Сочинение пушкин и крым

Пушкинский Крым

Для всякого литератора путешествие означает поворот в творческой судьбе и появление новых произведений. Подобный период занимает особое место в биографии А. С. Пушкина, который отличался от своих современников именно тем, что много ездил и многое повидал.

По убеждению друзей, молодой поэт был ветрен, легковесен и вовсе не достоин своего таланта. Формально числясь в Коллегии иностранных дел, в Санкт-Петербурге Пушкин предпочитал службе светскую жизнь, театр, шумные пирушки, пылкие романы, оканчивавшиеся с дуэлями, неосторожно допуская остроты и эпиграммы в адрес важных особ. Гражданский пафос стихов, подобных «Деревне» и «Вольности», был воспринят как призыв к действию, что вызвало недовольство императора Александра I. Поэту грозила Сибирь или годы покаяния в Соловецком монастыре. Однако заступничество друзей помогло смягчить монарший гнев. Пушкину посоветовали уничтожить крамольные стихи и выслали его из столицы. Прибыв к наместнику Бессарабии в качестве ссыльного невольника, он добился большей свободы, получив разрешение на длительное путешествие по Кавказу и Крыму. Поездка в обществе семейства генерала Н. Н. Раевского совпала с внутренней потребностью «мятежного странствователя», наполнив его поэзию восточной романтикой, заодно приобщив к настоящему и прошлому страны.

Крым во времена Пушкина

«Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих, авось полуденный воздух оживит мою душу», – писал Пушкин, собираясь в дальний путь. В течение четырех лет (1820–1824) он путешествовал по Кавказу, Крыму, Украине и Молдавии, закончив странствия в селе Михайловском.

Дивная природа полуострова, куда поэт был сослан в очередной раз, море, горы, сияние южного солнца, величественная красота пейзажей – эти образы позже вошли в стихотворения крымского цикла, составив фон знаменитых поэм «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан» и частично уничтоженной «Тавриды». Помимо того, поэт связал с Крымом замысел «Евгения Онегина», загадочно назвав эту землю «колыбелью» главного героя. Не имея определенной цели, путешественники не вели подробных путевых заметок. Сам Пушкин рассказывал о своих странствиях в письмах, впоследствии отразив впечатления в литературно-критическом эссе «Отрывок…». Несмотря на предельный лаконизм, эти послания содержали сведения о самых важных моментах путешествия.

Скупые фразы Пушкина весьма оригинально рекомендовали общеизвестные места Тавриды, которая в то время представлялась страной, «исполненной воспоминаний». В Крыму бывали немногие, сведения о нем черпались из древних источников, и потому далекие татарские земли воображались чем-то похожим на легендарную Элладу, связанную с золотым веком человечества. Поэт уловил эту особенность восприятия Крыма и старался не подчеркивать разочарования от нищеты и запущенности, в то время присущих всем городам полуострова. Зато в письмах не совсем точно, но эмоционально изображены малознакомые россиянам места: Феодосия, Гурзуф, Георгиевский монастырь, ханский дворец в Бахчисарае.

Трехнедельная поездка по Крыму началась с переправы через Керченский пролив. Встреча с памятниками Античности оказалась не такой романтичной, как ожидал поэт: «Думал, здесь я увижу развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапея. Однако на ближней горе посредине кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных. Заметил я несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни, не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнявшийся с землей. Вот все, что осталось от старого города».

На территории Пантикапейского городища путешественники осмотрели башню, остатки стен, фундаменты жилых построек. В настоящее время не сохранились даже те ничтожные остатки. Жители Керчи по разрешению городских властей использовали камни-реликты для строительства домов. Известен факт, что археологам приходилось разбирать стены античной крепости для поставки материала на сооружение керченского порта.

Старый базар в Керчи и гора Митридат (на заднем плане). Литография XIX века

Не случайно в записках Пушкина нет ни слова о Керчи, которая тогда представляла собой пыльный поселок на две улицы. Немногочисленные обитатели городка собирались на базарной площади, где перед лавками сушилась и коптилась рыба, а жители буквально пинали ногами «порфирные обломки» древних статуй. Столь жалкое зрелище совсем не соответствовало описаниям величественного города, каким его представляли античные историки.

