Сочинение как я отношусь к родителям

Образ библиотекаря часто связывают с неспешными движениями и призывающим к тишине строгим взглядом над оправой очков. У Людмилы Гендель, которая уже 40 лет трудится в Баунтовской межпоселенческой центральной библиотеке, типаж совершенно иной. Местные жители знают её как энтузиаста, организатора и руководителя нескольких клубов по интересам, а также безгранично доброго и отзывчивого человека. 

Хоть сама Людмила Николаевна отказывалась, благодарные читатели библиотеки попросили нас рассказать о её труде, который, по их словам, жизненно необходим для многих сельчан, но, увы, недооценён. Люди уверены, что такой неравнодушный и преданный своему делу человек достоин звания заслуженного работника культуры Бурятии. К тому же в следующем году Людмиле Гендель исполнится 65 лет. 

Уютно, как дома

В рабочей командировке в Баунтовский район мы не могли не заглянуть в библиотеку к Людмиле Николаевне, о которой в Багдарине нам рассказывал чуть ли не каждый, с кем мы встречались. Люди говорят, что для них это не только библиотека, но и самый настоящий досуговый центр, для некоторых вовсе второй дом, в котором всегда тепло, светло и есть дело по душе. 

Людмила Николаевна о своих заслугах говорить стесняется, зато охотно проводит нас по отделам библиотеки, знакомит с коллегами и показывает поделки читателей. Здесь действительно как-то по-домашнему уютно. 

— Это работы наших рукодельниц, членов КИВИС — клуба интересных встреч и сообщений, — Людмила Николаевна показывает с любовью оформленный творческий уголок. — В клубе мы проводим различные презентации, вечера встреч, бенефисы читателей, конкурсы, квесты и акции. В клубе «Огородник», который тоже работает при библиотеке, обсуждаем темы садоводства и овощеводства, делимся друг с другом советами. В нашем коллективе каждый делает своё дело с душой. Особое внимание уделяем пожилым людям, с ними интересно работать, у каждого большой багаж знаний, опыта и интересов. 

Любовь к литературе переросла в любовь к читателям

Людмила Николаевна родилась в селе Старый Акатуй Читинской области в семье строителя и зоотехника. Окончила библиотечное отделение Читинского областного училища культуры по специальности «библиотекарь». 

— Родители мои очень любили читать. Папа, если не мог пойти в библиотеку, просил взять для него книгу потолще, — с улыбкой вспоминает Людмила Гендель. — Мы ходили в библиотеку с малых лет. Помню, наша семья выписывала газеты, для нас это была большая радость. Постоянно ждали почтальона, заглядывали в почтовый ящик, смотрели, какие же журналы к нам пришли! Так и пришла любовь к литературе, когда я наблюдала, с какой любовью читают мои родители и сестра. Когда я заканчивала школу, думала поступить в пединститут, но не прошла конкурс. Поступила в училище. 

Судьба занесла Людмилу Николаевну в Багдарин после Тувы, куда они с мужем переехали, когда он окончил Читинский мединститут. В Баунтовском районе жили его родители. Молодого врача пригласили работать в Багдарин, и в 1982 году супруги прибыли на новое место. 

— Муж начал работать в больнице, а я в библиотеке. В ноябре 2022 года будет 40 лет, как я работаю здесь, — говорит наша героиня. — Моя любовь к литературе переросла в любовь к читателям, они у меня все эрудированные и грамотные. Люди придают мне сил жить и работать! 

Читатели всегда прислушиваются к мнению Людмилы Николаевны при выборе литературы. Отдельное внимание она уделяет семейному и женскому чтению и даже разработала специальную программу под названием «Библиотека — центр семейного чтения». Людмила Николаевна стала инициатором создания тематических комплексов литературы «Чтение под настроение», «Бурятия благословенная: лучшие книги о Бурятии», «Читайте! Актуальные книги» и «Молодежная планета». Работа абонемента под руководством Людмилы Гендель всегда ведётся с творческим подходом и чётким порядком. 

— Все мероприятия мы организуем по заранее составленному плану, это квест-игры, онлайн-мероприятия к юбилейным датам и другие. Также мы с читателями занимаемся скандинавской ходьбой. Когда приезжают гости, я выступаю гидом и рассказываю всё о своей библиотеке. Этим летом встречала профессоров из Москвы и Санкт-Петербурга, из Улан-Удэ приезжала сотрудница БГУ. Её интересовала эвенкийская тематика — у меня целый отдел на эту тему, — не без гордости отмечает Людмила Николаевна. 

Добрый и улыбчивый библиотекарь пользуется большим авторитетом среди коллег и любовью среди читателей. За свой добросовестный труд и вклад в дело развития библиотечного дела в районе Людмила Гендель награждена почётными грамотами и благодарственными письмами отдела культуры, районной администрации, почетными грамотами Совета Министров Бурятии (1994), Министерства культуры республики (2007), отдела культуры, Министерства культуры России и Российского профсоюза работников культуры (2008). Ей присвоено звание «Ветеран труда Министерства культуры Российской Федерации» (2008). 

«Её доброта всегда проявляется на деле»

О своём втором любимом деле Людмила Николаевна при встрече нам не сказала. Зато охотно рассказали её односельчане. Женщина занимается волонтёрством, по мере возможностей помогая людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Одним из таких людей оказался поэт, член Союза журналистов России Евгений Козулин. 

— Раньше я приезжал на авторские вечера в КИВИС, где участвовали баунтовские поэты, авторы и просто неравнодушные к искусству и литературе люди. Теперь, к сожалению, могу присутствовать на таких вечерах лишь мысленно, так как живу в Улан-Удэ. Каждый год к Новому году Людмила Николаевна организует для меня посылки, в этом участвуют все сотрудники библиотеки и мои бывшие соседи по улице. Отправляют продукты и материальную помощь. Но, поскольку сейчас у нас изоляция, я попросил их пока не присылать мне ничего. Они всё равно делают мне денежные переводы. А организует всё, конечно же, Людмила Николаевна. Это очень неравнодушная женщина, с большим добрым сердцем, отзывчивая и душевная. И доброта её всегда проявляется не на словах, а на деле! Её звонки — даже просто, чтобы узнать, как я, — помогают мне жить. Я ей очень благодарен за всё!

Автор: Валерия Бальжиева

Сочинение на тему: «Радость жизни»

Определить чувство радости и объяснить его, на мой взгляд, довольно сложно. Мы гораздо острее ощущаем груз повседневных забот и обязанностей, и переживаем грусть или печаль, чем маленькие, ежедневные радости.

Но стоит только остановиться и прислушаться к себе, как открываются многочисленные грани простых жизненных радостей.

Такое чувство как радость, естественная часть человеческой жизни. Ведь минуты радости бывают разные. Бывают простыми, такими, которые приносит наше тело и его ощущения. Например, радость от съеденного мороженого в жаркий день или кусочка вкусного торта на празднике. Приятная усталость после пробежки по парку, игры в футбол, а также радость от ласковых солнечных лучей на щеке и аромата цветущей сирени в саду. Простое удовольствие от утреннего сладкого сна в выходной день, когда никуда не надо спешить, а разбудит тебя только мягкая лапка твоего кота и запах свежеиспеченных бабушкиных пирожков.

Но огромное место в нашем восприятии мира занимают радости духовные, те, которые касаются наших чувств и мыслей. Эти удовольствия более сложные и переживаются гораздо глубже. Чтение захватывающей повести или романа, заставят надолго ощущать приятный зуд желания, поскорее узнать, чем закончатся события в книге. Беседа с лучшими друзьями подарит чувство легкости и радостной приподнятости, а взаимная любовь заставит заиграть жизнь новыми красками.

Хочется сказать о том, что чувство радости, каждый чувствует по-своему. Кому-то высшим счастьем покажутся изысканные деликатесы, покупка модной куртки или последняя модель телефона, а кому-то в радость будет достижение очередного рекорда в спортивном состязании или помощь бездомным животным. Но если в первом случае, радость обладания вещью будет кратковременна и очень скоро обновка перестанет доставлять удовольствие, то во втором случае, чувство удовлетворения достигнутым результатом или сделанным добрым делом будет сопровождать человека долго, наполняя жизнь новым смыслом.

Эмоции, вызванные радостью и счастьем, являются необходимой потребностью человека, без них человек угасает и теряет интерес к жизни. Именно поэтому, отказывать себе даже в маленьких простых радостях довольно глупо. Главное, уметь отличать простые удовольствия, от низких и примитивных, таких как чувство зависти, страсти к дорогим вещам или обжорство.

Нужно радоваться жизни и находиться в постоянном поиске новых и достойных источников радости. Ведь многие остаются на уровне восприятия простых, физических удовольствий, напрочь забывая о радостях гораздо более высокого порядка.

Сколько новых приятных ощущений можно получить от обычной поездки в новые, неизвестные места, велосипедной прогулки или купания в озере. А какое чувство радости подарят посаженные своими руками клумбы цветов и молодые кустарники! На том самом пустыре, который долгие годы портил своим видом заброшенный двор. Сколько чувства удовлетворения даст самостоятельно приготовленный ужин на всю семью! Эти радости, делают нас лучше, позволяют нам развиваться и подниматься над простыми инстинктами.

Учитесь радоваться, и радоваться правильно и глубоко. Тогда ваша жизнь станет непременно ярче, разнообразнее и гораздо полнее!

Радость жизни – примеры сочинения

Каждый человек по-своему понимает радость жизни. Для кого-то это дорогой телефон, поездка за границу с родителями или увлекательная компьютерная игра. Для меня это возможность проводить время с друзьями и занятия спортом.

Что такое Радость жизни – сочинение

Каждый человек индивидуален и уникален, и это касается не только внешности. В первую очередь мы все различаемся внутренним миром — душой, эмоциями, отношением к различным ситуациям, которые с нами происходят. Ведь это не секрет, что одно и то же происшествие воспринимается каждым человеком по-своему.

Один может маленькую проблемку раздуть до невероятных размеров и страдать из-за пустяка. А кто-то наоборот, даже столкнувшись с очень серьёзными трудностями не станет отчаиваться, а будет искать положительные моменты.

Так же дело обстоит и с жизненными радостями. Одни люди не замечают того хорошего что с ними происходит и их окружает, другие же даже в обыкновенных вещах видят волшебство и вдохновение на жизнь. Я скорее отношусь ко второму типу людей.

Стараюсь не зацикливаться на проблемах, тем более если они легко решаются. Не хочу забивать свою жизнь отрицательными мыслями и эмоциями. Зато очень внимательно отношусь к даже незначительным положительным ситуациям и вещам.

Мне кажется, что найти радость в жизни это достаточно нетрудный процесс. Стоит только оглянуться вокруг и будет видно, что очень многое может радовать — лучи солнце, светящие с утра в окошко, вкусный завтрак, пение птиц, здоровье близких людей, любимое хобби и многое другое.

Стоит представить хотя бы на минуту сколько людей лишены таких обычных жизненных мелочей и тогда начинаешь ценить свою жизнь и радоваться всему что с тобой происходит.

И самое главное это не только уметь радоваться самому тому что окружает тебя в жизни, но и постараться научить этому своих детей в будущем, и делиться своей радостью с другими сейчас.

Это ведь совсем не трудно — лишний раз улыбнуться незнакомому прохожему, сделать комплимент приятному тебе человеку, поблагодарить маму за вкусную еду, похвалить младшую сестру за небольшое достижение. Эти небольшие мелочи поднимут настроение окружающим тебя людям и принесут немного радости в их жизни.

Сочинение на тему Радость жизни

Я считаю, что радость приносят люди, которых ты любишь и уважаешь. Общение с ними поднимает настроение, вдохновляет на полезные дела.

К примеру, недавно мы принимали участие в субботнике, и делали это не по принуждению, а добровольно, чтобы город стал красивее и чище. Собираясь с друзьями, мы обсуждаем разные проблемы, советуемся друг с другом по важным вопросам и просто разговариваем, получая от общения огромное удовольствие.

Радость – очень сильная эмоция. Невозможно постоянно испытывать ее, но есть моменты, когда она приходит изнутри. Например, после завершенного дела или прочитанной книги, после победы на соревнованиях или просмотра хорошего фильма.

Существуют люди, которые не умеют радоваться. Им тяжело принимать успехи других, а к своим они не стремятся, предпочитая всегда ныть и жаловаться на жизнь. Такие люди ждут, что кто-то их осчастливит. Совсем как Григорий Печорин из романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Этот персонаж легко играл чужими жизнями в ожидании решения своих проблем.

Но никто так и не смог сделать его счастливым, ни Бэла, ни княжна Мери, ни Максим Максимыч. Даже полные опасностей приключения не принесли ему радости и вдохновения. Лермонтов показал читателю героя, который конфликтует со всеми и с самим собой в том числе. Как же может он быть при этом счастливым человеком?

Мне кажется, радоваться жизни нужно учить с детства. Малыши искренне переживают любые эмоции. Это потом им говорят, что мужчины не плачут, что громко смеяться неприлично, что мешать окружающим своей кипучей энергией неуместно. В результате, дети не понимают, как себя вести, что от них хотят взрослые.

Например, в рассказе И.Бунина «Цифры» мальчик мечтал заниматься с дядей изучением цифр, но взрослому было лень тратить на это время, хоть он и обещал. Тогда малыш стал бегать из комнаты в комнату, кричать, топать ногами, за что его пристыдили и отругали. Если бы дядя уделил ему немного времени, они вместе испытали бы радость от сотворчества.

Часто из-за душевной лени взрослых дети получают больше негатива, чем положительных эмоций. Это приводит к тому, что, вырастая, они не способны испытать радость жизни. Ведь для этого много поводов не нужно.

Глаза позволяют видеть, уши – слышать, а что именно: плохое или хорошее – решает сам человек. Кому-то достаточно улыбки мимо проходящего прохожего, утреннего солнца, чашечки кофе, а кому-то хочется большего, и он готов тратить на ожидания массу времени, оставаясь несчастным сейчас.

В чем заключается Радость жизни

Говорят, что у абсолютно каждого человека есть своя радость жизни. У кого-то она большая, у кого-то маленькая, одни измеряют ее финансовым благополучием, другие – душевным комфортом и теплом.

Лично для меня само словосочетание «радость жизни» является комплексным и не может включать в себя лишь какой-то один элемент. К примеру, мало у кого получается быть счастливым, когда ты тяжело болен или, когда у кого-то из близких тебе людей серьезные проблемы.

С одной стороны, моя радость жизни состоит в том, что у меня прекрасная семья, которую я очень люблю и ценю. Эти люди каждый день делают мою жизнь лучше, именно они занимались моим воспитанием, играли со мной в детстве, заботились обо мне и старались делать все возможное, чтобы вырастить из меня счастливого и доброго человека, за что я испытываю к ним самые теплые чувства, в первую очередь, благодарности.

