла к концу, а в ней до сих пор не было ни Бабы-яги, ни Змея Горыныча, ни Жар-птицы, ни прочих сказочных персонажей, знакомых с детства.

Прежде всего объясним: Змей Горыныч — не сказочный персонаж, а былинный. Современная культура разницу между сказками и былинами совершенно не осознаёт, но сто лет назад, когда былинная традиция умирала, приговором ей стали именно слова «Пожалуй, сказка всё это».

Так в чем же разница между мифом, эпосом (в частности, былинами) и сказкой?

В традиционном обществе сказка играет ту же роль, что фэнтези — в современном: это рассказ о чудесном, в который никто не верит. Он предназначен для развлечения. Конечно, в основе сказки лежат древние мифы, но они опираются на совершенно иной образ жизни, иную систему ценностей (когда убивать слабого — не просто нормально, а действительно гуманно). Сказка перестала быть предметом веры не потому, что древние мифы «забылись» (они не забыты, раз сказка существует до сих пор!), а потому, что радикально изменилось общество.

Эпос — это идеальное прошлое народа. Исторические реалии в нем, конечно, присутствуют, но в исправленном виде.

У нас есть полдюжины сюжетов о нашествии татар, и все они построены по общему принципу: в Киеве не осталось богатырей, кроме главного героя былины, приходят татары, и главный герой сразу (или не сразу) их разбивает. Никакого татарского ига в былинах нет и быть не может. Другой пример: былина «Илья и Идолище» начинается с того, что Идолище Поганое захватило Царьград. В основе — реальный исторический факт: 1453 год, взятие Константинополя войсками Мехмеда II. Но приходит Илья Муромец, побеждает Идолище — и Царьград снова становится православным городом. Степень волшебности врагов в былинах бывает разной: от Змея Горыныча (чудище в чистом виде) до полулюдей-получудищ (Идолище, Тугарин на крылатом коне) и вполне исторических татар.

Пока эпос жив, в него верят, но верят совершенно не так, как в миф. Верят в то, что все эти монстры и одержанные над ними победы реально были. Когда эта вера иссякает, эпос фактически превращается в сказку (пример чего мы видим в современных мультиках, легко смешивающих былинных и сказочных персонажей). Кстати, триады «Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алёша Попович» в былинах нет, ее придумал Васнецов, воплотив на знаменитой картине «Богатыри».

В былинах действительно нередко говорится о том, как Илья Муромец стоит на заставе богатырской, и в перечне витязей, которые находятся там вместе с ним, иногда мелькает Алёша.

А вот Добрыня Никитич — дипломат; в трех из пяти сюжетов, связанных с ним, князь Владимир отправляет его с различными поручениями к иностранным дворам (в частности, именно он привозит Владимиру в жены Апраксию-королевичну); кроме того, в былинах подчеркивается молодость Добрыни, так что и сама триада, и портрет Добрыни — личное творчество Васнецова, не имеющее отношения к подлинным текстам.

Добрыня Никитич. Иллюстрация А. Рябушкина. 1885 г.

Говоря о Васнецове, нельзя не упомянуть его картину «Сирин и Алконост». На ней изображены черная и белая птица, однако кто из них кто? В древнерусской культуре Сирин — это греческая сирена, убивающая своим пением.

Если человек услышит ее голос, его разум будет пленен и забудет всё сегодняшнее, и до тех пор будет ходить вослед той птице, пока не падет мертвым, не переставая слышать ее голос.

В таком контексте отождествление сиринов с вилами добавляет мрачности в образ вил.

Алконост появился в древнерусских текстах как результат описки: существует греческий миф о деве Алкионе (что значит «зимородок»), и имя возникло из искажения фразы «алкионъ есть птица морская». По народным поверьям, Алконост поет о рае и радости, от касания ее крыльев яблоки превращаются в целительные плоды.

«Сирин и Алконост». Картина В. Васнецова, 1896 г.

Получается, Васнецов отразил традиционные представления: черная птица у него — Сирин, а белая — Алконост. Но во второй половине ХХ века представления сменились, что можно видеть, в частности, в песне В. Высоцкого «Купола»:

Птица Сирин мне радостно скалится —
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив — тоскует-печалится,
Травит душу чудной Алконост.

