Необходимость подключения Android-смартфона к телевизору может возникнуть у каждого. Сценариев использования данной фичи не так много, однако едва ли современные пользователи могут без них обойтись. Производители давно предусмотрели данную фишку и предложили нам сразу несколько способов ее решения, начиная от HDMI и заканчивая полным отсутствием проводов. Сегодня предлагаю разобрать самые популярные из них и обсудить все нюансы.
Транслируйте экран смартфона на телевизор и наслаждайтесь большой картинкой.
Чаще всего мы сталкиваемся с этой проблемой, когда хотим посмотреть фото или видео на большом экране. Согласитесь, не очень хорошо собрать восемь человек вокруг одного телефона, чтобы показать им, как круто вы провели отпуск?
Отдельная тема — игры на Android. Как все-таки классно запустить любимый Геншин, откинуться на спинку дивана и наслаждаться картинкой на большом экране. Плюс, в Google Play есть достаточно много таких проектов, играть в которые на маленьком 6-ти дюймовом экране достаточно сложно.
Как включить в Google Chrome закадровый перевод видео из Яндекс.Браузера.
Как соединить телефон с телевизором
По существу, у пользователей есть два критерия подключения смартфона к телевизору. Первый — никаких проводов, второй — телефон должен находиться в активном состоянии, чтобы я мог без проблем им управлять. В принципе, запрос полностью удовлетворяет функция Wi-Fi Direct, о которой ранее рассказывал автор AndroidInsider.ru Артем Сутягин.
Подключение смартфона к ТВ без проводов.
Wi-Fi Direct - это протокол беспроводной передачи данных, который позволяет обмениваться файлами, независимо от наличия подключения к интернету.
Чтобы подключить телефон к телевизору, вам необходимо:
- Откройте Настройки на телевизоре.
- Перейдите в раздел Сетевое подключение (значок глобуса).
- Далее зайдите в подраздел Wi-Fi Direct и включите функцию.
- Затем на смартфоне перейдите в Настройки, Wi-Fi.
- После этого зайдите в Wi-Fi Direct и выберите свой телевизор.
Настройки Wi-Fi Direct на телевизоре.
Сразу скажу, это самый простой способ подключения телефона к ТВ. Единственное, что далеко не все телевизоры имеют поддержку данной технологии. Благо, есть еще несколько других способов, которые ничуть не хуже.
Как транслировать галерею на телевизор
Следующая фишка отлично подойдет для тех, кто хочет транслировать фотографии или видео со смартфона на большой экран. В этом нам поможет технология DLNA. Условия для подключения следующие:
- Оба устройства должны поддерживать DLNA и быть подключены к одной Wi-Fi сети.
- Телевизор необходимо подключить к роутеру через сетевой кабель LAN.
Трансляция картинки со смартфона на телевизор.
Чтобы подключить смартфон к телевизору через DLNA, вам необходимо:
- Перейти в Настройки телевизора.
- Активировать функцию DLNA.
- Открыть любой медиафайл на смартфоне.
- Далее нажать на три точки напротив фото или видео.
- Тапнуть на Выбрать проигрыватель и указать свой ТВ в списке доступных устройств.
- Далее картинка автоматически воспроизведется на вашем ТВ.
Если по каким-то причинам у вас не получилось воспользоваться данной фишкой, в Google Play есть специальное приложение BubbleUPnP for DLNA, которое может вам помочь.
Алгоритм действий примерно тот же самый.
- Убедитесь, что ТВ и смартфон подключены к одной Wi-Fi сети, как описано выше.
- Запустите приложение на Android-смартфоне.
- Далее перейдите во вкладку Devices и выберите свой телевизор.
- После этого откройте Library.
- Перейдите в папку, где хранятся ваши фото или видео.
- Как только вы откроете файл, он сразу же будет транслирован на ТВ.
Приложение BubbleUPnP для подключения смартфона к телевизору.
Скачать BubbleUPnP
Как подключить смартфон к старому телевизору
Автор AndroidInsider.ru Иван Герасимов часто рассказывает о фишках работы Smart TV. В своих статьях коллега говорит, что Android TV в телевизоре — безумно удобная вещь. Надо сказать, я его мнения не разделяю. Будь моя воля, не менял бы телевизор по десять лет.
Если ваш телевизор не отличается большой функциональностью и был куплен еще давненько, предлагаю простой дедовский способ — подключить смартфон к ТВ через HDMI. Здесь все до боли просто: смотрите фильмы, играйте в игры, проводите время в соцсетях — все, будто как на ладони.
Подключение телефона к телевизору через HDMI.
Один минус есть у данного способа — провода. Перед подключением необходимо купить специальный адаптер. С одного конца у него будет разъем HDMI, а с другого — тот, который используется на смартфоне. На Алиэкспресс такие можно найти совсем за дешево.
Внимание: для подключения смартфон и ТВ должны поддерживать стандарт MHL. Проверить это можно на специальном сайте или через приложение.
Так как соединение обеспечивается через провод, копаться долго в настройках не придется:
- Соедините с помощью кабеля смартфон и телевизор.
- Выберите источник сигнала HDMI на ТВ.
- Затем изображение автоматически появится на большом экране.
Важно: Если по каким-то причинам вывести картинку не удалось, на смартфоне перейдите в Настройки, Дисплей. Далее перейдите в раздел Разрешение экрана и измените его.
ТОП-5 смарт-часов, к которым точно стоит присмотреться.
При возникновении каких-то трудностей обязательно обращайтесь в наш Телеграм-чат. Мы с командой наших читателей обязательно вам поможем.
Herrlich
wie
am
ersten
Tag[1]
*
Судьбой я обречён какой: под сенью сна — мечты о смерти —
В кошмарных превращеньях тверди искать свободу и покой? Л.Чертков, 1962
*
Wer Wissenschaft und Kunst besitzt,
Hat auch Religion;
Wer jene beiden nicht besitzt,
Der habe Religion.[2] Goethe
*
Кто
обладает деньгами и средством их достижения, тот обладает смыслом. У того есть своя,
присущая только ему, выстраданная им религия. Кто ими не обладает — у того
пусть будет религия.
Потеряв смысл в контексте гётевской абсолютности
«слова» и даже желание им обладать, я провалился глубоко вниз, в преисподнюю, слившись
со «стадом». Отказавшись от всего, чем полноправно владел: религией денег с её
прерогативной монополией на природу вещей. И стал парадоксально свободным, чудом
(чудом ли?) избежав устрашающего бряцания кимвала катарсиса, — предопределяющего
невозможность «оттуда» выхода. Оттуда, где перевёрнутое сознание определяет
чистоту потерянного смысла.
Сокуровский
«Фауст»-2011 завладел «Золотым львом». (Сокуров вообще сегодня в тренде.) Наконец-то, хочется сказать, but… поздно,
хочется добавить вслед. Не поздно завладел, конечно, — тут предела нет. Запоздал
лет на двадцать, вот что скорбно. Но то уже от автора, художника, творца не
зависит, к сожалению.
Ох, как
не помешала бы гётевская аббревиатура Фауста — в исполнении мэтра Сокурова — именно
тогда! Когда только-только символическое упрощение реального содержания жизни
начинало реализовывать себя жестом, мимикой, откликом-эхом отторжения. Как
отражением зеркального восприятия западных ценностей, наводящих силу нашего
внимания на смысл. На глазах превращавшийся, закостеневая, в пустые слова. Присваивающие
себе титул понятия, лейбл: блистательную форму, формулу. Таящую в себе по-голливудски
великолепный, но бессодержательный иллюзион невнятиц. Выдавая патологию
восприятия — за норму.
На то,
чтобы понять тривиальную вещь, у меня ушла вся жизнь. Вру — не вся, мне нет и шестидесяти.
Так что поживём ещё, попишем, хм.
А вещь,
в принципе, вот.
В
результате ядерного взрыва смены десятилетий, эпох, мы оказались замкнутыми в некоей
онтологически смысловой монаде (оборачивающейся в причудливую парадигму
искажений). В которой есть и понятие происходящего, и его акустический образ. Есть
целый набор терминологических случайностей, but… Нет
лишь одного: действительности.
— …Я
писатель, — ни с того ни с сего ответил я мужику на муторно наглое «ты кто?». Отойдя
пару шагов в сторону от пивного ларька.