Набережная в Феодосии. Литография, 1830

Вместе с тем письма передают интересную информацию о «каком-то французе, присланном из Петербурга для разысканий. Но ему не достает ни денег, ни сведений, как у нас обыкновенно водится». Речь шла о безвестном тогда археологе Поле Дюбрюксе, которому удалось изыскать средства и заново открыть людям «драгоценное, скрытое под землей, насыпанной веками». Поэт ошибался, говоря о том, что француза направили из столицы. К моменту заочного знакомства с Пушкиным Дюбрюкс уже девять лет по собственной инициативе работал в Керчи, делая зарисовки, схемы, записывая и систематизируя свои наблюдения. Современники не оценили деятельности французского историка, но его труды помогли археологам последующих поколений в раскопках на месте древней столицы Боспорского царства.

По прибытии в Феодосию Пушкин написал брату: «Из Керчи приехали мы в Кефу, остановились у Броневского, человека почтенного по непорочной службе своей и бедности. Теперь он под судом и, подобно старику Вергилию, разводит сад на берегу моря, недалеко от города. Виноград и миндаль составляют его доход. Он имеет большие сведения о Крыме, стороне важной и запущенной». Упомянутый в письме бывший феодосийский градоначальник Семён Михайлович Броневский глубоко знал историю края, не преминув ознакомить гостей с его античным прошлым.

К началу XIX века от греческой Каффы не осталось даже названия. После набега аланов старый город был разрушен до основания, а новая Феодосия почти не отличалась от новой Керчи. Четыре тысячи жителей обитали на нескольких улицах, некогда удививших А. С. Грибоедова «причудливой смесью вековых стен прежней Кафы и однодневных мазанок».

Феодосия того времени являлась единственным в Крыму порто-франко, то есть портом, имевшим право беспошлинной торговли. Высокий статус позволял городу активно развиваться, что, в отличие от Пушкина, отметил И. М. Муравьёв-Апостол в сочинении «Путешествие в Тавриду»: «…опрятные прямые улицы, обширные чистые площади, набережная, усаженная молодыми деревьями и устроенная для прогулок». Одной из главных достопримечательностей Феодосии был «Музеум», созданный русским знатоком истории Броневским и составлявший гордость жителей всего края.

Хранилище памятников греческой Тавриды размещалось в здании мусульманской мечети. Редкие посетители «Музеума» почти не интересовались экспонатами, рассматривая античные монеты, обломки плит и колонн, разбитые горшки и черепки лишь из уважения к основателю. Однако памятники, которые Броневский усердно собирал в окрестностях города и на кладбище в Карантинной слободке, представляли большую научную ценность. Подлинные вещи первых греческих колонистов открывали полную драматизма историю древней Каффы. Детище Семёна Михайловича оценили потомки. С 1871 года музею покровительствовал художник И. К. Айвазовский. Благодаря его попечению экспонаты перевели в специально построенное здание, где городской краеведческий музей благополучно существует поныне.

Знаменитый маринист в свое время был самым богатым живописцем России. Помимо археологического собрания, он позаботился о коллекции картин, также выстроив отдельный дом для художественного музея. Возведенное в духе позднего Ренессанса здание Феодосийской картинной галереи признано памятником архитектуры XIX века. Айвазовский сам разрабатывал проект и лично занимался оформлением внутренних помещений.

В зале картинной галереи Феодосии

Выходец из семьи армянского купца, художник даже после смерти не прервал связи с традициями армяно-христианской культуры. Согласно завещанию его похоронили у входа в храм армянской церкви Саркиса (Сергия). В 1971 году как дань памяти прославленному соотечественнику здесь открыли лапидарий с богатой коллекцией надписей на древних каменных плитах. Здание музея само по себе является историческим памятником, который мог видеть Пушкин. Воздвигнутый на рубеже I и II тысячелетий храм отличается от других церквей Феодосии значительными размерами, наличием больших окон и широких дверей. Декоративное убранство фасада составляют каменные плиты-хачкары (крестовые камни) с тончайшей резьбой в виде крестов, окруженных растительным орнаментом. Свод храма украшен остатками старинных фресок.

