Сочинение господина де плансо

Александр дюма фр. alexandre dumas, pre; 24 июля 1802, вилле-котре 5 декабря 1870, пюи французский писатель, чьи приключенческие

imageАлекса́ндр Дюма́ (фр. Alexandre Dumas, père; 24 июля 1802, Вилле-Котре — 5 декабря 1870, Пюи) — французский писатель, чьи приключенческие романы сделали его одним из самых читаемых французских авторов в мире. Также был драматургом и журналистом.

Поскольку его сын также носил имя Александр и также был писателем, для предотвращения путаницы при его упоминании часто добавляют уточнение «-отец».

Александр Дюма родился в 1802 году в семье генерала Тома-Александра Дюма и Марии-Луизы Лабуре, дочери хозяина гостиницы в Вилле-Котре. Дюма считался квартероном, так как его бабушка по отцовской линии была чернокожей рабыней с острова Гаити.

Своё детство, отрочество и юность Дюма провёл в родном городе. Там он подружился с Адольфом де Лёвеном, своим ровесником, поэтом и завсегдатаем парижских театров. Дюма решил непременно стать драматургом. Без денег и связей, надеясь лишь на старых друзей отца, он решил перебраться в Париж. Двадцатилетнему Александру, не имевшему образования (его козырем был лишь прекрасный почерк), дали должность в Пале-Рояле (Париж) в канцелярии при герцоге Орлеанском, которую помог получить генерал Фуа. Дюма принялся пополнять своё образование. Один из его знакомых составил для Александра список авторов, которых он был должен прочитать: туда входили книги классиков, мемуары, хроники. Дюма посещал театры с целью изучить профессию драматурга, на одном из спектаклей он случайно познакомился с Шарлем Нодье. Вместе с Левеном, считавшим, что успеха легче добиться в лёгком жанре, Дюма сочинил водевиль «Охота и любовь», тот был принят к постановке театром Амбигю.

Однажды на одной из выставок ежегодного Салона Дюма обратил внимание на барельеф с изображением убийства Джованни Мональдески. Прочитав во «Всемирной биографии» статьи о Мональдески и шведской королеве Кристине, Дюма решил написать на эту тему драму. Сначала он предложил сотрудничество Сулье, однако в конце концов каждый решил написать свою «Кристину». Пьеса Дюма понравилась королевскому комиссару при Комеди Франсез барону Тейлору, с его помощью «Кристину» приняли при условии, что Дюма её доработает. Однако против постановки драмы возражала всесильная мадемуазель Марс, коньком которой был классический репертуар. Когда же молодой автор наотрез отказался внести по её просьбе исправления в пьесу, мадемуазель Марс сделала всё, чтобы «Кристина» не появилась на сцене Комеди Франсез.

Дюма, которому надо было содержать мать, а также незаконнорожденного сына Александра, написал пьесу на новую тему. Драма «Генрих III и его двор» была создана за два месяца. Актёры Комеди Франсез после читки пьесы, прошедшей в салоне Мелани Вальдор, просили принять её вне очереди. Премьера прошла успешно 10 февраля 1829 года, и это была победа романтиков в театре, до сих пор считавшемся опорой классицизма.

Дюма стал завсегдатаем знаменитого салона Нодье в Арсенале, где собирались представители новой школы — романтизма. Он одним из первых обратился к драме из современной жизни, отважился коснуться роли страсти в современном обществе. Новым было и то, что автор наделил современного человека таким накалом чувств, который, по общепринятому мнению, был скорее свойственен эпохе Возрождения. Его пьеса «Антони» была вызвана к жизни личными обстоятельствами — в то время Дюма переживал страстное увлечение поэтессой Мелани Вальдор, которую вывел в образе Адель д’Эрве. Премьера драмы состоялась 3 мая 1831 года в театре Порт-Сен-Мартен с Дорваль и Бокажем в главных ролях и «наделала не меньше шуму, чем премьера „Эрнани“»

Пьесы Дюма не отличались художественным совершенством[3], но он, как никто другой владел умением держать внимание публики с первого до последнего акта и сочинять эффектные реплики под занавес. Его имя на афише для директоров театров означало большие сборы, а для других драматургов он стал соавтором, способным привести к успеху самые неудачные пьесы.

В июле 1830 года во Франции произошла Июльская революция, свергнувшая Карла X и утвердившая буржуазное королевство. На престол вступил герцог Орлеанский под именем Луи-Филиппа. Александр Дюма был среди повстанцев, штурмовавших королевский дворец Тюильри. Впоследствии в своих «Мемуарах» он писал:

Я видел тех, которые совершали революцию 1830 года, и они видели меня в своих рядах… Люди, совершившие революцию 1830 года, олицетворяли собой пылкую юность героического пролетариата; они не только разжигали пожар, но и тушили пламя своей кровью.

С первых же дней революции Александр Дюма принял деятельное участие в общественной жизни и выполнил несколько важных поручений генерала Лафайета, стоявшего тогда во главе национальной гвардии.

5 июня 1832 года в Париже хоронили генерала Ламарка. Дюма был лично знаком с ним, поэтому по просьбе родственников покойного генерала он возглавил колонну артиллеристов, следовавшую за траурным катафалком. Вскоре полиция стала разгонять толпу, но произошло то, чего и следовало ожидать: траурное шествие послужило началом революционного восстания. Через несколько дней оно было жестоко подавлено. Одна из роялистских газет напечатала ложное сообщение о том, что Александр Дюма с оружием в руках был схвачен полицейскими и в ту же ночь расстрелян. В действительности этого не произошло, но Дюма угрожал арест. По совету друзей он покинул Францию и направился в Швейцарию, где прожил несколько месяцев, подготавливая к изданию свой первый историко-публицистический очерк «Галлия и Франция» (1833).

В 1840 году женился на актрисе Иде Ферьер, но продолжал связи с многими другими женщинами. Супруги фактически расстались в 1844 году, но развод так и не был оформлен. Дюма зарабатывал много денег, но постоянно тратил их на роскошный образ жизни. Издавал журналы и создал свой театр — и то, и другое закончилось неудачно. В опале после переворота 1851 года, бежал в Брюссель (Бельгия) от кредиторов, где начал писать «Мемуары», которые по своим художественным достоинством не уступают его лучшим беллетристическим сочинениям

В 1858—1859 годах писатель совершил поездку в Россию, проследовав из Санкт- Петербурга до Астрахани и дальше на Кавказ. Вернувшись в Париж и желая ознакомить соотечественников со своими впечатлениями от этого путешествия, Дюма открывает собственное издательство и уже с апреля 1859 года начинает публиковать газету «Кавказ. Газета путешествий и романов, издающаяся ежедневно». В тот же год «Кавказ» выходит в Париже и отдельной книгой.

Впечатления от путешествия легли в основу книги «Кавказ», которая была издана в 1859 г в Париже, в 1861 г. на русском языке в Тифлисе, в 1862 г. на английском языке в Нью-Йорке. Во французском издании Le voyage au Caucase («Путешествие на Кавказ») 2002 г. впервые напечатаны черно-белые иллюстрации сопровождавшего А.Дюма в его путешествии Жан-Пьера Муане и князя Г.Гагарина.

Дюма Провёл год в России (1858—1859), посетил Петербург, достопримечательности Карелии, остров Валаам, Углич, Москву, Царицын[5], Астрахань, Закавказье. О своём путешествии в России Дюма написал книгу Путевые впечатления. В России. Три года участвовал в борьбе за объединённую Италию. Известие о первых поражениях французов во время франко-прусской войны Дюма воспринял как личное горе. Вскоре его настиг первый удар. Полупарализованный он успел добраться до дома сына, где и скончался через несколько месяцев.

В 2002 году прах Дюма был перенесён в парижский Пантеон.

Его произведения были переведены на множество языков и служили материалом для многочисленных театральных постановок и кинофильмов.
Памятник Александру Дюма работы Густава Доре в 17-м округе Парижа на пл. генерала Катру (Catroux)
Творчество

Свою литературную деятельность писатель начинает во время Реставрации, когда восторжествовала монархия Бурбонов, пытавшаяся привлечь на свою сторону представителей буржуазии и осуществлявшая политику искоренения всех важнейших преобразований, совершённых во Франции в период буржуазной революции 1789—1794 годов. Король Людовик XVIII, не имея возможности полностью восстановить дореволюционные порядки, был вынужден ввести конституцию. Новый французский парламент состоял из двух палат: в палате пэров заседали назначенные королём высокопоставленные лица, а палата депутатов избиралась самыми богатыми слоями населения Франции. Наиболее консервативные круги дворянства в ту пору добивались восстановления былых привилегий и боролись за полное торжество монархического деспотизма. Здесь же будущий автор «Графа Монте-Кристо» достаточно осмысленно воспринял курс государственной политики, дав о нём представление уже в первых главах своего произведения.

В начале 1820-х годов во Франции происходили бурные споры о формах и содержании нарождавшейся романтической литературы, соответствовавшей духовным запросам XIX века. Сравнительно небольшая группа поэтов и прозаиков во главе с Виктором Гюго объявила себя приверженцами нового направления во французской литературе. Прогрессивное течение романтизма выражало собой оппозицию передового французского общества феодально-дворянской реакции времён Реставрации.

Среди романтиков оказался и Александр Дюма, который первым добился большого успеха и полного признания своего драматургического таланта как автор исторической драмы «Генрих III и его двор».

«Генрих III» — историческая драма, в которой автор развенчал культ монархической власти, была поставлена в 1829 году на сцене театра Французской Комедии. О значении этой драмы Андре Моруа писал:

Была ли его пьеса исторической? Не больше и не меньше, чем романы Вальтера Скотта. История полна тайн. У Дюма всё оказалось ясным и определённым. Екатерина Медичи держала в руках нити всех интриг. Генрих III расстраивал планы герцога де Гиза. Впрочем, Дюма и сам отлично понимал, что в действительности все эти приключения были куда более сложными. Но какое это имело для него значение? Он хотел лишь одного — бурного действия. Эпоха Генриха III с её дуэлями, заговорами, оргиями, с разгулом политических страстей напоминала ему наполеоновскую эпоху. История в обработке Дюма была такой, какой её хотели видеть французы: весёлой, красочной, построенной на контрастах, где Добро было по одну сторону, Зло — по другую. Публика 1829 года, наполнявшая партер, состояла из тех самых людей, которые совершили великую революцию и сражались в войсках империи. Ей нравилось, когда королей и их дела представляли в «в картинках героических, полных драматизма и поэтому хорошо им знакомых».

