Сочинение весь день я провел в поисках пристанища в мертвом городе сочинение

Весь день я провёл в поисках пристанища в мёртвом городе. Только ближе к ночи я сумел найти его на Садовой улице, в школе для детей водников.
Полный текст
Сочинение
На каждого из нас та или иная мелодия может влиять по-разному. В данном тексте К.Г. Паустовский поднимает проблему воздействия музыки на человека.
Рассказчик приводит в пример случай из военного периода жизни своего соседа по комнате, в котором тому однажды посчастливилось спасти жизнь прекрасному музыканту. В то время, когда отряд Денисова вошел в Севастополь, из одного из домов было сделано несколько выстрелов – подозрение упало на «хилого юношу в пенсне», который в тот момент находился возле рояля. На руках его не было следов от затвора, и в доказательство тому, что он действительно музыкант, юноша заиграл. Автор делает акцент на том, что почувствовал в этот момент Денисов: он признался, что его душа перевернулась. На тот короткий миг, когда звучала музыка, жизнь будто бы остановилась: не стало ни войн, ни смертей – ничего, лишь мелодия, от которой сердца военных наполнились самыми глубокими чувствами.
К.Г. Паустовский считает, что музыка оказывает на людей очень сильное воздействие. Она пробивается к самой душе человека, пробуждая в нем все самые сильные чувства, которые он способен испытывать, заставляет задуматься о самом важном и вселяет силу и стойкость для преодоления испытаний, выпавших на его долю.
Я полностью согласна с мнением автора и тоже считаю, что музыка способна пробраться к самым сокровенным струнам души человека, встрепенуть, перевернуть их и заставить ожить то, что не могло ожить уже долгие годы.
В рассказе А.П. Чехова «Скрипка Ротшильда» музыка помогла главному герою переосмыслить свое существование и осознать его бессмысленность, бесплодность и тщетность. Автор показывает, что скрипка – это не просто инструмент, это душа главного героя, но не обремененная накопительством и постоянным подсчитыванием убытков. Музыка, которую производит сам Бронза, заставила героя раскаяться во всем, что он сделал, вспомнить все свои грехи и преобразиться. Яков со скрипкой – уже не Бронза, не кусок метала, не черствый гробовщик: взяв в руки инструмент, герой становится музыкантом, способным своей мелодией проникать в душу каждого человека и доводить его до слез, потому что она является воплощением души самого Якова.
В повести А.И. Куприна «Гранатовый браслет» музыка принимает точно такое же значение. Соната Бетховена, которую завещал послушать в напоминание о себе Желтков, пробуждает в главной героине бурю эмоций и чувств. За одну мелодию Вера Николаевна осознала, что упустила единственную самую сильную и искреннюю любовь своей жизни, но к тому же она понимала, что любовь все-таки была, и философские мотивы, с нотами траура и светлой грусти выражали это как нельзя лучше. Можно бесконечно гадать, о чем именно думала в этот момент героиня, но по слезам из её глаз понятно, что музыка выполнила свое предназначение и задела самые тонкие струны её души.
Таким образом, можно сделать вывод, что музыка способна очень глубоко воздействовать на человека, переворачивать его сознание, останавливать время и давать возможность подумать над собственным существованием.

Музыка имеет огромную власть над душой человека. Она «прямо руками» берет наши сердца и делает их чище и добрее. Проблеме власти музыки над людскими душами и посвящен отрывок из произведения К. Г. Паустовского.
Автор уделяет много места описанию тяжелейших жизненных условий, в которых оказался главный герой, а затем и его новый знакомый – Денисов: ночевать приходилось в холодном классе, не было хлеба, весь день надо было где-то бродить, потому что днем в школе идут уроки.
И вот в такое время Денисов вдруг приводит странного юношу, который оказывается музыкантом. Его игра потрясает героя-рассказчика и всех, кто ее слышит. «Как стая трепещущих птиц ворвалась», – описывает Паустовский музыку, зазвучавшую вдруг в пустом школьном здании.
Затем Денисов рассказывает о том, как познакомился с этим музыкантом, как его приняли за диверсанта и хотели расстрелять, но, услышав его игру, один из красноармейцев сказал: «Нет никакой возможности, чтобы этот человек стрелял». Он понял, что так играть может только хороший человек.
Автор верит, что только добрый, порядочный человек может быть хорошим музыкантом, что музыка очищает душу человека, делает ее выше и прекраснее.
Об этом говорится и в известном стихотворении Булата Окуджавы «Музыкант играл на скрипке». Автор его тоже рассуждает о воздействии музыки на человека и приходит к выводу, что она учит нас состраданию и взаимопониманию. Музыка «обжигает» душу человека, то есть заставляет ее чувствовать сильнее и тоньше.
А душа, уж это точно, ежели обожжена,
Справедливей, милосерднее и праведней она.
С другой стороны, я не вполне согласен с автором, потому что музыка не всех людей делает нравственнее. Например, в трагедии А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери» тоже поднимается эта тема. Моцарт высказывает мысль, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». Но так ли это? Допустим, Сальери не гений, раз он способен на убийство, хотя Моцарт думает иначе. Однако он все-таки выдающийся музыкант и композитор. Но музыка не сделала его душу чище.
Человек может стать лучше, слушая музыку, если он готов становиться лучше. Но если он не хочет, то ничто не заставит его, даже самая красивая музыка!

Жизнь коротка. Музыка дарит надежду на лучшее, вселяет в человека мечты, окрыляет его. Она оказывает на людей огромное влияние. Именно эту проблему поднимает Константин Паустовский.
Проблема музыки в жизни человека актуальна и сегодня. Автор показывает, как мелодия смягчает черствые сердца людей, которые способны убивать. Об этом наиболее ярко описано в предложении: «Такая печаль взяла за сердце – прямо руками, – будто мать нас провожает, плачет, и идем мы добывать своей кровью новое счастье».
Авторская позиция заключается в вере в чистоту и непорочность человека искусства: «Нет никакой возможности, чтобы этот человек стрелял».
С Паустовским нельзя не согласиться. Я думаю, что творческие люди посланы свыше, чтобы дарить миру радость и гармонию.
В моих рассуждениях я ссылаюсь на русских поэтов. В своем творчестве они отводили музыке важную роль. Визбор призывал наполнить ею сердца, а Ахматова считала, что слова – всего лишь отголосок музыки. «В ней что-то чудотворное горит»,- писала Анна Андреевна о музыке Шостаковича.
Исходя из жизненного опыта, подтверждаю, что музыка действительно исцеляет сердца. Мой дядя из-за семейных проблем увлекся алкоголем, но однажды проходил мимо оперного театра и до него донеслись приглушенные звуки. Они пробудили в его душе свет, и он получил второй шанс на счастье.
Таким образом, можно смело утверждать, что музыка будит лучшее в душах людей, а те, кто ее несет, это кто-то вроде божественных пророков. Они вселяют надежду.

