Текст сказки «Царевна — лягушка»:
В старые годы у одного царя было три сына. Вот когда сыновья стали на возрасте, царь собрал их и говорит:
-Сынки мои любезные, покуда я еще не стар, мне охота бы вас женить,
посмотреть на ваших деточек, на моих внучат.
Сыновья отцу отвечают:
— Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас женить?
— Вот что, сынки, возьмите по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша.
Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили.
У старшего сына стрела упала на боярский двор, подняла стрелу боярс-
кая дочь. У среднего сына упала стрела на широкий купеческий двор, под-
няла ее купеческая дочь.
А у младшего сына, Ивана-царевича, стрела поднялась и улетела сам не
знает куда. Вот он шел, шел, дошел до болота, видит — сидит лягушка,
подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:
— Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.
А лягушка ему отвечает:
— Возьми меня замуж!
— Что ты, как я возьму в жены лягушку?
— Бери, знать судьба твоя такая.
Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принес домой.
Царь сыграл три свадьбы: старшего сына женил на боярской дочери, средне-
го — на купеческой, а несчастного Ивана-царевича — на лягушке.
Вот царь позвал сыновей:
— Хочу посмотреть, которая из ваших жен лучшая рукодельница. Пускай
сошьют мне к завтрему по рубашке.
Сыновья поклонились отцу и пошли.
Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу
скачет, спрашивает его:
— Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе какое?
— Батюшка велел тебе к завтрему рубашку ему сшить.
Лягушка отвечает:
— Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.
Иван-царевич лег спать, а лягушка прыгнула на крыльцо, сбросила с се-
бя лягушачью кожу и обернулась Василисой Премудрой, такой красавицей,
что и в сказке не расскажешь.
Василиса Премудрая ударила в ладоши и крикнула:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Сшейте мне к утру такую
рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.
Иван-царевич утром проснулся, лягушка опять по полу скачет, а рубашка
уж лежит на столе, завернута в полотенце. Обрадовался Иван-царевич, взял
рубашку, понес к отцу. Царь в это время принимал дары от больших сыно-
вей. Старший сын развернул рубашку, царь принял ее и сказал:
— Эту рубашку в черной избе носить.
Средний сын развернул рубашку, царь сказал:
— В ней только в баню ходить.
Иван-царевич развернул рубашку изукрашенную златомсеребром, хитрыми
узорами. Царь только взглянул:
— Ну, вот это рубашка — в праздник ее надевать.
Пошли братья по домам — те двое — и судят между собой.
— Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не
лягушка, а какая-нибудь хитрая колдунья.
Царь опять позвал сыновей.
— Пускай ваши жены испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая
лучше стряпает.
Иван-царевич голову повесил, пришел домой. Лягушка его спрашивает:
— Что закручинился?
Он отвечает:
— Надо к завтрему испечь царю хлеб.
— Не тужи, Иван-царевич, лучше ложись спать, утро вечера мудренее.
А те невестки сперва-то смеялись над лягушкой, а теперь послали одну
бабушку-задворенку посмотреть, как лягушка будет печь хлеб.
А хитрая лягушка это смекнула. Замесила квашню, печь сверху разломала
да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Бабушка-задворенка при-
бежала к царским невесткам, все рассказала, и те так же стали делать.
А лягушка прыгнула на крыльцо, обернулась Василисой Премудрой, удари-
ла в ладоши:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Испеките мне к утру мяг-
кий белый хлеб, какой я у моего родного батюшки ела.
Иван-царевич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изукрашен
разными хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города с заставами.
Иван-царевич обрадовался, завернул хлеб в ширинку, понес к отцу. А
царь в то время принимал хлебы от больших сыновей. Их жены-то поспускали
тесто в печь, как им бабушка-задворенка сказала, и вышла у них одна го-
релая грязь. Царь принял хлеб от старшего сына, посмотрел и отослал в
людскую. Принял от среднего сына и туда же отослал. А как подал Иван-ца-
ревич, царь сказал:
— Вот это хлеб, только в праздник его есть.