Вслед за «Генрихом III» Дюма пишет ряд известных драм и комедий, пользовавшихся в своё время громкой славой. К ним относятся: «Христина», «Антони», «Кин, гений и беспутство», «Тайны Нельской башни».
Д’Артаньян на постаменте памятника Дюма в 17-м округе Парижа

Александр Дюма расширил круг знаний благодаря изучению трудов известных французских историков П.Баранта, О.Тьерри, Ж.Мишле. Разрабатывая в своих произведениях национально-историческую тематику, он разделял во многом взгляды Огюстэна Тьерри, который в своих исследованиях стремился проследить закономерную последовательность происходивших в определённую эпоху событий, определить содержание сочинений, признанных стать подлинной историей страны.

Книга Дюма «Галлия и Франция» (1833) свидетельствовала об осведомлённости автора в вопросах национальной истории. Рассказывая о ранней эпохе становления галльского племени, борьбе галлов с франками, Дюма цитирует многие труды по французской истории. В заключительной главе книги автор выразил критическое отношение к монархии Луи Филиппа. Он написал, что при новом короле трон поддерживает элита фабрикантов, землевладельцев, финансистов, предсказывал, что во Франции в будущем возникнет Республика как форма широкого народного представительства. Положительный отзыв об этом произведении Тьерри окрылил автора, и он с ещё большим усердием принялся за изучение многих трудов французских историков.

В 30-х годах у Дюма возник замысел воспроизвести историю Франции XV—XIX веков в обширном цикле романов, начало которому было положено романом «Изабелла Баварская» (1835). Исторической основой послужили «Хроника Фруассара», «Хроника времён Карла VI» Ювенала Юрсина, «История герцогов Бургундских» Проспера де Баранта.

Историю Франции он также показал в двух исторических романах-жизнеописаниях: «Людовик XIV» и «Наполеон».

Многие читатели знают Ф.М. Достоевского по его крупным произведениям, романам: «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Подросток», «Идиот», «Бесы». Но сегодня на сайте Литера Гуру читателям представлен анализ менее известного, раннего произведения автора, повести «Двойник».

История создания

Идея для написания произведения появилась у писателя вскоре после окончания работы над романом «Бедные люди». Летом он взялся за работу над повестью «Двойник», начав в июне. Окончить повесть он хотел за лето, в августе, однако процесс написания затянулся, и произведение писатель окончил только к январю 1846 года, а опубликовано оно было в феврале. Опубликовали повесть под названием «Приключения господина Голядкина», в журнале «Отечественные записки».

Когда были написаны только первые главы повести, автор прочел их в кружке знаменитого в то время критика В.Г. Белинского. И этим главам была дана положительная оценка. Однако опубликованное произведение было встречено негативно. Как писатель писал брату в письме – им были недовольны практически все, в том числе и Белинский, из-за Голядкина. Автор писал, что сначала повесть была встречена восторженно и шумно, а потом, по мнению читателей, образ Голядкина получился слишком растянут, в связи с чем, он быстро надоедал.

После этого писатель разочаровался в своем произведении, хоть поначалу и считал, что повесть вышла очень успешной.

Писатель захотел изменить произведение, однако этим планам помешали проблемы с законом – автора арестовали и сослали. И произведение было создано спустя 20 лет, в 1866 году. Переделанное произведение вышло в третьем томе собраний его сочинений. Редактированное произведение получило новое название – «Петербургская поэма».

Жанр, направление

Современники писателя первое, нередактированное, произведение считали романом. А современные эксперты относят его к жанру повестей, поскольку сюжет произведения строится вокруг главного героя. В произведении нет посторонних линий сюжета, а события сосредоточены в относительно небольшом промежутке времени и пространства.

Идея произведения выражена подзаголовками повести – «Двойники» и «Приключения господина Голядкина», в которых заключена отсылка к традиционным литературным шедеврам – как к авантюрным романам, так и к «Мертвым душам». А название, вышедшее в третьем томе, еще более связано с гоголевским сюжетом. Этим отсылка относит повесть к обособленному контексту так называемых «петербургских повестей», особенность которых заключается в том, что традиции этих повестей заложены еще А. С. Пушкиным в его произведениях – «Медном всаднике» и «Домике на Васильевском острове».

Произведение традиционно для направления реализма, присущего Гоголю. Автор «Двойников» исходил из опыта предыдущих писателей, которые заложили основы и развили тему жизни Санкт-Петербурга. И опирался он на очерки физиологии города, однако, он поставил перед собой несколько иную цель – он хотел показать более полную и подробную картину жизни города, а не различные эпизоды из жизни власть имущих или богатых. По этой причине произведения Достоевского на эту тематику выступают доказательством того, что русский реализм в литературе все больше зреет и становится совершеннее.

Смысл названия и замысел

В повести писатель показал читателям раздвоение личности главного героя, которые было вызвано из-за того, что ущемили его достоинство, и было усугублено еще тем, что он слишком много хотел от жизни. И поэтому произведение было названо «Двойники». Двойник главного героя порожден им же, его расщепленностью.

Композиция

Композиция произведения двойственна – она имеет как кольцевой характер, так и зеркальный.
Кольцевая композиция представлена в самом начале, когда главный герой выезжает из дому в карете, а в конце его увозят тоже на карете в новое пристанище – дом печали. Исход – кольцо замкнулось.
А зеркальная композиция проявляется в первой и последней главах, ведь сначала Голядкин наведывается к доктору Крестьяну Ивановичу с целью подружиться с ним, а в финале их пути пересекаются вновь, однако теперь Голядкин боится доктора – из-за раздвоения личности тот кажется ему злым и страшным. Доктор увез безумного в больницу для душевнобольных – все повторилось, но полностью наоборот.

Структура произведения на том и построена – главный герой живет сразу в двух мирах: реальном и порожденном его больным мозгом.

Суть повести

Сюжет произведения является историей жизни чиновника, который утратил рассудок. Достоевский в своих ранних произведениях сумел показать то, как негативные и разрушительные силы могут жить в человеке, который вроде бы безобиден – и как они на него влияют, чем все заканчивается.

Главный герой является чиновником относительно невысокого ранга. Жизнь его скучна и неинтересна, он одинок и беден. Не имеет ни друзей, ни любимой женщины. События разворачиваются с приема у врача, где он рассказывает ему о себе полный бред, все то, что он о себе говорил, являлось полной ему противоположностью. Потом он уходит, убедив доктора в своей невозможности жить самостоятельно. Благодаря произведенному впечатлению вскоре за Голядкиным приедут из сумасшедшего дома, а пока он нашел своего близнеца-двойника, который ведет себя слишком развязно и оскорбительно, грубя своему старшему близнецу и унижая его, как только может. Однако сначала он вел себя более сдержанно.

А теперь он живет тем, что отбирает у Голядкина все то, чего тот достиг и делает из него посмешище. В результате за Голядкиным возросло внимание, так как он удивляет своим нестандартным поведением всех окружающих.

Однако и сам он удивился, когда обнаружил, что Голядкин-пси-двойник обретается в его квартире. Как результат – младший отправляет старшего в психбольницу.

Персонажи произведения

Главный герой, Яков Петрович Голядкин, является титулярным советником. Человек неказистый внешне, однако, доволен своей наружностью. Сам он считает себя человеком простым и бесхитростным. Он персона невысокого ранга, но он охвачен паранойей, что его хотят устранить. У него имеется чувство достоинства, которое он отстаивает при случае и без. Отличается мнительностью и ранимостью. Образ Голядкина собирателен, в нем уместилось сразу два типа литературных господ – истинный, честный и зашуганный, коим и является по натуре, и карьерист, который хитер и изворотлив, коим он желает стать. Его фамилия образована от старорусского «голядка», «голытьба», что означает нищий, в соответствии со справочником Даля.

Его психологический оппонент Голядкин-младший является хитрым и наглым подлецом. Сначала он льстит и подлизывается к своему старшему пси-собрату. Однако позже он стал настроен негативно по отношению к нему. Потом он добивается своего – старшего выгоняют со службы, а он вытесняет его и из дома. По сути, является воплощением стремлений старшего Голядкина.

Крестьян Иванович Рутеншпиц является доктором-хирургом. Он уже стар, но здоровье его еще крепко. Он имеет правительственную награду за свои достижения в медицине – орден, обладает благообразным видом – сед и с бакенбардами, у него выразительные глаза. В конце произведения он приезжает за Голядкиным, чтоб увезти его в психбольницу, а больной принял его за дьявола.

Берендеев Олсуфий Иванович – это безногий инвалид, который приходится Голядкину благодетелем. Он известен, имеет чин статского советника, свой капитал, домик, поместья и красивую дочь.

Берендеева Клара, приходясь дочерью Олсуфию Ивановичу, становится объектом внимания со стороны Голядкина. Она красива и творчески развита, поет и танцует. На балу ко дню рождения уделяет внимание Владимиру, находящемуся в чине асессора.

Сам асессор является племянником начальника Голядкина, он выступает основным соперником Голядкина в погоне за дочерью Берендеева.

Генерал – это тоже начальник Голядкина. Именно к нему за защитой от своего психического двойника приходит главный герой.

Темы повести

В произведении поднято несколько тем, разберем некоторые.

Тема двуликости человека

Душа человека совмещает несовместимое. По словам самого писателя, от души человеческой двуличие неотделимо.

Тема маленького человека

В произведении писатель развил тему маленького человека, который наделен своим разумом и достоинством – он считает, что что-то, да значит, и выделяет себя из остальных себе подобных.

