ÑÎÄÅÐÆÀÍÈÅ
1. ×òî ñèìâîëèçèðóåò ñëîí â ïðèò÷å
2. «
ÿ çàáûë îáî âñ¸ì, ÷òî íàïèñàíî â êíèãàõ»
3. «Èèñóñîâà ìîëèòâà» — ðóññêàÿ «éîãà»
4. ×òî òàêîå «äàî»?
5. «Íàøå çíàíèå â äåéñòâèòåëüíîñòè åñòü ÍÅÇÍÀÍÈÅ
»
6. «×åì áëèæå ê Áîãó, òåì îò÷¸òëèâåå ïðîòèâîðå÷èÿ»
7. «Ñêðûòûå ñâÿçè» ìåæäó õðèñòèàíñòâîì, áóääèçìîì, äàîñèçìîì è ñîâðåìåííîé ôèçèêîé
ÇÀÊËÞ×ÅÍÈÅ
1.×ÒÎ ÑÈÌÂÎËÈÇÈÐÓÅÒ ÑËÎÍ Â ÏÐÈÒ×Å
Äóìàþ, ÷èòàòåëü ïîìíèò âîñòî÷íóþ ïðèò÷ó î ñëîíå è ñëåïûõ ìóäðåöàõ: îäèí ñëåïîé ìóäðåö ïîùóïàë íîãó ñëîíà è ñêàçàë, ÷òî ñëîí ïîõîæ íà ñòîëá, äðóãîé ïîùóïàë çà óõî è ñêàçàë, ÷òî îí ïîõîæ íà îïàõàëî, òðåòèé çà õâîñò è ñòàë ñïîðèòü, ÷òî íà âåð¸âêó, ÷åòâ¸ðòûé îùóïàë åãî æèâîò è çàÿâèë, ÷òî ñëîí ïîõîæ íà ñòåíó. Ïðèò÷à ýòà ñòàëà ïîïóëÿðíà â ÑØÀ è Åâðîïå áëàãîäàðÿ ñòèõîòâîðíîìó ïåðåñêàçó àìåðèêàíñêîãî ïîýòà Äæ. Ã. Ñàêñà (1816 1887), à ó íàñ â ñòðàíå Ñàìóèë Ìàðøàê ïðåâðàòèë å¸ â íðàâîó÷èòåëüíóþ áàñíþ «Ó÷¸íûé ñïîð», â êîòîðîé äàë ñâîþ îðèãèíàëüíóþ è ïî ñâîåìó ìóäðóþ òðàêòîâêó, íî óæå íå èìåþùóþ îòíîøåíèÿ ê èäåå îðèãèíàëà:
Âîçíèêëè ðàñïðè ó ñëåïöîâ
È äëèëèñü öåëûé ãîä.
Ïîòîì ñëåïöû â êîíöå êîíöîâ
Ïóñòèëè ðóêè â õîä.
À òàê êàê ïÿòûé áûë ñèëåí, —
Îí âñåì çàæàë óñòà.
È ñîñòîèò îòíûíå ñëîí
Èç îäíîãî õâîñòà!
(Ïÿòûé ñïîðùèê ùóïàë ñëîíà çà õâîñò è ïîòîìó óòâåðæäàë, ÷òî ñëîí ïîõîæ íà ãëèñòó).
Íî è áåç ýòîé âîëüíîé èíòåðïðåòàöèè ëþäè åâðîïåéñêîé öèâèëèçàöèè ïîíèìàþò ïðèò÷ó ïðåâðàòíî, ïîòîìó ÷òî íàøå åâðîïåéñêîå ìûøëåíèå êîðåííûì îáðàçîì îòëè÷àåòñÿ îò âîñòî÷íîãî. Áåçûìÿííûé àâòîð â èíòåðíåòå äà¸ò òðàäèöèîííóþ äëÿ åâðîïåéöåâ òðàêòîâêó:
«Ñïîðèëè ìóäðåöû, ñïîðèëè, ÷óòü íå ïåðåäðàëèñü. Íó òóò çðÿ÷èé ìóæèê íå âûäåðæàë, äà è ãîâîðèò: îêñòèòåñü, ñòàðöû, ñëîí ýòî ñëîí. Æèâîòíîå òàêîå. Âû, êîíå÷íî, ïðàâèëüíî åãî ïðî÷óâñòâîâàëè, êàæäûé ñî ñâîåé ñòîðîíû, íî ÷òîáû ïîíÿòü, ÷òî æ ýòîò ñëîí òàêîå, âàì ïðèäåòñÿ ñëîæèòü âñå êóñî÷êè âîåäèíî. È áóäåò âàì èñòèíà. Ó êàæäîãî èç íàñ ñâîÿ ÷àñòü ñëîíà. Ñâîé êóñî÷åê ïàçëèêà, ñâîÿ ïðàâäà. Ìû ñìîòðèì íà âåùè ïîä ðàçíûìè óãëàìè, à èíîãäà âîîáùå ïîä îäíèì óãëîì íà ðàçíûå âåùè. Íî èñòèíà âñåãî îäíà. ÝÒÎ ÎÁÚÅÊÒÈÂÍÎ ÑÓÙÅÑÒÂÓÞÙÀß ÐÅÀËÜÍÎÑÒÜ» (âûäåëåíî àâòîðîì. Â.Ã.)
Òàêóþ æå ìîðàëü âûâîäèò â ñâî¸ì ïåðåñêàçå ïðèò÷è, ïðåâðàòèâ å¸ â íðàâîó÷èòåëüíóþ áàñíþ, è Âëàäèìèð Øåáçóõîâ:
Ïîðîþ â òîì áåäà ó÷¸íîãî —
Öâåò ÷¸ðíûé îòëè÷èâ îò áåëîãî,
À áåëûé îòëè÷èâ îò ÷¸ðíîãî,
Íå âèäèò â ÷¸ðíî-áåëîì öåëîãî!
Íà ñàìîì äåëå ïðèò÷à ãîâîðèò âîâñå íå î òîì, ÷òî èñòèíû íèêòî íå çíàåò, è «âñÿê ÷åëîâåê åñòü ëîæü» ( Âåòõèé çàâåò, 115-é ïñàëîì Äàâèäà), è òîëüêî ñëîæèâ âñå «ïàçëèêè», ìîæíî óçíàòü « îáúåêòèâíî ñóùåñòâóþùóþ ðåàëüíîñòü», à î ïðÿìî ïðîòèâîïîëîæíîì: êàæäûé èç ìóäðåöîâ â ïðèò÷å
ïðàâ! (î òîì, ïî÷åìó ýòî òàê, ìû ïîãîâîðèì íèæå). Îá ýòîì æå ãîâîðèò áóääèñòñêàÿ ïðèò÷à î êàïóñòå è ãóñåíèöå.
Îäíàæäû â îäíîì áóääèñòñêîì ìîíàñòûðå ê Ó÷èòåëþ ïîäîøëè äâà ìîíàõà è ïîïðîñèëè åãî ðàçðåøèòü èõ ñïîð. Îäèí ñêàçàë:
— Ìîé òîâàðèù óâèäåë íà êàïóñòå ãóñåíèöó è ðàçäàâèë å¸. Íî âåäü ãóñåíèöà æèâàÿ, à ïåðâàÿ çàïîâåäü Áóäû ãëàñèò, ÷òî íåëüçÿ óáèâàòü æèâûå ñóùåñòâà, è íå òîëüêî æèâîòíûõ, íî è íàñåêîìûõ. Ãóñåíèöà íàñåêîìîå, à ìîé òîâàðèù óáèë å¸, çíà÷èò, îí ñîâåðøèë ãðåõ. Ðàçâå ÿ íå ïðàâ?
— Äà, òû ïðàâ, — îòâåòèë Ó÷èòåëü.
— Íî âåäü êàïóñòà òîæå æèâàÿ, à ãóñåíèöà å¸ ïîåäàëà. Óáèâ ãóñåíèöó, ÿ ñîõðàíèë æèçíü êàïóñòå. Ðàçâå ÿ íå ïðàâ?
— Äà, è òû ïðàâ, — îòâåòèë Ó÷èòåëü.
— Íî êàê æå òàê?! èçóìèëñÿ òðåòèé ìîíàõ, íàõîäèâøèéñÿ íåïîäàë¸êó è ñëûøàâøèé ýòîò ðàçãîâîð. Îäèí ãîâîðèò îäíî, — è Âû ãîâîðèòå, ÷òî îí ïðàâ, äðóãîé ïðÿìî ïðîòèâîïîëîæíîå, è Âû îïÿòü ãîâîðèòå, ÷òî îí ïðàâ! Íå ìîãóò æå äâà ÷åëîâåêà, óòâåðæäàþùèå ïðÿìî ïðîòèâîïîëîæíûå âåùè îá îäíîì è òîì æå, îáà áûòü ïðàâû. Ðàçâå ÿ íå ïðàâ?
— Äà, è òû òîæå ïðàâ, — îòâåòèë Ó÷èòåëü.
Ñ òî÷êè çðåíèÿ çäðàâîìûñëÿùåãî ÷åëîâåêà çàïàäíîé êóëüòóðû ïðèò÷à ýòà ïðîñòî àáñóðäíà, à òîãî, ñ ïîçâîëåíèÿ ñêàçàòü, «ó÷èòåëÿ» ñëåäóåò çàïåðåòü â ñóìàñøåäøåì äîìå. Ìîé çíàêîìûé ïî èìåíè Ñåðãåé, ïðàâîñëàâíûé âåðóþùèé, â âîïðîñå ðåëèãèè ðàññóæäàåò ñ òî÷êè çðåíèÿ åâðîïåéñêîãî «çäðàâîìûñëèÿ»: åñëè ïðàâîñëàâèå, ïî åãî íåïîêîëåáèìîìó óáåæäåíèþ (íåò, íå óáåæäåíèþ, ýòî íå óáåæäåíèå, à âåðà; îò óáåæäåíèÿ ìîæíî îòêàçàòüñÿ, åñëè îêàæåòñÿ, ÷òî îíî îêàçàëîñü ëîæíûì, íàïðèìåð, åñëè îêàæåòñÿ, ÷òî Çåìëÿ íå ïëîñêàÿ è íå Ñîëíöå õîäèò âîêðóã Çåìëè, à íàîáîðîò, îò âåðû æå íå îòêàçûâàþòñÿ, èíà÷å ýòî óæå íå âåðà) — òàê âîò, åñëè ïî åãî âåðå ïðàâîñëàâèå — åäèíñòâåííî ïðàâèëüíàÿ ðåëèãèÿ, òî êàòîëèöèçì íå ïðàâèëüíàÿ, èëè, êàê îí óòâåðæäàåò,«îøèáêà», «òóïèê», ðàâíî êàê è âñå ïðî÷èå îòâåòâëåíèÿ õðèñòèàíñòâà è âñå äðóãèå ðåëèãèè Ìèðà, â òîì ÷èñëå è áóääèçì. Âåäü íå ìîãóò æå äâå ðåëèãèè, óòâåðæäàþùèå ðàçëè÷íîå, ñ ðàçíûìè ðåëèãèîçíûìè îáðÿäàìè, äîãìàòàìè è ñèìâîëàìè âåðû, îáå áûòü ïðàâû. Ðàçâå Ñåðãåé íå ïðàâ?
Íåò, íå ïðàâ. ×òîáû ðàçðåøèòü ýòîò, êàê ñêàçàë îäèí èç ïåðñîíàæåé Àðêàäèÿ Ðàéêèíà «ðåêáóñ, êðîêñâîðä», íåîáõîäèìî ïîíÿòü, ÷òî, âî-ïåðâûõ, ñëîí â ïåðâîé ïðèò÷å ýòî íå æèâîòíîå, êîòîðîå, ñîãëàñíî ïåðâîé çàïîâåäè Áóäû, íåëüçÿ óáèâàòü, à ìîæíî òîëüêî ùóïàòü çà óõî, íîãó, õâîñò, æèâîò è äðóãèå ìåñòà. Âñÿêóþ ïðèò÷ó íåëüçÿ ïîíèìàòü áóêâàëüíî, ïðèò÷à ýòî âñåãäà èíîñêàçàíèå. È ñëîí â äàííîé ïðèò÷å ýòî èíîñêàçàíèå, ìåòàôîðà íå åâðîïåéñêîé «îáúåêòèâíîé èñòèíû», à ÂÑÅËÅÍÍÎÉ, êîòîðóþ íåâîçìîæíî ïîíÿòü óìîì, íåëüçÿ, «ïîùóïàâ» å¸, êàê ñëîíà, çà ðàçíûå ìåñòà è çàòåì ñëîæèâ âñå «ïàçëèêè», ñäåëàòü ëîãè÷åñêèé âûâîä è ñêàçàòü: «ß çíàþ, ÷òî òàêîå Âñåëåííàÿ», êàê ìîæíî, îùóïàâ âñ¸ òåëî ñëîíà è ñëîæèâ âñå åãî «ïàçëèêè», ñêàçàòü: «ß çíàþ, ÷òî òàêîå ñëîí». À ìåæäó òåì, ìåõàíèñòè÷åñêàÿ íüþòîíîâñêàÿ çàïàäíàÿ ôèçèêà äî íåäàâíåãî âðåìåíè ðàññìàòðèâàëà Âñåëåííóþ èìåííî êàê ãèãàíòñêîãî ñëîíà, î êîòîðîì îíà ïîêà çíàåò íåäîñòàòî÷íî, ïîòîìó ÷òî åù¸ íå âñå «ïàçëèêè» èçó÷èëà, íî êîãäà-íèáóäü, «ùóïàÿ» å¸ çà ðàçíûå ìåñòà è «ñëîæèâ âñå ïàçëèêè», îíà îòêðîåò âñå çàêîíû, óïðàâëÿþùèå Âñåëåííîé-«ñëîíîì», è ó÷¸íûå áóäóò óïðàâëÿòü åþ ïîäîáíî òîìó, êàê ïîãîíùèê óïðàâëÿåò ñëîíîì, âçîáðàâøèñü åìó íà øåþ. Íåêîòîðûå ó÷¸íûå äàæå çàõîäèëè òàê äàëåêî, ÷òî ìå÷òàëè î òîì, êàê îäíàæäû, ñìåøàâ íóæíûå õèìè÷åñêèå ýëåìåíòû, ìîæíî áóäåò ïðîèçâåñòè æèçíü â ïðîáèðêå.
2. « ß ÇÀÁÛË ÎÁÎ ÂѨÌ, ×ÒÎ ÍÀÏÈÑÀÍÎ Â ÊÍÈÃÀÕ…»
Âîñòî÷íûå ìóäðåöû (íå èç ïðèò÷è, à ðåàëüíûå) ïîäõîäèëè ê ýòîìó âîïðîñó ñ èíûõ ïîçèöèé. Îíè ñìîòðåëè íà æèçíü íå êàê íà çàäà÷êó, êîòîðóþ ìîæíî ðåøèòü ïðè ïîìîùè èíòåëåêòà è ÷óâñòâåííîãî îïûòà («îùóïûâàÿ ñëîíà»), à êàê íà òàéíó, êîòîðóþ íàì íå äàíî ðàçãàäàòü, íî êîòîðîé íóæíî æèòü. Òèáåòñêèé áóääèñò, ïîýò-àñêåò Ìèëàðåïà óòâåðæäàë â ñâîèõ ñòèõàõ, ÷òî òðàíñöåäåíòàëüíóþ (ò.å. âûõîäÿùóþ çà ïðåäåëû ÷óâñòâåííîãî îïûòà) èñòèíó ìîæíî ïîçíàòü ëèøü îòêàçàâøèñü îò èíòåëëåêòà, âûéäÿ íà èíûå, âíåðàöèîíàëüíûå óðîâíè ñîçíàíèÿ:
«Ïðèó÷èâ ñåáÿ ìåäèòèðîâàòü íàä ÓÑÊÎËÜÇÀÞÙÈÌÈ ÂÀÆÍÅÉØÈÌÈ ÈÑÒÈÍÀÌÈ, ÿ çàáûë îáî âñ¸ì, ÷òî íàïèñàíî â êíèãàõ. Ïðèó÷èâ ñåáÿ ïîíèìàòü ñìûñë ÁÅÑÑËÎÂÅÑÍÎÃÎ, ÿ ðàçó÷èëñÿ ïîëüçîâàòüñÿ ñëîâàìè. ß çàáûë âñå ñèìâîëû âåðû è äîãìû».
(Âñå âûäåëåííûå â öèòàòàõ ìåñòà âûäåëåíû ìíîþ, è ýòî â äàëüíåéøåì ïîÿñíÿòüñÿ íå áóäåò; â òåõ æå ñëó÷àÿõ, êîãäà êàêóþ-òî ÷àñòü òåêñòà âûäåëÿåò ñàì àâòîð öèòàòû, ÿ ýòî áóäó ñïåöèàëüíî îòìå÷àòü. Â.Ã.)
Ñ âûñêàçûâàíèåì Ìàëàðåïû ïåðåêëèêàåòñÿ ïîãîâîðêà êèòàéñêèõ äçåí-áóääèñòîâ:
«Îáåçóìåâøèé óì ðàáîòàåò áåç îñòàíîâêè. Åñëè îí îñòàíîâèòñÿ, ýòî è áóäåò ÏÐÎÑÂÅÒËÅÍÈÅ».
×åëîâåêà çàïàäíîé öèâèëèçàöèè íå ìîãóò íå êîðîáèòü òàêèå çàÿâëåíèÿ: êàê ýòî — îñòàíîâèòü óì, çàáûòü âñ¸, ÷òî íàïèñàíî â êíèãàõ, âñå èñòèíû è äàæå ðàçó÷èòüñÿ ãîâîðèòü? Ýòî æå çíà÷èò, ïðåâðàòèòüñÿ â ïîëíîãî èäèîòà! Ïîíÿòü èñòèííûé ñìûñë óòâåðæäåíèÿ Ìèëàðåïû ìîæíî, îáðàòèâøèñü ê îïûòó òðàíñïåðñîíàëüíûõ ïåðåæèâàíèé, ÷åðåç êîòîðûé ïðîõîäÿò ëþäè, ïðîøåäøèå êóðñ õîëîòðîïíîé òåðàïèè, ðàçðàáîòàííîé îäíèì èç îñíîâàòåëåé òðàíñïåðñîíàëüíîé ïñèõîëîãèè, àìåðèêàíñêèì ó÷¸íûì Ñòàíèñëàâîì Ãðîôîì. Âîò êàê Ãðîô îïèñûâàåò òðàíñöåíäåíòíûé îïûò, êîòîðûé ìîæíî ïîëó÷èòü íà åãî õîëîòðîïíûõ ñåìèíàðàõ:
«Ëþäè, ïåðåæèâàþùèå îòîæäåñòâëåíèå ñ êîñìè÷åñêèì ñîçíàíèåì, êàê áû îõâàòûâàþò ÂÑÅÎÁÙÍÎÑÒÜ ÑÓÙÅÑÒÂÎÂÀÍÈß è äîñòèãàþò ÐÅÀËÜÍÎÑÒÈ, ëåæàùåé  ÎÑÍÎÂÅ ÂÑÅÕ ÐÅÀËÜÍÎÑÒÅÉ. Îíè ïåðåæèâàþò íåñîìíåííóþ ñâÿçü ñ ÂÛÑØÈÌ è ÏÐÅÄÅËÜÍÛÌ ÏÐÈÍÖÈÏÎÌ ÁÛÒÈß. Ýòîò ïðèíöèï ÿâëÿåòñÿ åäèíñòâåííîé èñòèííîé òàéíîé; åñëè âîñïðèíÿòî åãî ñóùåñòâîâàíèå, âñ¸ îñòàëüíîå ìîæåò áûòü ïîíÿòî è îáúÿñíåíî èç íåãî. Èëëþçèÿ ìàòåðèè, ïðîñòðàíñòâà, âðåìåíè, áåñêîíå÷íîå êîëè÷åñòâî ôîðì è óðîâíåé ðåàëüíîñòè ïîëíîñòüþ ïðåîäîëåâàþòñÿ è ñâîäÿòñÿ ê ýòîìó òàèíñòâåííîìó ïðèíöèïó êàê ê ñâîåìó îáùåìó èñòî÷íèêó. Ýòîò îïûò áåçãðàíè÷åí, íåïîñòèæèì è íåâûðàçèì. Ñëîâåñíàÿ ïåðåäà÷à è ñàìà ñèìâîëè÷åñêàÿ ñòðóêòóðà ÿçûêà äî ñìåøíîãî íå ïîäõîäÿò äëÿ ïåðåäà÷è åãî êà÷åñòâà. Íàø ôåíîìåíàëüíûé ìèð è âñ¸, ÷òî ìû ïåðåæèâàåì â îáû÷íûõ ñîñòîÿíèÿõ ñîçíàíèÿ, èñ÷åçàåò êàê äûì â ñâåòå ýòîãî âûñøåãî ñîçíàíèÿ êàê îãðàíè÷åííûå, èëëþçîðíûå è èäèîñèíêðàòè÷åñêèå àñïåêòû ýòîé åäèíñòâåííîé ðåàëüíîñòè. (Èäèîñèíêðàçèÿ — ïðîÿâëåíèå èíäèâèäóàëüíîé íåïåðåíîñèìîñòè è áîëåçíåííîé ðåàêöèè ÷åëîâåêà íà íåêîòîðûå ðàçäðàæèòåëè: «Ìåíÿ êîðîáèò», «Òåðïåòü íå ìîãó», «ïðè îäíîé ìûñëè î í¸ì íàñòðîåíèå ïîðòèòñÿ», «íå âûíîøó» ýòî ôîðìû èäèîñèíêðàçèè. Â.Ã.). Ýòîò ïðèíöèï, î÷åâèäíî, íåïîñòèæèì ðàöèîíàëüíî, è âìåñòå ñ òåì äàæå êðàòêîå ýìïèðè÷åñêîå ïðèîáùåíèå ê íåìó óäîâëåòâîðÿåò ÂÑÅ ÈÍÒÅËËÅÊÒÓÀËÜÍÛÅ È ÔÈËÎÑÎÔÑÊÈÅ ÇÀÏÐÎÑÛ ×ÅËÎÂÅÊÀ. Âñå âîïðîñû, êîòîðûå êîãäà-ëèáî çàäàâàëèñü, ïîëó÷àþò îòâåò èëè èñ÷åçàåò ïîòðåáíîñòü çàäàâàòü êàêèå áû òî íè áûëî âîïðîñû».
Ñòàíèñëàâ Ãðîô. Ïóòåøåñòâèå â ïîèñêàõ ñåáÿ. litmir.me
Ïåðåäàòü ýòîò îïûò ïðè ïîìîùè ñëîâ ÷åëîâå÷åñêîãî ÿçûêà è ïîíÿòèé ôèçè÷åñêîãî ìèðà íåâîçìîæíî, ïîýòîìó «ÿ çàáûë îáî âñ¸ì, ÷òî íàïèñàíî â êíèãàõ. Ïðèó÷èâ ñåáÿ ïîíèìàòü ñìûñë ÁÅÑÑËÎÂÅÑÍÎÃÎ, ÿ ðàçó÷èëñÿ ïîëüçîâàòüñÿ ñëîâàìè. ß çàáûë âñå ñèìâîëû âåðû è äîãìû». Ãðîô ïèøåò:
«Ëþäè, èìåâøèå ïîäîáíîå ïåðåæèâàíèå, ÷àñòî ãîâîðÿò, ÷òî ÿçûê ïîýòîâ ïðè âñåì ñâîåì íåñîâåðøåíñòâå áîëüøå ïîäõîäèò äëÿ ýòîé öåëè. Ìîæíî óïîìÿíóòü çäåñü áåññìåðòíîå èñêóññòâî òðàíñöåíäåíòàëüíûõ ïèñàòåëåé è ïîýòîâ Õèëüäåãàðäà ôîí Áèíãåíà, Ðóìè, Êàáèðà, Ìèðàáàÿ, Îìàðà Õàéàìà, Êàëèëà Äæåáðàíà, Ðàáèíäðàíàòà Òàãîðà, Øðè Àóðîáèíäî».
Òàì æå
Íå ñëó÷àéíî è òèáåòñêèé ìèñòèê Ìèëàðåïà áûë ïîýòîì.
3. «ÈÈÑÓÑÎÂÀ ÌÎËÈÒÂÀ» — ÐÓÑÑÊÀß ÏÐÀÂÎÑËÀÂÍÀß «ÉÎÃÀ»
Âî âðåìÿ ñâîèõ ìåäèòàöèé âîñòî÷íûå ìóäðåöû äîñòèãëè òàêîãî óðîâíÿ ñîçíàíèÿ, ê êîòîðîìó çàïàäíàÿ öâèëèçàöèÿ (ê êîòîðîé ÍÀÏÎËÎÂÈÍÓ ïðèíàäëåæèò è Ðîññèÿ), ïðèøëà ëèøü ñïóñòÿ äâå òûñÿ÷è ëåò. Íî â ðóññêîì ïðàâîñëàâèè òàêîãî óðîâíÿ îñîçíàíèÿ äîñòèãàëè äî ðåôîðì ïàòðèàðõà Íèêîíà ìîíàõè â òàê íàçûâàåìîé «Èèñóñîâîé ìîëèòâå» (ïî-ãðå÷åñêè «èñèõàçìå») ìåäèòàòèâíîé ïðàêòèêå, ðîäñòâåííîé âîñòî÷íûì äóõîâíûì ïðàêòèêàì. Íà Ðóñü èñèõàñòñêàÿ ìåäèòàöèÿ ïðèøëà âìåñòå ñ õðèñòèàíñòâîì èç Âèçàíòèè.
Âèçàíòèéñêàÿ èìïåðèÿ ðàñïîëàãàëàñü íà ïåðåêð¸ñòêå ìåæäó Âîñòîêîì è Çàïàäîì è Âèçàíòèéñêàÿ öèâèëèçàöèÿ áûëà ñïëàâîì ýòèõ äâóõ ñòîëü ðàçëè÷íûõ ìèðîâ. Ãîñóäàðñòâåííûì ÿçûêîì äîëãîå âðåìÿ áûë óíàñëåäîâàííûé îò Ðèìà ëàòèíñêèé (ëèøü â VII â. åãî ñìåíèë ãðå÷åñêèé), íî ñàìèõ ðèìëÿí áûëî îòíîñèòåëüíî íåìíîãî. ÁÎëüøóþ ÷àñòü ñîñòàâëÿëè ãðåêè, êðîìå íèõ æèëè ñèðèéöû, åâðåè, àðìÿíå, ãðóçèíû, êîïòû. Âñå ýòè «èíãðåäèåíòû» âàðèëèñü â îäíîì «êîòëå», ñîçäàâàÿ ñâîé íåïîâòîðèìûé âèçàíòèéñêèé ìåíòàëèòåò, è â ýòîì ñìûñëå Âèçàíòèÿ íàïîìèíàåò Ðîññèþ, îñîáåííî Ñîâåòñêóþ, ãäå ñïëàâëÿëèñü âîñòî÷íîñëàâÿíñêàÿ, çàòåì âîñòî÷íîåâðîïåéñêàÿ è àçèàòñêàÿ êóëüòóðû.
Èñèõàçì ïðåäñòàâëÿë èç ñåáÿ ñèñòåìó ïñèõîòåõíèê, ïîçâîëÿþùèõ ïðîíèêíóòü â ãëóáèíû ñâåðõñîçíàíèÿ. Ñàìî ñëîâî «èñèõàçì» ïðîèçîøëî îò ãðå÷åñêîãî «èñèõèÿ», ÷òî îçíà÷àåò ìîë÷àíèå, áåçìîëâèå, ïîêîé.  ñàíñêðèòå ýòîìó ïîíÿòèþ ñîîòâåòñòâóåò «íèðâàíà» — ïðåêðàùåíèå, óãàñàíèå. Òèáåòöû ïåðåâåëè ñëîâî «éîãà» (ñâÿçü, ñîåäèíåíèå, ñîïðÿæåíèå) ñëîâîì «íàëäæîð», îçíà÷àþùèì «óñïîêîåíèå», òðàíêâèëèçàöèÿ». Ïðèâåä¸ííûõ ïðèìåðîâ äîñòàòî÷íî, ÷òîáû ñäåëàòü âûâîä î òîì, ÷òî èñèõàçì ðîäñòâåíåí ìèñòè÷åñêèì ìåäèòàöèÿì Âîñòîêà, ÷òî îòìå÷àëè è ñàìè èñèõàñòû. Ñîâåòñêèé è ðîññèéñêèé ó÷¸íûé-ðåëèãèîâåä, êèòàèñò è ñïåöèàëèñò ïî áóääèçìó Å.À. Òîð÷èíîâ ïèñàë:
«Äëÿ âíèìàòåëüíîãî ÷èòàòåëÿ óæå âïîëíå ÿñíî, ÷òî ýêñòàç â àñêåçå ïðàâîñëàâèÿ âïîëíå àíàëîãè÷åí ñàìàäõè èíäèéñêèõ òðàäèöèé [ ]. Ìîæíî ïðèâåñòè [ ] ìíîæåñòâî ïàðàëëåëåé ìåæäó ïóòåì ðåëèãèé ÷èñòîãî îïûòà è âîñòî÷íîõðèñòèàíñêîé àñêåòèêîé. Íàïðèìåð, ïîíÿòèå «òðåçâåíèå», õîðîøî èçâåñòíîå ìîíàõàì Âèçàíòèè, â çíà÷èòåëüíîé ñòåïåíè ÿâëÿåòñÿ àíàëîãîì èäåè ÂÑÅÖÅËÎÑÒÍÎÉ ÎÑÎÇÍÀÍÍÎÑÒÈ â áóääèçìå»
Å.À. Òîð÷èíîâ. Ðåëèãèè ìèðà: îïûò çàïðåäåëüíîãî. Ïñèõîòåõíèêà è òðàíñïåðñîíàëüíûå ñîñòîÿíèÿ. psylib.org.ua
Îäèí èç ÿð÷àéøèõ ïðåäñòàâèòåëåé âèçàíòèéñêîãî èñèõàçìà, ñî÷èíèòåëü ðåëèãèîçíîé ëèðèêè, òàê íàçûâàåìûõ «Ãèìíîâ», Ñèìåîí Íîâûé Áîãîñëîâ (X-XI ââ.) â îäíîì èç ñâîèõ «ãèìíîâ» òàê îïèñàë ïðîöåññ ñîåäèíåíèÿ ñ «Áåçíà÷àëüíûì, Áåñêîíå÷íûì, è Íåòâàðíûì, è Íåçðèìûì»:
Óãëóáëÿÿñü â ñåáÿ, â ñåáå æå
Îáðåòàþ ÑÂÅÒ èñêîìûé.
 ñàìîì ñðåäîòî÷üå ñåðäöà
Âèæó ÑÂÅÒÎ× , êàê áû ñîëíöà
Êðóãîâèäíîå ïîäîáüå.
(íàïîìíþ: çäåñü è äàëåå âûäåëåíî ìíîþ. Â.Ã.)
Ïîñëå ïàäåíèÿ Âèçàíòèè èìåííî Ðóñü ñòàëà ïðååìíèöåé èñèõàçìà, ãäå îí îáð¸ë âòîðóþ ðîäèíó è ïîëó÷èë äàëüíåéøåå ðàçâèòèå. Ïîä èìåíåì «Èñóñîâîé ìîëèòâû» (Òàê, ñ îäíèì «è», èìÿ Õðèñòà ïèñàëîñü äî ðåôîðì Íèêîíà) èëè «óìíîé ìîëèòâû», êàê íàçâàë å¸ âïîñëåäñòâèè ïðåïîäîáíûé Íèë Ñîðñêèé, îí ñòàë ðàñïðîñòðàíÿòüñÿ íà Ðóñè ñðàçó âñëåä çà êðåùåíèåì. Ïðåïîäîáíûé Àíòîíèé, îñíîâàòåëü Êèåâî-Ïå÷åðñêîé Ëàâðû, ïîäâèçàëñÿ íà Àôîíå, ãäå ïðîø¸ë îáó÷åíèå èñèõàñòñêèì ïñèõîòåõíèêàì ó àôîíñêèõ ìîíàõîâ, è êèåâî-ïå÷åðñêîå ìîíàøåñòâî äîìîíãîëüñêîãî ïåðèîäà ìîæíî ïî ïðàâó ñ÷èòàòü åñëè è íå åäèíñòâåííûì, òî îäíèì èç âàæíåéøèõ î÷àãîâ ðàñïðîñòðàíåíèÿ âèçàíòèéñêîé ìèñòè÷åñêîé òðàäèöèè. Êî âðåìåíè Ìîñêîâñêîé Ðóñè XIV — XV âåêîâ âëèÿíèå èñèõàçìà ñêàçûâàåòñÿ óæå âî ìíîãèõ ñôåðàõ êóëüòóðû, öåðêîâíîé è ñîöèàëüíîé æèçíè. Ê ýòîé òðàäèöèè ïðèìûêàþò òàêèå äóõîâíûå àâòîðèòåòû, êàê Ñåðãèé Ðàäîíåæñêèé, Ôåîôàí Ãðåê, Àíäðåé Ðóáë¸â. Ïðîèçâåäåíèÿ, ñîçäàííûå âåëèêèì Ðóáë¸âûì, ïðîèçâîäèëè íà ñîâðåìåííèêîâ ñèëüíåéøåå âïå÷àòëåíèå. Çíàìåíèòàÿ «Òðîèöà» áûëà íå ïðîñòî ïðåäìåòîì êóëüòà, ê êîòîðîìó íàäî îáðàùàòüñÿ ñ ìîëèòâîé è ïðèêëàäûâàòüñÿ ê íåìó. Îíà òðåáîâàëà óãëóáë¸ííîãî ÑÎÇÅÐÖÀÍÈß, ÷òî áûëî ïî ñóòè òîé ñàìîé «óìíîé ìîëèòâîé», ââîäÿùåé ñîçåðöàòåëÿ èêîíû â òðàíñ è âîçíîñèëà åãî ê «ãîðíåìó». Íåèçâåñòíûé âèçàíòèéñêèé àâòîð ñáîðíèêà áîãîñëîâñêèõ ñî÷èíåíèé, âîøåäøèé â èñòîðèþ ïîä èìåíåì Ïñåâäî-Äèîíèñèé Àðåîïàãèò ïèñàë î ñâÿçè èçîáðàæåíèé ñ íåìàòåðèàëüíûì «ãîðíèì» ìèðîì:
«Íåâåùåñòâåííûå ÷èíû ïðåäñòàâëåíû â ðàçëè÷íûõ âåùåñòâåííûõ îáðàçàõ è óïîäîáèòåëüíûõ èçîáðàæåíèÿõ, äàáû ìû ïî ìåðå ñèë íàøèõ îò ñâÿùåííûõ èçîáðàæåíèé âîñõîäèëè ê òîìó, ÷òî èìè îáîçíà÷àåòñÿ, — ê ïðîñòîìó è íå èìåþùåìó íèêàêîãî ÷óâñòâåííîãî îáðàçà».
Öèò. ïî: Ì. Àëïàòîâ. Àíäðåé Ðóáë¸â. icon-art-info
Ãåíèàëüíàÿ «Òðîèöà» ÿâëÿåòñÿ ïðèìåðîì òîãî, êàê ÷åðåç «óïîäîáèòåëüíîå èçîáðàæåíèå» òð¸õ àíãåëîâ, ÷åðåç óãëóáë¸ííîå ñîçåðöàíèå èêîíû äîñòèãàåòñÿ âîñõîæäåíèå ê «íåâåùåñòâåííûì ÷èíàì», «íå èìåþùèì íèêàêîãî ÷óâñòâåííîãî îáðàçà». Äëÿ ýòîé öåëè Ðóáë¸â èñïîëüçîâàë âñå èçîáðàçèòåëüíûå ñðåäñòâà: öâåò, êîìïîçèöèþ, ñèììåòðèþ, ðèòìè÷åñêèå ïîâòîðû, ïîäîáíûå ðèôìàì è àëëèòåðàöèÿì (ïîâòîðåíèÿì îäèíàêîâûõ èëè îäíîðîäíûõ ñîãëàñíûõ) ñòèõîòâîðíîé ðå÷è, íåçðèìî ïðèñóòñòâóþùèé â èçîáðàæåíèè êðóã — òðàäèöèîííûé îáðàç íåáà, ñâåòà è Áîãà, ñîçäàþùèé îùóùåíèå ãàðìîíè÷åñêîãî ñîâåðøåíñòâà, îäíîâðåìåííî äâèæåíèÿ è ïîêîÿ, åäèíñòâà è öåëîñòíîñòè, ïîäîáèÿ ÷àñòè è öåëîãî.
«Ðóáëåâó â ñâîåé «Òðîèöå» óäàëîñü òî, ÷åãî íå óäàâàëîñü íè îäíîìó èç åãî ïðåäøåñòâåííèêîâ, — âûðàçèòü â èñêóññòâå òî ïðåäñòàâëåíèå î ÅÄÈÍÑÒÂÅ è ÌÍÎÆÅÑÒÂÅÍÍÎÑÒÈ, î ïðåîáëàäàíèè îäíîãî íàä äâóìÿ è î ðàâåíñòâå òðåõ, î ñïîêîéñòâèè è î äâèæåíèè, òî ÅÄÈÍÑÒÂÎ ÏÐÎÒÈÂÎÏÎËÎÆÍÎÑÒÅÉ
».
âåëèêàÿ Ðîññèÿ âî âñ¸ì áóäåò ñîãëàñíà ñî âñåëåíñêèìè ïàòðèàðõàìè». Íî îáúåêòèâíî ðåôîðìà âñòóïàëà â ïðîòèâîðå÷èå ñ óæå ñëîæèâøèìñÿ çà øåñòüñîò ñ ëèøíèì ëåò ðóññêèì ïðàâîñëàâèåì è ðàçäåëèëà Ðóñü Ìîñêîâñêóþ íà äâà âðàæäåáíûõ ëàãåðÿ. Ïðîòîïîï Àââàêóì è åãî ïîñëåäîâàòåëè ïðèçûâàëè íàðîä íå ïîä÷èíÿòüñÿ ðåôîðìàòîðàì, êîòîðûå, ïî èõ ñëîâàì, «îòâðàùàþò îò èñòèííîé âåðû, âåëÿò ñëóæèòü íà ëÿöêèõ (ïîëüñêèõ) êðûæàõ ïî íîâûì ñëóæåáíèêàì; íå áóäåì ïðèíèìàòü ëàòèíñêîé ñëóæáû è åðåòè÷åñêîãî ÷èíà».
Â. Ñåðãååâ. Ðóáë¸â. litmir.me
Íàèáîëåå ïîëíîå è ÷èñòîå âûðàæåíèå ðóññêîãî èñèõàçìà ÿâëÿåò ñîáîé ìîíàøåñêîå äâèæåíèå íåñòÿæàòåëüñòâà, ïðåäâîäèìîå ñâ. Íèëîì Ñîðñêèì.
Ðàçóìååòñÿ, ïåðåñàæåííûé íà ðóññêóþ ïî÷âó, âèçàíòèéñêèé èñèõàçì íå ìîã íå îáðåñòè ÷èñòî ðóññêîãî ñâîåîáðàçèÿ. Ýòî ñâÿçàíî ñ òåì, Ðóñü íå èìåëà, â îòëè÷èå îò Âèçàíòèè, ðàçâèòîé êíèæíîé ôèëîñîôñêîé òðàäèöèè, è ïîýòîìó ôèëîñîôñêèå òåîðåòè÷åñêèå òðóäû êîðèôååâ èñèõàçìà Ìàêñèìà Èñïîâåäíèêà, Ãðèãîðèÿ Ïàëàìû è äðóãèõ íå áûëè îñâîåíû íà Ðóñè âïëîòü äî XX âåêà, äà è, î÷åâèäíî, ïåðåâîäîâ èõ òðóäîâ ïðîñòî íå áûëî. Ãîðàçäî êîðî÷å áûë ïóòü ïðàêòè÷åñêîãî îñâîåíèÿ èñèõàñòñêîé äóõîâíîé ïðàêòèêè íåïîñðåäñòâåííî îò ïðÿìûõ íîñèòåëåé òðàäèöèè, àôîíñêèõ ïîäâèæíèêîâ åïèñêîïà Âàñèëèÿ (Êðèâîøåèíà), èãóìåíà Ñîôðîíèÿ (Ñàõàðîâà) è àôîíñêèõ áîãîñëîâîâ ðóññêîé äèàñïîðû. Ëèø¸ííûé ñâîåé áîãîñëîâñêîé è èíòåëëåêòóàëüíîé ñîñòàâëÿþùåé, èñèõàçì ëåãêî âîñïðèíèìàëñÿ ïðîñòûì íàðîäîì, ñòàâ äîñòîÿíèåì íå ñòîëüêî èíòåëëèãåíöèè, èíòåëëåêòóàëîâ, ñêîëüêî ëþäåé íèçøèõ ñîñëîâèé, ïðîñòîíàðîäüÿ.
È èñèõàçì, è åãî âåòâü ñòàð÷åñòâî ðàçâèâàëèñü, ïðåîäîëåâàÿ ñîïðîòèâëåíèå äðóãîé ëèíèè â ðóññêîì ïðàâîñëàâèè ëèíèè ñàêðàëèçàöèè. Ñàêðàëèçàöèåé (îò ëàòèíñêîãî sacro îñâÿùàòü, îáúÿâëÿòü ñâÿùåííûì) íàçûâàþò ïðåâðàùåíèå ÷åãî-ëèáî â ñâÿùåííîå, íàäåëåíèå îáúåêòà ñàêðàëüíûì ñìûñëîì. Íàïðèìåð, îñâÿùåíèå ïàñõàëüíûõ ÿèö, êóëè÷åé, ïðîñôîð, èêîí, öåðêâåé åñòü ñàêðàëèçàöèÿ, òî åñòü, ïîä÷èíåíèå Áîãó.  XVII âåêå íàñòóïèë ïåðèîä óïàäêà «óìíîé ìîëèòâû», è ëèøü êîå-ãäå ïîäñïóäíî òåïëèëèñü îòäåëüíûå î÷àãè èñèõàçìà. Âïðî÷åì, ýòèì óïàäêîì áûë îõâà÷åí âåñü òîãäàøíèé ïðàâîñëàâíûé ìèð, â òîì ÷èñëå Ãðåöèÿ è äàæå ñàì Àôîí, è èìåííî èç Ãðåöèè ýòîò óïàäîê ïðèø¸ë â Ðîññèþ ñ öåðêîâíîé ðåôîðìîé Íèêîíà.
Ðåôîðìà äîëæíà áûëà óñòðàíèòü ðàçíî÷òåíèÿ â öåðêîâíûõ êíèãàõ è ïðèâåñòè ðóññêóþ öåðêîâü â ñîîòâåòñòâèå ñ âîñòî÷íîé öåðêîâüþ â ëèòóðãèè è âîîáùå â áîãîñëóæåíèè. Êàê áûëî ïèñàíî â ãðàìîòå âñåëåíñêèõ ïàòðèàðõîâ íà ó÷ðåæäåíèå ïàòðèàðøåñòâà â Ìîñêîâñêîì ãîñóäàðñòâå, «
ïóñòü ïðàâîñëàâíàÿ âåëèêàÿ Ðîññèÿ âî âñ¸ì áóäåò ñîãëàñíà ñî âñåëåíñêèìè ïàòðèàðõàìè». Íî îáúåêòèâíî ðåôîðìà âñòóïàëà â ïðîòèâîðå÷èå ñ óæå ñëîæèâøèìñÿ çà øåñòüñîò ñ ëèøíèì ëåò ðóññêèì ïðàâîñëàâèåì è ðàçäåëèëà Ðóñü Ìîñêîâñêóþ íà äâà âðàæäåáíûõ ëàãåðÿ. Ïðîòîïîï Àââàêóì è åãî ïîñëåäîâàòåëè ïðèçûâàëè íàðîä íå ïîä÷èíÿòüñÿ ðåôîðìàòîðàì, êîòîðûå, ïî èõ ñëîâàì, «îòâðàùàþò îò èñòèííîé âåðû, âåëÿò ñëóæèòü íà ëÿöêèõ (ïîëüñêèõ) êðûæàõ ïî íîâûì ñëóæåáíèêàì; íå áóäåì ïðèíèìàòü ëàòèíñêîé ñëóæáû è åðåòè÷åñêîãî ÷èíà».
Âìåñòå ñ äâîåïåðñòèåì, íàïèñàíèåì «Èñóñ» âìåñòî íèêîíèàíñêîãî «Èèñóñ» è ïðî÷èì, â îáíîâë¸ííóþ íèêîíèàíñêóþ öåðêîâü íå âîø¸ë è èñèõàçì, ñîõðàíèâøèñü òîëüêî â îáùèíàõ ñòàðîîáðÿäöåâ, è ëèøü â XVIII âåêå «Èèñóñîâà ìîëèòâà» è ñòàð÷åñòâî áûëè âîçðîæäåíû óñèëèÿìè ñòàðöà Ïàèñèÿ Âåëè÷êîâñêîãî, è óæå â XIX âåêå èñèõàñòñêàÿ òðàäèöèÿ ïåðåæèâàåò ðàñöâåò. Ïîÿâèëèñü âåëèêèå ïîäâèæíèêè è ó÷èòåëÿ èñèõàñòñêîé äóõîâíîñòè Ñåðàôèì Ñàðîâñêèé, Èãíàòèé Áðÿí÷àíèíîâ, Ôåîôàí Çàòâîðíèê è Îïòèíñêèå ñòàðöû. È â òî æå âðåìÿ íàïðÿæ¸ííûå îòíîøåíèÿ ìåæäó ïðèâåðæåíöàìè «óìíîé ìîëèòâû» è ëèíèåé ñàêðàëèçàöèè, âîöàðèâøåéñÿ â íèêîíèàíñêîé öåðêâè ïðîäîëæàëà ñîõðàíÿòüñÿ.  äóõîâíûõ àêàäåìèÿõ XIX-XX âåêîâ îáó÷àëèñü ïî ó÷åáíèêàì, â êîòîðûõ ÷àñòî óòâåðæäàëîñü, ÷òî èñèõàçì ýòî äóõîâíîå îòêëîíåíèå è äàæå åðåñü, çàèìñòâîâàííàÿ èç Èíäèè, îò ôàêèðîâ è éîãîâ.  «Áðàòüÿõ Êàðàìàçîâûõ» Ô.Ì. Äîñòîåâñêèé ïèøåò îá ýòîì ïðîòèâîñòîÿíèè:
«Âîçðîæäåíî æå îíî ó íàñ îïÿòü ñ êîíöà ïðîøëîãî ñòîëåòèÿ îäíèì èç âåëèêèõ ïîäâèæíèêîâ (êàê íàçûâàþò åãî) Ïàèñèåì Âåëè÷êîâñêèì è ó÷åíèêàìè åãî, íî è äîñåëå, äàæå ÷åðåç ñòî ïî÷òè ëåò, ñóùåñòâóåò âåñüìà åù¸ íå âî ìíîãèõ ìîíàñòûðÿõ è äàæå ïîäâåðãàëîñü èíîãäà ïî÷òè ÷òî ãîíåíèÿì, êàê íåñëûõàííîå ïî Ðîññèè íîâøåñòâî. [ ] Ê ñòàðöàì íàøåãî ìîíàñòûðÿ ñòåêàëèñü, íàïðèìåð, è ïðîñòîëþäèíû è ñàìûå çíàòíûå ëþäè, ñ òåì ÷òîáû, ïîâåðãàÿñü ïðåä íèìè (ñòàðöàìè), èñïîâåäîâàòü èì ñâîè ñîìíåíèÿ, ñâîè ãðåõè, ñâîè ñòðàäàíèÿ è èñïðîñèòü ñîâåòà è íàñòàâëåíèÿ. Âèäÿ ýòî, ïðîòèâíèêè ñòàðöåâ êðè÷àëè, âìåñòå ñ ïðî÷èìè îáâèíåíèÿìè, ÷òî çäåñü ñàìîâëàñòíî è ëåãêîìûñëåííî óíèæàåòñÿ òàèíñòâî èñïîâåäè, õîòÿ áåñïðåðûâíîå èñïîâåäîâàíèå ñâîåé äóøè ñòàðöó ïîñëóøíèêîì åãî èëè ñâåòñêèì ïðîèçâîäèòñÿ ñîâñåì íå êàê òàèíñòâî. Êîí÷èëîñü, îäíàêî, òåì, ÷òî ñòàð÷åñòâî óäåðæàëîñü è ìàëî-ïîìàëó ïî ðóññêèì ìîíàñòûðÿì âîäâîðÿåòñÿ».
 ïåðèîä ñîâåòñêîé âëàñòè öåíòð ðóññêîãî èñèõàçìà ïåðåìåñòèëñÿ â Çàïàäíóþ Åâðîïó è Àìåðèêó, ãäå îí ïðîäîëæàë ðàçâèâàòüñÿ óñèëèÿìè ðóññêèõ ýìèãðàíòîâ, ó÷¸íûõ è áîãîñëîâîâ Â. Ëîññêîãî, Ã. Ôëîðîâñêîãî, Â. Êðèâîøåèíà, È. Ìåéåíäîðôà. Èíîãäà ýòîò ýòàï ïðàâîñëàâíîé ìûñëè äàæå íàçûâàþò «íåîïàëàìèçìîì» (ïî èìåíè Ãðèãîðèÿ Ïàëàìû, âèçàíòèéñêîãî ôèëîñîôà è áîãîñëîâà, ñèñòåìàòèçèðîâàâøåãî è ôèëîñîôñêè îáîñíîâàâøåãî ïðàêòèêè èñèõàçìà) è äàæå «íåîèñèõàçìîì». Èìåííî â ýòîò ïåðèîä óñèëèÿìè ýòèõ äåÿòåëåé áûëî îñìûñëåíî è ïðîäîëæåíî òî, ÷òî íå áûëî âîñïðèíÿòî ðóññêèìè èñèõàñòàìè è ñòàðöàìè, à èìåííî áîãîñëîâñêî-ôèëîñîôñêîå íàñëåäèå Ìàêñèìà Èñïîâåäíèêà è îñîáåííî Ãðèãîðèÿ Ïàëàìû. Ëîññêèé äàë öåëüíîå èçëîæåíèå ïðàâîñëàâíîãî áîãîñëîâèÿ â ñâåòå èñèõàçìà, Ôëîðîâñêèé îïèñàë ñïåöèôèêó ïðàâîñëàâíîé ìûñëè. Ê èõ äåÿòåëüíîñòè òåñíî ïðèìûêàþò òðóäû êðóïíûõ ïðàâîñëàâíûõ áîãîñëîâîâ Ðóìûíèè, Ñåðáèè, Àíãëèè è Ãðåöèè. Îôîðìèâøèéñÿ â ýòèõ ñòðàíàõ èñèõàçì ïîä íàçâàíèåì «ïðàâîñëàâíûé ýíåðãåòèçì» ïðîäîëæàåò ðàçâèâàòüñÿ è â íàøè äíè.