(1)Весь день я
провёл в поисках пристанища в мёртвом городе. (2)Только ближе к ночи я сумел найти его на Садовой улице, в школе для детей
водников. ( 3) Мне разрешили ночевать. в пустом
холодном классе. (4)В семь часов утра я должен был уходить и не
возвращаться до вечера, пока в школе не кончались занятия.
(5)Долгие часы я
просиживал на Графской пристани, греясь под неопределённым солнцем
января. (6)Изредка я заходил на базар с отчаянной надеждой купить немного хлеба, но на
базаре торговали розовыми цейлонскими раковинами, пепельницами ,зажигалками и бязевым солдатским бельём. (7)Все хотели хлеба,
спрашивали хлеб ,но ни одна живая душа его не имела и не продавала. (8)Толкотня на базаре совершенно
бесцельной.
(9)Дом, где
находилась школа, принадлежал адмиральше Коланс. (10) Эта решительная, высокая и хромая старуха, ходившая с кочергой вместо палки , спаслась
от выселения тем, что отдала под школу свой особняк. (11)Сама она жила с сыном – бывшим
мичманом – в расположенном во дворе флигеле.
(12)Ко мне
адмиральша благоволила, потому что
считала меня моряком ,скрывающим своё
звание.
(13)Потом ко мне
в комнату поселили начальника Скадовского порта Денисова,бывшего матроса
с крейсера «Алмаз».
(14)Он приносил
под шинелью куски ломкого известкового хлеба и угощал меня. (15)Хлеб мы резали громадным сапожным ножом.
(16)Денисов был
в бою под Чонгаром и брал у Врангеля Севастополь.
(17)Однажды вечером он привёл в школу высокого юношу в пенсне, накормил его
хлебом и заставил играть на окоченевшем рояле.
(18)Пылала
коптилка. (19)Юноша долго сидел, подложив руки под себя, чтобы согреть
их, потом подошёл к роялю. (20)В дикую ледяную ночь ворвалась, как стая трепещущих
птиц, мелодия Чайковского.
(21)Адмиральша
пришла и слушала, стоя в дверях с кочергой, прямая и грозная, как
богиня возмездия.
(22)Когда юноша
ушёл, Денисов, укладываясь спать
на составленных партах,рассказал
историю знакомства с этим пианистом.
(23)Отряд
Денисова первым вошёл в Севастополь. (24)На Морской улице из окна трёхэтажного
дома в бойцов денисовского отряда было сделано несколько выстрелов из
винтовки.
(25)Бойцы
ворвались в квартиру. (26)Они никого там не нашли, кроме хилого юноши
в пенсне. (27)Он сидел за роялем и собирал ноты. (28)Его сочли за переодетого
офицера
и схватили.
– (29)Ты стрелял, собака?
(30)Юноша
отрицательно покачал головой.
-(31)Покажи руки! – крикнул Денисов.
32)На руках не было никаких следов от затвора.
– (33)Я музыкант, –
сказал юноша. – (34)Я музыкант из кино.
– (35)Раз музыкант,
так пусть сыграет, – потребовали бойцы. – (36)Играй,а не сумеешь – отправим
в расход! (37)Юноша заиграл.
– (38)У меня душа перевернулась, – рассказывал Денисов. –
(39)Видать человек за жизнь свою старался. (40)Одним
словом, сели мы, кто куда, закурили и слушали, (41)Такая печаль взяла за сердце – прямо руками, – будто мать нас
провожает, плачет и идём мы добывать
своей кровью новое счастье.
(42) 3акончил он, а Васька Тихонов говорит: «Нет никакой
возможности чтобы этот человек стрелял. (43)Айда
искать, ребята’. (44)Перерыли весь дом и на чердаке нашли какого-то фрукта,
который в нас и стрелял. (45)С тех пор ,как попаду в Севастополь, всегда
музыканта найду и то денег ему дам, то хлеба. (46)Очень я этого человека оберегаю.
*Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968 гг.)-советский писатель, классик русской литературы.

(1)Весь день я провёл в поисках пристанища в мёртвом городе. (2)Только ближе к ночи я сумел найти его на Садовой улице, в школе для детей водников. ( 3) Мне разрешили ночевать. в пустом холодном классе. (4)В семь часов утра я должен был уходить и не возвращаться до вечера, пока в школе не кончались занятия.
(5)Долгие часы я просиживал на Графской пристани, греясь под неопределённым солнцем января. (6)Изредка я заходил на базар с отчаянной надеждой купить немного хлеба, но на базаре торговали розовыми цейлонскими раковинами, пепельницами ,зажигалками и бязевым солдатским бельём. (7)Все хотели хлеба, спрашивали хлеб ,но ни одна живая душа его не имела и не продавала. (8)Толкотня на базаре совершенно бесцельной.
(9)Дом, где находилась школа, принадлежал адмиральше Коланс. (10) Эта решительная, высокая и хромая старуха, ходившая с кочергой вместо палки , спаслась от выселения тем, что отдала под школу свой особняк. (11)Сама она жила с сыном – бывшим мичманом – в расположенном во дворе флигеле.
(12)Ко мне адмиральша благоволила, потому что считала меня моряком ,скрывающим своё звание.
(13)Потом ко мне в комнату поселили начальника Скадовского порта Денисова,бывшего матроса с крейсера «Алмаз».
(14)Он приносил под шинелью куски ломкого известкового хлеба и угощал меня. (15)Хлеб мы резали громадным сапожным ножом.
(16)Денисов был в бою под Чонгаром и брал у Врангеля Севастополь.
(17)Однажды вечером он привёл в школу высокого юношу в пенсне, накормил его хлебом и заставил играть на окоченевшем рояле.
(18)Пылала коптилка. (19)Юноша долго сидел, подложив руки под себя, чтобы согреть их, потом подошёл к роялю. (20)В дикую ледяную ночь ворвалась, как стая трепещущих птиц, мелодия Чайковского.
(21)Адмиральша пришла и слушала, стоя в дверях с кочергой, прямая и грозная, как богиня возмездия.
(22)Когда юноша ушёл, Денисов, укладываясь спать на составленных партах,рассказал историю знакомства с этим пианистом.
(23)Отряд Денисова первым вошёл в Севастополь. (24)На Морской улице из окна трёхэтажного дома в бойцов денисовского отряда было сделано несколько выстрелов из винтовки.
(25)Бойцы ворвались в квартиру. (26)Они никого там не нашли, кроме хилого юноши в пенсне. (27)Он сидел за роялем и собирал ноты. (28)Его сочли за переодетого
офицера и схватили.
– (29)Ты стрелял, собака?
(30)Юноша отрицательно покачал головой.
-(31)Покажи руки! – крикнул Денисов.
32)На руках не было никаких следов от затвора.
– (33)Я музыкант, – сказал юноша. – (34)Я музыкант из кино.
– (35)Раз музыкант, так пусть сыграет, – потребовали бойцы. – (36)Играй,а не сумеешь – отправим в расход! (37)Юноша заиграл.
– (38)У меня душа перевернулась, – рассказывал Денисов. – (39)Видать человек за жизнь свою старался. (40)Одним словом, сели мы, кто куда, закурили и слушали, (41)Такая печаль взяла за сердце – прямо руками, – будто мать нас
провожает, плачет и идём мы добывать своей кровью новое счастье.
(42) 3акончил он, а Васька Тихонов говорит: «Нет никакой возможности чтобы этот человек стрелял. (43)Айда искать, ребята’. (44)Перерыли весь дом и на чердаке нашли какого-то фрукта, который в нас и стрелял. (45)С тех пор ,как попаду в Севастополь, всегда музыканта найду и то денег ему дам, то хлеба. (46)Очень я этого человека оберегаю.
*Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968 гг.)-советский писатель, классик русской литературы.

