Сказочные формулы в сказке иван быкович

сказка в русском фольклоре. сказка как жанр фольклора. сказка как жанр фольклора имеет свою специфическую поэтику, в установлении которой

                        
СКАЗКА В РУССКОМ ФОЛЬКЛОРЕ.

Сказка как жанр фольклора.

Сказка как жанр фольклора имеет свою
специфическую поэтику, в установлении которой настаивал А.И. Никифоров и В.Я.
Пропп.

Тексты данного жанра, строятся с
помощью установленных традицией клише:

Сказка как жанр фольклора.

• Сказочные формулы — ритмизованные
прозаические фразы:

— «Жили-были…», «В некотором
царстве, в некотором государстве…» — сказочные инициалы, зачины;

— «Скоро сказка сказывается, да не скоро
дело делается» — срединные формулы;

— «И я там был, мёд-пиво пил, по усам
текло, да в рот не попало» — сказочная концовка, финал;

Сказка как жанр фольклора.

2. «Общие места» — кочующие из текста в текст
разных сказочных сюжетов целые эпизоды:

— Приход Ивана-царевича к Бабе-Яге, где
проза перемежается с ритмизованными местами:

— Клишированное описание
портрета — «Баба-Яга, костяная нога»;

— Клишированные формульные
вопросы-ответы — «куда путь-дорогу держишь», «встань ко мне лицом, к лесу
задом», и т.д.;

Сказка как жанр фольклора.

— Клишированное описание места действия: «на
калиновом мосту, на реке смородиновой»;

— Клишированное описание действий:
перемещение героя на «ковре-самолёте»;

— Общефольклорные эпитет: «красна девица»,
«добрый молодец».

История сказки.

Сказка или
казка, байка, и побасенка (древнейшее ее название басень — от слова
«баять», «говорить») — это устный рассказ о вымышленных событиях, придумка
о том чего не бывает.

Сказка —
вид повествовательного, в основном прозаического фольклора (сказочная
проза), включающий в себя разножанровые произведения, тексты которых
опираются на вымысел.

История сказки.

Слово «сказка» засвидетельствовано
в письменных источниках не ранее XVI века. От слова «каза́ть». Имело значение:
перечень, список, точное описание. Современное значение приобретает с XVII-XIX
века. Ранее использовалось слово баснь, до XI века – кощуна.

Структура сказки.

• Зачин. (“В некотором царстве, в
некотором государстве жили-были…”).

• Основная часть.

• Концовка. (“Стали они жить – поживать
и добра наживать” или “Устроили они пир на весь мир…”).

Основные герои.

Любимый герой русских сказок Иван-царевич,
Иван-дурак, Иван — крестьянский сын. Это бесстрашный, добрый и благородный
герой, который побеждает всех врагов, помогает слабым и завоевывает себе
счастье.

Основные герои.

Важное место в русских волшебных сказках
отведено женщинам — красивым, добрым, умным и трудолюбивым.

Это Василиса Премудрая, Елена
Прекрасная, Марья Моревна или Синеглазка.

Основные герои.

Воплощением зла в русских сказках чаще всего
выступают Кощей Бессмертный, Змей Горыныч и Баба Яга.

— Баба Яга — один из самых древних
персонажей русских сказок. Это страшная и злая старуха. Она живет в лесу в
избушке на курьих ножках, ездит в ступе. Чаще всего она вредит героям, но
иногда помогает.

— Змей Горыныч — огнедышащее чудовище с
несколькими головами, летающее высоко над землей,- тоже очень известный
персонаж русского фольклора. Когда появляется Змей, гаснет солнце, поднимается
буря, сверкает молния, дрожит земля.
image001

Особенности русских народных
сказок.

В русских сказках часто встречаются
повторяющиеся определения: добрый конь; серый волк; красная девица; добрый
молодец, а также сочетания слов: пир на весь мир; идти куда глаза глядят;
буйну голову повесил; ни в сказке сказать, ни пером описать; скоро сказка
сказывается, да не скоро дело делается; долго ли, коротко ли…

Особенности русских народных
сказок.