Кроме того, радость жизни иметь верных друзей, которые никогда не оставят в трудную минуту, смогут разделить не только радостные, но и непростые моменты жизни, и именно такие лучезарные люди меня и окружают, а я, в свою очередь, ими очень дорожу.

Радость жизни еще и в том, чтобы быть здоровым, иметь шанс ходить, разговаривать, быть интеллектуально развитой личностью, которая, то и дело, стремиться делать себя только лучше, постоянно узнавая что-то новое и развиваясь.

Еще большую радость дает осознание, что все мы в нашем государстве сейчас живем в мире, все хорошо и стабильно. Безусловно, незначительные трудности всегда возникают во всех сферах нашей жизни – работе, учебе, обществе, но самое главное, что мы умеет решать их мирным путем, что нам не приходится переживать все те ужасы воин, которые видели наши предки.

Каждый маленький успех мой и моих близких, я расцениваю как еще один повод для радости. Неважно, идет речь о победе на соревнованиях, хорошей оценке, приглашению на праздник, семейном пикнике или чем-либо еще, самое главное уметь радоваться мелочам, понимая, что именно они все в совокупности делают нас счастливыми.

Для того чтобы с легкостью переживать все возникающие в нашей жизни неприятные ситуации, всем нам необходимо уметь радоваться – радоваться за себя, за других, радоваться жизни со всеми ее проявлениями.

Эссе на тему Радость жизни

Радость жизнь – очень важное состояние. Оно помогает, реально, радоваться жизни! Кто-то будет ныть, что ему в кафе подали чай не такой вкусный, как в «тот» раз, а ещё кто-то не так посмотрел и погода не та… А другой рад тому, что поспал днём часок, что хорошую новость услышал…

Или даже реакция людей на одно событие может быть противоположной. То есть многое зависит от взглядов человека. Кто-то выиграл конкурс литературный, так будет прыгать от радости, а другой пожмет плечами и найдет сто причин, почему этот конкурс не очень. И это ничего не изменит и, вообще…

Один столкнется с проблемой и благодаря радости, то есть позитивному настрою справится с ней, а другой опустит руки, поддастся унынию. И даже у него может не быть проблем, но он их сам выдумает. И состояние у него психологическое хуже оказывается, чем у человека с реальной проблемой.

Понятно, что новости у нас всё время пугающие, что часто в семье так воспитывают, чтобы ты всего боялся. Так и привычка вырабатывается, что никакой радости жизни. Но это как раз то, что нужно воспитывать!

А у нас и общество ещё такое. Могут спросить, а почему это ты радуешься, а что это ты такой веселый. Кстати, понятно, что не нужно прямо прыгать до потолка из-за мелочи – это слишком, но и нельзя постоянно страшные мысли ворочать в голове. Нужно воспитывать свой мозг, ведь это я его хозяин, а не наоборот!

А радоваться не обязательно сразу глобальным вещам, можно ведь с мелочей начать. Успел на автобус – уже хорошо. Вкусно чаю попил – тоже неплохо. И обязательно, если замечаешь плохое что-то, найти и хорошее в этом. Есть методика, которая называется «зато» (меня мама научила). Получил двойку, зато понял, что нужно подучить.

Дождь на улице пошел, а ты как раз собирался гулять, зато, ты можешь в компьютер поиграть спокойно. И вообще, может быть, ты бы на прогулке встретил директора школы! А зачем нам такая встреча опасная? А если встретим, то и это перенесём! Пусть он нас боится, а не мы его! (Только ему не передавайте.)

Говорят, что есть физические болезни, а есть психологические. И это не шизофрения и подобное, а именно зависть, негативное мышление, страх. Нельзя их и «задушить», но просто нужно потихоньку переключаться с них на радость жизни. Радоваться за людей, сочувствовать им. Искать хорошее вокруг себя. Лучше на это время и силы потратить, чем на привычный негатив.

Кстати, радоваться тому, что мы живы, важно и нужно.

Рассуждение о Радости жизни

Что такое радость жизни? Это очень сложный вопрос, ответ на который может отличаться у двух разных людей. Но можно сказать, что это, прежде всего, удовольствие от жизни.

Конечно, иногда бывает сложно чувствовать радость от серого и ненастного дня, когда нужно рано утром добираться на учебу или работу.

Но я считаю, что в каждом дне можно найти радость и счастье. Даже общение с друзьями и семьей, которой мы обычно воспринимаем как данность, на самом деле является великим счастьем.

Конечно, и цель в жизни, и достижения важны для человека. А просто радоваться жизни можно и на пути к ним. Мудрые люди говорят, что большая радость жизни – это умение замечать ее маленькие приятности. Красота природы, теплое солнышко, веселый дождь, прогулка, вкусная пища, красивая музыка, хорошая книга, разговор с другом – простые и доступные для каждого вещи. Любимое занятие также вызывает ощущение радости.

Например, моя старенькая бабушка до сих пор возится в огороде, хотя уже еле ходит, а на грядках не стоит, а сидит на табуретке. Она говорит, что это ей просто очень к душе, ей радостно видеть, как благодаря ее заботе родят овощи и фрукты. Поэтому в работе, в самом ее процессе, также можно найти радость жизни.

Радость жизни — это находиться в кругу людей, которых ты любишь, которые любят тебя. Это саморазвитие, удовольствие от любимого дела и хобби. Радость жизни — это настоящее искусство находить свет даже в темные времена.

Читайте также: Новый год – сочинения для всех классов, примеры.

Мы часто слышим, что жизнь – главная ценность человека. А на самом деле осознаем это чаще всего во время каких-то крупных катастроф или войн. Поэтому мы должны использовать каждую возможность порадоваться просто тому, что живем.

Сочинение на тему Радость жизни 9 класс 15.3

Каждый человек по-своему понимает радость жизни. Для кого-то это дорогой телефон, поездка за границу с родителями или увлекательная компьютерная игра. Для меня это возможность проводить время с друзьями и занятия спортом.

Я считаю, что радость приносят люди, которых ты любишь и уважаешь. Общение с ними поднимает настроение, вдохновляет на полезные дела. К примеру, недавно мы принимали участие в субботнике, и делали это не по принуждению, а добровольно, чтобы город стал красивее и чище. Собираясь с друзьями, мы обсуждаем разные проблемы, советуемся друг с другом по важным вопросам и просто разговариваем, получая от общения огромное удовольствие.

Радость – очень сильная эмоция. Невозможно постоянно испытывать ее, но есть моменты, когда она приходит изнутри. Например, после завершенного дела или прочитанной книги, после победы на соревнованиях или просмотра хорошего фильма.

Существуют люди, которые не умеют радоваться. Им тяжело принимать успехи других, а к своим они не стремятся, предпочитая всегда ныть и жаловаться на жизнь. Такие люди ждут, что кто-то их осчастливит. Совсем как Григорий Печорин из романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Этот персонаж легко играл чужими жизнями в ожидании решения своих проблем. Но никто так и не смог сделать его счастливым, ни Бэла, ни княжна Мери, ни Максим Максимыч. Даже полные опасностей приключения не принесли ему радости и вдохновения. Лермонтов показал читателю героя, который конфликтует со всеми и с самим собой в том числе. Как же может он быть при этом счастливым человеком?

Мне кажется, радоваться жизни нужно учить с детства. Малыши искренне переживают любые эмоции. Это потом им говорят, что мужчины не плачут, что громко смеяться неприлично, что мешать окружающим своей кипучей энергией неуместно. В результате, дети не понимают, как себя вести, что от них хотят взрослые. Например, в рассказе И.Бунина «Цифры» мальчик мечтал заниматься с дядей изучением цифр, но взрослому было лень тратить на это время, хоть он и обещал. Тогда малыш стал бегать из комнаты в комнату, кричать, топать ногами, за что его пристыдили и отругали. Если бы дядя уделил ему немного времени, они вместе испытали бы радость от сотворчества.

Часто из-за душевной лени взрослых дети получают больше негатива, чем положительных эмоций. Это приводит к тому, что, вырастая, они не способны испытать радость жизни. Ведь для этого много поводов не нужно. Глаза позволяют видеть, уши – слышать, а что именно: плохое или хорошее – решает сам человек. Кому-то достаточно улыбки мимо проходящего прохожего, утреннего солнца, чашечки кофе, а кому-то хочется большего, и он готов тратить на ожидания массу времени, оставаясь несчастным сейчас.

Вариант 2

Радость жизнь – очень важное состояние. Оно помогает, реально, радоваться жизни! Кто-то будет ныть, что ему в кафе подали чай не такой вкусный, как в «тот» раз, а ещё кто-то не так посмотрел и погода не та… А другой рад тому, что поспал днём часок, что хорошую новость услышал…

Или даже реакция людей на одно событие может быть противоположной. То есть многое зависит от взглядов человека. Кто-то выиграл конкурс литературный, так будет прыгать от радости, а другой пожмет плечами и найдет сто причин, почему этот конкурс не очень. И это ничего не изменит и, вообще…

Один столкнется с проблемой и благодаря радости, то есть позитивному настрою справится с ней, а другой опустит руки, поддастся унынию. И даже у него может не быть проблем, но он их сам выдумает. И состояние у него психологическое хуже оказывается, чем у человека с реальной проблемой.

Понятно, что новости у нас всё время пугающие, что часто в семье так воспитывают, чтобы ты всего боялся. Так и привычка вырабатывается, что никакой радости жизни. Но это как раз то, что нужно воспитывать! А у нас и общество ещё такое. Могут спросить, а почему это ты радуешься, а что это ты такой веселый. Кстати, понятно, что не нужно прямо прыгать до потолка из-за мелочи – это слишком, но и нельзя постоянно страшные мысли ворочать в голове. Нужно воспитывать свой мозг, ведь это я его хозяин, а не наоборот!

А радоваться не обязательно сразу глобальным вещам, можно ведь с мелочей начать. Успел на автобус – уже хорошо. Вкусно чаю попил – тоже неплохо. И обязательно, если замечаешь плохое что-то, найти и хорошее в этом. Есть методика, которая называется «зато» (меня мама научила). Получил двойку, зато понял, что нужно подучить. Дождь на улице пошел, а ты как раз собирался гулять, зато, ты можешь в компьютер поиграть спокойно. И вообще, может быть, ты бы на прогулке встретил директора школы! А зачем нам такая встреча опасная? А если встретим, то и это перенесём! Пусть он нас боится, а не мы его! (Только ему не передавайте.)

Говорят, что есть физические болезни, а есть психологические. И это не шизофрения и подобное, а именно зависть, негативное мышление, страх. Нельзя их и «задушить», но просто нужно потихоньку переключаться с них на радость жизни. Радоваться за людей, сочувствовать им. Искать хорошее вокруг себя. Лучше на это время и силы потратить, чем на привычный негатив.

Кстати, радоваться тому, что мы живы, важно и нужно.

Радость жизни

Несколько интересных сочинений

Максим Горький, является автором знаменитого произведения, под названием На дне. Выпущен данный рассказ, был свыше 100 лет назад. с самого начала данное произведение является спорным

Особенностью композиции поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» является включение вне сюжетного элемента — сказа «Про холопа примерного, Якова Верного».

Одним из величайших произведений в древнерусской культуре считается «Слово о полку Игореве». В книге повествуется история поражения вовремя похода на земли половцев. Изложение проигранного боя не случайно

У каждого свое понимание о честности. Как по мне, так это человек, который не обманывает в первую очередь себя, а потом уже окружающих.

Свое произведение “Отцы и дети” Тургенев И.С. создал в то время, когда поднялись вопросы об упразднении крепостного права, в то время, когда начались споры между демократами и либералами

В рамках проекта «Узбекистанцы за рубежом» «Газета.uz» публикует беседы с соотечественниками, которые учатся за границей или окончили иностранные вузы и успешно работают за рубежом. Новый гость проекта — Саидазиз Аъзамов.

Саидазиз Аъзамов окончил Узбекский государственный университет мировых языков в 2017 году. С 2014 года работал в разных проектах в сфере коммуникаций, маркетинга и управления проектами. Его карьера в США началась в мультимедийной студии в Балтиморе. После он переехал в Сан-Франциско, где изучал программирование и помогал консалтинговой фирме в запуске новых проектов на постсоветском пространстве.

— Расскажите о своей жизни до отъезда из Узбекистана.

— Я вырос в одном из многоэтажных домов на Юнусабаде в Ташкенте. Помимо родителей нас воспитывали бабушка с дедушкой, и я думаю, что это оказало большое влияние на мою личность и путь, который я прошел.

В махалле, где я жил, находился Дом писателей. Я предпочитал проводить больше времени с одноклассниками и друзьями, которые жили там. Сейчас, когда я рассказываю кому-нибудь об этом доме, вспоминая своё детство, они с насмешкой говорят: «Да, „писатели“ есть везде». Нет, советское наследие анонимных заявителей тут ни при чем, в 1990-е годы квартиры в том доме государство давало писателям и поэтам. На этой улице жили редакторы передовых изданий республики, телевизионщики и интеллигенция.

Когда я уже стал большим для игр в Lego, любимым детским занятием стало разгадывание кроссвордов в кругу семьи. Иногда я задумываюсь, что провёл «настоящее детство» вовремя, пока не появились смартфоны.

В 8-м классе я пошел в учебный центр английского языка, который открылся в одном из уголков нашей школы. К этому времени дома появился «Pentium 4». Либо из-за английского языка, либо из-за компьютера у меня появилось желание путешествовать по миру, стать лингвистом, переводчиком или журналистом.

Я перепробовал многое, был волонтёром, переводил материалы, взятые из интернета, для газеты. В 2013 году я поступил на Факультет журналистики УзГУМЯ и окончил его в 2017 году.

Во время учёбы в университете меня больше интересовали такие направления, как public relations, имидж страны и народная дипломатия. Защитив диплом на эту тему, я некоторое время проработал по этому направлению. Ездил в командировки в Россию и Францию в целях продвижения имиджа Узбекистана. Прошёл краткий курс по работе с общественностью в кризисных ситуациях в Швейцарии. Через некоторое время я переехал в США учиться.

Фото из личного архива Саидазиза Аъзамова.

— Вы участвовали в реализации разных проектов в Узбекистане, а также занимались маркетингом. Какие это были проекты?

— Я работал в разных медиаучреждениях, государственных и негосударственных организациях. Наверное, все эти годы я искал себя, старался раскрыть свои возможности и недостатки, определял свои цели и желания. Это оказалось дорогой роскошью. Вероятно, я бы не увидел мир и был бы занят лишь бытовыми хлопотами, если бы не мои родители, обычные рабочие, живущие с зарплаты до зарплаты, но богатые своими убеждениями и внутренним миром.

Моими первыми «песочницами» были научный журнал нашего вуза, такие издания как «Начальное образование», «Маърифат», «Народное слово», телеканалы MY5 и Sevimli. Позже я варился в одном котле с командой создателей книги «10 Reasons to Visit Uzbekistan», создателями крупных блокбастеров в Узбекистане, работал с экспертами, которые в первые годы президентства Мирзиёева занимались формированием положительного общественного мнения, и начинающими кадрами в области молодёжной политики.