Впереди
светила армия, ранний ребёнок, заочный вуз и — тридцать лет непонятного
взросления на грани меж тюрьмой и волей. Тридцать лет…
И вот
уже начало двадцатых XXI
века(!),
— когда вдруг вспомнил тот нетрезвый разговор 82-го за кружкой жигулёвской питерской
кислятины.
Брякнув
ту «пророческую» фразу, пошатываясь. Неровно глядя на обшарпанный фронтон
Инженерного замка, вмиг забыл о ней ровно на три десятка. Не помышляя, что
«полтинник» подкатится быстро и, нежданно-негаданно став писателем, вдруг
вспомню выроненное спьяну предсказание:
Впервые я увидел воду…
Прекрасна рябь, над нею дымка.
Прохладой веет и покоем,
И я — в безбрежности пылинка.
Являясь
счастливым обладателем этого единственного четверостишья, навеянного полупьяным
Невским восторгом, я сочинял песенки, — истово рыча их в бражных сообществах. Страдая
наутро раздвоением личности: блаженно влить вовнутрь литру-другую совкового пива
и продолжить затуманенное «ершом» веселье; то ли всё-таки плестись на работу, учёбу.
А значит, быстро трезветь и встраиваться в беспробудный поток серо-суровых
сограждан. Спешащих прорваться-провалиться в распахнутое чрево раннего метро.
Часто
выбирали первое. По-коммунистически потом борясь с парткомами, комсомолами,
старостами групп. Требуя справедливости во исполнение гуманного
социалистического опциона на болезнь, отдых. Да мало ли ещё чего — больную мать,
в конце концов. Хотя все всё понимали: комсомол, с партией во главе, — пил,
бухал ещё беспробудно-изощрённее нас, простых смертных. Не подозревающих, что
вчерашняя истошно горланящая неподалёку компашка в скоро надвигающемся будущем —
группа «Кино».
Черно…
Чёрная
брежневская осень, овеянная непреодолимостью неопределённости.
Большие
важные люди в беззащитной, ослабевшей в невосполнимых муках стране.
Чёрный
Невский в грязном инее. С яркими пятнами-проблесками ирокезов, рокерских цепей
на звенящих кожанах-косухах.
Пирожки-говнотики
с начинкой из мяса, повидла. Откликающихся не вызревшей, неосознанной пока по
молодости язвой. Приглушённой утренним пивом. Разбавленным тёплой водой из
чайника ввиду раннего морозца. Прихватывающего за нос вдогонку убегающему
трамваю.
Успел! —
и пар изо рта не удивляет съёжившихся пассажиров лёгким, но неистребимым
перегаром.
Чёрт, —
и в голове крутится песня, услышанная вчера. Копошится в воспалённом мозге прокуренный
мотив. И не вспомнить слов. А вскорости зачёт по истмату, научному коммунизму.
И нутром слышится какая-то тёмная неопределённость в лицах преподавателей… Но
она пройдёт года через два-три, когда вернусь сюда после «снайперской» армии. Переведусь
на заочное. Зачем?
Об этом
узна́ю лишь через сорок долгих, пролетевших секундой лет…
Иногда
думаю, что если бы в то время мне вынесли ПЖ (пожизненное заключение, —
не путать с ПМЖ), — правда, в ходу был расстрел. То вышел бы оттуда вполне
здоровым и бодрым. Хотя здоров и бодр я только из-за того, что ПЖ мне не дали,
да и не за что.
Просто
тогда я беспробудно-молодо пил и не знал, что полстраны безоговорочно сидело и
сидит. Сегодня, увы, категорически не пью из-за вызревшей, наконец, язвы, блин.
Но знаю, — что как парилось в застенках полстраны, так и продолжает париться.
А люди
вокруг — из трёх один «оттуда», снизу, с пристеночного боку. В последнюю же пору
— чуть ли не каждый второй… Что происходит?!
Ведь и тогда
не догадывался — по причине идеологических аллегорий. Зло отрыгающихся эзоповой
семантикой. А сейчас не знаю и подавно (по той же молчаливо-родовой причине). Разве
что подождать ещё сороковник.
Чего не
хотел точно: так это не писать, если когда-то буду писать. И не выдавать, коли
уж соберусь когда-либо выдать в каком бы то ни было виде беспросветной, никому
не нужной сюсюкающе убаюкивающей чуши про бессловесно-беззащитное прошлое. Недоделанно-недое́денное
при жизни, коли то была жизнь. Так и не превратившаяся во вкусно намазанное настоящее
— в рай. Ненадгрызанный даже по старости. И что смешнее, — так и не ставший лукавой
смертью. А это важно, и к этому вернёмся.
А ведь до хохочущей твари костлявой было
подать рукой…
Героическая,
по молодости, кончина стоит непройденной пустопорожней жизни. Если тоскливо
выглядывать-шарить, шмыгая втихаря. Коверкая сущность слезящимися тщетностью глазами
из той самой пустоты-жизни, вяло одолённой, испи́той, пропито́й, — но уже
вдогонку.
Мне
надо было совсем чуть-чуть, чтобы стать человеком, выйти в люди, приосаниться.
Разобраться-привыкнуть-уяснить. Я не смог рвануть и… Остался со всеми, уподобившись
стаду.
И мне
это безмерно, безумно нравилось. Рядом были мать, живой пока отец, друзья. Было
непрерывное веселье на фоне угасающего государства. На фоне утёршейся собственными
соплями свободы, — так и не ставшей всеобщим принципом.
И я
смотрю на моих «бывших» — издалека, ведь до них не достать. Смотрю больше по ТВ
да Инету: яхты, самолёты-дирижабли. Серьёзные лица, заграничные мулатки-жёны,
платиновые кейсы. Похожие на чемоданчики для винторезов…
—
Серёга, видишь?
— Да.
—
Далеко до объекта?
— Да. Сань,
вдруг промажу?
— Тогда
лучше не возвращаться. Восемьсот пятьдесят… поправка на ветер… 3,4.
— Усёк.
Мягко
нажал, не глядя в оптику на результат. Устало склонил голову, упёршись щекой в
тёплое цевьё.
—
Готов, — Саня опустил бинокль, — уходим. Ружьё возьмём с собой.
— Велено
бросить.
— Да
пошёл он… Терять четыре штуки…
Я и
тогда задумывался о смысле происходящего. Но не со своей колокольни. А как бы с
чьей-то чужой, потусторонней. Построенной не для меня, для кого-то другого. Более
умного, смелого, что ли…
Позади институт. Забытые со школы восторги
прощания навсегда, навек. Но прощания уже по-взрослому, с хитрецой и
прижимистостью.
Только
потом понял — это было расставанием с большой страной и большими нами из той
страны, называемой юностью. Нас было много. И прощались-откланивались, каждый
по-своему, мы все: советские выпускники последних советских лет. Лёгкие и
тяжёлые на подъём, на взлёт. Мягкие и твёрдые на вкус. Произведшие
окончательный выбор — и не произведшие.
Представляете?
— до сих пор не сделал этот проклятый выбор. Тогда же, в конце 80-х, — выбор
сделал меня. Выбрав и выбраковав, отбраковав. Неприспособленного, непригодного
к райским кущам социализма. Жёстко ввернув меня саморезом в чёрную действительность.
Похожую, как сейчас помню, на ту брежневскую осень. Просветлённую чьими-то
недоразвитыми откровениями. Сказавшимися надёжнее списанного со шпаргалки
истмата.
Знаете
ли, мы откровенно радовались мнимой неоконченности выбора. Позволявшей исполнять
некую незавершённую игру в прятки с самими собой. Круто обходя тающие на глазах
извилины несформированного мировоззрения осознанием того, что мы — часть
всемирной истории. Вершащейся прямо на глазах. Творимой нами не за страх, не за
совесть и не за деньги. А — именно за ту просоленную растаявшим снегом осень. Ознаменовавшую
так и не осмысленный финал вечного советского детства.
Никогда
никого не оправдывал и не оправдываю — просто так вышло, как поётся в песне.
И за
нищетой пришло богатство. А за богатством — скотство разврата и
неприспособленности к скороспелому счастью. Грохнувшейся с неба нам (получилось
— в наказание!) — недоструганным инженерам, учёным и музыкантам. Не успевшим
свыкнуться с проигранной рулеткой в жизнь как войной с неудавшейся жизнью. Ставшим
на путь светозарного, — пропитанного фантасмагорией брехни эгоцентризма: — вбитого
в голову учёными-коммунистами. Проповедующими сердоболие и сердолюбие к
среброболящим.