В русских сказках определение ставится после
определяемого слова, что создает особую напевность: сыновья мои милые;
солнце красное; красавица писаная…
Характерны для русских сказок краткие и усеченные формы прилагательных: красно
солнце; буйну голову повесил; и глаголов: хвать вместо схватил, подь вместо
пойди

image002

Особенности русских народных
сказок.

Языку сказок свойственно употребление имен
существительных и имен прилагательных с различными суффиксами, которые придают
им уменьшительно – ласкательное значение: мал-еньк–ий, брат-ец, петуш-ок,
солн-ышк-о… Все это делает изложение плавным, напевным, эмоциональным.
Этой же цели служат и различные усилительно-выделительные частицы: то,
вот, что за, ка…( Вот чудо-то! Пойду-ка я направо. Что за чудо!)

Сказки о животных.

Cказка о животных 
это совокупность разножанровых произведений сказочного фольклора (сказка), в
которых в качестве главных героев выступают животные, птицы, рыбы, а также
предметы, растения и явления природы. В сказках о животных человек либо 1)
играет второстепенную роль (старик из сказки «Лиса крадёт рыбу из воза
(саней»)), либо 2) занимает положение, равноценное животному (мужик из сказки
«Старая хлеб-соль забывается»).

Сказки о животных.

Сказки о животных — широко
распространенный жанр. В мировом фольклоре известно около 140 сюжетов сказок о
животных, в русском — 119 и составляют около 10% сказочного репертуара, причем
значительная их час оригинальна.

— Композиционный прием сказок о животных
связан с обманом в разных его видах: коварный совет, неожиданный испуг,
изменение голоса и др.

Сказки о животных.

— В сказках о животных можно проследить
забытые верования, обряды, представления.

— В сказках о животных говорится о повадках,
проделках и приключениях обыкновенных, всем знакомых диких и домашних зверей, о
птицах и рабах, отношения между которыми очень похожи на отношения между
людьми.

Сказки бытовые.

Сказка бытовая 
ее еще называют социально-бытовой, сатирической или новеллистической.

— В бытовой сказке говорится о жизни и
представлениях русского крестьянина последних двух столетий, хотя некоторые ее
сюжеты тоже пришли из очень давних времен.

Сказки бытовые.

— Местом действия бытовых сказок является
русская часто крепостная деревня.

— Герой — деревенский бедняк, батрак или
солдат; он воюет с барином, барыней, с богатеем и попом.

— Бытовые сказки высмеивают
общечеловеческие пороки: лень, глупость, упрямство, жадность.

— Бытовые сказки полны юмора, они дают
комические портреты беспробудных лентяев, дурней, делающих все невпопад,
ворчливых, упрямых жен.

Сказки бытовые.

— Бытовая сказка идеализирует
активность, самостоятельность, ум, смелость человека в его жизненной
борьбе.

— Для бытовой сказки характерны краткость
изложения, разговорная лексика, диалоги. Она не стремится к утроению
мотивов и вообще не имеет больших развитых сюжетов.

— В бытовой сказке не используются
красочные эпитеты и поэтические формулы. Художественное обрамление бытовой
сказки зачинами и концовками также не является обязательным, многие из них
начинаются прямо с завязки и завершаются с последним штрихом самого сюжета.

Волшебные сказки.

— В основе сюжета волшебной сказки
находится повествование о преодолении потери или недостачи, при помощи
чудесных средств, или волшебных помощников.

— В экспозиции сказки присутствуют
стабильно 2 поколения — старшее(царь с царицей и т.д.) и младшее — Иван с
братьями или сёстрами. Также в экспозиции присутствует отлучка старшего
поколения. Усиленная форма отлучки — смерть родителей.

— Завязка сказки состоит в том, что главный
герой или героиня обнаруживают потерю или недостачу или же здесь присутствую
мотивы запрета, нарушения запрета и последующая беда. Здесь начало
противодействия, т.е. отправка героя из дома.

Волшебные сказки.