Вернемся к былинам. Рассуждая о матери сырой земле, мы отмечали эту удивительную особенность русского эпоса: обилие сверхмогучих персонажей, сила которых идет от земли. Змей Горыныч воплощает четыре дикие стихии (он хозяин реки, он дышит огнем, он летает, и его царство расположено в горах), а Добрыня повергает его в первом же бою, и не оружием, а «шапкой земли греческой». В этом справедливо видят метафору принятия христианства («шапка земли греческой» — монашеский клобук), и всё же слово «земля» обязательно присутствует в тексте, а некоторые сказители еще и добавляют, что Добрыня насыпает в шапку земли.

Другая яркая черта былин — череда богатырок. Богатырку в тексте называют древним словом «поленица» (то есть та, которая сражается в поле). Настасья Микулишна, сажающая Добрыню себе в карман; Василиса Микулишна, вызволяющая мужа из темницы (история о том, как герой на пиру у правителя похвастался силой жены и она затем в испытаниях подтвердила правоту его слов, есть в ирландском эпосе, но там героиня проклинает короля и бросает мужа; русская богатырка много добрее); Настасья Литовская, более искусная в воинском мастерстве, чем ее муж Дунай; Латыгорка/Латымирка, побежденная Ильей Муромцем и родившая ему Сокольника… Для сравнения: германо-скандинавский эпос куда более жесток и свиреп, однако воительница там, строго говоря, только Брюнхильд/Брунгильда (Гудрун/Кримхильда яростна, но она не сражается).

Свидетельствует ли обилие богатырок о том, что такие русские валькирии реально существовали? Мы полагаем, что нет. Недаром ни для одной из них не нашлось места в Киеве: Настасья Микулишна в замужестве предстает обычной женщиной, русской Пенелопой, ждущей мужа десятилетиями; Василиса со Ставром уезжают из Киева; Настасья Литовская погибает, нечаянно сраженная мужем в воинском состязании, а Латыгорка, как и ее сын Сокольник, — враги Руси. Способность женщины сражаться воспринималась сказителями как сверхъестественная черта, и подобному нет места в мире людей.

Богатырка Настасья Королевична. Открытка С. Соломко. Начало XX в.

Богатырки известны не только по былинам. В сказке действует Марья Моревна (некоторые хотят в ней видеть богиню Марену) — она победила и держит в плену Кощея. Сложно сказать, был ли Кощей когда-либо персонажем собственно мифов, поскольку вне сказок он не встречается. Рыбаков приводит цитату о низверженном идоле Перуна, который плыл «из света во кошьное, сиречь во тму кромешную». На этом основании он предполагает, что «кощное» — название преисподней, царства Кощея (чье имя, вероятно, происходит от слова «кость» и означает «скелет»). Такое утверждение выглядит убедительным, но даже оно не делает Кощея неким русским Аидом: никаких следов его культа в историческое время не обнаружено.

Аналогичная ситуация с самым ярким сказочным персонажем — Бабой-ягой. Имя она, вероятнее всего, получила от татарского «бабай ага» («великий господин») — им пугали детей, и в итоге «бабай» перешло в «бабу» и закрепилось за универсальным, общемировым образом лесной ведьмы.

Баба-яга на иллюстрации И. Билибина. 1931 г.

Баба-яга блистательно проанализирована В. Я. Проппом в классической работе «Исторические корни волшебной сказки». Он показывает, что в основе волшебной сказки лежит обряд инициации, то есть посвящения юноши во взрослые члены охотничьего племени. В ходе этого ритуала юношей подвергали пыткам (в сказках Яга нередко вырезает полосу кожи со спины героя), слабые при этом погибали (изба Яги окружена частоколом, на котором висят черепа), а выжившие обучались как навыкам охоты, так и ее магическим ритуалам. Такое братство будущих охотников в сказках показано в виде дома разбойников в чаще леса, а самое известное его воплощение — у Пушкина, в «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» (об этом мы говорили в самом начале в связи с волками).