…Тот
неуверенный выстрел был удачным, и я больше не мучил товарища сомнениями по
поводу «попаду — не попаду». Стрелял молча, сглотнув слюну и затаив дыхание. Думая
только о будущем.
Первая,
невыносимо большая боль пришла, когда пришлось убить Саню-напарника.
Тогда я
увидел, какая участь ожидает в итоге меня. С философствующим разумом дебилоидной
макаки. Представлявшейся самой себе человеком.
Саню
приказано было бросить. Но я пошёл поперёк, воздав последнюю честь недавнему
партнёру по криминальному ремеслу. Перетащив его с места преступления до машины.
И далее — надёжно закопав Санька в безвестной безымянной могиле. Таким образом
открыв счёт собственноручных несанкционированных похорон. Укрепив в душе
неприязнь к беспрекословной материализации приказов. Взлелеивая мысль о выходе —
желательно безболезненном.
После
этого стал работать один.
Как я туда попал?
История
настоящей романтики — не моя история (в отличие от признанных творцов
криминального прошлого). Учитывая, что пишу не роман минувшего. А — неотъемлемую
конфликтную часть современности. Зеркально отражающую нестерпимую зрачкам,
привыкшим к темноте, ярко-светлую лазурь небосвода. Равно как замшелую грязь
жизненных ухабов и луж.
И я уверен,
что не смогу предостеречь такого же ухаря, каким когда-то был сам, — задача не
в том. Ухарь обожжётся и осядет, это как пить дать.
Даже не
собираюсь соблазнять читателя дешёвым потребительским чтивом. Рассчитанным на
всеведущих простаков. Этого, сознаюсь, не умею. Да и цену не смогу справедливо рассчитать.
Задача —
сконцентрировать совокупную стоимость релевантных понятий. Выходящих, преодолевающих
значимо-видимые пределы. Соприкасающиеся со свободой выбора как свободой
вероисповедания. Так же и свободой достижения собственной истины. Где дело
обстоит намного сложней, чем может показаться на первый взгляд.
Да,
хотелось бы искромсать-изничтожить настоящее. Чтобы остаться только в прошлом —
либо только в будущем.
Это
мечта, не исполнимая «простым смертным». Подразумевая под «простым» то, что
представляю из себя сегодня: жалкое больное бездарное зрелище из неудавшихся попыток
возместить переливающуюся через край повседневность безвозвратно ушедшего лета.
Любовь, молодость, ветер перемен, счастье, честь, дружба… зачем? Ещё раз —
зачем? зачем?!
Как
шекспировские апрели, благоуханные, в небесной лазури, сгорели в трёх жарких
июлях. Так же и мы хотели, чтобы наша осень, тронутая моровой язвой умирающей
мечты, остановилась во времени. Превратившись в непрекращающееся лето прошлого.
Вгрызаясь в него, как в вечный основной смысл. Отрицая побочное, топча его в
истерике страсти. Убивая и заставляя страдать. Превращая реально пройденное в нереальность
настоящего. Постигая кажущуюся близкой вероятность спасения через чудовищные
сомнения, боль. Впитывая ненависть, как впитывали любовь. Страдание как блаженство.
Смерть как жизнь. Иногда путая их, чаще всего путая… Меняя местами. Наслаждаясь
непрерывным движением, беспокойством и тревогой — жаждой цели. Ошеломлённо находя
опошленный, лукавый смысл в том, чтобы не думать о смерти. Ведь раздумья о ней
начисто лишены смысла, даже трансцендентального, — но это в молодости. И это
прошло. Обнажив значимую величину слова, обозначающего Смерть. Придушив похабное
бесстыдство чёрного отчаяния вседневной вседозволенности. Обратив её во
вседневный страх — Казнь.
Знаете,
прожитого хватило бы на пару-тройку глав посредственной прозы. Настолько же нечувствительной,
как и никому не нужной в лавине ежесекундно обрушивающейся информации. Поэтому
писать буду не о себе, — а о Вас.
О тех,
кто сохранил душу в ущерб фаустовской ламентации по действительно естественному
миру. Где безразличие и глухота — лишь обворожительные метафоры — бессознательные
проекции на мир собственной глухоты и безразличия. И в этом самопроецировании есть
равность тому духу, который Вы познаёте сами: «Du gleichst dem Geist, den du begreifst, — nicht mir»[3].
И я не
зря вытаскиваю из тысячелетней темноты бодрствующего Фауста. Этот мир не глух и
не безразличен, если Вы не навязываете ему собственных преференций. А предоставляете
возможность выговориться о себе так, как это предоставили мне. Вытащив голышом из
экзистенциальной черноты брежневской осени.
*
Недавно спросил знакомого мента, убивал ли
он на войне? Знакомый ответил, что это было похоже на то, как всех зовут играть
в футбол — все идут и играют… «Так убивал или нет?» — «Нет», — ответил он. И я
понял, что он врёт. Что это не моего ума дело — думать о его войне.
*
…Был
голоден и честен. Став богатым, погряз в неестественном филистёрстве.
У нас
не было языка, законов. Не было никакой мудрости.
У нас
были не имена — названия. Даже когда соглашались — были против.
Мы не имели
сердец и глаз, — а лишь члены. И расчленяли природу для того, чтобы
наслаждаться собой. Превращаясь в ненасытных гурманов, поедающих друг друга. Передающих
из рук в руки расчленённую природу в виде обезображенного сознания правоты.
Тот,
кто ввёл нас в ту игру, не собирался никого уводить из купринской «ямы». Добиваясь
доверия распоряжаться нашими думами и душами, не вызывая ненависти. Потому что
он объяснил нам, — что истинно и что ложно. И мы ему верили, — следуя за ним на
его футбол.
Всегда грезил
— кто-то же должен зафиксировать хотя бы часть лихорадочной правды лживого
лихолетья. Кто-то должен объяснить на уровне подсознания, на уровне ощущений,
эмоций и боли ту беду, так и не перешедшую в такой любимый «ими» фарс. Не
стрелялками и ложными сентенциями о поколенческом безверии в русскую корневую
сущность — вековую фаустовскую печаль по былинной земной вселенской правде. А —
так, по-простому. И неужели это буду я?..
А вот
поди ж ты, угораздило.
Всю
жизнь сводил концы с концами субстанции строгого, классического употребления
понятий о мире (с его мифами). Боге, логике пройденного пути. Становящихся отстранённой
биографией… убийцы. Уповающего в итоге не столько на силу анализа, сколько на
инстинкт.
Свести
концы было нелегко, если не вымолвить «невозможно». И это было испытанием. Денатурализация
и деперсонализация мысли, рассудка и воли путём втемяшивания стереотипов
изменённого сознания как положительного знания — не заменили совокупности
инстинктов. Наоборот — укрепили их. Став сплошным негативным перечнем. Скрывавшим
за маской вспыльчивости, ветрености, — в то же время непререкаемой правоты и
мощи: — чувствительнейший иммунодефицит «гуттаперчевых мальчиков». Угрозой
ежесекундной смерти научивший нас жить «вопреки».
— Сань…
«С тех пор, как я увидел тебя впервые, но
ты так же юн»…
— Я не
мог этого не сделать… Понимаю, это бесчеловечно, безнравственно, это… Не по-людски…
Но я растерялся — слишком был занят собой и личной непонятной жизнью. Впрочем,
так же, как и ты… Ведь если б тебе приказали убрать меня, ты сделал бы то же
самое?
Моё
последнее «прости» растянулось на годы. Подкреплённые виллонствующей
уверенностью в безнаказанности и невозможности идентификации чёрного меня, нас,
аспидов. В странствующих масках инквизиторов, филантропов-узурпаторов играющих роль
гуманных людоедов: «Кто, злом владея, зла не причинит…»
Как не
вычислить пилатовским прокурорам, да и воландовским ищейкам шекспировских прототипов
Друга, Смуглой Дамы, Поэта-соперника. Как вовек не опознать таинственного W.H. Явившего
миру самого поэта. И далее, далее…
И вот что
мозг разрывало более всего — Саня не отзывался.
Он
молчал у себя в безвестной безымянной могиле и не отвечал на главный вопрос
моей жизни: так же бы он поступил или нет? так же или нет?!
— Да, выполнял
приказ, но я раскаиваюсь… И тогда раскаивался. Но сейчас, по прошествии двух
лет став матёрым убийцей, вдруг постиг, с чего началась моя ошибка…
— С
чего? — послышалось из могилы…
Не сбываются, рушатся, падают,
Как подорванная взрывчаткой башня,
Ожиданья. Уже не радуют
Надежды позавчерашние.
