Та самая звезда
— Так куда мы идем? — спросил зайчонок у своих новых друзей.
— Наряжать новогоднюю ёлку, — ответил ему сын барсука. — Чем ты слушал?
— Прости, я засмотрелся на снег.
И правда, снега в этом году выпало так много, что весь лес полыхал белым светом. Иногда сквозь густые заснеженные кроны сверкала молодая луна, обдавая лес еще большим волшебством.
— Это ерунда, — заговорил бельчонок, идущий вместе со всеми. — Вот когда Хеджи засмотрелся на солнце, то действительно было событие.
— О, расскажи, расскажи! — загалдели дети вокруг бельчонка.
— Да вы и так знаете, — замахал он лапой.
— Я не знаю, — сказал зайчонок.
— Да, он же в первый раз в нашем лесу, — подтвердили остальные малыши. — Расскажи ему, мы тоже послушаем.
— Тогда Хеджи носил имя Грампи, — заговорил бельчонок под радостные взгляды и взаимные ужимки. — Это был ёж с самым отвратительным характером, какой только можно встретить.
— Все так, — закивали остальные, и другой зайчик, постарше, добавил: — Я помню тот день, когда он ворвался к нам во двор и все переломал. Младший брат тогда чуть не потерял глаз из-за иголок этого Грампи.
— Хорошо, что он изменился, — добавил сын барсука. — Моему папаше тоже от него досталось за просто так.
— Так что же было? — спросил зайчонок.
— А получил он по морде от медведя нашего, Михал Потапыча, — продолжил рассказ бельчонок. — И так получил, что полетел через лес что твоя перепелка. Да в полете и заметил его, закатное солнце…
На этом месте все вздохнули, будто вспомнили что-то очень приятное. Стало тихо, и только белый снег слетал с пушистых веток, гонимый дуновением ветра. Зверята прошли еще немного и вышли на широкую поляну.
— А что потом? — спросил зайчонок, но никто не ответил.
Перед ними стояла невероятно высокая ёлка. Ее зеленая макушка тянулась к самому небу. Там, на черном полотне сияли мелкие звезды и горела молодая луна, одетая в золотистое платье.
Широкие разлапистые ветви тянулись к земле под шапкой тяжелого снега. Поляна была усеяна разноцветными шарами, игрушками, мятными пряниками, имбирным печеньем и потревоженной хвоей. Из-под снега послышались голоса.
— Пи-пи-пи, пусти!
— Нет, я пи-пи-первая!
— Хеджи назначил меня главной мышью, пи-пи-пи.
Зайчонок и его новые друзья увидели, как из-под снега показалась вереница мышей. Белые, словно снег, мышки выскочили ловким ужом и скорее побежали к ёлке, а за ними…
— Гирля-я-янда, — протянул бельчонок.
Длинная гирлянда тянулась за ними хвостом. Зайчонок пригляделся. Гирлянда оказалась веревкой, но к веревке привязали множество баночек, и в каждой банке порхала дюжина светлячков.
Мышки быстро взобрались на ствол высоченной ёлки и по спирали устремились вверх, опутывая дерево гирляндой, словно праздничный торт на день рожденья.
Зайчонок не мог оторвать глаз. Это было самое красивое, что он когда-либо видел. Мышки стремились все выше, гирлянда не кончалась, а тяжелый снег осыпался под мышиными коготками, открывая зеленые ветви, и на эти еловые лапы ложилась гирлянда. Казалось, светлячки за стеклом тоже радовались предстоящему новому году и оттого только ярче светили.
— Ну, что застыли, как вкопанные? — проворчал недовольный голос. — Пришли помогать, так помогайте!
— Хеджи, милый, ты ведь обещал не ругаться, — догнал его второй голос. Теплый, как вечер возле печки.
Зайчонок оторвался от бегущей к небу гирлянды и увидел, как на поляну вышел ёж. Поначалу он даже не понял, что перед ним ёжик, потому что поверх иголок он был весь облеплен разноцветными шариками.
Следом вышла молодая ежиха, увешанная шарами, а за ней прошмыгнули несколько крохотных ежат. Каждый ежонок нес на спине по одной новогодней игрушке.
— Пойдем, — махнул сын барсука, и малыши поспешили к Хеджи.
— Дядя Хеджи, мы пришли наряжать елку, — сказал бельчонок. — Что нам делать?
Нарядный ёж фыркнул, отчего снег под его носом взметнулся фонтанчиком.
— Мы все принесли, не хватает только звезды на макушку, — сказал он, пытаясь быть вежливым. Было видно, что ёжик устал.
— Ни дятел, ни белка не смогли ее достать, — добавила ежиха, складывая шарики на снег. — Нам бы кого половчее да попрыгучее.
Детвора зашевелилась. Барсучонок, зайчонок, бельчонок, и молчавшие до сих пор волчонок и лисенок наперебой стали обсуждать, кто же из них наиболее ловкий. Суматоха разразилась такая, что еж по имени Хеджи невольно почесал за ушами.
— Так вы ничего не добьетесь, — покачала головой ежиха. — Ступайте на наш двор, там стоит батут. Кто допрыгнет до звездочки да принесет на поляну, тот и есть самый ловкий.
— Хорошо, тетя Эриза!
Зверята устремились в лес и вскоре вышли на полянку, где стоял невысокий опрятный домик, круглая беседка и прыгучий батут. Было видно, что снег во дворе убирали совсем недавно, и батут успело едва присыпать, как свежий хлеб присыпают мукой.
— Этот батут Грампи сделал сам, чтобы все могли увидеть закатное солнце, — сказал бельчонок, продолжая рассказ. — Тогда-то его и прозвали Хеджи, заодно простив все обиды.
— Да, — протянул волчонок. — Он устроил такой праздник, что сбежались всем лесом. Даже мою стаю не стали прогонять.
— А на новый год тоже все соберутся? — спросил зайчонок.
— Обязательно, — кивнул барсучонок и первым взобрался на батут. — Ну, удачи мне!
Он подпрыгнул. Потом еще раз. Потом снова взлетел в воздух, приземлился на батут и оттолкнулся ввысь, но едва ли перемахнул через высокие кроны.
— Дай-ка мне, — поспешил лисенок. Он подпрыгнул, сделал в воздухе кувырок и поймал на лету заблудившуюся снежинку. Достать до звезды не удалось и ему.
— Моя очередь! — подскочил бельчонок. — Моя родная тетка, между прочим, провожала Грампи всю его дорогу до Школы Добра.
Он оттолкнулся от батута и подпрыгнул выше всех, но так и не достал до звезды. Только ухватил луну за краешек платья и рухнул в сугроб.
В старый зимний лес, полный высоких могучих деревьев, пришла зима. Листочки с веточек попадали,
травка повысыхала и укрыл мороз снежным покрывалом все вокруг. Только елочки стоят пушистые, зеленые, снегом
припорошенные.
В зимнем лесу свои порядки. Есть в лесу зимние сони, например, Мишка уже давно сладко спит в уютной и теплой берлоге,
ежик тоже крепко спит,свернувшись клубком в каком-нибудь глубоком сугробе. Так они проспят очень долго, до первого
весеннего солнышка. Есть зимние модники.
Едва выпадет снег, красавица белочка надевает сероватую шубку, она более пушистая и теплая чем её обычный рыжий
наряд. А зайка меняет серую шубку на белую не только, чтобы утеплиться, но и чтобы было проще спрятаться от лесных
охотников в белом сугробе.