Тема города

Она является одной из основных в творчестве писателя, ведь сам Петербург по себе – город двуликий, в нем, как и в душе человека, совмещаются несовместимые понятия. И люди в этом городе живут по его правилам, они, становясь его частью, становятся другими – двуликими, у них появляется двойник, но сложно понять, какой он – призрак, или реален?

Проблемы

В повести «Двойники» Достоевским поднимаются следующие проблемы, актуальные во все времена в любом обществе и возникающие у каждого человека:

Стремление найти свое место в обществе, в жизни

Изначально в душе главного героя происходит борьба двух противоположных желаний. Первое – как-то выделиться из несправедливого общества, показать свою уникальность, индивидуальность, значимость, что я «не от кого не завишу», «иду своей … особой дорогой». Второе желание – быть частью этого общества, что он такой же, как все, ничуть не хуже. Из-за этого противоречия Голядкин и лишается рассудка.

Проблема человеческого обезличивания

Общество так устроено, что каждый человек является винтиком сложной системы, и в ней происходит его обезличивание, принижение его достоинств и ценностей, личностных и профессиональных качеств. Зачастую особое высокое положение в обществе занимают эгоисты, лицемерные и лживые люди. И Голядкин оказался перед выбором, каким быть ему: честным, кристально чистым, но незаметным и неуспешным в карьере, или стать успешным и богатым, но лживым, изворотливым и подлым. Герой хочет воспользоваться свободой выбора, своим правом на счастье, но затрудняется принять решение из-за раздирающих его душу противоречий.

Проблемы системности и бездуховности в обществе

Эти явления особенно заметны в системе чиновничества. Голядкин трудится в этой социальной сфере. Он хочет быть свободным, стать высокодуховной личностью, но у него это не получается, он свободен только в рамках системы, а не за ее пределами. Его двойник не зацикливается на духовно-нравственных проблемах, он стремиться занять высокое положение в обществе, руководствуясь соображениями материальными.

Основная идея

Суть содержания произведения «Двойник» заключена в том, что у каждого человека имеются где-то там на самом донышке души потайные думы и желания, которые могут быть противоположными друг другу, то есть иметь противоречивый двойственный характер. И человеку приходится иногда выбирать добро или зло. В зависимости от того, какое из них победит, переборет.

Основная мысль повести – это сложная, противоречивая природа человека как личности, которая состоит из противостояний возможностей и желаний, пассивности и активности, личных моральных ценностей и норм поведения, принятых в обществе, трусости и храбрости. Автор показал, что каждый человек должен уметь работать над собой, контролировать свои желания и эмоции, развивать собственную личность, не пускать на самотек. Для этого нужно воспитывать силу воли и стремиться к духовному становлению своего внутреннего мира.

Чему учит повесть?

Произведение Ф.М. Достоевского дает повод поразмышлять о многогранности человеческой натуры, непредсказуемости. У каждого из нас есть положительные и отрицательные качества личности – светлая и темная стороны. Изгнать темную часть невозможно, но можно ее контролировать, непрерывно работая над собой, совершенствуясь и всесторонне развиваясь.

Писатель указывает нам на то, что человек не должен руководствоваться только успехами в продвижении по службе, своими физиологическими потребностями и инстинктами или бытовым комфортом. Он должен обогащаться духовно, работать над собой, стремиться к своей внутренней гармонии с миром и тогда все темное, злое, нездоровое не вырвется в наружу.

Критики о повести «Двойник»

Первые критики С.П. Шевырев, И.В. Брант, А.А. Григорьев отозвались о повести «Двойник», как о неудачной и по содержанию, и по средствам художественной выразительности. Они отметили нетрадиционность изложения, где реальность переплетается с картинами больного человеческого сознания. В этой особенности критики увидели попытку подражания писателям Гофману и Гоголю. Также их разочаровало содержание повести еще тем, что Достоевский изобразил в ней непривычную для того времени тему – проявление неадекватных сторон психофизической сущности личности.

Положительно отозвался о повести В.Г. Белинский, взяв во внимание неопытность и молодость Достоевского. Он обратил внимание на новаторство в стиле повествования, что оно ведется языком главного персонажа, но от лица автора. Также критик отметил, и особенность характера главного героя повести, как « самого глубокого и смелого» в русской литературе.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Погружение в классику статьи о музыке
markerМеню сайта
markerПоиск

по заголовкам

по всему сайту

markerКатегории каталога

Приветствуем Вас, Гость.

Текущая дата: Суббота, 08 Января 22, 05:23


Паоло Пандольфо (виола да гамба) на фестивале «Earlymusic-2013» в Санкт-Петербурге. Видеозаписи и комментарий.

В рамках фестиваля старинной музыки Earlymusic в Санкт-Петербурге состоялся необычный концерт. Знаменитый итальянский музыкант Паоло Пандольфо чередовал исполнение малоизвестных произведений Абеля и Демаши с собственными импровизациями. В видео, записанном на этом концерте, Паоло Пандольфо исполняет четыре свои импровизации: 1. Импровизация в форме Чаконы. 2. Импровизация «Продолжая движение». 3. «Metamorphosis». 4. «Poisoned song» («Poison Song»).

Первоначально музыкант обучался игре на контрабасе и гитаре как джазовый исполнитель. И только потом в середине-конце 1970-х годов избрал карьеру классического виолончелиста, а увлекшись старинной музыкой учился виоле да гамба в Римской консерватории. В 1979 году стал соучредителем ансамбля старинной музыки La Stravaganza, а затем в 1981 году переехал в Базель, где учился у Жорди Саваля в Schola Cantorum. В 1982-1990-х годах работал с Жорди Савалем в ансамблях Hespèrion XX и XXI Hespèrion. С 1989 года служил профессором по классу виолы да гамба в Basiliensis Schola Cantorum. При этом руководит и выступает с ансамблем старинной музыки Labyrinto, став одним из его основателей в 1992 году совместно со скрипачом Энрико Гатти и клавесинистом Ринальдо Алессандрини.
Пандольфо записал множество компакт-дисков. В 1980-х он участвовал в записях ансамблевой музыки, в первую очередь с Жорди Савалем. Первая же сольная запись Пандольфо (сонаты для виолы да гамба Карла Филиппа Эмануэля Баха в 1990 году) была высоко оценена. Одна из самых значительных его работ — запись в 2000-х годах виолончельных сюит Иоганна Себастьяна Баха в аранжировке для виолы да гамба. Паоло Пандольфо возродил интерес к творчеству забытого французского композитора XVII века господина Демаши, исполнив на концертах все его сохранившиеся произведения и записав в 2012 году диск с его сюитами. Паоло Пандольфо дал множество концертов по всей Европе, в Америке и Японии, играл в зале Berliner Philarmonie и в английском Whigmore Hall. Он участвует в крупнейших фестивалях старинной музыки. Музыкальный журнал American Record Guide назвал его лучшим гамбистом нашего поколения.
Страсть к импровизации сохранилась у него до настоящего времени. Вот как он оценивает искусство импровизации и его роль в музыке:
«Процесс возрождения дает новую жизнь старому пониманию музицирования. Всякий, кто играет старинную музыку, знает, что музыканты XV-XVIII веков импровизировали множеством способов и в различных контекстах. Например, штудию чаконы можно сравнить с тем, как джазовые музыканты XX века практиковали блюз: они создавали некую основу для развития навыков исполнительства и воображения. Многие записанные сочинения до сих пор хранят следы импровизации, и, вероятно, это было записано для того, чтобы воспитывать в музыкантах важнейший навык — экспромт. Удивительно сравнивать записи сочиненных произведений с записями импровизированной музыки, созданной «здесь и сейчас».
Еще одна особенность импровизации состоит в том, что таким образом тело привыкает к инструменту значительно лучше, чем если бы оно постоянно придерживалось строгого рациона фиксированности в музыке. Импровизация открывает новые музыкальные перспективы. Большинство старинных музыкантов были способны не только импровизировать, но и сочинять. Возможно, не все они были так хороши, как И.С.Бах, но так ли это важно? В наших творческих порывах мы, современные музыканты, совершенно парализованы величием композиторов прошлого. Стремясь быть аутентичными во всем, мы должны сочинять и импровизировать, подобно им, не надеясь, что кто-то сделает это за нас. В наших руках судьба Западной музыки, и мы — единственные, кто может позволить ей жить в будущем или умереть в бесконечном повторении самой себя.»
Другой фрагмент концерта. Паоло Пандольфо исполняет Сюиту №4 Господина Демаши, композитора эпохи Людовика XIV.