— Развитие сюжета — это поиск
потерянного или недостающего.

— Кульминация волшебной сказки состоит в том,
что главный герой, или героиня сражаются с противоборствующей силой и
всегда побеждают её (эквивалент сражения — разгадывание трудных задач, которые
всегда разгадываются).

— Развязка — это преодоление потери, или
недостачи. Обычно герой (героиня) в конце «воцаряется» — то есть
приобретает более высокий социальный статус, чем у него был в начале.

Волшебные сказки.

— Главный герой сказки всегда молод.

— В волшебных сказках герой встречается с:

— Существами, которых не встретишь в
жизни: водяным царем, русалками, лешим, Кощей Бессмертный, Баба-Яга,
многоголовый Змей, великаны и карлики.

— Невиданными зверями: Олень — Золотые
рога, Свинка — Золотая щетинка, Жар — Птица.

— Властителями стихий, природных сил:
Солнце, Месяц, Ветер, Морозко.

Волшебные сказки.

— Нередко в руки героя попадают чудесные
предметы:

— гусли — самогуды,

— скатерть-самобранка,

— шапка-невидимка.

— В такой сказке все возможно. Хочешь стать
молодым — поешь молодильных яблочек, надо оживить царевну или царевича спрысни
их мертвой, а затем живою водой.

Волшебные сказки.

В волшебной сказке особенно ярко сказались
обращенные к светлому будущему, мечты народа, представления о справедливой и радостной
жизни, добре, правде, красоте. В этих сказках настойчиво звучит оптимистическая
вера в победу добра над злом.


Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке «Файлы работы» в формате PDF

ВВЕДЕНИЕ

Сказка — замечательное произведение искусства, знакомое каждому из нас с детства.Существуют различные толкования сказки. Одни ученые говорят, что сказка — это абсолютный вымысел, независящий от реальности, а другие стремятся понять, как в сказочном вымысле перевоплотилось отношение народных сказителей к окружающей действительности. Наиболее четкое определение сказки дает известный ученый, исследователь сказок А.Н. Афанасьев: «Народная сказка (или казка, байка, побасенка ) — эпическое устное художественное произведение, преимущественно прозаическое, волшебное, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел. Последний признак отличает сказку от других жанров устной прозы: сказа, предания и былички, то есть от рассказов, преподносимых рассказчиком слушателям как повествование о действительно имевших место событиях, как бы маловероятны и фантастичны они не были».[2:13] Самая любимая и распространённая в народе сказка — сказка волшебная. Корни ее уходят в далекую — далекую старину. Эти сказки, уходящие своими корнями в психику, в восприятие, культуру и язык народа, являются образцом национального искусства.Настоящее исследование посвящено проблеме перевода русских фольклорных сказок на английский язык. В этой области еще не сложилось устойчивой переводческой традиции.

Одной из особенностей фольклорной сказки является то, что она представляет собой не отдельно взятое произведение, а составную часть комплекса фольклорных произведений. В пределах данного комплекса произведений персонажи нередко переходят из одной сказки в другую. В результате образуется единообразная лексическая область русских фольклорных сказок. Своеобразие языка, мораль сказки, образность имеют национальную специфику, что представляет трудности при передаче, с которыми каждый переводчик справляется по-своему. В результате этого возникает не только разнобой в работах разных переводчиков, но также иногда остаются неясными принципы передачи образов и смысловой окраски в работах одного и того же переводчика. Таким образом, в английском языке не возникает единообразной лексической области русских фольклорных сказок, какая существует в русском языке. Кроме указанной проблемы, существуют еще нерешенные проблемы передачи устойчивых эпитетов в рифмованных именованиях типа Лягушка-квакушка, Волк – серый бок и имен собственных с отчествами таких, как Лиса Патрикеевна, Котофей Иваныч и т.д. Поэтому существует необходимость в определении оптимальных методов передачи фольклорно — сказочных образов, их максимально возможной унификации и систематизации. Всем вышесказанным и определяется актуальность данного исследования.