Параллельно с этим, привлекая сверстников с общими интересами, такими как английский язык, технологии, учёба и карьера за рубежом, я принял участие в реализации Young Leaders Development Project, стал членом Центральноазиатской молодёжной сети и участником конференции ООН в Нью-Йорке.

В маркетинговой сфере я работал копирайтером, но и это было только в целях получения финансовой выгоды. Потому что, как известно, в рекламе и маркетинге денег больше, чем в журналистике.

— Почему вы захотели уехать и продолжить учебу за границей, имея хорошую работу в Узбекистане? Почему вы выбрали именно США?

— В начале 2019 года Национальная кинокомиссия Узбекистана предложила мне вести дела международного отдела, а также содействовать в реализации кампании «Снимите фильм в Узбекистане». Мы занимались продвижением нашей относительно новой страны на мировой карте кинолокаций, которая только открывалась миру на крупных медиамероприятиях, проведенных в таких городах как Гонконг, Берлин, Канны, Лос-Анджелес и Лондон. Именно в это время у меня появилась возможность переехать в США. Поскольку до этого я был в Америке дважды, я решил переехать в Сан-Франциско из-за ощущений, что у меня не хватает знаний и опыта для ведения карьеры.

— В интервью для Amerika Ovozi вы сказали, что ваши близкие интересуются, «какой дом вы купили, сколько денег вы отправляете или какую машину купили», и сказали, что поехали туда не только из-за денег. Как вы думаете, почему узбекистанцы часто задают подобные вопросы людям, работающим за границей?

— Честно говоря, когда я приехал в США, я учился только для визы. С самого начала моего переезда, вплоть до пандемии, я только и думал о заработке. Причиной этого было «peer pressure» (социальное давление со стороны сверстников — ред.). Хотим мы того или нет, но на родине от узбекистанцев в Соединённых Штатах ждут крупные ремиттансы (денежные переводы — ред.). Большинство узбекистанцев в Америке больше заинтересованы в деньгах, чем в больших возможностях или долгосрочных стратегических целях.

Я был под этим давлением некоторое время. Слава Богу, у меня не было никаких проблем с проживанием, пропитанием, и я даже немного помогал семье. Вероятно, из-за того, что я попал в карантин в Сан-Франциско, принимавшем прямые рейсы из Уханя, или из-за того, что мне надоела деятельность в сфере услуг, где деньги обмениваются на время, возможно, из-за обоих факторов я был полон решимости развивать свою карьеру.

Я прошел такие курсы, как CS50 Гарварда и «Новые бизнес-модели в обществе» в Университете Вирджинии. Я также работал исследователем в компании, занимающейся трансформацией бизнеса в странах бывшего социалистического блока, и начал изучать эту область.

Конечно, жизнь моя была не пышная, я бы разговаривал с родственниками и друзьями посмелее, если бы меньше учился и больше «набивал карманы». Пока, я очень скромен. На вопросы: «Как долго ты будешь учиться? Ты живешь в таком месте, почему не зарабатываешь большие деньги?» я в шутку отвечаю: «Может, и я когда-то стану человеком».

Фото из личного архива Саидазиза Аъзамова.

— Что было вашей главной мотивацией перед отъездом?

— Самая большая мотивация для меня — получить благословение родителей. Стать достойным сыном, о котором они будут слышать только добрый слова. Я абсолютно бескомпромиссен в этом вопросе и никогда не прибегну к обману или халатности.

К примеру, таким очень простым и скромным людям, как мои родители, которые большую часть своей жизни провели во времена «перестройки» и «лихих девяностых», не трудно угодить. Они благословляют и радуются каждой мелочи. Мне очень важно видеть их счастливыми. Моя мама не выезжала за границы Ташкентской области. За всю жизнь даже не побывала в Самарканде. Вот, я — плод этих жертв. Интересно, от чего ещё отказывались мои родители, чтобы меня накормить и вырастить.

Нетрудно отправить букет цветов со словами: «Моя мать — мой рай, мой отец — мое богатство», но такие поверхностные вещи выглядят дёшево, легко и обманчиво. Я желаю, чтобы у них было душевное спокойствие, чтобы они увидели мир, жили без забот и стояли во главе нашей семьи, воспитывая своих внуков, читали им книги. Всё это и до приезда в Америку, и после осталось моей целью и силой, которая мной движет.

Ещё одна моя мотивация — реализовать какой-то социально важный проект, наподобие Young Leaders Development Project, можно даже без громких названий или вообще без названия, но чтобы другие родители могли так же быть довольными своими детьми.

— Насколько ваше мировоззрение изменилось после того, как вы уехали за рубеж?

— Оно сильно изменилось, но надо обратить внимание, связано ли это с моей миграцией или же с естественным процессом, который происходит по мере взросления человека. На примере десятков людей я увидел, что миграция практически ничего не меняла в людях, в их сознании, сформировавшемся в Узбекистане. Поэтому я скептически отношусь к тому, что переезд в иное общество сам по себе будет иметь большое значение.

— Были ли какие-то сложности, когда вы переехали в США? Что было самой большой проблемой?

— Больших сложностей не было. Я сильно скучаю по своим близким, родителям, брату, сестре, племянницам и племянникам. К сожалению, я не смог посетить Узбекистан с тех пор, как переехал в США. Это моя самая большая боль.

— Как ваша семья отнеслась к вашему отъезду?

— Родители положительно отнеслись. Но они всегда хотели, чтобы я вернулся как можно скорее, чтобы служил родине и способствовал её развитию, в частности, чтобы увеличил количество семей и внёс вклад в увеличение численности населения.

Фото из личного архива Саидазиза Аъзамова.

— У вас есть свой Telegram-канал, где вы рассказываете о процессах в США, своём образе жизни и отношении к происходящему в Узбекистане. В каких целях вы это делаете?

— Я веду Telegram-канал Dengiz ortidan. Но я не пользуюсь Facebook или Instagram. LinkedIn — это социальная сеть, которая оказала большую помощь в моей жизни. Ведение канала в Telegram — относительно менее нервный и трудоёмкий способ ведения блога. Я пишу в любое время на разные темы. Но вместо того, чтобы просто писать о повседневных событиях, я нахожу интересным писать то, что пойдёт людям на пользу.

Поскольку за мной в основном следят люди младше меня на 5−6 лет, это возлагает на меня большую ответственность. Жить в Америке считается большим достижением для моих соотечественников, которые учатся на узбекском на латинице. Я ни в коей мере не хочу злоупотреблять этой привилегией, я высказываю свое мнение о жизни в Америке, а также о событиях в Узбекистане, которые узнаю от своих родственников или через СМИ.

— Каковы ваши планы на будущее? Вы вернётесь в Узбекистан?

— Конечно, я намерен вернуться в Узбекистан, и я используя всё, чему научился в Америке, чтобы служить нашему народу.

— Что, по вашему мнению, является самым большим уроком, который вы извлекли во время обучения в университете в Узбекистане? На что молодые люди должны обращать наибольшее внимание в высшем образовании в Узбекистане?

— То, что я научился в Узбекистане писать, работать над текстами, редактировать, очень помогло мне в жизни. Я горжусь тем, что учился у таких талантливых профессионалов, как мои учителя Шахноза Туйчиева, Акбар Нурматов, Беруний Алимов, Венера Каюмова, Галина Кан, Гулмира Шукурова, Ирода Исмоилова, Назира Курбон, Наргис Косимова, Наргиза Тухлиева, Турсунали Кузиев, Халим Саййид, Хуршид Дустмухаммад. А также Файзулла Муминов, который говорил: «Не тратьте впустую четыре года своей жизни».

Я бы хотел вновь это повторить студентам, обучающимся в Узбекистане. Если университет слишком плохой, нужно бросать учебу. Необязательно превращать получение диплома в «культ». Но при необходимости нужно выжимать все знания у искренних, сознательных, самоотверженных преподавателей.

Не нужно учиться ради оценки. Это не только бесполезно, но и вредно. Обычно самые успешные ученики — это те, кто учился на «отлично» по одному предмету, а по остальным — на «тройку». Я вижу это на примере студентов журфака, которые учились со мной.

— Что бы вы посоветовали тем, кто хочет учиться за границей и в данный момент находится в Узбекистане?

— Овладеть фундаментальными знаниями. Если они будут делать глубокие и обширные исследования, не фокусируясь на незначительной и поверхностной информации, которая актуальна сегодня, но потеряет важность завтра, это принесет пользу как им самим, так и обществу.

— Порекомендуйте три книги из своей сферы и три вне её, которые, по вашему мнению, следует прочесть (на любом языке).

— Нужно прочитать книгу Стивена Кинга «On Writing: A Memoir of the Craft», я её сейчас читаю, там много полезного из собственного опыта автора.

Книга, которая сейчас у меня на столе — «Spin Sucks», написанная Джини Дитрих. Эта книга обязательно должна быть у студентов, молодых людей и профессионалов, которые интересуются связями с общественностью. Это книга, которую можно не только листать, к ней можно возвращаться повторно в зависимости от кейсов.

Из прочитанных за последние годы рекомендую «Why Nations Fail», «What I Wish I Knew When I Was 20» и «Zero to One».

Фото из личного архива Саидазиза Аъзамова.

Блиц

— О чем-нибудь сожалеете?

— О том, что когда-то доверился идеям Фонда Форум и Гульнаре Каримовой.

— Что вас вводило в депрессию за границей?

— Иногда, из-за того, что я иду против своих принципов, а иногда из-за того, что у меня слишком много работы и учёбы.

— Какую ошибку вы бы исправили, если бы могли вернуться на 10 лет назад?

— Я бы читал книги. До поступления в университет я читал очень мало книг и особо равнодушно относился к художественным произведениям.

— Где и в каком положении вы себя видите через пять лет?

— Я хочу построить семью и воспитывать своих детей. Также хотелось бы быть занятым деятельностью, которая будет служить нации, народу.

Беседовал Огабек Самисов

Д. Быков― Доброй ночи, дорогие друзья. Так получилось, что я встречаюсь с вами сегодня по «Zoom» просто потому, что я не успел и не очень стремился (если честно) вернуться в Москву с новогодних каникул. Так получается, что, видимо, следующий эфир мы будем проводить вместе в студии «Эха» – надеюсь, по крайней мере. Думаю, что за это время я все свои дела со съемками, на которых я гощу, успею завершить и благополучно вернуться в столицу.

Нам же, в общем, не так принципиально, где видеться. Естественно, большая часть вопросов касается ситуации в Казахстане. Естественно, что, как человек с долгим опытом осторожности и самоцензуры, я пока предпочту не высказываться. Я буду говорить, если угодно, о постсоветской ситуации в целом, а не только о ситуации казахской, которая, конечно, имеет свои особенности. Версий тут две: одна – это то, что господин Токаев решил таким образом централизовать свою власть и снять ситуацию с тандемом, которая, видимо, его тяготила, установить самостоятельность и такую менее жесткую, но тоже диктатуру. Ну а вторая версия – это действительно самопроизвольное пассионарное движение, такой взрыв, связанный, конечно, не с подорожанием газа, а с долгой ситуацией бесперспективности и нищеты.

Да, действительно, формируется своего рода антидемократическая тенденция, формируется такая часть Советского Союза – «Советский Союза-2», который, как и положено нисходящему тренду, обладает всеми минусами Советского Союза (цензурой, несвободой, дурным представлением о массах) и не имеет ни одного из его плюсов, а именно просвещения, если угодно, интернационализма, потому что в Казахстане, насколько я понимаю, национализм довольно силен.

Я со своей стороны склонен верить, что эта ситуация инспирирована казахстанской властью, потому что в какой-то момент действительно на улицах появились уголовники. Об этом свидетельствуют не только «Gulagu.net», но и многочисленные обитающие там друзья российских журналистов или блогеров. Наверное, действительно, в какой-то момент решено было скомпрометировать протестное движение, выпустив или уголовников, или мародеров, или агрессивную молодежь – в общем, то, что называется в Украине «титушками». Я не знаю, насколько это справедливо, но это есть.

Пока же, если делать обобщающие выводы… Понимаете, кидать камни в восставший народ – занятие соблазнительное и довольно легкое. Но можно остановиться вот на какой проблеме. Я думаю, что это даже можно было бы вписать в некоторые учебники политологии или, если угодно, политической патологии. До какого-то момента у власти есть возможность вступить в диалог с обществом. И она, если хочет такого диалога, может, в принципе, пойти на некоторые сокращения своих полномочий, на некоторое смягчение своей риторики. Вообще она, если захотеть, может делать добрые дела. Такие, условно говоря, демократические послабления. Если же она этого не хочет, то она в конце концов ликвидирует тот субъект, с которым можно договариваться, и тогда остается только революция. А революция – это дело довольно мрачное; понимаете? Притом, что она, безусловно, всегда приносит стране и вертикальную мобильность, такое облучение свободой, присутствие духа истории и даже иногда ощущение, что бог посетил страну. Но, к сожалению, всякая революция – и это тоже отражено в различных учебниках – имеет свойство заканчиваться термидором.

Она пожирает своих детей, она ставит во главу маленького консула, который быстро все эти революционные поползновения пресекает. Революция приводит даже не Ленина, а Сталина, который отличается от Ленина именно тем, что не имеет его преимуществ и удесятеряет его недостатки. Все это, естественно, заканчивается очень худо. Я много раз говорил о том, что революция никогда не улучшает жизнь. Революция приносит определенную радость, потому что, по словам Маяковского, «сегодня рушится тысячелетнее прежде». Оно рушится, да, действительно, но революция имеет тот несомненный минус, что это кровавая операция, это дорога к разрухе, это удовольствие для профессиональных борцов или для людей, которые любят масштабные политические (геополитические, если хотите, я не люблю слово «геополитические») катастрофы. А для большинства, для тихого обывателя революция – это, конечно, трагедия. Нужно всегда добиваться, чтобы все происходило без нее.

Но когда уже не остается никаких средств, когда уже забетонированы все средства, тогда, естественно, народ в определенный момент может сказать: «Жги, Господь!». Потом, понимаете, что мне кажется определенной политической закономерностью? У народа к самому себе, как правило, довольно скептическое отношение. Большая часть народа чужда культа уважения к народу, к народничеству. Она совершенно чужда этого демократического духа. Более того, есть убеждения в том, что рабство гораздо удобнее: проще обходиться без демократической ответственности, не думать, а всегда сваливать все на барина, на хана, на орду. У нас не было варианта, за нас все решили, нам много лгали.

Это нормальная ситуация для большинства недемократических стран, потому что тоталитаризм – довольно комфортная штука. Пора признать – а это, в общем, по-моему, признано давно, и очень хорошо это сформулировал в своей нобелевской лекции Муратов, – что мы сейчас живем в антидемократическом тренде – в таком тренде, чтобы плоды демократии были, а самой демократии не было. Плоды есть, а демократии нет. То есть ни за что не отвечать, никого не выбирать, ни о чем не задумываться и по возможности всегда валить на начальство. Этот тренд существует не только на востоке, но и на западе. В конце концов, такие фигуры, как Трамп, становятся популярными именно потому, что играют на самых отвратительных и самых низменных качествах. Это нормально тоже, в общем. И Америка избежала большой катастрофы, как мне кажется, отложив переизбрание Трампа, может быть, на 2024 год (а, может быть, и навеки).