Господин Демаши (дe Maши) (фр. Le Sieur de Machy (Demachy), не позже 1646, Франция — не раньше 1692, Париж (?)) — французский композитор, представитель стиля барокко, исполнитель на виоле да гамба и лютне, композитор, педагог, известный в настоящее время, главным образом, своим сборником «Pièces de Violle en Musique et en Tablature» (1685), который является ценным источником информации об исполнительской практике своего времени.
Точных документальных свидетельств о жизни и творческой деятельности композитора сохранилось крайне мало. Неизвестно его имя, точное место и даты рождения и смерти. Его преподавателем игры на виоле и, предположительно, лютне, был Николя Отман, скончавшийся в Париже в 1663 году, можно предполагать на основе этого, что он родился не позже 1646 года. В 1685 году он напечатал свой единственный сохранившийся до нашего времени сборник сочинений для виолы соло “Pièces de Violle en Musique et en Tablature» (танцевальные пьесы разделены на восемь сюит). К 1688 году относится его публичная дискуссия с другим исполнителем на виоле да гамба – Жаном Руссо. Известно, что Демаши все ещё проживал в Париже в 1692 году. После этой даты никаких свидетельств о нём нет. Деятельность его проходила в правление Людовика XIV, являвшегося тонким ценителем музыки, однако нет документальных свидетельств, которые убедительно доказывали бы его присутствие и постоянную работу при королевском дворе. Вероятно, он был преподавателемм игры на виоле и сольным исполнителем.
Демаши называл себя первым композитором, произведения которого для виолы да гамба были опубликованы. С формальной точки зрения это не правильно, так как “Fantaisies pour les violles” Николя Метрю уже были опубликованы в 1642 году, то есть за сорок три года до сборника Демаши. Однако и произведения Метрю и другие подобные произведения, были написанные для виолы да гамба в качестве инструмента сопровождающего сольный инструмент, в то время, как Демаши создал свой сборник пьес в традиции Николя Отмана и господина де Сент-Коломба, то есть для сольного исполнения. Сборник представляет собой восемь Сюит, которым предшествует Введение, имеющее высокую историческую ценность, так как оно посвящено самым распространенным мелодическим фигурам (орнаментике), используемым музыкантами в процессе исполнения произведения, а также методам игры на этом инструменте.
До нашего времени сохранились документы публичного заочного спора, относящегося к 1688 году, который вел господин Демаши с другим крупным исполнителем на этом музыкальном инструменте – Жаном Руссо (известно, что он сочинял и музыку для виолы, но произведений Руссо, в отличие от Демаши, не сохранилось). Предметом спора было мастерство исполнения на виоле (в терминологии того времени “правильные способы” игры на виоле), а также методы преподавания исполнительской техники на этом инструменте. Рекомендации Демаши (его сочинение не сохранилось полностью) являются краткими и точными в противоположность советам его оппонента, а подход к преподаванию является значительно более прагматичным, чем у Руссо, литературный стиль которого излише напыщенный и грешит декламацией в ущерб содержательной стороне. Дискуссия двух музыкантов представляет собой интерес и как собрание кратких известий о музыкальной жизни Франции и её оценок самими музыкантами в 1660-1688 годах. В частности, интерес представляет обсуждение причин отставки в 1662 году придворного клавесиниста Жака де Шамбоньера в связи с его отношением к использования баса для сопровождения сольного клавесина.
Демаши был современником крупнейших исполнителей и сочинителей музыки для виолы – Николя Отмана, господина де Сент-Коломба и Марена Марэ. Сам он при жизни находился в тени их славы. Тем не менее, известный исполнитель на виоле да гамба Паоло Пандольфо утверждает, что в ранних произведениях Марена Марэ можно услышать отголоски знакомства с сочинениями Демаши. В XVIII-XX веках они были забыты, но в начале нашего века к ним появился интерес, а признание таланта и своеобразия композитора и известность его произведениям принесло исполнение Сюит для виолы итальянским музыкантом Паоло Пандольфо и его запись четырёх из восьми Сюит на диск в 2012 году фирмой Glossa.
В заключение предлагаю сравнить Сюиту Демаши с всемирно известной музыкой другого загадочного композитора, исполненной на том же концерте, – Господина де Сент-Коломба (звучит Чакона для виолы соло).

Источник: http://obsessed-wsound.livejournal.com/8563.html

Категория: музыканты — не по алфавиту | Добавил(а): mrkhlopov (18 Октября 13)
| Автор: Хлопов Михаил h
Просмотров: 1711 | Комментарии: 1


Ссылка

html (для сайта, блога, …)

markerКомментарии
Всего комментариев: 1

517003Спасибо, весьма любопытно! appl

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Как много разговоров на кухне в старой хрущевке заканчиваются глубоко за полночь неразрешенными спорами о смысле жизни. Ежедневно люди размещают высокопарные цитаты в соцсетях о том, как правильнее прожить свою жизнь. Но как мало тех, кто бросил писать электронные трактаты о смысле бытия в интернете, тех, кто закрыл свои прокуренные кухни на замок и отправился просто жить, познавать мир и искать ответы на свои вопросы на практике.
Однако сегодня перед вами именно те, кто решился на такой шаг, кто попрощался со своей “обычной” жизнью и отправился на поиски – новой, интересной, увлекательной и полной смысла.
Позвольте представить вам первое кругосветное путешествие обычных любителей, вчерашних офисных работников и типичных горожан мегаполисов!
Миру известно немало профессиональных кругосветных путешественников, дорогостоящих телевизионных travel-проектов. Но мы хотим доказать, что путешествовать по всему свету и жить в целом мире – это не удел профессионалов и богачей, а то, что доступно каждому, у кого есть хотя бы просто желание так жить!
Мы с виду – обычный “офисный планктон”. И именно мы решили изменить свою жизнь, отказаться от современных карьерных ценностей, навязанных стереотипов и надуманных “правил” жизни.
Для того, чтобы осуществить свою мечту, мы готовы забыть привычный уклад жизни, бросить свои офисные профессии, выйти из замкнутого круга “работа-дом-компьютер-кровать”, продать свою жилплощадь и купив на полученные деньги яхту, отправиться в кругосветное путешествие!
Однако, конечно, чтобы воплотить эту идею в реальность, понадобятся кое-какие усилия. И наш проект создан как раз для того, чтобы показать, что такой образ жизни может быть доступен каждому, и вместе с тем, “дать инструкцию”, буквально рассказать пошагово о том, как эту идею воплотить в жизнь. На примере наших проб и ошибок, неудач и успехов вы сможете пройти весь путь вокруг земли вместе с нами!
Наше путешествие состоится на яхте. И вместе с нами вы начнете подготовку к путешествию, затем оставите свои привычные дома и отправитесь за океан, чтобы помочь нам выбрать и приобрести яхту, и, наконец, само кругосветное плавание!
Буквально в режиме реального времени, вы увидите, как мы будем жить на яхте, путешествовать по миру, общаться с различными людьми и встречаться с “заморскими” культурами. В наших планах – минимум два раза обойти на яхте вокруг света, посетив все известные и неизвестные туристу тропы.
В связи с тем, что мы решили путешествовать на яхте, не имея такого опыта, отдельной страницей нашей истории будет и рассказ о том, насколько у нас получится стать моряками, какие есть преимущества и недостатки жизни на воде.
Мы будем делать фото-, видео- и текстовые отчеты о нашем путешествии и новом стиле жизни. Кроме того, мы подготовим нечто вроде “гида по миру”. Мы расскажем о нетуристических местах, о счастливых моментах нашего путешествия и неприятностях, о достопримечательностях, о проблемах, о людях.
Два-три раза в неделю вас ждут рассказы, мнения и видеорепортажи от членов команды, бортовой журнал и многое другое для того, чтобы каждый мог осознать, как это на самом деле возможно и доступно – поменять свою рутинную жизнь на одно вечное путешествие и гармонию с самим собой!
Comments:

От нашего утреннего настроения зависит очень многое. Это я понял еще во время эксперимента «Здоровый сон за 30 дней». Если едва открыв глаза, ты чувствуешь огромный прилив сил, и тебе сразу хочется работать, то и весь день пройдет результативно. Но чаще всего утром чувствуешь себя каким-то разбитым и несобранным…
В таких ситуациях мне помогает визуализация желаний, парочка из 7 способов мотивировать себя на работу и великие высказывания людей. Если о первых двух способах я уже писал (можете пройти по ссылкам и прочитать), то последний пункт еще не рассматривал.
На самом деле такие цитаты не только придают сил, но и позволяют стать более мудрым и осознанным. Конечно же, если читать их не ради развлечения или постоянного цитирования (хотел дать ссылку, но потом вспомнил, что еще не написал пост о понтах), а именно размышлять над смыслом и делать важные выводы.
У меня в цитатнике таких высказываний предостаточно, но я выбрал из них девять, которые на мой взгляд, максимально эффективно настраивают на волну успеха и уверенности в собственных силах.
«Путь в тысячу миль начинается с одного шага» — Лао-Цзы.
Неважно, какие цели вы ставите перед собой. Не имеет значение тяжесть и длина пути. Все путешествия начинаются одинаково – с первого шага. Не сделав его, вы никогда не сможете узнать чего стоите.
Строительство своего бизнеса начинается с первого шага. Карьера успешного менеджера начнется только тогда, когда вы сделаете первый шаг. Олимпийский рекорд невозможно поставить, если не начать тренироваться. Вы можете сделать первый прямо сейчас, можете через неделю, а можете отложить на неопределенный срок.
Только помните, что этот срок может и не наступить.
«Логика приведет вас из точки А в точку Б. Воображение проложит дорогу везде» — Альберт Эйнштейн
Используйте свое воображения для того, чтобы создать ту жизнь, которую хотите именно вы. Наверняка вы слышали о законе притяжения и это замечательно, но многие люди забывают о законе действия.
Примените свое воображения, чтобы посадить зерна успеха в вашем сознании, но после этого принимайте действия, чтобы эти семена выросли.
Можно стать тем, кем захочешь, если каждый день упорно идти к этому. Я часто повторяю эти слова вслух, потому что они действительно верные, и я хочу, чтобы вы это поняли. Советую почитать пост «Мечты так и остаются мечтами…».
«Работай так, словно ты не нуждаешься в деньгах. Люби так, словно никогда не испытывал боль. Танцуй так, словно на тебя никто не смотрит» — Неизвестный автор
Если вы найдете работу, на которой с радостью работали бы бесплатно, то вы найдете свою истинную страсть и призвание в жизни. Думаю, не стоит напоминать, сколько людей ежедневно ходит на ненавистную работу, только потому, что не знает, чего хочет.
И к людям нужно относиться не предвзято, будто все стремятся вас обмануть, а наоборот старайтесь помочь другим и люди ответят на это. Я полностью убежден в том, что как ты относишься к человеку, так и он относится к тебе. Тем более не нужно слушать чужие мнение о ком-то и делать выводы. Я могу привести кучу примеров из собственной жизни, когда люди, которые, по мнению большинства, никогда не могли бы найти общий язык, становились настоящими друзьями.
И не нужно бояться делать то, что нравится. Каким бы глупцом вас не называли, как бы ни смеялись над вами и не разубеждали вас, никогда не сходите со своего пути. Не бойтесь танцевать, как умеете, даже когда все смотрят на вас. В конце концов, жизнь создана для того, чтобы получать драйв. Ведь так?
«Мы – это то, что мы делаем постоянно. Совершенство – это не действие, а привычка» — Аристотель
Мужество, самодисциплина, навыки не заложены в нас с рождения. Только упорным трудом мы сможем развить все необходимые качества и умения, чтобы достичь своих целей. Мы можем развить привычку быть продуктивным, мы можем развить привычку никогда не сдаваться, мы можем развить привычку каждый день делать что-нибудь, что приближает нас к мечте.
Люди, которых мы называем успешными не сидели, сложа руки, а непрерывно двигались вперед. Они преодолели силу притяжения и дальше двигаются уже по инерции. Большинство не могут сделать даже этого.
Отличие успешных людей состоит в том, что они продолжали идти вперед даже тогда, когда у них на пути вставали проблемы, когда страх потерпеть неудачу полностью окутывал сердце, когда казалось, что двигаться дальше – это нереально.
Вы способны сделать тоже самое. Оправдаться можно в любой момент. На это способен каждый, живущий на земле. Но вы скрываете огромный потенциал, который еще предстоит раскрыть. Если, конечно же, захотите сделать это.
Не мог сюда не вставить один из моих любимых роликов:
«Из тех ударов, что ты не сделал, 100% — мимо ворот» — Уэйн Гретцки
Как часто вы сожалеете о том, что могли что-то сделать и не сделали? Как часто вы задумываетесь над тем, что «вот вернулся бы я обратно и…»
Если вы похожи на большинство живущих, то такое происходит довольно часто. Да что там говорить, я и сам нередко подвержен таким мыслям.
Используйте это ощущение, когда перед вами встанет выбор в следующий раз. Только сделайте первый шаг сразу же, даже если вы не сможете осознать, что это на самом деле произошло.
Запишитесь на секцию волейбола, начните заниматься йогой, подгоните английский язык, займитесь живописью или начните создавать новый сайт прямо сейчас. Вы удивитесь, как это просто на самом деле.
«Вы можете делать что угодно, но не все» — Дэвид Аллен
В данный момент времени, читая этот пост, вы можете заняться любым делом, но вы никогда не сможете делать все дела одновременно. Вы должны выбрать несколько основных задач, целей и приоритетов и двигаться именно в этом направлении. Большинство людей страдают так называемой распыленностью, то есть, хватаются за все подряд, не считаясь с тем, нужно ли им это или нет.
Желательно выбрать одно, наиболее приоритетное направление за какой-либо период (месяц, год или 10 лет) и двигаться по направлению к нему. Этим направлением может стать и цель жизни.
Помимо того, что вы можете заметно увеличить скорость достижения реальных результатов, так это еще отлично мотивирует и вдохновляет на принятие серьезных мер. Где вероятность попасть больше: если кидать все мячи в одну корзину или если кидать каждый мяч в разную? Думаю, ответ очевиден.
«Помните, что ваше собственное решение добиться успеха важнее, чем сотни других» — Авраам Линкольн
Только ваше собственное решение определяет, сможете ли вы добиться успеха в какой-либо сфере или нет.
Не важно, сколько неудачных попыток у вас было до этого. Если вы не прекратите двигаться вперед, вы неизбежно достигнете успеха.
Вы можете стать успешным, можете жить жизнью, полную приключений и страсти, можете сделать все, что захотите, если сами примите такое решение.
«Беспокойство – это как кресло-качалка. Вроде бы что-то делаешь, но далеко на этом не уедешь» — Ван Вилдер
Зачастую мы беспокоимся больше, чего того требует ситуация. Вспомните такие моменты. Помогло ли ваше беспокойство избавиться от каких-либо проблем? Думаю, что оно принесло только вред.
Беспокойство – это такой сорняк, который переключает на себя все внимание и не дает искать нормальное решение проблемы. Это равноценно обиде («20 вещей, которые нужно перестать делать другим»), от нее, как правило, становиться хуже только вам.
Поэтому не нужно постоянно думать о том, как много дел запланировано на сегодня. Просто сядьте и сделайте это. Беспокоясь о результате мы часто ошибаемся. Вспомните себя на каком-нибудь экзамене. У нас были случаи, когда даже сознание теряли. Разве результат от этого стал лучше? Нисколько!
«Только ваше мышление определяет, собираетесь ли вы добиться успеха или потерпеть неудачу» — Генри Форд.
Большинство людей остаются счастливыми только потому, что не ищут у себя каких-то лишних проблем и наслаждаются тем, что имеют. Недавно я размещал притчу о том, где найти счастье, советую почитать.
Одна из важных характеристик целеустремленных людей – это то, что они настроены на позитивный результат и не плачут каждый день о том, как жестока жизни. Они легко могут пробежать там, где большинство видит минное поле, потому что для них это зеленый луг.
Если вы хотите привести в порядок свою жизнь, то начать нужно с мыслей.
А на это я с вами прощаюсь. Не забывайте подписываться на обновления блога, чтобы не упустить новый интересный пост. Если после прочтения у вас возникли какие-нибудь вопросы, можете смело задавать их в комментариях. Пока!

Путешествие в тысячу миль начинается с первого шага и этот путь доступен каждому. Главное – определиться к какой мечте вы стремитесь и какие цели вы преследуете.
Что есть мечта, а что является целью? Цель – это, некий, отрезок дороги на пути к достижению мечты. Мечта – это глобальная идея нацеленная на то, чтобы принести пользу миру, сделать его лучше. На пути к осуществлению мечты мы достигаем одну цель за другой. Не сбиться с выбранного с пути помогает вера в себя и в свои силы.
Если у Вас есть цель, препятствия на пути к ней становятся незначительными. Целью не может являться желание получить какой-либо материальный объект, будь-то автомобиль или гаджет. Целью должно являться желание сделать людей и мир вокруг Вас добрее, лучше, гармоничнее, внести пользу в этот мир. Именно эти факторы дадут Вам сил и энергию двигаться на пути к вашей мечте.
Всегда важно помнить о своей мечте, определить её в пространстве. Создайте коллаж описывающий или характеризующий вашу мечту, который будет Вам напоминать о ней. Повесьте этот коллаж в своей комнате или перед рабочим местом.
Бывает так, что некоторым людям недостаточно одной мечты и они начинают “распыляться”. Нельзя получить всё и сразу. Взвесьте все “за” и “против”. выберите ту мечту, которая, на ваш взгляд, больше всего совпадает с вашим мировоззрением, навыками, способностями, вдохновляет Вас, и двигайтесь по пути её реализации. По мере решения возникающих на вашем пути задач, вы найдёте ресурсы для реализации вашей мечты, получите новые знания, вокруг Вас появятся нужные люди.
Помните: для осуществления вашей мечты, нужно постоянно, что-то делать для её реализации. Каждый потраченный день, вне рамках реализации вашей мечты, отодвигает Вас на несколько дней от её воплощения в реальности.
После того, как вы определили для себя вашу мечту, важно начать действовать как можно скорее. Считается, что если вы не начали действовать в течение 72-х часов после, “рождения” вашей мечты, вряд ли вы осуществите её в будущем. Если вы ничего не делаете для реализации вашей мечты – ваша энергия на её воплощение растрачивается. Необходимо сделать хотя бы незначительный шаг, действие, в направлении осуществления вашей мечты. Для начала запишите или опишите её – это будет, маленький шаг в направлении реализации вашей мечты, – «слова улетают, написанное остаётся».
Начните работать над воплощением вашей мечты – и окружающий мир даст вам знак, что вы действуете правильно!
Теги:
философия,
саморазвитие,
мотивация,
Лао-цзы,
шаг,
самореализация,
путь,
мечта,
китайская мудрость

Путешествие в тысячу миль начинается с одного шага.
(Древняя китайская пословица)
Говорят, что первое настоящее знакомство человека с книгой происходит всегда случайно, несмотря на то, что в доме, где он воспитывался, возможно, есть много книг. Так произошло и со мной. У моих родителей большая домашняя библиотека, но та книга, которая открыла для меня мир художественной литературы, попала мне в руки случайно. Я бы сказал, даже против моей воли. Родители воспитывали во мне уважение к книгам, но у меня оно так и не появлялось. Я любил вырезать из картона всякие фигурки и склеивать из них какие-нибудь композиции. Однажды я что-то склеивал и в качестве пресса использовал первую попавшуюся на глаза толстую книжку. Когда это заметили родители, они меня пожурили и заставили поставить книжку на место. Я небрежно положил книгу на стеллаж плашмя. Отец потребовал, чтобы я поставил ее как положено — в общий ряд. Я решил, что надо мной просто издеваются, и надулся. Тогда отец сказал мне, что, если бы я знал, что в этой книге написано, я бы вел себя совсем по-иному. К счастью, я был любопытен. Да еще отец подлил масла в огонь, сказав, что если бы я оказался на необитаемом острове и мне попалась любая книга, то она бы стала для меня дороже всего на свете. Вот таким незатейливым путем я открыл для себя книгу Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита”.
С первого прочтения я уловил в ней только красочные картины действия и фантастические моменты. Потом я перечитывал ее еще несколько раз. И наконец открыл в романе Булгакова нечто глубокое, личное и даже интимное для’ своей души. Теперь, когда я говорю о Булгакове и его произведениях, то невольно говорю о себе. Из русских писателей он мне самый близкий и будет сопровождать меня всю мою жизнь.
Навсегда запомнилось мне ощущение острой жалости — как при расставании с очень близким человеком, когда я перевернул последнюю страницу романа “Мастер и Маргарита”. Мне кажется, Булгаков своими произведениями воссоздал собственную жизнь в мечтах и реальности. Его судьба как писателя была трагична. Но этому виной, я считаю, было не общество вообще, а несозвучность писателя советской эпохе. Булгаков не смог и не захотел стать “советским” писателем. Это глубоко нравственный поступок человека, поступок, достойный подражания. Свои, пока еще небольшие, проблемы я стараюсь решать в ключе моего любимого писателя. Терпению и мужеству также можно учиться у Булгакова. Вспомним, как писатель кончает свое произведение “Жизнь господина де Мольера”: “И я, которому никогда не суждено его увидеть, посылаю ему свой прощальный привет!” Эти слова писателя как бы сказаны им о себе самом, о писателе, охарактеризованном им так: “Терпеливо и самозабвенно писал он всю жизнь — и большей частью в “стол”, иногда, впрочем, не выдерживая, уничтожая рукописи, совсем как его литературный герой, мастер в строгой шапочке, загнанный в сумасшедший дом дружными усилиями критиков …”
Писатель Булгаков своей жизнью и творчеством доказал мне, что дело, которому человек посвящает свою жизнь, существует в более высоком измерении, чем его личность. Его жизненное дело находится в области идей и духа. Книга талантливого писателя способна помочь найти жизненную гармонию многим ее читателям. До встречи с глубокой книгой, я считаю, жизнь человека не имеет особого смысла. На фоне художественного опыта книги, запавшей ему в душу, человек начинает серьезно осмысливать свою жизнь. Писатель как бы говорит своему читателю: “Вы рождены на земле, чтобы выполнить свое предназначение”.
Итак, прочтение мной романа М. Булгакова “Мастер и Маргарита” возбудило во мне однажды желание поискать еще более глубокий смысл в нашей действительности. Я прочитал на сегодняшний день почти всего Булгакова и продолжаю с удовольствием читать другие книги. Время засилия массовой информации не может повлиять на мою любовь.