Целью данного исследования является системный сопоставительный анализ русского и английского сказочного фольклора и выработка на основе такого анализа предложений по оптимизации, унификации и систематизации методов русско-английского перевода.

1. Провести структурный анализ русских и английских сказок. 2. Выявить специфику перевода русских сказок на английский язык.3. Определить лексические способы перевода народной сказки на английский язык. 4. Выявить оптимальные способы перевода русской народной сказки на английский язык.5.Сохранить смысловые и традиционные языковые особенности при переводе сказки с русского на английский язык.

Объектом данного исследования являются русские и английские фольклорные сказки, а также фольклорно-сказочные имена собственные. Предметом исследования являются общие и специфические характеристики русского и английского фольклорно-сказочных ономастиконов и способы передачи русских фольклорно-сказочных имен собственных на английский язык.

Материалом исследования послужили оригинальные тексты русских и английских фольклорных сказок, тексты английских переводов русских фольклорных сказок на английский язык.

Работа основывается на методологии системного подхода, при котором исследуемое явление анализируется как целостная система языковых средств.

Для решения поставленных задач в работе применяется комплексная методика лингвистического анализа, включающая описательный метод, метод контекстуального и сопоставительного анализа, метод статистического анализа.

Практическая значимость работы заключается в том, что ее выводы и рекомендации могут быть использованы в практической деятельности переводчиков русского фольклора на английский и другие иностранные языки.

Цели и задачи исследования обусловили структуру курсовой работы. Она состоит из введения, двух глав, выводов по каждой главе, заключения и библиографического списка.

Во введении обоснованна актуальность темы исследовани, определяется цель, объект и предмет исследования, формулируются задачи исследования, раскрываются методы исследования и характеризуется практическая значимость данной работы.

В первой главе «Народная сказка как фольклорный жанр и как специфическое культурное явление» рассматриваются особенности народной сказки как литературного жанра, сравниваются характеристики русских и английский сказок, выявляются особенности русских и английских сказок.

Во второй главе «Специфические особенности перевода русских народных сказок» рассматриваются лексические способы перевода, способы передачи английских фольклорно- сказочных имен собственных на русский язык, описываются переводы эпитетов, сравнений, лексических и синтаксических повторов.

В заключении подводиться общий итог по проведенному исследованию, обоснованный выводами, сделанными в ходе практической работы.

Библиографический список нисчитывает 24 источника,включая словари и ссылки на веб-сайты.

 
   

Глава I. НАРОДНАЯ СКАЗКА КАК ФОЛЬКЛОРНЫЙ ЖАНР

И КАК СПЕЦИФИЧЕСКОЕ КУЛЬТУРНОЕ ЯВЛЕНИЕ

Особенности народной сказки как литературного жанра.

Фольклор — это сложная форма общественного сознания, область духовной культуры народа, которая выражает его мировосприятие. Истоки фольклора, являющегося исторической основой художественной культуры, уходят в глубокую древность. В фольклоре представлены основные морально-этические ценности народа, то, что принято называть его «корнями» или «душой». Фольклор является «стержнем народной культуры, сосредоточение всего самого ценного и лучшего, что в ней есть, ее представительным типом».

Язык фольклора всегда привлекал внимание ученых разных специальностей: литературоведов, историков, этнографов, антропологов, лингвистов. Это «форма культуры, создаваемая непрофессионалами. Аудитория народной культуры — всегда большинство общества. Произведения народной культуры существуют во множестве вариантов, передаются устно из поколения в поколение» [1:15]. Такими фольклорными произведениями являются народные сказки.

Известный литературовед А. И. Никифоров дает следующее определение слову сказка: “Сказка (нем. Märchen, англ. tale, франц. conte, итал. fiaba, серб.-хорв. pripovijetka, болг. приказка, чешск. pohadka, польск. bajka, белор. и укр. казка, байка, у русских до XVII в. баснь, байка) — рассказ, выполняющий на ранних стадиях развития в доклассовом обществе производственные и религиозные функции, т. е. представляющий один из видов мифа; на поздних стадиях бытующий как жанр устной художественной литературы, имеющий содержанием необычные в бытовом смысле события (фантастические, чудесные или житейские) и отличающийся специальным композиционно-стилистическим построением. В динамике развития общественных форм и общественного сознания изменяется и понятие «сказка» [14: 236].