Закладные камни генуэзских цитаделей представляют собой своеобразные документы, выраженные в латинских надписях и гербах. Помимо демонстрации мастерства камнерезов, лапидарные памятники воссоздают историю строительства оборонительных сооружений Каффы. Во времена Пушкина частично уцелевшие итальянские крепости еще хранили дух Средневековья. Силами и стараниями генуэзцев из пепла античной Феодосии возродилась Каффа. Мощные стены крепости надежно защищали город от врагов, позволив жителям пользоваться благами европейской цивилизации XIII века. Богатые итальянские торговцы построили порт, городской водопровод, возвели храмы и дворцы с парками, изящной скульптурой, фонтанами.

Памятником не столь далекому прошлому служит знакомый каждому феодосийцу одноэтажный дом на улице Галерейной. Здесь в 1924–1929 годах жил русский писатель Александр Степанович Гриневский (1880–1932), публиковавшийся под псевдонимом Грин. Его романтические повести «Алые паруса», «Бегущая по волнам», романы «Золотая цепь», «Блистающий мир» и «Дорога в никуда» выражали гуманистическую веру в высокие нравственные качества человека. В отличие от фантастической прозы стихотворения Грина, например такие, как «Реквием», представляли мрачный, «искаженный» взгляд на себя и окружающий мир, что, впрочем, не противоречило скептическому духу Серебряного века:

Наступило молчанье:

Тихий ангел над домом летел,

А к тому – примечанье:

Дом был – морг, а жильцы – не у дел.

При жизни писателя дом, безусловно, не был «моргом», а его прославленный хозяин занимался интересным делом, вовлекая поклонников в свои литературные круизы. Идею странствий, царившую в небольшом домике во времена Грина, спустя столетие воплотили в жизнь создатели Литературного музея, посвященного не только писателю, но и его героям. Работами по устройству мемориала руководил С. Г. Бродский – автор иллюстраций к шеститомному собранию сочинений Грина. Художники преобразили обычные помещения невзрачного дома в страну Гринландию, пригласив посетителей в путешествие на воображаемом корабле. Отделка и предметы интерьера отвечали романтической идее произведений писателя, помимо романов, создавшего в этих стенах новеллы «Элда и Аготея», «Фандаго», «Посидим на берегу», «Возвращение».

Фасад здания украсило рельефное панно «Бригантина», а каждая комната получила соответствующее экспонатам название: «Трюм фрегата», «Гринландия», «Каюта странствий». «Корабельная библиотека», «Каюта капитана Гёза», «Клипперная» и «Ростальная» раскрывают детские мечты Саши Гриневского, прослеживая становление будущего романиста.

Зарисовки в черновиках романа «Евгений Онегин» свидетельствуют о том, что Пушкин совершил прогулку к Золотым воротам Карадага. «Бесовские» изображения застывшего вулкана связаны с поверьем о входе в преисподнюю, якобы находившемся среди скал и ущелий Карадага. Татары называли это место «шайтан-капу» («чертовы ворота»), не имея возможности объяснить устрашающую пустынность Чёрной горы. В действительности потухший вулкан не так страшен, как показано в легендах. Его поверхность покрыта лавовыми потоками, остатками пепла и горными породами, обнажившимися в результате давнего извержения. На нем почти нет растительности, только отдельные деревья едва держатся корнями за выжженные склоны.

Дом Александра Грина в Феодосии

Вид на вулкан Карадаг с набережной поселка Коктебель

Таинственный Карадаг символично разделяет полуостров на две части. По одну сторону лежат дикие степи Киммерии со скудной растительностью. В другой части расположились горы, зеленые долины и «золотое» побережье – самые живописные места Крыма, куда Пушкин и Раевские отправились на борту военного брига «Мингрелия». Морское путешествие длилось менее суток, но оставило незабываемый след в душе поэта, который впервые ступил на борт корабля. Еще более яркими были впечатления от Гурзуфа, представшего на рассвете «разноцветным сиянием гор, плоскими кровлями хижин татарских, издали казавшихся ульями, прилепленными к скалам». Всего за день морской поездки Пушкин написал знаменитое стихотворение «Погасло дневное светило…», а спустя десять лет воссоздал облик «полуденной земли» в «Странствиях Онегина»:

Прекрасны вы, брега Тавриды,

Когда вас видишь с корабля

При свете утренней Киприды,

Как вас впервой увидел я;

Вы мне предстали в блеске брачном;

На небе синем и прозрачном

Сияли груды ваших гор,

Долин, деревьев, сел узор

Разостлан был передо мною,

А там, меж хижинок татар…

Какой во мне проснулся жар!