Сочинение господина де плансо  ИВАН  АЛЕКСЕЕВИЧ БУНИН

АНТОНОВСКИЕ ЯБЛОКИ

I

   …Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, – с дождиками в самую пору, в средине месяца, около праздника св. Лаврентия. А «осень и зима хороши живут, коли на Лаврентия вода тиха и дождик». Потом бабьим летом паутины много село на поля. Это тоже добрый знак: «Много тенетника на бабье лето – осень ядреная»… Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звездное небо, чувствовать запах дегтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их с сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвет его, а еще скажет:
   – Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мед пьют.
   И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно. В шалаше устроены постели, стоит одноствольное ружье, позеленевший самовар, в уголке – посуда. Около шалаша валяются рогожи, ящики, всякие истрепанные пожитки, вырыта земляная печка. В полдень на ней варится великолепный кулеш с салом, вечером греется самовар, и по саду, между деревьями, расстилается длинной полосой голубоватый дым. В праздничные же дни около шалаша – целая ярмарка, и за деревьями поминутно мелькают красные уборы. Толпятся бойкие девки-однодворки в сарафанах, сильно пахнущих краской, приходят «барские» в своих красивых и грубых, дикарских костюмах, молодая старостиха, беременная, с широким сонным лицом и важная, как холмогорская корова. На голове ее «рога», – косы положены по бокам макушки и покрыты несколькими платками, так что голова кажется огромной; ноги, в полусапожках с подковками, стоят тупо и крепко; безрукавка – плисовая, занавеска длинная, а панева – черно-лиловая с полосами кирпичного цвета и обложенная на подоле широким золотым «прозументом»…
   – Хозяйственная бабочка! – говорит о ней мещанин, покачивая головою. – Переводятся теперь такие…
   А мальчишки в белых замашных рубашках и коротеньких порточках, с белыми раскрытыми головами, все подходят. Идут по двое, по трое, мелко перебирая босыми ножками, и косятся на лохматую овчарку, привязанную к яблоне. Покупает, конечно, один, ибо и покупки-то всего на копейку или на яйцо, но покупателей много, торговля идет бойко, и чахоточный мещанин в длинном сюртуке и рыжих сапогах – весел. Вместе с братом, картавым, шустрым полуидиотом, который живет у него «из милости», он торгует с шуточками, прибаутками и даже иногда «тронет» на тульской гармонике. И до вечера в саду толпится народ, слышится около шалаша смех и говор, а иногда и топот пляски…
   К ночи в погоду становится очень холодно и росисто. Надышавшись на гумне ржаным ароматом новой соломы и мякины, бодро идешь домой к ужину мимо садового вала. Голоса на деревне или скрип ворот раздаются по студеной заре необыкновенно ясно. Темнеет. И вот еще запах: в саду – костер, и крепко тянет душистым дымом вишневых сучьев. В темноте, в глубине сада, – сказочная картина: точно в уголке ада, пылает около шалаша багровое пламя, окруженное мраком, и чьи-то черные, точно вырезанные из черного дерева силуэты двигаются вокруг костра, меж тем как гигантские тени от них ходят по яблоням. То по всему дереву ляжет черная рука в несколько аршин, то четко нарисуются две ноги – два черных столба. И вдруг все это скользнет с яблони – и тень упадет по всей аллее, от шалаша до самой калитки…
   Поздней ночью, когда на деревне погаснут огни, когда в небе уже высоко блещет бриллиантовое семизвездие Стожар, еще раз пробежишь в сад. Шурша по сухой листве, как слепой, доберешься до шалаша. Там на полянке немного светлее, а над головой белеет Млечный Путь.
   – Это вы, барчук? – тихо окликает кто-то из темноты.
   – Я. А вы не спите еще, Николай?
   – Нам нельзя-с спать. А, должно, уже поздно? Вон, кажись, пассажирский поезд идет…
   Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле. Дрожь переходит в шум, растет, и вот, как будто уже за самым садом, ускоренно выбивают шумный такт колеса: громыхая и стуча, несется поезд… ближе, ближе, все громче и сердитее… И вдруг начинает стихать, глохнуть, точно уходя в землю…
   – А где у вас ружье, Николай?
   – А вот возле ящика-с.
   Вскинешь кверху тяжелую, как лом, одностволку и с маху выстрелишь. Багровое пламя с оглушительным треском блеснет к небу, ослепит на миг и погасит звезды, а бодрое эхо кольцом грянет и раскатится по горизонту, далеко-далеко замирая в чистом и чутком воздухе.
   – Ух, здорово! – скажет мещанин. – Потращайте, потращайте, барчук, а то просто беда! Опять всю дулю на валу отрясли…
   А черное небо чертят огнистыми полосками падающие звезды. Долго глядишь в его темно-синюю глубину, переполненную созвездиями, пока не поплывет земля под ногами. Тогда встрепенешься и, пряча руки в рукава, быстро побежишь по аллее к дому… Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!

II

   «Ядреная антоновка – к веселому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился… Вспоминается мне урожайный год.
   На ранней заре, когда еще кричат петухи и по-черному дымятся избы, распахнешь, бывало, окно в прохладный сад, наполненный лиловатым туманом, сквозь который ярко блестит кое-где утреннее солнце, и не утерпишь – велишь поскорее заседлывать лошадь, а сам побежишь умываться на пруд. Мелкая листва почти вся облетела с прибрежных лозин, и сучья сквозят на бирюзовом небе. Вода под лозинами стала прозрачная, ледяная и как будто тяжелая. Она мгновенно прогоняет ночную лень, и, умывшись и позавтракав в людской с работниками горячими картошками и черным хлебом с крупной сырой солью, с наслаждением чувствуешь под собой скользкую кожу седла, проезжая по Выселкам на охоту. Осень – пора престольных праздников, и народ в это время прибран, доволен, вид деревни совсем не тот, что в другую пору. Если же год урожайный и на гумнах возвышается целый золотой город, а на реке звонко и резко гогочут по утрам гуси, так в деревне и совсем не плохо. К тому же наши Выселки спокон веку, еще со времен дедушки, славились «богатством». Старики и старухи жили в Выселках очень подолгу, – первый признак богатой деревни, – и были все высокие, большие и белые, как лунь. Только и слышишь бывало: «Да, – вот Агафья восемьдесят три годочка отмахала!» – или разговоры в таком роде:
   – И когда это ты умрешь, Панкрат? Небось тебе лет сто будет?
   – Как изволите говорить, батюшка?
   – Сколько тебе годов, спрашиваю!
   – А не знаю-с, батюшка.
   – Да Платона Аполлоныча-то помнишь?
   – Как же-с, батюшка, – явственно помню.
   – Ну, вот видишь. Тебе, значит, никак не меньше ста.
   Старик, который стоит перед барином вытянувшись, кротко и виновато улыбается. Что ж, мол, делать, – виноват, зажился. И он, вероятно, еще более зажился бы, если бы не объелся в Петровки луку.
   Помню я и старуху его. Все, бывало, сидит на скамеечке, на крыльце, согнувшись, тряся головой, задыхаясь и держась за скамейку руками, – все о чем-то думает. «О добре своем небось», – говорили бабы, потому что «добра» у нее в сундуках было, правда, много. А она будто и не слышит; подслеповато смотрит куда-то вдаль из-под грустно приподнятых бровей, трясет головой и точно силится вспомнить что-то. Большая была старуха, вся какая-то темная. Панева – чуть не прошлого столетия, чуньки – покойницкие, шея – желтая и высохшая, рубаха с канифасовыми косяками всегда белая-белая, – «совсем хоть в гроб клади». А около крыльца большой камень лежал: сама купила себе на могилку, так же как и саван, – отличный саван, с ангелами, с крестами и с молитвой, напечатанной по краям.
   Под стать старикам были и дворы в Выселках: кирпичные, строенные еще дедами. А у богатых мужиков – у Савелия, у Игната, у Дрона – избы были в две-три связи, потому что делиться в Выселках еще не было моды. В таких семьях водили пчел, гордились жеребцом-битюгом сиво-железного цвета и держали усадьбы в порядке. На гумнах темнели густые и тучные конопляники, стояли овины и риги, крытые вприческу; в пуньках и амбарчиках были железные двери, за которыми хранились холсты, прялки, новые полушубки, наборная сбруя, меры, окованные медными обручами. На воротах и на санках были выжжены кресты. И помню, мне порою казалось на редкость заманчивым быть мужиком. Когда, бывало, едешь солнечным утром по деревне, все думаешь о том, как хорошо косить, молотить, спать на гумне в ометах, а в праздник встать вместе с солнцем, под густой и музыкальный благовест из села, умыться около бочки и надеть чистую замашную рубаху, такие же портки и несокрушимые сапоги с подковками. Если же, думалось, к этому прибавить здоровую и красивую жену в праздничном уборе да поездку к обедне, а потом обед у бородатого тестя, обед с горячей бараниной на деревянных тарелках и с ситниками, с сотовым медом и брагой, – так больше и желать невозможно!
   Склад средней дворянской жизни еще и на моей памяти, – очень недавно, – имел много общего со складом богатой мужицкой жизни по своей домовитости и сельскому старосветскому благополучию. Такова, например, была усадьба тетки Анны Герасимовны, жившей от Выселок верстах в двенадцати. Пока, бывало, доедешь до этой усадьбы, уже совсем ободняется. С собаками, на сворах ехать приходится шагом, да и спешить не хочется, – так весело в открытом поле в солнечный и прохладный день! Местность ровная, видно далеко. Небо легкое и такое просторное и глубокое. Солнце сверкает сбоку, и дорога, укатанная после дождей телегами, замаслилась и блестит, как рельсы. Вокруг раскидываются широкими косяками свежие, пышно-зеленые озими. Взовьется откуда-нибудь ястребок в прозрачном воздухе и замрет на одном месте, трепеща острыми крылышками. А в ясную даль убегают четко видные телеграфные столбы, и проволоки их, как серебряные струны, скользят по склону ясного неба. На них сидят кобчики, – совсем черные значки на нотной бумаге.
   Крепостного права я не знал и не видел, но, помню, у тетки Анны Герасимовны чувствовал его. Въедешь во двор и сразу ощутишь, что тут оно еще вполне живо. Усадьба – небольшая, но вся старая, прочная, окруженная столетними березами и лозинами. Надворных построек – невысоких, но домовитых – множество, и все они точно слиты из темных, дубовых бревен под соломенными крышами. Выделяется величиной или, лучше сказать, длиной только почерневшая людская, из которой выглядывают последние могикане дворового сословия – какие-то ветхие старики и старухи, дряхлый повар в отставке, похожий на Дон-Кихота. Все они, когда въезжаешь во двор, подтягиваются и низко-низко кланяются. Седой кучер, направляющийся от каретного сарая взять лошадь, еще у сарая снимает шапку и по всему двору идет с обнаженной головой. Он у тетки ездил форейтором, а теперь возит ее к обедне, – зимой в возке, а летом в крепкой, окованной железом тележке, вроде тех, на которых ездят попы. Сад у тетки славился своею запущенностью, соловьями, горлинками и яблоками, а дом – крышей. Стоял он во главе двора, у самого сада, – ветви лип обнимали его, – был невелик и приземист, но казалось, что ему и веку не будет, – так основательно глядел он из-под своей необыкновенно высокой и толстой соломенной крыши, почерневшей и затвердевшей от времени. Мне его передний фасад представлялся всегда живым: точно старое лицо глядит из-под огромной шапки впадинами глаз, – окнами с перламутровыми от дождя и солнца стеклами. А по бокам этих глаз были крыльца, – два старых больших крыльца с колоннами. На фронтоне их всегда сидели сытые голуби, между тем как тысячи воробьев дождем пересыпались с крыши на крышу… И уютно чувствовал себя гость в этом гнезде под бирюзовым осенним небом!