Т.Чернышова определяет сказку как: «особый замкнутый мир, в котором действуют законы, не применяемые в реальном мире». Ведь это действительно целый мир! И законы, по которым он живет, особые. Сказками называются все общенародные устные произведения, в которых изображаются приключения фантастических героев. В древности они назывались «баснями», «байками». Рассказчики сказок до сих пор называются в народе «баянами», «баюнами», «баутчиками» и «бахарями.»[25:8]

Кроме того, сказки — это важное воспитательное средство, в течение столетий выработанное и проверенное народом. Жизнь, народная практика воспитания убедительно доказали педагогическую ценность сказок. Дети и сказка – неразделимы, они созданы друг для друга и поэтому знакомство со сказками своего народа должно обязательно входить в курс образования и воспитания каждого ребенка. Наиболее характерные особенности сказок – народность, оптимизм, увлекательность сюжета, образность и забавность и, наконец, дидактизм. Материалом для народных сказок служила жизнь народа: его борьба за счастье, верования, обычаи, – и окружающая природа. В верованиях народа было немало суеверного и темного. В большинстве сказок отражены лучшие черты народа: трудолюбие, одаренность, верность в бою и труде, безграничная преданность народу и родине. Воплощение в сказках положительных черт народа и сделало сказки эффективным средством передачи этих черт из поколения в поколение [1:55]. Таким образом, народность оказывается одной из важнейших характеристик сказок.

У всех волшебных сказок можно найти похожие черты. Вообще, все волшебные сказки очень похожи по их построению. Самая простая схема любой волшебной сказки содержит в себе следующие пункты [8:44]:

  • ·существование какого-либо запрета;

  • ·преступление этого запрета кем-либо;

  • ·следствие этого нарушения, зависящее от характера мифологических представлений;

  • ·рассказ о практике в магии героем;

  • ·результат этой практики и как следствие — возвращение героя к благополучию.

Такая структура присуща и более поздним сказкам. Они тяготеют к ней, как к своей первоначальной повествовательной основе. В основе этого вида сказки лежит чудесный вымысел. Любая волшебная сказка не может обойтись без какого-нибудь чудесного действия: в мирно текущую жизнь человека вмешивается то злая и разрушительная, то добрая и благотворительная сверхъестественная сила. С первых слов своего повествования сказка переносит слушателя (читателя) в мир, совсем непохожий на обычный мир человека.

Сегодня мы не верим во всевозможные гадания и знаки судьбы, а в давние времена это было для людей образом жизни. Так верили в очень далекие времена, но эта вера сохранялась довольно долго, и древний мотив присутствует в сказочном повествовании. В сказке особенно ярко отражено душевное состояние героя, каждая строчка сквозит переживаниями человека.

Связь с могущественными силами природы делает и героя сказки сильным и могущественным.

Сказочных персонажей можно с легкостью найти в мифах и легендах многих народов мира. Но в разных мифических и поэтических системах можно встретить и разные интерпретации функций одного и того же персонажа. Например, лягушка: она ассоциируется и с положительными качествами (связь с плодородием, производительной силой, возрождением), и с отрицательными (связь с темным миром, мором, болезнью, смертью) [15:102]. Прежде всего, эти ассоциации связаны с тесным взаимодействием лягушки с водой, в частности с дождём. Часто с лягушкой связываются водные элементы хаоса, первоначального ила, из которого возник мир. У одних народов лягушка, подобно черепахе, рыбе или какому-либо морскому животному, держит на своей спине весь мир, а у других — выступает как первооткрывательница наиболее важных космологических элементов. Например, у алтайцев лягушка находит гору с берёзой и камнями, из которых добывается первый огонь. А в Бирме и Индокитае с образом лягушки связывается дух, проглатывающий Луну. В Китае, лягушек называют «небесными цыплятами», и также связывают с Луной. Там существует поверье, что лягушки падают вместе с росой с неба.