В любом случае, жизнь в антидемократическом тренде не снимает ответственности с тех, кому демократия любезна, кто любит народ. Народ думает о себе дурно, ему это приятно, он хочет говорить, что с нами без палки нельзя, из нас, как из дерева, и дубина, и икона, – и другие, по сути, клеветнические народные мудрости, которые снимают с него ответственность. Народ терпеть не может ответственность, понимаете? И особенно мучается ситуацией демократического выбора. Когда все можно свалить на Владимира Владимировича, Ивана Иваныча, Михаила Потаповича, Ивана Васильевича и Иосифа Виссарионовича, – это гораздо проще.

Д.Быков: Мы сейчас живем в антидемократическом тренде – чтобы плоды демократии были, а самой демократии не было

Естественно, витриной демократического мира – как получается – на постсоветском пространстве сегодня остается одна Украина. Даже Грузия, которая, в общем, кажется, вступила в тоталитарный тренд и, думается, чувствует себя там довольно уютно. Думают, что реформы – это всегда дискомфортно и всегда приводят к нищете, что национализм – единственная правда (а национализм с демократией не очень хорошо сочетается именно потому, что он предлагает простые имманентные ценности, простые решения. Как мы знаем из Джоан Роулинг, все решения делятся на простые и правильные).

Естественно, что в этом антидемократическом тренде мир может провести не одно десятилетие. Шостакович, когда его спрашивали о будущем России (а он оттепели не предвидел и не верил в нее), он, поскребывая по обыкновению ладонью щеку, говорил: «Вот, вспомните, темные века – века!». Это может оказаться долговременным проектом. Что делать в такой ситуации? Или искать себе оптимальное место для жизни, либо пытаться выгрызать себе в тоталитарном социуме более-менее комфортное пространство, чтобы что-то делать.

Будем наблюдать, как говорит Венедиктов, будем наблюдать за развитием казахстанской ситуации, но будем при этом помнить о том, что компрометация революции – это дело сомнительное. Потому что иначе мы придем к убеждению в неизменности тоталитарного курса, что вот «так и надо». Но ведь проблема, понимаете, в том, что если бы тоталитаризм мог бы остановиться, мог бы затормозить, – но ни один тоталитаризм никогда с этой задачей не справиться. Тоталитаризм обязан удушать все больше свободу, обожествлять все больше потенциального Елбасы (очень нехорошо по-русски это звучит и требует в рифму «колбасы), и, конечно, самое печальное – это то, что это приводит к совершенно катастрофической деградации общества, институтов и культуры. Про внешнюю агрессию я молчу.

Кстати говоря, русским в Казахстане вряд ли сильно улучшает оттого, что ОДКБ (пусть – прав Илья Барабанов – это незначительные силы) какие-то силы туда вводят. Положение русских в Казахстане вряд ли сильно улучшится от происходящего. И вот отсюда у меня сильные сомнения в том, что нынешний имидж России способствует ей много к украшению.

Понимаете, оплот реакции – да, у России подобный образ был всегда, еще со времен Священного союза. «Седлайте коней, господа, во Франции революция». Это немножко раздражает. И главное печально – это когда твоя страна становится прибежищем для всех реакционеров. Когда все свергнутые диктаторы пользуются нашей помощью, а иногда и восстанавливаются в статусе с нашей помощью. Когда любая диктатура пользуется нашей поддержкой, а любая демократия нарывается на нашу агрессию. Это очень горько, и мы прекрасно понимаем, мы просчитываем заранее все реакции Марии Захаровой – она, мне кажется, здесь даже бежит впереди паровоза.

Есть ощущение, что страна, являющая оплотом несвободы и, более того, оплотом диктатуры (пусть даже эта диктатура благотворна, пусть даже она поддержана большинством населения), – для имиджа это как-то неблаготворно – быть символом реакции. Мы же можем предсказать реакцию России везде; везде, где возникает любое общественное движение, любая самодеятельность, любое движение за реформы, – всегда Россия осуждает резко и измывается над этим. Измывается еще таким тоном высокомерным: мы-то люди, а вы недочеловеки, у нас ядерное оружие, у нас «Циркон», а вы вообще непонятно кто. Если где-то назревает диктатура (и более того, чем более жестокая, тем лучше), если где-то палка становится символом добродетели, если где-то любовь к лидеру зашкаливает и переходит в абсурдистские абсолютно формы – вот здесь, значит, наши друзья. Более того, мы знаем, что это друзья ненадежные, корыстные, которые сами бросят при первой угрозе, но мы этих друзей будем верно и крепко поддерживать. Это плохо, понимаете? Не надо дружить с Януковичами.

Понимаете, Янукович, Лукашенко, Назарбаев – это люди, склонные очень сильно к культу личности, недобрые и неумные. Дружить со злыми и неумными людьми – это гадко. Я сейчас пообщался с людьми другого склада, потому что я с ними сейчас работаю, и убедился в том, сколько гадости, мерзости и грязи налипло на мою душу за последние 20 лет. Это не только трусость, боязнь сформулировать какие-то вещи вслух, но это еще способность подозревать в людях худшее, убежденность в том, что они грязны по своей природе, корыстны, подлы. Русская действительность очень к этому располагает. Достаточно провести один-два вечера в компании людей добрых и чистых или посмотреть хорошее кино… Я сегодня, например, посмотрел украинскую картину (мне ссылку прислали) «Стоп-Земля», которая получила приз в Берлине и в Одессе. Ее сняла Катерина Горностай, автор довольно известной документалки «Черновой монтаж» о Майдане, и вообще она на Майдане довольно много снимала. И вообще она человек очень талантливый.

Д.Быков: Для имиджа это как-то неблаготворно – быть символом реакции

Так вот, посмотрел я эту картину – в ней, в общем, нет никакого особенного содержания, нет никакой особенной новизны интонации. «Школьный вальс» и «Доживем до понедельника» – легитимные предшественники этого кино. Но после него остается удивительное послевкусие, послевкусие прикосновения к чему-то чистому и доброжелательному, чего так не хватает в русском искусстве. Представьте себе: если бы это был фильм о русских подростках, то это был бы фильм предельно грязный, с постоянными разговорами: «А вот я и это знаю». Фильм злой, фильм о каком-то страшном поведении, о наркомании, о безумной агрессии. А просто снять хорошую, чистую картину о детях, у которых нормальные отношения в классе, у которых нормальные отношения с родителями, которых волнуют нормальные детские проблемы, – вот такого я еще не видел. И поэтому меня эта картина на какое-то время выкинула из этого дикого пространства злобы и подозрительности, как-то мне полегчало после нее.

И вот смотрите, мы же все время сейчас, разговаривая, например, или как-то высказываясь публично вслух, – мы все время ждем, что на нас донесут или дадут повод организовать проверку. Содержательный разговор стал невозможен, даже о ситуации в Казахстане. Все время либо вам припишут сотрудничество с властью, либо какие-то иные низменные мотивы, либо какие-то иные формы корысти. Страшно оттого, что нельзя ни о чем поговорить. Страшно то, что в мире Россия становится символом подавления свободы. Именно нам – я себя от страны не отделяю – припоминают и Венгрию, и Польшу, и Чехословакию, Будапештскую трагедию, Афганистан. Это, конечно, справедливо, ибо Россия – это мировой жандарм, она всегда хотела им быть. Но некоторые видят в этом преимущество, а некоторые – стыд. И мне вот кажется, что не хорошо олицетворять собою постоянное насилие и вертикаль, вертикаль и насилие. И вот это ужасное представление о народе, который любит дубину, целует дубину, засовывает ее себе куда попало и хочет на этой дубине, как Бибабо, вертеться. Очень неприятные чувства, понимаете? Шварбрастан, как уже кто-то написал.

Потом, понимаете, назначение людей врагами народа, этими иноагентами, все это как-то вместе – в общем, это далеко не бодрит. Меня тут спрашивают, что я буду делать, если меня признают иноагентом? Радоваться я, конечно, не будут, хотя это все люди прекрасные, и с ними всегда быть в одном ряду очень приятно, но тут же основанием может послужить любой зарубежный гонорар. Вот у меня же вышло несколько книжек – где-то по-английски, где-то по-китайски. Проблема в другом, вот я о чем подумал: печататься под этой плашкой – это все равно что выходить на улицу с желтой звездой. Это значит, придавать легитимность такого подхода. Правильнее всех поступил Зимин, который, когда его объявили нежелательным или иностранным, он просто закрыл фонд.

Мне кажется, что самое правильное, что можно сделать в этой ситуации, – это как-то минимизировать свое присутствие в этом общественном пространстве. Многие говорят, что этим вы выполните их мечту. А почему иногда не выполнить их мечту? Надо же дать им поскорее построить общество, которое они хотят.

Я бы кстати – если уж возвращать 70-е, так возвращать – организовал такую кампанию за прекращение печатания Солженицына. Многие, думаю, будут рады, многие увидят в этом силу. Многие вообще видят силу в запретах и имеют на это право. Не надо вообще печатать Шаламова, Домбровского, Демидова, Окуджаву, Галича – всех, кого так или иначе ограничивала советская власть. «Сказку о Тройке» и «Гадких лебедей» не надо печатать. Надо просто установить здесь доцензурное или подцензурное существование. Ну что такое выходит Галич? Концерты Галича какие-то? На месте правообладателя – а это все потомки – я бы запретил все это здесь печатать. Потому что с тем режимом, который у нас строится, они не совместимы. Войнович, Аксенов, Гладилин, Владимов, поздний Трифонов – как это все совмещается с современной Россией? Это все не только не сочетается, но даже отрицает ее всеми параметрами. Если есть качественная установка на серость и подлость, зачем же, так сказать, скрашивать этот пейзаж.

Д.Быков: Страшно, что нельзя ни о чем поговорить. Страшно, что в мире Россия становится символом подавления свободы

Солженицына издают! А ведь Солженицын в разное время утверждал такие вещи, которые сегодня тянут не просто на иноагентство, а на тюремный срок. Так давайте как-то, постепенно, правообладатели… Я не то чтобы обращаюсь к Наталье Дмитриевне Солженицыной или к Кларе Домбровской, или к наследникам Галича… Просто я говорю, что перспектива должна быть такова: надо запретить их издание в России.

Вы мне опять скажете: «Ну это же наказание для читателя, это наказание для народа?» Ну какое же это наказание – народ сам этого хочет. 70-е годы надо возвращать, убирая ту надстройку, которая сорвала (взорвала, если угодно) тот базис, сорвала ту пальму, которая пробила крышу теплицы. Давайте ее не пробивать. Давайте здесь установим определенный уровень. Если читатель захочет контакта с серьезными произведениями – с тем же Трифоновым, с Аксеновым, с Владимовым, – он будет как-то добывать, как-то ввозить, будут, может быть, как-то распространять в интернете. Если читатель признает, что это вовсе ему не надо, то и надо привести страну к этому довольно мизерабельному знаменателю. Надо как-то постепенно деградировать во всем, потому что мне стыдно, что в одной и той же стране издается Галич, проводятся концерты его памяти, выходят диски, биографии Высоцкого и делается все, что фактически отрицает ценность их.

Я бы и про Пушкина подумал: знаете, в советское время некоторые тексты Пушкина не очень-то печатались. Может быть, действительно, стоит прошерстить литературу, пора. Потому что иллюзия свободы слова в книжной области, скорее, компрометирует эту свободу, – так мне кажется. Подумаем.

А боюсь ли я быть объявлен иноагентом? Это не совсем страх, но, понимаете, нашивать на себя желтую звезду, печататься под этой плашкой – это как-то очень унизительно. Понимаете, школа унижения при любом тоталитаризме есть. Например, вас заставляют публично покаяться. Все время при Сталине была такая практика – саморазоружение, преклонение перед партией. Все время каяться, все время говорить о своих ошибках. Дело в том, что не униженным обществом управлять очень трудно. Его нужно унизить – запретами, травлей, – это нормально. Давайте как-нибудь, действительно, поможем власти построить ту Россию, которую они хотят, чтобы, по крайней мере, не разделять ответственность. Вот это мне кажется правильным. А найдутся ли зарубежные издательства, которые будут это печатать? Не знаю, какие там иноагенты, какие там зарубежные издательства помогали русским диссидентам? Они, конечно, были – «Ардис», ефимовский «Эрмитаж», «Синтаксис» Марии Васильевны Розановой, дай бог ей здоровья. Это были крошечные какие-то островки, но в Россию они проникали самиздатом.

Самиздат – хорошая штука; по Волошину, хорошо быть твердимым наизусть и списываться тайно и украдкой. «Эрика берет четыре копии». Кстати, мы неизбежно доживем до того (если дальше так пойдет), что и компьютеры будут все будут наперечет, и все они будут в специальных заведениях. А мы перейдем к практике пишущих машинок. Пишущие машинки будут изымать – перейдем к рукописям. Это же должно нарастать все снизу. Была такая замечательная эпиграмма в переводе Маршака:

У старого Отто три юные дочки,

Они написать не умели ни строчки.

Отец запретил им перо и тетрадь,

Чтоб писем любовных не стали писать.

Но младшая деда поздравила с внучкой:

Писать научилась она самоучкой.

Наверное, надо как-то, понимаете, чтобы люди читать и распространять тексты научились самоучками. А то что это такое – к твоим услугам вся классика самиздата? При этом если против вторжения в Чехословакию вышли хотя бы несколько человек, или, по сведениям, по опубликованным сведениям, по протоколам, против силового подавления ситуации в Венгрии возражал хотя бы Микоян, – то где сегодня какие-то протестующие силы, какие-то расхождения? Это сразу приравнивается к измене родине. Поэтому-то и нельзя большинство вещей обсудить. Имеем ли мы право, например, усомниться в том, что в Казахстане имела места внешняя агрессия. Ее там не было, вообще-то. Но тем не менее ОДКБ вводит войска. Предусмотрено введение войск в случае внешней агрессии, а не внутренних волнений. Но это какая разница? Мы же понимаем, что любые внутренние волнения – это проявления внешней агрессии. Нам это Мария Захарова (простите, что я ее так часто упоминаю) подробно объяснит.

Д.Быков: Мне стыдно, что в одной и той же стране издается Галич, и делается все, что фактически отрицает ценность его

Давайте исходить из того, что внешней агрессией являются любые проявления свобод и требований удешевлений. Давайте считать, что борьба с коррупцией – это внешняя агрессия. Давайте перейдем к публичным расстрелам. Я все время хочу какой-то ясности, определенности, а то все время какие-то разговоры о том, что мы гуманисты. Какие мы гуманисты? Гуманизм – это… Мне когда-то один поп так и вдарил морально: «Атеизм – это гуманизм, потому что в центр мира поставлен человек, так быть не должно». Давайте бога (или его наместника) поставим в центр, вернемся к инквизиции и прекратим разговоры о свободе. Людям это не нужно. Осуществим метафору Достоевского насчет Великого инквизитора и будем думать, что Христос уже никогда не придет.

