Сочинение на тему самая трудная дорога та которую не знаешь

И. Петровская― Доброе утро, здравствуйте, дорогие наши слушатели, наши зрители! Всем, кто сегодня отмечает Рождество — merry Christmas и всех самых наилучших вам пожеланий! Мы начинаем, собственно, финальный, чтобы не говорить «последний» и чтобы тем более не говорить «крайний», выпуск этого года — финальный в этом году, завершающий — нашей программы «Человек из телевизора». Итоги мы сегодня не будем подводить, потому что мы это запланировали сделать в самый лучший из дней — 1 января, в 11 часов утра. Ты не слышишь нас опять?

К. Ларина― Слышу, ну да. Просто…

И. Петровская― Да, 1-го — а как? Поэтому я хочу предупредить, чтобы люди не злоупотребляли в новогоднюю ночь, а проснулись и подключились к нашему эфиру. С вами, как всегда, наша прекрасная Ксения Ларина…

К. Ларина― И еще более прекрасная Ирина Петровская.

И. Петровская― И тоже гармонирует с нами за звукорежиссерским пультом Кирилл Бурсин. Вот, собственно, всё, можем начинать.

К. Ларина― Я тоже хочу присоединиться к поздравлениям, поскольку нахожусь как раз в стране, где Рождество является главным праздником года. И я сегодня, наверное, одна в этом городе уже встала, проснулась, накрасилась и сижу. Всё остальное — гробовая тишина. Люди всю ночь встречали Рождество.

И. Петровская― Колобродили.

К. Ларина― Они колобродили у себя по домам, потому что здесь как-то не принято устраивать тусовки и дискотеки в этот праздник. Это скорее в Новый год, а вот Рождество — это семья, семья. Съезжаются все дети, внуки, бабушки и дедушки в одно специальное место и там отмечают этот замечательный праздник.
Давай я сначала прочту, а потом мы с тобой начнем с того, что ты планировала. Потому что у нас всё равно это в списке есть, и я это скажу. Как Ира сказала правильно, итоги года мы подведем 1 января. Я, кстати, добавлю к тому, что сказала Ира, что мы с Ирой определим такие финальные тройки-пятерки — там договоримся, как решим.

И. Петровская― По номинациям.

К. Ларина― Да, и поставим это на ваше голосование. Мы не будем вас просить добавлять что-то — это исключительно наш субъективный выбор. Но там будут финалисты. И вот за финалистов вы можете свою галочку поставить, и мы тогда скажем через неделю, 1-го числа, за кого проголосовали зрители и слушатели программы «Человек из телевизора». Никаких премий вручать не будем — денег нет.

И.Петровская: Ирена Лесневская проложила дорогу для Натальи Синдеевой, тоже создавшей с нуля канал

И. Петровская― Даже если бы хотели, удаленно всем не вручишь.

К. Ларина― Да. Итак, наша неделя. Конечно же, пресс-конференция Путина и освещение ее на федеральных каналах и в независимых СМИ — на «Дожде*», независимом агенте, канал «Осторожно: Собчак». Тем более, что Ксения была одним из спрашивающих и получивших право на этот вопрос. «Эхо» я тоже добавила. Мы обычно не обсуждаем программы «Эха», но тут особый случай, поскольку всё-таки Максим Курников тоже стал одним из героев этой пресс-конференции. Героем — говорю без всякой иронии.
Дмитрий Зимин — человек, который покинул нас. Все вспоминают о нем с огромной теплотой и благодарностью. Можно будет увидеть, если вы пропустили, последнее интервью (оно небольшое, но очень важное) с Виталием Манским в рамках программы «Реальное кино» на «Настоящем времени*» (иностранный агент).
Юлий Ким тоже герой недели, отметивший свое 85-летие. Появился он на Первом канале, что важно — на «Вечернем Урганте», и на «Линии жизни» (канал «Культура»). Денис Драгунский стал гостем Дмитрия Быкова на его канале «ЖЗЛ». Опять же, Ксения Собчак выпустила очень интересную работу «Женское лицо Кремниевой долины. Россиянки в Калифорнии». Это такой ответ, оммаж, опять же, Юрию Дудю, поскольку у него тоже был большой выпуск, но про мальчиков, про мужчин.
«Редакция» — 2 выпуска. Выпуск об авиакатастрофах (но там взята такая достаточно узкая тема — авиакатастрофы частных джетов). Алексей Пивоваров поскольку, мы знаем, сам пилот. И о Хованском — блогере, который подвергается таким практически пока еще моральным пыткам и давлению, но переживает страшно, находясь под стражей.
Иван Дорн у Катерины Гордеевой в «Скажи Гордеевой». Выпуск Парфенова «Намедни 1926» на канале «Парфенон». Анонсы праздничных дней — даже боюсь спросить, что там, но Ира скажет. И юбилейные даты. 30 лет компании «Ren-TV» (я написала в скобочках «в хорошем историческом смысле» — сейчас объясню, в чем дело) и 60 лет «Голубому огоньку». Вот, собственно, всё. «Ren»?

И. Петровская― «Ren». 30 лет с момента, как была образована фактически одна из первых независимых частных телекомпаний — еще телекомпаний. 25 лет назад образовалась телекомпания, а в 1997 году — то есть в следующем году мы будем отмечать… То есть нет, 30, как сейчас образовалась (у меня с арифметикой плохо), а потом 25 самому каналу. Я, кстати, тебя тоже с этим поздравляю, поскольку ты сколько лет, не помню, была одним из лиц канала «Ren-TV».

К. Ларина― 5 лет.

И. Петровская― 5 лет — очень существенная цифра. Самое главное — не путать «Ren-TV», который пишется латинскими буквами и, в принципе, в переводе означает «почка», но все прекрасно понимают, что «Ren» — это Рена. Это Ирена Стефановна Лесневская, абсолютно невероятная женщина. Я прочитала в Википедии: «деятель советского и российского телевидения». Вот деятель, которая в 1991 году вместе с сыном Дмитрием… В первую очередь Ирена, конечно, плюнула на работу в государственной структуре Гостелерадио, и вот они создали такую компанию. И дальше мы можем только вспоминать теперь уже, что это была попытка такого не сказать интеллектуального, но, безусловно, культурного канала.

И.Петровская: 60 лет «Голубому огоньку». В сети стала популярной шутка, что это же не «Голубой огонек», а «Вечный огонь»

К. Ларина― Для интеллигенции, скажем так.

И. Петровская― Для интеллигенции, да. У Ирены Стефановны всегда была такая идея. Во многом она удалась, поскольку, опять же, вспомним, какие абсолютно замечательные деятели российской культуры почитали за честь работать на канале — вначале в телекомпании, потом на канале «Ren-TV». Это и Леонид Филатов, и Юрий Никулин, юбиляр прошедшей неделе, и много-много.

К. Ларина― Юрий Рост.

И. Петровская― Юрий Рост, Владимир Молчанов, Григорий Горин, Аркадий Арканов. Можно перечислять довольно долго. А, Эльдар Рязанов, в конце концов. В общем, я считаю, что Ирена Стефановна отчасти проложила дорогу для Натальи Синдеевой, которую тоже называют невероятной женщиной, которая с нуля создала канал. Но первой на этом пути была Ирена Стефановна Лесневская, которой очень много удалось.
Конечно, не ее вина, а ее беда и наша общая беда, что потом телевидение, да и страна свернули с того пути, который казался нам единственно возможным, верным и обнадеживающим. Поздравляем, дорогая Ирена Стефановна! И поздравляем всех, кто начинал вместе с Иреной Стефановной и Димой эту компанию, переросшую потом в канал. Мы, конечно же, эти ваши достижения помним и, конечно же, испытываем огромную благодарность. С благодарностью были — вот как можно сказать. Я имею в виду, было то самое «Ren-TV».

К. Ларина― Да, «Ren-TV», о котором сейчас рассказывала Ира, закончило свое существование в 2005 году. Уже 16 лет, как их нет. То, что сейчас на их месте находится и пульсирует — это не имеет к тому каналу никакого отношения.

И. Петровская― На их месте плоская Земля теперь.

К. Ларина― Да, я хочу подчеркнуть, что это то не 30-летие «Рен-ТВ». Они к этому примазываются, сейчас будут отмечать, как НТВ, которое мы сейчас имеем, тоже отмечает какие-то юбилейные даты, присваивая себе чужую славу. Это всё ерунда абсолютная. Как правильно сказала Ира, это наш праздник с Иреной Стефановной. Это 30 лет со дня создания.

И. Петровская― Телекомпании вначале.

К. Ларина― А дальше я тебе хочу сказать вот что. Почему это развалилось? У меня есть моя версия — мы про это, кстати, говорили тогда. Да, это был задуман канал для интеллигенции. Он не может быть коммерческим вообще. На этом заработать нельзя. Он не может сам себя окупать, это нереально. Как не может окупать себя любое другое СМИ, рассчитанное на интеллектуалов, на интеллигенцию. Потому что это не продается, во всех смыслах.
Поэтому такой канал, конечно же, может быть, и мы такие случаи знаем в европейском телевидении — тот же канал Arte, например. Но это всё равно исключительно на большие частные вливания. Это канал инвесторов — только так он может существовать. По-другому не может быть. Это, знаешь, как ОТР, которое когда-то мечталось — Общественное телевидение России. Мы с тобой тоже про это говорили — что, в принципе, он может существовать как сильный мощный канал, но если, конечно же, его будут содержать.

И. Петровская― Но ОТР содержат.

К. Ларина― Ну кто?

И. Петровская― Государство. Тем не менее.

К. Ларина― Ну так это не те деньги. Во-первых, ОТР не должно содержать государство — общественное телевидение, скажу так. Это мое…

И. Петровская― Это естественно. Это не только твое, это мировая практика.

И.Петровская: В год Сахарова мы прощаемся с Дмитрием Зиминым, с человеком сопоставимого масштаба

К. Ларина― Поэтому если оно и имеет какую-то перспективу, такое общественное телевидение — для людей, а не для потенциальных рекламодателей, а значит, для толпы — то оно, конечно же, должно существовать на деньги инвесторов. Это была бы замечательная идея, если бы это осуществилось. Но увы, ты тут права, потому что независимость суждений, независимость взглядов становилась уже в 2000-х годах всё более и более опасной, и никто не хотел рисковать. Вот по аналогии с известным фильмом, никто не хотел рисковать. Поэтому всё исчезло.

И. Петровская― Давай еще добавим также — мы не знаем всех подробностей, а те подробности, которые знаем, пока, наверное, не подлежат обнародованию — это не вполне было, что никто не хотел рисковать. Может быть, и хотели бы рисковать, но поставили в такие условия, когда рискуй не рискуй, а всё равно получишь то, что получили.

К. Ларина― Но я добавлю только последнее. Прости, Ира, но раз уж ты меня упомянула в этом контексте, огромную благодарность хочу передать Ирене Стефановне за это доверие и Сереже Корзуну, который меня туда привел. Это для меня был невероятно важный опыт на телевидении. Собственно, это телевидение — это было такое первое большое телевидение в моей жизни. И Нина Ержан, наш продюсер, которая тоже со мной работала на программе все эти 5 лет. Так что время было прекрасное, это правда.

И. Петровская― А вспомни, какие были феерические «Неголубые огоньки», если уж мы сегодня волей-неволей касаемся новогодней темы. Помимо того, что это был культурный канал, смелый канал, независимый канал, еще позволяли эксперименты. Причем такие художественные эксперименты, когда, пользуясь уже тогдашними компьютерными технологиями, если ты помнишь, соединили головы реальных политиков с телами, с туловищами актеров, и получилось совершенно феерическое зрелище.

К. Ларина― Это типа «Кукол» такая была.

И. Петровская― Типа, да. Но по тем временам это было совершенно невероятно. И в том числе там одним из персонажей был Владимир Владимирович Путин. Там была, например, прекрасная сцена встречи Штирлица с женой в кафе «Элефант» — знаменитая, помнишь, из «Семнадцати мгновений весны»? Вот на эту тему было.

К. Ларина― Я помню. И кстати, я помню, этот сюжет прекрасно был сделан.

И. Петровская― Прекрасно этот сделан, и потом песню Боярского «Ап, и тигры у ног моих сели» тоже с кнутом и с лицом Владимира Владимировича исполнял некий безымянный в этом контексте персонаж. И говорят, что это, может быть, произвело на некоторых героев не то впечатление, которое, может быть, создатели хотели бы, чтобы произвело. Не совсем позитивное. Смеяться над святым — это уже тогда была весьма и весьма рискованно.

К. Ларина― Я вчера посмотрела по наводке наших слушателей (на Фейсбуке посоветовали) интервью… Точнее, не интервью — это такая программа на канале Светы Бондарчук «Света вокруг света». У нее тоже такие интервью — в интерьерах или на улице. Программы, практически такие выпуски — беседы, разговоры, потому что это не интервью.
Это был выпуск с Максимом Виторганом, который мне очень понравился. Тоже всем рекомендую. Я люблю такие вещи — такие атмосферные, настроенческие, которые располагают собеседника к откровениям. Всю эту программу (где-то час она идет) они идут по улицам города, по набережной, по местам, где Максим был ребенком. Потом приходят, где-то присели, в машине поехали. И он было тут невероятно откровенен, касался каких-то очень важных тем. В том числе, кстати, острополитических тем, отношения к тому, что происходит сейчас.
Я к чему сейчас это вспомнила после твоего воспоминания? Он там говорит: «Не дай бог впасть в воспоминания. Я очень боюсь, когда рука тянется к клавиатуре написать пост в Фейсбуке — типа «в наше время», — не дай бог, не хочу, чтобы это со мной случилось. Надо смотреть вперед». Так что, Ира, давай смотреть вперед. И скажи, что у нас будет в новогоднюю ночь. Это вперед?