(1)Весь день я провёл в поисках пристанища в мёртвом городе. (2)Только ближе к ночи я сумел найти его на Садовой улице, в школе для детей водников. ( 3) Мне разрешили ночевать. в пустом холодном классе. (4)В семь часов утра я должен был уходить и не возвращаться до вечера, пока в школе не кончались занятия.
(5)Долгие часы я просиживал на Графской пристани, греясь под неопределённым солнцем января. (6)Изредка я заходил на базар с отчаянной надеждой купить немного хлеба, но на базаре торговали розовыми цейлонскими раковинами, пепельницами ,зажигалками и бязевым солдатским бельём. (7)Все хотели хлеба, спрашивали хлеб ,но ни одна живая душа его не имела и не продавала. (8)Толкотня на базаре совершенно бесцельной.
(9)Дом, где находилась школа, принадлежал адмиральше Коланс. (10) Эта решительная, высокая и хромая старуха, ходившая с кочергой вместо палки , спаслась от выселения тем, что отдала под школу свой особняк. (11)Сама она жила с сыном – бывшим мичманом – в расположенном во дворе флигеле.
(12)Ко мне адмиральша благоволила, потому что считала меня моряком ,скрывающим своё звание.
(13)Потом ко мне в комнату поселили начальника Скадовского порта Денисова,бывшего матроса с крейсера «Алмаз».
(14)Он приносил под шинелью куски ломкого известкового хлеба и угощал меня. (15)Хлеб мы резали громадным сапожным ножом.
(16)Денисов был в бою под Чонгаром и брал у Врангеля Севастополь.
(17)Однажды вечером он привёл в школу высокого юношу в пенсне, накормил его хлебом и заставил играть на окоченевшем рояле.
(18)Пылала коптилка. (19)Юноша долго сидел, подложив руки под себя, чтобы согреть их, потом подошёл к роялю. (20)В дикую ледяную ночь ворвалась, как стая трепещущих птиц, мелодия Чайковского.
(21)Адмиральша пришла и слушала, стоя в дверях с кочергой, прямая и грозная, как богиня возмездия.
(22)Когда юноша ушёл, Денисов, укладываясь спать на составленных партах,рассказал историю знакомства с этим пианистом.
(23)Отряд Денисова первым вошёл в Севастополь. (24)На Морской улице из окна трёхэтажного дома в бойцов денисовского отряда было сделано несколько выстрелов из винтовки.
(25)Бойцы ворвались в квартиру. (26)Они никого там не нашли, кроме хилого юноши в пенсне. (27)Он сидел за роялем и собирал ноты. (28)Его сочли за переодетого
офицера и схватили.
– (29)Ты стрелял, собака?
(30)Юноша отрицательно покачал головой.
-(31)Покажи руки! – крикнул Денисов.
32)На руках не было никаких следов от затвора.
– (33)Я музыкант, – сказал юноша. – (34)Я музыкант из кино.
– (35)Раз музыкант, так пусть сыграет, – потребовали бойцы. – (36)Играй,а не сумеешь – отправим в расход! (37)Юноша заиграл.
– (38)У меня душа перевернулась, – рассказывал Денисов. – (39)Видать человек за жизнь свою старался. (40)Одним словом, сели мы, кто куда, закурили и слушали, (41)Такая печаль взяла за сердце – прямо руками, – будто мать нас
провожает, плачет и идём мы добывать своей кровью новое счастье.
(42) 3акончил он, а Васька Тихонов говорит: «Нет никакой возможности чтобы этот человек стрелял. (43)Айда искать, ребята’. (44)Перерыли весь дом и на чердаке нашли какого-то фрукта, который в нас и стрелял. (45)С тех пор ,как попаду в Севастополь, всегда музыканта найду и то денег ему дам, то хлеба. (46)Очень я этого человека оберегаю.
*Константин Георгиевич Паустовский (1892-1968 гг.)-советский писатель, классик русской литературы.
К.Г.Паустовский пишет о влиянии музыки на человека. Как музыка действует на человека? Над этим