4. ×ÒÎ ÒÀÊÎÅ «ÄÀλ
«Îêóíèòåñü â áåçãðàíè÷íîå, è ñäåëàéòå åãî ñâîèì æèëèùåì» — íàñòàâëÿë äàîññêèé ó÷èòåëü IV âåêà äî í.ý. ×æóàí-öçû. Ýòî áåçãðàíè÷íîå äàîñû íàçûâàþò ñëîâîì «äàî», ÷òî çíà÷èò «ïóòü». Äàî ýòî ïóòü, êîòîðîìó ñëåäóåò âñ¸ âîêðóã: çàêîíû ïðèðîäû, õîä ñîáûòèé, äâèæåíèå ìàòåðèè è ýíåðãèè. Îäíàæäû Ó÷èòåëü Äóí-ãî ñïðîñèë ×æóàí-öçû: «Òî, ÷òî çîâ¸òñÿ äàî ãäå îíî ïðåáûâàåò?» ×æóàí-öçû îòâåòèë: «Îíî â ìî÷å è ãîâíå», òî åñòü, âî âñ¸ì, â òîì ÷èñëå è â òàêèõ íåïðèÿòíûõ ÷åëîâåêó âåùåñòâàõ, êàê ìî÷à è íó, âû çíàåòå, ÷èòàòåëü, â ÷¸ì åù¸. È â êàæäîì èç íàñ òîæå ïðåáûâàåò äàî. Ýòî åâðîïåéöó ïîíÿòü íå ñëîæíî, à ðåëèãèîçíûé ÷åëîâåê íàâåðíÿêà ñêàæåò: äà âåäü òóò íåò íè÷åãî äëÿ íàñ íîâîãî! Òî, ÷òî äàîñû íàçûâàåòñÿ «äàî» åñòü íè ÷òî èíîå, êàê Áîã òâîðåö Âñåëåííîé. Íî äàîñû íå ñ÷èòàþò äàî Áîãîì, îíî ñêîðåå èìååò îòíîøåíèå íå ê ìåòàôèçèêå (ìåòàôèçèêà ó÷åíèå î ñâåðõ÷óâñòâåííûõ íà÷àëàõ áûòèÿ), à ê ÑÎÂÐÅÌÅÍÍÎÉ ÔÈÇÈÊÅ, è íå ñëó÷àéíî äàîñèçì ñî âòîðîé ïîëîâèíû XX âåêà, íà âîëíå íîâûõ îòêðûòèé, ñòàë òàê ïîïóëÿðåí ñðåäè ôèçèêîâ â í¸ì îíè íàõîäÿò ñîçâó÷èÿ èõ íàó÷íûì âûâîäàì î «ñëîíå»-Âñåëåííîé. Äýâèä Ðîóçåí â ïðåäèñëîâèè ê ñâîåé êíèãå «Äàî Þíãà» ïèøåò: «Äàîñèçì ïðèâë¸ê ìåíÿ î÷åíü äàâíî, êîãäà ÿ âïåðâûå ïðî÷¸ë Ëàî-öçû. ß ïî÷óâñòâîâàë, ÷òî îí ïèñàë äëÿ ìåíÿ». Âûäàþùèéñÿ àíãëèéñêèé ôèçèê Äýâèä Áîì (1917-1992), èçâåñòíûé ñâîèìè ðàáîòàìè ïî êâàíòîâîé ôèçèêå, ôèëîñîôèè è íåéðîïñèõîëîãèè, â êíèãå «Öåëîñòíîñòü è ñêðûòûé ïîðÿäîê» îïèñûâàåò ðåàëüíîñòü êàê íåðóøèìîå öåëîå, íàõîäÿùååñÿ â ïîñòîÿííîì ïðîöåññå èçìåíåíèÿ, è âñå îáúåêòû, ñóùíîñòè è ñîáûòèÿ ïðîèñõîäÿò îò ÍÅÎÏÐÅÄÅËßÅÌÎÃÎ È ÍÅÏÎÇÍÀÂÀÅÌÎÃÎ ÖÅËÎÃÎ, òî åñòü, íà ÿçûêå äàîñîâ, äàî. Äàîñû óòâåðæäàþò: «Ìû íå ìîæåì ñêàçàòü ÷òî-ëèáî î äàî, ïîòîìó ÷òî íå â ñèëàõ åãî äàæå îïèñàòü».
«Îíî ïðè÷èíà áûòèÿ è íåáûòèÿ, íî íå åñòü íè áûòèå, íè íåáûòèå».
Äæóàí-öçû
Î òîì, ÷òî Âñåëåííàÿ ïðåäñòàâëÿåò èç ñåáÿ åäèíîå öåëîå, ãîâîðÿò ìíîãèå äðåâíèå äóõîâíûå ó÷åíèÿ, íî äàîñû èäóò åù¸ äàëüøå. Ïîñêîëüêó äàî åñòü íåðàçäåëüíîå öåëîå (ïî Áîìó « âñå ñòàáèëüíûå ñòðóêòóðû âî Âñåëåííîé ÿâëÿþòñÿ íå ÷åì èíûì, êàê àáñòðàêöèÿìè», òî åñòü, óìîçðèòåëüíûìè ñõåìàìè), ìû íå ìîæåì äåëàòü ðàçëè÷èé ìåæäó æèçíüþ è ñìåðòüþ, ïðàâèëüíûì è íåïðàâèëüíûì, ñâÿòûì è ìèðñêèì èëè ëþáûì «òåì» è «ýòèì». Ïðîòèâîïîëîæíîñòè ñâÿçàíû â ñâî¸ì ñóùåñòâîâàíèè è íåäåëèìû, è â ýòîì ñìûñëå âûñøàÿ ìóäðîñòü î Âñåëåííîé åñòü ÏÐÎÒÈÂÎÐÅ×ÈÅ È ÏÀÐÀÄÎÊÑ. ×æóàí-öçû ó÷èë:
«Âåðíîå íå âåðíî; òàêîâîå íå òàêîâî. Åñëè áû âåðíîå áûëî äåéñòâèòåëüíî âåðíî, îíî áû îòëè÷àëîñü îò íå âåðíîãî íàñòîëüêî, ÷òî íå áûëî áû íèêàêîé íåîáõîäèìîñòè â ñïîðàõ. Åñëè áû òàêîâîå áûëî äåéñòâèòåëüíî òàêîâî, îíî áû îòëè÷àëîñü îò íåòàêîâîãî íàñòîëüêî, ÷òî íå áûëî áû íåîáõîäèìîñòè â ñïîðàõ».
Áëèçêî ê ýòîìó ïðåäñòàâëåíèþ ïîäîø¸ë áåçûìÿííûé õðèñòèàíèí-ãíîñòèê, àâòîð àïîêðèôè÷åñêîãî òàê íàçûâàåìîãî «Åâàíãåëèÿ îò Ôèëèïïà», äàòèðóåìîãî III âåêîì:
«Ñâåò è òüìà, æèçíü è ñìåðòü, ïðàâîå è ëåâîå áðàòüÿ äðóã äðóãó. Èõ íåëüçÿ îòäåëèòü äðóã îò äðóãà. Ïîýòîìó è õîðîøèå íå õîðîøè, è æèçíü íå æèçíü, è ñìåðòü íå ñìåðòü. Ïîýòîìó êàæäûé áóäåò ðàçîðâàí â ñâîåé îñíîâå îò íà÷àëà. Íî òå, êòî âûøå ìèðà, — íåðàçîðâàííûå, âå÷íûå».
Êàê ïîíèìàòü äâå ïîñëåäíèå ôðàçû î ðàçîðâàííîñòè è íåðàçîðâàííîñòè?  ãíîñòè÷åñêîé êîíöåïöèè Ôèëîíà èç Àëåêñàíäðèè Åãèïåòñêîé (I â.) Áîã åñòü ñóùåñòâî, îõâàòûâàþùåå âñ¸ â ìèðå, ïîçíàòü è âûðàçèòü êîòîðîå íåâîçìîæíî (òî åñòü, Áîã ýòî òî æå ñàìîå, ÷òî äàî). Ïîñðåäíèêîì ìåæäó Áîãîì è ìèðîì ÿâëÿåòñÿ ëîãîñ (ñëîâî). Ïî Ôèëîíó, ÷åëîâåê ÷åðåç ëîãîñ ìîæåò äîñòè÷ü îáùåíèÿ ñ áîæåñòâîì â «áëàæåííîì ýêñòàçå» (òî åñòü, â ãëóáîêîì òðàíñå). Ñîãëàñíî ó÷åíèþ àâòîðà «Åâàíãåëèÿ îò Ôèëèïïà», ìàòåðèàëüíûé ìèð ýòî ìèð, ðàçîðâàííûé íà ïðîòèâîïîëîæíîñòè (äîáðî-çëî, ñâåò-òüìà, ìóæñêîå-æåíñêîå, ïðàâîå-ëåâîå, ïðàâäà-ëîæü, æèçíü-ñìåðòü è ò.ä.), íî îí íå áûë çàäóìàí òàêîâûì:
«Ìèð ïðîèçîø¸ë èç-çà îøèáêè. Èáî òîò, êòî ñîçäàë åãî, æåëàë ñîçäàòü åãî íåãèáíóùèì è áåññìåðòíûì. Îí ïîãèá è íå äîñòèã ñâîåé öåëè. Èáî íå áûëî íåðóøèìîñòè ìèðà è íåðóøèìîñòè òîãî, êòî ñîçäàë ìèð »
Åñëè ïðîïóñòèòü ìèôîëîãè÷åñêóþ ÷àñòü âçãëÿäîâ àâòîðà «Åâàíãåëèÿ îò Ôèëèïïà», â îñòàòêå îñòà¸òñÿ òî æå, ÷òî â äàîñèçìå è â ñîâðåìåííîé ôèçèêå: Âñåëåííàÿ «íåðàçîðâàíà», òî åñòü, ïðîòèâîïîëîæíîñòè â íåé íàõîäÿòñÿ â «áðàòñêîì» åäèíñòâå, è ëèøü â ìàòåðèàëüíîì ìèðå, ïî ñëîâàì àâòîðà Åâàíãåëèÿ, ñóùåñòâóåò ðàçîðâàííîñòü. Ó äàîñîâ ñâîé ïóòü ïðåîäîëåòü ÈËËÞÇÈÞ ðàçîðâàííîñòè:
«Çàáóäüòå î ãîäàõ; çàáóäüòå î ðàçëè÷èÿõ. Îêóíèòåñü â áåçãðàíè÷íîå »
×æóàí-öçû
Èñòîðè÷åñêè ñîâñåì íåäàâíî ôèçèêè áûëè óâåðåíû, ÷òî îäíàæäû, «îùóïàâ», ïîäîáíî ìóäðåöàì èç ïðèò÷è, Âñåëåííóþ ñî âñåõ ñòîðîí è ñëîæèâ âñå «ïàçëèêè», îíè îáðåòóò îêîí÷àòåëüíîå çíàíèå î íåé, î âñåõ çàêîíàõ, óïðàâëÿþùèõ åþ, òîãäà ïîëó÷àò âëàñòü íàä íåþ è ñìîãóò åþ óïðàâëÿòü, ïîäîáíî ïîãîíùèêó ñëîíà. Äàîñû åù¸ äâå ñ ëèøíèì òûñÿ÷è ëåò íàçàä çíàëè, ÷òî ýòîãî íèêîãäà íå áóäåò.  êíèãå «Äàî äý öçèí» («Êíèãà ïóòè è äîñòîèíñòâà»), ïðèïèñûâàåìîé îñíîâàòåëþ äàîñèçìà Ëàî-öçû, óòâåðæäàåòñÿ:
«Âû ïîëàãàåòå, ÷òî ñïîñîáíû âçÿòü â ñâîè ðóêè óïðàâëåíèå Âñåëåííîé è óëó÷øèòü å¸? ß ñîìíåâàþñü, ÷òî ýòî âîçìîæíî».
5. «ÍÀØÅ ÇÍÀÍÈÅ Î ÄÅÉÑÒÂÈÒÅËÜÍÎÑÒÈ ÅÑÒÜ ÍÅÇÍÀÍÈÅ».
Ëàî-öçû ó÷èë: «Êîãäà ãëóïåö ñëûøèò î äàî, îí ãðîìêî ñìå¸òñÿ. Åñëè áû îí íå ñìåÿëñÿ, ýòî íå áûëî áû äàî», òî åñòü, áîëüøèíñòâó ëþäåé ìóäðîñòü äàîñèçìà êàæåòñÿ àáñóðäîì, áåññìûñëèöåé, ïîòîìó ÷òî îíè íå ïåðåæèëè åãî êàê ÒÐÀÍÑÖÅÍÄÅÍÒÍÛÉ îïûò. ( Òðàíñöåíäå;íòíîñòü — òî, ÷òî ïðèíöèïèàëüíî íåäîñòóïíî îïûòíîìó ïîçíàíèþ, âûõîäèò çà ïðåäåëû ÷óâñòâåííîãî îïûòà, íàõîäèòñÿ «ïî òó ñòîðîíó» ÷åëîâå÷åñêîãî áûòèÿ, ïðîòèâîïîëîæíî ÈÌÌÀÍÅÍÒÍÎÌÓ, òî åñòü íàõîäÿùåìóñÿ «ïî ñþ (ýòó) ñòîðîíó» áûòèÿ).. Äàîññêîå ïðåäñòàâëåíèå î ìèðå, íàïîìíþ, ñðîäíè ñîâðåìåííîé ôèçèêå, ïîòîìó äàîñèçì òàê ïîïóëÿðåí ñðåäè ñîâðåìåííûõ ó÷¸íûõ-ôèçèêîâ, è íå ñëó÷àéíî àìåðèêàíñêèé ôèçèê Ôðèòüîô Êàïðà íàçâàë ñâîþ èçâåñòíóþ êíèãó «Äàî ôèçèêè», ñîïðîâîäèâ å¸ ïîäçàãîëîâêîì «Èññëåäîâàíèå ïàðàëëåëåé ìåæäó ñîâðåìåííîé ôèçèêîé è âîñòî÷íûì ìèñòèöèçìîì». Ðåäüÿðä Êèïëèíã ïèñàë:
Çàïàä åñòü Çàïàä, Âîñòîê åñòü Âîñòîê
èì íå ñîéòèñü íèêîãäà
Äî ñàìûõ ïîñëåäíèõ äíåé Çåìëè,
äî Ñòðàøíîãî Ñóäà
Íî Ãåòå â êíèãå «Çàïàäíî-âîñòî÷íûé Äèâàí» óòâåðæäàë îáðàòíîå:
Âîñòîê è Çàïàä
Óæå íå ìîãóò áûòü ðàçäåëåíû.
Âîñòîê è Çàïàä ñîåäèíèëèñü â ñîçíàíèè àìåðèêàíñêîãî ôèçèêà àâñòðèéñêîãî ïðîèñõîæäåíèÿ Êàïðû â íåðàçäåëüíîå öåëîå: îí îäíîâðåìåííî ñ÷èòàåò ñåáÿ áóääèñòîì è õðèñòèàíèíîì-êàòîëèêîì, è â ýòîì íåò íèêàêîãî ïðîòèâîðå÷èÿ: âñå åãî ðàáîòû èìåþò ñêðûòûé ïîäòåêñò: «ÌÅÆÄÓ ÂÑÅÌ ÑÓÙÅÑÒÂÓÞÒ ÑÊÐÛÒÛÅ ÑÂßÇÈ». Ó ìåíÿ åñòü çíàêîìàÿ ôàíàòè÷íî âåðóþùàÿ ïðàâîñëàâíàÿ õðèñòèàíêà, è îíà ïðèõîäèò â íåèñòîâñòâî îò îäíîãî òîëüêî ñëîâà «áóääèçì», õîòÿ âðÿä ëè ó íå¸ åñòü õîòÿ áû ñàìûå òóìàííûå ïðåäñòàâëåíèÿ î í¸ì. È óáåäèòü å¸ â òîì, ÷òî ìåæäó áóääèçìîì è õðèñòèàíñòâîì åñòü ñêðûòûå ñâÿçè, íåâîçìîæíî. È ñ òî÷êè çðåíèÿ ëîãèêè çàïàäíîãî ÷åëîâåêà, îíà ñîâåðøåííî ïðàâà: âåäü åñëè åñòü îäíà åäèíñòâåííî ïðàâèëüíàÿ ðåëèãèÿ, è ýòà ðåëèãèÿ, åñòåñòâåííî, õðèñòèàíñòâî, ïðè÷¸ì â ïðàâîñëàâíîì âàðèàíòå, òî áóääèçì, ñîîòâåòñòâåííî, ëæåðåëèãèÿ è åãî ìîæíî ïðåçèðàòü, ïîíîñèòü, íåíàâèäåòü «äî ñàìûõ ïîñëåäíèõ äíåé çåìëè, äî Ñòðàøíîãî Ñóäà». À ìåæäó òåì, ýòè ñêðûòûå ñâÿçè äåéñòâèòåëüíî åñòü. Âûøå ÿ îáåùàë ïîêàçàòü, ïî÷åìó â ïðèò÷å î ñëîíå è ìóäðåöàõ êàæäûé ìóäðåö ïðàâ. Ñåé÷àñ ïðèøëî äëÿ ýòîãî âðåìÿ.
Ìåæäó âñåìè ìóäðåöàìè, ïðè âñ¸ì èõ âíåøíåì íåñîãëàñèè, ñóùåñòâóþò ýòè ñàìûå «ñêðûòûå ñâÿçè», è áóääèçì ñ õðèñòèàíñòâîì ýòî äâà ìóäðåöà èç âîñòî÷íîé ïðèò÷è. Î òîì, êàêèå «ñêðûòûå ñâÿçè» åñòü â áóääèçìå è ïðàâîñëàâèè, ïîêàçàë â ñâîåé êíèãå «Ñïîíòàííîñòü ñîçíàíèÿ» (litmir.me) íûíå ïîêîéíûé Â. Íàëèìîâ, ñîâåòñêèé è ðîññèéñêèé ìàòåìàòèê, ôèëîñîô, ìàòåìàòèê, ïðîôåññîð ÌÃÓ, ñîçäàòåëü è ðóêîâîäèòåëü íåñêîëüêèõ íîâûõ íàó÷íûõ íàïðàâëåíèé: ìåòðîëîãèè êîëè÷åñòâåííîãî àíàëèçà, õèìè÷åñêîé êèáåðíåòèêè, ìàòåìàòè÷åñêîé òåîðèè ýêñïåðèìåíòà è íàóêîìåòðèè. Òåêñò Íàëèìîâà ñëîæåí, èçîáèëóåò íåïîíÿòíûìè øèðîêîìó êðóãó íàó÷íûìè òåðìèíàìè, ïîýòîìó ïîçâîëþ ñåáå ïðèâåñòè åãî â ñâî¸ì ïåðåñêàçå.
Ó÷¸íûé îáðàùàåò âíèìàíèå íà òî, ÷òî, êàê îí ïèøåò, «õðèñòèàíñêàÿ ìûñëü âñåãäà áûëà êðàéíå íåîäíîðîäíîé è ìíîãîñëîéíîé», ïðè÷¸ì îí áåð¸ò õðèñòèàíñòâî íå â óçêîì ñìûñëå, ðàññìàòðèâàÿ ëèøü îäíó èç åãî âåòâåé, áóäü òî ïðàâîñëàâèå, êàòîëè÷åñòâî, ïðîòåñòàíòèçì è ò.ä., à â ñàìîì øèðîêîì, èñïîëüçóÿ íå òîëüêî êàíîíè÷åñêèå åâàíãåëèÿ, íî è àïîêðèôû. Ïðè òàêîì ïîäõîäå õðèñòèàíñòâî äåéñòâèòåëüíî îêàçûâàåòñÿ «íåîäíîðîäíûì è ìíîãîñëîéíûì». Íî äàæå åñëè ñîñðåäîòî÷èòüñÿ òîëüêî íà ÷åòûð¸õ êàíîíè÷åñêèõ êíèãàõ Íîâîãî çàâåòà, à òàêæå Äåÿíèÿõ àïîñòîëîâ, èõ Ïîñëàíèÿõ è Îòêðîâåíèè, õðèñòèàíñòâî, åñëè ïîäõîäèòü ê íåìó íå ïðåäâçÿòî è îáúåêòèâíî, äîâîëüíî ïðîòèâîðå÷èâîå ó÷åíèå. Ïîëüñêèé ïèñàòåëü, àâòîð íàó÷íî-ïîïóëÿðíûõ êíèã ïî èñòîðèè äðåâíèõ öèâèëèçàöèé è êóëüòóð Çåíîí Êîñèäîâñêèé ïèñàë ïî ýòîìó ïîâîäó:
« åâàíãåëèÿ ïðåäñòàâëÿþò ñîáîþ ïîèñòèíå ôàíòàñòè÷åñêèé êîíãëîìåðàò ïðîòèâîðå÷èé, íåäîìîëâîê è ðàñõîæäåíèé. Ýòî îáñòîÿòåëüñòâî òðåâîæèëî äàæå íåêîòîðûõ îñíîâîïîëîæíèêîâ õðèñòèàíñòâà. Áëàæåííûé Àâãóñòèí, íàïðèìåð, çàÿâèë: «ß áû òîæå íå âåðèë åâàíãåëèÿì, åñëè á ìíå íå ïîâåëåâàë àâòîðèòåò öåðêâè» («Contra Taustum Manichaeum», 25, 1, 3). Ëþòåð çàíÿë â ýòîì âîïðîñå åù¸ áîëåå óêëîí÷èâóþ ïîçèöèþ, äàâàÿ ñâîèì ñòîðîííèêàì ñëåäóþùóþ èíñòðóêöèþ: « åñëè âîçíèêíåò êàêàÿ-íèáóäü òðóäíîñòü îòíîñèòåëüíî Ñâÿùåííîãî ïèñàíèÿ è ìû íå ñìîæåì å¸ ðàçðåøèòü, òî íàì ïðîñòî íå íóæíî êàñàòüñÿ ýòîãî âîïðîñà, âîîáùå».
Çåíîí Êîñèäîâñêèé. Ñêàçàíèÿ åâàíãåëèñòîâ. litmir.me
Â.Â. Íàëèìîâ ïðèâîäèò îäíî èç òàêèõ ïðîòèâîðå÷èé:
«Ìô 10:34. Íå äóìàéòå, ÷òî ÿ ïðèø¸ë ïðèíåñòè ìèð íà çåìëþ: íå ìèð ïðèø¸ë ÿ ïðèíåñòè, íî ìå÷.
Ìô. 26:32. Òîãäà ãîâîðèò åìó Èèñóñ: âîçâðàòè ìå÷ òâîé â åãî ìåñòî, èáî âñå, âçÿâøèå ìå÷, ìå÷îì ïîãèáíóò.
Ñ îäíîé ñòîðîíû — ïðèçûâ ê àêòèâíîìó, ïî ñóùåñòâó ðåâîëþöèîííîìó äåéñòâèþ, ñ äðóãîé — ïðåäóïðåæäåíèå ïðîòèâ ëþáîãî íàñèëèÿ, äàæå êîãäà íàñèëèå âûñòóïàåò â çàùèòó».
Íàëèìîâ Â.Â. Â ïîèñêàõ èíûõ ñìûñëîâ. — Ì.: Èçäàòåëüñêàÿ ãðóïïà «Ïðîãðåññ». — ñ.213
 òîé æå êíèãå Íàëèìîâ îòìå÷àåò, ÷òî ïîïûòêè äàòü «çàâåðø¸ííîå è êîìïàêòíîå èçëîæåíèå» Íîâîãî çàâåòà â èñòîðèè ïðåäïðèíèìàëèñü íåîäíîêðàòíî è ïðèâîäèò îäíó èç òàêèõ ïîïûòîê, ñäåëàííóþ â íà÷àëå XVII â Àíãëèè íåêèì Ñýìþýëåì Êëàðêîì:
«Èçó÷àÿ ïðîáëåìó Òðîèöû, îí âûïèñàë 880 îòíîñÿùèõñÿ ñþäà ðàçëè÷íûõ òåêñòîâ èç Íîâîãî Çàâåòà ïîä ðàçëè÷íûìè çàãîëîâêàìè è ïîïûòàëñÿ äàòü äîêòðèíàëüíóþ ÈÌÏËÈÊÀÖÈÞ òîãî îòêðîâåíèÿ, êîòîðîå ÿâíî ñîäåðæèòñÿ â Ñâÿùåííîì Ïèñàíèè. Åñòåñòâåííî, ÷òî ýòà ïîïûòêà áûëà îñóæäåíà.(èìïëèêàöèÿ, îò ëàò. implicatio -«ñâÿçü» — ëîãè÷åñêàÿ ñâÿçêà, ïðè êîòîðîé îäíî ñëåäóåò èç äðóãîãî, íàïðèìåð: «Åñëè ïîéä¸ò äîæäü, òî ÿ íàäåíó ïëàù». Â.Ã.).
Êëàðê áûë ýôôåêòèâíî íàêàçàí Àíãëèêàíñêîé öåðêîâüþ õîòÿ áû òåì, ÷òî åìó òàê è íå äàëè íèêîãäà åïèñêîïàòà, è åãî ñóäüáà îêàçàëàñü ïðåäóïðåæäàþùåé èñòîðèåé îá îïàñíîñòè óïîòðåáëåíèÿ Áèáëèè äëÿ óñòàíîâëåíèÿ ÈÑÒÈÍÍÎÉ ÕÐÈÑÒÈÀÍÑÊÎÉ ÂÅÐÛ!»
Íî ýòî çíà÷èò, ÷òî èñòèííîé õðèñòèàíñêîé âåðû â ñìûñëå ëîãè÷åñêè ñòðîéíîãî è íåïðîòèâîðå÷èâîãî ó÷åíèÿ íå ñóùåñòâóåò, îíà äåéñòâèòåëüíî íåîäíîðîäíà è ìíîãîñëîéíà. È ýòî íå åñòü íåäîñòàòîê èëè ëîæíîñòü õðèñòèàíñòâà, åñëè ðàññóæäàòü ñ òî÷êè çðåíèÿ àâñòðèéñêîãî ìàòåìàòèêà è ôèëîñîôà Êóðòà øäåëÿ. Ãîâîðÿ óïðîù¸ííî, ñóòü òåîðåìû øäåëÿ çàêëþ÷àåòñÿ â òîì, ÷òî ÅÑËÈ ÍÀØÅ ÑÓÆÄÅÍÈŠΠרÌ-ÒÎ ÍÅÏÐÎÒÈÂÎÐÅ×ÈÂÎ, ÇÍÀ×ÈÒ, ÎÍÎ ÍÅ ÏÎËÍÎ, À ÅÑËÈ ÎÍÎ ÏÎËÍÎ, ÒÎ ÎÁßÇÀÒÅËÜÍÎ ÏÐÎÒÈÂÎÐÅ×ÈÂÎ È ÏÀÐÀÄÎÊÑÀËÜÍÎ. È ÷åì äàëüøå ìû äâèæåìñÿ â ñòîðîíó ïîëíîòû çíàíèé, òåì ïðîòèâîðå÷èâåå è ïàðàäîêñàëüíåå áóäóò íàøè çíàíèÿ. Ïîêàæåì ýòî íà ïðèìåðå íàøåé ïðèò÷è: åñëè ìóäðåö óòâåðæäàåò, ÷òî ñëîí ïîõîæ íà ñòîëá, òî ýòî óòâåðæäåíèå è âåðíî (íîãà äåéñòâèòåëüíî ïîõîæà íà ñòîëá) è íåïðîòèâîðå÷èâî. Íî îíî íå ïîëíî, è, äâèãàÿñü â ñòîðîíó âñ¸ áîëüøåé ïîëíîòû çíàíèé î ñëîíå, ùóïàÿ õâîñò, óõî, æèâîò è ò.ä., ýòîò ìóäðåö ïðèä¸ò ê ïàðàäîêñó: ñëîí îäíîâðåìåííî ïîõîæ è íà ñòîëá, è íà âåð¸âêó, è íà îïàõàëî, è íà ñòåíó è ò.ä.
«Ìû ñìîòðèì íà âåùè ïîä ðàçíûìè óãëàìè, à èíîãäà âîîáùå ïîä îäíèì óãëîì íà ðàçíûå âåùè. Íî ÈÑÒÈÍÀ ÂÑÅÃÎ ÎÄÍÀ. Ýòî ÎÁÚÅÊÒÈÂÍÎ ÑÓÙÅÑÒÂÓÞÙÀß ÐÅÀËÜÍÎÑÒÜ».
Âîò òàê: ñîáðàë âñå «ïàçëèêè», ñëîæèë èõ, ïîëó÷èë «îáúåêòèâíî ñóùåñòâóþùóþ ðåàëüíîñòü» — è äàëüøå èçó÷àòü, íàõîäèòü íîâûå «ïàçëèêè» íåçà÷åì îêîí÷àòåëüíîå, íåïðîòèâîðå÷èâîå, íåïàðàäîêñàëüíîå, à, çíà÷èò, ñàìîå èñòèííîå-ïðåèñòèííîå çíàíèå î ñëîíå-Âñåëåííîé ïîëó÷åíî, è ìîæíî èäòè ïèòü ÷àé. Íà äåëå æå âñ¸ îáñòîèò ïðÿìî ïðîòèâîïîëîæíûì îáðàçîì. Òîò æå Íàëèìîâ â ïðåäèñëîâèè ê äðóãîé ñâîåé êíèãå «Â ïîèñêàõ èíûõ ñìûñëîâ» ïèøåò:
«Íàøå çíàíèå î äåéñòâèòåëüíîñòè åñòü ÍÅÇÍÀÍÈÅ (âûäåëåíî àâòîðîì. Â.Ã.) íå âóëüãàðíîå, íå ïðèìèòèâíîå, à õîðîøî îñìûñëåííîå, ïîä÷àñ äàæå ïîäòâåðæä¸ííîå íàó÷íûì ýêñïåðèìåíòîì è îáëà÷¸ííîå â ôîðìóëû. Ãîðèçîíò íàøåãî õîðîøî àðãóìåíòèðîâàííîãî íåçíàíèÿ òåïåðü íåñðàâíåííî øèðå òîãî, ÷òî áûë ó íàøèõ ïðåäêîâ».
Î òîì æå ïèñàë äîêòîð ôèëîñîôñêèõ íàóê Â.Í. ĸìèí
«Åùå äðåâíèå ìûñëèòåëè, ñðàâíèâàÿ çíàíèÿ ñ êðóãîì, à íåçíàíèÿ ñ îáëàñòüþ, íàõîäÿùåéñÿ çà åãî ïðåäåëàìè, ãîâîðèëè: ÷åì áîëüøå êðóã (òî åñòü ÷åì áîëüøå äîñòèãíóòîå çíàíèå), òåì áîëüøå òî÷åê ñîïðèêîñíîâåíèÿ åãî îêðóæíîñòè ñ ãðàíèöàìè íåçíàíèÿ (òî åñòü òåì áîëüøå ïðîáëåì âîçíèêàåò ïåðåä íàóêîé). Öèîëêîâñêèé òàêæå ïîä÷åðêèâàë: Âñÿ èçâåñòíàÿ íàì Âñåëåííàÿ òîëüêî íóëü è âñå íàøè çíàíèÿ, íàñòîÿùèå è áóäóùèå, íè÷òî â ñðàâíåíèè ñ òåì, ÷òî ìû íèêîãäà íå áóäåì çíàòü. […] Èçó÷åíèå Âñåëåííîé [ …] íèêîãäà íå áóäåò çàêîí÷åíî. Íàøå çíàíèå êàïëÿ, à íåçíàíèå îêåàí.
Â.Í. ĸìèí. Òàéíû áèîñôåðû è íîîñôåðû. sites. google.com
Âîò òå íà, ïðèåõàëè! Èçó÷àëè ñëîíà, èçó÷àëè, ùóïàëè åãî, ùóïàëè çà ðàçíûå ìåñòà, à â ðåçóëüòàòå «ãîðèçîíò íåçíàíèÿ» ñòàë ãîðàçäî øèðå, ÷åì îí áûë ó íàøèõ ïðåäêîâ! Äóìàëè, ÷òî íàøå íåçíàíèå î ñëîíå â ðåçóëüòàòå åãî èçó÷åíèÿ áóäåò ñòàíîâèòüñÿ âñ¸ ìåíüøå è ìåíüøå, óñûõàòü, ïîäîáíî øàãðåíåâîé êîæå, à çíàíèå âñ¸ áóäåò ðàñòè è ïóõíóòü êàê äðîææåâîå òåñòî, è â êîíå÷íîé òî÷êå íåçíàíèå äîéä¸ò äî íóëÿ, è áóäåò òîëüêî àáñîëþòíîíîå, òîòàëüíîå çíàíèå «èñòèíû», êîòîðàÿ «âñåãäà îäíà», òîëüêî çíàíèå «îáúåêòèâíî ñóùåñòâóþùåé ðåàëüíîñòè», íà äåëå æå âñ¸ ñ òî÷íîñòüþ äî íàîáîðîò: ÷åì áîëüøå ìû èçó÷àåì ñëîíà, òåì ìåíüøå ìû î í¸ì çíàåì, è â êîíöå êîíöîâ îñòà¸òñÿ òîëüêî ïðèçíàòü, ïîäîáíî Ñîêðàòó: «Î ñëîíå ÿ çíàþ òîëüêî òî, ÷òî ÿ î í¸ì íè÷åãî íå çíàþ» Äîæèëè! Íî íðàâèòñÿ íàì ýòî èëè íå íðàâèòñÿ ïðèõîäèòñÿ ýòî ïðèçíàòü.
Âîò êàê ýòà èñòèíà ìîæåò âûãëÿäåòü â ïðèò÷å î ñëîíå. Ìóäðåöû ñòîëêíóëèñü ñ ïàðàäîêñîì: ñëîí ïîõîæ îäíîâðåìåííî è íà âåð¸âêó, è íà îïàõàëî, è íà ñòîëá è íà ñòåíó, è, ÷òîáû ðàçðåøèòü ýòîò ïàðàäîêñ, ïðîäîëæèëè èçó÷åíèå è îáíàðóæèëè, ÷òî ó íåãî åñòü åù¸ êëûêè, õîáîò, øåðñòü, ãëàçà, ñêëàäêè íà êîæå, ðîò è ò.ä è âñ¸ ýòî òîæå íàäî èçó÷èòü è îïðåäåëèòü, íà ÷òî îíè ïîõîæè. Çíàíèé ñòàëî áîëüøå, à íåçíàíèå íå óìåíüøèëîñü, à óâåëè÷èëîñü. Èçó÷èëè, îïðåäåëèëè, ÷òî êëûêè ïîõîæè íà êðèâûå ñàáëè, õîáîò — íà ïîæàðíûé øëàíã, øåðñòü íà òðàâó è ò.ä . Ïîòîì îòêðûëîñü, ÷òî ó ñëîíà èìåþòñÿ íåèçó÷åííûå åù¸ óøíûå îòâåðñòèÿ, çðà÷êè â ãëàçàõ, êîãòè íà íîãàõ, àíóñ, è ò ä. Èçó÷èëè âñ¸, ÷òî ó ñëîíà ñíàðóæè, êàæäûé ñàíòèìåòð, êàæäûé ìèëèìåòð åãî ïîâåðõíîñòè îùóïàëè, â ëóïó ðàññìîòðåëè çíàíèé ñòàëî òàê ìíîãî, ÷òî, êàçàëîñü, äîøëè äî ñàìîãî äîíûøêà, ìîæíî óñïîêîèòüñÿ, ÷àþ ïîïèòü. Êàê áû íå òàê: âî ðòó ñëîíà ðîòîâîå îòâåðñòèå, âåäóùåå âãëóáü åãî îðãàíèçìà, à òàì òàêîå êîëè÷åñòâî íåèçâåñòíîãî, â ñðàâíåíèè ñ êîòîðûì âñ¸, ÷òî ìóäðåöàì óæå èçâåñòíî î ñëîíå, âñ¸ ðàâíî ÷òî áóêâàðü â ñðàâíåíèè ñ Áîëüøîé Ñîâåòñêîé ýíöèêëîïåäèåé. Ñòàëè èçó÷àòü âíóòðåííèå îðãàíû ñëîíà, íàïðèìåð, ñåðäöå: óçíàëè, ÷òî ðàçìåðû åãî ñåðäöà 68-45 ñì, òîëùèíà ñòåíêè ëåâîãî æåëóäî÷êà 8 ñì, ïðàâîãî 1,5 ñì. Ìàññà ñåðäöà 20-22 êã. Øèðèíà ïðîñâåòà àîðòû 25 ñì. Èìååòñÿ äâå âåðõíèõ ïîëûõ âåíû. Îáúåì êðîâè 10% îò ìàññû òåëà. ×èñëî ñîêðàùåíèé â ìèíóòó 25-30. Äàâëåíèå 178/118,7 ìì. ðò. ñò. Âñå äåòàëè ñåðäöà ïåðåñ÷èòàëè, èçó÷èëè, èçìåðèëè è òîëüêî îïÿòü îáíàðóæèëè, ÷òî íå çíàþò êóäà áîëüøå, ÷åì çíàþò. Âûÿñíèëîñü, ÷òî ëåâûé è ïðàâûé æåëóäî÷êè è èõ ñòåíêè, àîðòà, âåíû, êðîâü è ò.ä. âñå îíè, êàê äîì èç êèðïè÷åé, ñîñòîÿò èç ìåëü÷àéøèõ ÷àñòèö — êëåòîê, è âèäîâ ýòèõ êëåòîê êàê â Áðàçèëèè Ïåäðîâ, è íå ñîñ÷èòàåøü. È îïÿòü íîâîå ïîëó÷åííîå çíàíèå íå óìåíüøèëî îáú¸ì íåçíàíèÿ, à íàîáîðîò, ðàñêðûëî íîâûå ãîðèçîíòû íåèçâåñòíîãî è íåïîçíàííîãî. Âûÿñíèëè, ÷òî êàæäàÿ êëåòêà, ýòîò «êèðïè÷èê» — æèâàÿ, è íàäî æå óçíàòü, êàê îíà æèâàÿ, ïî÷åìó æèâàÿ, êàê îíà ïèòàåòñÿ, ñïèò, õîäèò â òóàëåò? Åñòü ëè ó íå¸ ãëàçà, ðîò, íîñ? Îêàçàëîñü, ÷òî íè÷åãî ýòîãî ó íå¸ íåò, à åñòü, íàïðèìåð, öèòîïëàçìà, ñâîáîäíûå ðèáîñîìû, ÿäðî, à â ÿäðå ÿäðûøêî, ÿäåðíàÿ îáîëî÷êà, ÿäåðíàÿ ïîðà, ãåòåðîõðîìàòèí, ýóõðîìàòèí
Îé, ó ìåíÿ ÷òî-òî ñ ãîëîâîé! Äàëüøå íå áóäó óãëóáëÿòüñÿ, ïåðåäîõíó ïîêà
 ïðîöåññå äàëüíåéøåãî èçó÷åíèÿ íàøè ìóäðåöû ïðèøëè ê îòêðûòèþ, ÷òî êëåòêè ñëîíà ñîñòîÿò èç ìîëåêóë, à ìîëåêóëû èç ìåëü÷àéøèõ íåäåëèìûõ, íåðàçðóøèìûõ è íåâèäèìûõ ãëàçîì ÷àñòèö àòîìîâ. Çíàíèé íàêîïèëîñü åù¸ áîëüøå, ÷åì áûëî, à íåçíàíèé ñíîâà âî ìíîãî ðàç áîëüøå. Îêàçàëîñü, ÷òî íèêàêèå ýòè àòîìû íå ñàìûå ìàëåíüêèå ÷àñòèöû è íèêàêèå îíè íå íåäåëèìûå, à ñîñòîÿò èç åù¸ áîëåå ìåëêèõ ÷àñòèö ïðîòîíîâ, íåéòðîíîâ è ýëåêòðîíîâ, î êîòîðûõ îïÿòü æå íè÷åãî íå èçâåñòíî, è èõ òîæå íàäî èçó÷àòü, ðàç óæ ââÿçàëèñü â ýòî äåëî íå áðîñàòü æå íà ïîëäîðîãå. Ñòàëè èçó÷àòü ìàìà äîðîãàÿ! çà ýòèìè òðåìÿ ñóáàòîìíûìè, òî åñòü, íàõîäÿùèìèñÿ â ñîñòàâå àòîìà, ÷àñòèöàìè áóêâàëüíî ñîòíè åù¸ áîëåå ìåëêèõ ñóáàòîìíûõ ÷àñòèö! È ýòî áû åù¸ íè÷åãî, è ê ýòîìó òîæå ìîæíî ïîñòåïåííî ïðèâûêíóòü. Íî âîò êàê ïðèâûêíóòü ê òîìó, ÷òî îíè, ýòè âïîëíå ñåáå ìàòåðèàëüíûå ÷àñòèöû, â òî æå ñàìîå âðåìÿ ñîâñåì íå ìàòåðèàëüíûå ÷àñòèöû, à âîëíû è(âîò çàñðàíöû!), òî âåäóò ñåáÿ êàê ìàòåðèàëüíûå ÷àñòèöû, à òî âäðóã ïðîÿâëÿþò âîëíîâûå ñâîéñòâà! Ýòî ÿâëåíèå íàøè ìóäðåöû íàçâàëè «êâàíòîâî-âîëíîâîé ïàðàäîêñ».
Ýêêëåçèàñò ñêàçàë: «Êòî óìíîæàåò ïîçíàíèÿ, óìíîæàåò ñêîðáü». Ýòî óæ êòî êàê, à ÿ ëè÷íî, óìíîæàÿ ïîçíàíèÿ, óìíîæàþ ðàäîñòü.  ñâåòå æå ñêàçàííîãî â äàííîé ãëàâå ÿ èçðå÷åíèå áèáëåéñêîãî ìóäðåöà ïåðåôðàçèðóþ òàê: «ÊÒÎ ÓÌÍÎÆÀÅÒ ÏÎÇÍÀÍÈß, ÒÎÒ ÓÌÍÎÆÀÅÒ ÅÙ¨ ÁÎËÜØÅÅ ÍÅÇÍÀÍÈÅ». Òàê ÷òî óìíîæàòü ïîçíàíèÿ è ïðè ýòîì óìíîæàòü ðàäîñòü ìîæíî áåñêîíå÷íî.
6. «×ÅÌ ÁËÈÆÅ Ê ÁÎÃÓ, ÒÅÌ ÎÒרÒËÈÂÅÅ ÏÐÎÒÈÂÎÐÅ×Èß».
Îäíàêî âåðí¸ìñÿ ê «ñêðûòûì ñâÿçÿì» ìåæäó õðèñòèàíñòâîì è áóääèçìîì.  êíèãå «Ñïîíòàííîñòü ñîçíàíèÿ» Íàëèìîâ ïðèâîäèò âûñêàçûâàíèå âûäàþùåãîñÿ ðóññêîãî ó÷¸íîãî, ôèëîñîôà, ïðàâîñëàâíîãî ñâÿùåííèêà è áîãîñëîâà Ïàâëà Ôëîðåíñêîãî î ïðîòèâîðå÷èâîñòè è ïàðàäîêñàëüíîñòè çíàíèé â åãî ðàáîòå «Ñòîëï è óòâåðæäåíèå èñòèíû. Îïûò ïðàâîñëàâíîé ôåîäèöèè â äâåíàäöàòè ïèñüìàõ» (ôåîäèöèÿ òî æå, ÷òî òåîäèöåÿ ðåëèãèîçíîå ó÷åíèå, öåëü êîòîðîãî äîêàçàòü, ÷òî ñóùåñòâîâàíèå â ìèðå çëà íå îòìåíÿåò ïðåäñòàâëåíèå î Áîãå êàê îá àáñîëþòíîì äîáðå):
«Äëÿ ðàññóäêà èñòèíà åñòü ïðîòèâîðå÷èå, è ýòî ïðîòèâîðå÷èå äåëàåòñÿ ÿâíûì, ëèøü òîëüêî èñòèíà ïîëó÷àåò ñëîâåñíóþ ôîðìóëèðîâêó. [
] Äðóãèìè ñëîâàìè, èñòèíà åñòü àíòèíîìèÿ, è íå ìîæåò íå áûòü òàêîâîþ. (Àíòèíîìèÿ ïðîòèâîðå÷èå ìåæäó äâóìÿ ïîëîæåíèÿìè, äîïóñêàþùèìè îäèíàêîâî óáåäèòåëüíîå ëîãè÷åñêîå îáîñíîâàíèå. Â.Ã.) [
]
Êíèãà Èîâà âñÿ ñîñòîèò èç ýòîãî óïëîòí¸ííîãî ïåðåæèâàíèÿ ïðîòèâîðå÷èÿ, âñÿ îíà ïîñòðîåíà íà èäåå àíòèíîìè÷íîñòè. [
]
Âñÿ öåðêîâíàÿ ñëóæáà, îñîáåííî æå êàíîíû è ñòèõèðû, ïåðåïîëíåíû ýòèì íåïðåñòàííî êèïÿùèì îñòðîóìèåì àíòèòåòè÷åñêèõ (ò.å. ñîäåðæàùèõ â ñåáå àíòèòåçèñ. Â.Ã.).ñîïîñòàâëåíèé è àíòèíîìè÷åñêèõ óòâåðæäåíèé. Ïðîòèâîðå÷èå! Îíî âñåãäà òàéíà äóøè òàéíà ìîëèòâû è ëþáâè. ×ÅÌ ÁËÈÆÅ Ê ÁÎÃÓ, ÒÅÌ ÎÒרÒËÈÂÅÅ ÏÐÎÒÈÂÎÐÅ×Èß». (âûäåëåíî ìíîþ. Â.Ã.)
Óïîìÿíóòàÿ Ôëîðåíñêèì êíèãà Èîâà äåéñòâèòåëüíî î÷åíü «áëèçêà Áîãó», ïîòîìó ÷òî êðàéíå ïðîòèâîðå÷èâà è àíòèòåòè÷íà. ß íå áóäó ïåðåñêàçûâàòü ñîäåðæàíèå ýòîé êíèãè, íå ÷èòàâøèå å¸ ìîãóò åãî ïîëó÷èòü î íåé ïðåäñòàâëåíèå õîòÿ áû èç êðàòêîãî ïåðåñêàçå â èíòåðíåòå. Îòìå÷ó ëèøü, êàê î íåé ñêàçàíî â îäíîì èç «êðàòêèõ ñîäåðæàíèé», ÷òî îíà ñ÷èòàåòñÿ «îäíèì èç âåëè÷àéøèõ òâîðåíèé âî âñåé ïîýçèè âñåõ íàðîäîâ è âðåì¸í» è «èìååò äèäàêòè÷åñêîå íàïðàâëåíèå», òî åñòü, ó÷èò ÷èòàòåëåé. È ÷åìó æå îíà ó÷èò? Èññëåäîâàòåëü «Âåòõîãî Çàâåòà Ì.È. Ðèæñêèé â êíèãå «Áèáëåéñêèå âîëüíîäóìöû» (litmir.me) ïèøåò î Êíèãå Èîâà:
«Ñóäüáà ýòîé êíèãè âî ìíîãèõ îòíîøåíèÿõ óäèâèòåëüíà. Ñ òåõ ïîð êàê â III èëè, ìîæåò áûòü, âî II â. äî í. ý. Êíèãà Èîâà âîøëà â ÷èñëî ñâÿùåííûõ ïèñàíèé èóäåéñêîé ðåëèãèè, íà ïðîòÿæåíèè ñâûøå äâóõ òûñÿ÷åëåòèé èóäåéñêàÿ ñèíàãîãà è õðèñòèàíñêàÿ öåðêîâü îáû÷íî ðåêîìåíäîâàëè è ðåêîìåíäóþò ýòî ïðîèçâåäåíèå êàê â âûñøåé ñòåïåíè ïîó÷èòåëüíîå è óòâåðæäàþùåå â âåðå, à ãåðîé êíèãè ñòàë íà âåêà ýòàëîíîì, îáðàçöîì ïðàâåäíèêà äëÿ âåðóþùèõ ïî êðàéíåé ìåðå ýòèõ äâóõ ðåëèãèé. («Âû ñëûøàëè î òåðïåíèè Èîâà è âèäåëè êîíåö îíîãî îò Ãîñïîäà, èáî Ãîñïîäü âåñüìà ìèëîñåðä è ñîñòðàäàòåëåí». Ïîñëàíèå Èàêîâà. 5:11. Â.Ã.). È â òî æå âðåìÿ åäâà ëè êàêîå-íèáóäü äðóãîå ïðîèçâåäåíèå èç ÷èñëà âîøåäøèõ â Âåòõèé çàâåò âûçâàëî ñòîëüêî ðàçíîãëàñèé è ñïîðîâ ìåæäó ýêçåãåòàìè (òîëêîâàòåëÿìè áèáëåéñêèõ òåêñòîâ. Â.Ã.) è êðèòèêàìè Áèáëèè. Ñïîðû ïðîäîëæàþòñÿ è â íàøè äíè.
Óæå â V â. õðèñòèàíñêèé åïèñêîï Ôåîäîð Ìîïñóýñòñêèé ó÷èë, ÷òî Êíèãà Èîâà — ýòî ïðîñòî ëèòåðàòóðíîå ïðîèçâåäåíèå âðîäå ãðå÷åñêîé òðàãåäèè, êîòîðîå ñî÷èíèë íåêèé àâòîð, îáëàäàâøèé áîëüøèìè ïîçíàíèÿìè, íî íå ìåíüøèì òùåñëàâèåì è íå ñëèøêîì áëàãî÷åñòèâûé. È ýòîò àâòîð ïðèïèñàë Èîâó ðå÷è, ñîâåðøåííî íå ïîäõîäÿùèå äëÿ ÷åëîâåêà, èñïîëíåííîãî ìóäðîñòè è äîáðîäåòåëè, è âäîáàâîê áîãîáîÿçíåííîãî.
×òî êàñàåòñÿ åâðåéñêèõ ñðåäíåâåêîâûõ êîììåíòàòîðîâ Áèáëèè, òî ðàñõîæäåíèÿ ìåæäó íèìè âî âçãëÿäàõ íà Êíèãó Èîâà, à åù¸ áîëåå â îöåíêå ñàìîãî Èîâà ïðîñòî ïîðàçèòåëüíû. «Â òî âðåìÿ êàê îäíè ðàññìàòðèâàþò Èîâà êàê ñâÿòîãî,- çàìå÷àåò ïî ýòîìó ïîâîäó àìåðèêàíñêèé áèáëåèñò Í. Ãëåòöåð,- äðóãèå âèäÿò â íåì ñêåïòèêà-áóíòàðÿ, èëè äóàëèñòà (äóàëèñòû ñ÷èòàþò, ÷òî ìàòåðèÿ è ñîçíàíèå âîçíèêëè îäíîâðåìåííî, ñóùåñòâóþò ïàðàëëåëüíî è íåçàâèñèìî äðóã îò äðóãà. Â.Ã.), èëè ÷åëîâåêà, êîòîðîìó íå õâàòàëî çíàíèé, èëè ïîñëåäîâàòåëÿ Àðèñòîòåëÿ, êîòîðûé îòðèöàë áîæåñòâåííûé ïðîìûñåë, èëè êîçëà îòïóùåíèÿ, èëè ïðîòîòèïà ñàááàòèíñêîãî ìåññèè è ò.ä.»