Гурзуфская долина встретила путников отрогами уходящей в море «святой горы» Аюдаг и единственным европейским зданием на всем побережье Южного Крыма. Дом бывшего губернатора Тавриды Дюка Ришелье никогда не видел хозяина, но был открыт для любого приезжего, чем не замедлила воспользоваться компания генерала Раевского.

Пушкин назвал новую обитель «замком в каком-то необыкновенном вкусе». По воспоминаниям Муравьёва-Апостола, «огромное здание состояло из нескольких крылец, переходов с навесами вокруг, а внутри – из одной галереи, занимающей все строение, исключая четырех небольших комнат, по две на каждом конце. В них столько окон и дверей, что нет места кровать поставить, хотя в этом состоит все помещение, кроме большого кабинета над галереей, под чердаком, в который надобно с трудом пролезть по узкой лестнице».

Особняк Ришелье в Гурзуфе

В 1822 году «воздушный замок» Ришелье перешел во владение М. С. Воронцова. Светлейший князь приказал изменить планировку дома, снести бельведер, открыть подвальный этаж и сделать его жилым. Однако подвал был обжит двумя годами ранее, когда в нем поселились Пушкин и юный Николай Раевский. Старшая дочь генерала Екатерина вспоминала, как молодые люди довольно плохо читали по-английски Байрона и, когда не могли разобрать текста, «посылали к ней наверх за справкой».

В Гурзуфе поэт «жил сиднем, купался в море, объедался виноградом», любовался деревом в парке, тогда еще молодым и невысоким. Сегодня несколько кипарисов, окружавших тогда дом Ришелье, выросли в огромные двухсотлетние деревья, и невозможно установить, который из них «пушкинский». В 1830-х годах перед зданием посадили платан, получивший имя поэта, хотя с Пушкиным он связан лишь легендой. После Воронцова дом купил некий Фундуклее и вновь затеял перестройку. Желая преобразить дикое место в образцовое имение, он приказал застеклить верхнюю галерею и убрать мансарду под крышей, где когда-то жили дочери Раевского.

Ф. Гросс. «Кучук-Ламбат», 1830-е

Среди гурзуфских знакомых генерала была семья бывшего губернатора Тавриды Андрея Михайловича Бороздина, имевшего дачу в пригородном селении Кучук-Ламбат. Походивший на небольшое итальянское палаццо дом Бороздина стоял на самом берегу мыса Плака, едва размещаясь на пологом склоне. Выстроенный в строгом классическом стиле, он отличался простотой и удобством. Обращенный к морю фасад дополнялся круглой стеклянной верандой, покрытой изящным куполом. Радушный хозяин приглашал на нее гостей, наслаждавшихся прелестным видом, шумом моря и кипением самовара во время чаепития. С балкона противоположной стороны дома открывался вид на крымские горы. В перерывах между трапезами гости Бороздина гуляли в парке или катались на лодках, благо пристань находилась почти у крыльца.

Вскоре посетивший эти места Муравьёв-Апостол оставил подробное описание дома, отметив, что «не совсем еще устроенная» дача располагалась в прекрасном месте. Круглая бухта выглядела творением рук человеческих и придавала жилищу картинный вид. Находя романтику в самых прозаических вещах, Пушкин описал купание одной из дочерей Бороздина, тайно наблюдая за барышней со стороны парка:

Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,

На утренней заре я видел Нереиду.

Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:

Над ясной влагою полубогиня грудь

Младую, белую, как лебедь, воздымала

И пену из власов струею выжимала.

