(1)Тогда у нас ещё был только один ребёнок – старший сын. (2)Мы были замечательно бедны. (3)Питались жареной капустой и гречкой. (4)Новогодние подарки ребёнку начинали покупать за полгода, не позже, так как точно знали, что накануне Нового года денег на все заказанные им у Деда Мороза сюрпризы точно не хватит. (5)Так вот и жили, приобретая один подарок в месяц: на него иногда уходила треть моей нехитрой зарплаты.
(6)Старший очень долго верил в Деда Мороза, чуть ли не до восьми лет. (7)По крайней мере, я точно помню, что в первом классе он реагировал на одноклассников, которые кричали, что никакого Деда Мороза нет, как на глупцов.
(8)Каждый год он составлял списки: что он желает заполучить к празднику. (9)Мы по списку всё исполняли, иногда добавляя что-либо от себя.
(10)И вот, помню, случился очередной Новый год. (11)Мы с женою глубоко за полночь выложили огромный мешок подарков под ёлку. (12)Легли спать в предвкушении – нет же большей радости, как увидеть счастье своего ребёнка.
(13)Утром, часов в 9, смотрим – он выползает из своей комнатки. (14)Вид сосредоточенный, лоб нахмурен: может, Дед Мороз забыл зайти. (15)Заприметил мешок, уселся рядом с ним и давай выкладывать всё. (16)Там был аэроплан на верёвочке. (17)Там был пароход на подставочке. (18)Солдаты трёх армий в ужасающей врага амуниции. (19)Книга с роскошными картинками. (20)Щит и меч. (21)Первый, ещё игрушечный мобильник.
(22)Когда он всё это выгрузил, нам с кровати стало не видно нашего ребёнка. (23)Мы даже дыхание затаили в ожидании его реакции. (24)И тут раздался оглушительный плач! (25)Сын рыдал безутешно.
(26)Жена вскочила с кровати: что, мол, что такое, мой ангел?
(27)Вы знаете, я врать не буду – я не помню точно, чего именно ему не хватило в числе подарков. (28)Но, поверьте, это была сущая ерунда. (29)Допустим, он хотел чёрный танк, а мы купили ему зелёный броневик. (30)Что-то вроде того.
(31)Но обида и некоторый даже ужас были огромны.
– (32)Он забыл танк! – рыдал ребёнок. – (33)Он забыл! (34)Он забыл!
(35)Сидит, понимаете, этот наш маленький гномик под горой игрушек, купленных на последние деньги родителями, отказывающими себе во всём, невидимый за ними, – и рыдает.
(36)Реакция наша была совершенно нормальная. (37)Мы захохотали. (38)Ну, правда, это было очень смешно.
(39)Он от обиды зарыдал ещё больше – мы кое-как его утешили, пообещав написать Деду Морозу срочную телеграмму, пока он не уехал к себе в Лапландию… (40)Я до сих пор уверен, что мы себя вели правильно.
(41)Может, у кого-то поведение моего ребёнка вызовет желание воскликнуть: «(42)Набаловок! (43)Кого вы воспитываете! (44)Он вам ещё покажет!»
(45)Как хотите, я не спорю. (46)Я ж знаю, что он не набаловок. (47)Он отреагировал как ребёнок, которому ещё неведомы несчастье и обман. (48)Этого всего ему вдосталь достанется потом. (49)Уже достаётся.
(50)Но дитя, у которого было по-настоящему счастливое детство, когда сбывалось всё, что должно сбыться, всю жизнь обладает огромным иммунитетом. (51)Я в этом убеждён.
(52)Мой отец говорил мне эту любимую мою фразу: «(53)Как скажешь – так и будет». (54)Я всё жду, кто мне ещё в жизни может такие слова сказать. (55)Больше никто не говорит. (56)Так как никто не может мне повторить эти слова, я сам часто их говорю своим близким.
(57)Мой старший подрос, и теперь у нас детей уже четверо. (58)Старший свято блюдёт тайну Деда Мороза. (59)Дед Мороз есть, факт. (60)Каждый год наши младшие пишут ему свои письма.
(61)Старший самым внимательным образом отслеживает, чтобы броневик был зелёный, чтобы вместо мушкетёров в мешок не попали пираты, чтобы вместо Гарри Поттера не была куплена Таня Гроттер (или наоборот) и чтобы воздушные шарики были правильной воздушно-шариковой формы.
(62)Насколько я вижу (а я вижу), опыт детства научил моего старшего сына не безответственности и наглости, а желанию самолично доводить чудеса до конца для тех, кто ждёт этих чудес и верит в них.
(По З. Прилепину*)
* Захар Прилепин (Евгений Николаевич Прилепин; род. в 1975 г.) – современный российский писатель, лауреат литературных премий.
| Проблема исполнения детских желаний. (Какую роль в будущей взрослой жизни играет исполнение детских желаний?) | Положительный опыт детства человека, у которого сбывались мечты, учит не безответственности и наглости, а желанию самому творить чудеса для тех, кто их ждёт и верит в них. |
| Проблема родительской жертвы. (Должны ли родители в трудные времена во многом себе отказывать во имя исполнения детской мечты? ) | Автор убеждён, что детские мечты обязательно должны сбываться. Это делает ребёнка счастливым, поэтому в трудные времена родители вынуждены себе во многом отказывать, чтобы воплотить детскую мечту в жизнь. |
| Проблема соотношения бедности и счастья. (Делает ли бедность человека несчастным?) | Бедность счастью не помеха. И в бедности люди находят возможность быть счастливыми — в заботе друг о друге. |
| Проблема влияния детства на дальнейшую жизнь. (Как детские годы влияют на дальнейшую жизнь человека?) | Ребёнок, у которого было счастливое детство, всю жизнь обладает огромным иммунитетом. |
| Проблема воспитания. (Как родители должны воспитывать своих детей?) | Родители должны воспитывать своих детей в любви, должны уважать их желание, выбор. Счастливый ребёнок в будущем будет добрым и отзывчивым по отношению к окружающим. |
Итоговое сочинение. Направление » Кому на Руси жить хорошо»
ЗАХАР
ПРИЛЕПИН
Текст тотального
диктанта-2012, часть 1
А вам не всё равно?
В последнее
время часто приходится слышать безапелляционные заявления, например:
«Я ничего никому не должен». Их повторяет, считая хорошим
тоном, немалое количество людей самого разного
возраста, в первую очередь молодых. А пожившие и умудренные
еще более циничны в своих суждениях: «Не надо ничего
делать, потому что, пока россияне, забыв о завалившемся под
лавку величии, тихо пьют, всё идет своим чередом».
Неужели
мы сегодня стали более инертными и эмоционально пассивными, чем
когда-либо? Сейчас это понять непросто, в конечном счете время
покажет. Если страна под названием Россия вдруг обнаружит, что она потеряла
существенную часть своей территории и значительную долю своего
населения, можно будет сказать, что в начале нулевых
нам, действительно, было не до чего и что в эти
годы мы занимались более важными делами, чем сохранение
государственности, национальной идентичности и территориальной
целостности. Но если страна уцелеет, значит, сетования
на безразличие граждан к судьбе Родины были по меньшей мере
беспочвенны.
Тем
не менее основания для неутешительного прогноза есть. Сплошь и рядом
встречаются молодые люди, которые воспринимают себя не как звено
в непрерывной цепи поколений, а ни много ни мало как
венец творения. Но есть ведь очевидные вещи: сама жизнь и существование
земли, по которой мы ходим, возможны лишь потому, что
наши предки относились ко всему иначе.
Я вспоминаю
своих стариков: как красивы они были и, боже мой, как они были молоды
на военных своих фотографиях! И еще как счастливы были, что
мы, дети и внуки их, путаемся среди них, тонконогие
и загорелые, расцветшие и пережаренные на солнце.