Òàêèå ðàçëè÷èÿ âî ìíåíèÿõ î êíèãå è åãî ãåðîå îáúÿñíÿþòñÿ íå òåì, ÷òî îäíè òîëêîâàòåëè ïîíèìàëè å¸ ïðàâèëüíî, à äðóãèå íå ïðàâèëüíî, îäíè ïðî÷ëè å¸ âäóì÷èâî, äðóãèå ïîâåðõíîñòíî, îäíè áûëè óìíûå, à äðóãèå ãëóïûå. Íåò, ïðîòèâîðå÷èÿ (è ýòî âåðíî çàìåòèë Ôëîðåíñêèé) çàëîæåíû â ñàìîì òåêñòå êíèãè. Íàïðèìåð, Ðèæñêèé îòìå÷àåò ñëåäóþùåå ïðîòèâîðå÷èå: â ñòèõàõ 19:25-27 « Èîâ êàê áóäòî âûðàæàåò âåðó â òî, ÷òî ïîñëå ñìåðòè Áîã âîñêðåñèò åãî: «À ÿ çíàþ, Èñêóïèòåëü ìîé æèâ, è Îí â ïîñëåäíèé äåíü âîññòàâèò èç ïðàõà ðàñïàäàþùóþñÿ êîæó ìîþ ñèþ, è ÿ âî ïëîòè ìîåé óçðþ Áîãà», â òî âðåìÿ êàê âî âñåõ äðóãèõ ìåñòàõ òåêñòà ñìåðòü äëÿ Èîâà ýòî êîíåö âñÿêîé íàäåæäå, ïóòü â îáèòàëèùå ì¸ðòâûõ ìðà÷íûé Øåîë, îòêóäà íåò âîçâðàòà è ãäå íåò íè îïðàâäàíèÿ, íè âîçäàÿíèÿ». Êàê ñîâìåñòèòü ýòè íåñîâìåñòèìûå óòâåðæäåíèÿ? Ñ îäíîé ñòîðîíû ìðà÷íûé Øåîë ðàííèõ áèáëåéñêèõ òåêñòîâ, êóäà ïîñëå ñìåðòè ïîïàäàþò è ãðåøíèêè, è ïðàâåäíèêè, è íå èìååò çíà÷åíèÿ, êàê òû æèë íà çåìëå ïðàâåäíî èëè ãðåøíî. Ñ äðóãîé ñòîðîíû ïðÿìî ïðîòèâîïîëîæíîå óòâåðæäåíèå, õðèñòèàíñêèé äîãìàò î âîñêðåøåíèè ïðàâåäíèêîâ, êîòîðîãî â âåòõîçàâåòíûå âðåìåíà åù¸ íå ñóùåñòâîâàëî. Ìîæíî ïðèâåñòè è òðåòüþ òî÷êó çðåíèÿ: çà ñâîè ñòðàäàíèÿ Èîâ â âèäå èñêëþ÷åíèÿ áóäåò âîñêðåø¸í «âî ïëîòè», îñòàëüíûì æå èóäåÿì íè÷åãî êðîìå Øåîëà «íå ñâåòèò». À âîò è ÷åòâ¸ðòàÿ òðàêòîâêà: Èîâó òîæå íè÷åãî, êðîìå Øåîëà, «íå ñâåòèò», à åãî óòâåðæäåíèå, ÷òî îí ïîñëå ñìåðòè âîñêðåñíåò ëèøü åãî íàäåæäà, åãî ïðåäïîëîæåíèå, à, êàê ãîâîðèò ëàòèíñêàÿ ïîñëîâèöà, «Õîìî ïðîïîíèò, ñýä äýóñ äèñïîíèò» — «×åëîâåê ïðåäïîëàãàåò, à Áîã ðàñïîëàãàåò», èëè ðóññêàÿ ïîñëîâèöà: «×åëîâåê òàê, äà Áîã íå òàê». Î òîì æå è Âåòõèé Çàâåò: «Ìíîãî çàìûñëîâ â ñåðäöå ÷åëîâåêà, íî ñîñòîèòñÿ òîëüêî îïðåäåë¸ííîå Ãîñïîäîì». (Ïðèò÷. 19:21), è îòêóäà æå Èîâó çíàòü, ÷òî åìó «îïðåäåëèë Ãîñïîäü» ïîñëå ñìåðòè? Ìîæåò, îïðåäåëèë òàêîå, ÷òî åìó Øåîë-òî êóðîðòîì ïîêàæåòñÿ! Âîò ÷åòûðå íèêàê íå ñîãëàñóþùèåñÿ ìåæäó ñîáîé òî÷êè çðåíèÿ íà ñìåðòü. È ïîëó÷àåòñÿ, ÷òî ñìåðòü â êíèãå Èîâà òîæå ñëîí, à ÷èòàòåëè è òîëêîâàòåëè ñëåïûå ìóäðåöû, è íèêàêèì ñëîæåíèåì «ïàçëèêîâ» «èñòèíó», êîòîðàÿ «òîëüêî îäíà», «îáúåêòèâíî ñóùåñòâóþùóþ ðåàëüíîñòü» ïîä íàçâàíèåì «ñìåðòü» íå óçíàåøü. Ðèæñêèé ýòè ïðîòèâîðå÷èÿ îáúÿñíÿåò òåì, ÷òî áåçûìÿííûé àâòîð, íàïèñàâøèé ïîýìó îá Èîâå, èñïîëüçîâàë íàðîäíóþ ëåãåíäó:
«Âåðîÿòíî, ýòî áûëî ïðîñòîäóøíî-íàèâíîå íàðîäíîå ñêàçàíèå î òîì, êàê îäíàæäû ïîñïîðèëè ìåæäó ñîáîé Áîã è Ñàòàíà. Ñàòàíà óòâåðæäàë, ÷òî íå ìîæåò áûòü áåñêîðûñòíîãî áëàãî÷åñòèÿ è ÷òî äàæå Èîâ, êîòîðîãî Áîã ñ÷èòàåò ñâîèì ñàìûì ïðåäàííûì ðàáîì, âåðåí îòíþäü íå áåñêîðûñòíî. Ðåøåíî áûëî ïîäâåðãíóòü Èîâà èñïûòàíèþ».
Òàêîå ïðåäïîëîæåíèå âïîëíå óáåäèòåëüíî ó íàñ íà Ðóñè íå÷òî ïîäîáíîå ïåëè «êàëèêè ïåðåõîæèå» — ñòðàííèêè, ïîþùèå äóõîâíûå ñòèõè-ñêàçàíèÿ è áûëèíû:
«Ýòî, âèøü, åìó â íàêàçàíüå äàíî:
Çëîãî áû ïðèêàçó íå ñëóøàëñÿ,
Çà ÷óæóþ ñîâåñòü íå ïðÿòàëñÿ!»
Ýòî íàðîäíîå ñêàçàíèå ïðî ñïîð Áîãà ñ Ñàòàíîé, ñ÷èòàåò Ðèæñêèé, åñòü íèæíèé ñëîé ñëî¸íîãî ïèðîãà èñòîðèè ïðî Èîâà. Íåèçâåñòíûé àâòîð âçÿë ýòó ëåãåíäó â êà÷åñòâå îñíîâû äëÿ ñâîåé ïîýìû, íî âí¸ñ â íå¸ ñâî¸ ñîäåðæàíèå, è ïîëó÷èëñÿ ôèëîñîôñêèé ïàìôëåò, ÎÒÐÈÖÀÞÙÈÉ ÑÏÐÀÂÅÄËÈÂÎÑÒÜ ÁÎÃÀ . Ýòî âòîðîé ñëîé ïèðîãà. Äàëåå èóäåéñêèå áîãîñëîâû — ðåâíèòåëè âåðû ßõâå ðåøèëè âêëþ÷èòü ïîýìó â ñâîé ïðîïàãàíäèñòñêèé àðñåíàë, íî äëÿ ýòîãî å¸ íàäî áûëî îáðàáîòàòü â áîãîñëîâñêîì äóõå. Ðèæñêèé ïîëàãàåò, ÷òî ýòà îáðàáîòêà îñóùåñòâëÿëàñü íå â îäèí ïðè¸ì, à íà ïðîòÿæåíèè, ìîæåò áûòü, íåñêîëüêèõ ïîêîëåíèé, ñîçäàâàÿ, òàêèì îáðàçîì, âñ¸ íîâûå ñëîè ïèðîãà, è â ðåçóëüòàòå ïîëó÷èëñÿ âñ¸ òîò æå ñëîí. Êîíå÷íî, ýòîò ñëîí íå ïðèðîäíûé, à, òàê ñêàçàòü, ðóêîòâîðíûé, ñîçäàííûé óñèëèÿìè ðàçíûõ àâòîðîâ, íî â òàêîì ñëó÷àå, ýòè àâòîðû, äåëàÿ âñòàâêè â òåêñò è ñîçäàâàÿ, òàêèì îáðàçîì, ðàçíûå òðàêòîâêè íàðîäíîé ëåãåíäû, óòâåðæäàëè ÷åðåç íèõ ÑÂΨ ïîíèìàíèå ïðîáëåìû, è ïîëó÷àåòñÿ, îíè áûëè òåìè ñàìûìè ñëåïûìè ìóäðåöàìè èç ïðèò÷è.
È åñëè ñòàâèòü âîïðîñ î òîì, ÷åìó ó÷èò «Êíèãà Èîâà», ÿ áû îòâåòèë ñëîâàìè Ôëîðåíñêîãî: îíà ó÷èò, ÷òî «÷åì áëèæå ê Áîãó, òåì îò÷¸òëèâåå ïðîòèâîðå÷èÿ».
À âîò êàê ïèñàë îá àíòèíîìèÿõ ôðàíöóçñêèé ïîýò ïîçäíåãî ñðåäíåâåêîâüÿ Ôðàíñóà Âèéîí:
Îò æàæäû óìèðàþ íàä ðó÷üåì.
Ñìåþñü ñêâîçü ñëåçû è òðóæóñü èãðàÿ.
Êóäà áû íè ïîøåë, âåçäå ìîé äîì,
×óæáèíà ìíå ñòðàíà ìîÿ ðîäíàÿ.
ß çíàþ âñå, ÿ íè÷åãî íå çíàþ.
Ìíå èç ëþäåé âñåãî ïîíÿòíåé òîò,
Êòî ëåáåäèöó âîðîíîì çîâåò.
ß ñîìíåâàþñü â ÿâíîì, âåðþ ÷óäó.
Íàãîé, êàê ÷åðâü, ïûøíåå âñåõ ãîñïîä.
ß âñåìè ïðèíÿò, èçãíàí îòîâñþäó.
ß ñêóï è ðàñòî÷èòåëåí âî âñåì.
ß æäó è íè÷åãî íå îæèäàþ.
ß íèù, è ÿ êè÷óñü ñâîèì äîáðîì.
Òðåùèò ìîðîç ÿ âèæó ðîçû ìàÿ.
Äîëèíà ñëåç ìíå ðàäîñòíåå ðàÿ.
Çàæãóò êîñòåð è äðîæü ìåíÿ áåðåò,
Ìíå ñåðäöå îòîãðååò òîëüêî ëåä.
Çàïîìíþ øóòêó ÿ è âäðóã çàáóäó,
È äëÿ ìåíÿ ïðåçðåíèå ïî÷åò.
ß âñåìè ïðèíÿò, èçãíàí îòîâñþäó.
Íå âèæó ÿ, êòî áðîäèò ïîä îêíîì,
Íî çâåçäû â íåáå ÿñíî ðàçëè÷àþ.
ß íî÷üþ áîäð è çàñûïàþ äíåì.
ß ïî çåìëå ñ îïàñêîþ ñòóïàþ.
Íå âåõàì, à òóìàíó äîâåðÿþ.
Ãëóõîé ìåíÿ óñëûøèò è ïîéìåò.
È äëÿ ìåíÿ ïîëûíè ãîðøå ìåä.
Íî êàê ïîíÿòü, ãäå ïðàâäà, ãäå ïðè÷óäà?
È ñêîëüêî èñòèí? Ïîòåðÿë èì ñ÷åò.
ß âñåìè ïðèíÿò, èçãíàí îòîâñþäó.
Íå çíàþ, ÷òî äëèííåå ÷àñ èëü ãîä,
Ðó÷åé èëü ìîðå ïåðåõîäÿò âáðîä?
Èç ðàÿ ÿ óéäó, â àäó ïîáóäó.
Îò÷àÿíüå ìíå âåðó ïðèäàåò.
ß âñåìè ïðèíÿò, èçãíàí îòîâñþäó.
Ïåðåâîä Èëüè Ýðåíáóðãà
7. «ÑÊÐÛÒÛÅ ÑÂßÇÈ» ÌÅÆÄÓ ÕÐÈÑÒÈÀÍÑÒÂÎÌ, ÁÓÄÄÈÇÌÎÌ, ÄÀÎÑÈÇÌÎÌ È ÑÎÂÐÅÌÅÍÍÎÉ ÔÈÇÈÊÎÉ
Îäíàêî âåðí¸ìñÿ ê óòâåðæäåíèþ Íàëèìîâà î òîì, ÷òî, íåñìîòðÿ íà êàæóùååñÿ ðàçëè÷èå, ìåæäó äâóìÿ ýòèìè ìèðîâûìè ðåëèãèÿìè ñóùåñòâóþò, ïî îïðåäåëåíèþ Êàïðû, «ñêðûòûå ñâÿçè». Ó÷¸íûé ïèøåò:
«Äëÿ íàñ äâà íàïðàâëåíèÿ ìûñëè õðèñòèàíñêîå è áóääèéñêîå âûñòóïàþò êàê äâà ÄÎÏÎËÍßÞÙÈÕ äðóã äðóãà íà÷àëà èìåííî â ñèëó òîãî, ÷òî îíè âîçíèêëè èç ïîïûòêè ðåøèòü ÎÄÍÓ È ÒÓ ÆÅ ïðîáëåìó ïðîáëåìó ñìûñëà. Áóääèçì ñäåëàë îòêðûòèå, îáíàðóæèâ èëëþçîðíîñòü ñìûñëîâîé ïðèðîäû ëè÷íîñòè è ïîíÿâ, ÷òî ñòðàäàíèå ïîðîæäàåòñÿ ïðèâÿçàííîñòüþ ê ñìûñëàì. Îòñþäà ïóòü îñâîáîæäåíèÿ îñâîáîæäåíèÿ îò ïðèâÿçàííîñòåé. Âàæíî îòìåòèòü, ÷òî ïóòü îñâîáîæäåíèÿ îò ïðèâÿçàííîñòè ê ñìûñëàì ðàñêðûâàåòñÿ âñ¸ æå ÷åðåç ñìûñëû, âûðàæåííûå â îò÷åòëèâîé äîêòðèíàëüíîé èìïëèêàöèè. Ïðàâäà, ýòà èìïëèêàöèÿ äîëæíà áûòü íå ïðîñòî ïîíÿòà, à ïåðåæèòà â ìåäèòàöèîííîì îïûòå òàê, ÷òîáû ñòàòü âíóòðåííèì ñîñòîÿíèåì àäåïòà.
Õðèñòèàíñòâî òàêæå âîçíèêëî èç ïðîáëåìû ñìûñëîâ. Íóæíî áûëî íàéòè íîâûå äèíàìè÷åñêèå, ñïîñîáíûå ê äàëüíåéøåìó ñàìîðàñêðûòèþ ñìûñëû, ïðîòèâîïîñòàâèâ èõ íåäîñòàòî÷íûì — âåòõîçàâåòíûì ñìûñëàì.  êàíîíè÷åñêèõ åâàíãåëèÿõ ðàñêðûòèå ñìûñëîâ âåäåòñÿ íà ìàòåðèàëå ñîáûòèé ïîâñåäíåâíîé æèçíè Èóäåè.  àïîêðèôè÷åñêèõ åâàíãåëèÿõ èäåò ïîèñê îíòîëîãè÷åñêèõ ñìûñëîâ, èìåþùèõ óæå ÂÑÅËÅÍÑÊÎÅ çâó÷àíèå (Îíòîëî;ãèÿ ó÷åíèå î ñóùåì; ó÷åíèå î áûòèè êàê òàêîâîì; ðàçäåë ôèëîñîôèè, èçó÷àþùèé ôóíäàìåíòàëüíûå ïðèíöèïû áûòèÿ, åãî íàèáîëåå îáùèå ñóùíîñòè è êàòåãîðèè, ñòðóêòóðó è çàêîíîìåðíîñòè. Âèêèïåäèÿ. Â.Ã.). Ïîèñê ñìûñëîâ âåäåòñÿ áåç âñÿêîé ïîïûòêè èõ äîêòðèíàëüíîé èìïëèêàöèè (Íàïîìíþ: èìïëèêàöèÿ ëîãè÷åñêàÿ ñâÿçêà ìåæäó äâóìÿ óòâåðæäåíèÿìè, èç êîòîðûõ ïåðâîå ÿâëÿåòñÿ ïðè÷èíîé, à âòîðîå ñëåäñòâèåì: «Åñëè ïîéä¸ò äîæäü, òî ÿ íàäåíó ïëàù». Â.Ã.). ÅÂÀÍÃÅËÈß ÊÀÍÎÍÈ×ÅÑÊÈÅ È ÒÅÌ ÁÎËÅÅ ÀÏÎÊÐÈÔÈ×ÅÑÊÈÅ Î×ÅÍÜ ×ÀÑÒÎ ÍÀÏÎÌÈÍÀÞÒ ÄÇÝÍÑÊÈÅ ÒÅÊÑÒÛ (âûäåëåíî Íàëèìîâûì. Â.Ã.). Âñ¸ ñòðîèòñÿ ñêîðåå íå íà ëîãèêå, à íà ÀÍÒÈËÎÃÈÊÅ. Õðèñòèàíñòâî íå ïîáîÿëîñü âñòðåòèòüñÿ ñî ñòðàäàíèåì, ïîðîæäàåìûì ðàñêðûòèåì ñìûñëîâ. Ñòðàäàíèþ îêàçàëàñü ïðîòèâîïîñòàâëåííîé ëþáîâü íå áóääèéñêîå ñîñòðàäàíèå, à íå÷òî ñîâñåì äðóãîå. Ñóùíîñòü Õðèñòèàíñòâà â òîì, ÷òî îíî îòêðûëî ëþáîâü êàê íîâûé ýêçèñòåíöèàë áûòèÿ ÷åëîâåêà â ìèðå.
Èòàê, â äâóõ íàèáîëåå ãëóáîêî ðàçðàáîòàííûõ ðåëèãèÿõ ìèðà ðàñêðûëèñü äâà äîïîëíÿþùèõ äðóã äðóãà ïóòè: óõîä îò ñòðàäàíèÿ ÷åðåç âíóòðåííåå ïðîñâåòëåíèå, è àêòèâíàÿ âñòðå÷à ñ íèì äëÿ ïðåîäîëåíèÿ åãî ÷åðåç ëþáîâü.
Íî åñëè åñòü äâà äîïîëíÿþùèõ äðóã äðóãà ïóòè, òî â ìèðîâîççðåíèÿõ, îáîñíîâûâàþùèõ ýòè ïóòè, ÄÎËÆÍÎ ÁÛÒÜ ÏÅÐÅÑÅ×ÅÍÈÅ. Ñ íàèáîëüøåé îò÷åòëèâîñòüþ îíî ïðîÿâëÿåòñÿ â îñîçíàíèè îíòîëîãè÷åñêîãî çíà÷åíèÿ Íè÷òî, â ïðèäàíèè åìó ñòàòóñà ôèëîñîôñêîé ôóíäàìåíòàëüíîñòè. Âåëè÷àéøèì äîñòèæåíèåì áóääèéñêîé ìûñëè, êîíå÷íî, áûëà òùàòåëüíàÿ è äîâåäåííàÿ äî ëîãè÷åñêîé çàâåðøåííîñòè ðàçðàáîòêà ýòîãî ïîíÿòèÿ.
Çàïàäíàÿ ìûñëü òàêæå ïîñòîÿííî ñîïðèêàñàëàñü ñ ýòîé òåìîé, íî âñ¸ æå, êàæåòñÿ, íèêîãäà íå ôîðìóëèðîâàëà å¸ ñòîëü êàòåãîðè÷íî, êàê Áóääèçì. Âñïîìíèì çäåñü: ó÷åíèå Ïëàòîíà è, ïîçäíåå, Ïëîòèíà î Åäèíîì, êîòîðîå íå åñòü ñóùåå, íî ïðåäøåñòâóåò åìó (Ïëîòèí àíòè÷íûé ôèëîñîô, îñíîâàòåëü íåîïëàòîíèçìà; îïðåäåëèë Áîãà êàê íåèçúÿñíèìóþ ïåðâîñóùíîñòü, ñòîÿùóþ ÂÛØÅ ÂÑßÊÎÃÎ ÏÎÑÒÈÆÅÍÈß è ÏÎÐÎÆÄÀÞÙÓÞ ÑÎÁÎÉ ÂѨ ÌÍÎÃÎÎÁÐÀÇÈÅ ÂÅÙÅÉ; íå áóäó÷è õðèñòèàíèíîì, îêàçàë áîëüøîå âëèÿíèå íà âçãëÿäû áëàæåííîãî Àâãóñòèíà, ïðåïîäîáíîãî Ìàêñèìà Èñïîâåäíèêà, Ãðèãîðèÿ Íèññêîãî è Ïñåâäî-Äèîíèñèÿ Àðåîïàãèòà. Â.Ã.); ïðåäñòàâëåíèå ãíîñòèêîâ î âûñøåì íà÷àëå êàê î Âåëèêîì Ìîë÷àíèè (ãíîñèöèçì îáùåå íàçâàíèå ìíîãî÷èñëåííûõ ïîçäíåàíòè÷íûõ ðåëèãèîçíûõ òå÷åíèé, èñïîëüçîâàâøèõ ìîòèâû Âåòõîãî Çàâåòà è ðÿäà ðàííåõðèñòèàíñêèõ ó÷åíèé. Â.Ã.); ãëóáîêî àïîôàòè÷åñêîå îïèñàíèå Áîãà ó Äèîíèñèÿ Àðåîïàãèòà, çàñòàâëÿþùåå íàñ âèäåòü Áîãà êàê Íè÷òî (Äèîíèñèé Àðåîïàãèò àôèíñêèé ìûñëèòåëü, õðèñòèàíñêèé ñâÿòîé; ñîãëàñíî öåðêîâíîìó ïðåäàíèþ, áûë ó÷åíèêîì àïîñòîëà Ïàâëà). Ïîçäíåå ê òåìå Íè÷òî îáðàùàþòñÿ Ýêõàðò è Á¸ìå. Ðîáåðò Ãðîññåòåñò îäèí èç êðóïíåéøèõ ìûñëèòåëåé ñðåäíåâåêîâüÿ ãîâîðèò î ñîòâîðåíèè äóøè èç Íè÷òî; ó Òåðåçû Àâèëüñêîé âåëè÷àéøåãî ìèñòèêà õðèñòèàíñòâà äîñòèæåíèå ñîñòîÿíèÿ Õðèñòà çíàìåíóåòñÿ òåì, ÷òî «Ëè÷íîñòü îêàçûâàåòñÿ ïóñòîé è ïîëíîñòüþ îòêðûòîé». [
]
Íå òàê óæ äàëåêî âñå îòñòîèò äðóã îò äðóãà.[
] ×ÅËÎÂÅÊÓ ÄÀÍÀ ÂÎÇÌÎÆÍÎÑÒÜ ÌÍÎÃÎÎÁÐÀÇÍÎÃÎ ÂÈÄÅÍÈß ÌÈÐÀ, ÏÎ-ÐÀÇÍÎÌÓ ÌÎÃÓÒ ÐÀÑÏÀÊÎÂÛÂÀÒÜß (ò.å. ðàñêðûâàòüñÿ. Â.Ã.) ÑÌÛÑËÛ» (âûäåëåíî Íàëèìîâûì. Â.Ã.).
Ïåðåêèíåì ìîñòèê îò ôèëîñîôñêîãî Íè÷òî â áóääèçìå ê äàîñèçìó è ñîâðåìåííîé ôèçèêå:
«Ìû íå ìîæåì ñêàçàòü ÷òî-ëèáî î äàî, ïîòîìó ÷òî ìû íå â ñèëàõ åãî äàæå îïèñàòü».
«Îíî ïðè÷èíà áûòèÿ è íåáûòèÿ, íî íå åñòü íè áûòèå, íè íåáûòèå».
Äæóàí-öçû
«Íàäî îòìåòèòü, ÷òî òåîðèÿ ôèçè÷åñêîãî âàêóóìà, â ñâî¸ì ñîäåðæàòåëüíîì ñìûñëå, íå ÿâëÿåòñÿ «íîâîé òåîðèåé», ïîñêîëüêó ìíîãî òûñÿ÷ ëåò íàçàä íà Âîñòîêå áûëî èçâåñòíî, ÷òî âñå ìàòåðèàëüíûå âåùè ïîÿâèëèñü èç «Âåëèêîé Ïóñòîòû» ôèçè÷åñêîãî âàêóóìà, êàê ñêàçàëè áû ñîâðåìåííûå ôèçèêè».
Ã.È. Øèïîâ. Òåîðèÿ ôèçè÷åñêîãî âàêóóìà. Ôèëîñîôèÿ è ìåòàíàóêà, íàó÷íàÿ è äóõîâíàÿ ìûñëü.itc. jrg. ru
«Ìíîãèå äðåâíèå òðàêòàòû âîñòî÷íîé ôèëîñîôèè óòâåðæäàþò, ÷òî èñòî÷íèêîì âñåãî ñóùåãî ÿâëÿåòñÿ ïóñòîå ïðîñòðàíñòâî èëè âàêóóì â ñîâðåìåííîì ïîíèìàíèè. Ðàçâèòèå íàóêè ïðèâåëî ôèçèêîâ èìåííî ê òàêîìó æå ïðåäñòàâëåíèþ îá èñòî÷íèêå ìàòåðèè ëþáîãî âèäà è ïîëîæèëî íà÷àëî èçó÷åíèþ ïÿòîãî (ïîñëå òâåðäîãî òåëà, æèäêîñòè, ãàçà è ïëàçìû) âàêóóìíîãî ñîñòîÿíèÿ ðåàëüíîñòè íà áàçå ñîâðåìåííîãî ìàòåìàòè÷åñêîãî àïïàðàòà è íîâûõ ñîâåðøåííûõ ïðèáîðîâ»
Øèïîâ Ã. È. Ïñèõîôèçè÷åñêèå ôåíîìåíû è òåîðèÿ ôèçè÷åñêîãî âàêóóìà. metaetika.ru
«Àêàäåìèê Ã.È. Øèïîâ ïèøåò:«Àáñîëþòíîå Íè÷òî [ ] ÿâëÿåòñÿ èñòî÷íèêîì âñåãî [ ] Àáñîëþòíîå Íè÷òî ÿ õî÷ó ýòî ïîä÷åðêíóòü êàê ðàç è ïðåòåíäóåò íà îáðàç Áîãà. Ìû ìîæåì ñêàçàòü îá ýòîé ñóùíîñòè òîëüêî òî, ÷òî îíà îáëàäàåò àáñîëþòíûìè òâîð÷åñêèìè ñïîñîáíîñòÿìè. Îíà Àáñîëþòíîå Íè÷òî, î êîòîðîì ÍÈ×ÅÃÎ ÊÎÍÊÐÅÒÍÎÃÎ ÑÊÀÇÀÒÜ ÍÅËÜÇß, íî, òåì íå ìåíåå, îíà ñòîèò íàä âñåì è íàä âñåìè è âñ¸ òâîðèò».
Öèò. ïî: Òèõîïëàâ Â.Þ., Òèõîïëàâ Ò.Ñ. Êàðäèíàëüíûé ïîâîðîò.litmir.me
Âñïîìíèì åù¸ ðàç óòâåðæäåíèå øòå: «Âîñòîê è Çàïàä óæå íå ìîãóò áûòü ðàçäåëåíû». Íàëèìîâ óïîìèíàåò íåìåöêèîãî êàòîëè÷åñêèîãî òåîëîãà è áåíåäèêòèíñêîãî ìîíàõà Â. Åãåðà, ãîäàìè èçó÷àâøåãî äçýí-áóääèçì â ßïîíèè è â ñâîåé êíèãå (íàçâàíèÿ êîòîðîé Íàëèìîâ, ê ñîæàëåíèþ, íå ïðèâîäèò) « îí ïûòàåòñÿ âîçðîäèòü íà Çàïàäå ïðàêòèêó ìåäèòàöèè çàáûòûé, ãîâîðÿ åãî ñëîâàìè, — ýçîòåðè÷åñêèé ïóòü õðèñòèàíñòâà.  åãî ïðåäñòàâëåíèè ìåäèòàöèîííîå ñîçåðöàíèå åñòü ïóòü âñòðå÷è ñ Áîãîì (â åãî òðàäèöèîííîì õðèñòèàíñêîì ïîíèìàíèè), âîñïðèíèìàþùèéñÿ, îäíàêî, êàê âõîæäåíèå â ïóñòîòó ïðåäåëüíóþ ðåàëüíîñòü, ãäå íåò ðàçäåë¸ííîñòè (â îïðåäåëåíèè Áîìà, «íåîïðåäåëÿåìîå è íåïîçíàâàåìîå öåëîå». Â.Ã.). Ýòîò îïûò èëëþñòðèðóåòñÿ ïðîòîêîëàìè ó÷àñòíèêîâ ðóêîâîäèìîãî èì ìåäèòàöèîííîãî öåíòðà. Ýòî è ïðèìåð òîãî, êàê â íàøè äíè ðåàëèçóåòñÿ äâèæåíèå ÝÊÓÌÅÍÈÇÌÀ ãëóáèííî, à íå ïîâåðõíîñòíî».
ÇÀÊËÞ×ÅÍÈÅ. ÇÀÂÅÙÀÍÈÅ ÔÈËÎÑÎÔÀ Â.Â. ÍÀËÈÌÎÂÀ
Â.Â. Íàëèìîâ â êíèãå «Â ïîèñêàõ èíûõ ñìûñëîâ» ïèøåò, ÷òî çàïàäíàÿ êóëüòóðà íàõîäèòñÿ â êðèòè÷åñêîé ñèòóàöèè, å¸ ïîòåíöèàë èñ÷åðïàëñÿ, âåêàìè êàçàâøèåñÿ íåçûáëåìûå èñòèíû (î òîì, ÷òî òàêîå «ñëîí») îäðÿõëåëè. Îá ýòîì ñåé÷àñ ãîâîðÿò è ïèøóò ìíîãèå â ÑØÀ, Åâðîïå è ó íàñ â Ðîññèè. È íåò íè÷åãî óäèâèòåëüíîãî â òîì, ÷òî ó÷¸íûå, ôèëîñîôû, ëþäè èñêóññòâà «â ïîèñêàõ èíûõ ñìûñëîâ» îáðàùàþòñÿ ê äóõîâíîìó íàñëåäèþ äðåâíèõ êóëüòóð, â òîì ÷èñëå è ê íàñëåäèþ Âîñòîêà.
Íàëèìîâ îñòàâèë íàì, æèâóùèì, äóõîâíî-íàó÷íîå çàâåùàíèå (îí óìåð â 19 ÿíâàðÿ 1997 ãîäà â âîçðàñòå 87-ìè ëåò). Çàâåùàíèå, øîêèðóþùåå êàê ÷åëîâåêà ñ îáûäåííûì óðîâíåì ñîçíàíèè ñ åãî ïðåäñòàâëåíèÿìè, ÷òî èñòèíà âñåãäà îäíà, ÷òî «îáúåêòèâíî ñóùåñòâóþùàÿ ðåàëüíîñòü» ïîçíàâàåìà, è ÷òî êîãäà-íèáóäü ó÷¸íûå, ñëîæèâ âñå «ïàçëèêè», îòêðîþò âñå çàêîíû «ñëîíà»-Âñåëåííîé, òàê è ðåëèãèîçíîãî äîãìàòèêà-îðòîäîêñà (îðòîäîêñèÿ îò ãðå÷. «åäèíñòâåííî ïðàâèëüíîå ó÷åíèå», «ïðàâîâåðèå»), ñ åãî âåðîé â òî, ÷òî íè÷åãî îòêðûâàòü íå íóæíî, ïîñêîëüêó âñå «ïàçëèêè» íàéäåíû è ñëîæåíû åù¸ â äðåâíîñòè è íàì íóæíî òîëüêî ñ áëàãîãîâåíèåì âíèìàòü íûíå æèâóùèì ãóðó, íåñóùèì «ñëîâî Áîæüå» è èçó÷àòü âå÷íûå, îêîí÷àòåëüíûå è íåîòìåíÿåìûå èñòèíû, çàïèñàííûå â ñâÿùåííûõ êíèãàõ.
Çàâåùàíèå ó÷¸íîãî çâó÷èò òàê:
«
â Ìèðå åñòü ÒÀÉÍÀ (çäåñü è äàëåå âûäåëåíî àâòîðîì. Â.Ã.). Íå íàäî ïûòàòüñÿ å¸ ðàçãàäàòü, èáî òîãäà ìû ðàçðóøèì å¸ âóëüãàðèçèðóåì, óïðîñòèì, ðåäóöèðóÿ ãðàíäèîçíîå ê ïðèâû÷íîìó.  òî æå âðåìÿ ãîðèçîíò òàéíû õî÷åòñÿ ðàñøèðÿòü, òðàíñôîðìèðóÿ å¸ â îáðàçû ÇÀÏÐÅÄÅËÜÍÎÃÎ, ñëåãêà ïðîñâå÷èâàþùèå ÷åðåç òóìàí íàøåãî íåçíàíèÿ.
Íàøå çíàíèå î äåéñòâèòåëüíîñòè åñòü ÍÅÇÍÀÍÈÅ íå âóëüãàðíîå, íå ïðèìèòèâíîå, à õîðîøî îñìûñëåííîå, ïîä÷àñ äàæå ïîäòâåðæä¸ííîå íàó÷íûì ýêñïåðèìåíòîì è îáëà÷¸ííîå â ôîðìóëû. Ãîðèçîíò íàøåãî õîðîøî àðãóìåíòèðîâàííîãî íåçíàíèÿ òåïåðü íåñðàâíåííî øèðå òîãî, ÷òî áûë ó íàøèõ ïðåäêîâ. È åñëè ìîæíî ãîâîðèòü â èñòîðè÷åñêîì ïëàíå îá èíòåëëåêòóàëüíîì è äóõîâíîì ïðîöåññå, òî îíî ñîñòîèò â òîì, ÷òî ìû ñóìåëè óéòè îò ïðèìèòèâèçìà «çäðàâîãî ñìûñëà» ê âåðøèíàì íåïîíÿòíîãî è ìàíÿùåãî».
«Ñìûñëû, èçíà÷àëüíî çàëîæåííûå â Ìèðîçäàíèè, ðàñêðûâàþòñÿ (èëè èíà÷å ðàñïàêîâûâàþòñÿ) ìíîæåñòâîì ðàçëè÷íûõ ïóòåé: ÷åðåç íàóêó, ôèëîñîôèþ, èñêóññòâî, òåîëîãèþ è ìèñòè÷åñêèé îïûò è, íàêîíåö, ïðîñòî ÷åðåç æèçíåííûé ïóòü ÷åëîâåêà, îñîáåííî åñëè îí áûë íàñûùåí òðàãè÷åñêèìè ñîáûòèÿìè».
«Íàäî ïðèçíàòü, ÷òî Ìèðîçäàíèå ïîãðóæåíî â Òàéíó. Íåëüçÿ å¸ ðàçãàäàòü. Íå íàäî è ïûòàòüñÿ å¸ ðàçãàäûâàòü. Íàäî ïðîñòî å¸ ïðèçíàòü. Ÿ îáðàç âèäèìûé âñåãäà ëèøü ñìóòíî äîëæåí íåïðåñòàííî ðàñøèðÿòüñÿ è óãëóáëÿòüñÿ. Íàäî íà÷àòü ïðèáëèæàòüñÿ ê íåé, ñòðåìèòüñÿ ñòàòü åþ, ïîíèìàÿ, ÷òî îíà âñåãäà îò íàñ óñêîëüçàåò, è òåì äàëüøå, ÷åì áîëüøå ìû áóäåì ïðèáëèæàòüñÿ».
×åëîâåêó íå äàíî ðàçãàäàòü òàéíó Ìèðîçäàíèÿ (ïî êðàéíåé ìåðå, ÷åëîâåêó â òîì âèäå, â êîòîðîì îí ñóùåñòâóåò ñåé÷àñ êàê ãîìî ñàïèåíñ), íî åìó äàíî ñòðåìëåíèå «ïðèáëèæàòüñÿ ê íåé, ñòðåìèòüñÿ ñòàòü åþ». Îá ýòîì ìî¸ ñòèõîòâîðåíèå:
Ýïèãðàô: Îò æàæäû óìèðàþ íàä ðó÷üåì.
Ôðàíñóà Âèé¸í, ôðàíöóçñêèé ïîýò XV â.
Êîãäà â ñåé ìèð ïðèõîäèì ìû îäíàæäû,
Ãäå íåáîñâîä òàêîé áåçäîííî-ñèíèé,
Ïîçíàíüÿ ìû èñïûòûâàåì æàæäó,
Êàê ïóòíèê, èçíûâàþùèé â ïóñòûíå.
Íî ñêîëüêî âëàãó çíàíèé ìû íè ïüåì,
Ìû óòîëåíüÿ âñå íå äîñòèãàåì,
È âñ¸ ê ðó÷üþ ïîçíàíüÿ ïðèïàäàåì,
Îò æàæäû óìèðàÿ íàä ðó÷ü¸ì…
В творчестве многих русских писателей прослеживается тема, которая привлекала их своей широтой и ясностью – это Кавказ. Не стал исключением и Михаил Юрьевич Лермонтов, в творчестве которого имена эта тематика имеет большое значение.
Сразу хочу отметить, что Кавказ для Лермонтова нечто большее, чем просто прекрасные широты, манящие своей свежестью и потрясающей красотой. С этими местами у Михаила Юрьевича было связано его девство, что и отразилось на всем творчестве писателя, ведь именно поэтому его произведения заиграли теплыми и нежными красками, более насыщенными по сравнению с другими русскими поэтами.
Я счастлив был с вами, ущелия гор,
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
В 1837 году Лермонтов был сослан на Кавказ в действующую армию за стихотворение «Смерть Поэта», написанное на смерть А. С. Пушкина. Здесь же, на Кавказе, и закончилась его земная жизнь в 1841 году. Стоит ли удивляться, что многие произведения Лермонтова посвящены Кавказу! Это горный край, суровый и прекрасный, с особой дикой красотой, предстает в поэзии Лермонтова в разных обличьях. Например, в стихотворении «Дары Терека» река Терек и Каспийское море выступают своего рода сказочными существами, в чем-то похожими на языческие божества. И сюжет стихотворения — в духе романтической баллады: Терек приносит подарки Каспию, прося впустить его, реку, в простор моря.
И все же несомненно, что Лермонтов любил этот край, поэтому так охотно переносил действие многих своих произведений на Кавказ. «Славное место эта долина! — восклицает автор в «Герое нашего времени», описывая Койшаурскую долину. У нас нет причин сомневаться в искренности Лермонтова, восхищающегося Кавказом, ведь он сам в стихотворении «Кавказ» признается: «Люблю я Кавказ».
Семейное счастье Лермонтовых было недолгим.
«Юрий Петрович охладел к жене по той же причине, как и его тесть к тёще; вследствие этого Юрий Петрович завел интимные отношения с бонной своего сына, молоденькой немкой, Сесильей Фёдоровной, и кроме того с дворовыми… Буря разразилась после поездки Юрия Петровича с Марьей Михайловной в гости, к соседям Головниным… едучи обратно в Тарханы, Марья Михайловна стала упрекать своего мужа в измене; тогда пылкий и раздражительный Юрий Петрович был выведен из себя этими упреками и ударил Марью Михайловну весьма сильно кулаком по лицу, что и послужило впоследствии поводом к тому невыносимому положению, какое установилось в семье Лермонтовых. С этого времени с невероятной быстротой развилась болезнь Марьи Михайловны, впоследствии перешедшая в чахотку, которая и свела её преждевременно в могилу. После смерти и похорон Марьи Михайловны… Юрию Петровичу ничего более не оставалось, как уехать в свое собственное небольшое родовое тульское имение Кропотовку, что он и сделал в скором времени, оставив своего сына, ещё ребёнком, на попечение его бабушке Елизавете Алексеевне…».
Марья Михайловна похоронена в том же склепе, что и её отец. Её памятник, установленный в часовне, построенной над склепом, венчает сломанный якорь — символ несчастной семейной жизни. На памятнике надпись: «Под камнем сим лежит тело Марьи Михайловны Лермонтовой, урожденной Арсеньевой, скончавшейся 1817 года февраля 24 дня, в субботу; житие её было 21 год и 11 месяцев и 7 дней».
Елизавета Алексеевна Арсеньева, пережившая своего мужа, дочь, зятя и внука, также похоронена в этом склепе. Памятника у неё нет.
Бабушка поэта, Елизавета Алексеевна Арсеньева, страстно любила внука, который в детстве не отличался сильным здоровьем. Энергичная и настойчивая, она употребляла все усилия, чтобы дать ему всё, на что только может претендовать продолжатель рода Лермонтовых. О чувствах и интересах отца она не заботилась. Лермонтов в юношеских произведениях весьма полно и точно воспроизводил события и действующих лиц своей личной жизни. В драме с немецким заглавием — «Menschen und Leidenschaften» — рассказан раздор между его отцом и бабушкой.
Лермонтов-отец не в состоянии был воспитывать сына, как этого хотелось аристократической родне, — и Арсеньева, имея возможность тратить на внука «по четыре тысячи в год на обучение разным языкам», взяла его к себе с уговором воспитывать его до 16 лет и во всем советоваться с отцом. Последнее условие не выполнялось; даже свидания отца с сыном встречали непреодолимые препятствия со стороны Арсеньевой.
Ребенок с самого начала должен был сознавать противоестественность этого положения. Его детство протекало в поместье бабушки, Тарханах, Пензенской губернии; его окружали любовью и заботами — но светлых впечатлений, свойственных возрасту, у него не было.
Впервые Михаил Юрьевич Лермонтов побывал на Кавказе шестилетним ребенком, когда бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева привозила его на воды, чтобы поправить здоровье внука. Уже первая поездка из далекого пензенского имения Тарханы, несомненно, оставила отпечаток в детском сознании. Но особенно большое значение в жизни Лермонтова имело посещение Кавказа в 1825 году, когда ему было около 11 лет. Из Тархан выехали большим обозом, так как с Арсеньевой отправился на воды и её брат Александр Алексеевич Столыпин – он ехал с женой и детьми. Ехали и другие родственники, также множество дворовых, гувернёры, лекарь, повара. Елизавета Алексеевна была небогата и бережлива. Но, зная, что Мишу скоро придется отдать в учение в Москву или Петербург, решила сделать ему подарок, очень щедрый, – поездку на Горячие воды на целое лето.
Самое яркое воспоминание об этой поездке – первая любовь. В глубокой тайне держит десятилетний Лермонтов свои страсти. Никому и в голову не приходит, что резвый мальчик в курточке, сшитой домашним портным, мучается над загадкой сердца человеческого…
«Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея десять лет от роду?
Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушки, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет девяти. Я ее видел там. Я не помню, хороша собою была она или нет. Но ее образ и теперь еще хранится в голове моей; он мне любезен, сам не знаю почему. Один раз, я помню, я вбежал в комнату, она была тут и играла с кузиною в куклы: мое сердце затрепетало, ноги подкосились. я тогда ни об чем еще не имел понятия, тем не менее это была страсть, сильная, хотя ребяческая: это была истинная любовь: с тех пор я еще не любил так… с тех пор…я никогда так не любил, как в тот раз. Горы Кавказские для меня священны…»
Спустя два года после возвращения с Кавказа Лермонтова повезли в Москву и стали готовить к поступлению в университетский благородный пансион. Учителями его были Зиновьев, преподаватель латинского и русского языка в пансионе, и француз Gondrot, бывший полковник наполеоновской гвардии; его сменил в 1829 году англичанин Виндсон, познакомивший его с английской литературой.
В пансионе Лермонтов оставался около двух лет. Здесь, под руководством Мерзлякова и Зиновьева, процветал вкус к литературе: происходили «заседания по словесности», молодые люди пробовали свои силы в самостоятельном творчестве, существовал даже какой-то журнал при главном участии Лермонтова.
Поэт горячо принялся за чтение; сначала он поглощён Шиллером, особенно его юношескими трагедиями; затем он принимается за Шекспира, в письме к родственнице «вступается за честь его», цитирует сцены из Гамлета.
По-прежнему Лермонтов ищет родную душу, увлекается дружбой то с одним, то с другим товарищем, испытывает разочарования, негодует на легкомыслие и измену друзей.
Последнее время его пребывания в пансионе — 1829 — отмечено в произведениях Лермонтова необыкновенно мрачным разочарованием, источником которого была совершенно реальная драма в личной жизни Лермонтова.
Срок воспитания его под руководством бабушки приходил к концу; отец часто навещал сына в пансионе, и отношения его к тёще обострились до крайней степени. Борьба развивалась на глазах Михаила Юрьевича; она подробно изображена в его юношеской драме. Бабушка, ссылаясь на свою одинокую старость, взывая к чувству благодарности внука, отвоевала его у зятя, пригрозив, как и раньше, отписать всё своё движимое и недвижимое имущество в род Столыпиных, если внук по настоянию отца уедет от неё. Юрию Петровичу пришлось отступить, хотя отец и сын были привязаны друг к другу и отец, по видимому, как никто другой понимал, насколько одарен его сын. Во всяком случае, именно об этом свидетельствует его предсмертное письмо сыну.
Весной 1830 года благородный пансион был преобразован в гимназию, и Лермонтов оставил его. Лето он провёл в Середникове, подмосковном поместье брата бабушки, Столыпина.
С сентября 1830 года Лермонтов числится студентом Московского университета сначала на «нравственно-политическом отделении», потом на «словесном».
Серьёзная умственная жизнь развивалась за стенами университета, в студенческих кружках, но Лермонтов не сходится ни с одним из них. У него, несомненно, больше наклонности к светскому обществу, чем к отвлечённым товарищеским беседам: он по природе наблюдатель действительной жизни. Давно уже, притом, у него исчезло чувство юной, ничем не омрачённой доверчивости, охладела способность отзываться на чувство дружбы, на малейшие проблески симпатии. Его нравственный мир был другого склада, чем у его товарищей, восторженных гегельянцев и эстетиков.
Для поэтической деятельности Лермонтова университетские годы оказались в высшей степени плодотворны. Талант его зрел быстро, духовный мир определялся резко. Лермонтов усердно посещает московские салоны, балы, маскарады. Он знает действительную цену этих развлечений, но умеет быть весёлым, разделять удовольствия других. Поверхностным наблюдателям казалась совершенно неестественной бурная и гордая поэзия Лермонтова при его светских талантах.
Лермонтов не пробыл в университете и двух лет; выданное ему свидетельство говорит об увольнении «по прошению» — но прошение, по преданию, было вынуждено студенческой историей с одним из наименее почтенных профессоров Маловым. С 18 июня 1832 года Лермонтов более не числился студентом.
Он уехал в Санкт-Петербург, с намерением снова поступить в университет, но ему отказались засчитать два года, проведенных в Московском университете, предложив поступить снова на 1 курс. Лермонтова такое долгое студенчество не устраивало и он под влиянием петербургских родственников, прежде всего Монго-Столыпина, наперекор собственным планам, поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков. Эта перемена карьеры отвечала и желаньям бабушки.
Лермонтов оставался в школе два «злополучных года», как он сам выражается. Об умственном развитии учеников никто не думал; им «не позволялось читать книг чисто-литературного содержания». В школе издавался журнал, но характер его вполне очевиден из поэм Лермонтова, вошедших в этот орган: «Уланша», «Петергофский праздник»…
Накануне вступления в школу Лермонтов написал стихотворение «Парус»; «мятежный» парус, «просящий бури» в минуты невозмутимого покоя — это всё та же с детства неугомонная душа поэта. «Искал он в людях совершенства, а сам — сам не был лучше их», — говорит он устами героя поэмы «Ангел смерти», написанной ещё в Москве.
В 1832 году в манеже Школы гвардейских подпрапорщиков лошадь ударила Лермонтова в правую ногу, расшибив её до кости. Лермонтов лежал в лазарете, его лечил известный врач Н. Ф. Арендт. Позже поэт был выписан из лазарета, но врач навещал его в доме Е. А. Арсеньевой.
По выходе из школы корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтов живёт по-прежнему среди увлечений и упреков совести, среди страстных порывов и сомнений, граничащих с отчаянием.
Вышедший из-под опеки бабушки, уже взрослый, Лермонтов трижды приезжал на Кавказ, всегда не по своей воле – это было место его службы, а точнее, ссылки. Первый раз он был сослан в 1837 году за стихотворение «Смерть поэта», посвященное трагической гибели А. С. Пушкина на дуэли
До сих пор поэтический талант Лермонтова был известен лишь в офицерских и светских кружках. Первое его произведение, появившееся в печати — «Хаджи Абрек» — попало в «Библиотеку для Чтения» без его ведома, и после этого невольного, но удачного дебюта Лермонтов долго не хотел печатать своих стихов. Смерть Пушкина явила Лермонтова русской публике во всей силе поэтического таланта. Лермонтов был болен, когда совершилось страшное событие. До него доходили разноречивые толки; «многие», рассказывает он, «особенно дамы, оправдывали противника Пушкина», потому что Пушкин был дурен собой и ревнив и не имел права требовать любви от своей жены.
В конце января тот же врач Н. А. Арендт, побывав у заболевшего Лермонтова, рассказал ему подробности дуэли и смерти Пушкина.
Об особенном отношении к происходившим событиям рассказывал другой литератор — П. А. Вяземский.
Невольное негодование охватило Лермонтова, и он «излил горечь сердечную на бумагу». Стихотворение «Смерть Поэта» оканчивалось сначала словами: «И на устах его печать». Оно быстро распространилось в списках, вызвало бурю в высшем обществе, новые похвалы Дантесу; наконец, один из родственников Лермонтова, Н. Столыпин, стал в глаза порицать его горячность по отношению к такому джентльмену, как Дантес. Лермонтов вышел из себя, приказал гостю выйти вон и в порыве страстного гнева набросал заключительные 16 строк «А вы, надменные потомки…»…
Когда стихотворение дошло до царя, он наложил на нем такую резолюцию: “Приятные стихи, нечего сказать… Я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону”.
Последовал арест и судебное разбирательство, за которым наблюдал сам император; за Лермонтова вступились пушкинские друзья, прежде всего Жуковский, близкий императорской семье, кроме этого бабушка, имевшая светские связи, сделала все, чтобы смягчить участь единственного внука. Некоторое время спустя корнет Лермонтов был переведён прапорщиком в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Поэт отправлялся в изгнание, сопровождаемый общим вниманием: здесь были и страстное сочувствие, и затаённая вражда.
В первых числах мая 1837 года Лермонтов прибыл в Ставрополь, где находилось командование войск Кавказской линии. В дороге поэт простудился. Врачи разрешили ему принять курс лечения минеральными водами в Пятигорске, он попал в город, где на него нахлынули воспоминания детства.
Лермонтов лечился здесь до конца августа.
Первое пребывание Лермонтова на Кавказе длилось всего несколько месяцев. Благодаря хлопотам бабушки он был сначала переведён в гродненский гусарский полк, расположенный в Новгородской губернии, а потом — в апреле 1838 года — возвращён в лейб-гусарский. Несмотря на кратковременную службу в Кавказских горах, Лермонтов успел сильно измениться в нравственном отношении.
Об исключительной значимости для творчества Лермонтова периода его пребывания в 1837 году в Пятигорске и Кисловодске лучше всего свидетельствует роман «Герой нашего времени», в котором нашли отражение пятигорские наблюдения поэта, его большая любовь к Кавказу.