И. Петровская― Это вперед, да. Значит, 60 лет «Голубому огоньку» исполняется. В связи с этим в сети стала популярной, видимо, кощунственная в нынешнее время шутка, что это же не «Голубой огонек», а «Вечный огонь». Но я обнаружила, что у этой фразы есть автор. Потому что когда «Голубые огоньки» создавались — как мы теперь понимаем, они, в общем, нам почти ровесники (кстати, по распоряжению, по указу, постановлению ЦК КПСС в целях дальнейшего окультуривания населения, зрителей) — кто-то из тогдашних обозревателей написал, что должны быть вечные ценности. Вот новогодний огонек и вообще «Голубой огонек», который объединяет зрителей многих поколений — и важнейший Вечный огонь, который, в свою очередь, наша память о войне и так далее. Тогда это соединили. «Голубой огонек» жив.

И.Петровская: В телевизоре реально уже было «я тебе попереключаю» — какой канал ни ткни, шла пресс-конференция

К. Ларина― Не очень.

И. Петровская― С 1997 года он выходит на канале «Россия-1» и в этом году выйдет также. Тем более, видишь, сезон юбилейный. Ну и когда я прочитала всё, что там анонсировано: там в очередной раз будут тройки, трио или дуэты артистов, которые будут изображать Меркель, Эммануэля Макрона, Байдена.

К. Ларина― Шутки?

И. Петровская― Естественно. Это уже из года в год повторяется. Естественно, примерно один и тот же набор исполнителей. В общем, смотрите, конечно. Хотя я прекрасно помню, как в общем, опять же, в наше время…

К. Ларина― Начинается…

И. Петровская― Но в уже близкое к нам «наше время» мы узнавали, что на каком канале будет. Каналы скрывали друг от друга. Это был настоящий, тогда называлось, чемпионат страны по лучшему новогоднему телевидению. Но это всё в прошлом.

К. Ларина― Да, креативная мысль била просто фонтаном. Изобрести какую-то новую форму для того, чтобы именно их смотрели в эту новогоднюю ночь. И получалось!

И. Петровская― Получалось, да. Но вот на Первом канале как раз будут «Старые песни о древнем», это называется. В нынешнюю новогоднюю ночь исполнители будут исполнять, извините за тавтологию, шлягеры 90-х. То есть это опять то, что происходило в 90-е, 30 лет назад — Богдан Титомир, Лолита Милявская..

К. Ларина― Не говори, не надо. Не произноси.

И. Петровская― Ну хорошо.

К. Ларина― Это плохие слова.

И. Петровская― Но ты помнишь, как в прошлом году невероятно прозвучала новогодняя программа Ивана Урганта, которая называлась «Чао, 2020»

К. Ларина― Да, отлично. На итальянском языке.

И. Петровская― На итальянском языке, и у всех наших исполнителей были итальянские имена. Ну, переделанные. И сейчас я с некоторой грустью увидела, что в этом году будет «Чао, 2021».

К. Ларина― То есть то же самое?

И. Петровская― Нет, не то же самое — идея та же самая: опять Италия, опять итальянские шлягеры. И не только итальянские — другие исполнители, но тоже наши с переделанными именами и фамилиями. Наверное, это будет опять весело, но мне кажется, всегда прекрасно, когда что-то делается первый, а может быть, единственный раз, вот так приуроченный к конкретной дате, к конкретному Новому году.

К. Ларина― На «Дожде*» будет что-нибудь? Тихон, если ты наш слышишь (я знаю, что ты нас иногда любишь слушать), напиши мне в личку. Может быть, нам что-нибудь объявить? Что у вас там будет интересного 31-го числа? Это важно. Я понимаю, что наверняка на «Культуре» будет опять что-то такое, что там обычно бывает, с классической музыкой связанное, по ночам.

И. Петровская― По ночам не видела в этот раз, а видела, что будет традиционный концерт Венского филармонического оркестра в… Нет, это суббота будет — 1-го числа, как всегда. И что еще? Из сериалов. На платформе Kion заявлен сериал под названием «Почка» («рен», кстати, перекличка). Но там впрямую «почка». Шоураннер, как теперь принято говорить (на самом деле это, видимо, продюсер, я так понимаю) — я долго выясняла…

К. Ларина― Автор идеи, наверное.

И. Петровская― В общем, короче, шоураннер — Авдотья Андреевна Смирнова. Сериал начнется 1 января на платформе Kion. И еще я хочу сориентировать: хотя премьера, по-моему, на платформе Premier состоялась уже год назад — сериал «Волк» по роману Александра Терехова «Каменный мост». На мой взгляд, очень сильный, невероятно сильный сериал.

И.Петровская: Максим Курников неожиданно для героя задал вопрос от Муратова и тем самым застал его врасплох

К. Ларина― Да, мы его в прошлом году выделяли как главный сериал года.

И. Петровская― Вот не прошло и года, как он появится с 27 декабря на канале НТВ. И это событие в том смысле, что доблестные органы госбезопасности здесь показаны, прямо скажем, не каноническим образом.

К. Ларина― Скажем прямо, что там как раз показана работа специального отряда, который занимается политическими убийствами — устранением врагов партии, врагов советского государства во всём мире, за рубежами советской родины. Это, конечно, невероятно актуально. Мы как раз в это время уже обсуждали, что происходило — не буду перечислять все политические события, вы все знаете, связанные с политическими убийствами. Меня поразило, что эта тема здесь так жестко поднята. И замечательные актеры в этих ролях заняты. Там прекрасный Виталий Хаев, по-моему.

И. Петровская― Артур Смольянинов — один из самых страшных злодеев. Миркурбанов — из этих же, из спецслужб. Мы сейчас должны прерваться, а потом мы продолжим.

НОВОСТИ.
РЕКЛАМА.

И. Петровская― Мы уже в эфире. Ты нас слышишь?

К. Ларина― Да, я рассказываю чату, почему я в таких наушниках.

И. Петровская― А я не вижу, в каких ты наушниках. А, висят, да.

К. Ларина― Я говорю, потому что у меня наушники идут через микрофон — такой профессиональный. Я не работаю в беспроводных, плохой звук получается. Извините, я отвечаю правду. Ира, про эту самую — хотела сказать, политинформацию — пресс-конференцию.Но коротенечко. Наверняка Алексей будет обсуждать подробнее все политические вещи, которые связаны с заявлениями Владимира Путина.
Но я могу сказать, как я смотрела. Я смотрела на «Дожде*» (иностранном агенте) в блистательном, искрометном исполнении, обрамлении этой пресс-конференции замечательных ведущих Кати Котрикадзе и Анны Монгайт. которые, конечно же, комментировали всё, что происходило там, включая и работу журналистов в этом зале, и, естественно, ответы Владимира Путина. И вообще на «Дожде*» это было очень поставлено, помимо того…

И. Петровская― На «Дожде*, иностранном агенте.

К. Ларина― Да, иностранном агенте. Как я поняла, их коллеги-редакторы тут же делали фактчекинг для того, чтобы сразу сказать, где, скажем так аккуратно, Владимир Путин ошибался, или был неточен, или подгонял какие-то вещи под собственное видение. На самом деле всё было не совсем так. Но эфир был просто глаз не оторвать. И в итоге, когда всё уже кончилось (это всё шло 4 с лишним часа), к ним пришел Глеб Павловский и уже как эксперт подводил первые итоги этого события. А ты как смотрела?

И. Петровская― Я как всегда. Я многостаночник, поэтому у меня был включен и телевизор. Там реально уже было «я тебе попереключаю» — какой канал ни ткни, там шла пресс-конференция, все эти 4 с лишним, по-моему, часа. Очень смешно: мне позвонили накануне как раз с хорошего канала, иностранного агента, и попросили дать комментарий для материала «Что вы ожидаете от завтрашней пресс-конференции?». И я честно написала, что я их, возможно, разочарую — ничего не ожидаю.

К. Ларина― Мне тоже поступило такое предложение от «Дождя*». Я написала именно те же слова, которые ты написала. Они, наверное, заподозрят, что мы с тобой сговорились.

И. Петровская― Сговорились. Я даже написала так: «Ноль ожиданий». Поэтому сидеть специально и отслеживать… То есть даже не сидеть, а накануне говорить какие-то слова, которые на самом деле, собственно, оказались мы пророческими. У меня самое печальное впечатление — от формата я сейчас буду говорить, не от слов, что говорил.
Мне кажется, что это глубоко архаичный формат. Тот формат, который начинался (в каком году? Уже очень давно, если это 17-я большая пресс-конференция) в свое время вроде бы как такой прорывный… Еще бы — такое количество журналистов съезжаются, имеют возможность задать вопросы. Постепенно это, в общем, превратилось в ту же самую прямую линию, где, как правило, заранее отрепетировавшие вопросы люди обращаются со своими просьбами, со своими чаяниями, жалобами и так далее.
И их можно понять. Специально какой-нибудь регион делегирует своего корреспондента, чтобы тот прокричал о том, что болит: больницу отремонтировать, проложить железнодорожное сообщение между городами, в которые никак невозможно добраться, отремонтировать теплотрассу и так далее. Поэтому самих региональных журналистов я бы в этом смысле не стала сильно за это ругать. Тем более они попали в святая святых.
Задать свой вопрос, несогласованный, я так понимаю, крайне сложно. И это удалось нашему коллеге Максиму Курникову, который совершенно неожиданно для героя задал вопрос от Муратова в самом конце и тем самым застал его врасплох. Это был один из вопросов, когда герой утратил связность речи, мысли и никак не мог сформулировать: всё-таки мы что-то расследовали или нет, знаем мы или нет, возможно, кто-то скрылся и так далее.
Короче говоря, это, мне кажется, уже лишено того смысла и содержания, которое мы, в принципе, когда-то ожидали. Потому что это стало таким ритуалом, священнодействием. Это как царская семья выезжала в свое время по престольным праздникам. Вокруг стоял безмолвный народ, кланялся и славил царя-батюшку. Просто традиция, выезд. Видели даже такие кадры, потому что тогда уже была киносъемка. Вот здесь ровно то же самое.
Рекорды, да. Обязательно надо побить рекорд предыдущий. Ну вот, кажется, побили предыдущий рекорд — 4 часа. В конце главный герой сказал прекрасную фразу: «Пора нам заканчивать — мы, кажется, уже всем надоели». Очень многозначная фраза получилась.
4 часа все федеральные каналы, включая ОТР, транслировали, поменяв полностью сетку, потому что 4 часа — это всё-таки огромный временной массив. Потом это обсуждали вслед. И это всё было такое ощущение «воду в ступе толочь». Не говоря уже о некоторых особенностях этого сезона, если это называть сериальными сезонами. Кремль сам выбирал журналистов. Проводилось очно, но расстояние между сидевшими за столом и журналистами было такое, что Владимир Владимирович не узнал Ксюшу Собчак и сам сказал об этом — как далеко это. И Песков в самом начале сказал: «Что-то я там не вижу, далеко».
При том, что телевидение своими собственными техническими средствами всё время пыталось эту дистанцию преодолеть. Если ты заметила, не показывали общий план, на котором было бы видно, как далек от этого собравшегося народа руководитель, который пришел на пресс-конференцию. Ну и самое главное, конечно, самое печальное в этом, что вообще даже не предполагается уже никакая коммуникация, никакое непосредственное общение.

К. Ларина― То есть доспросить нельзя, нельзя уточнить. Задал и сиди кивай.

И. Петровская― Задал и сиди кивай. Можно в тысячный раз повторять какие-то странные тезисы. Явно его собственные подручные вводят иногда в заблуждение. Например, по поводу закона об иностранных агентах всё время идет ссылка «а в Америке вообще уголовка за это».

К. Ларина― Пятерочка. Пожалуйте бриться.

И. Петровская― И у нас тоже пожалуйте бриться, если ты злостно нарушаешь в течение года. Ну, там масса всяких подробностей.

К. Ларина― Да, это уже обсудили. Ира, я бы хотел всё-таки добавить — выразить благодарность и солидарность с теми журналистами, которые позволили себе. Их там было немного.

И. Петровская― Пятеро.

К. Ларина― Да. И первый был совершенно неожиданный, и явно, конечно, что-то пошло не так, потому что он не должен был этот вопрос задавать. Вернее, он не должен был быть в этот момент. Это был Петр Козлов из русской службы BBC, который просто в своем вопросе… Это тот случай, и мы это всё время повторяем, что вопрос важнее ответа. Понятно, что это сразу собьет человека, который сидит за столом президиума. И так оно и получилось: его это тоже сбила, он был очень раздражен. Петр Козлов собрал всё. Ну, не будем повторять, вы знаете. И конечно же, Ксения про пытки. И конечно же, Максим Курников про возможность войны с Украиной и вопрос от Дмитрия Муратова. Кого я забыла?

И. Петровская― Он спросил, известны ли Владимиру Владимировичу заказчики убийства.

К. Ларина― Нет, я про другое. Я говорю, кого я забыла? Я называла троих.