Все мы скопом молили небо,
В принципе, об одном и том же:
О немногом. Чтоб на потребу
Осталось трохи… там бог поможет.
Это я
напишу позже, в метафизическом неведении произошедшего со мной прошлого горя. Думая
о тех, кто остался «там».
…и там, где мы плачем ещё
над кувшином разбитым,
нам в нищую руку ключом
бьёт источник живой.
Век
назад допоёт за меня Рильке неоконченный сонет о непройденной и непонятой (вторым
мной!) жизни. К тому же толком не дожитой мной, первым. До сих пор пытающимся противостоять
неизбежности произошедшего — и не имеющего возможности загладить вину перед не
найденными никем могилами как воспоминаниями чьей-то оскорблённой, опустошённой
юности. Ставшей вечностью.
Автор
игры, создававший нам при случае новые маски, требовал волю к дисциплине и
самоограничение. Противопоставляя их стихийной витальности. Вырабатывая в нас
труднейшую и вместе с тем целительнейшую способность как бы тактического
самоотчуждения. Способность, позволявшую нам при любой ситуации раздваиваться и
наблюдать себя со стороны. Причём в высшей степени объективно и спокойно. Избегая
отождествления ситуаций с собственными масками. Каждая из которых в отведённый
ей промежуток времени насильственно узурпировала лицо. Стремясь выдать себя за
самою личность.
Это не
значило, что одно вытесняло другое. Это была временная замена, хоть и не
исключавшая прямой и быстрейший путь к концу. Если б не режиссура и юридическая
корректура, — мягко называя коррупционные связи. Но это скучно.
Веселей
произнести — «благосклонность звёзд». Освещавших наши деяния и банковские счета.
Что, в свою очередь, грубо.
Двойная
жизнь. Homines lupos — люди-волки
В
каком-то смысле «благосклонность звёзд» обернулась той самой западнёй, из
которой не суждено было ускользнуть никому — банкирам и придворным философам,
будущим олигархам и их служкам. Перешедшим впоследствии со вторых ролей на
первые путём приобщения хозяйских накоплений к списку собственных кровавых
достижений.
И Автор
игры, упомянутый выше, неважно, кто он и что сотворил (в смысле бизнеса и
финансовых вложений-достижений), в первую очередь сам оказывался прокажённым. Поверженным
в повальный психоз упоения гибелью сущего. Какими бы необыкновенными
дарованиями он ни обладал. (Что, в принципе, происходит и ныне, только в более утончённой
форме.)
Сомнений нет: это потрясало и приводило в
бешенство. Но на лицо было одно: абсолютная полифоническая включённость,
ослепительный коллектив в одном совокупном лице из ехидных масок. Траги-магический
театр перевоплощений, духовных, понятийных, смысловых. Питающий вдохновение из
неиссякаемого источника чёрного, чёрствого совкового варева той брежневской
осени.
И непонятным образом дело шло к концу…
Несомненно,
мы задыхались вместе с «процветающей» ельцинской страной, зашедшей в тупик,
выказывающей миру неестественно вычурные признаки отсутствия тупика.
От кроваво
витийствующих будущих форбсовских олигархов — до быкообразных, обвешанных рыжьём
директоров провинциальных автомоек. Мы считали себя мёртвыми, — по-гётевски
говорило наше второе инстинктивное «я». Оставляя последнее слово за
чисто моторной реакцией: первое «я» вставало, нарушая все нормы
поведения, и направлялось к выходу. Но дело шло при этом не об инерционной
выходке. А — о глотке свежего воздуха. Отсутствие которого сию же минуту
грозило разрывом сердца.
Тогда я
принял решение — надо убить Автора игры.
Категорический
отказ от всяких претензий — всё это делает меня здесь, в тиши, в высшей степени
счастливым. В человеческой помойке я обрёл самоё себя. Впервые в согласии с
самим собою стал по-школьному разумным.
Вслушиваясь
в далёкие отзвуки проносящихся сверху бентли и хаммеров. Напоминающих в
преисподней о чьей-то другой, считаемой кем-то другим реальной — жизни.
Перевирая
на ходу автора Фауста, я, как ехидный осклабившийся чёрт, беззаботно весело
хлопаю в ладоши при звуках колотящихся о мостовую и друг о друга автомобилей,
судеб, трагедий. Кажущихся кому-то большими.
Здесь
же, адски глубоко внизу выглядящими невзрачно мелочными. Мелкими, мрачными. Лишёнными
жизненного импульса. Звучащими разбитыми осколками туристического мифа.
— Сорок
пятый!
— Я.
— Почему
ещё в бараке?
—
Виноват…
Извини,
дорогой читатель, — пора на вечернее построение. Но я обязательно допишу этот
текст. Начинаю его заново аж в шестой раз — каждый раз мои бумаги изымают при
обыске контролёры. Что-то им там не нравится. Мол, романтизирую (это своими
словами) идеологию преступника, мать его за ногу через колено! (Это по их
словам.) Но ведь когда-нибудь отсюда выйду… И обязательно допишу.
— Сорок
пятый!
— Я.
— Какого
… ты там опять нацарапал-наа?
— Письмо,
гражданин начальник…
—
Письмо, твою бога…, дай сюда, …ь! ммм… ну-нааа…
—
Гражданин прапорщик, так ведь это я…
—
Молчать! На построение! Бегом… Сука-нааа…
Христа
ради, любезный читатель, не обращай внимания — всё в нашем мире когда-то затухает,
меркнет, как дольний проблеск звенящего дня.
Кончится
и эта одноглазая непруха, подхваченная необоримой стремниной явлений. Не успев даже
толком показаться в вихре несущегося потока. Впрочем, как и всё другое, тленное,
тщетное. Перелистнув очередную страницу непрожитого, но понятого нами прошлого,
наверняка нас простившего. Хотя об искуплении-амнистии узнаем не здесь. И, слава
Богу, не сейчас.
Хотелось
бы остаться анонимом, как фрейдовский несуществующий Шекспир, ведь я рассказываю
о Вас, а не о себе. Но — слева на лацкане номер, и он не скроет меня от
вечности: 5445 — это я, привет.
И я
непременно когда-нибудь допишу… Чтобы выжить.
По тропинке, мочою простроченной рыжей,
Проведут и поставят к холодной стене.
…Хорошо бы в такую погоду на лыжах
В вихрях солнца растаять в лесной белизне. Л.
Чертков
P.S.
Обладая
звериной интуицией, приснопамятный Автор нехило откупился. Я не смог отказать, поэтому
он остался жив.
Судья дал
пять лет. Так и не разгадав преступную теодицею непрошедшей по дантовой вине
рока прошлой жизни. Отчаявшись переубеждать меня в вере своей о первопричине,
начале зла.
Автор
игры сей момент — в лондо́нах. Кстати, настоятельно звал преданного Тристана
Отшельника с собой. Да я плюнул — не поехал.
Он «страшно
жалел», — как пошутил Жванецкий во времена, беспокойным краешком воспоминаний
задетые нами в недописанном пока повествовании.
И, видимо,
никогда уже не случится судьбе и всем, судьбу эту пережившим, решительно поставить
окончательную точку в безжалостно влившую, вселившую Вам, выжившим,
неистребимое зло порока. Не отпустившую грехов и даже не помышлявшую о
неделимой добродетели, великодушно побеждающей лукавую смерть. В проржавленно-просоленную
быстро растаявшим снегом — чёрную брежневскую осень.
Примечания:
[1] Из
пролога «Фауста» Гёте. Семантически можно перевести как восхваление
первозданности слова в самом буквальном смысле. В нашем случае — «сло́ва» в
гётевском, «чистом» смысловом изложении, понятии. Как не хватило «чистого»
смысла всей обсуждаемой эпохе. В принципе, в этом суть повествования, так что
нетерпеливым дальше можно не читать. Правда, сема, по Платону, есть гроб
— отсюда метаморфоза: в силе разрушения, о чём, в общем-то, и говорится, — есть
высшая сила созидания. О чём умалчивается. Ведь мы не боги.
[2] Из
«Кротких Ксений» Гёте. Перевод можно было бы выразить древнекитайской притчей:
«Ловушкой пользуются для ловли зайца. Поймав зайца, забывают про ловушку.
Словами пользуются для того, чтобы внушить смысл. Постигнув смысл, забывают про
слова. Где же найти мне забывшего слова человека, чтобы перекинуться с ним
словом?»