Зимние охотники — лисы и волки, тоже к приходу холодов готовятся основательно. Волки объединяются в стати и не ходят
поодиночке,а у лисичек шерсть становится густая-густая.
Зайка по имени Шустрик очень любит свою зимнюю шубку. Он всегда сильно радуется приходу первых холодов, а едва
выпадает снег, он первый бежит играть в снежки и лепить снеговиков. Но зима для Шустрика — это не только радость от
снежных сугробов и трескучих морозов, а еще и большая опасность.
Так уж повелось, что лисы за зайками охотиться любят. Что ни день — то погоня. Шустрик всегда ухо востро держит, да
по сторонам поглядывает — не притаилась ли за сугробом хитрая лиса. Постоянного домика у зайки нет, днем он скачет
по лесу, а если устанет, то приляжет отдохнуть под снежным кустиком.
Лисичка Люся зиму не любит. Она живет в норе, которую к земле надо сильно утеплить. Люся живет одна и друзей у нее
нет. Она всегда сильно завидует волкам, которые зимой ходят вместе — им проще добывать пропитание. А Люся даже
маленького зайку поймать не всегда может.
Когда зима выдается холодная и снежная, Люсе становится особенно трудно бегать за зайками по сугробам, она то и дело
проваливается в снег, и тратит так много сил, что зачастую остается голодной. Да и не просто среди белого снежного
леса разглядеть зайчишку, в его красивой зимней шубке.
Сложно Люсе зимой согреться, особенно по ночам, когда мороз сильный наступает. Она забирается в свою нору,
сворачивается клубочком, прямо как ёжик, и укрывает себя своим большим пушистым хвостом. А едва пройдет ночь — снова
нужно в лес идти, да пропитание искать.
Однажды в особенно морозный зимний день, Шустрик решил устроить себе место для ночлега под раскидистой зеленой елью.
Он долго прыгал по лесу и выбирал подходящее дерево. Вдоль сугробов то тут, то там, были видны маленькие заячьи
следы.
Найдя красивую высокую ель на лесной опушке, зайка принялся устраивать место для сна. Распределил веточки еловые так,
что они стали похожи на настоящую крышу, принес снега побольше, да присыпал сверху, чтобы тепло сохранить. Да так
увлёкся косой, что не заметил, как лисичка Люся уже давно за ним из-за соседнего дерева наблюдает.
Люся не могла поверить, что ей удалось так просто выследить зайчонка. Она с неохотой выходила из своей норы, чтобы
разыскать пищу, ведь мороз на улице так и норовит за нос ухватить. Но вдруг, ей удалось напасть на заячий след.
Он вовсе не петлял по сугробам как обычно, она пошла по нему, внимательно принюхиваясь, и чутье ее не обмануло —
следы вели прямиком к зайке, который, казалось, и вовсе ее не замечал. Нет, лучше момента, чтобы схватить
длинноухого и съесть, для лисицы и быть не может! Но Люся не торопилась. Она с интересом наблюдала, как зайка
обустраивает себе жилье и напевает песенку:
Ты холодный мой мороз,
Не кусай меня за нос!
Не кусай за ушки,
Построю я избушку.
И решила лисичка Люся с зайцем поиграть. Съесть его она всегда успеет, а вот поговорить ей давно ни с кем не
удавалось. Дождалась она, когда зайка отвернешься и песенку допоет, за дерево спряталась и говорит:
Я тебя кушу за ушко,
Зря ты вышел на опушку.
Я тебя кушу за нос,
Не жалей ты, зайка, слез!
Испугался Шустрик, обернулся, вокруг глядит, но никого не видит. Ушки поджал, да не знает куда бежать лучше, чтобы не
поймали его. Смелости набрался и решил спросить:
Что за шутки, в поздний час?
Покажись как мне сейчас!
Не боюсь я никого,
Кроме зверя одного…
А лисичка Люся за деревом стоит не нарадуется, как ловко она зайку испугала, да выходить из укрытия не
торопится. Стоит ей зайке показаться, как он тут же в бегство пустится, гоняй его потом еще по лесу. Подумала Люся и
говорит:
Расскажи-ка, мне зайчишка,
Что дрожишь ты как трусишка?
И пока ты здесь таишься,
Расскажи, кого
боишься?
Зайка растерялся. Шустрик никак не мог понять, откуда доносится говорящий с ним голос, но что-то в этом голосе было
ему знакомым, кого-то этот хитрый тембр ему напоминал. Но он рассудит так: коли это хищник с ним говорит, то
отчего-то сразу не нападает, а значит, нужно его уболтать, а потом, когда станет ясно, где тот прячется, со всех ног
удрать. Отвечает он не смело:
Я боюсь лисицы рыжей,
Ловкой, хитрой и бесстыжей!
Подкрадется, нападет,
Вокруг пальца обведет!
Услышала это Люся, еще пуще ей смеяться захотелось. Понравилось ей как зайка про нее рассказывает, падка она на
комплименты. Захотелось Люсе побольше от зайки про хитрую лисицу послушать. Она ему и говорит:
Про лисичку про сестричку,
Расскажи побольше, птичка!
Как она? Умна, красива?
Шаловлива и
игрива?
Слушал Шустрик голос, да вдруг вспомнил! Это же лисица охотница! Понял он теперь, кто ним разговаривает, смешно
Шустрику стало от того, что лисица сама себя нахваливает. И придумал косой план, как от лисицы удрать. Говорит он
ей:
Знаю я, что у лисицы,
Хвост пушист как у царицы!
Знаю, нет ее милей,
Среди всех лесных зверей.
Раздобрела Люся от таких слов, щечки у нее покраснели, стала она хвостиком пушистым из стороны в сторону помахивать.
Зайка времени даром не терял, лишь увидел кончик хвоста рыжего из-за дерева, как пустился в противоположную сторону
от лисицы — его и след простыл. А лиса Люся так засмущалась, что решила разговоры прекратить, да зайку поскорее
съесть. Говорит она напоследок:
Не могу не согласиться!
Но пора и подкрепиться.
Приготовься к чудесам,
Говорит с тобой, лиса!
Сказав это, Люся выскочила на опушку из укрытия, готовая зайку схватить, но увидела лишь уходящие далеко-далеко
следы. Поняла она, что зайка давно уж ускакал, а по сугробам зимним ей его точно не догнать.
Вот и получается, что косой ее хитрее оказался, обманул, задобрил, да скрылся. Расстроилась Люся, что ее зайка
провел, но делать нечего, побрела обратно в свою нору, и спать легла голодная.
Рождество и Новый год по-прежнему любимые праздники! И пусть мы вынуждены сейчас жить в условиях ограничений и обходиться без традиционных мероприятий, если включить фантазию, можно порадовать себя и близких небольшим сказочным путешествием – куда-нибудь, где нет ковида, инфляции и прочих проблем. Туда, где совсем по-другому ощущается волшебная атмосфера приближающихся Рождества и Нового года…
Наш консультант: Арманд Муйжниекс, исполнительный директор Ассоциации замков и поместий Латвии, руководитель проекта «Метрика усадеб Латвии»
– Для рождественского однодневного путешествия отлично подойдет маршрут Рига – Цесис – Вецпиебалга – Рига – очень интересный и довольно познавательный.