Кстати, я забыл о самом главном: сегодня рождественская ночь. Поздравим друг друга с самым главным: Христос-младенец родился. Кто ест сочиво, пусть ест сочиво, кто празднует Рождество иначе – например, набуздыкивается алкоголем (что, конечно, совсем не по-христиански), пускай они празднуют. Всякая тварь пусть радуется – младенец-Христос родился. Но ведь кто радуется Христу? Христу радуются люди свободолюбивые, а остальные, как Мисфит (Изгой) в рассказе Фланнери О’Коннор говорят: «Христос нарушил равновесие, с ним пришло в мир не добро, а зло». Очень многие так и смотрят на вещи. Поэтому я, кстати, против того, чтобы христианство было так уж терпимо к тоталитаризму. Христос – это свобода.

Мне кажется, что и здесь необходимо некоторое размежевание, потому что Рождество Христа – это еще один повод вспомнить, что люди рождаются свободными. Не одинаковыми, не равными, но свободными. Так что всех с Рождеством Христовым. Прекрасная ночь, святая ночь.

Поотвечаю на вопросы, которых очень много, хотя большинство из них как-то не совсем по адресу. Что поделать, попробуем.

«Попадали ли вы в переход Цоя под Плотинкой? Там на стене в честь Цоя что-то нарисовано?» Нет, к сожалению, не был. Я вообще в Екатеринбурге бываю в очень небольшим количестве мест. Не только в «Ельцин-центре»; конечно, всегда бываю у Ройзмана в его музее. Тут, кстати, привет от Виктора Косаковского, который тоже поздравляет вас с Рождеством. Спасибо, и Вам, Витя, привет. Я рад, Витя, что вы поддерживаете наш проект.

«Что вы можете сказать о махоньком музее Высоцкого в Екатеринбурге, где собраны его письма, хотя ему и не нравилось в Свердловске?» Не только не нравилось – у него было там много друзей, на Свердловской студии.

«Что вы думаете о памятниках? Должны ли они быть монументальными или они маленькими, как разрисованный переход?» Я думаю, что они должны быть такими, знаете, народными. Я очень люблю народные монументы и очень верю в них. Я совершенно не люблю официозных, таких старозаветных и торжественных монументов, которые, вдобавок, очень непропорциональны именно в силу своей реалистичности. Потому как «всегда бывает неправдоподобна правда», как любил цитировать Мопассан, полемизируя с натуралистами. Но я не очень люблю такие буквалистские памятники, они меня не очень трогают.

«Говорить, что виртуальность невозможна, потому что в Сан-Диего ненадежно электричество, так же смешно, как и говорить, что бога нет, потому что космонавты его на небе не обнаружили». Ну дорогой, вот вам смешно, а мне нет. И поэтому я так говорю, а вы не говорите. Мне очень нравится эта фраза Жолковского и Щеглова, которую они придумали для редакторов. Конкретный редактор, известный культовый философ им говорит: «Я бы на вашем так не писал». Они ему в ответ: «Но ведь вы так и не пишете», «Но ведь вы и не нашем месте». «А мы пишем так». Я считаю, что виртуальность очень сильно зависит от технических средств, и поэтому это скучно. Я поэтому верю не в виртуальность, а в реальность, которая всегда напоминает о себе. Вот как она напоминает сейчас о себе, например, в Казахстане, и очень жестко напоминает.

Д.Быков: Боюсь ли я быть объявлен иноагентом? Это не страх, но печататься под этой плашкой – как-то очень унизительно

«Очевидно, что если мы живем в виртуальности, то наши убогие компьютеры и электросети не идут ни в какие фантастические машины, на которых все это работает». Это конспирология. Понимаете, верить в то, что весь зримый мир является продуктом конспирологического воздействия – это довольно глупо. Мне кажется, что любая конспирология имеет религиозную природу, но это конспирология для бедных. Потому что – и это самое главное – мир не является иллюзией. Верить в то, что мир является иллюзией, сном – солипсическая такая вера, как бы позволяющая не принимать ничего всерьез. А все всерьез – и смерть всерьез, и жизнь всерьез. Поэтому я как-то в эту матричную конспирологическую действительность не верил. Я бы верил в то, что все это всерьез, в последний раз, и без черновика. Это позволяет относиться к себе и к людям с большей мерой ответственности, как-то больше их беречь, что ли.

«Например, в 2014 году подросток верил в солипсизм и иллюзорность мира. Он решил, что не будет беды, если он выстрелит в учителя. Это типичный дип-психоз, в результате впервые в России происходит стрельба в школе». Стрельба в школе происходит не потому, что подросток уверовал в виртуальность мира, а потому, что у подростка были плохие учителя, которые проглядели его болезнь. Это болезнь, понимаете? Люди, которые верят в дип-реальность или, условно говоря, в глубинный народ, в механизмы, которые эту реальность творят, просто переваливают эту ответственность с себя. Бог уже дал человеку довольно тонкий аппарат для восприятия всего.

«Нынешняя мода на теории заговора может быть разновидностью этой теории». Она и есть разновидность этой теории. Дело в том, что теория заговора, как любая мистика, как любая конспирология, освобождает человека от ответственности, вот и все. «Это не восстание народа, это разборки элит». Поэтому все, что происходит наверху, для нас – тайна за семью печатями, а мы ни за что не отвечаем. Хорошо, если вам нравится так жить и ни за что не отвечать, наверное, надо вам дать такую возможность. Понимаете, тут же дело в том, что действительно о свободе в обычной жизни напоминает немного: напоминает литература и любовь, искусство и любовь. Вот две вещи, которые напоминают о том, что люди неодинаковы, что люди неравны; о том, что принудительное равенство и запреты недолговечны и непрактичны. А если долго уничтожать любовь и культуру (а постсоветская Россия довольно долго этим и занимается), то возникает, как правильно сказал Окуджава, ситуация, при которой «через два поколения выйдут на свет люди, которых сегодня нет». «Зависть, ненависть и вражда взойдут над просторами их полей».

Вот они и взошли, появились люди, которым свобода не то что не нужна, а даже как-то противна. Ну и хорошо.

«Сегодня хотелось бы обсудить другое стихотворение Беллы Ахмадулиной». Нет, ребята, сегодня мы будем обсуждать «Рождественскую звезду» Пастернака. И не только потому, что пришло 7 заявок на нее (а семь – прекрасное число), но и потому, что стихотворение Пастернака – это стихотворение для обсуждения в чудную ночь, святую ночь. Если я не разревусь, я буду ее читать. А если я разревусь, тем лучше: это будет еще одним доказательством ее воздействия. Правильно написал один человек: когда читаешь это стихотворение Пастернака, всегда плачешь, и в первый раз, и в сотый. Это слезы не от сентиментальности – это слезы восторга, слезы счастья, самые дорогие слезы, которые может пролить читатель.

«Какие конкретные действия совершались землянами в других мирах в целях прогрессорства? Спасать, увозить на Землю травимых гениев – это еще больше мешать уровень культуры на подшефной планете. Правильно ли я понимаю, что единственный способ описан в «Парне из преисподней» – выдернуть молодого, неокостеневшего силовика в мир землян?»

Не единственный. Я сегодня вот как раз с друзьями в сочельническом застолье (безалкогольном, разумеется) обсуждал очень важную проблему. Детей надо воспитывать как можно больше, потому что взрослых не перевоспитаешь. Надо размножаться и воспитывать своего ребенка в любви, потому что остальной мир будет его воспитывать в ненависти. Я думаю, что об этом я хотел бы посвятить некоторую часть программы, важную для меня. Потому что проблема прогрессоров, выдуманных Стругацкими, оказалась чрезвычайно актуальной для постсоветской России. И это не только, кстати, внутренняя, отраженная Германом в гениальной экранизации, не просто проблема дотягивания собственного народа до собственного народа. Это проблема дотягивания других стран и других планет.

Потому что давайте будем откровенны: прогрессорство демократов в 90-е годы в России было крайне неудачными. И тоже не обошлось без разделения людей на два противоположных народа, и тоже не обошлось (и я приложил к этому руку) без наращивания ненависти и вражды. С другой стороны, прогрессорство на территории бывшего СССР – это тоже давняя проблема. Россия, например, не без успеха занимается регрессорством. Хороший мог бы быть роман – если бы кто-то сегодня его написал – о регрессорах. На отдаленной планете начинаются какие-то ренессансные изменения… Помните, как у Германа в фильме сказано: «Никакого прогресса не было, никаких университетов не было – была только реакция на то, чего почти не было». Это блистательная фраза, с которой начинается картина. Но я бы со своей стороны написал бы такой романчик, потому что «Большинство» – это книга конспектов ненаписанных романов, и, может быть, такой конспектик я и напишу, пока книга не закончена.

Там у них есть регрессоры. Вот Румата – это хороший прогрессор, чьи средства вступили в противоречие с целью. А ведь можно, понимаете, описать регрессора, который, узнав, что на планете появились какие-то силы света и свободы, поехал туда егозить. И дают такие типично путинские советы: во-первых, все гэбэшники имеют о народе очень низкое представление, потому что они видят этот народ только во время допросов. Там ему говорят: «Или подпишешь, или яйца оторвем». Ну что, человек подписывает.

Д.Быков: Рождество Христа – это еще один повод вспомнить, что люди рождаются свободными

Помните, как Ченцов в романе Аксенова «Ожог» (кстати, тоже непонятно, почему он переиздается, давно пора запретить, вниманию Алексея Аксенова, сынка – отзовите права)… Что вы описываете Ченцова – ведь это клевета на наши органы. Причем на какие органы – на внутренние! Это я возвращаюсь к вопросу новой цензуры. Так вот, у Ченцова в «Ожоге» есть такие слова, он говорит мальчику Толе фон Штейнбоку, который плачет, когда они забирают его мать: «Дрисня, говно шоколадное!» Он имеет право презирать мальчика Толю фон Штейнбока, который плачет, когда у него мать арестовывают. Надо не плакать – с оружием в руках надо защищать, не знаю, чего надо делать. Мы не можем действовать так, чтобы им понравилось. Они всегда будут действовать с опережающим, с утроенным насилием. Это нормальная практика.

Возвращаясь к проблеме регрессорства. Сегодня Россия выступает регрессором, и я думаю, что для страны, породившей Антона-Румату, – это большой грех, большая катастрофа. Но действительно сегодня Россия агент регрессорства, которая во всем мире так воспринимается, и большой частью мира – с большим уважением. Вот такой роман о регрессорах мог бы многому научить. Что делает такой человек, попав на планету, охваченную народным восстанием? Что делает такой, например, регрессор, попав в Россию? Тут, кстати, можно запустить версию о том, что Сталин был инопланетным регрессором. В 20-е годы в России были же и ростки новой культуры, и вертикальной мобильности, и довольно интересного общества, хотя это и совпадало с Соловками по времени. Но по вектору не совпадало, а вот в 30-е годы стало совпадать. Действительно, методику этого регрессорства можно описать довольно подробно, и, как мы знаем, две вещи всего надо сделать: внушить народу заниженное мнение, заниженное представление о себе самом (это во-первых), и, во-вторых, насадить попсу. Окуджава же говорил, кстати, мне в интервью: «Вот эта вся унца-унца, эта вся ресторанная культура насаждается не в угоду массовым вкусам. Она насаждается в угоду власти, которой удобнее рулить таким народом; народом, воспитанным на этом». Давайте так, это хорошая практика.

Идея регрессорства в нынешней России, мало того, что в нынешней России очень популярна, – идея прогрессорства в России неочевидна. Потому что, помните, у Тарковского в «Ностальгии» Янковский рассказывает этот анекдот: «Что ты тащишь меня из болота, я здесь живу». Тарковский не зря говорил о себе: «Я рыба глубоководная». Наверное, вот эта глубоководность, эта запретность, эта униженность имеет свои преимущества. Культура ресентимента – это тоже культура. А вот как можно дотащить средневековую, феодальную страну (в России очень много пережиток феодализма) до прогресса? У Германа была идея, что Румата должен просто принести себя в жертву, наверное. Просто принести себя в жертву на глазах этих людей, потому что пока они не увидят его смерти, пока Христос не умрет на их глазах, они за Христом не пойдут. Это очень жестокая мысль, но Румата ведь выбрал христианскую парадигму, хотя она большого успеха в Арканаре не имеет. Помните финальную фразу фильма? «Тебе нравится такая музыка?» «Не знаю». «А у меня от нее живот болит». Это, кстати, очень точная реакция на фильм Германа большинства первых просмотров.

«На одной сцене выступал с вами Глеб Самойлов. Как вы думаете, есть ли у него надежды попасть в счастливую жизнь?» В счастливую жизнь – безусловно. А вообще Глеб Самойлов – это такой человек, что он своеобразно понимает рок-н-ролльность. Рок-н-ролльность для него – это быть плохим. Наверное, и так можно. И Вадим, и Глеб Самойлов – настоящие декаденты. «Поиграем в декаданс». Настоящие декаденты, «быть плохим» – это как у Юнны Мориц. Это тоже источник довольно сильной энергетики. Многие люди любят, это им нравится.

«Как вы считаете, откуда такие творцы, как Квинихидзе в условиях Советского Союза черпали вдохновение для таких волшебных мюзиклов, как «31 июня» и «Мэри Поппинс, до свидания!»?» Не только Квинихидзе, а и Березинский, и Юнгвальд-Хинкевич (все-таки «Мушкетеры», наверное, самый удачный советский мюзикл, хотя определенные вкусовые провалы там имеют место, но они исходили не от режиссера, а просто «наша четверка резвилась на съемках так, что за ними не всегда поспевал сценарист и режиссер»). Ну да, это, понимаете, Советский Союз – в нем была культура карнавала, праздника. До сих пор элементы праздника очень живы. Жизнь была такая, что в ней мало было веселого. Всегда, когда его мало, оно под страшным волнением вырывалось наружу. И вот такого веселья, которое было в картине «31 июня» – картине, которую запретили из-за бегства Годунова практически сразу же – редкое, и редкий гость оно на советском экране. Но это как советское застолье. Советская жизнь была до такой степени сумрачна, до такой степени пасмурна и уныла, что в ней эта долгая подготовка к празднеству, варение холодца, подготовка фаршированной рыбы, поглощение винегрета, – это все было очень важным, это было ритуалом.