С точки зрения мифологии обряд инициации представлял собой смерть мальчика и рождение мужчины (в традиционном мышлении нет понятия взросления). Посвящаемого необходимо было убедить в том, что он умер и воскрес. Этой цели в ритуале служили пытки, а в сказке этот момент сохранился в мотиве печи Яги, куда она хочет посадить героя, чтобы затем съесть его. Как мы знаем, в печи видели связующее звено между миром живых и мертвых, и проход через нее должен магически преобразить героя. Но, как уже говорилось, сказка возникает тогда, когда обряд забывается (с переходом общества от охотничьего образа жизни к земледельческому отпала необходимость в инициатических пытках и гибели слабых), поэтому сказочные сюжеты, в которых Яга хочет съесть героя, всегда заканчиваются ее неудачей. Более того, эти сюжеты устарели настолько давно, что ушли в детский фольклор (типа сказки «Гуси-лебеди»), в них не осталось никаких намеков на инициацию, а героя-подростка заменил почти младенец. Но мотив магической трансформации сохраняется — например, в «Сивке-Бурке», где герой чудесным образом пролезает через уши коня и превращается из заморыша в красавца; важно, что это не просто волшебный конь, а дар умершего отца, то есть трансформация проходит благодаря контакту с миром мертвых, причем с умершим предком.

Почему у избушки Бабы-яги курьи ножки? Они не петушиные, не куриные, тем паче не принадлежат какому-то другому животному или птице. Они всегда и неизменно «курьи». Эти ноги не имеют отношения к курице, это столбы, окуренные дымом. Речь идет о том самом способе «воздушного погребения», о котором мы уже говорили в связи с неупокоенными мертвецами. Помимо открытого трупоположения выдающихся личностей (мы обнаружили его описание в былине о женитьбе Святогора) существовало и «воздушное погребение» в колоде или специальном крохотном домике, куда помещался труп в скорченном состоянии.

«Домовины (Избы смерти)». Картина Н. Рериха. 1914 г.

Чтобы это погребение как можно дольше не рухнуло на землю, столбы, на которых оно стояло, окуривали дымом от гнили. Такой обычай у предков славян ушел в прошлое в доисторические времена, но еще Нестор отмечал сочетание «воздушного погребения» с кремацией: труп сжигали, прах ссыпали в «сосуд мал» и ставили «на столбе». Несомненно, и этот столб был окурен.

Кто же (и что же) — Баба-яга? Прежде всего, она слепая — она вынюхивает героя, говоря: «Фу-фу-фу, русским духом пахнет». Как пишет Пропп, живые не видят мертвых, а мертвые не видят живых. В тех сказках, где избушка стоит на краю леса, Баба-яга готова помочь герою, потому что, согласно логике уже забытого обряда, герой — ее дальний потомок. При этом о Яге известно, что она «положила зубы на полку» (так говорят об умерших от голода), «а нос в потолок врос» (неэстетично, но приходится признать: Яга — это полуразложившийся труп).

В обряде инициации посвящаемый был уверен, что его проглатывает мифический предок рода (поэтому реальные хижины для посвящения делались в виде пасти), и в сказке мотив еды у Яги непременно сохранен.

Если Яга предстает врагом — то она хочет съесть героя, если Яга предстает помощником — то она «накормила-напоила, спать уложила», отчего герой получает магические силы, необходимые для следующего этапа его приключений. «Спать уложила», несомненно, знак временной смерти посвящаемого и того забытья, в которое впадали из-за пыток реальные подростки охотничьей эпохи.

Иллюстрация И. Билибина к сказке «Василиса Прекрасная». 1902 г.

Когда обряд инициации был забыт окончательно, в параллель к мужским сказкам стали возникать и женские: в них к Яге попадает не юноша, а девушка. Наиболее известным вариантом является «Василиса Прекрасная», где героиня, отправленная к Яге злой мачехой, в итоге получает череп с горящими глазами — знак ее волшебной силы. Прохождение инициации радикально повышало социальный статус человека, что и отражает сказка: от восстановления справедливости в семье (горящие глаза черепа сжигают врагов героини) до превращения крестьянского сына в царя.

Героиню сказки нередко зовут Василисой (Прекрасной или Премудрой) — это имя в переводе с греческого означает «царица», так что Иван-царевич с Василисой оказываются по сути тезками. Почему в центре внимания сказки всегда есть цари либо она заканчивается воцарением героя?

Потому что традиционное общество верит: благополучие зависит исключительно от магических качеств царя, и править должен тот, кто обладает ими в полной мере. Эти качества персонифицируются в сказке в виде магических помощников. Самый известный пример — «Конек-горбунок» Ершова (это литературная сказка, написанная на фольклорной основе): фактически всё за Ивана делает его чудесный скакун, однако это не ставится Ивану в укор, ведь Горбунок и есть его магия, которая затем будет оберегать страну.