Мертвый город
Последний раз я был в Севастополе зимой 1921 года.
Мы пришли из Одессы на единственном уцелевшем после белых пароходе «Димитрий». Пять дней «Димитрий» штормовал между Одессой и Тарханкутом. Дул ледяной норд-ост.
Два дня мы отстаивались в бухте Караджи, около бесплодных, покрытых сухим снегом, берегов Северного Крыма.
«Димитрий» был расшатанный, больной пароход. Котлы его выпускали на воздух половину пара. Пар шипел изо всех щелей. С стороны «Димитрий» был похож на плавучую китайскую прачечную.
Через несколько часов после выхода из Одессы мы попали в полосу полного шторма. Он доходил до одиннадцати баллов.
Океанские волны обрушивались на ветхие палубы, смывали груз и шлюпки, ломали планширы. Море — седое, зимнее, невыразимо угрюмое — ревело и неслось за тонкими бортами, как Ниагара.
Ветер сбивал с ног, отрывал пуговицы на пальто. В каютах стояла вода. Она сливалась сюда с палубы. В ней плавали окурки и чемоданы. Женщины плакали, мужчины помалкивали и дрожали.
На второй день сдала машина: «Димитрий» потерял ход. Нас начало сносить к берегам Румынии, где немцы во время войны поставили «букеты» мин.
Так предполагал капитан, но сказать точно он ничего не мог. Не было возможности определить местонахождение парохода. Море походило на кипящий котел, покрытый холодным паром. Этот пар — моряки зовут его «испарениями» — был хуже тумана. Не было ни звезд, ни солнца, нельзя было взять пробу грунта.
На третий день в носу парохода открылась течь. Начался мороз. Пароход обрастал льдом. Помпы едва выкачивали воду.
Матросы и пассажиры рубили лед топорами, кололи его ломами, срывая ногти, отмораживая руки.
«Димитрий» дал SOS. Но на призыв о помощи никто не ответил.
Среди пассажиров был оборванный, небритый матрос. Он единственный вел себя как на суше: спал, пел, ссорился с полумертвыми от страха мешочниками и внушал им правила никому сейчас не нужной корабельной дисциплины. Он один выходил «гулять» на палубу, но долго там не выдерживал. Спускаясь вниз, он говорил пассажирам:
— Чем киснуть здесь, вы бы пошли посмотрели, что делается! Красота!
Пассажиры в ответ только стонали.
Я последовал совету матроса и до сих пор благодарен ему за это. Впервые в жизни я испытал красоту и смертельное отчаяние небывалого шторма.
На пятые сутки среди ночи заревел охрипший гудок. Над головой побежали матросы, топая сапогами. На баке ударили в колокол. Его звон был не громче тявканья щенка. Шторм заглушал все звуки своим неутомимым голосом.
Я поднялся на палубу.
— Что случилось? — крикнул я пробегавшим матросам.
— Берег! — прокричали они и показали в темноту бури. Гам тускло мигал огонь маяка. До него казалось далеко, как до звезды. Это открылся Тарханкут.
Утром мы отдали якоря в бухте Караджи. Три дня «Димитрий» мотался на волнах около берегов, таких пустынных и печальных, что даже зрелище свинцового бушующего моря казалось веселым и праздничным.
Начался голод. Капитан вскрыл трюмы, но нашел там только прелую ячневую крупу. Ее роздали пассажирам. Мы варили жидкую кашу без соли на остатках пресной воды из цистерн. Вода была с мелким песком.
Мы ели кашу без хлеба. В голове с утра до вечера что-то гудело, как в телеграфных столбах.
Десять пассажиров-матросов в оглушительно хлопающих клешах — тогда таких матросов звали «Жоржиками» — решительно пошли к капитану. Они спросили его, поигрывая маузерами, почему он стоит и не хочет ли он, гад, чтобы все пассажиры посдыхали от голода.
Капитан — унылый и тощий старик — ответил им, что это не их, пассажирское, дело.
— А с голоду дохнуть — наше дело? — закричали матросы, и на пароходе начался традиционный бунт.
До тех пор я был уверен, что такие бунты отошли в область преданий с исчезновением парусного флота. Я думал так, пока не услыхал яростные крики матросов: «В море капитана! У нас найдутся свои капитаны!»
Капитан со скучающим лицом вытащил из кармана вместо традиционного револьвера измятую бумажку и показал ее матросам. Бумажка называлась «Предупреждение мореплавателям». В ней было написано, что вокруг Севастополя тянутся минные поля. Идти по ним в такой шторм — по меньшей мере безумие.
— Брехня! — кричали матросы. — Другие капитаны по минам идут напролом. Лучше мина, чем дохнуть без воды и без хлеба.
Капитан упирался. Матросы схватили его за ветхие рукава шинели, но тут — точь-в-точь как в старинных романах — пришло избавление. Оно появилось в лице рыжего комиссара Николаевского порта. Он оттолкнул матросов и сказал негромко:
— А ну, матросики, дай я с ним поговорю по-своему!
Он ушел с капитаном в штурманскую рубку и вернулся через две минуты.
— Успеете, — сказал он матросам. — Успеете выкинуть его в море. Пусть старик еще покрутится малость. Пошли в трюм выбирать своего капитана!
Комиссар оказался находчивым человеком. Он заманил матросов в трюм. Капитан, условившийся с комиссаром об этой военной хитрости, приказал закрыть трюм. Приказ был выполнен с непостижимой быстротой. Трюм не только закрыли дубовыми досками, но еще завалили сверху тяжелым грузом.
Матросы внизу бушевали до поздней ночи. Глухой рев десяти охрипших человеческих глоток доносился даже на палубу.
Ночью шторм стих. Мы снялись в Севастополь. Кроткий грек, пекарь из Феодосии, со странной фамилией Грамматика, измученный бедствиями бури, расстелил на крыше трюма одеяло и лег спать.
Через пять минут в трюме забухали выстрелы. Грамматика с плачем промчался по палубе в каюту врача. Ему прострелили ладонь. Матросы стреляли вверх, требуя освобождения.
Оборванный, небритый матрос, прислушиваясь к частой пальбе, крутил головой и удивлялся:
— Ну и здорово шуруют, духи!
Утром «Димитрий» подошел к Севастополю. Мы стояли на палубе небритые, окоченевшие и желтые от ячневой каши.
В синем дыму и жарком солнце разворачивались знаменитые севастопольские бухты. Росли над водой портики домов, разрушенные ограды, бронзовые памятники адмиралам и ржавые мачты затопленных кораблей.
«Димитрий» сигналами вызвал вооруженный караул. Десять краснофлотцев с черными винтовками поднялись на палубу «Димитрия», открыли трюм и арестовали бунтовщиков. Бунтовщики разыгрывали простецких и глуповатых парней, — они никак не могли понять, что с ними стряслось.
Пассажиров высадили, а «Димитрий» тихо побрел в Южную бухту, на пароходное кладбище. Котлы его развалились.
Мы поднялись с пристани в пустынный город, и нас взяла оторопь.
Голодные татары из Байдар и Бахчисарая валялись на улицах и просили хлеба. Они протягивали к нам костлявые пальцы и тихо сипели. Говорить они не могли.
Разоренный Врангелем, замученный Крым простирался вокруг — бесплодный и тощий. Стекла в окнах обледенелых домов слезились, как опухшие от голода глаза.
Вереницы серых старух бродили по мусорным улицам и тесному базару. Там торговали только сухой, как голодные клопы, барабулькой. Она стоила многие миллионы.
Старухи подбирали с мостовой раздавленные сапогами селедочные головы, рассыпанную кое-где крупу.
В бухтах гремел ураганный оружейный огонь, — рыбаки били из винтовок бакланов и чаек.
Туманы, изморозь, острые ветры налетали с Северной стороны.
Весь день я искал себе пристанища в мертвом городе. Только к вечеру я нашел его на Садовой улице, в школе для детей водников. Мне разрешили ночевать в пустом, холодном классе. В семь часов утра я должен был уходить и не возвращаться до вечера, пока в школе не кончались занятия.
Долгие часы я просиживал на Графской пристани, греясь под неопределенным солнцем января. Изредка я заходил на базар с отчаянной надеждой купить немного хлеба, но на базаре торговали розовыми цейлонскими раковинами, пепельницами, зажигалками и бязевым солдатским бельем. Все спрашивали хлеб, но ни одна живая душа его не продавала. Толкотня на базаре была совершенно бесцельной.
Дом, где находилась школа, принадлежал адмиральше Коланс. Эта решительная высокая и хромая старуха, ходившая с кочергой вместо палки, спаслась от выселения тем, что отдала под школу свой особняк. Сама она жила с сыном — бывшим мичманом — во флигеле во дворе.
Ко мне адмиральша благоволила, потому что считала меня моряком, скрывающим свое звание.
На третий день моих ночевок в школе адмиральша привела из Инкермана худую козу. Ее нечем было кормить. Адмиральша решила пасти козу на Историческом бульваре, где среди гранитных памятников на месте бастионов торчала сухая трава.
В одно туманное утро, после шумной ссоры между мичманом и адмиральшей, происходившей на чистейшем французском языке, мичман вышел из ворот и потащил козу на Исторический бульвар.
Я встретил его на спуске. Он тянул козу за гнилую веревку. Коза упиралась. Опорки болтались на ногах мичмана, но его английский пробор был, как всегда, безукоризнен.
— Здравия желаю! — сказал мне мичман и поднес грязную руку к голове. — Maman просит вас не заворачиваться по ночам в ковер. Она очень опасается вшей.
Я пренебрег этой просьбой и продолжал каждую ночь спать в ковре. Я ложился на него не раздеваясь и наворачивал его на себя шерстяной трубой. В ковре было душно, но тепло. В комнате стоял мороз. Каждую ночь на окнах лопались бутыли с чернилами. Эти взрывы отдаленно напоминали звуки канонады, ставшие колыбельной песней тех лет.
Потом ко мне в комнату поселили начальника Скадовского порта Денисова, бывшего матроса с крейсера «Алмаз».
Он приносил под шинелью куски ломкого известкового хлеба и угощал меня. Хлеб мы резали громадным сапожным ножом.
Денисов был в бою под Чонгаром и брал у Врангеля Севастополь.
Однажды вечером он привел в школу высокого юношу в пенсне, накормил его хлебом и заставил играть на окоченевшем рояле.
Пылала коптилка. Юноша долго сидел, подложив руки под себя, чтобы согреть их, потом подошел к роялю. В дикую ледяную ночь ворвалась, как стая трепещущих птиц, мелодия Чайковского.
Адмиральша пришла и слушала, стоя в дверях с кочергой, прямая и грозная, как богиня возмездия.
Когда юноша ушел, Денисов, укладываясь спать на составленных партах, рассказал историю знакомства с этим пианистом.
Отряд Денисова первым вошел в Севастополь. На Морской улице из окна трехэтажного дома в бойцов денисовского отряда было сделано несколько выстрелов из винтовки.
Бойцы ворвались в квартиру. Они никого там не нашли, кроме хилого юноши в пенсне. Он сидел за роялем и собирал ноты. Его сочли за переодетого офицера и схватили.
— Ты стрелял, собака?
Юноша отрицательно покачал головой.
— Покажи руки! — крикнул Денисов.
На руках не было никаких следов от затвора.
— Я музыкант, — сказал юноша. — Я музыкант из кино.
— Раз музыкант, так пусть сыграет, — злобно засмеялись бойцы. — Играй, а не сумеешь — отправим в расход!
Юноша заиграл.
— Сердце у меня зашлось, — рассказывал Денисов. — Видать, человек за жизнь свою старался. Одним словом, сели мы, кто куда, закурили и слушали. Такая печаль взяла за сердце — прямо руками, — будто мать нас провожает, плачет и идем мы добывать своей кровью новое счастье, Кончил он, а Васька Тихонов говорит: «Нет никакой возможности, чтобы этот человек стрелял. Айда искать, ребята!» Перерыли весь дом и на чердаке нашли какого-то фрукта, — он в нас стрелял. С тех пор я, как попаду в Севастополь, всегда музыканта найду и то денег ему дам, то хлеба. Очень я этого человека оберегаю.
С Денисовым у меня случилась неприятность. Он был контужен на фронте и страдал тяжелыми галлюцинациями. Тяжесть их усиливалась воющими от норда, как псы, севастопольскими ночами.
В одну из таких ночей Денисов пришел поздно. Он не постучал, как всегда, в окно, а долго скреб по стеклу пальцами и, прижав расплющенный нос, смотрел на меня с улицы дикими белыми глазами.
Я открыл ему дверь. Денисов вошел, шатаясь. Кепки на нем не было. Он запер дверь на ключ, застонал и сел на пол.
— Что случилось? — спросил я, встревоженный его стонами.
— Ограбили! — закричал Денисов и вывернул карманы кожаной куртки. — Все! Деньги и документы. Все отобрали, нечистые души!
Он долго кричал об ограблении и потрясал в воздухе пачкой денег и всеми своими воинскими документами и мандатами.
— Кто ограбил?
— Кто? — переспросил Денисов и посмотрел на меня с леденящей кровь улыбкой. — Сейчас ты узнаешь — кто, любезный товарищ!
Он осторожно взял с подоконника сапожный нож, попробовал лезвие о подметку и начал медленно подходить ко мне, посмеиваясь и примериваясь, как бы удобнее всадить мне нож в сердце.
Ударом головы в живот я сбил его с ног, открыл дверь и выскочил в темный пустой двор. Ветер хрипло кричал над умирающим городом.
Я разбудил мичмана, и мы вдвоем пошли усмирять Денисова.
Мичман дрожал мелкой дрожью.
В комнате Денисова мы не застали.
Окно стояло настежь. Ветер швырял на пол сухой снег, Сапожный нож был со страшной силой воткнут в филенку двери. Когда мы вошли, он еще дрожал.
Очевидно, Денисов только что выскочил через окно и ушел.
Появился он через два дня, смущенный и печальный. Он попросил прощенья за то, что ему «помстилась такая чертовщина», и сказал, что на днях едет лечиться в Москву. Мы с ним помирились.