Д.Быков: Сегодня Россия выступает регрессором, и я думаю, что для страны, породившей Антона-Румату, – это большой грех

Таким же ритуалом был просмотр «Голубого огонька», это сохранилось, ожидание разговорных номеров (Райкина, Жванецкого, Карцева и Ильченко) – тоже. И таким же ритуалом был наш горестный просмотр мюзиклов. Все говорили: «Ну, пошлость!» – и все равно все смотрели, пересматривали, пели песни оттуда. Кстати, были попытки мимикрировать под такую новогоднюю праздничную картину, протащить под ее видом что-нибудь серьезное. Рязанов, который уже с легкой руки своей же «Карнавальной ночи» и «Иронии судьбы» воспринимался как новогодний режиссер, попытался протащить советского «Генерала делла Ровере» – историю Афанасия Бубенцова, «О бедном гусаре замолвите слово». Горина позвал в соавторы, они написали очень мрачную историю, которую Гостелерадио близоруко политически один раз выпустило, после чего фильм поклали на полку на пять лет. Все попытки Рязанова повторить этот новогодний показ были обречены. Ему говорили: «Надо церковь вырезать». Он соглашался: «Хорошо, давайте церковь вырежем». Ему говорили: «Давайте уберем намеки на Третье отделение?» «Давайте уберем». Но никакие кромсания картины не шли впрок.

Она запомнилась многим. Кстати говоря, при первом просмотре я не понял, ее надо не один раз смотреть. Я помню, мне подруга в 1986-м (когда ее выпустили снова) звонит и говорит: «Где были мои глаза?» Действительно, надо подрасти духовно, чтобы этот фильм смотреть. Он пытался мимикрировать под праздничный мюзикл с песнями. Но какие там песни!

Вы, чьи широкие шинели

Напоминали паруса…

Вот уж Петров постарался. А там, кстати, и песенку замечательную «Через год в каждой избенке народилось по мальчонку» – как ее Миронов замечательно спел! Фильм, состоящий из хитов, но все равно его закрыли, поняли довольно быстро. Так что традиция новогодних мюзиклов идет оттуда же, откуда идет традиция новогоднего веселья – от тоски в стальное время. Вот оттуда и все советские режиссеры и черпали вдохновение.

«Какие режиссеры сформировали почерк Петра Фоменко?» Я думаю, в первую очередь Вахтанов, студийный дух. Фоменко же общался, варился в той сфере, что и «Наш дом» – театр МГУ, и Марк Розовский. Это все была более-менее одна тусовка. Розовский, конечно, большой режиссер, создатель большой истории. И потом, Фоменко (я думаю, эта связь еще не исследована) очень много взял у комедии дель арте, у комедии масок. И в большинстве его спектаклей помимо духа студийности легко опознаются те или иные очаровательные маски, типажи одни и те же. И актеры у него умели эту масочную культуру великолепно воплощать, почему, собственно, и Крымов сумел сделать в театре Фоменко эту «репетицию» «Дон-Жуана». Насчет обэриутов я думаю, что нет; Фоменко не абсурдист. Он оптимистический человек.

«Вы наверняка видели режиссерские работы Гарика Сукачева. Мог ли его как режиссера сформировать Ролан Быков?» Понимаете, если брать его кинорежиссуру, то ее в большей степени сформировал Шпаликов и другие шестидесятники. Это дух молодежного празднества, становящийся все более горьким. «Кризис среднего возраста», «Дом Солнца» – они об этом. А если брать его театральные работы, например, «Анархию», то я думаю, что ее сформировал трагический почерк Миши Ефремова с его духом балагана. Ефремов же довольно сильный режиссер, его постановка «Шарманки» мне кажется эталонной. Или там «Голый король-2», то есть «Еще раз о голом короле» Филатова. Так получилось, что у Сукачева не так много театральных работ. Но Ролан Быков был, конечно, более изобретателен, более авангарден и, я думаю, более невыносим.

Что касается киноработ Сукачева, он прав, говоря, что от просмотра «Кризиса среднего возраста» будут приняты гекалитры водки и будут пролиты гекалитры слез. Потому что это ностальгический дух, который в русском роке довольно силен. Люди, как у Набокова, ностальгируют, не успев прожить. Не успев прожить молодость, уже по ней тоскуют, понимая, что она более-менее обречена. Я, кстати, считаю, что Сукачев – талантливый режиссер. Конечно, «Праздник» – не лучшая его картина, но есть у него очень удачные фильмы.

«В чем, по-вашему, смысл работы переводчика: переводить автора или произведение? До какой степени допустимо личное самовыражение переводчика в его работе?» Личное самовыражение неизбежно. Кстати, вот сейчас завершен титанический труд Андрея Рене (это псевдоним) по переводу «Поминок по Финнегану». Вышло 22 книжечки, две трети этого массива составляет комментарий. А вот совсем другой перевод – перевод Ольги Брагиной, киевского переводчицы и очень хорошего поэта. У нее совершенно понятный Джойс, как бы двойной перевод: перевод с английского на такой авангардный русский, а с авангардного русского на нормальный. Ее перевод логичнее, яснее, стройнее, хотя перевод Рене – это творческий подвиг, тут никаких вопросов нет. И то, что у нас есть теперь русские «Поминки по Финнегану» (правда, может быть, даже более непонятные, чем в английском оригинале), – это прекрасно. Я вообще считаю, что перевод – это всегда отпечаток личности переводчика, ничего не сделаешь.

«Почему равновеликие писатели, режиссеры далеко не всегда стремятся общаться или хотя бы знакомиться друг с другом?» А знаете, поэты редко дружат. Мне как-то Кушнер сказал: «Поэты как красавицы». Я его спрашивал: «Вы дружили с Бродским? Можете ли вы это сказать?» Он говорит: «Мы приятельствовали, поэты редко дружат». А не надо дружить. Я думаю, что поэту лучше дружить с читателями или с красавицей, а дружба поэтов – это явление настолько редкое. Думаю, только Пушкин и Дельвиг, да и то потому что Дельвиг был святой и начисто лишенный ревности человек.

Д.Быков: Традиция новогодних мюзиклов идет оттуда же, откуда традиция новогоднего веселья – от тоски в стальное время

«Как вам показался фильм «Гарри Поттер 20 лет спустя: возвращение в Хогвартс»? Пользуясь случаем, отмечаю великолепную работу российских дублеров, озвучивавших этот фильм». Не видел пока, даже и как-то не знаю об этом. Просто, видите, для меня сейчас главное – это попытаться отследить новую серию «Фантастических тварей», потому что там мы узнаем о Криденсе то, что в некотором смысле перевернет наши представления об обскурах. И кроме того, я очень жду новой книги о Поттере или нового фильма о Поттере, который ожидается к 2025 году. Я вообще жду 2025 года, мне кажется, в нем будет много хорошего; главное – дожить. Услышимся через пять минут.

[НОВОСТИ]

Д.Быков― Ну а теперь мы продолжаем разговор с полным основанием, спасибо большое. А теперь, значит… «Как вы относитесь к тому, что вас в очередной раз назвали врагом народа, обвинив в агитации против ОДКБ?» Ну это нормально, им же надо называть кого-то врагом народа. Кто-то должен быть врагом. Естественно что, огромное количество людей не мыслят себя без внешнего противника, да и без внутреннего тоже, потому что ведь внутренний противник – он же дает такое сладостное чувство лояльности, уверенности. Я не хочу, понимаете, это комментировать. Они же действительно всегда будут, их поведение настолько просто, настолько логично, настолько предсказуемо.

Наверное, было предсказуемо, что и я, и некоторые другие люди (их довольно много) начнут выступать против вторжения на чужую территорию. Или не вторжения, а «дружественного вхождения». Тут же правильно кто-то написал: проблема не в том, что нехорошо звать соседей, друзей на своих внутренних врагов. Не хорошо, да. Но проблема в том, что их вывести потом невозможно. А может, они и хотят, чтобы нас потом, ОДКБ, нельзя было вывести. Может быть, им это и нравится. Некоторые правильно говорят: проще же всегда сваливать на чужака. Мы своих не обижаем, обижают только чужие. Ну хорошо, зовите, нормальная совершенно практика.

А все просьбы дать непременно список книжек на рождественские каникулы, понимаете… я не очень люблю давать списки, составлять рейтинги, пятерки, двадцатки, сотни особенно. Я вообще считаю, что в рождественские каникулы, в новогодние каникулы ребенок или сам может себе выбрать чтение, или… Да необязательно читать. Вечные вопросы «как заставить ребенка читать?» – это все равно что вечные вопросы «как отбить у ребенка аппетит к чтению?» Это совершенно не нужно.

«Как понять ваше утверждение, что учителю необязательно любить детей?» Ну так просто и понимать. Что значит «любить детей»? Любить детей как биологический объект, любить детей как особый класс живых существ? Я думаю, что любовь к школьникам, любовь к детям – это, до известной степени, психологическая травма учителя. Он должен любить процесс обучения, процесс совместного поиска истины, процесс докапывания до правды. Вот тоже вечный вопрос, довольно характерный: «А как вы относитесь к тому, что врач не должен любить людей?» Он, наверное, должен их любить, но, как говорила Кира Муратова: «Я не кошка, я не господь бог, а человек. Чтобы любить людей, надо быть чем-то другим: или ниже, или вышел, или больше, или меньше. Но я одна из них». И мне кажется, что у врача должен быть барьер какого-то, не скажу, профессионального цинизма, но барьер абстрагирования от человеческих чувств. Если вы слишком любите пациента, как вы будете лечить ему зуб? Это, по-моему, просто невозможно.

Любить детей для педагога – это любить по определению младших, значит, самоутверждаться среди младших. Я все-таки хочу надеяться, что ребенок знает меньше взрослого, он не обязательно глупее; иногда он быстрее, реактивнее, иногда он лучше. Но его знания о мире ограничены недостатком опыта, и любить детей именно за это мне кажется неправильным. Мне кажется, надо любить в ребенке взрослого и умного собеседника. И кстати говоря, именно таким и собеседником для своих школьников я и стараюсь быть. Я все-таки стараюсь относиться к ним, как к равным. Может быть, это неизбежно, но это полезно потому, что ребенок, когда он ощущает такое равенство, он начинает дотягиваться, он себя начинает соответствующим образом воспринимать. Всегда надо давать завышенное представление о себе.

«Я часто читаю исследования о Стругацких, где их называют глубоко советскими писателями». «Советский», еще раз говорю, – это не ругательство для меня. Стоит вспомнить слова Бориса Натановича, который говорил: «Если бы ранние Стругацкие увидели бы себя взрослыми, старыми, они бы друг друга не поняли». Это был бы спор убежденных оптимистов-идеалистов с трезвыми и убежденными скептиками. Стругацкие были очень советскими писателями в первые десять лет своей работы, может быть, первые лет пять. Советскими писателями – очень умными, продвинутыми. И Аксенов написал вполне советских «Коллег», и Владимов написал вполне советскую «Большую руду», но это все было из-за запретов, из-за нежелания говорить по-настоящему всерьез.

Д.Быков: Может, они и хотят, чтобы нас потом, ОДКБ, нельзя было вывести

«Кто герой вашего следующего очерка в «Дилетанте»?» Анатолий Приставкин, потому что там номер посвящен теме, волновавшей Приставкина (не могу сказать, о какой именно, это не моя тайна). И я перечитал его прозу, прежде всего – «Кукушата» и «Ночевала тучка золотая». Я поймал себя на страшном ощущении: мы не можем сегодня открыто, откровенно обсуждать проблематику этой повести. Именно это ощущение вражды или, если хотите, запрета, – будешь это обсуждать, станешь врагом народа. Причем врагом конкретных людей, которые уже успели десятикратно, по-моему, превысить свои полномочия, суясь в культурный и политический запрет. Их дело – регионами руководить, а они начинают художников одергивать. Ну что это такое?

Я думаю, что обсуждение художественной ткани текста бесперспективно, потому что Приставки, как мне кажется, был очеркистом, причем очеркистом не первого ряда, хуже Овечкина. Но он был выдающимся знатоком (как всякий хороший очеркист) некоторых проблем, замечательным хроникером своего военного детства. И хотя это проза не очень интересная, а герои – эти кузьменыши – мне не очень симпатичны, и он не заставил меня их полюбить, но проблемы, поставленные им, почувствованы с настоящей интуицией, с настоящей болью большого художника, даже большого журналиста. И его книга «Долина смертной тени» про работу в комиссии по отмене смертной казни, про смягчение, про кассацию… Он много сделал в этой комиссии, и Окуджава много сделал, и Разгон, и Альбац. Там есть о чем поговорить. Из адвокатуры там были люди любопытные. В любом случае, это масштабная работа. И «Долина смертной тени» – прекрасная книга.

Я сложно отношусь к книге «Король Монпасье Мармелажка Первый», там тоже сказались заблуждения Приставкина, но в любом случае писатель он интересный, очень характерный для русских 90-х со всеми их идеалистическими и неидеалистическими, может быть, эгоцентрическими заблуждениями. Писатель он интересный, и я вынужденным образом обсуждаю художественные качества, а это не та тема, которая, как мне кажется, здесь заслуживает обсуждения. Понимаете, даже вот Анатолий Рыбаков, мне кажется, был писателем, что ли, более совершенным и более, если угодно, зрелым. Приставкин свою проблему решал, Приставкин должен был прокричать в 1981 году (опубликована эта вещь была только 5 лет спустя) об одной из самых трагических и замалчиваемых тем советской истории. Я все-таки думаю, что это творческий подвиг вне зависимости от того, как вы к нему относитесь.

Тут сразу же пришел вопрос: «Как я отношусь к роману Мальгина «Советник президента?» Хорошо отношусь, он написан талантливее, чем большая часть текстов Приставкина. Но ведь Присядкин – это не про Приставкина, это карикатура на деятелей эпохи Перестройки. У деятелей эпохи Перестройки было огромное количество ошибок и заблуждений. И я сам, глядя на деятельность «Апреля», не совсем понимал, что там делает Окуджава, потому что там тоже были свои конформисты, и свои ошибки и заблуждения. Об этих заблуждениях надо говорить, потому что нам так или иначе придется разгребать сегодняшние результаты, и, ничего не поделаешь, возвращаться к некоторым страницам постсоветской истории.

«Убеждены ли вы, что ситуация в Казахстане закончится ничем?» Да как сказать «ничем»? Понимаете, ничем с точки зрения радикальных перемен? Наверное, сегодня Казахстан совершенно не готов к демократии. Наверное, нынешний казахский режим обеспечивает полную свободу действий и, не скажу «безнаказанность», но безальтернативность. Наверное, кровь льется напрасно. Наверное, люди, которые поверили в идеалы свободы и потребовали освобождения политзаключенных, будут жестоко разочарованы. Любая реакция, любые запреты и подавления не снимают проблем. Это временные вещи, довольно неприятные. Они выглядят, как вечность, но они не являются вечностью. Историю человечества все-таки двигают вперед не запретители, а протестанты. Это так устроено, это можно сколько угодно говорить, что главной целью человечества является стабильность. Но стабильность – это отсутствие развития. Стабильность – это ужасно приятное состояние для большинства, и я прекрасно это понимаю, но вместе с тем стабильность – это временная вещь. Что я буду повторять очевидное? Она всегда является реакцией на что-то. Писал Мережковский, что в России это реакция на нашу плоть и кость, но Россия ведь тоже меняется. Россия бывает довольно разной.