Мы же почему-то решили, что предыдущие поколения были нам
должны, а мы, как новый подвид особей, ни за что
не отвечаем и ни у кого не хотим быть в долгу.
Есть только
один способ сохранить данную нам землю и свободу народа — постепенно
и настойчиво избавляться от массовых пароксизмов
индивидуализма, с тем чтобы публичные высказывания по поводу
независимости от прошлого и непричастности к будущему своей
Родины стали как минимум признаком дурного тона.
(314
слов) З. Прилепин
1 Допустимо:
1) …немалое количество людей самого разного возраста — в первую
очередь молодых; 2) …немалое количество людей самого разного
возраста, в первую очередь — молодых.
2 Допустимо:
1) Сейчас это понять непросто: в конечном счете время покажет; 2) Сейчас
это понять непросто — в конечном счете время покажет.
3 Допустимо:
сетования на безразличие граждан к судьбе Родины
были, по меньшей мере, беспочвенны…
4 Допустимо:
Я вспоминаю своих стариков — как красивы они были…
5 Допустимо:
1) И еще — как счастливы были…; 2) …счастливы были, что
мы — дети и внуки их — путаемся среди них…
6 Допустимо:
…стали, как минимум, признаком дурного тона.
Текст
диктанта 2012, часть 2
Мне — не всё равно
В последнее
время нередко звучат категорические высказывания типа: «Я никому ничего
не должен». Их повторяют многие, особенно молодые, которые
считают себя венцом творения. Не случайно позиция крайнего
индивидуализма — признак едва ли не хорошего тона сегодня.
А ведь прежде всего мы существа общественные и живем
по законам и традициям социума.
Чаще всего
традиционные российские сюжеты бестолковы: там привычно лопнула
труба, здесь что-то воспламенилось — и три района остались
то ли без тепла, то ли без
света, то ли без того и без другого. Никто давно
не удивляется, потому что и раньше вроде бы случалось
подобное.
Судьба
общества напрямую связана с государством как таковым и действиями
тех, кто им управляет. Государство может попросить, настоятельно
рекомендовать, приказать, в конце концов заставить нас совершить
поступок.
Возникает
резонный вопрос: кому и что нужно сделать с людьми, чтобы они
озаботились не только собственной судьбой, но и чем-то
большим?
Сейчас много
говорят о пробуждении гражданского самосознания. Кажется, что
общество, независимо от чужой воли и приказа
сверху, выздоравливает. И в этом процессе, как нас
убеждают, главное — «начать с себя». Я лично начал: вкрутил
лампочку в подъезде, заплатил налоги, улучшил демографическую
ситуацию, обеспечил работой нескольких человек. И что? И где
результат? Сдается мне, что, пока я занят малыми делами, кто-то
вершит свои, огромные, и вектор приложения сил у нас
совершенно разный.
А между
тем всё, что есть у нас: от земли, по которой
ходим, до идеалов, в которые верим, — результат
не «малых дел» и осторожных шагов, а глобальных
проектов, огромных свершений, самоотверженного подвижничества. Люди
преображаются только тогда, когда со всего размаху врываются
в мир. Человек становится человеком
в поиске, в подвиге, в труде, а не
в мелочном самокопании, выворачивающем душу наизнанку.
Куда лучше
для начала изменить мир вокруг себя, потому что хочется наконец большой
страны, больших забот о ней, больших результатов, большой
земли и неба. Дайте карту с реальным масштабом, чтобы как
минимум полглобуса было видно!
(306
слов) З. Прилепин
1 Допустимо:
В последнее время нередко звучат категорические высказывания типа
«Я никому ничего не должен»; В последнее время нередко звучат
категорические высказывания типа «я никому ничего не должен».
2 Допустимо:
Их повторяют многие — особенно молодые, которые…
3 Допустимо:
…там привычно лопнула труба, здесь что-то воспламенилось, и три
района остались то ли без тепла, то ли без
света, то ли без того и без другого.
4 Допустимо:
Возникает резонный вопрос, кому и что нужно сделать с людьми…
5 Допустимо:
…кто-то вершит свои огромные и вектор приложения сил у нас совершенно
разный.
Текст
диктанта 2012, часть 3
И нам не всё равно!
Есть
тихое, как зуд, ощущение, что государство на этой земле
никому ничего не должно. Может, поэтому в последнее время
мы так часто слышим от людей, что и я, мол, никому
ничего не должен. И вот я не понимаю: как всем нам здесь
выжить и кто станет защищать эту страну, когда она обвалится?
Если всерьёз
поверить, что Россия исчерпала ресурсы жизнестойкости и будущего
у нас нет, то, право слово, может, и переживать
не стоит? Причины у нас веские: народ надломлен, все империи
рано или поздно распадаются и шансов у нас поэтому нет.
Российская история, не спорю, провоцировала
подобные декларации. Тем не менее наши предки в эти поражённые
скептицизмом благоглупости никогда не верили. Кто решил, что
у нас уже нет шансов, а, к примеру, у китайцев
их больше чем достаточно? У них ведь тоже многонациональная
страна, пережившая революции и войны.
На самом
деле мы живем в забавном государстве. Здесь, чтобы реализовать
свои элементарные права — иметь крышу над головой и хлеб
насущный, нужно исполнить необычайной красоты кульбиты: менять родные
места и работы, получать образование, чтобы работать
не по специальности, идти по головам, причем
желательно на руках. Просто крестьянином, медсестрой, инженером
быть нельзя, просто военным — вообще не рекомендуется.
Но при
всей, так сказать, «нерентабельности» населения, в России
живут десятки миллионов взрослых мужчин и женщин —
дееспособных, предприимчивых, инициативных, готовых пахать
и сеять, строить и перестраивать, рожать и воспитывать
детей. Поэтому добровольное прощание с национальным будущим вовсе
не признак здравого рассудка и взвешенных
решений, а натуральное предательство. Нельзя сдавать
позиций, бросать флаги и бежать куда глаза глядят, даже
не сделав попытки защитить свой дом. Это, конечно, фигура речи, навеянная
историей и дымом отечества, в котором духовный и культурный
подъём, массовое стремление к переустройству всегда были сопряжены
с великими потрясениями и войнами. Но венчали
их Победы, каких не достичь никому. И мы должны
заслужить право быть наследниками этих Побед!
(304
слова) З. Прилепин
1 Допустимо:
И вот я не понимаю, как всем нам здесь выжить и кто
станет защищать эту страну, когда она обвалится.
2 Допустимо: …народ надломлен, все империи рано или поздно
распадаются — и шансов у нас поэтому нет.
3 Допустимо:
…а, к примеру, у китайцев — их больше чем
достаточно?; …а, к примеру, у китайцев их — больше чем
достаточно?
4 Допустимо:
…в России живут десятки миллионов взрослых мужчин
и женщин, дееспособных, предприимчивых, инициативных, готовых
пахать и сеять, строить и перестраивать, рожать
и воспитывать детей.
Подготовка к сочинению ЕГЭ
Текст Захара
Прилепина
(1)В последнее время часто приходится
слышать безапелляционные заявления, например: «Я ничего никому не должен».
(2)Их повторяет, считая хорошим тоном, немалое количество людей самого разного
возраста, в первую очередь молодых. (3)Не случайно позиция крайнего
индивидуализма сегодня признак едва ли не хорошего тона. (4)А ведь прежде всего
мы существа общественные и живём по законам и традициям социума.
(5)Однако сегодня сплошь и рядом
встречаются молодые люди, которые воспринимают себя не как звено в непрерывной
цепи поколений, а ни много ни мало как венец творения. (6)Но есть ведь
очевидные вещи: сама жизнь и существование Земли, по которой мы ходим, возможны
лишь потому, что наши предки относились ко всему иначе.