[3] «Ты
равен Духу, которого ты познаешь, — не мне», — говорит Дух Земли из гётевского
«Фауста».
Вы не знаете, почему вдруг стало пошаливать сердечко, кружиться голова и скакать давление? Ваши питомцы не желают выходить из ванны и большую часть проводят в помещении, где нет окон? Вас постоянно тянет в сон?…
Ваши старики и дети стали чувствовать себя хуже и больше жаловаться на здоровье?
В вашем храме всё чаще люди присаживаются на скамеечки и не стоят?
Вы считаете чудаками тех, кто связывает коронавирусный убийственный проект с новым видом электромагнитного излучения от вышек 5G?
Вы не хотите предстать пред Богом как теплохладный и равнодушный к своей жизни и к чужому здоровью человек?
Тогда этот материал для вас.
-Доказательно с трудами учёных о связи ЭМИ (электромагнитного излучения) и новой «инфекции».
-Доказательно о существовании волновых установок для подавления воли людей с эффектом микроволновки.
-Доказательно о сопряжении тел людей со спутниками с-т-н-ст..а и масона Илона Маска, объявившего себя императором Марса и о патенте Билла Гейтца.
-Доказательно о документах и стратегиях по сопряжению тел людей с глобальным космосом.
-Доказательно об открытии изобретения по передаче на людей с вышек 5G энерго-волновых двойников любых вирусов, на которые человек реагирует так же, как на сам вирус.
Что делать?
1. Вспомнить о том, что в школе нас научили писать и считать. В поисковой строке интернета ввести «купить прибор для измерения электромагнитного коротковолнового излучения (ЭМИ)» — заказать и купить. В поисковой строке интернета ввести «ГОСТЫ по электромагнитному излучению. Действующие и старые». Прочитать, выписать, измерить ЭМИ рядом с вашим местом нахождения (как правило, в любом городе в районе километра располагаются от 5 до 15 установок с усилителями и вышками). Вышки 5G ставят и на всех дорожных трассах. Составить акт об измерении, образец также есть в интернете, отправить акт в Роспотребнадзор, в Росздравнадзор, в администрацию, губернатору с требованием демонтажа вышек либо приведение ЭМИ в соответствии с Гостами. Важно, при повторных измерениях с участием представителей Роспотребнадзора (а они практически всегда предупреждают тех, кого измеряют) измерения могут быть другими. Желательно сделать видео вашего личного замера.
2. Написать каждому арендодателю, на чьём имуществе располагаются эти вышки и усилители по арендному договору письмо о гражданской и духовной ответственности (вл.ф) и передать им под подпись о вручении.
3. Потребовать не разворачивать связь 5G в России по причинам, указанным во вл.ф.: вред здоровью людей, животным и т.д. Писать всем, кому только сможете. 5G разворачивают стремительно. Даже в деревнях ставят усилители на водонапорных башнях. Пишите в свой водоканал, они не имеют право вешать их рядом с питьевой водой. Самое подлое то, что ставят их в обязательном порядке на крышах госпиталей (в том числе ковидных), больниц, роддомов, рядом со школами и детсадами. Удивительно, но факт: почти все монастыри России уже окружены вышками и усилителями. Особенно, это заметно, когда те находятся далеко от городов и инфраструктуры. Поле, монастырь (или храм) и обязательно, вышка. Кто ездит по России – обратите внимание.
4. Обратить внимание на свой собственный гаджет (комп, телефон, планшет). Понаблюдать, как ваш организм реагирует на его включение. Возможно, что ваш собственный телефон или комп работает в режиме облучения. Возможно, лучше его хранить подальше от себя, даже, если он выключен, и в фольгированной упаковке – пакетные упаковки от кофе, какао, шиповника, цикория с фольгой внутри — вам в помощь (это не бред, а проверенный на здоровье уже многих людей урок выживаемости). Менять гаджета не зачем, он взламывается через несколько минут, если продолжать его использовать во славу Божию. Лучше иметь запасной на случай безобидных запросов в интернете. Помогает также магнит рядом с компьютером, йодная сетка на облучённые места, словом вспоминаем школьный курс физики по защите от ЭМИ. Если вы не представляете угрозу строящейся системе, тогда вас пока не трогают. «Мы с ними (противниками 5G) работаем» — отчётная фраза с одного из их форумов». Вот так и работают.
5. Может, ещё что узнаете, как с этим наваждением бороться. Стрелять с вышек будут не только по пр-в-т-м, достанется всем. Смертность от сердечнососудистых заболеваний уже превышает в десятки раз смертность от всех видов гриппа, включая т.н. корону. Вам в помощь официальный сайт РОССТАТ (российская статистика). Кто хочет помочь себе и подумать о ближнем, тот это сделает, а кто не думает ни о чём, кроме своей з.п. и себе любимом – тот как всегда промолчит. Те люди, которые на своей территории разрешают ставить вышки и усилители (за арендные деньги, конечно же), прежде всего, убивают себя, но даже не подозревают об этом. Они же со своими детьми не на другой планете живут. Информации нет. В этом вся проблема. Помогайте, не молчите. Нас и наших детей убивают.
«Нет ничего холоднее христианина, который не заботится о спасении других» — святитель Иоанн Златоуст.
источник—
Подробнее ➤
Елена Серафимович 18 ноября 2019
⭐
В издательстве «Новое литературное обозрение» выходит «Жизнь Льва Толстого. Опыт прочтения» — новая биография великого писателя. Ее автор, историк литературы и профессор Оксфордского университета Андрей Зорин, принципиально не разделяет Толстого-писателя, Толстого-мыслителя и Толстого-человека. Такой подход позволяет разглядеть цельность гения, которого часто упрекали в непоследовательности. Больше об этой и других биографиях Толстого, заслуживающих внимания, можно узнать тут, а мы публикуем фрагмент из книги, объясняющий, почему писатель всё время разрывал отношения и стремился убежать от того, что прежде составляло смысл его жизни.
Со времени, когда восемнадцатилетний Толстой внезапно бросил Казанский университет и уехал в Ясную Поляну, его жизнь была полна разрывов, отъездов и отказов. Он вышел в отставку с военной службы, перестал преподавать в школе и прекратил заниматься делами своего имения.
Он отверг сначала разгульную жизнь, которую вел в молодости, а потом образ жизни богатого помещика. Он отказался от православной церкви и социальной среды, к которой принадлежал. Он несколько раз порывался бросить литературу, хотя так и не сумел довести это до конца.
В октябре 1864 года, во время охоты Толстой упал с лошади и сломал руку. Вмешательство тульских докторов оказалась неудачным, и скоро стало ясно, что операции не избежать. Ее делали в Москве в доме Берсов: тесть писателя имел возможность пригласить самых лучших хирургов.
По воспоминаниям Татьяны Кузминской, получив первую дозу анестезии, Толстой «вскочил с кресла, бледный, с открытыми блуждающими глазами, откинув от себя мешочек с хлороформом, он в бреду закричал на всю комнату: Друзья мои, жить так нельзя… Я думаю… Я решил». Ему дали еще дозу, он заснул, и операция прошла благополучно.
Что Толстой «решил», находясь в бреду, так и осталось неизвестным, но чувство, что «жить так нельзя», в любом случае было для него определяющим. Он постоянно рвался освободиться от связывающих его уз, и чем болезненнее был разрыв, тем отчаяннее его тянуло вырваться.
В жизни для него не было ничего важнее семьи — несмотря на это или именно поэтому жажда побега владела им даже в счастливейшие периоды его семейной жизни.
В начале 1880-х, когда он последовательно отказывался от церкви, собственности, денег, мяса, курения, алкоголя и т. д., стремление уйти из дома приобрело у него навязчивый характер. «Он сегодня громко вскрикнул, что самая страстная его мысль о том, чтоб уйти из семьи. Умирать буду я — а не забуду этот искренний его возглас, но он как бы отрезал от меня сердце», — написала в дневнике Софья Андреевна 26 августа 1882 года.
Толстой ощущал почти физиологическую потребность оставить за спиной положение знаменитого писателя и барскую жизнь и влиться в поток бездомных бродяг, живущих плодами дневных трудов или подаянием добрых людей. Один из молодых последователей как-то спросил его, где ему придется ужинать, если он станет буквально следовать наставлениям учителя. «Кому вы будете нужны, тот вас и прокормит», — ответил Толстой. Он был уверен, что неспособность Софьи Андреевны понять эти его настроения свидетельствует о том, что она просто не любит его. 5 мая 1884 года он записал в дневнике:
Во сне видел, что жена меня любит. Как мне легко, ясно всё стало! Ничего похожего наяву. И это-то губит мою жизнь. И не пытаюсь писать. Хорошо умереть.