Начнем мы его в Цесисе, где уже с 30 ноября в самом центре, на площади Роз (Rožu laukums), стоит городская елка. Красоты этого древнего города всем известны, но сейчас, в праздничном убранстве, Цесис выглядит особенно очаровательно. Ну а в маленьких магазинчиках Старого города вы наверняка найдете и что-то красивое, и что-то вкусное…
Из Цесиса, следуя указателю, отправляемся в поместье Веселавас. Оно представляет собой усадебный комплекс, построенный в 40-х годах XIX столетия. Комплекс практически полностью сохранился; двухэтажное здание в форме буквы U с прилегающим к нему парком со всех сторон окружено рвом, чем напоминает средневековый замок. Есть здесь и свои легенды – например, о дочери одного из бывших владельцев, которая, подобно Майе – Розе Турайды, ослушалась деспотичного отца-барона и предпочла смерть ради любви.
Если же говорить о реальных людях, с которыми связано это место, то название свое оно получило от фамилии одного из бывших старейшин волости – Петериса Веселавскиса. Также усадьба связана с именами представителей известных российских дворянских фамилий – князем Никитой Трубецким и Анной Нарышкиной; они были друзьями и частыми гостями семьи не менее известного дворянского рода фон Кампенгаузенов, владевшего этой усадьбой на протяжении почти 200 лет.
Дзербене — «Землянички в снегу»
Наш следующий пункт назначения – Дзербенская усадьба. Она была построена в конце XVIII века в стиле классицизма, а в конце XIX века к ней была пристроена башня в стиле неоготики. И если вы еще не приобрели подарки под елочку, это можно сделать здесь: в бывшем господском доме Дзербенской усадьбы работает мастерская сувениров и подарков «Землянички в снегу». Тут можно приобрести не только сувениры, созданные с большой любовью и фантазией, но и заказать персонализированные подарки, сувениры для мероприятий и другие красивые и оригинальные вещи. Ну а если вы путешествуете с сыновьями, то им могут дать примерить рыцарское доспехи. Правда, о своем посещении следует договориться заранее…
Банужу — место силы
Далее отправляемся в Скуйене. А по дороге очень советую сделать небольшую остановку возле археологического памятника местного значения – городища Банужу. Именно здесь, возле озера Банужу, тысячелетие назад стояло укрепленное деревянное городище, рядом бил священный источник, а неподалеку возвышался холм Яня калнс (Jāņa kalns), на вершине которого рос столетний дуб. Этот дуб тоже считался священным – рядом с ним приносились жертвы языческим богам.
Судя по источникам XIX века, городище Банужу, священный источник и Яня калнс с дубом составляли какой-то единый комплекс древнего места силы. Может быть, оказавшись в этом магическом месте, вы тоже почувствуете нечто такое, что вдохнет в вас мощный заряд силы и энергии?
Скуйене — церковь -«кинозвезда»
Здесь особого внимания заслуживает церковь Апшу. Она была построена в 1780 году буквально по образу и подобию крестьянского дома – с земляным полом, соломенной крышей (которая была заменена на деревянную только в начале XX века, и тогда же к церкви пристроили башенку), даже без сидений, – очень простая и аскетичная. И лишь столетие с лишним спустя, в 1893 году в ней появился орган и был обновлен алтарь.
Эта церковь, несмотря на то что дерево не слишком долговечный материал, простояла более двух с половиной (!) столетий и стоит по сей день. Хотя, конечно, и для нее бурные события на протяжении этого времени не прошли бесследно; особенно сильно пострадала церковь в 60-е годы прошлого века, когда ее попросту разграбили: пропали уникальные старинные светильники, алтарные кубки и чаши, была осквернена крестильная купель. Тем не менее церковь выжила и сохранилась. И даже обрела популярность, когда в 1987 году ее использовали в качестве одного из объектов съемки создатели фильма «Айя» по мотивам трилогии Яниса Яунсудрабиньша. Это церкви пошло на пользу, поскольку для того, чтобы она смотрелась в кадре более презентабельно, создатели фильма обновили часть крыши церковного здания.
Гора Бреждя — и озера-«драчуны»
По меркам Латвии гора Бреждя, которую мы встретим на пути, – серьезная возвышенность: она поднимается на 255 метров над уровнем моря, а ее относительная высота – 40 метров. На вершине есть специальное место для пикника и отдыха.
В 2017 году на вершине горы Бреждя была открыта смотровая башня высотой 11 метров. Взобравшись на смотровую площадку, можно полюбоваться изумительными видами холмистой Видземе – горами Алауксту, Зоболу, Инеси, Элкас, покрытыми туманной дымкой лугами Вецпиебалги, особенно прекрасными во время восхода солнца или на закате.
Дальнейшая дорога ведет нас между двумя ландшафтными озерами – Алаукста и Инеша. Как следует из древней легенды, в очень-очень давние времена, когда озера еще летали по воздуху в поисках места, где окончательно разместиться, два озера – Инесис и Алаукстс, пролетая над Вецпиебалгой, заприметили одно и то же место, которое обоим очень приглянулось. Спор по поводу того, кто займет своими водами это место, быстро перешел в драку, в ходе которой Инесис отвесил Алауксту одну, но мощную оплеуху, а Алаукст в ответ выдал оппоненту семь затрещин.
Силы обоих озер-«драчунов» быстро иссякли, и они, не удержавшись в воздухе, плюхнулись практически рядом друг с другом. А затрещины, полученные ими в пылу драки, превратились в острова: получившее семь оплеух озеро Инесис обрело семь островов, а у озера Алаукста, пропустившего лишь один удар, появился лишь один остров.
Инеши — царский подарок
Следующий объект на пути – Вецпиебалгское поместье в Инеши. Когда-то оно в буквальном и переносном смысле стало царским подарком: Петр Первый подарил поместье одному из своих верных сподвижников, графу Борису Шереметьеву.
В конце XVIII века здесь был построен великолепный господский дом, по сути, настоящий дворец. В 1905 году, подобно многим дворянским имениям, поместье серьезно пострадало в ходе народных волнений, однако позже было успешно отреставрировано. Сейчас в здании бывшего графского владения располагается Инешский волостной совет.
Гостям предоставляется возможность увидеть, как создаются изделия из фарфора, осмотреть экспозицию, на которой представлены изумительные фарфоровые произведения искусства, а также приобрести сувениры или сделать индивидуальный заказ.
Кстати, расписывать фарфор очень нравится детям – и такую возможность предоставляет студия по росписи фарфора, которая также находится во дворце Вецпиебалгской усадьбы. Правда, чтобы осмотреть дворец изнутри и поучаствовать в создании фарфорового шедевра в студии, нужно договориться заранее.
Кална Кайбены — «Времена землемеров»
Даже если вы не читали роман «Времена землемеров» («Mērnieku laiki») и не видели одноименный фильм, снятый по роману в 1968 году (в главных ролях: Вия Артмане, Гунар Цилинскис, Эдуард Павулс, Эльза Радзиня), то наверняка что-то слышали.
Теперь на нашем маршруте можно увидеть, где именно создавали свой замечательный роман братья Рейнис и Матисс Каудзите.
Оба брата были просветителями, народными учителями, авторами не только упомянутого романа, но и учебников по всеобщей истории, географии, а также латышской орфографии и грамматике. Матис Каудзите также перевел на латышский язык несколько стихотворений Пушкина и Лермонтова. Ну а Кална Кайбены, где они жили и работали, – это типичное для Видземе сельское подворье. В XIX веке оно служило сельской школой, где и преподавали братья Каудзите.
Эргли — Тизенхаузен, Блауманис, Юрьяны…
С именами людей, оставивших глубокий след в латышской культуре, связан и наш следующий пункт – Эргли. Мы – в долине реки Огре, в красивом парке. На левом берегу Огре – гора Сканстес, а если перейти реку по пешеходному мосту, то мы попадем на Старое, или Блауманское, кладбище; здесь похоронены писатель Рудольф Блауманис, музыканты Юрьянсы и другие выдающиеся люди, жившие и творившие в этих краях.