(7)Есть только один способ сохранить
данную нам землю и свободу народа – постепенно и настойчиво избавляться от
массового индивидуализма, с тем чтобы публичные высказывания по поводу
независимости от прошлого и непричастности к будущему своей Родины стали как
минимум признаком дурного тона.
(8)Возникает резонный вопрос: кому и
что нужно сделать с людьми, чтобы они озаботились не только собственной
судьбой, но и чем-то бόльшим?
(9)Сейчас много говорят о пробуждении
гражданского самосознания. (10)И в этом процессе, как нас убеждают, главное –
«начать с себя». (11)Я лично начал: вкрутил лампочку в подъезде, заплатил
налоги, улучшил демографическую ситуацию, обеспечил работой нескольких человек.
(12)И что? (13)И где результат? (14)Сдаётся мне, что, пока я занят малыми
делами, кто-то вершит свои, большие, и вектор приложения сил у нас совершенно
разный.
(15)А между тем всё, что есть у нас:
от земли, по которой ходим, до идеалов, в которые верим, – результат не «малых
дел» и осторожных шагов, а глобальных проектов, огромных свершений,
самоотверженного подвижничества. (16)Люди преображаются только тогда, когда со
всего размаху врываются в мир. (17)Человек становится человеком в поиске, в
подвиге, в труде, а не в мелочном самокопании, выворачивающем душу наизнанку.
(18)Есть тихое, как зуд, ощущение,
что государство на этой земле никому ничего не должно. (19)Может, поэтому в
последнее время мы так часто слышим от людей, что и я, мол, никому ничего не
должен. (20)И вот я не понимаю: кто будет защищать страну?
(21)Нельзя
сдавать позиции, даже не сделав попытки защитить свой дом. (22)Это, конечно,
фигура речи, навеянная историей и дымом Отечества, в котором духовный и
культурный подъём, массовое стремление к переустройству всегда были сопряжены с
великими потрясениями и войнами. (23)Но венчали их Победы, каких не достичь
никому. (24)И мы должны заслужить право быть наследниками этих Побед!
(По З. Прилепину*)
* Захар
Прилепин (род. в 1975 г.) – российский писатель, журналист.
Информация о
тексте
| Проблемы | Позиция |
| 1. | В основе |
| 2. | Личная |
| 3. | Гражданское |
| 4. | Преемственность |
| 5. | Гражданское |
https://www.znak.com/2021-12-01/zamestitel_hudruka_mhata_im_gorkogo_zahar_prilepin_o_konflikte_v_teatre_otnosheniyah_s_doroninoy_i_k
2021.12.01
Вокруг МХАТа имени М. Горького больше двух лет не утихают скандалы. Летом ситуацию вокруг и внутри театра усугубил конфликт из-за участия телеведущей и певицы Ольги Бузовой в спектакле «Чудесный грузин» про Иосифа Сталина. В конце октября в театре сменилось руководство — новым директором стал в прошлом скандальный бизнесмен Владимир Кехман. Его первым кадровым решением стало увольнение художественного руководителя Эдуарда Боякова.
В интервью Znak.com заместитель художественного руководителя МХАТа им. М. Горького Захар Прилепин рассказал о причинах возникновения конфликта в театре, отношениях с Дорониной и Кехманом, а также о своем желании стать худруком и уместности молельной комнаты в театре.
«Никакого восторга мое перемещение на Донбасс не вызвало»
— В конце сентября «Русская служба Би-би-си» писала, что вы и Эдуард Бояков были назначены в МХАТ имени Горького «усилиями министерства культуры и администрации президента», это был «подарок за Донбасс». Как вы можете это прокомментировать?
— Ерунда какая-то, причем тут Донбасс? У нас на Донбассе много, кто бывал, всем подарили по театру? Думаю, что вклад в культуру и театральное искусство Эдуарда Боякова, мой вклад совершенно очевидны. Речь не шла ни о каких подарках ни за какой Донбасс. Это привычная либеральная конспирология.
Хочу вам сказать, что, мягко говоря, никакого восторга в среде российского, так называемого политического истеблишмента мое перемещение на Донбасс, моя служба там, не вызвала. Они не знали, что с этим фактом делать, как его комментировать, использовать. В сущности, у многих это вызывало раздражение. Не то чтобы меня награждать. Государство от меня дистанцировалось. Думаю, пока верховный (президент России Владимир Путин — прим. Znak.com) не сказал, что «уехал и уехал, не надо суетиться», к [моей службе в Донбассе] было напряжение отношение.
— Почему внутри МХАТ так долго длится конфликт? В чем его причина?
— Театр — место, где всегда происходят конфликты. Это касается не только МХАТа, а всей истории театра как такового. Видимо, это часть всей этой игровой истории. У нас Станиславский и Немирович-Данченко [после ссоры] не общались никогда, Ефремов и Доронина расстались, у нас есть классический фильм на эту тему «Сукины дети». Каждый день в топе «Яндекса» новость про очередной театр. Три года бились вокруг «Гоголь-центра». У нас один МХАТ, что ли [с конфликтами]?
Кирилл Серебренников и Захар Прилепинсайт Захара Прилепина
— Скандальные новости о «Гоголь-центре» были связаны с уголовным преследованием Кирилла Серебренникова. В МХАТе внутренний конфликт вылился наружу.
— Везде есть импульсивные люди. Я не участник этого конфликта. Я ни с кем ни в какие отношения не вступал. По отношению к театру я «человек наблюдающий», в конфликты я не вникал, мне не очень нравится их комментировать. Взрослые люди разберутся без меня. В этой истории есть серьезные игроки, разборки идут между ними, я в них не участвую.
Собеседники Znak.com в театральной среде высказывают предположение, что в качестве претендентов на должность худрука МХАТа рассматривают в числе прочих режиссера, худрука Центра театра и кино на Поварской Никиту Михалкова и народного артиста России, худрука Московского театра Олега Табакова Владимира Машкова.
При этом осведомленный источник Znak.com заявил, что претендентов на должность художественного руководителя МХАТа пока нет. «[У Кехмана] нет идей», — говорит собеседник нашего издания. Он отмечает, что Кехман «в страхе закрывает театр „на ремонт“», надеясь, что «ситуация разрешится».
— О каких «игроках» вы говорите?
— Доронина и Бояков.
— А причина их конфликта какая?
— Причина в том, что Татьяна Васильевна Доронина имеет свое представление о состоянии МХАТа, которое, быть может, вступало в противоречие с тем, что там происходило при Эдуарде Боякове. Но Доронина ничего вслух об этом не говорила! Понимаете?
«Доронина меня благословила»
— Какие у вас отношения с Татьяной Дорониной?
— Мы виделись с ней один раз, когда у меня и Боякова проходила встреча с труппой и руководством театра. Тогда еще был Владимир Толстой, Володя Мединский. Татьяна Васильевна меня знала, проявила симпатию, насколько это возможно. Дословно не помню, но она сказала что-то: «Рада видеть, благословляю».
Все это заметили, зафиксировали, что Доронина ко мне благоволила.
После того мы с ней не встречались, никакими письмами и замечаниями не обменивались. Насколько я знаю, во всех своих письмах и пересказах Дорониной, которые куда-то направлялись, не было речи обо мне.
— В том же тексте «Русской службы Би-би-си» говорилось, что Доронина летом этого года просила Путина «выгнать торгашей из храма». Речь шла о вас и Боякове.
— Может быть. Ничего про это не знаю.
— А с Владимиром Кехманом какие отношения у вас?
— Ровные, рабочие.
— Вы уже встречались тет-а-тет, обсуждали…
— Раза три. Все хорошо.