Сочинение.
Сергей Есенин. Жизнь и судьба

На долю истинного поэта всегда выпадает много горя и страданий, даже в том случае, если он баловень судьбы. Ведь в этом мире ничего не дается просто так и за все приходится платить. За дарованный свыше талант — плата особенная. Опутанная недомолвками и кривотолками судьба великого русского поэта Сергея Есенина — тому свидетельство и подтверждение. Всю свою короткую, бесшабашную, романтическую жизнь он возбуждал в окружающих бурные, противоречивые страсти, и сам раздирался страстями столь же бурными и противоречивыми. С посмертной же судьбой Есенина произошла странная метаморфоза. Он мертв уже более семидесяти лет, но все, связанное с ним, продолжает жить. Живут не только его стихи, а вообще все “есенинское”. Все, что его волновало, радовало, мучило. Все, что каким-либо образом с ним соприкасалось. Есенин является в нашей литературе фигурой своего рода культовой. Всенародная любовь привела даже к появлению жанра “народного есениноведения”: обсуждается улыбка поэта, голубые глаза, золотые кудри, как изящно сидел на Есенине костюм и прочее. (Кстати, по свидетельству Варлаама Шаламова, Есенин стал единственным поэтом, принятым блатным миром. В лагерном языке “Есениным” называют почти каждого доморощенного стихотворца из заключенных.) Так что исключительность посмертной есенинской судьбы очевидна. В одном лишь не повезло Есенину. Его биография до сих пор далека от истинной, объективной картины. Академическое “есениноведение” в результате деятельности ряда ученых-есениноведов находится в застое. Эти ученые, создав “официальную концепцию”, на том и успокоились. Они образовали как бы замкнутый коллектив, куда не хотят впускать посторонних. Ими замалчиваются или даже подтасовываются некоторые факты биографии поэта, не укладывающиеся в заранее заготовленную схему. Так считает кандидат исторических наук, автор более 80 публикаций по истории литературы Сергей Викторович Шумихин, и с его мнением нельзя не согласиться. Правда, в исследованиях последнего периода все же прослеживаются некоторые колебания в интерпретации облика поэта, странным образом совпадающие с колебаниями общественно-политической обстановки в стране. Разброс этот довольно велик: от недавнего бесконечного повторения есенинских строк о Ленине, возгласа “Мать моя — родина, я большевик!” до создания образа бесстрашного обличителя “еврейско-большевистских зверств”, скрывающегося от ГПУ и в конце концов застигнутого этим ГПУ в гостинице “Англетер”. “Независимым” же исследователям, которые смогли бы создать объективный взгляд на жизнь и творчество поэта, он почему-то неинтересен, они занимаются Анной Ахматовой, Мариной Цветаевой, Осипом Мандельштамом. Есть, правда, один, наиболее раскрепощенный, исследователь, изучающий Есенина, — англичанин Гордон Маквей из Бристоля. Он выпустил монографии “Жизнь Есенина” и “Айседора и Есенин”. Правда, его идеи, не имеющие ничего общего с “официальной концепцией”, есениноведами в расчет не принимаются. Так вот, Маквей высказал интересную мысль. Он считает, что Есенин мог бы стать очень популярной фигурой у молодежи Запада, потому что напоминает рано ушедших из жизни знаменитых рокзвезд, вроде Джимми Хендрикса или Курта Кобейна, поскольку столь же своевольный и анархичный. Вполне вероятно, что англичанин прав. И все же, сколь бы ни были объективны исследования Маквея, для него, как и для других западных ученых, Есенин существует вне связи с судьбой России, вне советской истории. Есть еще и многочисленные мемуарные источники, написанные не только сильными мира сего — политиками, поэтами, актерами, художниками, но и простыми обывателями, а то и просто завистниками и злопыхателями. Однако все воспоминания подобного рода очень противоречивые и не точные, поскольку мемуары вообще никогда не бывают протокольно точными в силу личностного взгляда автора на вещи. Из всего, о чем говорилось выше, становится понятным, что писать о жизни Сергея Есенина чрезвычайно трудно, тем более — в рамках обычного школьного сочинения, ведь для этого пришлось бы изучить огромный мемуарный и исследовательский материал, а изучив его, приложить немало усилий для того, чтобы отделить легендарное от фактического. Такое под силу далеко не каждому, и я не претендую на то, чтобы стать тем человеком, который смог бы осилить подобное. И все же, поскольку взялся за эту тему, попытаюсь вкратце, почти пунктиром, изложить основные факты биографии поэта. Подчеркиваю: написанное мною не претендует на то, чтобы стать откровением. Хотя я очень надеюсь, что подобное рано или поздно произойдет. “Я сын крестьянина. Родился в 1895 году 21 сентября, — писал Есенин в своей автобиографии, — С двух лет, по бедности отца и многочисленности семейства был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери…” Дед его был мельником. Бабушка и дедушка любили внука и заботились о его будущем: дедушка научил его драться, а бабушка баловала и заставляла ходить в церковь. Семья хотела, чтобы Сергей стал сельским учителем, и поэтому его отдали в закрытую церковноучительскую школу. Но, окончив ее в 1911 году, он объявил о своем намерении стать поэтом, На следующий год Есенин уехал в Москву, где стал посещать вечерние курсы при университете и вступил в литературно-революционное общество, подрабатывая на жизнь в различных местах. Работая корректором в издательстве Сытина, он влюбился в Анну Изряднову, коллегу по работе, которая в конце 1914 года родила ему сына, Юрия Изряднова. Через два месяца после этого их связь прекратилась, и Есенин уехал в Санкт-Петербург в поисках литературного счастья. Правда, он на короткое время приезжал в Москву в 1915 и 1916 годах, чтобы навестить Анну и сына. “Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и неожиданно нагрянул в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта”. “Нагрянул” он в Петербург простоватым, робким парнем, с небольшим багажом, с тетрадкой стихов и с честолюбивой мечтой многих юных провинциалов — завоевать себе славу. Городецкий познакомил его с крестьянским поэтом Николаем Клюевым, который стал другом Есенина и его литературным патроном. Многие питерские знакомые поэта отмечали его приятную мальчишескую внешность и голубые, “васильковые” глаза. И никто не мог остаться равнодушным к его молодости, внешней привлекательности и, самое главное, — к его огромному таланту. За три года жизни в Петербурге Есенин стал известным поэтом. Его окружали поклонники и друзья. Постепенно он осмелел, стал дерзким, самоуверенным и хвастливым. Но, странное дело, наивность и доверчивость его остались. В этом противоречии таилось какое-то особое очарование. Есенина любили, баловали и даже прощали то, что другому не простили бы. Поэту был двадцать один год, когда появился его первый стихотворный сборник “Радуница”. С этого момента спираль его жизни начала стремительно раскручиваться. В том же, 1916-м, году он был призван на военную службу, и там на него обратила внимание императрица Александра Федоровна, для которой ему довелось читать свои стихи. Несмотря на такую честь, он ненавидел армейскую жизнь и дезертировал, как только представилась возможность, но вскоре был пойман и отправлен в штрафной батальон. Во время революции 1917 года Есенин вновь дезертировал и примкнул к революционерам. Нет, членом ВКП(б) он не стал, но оказался в непосредственной близости к “советским верхам”. Октябрь задел в Есенине социальные струны, и в его поэзии появились первые революционные мотивы. К середине 1918 года он стал складываться как один из самых значительных и оригинальных молодых поэтов. Молодежь подняла его на щит. Когда вышел его сборник “Голубень”, книжку раскупили за несколько дней. А незадолго до того, осенью 1917-го, Есенин женился на Зинаиде Райх, которая служила