А в центре Эргли – развалины древнего замка, который впервые упоминается в исторических документах с 1341 года: замок принадлежал известному рыцарскому роду Тизенхаузенов, которые завершили его строительство в 1397 году. Кстати, у замка, от которого сегодня остались одни руины, вы увидите скульптуры двух каменных собак; по местной легенде, эти два четвероногих стража окаменели на боевом посту, охраняя сокровища баронов Тизенхаузенов…
Кейпене — мир кино
Это место не слишком известно широкой публике, но любителям киноискусства стоит здесь остановиться хотя бы ненадолго. Сейчас здесь работает единственная в мире публичная выставка, посвященная великому гению кино, режиссеру Сергею Эйзенштейну. Экспозиция в Кейпене была открыта в рамках международного кинофорума «Арсенал». Президенту «Арсенала» Аугусту Сукутсу еще в 2000 году пришла идея поставить в Кейпене аэронавигационный действующий маяк и установить на нем почтовые ящики с именами великих людей кино. Здесь можно найти имена Андрея Тарковского, Жан-Люка Годара, Эдуарда Тиссе, Александра Довженко, Алексея Германа, Мерилин Монро и других известных людей из мира кино… И каждому из них можно отправить письмо!
Малпилс — как Феникс из пепла…
Достойным финалом нашего рождественского путешествия станет Малпилсское поместье. Здесь не просто красиво – здесь замечательно! Зимой здесь есть на что посмотреть, а главное – проникнуться духом веков, в течение которых строился, погибал и снова воскресал этот замок…
Первые письменные упоминания о Малпилсском замке Ливонского ордена относятся к 1413 году, хотя появился он явно гораздо раньше. Правда, тот, первый замок находился примерно в километре от нынешнего поместья. Во время польско-шведской войны отступающая польская армия взорвала стены замка; в 80-х годах XVII века в ходе редукции поместье Малпилс перешло в собственность государства, а в 1753 году российская императрица Елизавета подарила его супруге полковника Мелгунова и некой г-же Штраус. Тогда же было построено новое здание – Господский дом, где разместились владельцы поместья. Именно там он находится и по сей день.
Кто только не владел впоследствии этим поместьем! Владельцы менялись, как в калейдоскопе: его передавали в наследство, продавали с аукциона, покупали, закладывали…
В 1905 году во время революционных погромов поместье было сожжено, однако уже через два года его владелец, на тот момент Александр фон Гроте, вернулся и начал работы по восстановлению, пригласив для этого выдающегося архитектора Вильгельма Бокслафа. Реконструкция длилась четыре года; в 1920 году в здании разместилась Малпилсская шестилетняя основная школа, а в 1929 году поместье было передано Латвийскому национальному обществу отставных военнослужащих. В 1935 году поместье было снова продано – на этот раз частному лицу, а в 1940 году поместье было национализировано.
В годы СССР здесь размещались: Гидромелиоративный и строительный техникум (до 1965 года), затем – администрация совхоза, а год спустя – Музей земледелия и мелиорации. В 1992 году Малпилсское поместье было возвращено в рамках денационализации. В 2006 году здесь была начата реставрация, которая завершилась два года спустя. И сегодня Малпилсское поместье, подобно Фениксу, восставшему из пепла, радует местных жителей и гостей своей красотой.
Если у вас осталось еще немного сил, то можно напоследок прогуляться по Природной тропе, которая была недавно открыта в Малпилсе: этот живописный 6,5-километровый маршрут ведет от средневекового замка вдоль левого берега Мергупите до хутора Skulmes. На маршруте в некоторых местах установлены деревянные мостики и специально оборудованы места для пикника. А еще обязательно захватите с собой фонарики и свечки – все-таки Рождество!
Марина БЛУМЕНТАЛЬ.
Фото: А. Муйжниекс, А. Ошиньш, архив редакции.
Сказка Гадкий утёнок, которую написал Ганс Христиан Андерсен, показывает ребятам, что важно не то, как ты выглядишь снаружи, а главное, что у тебя внутри. Утёнок был добр сердцем, но не красив, по мнению других, снаружи. Эта история знакома всем с детства. На ней выросло не одно поколение ребят. Вся сказка сопровождается красочными иллюстрациями.
Аудиосказка Гадкий утёнок
Читать сказку Гадкий утёнок с картинками
Хорошо было за городом! Стояло лето, рожь уже пожелтела, овсы зеленели, сено было смётано в стога; по зелёному лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски — он выучился этому языку от матери. За полями и лугами тянулись большие леса с глубокими озёрами в самой чаще. Да, хорошо было за городом!
На солнечном припёке лежала старая усадьба, окружённая глубокими канавами с водой; от самой ограды вплоть до воды рос лопух, да такой большой, что маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными из его листьев во весь рост.
В чаще лопуха было так же глухо и дико, как в густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей порядком надоело это сидение, её мало навещали: другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать с нею.
Наконец яичные скорлупки затрещали. «Пи! пи!» — послышалось из них: яичные желтки ожили и повысунули из скорлупок носики.
— Живо! Живо! — закрякала утка, и утята заторопились, кое-как выкарабкались и начали озираться кругом, разглядывая зелёные листья лопуха; мать не мешала им — зелёный цвет полезен для глаз.
— Как мир велик! — сказали утята. Ещё бы! Тут было куда просторнее, чем в скорлупе.
— А вы думаете, что тут и весь мир? — сказала мать. — Нет! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, к полю священника, но там я отроду не бывала!.. Ну, все, что ли, вы тут? — И она встала. — Ах нет, не все! Самое большое яйцо целёхонько! Да скоро ли этому будет конец! Право, мне уж надоело.
И она уселась опять.
— Ну, как дела? — заглянула к ней старая утка.
— Да вот, ещё одно яйцо остаётся! — сказала молодая утка. — Сижу, сижу, а всё толку нет! Но посмотри-ка на других! Просто прелесть! Ужасно похожи на отца! А он-то, негодный, и не навестил меня ни разу! — Постой-ка, я взгляну на яйцо! — сказала старая утка. — Может статься, это индюшечье яйцо! Меня тоже надули раз! Ну и маялась же я, как вывела индюшат! Они ведь страсть боятся воды; уж я и крякала, и звала, и толкала их в воду — не идут, да и конец! Дай мне взглянуть на яйцо! Ну, так и есть! Индюшечье! Брось-ка его да ступай учи других плавать!
— Посижу уж ещё! — сказала молодая утка. — Сидела столько, что можно посидеть и ещё немножко.
— Как угодно! — сказала старая утка и ушла.
Наконец затрещала скорлупка и самого большого яйца. «Пи! пи-и!» — и оттуда вывалился огромный некрасивый птенец. Утка оглядела его.
— Ужасно велик! — сказала она. — И совсем непохож на остальных! Неужели это индюшонок? Ну, да в воде-то он у меня побывает, хоть бы мне пришлось столкнуть его туда силой!
На другой день погода стояла чудесная, зелёный лопух весь был залит солнцем. Утка со всею своею семьёй отправилась к канаве. Бултых! — и утка очутилась в воде.
— За мной! Живо! — позвала она утят, и те один за другим тоже бултыхнулись в воду.
Сначала вода покрыла их с головками, но затем они вынырнули и поплыли так, что любо. Лапки у них так и работали; некрасивый серый утёнок не отставал от других.