Захар Прилепин с бывшим главой ДНР Александром Захарченко (погиб в 2018 году)сайт Захара Прилепина
— В интервью Forbes Владимир Кехман говорил, что его задача «создать в театре правильный контент». Получается, что в МХАТ под вашим руководством и руководством Боякова контент был «неправильный». Вы обсуждали это с Кехманом?
— Я желаю ему удачи.
— Судя по всему, вы с Кехманом по-разному понимаете фразу «правильный контент».
— Мы только начали работать. В случае со спектаклем «Женщины Есенина» всё в порядке (спектакль по книге Прилепина «Есенин. Обещая встречу впереди». Премьера спектакля состоится в МХАТе 3 и 4 декабря — прим. Znak.com)
— Над этим спектаклем вы работали с Бояковым?
— Безусловно. Я стоял за всем происходившим во время подготовки спектакля: от зарождения идеи в кабинете Боякова, где мы проговаривали, в какой форме и каким сюжетным путем мы пойдем, и до последних сцен спектакля, его идеологии, стилистики, звучания.
У нас Есенина обычно представляют как сельского пастушка, который стоит, обняв березку. Конечно, и такой Есенин тоже был, но тот Есенин, которого я вижу и люблю, это крупнейший поэтический новатор. Спектакль должен быть конгениален его таланту. И это настоящий театр, настоящий Есенин.
— Разве контент театра вы за три встречи не успели обсудить?
— Пока нет.
Перестановки руководства МХАТа «обсуждаются в поднебесье»
— Ранее вы говорили, что главный враг вашего творческого тандема с Эдуардом Бояковым — «один из кабинетов администрации президента». Что это за кабинет?
— Представления не имею.
— Это же ваши слова.
— Понятно, что это событие (перестановки внутри руководства МХАТа — прим. Znak.com) такого уровня, которое обсуждается и решается в поднебесье. И там есть какие-то фигуранты, которые симпатизируют нам [с Бояковым], есть те, кто симпатизирует мне, кто-то — Боякову. По именам этих людей я не знаю.
— Пока вы работали с Бояковым в тандеме, вы ощущали какое-то давление?
— Проверки шли, не прекращаясь все три года. Просто приходила служба за службой. Так 99% театров просто не живут, только МХАТ.
— Вы когда перечисляли людей, которые приходили вместе с вами на знакомство с труппой, вы Мединского назвали «Володя», что дает мне основание думать о том, что отношения между вами близкие. Вы его не просили помочь разобраться с проверками?
— Мы были знакомы, но обращаться к нему с такой просьбой было бы странно даже с точки зрения логики. Мы говорим «а вот у нас проверки», а что бы он сказал? Сказал бы «ну, проверки и проверки, а что у вас что-то не в порядке?» Я никогда не обращаюсь за крышеванием ни к каким своим знакомым.
— Вы намерены продолжить работать в МХАТе? Или последуете примеру своего товарища Боякова?
— Пока да.
— Пока?
— Как будут складываться обстоятельства.
— Обстоятельства — это отношения с Кехманом?
— У меня нормальные отношения со всем руководством [театра].
«Часть труппы болезненно бы отнеслась, если бы я стал худруком»
— Вам известно, кто станет новым художественным руководителем?
— Нет. Никто пока не знает.
— Вас на эту должность не рассматривают?
— Думаю, нет.
— Хотели бы?
— Много другой работы. Гипотетически я представляю, что, наверное, после трехлетней «стажировки» [на должности заместителя худрука] кое-что стал в этом понимать. Должность [художественного руководителя] любопытная. Но есть несколько проектов, которые мне надо запустить в дело.
Вряд ли в МХАТе [я стану худруком], все-таки ситуация напряженная, и та часть труппы, которая переживала, что Доронина не приходит в театр, они бы болезненно отнеслись, что Бояков ушел, а я остался и стал худруком. Они и так три года сражались, опять, что ли, им сражаться? Так и жизнь у них пройдет, пусть [в театре] поиграют немножко.
Как автор романа «Грех» Захар Прилепин стал лауреатом литературной премии «России верные сыны» имени Александра Невскогосайт Захара Прилепина
— Когда Кехман только возглавил театр, он очень много говорил о материальных проблемах в МХАТе. Вам что-нибудь об этом известно?
— Владимир Абрамович [Кехман] спрашивал меня об этом, а я перекрестился и сказал, что не имел к деньгам никакого отношения. Это правда.
— Вы на себе ощущали проблемы с деньгами в театре?
— Как? Я получал свою зарплату, остальные, по моим данным, тоже.
— На минувшей неделе выяснилось, что в здании МХАТ есть комната с иконами и святыми мощами. Вам что-нибудь об этом известно? Чья это комната? Зачем она вообще в театре?
— Эдуард очень верующий. У меня, например, был свой батальон на Донбассе, у меня была молельня, я сам ее организовал.
— В театре это уместно?
— А почему нет? Кто-то делает в театре душевую, кто-то — спортивный зал, кто-то— комнату релакса. А Эдуард сделал молельную комнату. И что такого?
Если вам вдруг кажется, что в Краснодаре плохо борются с ковидом, — попробуйте сходить в какое-нибудь кафе. В отличие от полностью закрытых кинотеатров, в заведения общепита у нас пускают — но не всех (только по QR-кодам) и ненадолго (максимум до 23:00).
ДОПОЛНЕНО: 12 ноября в 18:00 стало известно, что все ограничения на территории края продлены, как минимум, до 21 ноября.
Юга.ру пообщались с краснодарскими рестораторами, чтобы узнать, как изменилась ситуация в их заведениях в связи со всеми обновленными эпидемиологическими ограничениями (спойлер: в целом всё плохо.)
Двойное наказание
«Я еще в 2020-м понимала, что ограничения могут вернуться, — говорит Лидия Черкашина, CEO кондитерской Melissa Sweets Shop. — Поэтому на протяжении года мы работали над формированием онлайн-витрины. И в первый же день новых ограничений идея сработала — через онлайн поступило много заказов».
Но далеко не все коллеги Лидии смотрят на ситуацию с таким же оптимизмом.
«К чему-то такому мы готовились с лета, надеясь на лучшее, — рассказывает Глеб Харченко, владелец баров Hopkins, Apollo, ресторана Cantina. — Увещеваниями и уговорами вакцинировали 84,99% сотрудников. И вот это двойное наказание — сокращение работы еще на час, до 23:00, и QR-коды — за что оно нам?! Общепит сейчас — это самое безопасное общественное пространство, которое при этом первым влетает под ужесточения. Привет общественному транспорту, курортам и ярмаркам!»
Аналогично рассуждает Денис Долженко, бармен Kulibin Pub:
«Мы в зале всё тщательно обрабатываем антисептиком, каждая группа гостей у нас сидит в отдалении от любой другой, весь персонал в масках и перчатках — и при этом у нас QR-коды нужны. А, скажем, в трамваях, где все битком, ничего не требуют».
-
Kulibin Pub © Фото предоставлено пабом Kulibin Pub
«Без QR-кода у нас в кафе не поесть. И даже навынос не взять, — рассказывает директор и совладелец кафе «ВафлиВафли» Олег Рубин. — Есть определенные технические сложности, которые не позволяют нам вынести кассу к двери. А посетителю без кода формально запрещается преодолеть вот эти 6 метров от входа до точки в зале, где надо расплачиваться. Недавно был случай, когда мы не пустили людей. Тогда они попросили 11-летнего парнишку взять у них карту, оплатить заказ на кассе и вынести его им наружу. Потому что, как вы, наверное, знаете, на детей все эти ограничения не распространяются».