секретаршей в эсеровской газете “Дело народа”. Она родила ему двоих детей — дочку Татьяну и сына Константина. Однако брак этот оказался непрочным — летом 1918 года Есенин ушел от жены (официально они развелись в 1921 году). В конце 1918 года в Москве возникла новая поэтическая школа. Ее инициаторы называли себя имажинистами. В нее входили Анатолий Мариенгоф, Вадим Шершеневич, Александр Кусиков и другие молодые поэты. Школе нужна была центральная фигура, яркое, сильное поэтическое имя. Вовлекли Есенина. И это был главный и единственный козырь имажинистов. Без Есенина школа была бы пустым местом. А самому Есенину имажинизм вовсе не был нужен. В 1919 году в Москве начали открываться одна за другой книжные лавки писателей. Писатели сами торговали книгами и своими писательскими автографами. Поэты читали свои стихи в кафе и клубах, получая за выступление гонорар. Открыли свою книжную лавку и поэты-имажинисты. Ухитряясь как-то издавать свои стихи (а время было трудное и бумаги не хватало), они продавали их в своей книжной лавке. Книги их, и особенно стихи Есенина, расходились быстро. Как жилось в эти годы Есенину? Писал он много и легко и печатался больше и чаще других. Нередко выступал со своими стихами в различных кафе, в том числе — в имажинистском “Стойле Пегаса”. Да и зарабатывал больше других. Но жилось ему от этого ничуть не легче, чем остальным. Совсем не легко и не весело. Питался он плохо. И к тому же у него не было своего угла. Время от времени находился то в Пролеткульте на Воздвиженке, то на Знаменке, то на Красной Пресне жил у скульптора Сергея Коненкова, то у иных друзей и знакомых — как мужчин, так и женщин. У кого приходилось… Затем стал квартировать в Богословском вместе с Мариенгофом, которого считал своим лучшим другом. Так и жил Есенин бродячей, кочевой жизнью, подчеркнуто богемной. Впрочем, и в последующие годы, до самой своей смерти, он так и не обрел постоянного пристанища. Годы войны и революции наложили на Есенина определенный отпечаток. В семнадцать лет он по религиозным соображениям стал вегетарианцем и трезвенником. В армии пристрастился к выпивке и, хотя бросил пить во время своего недолгого брака, после развода снова вернулся к прежнему. Запои Есенина совпадали с периодами его депрессии. Он был переполнен идеями и жизненной энергией, но временами все начинало казаться ему бесполезным и бессмысленным. Он достиг своей мечты стать известным поэтом, но ценой этому стала разлука с деревенской жизнью, к которой тянулась его душа. В пьянстве он находил временную отдушину, спасавшую от отчаяния, которое сопровождало его всю жизнь. А тем временем финансовые дела Есенина шли неплохо. Издание стихов давало определенный доход, и он разыгрывал перед окружающими роль удачливого дельца. Да и внешне поэт сильно изменился. Теперь это был элегантный, рафинированный и небрежносамоуверенный денди с презрительно-снисходительной улыбкой на все еще нежных губах. А на милом, тонком лице его с васильковыми глазами явственно проступили следы увядания — в двадцать пять лет! Хотя Есенин и изменился, этот период был одним из самых плодотворных в его творческой жизни, и “как только он заканчивал стихотворение, то тут же печатал его”. Таким был Есенин, когда в его жизнь вошла знаменитая американская танцовщица Айседора Дункан — малиноволосая, беспутная и печальная, чистая в мыслях и великодушная сердцем. Захваченная коммунистической пропагандой, она прибыла в Москву в погоне за своей убывающей славой. Айседора была уже немолода, старше Есенина на 18 лет. От “божественной босоножки”, “ожившей статуи”, как ее именовали когда-то, осталось мало. Но все-таки она была Айседорой, мировой знаменитостью, и, главное, танцевала в еще неизбалованной знатными иностранцами “красной столице”. И вдобавок танцевала с красным флагом! Восторженные аплодисменты не прекращались. Сам Ленин, окруженный членами совнаркома, из царской ложи приветствовал танец. И, кроме того, она открыла в Москве школу пластики для пролетарских детей в отведенном ей на Пречистенке особняке балерины Балашовой, покинувшей Россию. Айседора влюбилась в Есенина с первой же минуты, как только его увидела. Он, в свою очередь, несмотря на ее полную фигуру и разницу в возрасте, тоже сильно ею увлекся и вскоре перебрался к ней на Пречистенку. А в мае 1922-го на целый год исчез из Москвы, отправившись вместе с Айседорой в заграничное турне. Шумно-блестящим метеором пронесся Есенин по Германии, Франции и дальше, за океан, в Америку. Надеялся завоевать весь мир. Не удалось. Его никто не хотел признавать — ни в Европе, ни в Америке. Что им до русского поэта! Он для иностранцев был просто “мужем Айседоры Дункан” и не более того. Будто у него не было ни имени, ни признания… В 1923 году Есенин порвал с Айседорой и вернулся на родину. Он порвал с мировой знаменитостью. И эта связь, и этот разрыв дались ему нелегко. Он был уже дома, а Айседора все еще надеялась вернуть его, писала ему отчаянные, полные страстного чувства письма, посылала не менее мелодраматические телеграммы… Есенин рвал их и бросал на пол. И все же не случайным любовным эпизодом стала для Есенина эта связь. Обоим она обошлась очень дорого. Вернувшись в Москву, Есенин вновь стал жить бездомной, кочевой жизнью, с роями собутыльников и прихлебателей, постоянно вившихся вокруг него. Он задыхался в этой нездоровой атмосфере. Он погибал, вдыхая ее пьяный, накокаиненный чад. Стал задирист, легко затевал ссоры и часто вспыхивал, иногда из-за пустяков. Так шли дни за днями, и вдруг — новая сенсация: после головокружительной связи с Айседорой Дункан Есенин женится на Софье Андреевне Толстой! Она, конечно же, его любила — это внучка Льва Толстого, но он-то ее так и не смог полюбить. А она тем временем вознамерилась выступить в роли спасительницы великого поэта, всеми силами стараясь вьфвать его из среды кабацких прихлебателей, создать нормальные условия для работы, избавить от кочевой жизни… Но сделать это ей оказалось не под силу. Спасение не удалось. Есенин снова очутился в “Стойле Пегаса”. В это время были написаны поэма “Черный человек” и надрывные стихи “Москвы кабацкой”. А в октябре 25-го попал в психиатрическую больницу, чтобы пройти там двухмесячный курс лечения. Не выдержал — сбежал через месяц. Дальнейшее хорошо известно, хотя “темных пятен” в гибели поэта предостаточно. Поехал в Ленинград. Надеялся там найти квартиру, начать издавать журнал… 29 декабря 1925 года вечерние ленинградские газеты, а на следующий день газеты всей страны, сообщили, что в ночь с 27 на 28 декабря в гостинице “Англе-тер” поэт “обернул вокруг своей шеи два раза веревку от чемодана, вывезенного из Европы, выбил из-под ног табуретку и повис лицом к синей ночи, смотря на Иса-акиевскую площадь”. Такова официальная версия его смерти. Самоубийство. Существует и другая версия, согласно которой он был убит по указке ГПУ. До сих пор не утихают споры: самоубийство?.. или все-таки убийство?.. Тайна пока, разгадку которой Сергей Есенин унес с собой в могилу. : В любом случае смерть его — среди многих других трагических смертей одна из самых страшных: висельник, залитый кровью, излившейся из перерезанных вен… Так трагически закончилась жизнь великого русского поэта Сергея Есенина. И мы не вправе судить, хорош ли, плох ли он был в этой своей переполненной страданиями жизни. Ведь к поэтам нельзя относиться с обычной меркой. Они обладают правами, которых попросту нет у обывателя, поскольку стоят невыразимо выше и вместе с тем… невыразимо ниже каждого из обычных смертных. Почему? Потому что это бессознательное существо, и в то же время — это такой поэт, который встречается раз в столетие.
Примерно так сказал Анатоль Франс о Верлене. Современники Есенина считали, что это высказывание применимо и к нему.
.