«Как по-вашему, почему в казахстанских протестах почти не участвует интеллигенция?» Да она как раз участвует, другое дело, что в Казахстане было многое сделано для того, чтобы либо интеллигенцию приручить, пригнуть, либо как-то лимитировать общую сферу ее жизни. Я не могу назвать сегодня ничего сравнимого с казахстанской новой волной, которую когда-то воспитал Сергей Соловьев, с фильмами Бахыта Килибаева, например. Есть ощущение, что казахстанское искусство, пережив ренессанс 90-х, как-то остановилось, как-то замолчало.

Да и вообще, понимаете, главная беда всего постсоветского искусства, постсоветской культуры – это попытка повторить какие-то советские результаты. Например, Гузель Яхина – я много раз об этом говорил – повторяет либо Чингиза Айтматова, либо того же Приставкина, потому что в «Эшелоне на Самарканд» есть прямые… не заимствования, нет, есть прямые попытки выступить в том же жанре (по материалу это очевидно), что и «Ночевала тучка золотая». Я, наверное, как-то продолжить Стругацких на своем уровне. Кто-то пытается вернуть и продолжить Снегова, если брать фантастику.

Д.Быков: Мне кажется, надо любить в ребенке взрослого и умного собеседника

Печаль в том – наверное, многие будут с этим не согласны, – что постсоветское искусство не предложило ничего сопоставимого с советским. Может быть, потому что оно упростилось страшно, как упростился Пильняк по сравнению с Андреем Белым. Он не подражал, но это был наш советский Белый. Наверное, и в 90-е годы были крупные писатели, но они или повторяли, копировали или пародировали советское, или пытались – если взять «Ледовую трилогию» Сорокина – как-то работать с этой хтонью, которая полезла из-под земли. Но эта хтонь была довольно примитивной, и мне кажется, что «Голубое сало» – это художественная неудача. Удача – это «Метель» или «День опричника», но «День опричника» весь сделан из «Князя Серебряного».

Кинематограф 90-х был продолжением (в лучшем случае) тенденций 80-х, а в худшем – попыткой их имитации, подражания. Наверное, в Белоруссии появились замечательные подражатели Адамовича – в первую очередь, Алексиевич. Но сказать, что Алексиевич в чем-то превзошла Адамовича – может быть, только в количестве написанного, а метод – тот же самый. Его изобрел Адамович. Я никоим образом не пытаюсь ее принизить, она заработала своего Нобеля абсолютно честно, выведя документальную прозу на новый уровень, но ведь эта сверхлитература концептуально разработана Адамовичем. Сказать, что российские поэты каким-то образом переклюнули… хотя это некорректный термин… пошли дальше Мандельштама, Ахматовой, Пастернака или Маяковского трудно. Лучшие из них развивали традиции той же оттепели: в оттепели кое-кто пошел дальше.

Но беда в том, что советские поэты совсем не были мыслителями. Они, мне кажется, воспринимали мысль в стихах как что-то мешающее поэтическому. А это совсем не так: поэзия дышит там, где возникает сложная, противоречивая, работающая авторская мысль. Вот линия Самойлова, например, философской его лирики осталась совершенно никем не продолженной. Линия Слуцкого осталась никем не продолженной. И Рыжий, который клялся кровью Слуцкого, «профиль Слуцкого наколот на седеющей груди», – как раз социальной проблематики не трогал или ходил вокруг нее, а продолжал он такую романсовую линию Гандлевского, довольно, кстати, перспективную. Но опять же, это не идет дальше: лучшие стихи Гандлевского, определившие его творческий почерк, написаны в 70-е и 80-е . Он и сейчас работает не хуже, но не идет дальше. И никто из нас не идет.

Я думаю, что Лосев шел, Лосев, с его откровениями, с его резкостями – он является сегодня легитимным предметом обсуждения. Неслучайно, например, стихотворение «Фуко» вызывает такую напряженную полемику. Это интеллектуальное, концептуальное высказывание. Но Лосев был такой один. А так, мне кажется, даже Бродский в 90-е годы работал на холостых оборотах, и это не его вина. Это ситуация, когда, по словам Льва Александровича Аннинского, «хлестанули из-под земли те же силы, что и в 1917 году». И это не были силы свободы, это были силы простоты. 90-е годы были годами разрушения, а не созидания. Если они что-то созидали, то это было, может быть, в экономике, а в культуре это было мертвое время. Что из книг 90-х, по большому счету, осталось? Нет у меня такого фаворита. Может быть, некоторые тексты Пелевина из «Синего фонаря», «Жизни насекомых» или «Generation П».

В общем, там осмысливать-то особенно было нечего. Я не помню такого титана бизнеса, как героя Айн Рэнд. Да и у Айн Рэнд это все такая махровая пошлятина, если вдуматься, вся эта проповедь либертарианства – не могу я к этому относиться всерьез. И здесь у меня, кстати, есть такой союзник, как Александр Мелихов – большой знаток истории.

Хороший вопрос: «Почему Ахматова недооценивала Есенина? Неужели зависть?» Чему ж завидовать? Я думаю, что Ахматова… Простите, у нас ненадолго нарушилась связь, но мы тут же вернулись… Ахматова как поэт была гораздо лучше Есенина, гораздо оригинальнее Есенина, в каком-то смысле просто талантливее. У меня есть такое стойкое ощущение, что Ахматова оценивала Есенина как раз вполне адекватно. Она, во-первых, не говорила о нем ничего унизительного, что его унижало, но она высказывалась о нем без пиетета, без восторга. Мне кажется, что избыточный восторг относительно Есенина как раз характерен для людей, которые плохо думают о народе. Сказать, что Есенин – народный поэт, что он соответствует представлениям о фольклоре, – мне кажется, это значит недооценивать народ, ведь фольклор гораздо разнообразнее, ироничнее. У Есенина есть блистательные стихи на грани гениальности, та же «Песня о собаке» или «Черный человек». Но есть и большое количество шлака. Вы же знаете, что поэт определяется количеством лучших произведений, количеством произведений шедевральных. Но когда много шлака, много плохого – ничего не поделаешь, это начинает отвлекать, как в случае Евтушенко, например.

Д.Быков: Любая реакция, любые запреты и подавления не снимают проблем. Это временные вещи

Я думаю, что это дух Есенина нам немного мешает со связью. Она только что была превосходной, но что делать? В конце концов, без этих очаровательных неполадок наша встреча не была бы такой живой, такой горячей и убедительной. Дело в том, что плохой интернет еще раз напоминает нам, как относительна любая виртуальность, любые надежды на компьютер. Мы можем сколько угодно доверять и верить искусственному интеллекту.

«Верите ли вы Суркову в том, что искусственный интеллект придет к проблеме веры?» Это, в общем, не новая мысль. Для искусственного интеллекта проблема хозяина стоит очень остро, и для многих вера – это действительно вопрос о хозяине. Это довольно сложно. Я думаю, что искусственному интеллекту очень тяжело будет выстроить такую подлинную веру, веру эстетической природы; веру, которая исходит не из нравственности, не из корысти, а которая исходит из бескорыстного удивления и восхищения перед божьими чудесами. Веру, которая мне кажется высшим образцом, высшим проявлением религиозного чувства. Это искусственному интеллекту недоступно, потому что вера – вещь непрагматическая. Это искусственному интеллекту недоступно. А как у искусственного интеллекта будут обстоять дела с непрагматическими ценностями, мне довольно трудно сейчас предположить.

Но само то, что Сурков как-то решает обратиться к этой тематике, – это говорит о том, что ему не нравится его имидж политолога, что ему хочется как-то изменить его, скорректировать его. Вообще, когда человек хочет, чтобы о нем думали хорошо, – это всегда залог определенного улучшения, коррекции, надежд каких-то. Я бы очень этого хотел.

Напишите мне кто-нибудь, видно меня хоть немножечко и слышно ли меня. Я вижу, что прерывается трансляция, но мне здесь в глуши лесной очень трудно отследить, насколько вы меня видите и слышите. Хотелось бы получить непредвзятое послание от кого-нибудь из читателей, есть ли у него адекватное представление … А, вот, говорят, что меня слышно, но стоит заставка. Может быть, и к лучшему: когда меня слышно, но не видно, вы можете представить, что это вещает какой-нибудь красавец. Хотя… не могу сказать, что я себе сильно не нравлюсь, но, может быть, я не нравлюсь кому-нибудь из вас. Стоит застава и стоит, вы же знаете примерно, как я выгляжу.

«Планируете ли вы эмиграцию?» Эмиграцию планирую не я. Мои действия планирую не я. Я вообще не люблю ничего планировать. Решают же за нас. Многие эмигранты принимали решение под давлением внешних обстоятельств. Я не собираюсь никуда уезжать, мне очень комфортно с моим читателем, с моим слушателем. А кому я некомфортен… Может быть ему и не должно быть комфортно. Может быть, ему стоит позаботиться не о своем комфорте, а о нашем.

На самом деле слушает меня сейчас казахская интеллигенция, спасибо. Значит, интернет не везде отрублен. Они пишут, что я напрасно ее недооцениваю. Я ее оцениваю вполне адекватно, спасибо, я счастлив. Я мог бы оценивать ее еще более адекватно, если бы она наконец донесла до российского читателя свою картину происходящего. А то мы вынуждены пользоваться какими-то чужими оценками, своими оценками. Мне бы очень хотелось, чтобы казахская, казахстанская (как вам больше нравится), алма-атинская интеллигенция (да какая угодно) донесла бы до нас свою оценку происходящего. И рассказала бы нам, действительно ли там сплошные уголовники, или это клевета на освободительное движение? Действительно ли там много сейчас совершенно пещерной русофобии…

А, говорят, что фотка на заставке хорошая. Спасибо, очень приятно. Давайте и дальше заставку рассматривать как фото, а меня просто слушать. Я счастлив, что даже дух Есенина, при всех его загробных возможностях, не может меня окончательно заткнуть.

«Есть ли сегодня у России меценаты, готовые…?» … Люди, оскорбленные тем, что их натравливают друг на друга, что многие ведутся, что некоторая часть человечества так легко и охотно принимает на себя какие-то пошлые ограничения и, более того, радуется этим ограничениям. Есть люди, которые оскорблены таким представлениям о себе, о человечестве. А есть люди, которым хочется, чтобы их уважали. Я думаю, что они, во-первых, объявят бойкот запретителям, не будут с ними сотрудничать, а во-вторых, добьются, что лучшие тексты русской литературы будут существовать в неподцензурном, в свободном пространстве. Герцен сумел этого добиться, Толстой сумел «Посредником» этого добиться. Кстати, насколько я помню, значительная часть тиража «Посредника» печаталась за границей. Если нет – поправьте.

Толстой и за границей издавался. Я не думаю, что русскому писателю полезно издаваться за границей. Я знаю, что ему неполезно, а иногда и вредно издаваться в изувеченном виде. О чем оно может рассказывать? О подростковой любви и то не может! А уж о каких-нибудь межнациональных проблемах, о проблемах цензуры, о проблемах власти? О чем можно говорить сегодня без страха навлечь на себя очередной ярлык или очередную клеветническую кампанию каких-нибудь сетевых подонков, которые будут нам рассказывать, как мы не любим русский народ. А они, значит, любят русский народ и имеют о нем представление. Да мы и есть русский народ! Почему мы только антисемитов считаем русскими? Да я, кстати, их и не считаю. Антисемит – это законченный нацик, и с ним надо разговаривать соответственно.

Д.Быков: Сказать, что Есенин – народный поэт, – мне кажется, это значит недооценивать народ

Что касается усугубляющегося раскола – так полезно иногда размежеваться-то. Мы очень многих людей считали приличными… которые ею владеют довольно цинично и бесстыдно. Но надо же все-таки, наверное, честь знать, какую-то совесть.

«Вас стало плохо слышно». Ребята, я не виноват. Я вернусь в Москву, и через неделю все желающие могут меня услышать и увидеть, мы можем пересечься.

«Какие стихи Пастернака вы считаете лучшими?» Ну, это «Рождественская звезда», раз сегодня она наша тема. Я могу, скорее, сказать, что я некоторые периоды у Пастернака люблю меньше. Я не люблю, не очень люблю ранние стихи:

В посаде, куда ни одна нога

Не ступала, лишь ворожеи да вьюги

Ступала нога, в бесноватой округе,

Где и то, как убитые, спят снега…

Это гениальное стихотворение, но оно мне говорит меньше, чем другие. Мне кажется, что у раннего Пастернака было много невнятицы, причем не сознательной, а проистекающей от литературной неопытности. Для меня лучший Пастернак – это некоторые стихи из «Сестры…», некоторые стихи из «Тем и вариаций», которые он и сам, мне кажется, напрасно недооценивал, называя «выседками» и «отседками». Очень мне нравится «Спекторский», я его ставлю выше всего, что он написал в первой половине жизни. И не только «Спекторский», но и проза, окружающая его, например, «Повесть», «Двадцать строф с предисловием». Я очень высоко ценю «Второе рождение» именно как показательные стихотворения. Мне безумно нравятся переделкинские стихи. Лучшее, что он написал, – это стихи к «Доктору Живаго». Он в начале каждого периода писал плохо. Он развивался кочкообразно, у него всегда так было: первый период – эксплуатация маньеризма, уже найденного, затем он достигает там совершенства, но это тупик. Дальше он или молчит, или пишет, как он сам говорил, «черт знает как», а потом он начинает совершенствоваться. Потом появляются совершенно гениальные стихи типа «Вальса с чертовщиной» с их двойным дном, с их явной отсылкой к бесовщине и очень трагическим мироощуением. Это трагический карнавал, это страшные чувства.

Пастернак вообще воспринимал зиму как революцию, как снисхождение на землю:

Небеса опускаются наземь,

Точно занавеса бахрома.

Я помню, как Мочалов с его интонациями это читал, он обожал эти стихи. Всегда, когда шел снег, я помню это окно на Петроградской стороне с его серым, серо-синим светом, и Леву, произносившего: «Небеса опускаются наземь, точно занавеса бахрома».

Это действительно волшебные тексты. Для него зима – это всегда схождение высокого в низкое. Это довольно страшное действие, это катастрофа. Наоборот, лето – это время счастья, упоения, уже чреватого – как в «Сестре…» – грядущим пожаром. У Пастернака, надо сказать, вообще было довольно катастрофическое восприятие природы, потому что в природе катастрофа происходит на каждом шагу и в каком-то смысле это ему нравилось, ему это казалось честнее, нормальнее.