Еще один запоминающийся момент, по словам Рубина, случился в первый же день после введения ограничений с QR-кодами в ресторанах: «Приходила девушка, очень сильно нас уговаривала пустить ее без документов. Мы всё равно ей отказали. А вечером выяснилось, что это была корреспондентка местной телекомпании, которая со скрытой камерой ходила и всех провоцировала на нарушения, чтобы потом показать у себя в эфире».
Проверяют ли QR-коды? А паспорта?
Абсолютно все наши собеседники сказали, что проверяют QR-коды у посетителей без исключения и без кодов в зал не пускают. Правда, механика процесса проверки у каждого своя.
«У нас система такая: на входе сотрудник наводит камеру на QR-код гостя и сравнивает высветившиеся данные с подтверждающим документом. Если всё совпадает, то гость может пройти в заведение», — рассказывает Надежда Федяй, бренд-менеджер ресторана «Rodina Южной кухни».
«Мы просим гостей показывать исключительно коды, открытые на портале госуслуг, чтобы исключить вероятность подделки, — говорит управляющий баром «ПетровВодкин» Артем Агаджанов. — Многие на это реагируют негативно. Немало таких, кто из принципа не желает регистрироваться на «Госуслугах». Некоторые подолгу заходят на этот портал, вспоминают давно забытый пароль. Кому-то даже приходится авторизоваться там с нуля».
-
© Фото Teksomolika, freepik.com
Денис Долженко, бармен из Kulibin Pub, говорит, что им запретили просить у посетителей паспорта: «Проверить, кому принадлежит показанный код, мы не можем. В окне, которое показывают «Госуслуги», когда сканируешь код, скрыто почти всё, кроме инициалов. Сопоставить с человеком сложно. Поэтому приходится верить на слово».
«Помимо инициалов высвечивается дата рождения, — делится лайфхаком Лидия Черкашина из Melissa Sweets Shop. — Поэтому наш бариста, который на входе сканирует QR-коды, может попросить назвать дату рождения. В ответ, бывает, спрашивают — а вы свой покажите. Это не проблема, показывает. Так что, по моей оценке, у нас на посещаемости эти ограничения не особенно отразились, в выходные была плотная посадка».
ДОПОЛНЕНО: Днем 12 ноября Денис Долженко сообщил, что их наделили правом проверять паспорта.
Падение посещаемости от «минус 50%» до «колоссально»
Лидия Черкашина кажется единственной оптимисткой среди наших собеседников. Все остальные отмечают очень заметный спад заполняемости залов и, соответственно, выручки. Страдают даже рестораны, включенные в свежий топ-10 по России: Андрей Матюха, шеф-повар и владелец ресторанов «Угли-Угли» и «The Печь» оценил падение посещаемости «примерно в 50%».
«После этих нововведений мы оказались ниже точки безубыточности, — признает Надежда Федяй из «Rodina Южной кухни». — Но мы продолжаем соблюдать все предписанные правила, так как хотим и дальше работать».
«Спасибо ноябрю и плохой погоде — страшное падение заполняемости не так заметно, — сетует Глеб Харченко (Hopkins, Apollo, Cantina). — Гостей стало меньше на 60–70%, при этом мы вынуждены увеличить штат на одного человека — «QR-дознавателя».
-
© Фото Dusan Petkovic, freepik.com
«Колоссально — это, наверное, самое подходящее слово для того, как всё это на нас отразилось, — рассуждает Денис Долженко из Kulibin Pub. — В первый день после введения обязательных QR-кодов мы зафиксировали огромное снижение человекопотока, развернули на входе просто невероятное количество гостей. Некоторые просили, мол, ладно вам, я незаметно зайду без кода, никто не заметит. Приходилось отвечать, что после первой же проверки наш паб либо оштрафуют на огромную сумму, либо закроют. И тогда 15 человек останется без работы. А ведь мы и так уже вдвое уменьшили количество сотрудников в каждую смену. Сейчас к нам все идут уже с QR-кодами. Видимо, люди поняли, что это не розыгрыш, что рестораны не пойдут на попятную».
А что насчет господдержки?
«У нас все сотрудники трудоустроены официально, наша отрасль входит в список пострадавших, — рассказывает Лидия Черкашина (Melissa Sweets Shop). — Поэтому в 2020 году мы получали господдержку — 12 тыс. 500 рублей в месяц на каждого трудоустроенного сотрудника. Сейчас прием заявок тоже открыт, мы свою подали. Очевидно, что сумма будет явно меньше, поскольку на этот раз нерабочей была всего одна неделя. Но это хоть что-то, и мы предпочитаем этим пользоваться».
Бару «ПетровВодкин» в господдержке уже успели отказать. «Мы подали документы, нам отказали. Аргумент — нас же не закрывали на эту нерабочую неделю», — говорит управляющий баром Артем Агаджанов.
ДОПОЛНЕНО: Вскоре после выхода публикации Артем Агаджанов связался с нами и сообщил, что их заявку на господдержку только что одобрили и деньги перечислены.
Глебу Харченко (Hopkins, Apollo, Cantina) вопрос про помощь от властей, кажется, окончательно портит настроение: «Меры господдержки? Они никак не касаются арендодателей, налогов, долгов перед арендодателями, поставщиками и коммунальными структурами. Мы выживаем верой в благоразумие государства и граждан. И надеемся, что этот лимит скоро снимут».
-
© Фото User15324492, freepik.com
И даже у Лидии Черкашиной есть вопросы к государству:
«Появился определенный процент посетителей, которые говорят, что требовать QR-коды неправомерно, что, не пуская их, мы нарушаем Гражданский кодекс и Конституцию, что они за это всё подадут на нас в суд. И совершенно непонятно, как быть в этой ситуации нам, рестораторам. Потому что я лично потратила большое количество времени, чтобы найти постановление, в котором прописано, что мы должны принимать посетителей исключительно по QR-кодам. На сайте администрации есть только новость об этом. И никаких ссылок на официальные постановления. Я считаю, система для получения столь важных документов не должна быть настолько непрозрачной».
The New Times, 24.11.2021
В середине девяностых годов я провела много часов в беседах с главным политическим цензором советской власти Владимиром Солодиным. Недавно нашла старые кассеты и ахнула — насколько полезным, если не актуальным становится интервью, сделанное в 1995 году. Перед вами самое интересное из этого многочасового разговора — что называется, найдите сходства и отличия.
— А зачем? Уже сделать ничего нельзя. Люди погибли, их не оживишь. Члены общества должны быть информированы настолько, насколько считает это достаточным и возможным государство.
Новости из разряда — закрыли передачу за не те слова, вменили штраф за женские костюмы на мужчинах-актерах, исключили упоминание в негативном контексте Путина и ФСБ в независимом издании, — все это давно стало частью нашей жизни. В этом смысле цензура, которую не допускает российская конституция, уже давно существует. И тем не менее до системы цензуры, созданной и десятилетиями отработанной советской властью, нынешним душителям свободы еще (пока) далеко.
В газете «Известия», в воскресном приложении которой я работала, цензор сидел в отдельном кабинете, где стояли огромные, грязно-голубого цвета фолианты формата А2— в них хранились перечни запрещенных к употреблению в советской печати имен, названий заводов или городов. Под грифом «секретно» были телефонные справочники, а на картах были специально перепутаны номера домов — чтобы враг не нашел.
Цензор Сергей был добрый парень, которому было неприятно вычеркивать красных карандашом имена Зощенко или Ахматовой или какие-то детали в моем репортаже с реактора в Дубне или даже намек, что известный физик, специалист по физике нейтрино итальянец Бруно Понтекорво был завербован советской разведкой еще до войны и тайно, преодолев океан и границы был ввезен в СССР, когда был разоблачен — я встречалась с ним в Дубне, и он мне рассказывал о своих учителях, великих физиках Ферми (он разработал и испытал первый ядерный реактор в подвале стадиона в Чикаго) и Паули ( он автор теории нейтрино).