Тайные думы Лермонтова давно уже были отданы роману. Он был задуман ещё в первое пребывание на Кавказе; княжна Мери, Грушницкий и доктор Вернер, по словам того же Сатина, были списаны с оригиналов ещё в 1837 году. Последующая обработка, вероятно, сосредоточивалась преимущественно на личности главного героя, характеристика которого была связана для поэта с делом самопознания и самокритики…
Сначала роман «Герой нашего времени» существовал в виде отдельных глав, напечатанных как самостоятельные повести в журнале «Отечественные записки». Но вскоре вышел роман, дополненный новыми главами и получивший таким образом завершенность.
Первое издание романа было быстро раскуплено и почти сразу появилась критика на него. Почти все, кроме Белинского, сошлись во мнении о том, что Лермонтов в образе Печорина изобразил самого себя и что такой герой не может являться героем своего времени. Поэтому второе издание, появившееся почти сразу во след первому, содержало предисловие автора, в котором он отвечал на враждебную критику. В «Предисловии» Лермонтов провел черту между собою и своим героем и обозначил основную идею своего романа.
Вернувшись с первой ссылки на Кавказ, Лермонтов привёз массу новых поэтических произведений. После «Смерти поэта» он стал одним из самых популярных писателей в России, да и в свете его теперь воспринимают совсем иначе. Лермонтов вошёл в круг пушкинских друзей и наконец-то начинает печататься, почти каждый номер журнала Краевского «Отечественные записки» выходит с новыми стихотворениями поэта. Лермонтов возвращается в петербургский «свет», снова играет роль льва, тем более, что за ним теперь ухаживают все любительницы знаменитостей и героев; но одновременно он обдумывает могучий образ, ещё в юности волновавший его воображение. Кавказ обновил давнишние грёзы; создаются «Демон» и «Мцыри».
И та, и другая поэма задуманы были давно. О «Демоне» поэт думал ещё в Москве, до поступления в университет, позже несколько раз начинал и переделывал поэму; зарождение «Мцыри», несомненно, скрывается в юношеской заметке Лермонтова, тоже из московского периода: «написать записки молодого монаха: 17 лет. С детства он в монастыре, кроме священных книг не читал… Страстная душа томится. Идеалы».
В основе «Демона» лежит сознание одиночества среди всего мироздания. Черты демонизма в творчестве Лермонтова: гордая душа, отчуждение от мира и небеса презрение к мелким страстям и малодушию. Демону мир тесен и жалок; для Мцыри — мир ненавистен, потому что в нём нет воли, нет воплощения идеалов, воспитанных страстным воображением сына природы, нет исхода могучему пламени, с юных лет живущему в груди. «Мцыри» и «Демон» дополняют друг друга.
Но роль «льва» в петербургском свете закончилась для Лермонтова крупным недоразумением: ухаживая за княгиней Щербатовой — музой стихотворения «На светские цепи», — он встретил соперника в лице сына французского посланника Эрнеста де Баранта.
В результате — дуэль, окончившаяся благополучно, но для Лермонтова повлекшая арест на гауптвахте, потом перевод в Тенгинский пехотный полк на Кавказе.
Большой московский почтовый тракт, ведущий на Кавказ, пересекал обширные просторы земли донского казачества с севера на юг. Он шел через станицу Казанскую на Верхнем Дону, станицу Каменскую на Северском Донце и город Новочеркасск.
Почтовая тройка увозила опального поэта «с милого севера в сторону южную». Невесело было на душе поэта, мрачные мысли одолевали его. А по небу бежали одинокие облака. И очень возможно, что, глядя на них, поэт вспомнил свои стихи, написанные совсем недавно, в день отъезда из Петербурга:
Кавказ – это основная страница в жизни и творчестве великого поэта. Кавказ встречает нас везде, и в биографии Михаила Юрьевича, и в его произведениях, и в воспоминаниях о нем его современников.
Белинский писал о том, что Кавказ был колыбелью поэтического творчества Лермонтова также как и Пушкина. И после Пушкина никто так не благодарил Кавказ строками поэзии, как Михаил Юрьевич.
С Кавказом связаны все самые счастливые воспоминания детства у поэта. Впервые в эти места он попадает шестилетним мальчишкой. Михаил был довольно слабым и болезненным мальчиком, а потому его бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева везет его на Кавказ, который славится целебными свойствами местных минеральных вод. И уже эта, самая первая поездка оставляет глубокий след в душе нежного и впечатлительного ребенка.
Второй, еще более яркой встречей с Кавказом в 1825 года Михаил также обязан своей бабушке. Елизавета Алексеевна не обладала большим достатком, была достаточно стеснена в средствах и оттого очень бережлива. Но зная, что ей предстоит осень отдать внука на обучение в столицу, она решает порадовать мальчика и укрепить его здоровье. И они семьей отправляются на лечебные воды на все лето. Долгая дорога по живописным местам девственной природы Кавказа производит неизгладимое впечатление на юную душу будущего поэта. Горячеводск, куда они приехали на отдых и лечение, также поражает своим величием и необычной красотой. Именно здесь Лермонтов впервые знакомится с «Кавказским пленником» А.С. Пушкина. Здесь, в горах Кавказа эта драма оживает, полностью уводя за собой в события произведения. Здесь он впервые влюбляется, это была детская любовь, но эти необыкновенные чувства Михаил запомнил на всю жизнь.
Далее Кавказ перестает быть Михаилу Юрьевичу местом безоблачного детского счастья. Повзрослев, поэт попадает сюда трижды. Кавказ — становится местом службы, а на самом деле ссылки для Лермонтова. Здесь он влюбляется, заводит дружбу, знакомиться с людьми. Тема службы на Кавказе произведение в прозе «Кавказец».
Пятигорск и Кисловодск в 1837 году создают канву для «Героя нашего времени». А глава «Тамань» написана под реальным впечатлением поэта от встречи с контрабандистами.
Немало стихов написано о Кавказе. Кавказ является лейтмотивом всего творчества поэта и жизни в целом. Символично, что именно здесь, в синих кавказских горах, у подножия горы Машук, во время дуэли и обрывается жизнь юного Лермонтова.
Впервые Михаил Юрьевич Лермонтов побывал на Кавказе шестилетним ребенком, когда бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева привозила его на воды, чтобы поправить здоровье внука. Уже первая поездка из далекого пензенского имения Тарханы, несомненно, оставила отпечаток в детском сознании. Но особенно большое значение в жизни Лермонтова имело посещение Кавказа в 1825 году, когда ему было около 11 лет. Из Тархан выехали большим обозом, так как с Арсеньевой отправился на воды и её брат Александр Алексеевич Столыпин – он ехал с женой и детьми. Ехали и другие родственники, также множество дворовых, гувернёры, лекарь, повара. Елизавета Алексеевна была небогата и бережлива. Но, зная, что Мишу скоро придется отдать в учение в Москву или Петербург, решила сделать ему подарок, очень щедрый, – поездку на Горячие воды на целое лето.
Ехали долго, недели две. После Ставрополя увидели горы. На подъезде к маленькому городу Александрову вдруг открылось все Пятигорье. Сначала повитый голубой дымкой Бештау, а за ним словно облачка забелели вершины Большого Кавказа. Там угадывались легкие очертания двуглавого Эльбруса, – он то скрывался за горами и скалами, то возникал снова. Проехали аул Бабуковский – первое горское поселение. Миша увидел плоскокрышие сакли с узкими щелями окон, сложенные из камня ограды, толпу кабардинских детей, с любопытством глядевших на проезжающий обоз: Дальше ехали по каменистому берегу горного Подкумка. Вскоре показался конический, поросший лесом Машук, скрывающий дома Горячеводска. Правее широко растянулся Бештау, вздымая к облакам несколько скалистых вершин.
И вот Горячеводск. Горячая гора, вся в известковых потеках, дымится от бегущих по ней серных ручейков… Позади возвышается Машук… На одной из открытых площадок его – казацкий дозорный пост. От подошвы Машука начинается Главная улица, пересеченная несколькими переулками. Дома почти все из тонкого леса, отштукатуренные и выбеленные, с камышовыми крышами. Несколько казенных зданий только строится, – солдаты пилят известняк здесь же, на Машуке. Городок охраняют егеря и казаки, расположившиеся с двумя пушками у въезда.
Далекие горы молчат, в степи только изредка проскачет конный казак. Но в воздухе висит тревога и велит быть начеку. Мальчик, поднявшийся с гувернером к казачьему пикету на Машуке, смотрит вдаль. Вот плавно пролетел орел. В тишине раздался выстрел – прокатилось эхо… Тень тучи бежит по кустарнику и траве – словно отряд всадников летит с гор…
Торг – возле солдатской слободы. Небольшая площадь уставлена телегами и арбами. Шум стоит страшный: гортанный говор, крик, стук… Блеют овцы, ревет верблюд, хлопают крыльями извлекаемые из корзин куры, которыми торгуют черкесы, приехавшие из ближних аулов. Немцы-колонисты продают хлеб, молоко, масло… Тут увидишь и грузина, и калмыка, и перса с крашенной хною бородой… Среди толпы невозмутимо проезжают наездники в папахах. Какие под ними кони! Их шаг – словно медленный танец… Гремят бубны… Верещат зурны… На улицах, у источников, на торгу – дамы в белых платьях, офицеры в белых фуражках… В городке кипит жизнь.
Здесь Михаил Юрьевич впервые прочитал “Кавказского пленника” Пушкина. Большая удача, большое счастье было прочитать поэму здесь, в виду снежных гор, – именно там разыгрывается трагедия Пленника и Черкешенки… Здесь же он впервые перелистал альбом Марии Акимовны Шан-Гирей, в котором было много записей его матери – Марии Михайловны Лермонтовой, – не только французские записи, но и стихи на русском языке. В этот альбом по просьбе “тетеньки” (как называл он Марию Акимовну) он нарисовал акварелью кавказский вид. В это необыкновенное для Лермонтова время зарождался в нем поэт…
Вышедший из-под опеки бабушки, уже взрослый, Лермонтов трижды приезжал на Кавказ, всегда не по своей воле – это было место его службы, а точнее, ссылки.
Первый раз он был сослан в 1837 году за стихотворение “Смерть поэта”, посвященное трагической гибели А.С.Пушкина на дуэли. Когда стихотворение дошло до царя, он наложил на нем такую резолюцию: “Приятные стихи, нечего сказать… Я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону”.
У Лермонтова и Раевского был сделан обыск. В конце февраля поэт пробыл несколько дней под арестом в Главном штабе. Затем он был переведен из гвардейского Гусарского полка в Нижегородский драгунский полк и начал готовиться к отъезду. Полк этот находился на Кавказе, где шла война с горцами.
В первых числах мая 1837 года Лермонтов прибыл в Ставрополь, где находилось командование войск Кавказской линии. В дороге поэт простудился. Врачи разрешили ему принять курс лечения минеральными водами в Пятигорске, он попал в город, где на него нахлынули воспоминания детства.
Сравнивая увиденное со своими детскими воспоминаниями, он был удивлен произошедшими здесь изменениями: в посёлке появились красивые здания, он был переименован в Пятигорск. Там, где располагался казачий пост, появилась изящная беседка “Эолова арфа”, четко вырисовывающаяся на фоне неба. В нее вмонтировали музыкальный инструмент – арфу, струны которой приводились в действие ветром через флюгер и специальное устройство и издавали довольно мелодичные звуки. “Я теперь на водах, – пишет он в Петербург, – пью и принимаю ванны… Каждое утро из окна я смотрю на цепь снежных гор и Эльбрус; вот и теперь, сидя за этим письмом к вам, я то и дело останавливаюсь, чтобы взглянуть на этих великанов, так они прекрасны и величественны… Ежедневно брожу по горам… Как только я выздоровлю, то отправлюсь в осеннюю экспедицию против черкесов”.
Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял.
Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас.
За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ.
Я счастлив был с вами, ущелия гор,
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ.
“Кавказ”, 1830
Лермонтов лечился здесь до конца августа.
Он встретился в Пятигорске с поэтессой Ростопчиной. Здесь познакомился с Белинским, однако сближение их произойдет позднее, в Петербурге.
Об исключительной значимости для творчества Лермонтова периода его пребывания в 1837 году в Пятигорске и Кисловодске лучше всего свидетельствует роман “Герой нашего времени”, в котором нашли отражение пятигорские наблюдения поэта, его большая любовь к Кавказу. Места по соседству с “Эоловой арфой” воскрешают в памяти страницы повести “Княжна Мери”. У источника Печорин встречается с юнкером Грушницким. С источником связано знакомство Грушницкого с княжной Мери. Здесь началась история, завершившаяся трагически. В сентябре он едет в отряд Вельяминова в Анапу, через Тамань. В Тамани он случайно попал на квартиру к хозяевам, которые занимались контрабандой. Здесь и произошла история, рассказанная в “Герое нашего времени”. В небольшом домике, крытом камышом, воссозданном в наши дни, теперь располагается музей.
Оттуда Лермонтов снова через Ставрополь, где в это время познакомился с некоторыми из переведенных сюда из Сибири декабристов, направился в Тифлис (ныне Тбилиси), поблизости от которого находился Нижегородский полк. Встречи с сосланными на Кавказ декабристами скрашивали поэту тяжесть изгнания, погружали его в атмосферу острых политических споров. Особенно сдружился Лермонтов с известным декабристом А.И.Одоевским.
Гродненский полк стоял близ Новгорода. Но так как перевод из полка в полк еще не состоялся фактически, то он все-таки направился в Тифлис, воспользовавшись случаем попутешествовать по Кавказу.
“С тех пор как выехал из России, – писал он Раевскому из Тифлиса, – поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже… Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал… Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом; лазил на снеговую гору (имеется в виду Крестовая гора) на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии, как на блюдечке”.
Лермонтов был не только талантливым поэтом, но и одаренным художником. Много зарисовок сделано Лермонтовым во время его ссылки на Кавказ в 1837 году. Среди них замечательный пейзаж Крестовой горы. “Эта картина рисована поэтом Лермонтовым и подарена им мне при последнем его отъезде на Кавказ…” (Надпись рукою Ф.Одоевского на оборотной стороне картины “Крестовая гора”)
В январе 1838 года Лермонтов после года службы на Кавказе возвращается в Петербург. В середине июня 1840 года Лермонтов вновь появляется в крепости Грозной (ныне город Грозный), на сей раз за дуэль с Эрнестом де Барантом. Он принимает участие в экспедиции против чеченцев в составе отряда генерал-лейтенанта А.В. Галафеева. После ряда небольших стычек, 11 июля, состоялся бой при реке Валерик. В “Журнале военных действий” отмечено: “Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием…” В стихотворении “Я к вам пишу случайно; право…” Лермонтов описал этот поход и бойца Валерика.
В августе 1840 года Лермонтов совершил еще один поход, участвуя во множестве жестоких стычек с горцами. После краткого отдыха в Пятигорске он снова в отряде Галафеева, теперь в составе кавалерии. Как вспоминали сослуживцы, он удивлял удалью даже старых кавказских джигитов. 10 октября он принял команду от раненого Р.И. Дорохова над группой конных “охотников” (добровольцев), в которую входили разжалованные офицеры, казаки, кабардинцы – люди отчаянной храбрости. “Невозможно было сделать выбора удачнее, – писал сослуживец поэта, – всюду поручик Лермонтов, везде первый подвергался выстрелам хищников и во главе отряда оказывал самоотвержение выше всякой похвалы”. Галафеев представил Лермонтова к награде и направил командующему личную просьбу о его переводе в гвардию. Лермонтов не получил наград и не был переведен в гвардию.
В январе 1841 года Лермонтову был выдан отпускной билет на два месяца, и он отправился в Петербург. В конце апреля, не дождавшись отставки, Лермонтов покидает столицу и едет в Ставрополь. В дороге он нагоняет А.А. Столыпина, и дальше они едут вместе. В конце мая они приезжают в Пятигорск и снимают квартиру у В.И. Чилаева. Даже по местным пятигорским условиям квартира оказалась очень скромной. И все же она понравилась поэту. Особенно когда он вышел на небольшую терраску, с которой виднелась белоснежная горная цепь с возвышавшимся над ней двуглавым Эльбрусом. С того дня, когда Лермонтов переступил порог небольшого домика на краю города, у подножия Машука, прошло уже полтора столетия. С тех пор в ничем не примечательном, небольшом, покрытом камышовой кровлей домике вместе с поэтом поселилось бессмертие, потому что он стал последним приютом поэта.
Через полтора месяца после приезда, 13 июля 1841, вечером, в доме Верзилиных (ныне д.9 по ул. Буачидзе; здесь теперь Музей-заповедник М.Ю. Лермонтова), где часто собиралась молодежь, развернулись роковые события. Князь С.В. Трубецкой играл на фортепьяно. Среди прочих в комнате был Л. С. Пушкин, брат поэта. Лермонтов сидел подле одной из дочерей хозяев дома. В комнату вошел Мартынов, одетый, по своему обыкновению, в щегольскую черкеску с серебряными газырями и с большим кинжалом у пояса, красивый и надменный. Но видно было, что он любуется собой, и это было смешно. Лермонтов, не терпевший ни малейшей фальши, при каждой встрече подтрунивал над Мартышем, как он его звал. Часто рисовал на него карикатуры, писал эпиграммы, однако все в границах дружеской шутки. И вот, когда Мартынов вошел в гостиную, Лермонтов, обратившись к своей соседке, сказал по-французски:
– Мадемуазель Эмилия, берегитесь – приближается свирепый горец.
Хотя это было сказано тихо, но тут Трубецкой перестал играть, и слова “свирепый горец” прозвучали во всеуслышание. Позднее, когда все стали расходиться, Мартынов сказал Лермонтову:
– Господин Лермонтов, я много раз просил вас воздержаться от шуток на мой счет, по крайней мере – в присутствии женщин.
– Полноте, – ответил Лермонтов, – вы действительно сердитесь на меня и вызываете меня?
– Да, я вас вызываю, – сказал Мартынов и вышел.
Собственно, несмотря на все предчувствия, вызов на дуэль оказался для Лермонтова неожиданным, – он все-таки не думал, что его бывший товарищ по юнкерской школе окажется столь мелочно-обидчив… Но мелочно-обидчивыми были многие из людей, окружавших Лермонтова и в Петербурге, и в Пятигорске…
Поединок был назначен на 15 июля. 14-го Лермонтов и Столыпин-Монго выехали в Железноводск. Утром 15-го в Железноводске Лермонтов встретил Екатерину Быховец с теткой (Быховец была его кузиной), которых сопровождали Лев Пушкин и еще двое молодых людей. Все это общество выехало в Шотландку (иначе колония Каррас), лежащую на полпути из Железноводска в Пятигорск (ныне – поселок Иноземцево, на улице Свободы сохранился так называемый дом Рошке, д. 38, где хозяева содержали ресторан для приезжающих отдохнуть и повеселиться молодых офицеров). Там обедали. Лермонтов выпросил у Быховец золотое бандо (головной обруч) с тем, что на другой день или вернет его сам, или передаст с кем-нибудь. Дело в том, что прическа, при которой надевается бандо, была любимая у Лопухиной, – Лермонтов так однажды изобразил ее на акварельном портрете. А Екатерина Быховец и вообще была похожа на Лопухину. Незадолго до описываемых событий Лермонтов создал стихотворение “Нет, не тебя так пылко я люблю…”, обращенное к Екатерине Быховец.
Из Шотландки до места дуэли Лермонтов ехал с Глебовым и рассказывал ему, что задумал грандиозную работу. “Я выработал уже план, – говорил он Глебову, – двух романов: одного из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене, и другого – из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове… персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране, и вот придется сидеть у моря и ждать погоды, когда можно будет приняться за кладку их фундамента. Недели через две уже нужно будет отправиться в отряд, к осени пойдем в экспедицию, а из экспедиции когда вернемся!” В этот же день между шестью и семью часами вечера у подножия Машука во время грозы и сильного дождя состоялась дуэль Лермонтова с Мартыновым при секундантах М. П. Глебове и А.И. Васильчикове. При этом присутствовали, то ли как секунданты, то ли как наблюдатели, Столыпин-Монго и Трубецкой… Лермонтов был убит.
Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег-
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих как алмаз,
Седой, незыблемый Кавказ…
Активные, приключенческие, оздоровительные туры
маршруте 30 любят наблюдать ревущие и падающие вниз потоки воды. В них есть такое, что даже при минутном прикосновении к обжигающей прохладой ауре, смешенной с воздухом воды, вызывает неописуемый восторг и радость. У водопадов не бывает грустных людей, здесь забываются все насущные проблемы. Здесь царит атмосфера веселья, улыбок доброты”.”>
В произведениях по-настоящему великого поэта и писателя Михаила Юрьевича Лермонтова нашло отображение множество граней нашей жизни. Но с особенной любовью писал автор про горы, именно поэтому сегодня сложно разделить понятия «Лермонтов» и «Кавказ». Сочинение-рассуждение такого плана может занять множество страниц, однако сегодня рассмотрим эту тему кратко.
Значение произведений Михаила Юрьевича Лермонтова сложно переоценить. Это был настоящий талант, который заслужил право называться одним из наших величайших поэтов и писателей.
Кавказ в жизни Лермонтова
Регион начал играть большую роль в судьбе писателя уже с раннего детства. Очень болезненным ребенком, требовавшим постоянного лечения, родился Михаил Юрьевич Лермонтов. Тема Кавказа стала ему настолько близка потому, что здесь он проводил немало времени. Впервые поэт посетил регион еще в 4 года, затем в 6, в 10 и потом всю жизнь постоянно приезжал сюда. Именно на склонах этих величественных гор впервые прочувствовал талантливый мальчик силу любви.
Так сложилась судьба поэта, что и работать ему довелось в Кавказских горах. В 1837 году писатель был сослан служить на Кавказ за произведение «На смерть поэта». Однако пребывание в этих горах не было для поэта наказанием, наоборот, это дало ему новый творческий толчок. У него была возможность общаться с местным населением, впитывать в себя легенды и предания, наблюдать за танцами, слушать песни, участвовать в качестве гостя на свадьбах и бывать в домах местных жителей. Именно в ссылке были написаны или начаты величайшие произведения Лермонтова. Из изгнания он вернулся в 1838 году. В 1840 году Лермонтов вновь был сослан в горы Кавказа, где тогда шли активные боевые действия.
Так вышло, что за свою жизнь писатель побывал практически во всех уголках этого края, отчего описания разных мест в его произведениях настолько точны. Не зря Лермонтов говорил, что эти горы — его Родина.
В 1841 году, в возрасте всего 26 лет, великий писатель был убит на дуэли. Можно сказать, что это была просто нелепая случайность, ведь он отправился на поединок с товарищем по фамилии Мартынов. Писатель не воспринимал это всерьез и даже не думал стрелять, в отличие от своего приятеля.
Так жизненный путь писателя окончился на Кавказе. Прах его сейчас находится в имении Лермонтово Пензенской области.
Кавказ в стихах Лермонтова
Тонкое душевное устройство писателя позволило ему прочувствовать и полюбить прелесть суровых гор всей душой, благодаря чему смог родиться удивительный творческий союз — Лермонтов и Кавказ. Сочинение-рассуждение на эту тему часто задают писать школьникам в рамках программы, ведь это позволяет им лучше понять все грани творчества автора.
Первое свое стихотворение, «Кавказ», Лермонтов посвятил горам еще в 15 лет, и оно до сих пор потрясает читателей. Однако не только великолепную природу воспевал поэт. Он искренне любил и жителей тех мест, несмотря на все повороты его судьбы.
Михаил Юрьевич Лермонтов за свою короткую жизнь написал множество стихотворений и поэм про Кавказ. «Демон», «Мцыри», «Кавказский пленник» — вот только самые знаменитые его стихотворные произведения.
Кавказ в прозе Лермонтова
Подавляющее большинство творческих работ по мотивам произведений писателя посвящено теме «Лермонтов и Кавказ». Сочинение-рассуждение на эту тему однозначно будет неполным без освещения романов писателя.
Лермонтов провел большую часть своей жизни в этом регионе, поэтому и действия прозаических творений в основном происходят также на Кавказе. Поскольку в то время велась война, то писатель отражает нюансы поведения русских военных и местных жителей.
«Герой нашего времени» — самое известное его сочинение. Лермонтов и Кавказ смог еще раз увековечить в своем бессмертном произведении.
Природа региона в творчестве автора
Лермонтов представляет кавказскую природу всегда в самых красивых тонах и практически всегда говорит о ней, как о живом существе. Например, в произведении «Спор» Шат-гора и река Казбек предстают своенравными и выясняют, кто сильнее, как сами горцы. Природа в его произведениях всегда динамична, она наполнена энергией. Поистине прекрасные образы могли воплощать Лермонтов и Кавказ.
Сочинение-рассуждение на тему схожести природы Кавказа и его народов — тема, которая позволит глубже проникнуть в сущность произведений писателя.
Кавказские народы в творчестве Лермонтова
Совсем не зря задают школьникам писать на тему произведений писателя сочинение. Лермонтов и Кавказ представляют собой в этом плане идеальное сочетание. Писатель смог во всей полноте прочувствовать душу горцев и передать это знание читателям.
В произведениях Лермонтова народы Кавказа предстают похожими на природу этих мест. Прекрасные, высокие, сильные люди с закаленным характером, причем не только мужчины, но и женщины. Гордые, но не надменные, очень живые, искренние и страстно любящие — вот какими их видит Лермонтов. Они упрямы до безумия и в порыве эмоций могут легко убить. Горцы в произведениях автора предстают очень религиозными людьми, однако могут совершать преступления, невзирая на заповеди церкви.
Пожалуй, можно сказать, что странные отношения в их семьях остаются непонятными лишь для нас — у них такие традиции, как, например, кража девушек, устанавливались веками и не считаются чем-то необычным.
Во время своей службы в полку Лермонтов воспринимал Кавказ как пристанище простоты и вольности, которую он противопоставлял светским манерам и правилам Петербурга.
Картины Лермонтова
Мало известен тот факт, что Лермонтов на самом деле был не только талантливым писателем и поэтом, но еще и художником. Так, первую свою картину он написал еще раньше, чем стихотворение, — в возрасте 13 лет. Кавказ в творчестве Лермонтова представлен не только текстами, но еще и образами, наполненными любовью. Если посмотреть на его картины, то становится понятно, что у писателя был дар создавать художественные полотна, ведь они выполнены мастерски.
Его иллюстрации как нельзя лучше отображают и суть его стихотворений: Кавказ в творчестве Лермонтова наполнен прекрасными горами и гордыми людьми.
В скале нарублены ступени; Они от башни угловой Ведут к реке, по ним мелькая, Покрыта белою чадрой, Княжна Тамара молодая К Арагве ходит за водой.
Посредством такого простого движения взгляда автор как бы приближает нам
Кавказ все ближе и ближе – сначала с высоты полета Демона, затем уже в
более мелких деталях, а после кавказский пейзаж изображает нам уже жизнь
обитателей этой горной страны.
Во второй части «Демона», третьей и четвертой строфе мы также видим
картины природы, но уже в сопоставлении с внутренним миром героини.
Земная природа изображается теперь «изнутри», увиденная глазами заключенной
в монастырь Тамары: Кругом, в тени дерев миндальных, Где ряд стоит крестов печальных, Безмолвных сторожей гробниц, Спевались хоры легких птиц. По камням прыгали, шумели Ключи студеною волной, И под нависшею скалой, Сливаясь дружески в ущелье, Катились дальше, меж кустов, Покрытых инеем цветов.
Этот контраст двух частей подчеркивает, что природа Кавказа (и, в
частности, изображаемая Лермонотовым) может быть не только буйной, но и
спокойной, безмятежной.
Такой же спокойной, по мнению Ираклия Андроникова, изображается природа в
знаменитом стихотворении «Из Гете»: Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины Полны свежей мглой; Не пылит дорога, Не дрожат листы… Подожди немного, Отдохнешь и ты.
Содержание Лермонтовского стихотворения и его основные мотивы не совсем
совпадают с переводимым оригиналом. Некоторые исследователи считают, что
обращение к Гете послужило поводом для создания собственного произведения.
Но возможно, оно навеяно Лермонтову службой на Кавказе. Представьте такую
картину: вечер в горах. Устало тянется по дороге колонна войск. Застыли в
молчании окрестные вершины, зажигаются первые звезды. И угасают дневные
заботы, мелочными кажутся земные страсти, тревоги и желания. Остается
ощущение бренности нашей жизни на земле. «Подожди немного, отдохнешь и ты…» 2. Легенды Кавказа в творчестве Лермонтова.В книги Ираклия Андроникова рассказано о том, что мотивы фольклора народов
Кавказа можно легко найти в творчестве поэта. Возьмем, к примеру, поэму
«Демон», рассказывающую о духе, полюбившем земную девушку.
В верховьях Арагвы в 19м веке живет еще легенда о горном духе Гуда,
полюбившем красавицу грузинку. Впервые эта легенда была записана в 50-х
годах прошлого века со слов проводника-осетина.
«Давным-давно — так начинается эта легенда — на берегу Арагвы, на дне
глубокого ущелья, образуемого отвесными горами при спуске с Гуд-горы в
Чертову долину, в бедной сакле убогого аула росла, как молодая чинара,
красавица Нино. Когда она поднималась на дорогу, купцы останавливали
караваны, чтобы полюбоваться красотой девушки.
От самого дня рождения Нино ее полюбил Гуда — древний дух окрестных гор.
Хотела ли девушка подняться на гору— тропинка незаметно выравнивалась под
ее ножкой, и камни покорно складывались в пологую лестницу. Искала ли цветы
— Гуда приберегал для нее самые лучшие. Ни один из пяти баранов,
принадлежавших отцу Нино, не упал с кручи и не стал добычей злых волков.
Нино была царицей гор, над которыми властвовал древний Гуда.
Но вот, когда Арагва в пятнадцатый раз со дня рождения девушки превратилась
в бешеный мутный поток, Нино стала такой необыкновенной красавицей, что
влюбленный Гуда захотел сделаться ради нее смертным.
Но девушка полюбила не его, а юного своего соседа Сосико, сына старого
Дохтуро. Этот юноша во всем ауле славился силой и ловкостью, неутомимо
плясал горский танец и метко стрелял из ружья.
Когда Сосико гонялся с ружьем за быстроногою арчви серной,— ревнивый Гуда,
гневаясь на молодого охотника, заводил его на крутые скалы, неожиданно
осыпал его метелью и застилал пропасти густым туманом. Наконец, не в силах
терпеть долее муки ревности, Гуда накануне свадьбы засыпал саклю влюбленных
огромной снежной лавиной и, подвергнув их любовь жестокому испытанию,
навсегда разлучил их».
По другой версии, злой дух завалил хижину влюбленных грудой камней.
Спускаясь с Крестового перевала в Чертову долину, проезжающие часто
обращают внимание на груду огромных обломков гранита, неизвестно откуда
упавших на травянистые склоны Гуд-горы. По преданию, их накидал сюда
разгневанный горный дух
Наименование свое грозный Гуда получил от Гуд-горы, а Гуд-гора, в свою
очередь, от ущелья Гуда, откуда берет начало Арагва. «Подле висящего завала
Большого Гуда, именно в Чертовой долине,— как сообщала в 40-х годах газета
«Кавказ»,— чаще всего и подстерегали путешествовавших по старой Военно-
Грузинской дороге снежные заносы и метели».
А в «Герое нашего времени», в тексте «Бэлы», Лермонтов пишет: «Итак, мы
спускались с Гуд-горы в Чертову долину… Вот романтическое название! Вы
уже видите гнездо злого духа между неприступными утесами…»
Значит, Лермонтов знал легенду о любви Гуда и, по-видимому, не случайно
перенес действие «Демона» на берега Арагвы. Есть основание полагать, что
легенда о любви злого духа к девушке-грузинке оплодотворила первоначальный
сюжет. Безликая монахиня из первой редакции «Демона» превратилась в
красавицу Тамару, дочь старого князя Гудала. В новой редакции изменился и
жених Тамары — «властитель Синодала», удалой князь. Его, а не ангела
противопоставляет Лермонтов любви демона в поэме. Это изменение сюжета
могло быть подсказано Лермонтову преданием о ревности горного духа к
Возлюбленному красавицы Грузинки.
Другие следы кавказских легенд и преданий можно найти в стихотворении
«Тамара».
На одном из рисунков Лермонтова, перекликающегося со стихотворением, мы
видим изображения Дарьялского ущелья и так называемого «Замка Тамары», в
стихотворении же сказано: В глубокой теснине Дарьяла, Где роется Терек во мгле, Старинная башня стояла, Чернея на черной скале…
С этой башней связано множество легенд. В одном из вариантов легенды о
Дарьяльской башне историк грузинской литературы А. С. Хаханашвили обнаружил
имя «беспутной сестры» Тамары. Ее звали… Тамарой. Предание это повествует
о двух сестрах, носивших одно и то же имя. Благочестивая Тамара жила в
башне близ Ананури, другая — волшебница Тамара — в замке на Тереке. Эта
волшебница, зазывая к себе на ночь путников, утром обезглавливала их и
трупы сбрасывала в Терек. Ее убил заговоренной пулей русский солдат. Труп
ее был выброшен в Терек, замок развалился, имя чародейки Тамары проклято.
Отмечая раздвоение образа Тамары в этой легенде, профессор Хаханашвили
первый обратил внимание на сходство ее с той легендой, которая послужила
сюжетом лермонтовского стихотворения.
Кроме «Демона» и «Тамары» мотивы кавказского фольклора можно найти в поэме
«Мцыри».
На создание центрального эпизода поэмы «Мцыри» – битвы с барсом –
Лермонтова вдохновила распространенная в горной Грузии старинная песня о
тигре и юноше, одно из самых любимых в Грузии произведений народной поэзии. 3. Отличительные черты кавказского характера в произведениях ЛермонтоваМироощущение поэтом темперамента и менталитета южных народов отразилось во
многих его произведениях: «Бэла», «Дары Терека», «Беглец», и другие.
Черкесский строгий взгляд на доблесть, бесспорная для черкеса истина – идея
защиты родины ценою жизни вдохновили Лермонтова, и он создал поэму
«Беглец», вложив в неё особенно его самого в то время волновавшую идею
патриотического подвига. Поэма написана после пребывания на Кавказе в 1837
году.
На Кавказе, где умели сражаться за родину и свободу, и знали трудную цену
подвигу, и презирали измену, Лермонтов услышал песню о том, как молодой
горец вернулся из боя, не отомстив за смерть павших в сражении. По
содержанию и духу песня очень близка созданному поэтом произведению. Таким
образом, «Беглец» тесно связан с народной поэзией черкесов, произведение
как нельзя более близко кавказскому пониманию о подвиге и кровном родстве.
Беглеца отвергли все, отвергла и мать. Узнав, что он, не отомстив за смерть
отца и братьев, бежал с поля битвы, мать не позволяет ему войти в родной
дом. Проклятья, стоны и моленья Звучали долго под окном; И наконец удар кинжала Пресек несчастного позор… И мать поутру увидала… И хладно отвернула взор.
Когда фашистские войска подступили к Кабардино-Балкарии, редакция
нальчинской газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» печатала «Беглеца»
и распространяла его широко по горским селениям.
В поэме «Мцыри» автор касается той же темы, что и в «Беглеце» . Темы
родины, темы предков. Если беглец преступился почитанием семьи и понятиями
о чести поколений, живших столетиями до него, то Мцыри, напротив, стремится
к своим корням. Стремится настолько, что совершает безумный поступок –
бегство из монастыря. Юноша много говорит о желании иметь судьбу предков: Я мало жил, и жил в плену. Таких две жизни за одну, Но только полную тревог, Я променял бы, если б мог.
В какой-то мере, эти два представителя одного этноса беглец и Мцыри
противопоставлены друг другу.
Сам же Лермонтов не от имени лирических героев, а от своего имени пишет так
о людях Кавказа:
«Как вольные птицы, живут беззаботно; война их стихия; и в смуглых чертах
их душа говорит»
Восточные женщины Лермонтова не лишены изящества, они, наоборот, прекрасны:
Тамара из «Демона» и Бэла – яркие тому примеры.
Белинский пишет так про одну из сцен в «Бэле» :
«Он взял её руку и стал её уговаривать, чтобы она его поцеловала, она слабо
защищалась, только повторяла «поджалуста, поджалуста, не нада, не нада!».
Какая грациозная, и, в то же время какая верная натуре черта характера!
Природа нигде не противоречит себе, и глубокость чувства, достоинства и
грациозность непосредственности так же иногда поражает и в дикой
черкешенке, как и в образованной женщине высшего тона. Слыша «поджалуста,
поджалуста» вы видите перед собой эту очаровательную, черноокую Бэлу,
полудикую дочь вольных ущелий, и вас так же поражает в ней эта особенность
женственности, которая составляет все очарование женщин». Изображения Кавказа в живописи ЛермонтоваЛермонтову – писателю всегда помогал Лермонтов-художник.
Наиболее интересны пейзажи, выполненные маслом, — «Вид Пятигорска»,
«Кавказский вид с саклей» («Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты»), «Вид
горы Крестовой», «Вид Тифлиса», «Окрестности селения Карагач» («Кавказский
вид с верблюдами») и другие (все 1837— 1838).Любая кавказская панорама Лермонтова — это как бы малый фрагмент вселенной,
тем не менее выразивший всю бесконечность мироздания. Руины, монастыри,
храмы, лепящиеся на склонах гор, представляются зрителю естественными
вкраплениями в природный ландшафт. Вписанные в каждый пейзаж фигурки людей
— всадники, погонщики и верблюды, грузинки набирающие в Куре воду, —
подчинены изначально заданному ритму; их малый масштаб подчеркивает
космическую безмерность целого. Но несмотря на романтическую интонацию,
лермонтовские панорамы, как показал исследователь его творчества Ираклий
Андроников, во многом совпадают с реальной топографией изображаемых мест, а
кроме того, с описанием этих мест в произведениях.
В этом убеждаешься, знакомясь с обнаруженной в наше время лермонтовской
картиной «Вид Крестовой горы». На небольшом картоне масляными красками поэт
нарисовал один из чудесных горных пейзажей, так живо напоминающий нам
зарисовки из «Бэлы». Перед нами в обрамлении суровых скал высится покрытая
снегом гора, вершину которой венчает каменный крест. Огибая её, по склону
проходит дорога, внизу, вырываясь из глубоких расселин, сливаются вместе
два бурных горных потока. А выше на фоне голубого неба белеет гряда далеких
гор, как бы растворяясь в прозрачном воздухе, которым напоена вся картина.
Невольно на память вместе с текстом романа приходят строки из письма поэта
к Святославу Раевскому, где он делится впечатлениями от Военно-Грузинской
дороги: «Лазил на снеговую (Крестовую) гору, на самый верх, что не совсем
легко – оттуда видна половина Грузии как на блюдечке, и, право, я не берусь
объединить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух
– бальзам, хандра к черту, сердце бьется , грудь высоко дышит – ничего не
надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь»
Но при всем правдоподобии картины мы, к сожалению, не сможем отыскать на
натуре её подлинный прообраз, да и в описании Крестового перевала по роману
имеются расхождения с рисунком. Некоторые лермонтоведы пытались объяснить
это собирательным характером картины и элементами художественной фантазии
автора. Но это не соответствует истине. Дело в том, что лермонтовский
пейзаж, как это подметил один из исследователей А. Симченко, представлен в
перевернутом виде, в так называемом зеркальном отображении, и предельно
сжат по горизонтали. Эти особенности картины легко объяснимы. По
возвращении с Кавказа, Лермонтов некоторые свои рисунки автолитографировал,
чтобы иметь возможность подарить их друзьям.
До нашего времени дошли четыре оттиска одного из таких рисунков, причем два
из них раскрашены акварелью. Очевидно, и свою картину «Вид Крестовой Горы»
Лермонтов писал с литографированного рисунка. Искажение же подлинных
масштабов было связано с желанием вместить в ограниченный формат живописную
панораму гор, которой поэт всегда восхищался.
Перевернем пейзаж на картине в подлинном его развороте, и все станет на
свои места. Перед нами изображение реального вида со склона Гуд-горы на
Чертову долину и гору Крестовую. И если обратимся тексту «Бэлы», то
увидим, что изображение картины полностью совпадает с описанием этого места
в романе. Даже время суток на картине, о котором можно судить по характеру
освещения и направленности теней, точно соответствует описанию переезда
через перевал в «Бэле». Введение
Тема моего экзаменационного реферата: «Изображение Кавказа в творчестве
Михаила Юрьевича Лермонтова». Хотелось бы рассказать о Кавказе,
изображенном как в поэзии, так в прозе и живописи великого поэта. Мне стал
интересен край, побудивший написать шедевры русской литературы двух
величайших российских поэтов. Особенно полно, на мой взгляд, Кавказ
предстает перед нами именно через произведения Лермонтова.
Сложно понять южную линию в творчестве поэта, не зная о роли Кавказа в его
жизни. Именно поэтому я уделила немного внимания этой теме. Довольно
большая глава по сравнению с остальными посвящена природе южного края в
изображении Лермонтова. В следующей же приводятся несколько Грузинских
легенд и проводятся параллели с поэмами Лермонтова. Кроме того, я
постаралась рассказать об особенностях изображения кавказского
темперамента. И, наконец, последняя глава реферата посвящена лермонтовской
живописи, преобладающую часть которой занимают как раз кавказские мотивы.
В качестве источников я использовала несколько исследований. Большая часть
реферата написана по книге доктора филологических наук Ираклия Андроникова
«Лермонтов в Грузии». В книге представлены исследования, относящиеся к
кавказской теме в творчестве Лермонтова, а также непосредственно фактов
лермонтовской биографии, связанных с Кавказом, третья и четвертая главы.
Автор следующей книги «Поэма М.Ю. Лермонтова «Демон» – Елина Логиновская. В
своей книге Елена Логиновская открывает основные её смыслы: мифологический
и философский. Немалое внимание уделяется и лермонтовским описаниям
природы. Именно такие отрывки я взяла для реферата. Из этого источника я
использовала главу, посвященную экспозиции поэмы и отрывок главы,
посвященной второй части. Кроме того, я использовала статью Иннокентия
Анненского «Об эстетическом отношении Лермонтова к природе». В статье
рассматриваются отличительные черты лермонтовской природы, в частности,
природы Кавказа.
И, наконец, для главы об особенностях кавказского темперамента мною был
взят отрывок из книги исследователя С.А. Андреева-Кривича «Всеведенье
поэта», рассказывающей о связи черкесского фольклора с творчеством М.Ю.
Лермонтова.
Еще один автор, Сергей Чекалин. Как пишет Ираклий Андроников, он не
филолог, изучение жизни и творчества Лермонтова не представляет собою его
специальности, он просто читатель. Интерес Чекалина привлекли новые
материалы, до недавнего времени хранившиеся в частных руках заграницей. Его
книга относится к жанру «Приключения ученого», где научная достоверность
нисколько не страдает от описания «живой жизни». Из этой книги я
использовала отрывок, посвященный живописи поэта.Заключение
Во время работы над рефератом мне было очень приятно сделать для себя
несколько открытий об образе Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича
Лермонтова.
Лермонтовский Кавказ – это ощущение свободы, душевного спокойствия. Когда
мы читаем лирику Лермонтова, рассказывающую русском обществе («Как часто,
пестрою толпою окружен…» , «Смерть поэта…», «Прощай, немытая Россия»), то
нас не покидает ощущение метаний души человеческой, возмущения, которое
читатель переживает вместе с поэтом. Кавказ же дает ощущение свободы,
незыблемости мироздания… Как будто отдельно взятый человек вдохнул полной
грудью воздух свободы…Особенно хорошо понимаешь это, глядя на картины
лермонтова.
Юг у поэта – это воплощение движения. Даже природа у него живет своей
жизнью, зачастую очень похожей на людскую жизнь…
Больше всего удивило то, что в основе многих “южных” лермонтовских поэм
лежат легенды Кавказа, а не только фантазия автора. Поражает воображение
легенда о горном духе Гуда, полюбившем земную девушку.
Женщины гор – это, по моему мнению, особая ниша сюжетов Лермонтова. В какой-
то мере они противопоставляются лицемерным красавицам высшего света. Они не
испорчены жеманством и неискренностью. Они естественны, всегда
необыкновенно красивы, преданны, это заботливые матери («Казачья
колыбельная», «Не плачь, не плачь мое дитя…»), преданные невесты («Демон»),
но могут быть и гордыми, и своенравными («Тамара»).
Поэт старается показать лучшие стороны южного края – преданных женщин,
отважных мужчин, дикую, необузданную, но в то же время прекрасную природу –
под стать людям. Продолжая рисовать перед нашим взором романтические
картины поэт не изменяет достоверности – многие местности, описанные в
“Герое нашего времени” существуют на самом деле, а кавказские легенды почти
не претерпевают изменений от пера творца. МОУ Гимназия №2 Реферат на тему: Образ Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова Выполнила: ученица 9 “В” класса Демидова Анна Учитель: Антипина Ирина Арсеньевна Гурьевск 2002. МОУ Гимназия №2 Реферат на тему: Образ Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова Выполнила: ученица 9 “В” класса Демидова Анна Учитель: Антипина Ирина Арсеньевна Гурьевск 2002
Аннотация
Михаил Юрьевич Лермонтов – известный русский поэт XIX века. Одной из ведущих тем его творчества является тема Кавказа. В своей исследовательской работе я рассмотрела роль Кавказа в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова.
Актуальность темы обусловлена тем, что именно на Кавказе произошло становление Лермонтова как творческой личности. Там были написаны наиболее знаменитые его литературные произведения, и именно там Лермонтов попробовал себя не только в роли поэта, но и в роли художника.
Объектом моего исследования является биография периодов пребывания Лермонтова на Кавказе и творчество великого русского поэта, написанное под впечатлением этого края.
Предмет исследования моей работы: история создания литературных произведений, написанных в периоды пребывания Лермонтова на Кавказе, а так же воплощение художественного таланта не только в литературе, но и в живописи.
Цели моей работы: изучить художественное своеобразие произведений Лермонтова и определить актуальность его творчества.
Задачи моей работы: определить роль Кавказа в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова; изучить некоторые интересные факты биографии этого величайшего человека, которые имели место произойти с ним именно на Кавказе.
КАВКАЗ В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА
Кавказ – живописное место. Этот таинственный край, «где люди вольны, как «орлы», манил многих русских писателей. Его образ нашел отражение во многих произведениях таких классиков русской литературы, как А. С. Пушкин, Л. Н. Толстой, М. Ю. Лермонтов и многих других.
Исключительное место занимает кавказский край в жизни великого русского поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, впервые побывавшего на Кавказе шестилетним ребенком, когда бабушка Елизавета Арсеньева привозила его на воды, чтобы поправить здоровье внука. Уже первая поездка, несомненно, оставила отпечаток в детском сознании. Вышедший из-под опеки бабушки, уже взрослый, Лермонтов трижды приезжал на Кавказ, всегда не по своей воле – это было место его службы, а точнее, ссылки.
Первый раз он был сослан в 1837 году за стихотворение «Смерть поэта», посвященное трагической гибели А.С.Пушкина на дуэли. Об исключительной значимости для творчества Лермонтова периода его пребывания в 1837 году в Пятигорске и Кисловодске лучше всего свидетельствует роман «Герой нашего времени», в котором нашли отражение пятигорские наблюдения поэта, его большая любовь к Кавказу. Все чувства и переживания Лермонтова о Кавказе отражены в его произведении “Кавказ”:
Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ!..[1]
1830 год (М. Ю. Лермонтов)
Знакомство поэта с кавказским фольклором и впечатления от природы Кавказа повлияли на возникновение замысла поэмы “Мцыри”. Здесь Лермонтов развивает идею мужества и протеста. Свободолюбивый патриотизм Мцыри меньше всего похож на мечтательную любовь к родным красивым пейзажам и дорогим могилам, хотя герой тоскует и о них. Именно потому, что он истинно любит отчизну, он хочет сражаться за свободу родины. Самой большой любовью для Мцыри была та “одна, но пламенная страсть”, что “изгрызла душу и сожгла”, — любовь к родине. Этим чувством был обусловлен и его страстный порыв к свободе. И даже перед смертью последний привет он посылает родному Кавказу, желая, чтоб его похоронили в таком месте, откуда видны его снежные вершины:
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком…[2]
Кавказский пейзаж введен в поэму главным образом как средство раскрытия образа героя. Презирая свое окружение, Мцыри чувствует лишь родство с природой. Он видит в природе ту гармонию, единение, братство, что не дано ему было познать в человеческом обществе.
Кругом меня цвел божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев…[3]
В поэме М. Ю. Лермонтова «Аул Бастунджи» отразились не только воспоминания его о поездках на Кавказ в детстве, но и чтение литературы о нем, рассказы родственников —
Хастатовых и Шан-Гиреев, московских студентов и юнкеров, по происхождению кавказцев. В посвящении к поэме «Аул Бастунджи» автор, обращаясь к Кавказу, восклицает:
Тебе, Кавказ, – суровый царь земли –
Я снова посвящаю стих небрежной:
Как сына ты его благослови
И осени вершиной белоснежной!
От ранних лет кипит в моей крови
Твой жар и бурь твоих порыв мятежной;
На севере в стране тебе чужой
Я сердцем твой, – всегда и всюду твой[4]!…
Язык произведений Лермонтова прекрасен, он завораживает и околдовывает, раскрывает нам красоту и богатство родной речи.
Почему-то в наше время говорят только о литературной стороне творчества Лермонтова и забывают о том, что он увлекался еще и живописью. Лермонтову-писателю всегда помогал Лермонтов-художник. На создание произведений живописи поэта вдохновляла необыкновенная природа Кавказа, которую он хотел показать в своих картинах. Любая кавказская панорама Лермонтова – это как бы малый фрагмент вселенной, отразивший всю бесконечность мироздания в миниатюре. Руины, монастыри, храмы, лепящиеся на склонах гор, представляются зрителю естественными вкраплениями в природный ландшафт. Вписанные в каждый пейзаж фигурки людей – всадники, погонщики и верблюды, грузинки, набирающие в Куре воду, – подчинены изначально заданному ритму; их малый масштаб подчеркивает космическую безмерность целого.
Из картин, написанных Лермонтовым в 1837 – 1838 гг., по эмоциональной насыщенности, обобщенности романтического восприятия выделяется “Воспоминание о Кавказе”. Гаснущее вечернее небо, синие горы вдали, облака, два всадника-горца на переднем плане – все составные части пейзажа, все подробности – мелкий кустарник, травка и камни –
согреты, оживлены поэтическим чувством. Фигуры всадников сливаются с природой. Они являются неотъемлемой частью этой природы, гор и скал, освещенной последними лучами солнца тихой долины. То же самое следует сказать о других пейзажных изображениях поэта: “Эльбрус при восходе солнца”, “Кавказский вид с верблюдами”, “Кавказский вид с саклей”, “Вид Пятигорска”.
Любимый край Лермонтова – Кавказ, который, с детства вдохновлял поэта, был колыбелью его творчества, стал же и местом его гибели. Он погиб на дуэли, которая произошла на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северо-западного склона горы Машук (теперь это место называется “Перкальской скалой”).
Итак, проанализировав творчество Михаила Юрьевича Лермонтова, мы убедились, что одна из его ведущих тем — тема Кавказа.