И. Петровская― Еще SkyNews — журналист, которая тоже вызвала огромное раздражение.

К. Ларина― И перепалка.

И. Петровская― Перепалка, при том, что это тоже не самая новая, но одна из новейших традиций — когда журналисту делегируются все грехи той страны, средства массовой информации которой он представляет. То есть напрямую говорится «Вы сами виноваты» или «Это в вашей стране возможно, а у нас всё по-другому». И еще был кто-то, пятый вопрос. Я сейчас не вспомню, но, в общем, на 4 часа, как ты понимаешь, даже если раскидать по одному на час, то как-то маловато будет.

К. Ларина― Первый жесткий вопрос от Петра Козлова прозвучал спустя час после начала пресс-конференции. Наш Максим Курников вчера рассказывал (или вчера, или позавчера — я уж не помню) о своих впечатлениях в нашем эфире. Он как раз по поводу расстояний. Когда его там спросили наши ребята-ведущие, что его вообще там поразило в Путине, он говорит: «Меня поразило, как он видит».

И. Петровская― Насквозь?

К. Ларина― Так человек не может видеть. Потому что он читал плакаты за несколько десятков метров. Мы же были очень далеко, он говорит. И там у них были экраны. Они могли крупным планом видеть его на экранах — президента. Он был очень маленький и далеко. Но он оттуда, из того страшного далека, читал плакаты. Максим говорит: «Я был просто в потрясении». Это к вопросу о том, что уже человек — бог. Мы про это часто говорим.

И. Петровская― Высоко сижу, далеко гляжу.

К. Ларина― Да, шапку не носит, маску не носит, неуязвимый, неуловимый, семьи нет, ни в каких связях не замечен.

И. Петровская― Но про семью, про традиционные ценности говорил очень нежно.

К. Ларина― Но при этом видит так — как инопланетянин.

И. Петровская― Но видишь, Ксению при этом не узнал почему-то.

К. Ларина― Поиграл немножко.

И. Петровская― Может быть. Но меня поразило — он же всегда соблюдает такую дистанцию и обращается ко всем на «вы», независимо от того, знаком он, незнаком. Наверное с кем-то на «ты». Ни разу в жизни он не сказал про Медведева «Дима» — всегда «Дмитрий Анатольевич». И тут всегда была «Ксения Анатольевна». А тут он вдруг продемонстрировал, что есть какие-то отношения помимо официальных — назвал ее на «ты», сказал: «Ксюша, я тебя не разглядел».

К. Ларина― Ксюша (простите, Ксения Собчак), сделала, кстати, хороший материал на основе этого события. Поскольку она была участником, она сделала такой репортаж из-за кулис, что называется.

И. Петровская― У нее есть такой формат, называется «Осторожно: новости». И она как раз представилась «Осторожно: новости».

К. Ларина― Ну вот. А всё остальное, всю политическую аналитику вы услышите в следующей передаче после нас. О хорошем. Вернее, о тяжелом — про Зимина, конечно, мы должны сказать, про Дмитрия Борисовича. Огромное горе для всех, кто знал его, кто работал с ним, кто с ним встречался хоть раз. Очень жаль.

И.Петровская: Это стало таким ритуалом. Вокруг стоял безмолвный народ, кланялся и славил царя-батюшку

Хотя жизнь он прожил огромную. Мне кажется, что самое обидное для него было… Понятно, что никаких иллюзий у него не было, но вот я всё время вспоминаю, как Войнович Владимир Николаевич говорил: «Господи, как же я не хочу умирать при нем! Как это будет несправедливо!». Я думаю, что такие чувства, похожие, испытывают люди такого глубокого возраста с определенными принципами, с той картиной мира, которой они служат. Это была миссия — то, чем он занимался.

И. Петровская― Безусловно. Причем без пафоса, без каких-то… Он не любил особо никакой публичности. Вообще в этом есть что-то такое символическое, что в год 100-летия Андрея Дмитриевича Сахарова и в год Сахарова мы прощаемся с человеком, мне кажется, сопоставимого масштаба. С человеком, которого можно назвать праведником. С человеком, который тоже прошел этот путь от создания систем — как называется? — радиолокации, противовоздушной или какой там обороны до создания своих фондов.
Он стал реальным… Просто Андрей Дмитриевич до этого не дожил, а он стал реальным меценатом, филантропом. Он поддерживал науку, он поддерживал литературу, он участвовал во множестве проектов, которые, по его мнению, способствовали развитию вообще страны — нашей страны, естественно. И конечно, он был в самом высшем смысле ее патриотом, как бы его ни старались ошельмовать, когда его фонд объявили тоже иностранным агентом, и он вынужден был его закрыть.

К. Ларина― Ты понимаешь, почему он закрыл? Потому, что в этом смысле это человек какого-то обостренного чувства собственного достоинства. Это очень важно.

И. Петровская― При том тогда я помню его слова. Он сказал, что это как раз один из немногих фондов, который сам финансирует, а вовсе не имеет никакого иностранного финансирования.

К. Ларина― Потому что унижение, которое человек не может пережить.

И. Петровская― Причем финансировал он в свою очередь фонд «Либеральная миссия», который возглавлял Евгений Григорьевич Ясин, бывший министр экономики, и премию «Просветитель». Кстати, премия «Просветитель» существовала и, надеюсь, будет существовать и дальше уже без Дмитрия Борисовича. Совершенно невероятный человек!
Я вспоминаю много с ним интервью. Конечно, не на федеральных каналах, а на разных YouTube-каналах. Вот там можно понять и масштаб, и глубину его, и отношение абсолютно ко всему, включая нынешнюю политику и тревогу за будущее России. Светлая память, безусловно. Его будут хоронить 28-го числа — к сожалению, не на родине.

К. Ларина― На Кипре.

И. Петровская― На Кипре, да. Там живет его семья. Но он до последнего всё равно жил в России.

К. Ларина― Так, ну что тебе еще предложить, любовь моя?

И. Петровская― Предложи что-нибудь.

К. Ларина― А ты мне скажи. Давай так тебя спрошу: что у тебя-то было такое позитивное на прошедшей неделе, что тебя порадовало, было тебе приятно провести время не как телеобозревателю, а как человеку?

И. Петровская― Из нашего списка или можно дополнительно?

К. Ларина― Можно дополнительно.

И. Петровская― Значит, у меня этот год ознаменовался тем, что я посмотрела нетипично много для себя сериалов на разных платформах.

К. Ларина― И молчит, главное! Молчит, ничего не говорит.

И. Петровская― Я тебе рассказывала в приватном порядке. И вот на этой неделе я завершила просмотр «Чиновницы» — абсолютно замечательного сериала, который, по идее, тоже планируется на Первом канале. Там выходных данных значится Первый канал, и продюсер в том числе Константин Эрнст. Вот это, мне кажется, такая одна из вершин современного российского сериалостроения, когда всё здесь есть — и актуальность, и политика, и важнейшие проблемы (в первую очередь коррупция), и любовь, и продажность людей, и конкретные персонажи, в которых можно, наверное, угадать каких-то реальных.

К. Ларина― Брынцалова?

И. Петровская― В том числе, да. И конечно, совершенно замечательные актерские работы — Виктория Толстоганова, Алексей Агранович и Артем Быстров. Просто ждала каждую серию. Я обычно стараюсь поднакопить и потом уже вот так валом, аккордно смотреть.
И второе — я тоже много про него читала и слышала — я посмотрела такой сериал «Большая секунда». И он мне показался тоже таким очень необычным. Там есть некие переборы в сюжетной части, но эти короткие серии по 28 минут — там всё. Там есть и драма, там есть и комедия. Это правда, реально смотрится на одном дыхании. Я, собственно говоря, и проглотила это за один день.

К. Ларина― Очень хороший ход, который я очень люблю, очень такой театральный, учитывая, что Виктор Шамиров, автор этого сериала, прежде всего театральный человек, театральный режиссер, театральный актер. Просто чтобы слушатели понимали, которые не видели, что сквозные герои — это пара сценаристов, у которых когда-то была любовная связь, потом они расстались. Сейчас, значит, они опять соединились в работе — он и она. И мы наблюдаем этот процесс сочинения сериала, и на наших глазах тут же герои этого сериала оживают.

И. Петровская― Да, это прекрасный ход.

К. Ларина― Мы тут же видим. Вот они придумали сцену и начинают спорить: «Пусть он попадет сюда, скажет это, она ему ответит то-то». И тут же мы смотрим, как это всё происходит. Потом вдруг в какой-то момент сцена с героями обрывается, и они говорят: «Нет, всё не так», начинают ссориться. Вообще это очень здорово. И конечно, текст — просто отличный литературный материал. Это можно играть как пьесу, абсолютно точно — настоящая драматургия. А про «Чиновницу» добавлю знаешь что? Я писала в Фейсбуке про этот фильм.

И. Петровская― Я видела, вызвало огромную дискуссию.

К. Ларина― Кстати, ужасно обидно, что дискуссия пошла не так, не в ту сторону. Ну бог с ним, это я вообще даже не обсуждаю. Но я там вспоминала фильм «Левиафан» по этой важнейшей страшной теме коррупции, которая сегодня у нас вообще почти табуированная. Но я сейчас тебя слушала и вспомнила еще один. Это был сериал не помню какого года, где играл Владимир Еремин. Назывался он «Мафия». Помнишь?

И. Петровская― Ну да, смутно, но помню.

К. Ларина― Это было, наверное, перестроечное время — не помню какое. Там точно так же герой, журналист, попадает…

И. Петровская― Но только он не «Мафия» назывался, мне кажется.

К. Ларина― По-моему, «Мафия».

И. Петровская― Ну, надо уточнить. Может, нам подскажут.

К. Ларина― Там Лена Шанина играла жену Владимира Еремина. Он был журналист-расследователь, который занимался как раз расследованием, в том числе, коррупционных схем. И вот о том, как вот эта мафия — в том числе и продажные милиционеры, и продажные чиновники, и сами бандиты — уничтожала всё в его жизни. Очень сильный был сериал. Я даже не знаю, надо проверить, какого он года.

И. Петровская― А в этом сериале (ты как раз тоже об этом написала) это самое интересное. Потому что тебе кажется, что ты уже всё понял. Тебе кажется, что всё понятно: кто злодей, кто, наоборот, противостоит, кто хороший. А вдруг потом такой клубок к концу образуется, что выясняется: всё не так, как ты подумал. И это всегда самое интересное. Потому что мне в какой-то момент надоело угадывать главных злодеев, особенно если речь идет о каких-то детективных составляющих. А здесь она во многом основная, но мы всё-таки не назовем это в чистом виде криминальной драмой.

К. Ларина― Нет, конечно. Но вот этот страх — я его испытала. Вот это ощущение, что случится что-то страшное, и этот человек не остановится ни перед чем — я имею в виду главного бандита (скажем так условно, чтобы не спойлерить для слушателей). Это, конечно, здорово придумали. И вообще все эти персонажи-перевертыши…Сценаристам просто огромная благодарность! И, конечно, Оксана Карас как режиссер просто блестящая. Ира, у нас остается последняя минута. Хоть три слова скажи про Юлия Кима, чтобы мы песню завели.

И. Петровская― Я в начале быстро отвечу — спрашивают: «А «Ирония судьбы» будет?». Будет, будет на канале «Россия» в 15:35 31-го числа. Юлий Черсанович Ким — мы на нем выросли и продолжаем расти. Продолжаем восхищаться, продолжаем петь всюду на наших сборищах его песни. Они у него такие разные — от чисто комических до абсолютно философских. Невероятный человек — поэт, драматург, композитор многих своих песен, исполнитель непревзойденный. Поэтому с днем рождения, дорогой Юлий Черсанович!

К. Ларина― Хорошо, что его позвали на Первый канал. Я думаю, что если бы многие зрители Первого канала услышали те песни, которые сам Ким называл крамольными, они бы ужаснулись и испугались. Вот песня, которую мы нашли на сегодняшний эфир — это песня 1982 года. Пожалуйста, послушайте ее — «Судья, суди».

*
Телеканал Дождь —
СМИ, признанное иностранным агентом.
Телеканал Настоящее Время —
СМИ, признанное иностранным агентом.

Ксения Ларина― Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб». У микрофона Ксения Ларина. А у другого микрофона на экране монитора Максим Никулин, директор и художественный цирка на Цветном бульваре. Максим, приветствую! Здравствуем.

МАКСИМ Никулин: Приветствую! И всех остальных.

К. Ларина― У нас сегодня… Да, у нас сегодня понятно передача такая плановая, датская, поскольку все прогрессивное человечество отмечает невероятную дату — 100-летие со дня рождения Юрия Владимировича Никулина. И, конечно, мы и наша передача не могла пройти мимо этого события. Я хотела Максима позвать, хотя я понимаю, я не одинока в своём желании, потому что Максим сейчас нарасхват, что вполне естественно. Но мы постараемся быть оригинальными в нашей сегодняшней встрече. Ой! С чего начать?

М. Никулин: С оригинальности.

К. Ларина― Да, давай вот так я спрошу: что нового ты узнал о своём отце с тех пор, как его не стало? Когда ты взял на себя вот эту… этот крест нести дальше то, что его… дело его жизни. И я так понимаю, что многие вещи, которые раньше, может быть, тебя при жизни отца, мало как бы волновали и мало интересовали, сейчас вдруг в течение этого времени, вот уже сколько прошло лет после его ухода, вдруг открылись?