Еще была космическая цензура — она сидела в офисе ТАСС и литовала ( то есть, либо пропускала в печать, либо нет) все, что касалось космонавтов, орбитальных полетов и ракетно-космической техники. Именно эта цензура два десятилетия не позволяла рассказать о настоящем первом отряде космонавтов.Была своя цензура и в армии — Главпур.
В перестройку, в газете «Московские новости», цензор был неплохой парень, с которым можно было выпить и попросить взять больничный — чтобы ему не надо было предупреждать начальство в Пятом управлении КГБ СССР ( борьба с идеологической диверсией), что мы публикуем очередной материал о «конторе» или следователях НКВД.
Над всеми этими газетными цензорами возвышался Главлит (Роскомнадзор — сегодняшняя его ну очень слабая копия) — Главное управление по охране государственных тайн в печати, которое официально называлось «при Совете министров СССР», но на самом деле оно подчинялось ЦК КПСС и было подразделением все той же «пятерки» КГБ , так же как и Совет по делам религий имел малое отношение к правительству, хотя тоже числился «при», и относился все к тому же управлению Лубянки.
Поэтому и главный политический цензор СССР, Владимир Солодин, прослуживший на поприще запретов 30 лет, хотя и представлялся и китаистом, и международником, но того, что на плечах у него генеральские погоны, особенно не скрывал.
После того как ЦК КПСС не стало, а КГБ в разных своих аббревиатурах переживал не лучшие времена я вместе с коллегой из одного зарубежного издания много часов расспрашивала Солодина о том, что и почему он запрещал, как была выстроенап система цензуры в СССР. Недавно я отдала кучу старых магнитофонных кассет на оцифровку и— о, чудо! — среди них оказались и эти несколько часов разговоров с главным политическим цензором СССР.
Как вы стали цензором?
Владимир Солодин: Цензором я стал в какой-то степени случайно, по образованию я экономист-международник, окончил Институт внешней торговли. В аспирантуре изучал китайский язык и писал диссертацию по финансам Китайской Народной Республики. В 1961-м защитил диссертацию, и в этом же году произошел раскол между Советским Союзом и Китаем. И Высшая аттестационная комиссия диссертацию мне не утвердила. Все учреждения, которые работали по Китаю и с Китаем, были ликвидированы. Мне пришлось искать работу, я пришел в Главлит, начал цензором-практикантом. Специализация — международные отношения. Потом рос, рос, и вот добрался до верховных положений.
Система
Что это такое — цензор-практикант?
Цензор довольно долго готовится, примерно год. Он изучает все документы, которыми руководствуется Главлит в своей работе. Учится читать особым образом, ведь мы даже чисто технически читаем с той скоростью, с которой листаем книгу. Тебя прикрепляют к кому-то из старших цензоров с большим опытом работы, и он тебя год натаскивает. Ты учишься оценивать материал с политической точки зрения. Потом получаешь цензорский штамп.
И полгода читаешь сам, самостоятельно и сам оформляешь. Но за тобой всё, что ты прочитал, перечитывают старшие, люди с большим опытом. Если в эти полгода видят, что ты правильно оцениваешь материал, не ошибаешься, то ты становишься цензором. Потом, года через два, через три, ты становишься старшим цензором, а дальше уже чисто административный рост. Как повезет и как сложится деловая конъюнктура.
Как функционировал аппарат цензуры? Сколько цензоров было в Главлите? Кто раздавал указания главным цензорам?
В мое время, то есть в последние тридцать лет работы цензуры, начальство — руководитель Главлита и его первый заместитель —присылалось, как правило, из ЦК партии. Рядовой аппарат, как правило, выращивали из своих. У нас работали люди самых разных специальностей. В гуманитарных отраслях были юристы, журналисты, филологи, театроведы, искусствоведы, и т.д. Но не надо забывать, что Главлит всегда занимался еще и охраной государственных тайн в печати, и вот там все профессии были собраны, начиная от атомной физики и химии, кончая агрономией, были экономисты, юристы, каждый читал литературу по своему профилю. В центральном аппарате Управления работали люди более 80 профессий. А всего в центральном аппарате — 450 человек, по всей стране 1500. Это не по России, а по Союзу. В республиках были главлиты республик, в каждой области был обллит. Формально Главлит назывался так: Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР. Но к Совету министров СССР Главлит не имел никакого отношения, он был подчинен ЦК партии. Точно так же органы на местах были подчинены по прямой линии Главлиту и по месту пребывания — обкому партии или республиканскому ЦК партии. Это было прикрытие. К органам советской власти мы не имели никакого отношения, только деньги на зарплату там получали, а подчинялись партийным органам.
Под сведения, дезинформирующие общественное мнение, можно было подвести любой материал и снять все, что считали нужным. Поэтому никаких специальных списков не было
Не дразнить гусей
Что вы искали в текстах?
В положении о Главлите было записано, что Главлит обязан не пропускать в открытую печать сведения, составляющие государственную или иную охраняемую законом тайну и сведения, дезинформирующие общественное мнение. Вот под сведения, дезинформирующие общественное мнение, можно было подвести любой материал и снять все, что считали нужным. Поэтому никаких специальных списков не было никогда. У нас была плановая экономика, значит, никаких произведений о рыночной экономике быть не должно. Мы были поклонниками материалистической философии, поэтому никакой идеалистической философии, никакого Фрейда не было и быть не могло. В области искусства, в живописи у нас был социалистический реализм, и вся эта заумь: Дали, Пикассо и др. — не приветствовались. То же самое в литературе: был один единственный стиль, принятый в нашей литературе — социалистический реализм. Все, что под него не подходило — вычеркивалось. Конечно, в реальности все намного сложнее. Но схема такая.
Были и общие принципы. Один из них — не надо дразнить гусей. Например, если бы в то время появилась на телевидении реклама типа: «Вы еще не были на Азорских островах? Так что же вы сидите, бегите, покупайте билет и путевку», — конечно, она никогда бы не прошла, хотя политики здесь нет. Но у человека едва хватает денег на профсоюзный дом отдыха на тот месяц отпуска, который он имеет, и нечего его дразнить Азорскими островами. То же самое, не надо рассказывать о производстве, где работнику платят не 200 рублей, а 5000. Наверное, на каком-то участке это было возможно. Но во всем народном хозяйстве — нет. А если допустить такие выбросы, то начнется общее недовольство. Поэтому подобного рода материал закрывался, чтобы не раздражать людей.
Советский человек должен быть информирован настолько, насколько считает это достаточным и возможным государство
Почему не обнародовались сведения об падениях самолетов, о железнодорожных катастрофах, пожарах и т.д.?
Это еще один принцип. А зачем? Уже сделать ничего нельзя. Люди погибли, их не оживишь. А разговаривать о том, что самолет был неисправный, что самолеты этой серии, предположим, недостаточно надежны — зачем это нужно?
Чтобы люди знали.
Тоталитарные общества не очень заинтересованы в том, чтобы его члены были уж очень информированы. Они должны быть информированы настолько, насколько считает это достаточным и возможным государство. Это принцип тоталитарного государства.
То есть только государство решает, что мы должны знать. И это работало?
Очень хорошо работало. Он первый раз дал сбой во время чернобыльских событий. А до этого он действовал великолепно. Даже такие крупные события, как расстрел демонстрации в Новочеркасске, большой огласки в стране не имели. Так, слышали, что где-то какие-то волнения произошли. Точно никто не знал ни сколько убитых, ни сколько участвовало в этом деле. Первый раз этот принцип дал сбой во время чернобыльской аварии, когда цензура уже не действовала в полную мощь. А так он очень хорошо действовал, он себя оправдывал полностью.