Список использованной литературы:
1. Ираклий Андроников «Лермонтов». Исследования, статьи, рассказы. Пензенское областное издательство 1952г.
2. В. А. Мануйлов. «Михаил Юрьевич Лермонтов». Биография писателя. Пособие для учащихся. Издание второе. Ленинград. «Просвещение». Ленинградское отделение 1976 г.
3. Т. Иванова «Лермонтов на Кавказе». Эссе. Москва «Детская литература» 1975г.
4. Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Научно-редакционный совет издательства «Советская энциклопедия». «Лермонтовская энциклопедия». Главный редактор В. А. Мануйлов. Редакционная коллегия: И. Л. Андроников, В. Г. Базанов и другие. Москва. Издательство «Советская энциклопедия» 1981г.
5. М. Ю. Лермонтов «Избранные сочинения». Москва. «Художественная литература» 1983 год.
М. Ю. Лермонтов «Сочинения». Том 1. Москва. Издательство «Правда». 1988 год.
1. Стихотворения, посвященные Кавказу.
2. Поэмы.
3. Кавказ в романе «Герой нашего времени».
Романтический образ Кавказа, описание природы и нравов его коренных жителей занимают значительное место как в поэзии, так и в прозе М. Ю. Лермонтова. И это неслучайно. С Кавказом связаны яркие впечатления детства писателя. В 1825 году Лермонтов побывал там с бабушкой. Позднее, в 1830 году, он написал стихотворение «Кавказ», проникнутое любовью к этому краю и нежными воспоминаниями как о матери, которую поэт едва знал, так и о первой детской любви:
Я счастлив был с вами, ущелия гор,
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
В 1837 году Лермонтов был сослан на Кавказ в действующую армию за стихотворение «Смерть Поэта», написанное на смерть А. С. Пушкина. Здесь же, на Кавказе, и закончилась его земная жизнь в 1841 году. Стоит ли удивляться, что многие произведения Лермонтова посвящены Кавказу! Это горный край, суровый и прекрасный, с особой дикой красотой, предстает в поэзии Лермонтова в разных обличьях. Например, в стихотворении «Дары Терека» река Терек и Каспийское море выступают своего рода сказочными существами, в чем-то похожими на языческие божества. И сюжет стихотворения — в духе романтической баллады: Терек приносит подарки Каспию, прося впустить его, реку, в простор моря.
Иным предстает Кавказ в стихотворении «Валерик». Романтическая тональность уступает место жестокой действительности: Кавказ — это край, где ведется изнурительная, непрекращающаяся война с горцами.
Почти пророческое предвидение собственной гибели звучит в стихотворении «Сон»:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана
По капле кровь точилася моя.
И в этом же стихотворении — горный пейзаж:
… Уступы скал теснилися кругом…
Образ Кавказа вновь и вновь возникает в творчестве поэта. В поэме «Демон» «дух изгнанья», пролетая над Кавказом, видит княжну Тамару и вспоминает о своей прежней жизни в раю. Лермонтов рисует не только дикие красоты кавказкой природы, поэт показывает быт, обычаи и нравы людей, живущих в этом краю. Несколькими словами автор изображает дом князя Гудала, выстроенный на скале, ступени, ведущие к реке, и даже белое покрывало дочери князя. Пир в честь помолвки дочери, во время которого гости сидят на плоской кровле дома, танец невесты, аккомпанирующей себе ударами в бубен -в этих картинах Лермонтов передает неповторимый колорит Кавказа. А часовня у дороги, где нетерпеливый жених не помолился неведомому святому, и гибель жениха Тамары от рук разбойников — это тоже многоликий образ Кавказа, отражение многовекового противостояния христиан и мусульман:
Куда бы путник ни спешил,
Всегда усердную молитву
Он у часовни приносил;
И та молитва сберегала
От мусульманского кинжала.
Но презрел удалой жених
Обычай прадедов своих.
И заканчивается поэма «Демон» описанием горного пейзажа, неизменного и незыблемого по сравнению с человеческими судьбами и страстями:
Скала угрюмого Казбека
Добычу жадно сторожит,
И вечный ропот человека
Их вечный мир не возмутит.
В поэме «Беглец» Лермонтов показывает нравы горцев, останавливаясь на таком обычае, как месть за родных. Месть и свобода в глазах горцев намного ценнее жизни; поэтому все так презирают Гару-на, трусливо бежавшего с поля боя, где пали его отец и братья. Друг, любимая и даже мать с презрением отвергают беглеца, потому что его поступок в их глазах — это предательство свободы и памяти погибших родных. Первое, что спрашивает мать у сына-беглеца, узнав, что ее муж и сыновья пали в бою: «Ты отомстил?» В этих словах заключен священный долг воина и мужчины. Узнав, что сын постыдно бежал, спасая свою жизнь и забыв о долге мести, мать безжалостно гонит его прочь.
Кавказ не обойден вниманием Лермонтова и в его романе «Герой нашего времени». Пейзажные зарисовки, несомненно, навеяны воспоминаниями о собственных впечатлениях автора. Лермонтов не устает восхищаться красотой Кавказа: «…На краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом… Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо сине — чего бы, кажется, больше? зачем тут страсти, желания, сожаления?..».
В «Герое нашего времени» Лермонтов показывает Кавказ не только в ясную погоду, но и в снегопад, предвестием которого является своеобразный «дымок» над вершиной Гуд-горы. Автор достаточно подробно описывает не только горные ущелья и перевалы, но и местных жителей, их быт и нравы. Нужно заметить, что горцы в «Герое нашего времени» изображены в более реалистично, чем романтические герои поэтических произведений Лермонтова. Интересно также отметить, что автор сравнивает обычаи и характеры нескольких кавказских народов. Вот что говорит на этот счет штабс-капитан Максим Максимыч, много лет прослуживший на Кавказе: «…Кабардинцы или чеченцы хотя разбойники, голыши, зато отчаянные башки, а у этих и к оружию никакой охоты нет: порядочного кинжала ни на одном не увидишь. Уж подлинно осетины!» Конечно, оценка довольно грубоватая, зато мы можем сделать вывод о достаточно мирном существовании осетинского народа. В романе описано и типичное жилище коренного населения Кавказа. Сакля — это дом, выстроенный на скале, к дверям которого ведут ступени. Вошедшие приезжие увидели в доме не только людей, но и их домашних животных, то есть сакля служит домом и для тех, и для других. В романе «Герой нашего времени» мы находим и описание свадьбы у мусульманских народов Кавказа: «Сначала мулла прочитает им что-то из Корана; потом дарят молодых и всех их родственников едят, пьют бузу; потом начинается джигитовка… потом, когда смеркнется, в кунацкой начинается, по-нашему сказать, бал».
Дикий, неукротимый кавказский нрав, не всегда понятный европейцу, живет в таких героях романа Лермонтова, как Бэла, ее брат Азамат, Казбич. Характеры этих людей в чем-то схожи с краем, где они живут: издалека горы прекрасны и величественны, но, когда может произойти обвал, кто знает?..
…Что? были ль обвалы на Крестовой? — спросил он извозчика.
— Не было, господин, — отвечал осетин-извозчик, — а висит много, много.
И все же несомненно, что Лермонтов любил этот край, поэтому так охотно переносил действие многих своих произведений на Кавказ. «Славное место эта долина! — восклицает автор в «Герое нашего времени», описывая Койшаурскую долину. У нас нет причин сомневаться в искренности Лермонтова, восхищающегося Кавказом, ведь он сам в стихотворении «Кавказ» признается: «Люблю я Кавказ».
Кавказ в жизни поэта
Невозможно до конца понять роль Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича
Лермонтова, не зная, какую роль Восток играл в его жизни. Поэтому хотелось
бы сначала обратиться к биографии поэта.
Кавказский край занимает исключительное место в жизни Лермонтова. «Юный
поэт заплатил полную дань волшебной стране, поразившей лучшими,
благороднейшими впечатлениями его поэтическую душу. Кавказ был колыбелью
его поэзии так же, как он был колыбелью поэзии Пушкина, и после Пушкина
никто так поэтически не отблагодарил Кавказ за дивные впечатления его
девственно-величавой природы, как Лермонтов» – писал критик Белинский.
За свою короткую жизнь М. Лермонтов неоднократно приезжал на Кавказ. Когда
великий поэт был еще маленьким Мишелем, Елизавета Арсеньевна (его бабушка)
несколько раз из Тархан (теперь город Лермонтово) Пензенской губернии
приезжала в гости в имение к сестре – Екатерине Арсеньевне Столыпиной. И
каждый раз для укрепления здоровья (а эти места тогда славились
минеральными источниками) она брала с собой и маленького Мишу, которого
воспитывала сама после смерти матери. Первый раз будущий поэт побывал в
этих местах, когда ему исполнилось 4 года в 1818г. второй раз – в 1820 г.,
третий – в 1825г.
Неудивительно, что именно экзотической, броской природой Кавказа были
порождены самые яркие впечатления детства поэта. С пребыванием на Кавказе
летом 1825 года связано первое сильное детское увлечение Лермонтова. Когда
мальчику было 10 лет, он здесь встретил девочку лет 9-ти и в первый раз
узнал чувство любви, оставившее память на всю его жизнь.
Пробуждение первого чувства («О! Сия минута первого беспокойства страстей
до могилы будет терзать мой ум!») соединялось с острым восприятием тонкой
душой поэта красот южной природы. Как пишет Лермонтов: «Синие горы Кавказа…
вы взлелеяли детство мое, вы к небу меня приучили, и я с той поры все
мечтаю об вас, да о небе…». В посвящении к поэме «Аул Бастунжи» поэт
называет себя «сыном Кавказа»:
От ранних лет кипит в моей крови
Твой жар и бурь твоих порыв мятежный;
На севере, в стране тебе чужой я сердцем твой, –
Всегда и всюду твой!
Знакомство с Кавказом не ограничилось детством Лермонтова. За стихотворение
на смерть Пушкина 25 февраля 1837 года, по Высочайшему повелению, Лермонтов
был отправлен прапорщиком в Нижегородский драгунский полк, действовавший на
Кавказе. Любимый поэтом край возродил Лермонтова, дав ему успокоиться, на
время обрести равновесие в душе.
Именно в этот период в сознании поэта Кавказ ассоциируется с «жилищем
вольности простой», которое противопоставляется «стране рабов, стране
господ», «голубых мундиров» и «неволе душных городов».
Заболев по дороге в полк, Лермонтов отправляется в Пятигорск, и до осени
лечится на водах. В Пятигорске и Ставрополе он встречается со многими
выдающимися, или просто интересными людьми: доктором Н. В. Майером
(прототип доктора Вернера в “Княжне Мери”); знакомится со ссыльными
декабристами (С. И. Кривцовым, В. М. Голицыным, В. Н. Лихаревым, М. А.
Назимовым) и близко сходится с А. И. Одоевским.
После лечения, командированный, Лермонтов едет в Тамань и в октябре
отправляется по Военно-Грузинской дороге в Грузию, где в Караагаче стоит
его полк.
Во время своей первой кавказской ссылки Лермонтов сдружился с двоюродным
братом – Акимом Акимовичем Хастатовым поручиком лейб-гвардии Семеновского
полка. Аким Акимович часто брал поэта с собой на веселые кумыкские
пирушки, свадьбы. Лермонтов мог наблюдать искрометные пляски, слышать
чарующие душу песни, легенды, рассказы об абреках и казаках. Юноша упивался
живописной природой Предкавказья. Девственные пейзажи и дружеские встречи,
рассказы об удали джигитов запечатлевались в его памяти. Впоследствии все
это отпечаталось в твореньях поэта:
Приветствую тебя, Кавказ
седой!
Твоим горам я путник
не чужой.
Они меня в младенчестве
носили
И к небесам пустыни
Приучили…
В конце 1837г. Лермонтова хлопотами бабушки переводят в Гродненский
гусарский полк, в Новгород. Он возвращается в Россию, исполненный
удивительных творческих замыслов: «Герой нашего времени», кавказская
редакция «Демона», «Мцыри», «Беглец», «Ашик-Кериб», «Дары Терека», «Казачья
колыбельная песня», «Тамара», «Свиданье», «Кинжал», «Прощание», «Хаджи
Абрек», – все это стало результатом его скитаний по Северному Кавказу и
Закавказью в 1837 году. Известный грузинский поэт Илья Чавчавадзе пишет,
что «В своих мощных стихах, преисполненных поэзии, Лермонтов изобразил весь
Кавказ и, в частности, Грузию».
Во время второй ссылки (1840 г.) Лермонтов попадает в Малую Чечню после
дуэли с сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Наказанием был
перевод тем же чином (поручик) в Тенгинский пехотный полк, воевавший на
Кавказе. Это соответствовало желанию и самого поэта. “Если, говорит,
переведут в армию, будет проситься на Кавказ”, – так передавал тогдашнее
настроение Михаила Юрьевича Белинский. Именно тогда поэт участвовал в
боевых действиях и не раз рисковал жизнью в боях с чеченцами.
Находясь на военной службе на Кавказе, М.Ю. Лермонтов не расставался с
записными книжками, заносил в них услышанные из уст повидавших на своем
веку кавказцев отдельные сюжеты будущих своих произведений.
Его интересует духовная жизнь Востока, с которой он соприкоснулся на
Кавказе; в нескольких своих произведениях он касается проблем “восточного
миросозерцания” (“Тамара”, “Спор”).
14 апреля 1841, не получив отсрочки после двухмесячного отпуска в
Петербурге, Лермонтов возвращается на Кавказ. В мае того же года он
прибывает в Пятигорск и получает разрешение задержаться для лечения на
минеральных водах. Здесь он пишет целый ряд стихотворений: “Сон”, “Утес”,
“Они любили друг друга…”, “Тамара”, “Свиданье”, “Листок”, “Выхожу один я
на дорогу…”, “Морская царевна”, “Пророк”.
Кавказскому городу Пятигорску было суждено сыграть роковую роль в жизни
поэта: здесь, кроме прочих старых знакомых, Лермонтов находит своего
товарища по Школе юнкеров Мартынова. На одном из вечеров в пятигорском
семействе Верзилиных шутки Лермонтова задели Мартынова. Ссора повлекла за
собой вызов; не придавая значения размолвке, Лермонтов принял его, не
намереваясь стрелять в товарища, и был убит наповал.
Кавказ в художественных произведениях и живописи
Михаила Юрьевича Лермонтова.
1.Тема кавказской природы в стиха и поэмах М.Ю. Лермонтова.
Иннокентий Анненский в своей статье «Об эстетическом отношении Лермонтова к
природе» пишет о том, что много причин способствовало развитию в Лермонтове
чувства природы. Природа Кавказа подействовала на него в годы самого
раннего детства, когда духовный мир его еще складывался; над ней выучился
он мечтать и думать, так что позже, в следующие свои поездки на Кавказ, он
останавливался не на новом, а как бы углублял свои ранние впечатления.
Изображения же Кавказской природы в произведениях Лермонтова необыкновенно
точны. Иннокентий Анненский пишет об этом: «Один живописец Кавказа мне
говорил, что нередко поэзия Лермонтова служила ему ключом в кавказской
природе».
По словам Анненского, в природе Лермонтов особенно любит движение: вспомним
чудных его лошадей у Измаил-Бея, у Казбича или Печорина, вспомним его
горные реки:
Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят. облака, змеи, пляску, локон, отделившийся от братьев в вихре вальса.
Лермонтов в своих описаниях не был ни ботаником, как Гете (у него нет этой
детальности описаний), ни охотником, как Тургенев и Сергей Аксаков (у него
нет в описаниях ни выжидания, ни выслеживания, – скорее что-то открытое,
беззаветное).
Из поэтических изображений Кавказской природы видно, что Лермонтов любил
день больше ночи, любил синее небо, золотое солнце, солнечный воздух. «Если
из 43 описаний в его поэмах дневных меньше, чем ночных и вечерних – 18 и
25, то это лишь дань романтическому содержанию» – пишет Анненский. Голубой
цвет неба заставляет того самого Печорина, который понимал чувство вампира,
забывать все на свете. Если же говорить о Лермонтовских описаниях утра –
достаточно вспомнить утро перед дуэлью, голубое и свежее («Княжна Мэри»):
Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за
зеленых вершин, и слияние первой теплоты его луче с умирающей прохладой
ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление; в ущелье не
проникал еще радостный луч молодого дня; он золотил только верхи утесов,
висящих с обеих сторон над нами; густолиственные кусты, растущие в их
глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебристым
дождем. Я помню – в этот раз, больше, чем когда-нибудь прежде, я любил
природу.
Но тут было и не только непосредственное наслаждение: синий цвет неба
уносил мысль Лермонтова и его героя в мир высший. К чему тут страсти,
желания, сомнения… Небо рождало в поэте и райские видения (Мцыри видит
ангела в глубоком синем небе), и мучительные вопросы: в “Валерике” поэт
говорит:
“…Небо ясно…
Под небом много места всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он… зачем?
Чудные сады в “Мцыри” и “Демоне”, будто все пропитанные райским сиянием,
рисуются поэту под солнцем и синим небом. Во всех волшебных снах (а
Лермонтов любит этот мотив) над поэтом непременно день:
Надо мной чтоб вечно зеленея [зелень дуба видна только днем]
Темный дуб склонялся и шумел.
Таков и волшебный сон при плеске фонтана в поэтичнейшем “Мцыри” на речном
дне, где:
Солнце сквозь хрусталь волны
Сияло сладостней луны.
Как певец гор, Лермонтов любил краски. Поэт любит розовый закат, белое
облако, синее небо, лиловые степи, голубые глаза и золотистые волосы.
“Цветов” в его поэзии почти нет. Розы и лилии у него – это поэтические
прикрасы, а не художественные ощущения: “бела, как лилия, прекрасна, как
роза” – все это только мелкая монета поэзии. Конь поэта топчет цветы, пока
сам поэт смотрит на облака и звезды. Цветы являются у него разве в виде
серебряного дождя. Но главная прелесть лермонтовских красок в их
сочетаниях. Кроме того, поэту доставляло особенное эстетическое наслаждение
соединение блеска с движением – в тучах, в молнии, в глазах; поэзия его
“полна змей”; чтоб полюбоваться грациозной и блестящей змейкой, как часто
прерывает он рассказ. У него змейка то клинок, донизу покрытый золотой
надписью:
…лишь змея,
Сухим бурьяном шелестя,
Сверкая желтою спиной,
Как будто надписью златой
Покрытый донизу клинок,
Браздя рассыпчатый песок,
Скользила бережно…,
(“Мцыри»)
…то “сталь кольчуги иль копья, в кустах найденная луною”. Он видит змей в
молнии, в дыме, на горных вершинах, в реках и в черных косах, в тонкой
талии, в тоске, в измене, в воспоминании, в раскаянии.
Как пишет М.Логиновская, из-за изобилия картин экзотической природы Кавказа
в наиболее знаменитых лермонтовских поэмах, поэта часто обвиняли в
чрезмерном подражании романтическим течениям того времени. Между тем,
кавказский материал в «Мцыри» и «Демоне» – не экзотическое обрамление в
стиле традиционных «восточных повестей» романтиков (хотя у Лермонтова
«Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение
непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты
приобрели новое качество. Кавказские пейзажи как сами по себе, так и в
качестве «декораций» к поэмам Лермонтова занимают немалую часть его
творчества.
Рассмотрим чуть ближе то, как необыкновенно выразительно Михаил Юрьевич
рисует нам кавказскую природу в поэме «Демон». Известно, что изначально
действие поэмы должно было происходить в Испании, но, вернувшись из первой
кавказской ссылки, поэт переделывает свое творение, перенося действие на
Кавказ. В этой «кавказской» редакции, созданной в 1838 году, «Демон»
становится одним из самых замечательных произведений русской поэзии.
Лермонтов не мог бы создать новую, окончательную редакцию «Демона», столь
разительно отличающуюся от первоначальной редакции поэмы, если бы не нашел
нового, еще не открытого поэзией материала, который помог ему воплотить
отвлеченную философскую мысль в конкретных поэтических образах.
Как пишет Ираклий Андроников «горы Кавказа, Казбек, который кажется
пролетающим над ним демоном «гранью алмаза», «излучистый Дарьял,
Кайшаурская долина, зеленые берега светлой Арагвы, угрюмая Гуд-гора
оказываются самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы».
Мир же, увиденный Демоном и есть те самые вершины Кавказа, увиденный издали
Казбек, чернеющий «глубоко внизу» Дарьял и Терек, это скалы, облака и башни
замков – как бы неотделимые от мира фантастической дикой природы,
одушевленной лишь присутствием горного зверя или кружащей в “лазурной
вышине” птицы. Использованные здесь сравнения взяты исключительно из
царства животных и минералов:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял
И Терек, прыгая как львица
С косматой гривой на хребте
Ревел…
Таков же и мир олицетворений:
И золотые облака
Из южных стран, издалека
Его на север провожали;
И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны;
И башни замков на скалах
Смотрели грозно сквозь туманы –
У врат Кавказа на часах
Сторожевые великаны!
Далее рисуются иные – еще более земные, еще более «живые» красы –
«роскошной» Грузии. Поэт показывает нам уже не отдельные фрагменты и
детали, увиденные Демоном с высоты полета, а целый «край земной» – во всем
богатстве бесконечных картин природы – эта строфа рассыпает перед
изумленным взором читателя яркие краски, насыщает рисуемые картины
богатством звуков и голосов, одушевляет их новой жизнью – жизнью человека.
Все это прорывается в эпитетах «счастливый край земли», «сладострастный
зной полдня, и в образах, воспроизводящих экзотический мир Востока со
«столпообразными» руинами, «звонко-бегущими ручьями», с красавицами,
внимающими пенью соловьев, и в заключительном сравнении, необычно,
парадоксально сопоставляющем не глаза со звездами, а звезды – с очами
земной красавицы, и, наконец, в прорывающейся авторской эмоции:
И блеск, и жизнь, и шум листов
Стозвучный говор голосов,
Дыханье тысячи растений.
После завершения экспозиции автор переносит нас из мира поднебесных сфер, в
которых летает Демон, и видит земные красы с высоты своего полета, в мир
людей:
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрой,
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
Посредством такого простого движения взгляда автор как бы приближает нам
Кавказ все ближе и ближе – сначала с высоты полета Демона, затем уже в
более мелких деталях, а после кавказский пейзаж изображает нам уже жизнь
обитателей этой горной страны.
Во второй части «Демона», третьей и четвертой строфе мы также видим
картины природы, но уже в сопоставлении с внутренним миром героини.
Земная природа изображается теперь «изнутри», увиденная глазами заключенной
в монастырь Тамары:
Кругом, в тени дерев миндальных,
Где ряд стоит крестов печальных,
Безмолвных сторожей гробниц,
Спевались хоры легких птиц.
По камням прыгали, шумели
Ключи студеною волной,
И под нависшею скалой,
Сливаясь дружески в ущелье,
Катились дальше, меж кустов,
Покрытых инеем цветов.
Этот контраст двух частей подчеркивает, что природа Кавказа (и, в
частности, изображаемая Лермонотовым) может быть не только буйной, но и
спокойной, безмятежной.
Такой же спокойной, по мнению Ираклия Андроникова, изображается природа в
знаменитом стихотворении «Из Гете»:
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Содержание Лермонтовского стихотворения и его основные мотивы не совсем
совпадают с переводимым оригиналом. Некоторые исследователи считают, что
обращение к Гете послужило поводом для создания собственного произведения.
Но возможно, оно навеяно Лермонтову службой на Кавказе. Представьте такую
картину: вечер в горах. Устало тянется по дороге колонна войск. Застыли в
молчании окрестные вершины, зажигаются первые звезды. И угасают дневные
заботы, мелочными кажутся земные страсти, тревоги и желания. Остается
ощущение бренности нашей жизни на земле. «Подожди немного, отдохнешь и ты…»
2. Легенды Кавказа в творчестве Лермонтова.
В книги Ираклия Андроникова рассказано о том, что мотивы фольклора народов
Кавказа можно легко найти в творчестве поэта. Возьмем, к примеру, поэму
«Демон», рассказывающую о духе, полюбившем земную девушку.
В верховьях Арагвы в 19м веке живет еще легенда о горном духе Гуда,
полюбившем красавицу грузинку. Впервые эта легенда была записана в 50-х
годах прошлого века со слов проводника-осетина.
«Давным-давно — так начинается эта легенда — на берегу Арагвы, на дне
глубокого ущелья, образуемого отвесными горами при спуске с Гуд-горы в
Чертову долину, в бедной сакле убогого аула росла, как молодая чинара,
красавица Нино. Когда она поднималась на дорогу, купцы останавливали
караваны, чтобы полюбоваться красотой девушки.
От самого дня рождения Нино ее полюбил Гуда — древний дух окрестных гор.
Хотела ли девушка подняться на гору— тропинка незаметно выравнивалась под
ее ножкой, и камни покорно складывались в пологую лестницу. Искала ли цветы
— Гуда приберегал для нее самые лучшие. Ни один из пяти баранов,
принадлежавших отцу Нино, не упал с кручи и не стал добычей злых волков.
Нино была царицей гор, над которыми властвовал древний Гуда.
Но вот, когда Арагва в пятнадцатый раз со дня рождения девушки превратилась
в бешеный мутный поток, Нино стала такой необыкновенной красавицей, что
влюбленный Гуда захотел сделаться ради нее смертным.
Но девушка полюбила не его, а юного своего соседа Сосико, сына старого
Дохтуро. Этот юноша во всем ауле славился силой и ловкостью, неутомимо
плясал горский танец и метко стрелял из ружья.
Когда Сосико гонялся с ружьем за быстроногою арчви серной,— ревнивый Гуда,
гневаясь на молодого охотника, заводил его на крутые скалы, неожиданно
осыпал его метелью и застилал пропасти густым туманом. Наконец, не в силах
терпеть долее муки ревности, Гуда накануне свадьбы засыпал саклю влюбленных
огромной снежной лавиной и, подвергнув их любовь жестокому испытанию,
навсегда разлучил их».
По другой версии, злой дух завалил хижину влюбленных грудой камней.
Спускаясь с Крестового перевала в Чертову долину, проезжающие часто
обращают внимание на груду огромных обломков гранита, неизвестно откуда
упавших на травянистые склоны Гуд-горы. По преданию, их накидал сюда
разгневанный горный дух
Наименование свое грозный Гуда получил от Гуд-горы, а Гуд-гора, в свою
очередь, от ущелья Гуда, откуда берет начало Арагва. «Подле висящего завала
Большого Гуда, именно в Чертовой долине,— как сообщала в 40-х годах газета
«Кавказ»,— чаще всего и подстерегали путешествовавших по старой Военно-
Грузинской дороге снежные заносы и метели».
А в «Герое нашего времени», в тексте «Бэлы», Лермонтов пишет: «Итак, мы
спускались с Гуд-горы в Чертову долину… Вот романтическое название! Вы
уже видите гнездо злого духа между неприступными утесами…»
Значит, Лермонтов знал легенду о любви Гуда и, по-видимому, не случайно
перенес действие «Демона» на берега Арагвы. Есть основание полагать, что
легенда о любви злого духа к девушке-грузинке оплодотворила первоначальный
сюжет. Безликая монахиня из первой редакции «Демона» превратилась в
красавицу Тамару, дочь старого князя Гудала. В новой редакции изменился и
жених Тамары — «властитель Синодала», удалой князь. Его, а не ангела
противопоставляет Лермонтов любви демона в поэме. Это изменение сюжета
могло быть подсказано Лермонтову преданием о ревности горного духа к
Возлюбленному красавицы Грузинки.
Другие следы кавказских легенд и преданий можно найти в стихотворении
«Тамара».
На одном из рисунков Лермонтова, перекликающегося со стихотворением, мы
видим изображения Дарьялского ущелья и так называемого «Замка Тамары», в
стихотворении же сказано:
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале…
С этой башней связано множество легенд. В одном из вариантов легенды о
Дарьяльской башне историк грузинской литературы А. С. Хаханашвили обнаружил
имя «беспутной сестры» Тамары. Ее звали… Тамарой. Предание это повествует
о двух сестрах, носивших одно и то же имя. Благочестивая Тамара жила в
башне близ Ананури, другая — волшебница Тамара — в замке на Тереке. Эта
волшебница, зазывая к себе на ночь путников, утром обезглавливала их и
трупы сбрасывала в Терек. Ее убил заговоренной пулей русский солдат. Труп
ее был выброшен в Терек, замок развалился, имя чародейки Тамары проклято.
Отмечая раздвоение образа Тамары в этой легенде, профессор Хаханашвили
первый обратил внимание на сходство ее с той легендой, которая послужила
сюжетом лермонтовского стихотворения.
Кроме «Демона» и «Тамары» мотивы кавказского фольклора можно найти в поэме
«Мцыри».
На создание центрального эпизода поэмы «Мцыри» – битвы с барсом –
Лермонтова вдохновила распространенная в горной Грузии старинная песня о
тигре и юноше, одно из самых любимых в Грузии произведений народной поэзии.
3. Отличительные черты кавказского характера в произведениях Лермонтова
Мироощущение поэтом темперамента и менталитета южных народов отразилось во
многих его произведениях: «Бэла», «Дары Терека», «Беглец», и другие.
Черкесский строгий взгляд на доблесть, бесспорная для черкеса истина – идея
защиты родины ценою жизни вдохновили Лермонтова, и он создал поэму
«Беглец», вложив в неё особенно его самого в то время волновавшую идею
патриотического подвига. Поэма написана после пребывания на Кавказе в 1837
году.
На Кавказе, где умели сражаться за родину и свободу, и знали трудную цену
подвигу, и презирали измену, Лермонтов услышал песню о том, как молодой
горец вернулся из боя, не отомстив за смерть павших в сражении. По
содержанию и духу песня очень близка созданному поэтом произведению. Таким
образом, «Беглец» тесно связан с народной поэзией черкесов, произведение
как нельзя более близко кавказскому пониманию о подвиге и кровном родстве.
Беглеца отвергли все, отвергла и мать. Узнав, что он, не отомстив за смерть
отца и братьев, бежал с поля битвы, мать не позволяет ему войти в родной
дом.
Проклятья, стоны и моленья
Звучали долго под окном;
И наконец удар кинжала
Пресек несчастного позор…
И мать поутру увидала…
И хладно отвернула взор.
Когда фашистские войска подступили к Кабардино-Балкарии, редакция
нальчинской газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» печатала «Беглеца»
и распространяла его широко по горским селениям.
В поэме «Мцыри» автор касается той же темы, что и в «Беглеце» . Темы
родины, темы предков. Если беглец преступился почитанием семьи и понятиями
о чести поколений, живших столетиями до него, то Мцыри, напротив, стремится
к своим корням. Стремится настолько, что совершает безумный поступок –
бегство из монастыря. Юноша много говорит о желании иметь судьбу предков:
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
В какой-то мере, эти два представителя одного этноса беглец и Мцыри
противопоставлены друг другу.
Сам же Лермонтов не от имени лирических героев, а от своего имени пишет так
о людях Кавказа:
«Как вольные птицы, живут беззаботно; война их стихия; и в смуглых чертах
их душа говорит»
Восточные женщины Лермонтова не лишены изящества, они, наоборот, прекрасны:
Тамара из «Демона» и Бэла – яркие тому примеры.
Белинский пишет так про одну из сцен в «Бэле» :
«Он взял её руку и стал её уговаривать, чтобы она его поцеловала, она слабо
защищалась, только повторяла «поджалуста, поджалуста, не нада, не нада!».
Какая грациозная, и, в то же время какая верная натуре черта характера!
Природа нигде не противоречит себе, и глубокость чувства, достоинства и
грациозность непосредственности так же иногда поражает и в дикой
черкешенке, как и в образованной женщине высшего тона. Слыша «поджалуста,
поджалуста» вы видите перед собой эту очаровательную, черноокую Бэлу,
полудикую дочь вольных ущелий, и вас так же поражает в ней эта особенность
женственности, которая составляет все очарование женщин».
Изображения Кавказа в живописи Лермонтова
Лермонтову – писателю всегда помогал Лермонтов-художник.
Наиболее интересны пейзажи, выполненные маслом, — «Вид Пятигорска»,
«Кавказский вид с саклей» («Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты»), «Вид
горы Крестовой», «Вид Тифлиса», «Окрестности селения Карагач» («Кавказский
вид с верблюдами») и другие (все 1837— 1838).
Любая кавказская панорама Лермонтова — это как бы малый фрагмент вселенной,
тем не менее выразивший всю бесконечность мироздания. Руины, монастыри,
храмы, лепящиеся на склонах гор, представляются зрителю естественными
вкраплениями в природный ландшафт. Вписанные в каждый пейзаж фигурки людей
— всадники, погонщики и верблюды, грузинки набирающие в Куре воду, —
подчинены изначально заданному ритму; их малый масштаб подчеркивает
космическую безмерность целого. Но несмотря на романтическую интонацию,
лермонтовские панорамы, как показал исследователь его творчества Ираклий
Андроников, во многом совпадают с реальной топографией изображаемых мест, а
кроме того, с описанием этих мест в произведениях.
В этом убеждаешься, знакомясь с обнаруженной в наше время лермонтовской
картиной «Вид Крестовой горы». На небольшом картоне масляными красками поэт
нарисовал один из чудесных горных пейзажей, так живо напоминающий нам
зарисовки из «Бэлы». Перед нами в обрамлении суровых скал высится покрытая
снегом гора, вершину которой венчает каменный крест. Огибая её, по склону
проходит дорога, внизу, вырываясь из глубоких расселин, сливаются вместе
два бурных горных потока. А выше на фоне голубого неба белеет гряда далеких
гор, как бы растворяясь в прозрачном воздухе, которым напоена вся картина.
Невольно на память вместе с текстом романа приходят строки из письма поэта
к Святославу Раевскому, где он делится впечатлениями от Военно-Грузинской
дороги: «Лазил на снеговую (Крестовую) гору, на самый верх, что не совсем
легко – оттуда видна половина Грузии как на блюдечке, и, право, я не берусь
объединить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух
– бальзам, хандра к черту, сердце бьется , грудь высоко дышит – ничего не
надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь»
Но при всем правдоподобии картины мы, к сожалению, не сможем отыскать на
натуре её подлинный прообраз, да и в описании Крестового перевала по роману
имеются расхождения с рисунком. Некоторые лермонтоведы пытались объяснить
это собирательным характером картины и элементами художественной фантазии
автора. Но это не соответствует истине. Дело в том, что лермонтовский
пейзаж, как это подметил один из исследователей А. Симченко, представлен в
перевернутом виде, в так называемом зеркальном отображении, и предельно
сжат по горизонтали. Эти особенности картины легко объяснимы. По
возвращении с Кавказа, Лермонтов некоторые свои рисунки автолитографировал,
чтобы иметь возможность подарить их друзьям.
До нашего времени дошли четыре оттиска одного из таких рисунков, причем два
из них раскрашены акварелью. Очевидно, и свою картину «Вид Крестовой Горы»
Лермонтов писал с литографированного рисунка. Искажение же подлинных
масштабов было связано с желанием вместить в ограниченный формат живописную
панораму гор, которой поэт всегда восхищался.
Перевернем пейзаж на картине в подлинном его развороте, и все станет на
свои места. Перед нами изображение реального вида со склона Гуд-горы на
Чертову долину и гору Крестовую. И если обратимся тексту «Бэлы», то
увидим, что изображение картины полностью совпадает с описанием этого места
в романе. Даже время суток на картине, о котором можно судить по характеру
освещения и направленности теней, точно соответствует описанию переезда
через перевал в «Бэле».
Введение
Тема моего экзаменационного реферата: «Изображение Кавказа в творчестве
Михаила Юрьевича Лермонтова». Хотелось бы рассказать о Кавказе,
изображенном как в поэзии, так в прозе и живописи великого поэта. Мне стал
интересен край, побудивший написать шедевры русской литературы двух
величайших российских поэтов. Особенно полно, на мой взгляд, Кавказ
предстает перед нами именно через произведения Лермонтова.
Сложно понять южную линию в творчестве поэта, не зная о роли Кавказа в его
жизни. Именно поэтому я уделила немного внимания этой теме. Довольно
большая глава по сравнению с остальными посвящена природе южного края в
изображении Лермонтова. В следующей же приводятся несколько Грузинских
легенд и проводятся параллели с поэмами Лермонтова. Кроме того, я
постаралась рассказать об особенностях изображения кавказского
темперамента. И, наконец, последняя глава реферата посвящена лермонтовской
живописи, преобладающую часть которой занимают как раз кавказские мотивы.
В качестве источников я использовала несколько исследований. Большая часть
реферата написана по книге доктора филологических наук Ираклия Андроникова
«Лермонтов в Грузии». В книге представлены исследования, относящиеся к
кавказской теме в творчестве Лермонтова, а также непосредственно фактов
лермонтовской биографии, связанных с Кавказом, третья и четвертая главы.
Автор следующей книги «Поэма М.Ю. Лермонтова «Демон» – Елина Логиновская. В
своей книге Елена Логиновская открывает основные её смыслы: мифологический
и философский. Немалое внимание уделяется и лермонтовским описаниям
природы. Именно такие отрывки я взяла для реферата. Из этого источника я
использовала главу, посвященную экспозиции поэмы и отрывок главы,
посвященной второй части. Кроме того, я использовала статью Иннокентия
Анненского «Об эстетическом отношении Лермонтова к природе». В статье
рассматриваются отличительные черты лермонтовской природы, в частности,
природы Кавказа.
И, наконец, для главы об особенностях кавказского темперамента мною был
взят отрывок из книги исследователя С.А. Андреева-Кривича «Всеведенье
поэта», рассказывающей о связи черкесского фольклора с творчеством М.Ю.
Лермонтова.
Еще один автор, Сергей Чекалин. Как пишет Ираклий Андроников, он не
филолог, изучение жизни и творчества Лермонтова не представляет собою его
специальности, он просто читатель. Интерес Чекалина привлекли новые
материалы, до недавнего времени хранившиеся в частных руках заграницей. Его
книга относится к жанру «Приключения ученого», где научная достоверность
нисколько не страдает от описания «живой жизни». Из этой книги я
использовала отрывок, посвященный живописи поэта.
Заключение
Во время работы над рефератом мне было очень приятно сделать для себя
несколько открытий об образе Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича
Лермонтова.
Лермонтовский Кавказ – это ощущение свободы, душевного спокойствия. Когда
мы читаем лирику Лермонтова, рассказывающую русском обществе («Как часто,
пестрою толпою окружен…» , «Смерть поэта…», «Прощай, немытая Россия»), то
нас не покидает ощущение метаний души человеческой, возмущения, которое
читатель переживает вместе с поэтом. Кавказ же дает ощущение свободы,
незыблемости мироздания… Как будто отдельно взятый человек вдохнул полной
грудью воздух свободы…Особенно хорошо понимаешь это, глядя на картины
лермонтова.
Юг у поэта – это воплощение движения. Даже природа у него живет своей
жизнью, зачастую очень похожей на людскую жизнь…
Больше всего удивило то, что в основе многих “южных” лермонтовских поэм
лежат легенды Кавказа, а не только фантазия автора. Поражает воображение
легенда о горном духе Гуда, полюбившем земную девушку.
Женщины гор – это, по моему мнению, особая ниша сюжетов Лермонтова. В какой-
то мере они противопоставляются лицемерным красавицам высшего света. Они не
испорчены жеманством и неискренностью. Они естественны, всегда
необыкновенно красивы, преданны, это заботливые матери («Казачья
колыбельная», «Не плачь, не плачь мое дитя…»), преданные невесты («Демон»),
но могут быть и гордыми, и своенравными («Тамара»).
Поэт старается показать лучшие стороны южного края – преданных женщин,
отважных мужчин, дикую, необузданную, но в то же время прекрасную природу –
под стать людям. Продолжая рисовать перед нашим взором романтические
картины поэт не изменяет достоверности – многие местности, описанные в
“Герое нашего времени” существуют на самом деле, а кавказские легенды почти
не претерпевают изменений от пера творца.
МОУ Гимназия №2
Реферат на тему: Образ Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова
Выполнила: ученица 9 “В” класса
Демидова Анна
Учитель: Антипина Ирина Арсеньевна
Гурьевск 2002.
МОУ Гимназия №2
Реферат на тему: Образ Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова
Выполнила: ученица 9 “В” класса
Демидова Анна
Учитель: Антипина Ирина Арсеньевна
Гурьевск 2002
Невозможно до конца понять роль Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова, не зная, какую роль Восток играл в его жизни. Поэтому хотелось бы сначала обратиться к биографии поэта.
Кавказский край занимает исключительное место в жизни Лермонтова. «Юный поэт заплатил полную дань волшебной стране, поразившей лучшими, благороднейшими впечатлениями его поэтическую душу. Кавказ был колыбелью его поэзии так же, как он был колыбелью поэзии Пушкина, и после Пушкина никто так поэтически не отблагодарил Кавказ за дивные впечатления его девственно-величавой природы, как Лермонтов» – писал критик Белинский.
За свою короткую жизнь М. Лермонтов неоднократно приезжал на Кавказ. Когда великий поэт был еще маленьким Мишелем, Елизавета Арсеньевна (его бабушка) несколько раз из Тархан (теперь город Лермонтово) Пензенской губернии приезжала в гости в имение к сестре – Екатерине Арсеньевне Столыпиной. И каждый раз для укрепления здоровья (а эти места тогда славились минеральными источниками) она брала с собой и маленького Мишу, которого воспитывала сама после смерти матери. Первый раз будущий поэт побывал в этих местах, когда ему исполнилось 4 года в 1818г. второй раз – в 1820 г., третий – в 1825г.
Неудивительно, что именно экзотической, броской природой Кавказа были порождены самые яркие впечатления детства поэта. С пребыванием на Кавказе летом 1825 года связано первое сильное детское увлечение Лермонтова. Когда мальчику было 10 лет, он здесь встретил девочку лет 9-ти и в первый раз узнал чувство любви, оставившее память на всю его жизнь.
Пробуждение первого чувства («О! Сия минута первого беспокойства страстей до могилы будет терзать мой ум!») соединялось с острым восприятием тонкой душой поэта красот южной природы. Как пишет Лермонтов: «Синие горы Кавказа… вы взлелеяли детство мое, вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас, да о небе…». В посвящении к поэме «Аул Бастунжи» поэт называет себя «сыном Кавказа»:
От ранних лет кипит в моей крови
Твой жар и бурь твоих порыв мятежный;
На севере, в стране тебе чужой я сердцем твой, –
Всегда и всюду твой!
Знакомство с Кавказом не ограничилось детством Лермонтова. За стихотворение на смерть Пушкина 25 февраля 1837 года, по Высочайшему повелению, Лермонтов был отправлен прапорщиком в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Любимый поэтом край возродил Лермонтова, дав ему успокоиться, на время обрести равновесие в душе.
Именно в этот период в сознании поэта Кавказ ассоциируется с «жилищем вольности простой», которое противопоставляется «стране рабов, стране господ», «голубых мундиров» и «неволе душных городов».
Заболев по дороге в полк, Лермонтов отправляется в Пятигорск, и до осени лечится на водах. В Пятигорске и Ставрополе он встречается со многими выдающимися, или просто интересными людьми: доктором Н. В. Майером (прототип доктора Вернера в “Княжне Мери”); знакомится со ссыльными декабристами (С. И. Кривцовым, В. М. Голицыным, В. Н. Лихаревым, М. А. Назимовым) и близко сходится с А. И. Одоевским.
После лечения, командированный, Лермонтов едет в Тамань и в октябре отправляется по Военно-Грузинской дороге в Грузию, где в Караагаче стоит его полк.
Во время своей первой кавказской ссылки Лермонтов сдружился с двоюродным братом – Акимом Акимовичем Хастатовым поручиком лейб-гвардии Семеновского полка. Аким Акимович часто брал поэта с собой на веселые кумыкские пирушки, свадьбы. Лермонтов мог наблюдать искрометные пляски, слышать чарующие душу песни, легенды, рассказы об абреках и казаках. Юноша упивался живописной природой Предкавказья. Девственные пейзажи и дружеские встречи, рассказы об удали джигитов запечатлевались в его памяти. Впоследствии все это отпечаталось в твореньях поэта:
Приветствую тебя, Кавказ
седой!
Твоим горам я путник
не чужой.
Они меня в младенчестве
носили
И к небесам пустыни
Приучили…
В конце 1837г. Лермонтова хлопотами бабушки переводят в Гродненский гусарский полк, в Новгород. Он возвращается в Россию, исполненный удивительных творческих замыслов: «Герой нашего времени», кавказская редакция «Демона», «Мцыри», «Беглец», «Ашик-Кериб», «Дары Терека», «Казачья колыбельная песня», «Тамара», «Свиданье», «Кинжал», «Прощание», «Хаджи Абрек», – все это стало результатом его скитаний по Северному Кавказу и Закавказью в 1837 году. Известный грузинский поэт Илья Чавчавадзе пишет, что «В своих мощных стихах, преисполненных поэзии, Лермонтов изобразил весь Кавказ и, в частности, Грузию».
Во время второй ссылки (1840 г.) Лермонтов попадает в Малую Чечню после дуэли с сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Наказанием был перевод тем же чином (поручик) в Тенгинский пехотный полк, воевавший на Кавказе. Это соответствовало желанию и самого поэта. “Если, говорит, переведут в армию, будет проситься на Кавказ”, – так передавал тогдашнее настроение Михаила Юрьевича Белинский. Именно тогда поэт участвовал в боевых действиях и не раз рисковал жизнью в боях с чеченцами.
Находясь на военной службе на Кавказе, М.Ю. Лермонтов не расставался с записными книжками, заносил в них услышанные из уст повидавших на своем веку кавказцев отдельные сюжеты будущих своих произведений.
Его интересует духовная жизнь Востока, с которой он соприкоснулся на Кавказе; в нескольких своих произведениях он касается проблем “восточного миросозерцания” (“Тамара”, “Спор”).
14 апреля 1841, не получив отсрочки после двухмесячного отпуска в Петербурге, Лермонтов возвращается на Кавказ. В мае того же года он прибывает в Пятигорск и получает разрешение задержаться для лечения на минеральных водах. Здесь он пишет целый ряд стихотворений: “Сон”, “Утес”, “Они любили друг друга…”, “Тамара”, “Свиданье”, “Листок”, “Выхожу один я на дорогу…”, “Морская царевна”, “Пророк”.
Кавказскому городу Пятигорску было суждено сыграть роковую роль в жизни поэта: здесь, кроме прочих старых знакомых, Лермонтов находит своего товарища по Школе юнкеров Мартынова. На одном из вечеров в пятигорском семействе Верзилиных шутки Лермонтова задели Мартынова. Ссора повлекла за собой вызов; не придавая значения размолвке, Лермонтов принял его, не намереваясь стрелять в товарища, и был убит наповал.
Кавказ в художественных произведениях и живописи
Михаила Юрьевича Лермонтова.
1.Тема кавказской природы в стиха и поэмах М.Ю. Лермонтова.
Иннокентий Анненский в своей статье «Об эстетическом отношении Лермонтова к природе» пишет о том, что много причин способствовало развитию в Лермонтове чувства природы. Природа Кавказа подействовала на него в годы самого раннего детства, когда духовный мир его еще складывался; над ней выучился он мечтать и думать, так что позже, в следующие свои поездки на Кавказ, он останавливался не на новом, а как бы углублял свои ранние впечатления.
Изображения же Кавказской природы в произведениях Лермонтова необыкновенно точны. Иннокентий Анненский пишет об этом: «Один живописец Кавказа мне говорил, что нередко поэзия Лермонтова служила ему ключом в кавказской природе».
По словам Анненского, в природе Лермонтов особенно любит движение: вспомним чудных его лошадей у Измаил-Бея, у Казбича или Печорина, вспомним его горные реки:
Терек воет, дик и злобен,
Меж утесистых громад,
Буре плач его подобен,
Слезы брызгами летят.
облака, змеи, пляску, локон, отделившийся от братьев в вихре вальса. Лермонтов в своих описаниях не был ни ботаником, как Гете (у него нет этой детальности описаний), ни охотником, как Тургенев и Сергей Аксаков (у него нет в описаниях ни выжидания, ни выслеживания, – скорее что-то открытое, беззаветное).
Из поэтических изображений Кавказской природы видно, что Лермонтов любил день больше ночи, любил синее небо, золотое солнце, солнечный воздух. «Если из 43 описаний в его поэмах дневных меньше, чем ночных и вечерних – 18 и 25, то это лишь дань романтическому содержанию» – пишет Анненский. Голубой цвет неба заставляет того самого Печорина, который понимал чувство вампира, забывать все на свете. Если же говорить о Лермонтовских описаниях утра – достаточно вспомнить утро перед дуэлью, голубое и свежее («Княжна Мэри»):
Я не помню утра более голубого и свежего! Солнце едва выказалось из-за зеленых вершин, и слияние первой теплоты его луче с умирающей прохладой ночи наводило на все чувства какое-то сладкое томление; в ущелье не проникал еще радостный луч молодого дня; он золотил только верхи утесов, висящих с обеих сторон над нами; густолиственные кусты, растущие в их глубоких трещинах, при малейшем дыхании ветра осыпали нас серебристым дождем. Я помню – в этот раз, больше, чем когда-нибудь прежде, я любил природу.
Но тут было и не только непосредственное наслаждение: синий цвет неба уносил мысль Лермонтова и его героя в мир высший. К чему тут страсти, желания, сомнения… Небо рождало в поэте и райские видения (Мцыри видит ангела в глубоком синем небе), и мучительные вопросы: в “Валерике” поэт говорит:
“…Небо ясно…
Под небом много места всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он… зачем?
Чудные сады в “Мцыри” и “Демоне”, будто все пропитанные райским сиянием, рисуются поэту под солнцем и синим небом. Во всех волшебных снах (а Лермонтов любит этот мотив) над поэтом непременно день:
Надо мной чтоб вечно зеленея [зелень дуба видна только днем]
Темный дуб склонялся и шумел.
Таков и волшебный сон при плеске фонтана в поэтичнейшем “Мцыри” на речном дне, где:
Солнце сквозь хрусталь волны
Сияло сладостней луны.
Как певец гор, Лермонтов любил краски. Поэт любит розовый закат, белое облако, синее небо, лиловые степи, голубые глаза и золотистые волосы. “Цветов” в его поэзии почти нет. Розы и лилии у него – это поэтические прикрасы, а не художественные ощущения: “бела, как лилия, прекрасна, как роза” – все это только мелкая монета поэзии. Конь поэта топчет цветы, пока сам поэт смотрит на облака и звезды. Цветы являются у него разве в виде серебряного дождя. Но главная прелесть лермонтовских красок в их сочетаниях. Кроме того, поэту доставляло особенное эстетическое наслаждение соединение блеска с движением – в тучах, в молнии, в глазах; поэзия его “полна змей”; чтоб полюбоваться грациозной и блестящей змейкой, как часто прерывает он рассказ. У него змейка то клинок, донизу покрытый золотой надписью:
…лишь змея,
Сухим бурьяном шелестя,
Сверкая желтою спиной,
Как будто надписью златой
Покрытый донизу клинок,
Браздя рассыпчатый песок,
Скользила бережно…,
(“Мцыри»)
…то “сталь кольчуги иль копья, в кустах найденная луною”. Он видит змей в молнии, в дыме, на горных вершинах, в реках и в черных косах, в тонкой талии, в тоске, в измене, в воспоминании, в раскаянии.