— Какой же это индюшонок? — сказала утка. — Ишь как славно гребёт лапками, как прямо держится! Нет, это мой собственный сын! Да он вовсе и недурён, как посмотришь на него хорошенько! Ну, живо, живо, за мной!
Я сейчас введу вас в общество — мы отправимся на птичий двор. Но держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек!
Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был за шум и гам! Две семьи дрались из-за одной угриной головки, и в конце концов она досталась кошке.
— Вот как идут дела на белом свете! — сказала утка и облизнула язычком клюв, — ей тоже хотелось отведать угриной головки. — Ну, ну, шевелите лапками! — сказала она утятам. — Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех! Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у неё на лапке красный лоскуток? Как красиво! Это знак высшего отличия, какого только может удостоиться утка. Люди дают этим понять, что не желают потерять её; по этому лоскутку её узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утёнок должен держать лапки врозь и выворачивать их наружу, как папаша с мамашей! Вот так! Кланяйтесь теперь и крякайте!
Утята так и сделали; но другие утки оглядывали их и громко говорили:
— Ну вот, ещё целая орава! Точно нас мало было! А один-то какой безобразный! Его уж мы не потерпим!
И сейчас же одна утка подскочила и клюнула его в шею.
— Оставьте его! — сказала утка-мать. — Он ведь вам ничего не сделал!
— Это так, но он такой большой и странный! — отвечала забияка. — Ему надо задать хорошенькую трёпку!
— Славные у тебя детки! — сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. — Все очень милы, кроме одного… Этот не удался! Хорошо бы его переделать!
— Никак нельзя, ваша милость! — ответила утка-мать. — Он некрасив, но у него доброе сердце, и плавает он не хуже, смею даже сказать — лучше других. Я думаю, что он вырастет, похорошеет или станет со временем поменьше. Он залежался в яйце, оттого и не совсем удался. — И она провела носиком по пёрышкам большого утёнка. — Кроме того, он селезень, а селезню красота не так ведь нужна. Я думаю, что он возмужает и пробьёт себе дорогу!
— Остальные утята очень-очень милы! — сказала старая утка. — Ну, будьте же как дома, а найдёте угриную головку, можете принести её мне.
Вот они и стали вести себя как дома. Только бедного утёнка, который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и осыпали насмешками решительно все — и утки и куры.
— Он больно велик! — говорили все, а индейский петух, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел к утёнку, поглядел на него и пресердито залопотал; гребешок у него так весь и налился кровью. Бедный утёнок просто не знал, что ему делать, как быть. И надо же ему было уродиться таким безобразным, каким-то посмешищем для всего птичьего двора!
Так прошёл первый день, затем пошло ещё хуже. Все гнали бедняжку, даже братья и сёстры сердито говорили ему:
— Хоть бы кошка утащила тебя, несносного урода!
А мать прибавляла:
— Глаза бы мои тебя не видали!
Утки клевали его, куры щипали, а девушка, которая давала птицам корм, толкала ногою.
Не выдержал утёнок, перебежал двор и — через изгородь! Маленькие птички испуганно вспорхнули из кустов. «Они испугались меня, такой я безобразный!» — подумал утёнок и пустился наутёк, сам не зная куда. Бежал-бежал, пока не очутился в болоте, где жили дикие утки. Усталый и печальный, он просидел тут всю ночь.
Утром утки вылетели из гнёзд и увидали нового товарища.
— Ты кто такой? — спросили они, а утёнок вертелся, раскланиваясь на все стороны, как умел.
— Ты пребезобразный! — сказали дикие утки. — Но нам до этого нет дела, только не думай породниться с нами!
Бедняжка! Где уж ему было и думать об этом! Лишь бы позволили ему посидеть в камышах да попить болотной водицы.
Два дня провёл он в болоте, на третий день явились два диких гусака. Они недавно вылупились из яиц и потому выступали очень гордо.
— Слушай, дружище! — сказали они. — Ты такой урод, что, право, нравишься нам! Хочешь летать с нами и быть вольной птицей? Недалеко отсюда, в другом болоте, живут премиленькие дикие гусыни-барышни. Они умеют говорить: «Ран, рап!» Ты такой урод, что, чего доброго, будешь иметь у них большой успех!
«Пиф! паф!» — раздалось вдруг над болотом, и оба гусака упали в камыши мёртвыми; вода окрасилась кровью. «Пиф! паф!» — раздалось опять, и из камышей поднялась целая стая диких гусей. Пошла пальба. Охотники оцепили болото со всех сторон; некоторые из них сидели в нависших над болотом ветвях деревьев.
Голубой дым облаками окутывал деревья и стлался над водой. По болоту шлёпали охотничьи собаки; камыш качался из стороны в сторону. Бедный утёнок был ни жив ни мёртв от страха и только что хотел спрятать голову под крыло, как глядь — перед ним охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она приблизила к утёнку свою пасть, оскалила острые зубы и побежала дальше.
— Слава богу! — перевёл дух утёнок. — Слава богу! Я так безобразен, что даже собаке противно укусить меня!
И он притаился в камышах; над головою его то и дело пролетали дробинки, раздавались выстрелы.
Пальба стихла только к вечеру, но утёнок долго ещё боялся пошевелиться. Прошло ещё несколько часов, пока он осмелился встать, оглядеться и пуститься бежать дальше по полям и лугам. Дул такой сильный ветер, что утёнок еле-еле мог двигаться. К ночи он добежал до бедной избушки. Избушка так уж обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, оттого и держалась. Ветер так и подхватывал утёнка — приходилось упираться в землю хвостом!
Ветер, однако, всё крепчал; что было делать утёнку? К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и висит совсем криво; можно было свободно проскользнуть через эту щель в избушку. Так он и сделал.
В избушке жила старушка с котом и курицей. Кота она звала сыночком; он умел выгибать спинку, мурлыкать и даже испускать искры, если его гладили против шерсти.
У курицы были маленькие, коротенькие ножки, её и прозвали Коротконожкой; она прилежно несла яйца, и старушка любила её, как дочку.
Утром пришельца заметили: кот начал мурлыкать, а курица клохтать.
— Что там? — спросила старушка, осмотрелась кругом и заметила утёнка, но по слепоте своей приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому.
— Вот так находка! — сказала старушка. — Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну да увидим, испытаем!
И утёнка приняли на испытание, но прошло недели три, а яиц всё не было. Господином в доме был кот, а госпожою курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет!» Они считали самих себя половиной всего света, притом — лучшею его половиной. Утёнку же казалось, что можно на этот счёт быть и другого мнения. Курица, однако, этого не потерпела.
— Умеешь ты нести яйца? — спросила она утёнка.
— Нет!
— Так и держи язык на привязи!
А кот спросил:
— Умеешь ты выгибать спинку, мурлыкать и испускать искры?
— Нет!
— Так и не суйся с своим мнением, когда говорят умные люди!
И утёнок сидел в углу нахохлившись. Вдруг вспомнились ему свежий воздух и солнышко, и ему страшно захотелось поплавать. Он не выдержал и сказал об этом курице.
— Да что с тобой?! — спросила она. — Бездельничаешь, вот тебе блажь в голову и лезет! Неси-ка яйца или мурлычь, дурь-то и пройдёт!
— Ах, плавать по воде так приятно! — сказал утёнок. — А что за наслаждение нырять в самую глубь с головой!
— Хорошо наслаждение! — сказала курица. — Ты совсем рехнулся! Спроси у кота, он умнее всех, кого я знаю, нравится ли ему плавать или нырять! О себе самой я уж не говорю! Спроси, наконец, у нашей старушки хозяйки, умнее её нет никого на свете! По-твоему, и ей хочется плавать или нырять?