Через неделю, после конфликта с женой, обвинившей его в безответственном отношении к семейным деньгам, Толстой сложил мешок и ушел из дома. С полдороги до Тулы он повернул обратно из-за близких родов жены. На следующий день родилась их младшая дочь Александра.
Желание уйти не оставляло его. Как в самом конце 1885 года Софья Андреевна писала сестре, муж сказал ей, что он хочет развестись и уехать в Париж или Америку, потому что «жить так не может».
Во время последовавшего за этим скандала у Толстого, по словам жены, началась истерика: «Подумай только: Левочка и его трясет и дергает от рыданий».
Двенадцатью годами позже, во время увлечения Софьи Андреевны Танеевым, Толстой написал ей прощальное письмо:
Дорогая Соня,
Уж давно меня мучает несоответствие моей жизни с моими верованиями. Заставить вас изменить вашу жизнь, ваши привычки, к кот[орым] я же приучил вас, я не мог, уйти от вас до сих пор я тоже не мог, думая, что я лишу детей, пока они были малы, хоть того малого влияния, к[оторое] я мог иметь на них, и огорчу вас, продолжать жить так, как я жил эти 16 лет, то борясь и раздражая вас, то сам подпадая под те соблазны, к к[оторым] я привык и к[оторыми] я окружен, я тоже не могу больше, и я решил теперь сделать то, что я давно хотел сделать, — уйти…
Толстой не отдал это письмо жене и не ушел из дома. Он помнил, что Евангелие учит его оставить семью и всё, что ему дорого, и последовать своему призванию, но еще больше был уверен в том, что «общая любовь» проявляется только в жалости и прощении по отношению к ближним. Именно острое чувство сострадания к жене и сыну позволило Ивану Ильичу преодолеть животный эгоизм и спокойно принять смерть.
И враги, и почитатели Толстого нередко обвиняли его в лицемерии. Он болезненно переживал эти упреки, но научился их переносить, так как был твердо уверен, что привычка к комфортным условиям жизни не может повлиять на его решения. Бóльшую опасность представляли для него соблазны похоти и славолюбия.
Борьбе с ними посвящена повесть «Отец Сергий», выделяющаяся даже на фоне толстовской прозы накалом сдерживаемой эротики. Толстой начал писать повесть в 1890 году, практически закончил в 1898-м, но публиковать не стал.
«Отец Сергий» начинается с рассказа о сенсационном исчезновении заметного и успешного человека:
Беглая знаменитость
В Петербурге в 40-х годах случилось удивившее всех событие: красавец, князь, командир лейб-эскадрона кирасирского полка, которому все предсказывали и флигель-адъютантство, и блестящую карьеру при императоре Николае I, за месяц до свадьбы с красавицей фрейлиной, пользовавшейся особой милостью императрицы, подал в отставку, разорвал свою связь с невестой, отдал небольшое имение свое сестре и уехал в монастырь, с намерением поступить в него монахом.
Карьерные упования и возвышенная любовь князя Степана Касатского обнаруживают свою пустоту, когда он узнает, что его невеста была любовницей императора. Однако ни в монастыре, ни в отдаленном скиту, куда он потом уходит, князя, ставшего в монашестве отцом Сергием, не оставляют сомнения в правильности сделанного им выбора и греховные помыслы. Его внутренняя борьба достигает кульминации, когда его пытается соблазнить эксцентрическая светская красавица: чтобы справиться с искушением, ему приходится отрубить себе палец.
В мае 1893 года Толстой записал в дневнике: «Как только человек немного освободится от грехов похоти, так тотчас же он оступается и попадает в худшую яму славы людской».
Чтобы бороться с этим более чем знакомым ему соблазном, надо, по его мнению, «не разрушать установившегося дурного мнения и радоваться ему, как освобождению от величайшего соблазна и привлечению к истинной жизни исполнения воли бога». Он заметил: «Эту тему надо разработать в Сергии. Это стоит того».
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Когда к врачу? Почему серьезные заболевания часто обнаруживаются на поздней стадии и что с этим делать
Пока не Пелевин, еще не Сорокин. На что живут начинающие писатели в современной России
Толстой действительно разработал в «Отце Сергии» сложнейшую диалектику святости и греховности. Молва о его победе над искушением разошлась быстро и широко, создав отцу Сергию славу угодника Божьего и привлекая к его келье многочисленную паству, ждавшую от него слова наставления и чуда исцеления:
С каждым днем всё больше и больше приходило к нему людей и всё меньше и меньше оставалось времени для духовного укрепления и молитвы <…> Он знал, что от этих лиц он ничего не узнает нового, что лица эти не вызовут в нем никакого религиозного чувства, но он любил видеть их, как толпу, которой он, его благословение, его слово было нужно и дорого, и потому он и тяготился этой толпой, и она вместе с тем была приятна ему.
Толстой думал о своем новом положении вероучителя и пророка и о толпах людей, приходящих к нему за советами и поучениями.
Его сын вспоминал, что после ухода особо докучных посетителей он принимался радостно скакать по комнатам в сопровождении пляшущих детей. Этот безмолвный ритуал освобождения назывался в доме «Нумидийской кавалерией».
Однажды Толстой сказал, что один из его посетителей «принадлежит к самой непостижимой и чуждой» ему «секте — секте толстовцев».
Конец самодовольству отца Сергия положило его падение с толстой слабоумной купеческой дочерью. Вера отшельника оказывается разрушенной. Он «хотел, как обыкновенно в минуты отчаяния, помолиться. Но молиться некому было. Бога не было». В ранних черновиках отец Сергий должен был убить соблазнительницу, но такой финал сделал бы повесть еще одной версией «Дьявола». Вместо этого Толстой превратил рассказ о плотской страсти и убийстве в историю о бегстве и об избавлении.
По парадоксальной, но характерной для Толстого логике безобразный грех освобождает отца Сергия от порабощенности мирской славой.
Он покидает скит и находит образец подлинной святости у подруги детства, которая расходует все свои нищенские средства и скудные силы на помощь отчаявшейся дочери, бестолковому и бесполезному зятю и двум внукам, не подозревая при этом, что делает нечто доброе и нравственное. Отец Сергий становится бродягой, нищенствует, попадает в тюрьму и в конце концов оседает в Сибири на заимке у богатого мужика, где обучает детей и ухаживает за больными.
Похоже, что эта заимка попала в повесть из другого сюжета о побеге, который Толстой обдумывал в 1890-х годах. «Посмертные записки старца Федора Кузьмича» были основаны на распространенной легенде, согласно которой император Александр I не умер в Таганроге в 1825 году, но скрывался под именем Федора Кузьмича. Федор был реальным человеком. Подобно отцу Сергию он бродяжничал, подвергался аресту и ссылке, а в старости жил в Сибири на заимке у купца и учил крестьянских детей за еду — старец никогда не брал денег. Он умер в 1864 году, оставив после себя зашифрованные бумаги; его личность так и не была установлена. <…>
В 1905 году Толстой начал набрасывать текст, построенный как автобиография старца Федора. Он не слишком продвинулся в работе, когда в 1907 году Николай Михайлович прислал ему свою новую монографию «Легенда о кончине императора Александра I в Сибири, в образе старца Федора Козмича», где окончательно опроверг это предание. Он пришел к выводу, что Федор вполне мог быть беглым дворянином, но, безусловно, не императором Александром. Благодаря Великого князя за книгу, Толстой написал:
Пускай исторически доказана невозможность соединения личности Александра и Козмича, легенда остается во всей своей красоте и истинности. Я начал было писать на эту тему, но едва ли удосужусь продолжать. Некогда, надо укладываться к предстоящему переходу. А очень жалко. Прелестный образ.
Он был зачарован историей про внезапное и таинственное исчезновение царя и не мог перестать думать о ней.
Посреди революционных бурь Толстой осознавал масштаб лежащей на нем ответственности, но это лишь усиливало его давнюю мечту о побеге. Он еще не мог позволить себе уйти с публичной арены, но практически покинул мир литературы.
После выхода в свет «Воскресения» он почти перестал печатать свои художественные произведения. Когда в 1911 году вышло в свет первое посмертное собрание его сочинений, русская публика была ошеломлена «Отцом Сергием», «Хаджи-Муратом», «Живым трупом» и всей россыпью неведомых шедевров не меньше, чем когда-то его романами.