Как пишет М.Логиновская, из-за изобилия картин экзотической природы Кавказа в наиболее знаменитых лермонтовских поэмах, поэта часто обвиняли в чрезмерном подражании романтическим течениям того времени. Между тем, кавказский материал в «Мцыри» и «Демоне» – не экзотическое обрамление в стиле традиционных «восточных повестей» романтиков (хотя у Лермонтова «Демон» и назван «восточной повестью»), а органическое претворение непосредственных переживаний и наблюдений, благодаря которым прежние сюжеты приобрели новое качество. Кавказские пейзажи как сами по себе, так и в качестве «декораций» к поэмам Лермонтова занимают немалую часть его творчества.
Рассмотрим чуть ближе то, как необыкновенно выразительно Михаил Юрьевич рисует нам кавказскую природу в поэме «Демон». Известно, что изначально действие поэмы должно было происходить в Испании, но, вернувшись из первой кавказской ссылки, поэт переделывает свое творение, перенося действие на Кавказ. В этой «кавказской» редакции, созданной в 1838 году, «Демон» становится одним из самых замечательных произведений русской поэзии. Лермонтов не мог бы создать новую, окончательную редакцию «Демона», столь разительно отличающуюся от первоначальной редакции поэмы, если бы не нашел нового, еще не открытого поэзией материала, который помог ему воплотить отвлеченную философскую мысль в конкретных поэтических образах.
Как пишет Ираклий Андроников «горы Кавказа, Казбек, который кажется пролетающим над ним демоном «гранью алмаза», «излучистый Дарьял, Кайшаурская долина, зеленые берега светлой Арагвы, угрюмая Гуд-гора оказываются самой подходящей обстановкой для лермонтовской поэмы».
Мир же, увиденный Демоном и есть те самые вершины Кавказа, увиденный издали Казбек, чернеющий «глубоко внизу» Дарьял и Терек, это скалы, облака и башни замков – как бы неотделимые от мира фантастической дикой природы, одушевленной лишь присутствием горного зверя или кружащей в “лазурной вышине” птицы. Использованные здесь сравнения взяты исключительно из царства животных и минералов:
Под ним Казбек, как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял
И Терек, прыгая как львица
С косматой гривой на хребте
Ревел…
Таков же и мир олицетворений:
И золотые облака
Из южных стран, издалека
Его на север провожали;
И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны;
И башни замков на скалах
Смотрели грозно сквозь туманы –
У врат Кавказа на часах
Сторожевые великаны!
Далее рисуются иные – еще более земные, еще более «живые» красы – «роскошной» Грузии. Поэт показывает нам уже не отдельные фрагменты и детали, увиденные Демоном с высоты полета, а целый «край земной» – во всем богатстве бесконечных картин природы – эта строфа рассыпает перед изумленным взором читателя яркие краски, насыщает рисуемые картины богатством звуков и голосов, одушевляет их новой жизнью – жизнью человека. Все это прорывается в эпитетах «счастливый край земли», «сладострастный зной полдня, и в образах, воспроизводящих экзотический мир Востока со «столпообразными» руинами, «звонко-бегущими ручьями», с красавицами, внимающими пенью соловьев, и в заключительном сравнении, необычно, парадоксально сопоставляющем не глаза со звездами, а звезды – с очами земной красавицы, и, наконец, в прорывающейся авторской эмоции:
И блеск, и жизнь, и шум листов
Стозвучный говор голосов,
Дыханье тысячи растений.
После завершения экспозиции автор переносит нас из мира поднебесных сфер, в которых летает Демон, и видит земные красы с высоты своего полета, в мир людей:
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрой,
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за водой.
Посредством такого простого движения взгляда автор как бы приближает нам Кавказ все ближе и ближе – сначала с высоты полета Демона, затем уже в более мелких деталях, а после кавказский пейзаж изображает нам уже жизнь обитателей этой горной страны.
Во второй части «Демона», третьей и четвертой строфе мы также видим картины природы, но уже в сопоставлении с внутренним миром героини.
Земная природа изображается теперь «изнутри», увиденная глазами заключенной в монастырь Тамары:
Кругом, в тени дерев миндальных,
Где ряд стоит крестов печальных,
Безмолвных сторожей гробниц,
Спевались хоры легких птиц.
По камням прыгали, шумели
Ключи студеною волной,
И под нависшею скалой,
Сливаясь дружески в ущелье,
Катились дальше, меж кустов,
Покрытых инеем цветов.
Этот контраст двух частей подчеркивает, что природа Кавказа (и, в частности, изображаемая Лермонотовым) может быть не только буйной, но и спокойной, безмятежной.
Такой же спокойной, по мнению Ираклия Андроникова, изображается природа в знаменитом стихотворении «Из Гете»:
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Содержание Лермонтовского стихотворения и его основные мотивы не совсем совпадают с переводимым оригиналом. Некоторые исследователи считают, что обращение к Гете послужило поводом для создания собственного произведения.
Но возможно, оно навеяно Лермонтову службой на Кавказе. Представьте такую картину: вечер в горах. Устало тянется по дороге колонна войск. Застыли в молчании окрестные вершины, зажигаются первые звезды. И угасают дневные заботы, мелочными кажутся земные страсти, тревоги и желания. Остается ощущение бренности нашей жизни на земле. «Подожди немного, отдохнешь и ты…»
2. Легенды Кавказа в творчестве Лермонтова.
В книги Ираклия Андроникова рассказано о том, что мотивы фольклора народов Кавказа можно легко найти в творчестве поэта. Возьмем, к примеру, поэму «Демон», рассказывающую о духе, полюбившем земную девушку.
В верховьях Арагвы в 19м веке живет еще легенда о горном духе Гуда, полюбившем красавицу грузинку. Впервые эта легенда была записана в 50-х годах прошлого века со слов проводника-осетина.
«Давным-давно — так начинается эта легенда — на берегу Арагвы, на дне глубокого ущелья, образуемого отвесными горами при спуске с Гуд-горы в Чертову долину, в бедной сакле убогого аула росла, как молодая чинара, красавица Нино. Когда она поднималась на дорогу, купцы останавливали караваны, чтобы полюбоваться красотой девушки.
От самого дня рождения Нино ее полюбил Гуда — древний дух окрестных гор. Хотела ли девушка подняться на гору— тропинка незаметно выравнивалась под ее ножкой, и камни покорно складывались в пологую лестницу. Искала ли цветы — Гуда приберегал для нее самые лучшие. Ни один из пяти баранов, принадлежавших отцу Нино, не упал с кручи и не стал добычей злых волков. Нино была царицей гор, над которыми властвовал древний Гуда.
Но вот, когда Арагва в пятнадцатый раз со дня рождения девушки превратилась в бешеный мутный поток, Нино стала такой необыкновенной красавицей, что влюбленный Гуда захотел сделаться ради нее смертным.
Но девушка полюбила не его, а юного своего соседа Сосико, сына старого Дохтуро. Этот юноша во всем ауле славился силой и ловкостью, неутомимо плясал горский танец и метко стрелял из ружья.
Когда Сосико гонялся с ружьем за быстроногою арчви серной,— ревнивый Гуда, гневаясь на молодого охотника, заводил его на крутые скалы, неожиданно осыпал его метелью и застилал пропасти густым туманом. Наконец, не в силах терпеть долее муки ревности, Гуда накануне свадьбы засыпал саклю влюбленных огромной снежной лавиной и, подвергнув их любовь жестокому испытанию, навсегда разлучил их».
По другой версии, злой дух завалил хижину влюбленных грудой камней. Спускаясь с Крестового перевала в Чертову долину, проезжающие часто обращают внимание на груду огромных обломков гранита, неизвестно откуда упавших на травянистые склоны Гуд-горы. По преданию, их накидал сюда разгневанный горный дух
Наименование свое грозный Гуда получил от Гуд-горы, а Гуд-гора, в свою очередь, от ущелья Гуда, откуда берет начало Арагва. «Подле висящего завала Большого Гуда, именно в Чертовой долине,— как сообщала в 40-х годах газета «Кавказ»,— чаще всего и подстерегали путешествовавших по старой Военно-Грузинской дороге снежные заносы и метели».
А в «Герое нашего времени», в тексте «Бэлы», Лермонтов пишет: «Итак, мы спускались с Гуд-горы в Чертову долину… Вот романтическое название! Вы уже видите гнездо злого духа между неприступными утесами…»
Значит, Лермонтов знал легенду о любви Гуда и, по-видимому, не случайно перенес действие «Демона» на берега Арагвы. Есть основание полагать, что легенда о любви злого духа к девушке-грузинке оплодотворила первоначальный сюжет. Безликая монахиня из первой редакции «Демона» превратилась в красавицу Тамару, дочь старого князя Гудала. В новой редакции изменился и жених Тамары — «властитель Синодала», удалой князь. Его, а не ангела противопоставляет Лермонтов любви демона в поэме. Это изменение сюжета могло быть подсказано Лермонтову преданием о ревности горного духа к Возлюбленному красавицы Грузинки.
Другие следы кавказских легенд и преданий можно найти в стихотворении «Тамара».
На одном из рисунков Лермонтова, перекликающегося со стихотворением, мы видим изображения Дарьялского ущелья и так называемого «Замка Тамары», в стихотворении же сказано:
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле,
Старинная башня стояла,
Чернея на черной скале…
С этой башней связано множество легенд. В одном из вариантов легенды о Дарьяльской башне историк грузинской литературы А. С. Хаханашвили обнаружил имя «беспутной сестры» Тамары. Ее звали… Тамарой. Предание это повествует о двух сестрах, носивших одно и то же имя. Благочестивая Тамара жила в башне близ Ананури, другая — волшебница Тамара — в замке на Тереке. Эта волшебница, зазывая к себе на ночь путников, утром обезглавливала их и трупы сбрасывала в Терек. Ее убил заговоренной пулей русский солдат. Труп ее был выброшен в Терек, замок развалился, имя чародейки Тамары проклято.
Отмечая раздвоение образа Тамары в этой легенде, профессор Хаханашвили первый обратил внимание на сходство ее с той легендой, которая послужила сюжетом лермонтовского стихотворения.
Кроме «Демона» и «Тамары» мотивы кавказского фольклора можно найти в поэме «Мцыри».
На создание центрального эпизода поэмы «Мцыри» – битвы с барсом – Лермонтова вдохновила распространенная в горной Грузии старинная песня о тигре и юноше, одно из самых любимых в Грузии произведений народной поэзии.
3. Отличительные черты кавказского характера в произведениях Лермонтова
Мироощущение поэтом темперамента и менталитета южных народов отразилось во многих его произведениях: «Бэла», «Дары Терека», «Беглец», и другие.
Черкесский строгий взгляд на доблесть, бесспорная для черкеса истина – идея защиты родины ценою жизни вдохновили Лермонтова, и он создал поэму «Беглец», вложив в неё особенно его самого в то время волновавшую идею патриотического подвига. Поэма написана после пребывания на Кавказе в 1837 году.
На Кавказе, где умели сражаться за родину и свободу, и знали трудную цену подвигу, и презирали измену, Лермонтов услышал песню о том, как молодой горец вернулся из боя, не отомстив за смерть павших в сражении. По содержанию и духу песня очень близка созданному поэтом произведению. Таким образом, «Беглец» тесно связан с народной поэзией черкесов, произведение как нельзя более близко кавказскому пониманию о подвиге и кровном родстве.
Беглеца отвергли все, отвергла и мать. Узнав, что он, не отомстив за смерть отца и братьев, бежал с поля битвы, мать не позволяет ему войти в родной дом.
Проклятья, стоны и моленья
Звучали долго под окном;
И наконец удар кинжала
Пресек несчастного позор…
И мать поутру увидала…
И хладно отвернула взор.
Когда фашистские войска подступили к Кабардино-Балкарии, редакция нальчинской газеты «Социалистическая Кабардино-Балкария» печатала «Беглеца» и распространяла его широко по горским селениям.
В поэме «Мцыри» автор касается той же темы, что и в «Беглеце» . Темы родины, темы предков. Если беглец преступился почитанием семьи и понятиями о чести поколений, живших столетиями до него, то Мцыри, напротив, стремится к своим корням. Стремится настолько, что совершает безумный поступок – бегство из монастыря. Юноша много говорит о желании иметь судьбу предков:
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
В какой-то мере, эти два представителя одного этноса беглец и Мцыри противопоставлены друг другу.
Сам же Лермонтов не от имени лирических героев, а от своего имени пишет так о людях Кавказа:
«Как вольные птицы, живут беззаботно; война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит»
Восточные женщины Лермонтова не лишены изящества, они, наоборот, прекрасны: Тамара из «Демона» и Бэла – яркие тому примеры.
Белинский пишет так про одну из сцен в «Бэле» :
«Он взял её руку и стал её уговаривать, чтобы она его поцеловала, она слабо защищалась, только повторяла «поджалуста, поджалуста, не нада, не нада!».
Какая грациозная, и, в то же время какая верная натуре черта характера! Природа нигде не противоречит себе, и глубокость чувства, достоинства и грациозность непосредственности так же иногда поражает и в дикой черкешенке, как и в образованной женщине высшего тона. Слыша «поджалуста, поджалуста» вы видите перед собой эту очаровательную, черноокую Бэлу, полудикую дочь вольных ущелий, и вас так же поражает в ней эта особенность женственности, которая составляет все очарование женщин».
Изображения Кавказа в живописи Лермонтова
Лермонтову – писателю всегда помогал Лермонтов-художник.
Наиболее интересны пейзажи, выполненные маслом, — «Вид Пятигорска», «Кавказский вид с саклей» («Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты»), «Вид горы Крестовой», «Вид Тифлиса», «Окрестности селения Карагач» («Кавказский вид с верблюдами») и другие (все 1837— 1838).
Любая кавказская панорама Лермонтова — это как бы малый фрагмент вселенной, тем не менее выразивший всю бесконечность мироздания. Руины, монастыри, храмы, лепящиеся на склонах гор, представляются зрителю естественными вкраплениями в природный ландшафт. Вписанные в каждый пейзаж фигурки людей — всадники, погонщики и верблюды, грузинки набирающие в Куре воду, — подчинены изначально заданному ритму; их малый масштаб подчеркивает космическую безмерность целого. Но несмотря на романтическую интонацию, лермонтовские панорамы, как показал исследователь его творчества Ираклий Андроников, во многом совпадают с реальной топографией изображаемых мест, а кроме того, с описанием этих мест в произведениях.
В этом убеждаешься, знакомясь с обнаруженной в наше время лермонтовской картиной «Вид Крестовой горы». На небольшом картоне масляными красками поэт нарисовал один из чудесных горных пейзажей, так живо напоминающий нам зарисовки из «Бэлы». Перед нами в обрамлении суровых скал высится покрытая снегом гора, вершину которой венчает каменный крест. Огибая её, по склону проходит дорога, внизу, вырываясь из глубоких расселин, сливаются вместе два бурных горных потока. А выше на фоне голубого неба белеет гряда далеких гор, как бы растворяясь в прозрачном воздухе, которым напоена вся картина.
Невольно на память вместе с текстом романа приходят строки из письма поэта к Святославу Раевскому, где он делится впечатлениями от Военно-Грузинской дороги: «Лазил на снеговую (Крестовую) гору, на самый верх, что не совсем легко – оттуда видна половина Грузии как на блюдечке, и, право, я не берусь объединить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух – бальзам, хандра к черту, сердце бьется , грудь высоко дышит – ничего не надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь»
Но при всем правдоподобии картины мы, к сожалению, не сможем отыскать на натуре её подлинный прообраз, да и в описании Крестового перевала по роману имеются расхождения с рисунком. Некоторые лермонтоведы пытались объяснить это собирательным характером картины и элементами художественной фантазии автора. Но это не соответствует истине. Дело в том, что лермонтовский пейзаж, как это подметил один из исследователей А. Симченко, представлен в перевернутом виде, в так называемом зеркальном отображении, и предельно сжат по горизонтали. Эти особенности картины легко объяснимы. По возвращении с Кавказа, Лермонтов некоторые свои рисунки автолитографировал, чтобы иметь возможность подарить их друзьям.
До нашего времени дошли четыре оттиска одного из таких рисунков, причем два из них раскрашены акварелью. Очевидно, и свою картину «Вид Крестовой Горы» Лермонтов писал с литографированного рисунка. Искажение же подлинных масштабов было связано с желанием вместить в ограниченный формат живописную панораму гор, которой поэт всегда восхищался.
Перевернем пейзаж на картине в подлинном его развороте, и все станет на свои места. Перед нами изображение реального вида со склона Гуд-горы на Чертову долину и гору Крестовую. И если обратимся тексту «Бэлы», то увидим, что изображение картины полностью совпадает с описанием этого места в романе. Даже время суток на картине, о котором можно судить по характеру освещения и направленности теней, точно соответствует описанию переезда через перевал в «Бэле».
Введение
Тема моего экзаменационного реферата: «Изображение Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова». Хотелось бы рассказать о Кавказе, изображенном как в поэзии, так в прозе и живописи великого поэта. Мне стал интересен край, побудивший написать шедевры русской литературы двух величайших российских поэтов. Особенно полно, на мой взгляд, Кавказ предстает перед нами именно через произведения Лермонтова.
Сложно понять южную линию в творчестве поэта, не зная о роли Кавказа в его жизни. Именно поэтому я уделила немного внимания этой теме. Довольно большая глава по сравнению с остальными посвящена природе южного края в изображении Лермонтова. В следующей же приводятся несколько Грузинских легенд и проводятся параллели с поэмами Лермонтова. Кроме того, я постаралась рассказать об особенностях изображения кавказского темперамента. И, наконец, последняя глава реферата посвящена лермонтовской живописи, преобладающую часть которой занимают как раз кавказские мотивы.
В качестве источников я использовала несколько исследований. Большая часть реферата написана по книге доктора филологических наук Ираклия Андроникова «Лермонтов в Грузии». В книге представлены исследования, относящиеся к кавказской теме в творчестве Лермонтова, а также непосредственно фактов лермонтовской биографии, связанных с Кавказом, третья и четвертая главы.
Автор следующей книги «Поэма М.Ю. Лермонтова «Демон» – Елина Логиновская. В своей книге Елена Логиновская открывает основные её смыслы: мифологический и философский. Немалое внимание уделяется и лермонтовским описаниям природы. Именно такие отрывки я взяла для реферата. Из этого источника я использовала главу, посвященную экспозиции поэмы и отрывок главы, посвященной второй части. Кроме того, я использовала статью Иннокентия Анненского «Об эстетическом отношении Лермонтова к природе». В статье рассматриваются отличительные черты лермонтовской природы, в частности, природы Кавказа.
И, наконец, для главы об особенностях кавказского темперамента мною был взят отрывок из книги исследователя С.А. Андреева-Кривича «Всеведенье поэта», рассказывающей о связи черкесского фольклора с творчеством М.Ю. Лермонтова.
Еще один автор, Сергей Чекалин. Как пишет Ираклий Андроников, он не филолог, изучение жизни и творчества Лермонтова не представляет собою его специальности, он просто читатель. Интерес Чекалина привлекли новые материалы, до недавнего времени хранившиеся в частных руках заграницей. Его книга относится к жанру «Приключения ученого», где научная достоверность нисколько не страдает от описания «живой жизни». Из этой книги я использовала отрывок, посвященный живописи поэта.
Заключение
Во время работы над рефератом мне было очень приятно сделать для себя несколько открытий об образе Кавказа в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова.
Лермонтовский Кавказ – это ощущение свободы, душевного спокойствия. Когда мы читаем лирику Лермонтова, рассказывающую русском обществе («Как часто, пестрою толпою окружен…» , «Смерть поэта…», «Прощай, немытая Россия»), то нас не покидает ощущение метаний души человеческой, возмущения, которое читатель переживает вместе с поэтом. Кавказ же дает ощущение свободы, незыблемости мироздания… Как будто отдельно взятый человек вдохнул полной грудью воздух свободы…Особенно хорошо понимаешь это, глядя на картины лермонтова.
Юг у поэта – это воплощение движения. Даже природа у него живет своей жизнью, зачастую очень похожей на людскую жизнь…
Больше всего удивило то, что в основе многих “южных” лермонтовских поэм лежат легенды Кавказа, а не только фантазия автора. Поражает воображение легенда о горном духе Гуда, полюбившем земную девушку.
Женщины гор – это, по моему мнению, особая ниша сюжетов Лермонтова. В какой-то мере они противопоставляются лицемерным красавицам высшего света. Они не испорчены жеманством и неискренностью. Они естественны, всегда необыкновенно красивы, преданны, это заботливые матери («Казачья колыбельная», «Не плачь, не плачь мое дитя…»), преданные невесты («Демон»), но могут быть и гордыми, и своенравными («Тамара»).
Поэт старается показать лучшие стороны южного края – преданных женщин, отважных мужчин, дикую, необузданную, но в то же время прекрасную природу – под стать людям. Продолжая рисовать перед нашим взором романтические картины поэт не изменяет достоверности – многие местности, описанные в “Герое нашего времени” существуют на самом деле, а кавказские легенды почти не претерпевают изменений от пера творца.
МОУ Гимназия №2
Реферат на тему: Образ Кавказа
в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова
Выполнила: ученица 9 “В” класса
Демидова Анна
Учитель: Антипина Ирина Арсеньевна
Гурьевск 2002.
МОУ Гимназия №2
Реферат на тему: Образ Кавказа
в творчестве Михаила Юрьевича Лермонтова
Выполнила: ученица 9 “В” класса
Демидова Анна
Учитель: Антипина Ирина Арсеньевна
Гурьевск 2002
Кавказ в жизни и творчестве Лермонтова
Впервые Михаил Юрьевич Лермонтов побывал на Кавказе шестилетним ребенком, когда бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева привозила его на воды, чтобы поправить здоровье внука. Уже первая поездка из далекого пензенского имения Тарханы, несомненно, оставила отпечаток в детском сознании. Но особенно большое значение в жизни Лермонтова имело посещение Кавказа в 1825 году, когда ему было около 11 лет. Из Тархан выехали большим обозом, так как с Арсеньевой отправился на воды и её брат Александр Алексеевич Столыпин — он ехал с женой и детьми. Ехали и другие родственники, также множество дворовых, гувернёры, лекарь, повара. Елизавета Алексеевна была небогата и бережлива. Но, зная, что Мишу скоро придется отдать в учение в Москву или Петербург, решила сделать ему подарок, очень щедрый, — поездку на Горячие воды на целое лето.
Ехали долго, недели две. После Ставрополя увидели горы. На подъезде к маленькому городу Александрову вдруг открылось все Пятигорье. Сначала повитый голубой дымкой Бештау, а за ним словно облачка забелели вершины Большого Кавказа. Там угадывались легкие очертания двуглавого Эльбруса, — он то скрывался за горами и скалами, то возникал снова. Проехали аул Бабуковский — первое горское поселение. Миша увидел плоскокрышие сакли с узкими щелями окон, сложенные из камня ограды, толпу кабардинских детей, с любопытством глядевших на проезжающий обоз: Дальше ехали по каменистому берегу горного Подкумка. Вскоре показался конический, поросший лесом Машук, скрывающий дома Горячеводска. Правее широко растянулся Бештау, вздымая к облакам несколько скалистых вершин.
И вот Горячеводск. Горячая гора, вся в известковых потеках, дымится от бегущих по ней серных ручейков… Позади возвышается Машук… На одной из открытых площадок его — казацкий дозорный пост. От подошвы Машука начинается Главная улица, пересеченная несколькими переулками. Дома почти все из тонкого леса, отштукатуренные и выбеленные, с камышовыми крышами. Несколько казенных зданий только строится, — солдаты пилят известняк здесь же, на Машуке. Городок охраняют егеря и казаки, расположившиеся с двумя пушками у въезда.
Далекие горы молчат, в степи только изредка проскачет конный казак. Но в воздухе висит тревога и велит быть начеку. Мальчик, поднявшийся с гувернером к казачьему пикету на Машуке, смотрит вдаль. Вот плавно пролетел орел. В тишине раздался выстрел — прокатилось эхо… Тень тучи бежит по кустарнику и траве — словно отряд всадников летит с гор…
Торг — возле солдатской слободы. Небольшая площадь уставлена телегами и арбами. Шум стоит страшный: гортанный говор, крик, стук… Блеют овцы, ревет верблюд, хлопают крыльями извлекаемые из корзин куры, которыми торгуют черкесы, приехавшие из ближних аулов. Немцы-колонисты продают хлеб, молоко, масло… Тут увидишь и грузина, и калмыка, и перса с крашенной хною бородой… Среди толпы невозмутимо проезжают наездники в папахах. Какие под ними кони! Их шаг — словно медленный танец… Гремят бубны… Верещат зурны… На улицах, у источников, на торгу — дамы в белых платьях, офицеры в белых фуражках… В городке кипит жизнь.
Здесь Михаил Юрьевич впервые прочитал «Кавказского пленника» Пушкина. Большая удача, большое счастье было прочитать поэму здесь, в виду снежных гор, — именно там разыгрывается трагедия Пленника и Черкешенки… Здесь же он впервые перелистал альбом Марии Акимовны Шан-Гирей, в котором было много записей его матери — Марии Михайловны Лермонтовой, — не только французские записи, но и стихи на русском языке. В этот альбом по просьбе «тетеньки» (как называл он Марию Акимовну) он нарисовал акварелью кавказский вид. В это необыкновенное для Лермонтова время зарождался в нем поэт…
Вышедший из-под опеки бабушки, уже взрослый, Лермонтов трижды приезжал на Кавказ, всегда не по своей воле — это было место его службы, а точнее, ссылки.
Первый раз он был сослан в 1837 году за стихотворение «Смерть поэта», посвященное трагической гибели А.С.Пушкина на дуэли. Когда стихотворение дошло до царя, он наложил на нем такую резолюцию: «Приятные стихи, нечего сказать… Я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону».
У Лермонтова и Раевского был сделан обыск. В конце февраля поэт пробыл несколько дней под арестом в Главном штабе. Затем он был переведен из гвардейского Гусарского полка в Нижегородский драгунский полк и начал готовиться к отъезду. Полк этот находился на Кавказе, где шла война с горцами.
В первых числах мая 1837 года Лермонтов прибыл в Ставрополь, где находилось командование войск Кавказской линии. В дороге поэт простудился. Врачи разрешили ему принять курс лечения минеральными водами в Пятигорске, он попал в город, где на него нахлынули воспоминания детства.
Сравнивая увиденное со своими детскими воспоминаниями, он был удивлен произошедшими здесь изменениями: в посёлке появились красивые здания, он был переименован в Пятигорск. Там, где располагался казачий пост, появилась изящная беседка «Эолова арфа», четко вырисовывающаяся на фоне неба. В нее вмонтировали музыкальный инструмент — арфу, струны которой приводились в действие ветром через флюгер и специальное устройство и издавали довольно мелодичные звуки. «Я теперь на водах, — пишет он в Петербург, — пью и принимаю ванны… Каждое утро из окна я смотрю на цепь снежных гор и Эльбрус; вот и теперь, сидя за этим письмом к вам, я то и дело останавливаюсь, чтобы взглянуть на этих великанов, так они прекрасны и величественны… Ежедневно брожу по горам… Как только я выздоровлю, то отправлюсь в осеннюю экспедицию против черкесов».
Хотя я судьбой на заре моих дней, О южные горы, отторгнут от вас, Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз: Как сладкую песню отчизны моей, Люблю я Кавказ. В младенческих летах я мать потерял. Но мнилось, что в розовый вечера час Та степь повторяла мне памятный глас. За это люблю я вершины тех скал, Люблю я Кавказ. Я счастлив был с вами, ущелия гор, Пять лет пронеслось: все тоскую по вас. Там видел я пару божественных глаз; И сердце лепечет, воспомня тот взор: Люблю я Кавказ. «Кавказ», 1830Лермонтов лечился здесь до конца августа.
Он встретился в Пятигорске с поэтессой Ростопчиной. Здесь познакомился с Белинским, однако сближение их произойдет позднее, в Петербурге.
Об исключительной значимости для творчества Лермонтова периода его пребывания в 1837 году в Пятигорске и Кисловодске лучше всего свидетельствует роман «Герой нашего времени», в котором нашли отражение пятигорские наблюдения поэта, его большая любовь к Кавказу. Места по соседству с «Эоловой арфой» воскрешают в памяти страницы повести «Княжна Мери». У источника Печорин встречается с юнкером Грушницким. С источником связано знакомство Грушницкого с княжной Мери. Здесь началась история, завершившаяся трагически. В сентябре он едет в отряд Вельяминова в Анапу, через Тамань. В Тамани он случайно попал на квартиру к хозяевам, которые занимались контрабандой. Здесь и произошла история, рассказанная в «Герое нашего времени». В небольшом домике, крытом камышом, воссозданном в наши дни, теперь располагается музей.
Оттуда Лермонтов снова через Ставрополь, где в это время познакомился с некоторыми из переведенных сюда из Сибири декабристов, направился в Тифлис (ныне Тбилиси), поблизости от которого находился Нижегородский полк. Встречи с сосланными на Кавказ декабристами скрашивали поэту тяжесть изгнания, погружали его в атмосферу острых политических споров. Особенно сдружился Лермонтов с известным декабристом А.И.Одоевским.
Гродненский полк стоял близ Новгорода. Но так как перевод из полка в полк еще не состоялся фактически, то он все-таки направился в Тифлис, воспользовавшись случаем попутешествовать по Кавказу.
«С тех пор как выехал из России, — писал он Раевскому из Тифлиса, — поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже… Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал… Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом; лазил на снеговую гору (имеется в виду Крестовая гора) на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии, как на блюдечке».
Лермонтов был не только талантливым поэтом, но и одаренным художником. Много зарисовок сделано Лермонтовым во время его ссылки на Кавказ в 1837 году. Среди них замечательный пейзаж Крестовой горы. «Эта картина рисована поэтом Лермонтовым и подарена им мне при последнем его отъезде на Кавказ…» (Надпись рукою Ф.Одоевского на оборотной стороне картины «Крестовая гора»)
В январе 1838 года Лермонтов после года службы на Кавказе возвращается в Петербург. В середине июня 1840 года Лермонтов вновь появляется в крепости Грозной (ныне город Грозный), на сей раз за дуэль с Эрнестом де Барантом. Он принимает участие в экспедиции против чеченцев в составе отряда генерал-лейтенанта А.В. Галафеева. После ряда небольших стычек, 11 июля, состоялся бой при реке Валерик. В «Журнале военных действий» отмечено: «Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием…» В стихотворении «Я к вам пишу случайно; право…» Лермонтов описал этот поход и бойца Валерика.
В августе 1840 года Лермонтов совершил еще один поход, участвуя во множестве жестоких стычек с горцами. После краткого отдыха в Пятигорске он снова в отряде Галафеева, теперь в составе кавалерии. Как вспоминали сослуживцы, он удивлял удалью даже старых кавказских джигитов. 10 октября он принял команду от раненого Р.И. Дорохова над группой конных «охотников» (добровольцев), в которую входили разжалованные офицеры, казаки, кабардинцы — люди отчаянной храбрости. «Невозможно было сделать выбора удачнее, — писал сослуживец поэта, — всюду поручик Лермонтов, везде первый подвергался выстрелам хищников и во главе отряда оказывал самоотвержение выше всякой похвалы». Галафеев представил Лермонтова к награде и направил командующему личную просьбу о его переводе в гвардию. Лермонтов не получил наград и не был переведен в гвардию.
В январе 1841 года Лермонтову был выдан отпускной билет на два месяца, и он отправился в Петербург. В конце апреля, не дождавшись отставки, Лермонтов покидает столицу и едет в Ставрополь. В дороге он нагоняет А.А. Столыпина, и дальше они едут вместе. В конце мая они приезжают в Пятигорск и снимают квартиру у В.И. Чилаева. Даже по местным пятигорским условиям квартира оказалась очень скромной. И все же она понравилась поэту. Особенно когда он вышел на небольшую терраску, с которой виднелась белоснежная горная цепь с возвышавшимся над ней двуглавым Эльбрусом. С того дня, когда Лермонтов переступил порог небольшого домика на краю города, у подножия Машука, прошло уже полтора столетия. С тех пор в ничем не примечательном, небольшом, покрытом камышовой кровлей домике вместе с поэтом поселилось бессмертие, потому что он стал последним приютом поэта.
Через полтора месяца после приезда, 13 июля 1841, вечером, в доме Верзилиных (ныне д.9 по ул. Буачидзе; здесь теперь Музей-заповедник М.Ю. Лермонтова), где часто собиралась молодежь, развернулись роковые события. Князь С.В. Трубецкой играл на фортепьяно. Среди прочих в комнате был Л. С. Пушкин, брат поэта. Лермонтов сидел подле одной из дочерей хозяев дома. В комнату вошел Мартынов, одетый, по своему обыкновению, в щегольскую черкеску с серебряными газырями и с большим кинжалом у пояса, красивый и надменный. Но видно было, что он любуется собой, и это было смешно. Лермонтов, не терпевший ни малейшей фальши, при каждой встрече подтрунивал над Мартышем, как он его звал. Часто рисовал на него карикатуры, писал эпиграммы, однако все в границах дружеской шутки. И вот, когда Мартынов вошел в гостиную, Лермонтов, обратившись к своей соседке, сказал по-французски:
— Мадемуазель Эмилия, берегитесь — приближается свирепый горец.
Хотя это было сказано тихо, но тут Трубецкой перестал играть, и слова «свирепый горец» прозвучали во всеуслышание. Позднее, когда все стали расходиться, Мартынов сказал Лермонтову:
— Господин Лермонтов, я много раз просил вас воздержаться от шуток на мой счет, по крайней мере — в присутствии женщин.
— Полноте, — ответил Лермонтов, — вы действительно сердитесь на меня и вызываете меня?
— Да, я вас вызываю, — сказал Мартынов и вышел.
Собственно, несмотря на все предчувствия, вызов на дуэль оказался для Лермонтова неожиданным, — он все-таки не думал, что его бывший товарищ по юнкерской школе окажется столь мелочно-обидчив… Но мелочно-обидчивыми были многие из людей, окружавших Лермонтова и в Петербурге, и в Пятигорске…
Поединок был назначен на 15 июля. 14-го Лермонтов и Столыпин-Монго выехали в Железноводск. Утром 15-го в Железноводске Лермонтов встретил Екатерину Быховец с теткой (Быховец была его кузиной), которых сопровождали Лев Пушкин и еще двое молодых людей. Все это общество выехало в Шотландку (иначе колония Каррас), лежащую на полпути из Железноводска в Пятигорск (ныне — поселок Иноземцево, на улице Свободы сохранился так называемый дом Рошке, д. 38, где хозяева содержали ресторан для приезжающих отдохнуть и повеселиться молодых офицеров). Там обедали. Лермонтов выпросил у Быховец золотое бандо (головной обруч) с тем, что на другой день или вернет его сам, или передаст с кем-нибудь. Дело в том, что прическа, при которой надевается бандо, была любимая у Лопухиной, — Лермонтов так однажды изобразил ее на акварельном портрете. А Екатерина Быховец и вообще была похожа на Лопухину. Незадолго до описываемых событий Лермонтов создал стихотворение «Нет, не тебя так пылко я люблю…», обращенное к Екатерине Быховец.
Из Шотландки до места дуэли Лермонтов ехал с Глебовым и рассказывал ему, что задумал грандиозную работу. «Я выработал уже план, — говорил он Глебову, — двух романов: одного из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене, и другого — из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове… персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране, и вот придется сидеть у моря и ждать погоды, когда можно будет приняться за кладку их фундамента. Недели через две уже нужно будет отправиться в отряд, к осени пойдем в экспедицию, а из экспедиции когда вернемся!» В этот же день между шестью и семью часами вечера у подножия Машука во время грозы и сильного дождя состоялась дуэль Лермонтова с Мартыновым при секундантах М. П. Глебове и А.И. Васильчикове. При этом присутствовали, то ли как секунданты, то ли как наблюдатели, Столыпин-Монго и Трубецкой… Лермонтов был убит.
Я видел горные хребты, Причудливые, как мечты, Когда в час утренней зари Курилися, как алтари, Их выси в небе голубом, И облачко за облачком, Покинув тайный свой ночлег, К востоку направляло бег- Как будто белый караван Залетных птиц из дальних стран! Вдали я видел сквозь туман, В снегах, горящих как алмаз, Седой, незыблемый Кавказ…
И. Петровская― Доброе утро, здравствуйте, дорогие наши слушатели, наши зрители! Всем, кто сегодня отмечает Рождество — merry Christmas и всех самых наилучших вам пожеланий! Мы начинаем, собственно, финальный, чтобы не говорить «последний» и чтобы тем более не говорить «крайний», выпуск этого года — финальный в этом году, завершающий — нашей программы «Человек из телевизора». Итоги мы сегодня не будем подводить, потому что мы это запланировали сделать в самый лучший из дней — 1 января, в 11 часов утра. Ты не слышишь нас опять?
К. Ларина― Слышу, ну да. Просто…
И. Петровская― Да, 1-го — а как? Поэтому я хочу предупредить, чтобы люди не злоупотребляли в новогоднюю ночь, а проснулись и подключились к нашему эфиру. С вами, как всегда, наша прекрасная Ксения Ларина…
К. Ларина― И еще более прекрасная Ирина Петровская.
И. Петровская― И тоже гармонирует с нами за звукорежиссерским пультом Кирилл Бурсин. Вот, собственно, всё, можем начинать.
К. Ларина― Я тоже хочу присоединиться к поздравлениям, поскольку нахожусь как раз в стране, где Рождество является главным праздником года. И я сегодня, наверное, одна в этом городе уже встала, проснулась, накрасилась и сижу. Всё остальное — гробовая тишина. Люди всю ночь встречали Рождество.
И. Петровская― Колобродили.
К. Ларина― Они колобродили у себя по домам, потому что здесь как-то не принято устраивать тусовки и дискотеки в этот праздник. Это скорее в Новый год, а вот Рождество — это семья, семья. Съезжаются все дети, внуки, бабушки и дедушки в одно специальное место и там отмечают этот замечательный праздник.
Давай я сначала прочту, а потом мы с тобой начнем с того, что ты планировала. Потому что у нас всё равно это в списке есть, и я это скажу. Как Ира сказала правильно, итоги года мы подведем 1 января. Я, кстати, добавлю к тому, что сказала Ира, что мы с Ирой определим такие финальные тройки-пятерки — там договоримся, как решим.
И. Петровская― По номинациям.
К. Ларина― Да, и поставим это на ваше голосование. Мы не будем вас просить добавлять что-то — это исключительно наш субъективный выбор. Но там будут финалисты. И вот за финалистов вы можете свою галочку поставить, и мы тогда скажем через неделю, 1-го числа, за кого проголосовали зрители и слушатели программы «Человек из телевизора». Никаких премий вручать не будем — денег нет.
И.Петровская: Ирена Лесневская проложила дорогу для Натальи Синдеевой, тоже создавшей с нуля канал
И. Петровская― Даже если бы хотели, удаленно всем не вручишь.
К. Ларина― Да. Итак, наша неделя. Конечно же, пресс-конференция Путина и освещение ее на федеральных каналах и в независимых СМИ — на «Дожде*», независимом агенте, канал «Осторожно: Собчак». Тем более, что Ксения была одним из спрашивающих и получивших право на этот вопрос. «Эхо» я тоже добавила. Мы обычно не обсуждаем программы «Эха», но тут особый случай, поскольку всё-таки Максим Курников тоже стал одним из героев этой пресс-конференции. Героем — говорю без всякой иронии.
Дмитрий Зимин — человек, который покинул нас. Все вспоминают о нем с огромной теплотой и благодарностью. Можно будет увидеть, если вы пропустили, последнее интервью (оно небольшое, но очень важное) с Виталием Манским в рамках программы «Реальное кино» на «Настоящем времени*» (иностранный агент).
Юлий Ким тоже герой недели, отметивший свое 85-летие. Появился он на Первом канале, что важно — на «Вечернем Урганте», и на «Линии жизни» (канал «Культура»). Денис Драгунский стал гостем Дмитрия Быкова на его канале «ЖЗЛ». Опять же, Ксения Собчак выпустила очень интересную работу «Женское лицо Кремниевой долины. Россиянки в Калифорнии». Это такой ответ, оммаж, опять же, Юрию Дудю, поскольку у него тоже был большой выпуск, но про мальчиков, про мужчин.
«Редакция» — 2 выпуска. Выпуск об авиакатастрофах (но там взята такая достаточно узкая тема — авиакатастрофы частных джетов). Алексей Пивоваров поскольку, мы знаем, сам пилот. И о Хованском — блогере, который подвергается таким практически пока еще моральным пыткам и давлению, но переживает страшно, находясь под стражей.
Иван Дорн у Катерины Гордеевой в «Скажи Гордеевой». Выпуск Парфенова «Намедни 1926» на канале «Парфенон». Анонсы праздничных дней — даже боюсь спросить, что там, но Ира скажет. И юбилейные даты. 30 лет компании «Ren-TV» (я написала в скобочках «в хорошем историческом смысле» — сейчас объясню, в чем дело) и 60 лет «Голубому огоньку». Вот, собственно, всё. «Ren»?
И. Петровская― «Ren». 30 лет с момента, как была образована фактически одна из первых независимых частных телекомпаний — еще телекомпаний. 25 лет назад образовалась телекомпания, а в 1997 году — то есть в следующем году мы будем отмечать… То есть нет, 30, как сейчас образовалась (у меня с арифметикой плохо), а потом 25 самому каналу. Я, кстати, тебя тоже с этим поздравляю, поскольку ты сколько лет, не помню, была одним из лиц канала «Ren-TV».
К. Ларина― 5 лет.
И. Петровская― 5 лет — очень существенная цифра. Самое главное — не путать «Ren-TV», который пишется латинскими буквами и, в принципе, в переводе означает «почка», но все прекрасно понимают, что «Ren» — это Рена. Это Ирена Стефановна Лесневская, абсолютно невероятная женщина. Я прочитала в Википедии: «деятель советского и российского телевидения». Вот деятель, которая в 1991 году вместе с сыном Дмитрием… В первую очередь Ирена, конечно, плюнула на работу в государственной структуре Гостелерадио, и вот они создали такую компанию. И дальше мы можем только вспоминать теперь уже, что это была попытка такого не сказать интеллектуального, но, безусловно, культурного канала.
И.Петровская: 60 лет «Голубому огоньку». В сети стала популярной шутка, что это же не «Голубой огонек», а «Вечный огонь»
К. Ларина― Для интеллигенции, скажем так.
И. Петровская― Для интеллигенции, да. У Ирены Стефановны всегда была такая идея. Во многом она удалась, поскольку, опять же, вспомним, какие абсолютно замечательные деятели российской культуры почитали за честь работать на канале — вначале в телекомпании, потом на канале «Ren-TV». Это и Леонид Филатов, и Юрий Никулин, юбиляр прошедшей неделе, и много-много.
К. Ларина― Юрий Рост.
И. Петровская― Юрий Рост, Владимир Молчанов, Григорий Горин, Аркадий Арканов. Можно перечислять довольно долго. А, Эльдар Рязанов, в конце концов. В общем, я считаю, что Ирена Стефановна отчасти проложила дорогу для Натальи Синдеевой, которую тоже называют невероятной женщиной, которая с нуля создала канал. Но первой на этом пути была Ирена Стефановна Лесневская, которой очень много удалось.
Конечно, не ее вина, а ее беда и наша общая беда, что потом телевидение, да и страна свернули с того пути, который казался нам единственно возможным, верным и обнадеживающим. Поздравляем, дорогая Ирена Стефановна! И поздравляем всех, кто начинал вместе с Иреной Стефановной и Димой эту компанию, переросшую потом в канал. Мы, конечно же, эти ваши достижения помним и, конечно же, испытываем огромную благодарность. С благодарностью были — вот как можно сказать. Я имею в виду, было то самое «Ren-TV».
К. Ларина― Да, «Ren-TV», о котором сейчас рассказывала Ира, закончило свое существование в 2005 году. Уже 16 лет, как их нет. То, что сейчас на их месте находится и пульсирует — это не имеет к тому каналу никакого отношения.
И. Петровская― На их месте плоская Земля теперь.
К. Ларина― Да, я хочу подчеркнуть, что это то не 30-летие «Рен-ТВ». Они к этому примазываются, сейчас будут отмечать, как НТВ, которое мы сейчас имеем, тоже отмечает какие-то юбилейные даты, присваивая себе чужую славу. Это всё ерунда абсолютная. Как правильно сказала Ира, это наш праздник с Иреной Стефановной. Это 30 лет со дня создания.
И. Петровская― Телекомпании вначале.
К. Ларина― А дальше я тебе хочу сказать вот что. Почему это развалилось? У меня есть моя версия — мы про это, кстати, говорили тогда. Да, это был задуман канал для интеллигенции. Он не может быть коммерческим вообще. На этом заработать нельзя. Он не может сам себя окупать, это нереально. Как не может окупать себя любое другое СМИ, рассчитанное на интеллектуалов, на интеллигенцию. Потому что это не продается, во всех смыслах.
Поэтому такой канал, конечно же, может быть, и мы такие случаи знаем в европейском телевидении — тот же канал Arte, например. Но это всё равно исключительно на большие частные вливания. Это канал инвесторов — только так он может существовать. По-другому не может быть. Это, знаешь, как ОТР, которое когда-то мечталось — Общественное телевидение России. Мы с тобой тоже про это говорили — что, в принципе, он может существовать как сильный мощный канал, но если, конечно же, его будут содержать.
И. Петровская― Но ОТР содержат.
К. Ларина― Ну кто?
И. Петровская― Государство. Тем не менее.
К. Ларина― Ну так это не те деньги. Во-первых, ОТР не должно содержать государство — общественное телевидение, скажу так. Это мое…
И. Петровская― Это естественно. Это не только твое, это мировая практика.
И.Петровская: В год Сахарова мы прощаемся с Дмитрием Зиминым, с человеком сопоставимого масштаба
К. Ларина― Поэтому если оно и имеет какую-то перспективу, такое общественное телевидение — для людей, а не для потенциальных рекламодателей, а значит, для толпы — то оно, конечно же, должно существовать на деньги инвесторов. Это была бы замечательная идея, если бы это осуществилось. Но увы, ты тут права, потому что независимость суждений, независимость взглядов становилась уже в 2000-х годах всё более и более опасной, и никто не хотел рисковать. Вот по аналогии с известным фильмом, никто не хотел рисковать. Поэтому всё исчезло.
И. Петровская― Давай еще добавим также — мы не знаем всех подробностей, а те подробности, которые знаем, пока, наверное, не подлежат обнародованию — это не вполне было, что никто не хотел рисковать. Может быть, и хотели бы рисковать, но поставили в такие условия, когда рискуй не рискуй, а всё равно получишь то, что получили.
К. Ларина― Но я добавлю только последнее. Прости, Ира, но раз уж ты меня упомянула в этом контексте, огромную благодарность хочу передать Ирене Стефановне за это доверие и Сереже Корзуну, который меня туда привел. Это для меня был невероятно важный опыт на телевидении. Собственно, это телевидение — это было такое первое большое телевидение в моей жизни. И Нина Ержан, наш продюсер, которая тоже со мной работала на программе все эти 5 лет. Так что время было прекрасное, это правда.
И. Петровская― А вспомни, какие были феерические «Неголубые огоньки», если уж мы сегодня волей-неволей касаемся новогодней темы. Помимо того, что это был культурный канал, смелый канал, независимый канал, еще позволяли эксперименты. Причем такие художественные эксперименты, когда, пользуясь уже тогдашними компьютерными технологиями, если ты помнишь, соединили головы реальных политиков с телами, с туловищами актеров, и получилось совершенно феерическое зрелище.
К. Ларина― Это типа «Кукол» такая была.
И. Петровская― Типа, да. Но по тем временам это было совершенно невероятно. И в том числе там одним из персонажей был Владимир Владимирович Путин. Там была, например, прекрасная сцена встречи Штирлица с женой в кафе «Элефант» — знаменитая, помнишь, из «Семнадцати мгновений весны»? Вот на эту тему было.
К. Ларина― Я помню. И кстати, я помню, этот сюжет прекрасно был сделан.
И. Петровская― Прекрасно этот сделан, и потом песню Боярского «Ап, и тигры у ног моих сели» тоже с кнутом и с лицом Владимира Владимировича исполнял некий безымянный в этом контексте персонаж. И говорят, что это, может быть, произвело на некоторых героев не то впечатление, которое, может быть, создатели хотели бы, чтобы произвело. Не совсем позитивное. Смеяться над святым — это уже тогда была весьма и весьма рискованно.
К. Ларина― Я вчера посмотрела по наводке наших слушателей (на Фейсбуке посоветовали) интервью… Точнее, не интервью — это такая программа на канале Светы Бондарчук «Света вокруг света». У нее тоже такие интервью — в интерьерах или на улице. Программы, практически такие выпуски — беседы, разговоры, потому что это не интервью.
Это был выпуск с Максимом Виторганом, который мне очень понравился. Тоже всем рекомендую. Я люблю такие вещи — такие атмосферные, настроенческие, которые располагают собеседника к откровениям. Всю эту программу (где-то час она идет) они идут по улицам города, по набережной, по местам, где Максим был ребенком. Потом приходят, где-то присели, в машине поехали. И он было тут невероятно откровенен, касался каких-то очень важных тем. В том числе, кстати, острополитических тем, отношения к тому, что происходит сейчас.
Я к чему сейчас это вспомнила после твоего воспоминания? Он там говорит: «Не дай бог впасть в воспоминания. Я очень боюсь, когда рука тянется к клавиатуре написать пост в Фейсбуке — типа «в наше время», — не дай бог, не хочу, чтобы это со мной случилось. Надо смотреть вперед». Так что, Ира, давай смотреть вперед. И скажи, что у нас будет в новогоднюю ночь. Это вперед?
И. Петровская― Это вперед, да. Значит, 60 лет «Голубому огоньку» исполняется. В связи с этим в сети стала популярной, видимо, кощунственная в нынешнее время шутка, что это же не «Голубой огонек», а «Вечный огонь». Но я обнаружила, что у этой фразы есть автор. Потому что когда «Голубые огоньки» создавались — как мы теперь понимаем, они, в общем, нам почти ровесники (кстати, по распоряжению, по указу, постановлению ЦК КПСС в целях дальнейшего окультуривания населения, зрителей) — кто-то из тогдашних обозревателей написал, что должны быть вечные ценности. Вот новогодний огонек и вообще «Голубой огонек», который объединяет зрителей многих поколений — и важнейший Вечный огонь, который, в свою очередь, наша память о войне и так далее. Тогда это соединили. «Голубой огонек» жив.
И.Петровская: В телевизоре реально уже было «я тебе попереключаю» — какой канал ни ткни, шла пресс-конференция
К. Ларина― Не очень.
И. Петровская― С 1997 года он выходит на канале «Россия-1» и в этом году выйдет также. Тем более, видишь, сезон юбилейный. Ну и когда я прочитала всё, что там анонсировано: там в очередной раз будут тройки, трио или дуэты артистов, которые будут изображать Меркель, Эммануэля Макрона, Байдена.
К. Ларина― Шутки?
И. Петровская― Естественно. Это уже из года в год повторяется. Естественно, примерно один и тот же набор исполнителей. В общем, смотрите, конечно. Хотя я прекрасно помню, как в общем, опять же, в наше время…
К. Ларина― Начинается…
И. Петровская― Но в уже близкое к нам «наше время» мы узнавали, что на каком канале будет. Каналы скрывали друг от друга. Это был настоящий, тогда называлось, чемпионат страны по лучшему новогоднему телевидению. Но это всё в прошлом.