Связь лягушки с богом неба косвенно засвидетельствована в басне Эзопа о лягушках, выпрашивающих у громовержца царя для себя. Мотив лягушек как превращённых людей, известный также и в австралийской мифологии, не исчерпывается их связью с громовержцем; в филиппинском этиологическом мифе в лягушку превращается упавший в воду мужчина, которого жена переносила в корзине через реку; к тому же кругу представлений относятся мотив обращения в лягушку за обман, образы так называемого лягушачьего принца в германском фольклоре и, наконец, образы Царевны-лягушки в русских сказках.

Детское, наивное отношение к живой природе стало основой воззрений человека на живой мир: зверь разумен, владеет речью. Сказки о животных восприняли формы вымысла из представлений и понятий первобытных людей, приписывавших животным способность думать, говорить и разумно действовать. Представления людей, приписавших зверю человеческие мысли и разумные поступки, возникли в жизненно важной борьбе за овладение силами природы.

У всех народов были мифические представления о наделённых разумом животных. Это был мир, которого боялись и с которым не хотели ссориться: человек соблюдал разного рода обычаи и магические обряды. В волшебной сказке распространён мотив благодарности животного, которое становится верным другом и помощником человека. Звери принимают сторону героя, когда он проявляет великодушие, не причиняет им вреда.

Позднее объяснение такого сказочного эпизода естественно: зверь воздаёт добром за добро. Иное объяснение этому давалось в древности. Почти у всех народов существовал обычай убивать тотемную птицу, зверя. Соображения неприкосновенности тотема сочетались с целесообразными мерами сохранения дичи в пору, когда она размножалась. Возможно, сказки о благодарных животных отражают эти древние промысловые обычаи.

Следовательно, появлению собственно сказок о животных предшествовали рассказы, непосредственно связанные с поверьями о животных. Эти рассказы ещё не имели иносказательного смысла. В образах животных разумелись животные и никто иной. Существовавшие тотемные понятия и представления обязывали наделять животных чертами мифических существ, звери были окружены почитанием. Такие рассказы непосредственно отражали обрядово-магические и мифические понятия и представления. Это ещё не было искусством в прямом и точном смысле слова. Рассказы мифического характера отличались узкопрактическим, жизненным назначением. Можно предполагать, что они рассказывались с наставительными целями и учили, как относиться к зверям. С помощью соблюдения известных правил люди стремились подчинить животный мир своему влиянию. Такова была начальная стадия зарождения фантастического вымысла. Позднее на нём основывались сказки о животных и сказки с их участием.

В сказках часто встречается образ женщины-помощницы, возникший на древней жизненной основе. К этому образу можно отнести такие персонажи как: феи, чаровницы, колдуньи и т. д. Почти в каждой сказке можно встретить рассказа о зловещей старухе, Бабе Яге, Ведьме, которая, однако, оказывается весьма заботливой и внимательной к герою.В древнем мире культ предков по женской линии очень тесно соприкасался с тотемизмом и культом природы.В этом зловещем персонаже — Яге, люди, вероятно, видели своего предка по женской линии, который обитает гранью, которая отделяет живых людей от мёртвых. У Яги ярко выражена особая власть над живым миром природы, да и в ней самой много черт от животного. То, что Яга очень близка к мифическим образам владык мира природы, подтверждается и особым характером её избушки на курьих ножках.

Другим отрицательным образом является Злодей. Он олицетворяет собой мир насилия, человеконенавистничества.

Злодей во всех сказках предстаёт как похититель женщин, превращающий их в своих рабынь. Кроме того, он является обладателем несметных богатств, заработанных не совсем честным путем.

Он олицетворяет ту социальную силу, которая нарушила древние родовые порядки равноправия. Эта сила отняла у женщины её прежнюю, высокую социальную роль.Он способен распоряжаться судьбами людей, прибавляя и убавляя их век. Даже в сказках людям трудно мириться с несправедливым социальным строем.