И приказал царь трем своим сыновьям, чтобы завтра явились к нему на
пир вместе с женами.
Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч голову повесил.
Лягушка по полу скачет:
— Ква, ква, Иван-царевич, что закручинился? Или услыхал от батюшки
слово неприветливое?
— Лягушка, лягушка, как мне не горевать? Батюшка наказал, чтобы я
пришел с тобой на пир, а как я тебя людям покажу?
Лягушка отвечает:
— Не тужи, Иван-царевич, иди на пир один, а я вслед за тобой буду.
Как услышишь стук да гром, не пугайся. Спросят тебя, скажи: «Это моя ля-
гушонка в коробчонке едет».
Иван-царевич и пошел один. Вот старшие братья приехали с женами, ра-
зодетыми, разубранными, нарумяненными, насурьмленными. Стоят да над Ива-
ном-царевичем смеются:
— Что же ты без жены пришел? Хоть бы в платочке ее принес. Где ты та-
кую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.
Царь с сыновьями, с невестками, с гостями сели за столы дубовые, за
скатерти браные — пировать. Вдруг поднялся стук да гром, весь дворец
затрясся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иван-царевич говорит:
— Не бойтесь, честные гости: это моя лягушонка в коробчонке приехала.
Подлетела к царскому крыльцу золоченая карета о шести белых лошадях,
и выходит оттуда Василиса Премудрая: на лазоревом платье — частые звез-
ды, на голове — месяц ясный, такая красавица — ни вздумать, ни взгадать,
только в сказке сказать. Берет она Ивана-царевича за руку и ведет за
столы дубовые, за скатерти браные.
Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из ста-
кана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточ-
ки за правый рукав бросила.
Жены больших-то царевичей увидали ее хитрости и давай то же делать.
Попили, поели, настал черед плясать. Василиса Премудрая подхватила
Ивана-царевича и пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, вертелась —
всем на диво. Махнула левым рукавом — вдруг сделалось озеро, махнула
правым рукавом — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву да-
лись.
А старшие невестки пошли плясать: махнули рукавом — только гостей
забрызгали; махнули другим — только кости разлетелись, одна кость царю в
глаз попала. Царь рассердился и прогнал обеих невесток.
В ту пору Иван-царевич отлучился потихоньку, побежал домой, нашел там
лягушачью кожу и бросил ее в печь, сжег на огне.
Василиса Премудрая возвращается домой, хватилась — нет лягушачьей ко-
жи. Села она на лавку, запечалилась, приуныла и говорит Ивану-царевичу:
— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал? Если бы ты еще только три дня
подождал, я бы вечно твоей была. А теперь прощай. Ищи меня за тридевять
земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного…
Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой и улетела в окно.
Иван-царевич поплакал, поплакал, поклонился на четыре стороны и пошел
куда глаза глядят — искать жену, Василису Премудрую. Шел он близко ли,
далеко ли, долго ли, коротко ли, сапоги проносил, кафтан истер, шапчонку
дождик иссек. Попадается ему навстречу старичок.
— Здравствуй, добрый молодец! Что ищешь, куда путь держишь?
Иван-царевич рассказал ему про свое несчастье. Старичок говорит ему:
— Эх, Иван-царевич, зачем ты лягушачью кожу спалил? Не ты ее надел,
не тебе ее было снимать. Василиса Премудрая хитрей, мудреней своего отца
уродилась. Он за то осерчал на нее и велел ей три года быть лягушкой.
Ну, делать нечего, вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ты ступай
за ним смело.
Иван-царевич поблагодарил старичка и пошел за клубочком. Клубок ка-
тится, он за ним идет. В чистом поле попадается ему медведь. Иван-царе-
вич нацелился, хочет убить зверя. А медведь говорит ему человеческим го-
лосом:
— Не бей меня, Иван-царевич, когда-нибудь тебе пригожусь.
Иван-царевич пожалел медведя, не стал его стрелять, пошел дальше.
Глядь, летит над ним» селезень. Он нацелился, а селезень говорит ему че-
ловеческим голосом:
— Не бей меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.