В письмах Пушкина упоминается о знакомстве с другим почтенным обитателем Гурзуфа, оказавшимся полезным в плане исследования исторических окраин города. Крымский татарин Александр Иванович Крым-Гирей приходился дальним родственником не ханам, а русскому генералу Раевскому. Выросший в Англии и получивший светское воспитание, он посвятил себя миссионерству, избрав судьбу просветителя местных жителей. Крым-Гирей искренне любил родной край, позже став инициатором начала раскопок погибшей столицы степняков – города Неаполя Скифского. Вероятно, именно он возглавлял кавалькаду всадников из числа обитателей дома Ришелье, не однажды выезжавших на осмотр окрестностей Гурзуфа.

Одна из таких поездок посвящалась изучению руин крепости Горзувита. Воздвигнутая в VI веке императором Юстинианом цитадель послужила генуэзцам, туркам и советским пионерам, потому как оказалась на территории лагеря «Артек». Турки позаботились об укреплении рушившихся стен новой кладкой. Пушкину посчастливилось увидеть еще не развалившиеся башни: целиком сохранившуюся восточную и частично уцелевшую западную. Сторожевые вышки некогда соединялись высокой стеной, от которой тогда оставалось лишь основание.

Ж. Мивилль. «Дом Бороздина в Кучук-Ламбате», 1818

Самая таинственная часть Горзувиты находилась под сводами горы. Высеченный в толще скальной породы подземный ход служил для незаметного выхода из крепости во время осады. Даже сейчас по нему можно спуститься из башни, пройти сквозь скалу и через отверстие в южном склоне выйти к морю. Крепость строилась по подобию средневековых замков на высокой голой скале и в старину виднелась издалека, подавляя мощью и суровой красотой романской архитектуры. Величественные развалины Горзувиты подвигли Пушкина к написанию соответствующих строк:

Когда луна сияет над заливом,

Пойду бродить на берегу морском

И созерцать в забвенье горделивом

Развалины, поникшие челом…

И волны бьют вкруг валов обгорелых,

Вкруг ветхих стен и башен опустелых.

Очарование старых развалин действовало не только на поэтов. Ему поддавались вполне рациональные особы, например хозяин близлежащего имения Суук-Су, соорудивший в своей усадьбе «башню-руину под древнюю». Кроме византийской крепости, в окрестностях Гурзуфа находилось множество других руин, к большому сожалению поэта оказавшихся нагромождениями древних камней. В пяти верстах выше города, в селении Кизил-Таш, лежал гигантский обломок известняково-мраморной породы желто-красного цвета. На его вершине виднелись остатки древнего укрепления. Более живописным был полуразвалившийся храм, венчавший голову Медведь-горы (Аюдаг). В Античности здесь располагался крупный торговый центр Парфенион.

В нижней части восточного склона когда-то стоял Партенит – легендарная столица амазонок. Созданный воительницами храм богини Девы остался в преданиях, а подлинная история представала в виде руин византийской базилики, почти скрытых высокой травой. Поблизости рос тысячелетний орех – священное для местных татар дерево, на фоне которого Пушкина изобразил польский художник В. М. Ванькович. Поэт нарисован сидящим около одного из двух знаменитых гурзуфских фонтанов, воспетых в стихотворном наброске:

Сей белокаменный фонтан

Стихов узором испещренный

(Железный ковшик, цепью прикрепленный):

«Кто б ни был ты, пастух,

Рыбак иль странник утомленный,

Приди и пей».

В Гурзуфе пушкинской поры действовало два фонтана. Один из них находился за городской чертой и предназначался для страждущих паломников и жителей окраин. Второй источник располагался в центре поселения и приятно удивлял красивой отделкой в виде мраморной доски. В 1837 году этот фонтан переделали, сменив доску, но надпись оставили прежней: «Путник, остановись и пей…» Спустя 90 лет оба фонтана были разрушены землетрясением, и советские власти не нашли денег для их восстановления. Вместе с журчащими источниками исчезло многое из того, что мог видеть Пушкин: старое кладбище вблизи руин Горзувиты, можжевеловый лес по дороге в Ай-Даниль, густые дубравы у подножия холмов.