Многие народные сказки внушают уверенность в торжестве правды, в победе добра над злом. Как правило, во всех сказках страдания положительного героя и его друзей являются преходящими, временными, за ними обычно приходит радость, причем эта радость – результат борьбы, результат совместных усилий. Оптимизм сказок особенно нравится детям и усиливает воспитательное значение народных педагогических средств.

Образность – важная особенность сказок, которая облегчает их восприятие. В герое обычно весьма выпукло и ярко показываются те главные черты характера, которые сближают его с национальным характером народа: отвага, трудолюбие, остроумие и т.п. Эти черты раскрываются и в событиях, и благодаря разнообразным художественным средствам, например гиперболизации.

Так, черта трудолюбия в результате гиперболизации достигает предельной яркости и выпуклости изображения (за одну ночь построить дворец, мост от дома героя к дворцу царя, за одну же ночь посеять лен, вырастить, обработать, напрясть, наткать, нашить и одеть народ, посеять пшеницу, вырастить, убрать, обмолотить, намолоть, испечь и накормить людей и т.п.). То же самое следует сказать и о таких чертах, как физическая сила, мужество, смелость и т.п.

Образность дополняется забавностью сказок. Мудрый педагог-народ проявил особую заботу о том, чтобы сказки были интересными и занимательными. В народной сказке – не только яркие и живые образы, но и тонкий и веселый юмор. У всех народов есть сказки, специальное назначение которых – позабавить слушателя.

Дидактизм является одной из важнейших особенностей сказок. Сказки всех народов мира всегда поучительны и назидательны. Именно отмечая их поучительный характер, их дидактизм, и писал А.С. Пушкин в конце своей «Сказки о золотом петушке»:

Сказка ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок.

В силу отмеченных выше особенностей сказки всех народов являются эффективным средством воспитания. Сказки – сокровищница педагогических идей, блестящие образцы народного педагогического гения.

2.Сравнительная характеристика русских и английских народных сказок.

2.1. Особенности русских народных сказок

Сказки на Руси известны с древних времен. В древней письменности есть сюжеты, мотивы и образы, напоминающие сказочные. Рассказывание сказок – старый русский обычай. Еще в давние времена исполнение сказок было доступно каждому: и мужчинам, и женщинам, и детям, и взрослым. Были такие люди, которые берегли и развивали свое сказочное наследие. Они всегда пользовались уважением в народе.

Слово сказка известно с XVII века. До этого времени употребляли термин «байка» или «басень», от слова » бать», » рассказывать». Впервые это слово было употреблено в грамоте воеводы Всеволодского, где осуждались люди, которые » сказки сказывают небывалые». Но ученые полагают, что в народе слово «сказка» употреблялось и раньше. Талантливые сказочники в народе были всегда, но о большинстве их них не осталось никаких сведений. Однако, уже в 19 веке появились люди, которые поставили своей целью собрать и систематизировать устное народное творчество.

В первой половине XVII века были записаны 10 сказок для английского путешественника Коллинга. В XVIII веке появилось несколько сборников сказок, в которые включены произведения с характерными композиционными и стилистическими сказочными особенностями: «Сказка о цыгане»; «Сказка о воре Тимашке».

В словаре В.И. Даля сказка определяется как «вымышленный рассказ, небывалая и даже несбыточная повесть, сказание» [9:354]. Там же приводится несколько пословиц и поговорок, связанных с этим жанром фольклора: «Либо дело делать, либо сказки сказывать». «Сказка складка, а песня быль». «Сказка складом, песня ладом красна». «Ни в сказке сказать, ни пером описать». «Не дочитав сказки, не кидай указки». «Сказка от начала начинается, до конца читается, а в серёдке не перебивается». Уже из этих пословиц ясно: сказка — вымысел, произведение народной фантазии — «складное», яркое, интересное произведение, имеющее определённую целостность и особый смысл.