К. Ларина― Да, креативная мысль била просто фонтаном. Изобрести какую-то новую форму для того, чтобы именно их смотрели в эту новогоднюю ночь. И получалось!
И. Петровская― Получалось, да. Но вот на Первом канале как раз будут «Старые песни о древнем», это называется. В нынешнюю новогоднюю ночь исполнители будут исполнять, извините за тавтологию, шлягеры 90-х. То есть это опять то, что происходило в 90-е, 30 лет назад — Богдан Титомир, Лолита Милявская..
К. Ларина― Не говори, не надо. Не произноси.
И. Петровская― Ну хорошо.
К. Ларина― Это плохие слова.
И. Петровская― Но ты помнишь, как в прошлом году невероятно прозвучала новогодняя программа Ивана Урганта, которая называлась «Чао, 2020»
К. Ларина― Да, отлично. На итальянском языке.
И. Петровская― На итальянском языке, и у всех наших исполнителей были итальянские имена. Ну, переделанные. И сейчас я с некоторой грустью увидела, что в этом году будет «Чао, 2021».
К. Ларина― То есть то же самое?
И. Петровская― Нет, не то же самое — идея та же самая: опять Италия, опять итальянские шлягеры. И не только итальянские — другие исполнители, но тоже наши с переделанными именами и фамилиями. Наверное, это будет опять весело, но мне кажется, всегда прекрасно, когда что-то делается первый, а может быть, единственный раз, вот так приуроченный к конкретной дате, к конкретному Новому году.
К. Ларина― На «Дожде*» будет что-нибудь? Тихон, если ты наш слышишь (я знаю, что ты нас иногда любишь слушать), напиши мне в личку. Может быть, нам что-нибудь объявить? Что у вас там будет интересного 31-го числа? Это важно. Я понимаю, что наверняка на «Культуре» будет опять что-то такое, что там обычно бывает, с классической музыкой связанное, по ночам.
И. Петровская― По ночам не видела в этот раз, а видела, что будет традиционный концерт Венского филармонического оркестра в… Нет, это суббота будет — 1-го числа, как всегда. И что еще? Из сериалов. На платформе Kion заявлен сериал под названием «Почка» («рен», кстати, перекличка). Но там впрямую «почка». Шоураннер, как теперь принято говорить (на самом деле это, видимо, продюсер, я так понимаю) — я долго выясняла…
К. Ларина― Автор идеи, наверное.
И. Петровская― В общем, короче, шоураннер — Авдотья Андреевна Смирнова. Сериал начнется 1 января на платформе Kion. И еще я хочу сориентировать: хотя премьера, по-моему, на платформе Premier состоялась уже год назад — сериал «Волк» по роману Александра Терехова «Каменный мост». На мой взгляд, очень сильный, невероятно сильный сериал.
И.Петровская: Максим Курников неожиданно для героя задал вопрос от Муратова и тем самым застал его врасплох
К. Ларина― Да, мы его в прошлом году выделяли как главный сериал года.
И. Петровская― Вот не прошло и года, как он появится с 27 декабря на канале НТВ. И это событие в том смысле, что доблестные органы госбезопасности здесь показаны, прямо скажем, не каноническим образом.
К. Ларина― Скажем прямо, что там как раз показана работа специального отряда, который занимается политическими убийствами — устранением врагов партии, врагов советского государства во всём мире, за рубежами советской родины. Это, конечно, невероятно актуально. Мы как раз в это время уже обсуждали, что происходило — не буду перечислять все политические события, вы все знаете, связанные с политическими убийствами. Меня поразило, что эта тема здесь так жестко поднята. И замечательные актеры в этих ролях заняты. Там прекрасный Виталий Хаев, по-моему.
И. Петровская― Артур Смольянинов — один из самых страшных злодеев. Миркурбанов — из этих же, из спецслужб. Мы сейчас должны прерваться, а потом мы продолжим.
НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.
И. Петровская― Мы уже в эфире. Ты нас слышишь?
К. Ларина― Да, я рассказываю чату, почему я в таких наушниках.
И. Петровская― А я не вижу, в каких ты наушниках. А, висят, да.
К. Ларина― Я говорю, потому что у меня наушники идут через микрофон — такой профессиональный. Я не работаю в беспроводных, плохой звук получается. Извините, я отвечаю правду. Ира, про эту самую — хотела сказать, политинформацию — пресс-конференцию.Но коротенечко. Наверняка Алексей будет обсуждать подробнее все политические вещи, которые связаны с заявлениями Владимира Путина.
Но я могу сказать, как я смотрела. Я смотрела на «Дожде*» (иностранном агенте) в блистательном, искрометном исполнении, обрамлении этой пресс-конференции замечательных ведущих Кати Котрикадзе и Анны Монгайт. которые, конечно же, комментировали всё, что происходило там, включая и работу журналистов в этом зале, и, естественно, ответы Владимира Путина. И вообще на «Дожде*» это было очень поставлено, помимо того…
И. Петровская― На «Дожде*, иностранном агенте.
К. Ларина― Да, иностранном агенте. Как я поняла, их коллеги-редакторы тут же делали фактчекинг для того, чтобы сразу сказать, где, скажем так аккуратно, Владимир Путин ошибался, или был неточен, или подгонял какие-то вещи под собственное видение. На самом деле всё было не совсем так. Но эфир был просто глаз не оторвать. И в итоге, когда всё уже кончилось (это всё шло 4 с лишним часа), к ним пришел Глеб Павловский и уже как эксперт подводил первые итоги этого события. А ты как смотрела?
И. Петровская― Я как всегда. Я многостаночник, поэтому у меня был включен и телевизор. Там реально уже было «я тебе попереключаю» — какой канал ни ткни, там шла пресс-конференция, все эти 4 с лишним, по-моему, часа. Очень смешно: мне позвонили накануне как раз с хорошего канала, иностранного агента, и попросили дать комментарий для материала «Что вы ожидаете от завтрашней пресс-конференции?». И я честно написала, что я их, возможно, разочарую — ничего не ожидаю.
К. Ларина― Мне тоже поступило такое предложение от «Дождя*». Я написала именно те же слова, которые ты написала. Они, наверное, заподозрят, что мы с тобой сговорились.
И. Петровская― Сговорились. Я даже написала так: «Ноль ожиданий». Поэтому сидеть специально и отслеживать… То есть даже не сидеть, а накануне говорить какие-то слова, которые на самом деле, собственно, оказались мы пророческими. У меня самое печальное впечатление — от формата я сейчас буду говорить, не от слов, что говорил.
Мне кажется, что это глубоко архаичный формат. Тот формат, который начинался (в каком году? Уже очень давно, если это 17-я большая пресс-конференция) в свое время вроде бы как такой прорывный… Еще бы — такое количество журналистов съезжаются, имеют возможность задать вопросы. Постепенно это, в общем, превратилось в ту же самую прямую линию, где, как правило, заранее отрепетировавшие вопросы люди обращаются со своими просьбами, со своими чаяниями, жалобами и так далее.
И их можно понять. Специально какой-нибудь регион делегирует своего корреспондента, чтобы тот прокричал о том, что болит: больницу отремонтировать, проложить железнодорожное сообщение между городами, в которые никак невозможно добраться, отремонтировать теплотрассу и так далее. Поэтому самих региональных журналистов я бы в этом смысле не стала сильно за это ругать. Тем более они попали в святая святых.
Задать свой вопрос, несогласованный, я так понимаю, крайне сложно. И это удалось нашему коллеге Максиму Курникову, который совершенно неожиданно для героя задал вопрос от Муратова в самом конце и тем самым застал его врасплох. Это был один из вопросов, когда герой утратил связность речи, мысли и никак не мог сформулировать: всё-таки мы что-то расследовали или нет, знаем мы или нет, возможно, кто-то скрылся и так далее.
Короче говоря, это, мне кажется, уже лишено того смысла и содержания, которое мы, в принципе, когда-то ожидали. Потому что это стало таким ритуалом, священнодействием. Это как царская семья выезжала в свое время по престольным праздникам. Вокруг стоял безмолвный народ, кланялся и славил царя-батюшку. Просто традиция, выезд. Видели даже такие кадры, потому что тогда уже была киносъемка. Вот здесь ровно то же самое.
Рекорды, да. Обязательно надо побить рекорд предыдущий. Ну вот, кажется, побили предыдущий рекорд — 4 часа. В конце главный герой сказал прекрасную фразу: «Пора нам заканчивать — мы, кажется, уже всем надоели». Очень многозначная фраза получилась.
4 часа все федеральные каналы, включая ОТР, транслировали, поменяв полностью сетку, потому что 4 часа — это всё-таки огромный временной массив. Потом это обсуждали вслед. И это всё было такое ощущение «воду в ступе толочь». Не говоря уже о некоторых особенностях этого сезона, если это называть сериальными сезонами. Кремль сам выбирал журналистов. Проводилось очно, но расстояние между сидевшими за столом и журналистами было такое, что Владимир Владимирович не узнал Ксюшу Собчак и сам сказал об этом — как далеко это. И Песков в самом начале сказал: «Что-то я там не вижу, далеко».
При том, что телевидение своими собственными техническими средствами всё время пыталось эту дистанцию преодолеть. Если ты заметила, не показывали общий план, на котором было бы видно, как далек от этого собравшегося народа руководитель, который пришел на пресс-конференцию. Ну и самое главное, конечно, самое печальное в этом, что вообще даже не предполагается уже никакая коммуникация, никакое непосредственное общение.
К. Ларина― То есть доспросить нельзя, нельзя уточнить. Задал и сиди кивай.
И. Петровская― Задал и сиди кивай. Можно в тысячный раз повторять какие-то странные тезисы. Явно его собственные подручные вводят иногда в заблуждение. Например, по поводу закона об иностранных агентах всё время идет ссылка «а в Америке вообще уголовка за это».
К. Ларина― Пятерочка. Пожалуйте бриться.
И. Петровская― И у нас тоже пожалуйте бриться, если ты злостно нарушаешь в течение года. Ну, там масса всяких подробностей.
К. Ларина― Да, это уже обсудили. Ира, я бы хотел всё-таки добавить — выразить благодарность и солидарность с теми журналистами, которые позволили себе. Их там было немного.
И. Петровская― Пятеро.
К. Ларина― Да. И первый был совершенно неожиданный, и явно, конечно, что-то пошло не так, потому что он не должен был этот вопрос задавать. Вернее, он не должен был быть в этот момент. Это был Петр Козлов из русской службы BBC, который просто в своем вопросе… Это тот случай, и мы это всё время повторяем, что вопрос важнее ответа. Понятно, что это сразу собьет человека, который сидит за столом президиума. И так оно и получилось: его это тоже сбила, он был очень раздражен. Петр Козлов собрал всё. Ну, не будем повторять, вы знаете. И конечно же, Ксения про пытки. И конечно же, Максим Курников про возможность войны с Украиной и вопрос от Дмитрия Муратова. Кого я забыла?
И. Петровская― Он спросил, известны ли Владимиру Владимировичу заказчики убийства.
К. Ларина― Нет, я про другое. Я говорю, кого я забыла? Я называла троих.
И. Петровская― Еще SkyNews — журналист, которая тоже вызвала огромное раздражение.
К. Ларина― И перепалка.
И. Петровская― Перепалка, при том, что это тоже не самая новая, но одна из новейших традиций — когда журналисту делегируются все грехи той страны, средства массовой информации которой он представляет. То есть напрямую говорится «Вы сами виноваты» или «Это в вашей стране возможно, а у нас всё по-другому». И еще был кто-то, пятый вопрос. Я сейчас не вспомню, но, в общем, на 4 часа, как ты понимаешь, даже если раскидать по одному на час, то как-то маловато будет.
К. Ларина― Первый жесткий вопрос от Петра Козлова прозвучал спустя час после начала пресс-конференции. Наш Максим Курников вчера рассказывал (или вчера, или позавчера — я уж не помню) о своих впечатлениях в нашем эфире. Он как раз по поводу расстояний. Когда его там спросили наши ребята-ведущие, что его вообще там поразило в Путине, он говорит: «Меня поразило, как он видит».
И. Петровская― Насквозь?
К. Ларина― Так человек не может видеть. Потому что он читал плакаты за несколько десятков метров. Мы же были очень далеко, он говорит. И там у них были экраны. Они могли крупным планом видеть его на экранах — президента. Он был очень маленький и далеко. Но он оттуда, из того страшного далека, читал плакаты. Максим говорит: «Я был просто в потрясении». Это к вопросу о том, что уже человек — бог. Мы про это часто говорим.
И. Петровская― Высоко сижу, далеко гляжу.
К. Ларина― Да, шапку не носит, маску не носит, неуязвимый, неуловимый, семьи нет, ни в каких связях не замечен.
И. Петровская― Но про семью, про традиционные ценности говорил очень нежно.
К. Ларина― Но при этом видит так — как инопланетянин.
И. Петровская― Но видишь, Ксению при этом не узнал почему-то.
К. Ларина― Поиграл немножко.
И. Петровская― Может быть. Но меня поразило — он же всегда соблюдает такую дистанцию и обращается ко всем на «вы», независимо от того, знаком он, незнаком. Наверное с кем-то на «ты». Ни разу в жизни он не сказал про Медведева «Дима» — всегда «Дмитрий Анатольевич». И тут всегда была «Ксения Анатольевна». А тут он вдруг продемонстрировал, что есть какие-то отношения помимо официальных — назвал ее на «ты», сказал: «Ксюша, я тебя не разглядел».
К. Ларина― Ксюша (простите, Ксения Собчак), сделала, кстати, хороший материал на основе этого события. Поскольку она была участником, она сделала такой репортаж из-за кулис, что называется.
И. Петровская― У нее есть такой формат, называется «Осторожно: новости». И она как раз представилась «Осторожно: новости».
К. Ларина― Ну вот. А всё остальное, всю политическую аналитику вы услышите в следующей передаче после нас. О хорошем. Вернее, о тяжелом — про Зимина, конечно, мы должны сказать, про Дмитрия Борисовича. Огромное горе для всех, кто знал его, кто работал с ним, кто с ним встречался хоть раз. Очень жаль.
И.Петровская: Это стало таким ритуалом. Вокруг стоял безмолвный народ, кланялся и славил царя-батюшку
Хотя жизнь он прожил огромную. Мне кажется, что самое обидное для него было… Понятно, что никаких иллюзий у него не было, но вот я всё время вспоминаю, как Войнович Владимир Николаевич говорил: «Господи, как же я не хочу умирать при нем! Как это будет несправедливо!». Я думаю, что такие чувства, похожие, испытывают люди такого глубокого возраста с определенными принципами, с той картиной мира, которой они служат. Это была миссия — то, чем он занимался.
И. Петровская― Безусловно. Причем без пафоса, без каких-то… Он не любил особо никакой публичности. Вообще в этом есть что-то такое символическое, что в год 100-летия Андрея Дмитриевича Сахарова и в год Сахарова мы прощаемся с человеком, мне кажется, сопоставимого масштаба. С человеком, которого можно назвать праведником. С человеком, который тоже прошел этот путь от создания систем — как называется? — радиолокации, противовоздушной или какой там обороны до создания своих фондов.
Он стал реальным… Просто Андрей Дмитриевич до этого не дожил, а он стал реальным меценатом, филантропом. Он поддерживал науку, он поддерживал литературу, он участвовал во множестве проектов, которые, по его мнению, способствовали развитию вообще страны — нашей страны, естественно. И конечно, он был в самом высшем смысле ее патриотом, как бы его ни старались ошельмовать, когда его фонд объявили тоже иностранным агентом, и он вынужден был его закрыть.
К. Ларина― Ты понимаешь, почему он закрыл? Потому, что в этом смысле это человек какого-то обостренного чувства собственного достоинства. Это очень важно.
И. Петровская― При том тогда я помню его слова. Он сказал, что это как раз один из немногих фондов, который сам финансирует, а вовсе не имеет никакого иностранного финансирования.
К. Ларина― Потому что унижение, которое человек не может пережить.
И. Петровская― Причем финансировал он в свою очередь фонд «Либеральная миссия», который возглавлял Евгений Григорьевич Ясин, бывший министр экономики, и премию «Просветитель». Кстати, премия «Просветитель» существовала и, надеюсь, будет существовать и дальше уже без Дмитрия Борисовича. Совершенно невероятный человек!
Я вспоминаю много с ним интервью. Конечно, не на федеральных каналах, а на разных YouTube-каналах. Вот там можно понять и масштаб, и глубину его, и отношение абсолютно ко всему, включая нынешнюю политику и тревогу за будущее России. Светлая память, безусловно. Его будут хоронить 28-го числа — к сожалению, не на родине.
К. Ларина― На Кипре.
И. Петровская― На Кипре, да. Там живет его семья. Но он до последнего всё равно жил в России.
К. Ларина― Так, ну что тебе еще предложить, любовь моя?
И. Петровская― Предложи что-нибудь.
К. Ларина― А ты мне скажи. Давай так тебя спрошу: что у тебя-то было такое позитивное на прошедшей неделе, что тебя порадовало, было тебе приятно провести время не как телеобозревателю, а как человеку?
И. Петровская― Из нашего списка или можно дополнительно?
К. Ларина― Можно дополнительно.
И. Петровская― Значит, у меня этот год ознаменовался тем, что я посмотрела нетипично много для себя сериалов на разных платформах.
К. Ларина― И молчит, главное! Молчит, ничего не говорит.
И. Петровская― Я тебе рассказывала в приватном порядке. И вот на этой неделе я завершила просмотр «Чиновницы» — абсолютно замечательного сериала, который, по идее, тоже планируется на Первом канале. Там выходных данных значится Первый канал, и продюсер в том числе Константин Эрнст. Вот это, мне кажется, такая одна из вершин современного российского сериалостроения, когда всё здесь есть — и актуальность, и политика, и важнейшие проблемы (в первую очередь коррупция), и любовь, и продажность людей, и конкретные персонажи, в которых можно, наверное, угадать каких-то реальных.
К. Ларина― Брынцалова?
И. Петровская― В том числе, да. И конечно, совершенно замечательные актерские работы — Виктория Толстоганова, Алексей Агранович и Артем Быстров. Просто ждала каждую серию. Я обычно стараюсь поднакопить и потом уже вот так валом, аккордно смотреть.
И второе — я тоже много про него читала и слышала — я посмотрела такой сериал «Большая секунда». И он мне показался тоже таким очень необычным. Там есть некие переборы в сюжетной части, но эти короткие серии по 28 минут — там всё. Там есть и драма, там есть и комедия. Это правда, реально смотрится на одном дыхании. Я, собственно говоря, и проглотила это за один день.
К. Ларина― Очень хороший ход, который я очень люблю, очень такой театральный, учитывая, что Виктор Шамиров, автор этого сериала, прежде всего театральный человек, театральный режиссер, театральный актер. Просто чтобы слушатели понимали, которые не видели, что сквозные герои — это пара сценаристов, у которых когда-то была любовная связь, потом они расстались. Сейчас, значит, они опять соединились в работе — он и она. И мы наблюдаем этот процесс сочинения сериала, и на наших глазах тут же герои этого сериала оживают.
И. Петровская― Да, это прекрасный ход.
К. Ларина― Мы тут же видим. Вот они придумали сцену и начинают спорить: «Пусть он попадет сюда, скажет это, она ему ответит то-то». И тут же мы смотрим, как это всё происходит. Потом вдруг в какой-то момент сцена с героями обрывается, и они говорят: «Нет, всё не так», начинают ссориться. Вообще это очень здорово. И конечно, текст — просто отличный литературный материал. Это можно играть как пьесу, абсолютно точно — настоящая драматургия. А про «Чиновницу» добавлю знаешь что? Я писала в Фейсбуке про этот фильм.
И. Петровская― Я видела, вызвало огромную дискуссию.
К. Ларина― Кстати, ужасно обидно, что дискуссия пошла не так, не в ту сторону. Ну бог с ним, это я вообще даже не обсуждаю. Но я там вспоминала фильм «Левиафан» по этой важнейшей страшной теме коррупции, которая сегодня у нас вообще почти табуированная. Но я сейчас тебя слушала и вспомнила еще один. Это был сериал не помню какого года, где играл Владимир Еремин. Назывался он «Мафия». Помнишь?
И. Петровская― Ну да, смутно, но помню.
К. Ларина― Это было, наверное, перестроечное время — не помню какое. Там точно так же герой, журналист, попадает…
И. Петровская― Но только он не «Мафия» назывался, мне кажется.
К. Ларина― По-моему, «Мафия».
И. Петровская― Ну, надо уточнить. Может, нам подскажут.
К. Ларина― Там Лена Шанина играла жену Владимира Еремина. Он был журналист-расследователь, который занимался как раз расследованием, в том числе, коррупционных схем. И вот о том, как вот эта мафия — в том числе и продажные милиционеры, и продажные чиновники, и сами бандиты — уничтожала всё в его жизни. Очень сильный был сериал. Я даже не знаю, надо проверить, какого он года.
И. Петровская― А в этом сериале (ты как раз тоже об этом написала) это самое интересное. Потому что тебе кажется, что ты уже всё понял. Тебе кажется, что всё понятно: кто злодей, кто, наоборот, противостоит, кто хороший. А вдруг потом такой клубок к концу образуется, что выясняется: всё не так, как ты подумал. И это всегда самое интересное. Потому что мне в какой-то момент надоело угадывать главных злодеев, особенно если речь идет о каких-то детективных составляющих. А здесь она во многом основная, но мы всё-таки не назовем это в чистом виде криминальной драмой.
К. Ларина― Нет, конечно. Но вот этот страх — я его испытала. Вот это ощущение, что случится что-то страшное, и этот человек не остановится ни перед чем — я имею в виду главного бандита (скажем так условно, чтобы не спойлерить для слушателей). Это, конечно, здорово придумали. И вообще все эти персонажи-перевертыши…Сценаристам просто огромная благодарность! И, конечно, Оксана Карас как режиссер просто блестящая. Ира, у нас остается последняя минута. Хоть три слова скажи про Юлия Кима, чтобы мы песню завели.
И. Петровская― Я в начале быстро отвечу — спрашивают: «А «Ирония судьбы» будет?». Будет, будет на канале «Россия» в 15:35 31-го числа. Юлий Черсанович Ким — мы на нем выросли и продолжаем расти. Продолжаем восхищаться, продолжаем петь всюду на наших сборищах его песни. Они у него такие разные — от чисто комических до абсолютно философских. Невероятный человек — поэт, драматург, композитор многих своих песен, исполнитель непревзойденный. Поэтому с днем рождения, дорогой Юлий Черсанович!
К. Ларина― Хорошо, что его позвали на Первый канал. Я думаю, что если бы многие зрители Первого канала услышали те песни, которые сам Ким называл крамольными, они бы ужаснулись и испугались. Вот песня, которую мы нашли на сегодняшний эфир — это песня 1982 года. Пожалуйста, послушайте ее — «Судья, суди».
*
Телеканал Дождь —
СМИ, признанное иностранным агентом.
Телеканал Настоящее Время —
СМИ, признанное иностранным агентом.
Григорий Бакланов
Биография писателя
Григорий Яковлевич Бакланов (настоящая фамилия — Фридман; 11 сентября 1923, Воронеж — 23 декабря 2009) — русский прозаик еврейского происхождения.
Вырос в интеллигентной семье. Рано осиротел, его и старшего брата (студент Московского университета, погиб в октябре 1941 под Москвой в ополчении) вырастили родственники. В 1940 перешёл из школы в авиационный техникум, в 1941 после начала войны сдал экстерном экзамены за среднюю школу — разнёсся слух, что в армию сначала будут брать тех, кто закончил десятилетку. Осенью 1941 ушёл добровольцем в армию, служил рядовым в гаубичном полку на Северо-Западном фронте, был самым молодым солдатом в полку. В ноябре 1942 Бакланова направили в артиллерийское училище. После окончания училища в августе 1943 (это был ускоренный выпуск) командовал взводом управления артиллерийской батареи на Юго-Западном и Третьем Украинском фронтах — воевал в Украине, Молдове, Румынии, Венгрии, Австрии. Был тяжело ранен, имеет военные награды. Как хорошо сказал однажды Александр Твардовский о писателях этого поколения, ушедших на фронт прямо со школьной скамьи, они «выше лейтенантов не поднимались и дальше командира полка не ходили» и «видели пот и кровь войны на своей гимнастёрке» (Кондратович А. «Я люблю белорусскую поэзию. «: Из воспоминаний об А.Т.Твардовском // Неман. 1975. №1. С.153).
Первый рассказ Бакланов написал после войны, ожидая демобилизации; в 1946 был принят в Литературный институт имени Максима Горького, который окончил в 1951. Публиковаться начал в 1950. Писал очерки и рассказы, много ездил по стране, в основе первой повести «В Снегирях» (1954) — впечатления от этих поездок. Через несколько лет писатель обращается к жизненному материалу Великой Отечественной войны, и основанные на нём произведения принесли ему широкую известность. Бакланов много работал в кино: по его сценариям поставлено 8 кинофильмов (часть из них — экранизации его сочинений), самая большая удача — «Был месяц май» (1970), снятый Марленом Хуциевым по рассказу «Почём фунт лиха». Работал и для театра — следует отметить пьесу «Пристегните ремни» (1975), поставленную в Театре на Таганке Юрием Любимовым. В 1986-1993 возглавлял журнал «Знамя», сыгравший заметную роль в духовно-нравственной перестройке общества, в преодолении укоренившегося в литературе в сталинские и «застойные» времена идейного и эстетического догматизма, в разрушении возводившегося годами частокола запретов и табу.
В январе 1945 Илья Эренбург писал: «Если нашим детям повезёт, будущий Толстой покажет душу молодого советского офицера, который сейчас умирает под зимними звёздами» (Эренбург И. Летопись мужества. М., 1974. С.355). В эти январские дни, вспоминал Бакланов, «мы брали Секешфехервар, и отдавали, и снова брали, и однажды я даже позавидовал убитым. Мела позёмка, секло лицо сухим снегом, а мы шли сгорбленные, вымотанные до бесчувствия. А мёртвые лежали в кукурузе — и те, что недавно убиты, и с прошлого раза, — всех заметало снегом, ровняло с белой землёй. Словно среди сна очнувшись, я подумал, на них глядя: они лежат, а ты ещё побегаешь, а потом будешь лежать так». Только пережив подобное, можно рассказать о том, что было на душе молодого офицера, умиравшего на поле боя под зимними звёздами.
Первая военная повесть Бакланова «Южнее главного удара» (1957; первоначальное название — «Девять дней») и рассказывает об этом сражении за Секешфехервар. Тяжёлые бои с превосходящими силами врага, бои, когда в победном 45-м приходится и отступать, и прорываться из окружения, — это шло вразрез с официальной историографией войны. А то, как они изображены в повести, — без замалчивания жестоких батальных, бытовых, психологических подробностей, то, какими предстают её герои — не чудо-богатырями, которым всё нипочём, а обыкновенными смертными, чью жизнь в любой момент может оборвать пуля или осколок, которые страдают от голода, холода, усталости, — всё это не укладывалось в господствовавшую тогда, поддерживаемую властями фанфарно-парадную эстетику. Василь Быков, тоже бывший офицер-артиллерист, участник тех же боёв за Секешфехервар, свидетельствовал, что в повести правдиво запечатлена «неприкрашенная военная действительность». Однако эта повесть Бакланова во многом ещё была пробой пера, ей не хватало худож. выразительности.
Последовавшая за ней повесть «Пядь земли» (1959) стала событием лит. жизни: она имела большой успех у читателей и громкий резонанс в критике. Это произв. послужило благодарным материалом для осознания своеобразия, существенных особенностей литературы фронтового поколения (или, как её ещё называли, «лейтенантской литературы»), вызвало продолжавшиеся больше четверти века споры о «некрасовском направлении» в современной отечественной словесности (имеется в виду Виктор Некрасов и его повесть «В окопах Сталинграда»), «окопной правде», «ремаркизме», «дегероизации», «абстрактном гуманизме». Если первая повесть Бакланова представляла собой авторское описание событий, то «Пядь земли» написана от первого лица, это рассказ о том, что происходит здесь и сейчас, на небольшом плацдарме на правом берегу Днестра, который у противника как кость в горле, и он стремится выбить оттуда не слишком многочисленных его защитников. Это рассказ о том, что наполняло повседневную жизнь на переднем крае. Происходящее столь приближено к читателю, что в сущности перестаёт быть лишь созерцаемой им картиной, — возникает эффект присутствия, более глубоким становится сопереживание. «Пядь земли» — исповедальная проза: «на виду» не только каждый поступок и каждое слово героя — лейтенанта-артиллериста Мотовилова, но и его мысли и чувства, затаённые движения души. В сущности повесть представляет духовный портрет поколения, к которому принадлежит Мотовилов. «Это было, — говорил Бакланов, — поколение достойное, гордое, с острым чувством долга. Когда разразилась война, поколение это в большинстве своём шло на фронт добровольцами, не дожидаясь призыва, считая, что главное дело нашей жизни — победить фашизм, отстоять Родину. И почти всё оно осталось на полях битв».
Позднее в повести «Навеки — девятнадцатилетние» (1979, Государственная премия СССР, 1982) Бакланов снова вернётся к судьбе этого поколения. У героя повести лейтенанта Третьякова много общего с лейтенантом Мотовиловым — и в короткой биографии (родительский дом, школа, фронт), и в житейских правилах и представлениях, неизменно справедливых, и в складе мыслей и чувств. Но теперь автор стремится показать, что его герой, на которого всей страшной тяжестью обрушилась война, ещё мальчик, лишь ступивший на порог юности, мало что видевший в жизни, незащищённый. «Навеки — девятнадцатилетние» — реквием по скошенному войной поколению, не щадившему себя, сражаясь с захватчиками.
Если в первых двух военных повестях Бакланова авторское внимание сосредоточено на духовных, нравств. истоках сопротивления, то позднее в его произв. на первый план выступают и др. проблемы, выходящие за пределы войны. «Мы не только с фашизмом воюем, — мы воюем за то, чтоб уничтожить всякую подлость, чтобы после войны жизнь на земле была человечной, правдивой, чистой», — уверен Мотовилов. От книги к книге этот мотив звучит у Бакланова всё сильнее и сильнее, острее и глубже становится критика бездушия и шкурничества, безнравственности и приспособленчества, демагогии и беззакония. В повести «Мёртвые сраму не имут» (1961) начальник штаба артиллерийского дивизиона Ищенко, равнодушный служака, занятый лишь своей карьерой, благополучием, в трудную минуту, спасая свою жизнь, бежит с поля боя, предав товарищей и подчинённых и свалив потом свою вину на погибших. В романе «Июль 41 года» (1964), повествуя о горьких событиях начала войны, автор стремится проникнуть в коренные, глубинные причины наших сокрушительных поражений. Они сфокусированы писателем (герои знают и понимают ещё меньше) на том, что стали называть «тридцать седьмым годом» (который в действительности начался много раньше и кончился много позже обозначенных выше временных рамок), на его общественных и нравств.
последствиях. Беззакония, массовые репрессии породили страх, подозрительность, смятение, воспитывали психологию «винтиков», нерассуждающих исполнителей предначертаний вождя и партии, взаимную отчуждённость, атрофию гражданского самосознания, боязнь ответственности. А чтобы выстоять в так страшно начавшейся войне, надо было прежде всего хотя бы в какой-то степени (пускай, увы, и не до конца) преодолеть эти духовно-нравственные деформации, ослабить их разрушительное действие. При военном превосходстве врага дело должен решать дух армии и народа — в этом отдают себе отчёт герои романа, мучительно размышляя над тем, что произошло, почему мы терпим такие поражения, почему нам приходится отступать. Таков круг исторических и духовно-нравственных проблем романа «Июль 41 года». Их исследование писатель продолжил уже на материале современности, ибо «тридцать седьмой год» был лишь крайним проявлением тоталитарного режима, родовые черты этого строя сохранялись и в более благополучные годы.
По-прежнему Бакланова больше всего интересуют люди военного поколения, он стремится проследить их судьбу в мирное время, показать, выдерживают ли они испытания, уготованные им гнетущими и растлевающими условиями командно-административной системы. Несправедливые и тяжкие удары судьбы преследуют героя повести «Карпухин» (1965): в войну он за чужие грехи попал в штрафную роту, а в годы послевоен. разорения за малую вину получил непомерно большой срок. И вот, когда только-только стала налаживаться его жизнь, он опять без вины под судом. И то, что с ним будет, зависит от непредвзятости, совестливости и мужества судей и свидетелей. А они повязаны служебными отношениями и очередными указаниями начальства, весы правосудия накренены в эту сторону. У всех свои заботы и интересы — карьерные и семейные, а иным и вовсе нет дела до человека, судьба которого в их руках, и не о нём они думают, а о себе. И засудили невинного. Нравственный суд, который вершит писатель над героями, происходит в традициях Льва Толстого — приверженность Бакланова этим традициям проступает тут ещё явственнее, чем в «военных» произведениях.
В романе «Друзья» (1975) охвачен более широкий диапазон социально-нравств. проблем. Жизненный успех — подлинный и мнимый, приспособленчество, сделки с совестью ради материального и карьерного преуспеяния, нравств. компромиссы и суетность, разрушающие талант, приводящие к бесплодию в творчестве, — об этом размышляет автор, описывая крушение давней дружбы двух архитекторов, бывших фронтовиков. Один из них решил добиться успеха любой ценой. Он предаёт и друга, и своё призвание. Правда, автор выписал друзей чересчур контрастными красками, здесь моралист потеснил художника. Интереснее в романе др. персонаж — маститый архитектор Немировский. Трансформация его, человека способного, умного, неплохого, но душевно нестойкого, неравнодушного к жизненным благам, а особенно к занимаемому положению, в интеллигентного чиновника, погружённого в хитросплетения бюрократических игр, показана в романе во всей её неприпядности, но без упрощений. Немировский не всегда ничтожен, он не лишён обаяния и иногда вызывает сочувствие.
Ещё один фронтовик — герой повести «Меньший среди братьев» (1981) Илья Константинович переживает духовный кризис, мучается, что живёт не так, как хотел бы, не вровень со своей военной юностью. Многое не устраивает героя и в его семейных, и в его профессорско-преподавательских делах, время и силы уходят впустую, и ему не удаётся завершить работу, в которой заключён смысл его жизни. Это исследование, цель которого доказать, что Вторая мировая война не была неизбежной, её можно было предотвратить, — таким ему видится самый важный урок войны для современности. Герой судит свою суетную жизнь, свои прегрешения без всякого снисхождения. Поэтому он вызывает уважение. Не всякий способен на такую мужественную очистительную духовную работу, без которой человеческая личность деградирует, без которой нет пути к правде и добру.
Если Илья Константинович судит себя судом своей фронтовой юности, то для вельможного чиновника Евгения Степановича — героя повести «Свой человек» (1990) военная молодость — не более, чем выигрышная запись в «объективке», которая может способствовать карьере и которой надо умело, не чураясь «приписок», пользоваться. Вся жизнь отдана им одной цели — пробиваться ступень за ступенью «наверх», стать там «своим человеком». Это восхождение «наверх» сопровождается нравств. падением, духовным опустошением. В соответствии с волчьими нравами номенклатурной «стаи» семья превратилась в инструмент карьеры, друзей нет — вокруг только «нужные» люди. Жизнь его пронизана постоянным страхом — как бы не «выбраковали», как бы вообще не сменилась нынешняя правящая «стая». Втайне герой тоскует по «стабильным» сталинским временам: «При нём был порядок. А сейчас что? Всё стало какое-то недолговечное». Автор изнутри показал мир тех, кто служил опорой тоталитарного режима, присвоив дорогой ценой одержанную народом победу.
Бакланов написал книги зарубежных очерков «Темп вечной погони» (1972) и «Канада» (1976), выступает и как эссеист (главная тема — война, её последствия, память о ней). В последние годы публикует мемуарные, «невыдуманные» рассказы, к ним примыкают воспоминания о писателях — Александре Твардовском, Юрии Трифонове, Сергее Орлове.
Бакланов, Григорий Яковлевич
Григорий Яковлевич Фридман
премия им. Константина Симонова
Содержание
Биография
Григорий Бакланов родился в Воронеже в семье зубных врачей Якова Минаевича Фридмана (ум. 1933) и Хаи-Иты Герцевны Кантор (ум. 1935). В 1941 году ушёл на фронт рядовым. Воевал на Северо-Западном фронте в 387-м артиллерийском полку 34-й армии. С фронта был направлен в артиллерийское училище. По окончании его воевал на Юго-Западном, 3-м Украинском фронтах. Был тяжело ранен, закончил войну командиром артдивизиона. Член КПСС с 1942 года.
После войны Бакланов поступил в Литературный институт им. А. М. Горького, который окончил в 1951 году. Первый рассказ был опубликован в журнале «Крестьянка» в 1951-м. В начале творческого пути писатель обратился к новому тогда направлению русской литературы — «деревенской прозе», однако известность Бакланову принесли первые повести о войне — «Девять дней (Южнее главного удара)» (1958) и сразу ставшая знаменитой «Пядь земли» (1959), рассказывающие о судьбе простого человека на фронте. Эта же тема оказалась в центре внимания и последующих произведений автора: повесть «Мёртвые сраму не имут» (1961), роман «Июль 41 года» (1964), в котором писатель одним из первых поднял вопрос об ответственности Сталина за поражения Красной Армии в начале войны.
Вновь Бакланов заявил о себе как о писателе-фронтовике повестью «Навеки — девятнадцатилетние» (1979), посвящённой судьбам молодых парней — вчерашних школьников, — попавших на фронт. Эта повесть была отмечена Государственной премией СССР (1982).
По сценариям Григория Бакланова были сняты многие фильмы: «Познавая белый свет», «Был месяц май».
С 1986 по 1993 годы Бакланов был главным редактором журнала «Знамя».
Награды и звания
Председатель комиссии по литературному наследию Камила Икрамова (с 1990 года), сопредседатель фонда «Знамя» (с 1993). Академик Академии российского искусства (с 1995), член Совета по культуре и искусству при Президенте РФ (1996—2001).
Произведения
Киносценарии
- 1960 — Чужая беда
- 1961 — Горизонт
- 1962 — 49 дней
- 1964 — Пядь земли
- 1969 — День и вся жизнь
- 1970 — Был месяц май
- 1970 — Салют, Мария!
- 1972 — Карпухин
- 1978 — Познавая белый свет
- 1984 — Меньший среди братьев
- 1989 — Навеки — девятнадцатилетние
Примечания
- ↑Указ президента РФ от 06.06.1998 № 657 о присуждении Государственных премий Российской Федерации в области литературы и искусства 1997 года. www.kremlin.ru. Проверено 30 декабря 2011.
Литература
- Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917. — М .: РИК «Культура», 1996. — 492 с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8
- Григорий Бакланов на сайте интернет-проекта «Журнальный зал»
Ссылки
- Бакланов, Григорий Яковлевич в библиотеке Максима Мошкова
- Бакланов Григорий: Окопная правда
- Эльга Бакланова. Мой муж Григорий Бакланов
Wikimedia Foundation . 2010 .
- Emerson, Lake & Palmer
- Гимн партии большевиков
Смотреть что такое «Бакланов, Григорий Яковлевич» в других словарях:
Бакланов, Григорий Яковлевич — Григорий Яковлевич Бакланов. БАКЛАНОВ Григорий Яковлевич (родился в 1923), русский писатель. В повестях Пядь земли (1959), Мертвые сраму не имут (1961), романе Июль 41 года (1965) изображение ужасов войны и судеб ее рядовых участников (так… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
БАКЛАНОВ Григорий Яковлевич — (р. 1923) русский писатель. В повестях Пядь земли (1959), Мертвые сраму не имут (1961), романе Июль 41 года (1965) правдивое изображение ужасов войны и судеб ее рядовых участников (т. н. окопная правда). Нравственно этическая проблематика в… … Большой Энциклопедический словарь
Бакланов Григорий Яковлевич — (р. 11.9.1923, Воронеж), русский советский писатель. Член КПСС с 1942. Участник Великой Отечественной войны. Окончил Литературный институт им. М. Горького (1951). Начал печататься в 1950. Первая повесть ‒ «В Снегирях» (1954). Известность Б.… … Большая советская энциклопедия
БАКЛАНОВ Григорий Яковлевич — (р. 11.09.1923, Воронеж), российский писатель. Лауреат Государственной премии СССР (1982, за повесть «Навеки девятнадцатилетние»); Лауреат Государственной премии РФ (1998, за книгу «И тогда приходят мародеры»). Окончил Литературный институт имени … Энциклопедия кино
Бакланов Григорий Яковлевич — (р. 1923), русский писатель. В повестях «Южнее главного удара» (1957), «Пядь земли» (1959), «Мёртвые сраму не имут» (1961), романы «Июль 41 года» (1965), «Навеки девятнадцатилетние» (1979; Государственная премия СССР, 1982) правдивое… … Энциклопедический словарь
Бакланов, Григорий Яковлевич — (Фридман). Прозаик; родился 11 сентября 1923 г.; участник Великой Отечественной войны; окончил Литературный институт им. А. М. Горького; вел семинар прозаиков в Литературном институте; 1986 1993 главный редактор журнала «Знамя»; автор… … Большая биографическая энциклопедия
БАКЛАНОВ Григорий Яковлевич — (р. 11.9.1923), советский писатель, драматург, сценарист. Член КПСС с 1942. В 1951 окончил Литературный институт имени Горького. Печатается с 1950. Первый фильм по сценарию Бакланова «Чужая беда» (по его повести «В Снегирях», 1960).… … Кино: Энциклопедический словарь
Григорий Яковлевич Бакланов — (Фридман) (род. 11 сентября 1923) русский советский писатель, родился в Воронеже. В 1941 ушёл на фронт рядовым. С фронта был направлен в артиллерийское училище. По окончании его воевал на Юго Западном, 3 м Украинском фронтах. Был тяжело ранен,… … Википедия
Григорий Яковлевич Фридман — Григорий Яковлевич Бакланов (Фридман) (род. 11 сентября 1923) русский советский писатель, родился в Воронеже. В 1941 ушёл на фронт рядовым. С фронта был направлен в артиллерийское училище. По окончании его воевал на Юго Западном, 3 м Украинском… … Википедия
«Лейтенантская проза» – Григорий Бакланов
Григорий Яковлевич Бакланов (настоящая фамилия Фридман) родился 11 сентября 1923 года в городе Воронеже в семье зубных врачей. Отечественный писатель, публицист, один из наиболее ярких и известных представителей обширной плеяды прозаиков фронтового поколения, представитель так называемой «лейтенантской прозы», в чьих художественных произведениях утверждалась правда о Великой Отечественной войне. В своей автобиографии Григорий Бакланов как-то указал: «Когда я вернулся домой с фронта, мне был 21 год. Я вернулся с войны с твердым убеждением в том, что главное в моей жизни уже сделано. Тогда мне было на редкость легко. Мне не хотелось делать никакой карьеры, мне было абсолютно безразлично, что будет со мной дальше. Я был твердо убежден: главное дело всей моей жизни уже сделано».
Григорий Бакланов рано потерял своих родителей, отец будущего писателя умер в 1933 году, мать в 1935, поэтому воспитывался он в семье своего дяди. Свои детские и юношеские годы провел в Воронеже. После окончания 9 класса, Григорий переходит учиться в авиационный техникум. Когда началась война, он работал слесарем на 18-м авиазаводе, который занимался производством штурмовиков Ил-2. Для того чтобы попасть в военное училище, Григорий Бакланов экстерном сдал экзамены за 10 класс (в то время пошел слух, что в армию будут брать только тех, кто успел окончить десятилетку), но, воспользовавшись случаем, вместо училища отправился на фронт рядовым, попал в артиллерию.
Тогда фронт был его главной целью, но попасть туда Григорий Бакланов смог лишь зимой. Он был отправлен на Северо-Западный фронт в гаубичный артиллерийский полк. С фронта его отправили на учебу во 2-е Ленинградское артиллерийское училище, окончив которое он попал на Юго-западный фронт (позже 3-й Украинский). Во время боев за Запорожье в октябре 1943 года был тяжело ранен, но уже через полгода вернулся в свой родной полк и с боями прошел Молдавию. Принимал участие в боевых операциях в Венгрии, в районе озера Балатон, участвовал в штурме Будапешта и Вены. Закончил войну лейтенантом артиллерийской разведки на территории Австрии. Был награжден боевыми орденами и медалями, в частности: орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом Красной Звезды, медалями «за взятие Будапешта» и «за взятие Вены».
Переживания и впечатления фронтовой жизни легли в основу будущих художественных произведений писателя. Позднее Бакланов вспоминал, что для своих литературных героев он всегда брал фамилии тех людей, с которыми он воевал. Особенно погибших однополчан, с тем, чтобы хоть так оживить их.
После войны Григорий Бакланов окончил Литературный институт им. Максима Горького, печататься начал в 1950-е годы. Первые его очерки и рассказы можно было отнести к послевоенной «деревенской прозе» и были посвящены быту послевоенной колхозной деревни. Первый рассказ «Выговор» был напечатан в журнале «Крестьянка» в 1951 году, в 1954 году вышла повесть «В Снегирях», в 1955 году – очерк «Новый инженер». В то же время известность писателю принесли первые же его произведения о Великой Отечественной войне.
Первая военная повесть писателя «Южнее главного удара», которая увидела свет в 1958 году, по словам самого автора, еще оставляла желать лучшего, но содержала настоящую правду о войне, «мою» правду. В 1959 году в журнале «Новый мир» выходит вторая его военная повесть «Пядь земли», которая в последствие была издана в 36 странах мира. Это может показаться странным, но советская официальная критика восприняла ее резко отрицательно, расценив как образец как будто бы порочной «окопной правды». По какой-то причине в стране рабочих и крестьян это посчитали чем-то низменным. В какой-то мере данная проза противостояла во многом патетической военной литературе тех первых послевоенных лет, тому, что во время войны и сразу после ее окончания было создано военными корреспондентами.
В то же время в конце 1950-х годов в военной прозе события прошедшей войны начинаются воссоздаваться писателями не только как великий подвиг всего советского народа, но и как велика беда и катастрофа, которая сделала несчастными миллионы людей. Судьба конкретного, частного человека на фронте будет оставаться в центре внимания всех военных произведений Бакланова: повести «Мертвые сраму не имут» (1961 год), рассказе «Почем фунт лиха» (1962 год), романе «Июль 41 года» (1964 год). В своем романе «Июль 41 года» Григорий Бакланов одним из первых отечественных писателей назовет среди причин катастрофических поражений первых месяцев Великой Отечественной войны судебные процессы 1937 года, уничтожение Сталиным высшего командного состава Красной Армии. Роман, который успел выйти отдельной книгой, тем не менее был запрещен на 12 лет, хотя уже в 1967 году на IV съезде писателей СССР был признан одним из значительных произведений в советской литературе о прошедшей войне.
Последующие работы Бакланова – повесть «Карпухин» (1965), роман «Друзья» (1975), повесть «Меньший среди братьев» (1981) – рассказывали читателю уже о мирном времени, но героями этих произведений по-прежнему оставались представители поколения, которое прошло войну. Поэтому и свои поступки, совершаемые ими в этой мирной жизни, герои мерили нравственными мерками, которые сложились у них еще на войне.
Вновь очень громко Бакланов заявил о себе в 1979 году, когда свет увидела его повесть «Навеки — девятнадцатилетние», которая была отмечена Государственной премией СССР. В этой повести писатель снова обратился к военным будням. Из мирного далека Григорий Бакланов пытался всмотреться в ту войну, которую после публикации его книги назовут «лейтенантской войной», то есть увиденной не из штабов, а с поля боя. Молодыми людьми, которые только что получили свои первые офицерские звания – «чистыми, честными мальчишками», сложившими свои головы на полях сражений.
В повести «Навеки — девятнадцатилетние» как бы сконцентрировались главнее достоинства баклановской прозы. Позднее критика писала о нем: «ничего мнимофилософического, многозначительного. Бакланов всегда старается писать откровенно и просто. Писатель умеет остро переживать все происходящее с человеком и миром». Молодые лейтенанты – герои произведения Бакланова – обладают обостренным чувством ценности каждого прожитого ими на войне мгновения, каждого дня. Равным образом захватывают читателя и описания сражений, и частые у Бакланова описания природы, существование которой является альтернативой тому кошмару, который соорудили люди.
Помимо этого перу Бакланова принадлежали 2 книги зарубежных очерков: «Темп вечной погони» (1971) и «Канада» (1976), также он достаточно часто выступал в роли эссеиста и автора воспоминаний, которые были написаны в художественно-документальной манере. По сценариям Григория Бакланова было снято 8 художественных фильмов (часть являются экранизацией его книг), лучшим фильмом он считал «Был месяц май» (1970 год) режиссером которого выступил М. М. Хуциев. Самой значительной драматической работой писателя была пьеса «Пристегните ремни» (1975 год), которая была поставлена в Театре на Таганке режиссером Ю. П. Любимовым.
Так случилось, что война стала главным событием в жизни Григории Бакланова, как и многих других людей его поколения – они просто мало что кроме нее знали. До того как возглавить в годы перестройки журнал «Знамя», Бакланов нигде не работал – сперва он был солдатом, а потом все время писателем. В то же время роль, которую он сыграл на посту редактора данного журнала в 1986-1993 годах, очень велика. За несколько лет данный литературный журнал стал первым, который опубликовал многие произведения до этого бывшие под запретом, среди них: «По праву памяти» А. Твардовского, «Собачье сердце» М. Булгакова, «Ночевала тучка золотая…» А. Приставкина, «Верный Руслан» Г. Владимирова. Григорий Бакланов печатал в «Знамени» Пелевина и Кибирова, Булгакова и Платонова – в общем, он стал для журнала тем, кем когда-то смог стать Твардовский для «Нового мира».
В 1995 году вышел очередной роман писателя «И тогда приходят мародеры», произведение о поколении, которое пережило одну из самых страшных войн, но которое в силу трудных противоречий нового времени оказывается на пороге гражданской войны. Последний роман Бакланова написан уже не столько беллетристом, сколько публицистом. Московские события 1993 года еще не успели забыться и отстояться в памяти. Также в 1995 году в Москве вышла книга Григория Бакланова «Я не был убит на войне», а в следующем году книга воспоминаний «Входите узкими вратами».
Григорий Бакланов скончался 23 декабря 2009 года на 87-м году жизни, был похоронен в Москве на Троекуровском кладбище.
Григорий Бакланов — биография, информация, личная жизнь
Григорий Яковлевич Бакланов
Григорий Яковлевич Бакланов (настоящая фамилия Фридман). Родился 11 сентября 1923 года в Воронеже — умер 23 декабря 2009 года в Москве. Русский советский писатель, сценарист.
Григорий Бакланов родился 11 сентября 1923 года в Воронеже в еврейской семье.
Отец — Яков Минаевич Фридман (1893-1933), служащий.
Мать — Ида Григорьевна Кантор (1892-1934), зубной врач, выпускница Воронежской Мариинской женской гимназии.
Старший брат — Юрий Яковлевич Фридман (1921-1941), погиб на фронте.
В конце 1920-х годов отец был объявлен лишенцем и выслан в Курган, в 1933 году покончил с собой. После смерти матери в ноябре 1934 года воспитывался в семье тёти — сестры матери Берты Григорьевны Зелкинд, учительницы музыки, и её мужа — военного врача Давида Борисовича Зелкинда. Детские и юношеские годы провёл в Воронеже.