«Гениальнейшее, что читал — Толстой — „Алёша Горшок“», — написал Александр Блок о четырехстраничном рассказе о жизни и смерти деревенского полудурачка.
У нежелания Толстого публиковать свои произведения было много разных причин. Он хотел избежать домашних конфликтов из-за авторских прав и чувствовал себя обязанным бороться с писательским тщеславием. Но перестать писать прозу не мог. В 1908–1909 годах он работал над большой вещью с показательным названием «Нет в мире виноватых». В дневнике он признавался, что чувствует
…желание художественной работы; но желание настоящее, не такое, как прежде — с определ[енной] целью, а без всякой цели, или, скорее, с целью невидной, недоступной мне: заглянуть в душу людскую. И оч[ень] хочется. Слаб.
Ночью 2 октября 1910 года, за месяц до смерти, Толстому пришел в голову замысел нового художественного произведения, и он не удержался от радостного изумления: «О, как хорошо могло бы быть. И как это влечет меня к себе. Какая могла бы быть великая вещь».
Чтобы писать, ему нужны были «подмостки», и в то же время он искренне пытался представить свои литературные занятия безобидным времяпрепровождением старого человека, вроде раскладывания пасьянсов, прослушивания Моцарта на граммофоне или верховых прогулок — одной из старых привычек, от которых он так и не сумел отказаться.
Когда до Толстого дошли слухи о намерении присудить ему Нобелевскую премию, он попросил своего шведского друга убедить членов Академии «не назначать» ему премии и не ставить его в очень неприятное ему «положение — отказываться от нее».
Он сделал всё от него зависевшее, чтобы предотвратить масштабные юбилейные торжества по случаю его восьмидесятилетия в 1908 году. Стремление укрыться от бремени славы было для него и личной, и общественной, и художественной задачей — Толстой искал способы редуцировать собственное присутствие не только в литературном процессе, но и в самом тексте.
Всё чаще на Хабре можно встретить выражения типа «типичная ошибка выжившего» или «эффект Даннинга-Крюгера в действии». Предполагается, что авторы таких высказываний достаточно компетентны, чтобы позволять себе подобного рода суждения. Но так ли это? В этой статье мы попробуем копнуть парочку когнитивных искажений чуть глубже, чем они рассматриваются в википедии.
Введение
Взаимодействуя с окружающим миром, наш мозг строит его упрощённую модель, состоящую из образов/символов и связей между ними. Под когнитивными искажениями понимается несоответствие модели реальному миру, либо же сильно усложняющие с ним взаимодействие.
Иллюзия нормы / общественного мнения
Сама формулировка «искажения» предполагает, что есть некоторая норма, идеальная форма мышления, являющая оптимальной во всех случаях жизни; и как правило нормой считается мнение, стандарты или мировосприятие большинства. Однако на самом же деле большинство придерживается не «правильного» или «нормального» — а того, что легче усваивается или перенимается. Сами же идеи всегда генерируются меньшинством – что хорошо прослеживается у СМИ, когда газеты/журналы/новости пишутся единицами, а читаются и просматриваются – миллионами.
Эффект Даннинга — Крюгера
Многие, когда узнают об эффекте Даннинга — Крюгера, испытывают чувство близкое к прозрению – ну наконец-то стало всё понятно! Все люди вокруг глупые, потому что себя переоценивают, а они соответственно такие умные, потому себя недооценивают. Вторичным эффектом от подобного знания является нестерпимое желание выискивать этот эффект у всех окружающих, попутно обвиняя их в этом же при каждом удобном случае.
Человек же образованный не найдёт в эффекте Даннинга–Крюгера ничего нового —ведь это наблюдение старо как мир и встречалось у множества древних мыслителей:
избранные цитаты
- Лао-цзы: «Знающий не говорит, говорящий не знает»;
- Конфуций: «Истинное знание — в том, чтобы знать пределы своего невежества»;
- Сократ: «Я знаю, что ничего не знаю»;
- Чарльз Дарвин: «Уверенность чаще порождается невежеством, нежели знанием»
и т.д.
Да и сами Даннинг и Крюгер на научное открытие не претендовали и ставили своей целью лишь экспериментальную проверку в соответствии со строгим научным подходом. Но как обычно, все всё поняли не так.
Чтобы извлечь действительно что-то полезное из знания Даннинга-Крюгера, нужно рассматривать не сам эффект, а его следствия, например:
- знание об эффекте Даннинга — Крюгера никак не освобождает от его влияния;
- нельзя адекватно сравнить свой уровень компетентности с чужим; можно лишь сравнивать чужой с чужим;
- существование эффекта Даннинга — Крюгера не означает невозможности его отсутствия, и люди, адекватно оценивающие уровень своей квалификации, вполне себе могут существовать.
Иллюзия выбора и свобода воли
Когда перед нами встаёт выбор между чем-либо, то интуитивно кажется, что один из вариантов выбора – правильный, а другой – нет. В то время как возможны и другие варианты:
- оба варианта правильные;
- оба варианты неправильные;
- оба варианта приведут к одному и тому же;
- вариантов выбора обычно вообще больше, чем два – ведь всегда есть вариант не осуществлять выбор вообще, либо взять и то, и другое.
И несмотря на свою кажущуюся банальность – идея бинарного выбора настолько популярна в культуре, что мы её не замечаем и воспринимаем как должное. Моральные терзания в стиле «Быть или не быть?», «Тварь я дрожащая или право имею?», «пойти учиться в институт или в армию?», «машину купить русскую или иномарку?» не вызывают обычно ни недоумения, ни отторжения.
Отдельным вопросом можно рассмотреть, является ли побуждение осуществления выбора выражением свободы воли или же навязанную обществом модель поведения посредством рекламы и прочих инструментов воздействия.
Во власти культа карго
Можно долго потешаться над наивными туземцами с их соломенными самолётами, которыми они пытаются привлечь настоящие самолёты с провизией. Очевидно, что туземцы не осознают своей глупости – из-за отсутствия полноты картины и ограниченного когнитивного аппарата, позволяющие эту самую глупость осознать.
Но поскольку культ карго существует только потому, что его носители его не осознают – не менее вероятно, что и мы сами находимся во власти культа карго, но также этого не осознаём. Возможно (но это неточно), что к нему относятся такие традиции как обряд бракосочетания с тамадой и интересными конкурсами, шампанское на новый год, покупка автомобиля в кредит или личной недвижимости в ипотеку до конца жизни…
Предпосылки культа карго просты – скопировать внешнее всегда проще, чем внутреннее; и справедливости ради нужно заметить, что это не обязательно и плохо – немало интересных вещей появились путём оригинального наполнения общеизвестных форм. В частности, искусство в целом является культом карго – однако ценности ему от этого совсем не убавляет.
Ошибка выжившего
Систематическая ошибка выжившего лидирует среди неправильно понимаемых когнитивных искажений и часто понимается как обоснование нерелевантности опыта выживших вообще. Истории с самолётами и дельфинами достаточно известны, поэтому здесь мы рассмотрим другую ситуацию:
3 человека ушли в лес, вернулся один. Вы спросите его, как он выжил — и он расскажет, как ел кору, жевал траву, пил из ручья и всё такое прочее. Так вот, в концепции «ошибки выжившего» всё это не имеет значения. Имеет значение, что тот не делал — не дразнил медведя, не лез в осиное гнездо, не ел подозрительные грибы и растения.
Но из этого вовсе не следует, что опыт выжившего не имеет ценности — просто он односторонний, вот что важно осознавать. И причина этой одностороннести в том, что проще узнать то, что делал выживший, чем то, чего он не делал. И сам человек при описании своего опыта также склонен фокусироваться именно на сделанном, поскольку возможное количество несделанного всегда стремится к бесконечности.
Более того — те двое, что не вернулись, может и не умерли. Может, они шли, шли и пришли в страну чудес, где и решили остаться навсегда. Детей нарожали, демократию построили…
Ошибка выжившего перекликается с другой идеей: «Победа – это отсутствие поражения». Для выживания фокусировка устремлений на «как не проиграть (не умереть)» может быть более важной, чем «как выиграть (как выжить)».