А как этот принцип действовал — люди были спокойнее?
Да, да. Во многом благодаря этому. Но не только. Принимались какие-то меры. Предположим, волнения в городе произошли из-за того, что не хватает продовольствия. Сведения об этом перекрываются, но в то же время партийные органы занимаются проблемой: туда подвозят продовольствие, товары. Положение исправляют на месте. Но чтобы не было брожения в других регионах, этим занимался цензурный комитет.
Запрещенный Чернобыль
Чернобыльские события — Главлит этим занимался?
Конечно. Была создана комиссия по ликвидации последствий аварии. Возглавлял ее зампред Совета министров <Борис> Щербина, он курировал все атомные дела. И любой материал мог пойти на радио, в газеты, на телевидение только с разрешения этой комиссии. То есть цензура генерально ограничила все материалы по чернобыльской аварии.
Щербина вскоре умер, он был сильно облучен. А пока был жив, хотите дать материал —обращайтесь к Щербине. Завизирует он материал — мы пропустим, если нет — нет. Но закрывать материалы по Чернобылю удавалось полгода. Это ведь был 86-й год. Стали обращаться к Горбачеву. Он разрешал какие-то материалы. Например, вышла пьеса «Черный саркофаг». После чего мы заявили, что не имеем возможности дальше сдерживать информацию.
Сколько нежелательных материалов прошло в нашей литературе и периодике, столько было неприятностей у цензуры
Были ли у вас разногласия с вышестоящими товарищами?
Во все времена власть, особенно партийные власти, считали, что те или иные произведения, книги или статьи не должны были выйти. Если они выходили, то одинаковую ответственность за это несли издательства или газеты, которые выпустили этот материал, и цензор, который этот материал контролировал. Поэтому сколько нежелательных материалов прошло в нашей литературе и периодике, столько было неприятностей у цензуры. Беда в том, что очень часто оценки были субъективными. Какому-то завотдела ЦК не понравился тот или иной материал. Один деятель ЦК свою кандидатскую диссертацию в Академии общественных наук писал о Василе Быкове, и там чуть ли не бандеровцем его назвал, в своей диссертации. Потом он рос по партийной линии, стал замзавотдела пропаганды, и он Василя Быкова преследовал до самого последнего дня, пока работал. Мы выпускаем произведение Быкова, ничего там нет с нашей точки зрения. Начинается: зачем выпустили? Это же бандит, это бандеровец.
А случаи увольнения и наказания цензоров?
Бывали. Я сам имел выговор от Комитета партийного контроля ЦК КПСС. Проскочила в книге цитата из Багирова (М.Д.Багиров, до 1953 г. — первый секретарь ЦК КП Азербайджана. — NT), который был признан врагом народа. Обвинили весь Главлит в том, что он не смотрит, хотя не дело Главлита ловить цитаты. Я в течение трех минут получил выговор от Комитета партийного контроля. Это тяжелейшее партийное взыскание, которое может быть у члена партии.
Плаха
Как работали цензоры?
Рабочий цензор сидел всегда в издательстве. Ему приносили верстку, он ее читал. Если вопросов не было, он ее подписывал и все. Если возникали вопросы, он докладывал мне, и я решал, вызывать ли главного редактора или сомнения неправомочны и можно подписывать. Цензоры сидели на радиостанциях, в телевизионных редакциях, в газетах и журналах.
В России большой писатель — это немножко больше, чем правительство. Не надо думать, что цензура была настолько глупа, что этого не понимала
У вас были официальные инструкции?
Была «Инструкция о порядке цензорского контроля», но она в основном касалась не содержания контроля, а методики. Сколько экземпляров верстки должны цензору предоставить на контроль, как верстка должна быть оформлена, и т.д.
Цензор мог сказать: если измените то-то и то-то, то пропущу?
Цензор не имел такого права. Такое право имел я. Цензор докладывал мне свои сомнения. Если они были достаточно вескими, я вызывал главного редактора и говорил: либо книга не пойдет, либо в ней должны быть сделаны такие-то изменения. Причем я не говорил, как исправить. Я говорил: этот абзац, этот, этот не пойдут. А дальше как ты хочешь. Хочешь сокращай , хочешь впечатывай какой-то нейтральный текст, это твое дело. Были очень редкие случаи… Я помню, с Евтушенко у нас был довольно длительный спор по поводу одного стихотворения («Лермонтов», 1964 г., — NT). Суть стихотворения была в том, что в России поэт очень часто гибнет, выступая за гражданские свободы, и так далее. И кончалось оно такой строчкой: в России поэты рождаются «с дантесовской пулей в груди». Я попросил сделать одно изменение и написать так: в России поэты РОЖДАЛИСЬ с дантесовской пулей в груди. Он отказался это сделать, стихотворение было целиком снято.
Поэты и писатели приходили к вам, в Главлит или общение шло по телефону?
У нас по положению от 7 января 1969 года все разногласия между издательством и Главлитом решались на уровне руководителей издательства и руководителей Главлита. Иногда я сам звонил и приглашал к себе. Главный редактор приезжал к нам, я ему высказывал все свои несогласия с данным произведением. Это происходило у нас, и поэтому маленький стол, приткнутый к большому письменному столу, где я сидел, назывался «плаха». На нем разбирались все произведения.
Какие отношения у вас были с творческой интеллигенцией? Вы знали, что они думают о вас?
Знал, потому что с самыми маститыми писателями мы работали напрямую. Я приглашал к себе и объяснял, что им делать. У большинства было такое мнение, что это государственный чиновник, государева рука. Что можно — он разрешит, что нельзя — не разрешит. Было очень хорошо, когда мне удавалось объяснить, почему что-то нельзя и почему это нежелательно. Чаще всего мы находили общий язык, я не помню, чтобы с большими писателями у меня были разногласия до крика и шума. Это гораздо лучше, чем нажить себе врага. Особенно среди писателей, особенно среди больших писателей.
Почему?
Потому что в России большой писатель — это немножко больше, чем правительство. Не надо думать, что цензура была настолько глупа, что этого не понимала. Мы старались всегда по-доброму договориться с большим писателем. И, между прочим, у большого писателя есть еще одна особенность: там из текста трудно что-то выдернуть. Выдергиваешь три строчки — рассыпается все произведение. Это не то что у какого-то графомана, где можно с начала в конец переставить, с конца в начало, выдернуть из середины и никто это не заметит. У большого писателя это все нервные узлы. Поэтому очень часто я по 3-4 раза читал произведение, чтобы как можно меньшим вмешательством обойтись, чтобы сохранить произведение. Как правило, с большими писателями у меня были очень добрые отношения. Многим из них я подсказывал еще при работе, что не пройдет. Я очень часто был первым неофициальным цензором.
Мог ли писатель опротестовать решение цензора или изменить его?
Изменить нет, опротестовать да. Мог обратиться в ЦК партии. Евтушенко часто вздорил с нами. Но я не помню случая, чтобы ЦК решил вопрос не в нашу пользу.
А неофициально? Можно было как-то договориться?
Были положения, которые я не мог переступить. Вот здесь я не могу. Здесь плохо — давай торговаться.
Что значит — торговаться?
Вместе думать, как с меньшей потерей выйти из положения. В таких вариантах, когда это делалось приватно и на более ранней стадии, никогда никаких жалоб не было.
А были случаи, когда вы что-то разрешили из того, чего не должно было быть?
Были. Я всегда считал, что конфликт с большим писателем значительно хуже и значительно вреднее для советского общества, нежели разрешение чуть-чуть превысить планку политического контроля. Я потом за это довольно часто отвечал, но всегда говорил, что ссориться с кем-то из больших писателей значительно хуже, чем разрешить ему написать, что солдат шел оборванный, грязный — это про отступление лета 41-го года, — против чего возмущается Главное политическое управление армии. И в общем я всегда доказывал свою точку зрения.