— Вы меня не понимаете! — сказал утёнок.
— Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймёт! Что ж, ты хочешь быть умнее кота и хозяйки, не говоря уже обо мне? Не дури, а благодари-ка лучше создателя за всё, что для тебя сделали! Тебя приютили, пригрели, тебя окружает такое общество, в котором ты можешь чему-нибудь научиться, но ты пустая голова, и говорить-то с тобой не стоит! Уж поверь мне! Я желаю тебе добра, потому и браню тебя — так всегда узнаются истинные друзья! Старайся же нести яйца или выучись мурлыкать да пускать искры!
— Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят! — сказал утёнок.
— Скатертью дорога! — отвечала курица.
И утёнок ушёл. Он плавал и нырял, но все животные по-прежнему презирали его за безобразие.
Настала осень; листья на деревьях пожелтели и побурели; ветер подхватывал и кружил их; наверху, в небе, стало так холодно, что тяжёлые облака сеяли град и снег, а на изгороди сидел ворон и каркал от холода во всё горло. Брр! Замёрзнешь при одной мысли о таком холоде! Плохо приходилось бедному утёнку.
Раз вечером, когда солнце так красиво закатывалось, из-за кустов поднялась целая стая чудных, больших птиц; утёнок сроду не видал таких красавцев: все они были белы как снег, с длинными, гибкими шеями! То были лебеди.
Они испустили какой-то странный крик, взмахнули великолепными, большими крыльями и полетели с холодных лугов в тёплые края, за синее море. Они поднялись высоко-высоко, а бедного утёнка охватило какое-то смутное волнение. Он завертелся в воде, как волчок, вытянул шею и тоже испустил такой громкий и странный крик, что и сам испугался. Чудные птицы не шли у него из головы, и когда они окончательно скрылись из виду, он нырнул на самое дно, вынырнул опять и был словно вне себя. Утёнок не знал, как зовут этих птиц, куда они летели, но полюбил их, как не любил до сих пор никого. Он не завидовал их красоте; ему и в голову не могло прийти пожелать походить на них; он рад бы был и тому, чтоб хоть утки-то его от себя не отталкивали. Бедный безобразный утёнок!
А зима стояла холодная-прехолодная. Утёнку приходилось плавать без отдыха, чтобы не дать воде замёрзнуть совсем, но с каждою ночью свободное ото льда пространство становилось всё меньше и меньше. Морозило так, что ледяная кора трещала. Утёнок без устали работал лапками, но под конец обессилел, приостановился и весь обмёрз.
Рано утром мимо проходил крестьянин, увидал примёрзшего утёнка, разбил лёд своим деревянным башмаком и принёс птицу домой к жене. Утёнка отогрели.
Но вот дети вздумали играть с ним, а он вообразил, что они хотят обидеть его, и шарахнулся со страха прямо в подойник с молоком — молоко всё расплескалось.
Женщина вскрикнула и всплеснула руками; утёнок между тем влетел в кадку с маслом, а оттуда в бочонок с мукой. Батюшки, на что он был похож!
Женщина вопила и гонялась за ним с угольными щипцами, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали и визжали. Хорошо, что дверь стояла отворённой, утёнок выбежал, кинулся в кусты, прямо на свежевыпавший снег и долго-долго лежал там почти без чувств.
Было бы чересчур печально описывать все злоключения утёнка за эту суровую зиму. Когда же солнышко опять пригрело землю своими тёплыми лучами, он лежал в болоте, в камышах. Запели жаворонки, пришла весна.
Утёнок взмахнул крыльями и полетел; теперь крылья его шумели и были куда крепче прежнего.
Не успел он опомниться, как уже очутился в большом саду. Яблони стояли все в цвету; душистая сирень склоняла свои длинные зелёные ветви над извилистым каналом.
Ах, как тут было хорошо, как пахло весною! Вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно скользили по воде. Утёнок узнал красивых птиц, и его охватила какая-то странная грусть.
«Полечу-ка я к этим царственным птицам; они, наверное, убьют меня за то, что я, такой безобразный, осмелился приблизиться к ним, но пусть! Лучше быть убитыми ими, чем сносить щипки уток и кур, толчки птичницы да терпеть холод и голод зимою!»
И он слетел на воду и поплыл навстречу красавцам лебедям, которые, завидя его, тоже устремились к нему.
— Убейте меня! — сказал бедняжка и опустил голову, ожидая смерти, но что же увидал он в чистой, как зеркало, воде? Своё собственное изображение, но он был уже не безобразною тёмно-серою птицей, а — лебедем!
Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца! Теперь он был рад, что перенёс столько горя и бедствий, — он лучше мог оценить своё счастье и всё окружавшее его великолепие. Большие лебеди плавали вокруг него и ласкали его, гладили клювами.
В сад прибежали маленькие дети; они стали бросать лебедям хлебные крошки и зёрна, а самый меньшой из них закричал:
— Новый, новый!
И все остальные подхватили:
— Да, новый, новый! — хлопали в ладоши и приплясывали от радости; потом побежали за отцом и матерью и опять бросали в воду крошки хлеба и пирожного. Все говорили, что новый красивее всех. Такой молоденький, прелестный!
И старые лебеди склонили перед ним головы. А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он был чересчур счастлив, но нисколько не возгордился — доброе сердце не знает гордости, — помня то время, когда все его презирали и гнали. А теперь все говорят, что он прекраснейший между прекрасными птицами! Сирень склоняла к нему в воду свои душистые ветви, солнышко светило так славно… И вот крылья его зашумели, стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик:
— Мог ли я мечтать о таком счастье, когда был ещё гадким утёнком.
Смотреть сказку Гадкий утёнок
Скачать текст сказки Гадкий утёнок
Скачать docx
Скачать pdf
Другие сказки для детей
Другие сказки Андерсена
Сарья заметена снегом. В этой крошечной деревне на границе с Латвией официально значатся полтысячи человек, но многие давно уехали. И все же в любом туристическом гайде по Беларуси вы обязательно найдете сарьянский старинный костел из красного кирпича — спасибо шляхтичу Игнатию Лопатинскому и прусскому архитектору Густаву Шахту. Денис Козлов, 27-летний учитель истории, почти каждый день заводит свой старенький дребезжащий Ford и проезжает 21 километр из Верхнедвинска в Сарью. Зачем он это делает? Неужели отправился сюда, на «край света» ради тридцати мальчишек и девчонок?.. В темное декабрьское время мы приехали в деревню в поисках хорошей истории, но нашли, кажется, нечто куда более ценное — тишину и покой.
«Никогда не стеснялся того, что я из „вёскі“»
Денис родился в поселке Лиозно («Пожалуйста, напишите Лёзно, у нас только так говорят»), на родине Марка Шагала, и называет себя сельским парнем. «От одной границы переехал к другой», — шутит он. В учительской квартире в Верхнедвинске топится камин, каменную часть которого Денис собрал своими руками, и мы говорим, говорим, говорим…
— Мой отец был бульдозеристом. И я хотел стать бульдозеристом, причем уже в четвертом поколении. Отец ездил в Москву, работал на импортной технике, строил дороги и зарабатывал больше тысячи евро — по тем временам безбедное существование. Но классу к седьмому папа сказал мне: «Денис, мне кажется, у тебя есть бóльшие способности». Историю я знал, ездил на всякие конкурсы, «Что? Где? Когда?». Но чтобы стать учителем — таких мыслей не было. Отец решил действовать от обратного — показать мне изнанку. Брал с собой на работу. Представьте, зимой нужно натаскать 80 литров горячей воды, прогреть паяльной лампой все трубки, а в конце дня почистить ходовую. Летом не легче: жара 30 градусов, кондера нет, двигатель нагревается до 120, из кустов, которые ты корчуешь, в кабину залетают здоровенные оводни… Тогда я окончательно понял: если мне дано больше, почему бы этим не воспользоваться?