М. Никулин: Я бы не сказал, что мне что-то внезапно открылось. Ну, и не знаю по поводу знаний об отце. Я отца вот за те 2 с половиной года, что мы вместе работали в цирке узнал и стал чувствовать и понимать вот именно за этот отрезок времени, чем за всю прожитую жизнь, потому что их мало, к сожалению, было в моей жизнь с мамой. Они работали, на гастролях были. А когда они так уже осели плотнее в центре страны, я уже своей жизнью жил. Да, мы общались, встречались, перезванивались, виделись, но, конечно, полноценного общения это заменить не может. А вот когда вот дверь в дверь, кабинет в кабинет каждый день, и потом у меня тогда ещё был такой период междужёнья, поэтому мы вместе жили ещё, в общем, тогда, вот тогда да. А после, ну, понимаешь, может это неправильно, но я себя не переделаю. У меня спрашивают иногда, вот Вы мысленно советуйтесь НРЗБ, когда Вы там совершение… поступки там планируете. Я говорю никогда. Реально совершенно никогда. Нет, я его… Естественно я его помню и буду помнить до конца своих дней, но не в этом плане, потому что сейчас уже другое все. И цирк поменялся, и жизнь поменялась. И сегодня если бы вот этот период жизни был с вами, тогда его совет был бы, конечно, неоценим. И я с ним советовался, когда мы вместе работали. А сейчас уже… уже не то время. Время его ушло. И уже четверть века прошло с тех пор, как его нет. А я другой по характеру по своему, по НРЗБ, по натуре. Мы другое поколение в любом случае, хоть и сын. Поэтому нет, не думаю, что этот… новые знания, они до меня снизошли, и я теперь могу ими поделиться. К сожалению…

К. Ларина― А ты узнаешь в себе отца? Вот у меня вот ощущение… Я очень часто себя вдруг узнаю в себе своих родителей, которых тоже давно уже нет на свете, но чем старше я становлюсь, тем ближе они мне внутренне становятся.

М. Никулин: Не могу сказать с уверенностью, но, наверное, да. Скорее да, потому что, ну, не мог же я ничего от него не взять. И взял, разумеется. Я не старался как бы вот, когда там человек… Это скорее бывает с незнакомыми людьми, потому что на знакомых все время, кто бы они не были, на знакомых все время… ну, они ж все время здесь. Какая разница? Ну, завтра спрошу. Ну, послезавтра спрошу. Это когда с кем-то встречаешься из людей там совсем новых, интересных, вот начинаешь это все, вот каждое слово ловить. А тут вроде как это жизнь, и постоянно она так устроена. Поэтому да, наверное. Мне иногда говорят, кстати говоря, мои люди, которые со мной или близко работают… Я же здесь больше времени, чем дома провожу. Да и домашние иногда… У меня Маша, моя жена, говорит, вот ты сейчас как НРЗБ сказал и… Так что, наверное, что-то есть в этом. Он говорит, вот вы уже физически похожи на НРЗБ. Да, естественно.

К. Ларина― Я вспоминаю, кстати, что в фильме «Точка, точка, запятая…» сына Юрия Владимирович Николина играл совсем другой артист. Но все были уверены, что это его сын. Сына, я имею ввиду, героя. Да? Вот «Точка, точка, запятая…». Насколько он был внешне похож и по манерам, и по какой то мимике, по жестам! Это было поразительно. А только потом, через много лет я узнала, что Максим… Это не Максим. Максим там снимался. Он там был, кстати, — да? — в этом фильме…

М. Никулин: Ну, я там где-то визуально присутствовал.

К. Ларина― Да, да, да.

М. Никулин: Крайне фрагментарно.

К. Ларина― А что за парень? Ты его помнишь?

М. Никулин: Серёжа Данченко. Да, мы с ним были знакомы. Но мы как-то так дружбы не возникло. Общение было и до съёмок. Мы там вместе ездили. Нас, маленькую группу тех, кто занят в фильме отправили в спортивный лагерь, там чтоб мы привыкали, потому что я так понял, что Александр Наумович Митта, он меня на одну из ролей планировал всё-таки. Но потом он понял, что я полный бездарь, и НРЗБ не надо никому, меня так отодвинули. Вот. И мы как-то очень хорошо общались. И он хороший парень. И не так давно нас с ним свели на телевидении. Была какая-то передача. Его пригласили в качестве гостя, было приятно его увидеть. Вот. А вот дружбы: Дружбы не возникло.

К. Ларина― Я прочитал твой замечательный монолог в «Новой газете». Вот как раз в пятницу вышла «Новая газета», кстати, с портретом Максима Никулина на 1-й полосе. Это вообще потрясающий совершенно выпуск. И там Максим говорит как раз про цирк. И меня там поразила одна вещь, что вдруг я поняла, когда ты рассказываешь про то, что это отдельная планета, и что цирковые — это отдельные люди, это отдельная касса, что весь мир делится на цирковых, не цирковых. Вдруг я поняла, что цирк — это и убежище. Вот то, что называлось внутренней эмиграцией. Вот в эту страну была возможность иммигрировать, в том числе и у Юрия Никулина, и жить в ней. Да? Можно так назвать, что это убежище для многих людей в самые разные времена политические?

М. Никулин: Это интересная мысль. Я об этом не задумался. Интересная. Я подумаю. Но да, пожалуй. Пожалуй, это такой, в общем, уход в такое зазеркалье, потому что цирк, он не есть зазеркалье, другой мир. И да, наверное. Я не думаю, что это осознанно. Просто принимаешь, когда, может быть, кто-то вот ищет этого убежища, и он приходит в цирк, он начинает понимать, что здесь оно… вот оно здесь и есть. И поэтому, наверное, из цирка очень трудно уйти. Цирк не отпускает от себя. И, может, ты права. Может, действительно в этом плане есть какое-то, ну, как раньше люди уходили в монастырь — да? — себя оградить от внешнего. Может быть… может быть, и в цирк, потому что здесь… Ну, здесь честнее на самом деле реально.

К. Ларина― А моя юность прошла в стенах ГИТИСа, и я помню прекрасно аудиторию, в которой был огромный стенд, посвящённый артистам-фронтовикам. И я всегда помнила фотографию, которая была рядом со мной на этой стене — это знаменитое фото Юрия Никулина в будёновке совсем молодым. Война вообще была в ваших разговорах? Присутствовала? Или нет?

М. Никулин: Нет, нет. Для отца это, ну, если не запретная тема такая… по крайней мере такая единая, скажем, потому что я помню как-то, может быть, раз или, может быть, два я какие-то вопросы ему задавал, будучи ребёнком ещё, и он очень мягко от этого уходил. Он не хотел об этом вспоминать. Я вообще о его фронтовом пути узнал гораздо больше, когда он книжку издал свою почти НРЗБ биографическую. Но писать легче, чем рассказывать. Наверное, поэтому. Да и вообще мы когда вот делали программу, на радио ещё работал, к 40-летию Победы, очень многое я видел фронтовиков. Тогда их гораздо больше было, чем сейчас. И вот которые настоящие, они очень неохотно делились. Порой раз и дядю Толя Папанова спрашивал, мы часто с собачкой вместе гуляли. Он напротив жил. Я тоже так не то, что в прямую, но какие-то заходили разговоры, ассоциации возникали, я… а вот у вас на фронте. И он тоже всегда очень неохотно, скупо и как-то так… Ну, ясно было, что говорить об этом не хочется.

К. Ларина― А почему, как ты думаешь?

М. Никулин: А это такая внутренняя тактичность — говорить о себе и не говорить о других. Вот я ещё раз обращаюсь к своей памяти. Вот беседует НРЗБ с ветеранами войны, с фронтовиками, с героями. И у каждого из них есть неловкость, во-первых, перед теми, кто не вернулся, а он остался жив, вот он избранный такой. А, во-вторых, ну, почему обо мне? Все же воевали. Все герои. Ну, хорошо, я оказался там в каком-то месте, тогда важном, и вот мне там золотая звезда или там военная слава, а остальные нет. Они что? Меньше заслужили, что ли? Вот какая-то вот такая вот неловкость есть. Это то, что сразу происходит. Но остальное, наверное, для того, что… то, что люди это все спрятали в себе, скрыли, и не то, что не хотят делиться, не хотят сами ещё раз через это проходить, вспоминать. Пошли-то все через ад. Страна вся прошла от мала до велика, что в тылу, что на фронте.

К. Ларина― А он встречался с однополчанами? Вот были же эти традиционные встречи, когда ещё в парке Горького, когда происходило…

М. Никулин: Нет, нет, нет. Он…

К. Ларина― Нет?

М. Никулин: … никогда в таких вот встречах официальных не участвовал. Ну, может, какие-то бывают там вечера к датам, его там куда-то приглашали, но это не то. А у него несколько было человек, которые остались, все жили в Ленинграде. И он когда был, в Ленинграде работал, они постоянно встречались, виделись, общались. Кто-то в Москву приезжал. Там у нас там даже останавливались. В гостинице дорого. Вот на этом уровне — да. Вообще День победы же для него главный праздник был. Не день рождения. И Новый год он любил.

К. Ларина― Ну, подожди… Да.

М. Никулин: … юбилеи — это вообще НРЗБ.

К. Ларина― А что тогда оставалось вот с фронтовой жизни… Ну, да, друзья, с которыми он изредка встречался, может быть, песни. Вот я знаю, что у него очень… целая была программа внутренняя песен, которые он никогда публично, наверное, не исполнял. Да? Вот песни, которые для себя, которые они пели во время войны. Или такого не было?

М. Никулин: Был, конечно. И военных песен он много пел. И я их знаю и помню до сих пор естественно наизусть. Мы с ним вместе их пели. А ещё у него был цикл песен, которые я про себя называл «ленд-лиз блюз». Это английские, американские песни.

К. Ларина― Трофейные.

М. Никулин: Русский язык. Трофеи. Да, 2-й фронт. Переведённые на русский язык. Причём я не спрашивал, но я подозреваю, что некоторые он сам тексты писал. Ну, то есть не тексты, а то, что сюжет… ну, перевод как бы такой художественный. И я как-то… У нас тогда ещё работал Гаранян главным дирижёром, я к нему обратился, я говорю: раньше вот такая есть идея, есть песни, которые Никулин никогда не пел нигде, но они очень интересные, смешные с точки зрения истории. Был какой-то юбилей победы. Давайте мы запишем в Вашем студии-то. Он говорит, гениально — что ли? — гениально. Давай готовь Юрия Владимировича, и мы, значит. это все сделаем. Сначала он там напоёт, потом я сделаю аранжировочку, и мы уже оркестром всем там это подхватим. Не успели. То одно, то другое. Все заняты. Туда-сюда. Не получилось. Не получилось. Отца не стало. Ко мне приходят Гаранян и говорит: ты вот помнишь твой проект этот? Я говорю: ну, помню, конечно. А теперь что делать? Он говорит: давай ты сам. Я говорю: ну, я так не могу. Он говорит: ну, не можешь — не можешь. Ну, как бы в память сделаем, сделаем такую хорошую штучку, там, может быть, диск сделать. Да? Так. Я говорю: ну, чёрт его, не знаю. Я подумаю. Думал, думал, ушёл Гаранян. И я додумался до того, что я… Мне, может, стыдно признаваться, вот я полгода первые, карантин, пересидел в Монако, потому что я там в этот момент очутился, и все закрыли. И мы оттуда не могли улететь, потому что там 100 метров от дома отойти нельзя. И все закрыто. Аэропорты закрыты. Ничего не летает. Ничего не ходит. Мы там полгода сидели с женой. И я вспомнил эту идею, и ко дню победы, поскольку мы там до мая досидели. Даже больше. Я вспомнил эту идею, через знакомых там нашёл гитару и попытался всё это исполнить. Это всё есть в интернете…

К. Ларина― Да ты что?! Как я попала-то интересно пальцем в небо, но попала в удивительную историю. А я даже не посмотрела. Я найду. То есть это в «Ютюбе» есть? Да?

М. Никулин: … свободном доступе. Да.

К. Ларина― И ты прям поешь?

М. Никулин: Ну, да.

К. Ларина― Ой, какая красота. Ну, я, кстати, видела несколько сюжетов, когда вот вспоминала все, что было у вас вместе с отцом, что часто он и пел под твою гитару. Я видела. Да?

М. Никулин: Он часто пел. Он часто пел в последние годы. И я ему аккомпанировал, потому что ему надоело играть, да и играл-то он собственно, как он эти… 6 аккордов выучил в армии ещё, так он и играл. Но я тоже, так сказать, не это самый… не НРЗБ, понятное дело, но чуть побойчее.

К. Ларина― Ты знаешь, я почему вот говорю про много… спрашиваю про вот военное время в жизни Юрия Владимировича, потому что я посмотрела, это ж, получается, 7 лет он был в армии. Он ушёл в 39-м, а вернулся в 46-м году.

М. Никулин: В 46-м году. Да.

К. Ларина― Это огромная часть. Это ещё явно человек не собирался быть профессиональным военным. Попробую так спросить: а есть ли какая-то… была какая то… Вот что осталось у него внутри от этой 7-летней… его 7-летней войны?