novstudent.ru | 28.09.2012

Тяготы юных лет

Никто не мог рассказать о ней лучше, нежели сама София Ильинична. И она мне повествовала: «Я родилась в Белоруссии, в маленькой деревеньке Пашково Старосельского района под Витебском. Увы, детство мое окончилось очень рано — пришла войны. Как я позже написала: «Мое детство — взрывы и стрельба…» Однажды во время оккупации гитлеровцы вошли в наше село и загнали всех деревенских в большой хлев. Сельчане стояли там целых три дня, прижавшись друг к другу, и ждали — будут жечь живьем. Лучше уж и не говорить, что чувствовали люди, особенно дети, остававшиеся, как и все, без воды и пищи… Однако, когда надежда была уже совсем потеряна, ворота открылись, и немцы начали вышвыривать наших наружу. Вот только матерей в одну сторону, детей — в другую. Ужас!»



Маленькая Соня так вцепилась в маму, что два немца совместными усилиями не могли ее оторвать. «Вдруг подошел офицер, взглянул на меня… А я тогда была беленькая, кудрявая. Кто знает, быть может, у него дома остался ребенок, похожий на меня… Офицер распорядился оставить детей матерям. Несколько дней нас опять держали взаперти, потом погнали в товарные вагоны. Деревню сожгли, а нас ждал год беспросветного германского рабства. Когда наши освободили, возвращаться было особо некуда. В результате осели в Даугавпилсе. Помню, как на первых порах сверстники смеялись надо мною за мой белорусский диалект… К сожалению, мама тяжело заболела, и меня забрали в детский дом. Девять лет мне было…» — говорила мне Ковалева–Кривоносова много десятилетий спустя.

В детдоме Соня окончила пять классов. Время было трудное, послевоенное. Мужчин не хватало, а рабочая сила для восстановления разоренной страны требовалась в огромных масштабах. Когда Соне исполнилось четырнадцать, ее вместе с другими ровесниками–детдомовцами направили в Ригу. В то время Соня очень хотела танцевать, чувствуя в себе большую склонность к этому искусству. Помимо танцев, девочка проявляла незаурядный талант к пению и сочинению стихов — их даже читали в знаменитой тогда радиопередаче «Пионерская зорька». Однако пришлось в итоге осваивать прозаическую профессию токаря. В Риге она окончила ремесленное училище. В шестнадцать Соня уже получила свое первое рабочее место — в Елгаве, на сахарном заводе. Потом была учеба в вечерней школе, работа на рижском заводе «Гидромедприбор». А потом была болезнь…

Надо сказать, что София Ильинична с детства отличалась слабым здоровьем — чего никак нельзя было сказать, глядя на эту бодрую женщину. Врачи решили, что ей нельзя много стоять на ногах у станка — и в итоге София была переведена на «сидячую» работу контролера ОТК. В 55–м по путевке комсомола она поехала в Казахстан, осваивать целину, спустя год вернулась в Даугавпилс — вновь объявившаяся болезнь сердца требовала более прохладного климата. Затем были несколько лет, проведенных на городском заводе «Электроинструмент». Отдушиной для души стало участие в женском танцевальном ансамбле. София Ильинична до конца жизни запомнила имя его руководителя — Василий Баранов. Занятия танцами продолжились и в Рижском электромеханическом техникуме, на учебу в который Софию направил завод. Помимо учебы, она работала в техникуме лаборантом. Пришлось ей в ту пору лежать и в больнице с туберкулезом лимфатических узлов — так, даже спустя годы, продолжал сказываться период рабства в Германии…

Встреча с суженым

Тут в ее жизни произошло одно из судьбоносных событий. Она пошла устраиваться в Клуб автоработников, известный рижанам как «Баранка» и располагавшийся в нынешнем Верманском парке (тогда — парк Кирова) При клубе существовал хор, руководитель которого решил проверить голос девушки. Итоги проверки привели его в восторг: «Ну, милая моя, тебе же надо петь! Тем более что петь ты сможешь до конца жизни, а протанцуешь максимум еще лет десять». Так София оказалась в хоре, где встретила своего суженого — Александра Ковалева–Кривоносова.