 Войдешь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушеного липового цвета, который с июня лежит на окнах… Во всех комнатах – в лакейской, в зале, в гостиной – прохладно и сумрачно: это оттого, что дом окружен садом, а верхние стекла окон цветные: синие и лиловые. Всюду тишина и чистота, хотя, кажется, кресла, столы с инкрустациями и зеркала в узеньких и витых золотых рамах никогда не трогались с места. И вот слышится покашливанье: выходит тетка. Она небольшая, но тоже, как и все кругом, прочная. На плечах у нее накинута большая персидская шаль. Выйдет она важно, но приветливо, и сейчас же под бесконечные разговоры про старину, про наследства, начинают появляться угощения: сперва «дули», яблоки, – антоновские, «бель-барыня», боровинка, «плодовитка», – а потом удивительный обед: вся насквозь розовая вареная ветчина с горошком, фаршированная курица, индюшка, маринады и красный квас, – крепкий и сладкий-пресладкий… Окна в сад подняты, и оттуда веет бодрой осенней прохладой…

III

   За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков – охота.
   Прежде такие усадьбы, как усадьба Анны Герасимовны, были не редкость. Были и разрушающиеся, но все еще жившие на широкую ногу усадьбы с огромным поместьем, с садом в двадцать десятин. Правда, сохранились некоторые из таких усадеб еще и до сего времени, но в них уже нет жизни… Нет троек, нет верховых «киргизов», нет гончих и борзых собак, нет дворни и нет самого обладателя всего этого – помещика-охотника, вроде моего покойного шурина Арсения Семеныча.
   С конца сентября наши сады и гумна пустели, погода, по обыкновению, круто менялась. Ветер по целым дням рвал и трепал деревья, дожди поливали их с утра до ночи. Иногда к вечеру между хмурыми низкими тучами пробивался на западе трепещущий золотистый свет низкого солнца; воздух делался чист и ясен, а солнечный свет ослепительно сверкал между листвою, между ветвями, которые живою сеткою двигались и волновались от ветра. Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч медленно выплывали хребты снеговых гор-облаков. Стоишь у окна и думаешь: «Авось, Бог даст, распогодится». Но ветер не унимался. Он волновал сад, рвал непрерывно бегущую из трубы людской струю дыма и снова нагонял зловещие космы пепельных облаков. Они бежали низко и быстро – и скоро, точно дым, затуманивали солнце. Погасал его блеск, закрывалось окошечко в голубое небо, а в саду становилось пустынно и скучно, и снова начинал сеять дождь… сперва тихо, осторожно, потом все гуще и, наконец, превращался в ливень с бурей и темнотою. Наступала долгая, тревожная ночь…
   Из такой трепки сад выходил почти совсем обнаженным, засыпанным мокрыми листьями и каким-то притихшим, смирившимся. Но зато как красив он был, когда снова наступала ясная погода, прозрачные и холодные дни начала октября, прощальный праздник осени! Сохранившаяся листва теперь будет висеть на деревьях уже до первых зазимков. Черный сад будет сквозить на холодном бирюзовом небе и покорно ждать зимы, пригреваясь в солнечном блеске. А поля уже резко чернеют пашнями и ярко зеленеют закустившимися озимями… Пора на охоту!
   И вот я вижу себя в усадьбе Арсения Семеныча, в большом доме, в зале, полной солнца и дыма от трубок и папирос. Народу много – все люди загорелые, с обветренными лицами, в поддевках и длинных сапогах. Только что очень сытно пообедали, раскраснелись и возбуждены шумными разговорами о предстоящей охоте, но не забывают допивать водку и после обеда. А на дворе трубит рог и завывают на разные голоса собаки. Черный борзой, любимец Арсения Семеныча, взлезает на стол и начинает пожирать с блюда остатки зайца под соусом. Но вдруг он испускает страшный визг и, опрокидывая тарелки и рюмки, срывается со стола: Арсений Семеныч, вышедший из кабинета с арапником и револьвером, внезапно оглушает залу выстрелом. Зала еще более наполняется дымом, а Арсений Семеныч стоит и смеется.
   – Жалко, что промахнулся! – говорит он, играя глазами.
   Он высок ростом, худощав, но широкоплеч и строен, а лицом – красавец цыган. Глаза у него блестят дико, он очень ловок, в шелковой малиновой рубахе, бархатных шароварах и длинных сапогах. Напугав и собаку и гостей выстрелом, он шутливо-важно декламирует баритоном:

 
Пора, пора седлать проворного донца
И звонкий рог за плечи перекинуть! —

 