Пушкин в Крыму. Рисунок В. М. Ваньковича

В начале сентября 1820 года Пушкин с мужчинами семейства Раевских отправился вглубь Южного Крыма, намереваясь верхом добраться до Симферополя через Бахчисарай.

В отсутствие дороги конное путешествие представлялось единственно возможным для визита в города центральной части полуострова. Благополучно миновав «стремнины, ущелья и пропасти», путешественники осмотрели Никитский ботанический сад, руины крепости Палекастро вблизи Верхней Массандры и остановились в Ялте.

Основанное князем Потёмкиным поселение возникло в качестве кордона. Деревенька из 13 домов располагалась в самой красивой долине Крыма. Здесь издавна жили греки, охранявшие прибрежную полосу. Сверху селение, окруженное садами и сосновыми лесами, смотрелось пейзажем в раме из горных вершин. Ютившиеся на склонах развалины деревень Ай-Василь, Дерекой и Аутка издали напоминали трибуны римского амфитеатра.

Ж. Мивилль. «Балаклава», 1818

«Невозможно представить, чтобы столь небольшой поселок был когда-то Ялитой, известной в древности обширною торговлей и многолюдством». Слова Броневского относились к византийскому портовому городу-крепости, исчезнувшему по неизвестной причине и возродившемуся в виде Ялты. В свое время здесь располагался турецкий гарнизон, состоявший из нескольких человек береговой охраны. Пушкину еще довелось увидеть остатки греческого храма, стоявшего на берегу моря. Следуя в направлении Мисхора, он заметил мыс Ай-тодор, место расположения которого греческие историки называли Криуметопон, считая его центральной точкой крымского побережья. Археологические раскопки в этих местах начались в конце столетия, и Пушкин увидел лишь фрагменты циклопической кладки римских оборонительных сооружений и крепости Харакс.

Развалины цитаделей стали живописной декорацией парка в Мисхоре, заложенного в конце XVIII века. С этого рукотворного леса началась крымская мода на пейзажные парки, украсившие дворцы русской аристократии, в большом количестве строившиеся на южном побережье.

Скрывавшаяся в круглой бухте Балаклава стала последним прибрежным пунктом на пути Пушкина. Расквартированный здесь греческий сторожевой батальон располагался на месте древнего города Символон. Возводя стены на скалистых утесах, первые обитатели основали торговый порт, открытый для каждого мореплавателя. В Средние века Символон (Ямболи) захватили генуэзцы. Значительно укрепив оборонительную линию, они превратили город в настоящую цитадель. Переименованный в Чембало, поселок оставался таковым до нашествия турок. Завоеватели нашли на месте прежнего Символона всего 150 обитаемых домов, а место вскоре нарекли Балаклавой. Впрочем, в 1783 году к приходу русских дома опустели, оттого что жителями были только турки. Матушка Екатерина заселила поселок греками, велев им нести прибрежную службу вплоть до Судака.

Греки создали в Балаклаве в прямом смысле процветающую колонию, окруженную широкой полосой плодовых садов. Недалеко от селения находился Георгиевский монастырь. К 1820 году единственный уцелевший памятник христианства в этих местах совершенно утратил средневековый вид. С новыми стенами и церквами он все же почитался как древняя святыня. Пушкин смог увидеть баснословные руины храма Дианы, заметив, что «мифологические предания счастливее воспоминаний исторических» хотя бы потому, что здесь поэта посетило вдохновение:

К чему холодные сомненья?

Я верю, здесь был грозный храм,

Где крови жаждущим богам

Дымились жертвоприношенья.

Малоизвестные «рифмы» вошли в сочинение «Отрывок…», ставшее литературным ответом на книгу Муравьёва-Апостола «Путешествие в Тавриду». Под словами «холодные сомненья» следует понимать догадки о местонахождении храма Дианы (Девы), возможно существовавшего только в легендах. Пушкин не разделял научного подхода историка, разъезжавшего по Крыму со Страбоном и Геродотом в руках. Собственное, то есть поэтическое, отношение к Тавриде представлялось поэту более справедливым.