Типичный пример некорректного упоминания ошибки выжившего – это биография британского политика Уинстона Черчилля, который пил, курил, ел жирную пищу – и всё равно дожил до 90 лет. Однако мы понимаем, что до 90 лет он дожил именно благодаря своему здоровью, а вовсе не отсутствию каких-то других факторов с неочевидным побочным эффектом, которые были в норме у других людей того времени.
Полезно также помнить, что ошибка выжившего не просто ошибка, а «систематическая ошибка выжившего», то есть обобщающая многократный опыт многих людей. Потому и единичные случаи в неё априори не входят.
Интересно также, что ошибка выжившего явно конфликтует с бритвой Оккама, которая является одним из столпов научного знания. Если бритва Оккама говорит «не приумножай сущностей сверх необходимого», то ошибка выжившего – наоборот, «ищи сущности сверх необходимого, и именно в этих сущностях будет являться истинное знание». Из чего заодно следует, что чисто научный подход к познанию мира вовсе не является гарантией релевантности и также может приводить к когнитивным искажениям.
Иллюзия ума
Подавляющее большинство сторонников лунного заговора среди моих знакомых обладают высшим техническим образованием. Как же так получается, что технически грамотные специалисты умудряются верить в теории заговора? Всё очень просто – они все считают себя умными, потому что у них есть образование. А раз умные – то и любой результат своей умственной деятельности принимают за правильный – вне зависимости от его реальной ценности.
Именно в этом главная проблема людей, считающих себя чересчур умными – они не способны критически оценивать свои умозаключения и отделять действительно ценные результаты от очевидного абсурда.
Вообще, людям нравится чувствовать себя умными на фоне глупых. Очень привлекательное чувство, которому сложно противостоять – но за это есть своя цена. «Самые большие глупости делаются с самым умным выражением лица» © сказал какой-то не факт что умный человек.
Склонность технически образованных людей превозносить значение технического знания также легко увидеть по их отношению к гуманитариям:
классика жанра
- Гуманитарии, не обижайтесь на шутки технарей о вас – они такие же люди, только умнее.
- Одна девушка хотела выйти замуж по расчёту, но не смогла – она гуманитарий.
- Неважно, технарь ты или гуманитарий. Важно, что не гуманитарий.
При этом, что характерно, под гуманитарием понимается человек с отсутствием технического образования – а вовсе не с наличием гуманитарного образования, что было бы логичнее. О существовании людей, имеющих как техническое, так и гуманитарное образование и тем самым в противостояние «физики vs. лирики» никак не вписывающихся – так и вообще практически никто не подозревает. Поэтому чистые технари и живут в мире, где руководство – сплошь идиоты, гуманитарные науки – сплошь бессмысленное словоблудие, и склонны постоянно выискивать смыслы и злые умыслы там, где их нет и быть не может.
Собственно, иллюстрация к статье и демонстрирует ограниченность такого подхода – если наличие ума делает человека несчастным, то не такой он значит и умный. По-настоящему умный человек найдёт способ применить свой ум себе на пользу, и уж тем более не будет тратить свою умственную энергию на деструктивные размышления.
Иллюзия знания
С другой стороны, свободный доступ к информации в современном мире приводит к ощущению того, что мы обладаем или можем обладать знанием по любой интересующей нас теме. Однако в большинстве своём эти знания – не больше чем иллюзия, потому что их невозможно применить на практике, и относятся скорее к мировоззрению, чем к знаниям как таковым. Если вы знаете язык программирования, но не можете на нём написать хотя бы тетрис – это иллюзия. Если вы знаете теорию вероятностей, но не можете ею стабильно зарабатывать на бирже – это иллюзия. Если вы знаете квантовую физику, но не можете построить лазер – это иллюзия. Если вы знаете психологию, но не можете с её помощью занять наиболее комфортное положение в обществе – это иллюзия.
Вера, наука и знание
Очень часто веру в бога противопоставляют науке. На самом деле различия у них несколько в другом.
Вера – это не просто отсутствие научного знания. Вера – это невозможность (или нежелание) проверить свои убеждения. А раз невозможно проверить и определить истинно истинную веру – значит, есть возможность выбрать. Всё это неизбежно приводит к тому, что люди верят именно в то, во что им хочется верить.
Также существуют товарищи, продвигающие идею того, что знание – это тоже форма веры. Типа, что если он не может проверить лично значение атомной массы водорода – из этого следует, что он должен принимать это знание на веру, то есть верить в то, что написано в учебнике по физике.
Конечно же это не так и является лишь следствием наивного понимания науки как объясняющей устройство мира. Нет. Наука строит модели реального мира с некоторой точностью и обладающих предсказательными свойствами. При этом отдельно взятый элемент знания существует не сам по себе, а в жёсткой связи со всем остальным, и изменение одного элемента повлияет на всю систему в целом (равно как и наоборот).
Поэтому, если кто-то не может лично проверить значение атомной массы водорода – это не значит, что он вынужден принимать его на веру. Это значит, что это значение ни на что не влияет в некоторой конкретно взятой модели. А вот если будет влиять – тогда оно скажется на работоспособности устройства, построенного по этой модели, которое попросту «не взлетит».
Тем не менее вера в науку действительно существует, но несколько в другом контексте – когда наука воспринимается как некое абстрактное понятие замещающее собой роль всемогущего и всё знающего божества.
Наиболее часто такое отношение проявляется в том, что если наука чего-то не знает или не имеет научно оформленных исследований какого-либо явления – то этого «чего-то» попросту не существует, и оно является лишь плодом воображения его наблюдателя. Наиболее ярко это проявляется в отношении к нетрадиционным методам лечения, когда любой положительный исход такого лечения оценивается либо как случайный фактор, либо как ошибочная интерпретация («после не значит вследствие»). И часто только потому, что в нём не участвовали технические устройства и фарм. препараты ведущих мировых производителей. В то время как действие некоторых других входящих в состав растений веществ (которые здесь не будем упоминать во избежание конфликтов с контролирующими органами) признаётся достаточно ощутимым для их законодательного запрещения.
Демагогия 80-го уровня
В любой дискуссии рано или поздно появляется человек, который внезапно начинает видеть вокруг себя демагогов и, ведомый исключительно благими побуждениями, начинает всех причастных в этом обвинять. Тут он видит ложную дихотомию, там он видит подмену общего частным, заявляя «личный опыт не аргумент», здесь он наблюдает доведение до абсурда. Естественно, что все эти приёмы он обнаружил не сам, а прочитал в древнем манускрипте под названием «правила демагога» — и оттого, в частности, этих приёмов знает довольно ограниченное количество.
Что же тут не так?
Прежде всего, обвинение в использовании демагогических приёмов – это тоже самый что ни на есть настоящий демагогический приём, переводящий обсуждение на личности, и который обычно в древних манускриптах не упоминается. Среди прочих он выделяется тем, что кто его раньше озвучил – тот обычно и победил – вне зависимости от того, насколько был прав/корректен/адекватен оппонент.
С другой стороны, демагогическим приём является не потому что он «плохой», а потому что является инструментом демагога. А демагог, вопреки обывательским представлениям – вовсе не тот человек, который любит много говорить ни о чём. Демагог – это человек, преследующий личные цели и продвигающий в массы идеи, помогающие эти цели достигать. Это может быть политик, социальный деятель, непосредственный руководитель и даже член семьи. И именно в этом принципиальное различие между демагогом и человеком, искренне отстаивающим свои заблуждения – демагогу вовсе не обязательно верить и считать правильным то, что он сам убедительно доказывает.
Хотите поискать демагогические приёмы – ищите их в реальной жизни, а не в интернетах. Уверены, что владеете демагогическим знанием – попробуйте использовать их на практике – например, чтобы убедить начальника поднять вам зарплату или переубедить сторонника политика «Н» в сторонника политика «П». Внезапно может оказаться, что значимость демагогических приёмов сильно переоценена и использовать их на продвижение собственных идей не так уж и просто.
Заключение
Здесь были рассмотрены далеко не все, а лишь некоторые из самых популярных паттернов мышления. В частности, не рассмотрен паттерн «после значит вследствие» в силу его очевидной простоты – хотя и там есть за что зацепиться, поскольку его логическая инверсия «после не значит вследствие» также не обязательно будет истиной в отдельно конкретно взятом случае. И разумеется, что автор статьи также не свободен от всех рассмотренных искажений и наверняка наделал кучу логических (и не только) ошибок — а возможно даже и демагогическими приёмами не побрезговал. Что же, хабр ценен своими комментариями – обязательно напишите, где, в чём и почему автор был не прав – и возможно, этим вы сделаете мир чуточку лучше.