Моя первая учительница истории была очень строгой, всегда требовала, чтобы даты и понятия мы знали досконально. Потому у меня было негативное отношение к предмету. Но на экзамене в девятом классе, когда я скромно протянул руку к стопке билетов на 6—7 баллов, она подняла бровь: «Денис, мне кажется, вы можете больше», — и недвусмысленно указала на стопку с билетами на 8—10 баллов.
Старшие классы Денис провел, зазубривая наизусть тома энциклопедий. Новая учительница, Алла Евгеньевна, смотрела на мир иначе: «История, вообще-то, простая. Она движется по спирали. Все повторяется, лишь сменяются декорации. Но не меняются люди». Почти интуитивно, лишь раз побывав там на экскурсии, Денис выбрал Полоцк — государственный университет, историко-филологический факультет.
— Когда я поступал, было только пять бюджетных мест, и мне не хватило ровно одного балла, чтобы пройти на бесплатное. Обидно. Но в итоге те, кто эти баллы «забрал» и поступил на бюджет, работают официанткой в пиццерии и продавцом-консультантом в магазине бытовой техники. Я стал «Учителем для Беларуси», а мой друг, который тоже учился на платном, сейчас директор школы в Полоцке. Такие дела.
Полоцкий университет очень сильный. У нас было много экспедиций, археологических раскопок. Что такое этнографическая экспедиция? Приезжаешь в деревню, условно, Бочейково Бешенковичского района и месяц ходишь пешком, по двадцать километров за день, раз за разом увеличивая кольцо опрошенных бабуль и дедуль. «Тук-тук-тук, есть ли здесь старые жители? Расскажите, как жили в старину, как свадьбы гуляли…» — «Да, зайдите к Митрофановне». И ты слушаешь — час, два, пять. Песни, сказки, рассказы…
Я никогда не стеснялся того, что я из «вёскі». Все курсовые и диплом писал про Лиозненщину. У меня был высокий средний балл, и поэтому универ сделал мне скидку на обучение— 60%. На последнем курсе подрабатывал экскурсоводом в туристической фирме, получал неплохие деньги и много где побывал. После университета я поступил в магистратуру и вернулся домой. Мне предлагали частную школу в Минске и зарплату в тысячу рублей. Но что делать в Минске без жилья? Я отказался. Еще были варианты в Москве и Латвии… В тот момент я познакомился с Женей. Видел ее всего четыре раза, прежде чем понять, что это мой человек, и спросить: «А что, если нам пожениться?» Представляете, она согласилась! (Смеется. — Прим. Onlíner.) 14 августа 2016-го была наша свадьба. Через год с лишним родилась Амелия, еще через два — Аверьян. Помню, дедушка всегда говорил: «Жена — это подруга жизни». И я тоже так хочу. Хочу рассказывать детям о нас с Женей.
«Какой еще дурак поедет историком в Сарью?»
— Незадолго до свадьбы мне позвонил знакомый и предложил пожить в пустующей квартире в Верхнедвинске. А я вообще такой человек — люблю экспериментировать со своей жизнью. Говорю: «Почему бы и нет?» Так мы с Женей оказались в Верхнедвинске. Квартира была в разбомбленном состоянии, мы целый год приводили ее в порядок.
Прихожу в райисполком, открываю дверь в отдел образования: «Есть ли у вас работа?» Мне говорят: «Конечно! Замечательная школа в Сарье — новая, чистая, светлая. Всего пару километров от Верхнедвинска. Автобусов куча идет, попуток». Приезжаю первый раз в Сарью — 21 километр в одну сторону… Зато какой вид — храм прямо под окнами школы!
Мы едем из Верхнедвинска в Сарью, наблюдая, как Дрисса впадает в Западную Двину. Уже через двадцать километров она станет латышской Даугавой… Этот путь — туда и обратно — Денис Козлов проделывает уже пять с лишним лет.
Нетронутость хвой, пухлый белый снег. Отличное место, чтобы подумать: для чего я вообще живу?
В XIX веке помещик Лопатинский отвечал на этот вопрос своеобразным способом: на том месте, где в 1971 году будет стоять сарьянская школа, он построил оранжереи. Еще одно его творение — величественный костел из красного кирпича (пламенная неоготика, жест любви к умершей жене) после революции пережил судьбу большинства святынь: здесь был склад. В 1990 году храм вернули верующим. Теперь это Свято-Успенская церковь.
— В Сарье мне сразу досталось 36 часов — это максимальная ставка. Веду всемирную историю, историю Беларуси, обществоведение, искусство, географию, кружок по краеведению. Плюс я педагог-организатор. Зарплата у меня 1100—1200 рублей. Работаю с 08:00 до 15:00. Для учителя это много: дети забирают тонны энергии. Но я не жалуюсь.
Дети искренние и не такие глупые, как думают взрослые. Почему я все-таки стал учителем? Да это просто эгоистическая задумка — остаться в памяти детей как можно дольше. (Улыбается. — Прим. Onlíner.)
Так Денис стал Денисом Ивановичем — не просто историком в деревенской школе, а человеком, который основал клуб «Вандроўкі аматараў гісторыі», что-то такое затронул в душах своих учеников, что те стали ходить с ним в походы — и в дождь, и в снег, и за двадцать, и за сорок километров…
— Я считаю, отметки — это вообще не главное. Как и ЦТ. Олимпиады ненавижу. «Назовите номер вагона, в котором Ленин приехал из ссылки» — бесполезно, бессмысленно. Я считаю, главная задача учителя сегодня — научить детей находить достоверную информацию в лавине соцсетей и мессенджеров. Я не надел на себя корону, которая говорит: «Нынешние дети тупые, потому что сидят в TikTok, мы были умнее!» Конечно, те, кто вырос под Кобзона и Магомаева, считают, что «Кар-мэн» — это отстой. Как мой дед считал, что The Beatles — это отстой. И как отец входил ко мне в комнату и морщился, услышав «Сплин»: «Что это за песни вообще?» Но правда заключается в том, что каждое поколение глубокое и думающее по-своему.
Я учу примерно 27 учеников, из них 15 всегда со мной в походах. Вот вы уедете, а мы через пару дней пойдем в экспедицию в деревню — на лыжах, 15 километров в одну сторону. Дети вряд ли будут вспоминать самый лучший, методически правильный урок, но точно на всю жизнь запомнят поход с палатками в конце четверти… Я не герой. Я живу для себя и работаю в удовольствие, кайфую от походов, дети это чувствуют — и тоже со мной кайфуют. Ну скажите, какой еще дурак поедет историком в Сарью? (Смеется. — Прим. Onlíner.)
«Никто не хочет оставаться здесь»
— Скажу как есть: деревня умирает. В 2015 году в нашей школе было 100 учеников, сейчас — 52. Интеллигенции становится все меньше. Из тридцати сотрудников школы только четыре молодых учителя. Все уезжают в город — в Питер, Витебск, Минск. «Если ты остался в Сарье или Верхнедвинске, тебе не повезло», — так здесь рассуждают. А вот я не согласен. Нашел в архивах письма сарьянцев восьмидесятых годов: «Когда я вырасту, мечтаю стать свинаркой-передовиком, как моя бабушка. Или трактористом, как мой дед. Космонавтом». А нынешнее поколение пишет: «Минск, заграница, Россия, Москва». Никто не хочет оставаться здесь!