Будучи неисправимым романтиком, Пушкин тотчас вдохновлялся красотой южной природы. Творения рук человеческих, особенно в том жалком состоянии, в каком он видел их в Крыму, действовали на него не сразу, часто вспоминаясь через много лет. Один из самых знаменитых городов античного мира, богатый и могущественный Херсонес, вообще не отражен в произведениях Пушкина. В начале XIX столетия на месте города еще не велись раскопки и взору приезжих представали покрытые пылью, невыразительные обломки, черепки, камни неясного происхождения. Компания Раевского посетила развалины, но смогла увидеть лишь очертания улиц, выдолбленные в скалах погреба, почти разрушенную башню, остатки водопровода, несколько каменных лестниц и уцелевшие части стен, которые не успели растащить местные жители.

Бахчисарай поразил поэта только вначале, когда неожиданно возник из-за поворота длинной степной дороги. Единственным въездом в город служили заросшие мхом полуразвалившиеся ворота со скрипучими железными затворами. Удручающее впечатление производили «гнилые воды» Чурук-Су, растянувшейся на четыре версты. Зато сам Бахчисарай оказался настоящим восточным городом с узкими проулками, зелеными двориками, с двухэтажными домами, прятавшимися за глинобитными стенами. Путешественники полюбовались резными деревянными решетками окон и балконов, отметили гармоничное сочетание пирамидальных тополей и высоких минаретов.

Жизнь города сосредотачивалась на единственной улице. Плотно заставленная лавками и мастерскими, она представляла собой своеобразный базар, где изделия создавались на глазах у публики. Подобно всякому восточному рынку, здесь продавались традиционные вещи из металла, кожи, дерева. Торговцы громко расхваливали свой товар: сабли, ножи, кожаные плети, медные тарелки и кувшины, седла, бурки, сафьяновые сапоги, кушаки, войлоки, чубуки для курительных трубок.

Спутникам Раевского посчастливилось попасть в Бахчисарай к началу осеннего мусульманского праздника Байрам. Русский поэт неожиданно оказался в центре всеобщего веселья, впервые увидев старинные татарские игры, конные состязания, позже отраженные в поэме «Кавказский пленник». Байрам обычно собирал купцов со всего Крыма. Заполнившая базар огромная толпа подкреплялась восточными яствами, которые жарились и пеклись прямо на улице. Пушкин, несомненно, отведал шашлык кебаб, плацинду или сырные лепешки пекыр-борек.

В отличие от заразительного восточного праздника главная достопримечательность города – ханский дворец – не оправдала романтических ожиданий. «В Бахчисарай я приехал совсем больной. Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К*** поэтически описывала мне его, называя la fontain des larmes („фонтан слез“). Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан, из заржавленной трубки по каплям капала вода. Я обошел дворец с большой досадой на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. N. N. почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище… Что касается до памятника ханской любовнице, о котором говорит Муравьёв, я о нем не вспомнил, когда писал свою поэму, а то бы непременно воспользовался».

В начале позапрошлого столетия дворец служил пристанищем знатным путешественникам, какими в свое время посчитали Пушкина и семейство генерала Раевского. Им предоставили для ночлега безвкусно раскрашенные европейские комнаты с каминами и позолоченными потолками. В нарушение мусульманских обычаев на стенах были развешаны картины с изображениями человеческих лиц. Убранные во французском стиле, эти помещения предназначались для августейших особ. В остальных залах на персидских коврах стояли низкие диваны и столики, инкрустированные перламутром. Огромное количество внутренних помещений хан-сарая требовало проводника. В сопровождении сына Раевского поэт посетил гарем, отметив лишь ветхость некогда роскошного сооружения.

Небрежение Пушкина объяснялось лихорадкой, мучавшей его уже несколько дней. Спустя четыре года на пике михайловского вдохновения поэт мысленно возвратился в Крым и переменил отношение к увиденному в поездке. В частности, «заржавленной трубке» посвящены эмоциональные строки, воплотившие идею вечной печали о погибшей возлюбленной:

Фонтан любви, фонтан живой!

Принес я в дар тебе две розы.

Люблю немолчный говор твой

И поэтические слезы.