М. Никулин: Я могу могу не знать, что осталось. И я ещё раз говорю, никогда не спрашивал. Так что он писал. А вот то, что не осталось — это однозначно. Его война не покалечила в отличие от многих. Не физически я имею ввиду, а… Не поломала…

К. Ларина― Я поняла.

М. Никулин: … и не сломало, потому что сломанных очень много было, как мне рассказывали после войны, люди, которые не могли его найти и терялись, и спивались. Ну, много было после войны уже трагедий именно на почве самой… самой войны. А вот отца и… Я как все его окружение, все его друзья близкие, они же все фронтовики тоже были. Вот они тоже вернулись с войны, толи душа была настолько чиста, что вот кровь эта, грязь не прилипала, скатывалась, и человек оставался чистым. Может быть, не знаю. Но вот этого у него… вот крови, грязи, ужасов в нем не осталось или было так глубоко, что это никто не видел и не читал, потому что, ну, что отец — это какой-то оптимизм, это юмор, это смех, это шутки, это радость, это добро. Вот то, что война уничтожала, то, что под корень рубила. В нем и в его друзьях это все не осталось.

К. Ларина― Может быть, его способность с любым человеком находить общий язык и с любым человеком сохранять какую-то естественность диалога, никакого ни высокомерия даже, когда он уже был суперзвездой советской, цирковой и не только, может быть, это в нем война воспитала? Черт её знает. Это я сейчас придумываю. Или это всё-таки такие качества природные его?

М. Никулин: Это думаю, что это врождённое. Этому нельзя научиться. Это нельзя перенять, это нельзя в себе воспитать. Это либо есть, либо нет. Это вот да, абсолютно отсутствие 2-го плана. Его ведь ещё именно поэтому люди-то любили, что он со всеми был одинаковым. Он был искренен. Это такая квази искренность. Он не прогиба, не снисхождения, ничего. Он совершенно был естественен. Это гениальная черта, но это вот бог дал. Вот научиться бы. Но не получается. Это данность.

К. Ларина― Ну, кстати, я могу назвать ещё одного человека, который обладал таким даром. Не знаю, согласишься ты или нет. Тоже из того же поколения.

М. Никулин: И я одного могу назвать.

К. Ларина― Олег Ефремов. Вот тот вот такой же был. Именно поэтому и любим был всеми, поскольку был абсолютно своим.

М. Никулин: То же самое Папанов. Я просто говорю, что я с ним достаточно много так вот общался, с собачкой гуляя, и ни о чем на самом деле. Опять же никаких вопросов не возникало. Просто разговаривали. Ну, так как он со мной разговаривал, я значительно моложе его, а потом, кто он, кто я. Да? На самом деле неважно, что я там сын его товарища. Но такая же история. Я могу ещё назвать людей. Были такие люди замечательные.Может, они и есть и сейчас.

К. Ларина― Гердт. Зиновий Ефимович Гердт. Гердт, да?

М. Никулин: Ну, Гердт. Да. Да.

К. Ларина― То есть это, может быть, это поколенческое. Вот скажи. Если говорить про поколение, вот что… как бы ты… В чём они их объединяют?

М. Никулин: Может, меня заплюют, но это были высококультурные, интеллигентные люди. Неважно, где они учились или не учились. У отца же не было высшего образования. Но он и мама, они абсолютно интеллигентные люди, московская интеллигенция. И эта внутренняя культура, которая… Я не знаю, как она формировалась в те годы. Наверное, в семьях тоже, вот то, что и бабушка, и дедушка мои со стороны отца, они очень были интеллигентными людьми, культурными. НРЗБ. Вот это вот там это все в детстве происходит. Это вот лепка, формирование. Позже тоже, когда дано направление, а человек сам развивается, если может и хочет. А так да, ну, естественно. Вы понимаете, вот я тоже могу сказать, вот люди, с которыми меня сводила в детстве жизнь, ну, я кроме как сказать: «Спасибо, Господи!» не могу, потому что у нас в разные дни там была… Папа с мамой в Москве работали. Сейчас же поздно заканчивают в цирке спектакль, в театре спектакль, смена на студии. Поговорим, пока то, сё, пока дорога, к нам съезжался народ. Причём это была не тусовка, как бы сейчас сказали, это было несколько человек. Они там договаривались встретиться, посидеть. И каждый ещё кого-то с собой приводил. Ну, говорят: пойдём со мной, нормальные же собираются ребята, там посидим, выпьем чуть-чуть, поговорим все. Поэтому я ребёнок цирковой, и они все для меня были дяди и тёти по тем даже временам. И это… до сих пор это дядя Женя Евтушенко, дядя Булат Окуджава, тётя Белла Ахмадуллина, дядя Витя Некрасов, и можно перечислять дальше. И они… дяд Женя Урбанский. И они все собирались у нас. У нас была самая большая комната в коммуналке. Поэтому у нас сидели. И поэтому когда про нас, про детей забывали, это были лучшие моменты. И они до 2-х, до 3-х, до 4-х утра сидели. Они пели. Они читали стихи. Они спорили. Они рассказывали. Они травили анекдоты. Они смеялись. Причём это было настолько открыто, с таким куражом потрясающим, это 60-е годы — Оттепель, непонятная какая-то свобода маячит где-то, вот в воздухе витает весна. Их… Когда дядя Женя Урбанский пел, у нас стены дома дрожали. Все в 5 кирпичей сложенный старый особняк московский. И это не могло на меня тоже не повлиять. Ведь я сегодня могу не оценивать это, а просто вспоминать, и то, как щедро они друг с другом делились тем, что у них было тогда. Ну, и со мной, потому что я тоже там под столом где-то сидел и все это как мышка там, только чтобы не выгнали, чтобы послушать.

К. Ларина― Ну, вот к вопросу о воспитании: это как бы и есть воспитание. Вот эта вот среда, которая… которой пропитывается человек в детстве…

М. Никулин: Конечно. Конечно.

К. Ларина― Да?

М. Никулин: Ведь только из детства все.

К. Ларина― Да. Тут надо сказать про Урбанского, может быть, не все помнят и знают этого гениального, потрясающего артиста, который трагически ушёл из жизни.

М. Никулин: Совсем молодым. Совсем.

К. Ларина― Да, да. Невероятного таланта, огромного таланта человек. Прежде всего, фильм «Коммунист», конечно, по которому помнит и знает его наше поколение. Но я очень любила вот «Чистое небо». Обожала этот фильм. Да, да, да. Я… Давайте так мы сделаем, в следующей части задам вопрос, который мне важно, уже связанный со актёрской карьерой Юрия Никулина. Я напомню, что сегодня мы разговариваем с Максимом Никулиным. У нас такая беседа ностальгическая. Я, кстати, привыкла Максима видеть остроумным, весёлым, всегда рассказывающим смешные, весёлые истории. А сегодня у нас какой то другой такой вот эмоциональный фон, что вполне объяснимо.

М. Никулин: Вот этот настрой взяли как бы. Ну, что ж?

К. Ларина― Да.

М. Никулин: Ну, сейчас я перестроюсь во время паузы.

К. Ларина― Не надо! Не надо!

М. Никулин: Хорошо.

К. Ларина― Не надо!

**********

К. Ларина― Возвращаемся в программу «Дифирамб». Напомню, что сегодня наша передача посвящена памяти Юрия Никулина, которому вот 18 декабря исполнится 100 лет со дня его рождения. Исполняется. А и я вот хотела сказать про актёрскую его судьбу, которая совершенно поразительная. Ну, конечно же, понятно, все комедийные роли прекрасные и «Бриллиантовая рука», и культовые все вот эти гайдаевские. И с другой стороны, Герман и «Двадцать дней без войны». Но все равно его начало актёрское, оно произошло все равно в молодом возрасте. Я имею ввиду фильм «Когда деревья были большими». Тогда уже было понятно, что это большой драматический артист Юрий Никулин. Мой вопрос к тебе, Максим, на твой взгляд, какая из ролей Никулина ближе всего к его сущности, к его образу, к его облику, где он сам себе равен?

М. Никулин― Во всех ролях, потому что он везде сам, везде это, если там брать цирк, это не клоун Юрик, а это Юрий Никулин. Семён Семёнович Горбунков — Юрий Никулин. Майор Лопатин — это… Он не играл героев, он был самим собой. Это вообще, я считаю, высший пилотаж в актёрской профессии, когда человек не играет, а живёт, он переживает эту жизнь, моменты какие-то, когда он не играет персонажа или героя, а он живёт и ведёт себя так, как вёл бы себя он сам на его месте, поставленный в эти вот придуманные обстоятельства. Это вот высший пилотаж. Таких очень немного было актёров. Они были. Но это… Ну, это… да, это тоже от бога это все там. Кстати говоря, вот там все гайдаевские, там начиная от «Пса Барбоса» и там дальше до «Бриллиантовой руки», до, в общем, вершины его комедийного и Гайдая тоже комедийного творчества. ЦКогда деревья были большими» было же до Балбеса.

К. Ларина― Да, это вообще-то…

М. Никулин― … же не было.

К. Ларина― Потрясающе просто.

М. Никулин― … ролей не было. И самое смешное, что Кулиджанов, он не видел никогда отца раньше. Он в цирке его увидел клоуном и взял на, в общем, такую полутрагическую роль.

К. Ларина― Потрясающе.

М. Никулин― Кто-то его и спрашивал тогда, Лев Александрович, а почему Вы вот клоуна увидели и решили, что это вот ваш герой серьёзного, очень серьёзного фильма. Он сказал, я глаза его увидел и понял, что это вот то, что надо.

К. Ларина― И это попало. Это вообще…

М. Никулин― Да, выстрелило, конечно. Но это вот талант режиссёра — умение понять, там в какой-то момент, что вот оно… оно и есть.

К. Ларина― А как он военное кино… Про военное кино опять же спрашиваю, поскольку он сыграл всё-таки вот им у Германа и Лопатина, и естественно «Они сражались за…» Да, «Они сражались за родину». А я знаю, что он трудно соглашался на эти роли, потому что боялся соврать. Я это даже у тебя где-то прочитала, — да? — в твоих интервью.

М. Никулин― Бондарчуку было проще, потому что там в принципе он как бы самого себя играл. Солдат и солдат. Ну, вот это Шолохов как бы. Поэтому там у него сомнений-то, если они были, то они были не выражены. Я о них не знал. А вот с Лопатиным — да, он в какой-то момент даже отказался. Я думаю, что он просто боялся себя, боялся не потянуть. Он был таким человеком очень ответственным в плане работы и творчества да и жизни тоже. И он просто боялся. Его мама сподвигла моя и Символов Константин Михайлович. Вот они его уговорили вдвоём. И кино получилось замечательное. На просмотре, когда был 1-й просмотр на «Мосфильме», ещё даже не НРЗБ кинопремьера, на «Мосфильме» мы посмотрели. Вру. Как раз это был, значит, «Ленфильм». Это я не мог смотреть. Это я… Тогда Дом кино, значит. И после премьеры мы пришли домой, и как сели, так все, он говорит: ну, ладно, сейчас-то вот как вам это все? Я говорю: «Юра, ты знаешь, я вот даже не знаю, как сейчас с тобой разговаривать после этого, потому что совершено настолько это мощно, настолько это все это попадание». И там в каждом кадре попадание.

К. Ларина― Да.

М. Никулин― И я считаю, что это лучший фильм Германа. Да, был «Лапшин», была «Проверка» и прочее, прочее. Но для меня не потому, что там отец играл, а вот как зрителю, для меня это то, что НРЗБ, Герман.

К. Ларина― Там, что не эпизод — шедевр. Я сейчас вспоминаю и сцену с Лией Ахеджаковой их потрясающую совершенно. Про часы. Помнишь?

М. Никулин― Да конечно. Это я его помню…

К. Ларина― Ой! (томно вздыхает).

М. Никулин― … монолог Петренко в поезде.

К. Ларина― Да, да, да.

М. Никулин― Там если посмотреть картину, если будешь в следующий раз её смотреть, то обрати внимание, там очень плохой звук. Там очень плохой звук, потому что писали только на микрофон, а в студии он потом не смог переозвучить. Он в этих тепличных условиях не…

К. Ларина― Не смог повторить. Невозможно.

М. Никулин― … состояние. Да, он не мог. Поэтому оставили черновой звук. Настолько это все проникались… этим.

К. Ларина― Я, кстати, ещё одну картину люблю его роль. Это не фильма «Чучело», где он играет отца… дедушку героини — да? — Кристины Орбакайте…

М. Никулин― … недавно об этом. Но там такая как бы тоже в эпизоде… Я сейчас не про картину, про отношения. Кристина рассказывала, что у неё незадолго до этого умер дед, которого она очень любила. И вот это вот опять как бы возвращение… У меня был даже какой-то протест. Как бы она все время вспоминала дедушку, которого нет, и это вот постоянное общение. Она говорит, а потом вдруг я неожиданно поняла, что я называю Юрия Владимировича дедушкой вне кадра, в разговорах каких-то. То есть так неожиданно все, говорит, повернулось.

К. Ларина― Скажи, а почему он не снимался после «Чучела», практически уже не было ничего, хотя всё-таки ещё, бог ему отмерил много прекрасных лет…

М. Никулин― Не было интересных предложений.

К. Ларина― Но они были?