«Какова будет послереволюционная судьба сатрапов нынешнего режима?» Уверяю вас, она будет прекрасной. Некоторые из них возглавят Перестройку, другие будут доживать за границей и писать мемуары, рассказывая, как благодаря их усилиям не все было уничтожено. Мстить никому из них не будут: даже если произойдет люстрации, они счастливо ее избегнут – мир велик. Они тоже, понимаете, заслуживают милосердия и сострадания. Слаб человек. Снисхождение будет нашим методом, а я мстительность вообще не люблю.

Я две вещи не люблю в революции: во-первых, не люблю сведение счетов. Революция не повод сводить счеты. А во-вторых, не люблю, когда происходит так называемый «большой хапок». Когда тот, кто был ничем, пытается… Это постыдно. Ну и конечно, мне кажется, что главная ошибка советской свободы – это свобода устанавливать худшее: сепаратизм, национализм, религиозное мракобесие. Конечно, свободой всегда пользуются личности падшие или, по крайней мере, опасные. Но свобода все равно неотменима, придется пользоваться ее плодами вот в таком вот виде.

«Допускаю ли я, что Россия установят диктатуру на всем постсоветском пространстве? Пускай, я все допускаю. Но мне бы не хотелось в это верить, потому что в душе человека, несмотря ни на что, заложено стремление к свободе. Казахстанские события подтверждают это. Говорить о том, что это все устроил Токаев, чтобы скинуть Назарбаева, – это значит очень сильно недооценивать народ, очень сильно.

Д.Быков: Для Пастернака зима – это всегда схождение высокого в низкое. Это катастрофа

Хорошо, перейдем к стихотворению Пастернака, которое нельзя не прочитать вслух, потому что его чтение – это отдельное наслаждение.

Стояла зима.

Дул ветер из степи.

И холодно было младенцу в вертепе

На склоне холма.

Его согревало дыханье вола.

Домашние звери

Стояли в пещере,

Над яслями теплая дымка плыла.

Доху отряхнув от постельной трухи

И зернышек проса,

Смотрели с утеса

Спросонья в полночную даль пастухи.

Вдали было поле в снегу и погост,

Ограды, надгробья,

Оглобля в сугробе,

И небо над кладбищем, полное звезд.

А рядом, неведомая перед тем,

Застенчивей плошки

В оконце сторожки

Мерцала звезда по пути в Вифлеем.

Она пламенела, как стог, в стороне

От неба и Бога,

Как отблеск поджога,

Как хутор в огне и пожар на гумне.

Она возвышалась горящей скирдой

Соломы и сена

Средь целой вселенной,

Встревоженной этою новой звездой.

Растущее зарево рдело над ней

И значило что-то,

И три звездочета

Спешили на зов небывалых огней.

За ними везли на верблюдах дары.

И ослики в сбруе, один малорослей

Другого, шажками спускались с горы.

И странным виденьем грядущей поры

Вставало вдали все пришедшее после.

Все мысли веков, все мечты, все миры,

Все будущее галерей и музеев,

Все шалости фей, все дела чародеев,

Все елки на свете, все сны детворы.

Весь трепет затепленных свечек, все цепи,

Все великолепье цветной мишуры…

…Все злей и свирепей дул ветер из степи…

…Все яблоки, все золотые шары.

Часть пруда скрывали верхушки ольхи,

Но часть было видно отлично отсюда

Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.

Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,

Могли хорошо разглядеть пастухи.

— Пойдемте со всеми, поклонимся чуду,—

Сказали они, запахнув кожухи.

От шарканья по снегу сделалось жарко.

По яркой поляне листами слюды

Вели за хибарку босые следы.

На эти следы, как на пламя огарка,

Ворчали овчарки при свете звезды.

Морозная ночь походила на сказку,

И кто-то с навьюженной снежной гряды

Все время незримо входил в их ряды.

Собаки брели, озираясь с опаской,

И жались к подпаску, и ждали беды.

По той же дороге, чрез эту же местность

Шло несколько ангелов в гуще толпы.

Незримыми делала их бестелесность,

Но шаг оставлял отпечаток стопы.

У камня толпилась орава народу.

Светало. Означились кедров стволы.

— А кто вы такие? — спросила Мария.

— Мы племя пастушье и неба послы,

Пришли вознести вам обоим хвалы.

— Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

Средь серой, как пепел, предутренней мглы

Топтались погонщики и овцеводы,

Ругались со всадниками пешеходы,

У выдолбленной водопойной колоды

Ревели верблюды, лягались ослы.

(невозможно, все равно буду реветь)

Светало. Рассвет, как пылинки золы,

Последние звезды сметал с небосвода.

И только волхвов из несметного сброда

Впустила Мария в отверстье скалы.

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,

Как месяца луч в углубленье дупла.

Ему заменяли овчинную шубу

Ослиные губы и ноздри вола.

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,

Шептались, едва подбирая слова.

Вдруг кто-то в потемках, немного налево

От яслей рукой отодвинул волхва,

И тот оглянулся: с порога на деву,

Как гостья, смотрела звезда Рождества.

Это 1947 год, Пастернаку 57 лет. Написано это стихотворение за 40 минут, когда на дне рождения жены Ливанова (дай бог памяти, Екатерины)… Кстати, он тоже получил благословение Пастернака: в 1934 году, когда Ливанов с ней познакомился, они сидели в ресторане во время писательского съезда, он благословил этот брак. Ему Катя очень понравилась. А потом, значит, 13 лет спустя, на дне ее рождения, когда все вышли курить, он за 40 минут набросал черновик стихотворения.

Такие бывают, знаете, вещи; бывают такие припадки невероятного вдохновения, когда вещь как будто целиком продиктована от начала и до конца, и здесь отчасти понятно, почему это получилось. Не только божья помощь, понятное дело, а прежде всего ощущение готовой формы. Когда форма придумана, когда она нащупана, по ней уже катится творческий процесс сам, как по рельсам.

Д.Быков: Я две вещи не люблю в революции: во-первых, сведение счетов. А во-вторых — так называемый «большой хапок»

Знаете, у Пастернака огромную роль в стихотворении играл всегда семантический ореол метра. И для него наличие размера нащупанного значило уже очень многое, потому что он – музыкант, и для него звук значим. И как только найдет ритм, найдена вот эта строфа с опояской, опоясывающей длинной строчкой, когда ей промежуточны короткие, – так вот, как только найдена форма, ей отливается чувство немедленно само.

Это стихотворение очень кинематографично, его можно экранизировать, можно клип на него снять. Например, очень кинематографичен эпизод с ангелами: «Незримыми делала их бестелесность, но шаг оставлял отпечаток стопы». Тут дело в том, что появляются в стихотворении неизбежные и незримые сущности. Если бы не это, если бы кто-то не входил в их ряды, если бы бог не смотрел на все это, то стихотворение не имело бы той силы пронзительной. Здесь самое главное – смена оптики, которая происходит постоянно.

Сначала – это пустынная местность, причем место зимнее. И в этом смысле Пастернак, как часто у него бывало, продолжает традицию Льва Толстого, чрезвычайно ему близкого, виденного им в детстве неоднократно, когда его отец работал над иллюстрациями к «Воскресению». Для Пастернака Толстой – учитель веры, и та вера, о которой Толстой писал, вера русская, православие без чудес, на одной этике, – может быть, оно художественно не так убедительно, но с другой стороны, оно близко русскому читателю. Мы понимаем, что поле в снегу и погост – это не пейзаж пустыни, это не имеет никакого отношения к бегству в Египет, но для Пастернака естественное всего всемирность, и он пытается этот пейзаж изобразить как всемирный. И отсюда толстовские вкрапления – погост, сено, труха. То есть реалии русской крестьянской жизни, которые и делают это стихотворение столь универсальным.

Ведь когда мы у Толстого в его синтетическим Евангелии, сделанном из четырех, в Евангелии без чуда, читаем массу таких простейших сельских реалий – это на нас тоже действует, эта толстовская оптика и приближает нас к всемирной, это она и делает нас соучастниками евангельской истории. Но, конечно, еще важнее здесь вот эта пастернаковская интонация детского чуда, детского ожидания чуда. Кстати говоря, ведь очень по-детски сказано: «Часть пруда скрывали верхушки ольхи, но часть было видно отлично отсюда». Он как бы успокаивает: не волнуйтесь, все будет видно. Он показывает вертеп, показывает рождественскую драматургию, и все время это интонация детского придыхания, счастливого, восторженного.

Дело в том, что Рождество, в отличие от Пасхи, – это самое безоблачное событие. Казалось бы, оно в очень трагической обстановке происходит. Оно происходит после избиения младенцев, точнее, оно происходит после самого мрачного пророчества на эту тему, скажем так. Оно происходит во время, когда Ирод, помните: «Когда он делал, что хотел, как Ирод в Вифлееме» (у того же Пастернака). Оно происходит, когда ангел увел святое семейство в Египет. Оно происходит на фоне тотальной враждебности мира, потому что они среди чужих. Более того, они в хлеву, среди ледяной ночной пустыни. «В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре», как у Бродского. На фоне тотальной злобы и безнадежности все равно это событие счастливое, потому что это событие чуда. Чудо нарушает логику жизни.

Понимаете, вот я думаю, что самое религиозное, без чего невозможно понять христианскую веру, – это понятие чуда. Пастернак много думал об этом и тем же размером написано стихотворение «Чудо», которое является своеобразной двойчаткой к «Рождественской звезде» и продолжает его тему. Это жестокое чудо, конечно, как у Лема «Время жестоких чудес». Помните, вот это:

Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.

Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда

Оно настигает мгновенно, врасплох.

Дело в том, что чудо нарушает логику, нарушает земной порядок, порядок вещей. Я, кстати, думаю, что два лучших русских религиозных стихотворения, именно евангельских – это «Бегство в Египет» Заболоцкого и «Рождественская звезда» Пастернака. И они написаны почти одновременно. Дело в том, что 1947 год – это год предельного сгущения зла, но и это еще ощущение, что зло это выдыхается, что у него нет ресурса, что это самая темная ночь перед рассветом, что это зло ничего не может предложить, кроме избиений. Вот это «когда он делал, что хотел, как Ирод в Вифлееме». И у Заболоцкого, который вернулся из заключения, никогда не восстановился вполне, всегда носил в себе самую страшную память… Вообще он был, конечно, другим человеком. Я думаю, что это поэт, абсолютно лишенный ощущения праздника. Так вот, у Заболоцкого в «Бегстве в Египет» возникает ощущение милосердия; не чуда, а внезапной милости.

Вскрикнул я и пробудился…

И у лампы близ огня

Взор твой ангельский светился,

Устремленный на меня.

Д.Быков: Говорить, что это устроил Токаев, чтобы скинуть Назарбаева, – это значит очень сильно недооценивать народ

Я по памяти цитирую – вот эта мысль о жене. Я думаю, что для Заболоцкого и для Пастернака Рождество дорого именно тем, что это вторжение чего-то совершенно иноприродного – милости, сострадания – в то, что для Заболоцкого символизирует тогдашняя Иудея:

Нищету свою и злобу,

Нетерпимость, рабский страх,

Где ложилась на трущобу

Тень распятого в горах.

Это тень из будущего, это страшное будущее ложится, но все равно есть ощущение чуда. Кстати говоря, тот размер, которым написано «Чудо» – четырехстопный амфибрахий – это один из самых счастливых, как ни странно, размеров русской литературы. Им написаны не только трагические стихи, такие, как «В песчаных степях аравийской земли…» («Три пальмы» лермонтовские), но им написаны и праздничные, ликующие вещи, прежде всего такие, как «Рождественская звезда». Потому что сам этот размер – «накат, удар, откат» (такова его схема метрическая, когда текст катится как волна, бьющая об стену) – это само по себе напоминание о ненапрасном, вечном, бесконечном усилии. И я думаю, что сам размер этот – четырехстопный амфибрахий – это размер преодоления, размер торжества.

Хотя есть масса трагических текстов, им написанных, возвращаясь к тем же «Трем пальмам». Или у Матвеевой «Сухие кусты» – такая версия «Трех пальм», переписанная более жизнеутверждающе, в мажоре. Помните:

— Молчи! —

отвечает рассерженный куст, —

Я беден?

Пожалуй.

Я голоден?

Пусть.

А что до воды — мне довольно и той,

Которую ты не считаешь водой.

Это тоже ощущение победы среди ужаса, победы среди безверия. И, собственно говоря, праздник Рождества потому и воспринимается как светлый, потому что оказывается, что с рождением божественного младенца ничего невозможно сделать.

Я очень далек от оптимистической оценки казахстанских протестов. Я прекрасно знаю, что во время этих протестов очень много уголовщины хлынуло на улицы и было очень много мародерства. Вообще, попытки отождествить свободу с мародерством были, есть и будут всегда. Но когда среди безнадежной диктатуры кто-нибудь да поднимает голову – это все равно всегда вызывает надежду. Когда среди безнадежной злобы и зверства кто-нибудь смилуется над кем-то – это всегда вызывает надежду. И уж конечно, когда среди нынешней России кто-то празднует Рождество и читает Пастернака, – тоже возникает ощущение какой-то неубиваемости. При всей своей пресловутой неприспособленности к жизни, при всей своей надмирности Борис Леонидович оказался самым живучим русским поэтом именно потому, что мы всегда в Рождество будем вспоминать Пастернака. Это стихотворение как-то к Рождеству умудрилось пристать навеки, как свет звезды пристает к звезде, как луч звезды не может от нее оторваться. И в этом смысле, конечно, пастернаковская победа чрезвычайно ощутима.

Заболоцкий, на которого это стихотворение чрезвычайно повлияло. Оно ходило по Москве в списках, было широко известно, как и многие стихи из романа. Хотя, конечно, при советской власти его, насколько я помню, не печатали, а если и печатали, то вне романного корпуса. Но оно входило тогда в раздел «Стихов из романа». Я не помню, честно говоря, было ли оно в однотомнике «Библиотеки поэта» 1965 года, но если не было, то это, конечно, одно из преступлений цензуры. Надо проверить.

Я только знаю, что Заболоцкий, когда прочитал это стихотворение, сказал: «Его надо повесить на стенку и каждый день снимать перед ним шляпу». Это потрясающее признание для поэта, который вообще-то Пастернака недолюбливал. Но именно он сказал о Пастернаке: «Выкованный грозами России собеседник сердца и поэт». Я не уверен, что «выкованный грозами России» (может быть, грозы эти ему и повредили), но нельзя не сказать того, что это собеседник сердца. И сейчас, когда мы это стихотворение перечитываем в довольно, прямо скажем, мрачные, довольно кислые времена, когда с любым из нас можно сделать все, что угодно, – давайте вспоминать, что христианство все-таки в мире восторжествовало, невзирая на самые темные века, невзирая на Рим, невзирая на всех врагов, этому мешавших. Прекрасно оно себя чувствует. И пока живы в человеке его человеческие стремления – к свободе, к милосердию, к искусству – как-то ничего ему не сделать.

Поэтому с Рождеством, дорогие друзья! И вспоминайте почаще это ликующее «а» – «Звезда Рождества», которым увенчана жизнь великого христианского поэта Бориса Пастернака. Увидимся через неделю, пока.