Это была большая любовь, вскоре увенчавшаяся браком. Родители Александра сказали ему: «Если любишь, то надо жениться. Однако помни — в нашей семье не разводятся!» Впрочем, обоюдная любовь Александра и Софии оказалось столь сильной, что ничуть не иссякла за десятилетия совместной жизни. После женитьбы обоим довелось немало попутешествовать. Сначала пожили и поработали в Печоре, где с Софией произошел несчастный случай: она упала у своего токарного станка и выбила почку. Супруги переехали в Ярославль, где София устроилась кассиром в продуктовый магазин. Однако врачи посоветовали вновь перебраться в Прибалтику с ее климатом, что София и сделала — сначала уехала в Аглону, потом снова в Даугавпилс. Чуть позже к ней присоединился и Александр.

Счастье супругов омрачала лишь невозможность иметь детей. За этим фактом стоит долгая и трагичная история. Родители Александра в свое время очень необычно познакомились. Мать по имени Муза, являвшаяся простой даугавпилсской портнихой, однажды до войны выиграла 200 латов по лотерейному билету и решила на эти деньги исполнить мечту детства и побывать в Париже. В поезде у девушки украли деньги, документы и билет, после чего ее высадили в Лионе. Ее спасло знакомство с местным жителем Александром Ковалевым–Кривоносовым, за которого в итоге она и вышла замуж. От этого брака и родился сын, которого тоже назвали Александром. Во время войны супруги активно участвовали во французском Сопротивлении.

Муза перевозила мины и снаряды в детской коляске, а сверху сидел Сашенька. Вскоре женщину арестовало гестапо, а малыша отправили в госпиталь — в качестве подопытного кролика. Музе в гестапо жгли руки, зажимали пальцы в специальном устройстве. Ее пытал известный нацистский военный преступник Клаус Барбье. Впоследствии она давала показания против него на судебном процессе. Выжили оба чудом. В результате проводившихся на нем медицинских экспериментов Саша потерял возможность иметь детей… Мать тоже осталась инвалидом…
После войны семья Ковалевых–Кривоносовых переехала в Латвию, где Саша и познакомился с Софией. Впоследствии они единодушно решили усыновить ребенка из детдома. Однако потом выяснилось, что выбранный ими малыш безнадежно болен — еще до рождения у него был поврежден мозг. Однако супруги не отказались от своего Миши…

Александр был очень известным художником. Поскольку он увлекался еще и фотографией, то приохотил к этому и супругу. Для Софии Ильиничны, устроившей за годы жизни свыше двадцати своих фотовыставок, данное увлечение быстро стало одним из самых любимых. Позже она смогла посвящать искусству больше времени — с тех пор как 1978 году ушла на пенсию со своей последней работы в Даугавпилсской передвижной механизированной колонне. Досрочная пенсия объяснялась второй группой инвалидности, которую София Ильинична получила по состоянию здоровья.

Впрочем, позже она получила работу в городском инвалидном обществе. Ей вменили в обязанность работать с инвалидами по спорту, проводить организаторскую деятельность в данной сфере — хотя сама она никогда спортсменкой не была. При ее активном участии был создан клуб для местных спортсменов–инвалидов, президентом которого и стала милейшая София Ильинична. За несколько лет ее подопечные завоевали множество медалей на состязаниях. Она и сама принимала участие в соревнованиях по шашкам, шахматам, стрельбе, имела спортивные награды.

«Без любимого жить…»

Но в какой–то момент главным увлечением ее жизни — которое она вполне разделяла с мужем! — стало фотоискусство. «Мы делали много фотографий, — рассказывала она, — но сначала как бы лишь «для себя». Правда, со временем я поняла, что это может быть интересно и окружающим. Кстати, помимо этого, мы в течение почти двадцати лет увлекались съемками любительского кино. Наснимали более двадцати фильмов: о природе, людях, исторических памятниках. Снимали далеко не только на местной фактуре, ездили ради этого, например, в Ленинград. Обошли местные старые кладбища, снимали и их. Но самой серьезной нашей вещью я считаю фильм о проводившихся в конце 80–х раскопках — на месте бывшего нацистского концлагеря в даугавпилсском пригороде Погулянка. Там раскапывали места массовых захоронений жертв гитлеровцев. Очень тяжелое и мрачное кино получилось. Трагическое зрелище — когда кости сотен расстрелянных людей извлекали из земли. Младенческие косточки тут же и рассыпались… Было мнение, что нужно организовать широкий показ этого фильма в кинотеатрах — как знак предостережения. Увы, этого так и не случилось, а пленки по–прежнему хранятся у меня на квартире…»

С начала 90–х София Ильинична включилась в активную общественную деятельность. Одной из первых вступила в партию «Равноправие», наладила широкое сотрудничество с даугавпилсским Русским культурным обществом, в котором проводила свои фотовыставки. Ее выставки проходили и в других городах — в частности, в литовских Вильнюсе и в Рокишкисе, в российском Пскове. Софья Ильинична была награждена дипломом «Золотой объектив» Академии литературы и искусства (Италия). И она же активно участвовала в деятельности белорусского культурного общества «Уздым». В 2017 году в Центре белорусской культуры была организована ее юбилейная фотовыставка «Мир цветов» — как оказалось, последняя…

Другим серьезным увлечением Софии Ильиничны стала поэзия. Первоначально она сама не относилась серьезно к данному увлечению, но Александр аккуратно собирал листки с ее опусами и тщательно хранил. Он же вдохновил супругу на выпуск первого сборника «Калейдоскоп жизни…(о себе и обо всем)». Стихи Софии Ильиничны часто печатались в местных газетах. Она стала членом писательской организации «Русло–Л», издала три сборника.

Поэтический сборник — «Моя судьба» — вышел в 2008 году. Для нее выход этой книжки ознаменовал труднейший период в жизни — в 2005–м Александра убили. Когда он возвращался домой, его выследили двое подростков–цыганят, увязавшихся за прихрамывающим стариком. Они рванули сумку, которую он нес. В сумке лежали журналы и только что полученная медаль «60–летие Великой Победы». Александр упал с лестницы на цементный пол, сломал ногу, разбил голову. Его отвезли в больницу, там у него развилась гангрена. Ампутация ноги не помогла, и 6 сентября 2005–го он скончался.

Свое горе Софья Ильинична излила в стихах:

Без любимого жить.
Господи! Как трудно
Прошлое забыть.
Каждая улица
И каждый камень
Напоминают о нем.
Всегда и всюду
Мы были вдвоем.
Господи! Как горько
Без любимого жить…

В быту она являлась человеком хлебосольным и приветливым, интереснейшим собеседником. Запомнился занимательный нюанс. Ковалева–Кривоносова со смехом упоминала о своей «экстрасенсорной силе» — и это было чистейшей правдой. Я сам видел, как она прикладывала к своему телу металлические ложки — и ложки висели, не падали!

И вот София Ильинична умерла. Теперь она покоится на городском кладбище в районе Межциемс…

Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ

Без любимого жить…

В быту она являлась человеком хлебосольным и приветливым, интереснейшим собеседником. Запомнился занимательный нюанс. Ковалева–Кривоносова со смехом упоминала о своей «экстрасенсорной силе» — и это было чистейшей правдой. Я сам видел, как она прикладывала к своему телу металлические ложки — и ложки висели, не падали!

И вот София Ильинична умерла. Теперь она покоится на городском кладбище в районе Межциемс…

Владимир ВЕРЕТЕННИКОВ.