М. Никулин― Были. Они были всегда. Они были всегда. И более того вот там в такие урожайные годы сценариев по 10 минимум приходило, присылали в месяц. 10-12. Причём не самый последний режиссёр, не самый последний автор. Он все честно читал, потом давал читать маме, потом давал читать мне. Потом, говорит, ну, ваше мнение. Ну, там бывали, конечно, лучше сценарии, хуже бывали. Были неплохие сценарии, на что мы собственно и говорили с мамой. Ну, а что? Нам понравилось. Может неплохое получиться кино. Как он говорит, я не буду сниматься. Не моё. Я ничего не чувствую. Я прикидывал, пробовал, но не моя история совсем. И отказывался. Ему-то лучше было, чем его коллегам по цеху. У него цирк был за спиной.

К. Ларина― Ну, конечно.

М. Никулин― А остальным-то работать приходилось, сниматься. У хороших, замечательных актёров были слабые картины и слабые режиссёры, потому что надо было на жизнь заработать. А у этого-то там все было в тылу все спокойно. А с другой стороны позвонил этот юноша и говорит, Юрий Владимирович, или там товарищ Никулин, я уж не помню, вот я студент ВГИКа, режиссёр, и у меня диплом, нужно фильм снять дипломный. Это я написал сам сценарий. Мне бы очень хотелось, чтобы Вы снялись. Я понимаю, что Вы заняты очень и, конечно, безнадёжная история. Да и тем более мы же не платим ничего. Дипломной работа все. А отец мой говорит, ну, присылай. Тот ему прислал сценарий. Он прочитал Он у нас есть. Называется «Тут недалеко». Режиссёр Юрий Николаенко. Он уже… Имя у него есть. Значит, он пошёл после этого. Отец ещё потом… Он позвонил, говорил здорово во телефону с Львом Константиновичем. И говорит: слушай, Лев, тут сценарий принёс парень молодой. Давай снимем все вместе? Там есть эпизод, милиционера надо сыграть. И Дурову тоже…

К. Ларина― Молодец. Это тоже, конечно, детали о многом говорящие. Безусловно. Я, кстати, не забыла сказать, что ты находишься на работе. Да?

М. Никулин― Да, в цирке сейчас сижу.

К. Ларина― Это кабинет директора цирка?

М. Никулин― Нет, это мой кабинет.

К. Ларина― Да.

М. Никулин― Но он…

К. Ларина― Ты же директор.

М. Никулин― Да. Но это я в этом кабинете ещё будучи замдиректора ещё. А у отца напротив кабинет. Мы его как кабинет не используем. Он, скорее, у нас как приёмная. Во-первых, мы там совещания проводим. У меня он меньше кабинет. А мы там все не помещаемся. Там у отца стул большой. Потом гости приходят какие-то. Мы там накрываем слегка и… То есть там мы это все сохранили, как при нем было. Вот абсолютно ничего не трогали. Но это не мемориал, там не музей. Это такая как бы живая вещь. Мы утилитарно пользуемся. Поэтому… У меня оно здесь видно просто. Но это отец об этом мечтал, когда там цирк ещё только сломали, даже не построили ещё. Он говорил, когда построим цирк, а мы тогда все, мы когда собирались все… Помнишь, эти фильмы старые? Революционные солдаты и матросы сидят у костра НРЗБ, и все там грезят, вот построим коммунизм там, вот мировая революция грянет, вот заживём. Страна… И мы так же как идиот здесь тоже сидели, все говорили, вот цирк построим, то-то там будет, то-то там будет. А отец говорит, а, ну, когда цирк построим, я соберу всю старую мебель, которая была в цирке ещё там при Саламонском, и сделаю себе кабинет, буду как Саламонский. Финны построили цирк и сдали кабинет вместе с мебелью уже. Ну, не ломать же это все? Поэтому вот только когда отца не стало, я собрал всю мебель старую. Я сейчас сижу… Не сейчас сижу…

К. Ларина― Исполнил слои… исполнил его мечту. Да?

М. Никулин― А вообще я сижу за столом Саламонского, 1-го хозяина и директора цирка. Сижу в его кресле. У меня в кабинете его шкаф и диван. Причём кресел у него было 2, одно он проиграл в карты Чинизелли, владелец цирка в Санкт-Петербурге. Оно сейчас там тоже есть, но они не реставрировали. Так что у меня такой полуантик.

К. Ларина― Я, когда смотрела там по новостям, что происходит вокруг имени Юрия Никулина, и вообще действительно всё ли прогрессивное человечество отмечает, я поняла, что я не преувеличиваю. Меня поразил размах именно российский. В каких-то маленьких городках мне вываливаются новости то там, то сям. К 100-летию Никулина там прошёл вечер, там открыли какую… там открыли то ли доску, то ли памятник, там провели какую-то конференцию. Ну, понятно, что он был везде как цирковой, потому что это вся жизнь на чемоданах. И как никто, наверное, другой прекрасно знал, из чего и из кого состоит наша страна. Я даже могу сказать советская страна. А вот были ли у него какие-нибудь любимые места? И вообще вот что давало вот это ощущение погружённости в мир советской страны, в мир большой страны?

М. Никулин― Черт его знает таких мест. Он изъездил. Вот, например, он крайне редко бывал на своей исторической родине. Вот человек…

К. Ларина― Под Смоленском?

М. Никулин― Да. Под Смоленком. Демидов. Это было 80 километров от Смоленска, бывшее Поречье. В Смоленске он бывал. С цирком не знаю. Там цирка нет в городе. Может быть, шапито туда не заезжали в те ещё совсем там 50-е годы. А так вот, чтобы, знаешь, там сесть и поехать в свои места детства, такой ностальгии не было. И туда его как-то не сильно тянуло. А это вот как по принципу: хорошо там, где мы есть. Вот мы так несколько лет, допустим, подряд ездили под Канев на Украину. Там замечательный стоял пансионат, назывался «Тарасова гора». И там даже двери не закрывались. Ну, такой советский абсолютно вот фанерный такой вот конструктив. И там было хорошо. Мы там купались. Мы ездили, плавали на лодке на острова, там рыбу ловил я. Там загорали всей семьёй, отдыхали. Там было хорошо. Потом построили Каневскую ГЭС, там все залило. Поэтому это все перестало быть интересным. Вот поэтому места какие-то, вот знаешь, специально прикормленных… Дачу он любил очень. Вот на дачу… Да. Дача — это такой вот тоже… Ну, это как дом тоже, мы там много времени проводили. Мама там после его ухода лето прожила и больше никогда туда не ездила. И мы тоже.

К. Ларина― Насколько это связано с ним, да?

М. Никулин― Да. Ну, понимаешь, в чем дело? Это тоже как-то Гриша Горин мне сказал, когда НРЗБ с ним говорили, он говорит, знаешь, вот я считаю, что «Белый попугай» надо закрывать. Стержень выпал.

К. Ларина― Когда ушёл Юрий Владимирович?

М. Никулин― Да. Нет человека, которого все собирались. Он говорит, сейчас мы записывали программу, ну, мы сидели как идиоты. И никто из себя не может выдавить ничего. Никто смешно вспомнить не может. Вот он ничего же там не делал на самом деле. Он просто был. Вот вокруг этого все как бы и строилось.

К. Ларина― Даже когда он… Если даже не рассказывает он, я помню эту потрясающую… Ты прав. Реплика или просто взгляд — это такой вот говорящий. Это действительно человек, который скреплял собой. Вся драматургия.

М. Никулин― Смешно, что Олег Митяев, я недавно с ним тоже в одном концерте был, посвящённом памяти отца, а я не слышал эту… Он говорит, мы с ним тоже на «Белом попугае», и редактор Алёна Красникова говорит ему, Олег, значит, у тебя 2 песни там запланировано в программе. Давай ты сразу их споёшь, а мы потом НРЗБ, чтобы не прерываться. Вот сейчас у тебя же все состоит, и свет, и прочее. Он говорит, да не вопрос никакой. Ну, вот все время все сидят, и Олег песню 1-ю спел и говорит, а сейчас я… сейчас я ещё одну спою. Никулин смотрит на Горина и говорит: «Слушай, это не Кобзон?»

К. Ларина― Ну да. Ну, да. Я, кстати… Интересная вещь по поводу чувство юмора. Я понимаю, что уже много раз про это спрашивали, откуда это все берётся. Да ниоткуда! Боже мой. А меня поразило другое в этом чувстве юмора Юрия Никулина. Опять же я посмотрела там какие-то видео старенькие, то ли какие-то «Голубые огоньки» 50-60-х годов. Он там молодой совсем. И он рассказывает так называемый абстрактный анекдот, который вообще… Это такая джазовая вещь, которая… Как могла она просочиться вообще сквозь Железный занавес в то время, я не очень понимаю, потому что это анекдоты не советские он рассказывает там… там про собачку, которую в окно выкинули. Да? А вот это вот чувства юмора, я думаю, что это главное, что тебя роднит с твоим отцом. Это первое, что бросается в глаза, когда с тобой разговариваешь.

М. Никулин― У меня была потрясающая реакция на это, на эти на все… Как-то я ему позвонил, и мама говорит: Юра заболел. Ну, как заболел? Там 37 и 7 температура. Он, значит, там сидит, что-то у него там сопли текут. А он не любил очень болеть. Он не любил. Раздражало его все. То надо дома сидеть этой… Я говорю, ну, я к вам заеду. Она говорит, меня не будет. Я там куда-то в свой этот клуб собаководства. Ну, говорит, отца навести, приезжай днём к отцу. Годы 70-е были. А он сидит, смотрит телевизор. Вот надо помнить, что показывали днём по телевизору. Ну, вот. А там показывали какой-то кубинский фильм черно-белый, называется «Я Фидель». Они в конце там все погибают со словами «Я Фидель». Ну, там это всё… Ну, я пришёл, и чтобы его там не прерывать… Он, значит, досматривает фильм, с этим посидел, посмотрел минут 10, он выключил телевизор и такой задумчивый. Я говорю: «Ну, как тебе?» Он говорит: «Ну, что тебе сказать? Да бывают фильмы говно, а это говно в кубе».

К. Ларина― Но вообще его, конечно, ирония, это спасало. Да?

М. Никулин― Конечно.

К. Ларина― … его в отношении, потому что всё-таки сегодня много мифов строится вокруг прекрасной советской страны, но на самом-то деле все было по-другому, начиная от бытовых проблем, от дефицитов и заканчивая бесконечно телевраньём — да? — и в новостях. Вот я думаю, что наверняка у вас были антисоветские разговоры в доме? Велись?

М. Никулин― Разговоров не было. Была литература. А разговоров не было, потому что они, конечно, привозили под полой и Сан Саныча, и Бродский, и разного другого рода литературу, такую как бы именно литературу, не пасквили там, не клевету, а именно книги. И это все читалось в доме. А разговоров не было. Отец, он не был диссидентом никогда. Хотя он как никто другой в силу своей мудрости, он мог все понимать прекрасно и понимал, и полмира объездив, естественно видел там и здесь, и… Но ни он никогда не заводил, ни как-то в его присутствии такие разговоры не… не та тема. Что мы об этом говорим?

К. Ларина― А анекдоты политические?

М. Никулин― Ну, это, конечно. Вся страна рассказывала естественно. Понятное дело. И про дорогого Леонида Ильича, и про всех остальных. Вот поэтому да, это само собой. Но это другое. Это не диссида. Это другая история. Это не оппозиция. Вот. Хотя за это тоже можно было НРЗБ. Ты знаешь, его ведь ни разу не приглашали на кремлёвские концерты. Ни разу. Там был такой pool артистов каких-то, которых дежурно приглашали. Хотя он был член партии и, так сказать, человек известный и полярный, и любимый наверху там. Все. Но как-то, вот знаешь, такая вот… такая подспудная неуверенность. Ну, потом клоун НРЗБ, понимаешь, потом это…

К. Ларина― Да, да, да.

М. Никулин― Поэтому как-то так вот тише. Но хотя ему от многих…

К. Ларина― Да?

М. Никулин― Хотя ему однажды, правда, были уже 80-е годы, но ещё Советский Союз был, он при мне послал на три буквы полковника КГБ, который рекомендовал ему с этим человеком не встречаться. Он его абсолютно грамотно отправил и сказал, что я буду с кем хочу, с тем я буду встречаться, и не надо, значит… Я его таким не видел никогда ни до этого, ни после этого. Он ходил по квартире, я ему говорил, ты тихо-тихо НРЗБ. Нет, и не в этом дело, потому что поскольку наплевать, но… Говорит, а что они мне сделают. Вот что они мне сделают? Звонили НРЗБ мне не давали. Из партии выгонят? Не выгонят. Не они принимали. За границу не пустят? Да хрен с ней, всю я объехал уже. Мне здесь интереснее. Через 5 минут звонок. Ну, мы там договорились, можно встречаться, дают добро и…

К. Ларина― Потрясающе. Но это такое было 1-е его столкновение с…

М. Никулин― При мне вот такого…

К. Ларина― … системой?

М. Никулин― Да.

К. Ларина― Ну, кстати, если говорить о чём… Ты говоришь не диссида. Извини меня, интонация, она бывает иногда страшнее, чем прокламация. Это мы прекрасно знаем. И то, собственно говоря, чем отличался его образ и стиль его работы на манеже… Или как правильно говорить? В манеже?

М. Никулин― Можно и так, и так. Да. Мы говорим «в манеже». Да.