– – – —

Твоя серебряная пыль

Меня кропит росою хладной:

Ах, лейся, лейся, ключ отрадный!

Журчи, журчи свою мне быль…

Симферополь стал последним крупным городом, удостоенным визита Пушкина. Путешественники прибыли в новую столицу края 8 сентября и поселились в доме химика Дессера – человека, сумевшего приобщить поэта к атмосфере вольнолюбия, свойственной тогда лишь Петербургу. Построенный на месте Неаполя Скифского Симферополь был основан русскими, но получил греческое название. Старая и новая его части разделялись рекой Салгир.

Ж. Мивилль. «Балаклава», 1818

Исторические кварталы на восточных берегах населяли греки, армяне, татары, цыгане, возводившие жилища и храмы в национальной манере. Самым живописным зданием этого района считалась окрашенная известью мечеть Джума-джами с мусульманской школой медресе. В юго-восточной стороне сохранился дворец Калги-султана. Фонтаны, не прекращавшие действовать в его тенистых садах, служили главными источниками питьевой воды.

К западу от реки раскинулся новый Симферополь – построенный по плану европейский город с широкими прямыми улицами и белыми двухэтажными домами. В 1805 году на месте суворовского редута возник Петропавловский собор. Набережная преобразилась после устройства прекрасного общественного сада в английском стиле. Здесь располагались дом губернатора и многочисленные присутственные места. С 1913 года симферопольские дворяне общались и отдыхали в просторных залах Офицерского собрания. Архитектура и внутренняя отделка здания выдержаны в классическом стиле. После Октябрьского переворота 1917 года дворец перешел в распоряжение Центрального музея Тавриды, а с 1937 года в нем расположилась художественная галерея.

В залах бывшего Офицерского собрания

В Симферополе Пушкин вновь встретился с Бороздиным и посетил его имение в пригородном поселке Саблы (ныне Каштановка). В 1780-е годы усадьбой владел первый губернатор Тавриды В. В. Каховский, устроивший свои обширные владения по российскому образцу. Двухэтажный дом на пригорке окружали сады, парк, фермы, многочисленные службы, приносившие хозяину немалый доход. Дом Бороздина, подобно дворцу Ришелье, принимал всех гостей Симферополя. По сходству со многими постройками вблизи Бахчисарая главное здание поместья возведено под влиянием восточной архитектуры. Характерными крымскими элементами являлись витражи и застекленная терраса второго этажа с чугунными колоннами. В парке традиционно журчали фонтаны и радовали глаз вековые южные деревья.

Дом Бороздина в имении Саблы

Поэт покидал Крым от Перекопа – крайнего населенного пункта в северной части полуострова. Прощальный путь проходил мимо каменных ворот античной крепости Тафрос, некогда защищавшей единственный сухопутный вход в Тавриду. Пушкин миновал татарский форт Ор-Капа, охранявший перешеек во времена Золотой Орды, затем пересек высокий вал и покинул «полуденную землю», навсегда оставшуюся в его сердце и стихах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Фильмы

Сказка о царе СалтанеСказка196687 мин

Спектакли

ПушкинДрама195740 минТеатр имени ЕрмоловойГробовщикДрама199047 минМастерская Фоменко (старая сцена)Сказки ПушкинаДрама197956 минМаленькие трагедии (Скупой рыцарь. Моцарт и Сальери)Драма197166 минАлександринский театрВновь я посетилДрама198245 минМаленькие трагедииДрама1966116 минАлександринский театрКаменный гостьДрама197149 минАлександринский театрЕвгений ОнегинДрама2008139 минВладимирский академический областной драматический театр

Лекции

Александр Пушкин. «Евгений Онегин»Александр Архангельский200826 минАлександр Пушкин. ПовестиАлександр Архангельский200826 минАлександр Пушкин. Поэмы «Борис Годунов» и «Медный всадник»Дмитрий Бак200826 минОнегина воздушная громадаЮрий Манн201388 мин

Книги

Александр ПушкинСказка о медведихеСказкиАлександр ПушкинМарья ШонингПовестиАлександр ПушкинО народном воспитанииОчеркиАлександр ПушкинТазитПоэмы