   и громко говорит:
   – Ну, однако, нечего терять золотое время!
   Я сейчас еще чувствую, как жадно и емко дышала молодая грудь холодом ясного и сырого дня под вечер, когда, бывало, едешь с шумной ватагой Арсения Семеныча, возбужденный музыкальным гамом собак, брошенных в чернолесье, в какой-нибудь Красный Бугор или Гремячий Остров, уже одним своим названием волнующий охотника. Едешь на злом, сильном и приземистом «киргизе», крепко сдерживая его поводьями, и чувствуешь себя слитым с ним почти воедино. Он фыркает, просится на рысь, шумно шуршит копытами по глубоким и легким коврам черной осыпавшейся листвы, и каждый звук гулко раздается в пустом, сыром и свежем лесу. Тявкнула где-то вдалеке собака, ей страстно и жалобно ответила другая, третья – и вдруг весь лес загремел, точно он весь стеклянный, от бурного лая и крика. Крепко грянул среди этого гама выстрел – и все «заварилось» и покатилось куда-то вдаль.
   – Береги-и! – завопил кто-то отчаянным голосом на весь лес.
   «А, береги!» – мелькает в голове опьяняющая мысль. Гикнешь на лошадь и, как сорвавшийся с цепи, помчишься по лесу, уже ничего не разбирая по пути. Только деревья мелькают перед глазами да лепит в лицо грязью из-под копыт лошади. Выскочишь из лесу, увидишь на зеленях пеструю, растянувшуюся по земле стаю собак и еще сильнее наддашь «киргиза» наперерез зверю, – по зеленям, взметам и жнивьям, пока, наконец, не перевалишься в другой остров и не скроется из глаз стая вместе со своим бешеным лаем и стоном. Тогда, весь мокрый и дрожащий от напряжения, осадишь вспененную, хрипящую лошадь и жадно глотаешь ледяную сырость лесной долины. Вдали замирают крики охотников и лай собак, а вокруг тебя – мертвая тишина. Полураскрытый строевой лес стоит неподвижно, и кажется, что ты попал в какие-то заповедные чертоги. Крепко пахнет от оврагов грибной сыростью, перегнившими листьями и мокрой древесной корою. И сырость из оврагов становится все ощутительнее, в лесу холоднеет и темнеет… Пора на ночевку. Но собрать собак после охоты трудно. Долго и безнадежно-тоскливо звенят рога в лесу, долго слышатся крик, брань и визг собак… Наконец, уже совсем в темноте, вваливается ватага охотников в усадьбу какого-нибудь почти незнакомого холостяка-помещика и наполняет шумом весь двор усадьбы, которая озаряется фонарями, свечами и лампами, вынесенными навстречу гостям из дому…
   Случалось, что у такого гостеприимного соседа охота жила по нескольку дней. На ранней утренней заре, по ледяному ветру и первому мокрому зазимку, уезжали в леса и в поле, а к сумеркам опять возвращались, все в грязи, с раскрасневшимися лицами, пропахнув лошадиным потом, шерстью затравленного зверя, – и начиналась попойка. В светлом и людном доме очень тепло после целого дня на холоде в поле. Все ходят из комнаты в комнату в расстегнутых поддевках, беспорядочно пьют и едят, шумно передавая друг другу свои впечатления над убитым матерым волком, который, оскалив зубы, закатив глаза, лежит с откинутым на сторону пушистым хвостом среди залы и окрашивает своей бледной и уже холодной кровью пол. После водки и еды чувствуешь такую сладкую усталость, такую негу молодого сна, что как через воду слышишь говор. Обветренное лицо горит, а закроешь глаза – вся земля так и поплывет под ногами. А когда ляжешь в постель, в мягкую перину, где-нибудь в угловой старинной комнате с образничкой и лампадой, замелькают перед глазами призраки огнисто-пестрых собак, во всем теле заноет ощущение скачки, и не заметишь, как потонешь вместе со всеми этими образами и ощущениями в сладком и здоровом сне, забыв даже, что эта комната была когда-то молельной старика, имя которого окружено мрачными крепостными легендами, и что он умер в этой молельной, вероятно, на этой же кровати.
   Когда случалось проспать охоту, отдых был особенно приятен. Проснешься и долго лежишь в постели. Во всем доме – тишина. Слышно, как осторожно ходит по комнатам садовник, растапливая печи, и как дрова трещат и стреляют. Впереди – целый день покоя в безмолвной уже по-зимнему усадьбе. Не спеша оденешься, побродишь по саду, найдешь в мокрой листве случайно забытое холодное и мокрое яблоко, и почему-то оно покажется необыкновенно вкусным, совсем не таким, как другие. Потом примешься за книги, – дедовские книги в толстых кожаных переплетах, с золотыми звездочками на сафьяновых корешках. Славно пахнут эти, похожие на церковные требники книги своей пожелтевшей, толстой шершавой бумагой! Какой-то приятной кисловатой плесенью, старинными духами… Хороши и заметки на полях, крупно и с круглыми мягкими росчерками сделанные гусиным пером. Развернешь книгу и читаешь: «Мысль, достойная древних и новых философов, цвет разума и чувства сердечного»… И невольно увлечешься и самой книгой. Это – «Дворянин-философ», аллегория, изданная сто лет тому назад иждивением какого-то «кавалера многих орденов» и напечатанная в типографии приказа общественного призрения, – рассказ о том, как «дворянин-философ, имея время и способность рассуждать, к чему разум человека возноситься может, получил некогда желание сочинить план света на пространном месте своего селения»… Потом натолкнешься на «сатирические и философские сочинения господина Вольтера» и долго упиваешься милым и манерным слогом перевода: «Государи мои! Эразм сочинил в шестомнадесять столетии похвалу дурачеству (манерная пауза, – точка с запятою); вы же приказываете мне превознесть пред вами разум…» Потом от екатерининской старины перейдешь к романтическим временам, к альманахам, к сантиментально-напыщенным и длинным романам… Кукушка выскакивает из часов и насмешливо-грустно кукует над тобою в пустом доме. И понемногу в сердце начинает закрадываться сладкая и странная тоска…
   Вот «Тайны Алексиса», вот «Виктор, или Дитя в лесу»: «Бьет полночь! Священная тишина заступает место дневного шума и веселых песен поселян. Сон простирает мрачныя крылья свои над поверхностью нашего полушария; он стрясает с них мак и мечты… Мечты… Как часто продолжают оне токмо страдания злощастнаго!..» И замелькают перед глазами любимые старинные слова: скалы и дубравы, бледная луна и одиночество, привидения и призраки, «ероты», розы и лилии, «проказы и резвости младых шалунов», лилейная рука, Людмилы и Алины… А вот журналы с именами Жуковского, Батюшкова, лицеиста Пушкина. И с грустью вспомнишь бабушку, ее полонезы на клавикордах, ее томное чтение стихов из «Евгения Онегина». И старинная мечтательная жизнь встанет перед тобою… Хорошие девушки и женщины жили когда-то в дворянских усадьбах! Их портреты глядят на меня со стены, аристократически-красивые головки в старинных прическах кротко и женственно опускают свои длинные ресницы на печальные и нежные глаза…

IV

   Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие. Перемерли старики в Выселках, умерла Анна Герасимовна, застрелился Арсений Семеныч… Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства. Но хороша и эта нищенская мелкопоместная жизнь!
   Вот я вижу себя снова в деревне, глубокой осенью. Дни стоят синеватые, пасмурные. Утром я сажусь в седло и с одной собакой, с ружьем и с рогом уезжаю в поле. Ветер звонит и гудит в дуло ружья, ветер крепко дует навстречу, иногда с сухим снегом. Целый день я скитаюсь по пустым равнинам… Голодный и прозябший, возвращаюсь я к сумеркам в усадьбу, и на душе становится так тепло и отрадно, когда замелькают огоньки Выселок и потянет из усадьбы запахом дыма, жилья. Помню, у нас в доме любили в эту пору «сумерничать», не зажигать огня и вести в полутемноте беседы. Войдя в дом, я нахожу зимние рамы уже вставленными, и это еще более настраивает меня на мирный зимний лад. В лакейской работник топит печку, и я, как в детстве, сажусь на корточки около вороха соломы, резко пахнущей уже зимней свежестью, и гляжу то в пылающую печку, то на окна, за которыми, синея, грустно умирают сумерки. Потом иду в людскую. Там светло и людно: девки рубят капусту, мелькают сечки, я слушаю их дробный, дружный стук и дружные, печально-веселые деревенские песни… Иногда заедет какой-нибудь мелкопоместный сосед и надолго увезет меня к себе… Хороша и мелкопоместная жизнь!
   Мелкопоместный встает рано. Крепко потянувшись, поднимается он с постели и крутит толстую папиросу из дешевого, черного табаку или просто из махорки. Бледный свет раннего ноябрьского утра озаряет простой, с голыми стенами кабинет, желтые и заскорузлые шкурки лисиц над кроватью и коренастую фигуру в шароварах и распоясанной косоворотке, а в зеркале отражается заспанное лицо татарского склада. В полутемном, теплом доме мертвая тишина. За дверью в коридоре похрапывает старая кухарка, жившая в господском доме еще девчонкою. Это, однако, не мешает барину хрипло крикнуть на весь дом:
   – Лукерья! Самовар!
   Потом, надев сапоги, накинув на плечи поддевку и не застегивая ворота рубахи, он выходит на крыльцо. В запертых сенях пахнет псиной; лениво потягиваясь, с визгом зевая и улыбаясь, окружают его гончие.
   – Отрыж! – медленно, снисходительным басом говорит он и через сад идет на гумно. Грудь его широко дышит резким воздухом зари и запахом озябшего за ночь, обнаженного сада. Свернувшиеся и почерневшие от мороза листья шуршат под сапогами в березовой аллее, вырубленной уже наполовину. Вырисовываясь на низком сумрачном небе, спят нахохленные галки на гребне риги… Славный будет день для охоты! И, остановившись среди аллеи, барин долго глядит в осеннее поле, на пустынные зеленые озими, по которым бродят телята. Две гончие суки повизгивают около его ног, а Заливай уже за садом: перепрыгивая по колким жнивьям, он как будто зовет и просится в поле. Но что сделаешь теперь с гончими? Зверь теперь в поле, на взметах, на чернотропе, а в лесу он боится, потому что в лесу ветер шуршит листвою… Эх, кабы борзые!
   В риге начинается молотьба. Медленно расходясь, гудит барабан молотилки. Лениво натягивая постромки, упираясь ногами по навозному кругу и качаясь, идут лошади в приводе. Посреди привода, вращаясь на скамеечке, сидит погонщик и однотонно покрикивает на них, всегда хлестая кнутом только одного бурого мерина, который ленивее всех и совсем спит на ходу, благо глаза у него завязаны.
   – Ну, ну, девки, девки! – строго кричит степенный подавальщик, облачаясь в широкую холщовую рубаху.
   Девки торопливо разметают ток, бегают с носилками, метлами.
   – С Богом! – говорит подавальщик, и первый пук старновки, пущенный на пробу, с жужжаньем и визгом пролетает в барабан и растрепанным веером возносится из-под него кверху. А барабан гудит все настойчивее, работа закипает, и скоро все звуки сливаются в общий приятный шум молотьбы. Барин стоит у ворот риги и смотрит, как в ее темноте мелькают красные и желтые платки, руки, грабли, солома, и все это мерно двигается и суетится под гул барабана и однообразный крик и свист погонщика. Хоботье облаками летит к воротам. Барин стоит, весь посеревший от него. Часто он поглядывает в поле… Скоро-скоро забелеют поля, скоро покроет их зазимок…
   Зазимок, первый снег! Борзых нет, охотиться в ноябре не с чем; но наступает зима, начинается «работа» с гончими. И вот опять, как в прежние времена, съезжаются мелкопоместные друг к другу, пьют на последние деньги, по целым дням пропадают в снежных полях. А вечером на каком-нибудь глухом хуторе далеко светятся в темноте зимней ночи окна флигеля. Там, в этом маленьком флигеле, плавают клубы дыма, тускло горят сальные свечи, настраивается гитара…

 
На сумерки буен ветер загулял,
Широки мои ворота растворял, —

 

   начинает кто-нибудь грудным тенором. И прочие нескладно, прикидываясь, что они шутят, подхватывают с грустной, безнадежной удалью:

 
Широки мои ворота растворял,
Белым снегом путь-дорогу заметал…

 

   1900

  • Сочинение гостиная на английском
  • Сочинение гражданин отечества достойный сын
  • Сочинение горький детство краткое
  • Сочинение горького на дне эпизод по плану
  • Сочинение горький детство 7 класс