К. Ларина― Да. Ведь этот… от такого юмора такого циркового клоуна таких цирковых клоунад не было ни в одной стране мира. И за то и любили. Любили все. Вот почему смеялись и дети, и взрослые, потому что взрослые всегда это считывали, этот 2-й план. Понимали, про что это. Вот все вот их замечательные репризы с Шуйдиным, конечно же, вот особенно, которые остались классикой. Это повторить невозможно. Из ничего, но сказано все. Да.

М. Никулин― Невозможно. Невозможно. Был замечательный клоун такой Семён Маргулян, он себя считал… Но он сейчас в Израиле живёт. Давным-давно уже на пенсии. А он себя считал как бы учеником Никулина, хотя у отца не было учеников. Он говорил, я это не умею…

К. Ларина― Невозможно…

М. Никулин― … не умею передавать. Вот. Но Сеня так считал. И когда отец перестал работать, ушёл на пенсию, с манежа ушёл, он говорит, Сень, ну, бери репризу же в репертуар. Есть там 66 реприз, по-моему. Выбирай, делай. Они смешные. Что? Можно же. Я же не работаю уже. Он с партнёром, Семён, стал пробовать, не получается, не смешно. Это не их. Это абсолютно индивидуальная, это эксклюзивная вещь, под себя написанная, про своё отношения к жизни, про свою философии. А другой, даже человек талантливый и хороший клоун, но это не его. У него получается не смешно. Почему? Непонятно. То есть понятно, но так вот… Ну, что? Какая разница? Все. Так рассказать анекдот. Ну, один рассказывает, все лежат от смеха. Другой рассказывает… Ну, и что? Уж лучше б не рассказывал. Я знаю таких людей. Не умеют рассказывать. Страшно любят, есть чувство юмора, но рассказывают, ну, никак. Лучше б молчал. Вот поэтому индивидуально. А потом, понимаешь, ведь что за этим за всем стоит? Ведь я повторю, любили-то ведь не клоуна Юрика и не Семёна Семёновича Горбункова, и не майора Лопатина, любили Юрия Никулина. Это такой же как бы из всех этих… Из персонажей образ — это только вот такой backстейщик. А любили человека, прежде всего. Человека, потому что… в котором было все через край, который всем этим делился. А чего всем не хватает? И нам не хватает сегодня, и никогда не будет хватать. Это любовь. Это добро. Это щедрость. Это милосердие. Это желание помочь. Это искренность. Это честность. Вот этого всего в дефиците всегда. А человек это отдавал. И люди с благодарностью это принимали и за это его любили. Вот в чем суть-то такая несложная.

К. Ларина― Очень хорошая кода для нашего разговора с Максимом. И вообще я когда вот готовилась к программе, потому что ты видишь, что это огромный мир, который уже никогда не повторится и его невозможно пересказать, его невозможно объяснить. Я сейчас имею в виду не только самого Юрия Владимировича Никулина, но и все, что было вокруг него, внутри него, и его друзья, про которых та… его соратники по поколению, про которых мы сегодня вспоминали. Вообще это всё страшная история, которую будут переживать уже наши внуки. Счастливы те, которые успели увидеть. Я счастлива.

М. Никулин― Вот…

К. Ларина― Я была свидетелем. Я была в цирке, когда выступал Юрий Владимирович Никулин. Я помню прекрасно, с папой мы были на представлении. На вечернее надо было попасть обязательно, потому что в вечернем показывают то, что не показывают утром и днём.

М. Никулин― Да, не всегда.

К. Ларина― Да.

М. Никулин― Ты знаешь, когда отца не стало, какое-то время прошло, ну, небольшое, мы сидели дома и что-то стали вспоминать. Ну, как-то к слову просто пришлось. И младший мой сын, которому тогда было лет 8, наверное, он сказал, слушайте, а я вот такой счастливый, что знал дедушку. Только очень мало. Ну, Булат Шалвович Окуджава пел в своё время: «И пряников сладких всегда не хватает на всех».

К. Ларина― Спасибо большое, Максим…

М. Никулин― Спасибо. Спасибо.

К. Ларина― … огромное за такой разговор хороший. Спасибо тебе.

Звучит песня «Старый клоун» в исполнении Юрия Никулина.

King’s Bounty II по праву можно назвать одной из самых громких отечественных игр 2021 года. Студия 1C Entertainment взялась не просто продолжить популярный цикл ролевых пошаговых стратегий, но полностью переосмыслить его. Освоить современные технологии и платформы, найти подход к новому поколению геймеров по всему миру. Не всем перемены пришлись по вкусу, однако KBII уже удалось сформировать вокруг себя аудиторию верных фанатов, и их приключения в мире Нострии только начинаются.

Чтобы обсудить развитие проекта, «Игромания» встретилась с Денисом Мальцевым, исполнительным продюсером King’s Bounty II. Ранние идеи и планы на будущее, связь с прославленной «Легендой о рыцаре» и создание собственного мира, поиски нового пути и реакция на критику — всё это в нашем большом интервью!

Уроки прошлого

Начнём с истоков проекта. King’s Bounty II серьёзно отличается от предыдущей части, «Легенды о рыцаре». Может показаться, будто изначально вы разрабатывали оригинальную ролевую игру от третьего лица и лишь позднее сделали её частью громкой франшизы.

Нет, мы с самого начала хотели сделать именно King’s Bounty II. Самое интересное, что «King’s Bounty: Легенда о рыцаре» развивалась по описанному вами сценарию, ведь изначально студия Katauri Interactive разрабатывала игру, похожую на оригинал от Джона Ван Канегема, и только потом им удалось официально заполучить лицензию на саму франшизу.

Тем не менее, это было весьма новаторское переосмысление, в котором были изменены многие вещи, а от некоторых механик вообще отказались. Например, в первой King’s Bounty каждый ход занимал игровой день, а в «Легенде о рыцаре» всё было перестроено на новые рельсы с реальным временем. И это было совершенно справедливое решение: пошаговый формат сразу создаёт массу условностей, а реальное время всё-таки более привлекательно для игроков. С одной стороны, «Легенда о рыцаре» получилась достаточно далекой от оригинальных идей, заложенных в серию ее создателями из New World Computing, а с другой — сохранила дух серии.

После этого Katauri Interactive выпустил ещё две игры: «Принцессу в доспехах» и «Перекрестки миров», причём каждая из них по-своему переосмысливала формулу. После чего они занялись другими проектами, а следующим дополнением, «Воин Севера», занимался уже я (как продюсер и частично как гейм-дизайнер) со своей командой. Затем мы вместе с Юрием Мирошниковым выпустили «King’s Bounty: Тёмная сторона».

Что мы вынесли из этого всего? Франшиза King’s Bounty — это серия очень разных проектов. Есть там отличные игры, есть менее удачные. Со времён «Легенды» (то есть на протяжении тринадцати лет) цикл прошёл через пять инкарнаций, плюс ещё фанатские моды, вроде «Красных песков» Зиновьева.

И в King’s Bounty II мы хотели заново переосмыслить серию. Сохранить дух оригинала, но не повторять пройденное. Перезапустить цикл в новом десятилетии и для нового поколения. При этом, несмотря на желание экспериментировать и попасть в более широкую аудиторию, поначалу мы даже не представляли себе эту игру с видом от третьего лица. Первая версия King’s Bounty II была с классической камерой сверху.

Вы упомянули более широкую аудиторию; как вы её себе представляли? Насколько King’s Bounty II была рассчитана на новичков, а насколько — на тех, кто застал все эти многочисленные перемены и, возможно, даже успел к ним привыкнуть?

Вопрос опять-таки очень сложный. Скажем, для молодёжи эта франшиза мало что значит: моя двадцатилетняя дочь ничего даже не слышала про King’s Bounty до того, как я начал работать над новой частью. При этом мы, конечно, хотели зацепить людей, которые знакомы с предыдущими играми серии. Но было понятно, что сама идея перезапуска понравится далеко не всем фанатам предыдущих частей.

Наконец, нам очень хотелось расширить список доступных платформ — это была одна из важных целей перезапуска. ПК очень популярен в России как игровая платформа, а вот на Западе и Востоке более распространены другие системы, и нам очень хотелось освоить консоли. Чего мы по итогу успешно добились.

Прочный фундамент

Вы изменили не только механики, но и сеттинг. Можете прояснить, в каком родстве находятся разные итерации серии и почему вы решили перенести действие KBII в совершенно новый мир?

King’s Bounty от Katauri Interactive — это история, придуманная Дмитрием Гусаровым, Иваном Магазинниковым и Алексеем Пеховым. Это их история, и они её довели до того момента, который сочли нужным. Повесть о Билле Гилберте и принцессе Амели была закончена её оригинальными авторами.

Нам не очень хотелось создавать какой-то фанфик; я вообще считаю, что трогать историю без разрешения и участия её творцов не очень хорошо. Даже спродюсированный мной «Воин Севера» не имеет прямого отношения к сюжету предыдущих игр. Поэтому полный перезапуск истории нам показался логичным решением — тем более, что удачных примеров этого немало. Взять хотя бы серию Heroes of Might & Magic, которая неоднократно меняла сеттинг на протяжении всей своей истории. Одни герои уходят, появляются новые, но если игра сохраняет своё сердце и дух, то и фанаты тоже могут принять изменения.

В чём же тогда дух King’s Bounty? Без чего, даже после стольких изменений, этот цикл не может существовать?

King’s Bounty — жанр в себе. Достаточно уникальный: на текущем горизонте я не вижу аналогичных игр. Чем обусловлена эта уникальность? Во-первых, King’s Bounty — это история героя, что началось ещё у Ван Канегема, пусть даже сюжет там довольно куцый и нарративных приёмов в игре немного. Но история есть, и она чувствуется. Свои истории затем были у Билла Гилберта и принцессы Амели. В них есть драма и возможность выбора. Это полноценная ролевая игра.

Вторая важная часть жанра King’s Bounty — пошаговые бои «армия на армию». Масштаб совсем иной, нежели, скажем, в XCOM с отрядами из шести человек. В предыдущих частях King’s Bounty армии могли достигать тысяч участников. Мы пошли на эксперимент и сделали так, чтобы в King’s Bounty II все солдаты были «настоящими», непосредственно появлялись на экране; но это всё равно армия.

Вот такое сочетание. С одной стороны — герой со своими устремлениями, прошлым и моральными решениями. Но этому герою не обойтись без участия армии, он — полководец. Что, кстати, вызвало у нас определённые сложности во время разработки. Было сложно привыкнуть к тому, что наш главный герой Айвар не может просто подойти и дать предателю Феро по морде. Это уже был бы другой жанр.

То есть, неучастие протагонистов в сражении — это часть концепции? Вам важно было заявить персонажей как лидеров, а не как экшен-героев?

Да, в King’s Bounty герой — несколько больше самого себя. И в то же время меньше: допустим, в истории Ван Канегема протагонист был просто инструментом для спасения мира. Неважно, кого из четырех архетипов ты выбирал, настоящим героем всё равно оказывался король Максимус. Тем не менее, все события, в которых участвуют эти персонажи, гораздо значительнее их личных амбиций.

Наследники империи

Интересно, что в King’s Bounty II три главных героя, но лишь один из них, Айвар, непосредственно связан с миром игры. Он вырос в королевстве Нострия, коллеги-стражники знают его в лицо. А графиня Катарина и паладин Эльза — из других регионов страны, которых мы (пока?) не видели.

Все трое героев — подданные нострийской короны. Но так сложилось, что родные земли Катарины и Эльзы в релиз не попали. Кстати, изначальную версию игровой карты можно найти в коробочном издании: там есть и Ригерн, и Лориан, и множество других регионов. Мы очень хотели сделать именно такой мир, но, к сожалению, примерно на трети пути мы поняли, что королевская земля Нострии получается слишком большой. Даже если просто добавить туда Ригерн и Лориан, игра станет непомерно длинной, а сроки и стоимость разработки взлетят до небес. Нам пришлось умерить свои желания. Игорь Худаев, наш ведущий сценарист, неоднократно переписывал историю, и каждый раз это было для него крайне болезненно. (смеется)

Можете тогда хотя бы примерно обозначить итоговые сроки и стоимость? К чему стоит готовиться тем, кто попытается создать новую российскую ролевую ААА-игру?

Впервые мы с Игорем Худаевым начали обсуждать синопсис истории в январе 2017 года. И одновременно, ещё на основе предыдущей King’s Bounty, стали экспериментировать с боями на трёхмерном ландшафте. Стоит отдать должное Katauri Interactive, ведь вместе с «Перекрёстком миров» они сделали шикарный подарок всем фанатам, выпустив полноценный редактор уровней. Мы его доработали и потом использовали при разработке «Воина Севера» и «Тёмной стороны» — и там же мы тестировали небольшие арены с перепадами высот и трёхмерными препятствиями. На тот момент нас было три человека: программист создавал прототип боевой системы на основе старых ассетов, Игорь придумывал сюжет, я писал приблизительный дизайн-документ, чтобы «продать» этот проект студии. Если бы (руководитель 1C Entertainment) Николай Барышников не поверил в нашу идею, ничего бы не случилось.

В апреле-мае того же года к нам начали приходить новые люди. Потом я привёл к нам арт-директора мобильной игры «Космические рейнджеры: Наследие» — тот проект уже запустили и поняли, что наш подход не очень близок аудитории смартфонов. Перевезли с Украины технического директора Сашу Клименко. К сентябрю у нас уже появились HR’ы, которые стали укомплектовывать команду, и основная разработка стартовала в январе-феврале 2018 года.