Он пожалел селезня и пошел дальше. Бежит косой заяц. Иван-царевич
опять спохватился, хочет в него стрелять, а заяц говорит человеческим
голосом:
— Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь!
Пожалел он зайца, пошел дальше. Подходит к синему морю и видит — на
берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и говорит ему:
— Ах, Иван-царевич, пожалей меня, брось в синее море!
Он бросил щуку в море, пошел дальше берегом. Долго ли, коротко ли,
прикатился клубочек к лесу. Там стоит избушка на курьих ножках, кругом
себя поворачивается.
— Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу за-
дом, ко мне передом.
Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом. Иван-царевич вошел
в нее и видит — на печи, на девятом кирпиче, лежит бага-яга, костяная
нога, зубы — на полке, а нос в потолок врос.
— Зачем, добрый молодец, ко мне пожаловал? — говорит ему баба-яга. —
Дело пытаешь или от дела пытаешь?
Иван-царевич ей отвечает:
— Ах ты, старая хрычовка, ты бы меня прежде накормила, напоила, в ба-
не выпарила, тогда бы и спрашивала.
Баба-яга в бане его выпарила, напоила, накормила, в постель уложила,
и Иван-царевич рассказал ей, что ищет свою жену, Василису Премудрую.
— Знаю, знаю, — говорит ему баба-яга, — твоя жена теперь у Кощея
Бессмертного. Трудно ее будет достать, нелегко с Кощеем сладить: его
смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот за-
яц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб
Кощей Бессмертный как свой глаз бережет.
Иван-царевич у бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где
растет высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошел туда Иван-царевич, видит
— стоит, шумит высокий дуб, на нем каменный сундук, а достать его труд-
но.
Вдруг откуда ни взялся, прибежал медведь и выворотил дуб с корнем.
Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц — и наутек во всю
прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. А из
зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь, на нее се-
лезень кинулся; как ударит ее — утка яйцо выронила, упало яйцо в синее
море…
Тут Иван-царевич залился горькими слезами — где же в море яйцо найти!
Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич раз-
бил яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а Кощей
Бессмертный бьется, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал
Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею умереть.
Иван-царевич пошел в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Ва-
силиса Премудрая, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Васили-
сой Премудрой воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой ста-
рости.
— Ты уверена? – бессменная управляющая паспортным столом Тридевятого царства Агафья Силовна, уже тридцать лет совмещавшая эту нелегкую работу с должностью жены Старосты, внимательно смотрела на сидевшую напротив нее девушку, сдвинув на нос огромные очки в позолоченной оправе.
— Ну, да, — Василиса заерзала на табурете, с тревогой поглядывая на лежавшее на столе заявление о смене фамилии.
— Но одна Василиса Премудрая в нашем царстве уже есть, — стекла очков недовольно блеснули, — Это бренд, ты же понимаешь, деточка.
Девушка пожала плечами и потерла щеку, размазывая по лицу огромную чернильную кляксу.
— Поэтому я и решила стать Василисой просто Мудрой.
— Простомудрой? – паспортистка задумчиво смотрела на запись «Под вопросом» в заявлении в графе фамилия.
— Мудрой, — Василиса насупилась и перевела хмурый взгляд на доску объявлений за спиной своей собеседницы, на которой в столбце «Разыскиваются» уже третий год висела опасная парочка: Баба Яга и Змей Горыныч, — Просто Мудрой.
— Не боишься путаницы? Обид? – не уступала сидевшая напротив нее женщина, прекрасно понимавшая, чем для нее может обернуться конфликт с такой высокопоставленной особой, как Василиса Премудрая, — «Премудрая» и «Мудрая» — это как «Дурак» и «Полудурок», — Агафья осеклась, осознав, что ляпнула лишнего.
— Я не думаю, что родная мать будет обижаться на…, — Василиса запнулась и шмыгнула носом, — … родную дочь.
— Но она «против».
— Скорее, не «за».
— Это значит «против».