После окончания 9-го класса школы в 1940 году поступил в самолётно-монтажную группу Воронежского авиационного техникума.
Когда началась Великая Отечественная война, работал клепальщиком на 18-м авиазаводе, который выпускал штурмовики Ил-2. Для того, чтобы попасть в военное училище, экстерном сдал экзамены за 10 класс.
В 1941 году Воронежским РВК был призван в армию. Окончил артиллерийское училище.
В 1942 году вступил в ВКП(б).
С 1943 года воевал на Юго-Западном и 3-м Украинском фронтах. Участвовал в боях на Украине, в Молдавии, Румынии, Венгрии, Австрии.
В сентябре 1943 года был ранен в районе города Запорожье. За декабрьские бои 1944 года под Секешфехерваром получил орден Красной Звезды. Также был награждён медалями за взятие Будапешта и Вены, за победу над Германией, в 1985 году — орденом Отечественной войны I степени.
По состоянию на январь 1945 года — лейтенант, командир огневого взвода 1232-го пушечного артиллерийского полка 115-й пушечной артиллерийской Криворожской бригады. Закончил войну начальником разведки артиллерийского дивизиона.
Григорий Бакланов в молодости
В 1951 году окончил Литературный институт имени А.М. Горького. В том же году начал печататься — рассказ «Выговор» в журнале «Крестьянка» был опубликован под его собственной фамилией Фридман. С 1952 года использовал псевдоним Бакланов.
В 1956 был принят в Союз писателей СССР.
Первые повести о войне, которые принесли Бакланову известность, «Южнее главного удара» и «Пядь земли», вышедшие во второй половине 1950-х годов, подверглись резкой критике. Впоследствии произведения о войне Бакланова выходили с трудом.
Самой трудной была судьба романа «Июль 41 года» (1964), в котором описано уничтожение Сталиным офицерского корпуса Красной армии. После первой публикации «Июль 41 года», хотя и не был формально запрещен, не переиздавался в СССР 14 лет.
Книги Григория Бакланова переведены на многие языки и изданы в 36 странах мира.
По книгам и сценариям Бакланова снято несколько художественных фильмов и поставлено несколько театральных спектаклей. К самым известным относятся телефильм «Был месяц май» режиссёра Марлена Хуциева по рассказу «Почём фунт лиха», который и Бакланов переименовал потом в «Был месяц май», и спектакль Театра на Таганке «Пристегните ремни!» (постановка Юрия Любимова, 1975). Фильм «Был месяц май» награждён призом международного фестиваля телефильмов в Праге (1971).
В годы перестройки на посту главного редактора журнала «Знамя» (1986-1993) Бакланов, как и другие главные редакторы «толстых» журналов того времени, публиковал ранее запрещённые произведения: «Собачье сердце» Михаила Булгакова, «По праву памяти» Александра Твардовского, «Верный Руслан» Георгия Владимова, «Новое назначение» Александра Бекa, «Добро вам!» Василия Гроссмана и др.
Делегат XIX конференции КПСС (1988).
Бакланов выступал за вывод войск из Афганистана и против чеченской войны. В октябре 1993 года подписал открытое «письмо сорока двух».
В апреле 2000 года подписал письмо в поддержку политики недавно избранного президента России Владимира Путина в Чечне. В 2004 году опубликовал публицистическую повесть «Кумир», направленную против Солженицына.
Занимал руководящие должности в Союзе писателей. Был председателем комиссии по литературному наследию К. А. Икрамова (с 1990 года), сопредседателем фонда «Знамя» (с 1993 года), газеты «Культура» (с 1996), Стратегического правления фонда «Культурная инициатива» (затем Институт «Открытое общество» — фонд Дж. Сороса), членом Русского ПЕН-центра, авторского совета РАО (с 1993), Совета по культуре и искусству при Президенте РФ (1996-2001), совета международного историко-просветительского общества «Мемориал», межрегиональной общественной организации «Академия российского искусства» (с 1995 года).
Умер 23 декабря 2009 года в Москве. Похоронен на Троекуровском кладбище.
11 сентября 2018 года в Российской государственной детской библиотеке прошёл вечер памяти Григория Яковлевича Бакланова, приуроченный к его 95-летию.
На вечере выступили друзья и коллеги писателя — известные литературоведы и деятели культуры. Историк русской литературы и культуры, доцент кафедры новейшей русской литературы Литературного института им. А. М. Горького Сергей Дмитренко рассказывал о том, как Бакланов вел в Литературном институте семинар прозы: «Он рассказывал, как принес свои первые рассказы Василию Гроссману, и тот, прочитав их, сказал: «Пишите и поступайте в Литинститут!» Так и начался литературный путь Григория Бакланова».
Бывшая студентка писателя Карина Зурабова отмечала: «Григорий Яковлевич всегда был справедливым, но в тоже время и суровым в оценке наших произведений. Например, любил перед началом занятия прочитать рассказ Антона Чехова или Льва Толстого, чтобы показать, что такое настоящее искусство».
Писатель, лауреат премии «Большая книга» Александр Кабаков уверен в том, что Бакланов был человеком с очень тонким чувством юмора. На встрече Кабаков вспоминал, как он пришел в журнал «Знамя», которым тогда руководил Бакланов, со своей повестью о страстной любви интеллигентной женщины и простого рабочего. «Эта моя вещь была очень эротическая, и Григорий Яковлевич начал наш разговор так: «Две позы убери, Саша, и тогда напечатаем». Я отказался, и мы весело поговорили на тему эротики в русской прозе. Но когда я уходил от Бакланова, то он громко сказал: «Коллеги, ставим эту порнографию в номер!». С того времени я регулярно печатаюсь в «Знамени»».
Критик Лев Оборин говорил о военной прозе Бакланова: «Его лучшие вещи — «Пядь земли», «Июль 41 года» — это настоящая правдивая литература о войне глазами ее участника. Они, на мой взгляд, входят в списки лучших произведений о Великой Отечественной войне».
Личная жизнь Григория Бакланова:
Жена — Эльга Анатольевна Бакланова (урожденная Цукерман, 1926-2017), учительница русского языка и литературы. Были в браке с 1953 года.
Познакомились в 1953 году у общих знакомых. Эльга Анатольевна вспоминала: «Было весело, было много интересных людей. Я недавно окончила музыкальное училище по классу вокала, вот сестра и стала просить: спой да спой. Я и спела Венгерский танец Брамса № 1 («В чистом поле месяц засиял»). Не знаю, понравилось ли Грише мое пение, но он поехал меня провожать, а, проводив до дома, удивился: «Странно, я ведь тоже живу у Киевского вокзала». Он снимал комнату в доме «Известий». Оказалось, что между нами всего одна трамвайная остановка. А ведь мы могли никогда и не встретиться. На следующий день Гриша позвонил и пригласил меня в ресторан. Поженились (расписались) мы очень быстро, через месяц после знакомства. Наша женитьба прошла скромно и просто. Правда, нам назначили особый день — 9 Мая. В 1953 году праздник не отмечался, но у нас был праздник. Нам выпал такой прекрасный день!».
В браке родились сын Михаил Бакланов (1955 г.р.) и дочь Александра Попофф (1959 г.р.).
Александра Попофф — дочь Григория Бакланова
Библиография Григория Бакланова:
1954 — В Снегирях
1957 — Южнее главного удара
1959 — Пядь земли
1961 — Мёртвые сраму не имут
1964 — Июль 41 года
1965 — Карпухин
1972 — Темп вечной погони. Очерк об Америке
1975 — Был месяц май (Почём фунт лиха)
1975 — Друзья
1976 — Канада
1979 — Навеки девятнадцатилетние
1981 — Литературные портреты («Об А. Т. Твардовском», «О Павле Нилине» и др.)
1981 — Меньший среди братьев
1990 — Свой человек (Миг между прошлым и будущим)
1995 — И тогда приходят мародёры
1999 — Жизнь, подаренная дважды. Воспоминания
1999 — Мой генерал. Повесть
Сценарии Григория Бакланова:
1960 — Чужая беда
1961 — Горизонт
1962 — 49 дней
1964 — Пядь земли
1969 — День и вся жизнь
1970 — Был месяц май
1970 — Салют, Мария!
1972 — Карпухин
1978 — Познавая белый свет
1984 — Меньший среди братьев
1989 — Навеки — 19 / Навеки — девятнадцатилетние
последнее обновление информации: 21.10.2020
Григорий Бакланов
Страна: | Россия |
Родился: | 11 сентября 1923 г. |
Умер: | 23 декабря 2009 г. |
Настоящее имя:
Григорий Яковлевич Фридман
Григорий Яковлевич Бакланов (настоящая фамилия — Фридман) — русский советский писатель, сценарист, публицист. Начал творчество с «деревенской прозы», но известность приобрёл, написав произведения, основанные на личном опыте участия в Великой Отечественной войне.
Родился 11 сентября 1923 года в Воронеже. Во времена НЭПа семья жила в Москве, откуда, лишив главу семейства избирательных прав, их сослали в Курган. В 11-тилетнем возрасте Григорий потерял обоих родителей и воспитывался с братом в семье тёти и её мужа в Воронеже. Окончив 9-й класс, в 1940 году поступил в самолётно-монтажную группу Воронежского авиационного техникума.
Когда началась война, Григорий проходил летнюю практику на 18-м авиационном заводе. С этого времени упорно старался попасть на фронт (1923 год не призывали); прошёл медкомиссию в лётную школу; экстерном сдал экзамены за 10-й класс (тех, кто закончил десятилетку призывали с 18 лет). Осенью 1941 года в московском ополчении погибает старший брат Григория, а сам Григорий рядовым-добровольцем вступает в 387-ой гаубичный полк. С полком воюет на Северо-Западном фронте, вступает в ВКП(б).
В ноябре 1942 года отправлен во 2-е Ленинградское артиллерийское училище, по окончании которого в августе 1943 года становится командиром взвода управления артиллерийской батареи на Юго-Западном и 3-м Украинском фронтах. В октябре 1943 года получает тяжёлое осколочное ранение в бою под Запорожьем. Полевой госпиталь, потом — Днепропетровский госпиталь. Перенёс несколько операций, признан негодным к строевой службе, но в апреле 1944 года возвращается в полк. Воевал на Украине, в Молдавии, Румынии, Венгрии. В январе 1945 года контужен. Весной 1945 года в Австрии встретил конец войны. Закончил войну лейтенантом, начальником разведки артдивизиона. Награждён медалями, орденом Красной Звезды (1945), орденом Отечественной войны I степени (1985).
В декабре 1945 года демобилизуется и приезжает в Москву.
В 1946-51 годах Бакланов учился в Литературном институте им. М. Горького (в семинаре К. Паустовского). С 1950-го печатал очерки и рассказы, посвященные послевоенной деревне. Тогда же появился псевдоним Бакланов – фамилию Фридман в годы борьбы с космополитизмом забраковали, за чересчур иностранное звучание: «В 49-м году я принес свой рассказ в одну редакцию, – вспоминал писатель, – а мне говорят: “Что такое Фридман? Может быть, нам этого Фридмана из Америки прислали. Давайте придумывайте себе русскую фамилию”. И я стал Баклановым».
Первый рассказ «Выговор» опубликован в журнале «Крестьянка» в 1951 году; в 1954 — повесть «В Снегирях»; в 1955 — очерк «Новый инженер»; это были произведения, которые можно отнести к новому направлению тогдашней «деревенской прозы». Но известность писателю принесли первые повести о войне — «Девять дней (Южнее главного удара)» (1958) и «Пядь земли» (1959). Последнюю официальная критика встретила резко отрицательно, расценив её как образец будто бы порочной «окопной правды».
Судьба частного человека на фронте окажется в центре внимания и последующих произведений Бакланова: повесть «Мёртвые сраму не имут» (1961), рассказ «Почём фунт лиха (Был месяц май)» (1962), роман «Июль 41 года» (1964). В 1967 году на IV съезде писателей СССР роман «Июль 41 года» был назван в числе значительных произведений в литературе о Великой Отечественной войне.
Последующие произведения Бакланова — повесть «Карпухин» (1965), роман «Друзья» (1975), повесть «Меньший среди братьев» (1981) — рассказывали о мирных днях, но герои этих книг по-прежнему являются представителями поколения, прошедшего войну. И поступки, совершаемые в этой мирной жизни, герои меряют нравственными мерками, сложившимися на войне.
Вновь Бакланов заявляет о себе в 1979 году повестью «Навеки — девятнадцатилетние», отмеченной Государственной премией. В ней он снова обращается к военным будням. «Лейтенанты» — молодые герои Бакланова — обострённо чувствуют ценность каждого прожитого дня, каждого мгновения.
Бакланов — автор многих рассказов, путевых заметок, критических статей, ему принадлежат сценарии восьми фильмов, среди них лиричный, несмотря на военную тематику, фильм «Был месяц май» (1970). В Театре на Таганке в Москве был поставлен спектакль по пьесе «Пристегните ремни!», написанной вместе с Ю. Любимовым.
С 1986 по 1993 годы Бакланов — главный редактор журнала «Знамя» , одного из ведущих журналов 1960-80-х. В 1990-е Бакланов продолжает активно выступать с публицистикой на темы вчерашней войны и нынешнего мира.
В 1995 году вышла повесть Бакланова «И тогда приходят мародёры» о поколении, которое пережило одну из самых страшных войн, но которое в силу трудных противоречий нынешнего времени оказалось почти на грани новой гражданской войны. Эта повесть написана не столько беллетристом, сколько публицистом.
В 1995 году была издана книга Бакланова «Я не был убит на войне», в 1996 — его книга воспоминаний «Входите узкими вратами». В 1999 году опубликована повесть «Мой генерал» и книга воспоминаний «Жизнь, подаренная дважды».
Умер 23 декабря 2009 года в Москве. Похоронен на Троекуровском кладбище.
Награждён орденом «Знак почёта» (1973), орденом Трудового Красного Знамени (1983), орденом «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (1998).
Sidebar
Биография и публикации
«Я заново видел войну, все те годы, и дни, и часы, и месяцы, а час бывал длиннее многих жизней. Время осмысления для меня ещё не пришло, но нельзя было, чтобы всё то, что я видел и знал, исчезло бесследно. Мне и по ночам это снилось. И я уже знал: единственный способ избавиться –– написать».
«Жизнь, подаренная дважды».
Григорий Яковлевичродился 11 сентября 1923 в городе Воронеже в семье Якова Минаевича Фридмана (1893–1933), служащего, и Иды Григорьевны Кантор (1892–1934), зубного врача.
1928–30 (примерно). Ссылка Якова Минаевича с семьёй в Курган.
7 июля 1933. Смерть Якова Минаевича.
Ноябрь 1935. Смерть Иды Григорьевны от воспаления лёгких.
Ноябрь–декабрь 1935. Осиротевших братьев Григория и Юрия (род. 18 января 1921 года) берут к себе сёстры Иды Григорьевны. Григорий Яковлевич живёт в семье Берты Григорьевны (учительницы музыки) и Давида Борисовича Зелкинда (военного врача) в Воронеже.
1940. После 9-го класса поступает на второй курс Воронежского авиатехникума, в самолётно-монтажную группу.
1941. Летняя практика на 18-м авиационном заводе, выпускающем штурмовики «Ил-2».
22 июня. С начала войны упорно старается попасть на фронт (1923 год не призывали); проходит медкомиссию в лётную школу. (Ускоренный выпуск этой школы не состоялся.) Экстерном сдаёт экзамены за 10-й класс. Остаётся в Воронеже, хотя авиатехникум и 18-й завод эвакуируют за Волгу
Октябрь. В районе р. Угры, погибает брат Григория Яковлевича, Юрий Яковлевич Фридман. Студент Московского университета, историк, Юрий Яковлевич вступил в московское ополчение летом 1941. Был командиром орудия в 975-м артиллерийском полку.
Осень 1941. С санитарным поездом, на который посадил дядя, Григорий Яковлевич добирается до станции Верещагино под Пермью. Туда пребывает артиллерийский полк, вырвавшийся из окружения. Командир 387-го гаубичного полка, майор Миронов, берёт Г.Я. Фридмана в свой полк рядовым.
1941, декабрь. Первые бои на Северо-Западном фронте в составе 387-го гаубичного полка 34-й армии.
1942 год, зима. Ранение пропеллером аэросаней (описано в повестях «Навеки девятнадцатилетние» и «Меньший среди братьев») едва не стоило жизни. Подозрение в членовредительстве разбиралось особистом Котовским, который мог подвести под трибунал.
Здесь же, на Северо-Западном фронте в 18 лет вступает в ВКП(б).
Август 1943. Заканчивает 2-е Ленинградское артиллерийское училище, эвакуированное в Башкирию (ускоренный выпуск). Присвоено звание младшего лейтенанта.
С 1943 командир взвода управления артиллерийской батареи на Юго-Западном и 3-м Украинском фронтах. Корректирует огонь 152-миллимитровых орудий.
11 октября 1943. Тяжёлое 5-осколочное ранение в бою под Запорожьем. Полевой госпиталь, потом––Днепропетровский госпиталь. После несколько операций признан негодным к строевой службе, однако возвращается в полк.
1944, апрель. Весеннее наступление. Воюет на Украине, в Молдавии, Румынии, Венгрии.
Январь 1945. Тяжёлые бои за город Секешфехервар. Контузия.
Весна 1945. Австрия. Бои за Вену. Здесь встречает конец войны. Заканчивает войну лейтенантом, начальником разведки артдивизиона. Боевые награды: орден «Отечественной войны 1-й степени и орден Красной Звезды (за взятие города Секешфехервар).
Первый рассказ написал в 1945 году в Болгарии, в городе Пасарджик, где после войны стояла 9-я артиллерийская дивизия прорыва. Здесь впервые встречает И. Эренбурга, слушает его выступление перед армией.
Декабрь 1945. Демобилизация.
Осень 1946. Поступает в Литинститут. Принят в семинар Г. Паустовского. Среди сокурсников––Н. Коржавин, Б. Сарнов, В. Солоухин, В. Тендряков, Ю. Трифонов.
1947. Встреча с Василием Гроссманом, к которому приходит с первым рассказом. В дальнейшем посещает его семинар для молодых писателей.
1948. Начало кампании против «безродных космополитов». В Литинституте собрания против космополитов, или евреев, проводит критик Бушин. Григорий Яковлевич публично называет его фашистом. Следует исключение из партии. (В дальнейшем заменено строгим выговором).
1950. Командировка в Чувашию от «Литературной газеты». Очерк «Землестроитель» напечатан на первой полосе ЛГ. Встреча с К. Симоновым, редактором ЛГ, который публикует следующий очерк и предлагает ездить в командировки в качестве собственного корреспондета ЛГ. После истории в Литинституте предложение сотрудничать с ЛГ отменяется.
1951. Первый рассказ, «Выговор», напечатан в № 1 журнала «Крестьянка» под фамилией Фридман. Там же опубликованы рассказы «Семья Караваевых» (№10) и «Огни в степи» (№12).
Окончание Литинститута. Обойдя 25 редакций, убеждается в безнадёжности найти работу: евреев на работу не принимают.
1952. Под псевдонимом Григорий Бакланов опубликовал рассказ «Алексей Васин», ж-л «Огонёк», № 24.
1953. Рассказ «Осень в Каховке», журнал «Октябрь», №3, 1953.
Рассказ «С новой нефтью», журнал «Смена», №19, 1953
9 мая. Заключает брак с Эльгой Анатольевной Цукерман. В замужестве––Бакланова (1926–2017).
1954. Повесть «В Снегирях» («деревенская проза»). Отдельной книгой эта повесть вышла в 1955 (М., «Сов. писатель»). Повесть отмечена критикой; Бакланов приглашён на совещание молодых писателей, рекомендован в СП. В дальнейшем эту повесть он не включает в сборники: «Всё же о деревне должны писать те, кто там родился…» («Жизнь, подаренная дважды».)
12 декабря 1955. Родился сын Михаил.
1958. Повесть «Южнее главного удара» (первоначально названа «Девять дней»), ж-л «Знамя», №1.
1959. Повесть «Пядь земли», ж-л «Новый мир», №5–6. Повесть издана в 36 странах.
3 мая. Родилась дочь Александра.
1960. Кинофильм «Чужая беда».
1961. Повесть «Мёртвые сраму не имут», ж-л «Знамя», №6.
1962. Рассказ «Почём фунт лиха» (в дальнейшем– «Был месяц май»), ж-л «Знамя», №1.
Кинофильм «49 дней» (сценарий написан в соавторстве с Ю.Бондаревым и В. Тендряковым; опубликован также на английском в ж-ле «Soviet Literature», №7).
1964, декабрь. Кинофильм «Пядь земли». Сценарий Бакланова, режиссёры Андрей Смирнов и Борис Яшин.
Поездка с Эренбургом в Чехословакию, Низкие Татры, на 20-летие Словацкого восстания.
1965. Роман «Июль 41 года», ж-л «Знамя», №1–2.
1966. Повесть «Карпухин».
1967. Телеспектакль по повести «Карпухин», режиссёр Андрей Смирнов. Публикация в ж-ле «Театр», №8.
1969, октябрь. Поездка с лекциями в Америку. В делегации–Фрида Лурье (переводчица) и писатель Михаил Алексеев. За месяц побывали в Вашингтоне, Атланте, Хьюстоне, Лос-Анджедесе, Сан-Франциско, Лас-Вегасе, Солт-Лей-Сити, Бостоне, Нью-Йорке.
1970. Телефильм «Был месяц май» (по рассказу «Почём фунт лиха»), режиссёр Марлен Хуциев.
Кинофильм «Салют, Мария!» по сценарию Бакланова. Режиссёр И. Хейфиц.
1971. Кинофильм «Карпухин», сценарий В.Венгерова, Ленфильм.
Очерки об Америке: «Атланта», ж-л «Подъём», №3; «No parking», ж-л «Новый мир», №8–9. В 1984 опубликована книга очерков об Америке «Темп вечной погони».
1972. Книга «О нашем призвании» (писатели о творчестве). Москва, «Советская Россия».
1973. Награждён орденом «Знак почёта» к 50-летию.
1974. Пьеса «Пристегните ремни»––написана совместно с Ю. Любимовым. Премьера в Театре на Таганке в 1975.
1975. Роман «Друзья», ж-л «Новый мир», №2–3, 1975.
Октябрь. Поездка с лекциями в Канаду.
1976. Очерк «Канада», ж-л «Октябрь», №7–8.
Пьеса «Чем люди живы», ж-л «Театр», №9.
1977. Очерк «Об А.Т. Твардовском», ж-л «Октябрь», №1.
1978. Премьера пьесы «Чем люди живы» в Театре Вахтангова.
1979. Повесть «Навеки девятнадцатилетние», ж-л «Октябрь», №5. Опубликована также в «Роман-газете», №10, 1980.
1981. Повесть «Меньший среди братьев». Опубликована позже в «Роман-газете», №8, 1987.
1982. Рассказы «Вот и кончилась война», «Надя», «Помню как сейчас», ж-л «Дружба народов», №1.
Государственная премия СССР за повесть «Навеки девятнадцатилетние».
1983. Орден Трудового Красного Знамени к 60-летию.
1984. «В городе Н». Пьесапо роману «Друзья». Москва: ВАПП, 1984.
Поездка в Америку на встречу советских и американских писателей.
1985. Пьеса по повести «Навеки девятнадцатилетние», ж-л «Советский театр», №2.
Рассказ «Свет вечерний», «Новый мир», №12.
Рассказы «Давай поудим рыбу когда-нибудь», «Федя высшей категории», ж-л «Дружба народов», №12.
Май, Тульский театр первым ставит пьесу по рассказу «Почём фунт лиха».
1986, назначен главным редактором ж-ла «Знамя» (по 1993 год). За годы редакторства тираж поднялся до 1 млна экземпляров.
Пьеса «Я и мы», ж-л «Театр», №6.
1988, июль. Выступление на XIX Партконференции в защиту гласности; с осуждением войны в Афганистане.
1989. Книга «Время собирать камни» (статьи, портреты, беседы). Москва: АПН.
1989–90. Письмо Горбачёву с протестом против открытой пропаганды национализма и антисемитизма обществом «Память». Письмо подписано видными деятелями культуры, в т.ч. Е.Евтушенко и Б.Окуджавой. (Копия в Центре Толерантности в Москве).
Январь 1991. Российские танки штурмуют телебашню в Вильнюсе. Бакланов выходит из партии в знак протеста.
Повесть «Свой человек», ж-л «Знамя», №11.
1991. Отрывки из воспоминаний «В ожидании милостей», о пьесе «Пристегните ремни», «Неужели опять», об «Июле 41 года», о свержении Хрущёва», ж-л «Юность», №7.
«Невыдуманные рассказы», «Октябрь», №11.
1992. «Невыдуманные рассказы», ж-л «Знамя», №9.
1993 (примерно)–2001. Член правления фонда «Культурная инициатива», основанного Дж. Соросом.
Октябрь. Подписывает письмо сорока двух с обращением к Ельцыну и требующее, в т.ч., запретить все виды коммунистических и националистических партий и объединений.
1993. Рассказ «Непорочное зачатие», ж-л «Знамя», №10.
1994, декабрь. Выступление против первой чеченской войны. Телеграмма Ельцыну напечата на первой полосе «Известий». «Россия––великая, сильная страна, она может быть милосердной. Безмерно жаль молодые жизни. Пригласите Дудаева в Москву. Сделайте ещё этот шаг. Верю, он будет оценен и понят». («Жизнь, подаренная дважды».) Также: Интервью с Ириной Ришиной https://www.e-reading.club/chapter.php/94780/2/Baklanov_-_I_togda_prihodyat_marodery.html.
1995. Повесть «И тогда приходят мародёры», ж-л «Знамя», №5.
Рассказ «В месте светлом, в месте злачном, в месте покойном», ж-л «Знамя», №10.
1996. Рассказ «Кондратий», ж-л «Знамя», №5.
Книга воспоминаний «Входите узкими вратами».
С 1996–2001, член Совета по культуре и искусству при Президенте РФ.
1997. Государственная премия РФ за повесть «И тогда приходят мародёры».
«Подводя итоги»––о работе главным редактором «Знамени», ж-л «Знамя», №10.
1998. Куратор проекта «Пушкинская библиотека». Проект предусматривал обеспечение 3,5 тысяч российских библиотек новейшей литературой. Проводился в рамках благотворительной программы Института «Открытое общество».
1999. Повесть «Мой генерал», ж-л «Знамя». №9.
2001. Рассказ «Нездешний», ж-л «Знамя», №1.
2002. «Из двух книг», ж-л «Знамя», №9.
2006. Очерк «Кумир» о Солженицыне, «Еврейская газета», №№ 43–44, 45–46, 47–48.
Ольга Уварова/ автор статьи
Приветствую! Я являюсь руководителем данного проекта и занимаюсь его наполнением. Здесь я стараюсь собирать и публиковать максимально полный и интересный контент на темы связанные с историей и биографией исторических личностей. Уверена вы найдете для себя немало полезной информации. С уважением, Ольга Уварова.
сочинение. впервые в жизни я поймал себя на том сочинение егэ аргументы
В конце жизни Гёте сказал: «Добрые люди не знают, как много времени и труда…
В данном тексте русский писатель и публицист Г. Я. Бакланов ставит проблему значения чтения, роли художественной литературы в жизни человека.
Автор считает, что уметь читать по-настоящему – это большой труд. Он приводит в пример Гёте, который говорил, что затратил восемьдесят лет, чтобы научиться читать, и всё ещё не достиг цели. Бакланов отмечает, что книги пишут для тех, кто способен «сопереживать и тем участвовать в творчестве». Он подчёркивает, что непросто словом или фразой коснуться душ людей. Вспоминает слова Пушкина о том, что писать просто – очень трудно.
Также писатель повествует о том, как он впервые начал серьёзно читать, как открывал для себя Бунина, Хемингуэя, Ремарка, Толстого. Рассказывает о традициях русской литературы, об общественной деятельности Толстого, Чехова, Алексиевич. Пишет, что литература была «совестью, болью, философией, историей человеческой души». Бакланов делает вывод, что «все великие книги созданы страданием и любовью к людям».
Сопоставляя данные примеры, можно сказать, что для автора вопрос о роли литературы в жизни людей очень значим. В наше время, когда в обществе скопилась «усталость и тусклое равнодушие», особенно велика роль художественного слова.
Бакланов утверждает, что «читать – это осмысливать жизнь, себя самого в этой жизни», что «литература до тех пор жива, пока она рассказывает о человеке, …, о Добре и Зле, творит Добро».
Нельзя не согласиться с этими высказываниями. Ведь читая, человек не только расширяет свой кругозор, получает новые знания, но и задумывается над вопросами, поставленными в произведении, примеряет себя к ситуациям, описываемым автором, учится у героев книг быть чище, добрее, сильнее.
Работа над данным текстом заставила меня задуматься о том, какую роль играют книги в моей жизни, умею ли я читать по-настоящему. Над этим стоит поразмышлять.
Нельзя не согласиться с этими высказываниями. Ведь читая, человек не только расширяет свой кругозор, получает новые знания, но и задумывается над вопросами, поставленными в произведении, примеряет себя к ситуациям, описываемым автором, учится у героев книг быть чище, добрее, сильнее.
В конце жизни Гёте сказал: «Добрые люди не знают, как много времени и труда…
В данном тексте русский писатель и публицист Г. Я. Бакланов ставит проблему значения чтения, роли художественной литературы в жизни человека.
Автор считает, что уметь читать по-настоящему – это большой труд. Он приводит в пример Гёте, который говорил, что затратил восемьдесят лет, чтобы научиться читать, и всё ещё не достиг цели. Бакланов отмечает, что книги пишут для тех, кто способен «сопереживать и тем участвовать в творчестве». Он подчёркивает, что непросто словом или фразой коснуться душ людей. Вспоминает слова Пушкина о том, что писать просто – очень трудно.
Также писатель повествует о том, как он впервые начал серьёзно читать, как открывал для себя Бунина, Хемингуэя, Ремарка, Толстого. Рассказывает о традициях русской литературы, об общественной деятельности Толстого, Чехова, Алексиевич. Пишет, что литература была «совестью, болью, философией, историей человеческой души». Бакланов делает вывод, что «все великие книги созданы страданием и любовью к людям».
Сопоставляя данные примеры, можно сказать, что для автора вопрос о роли литературы в жизни людей очень значим. В наше время, когда в обществе скопилась «усталость и тусклое равнодушие», особенно велика роль художественного слова.
Бакланов утверждает, что «читать – это осмысливать жизнь, себя самого в этой жизни», что «литература до тех пор жива, пока она рассказывает о человеке, …, о Добре и Зле, творит Добро».
Нельзя не согласиться с этими высказываниями. Ведь читая, человек не только расширяет свой кругозор, получает новые знания, но и задумывается над вопросами, поставленными в произведении, примеряет себя к ситуациям, описываемым автором, учится у героев книг быть чище, добрее, сильнее.
Работа над данным текстом заставила меня задуматься о том, какую роль играют книги в моей жизни, умею ли я читать по-настоящему. Над этим стоит поразмышлять.
Бакланов утверждает, что «читать – это осмысливать жизнь, себя самого в этой жизни», что «литература до тех пор жива, пока она рассказывает о человеке, …, о Добре и Зле, творит Добро».
Нельзя не согласиться с этими высказываниями.
Rusulitka. ru
29.11.2017 5:07:13
2017-11-29 05:07:13
(1)Впервые в жизни я поймал себя на том, что мне радостно слышать чужую речь. (2)Не понимая языка, я слышал то, чего никогда не слышал в русской, понятной мне речи, а именно: как люди говорят. (3)Как они замолкают и как ждут своей очереди, как вставляют слово и как отказываются от намерения вставить его, как кто-нибудь говорит что-то смешное и — поразительно! — как люди не сразу смеются, как они смеются потом и как сказавший смешное выдерживает некую паузу для чужого смеха. (4)Как ждут ответа на вопрос и как ищут ответ, в какой момент говорят о тебе, ничего не понимающем.
(5)Интересно, что, когда они говорят со мной, то есть говорят по-русски, они никогда не смеются. (6)Стоит им перейти на армянский — сразу смех. (7)Словно смеются над тобой, непонимающим. (8)Так вполне может показаться, пока не поймёшь, что смеяться возможно лишь на родном языке. (9)Мне не с кем было посмеяться в Армении.
(10)Отсмеявшись, они спохватывались. (11)Улыбка смеха таяла и сменялась улыбкой вежливости. (12)Их лица приобретали чрезвычайно умное и углублённое выражение, как бывает в разговоре с иностранцами на плохом языке, когда чем глупее разговор, тем значительнее интонация, а киваний и поддакиваний не сдержать никакими силами.
(13)После таких разговоров ноют мускулы лица и шеи от непривычной, неестественной работы.
(14)Только на родном языке можно петь, писать стихи, признаваться в любви. (15)На чужом языке, даже при отличном его знании, можно лишь преподавать язык, разговаривать о политике и заказывать котлету. (16)Чуть ли не так, что чем тоньше и талантливей поэтическое и живое знание родного языка, тем безнадёжней знание чужого, и разрыв невосполним. (17)Мне не с кем было посмеяться в Армении. (18)И я был счастлив, когда обо мне забывали. (19)Был счастлив журчанием и похрустыванием армянской речи, потому что у меня было полное доверие к говорящим. (20)Антипатия к чужой речи в твоём присутствии — от боязни, что говорят о тебе, и говорят плохо. (21)Откуда эта боязнь — другой вопрос. (22)Переговариваться на незнакомом собеседнику языке считается бестактным прежде всего среди людей, не доверяющих друг другу. (23)Среди дипломатов, допустим. (24)Мы же доверяли друг другу. (25)Более того, мои друзья были настолько тактичны, что при мне договаривались насчёт меня именно на своём, непонятном мне языке, чтобы я не подозревал о всех тяготах организации моего быта: поселения, сопровождения и маршрутов.
(26)Я слушал чужую речь и пленялся ею. (27)Действительно, — что за соединение жёсткого, сухого, прокатистого и удивительно мягкого, и, как сказал бы армянин, «нежьного». (28)«Джур» — вода журчит в камнях, «шог» — жара над этими камнями, «чандж» — муха звенит в этой жаре. (29)И вдруг среди всего этого «лолик» — помидор. — (30)Андрей, что лучше: «журавль» или «крунк»? (31)И действительно, что лучше? (32)Подумать только, «журавль»! (33)И не подозревал, что это красиво. (34)Или — «крунк». (35)До чего хорошо! (36)Я влюблялся в слова: в армянские благодаря русским и в русские благодаря армянским.
(10)Отсмеявшись, они спохватывались. (11)Улыбка смеха таяла и сменялась улыбкой вежливости. (12)Их лица приобретали чрезвычайно умное и углублённое выражение, как бывает в разговоре с иностранцами на плохом языке, когда чем глупее разговор, тем значительнее интонация, а киваний и поддакиваний не сдержать никакими силами.
(1)Впервые в жизни я поймал себя на том, что мне радостно слышать чужую речь. (2)Не понимая языка, я слышал то, чего никогда не слышал в русской, понятной мне речи, а именно: как люди говорят. (3)Как они замолкают и как ждут своей очереди, как вставляют слово и как отказываются от намерения вставить его, как кто-нибудь говорит что-то смешное и — поразительно! — как люди не сразу смеются, как они смеются потом и как сказавший смешное выдерживает некую паузу для чужого смеха. (4)Как ждут ответа на вопрос и как ищут ответ, в какой момент говорят о тебе, ничего не понимающем.
(5)Интересно, что, когда они говорят со мной, то есть говорят по-русски, они никогда не смеются. (6)Стоит им перейти на армянский — сразу смех. (7)Словно смеются над тобой, непонимающим. (8)Так вполне может показаться, пока не поймёшь, что смеяться возможно лишь на родном языке. (9)Мне не с кем было посмеяться в Армении.
(10)Отсмеявшись, они спохватывались. (11)Улыбка смеха таяла и сменялась улыбкой вежливости. (12)Их лица приобретали чрезвычайно умное и углублённое выражение, как бывает в разговоре с иностранцами на плохом языке, когда чем глупее разговор, тем значительнее интонация, а киваний и поддакиваний не сдержать никакими силами.
(13)После таких разговоров ноют мускулы лица и шеи от непривычной, неестественной работы.
(14)Только на родном языке можно петь, писать стихи, признаваться в любви. (15)На чужом языке, даже при отличном его знании, можно лишь преподавать язык, разговаривать о политике и заказывать котлету. (16)Чуть ли не так, что чем тоньше и талантливей поэтическое и живое знание родного языка, тем безнадёжней знание чужого, и разрыв невосполним. (17)Мне не с кем было посмеяться в Армении. (18)И я был счастлив, когда обо мне забывали. (19)Был счастлив журчанием и похрустыванием армянской речи, потому что у меня было полное доверие к говорящим. (20)Антипатия к чужой речи в твоём присутствии — от боязни, что говорят о тебе, и говорят плохо. (21)Откуда эта боязнь — другой вопрос. (22)Переговариваться на незнакомом собеседнику языке считается бестактным прежде всего среди людей, не доверяющих друг другу. (23)Среди дипломатов, допустим. (24)Мы же доверяли друг другу. (25)Более того, мои друзья были настолько тактичны, что при мне договаривались насчёт меня именно на своём, непонятном мне языке, чтобы я не подозревал о всех тяготах организации моего быта: поселения, сопровождения и маршрутов.
(26)Я слушал чужую речь и пленялся ею. (27)Действительно, — что за соединение жёсткого, сухого, прокатистого и удивительно мягкого, и, как сказал бы армянин, «нежьного». (28)«Джур» — вода журчит в камнях, «шог» — жара над этими камнями, «чандж» — муха звенит в этой жаре. (29)И вдруг среди всего этого «лолик» — помидор. — (30)Андрей, что лучше: «журавль» или «крунк»? (31)И действительно, что лучше? (32)Подумать только, «журавль»! (33)И не подозревал, что это красиво. (34)Или — «крунк». (35)До чего хорошо! (36)Я влюблялся в слова: в армянские благодаря русским и в русские благодаря армянским.
(5)Интересно, что, когда они говорят со мной, то есть говорят по-русски, они никогда не смеются. (6)Стоит им перейти на армянский — сразу смех. (7)Словно смеются над тобой, непонимающим. (8)Так вполне может показаться, пока не поймёшь, что смеяться возможно лишь на родном языке. (9)Мне не с кем было посмеяться в Армении.
20 Антипатия к чужой речи в твоём присутствии от боязни, что говорят о тебе, и говорят плохо.
Rustutors. ru
06.09.2018 16:04:26
2018-09-06 16:04:26
Сочинение по тексту:
Сегодня много говорят о толерантности, потому что экономические процессы изменили этнические факторы. Многие покинули свои дома и перебрались туда, где есть работа. И когда мы слышим чужую речь рядом и не понимаем, о чём или о ком говорят, то это начинает нас злить. А. Битов не только это подметил, но и убедил нас в том, что не надо относиться к носителям нерусского языка враждебно. Мы должны понимать, что только «на родном языке можно: петь, писать стихи, признаваться в любви. » Поэтому прав А. Битов — потомственный петербуржец, который стал доктором университета и почётным гражданином именно в городе Ереване! Изучая чужой язык, мы больше понимаем самих себя; приобщаясь к чужой культуре, мы обогащаемся, прежде всего, сами.
Размышления А. Битова вернули меня в далёкое прошлое. В XIX веке дворяне общались между собой исключительно на французском языке, поэтому были страшно далеки от народа и русской культуры. Благодаря гению А. С. Пушкина мы получили не только литературный язык, но и приобщились к великому наследию нашего народа. Наверное, поэтому, испытывая некую неловкость перед носителями родного языка, А. С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» извиняется за то, что ввёл в поэтический текст слишком много французских слов и галлицизмов. Но именно это и подчеркнуло ту пропасть, которая разделяла передовое дворянство и простой народ. И письмо Татьяны, якобы специально переведённое автором на русский язык, демонстрировало широту и искренность русской души, которые невозможно было передать французскими словами.
Русский язык — это не только часть нашей культуры, это и та великая сила, которая способна объединить людей. Вспоминается рассказ И. С. Тургенева «Ася». Рассказчик, находясь в захолустном немецком городке на коммерше, вдруг услышал русскую речь. С этого началось знакомство с Гагиным и Асей. Их сблизил родной язык, который так приятно услышать на чужбине, который, по тому же И. С. Тургеневу, «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий. поддержка и опора».
А сколько эмигрантов, покинув нашу страну, страдали именно из-за того, что были лишены возможности общаться, писать, творить на родном языке! Марина Цветаева, будучи в эмиграции, писала, что в России она была лишена читателей, в Праге — книг. Она понимала по-чешски, даже писала письма и переводила, но именно в чужой языковой среде родилась та щемящая боль по родине, которую мы называем ностальгией и которая виделась Цветаевой так:
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись Домой!»
Почему на чужом языке можно только произносить официальные речи? Потому что душа говорит и поёт на родном языке. Но не стоит отвергать «чужой язык, чужие нравы», не надо бояться быть неуслышанным или оскорблённым другими. Надо «пленяться чужой речью», надо доверять людям, и тогда даже языковой барьер не будет препятствием на пути к согласию и примирению. Именно этому учит нас А. Битов не только на примере данного текста, но и своей жизнью.
Текст А. Битова:
(1)Впервые в жизни я поймал себя на том, что мне радостно слышать чужую речь. (2)Не понимая языка, я слышал то, чего никогда не слышал в русской, понятной мне речи, а именно: как люди говорят. (3)Как они замолкают и как ждут своей очереди, как вставляют слово и как отказываются от намерения вставить его, как кто-нибудь говорит что-то смешное и — поразительно! — как люди не сразу смеются, как они смеются потом и как сказавший смешное выдерживает некую паузу для чужого смеха. (4)Как ждут ответа на вопрос и как ищут ответ, в какой момент говорят о тебе, ничего не понимающем.
(5)Интересно, что, когда они говорят со мной, то есть говорят по-русски, они никогда не смеются. (6)Стоит им перейти на армянский — сразу смех. (7)Словно смеются над тобой, непонимающим. (8)Так вполне может показаться, пока не поймёшь, что смеяться возможно лишь на родном языке. (9)Мне не с кем было посмеяться в Армении.
(10)Отсмеявшись, они спохватывались. (11)Улыбка смеха таяла и сменялась улыбкой вежливости. (12)Их лица приобретали чрезвычайно умное и углублённое выражение, как бывает в разговоре с иностранцами на плохом языке, когда чем глупее разговор, тем значительнее интонация, а киваний и поддакиваний не сдержать никакими силами.
(13)После таких разговоров ноют мускулы лица и шеи от непривычной, неестественной работы.
(14)Только на родном языке можно петь, писать стихи, признаваться в любви. (15)На чужом языке, даже при отличном его знании, можно лишь преподавать язык, разговаривать о политике и заказывать котлету. (16)Чуть ли не так, что чем тоньше и талантливей поэтическое и живое знание родного языка, тем безнадёжней знание чужого, и разрыв невосполним.
(17)Мне не с кем было посмеяться в Армении. (18)И я был счастлив, когда обо мне забывали. (19)Был счастлив журчанием и похрустыванием армянской речи, потому что у меня было полное доверие к говорящим. (20)Антипатия к чужой речи в твоём присутствии — от боязни, что говорят о тебе, и говорят плохо. (21)Откуда эта боязнь — другой вопрос. (22)Переговариваться на незнакомом собеседнику языке считается бестактным прежде всего среди людей, не доверяющих друг другу. (23)Среди дипломатов, допустим.
(24)Мы же доверяли друг другу. (25)Более того, мои друзья были настолько тактичны, что при мне договаривались насчёт меня именно на своём, непонятном мне языке, чтобы я не подозревал о всех тяготах организации моего быта: поселения, сопровождения и маршрутов.
(26)Я слушал чужую речь и пленялся ею. (27)Действительно, — что за соединение жёсткого, сухого, прокатистого и удивительно мягкого, и, как сказал бы армянин, «нежьного». (28)«Джур» — вода журчит в камнях, «шог» — жара над этими камнями, «чандж» — муха звенит в этой жаре. (29)И вдруг среди всего этого «лолик» — помидор. — (30)Андрей, что лучше: «журавль» или «крунк»? (31)И действительно, что лучше? (32)Подумать только, «журавль»! (33)И не подозревал, что это красиво. (34)Или — «крунк». (35)До чего хорошо! (36)Я влюблялся в слова: в армянские благодаря русским и в русские благодаря армянским.
(По А. Битову)
(14)Только на родном языке можно петь, писать стихи, признаваться в любви. (15)На чужом языке, даже при отличном его знании, можно лишь преподавать язык, разговаривать о политике и заказывать котлету. (16)Чуть ли не так, что чем тоньше и талантливей поэтическое и живое знание родного языка, тем безнадёжней знание чужого, и разрыв невосполним.
Сочинение по тексту:
Сегодня много говорят о толерантности, потому что экономические процессы изменили этнические факторы. Многие покинули свои дома и перебрались туда, где есть работа. И когда мы слышим чужую речь рядом и не понимаем, о чём или о ком говорят, то это начинает нас злить. А. Битов не только это подметил, но и убедил нас в том, что не надо относиться к носителям нерусского языка враждебно. Мы должны понимать, что только «на родном языке можно: петь, писать стихи, признаваться в любви. » Поэтому прав А. Битов — потомственный петербуржец, который стал доктором университета и почётным гражданином именно в городе Ереване! Изучая чужой язык, мы больше понимаем самих себя; приобщаясь к чужой культуре, мы обогащаемся, прежде всего, сами.
Размышления А. Битова вернули меня в далёкое прошлое. В XIX веке дворяне общались между собой исключительно на французском языке, поэтому были страшно далеки от народа и русской культуры. Благодаря гению А. С. Пушкина мы получили не только литературный язык, но и приобщились к великому наследию нашего народа. Наверное, поэтому, испытывая некую неловкость перед носителями родного языка, А. С. Пушкин в романе «Евгений Онегин» извиняется за то, что ввёл в поэтический текст слишком много французских слов и галлицизмов. Но именно это и подчеркнуло ту пропасть, которая разделяла передовое дворянство и простой народ. И письмо Татьяны, якобы специально переведённое автором на русский язык, демонстрировало широту и искренность русской души, которые невозможно было передать французскими словами.
Русский язык — это не только часть нашей культуры, это и та великая сила, которая способна объединить людей. Вспоминается рассказ И. С. Тургенева «Ася». Рассказчик, находясь в захолустном немецком городке на коммерше, вдруг услышал русскую речь. С этого началось знакомство с Гагиным и Асей. Их сблизил родной язык, который так приятно услышать на чужбине, который, по тому же И. С. Тургеневу, «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий. поддержка и опора».
А сколько эмигрантов, покинув нашу страну, страдали именно из-за того, что были лишены возможности общаться, писать, творить на родном языке! Марина Цветаева, будучи в эмиграции, писала, что в России она была лишена читателей, в Праге — книг. Она понимала по-чешски, даже писала письма и переводила, но именно в чужой языковой среде родилась та щемящая боль по родине, которую мы называем ностальгией и которая виделась Цветаевой так:
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись Домой!»
Почему на чужом языке можно только произносить официальные речи? Потому что душа говорит и поёт на родном языке. Но не стоит отвергать «чужой язык, чужие нравы», не надо бояться быть неуслышанным или оскорблённым другими. Надо «пленяться чужой речью», надо доверять людям, и тогда даже языковой барьер не будет препятствием на пути к согласию и примирению. Именно этому учит нас А. Битов не только на примере данного текста, но и своей жизнью.
Текст А. Битова:
(1)Впервые в жизни я поймал себя на том, что мне радостно слышать чужую речь. (2)Не понимая языка, я слышал то, чего никогда не слышал в русской, понятной мне речи, а именно: как люди говорят. (3)Как они замолкают и как ждут своей очереди, как вставляют слово и как отказываются от намерения вставить его, как кто-нибудь говорит что-то смешное и — поразительно! — как люди не сразу смеются, как они смеются потом и как сказавший смешное выдерживает некую паузу для чужого смеха. (4)Как ждут ответа на вопрос и как ищут ответ, в какой момент говорят о тебе, ничего не понимающем.
(5)Интересно, что, когда они говорят со мной, то есть говорят по-русски, они никогда не смеются. (6)Стоит им перейти на армянский — сразу смех. (7)Словно смеются над тобой, непонимающим. (8)Так вполне может показаться, пока не поймёшь, что смеяться возможно лишь на родном языке. (9)Мне не с кем было посмеяться в Армении.
(10)Отсмеявшись, они спохватывались. (11)Улыбка смеха таяла и сменялась улыбкой вежливости. (12)Их лица приобретали чрезвычайно умное и углублённое выражение, как бывает в разговоре с иностранцами на плохом языке, когда чем глупее разговор, тем значительнее интонация, а киваний и поддакиваний не сдержать никакими силами.
(13)После таких разговоров ноют мускулы лица и шеи от непривычной, неестественной работы.
(14)Только на родном языке можно петь, писать стихи, признаваться в любви. (15)На чужом языке, даже при отличном его знании, можно лишь преподавать язык, разговаривать о политике и заказывать котлету. (16)Чуть ли не так, что чем тоньше и талантливей поэтическое и живое знание родного языка, тем безнадёжней знание чужого, и разрыв невосполним.
(17)Мне не с кем было посмеяться в Армении. (18)И я был счастлив, когда обо мне забывали. (19)Был счастлив журчанием и похрустыванием армянской речи, потому что у меня было полное доверие к говорящим. (20)Антипатия к чужой речи в твоём присутствии — от боязни, что говорят о тебе, и говорят плохо. (21)Откуда эта боязнь — другой вопрос. (22)Переговариваться на незнакомом собеседнику языке считается бестактным прежде всего среди людей, не доверяющих друг другу. (23)Среди дипломатов, допустим.
(24)Мы же доверяли друг другу. (25)Более того, мои друзья были настолько тактичны, что при мне договаривались насчёт меня именно на своём, непонятном мне языке, чтобы я не подозревал о всех тяготах организации моего быта: поселения, сопровождения и маршрутов.
(26)Я слушал чужую речь и пленялся ею. (27)Действительно, — что за соединение жёсткого, сухого, прокатистого и удивительно мягкого, и, как сказал бы армянин, «нежьного». (28)«Джур» — вода журчит в камнях, «шог» — жара над этими камнями, «чандж» — муха звенит в этой жаре. (29)И вдруг среди всего этого «лолик» — помидор. — (30)Андрей, что лучше: «журавль» или «крунк»? (31)И действительно, что лучше? (32)Подумать только, «журавль»! (33)И не подозревал, что это красиво. (34)Или — «крунк». (35)До чего хорошо! (36)Я влюблялся в слова: в армянские благодаря русским и в русские благодаря армянским.
(По А. Битову)
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись Домой!»
19 Был счастлив журчанием и похрустыванием армянской речи, потому что у меня было полное доверие к говорящим.
Vopvet. ru
06.02.2020 1:35:53
2020-02-06 01:35:53
Источники:
Https://rusulitka. ru/sochinenie-egje-po-tekstu-baklanova-o-chtenii-knigah. html
Https://rustutors. ru/vsetekstiege/russkiyyazik/309-tekst-ege-a-bitov-tema-yazyk. html
Https://vopvet. ru/news/problema_jazykovoj_tolerantnosti_po_a_bitovu/2015-06-19-1484