Друг
Меня зовут Ричард, и сегодня мне исполняется десять лет. Хотя Ричардом меня зовет только папа. Ребята в школе, сестра и мама зовут меня Рикки. Кто-то скажет: что за радость, когда день рождения приходится на Зимнепраздник? Это что же получается, подарки и сладкий стол только раз в году полагаются. Но мне все равно так нравится. Вот выходишь на улицу – и все радостные, с покупками в праздничных упаковках бегают, улыбаются друг другу. Кругом украшено все красиво, в городе елки и гирлянды сверкают.
Хотя подарок родители мне действительно дарят только раз в году. Зато стараются купить что-то стоящее: посолиднее, и подороже. Вот, в прошлом году купили голо-имплант последней модели, с атомарной точностью. Такие используют даже профессиональные художники и фантазеры. В школе был фурор: каждый норовил попросить попробовать. Еще пару месяцев я ходил крутышом, пока другому мальчишке родители не выдали разрешение пользоваться домашним флипом до школы.
Хотя, по правде говоря, не очень-то мне и нужен был это голо-имплант. Я давно родителей прошу кое-чего другого, гораздо более ценного.
Я очень хочу собаку. Настоящую, не робота. Живую. Чтобы вместе гулять можно было, а потом пёс ждал бы меня после школы. Чтобы палку приносил, и я его водил потом на специальную площадку, где собак учат. Я узнавал – у нас в городе есть такая.
Пока мы жили в Москве, какой-то шанс на собаку еще оставался. Но три года назад папу перевели на Грантиду. Он у меня военный, и мы все понимали, что рано или поздно переезжать придется. Как мама говорит, военная жизнь – кочевая. Но чтобы попасть на планету, где первая колония была основана всего-то двадцать лет назад, это надо быть не очень везучим, как мама считает. Правда, папа уверен, что «это хорошо для будущей карьеры», и после года службы на Граниде ему «светит перевод на станцию Новый Вавилон». Эх… конечно же, как все мальчишки, я мечтаю хоть раз побывать на Новом Вавилоне – станции, построенной прямо в межзвездном пространстве, размером с земную луну, с искусственной гравитацией, и кучей разных чудес.
Но пока мы торчим на Граниде. Спасибо хоть не на периферийных аван-постах, а в самой что ни на есть столице – Стоун-сити.
По мне так тут вполне нормально. И климат на Москву похож. Даже получше, наверное: зимой выпадает много пушистого, белого, теплого на вид снега. Он тут чистый и серебристый, совсем как мех пумогризли – местных крупных хищников, которых полно в здешних лесах, на сопках. Кстати, поэтому занятия по физкультуре никогда не проводятся на природе. Максимум – это на огороженной электрозабором территории школьного стадиона, расположенного у самой границе города. Хотя, скажу по секрету, папа на лыжах в горы ходил. Но то папа, у него служебный станнер есть, а с ним никакие пумогризли не страшны.
Сегодня я спустился на завтрак пораньше. Если честно, я продолжал надеяться, что родители смогли достать собаку, и выправить все необходимые разрешения. Хотя подарки положено дарить в полночь – но ведь все это время им собаку придется где-то прятать. Вот я и спускался тихонько по лестнице, стараясь не шуметь: а вдруг услышу, как щенок дышит где-нибудь в подвале? Или скребется тихонько в переноске, требуя, чтобы его выпустили поскорее?
Но ничего такого я не заметил.
— О, Рикки! – сказала мама, когда меня заметила. – Уже проснулся? Отлично! Поедешь с нами встречать тётю Полю?
— Она все-таки прилетает?.. – я грустно поплелся к столу.
— Да, представляешь? – радостно ответила мама, наливая мне апельсиновый сок, — только что позвонила с орбиты. Их челнок пропустили раньше графика, и они смогли нагнать отставание. Посадка через два часа. Так ты поедешь с нами? Или останешься с сестрой, готовить дом?
— Поеду, конечно, — ответил я, заливая хлопья молоком, — папа нас там встретит?
— Нет, он уже на подлёте, — улыбнулась мама, — их отпустили пораньше.
Домашний флип у нас что надо: вместительный и дальнобойный. Военным вообще всегда доставались самые хорошие модели. Это чтобы на случай мобилизации как можно раньше на службу явиться. Поэтому до космопорта мы добрались всего-то минут за тридцать.
Космопорт в Стоун-сити, конечно, не чета московским: две жалкие причальные мачты, да терминал с пятью телетрапами. Хотя летом я все равно сюда сбегал с занятий, когда настроение было. На корабли смотреть. Отсюда раз в неделю был даже прямой рейс до самого «Нового Вавилона»! Мне нравилось представлять, как мы однажды тоже сядем в сверкающий белизной новенький шаттл, который поднимет нас до «Мечты» — корабля, который ходил до станции. Я наблюдал, как шаттл заходил на посадку, стыковался с мачтой, а потом по телетрапу шли люди. После формальностей, они разбредались по перрону, и садились в местные флипы. С ума ведь сойти: меньше суток назад кто-то из них был там, и видел все эти сумасшедшие чудеса!
Но сегодня шаттл с «Мечты» уже стартовал. А земной корабль не был таким большим и роскошным, и шаттлы были у него попроще. Все равно интересно, конечно – но мы на таких и сами летали.
Тётя поля была толстой и доброй. Как-то папа с мамой поспорили, почему мамина сестра не хочет привести себя в нормальные «физические кондиции», на что мама твердо сказала, что «это её сознательный выбор», и «она бы никогда не стала лучшим поваром столицы, если бы думала о такой мелочи, как внешний вид».
Мне нравилось, как от нее пахло: каким-то уютом, домашними пирожками и корицей. Тётя поля была не слишком на маму похожа, если не считать улыбки.
Вот и сейчас, на выходе из таможни, она нам широко, по-маминому, улыбалась.
— Ох, дорогая, ты не представляешь, это был такой стресс! – ее голос, несмотря на тревожные интонации, звучал тепло и уверенно, — нас чуть не задержали: какой-то транспорт сообщил, что в секторе видели корабль Пожирателей. Представляешь?
Я заметил, что папа нахмурился, когда заговорили о Пожирателях.
— Серёж, у вас что-то слышно об этом? – тревожно спросила мама.