— Нет, — девушка обиженно надулась, — Просто я пока не совсем прошла мамин тест «На премудрость». Я бы его прошла! Если бы вопросы не были… такими сложными.
— «Отцовские гены говорят», — хотела было сказать Агафья, но вовремя передумала, однако не сдалась без боя, — А вот твои старшие братья не высказывают недовольства своей фамилией.
Паспортистка внимательно смотрела на сидевшую напротив еще совсем молоденькую девушку в красивом сарафане до колен и мощных берцах с развязанными шнурками. Светлые коротко стриженные волосы, курносый носик, внимательный взгляд огромных зеленых глаз… Было видно, что Василиса Дурак дочь Василисы Премудрой и Ивана Дурака взяла от знаменитых родителей все самое лучшее: ладную фигурку, правильные черты лица, милые ямочки на щеках… Все было в ней прекрасно, кроме, как ей казалось, фамилии, на которой, в свое время, настоял ее батюшка.
— Они же мальчики, — Василиса задумчиво смотрела на развязавшиеся шнурки, не особо торопясь что-либо предпринимать по этому поводу, — Как я по вашему с такой фамилией карьеру буду строить?! – увидев замешательство на лице своей собеседницы, девушка быстро поправилась, — Замуж как выходить?!
— Так ты замуж собралась, деточка? – в глазах паспортистки зажегся азартный огонек бывалой сплетницы.
— Пока, нет, — поразмыслив, ответила Василиса.
— Но есть кандидат?
— Ну, как, кандидат…, – Василиса Ивановна чуть погрустнела, — Вариант.
— Алёшка Средний Сын? – по губам паспортистки скользнула улыбка.
Хмурый кивок был ей ответом.
— Отличный выбор! – воскликнула Агафья, потирая ладони, — Алешка хоть внешне и простоват, как оглобля, но крепкий и сильный, как вол! Вон, на прошлой неделе, кузнецу наковальню головой разбил!
— А зачем? – осторожно уточнила Василиса.
— Так, на спор же, — немного смутилась паспортистка, — Силушку богатырскую девать некуда! — Агафья представила, как будет гулять на свадьбе, медовуху пить и на столе отплясывать, и мечтательно заулыбалась, — Хорошим мужем станет! На руках будет тебя носить… когда на ногах будет держаться, – вспомнив известную на всё Тридевятое любовь Алешки к самогонке, уточнила она.
— Да, но…, — Василиса насупилась, исподлобья глядя на свою собеседницу, — Василиса Средний Сын?
— Начина-ается, — Паспортистка закатила глаза и вздохнула: — А мама что по этому поводу говорит? – дипломатично поинтересовалась она.
Девушка густо покраснела.
— Ей Алешка вроде нравится. Сказала: «Пойми, доченька, у мужчины ум не главное. Вон, посмотри на отца, дурак-дураком, а каким семьянином оказался! — она вздохнула и мстительно припомнила: — А сама фамилию после свадьбы менять не стала!
— Но ведь ты можешь взять двойную фамилию, — лицо Агафьи Силовны просветлело, — И отца не расстроишь, и с мамой конфликта не будет… у тебя.
— Василиса Премудрая — Дурак?? — Глаза Василисы округлились, — Вы серьезно?!
— Просто звучит непривычно, — попробовала урезонить свою собеседницу Агафья, — Но звучно и легко запомнить. Все сразу привыкнут… Ну, или не сразу, но запомнят точно!
— А после замужества как?! – девушка всплеснула руками и вскочила на ноги, — Василиса Премудрая — Дурак — Средний Сын?
У двери громко заржал охранник Фёдор.
— И всегда ты всё усложняешь, деточка, — Агафья сняла очки и протерла их платочком, — Хорошо, а если…
Стоявшее на письменном столе волшебное яблочко, уже вторые сутки смирно дремавшее на блюдечке, неожиданно ожило, описало большой круг по посудине, и в образовавшемся «портале» появилось миловидное, но очень строгое лицо, так похожее на то, что сейчас краснело и бледнело напротив усталой паспортистки.