Или, например, «Буранный полустанок» Чингиза Айтматова. Там у него есть легенда о манкуртах (люди, потерявшие память в результате насилия —NT), самый идеологический центр этого произведения. Но когда я начал подходить к тому, что не худо было бы снять эту легенду из текста, то я понял, что он скорее снимет все произведение. Я разрешил. И потом имел очень много неприятностей.
Правда, что Главлит следил, чтобы не допускались разногласия между различными национальностями и народами СССР?
Все вычищали, как катком.
Глянцевая война
Но вы видите и отрицательные моменты в существовании цензуры?
Отрицательных очень много. Предположим, была такая проблема в России — идея поворота северных рек на юг. Наша интеллигенция во главе с писателем Залыгиным восстала против этого насмерть. Что это настолько испортит экологию, вызовет такие непредсказуемые явления природы, что этого нельзя делать. И были написаны сотни статей, десятки книг на эту тему. Главлит все закрыл. Тема была открыта только тогда, когда выяснилось, что в обозримые столетия на эти работы просто не будет денег, тогда кое-что пошло. А так это была очень масштабная кампания, и мы снимали статьи, книги, очерки десятками .
К 40-летию Победы мы голубым цветом раскрасили всю историю Великой Отечественной войны. Не было страшных отступлений лета 41-го года, плена, ничего такого не было
Или, например, готовится 40-летие победы в Великой Отечественной войне… Великая Отечественная ведь очень неодинаково протекала. Были тяжелейшие поражения, были победы… К 40-летию мы голубым цветом раскрасили всю историю Великой Отечественной войны. Не было тех страшных отступлений лета 41-го года, когда пять миллионов наших солдат попало в плен, ничего этого не было. Только успехи и удачи. Все, что под это не подпадало, все беспощадно выбрасывалось со страниц газет, журналов, книг.
Я смотрел на себя как на государственного чиновника высокого ранга, который способствует покою и стабилизации в стране
Цензорские будни
Что было интересным для вас в цензурной работе?
Цензорская работа очень информативна. Никто столько не читает, никто столько в своей области не получает информации, сколько цензор. Он читает все, что по данному вопросу выходит в стране. Это, конечно, очень интересно. Мой цензор, самый средний, рядовой, если он занимался каким-то техническим вопросом или вопросами науки, он знал больше, нежели профессор в этой области. Цензоры великолепно разбирались в вопросах юриспруденции, экономики, литературы, журналистики, публицистики. Отрицательное же было — это, конечно, психологический пресс, который всегда имел место в нашей работе. Мы не идиоты же были, и не всегда были уверены, что все, что мы делали, хорошо. Предположим, я тоже был уверен, что поворот северных рек может черт-те что натворить, это же все не просчитано было, не проверено. А вынужден был делать так, как мне указано.
Было такое понятие среди цензоров или в Главлите, что тот, кто слишком много цензурирует — нехороший цензор?
Было. Таких обычно увольняли. У нас было профессиональное выражение «цепкий цензор». Когда он зацепил ровно столько, сколько нужно зацепить, не больше и не меньше. Я же за ним читаю и вижу, что он подчеркнул. И сразу понятен ход его мысли. И когда мы хотели сказать, что цензор великолепный, мы говорили: «цепкий цензор».
Как вы смотрели на себя? Как на милиционера, который покой охраняет?
Я смотрел на себя как на государственного чиновника высокого ранга, который способствует покою и стабилизации в стране. Ведь цензура что такое? Это организация, которая проводит в литературе политику правительства.
И у нас ходила такая шутка: цензура покрыла рубероидом все Подмосковье. Почему? Потому что все, что конфисковывалось, отправлялось на рубероидный завод
Вы цензурировали то, что издавалось за рубежами СССР…
…и поступало к нам. Что заказывали институты, библиотеки и т.д. Все проходило контроль. Из того, что поступало из-за рубежа, до адресата доходило процентов 15-20. Я имею в виду политическую и художественную литературу, научная литература и техническая не контролировалась. И у нас ходила такая шутка: цензура покрыла рубероидом все Подмосковье. Почему? Потому что все, что конфисковывалось, отправлялось на рубероидный завод. Белой бумаги из журналов нельзя сделать, поэтому делали рубероид, крыша такая волнистая. Мы грузовик конфискованной литературы отвозили туда два раза в неделю.
Что конкретно вы отправляли на рубироид?
Сразу же изымалась вся литература, которая была издана в эмигрантских издательствах, будь то политологический сборник или собрание сочинений Пушкина. Это делалось автоматически. Большинство газет и журналов политического и социального направления имело генеральные ограничения. New York Times приходит — сразу конфискуется: работали цензоры, хорошо знающие язык, и если наше правительство особенно не ругают, никаких особенных выпадов против него нет — обычно таких бывало 5-6 номеров в год, — то разрешали учреждениям, где есть спецфонды, получить эти издания. Все книги прочитывались. У нас была картотека на 2,5 миллиона карточек. Приходит Сэлинджер, условно, какой-то роман. Ищем: был прочитан, то-то и то-то. И по аналогии решается вопрос.
Теперь (1995 г.—NT) вы не работаете цензором. Обществу не нужна цензура?
Нет. Во всяком случае, общество считает, что ему не нужна цензура.
А как вы считаете?
Я считаю несколько иначе. Я считаю, что сознание и ответственность нашего журналистского корпуса еще не позволяет ему обойтись без какого-то надзора. Вы смотрите, у нас по телевидению сообщения в новостях идут, на следующий день они опровергаются. То есть журналист где-то что-то услышал и немедленно тащит это на экран или на газетную полосу. У него нет ответственности за материал, который он дает. Безобразно много порнографии, безобразно много материала, который раздражает зрителя. Не цензура нужна в буквальном смысле этого слова, но какие-то рамочные ограничения должны бы быть. Предположим, какой-то попечительский совет, который бы определял политику. Ведь никто ж не отвечает за то, что на экране появляется, а это миллионы зрителей. А общество не считает нужным вмешаться. Боится.
Боится чего?
Боится журналистов, средств массовой информации. Потому что если завтра кто-то скажет, что необходима цензура, его заклюют и заплюют. Как это можно? Как это так? Нарушить гласность, нарушить свободу слова! Да кто это разрешил? Да это мракобесы!
Что вы бы ответили людям, которые говорят, что свобода слова — это важнейший элемент справедливого общества?
Свобода слова необходима, это первое. Нужна точность: то, что случилось, то и должно найти отражение — это второе. И, наконец, третье: журналист должен не просто хвататься за жареные факты, он должен думать, что принесет эта информация в политической жизни и не дестабилизирует ли она какое-то найденное равновесие.
Вы используете слова «порядок», «стабильность». По-вашему, это была главная функция цензуры — держать порядок в стране?
Конечно. Мы прекрасно знали, что наше общество довольно легко вывести из состояния стабильности.
Почему?
В основном из-за бедности. Так он тянул, тянул, и вдруг перед носом у него красной тряпкой замахали… Понимаете, человек должен иметь право говорить все, что угодно, а вот когда вопрос пойдет о действиях, вот здесь он должен думать — может он что-то сделать или не может. Мы человека заранее подозревали, мы его преследовали не за действия, а за мысли. Но беда вся в том, что мысли очень быстро перерастают в действие…
Справка:
Владимир Алексеевич Солодин (1930 – 1997) — с 1961-го по 1991 год работал в Главлите. С 1971 года — член коллегии Главлита, отвечающий за политический участок работы, заместитель начальника Главлита. Возглавлял Отдел по контролю общественно-политической и художественной литературы. По неофициальным данным являлся генералом КГБ СССР.
Оригинал