Именно тогда у нас стал формироваться мир. Появился первый герой, Айвар, и мы учили его ходить. Появились первые арены: тесты геймплея теперь проходили не в старой игре, а в нашей собственной.

А насколько многочисленной была нарративная команда? В игре огромное множество квестов, диалогов и дневников — один человек точно не потянет!

Семь-восемь человек участвовали непосредственно в сочинении истории. Отдельная команда занималось скриптованием на движке. Ещё шесть человек на катсценах. Всего же в штате команды King’s Bounty II у нас сейчас 80 единиц. Это довольно странная система измерения, понимаю, но за многими сотрудниками закреплено по несколько ролей. Я, например, не только креативный продюсер King’s Bounty II, но и руководитель студии разработки 1C Online Games. Это нормально для российской игровой индустрии, у нас каждый — человек-оркестр.

Дело техники

Итак, разработка началась в 2018 году. К тому моменту в трёхмерных ролевых играх стало нормой свободное исследование мира. У вас же дизайн сравнительно жёсткий: все пути продвижения заранее прочерчены, все границы — под замком до прохождения определённых квестов. Почему вы остановились на таком варианте?

Эти ограничения оказались неотъемлемой частью нашего дизайна. В жанре Action/RPG действительно можно ходить куда угодно и находить объекты, которые в момент повысят характеристики героя или вызовут реакцию мира. Встретил бандитов — и тут же их побил. Концепция King’s Bounty II предполагает, что наш герой сам не дерётся, а экипировка преимущественно влияет на параметры армии.

Главная же особенность нашей игры — в том, что сражения проходят именно там, где герой застал противника. Изначально эта механика была более гибкой: мы предполагали перемещение врагов и моментальную генерацию арены вокруг произвольных локаций. К сожалению, с доступным инструментарием это оказалось нереализуемо.

Почти у всех членов нашей команды есть опыт разработки: люди выпускали разные игры, набивали шишки, создавали удачные и менее удачные проекты. Но несмотря на огромный личный опыт, он не равняется суммарному опыту команды. В каком-то смысле King’s Bounty II — это стартап в рамках 1C Entertainment. И наша новая команда не смогла достаточно быстро побороть ограничения «железа» и софта, чтобы реализовать все наши идеи.

Свои коррективы внесло то, что в разгар разработки мы получили предложение от Nintendo выпустить игру на Switch. Сейчас мы поддерживаем одновременно четыре очень разные платформы. И архитектура нашего движка не позволяет делать одинаковый контент на всех системах. Да, версии для PlayStation и Xbox очень близки друг к другу, но, например, современные ПК задают совершенно иную техническую планку. А King’s Bounty II на Switch — это по сути своя отдельная игра, она отличается даже механиками.

Так что технических ограничений было немало, и в итоге мы решили прикрепить вражеские армии к определённой территории. Это не совсем та концепция, которую мы придумали изначально, но мы всё равно добились того, чтобы схватки происходили в тех же локациях, где игрок встречает противника.

К тому же, мир King’s Bounty II — хотя и более камерный, но с очень плотной «застройкой»: замок соседствует с деревней, а та переходит в другую деревню. У игр с полностью открытым миром концепция другая. Там ты долго скачешь через огромный, более-менее одинаковый лес и лишь потом на горизонте возникает город. Наш дизайн более концентрированный, и это накладывает свои ограничения.

То есть настолько высокая плотность контента — это не бюджетный компромисс, а часть исходной концепции? Новые активности, квесты и персонажи в King’s Bounty II встречаются буквально через каждые пять шагов.

Да, мы изначально равнялись на более высокий темп прохождения — не только в адвенчурной части, но и в битвах. Мы хотели, чтобы столкновение в битве происходило уже ко второму ходу. Дизайнеры боёв специально затрудняли отступление и затягивание сражений (как для игрока, так и для ИИ): так, например, у юнитов появились зоны контроля. На поздних этапах «Воина Севера» бои могли длиться по полтора часа — такого мы старались избегать. Жизнь ускоряется, игры тоже должны ускоряться.

И да, мы хотели сделать игру насыщенной. Возможно, даже слегка переборщили: изначально в Марцелле было намного больше квестов.

ЕЩЁ больше?!

Очень много квестов мы убрали из Марцеллы, потому что сами начали в них путаться. В процессе сбора зелёных цыплят игрок набирал ещё 8-10 заданий — и что ему со всем этим богатством делать? Пришлось поумерить свою гигантоманию, отложить некоторые квесты на более поздние фазы игры. Даже открытому миру требуется серьёзная режиссура, нужно ограничивать игрока в возможностях. Кажется, про это ещё Станислав Лем писал в «Осмотре на месте»: там технологии достигли такого многообразия, что для того, чтобы выбрать себе развлечение, существам требуется специальный робот-помощник.

Битва за баланс

Более жёсткий дизайн дал вам больший контроль над сложностью боёв. Как долго вы оттачивали их баланс? Ведь реакция после релиза была полярной: для новичков некоторые битвы оказались непроходимыми, в то время как ветераны серии в два счёта разметали врагов.

Приходилось себя сдерживать. Самый хардкор ушёл в необязательные испытания, а все сюжетные битвы — с Феро, Дюпоном, Монтье — мы многократно «нерфили».

Сейчас мы видим часть аудитории (где-то 5-7% игроков), которой KBII кажется слишком лёгкой. Вспомнился анекдот из прошлого: «Воина Севера» мы специально делали так, чтобы ни один человек не прошёл игру без потерь. Даже сделали такую ачивку, шутки ради. Но уже через неделю нашлись игроки, которым удалось не потерять ни одного человечка на столе. Мы, разработчики, не могли — а у них получилось! И вот эти 5-7% тактических гениев оказались и здесь, для них игра слишком простая. Теперь они ставят себе разные ограничения, проходят сюжет Катариной без использования магии, пишут подробные гайды.

И, наоборот, примерно 20-25% пользователей находят игру слишком трудной. Мы изначально планировали ввести несколько уровней сложности, но, к моему большому сожалению, эта система не попала в релиз — впрочем, мы уже запланировали её выход в ближайшем будущем.

По вопросу сложности фидбек игроков лишь подтвердил наши собственные подозрения. Но так бывает не всегда. У меня достаточно богатый продюсерский опыт, и я уже привык к ситуациям, когда ты выпускаешь игру и знаешь: вот здесь и там есть какие-то (ну, с твоей точки зрения) серьёзные недочёты. А потом абсолютно все в обзорах и пользовательских отзывах пишут про совершенно другие вещи. Критикуют то, что ты сам считаешь достоинством, а про какой-нибудь максимально неудачный промах пишут: «а вот это — отличная находка!» (смеется)

Кстати, о прохождениях без потерь. Мне показалось, что дизайн боёв не предполагает гибели юнитов. Закупать новых бойцов — дорого и долго, приходится возвращаться в город к торговцам. Куда быстрее загрузить сохранение и переиграть сражение. Так и задумано?

Да, такая философия свойственна абсолютно всем King’s Bounty, от New World Computing до Katauri Interactive. Но на этот раз игроки почему-то её не приняли. Мы достаточно рано получили первые отзывы по поводу повторяющихся из раза в раз действий и сделали несколько попыток по их исправлению: например, добавили бесконечный резерв, поставили стелы телепортации на каждом углу. Их получилось так много, что, по большому счёту, лошадь в игре не очень нужна, как бы мы ни настраивали её скорость!

Что ещё? Добавили возможность после боя лечить всех солдат — кроме тех, против кого использовали особое умение, добивающее раненых. Но и это умение нам пришлось исправлять в патчах: стало понятно, что механика, которая нам казалась интересной, на деле оказалась раздражающим препятствием. Хорошо, мы послушали игроков и убрали её.

У серии King’s Bounty в целом есть ряд особенностей, разрешить которые не так-то просто. Игроков необходимо сдерживать: если у них будет неограниченный доступ к войскам, пропадёт напряжение. Одно из возможных ограничений — бэктрекинг, процесс нудный и расстраивающий. Другое — лимит на количество золота. Из-за чего, да, возникает риск дедлока (невозможности восполнить потраченные ресурсы) и проигрыша. Но если выдавать войска просто так, какой же в этом вызов?

И всё же меня удивило, что в игре нет возможности возобновлять золото — например, через повторное прохождение некоторых квестов.

Но тогда это будет ежедневная работа, те самые рутинные задания, которые многие так не любят. Зачем заставлять игрока работать в одиночной сюжетной игре? Нужно задать ограничения, но их нельзя доводить до абсурда. Был такой замечательный квест лет двадцать назад, Monty Python & the Quest for the Holy Grail, абсолютно в духе «Летающего цирка Монти Пайтона». Там после старта игры появлялась возможность нажать кнопку «Я победил» и сразу посмотреть концовку. (смеется) И большой вызов для гейм-дизайнера в жанре King’s Bounty — случайно не создать такую кнопку.

Дорога в будущее

King’s Bounty II создавалась в том числе с прицелом на международный рынок, в игре есть полноценная английская озвучка — которая, кстати, по стилю заметно отличается от русского текста, больше стилизованного под старину. На каком языке вы исходно писали сценарий?

Оригинальный сценарий и диалоги Игорь Худаев и его команда написали на русском языке — в том стиле, который им требовался. Но у переводчиков было разрешение не адаптировать сценарий дословно. Это нормально для авторизованного перевода, когда персонаж на другом языке выражается как-то иначе, при этом не ломая нарратив.

В какой-то момент мы занялись полноценной локализацией проекта, но ориентировались не на классические английские голоса, акценты и закосы под старину, к которым так привыкли западные игроки с другими проектами (например, Fable или The Elder Scrolls), а на американские. Это тоже вызвало свою долю критики за рубежом: мол, у нас нет героев с акцентом или нестандартными диалектами. Но, с другой стороны, вспомните развитие реальной морской терминологии. У наших моряков это, по сути, отдельный язык: линь, фал и всё такое. Но на самом деле это простые английские и голландские слова, которые там используют в повседневной речи. Так что мы не пытались сделать английскую версию преувеличенно архаичной.

К слову, об акцентах. Фэнтезийные миры, как правило, населяет огромное множество рас и цивилизаций. В King’s Bounty II состав более скромный: люди, дворфы, нежить и, как кажется, один эльф. Стоит ли ждать новые расы в будущем?

Здесь та же ситуация, что и с игровой картой. Королевская земля стала слишком большой, так что многие наработки в релиз не вошли. Сейчас действие разворачивается на территории, почти полностью обжитой людьми, где почти нет инородцев: даже дворфы большей частью сосредоточены во Флостере, Риквиле и Альбийском нагорье, дальше их особо не пускают.

Про эльфов и их страну Мерселин у нас даже была написана пара десятков квестов. В будущих дополнениях мы надеемся показать больше разнообразной нежити, полностью раскроем культуру дворфов, а также добавим новые разумные расы — например, циклопов.

А что с развитием основного сюжета? Сейчас он обрывается намёком на новую историю.

Мы хотели сделать концовку в стиле «Продолжение следует…» — но это оказалось не так-то просто. Мы хотели оставить игрокам возможность продолжить игру после титров, завершить незаконченные квесты. А заодно выдали задел на продолжение с драконьим камнем. Возможно, стоило сделать финал более однозначным.

Насколько реакция на King’s Bounty II в целом совпала с вашими ожиданиями?

Если говорить об эмоциях, то мы, безусловно, не ожидали такой волны хейта. Мы несколько лет показывали игру на различных презентациях и трансляциях, в Кёльне и других городах. Но нигде мы не встречали настолько негативной реакции, как в первые два дня после релиза на Steam.

Были среди этой критики справедливые замечания — например, насчёт концовки. Но много жаловались и на то, что наша игра не похожа на «Легенду о рыцаре». Хотя мы с самого начала говорили о переосмыслении серии, по всем показам это было очевидно. Такие отзывы оказались совершенно обескураживающими, многих членов команды это расстроило.

Но это уже в прошлом. Сейчас критики стало меньше: когда люди не ожидают от игры того, чего в ней никогда не планировалось, проект им всё-таки по большей части нравится. У нас есть аудитория, и мы с ней работаем. И по многим отзывам видно, что в целом мы идём в правильном направлении, развиваем жанр в востребованном направлении. Возможно, надо развивать его интенсивнее, с большим чувством собственной правоты — всё-таки, когда берёшься за нечто новое, всегда приходится бороться с сомнениями.

Учитывая, что работа над дальнейшим расширением мира King’s Bounty II уже идёт, можно ли говорить о том, что с финансовой точки зрения проект себя оправдал и существующей аудитории достаточно для поддержки франшизы?

Игры окупаются по-разному. Кто-то, как Cyberpunk 2077, окупился ещё на предзаказах, большинству все-таки требуется несколько месяцев после релиза. Но уже понятно, что King’s Bounty II — проект не убыточный.

У нас уже есть чёткий план развития до конца 2023 года. Мы не собираемся забрасывать проект, и, скорее всего, через два-три года он будет уже намного ближе к ожиданиям коммьюнити, чем на релизе. Мы действительно слушаем наших игроков, многие их замечания мы учли. То, что можно реализовать быстро, уже реализовано. Более сложные вещи пустили в работу. Мы видим, что у игры есть потенциал. Её можно развивать и у нас множество различных вариантов того, куда идти дальше.