Ютубер Антон Птушкин снимает замечательные видео. Вот я смотрел недавний выпуск про Норвегию. Да, все уехали из деревень в Осло и другие крупные города, но домик прабабушки у леса сохраняют и вылизывают, проводят там каждые выходные. А что мы?.. Здесь, на Сарьянщине, был геноцид. Все как в фильме «Иди и смотри». Каратели СС охотились на партизан, согнали и сожгли сотни человек в Росице, других угнали в лагерь в Саласпилс. Цинично назвали это операцией «Зимнее волшебство». Я сумел найти бабушку, которой повезло сбежать в лес, и дедушку, который пережил Саласпилс. Выложил интервью с ними на YouTube. Дедушку (тогда еще мальчишку) забрали к себе латышские фермеры, приняли как своего. Есть фото, где он стоит рядом с велосипедом — это все равно как Maybach по тем временам. Но он вернулся обратно в Беларусь, в Сарью, на спаленную землю! Это очень трепетная история.
Мы с детьми путешествуем, и в наших походах я рассказываю им такие истории. Вот эту рубашку, в которой сейчас даю вам интервью, я нашел в шкафу заброшенного дома с ценником «1986 год». Там во-о-от такие кипы фотографий! Если их смотреть, слезы наворачиваются. Живая история! Но никому это не нужно. По программе благоустройства села заброшенные дома просто сжигают.
Похоже, в одном Денис все-таки не прав. История Сарьи нужна — как минимум ему самому.
— Я не говорю, что всем нужно вернуться в деревню и там жить. Хотя что мешает провести оптоволокно и отлично устроиться, удаленно зарабатывая в IT?.. Но сохранить память о родном доме в любом случае нужно. Хотя бы забрать старые фотографии. Иначе как ответить себе на вопросы «Откуда я?», «Кто я есть?». В Сарье, увы, не рассуждают такими категориями. Мужики днями и ночами работают на комбайне, чтобы в посевную заработать свою тысячу или тысячи и купить… огромную плазму. Красивая картинка на экране — это способ сбежать от реальности. Многие уходят в алкоголь. Деревня живет небогато. Вот мы идем в поход с ребятами на 20—40 километров, а родители дают им обувь на два размера меньше, потому что другой нет. Натирают ноги до кровавых мозолей.
Я хочу сказать, что не все так плохо. Но проблем хватает.
Главное, нет развития. «Я хочу переехать в город!» — «Почему?» — «Смогу ходить на танцы. Ведь в деревне ни одного кружка, который мне подходит». Как-то приехали на экскурсию в Витебск, дети увидели прилизанный город, KFC, ролики и велосипеды на набережной — идут и озираются. В итоге у них остается ощущение, что город — это вечный праздник. Они же не понимают, что будут работать с восьми до восьми в «Евроопте», приходить домой и вытягивать уставшие ноги у телевизора, забыв о своих мечтах… Поехали однажды с учеником в Минск на конференцию. Едем в метро, а он такой: «Сегодня какой-то праздник? Чего они все так чисто и красиво одеты?» Заняли призовое место на конкурсе, я его на радостях решил сводить в кино — первый раз в его жизни, в 3D. Сидим в кинотеатре в специальных очках, смотрим «Мстителей», на экране в зрителей летит молот Тора — и я вижу, как у моего ученика течет слеза… Уверен, в письме в будущее он напишет, что хочет жить в Минске, «в вечном празднике».
«Физрук подсел на Armani»
Душевность деревни и метафизические вопросы прошлого, будущего и самоидентификации не отменяют реальности, в которой Денис Козлов хочет зарабатывать приличные деньги. Конфликт между внутренним историком и предпринимателем он решил по-своему.
— Когда родилась моя старшая дочь, Амелия, я понял, что учительской зарплаты не хватает. Тогда я взял деньги, которые государство дает за рождение первого ребенка, и вложил в парфюмерный магазин — продавал на разлив реплики известных брендов, сделанные в Болгарии. Оформил ИП, открыл точку, посадил продавца, узнал, как работает белорусская экономика, налогообложение, бюрократизм… До пандемии приезжало много латышей. Они выигрывали на разнице курсов валют. Дома могли купить в дьюти-фри одну баночку духов за €50, а у меня за эти деньги — чуть ли не пять ароматов. До трех я работал в школе, а потом мчался в магазин. Научился неплохо разбираться в запахах. Мой любимый аромат был Invictus от Paco Rabanne. Физрук подсел на Acqua di Gio от Armani. Учительницы всегда почему-то выбирали «Императрицу» Dolche & Gabbana. Я уже мог определять характер человека по тому, какой аромат ему нравится. (Улыбается. — Прим. Onlíner.) Это был поток денег, которые постоянно нужно куда-то вкладывать, как в «Монополии». Уже начали и маникюры делать, и педикюры при магазине… Я все изучил. В голове вместе с историческими датами вертелись виды лаков, базы, топы, стразы…
Но случилась пандемия, граница закрылась, латыши приезжать перестали. Я потерял клиентов. Этот эксперимент провалился, хотя и послужил важным опытом. Пришлось закрыть магазин. Кроме того, я делил свою жизнь надвое — и не мог стать настоящим профессионалом ни там, ни там. Передо мной встал выбор: бросить школу и быть предпринимателем, который откроет несколько точек в округе, или остаться учителем? Непростой момент.
Именно тогда, выступая на очень крутой площадке EdCamp, я узнал о проекте «Учитель для Беларуси». Решил: если пройду, останусь в школе, а нет — стану водителем фуры. Пусть это будет знаком. Да, мои дети могут есть сыр и мясо, но строить дом или обновить машину — об этом невозможно думать с учительской зарплатой… Каково же было мое удивление, когда я узнал, что прошел отбор!
В итоге мне доплачивают 250 рублей в месяц плюс 150 рублей компенсации за жилье. Мало того, для моего проекта о походах нашли трех спонсоров, которые дали 5150 рублей на снаряжение и мебель для музея, где мы храним все ценное, что находим в экспедициях. А ведь мы начинали со старых истрепанных палаток!
Проект дал мне колоссальную поддержку. Даже морально — чувствуешь, что за тобой есть некая учительская сила. Ребята подглядывают, как работают в западных школах и хороших российских частных школах, щедро делятся опытом. Прямо сейчас у них стартует четвертый набор — пусть придут хорошие люди. Для участия не обязательно быть педагогом по образованию, достаточно желания стать учителем в школе, вести тот предмет, который знаете и любите.
Мы стоим на веревочном мосту, переброшенном через Сарьянку. Здесь проходят боевое крещение байдарочники перед тем, как решиться на опасный сплав в Карелии. Мост, как и положено, шатается. Но Денис уверенно ведет нас на тот берег: единственная в Беларуси канадская сосна веймутова стоит того, чтобы быть увиденной.
Наверное, он знает, куда идет.
— Каждый раз, когда я собирался бросить учительство, что-то останавливало меня. Происходили чудеса. Сломался двигатель в машине, не могу добраться до школы — нашелся человек, который бесплатно его заменил. Понадобился музей для находок из экспедиций — пожалуйста, вот спонсоры. Пока мои ученики здесь, я остаюсь здесь. И кто знает, возможно, они вырастут и поедут в Минск, будут делать бизнес или учить ваших детей. Мне важно оставить что-то светлое.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by