Важное значение получил общерусский сборник А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки» (1855 — 1965): в него входят сказки, бытовавшие во многих краях России. Большая их часть записана для Афанасьева его ближайшими корреспондентами, из которых необходимо отметить В.И. Даля. В конце XIX – в начале XX веков появляется целый ряд сборников сказок. Они дали представление о распространении произведений этого жанра,о его состоянии,выдвинули новые принципы собирания и издания.[2:54] Первым таким сборником была книга Д.Н. Садовникова «Сказки и предания Самарского края» (1884 г.). В ней были помещены 124 произведения, причем 72 записаны только от одного сказочника А. Новопольцева. Вслед за этим появляются богатые собрания сказок: «Северные сказки», «Великорусские сказки Пермской губернии» (1914 г.). Тексты сопровождаются пояснениями и указателями. В русских сказках богатство никогда не имело собственной ценности, и богатый никогда не был добрым, честным и порядочным человеком. Богатство имело значение как средство достижения других целей и теряло это значение, когда важнейшие жизненные ценности были достигнуты. В связи с этим, богатство в русских сказках никогда не зарабатывалось трудом: оно случайно приходило (с помощью сказочных помощников – Сивки-Бурки, Конька-Горбунка…) и часто случайно уходило.

В русских сказках встречаются повторяющиеся определения: добрый конь; серый волк; красная девица; добрый молодец, а также сочетания слов: пир на весь мир; идти куда глаза глядят; буйну голову повесил; ни в сказке сказать, ни пером описать; скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; долго ли, коротко ли…

Часто в русских сказках определение ставится после определяемого слова, что создает особую напевность: сыновья мои милые; солнце красное; красавица писаная…

Характерны для русских сказок краткие и усеченные формы прилагательных: красно солнце; буйну голову повесил;- и глаголов: хвать вместо схватил, подь вместо пойди.

Важной особенностью народной духовной жизни является — соборность, она находит свое отражение и в сказках. Труд выступает не как повинность, а как праздник. Соборность – единство дела, мысли, чувства – противостоит в сказках эгоизму, жадности, всему тому, что делает жизнь серой, скучной, прозаической. Все русские сказки, олицетворяющие радость труда, кончаются одной и той же присказкой: «Тут на радостях все они вместе в пляс-то и пустились…». В сказке отражаются и другие нравственные ценности народа: доброта, как жалость к слабому, которая торжествует над эгоизмом и проявляется в способности отдать другому последнее и отдать за другого жизнь; страдание как мотив добродетельных поступков и подвигов; победа силы духовной над силой физической. Воплощение этих ценностей делает смысл сказки глубочайшим в противовес наивности ее назначения. Утверждение победы добра над злом, порядка над хаосом определяет смысл жизненного цикла сущего живого. Жизненный смысл трудно выразить в словах, его можно ощущать в себе или нет, и тогда он очень прост.

Образы русской сказки прозрачны и противоречивы. Всякие попытки использовать образ сказочного героя как образа человека приводят исследователей к мысли о существовании в народной сказке противоречия – победы героя-дурачка, «низкого героя». Это противоречие преодолевается, если рассматривать простоту «дурачка», как символ всего того, что чуждо христианской морали и осуждение ею: жадность, хитрость, корысть. Простота героя помогает ему поверить в чудо, отдаться его магии, ведь только при этом условии власть чудесного возможна.

Русская народная сказка – это сокровище народной мудрости. Её отличает глубина идей, богатство содержания, поэтичный язык и высокая воспитательная направленность («сказка ложь, да в ней намек»). Русская сказка — один из самых популярных и любимых жанров фольклора, потому что в ней не только занимательный сюжет, не только удивительные герои, а потому, что в сказке присутствует ощущение истинной поэзии, которая открывает читателю мир человеческих чувств и взаимоотношений, утверждает доброту и справедливость, а также приобщает к русской культуре, к мудрому народному опыту, к родному языку.[15:15]

2.2. Особенности английских сказок

Основной мотив английских сказок — избегание неудачи. Это значит, что деятельность героев сказок направлена не на достижение каких-то результатов, а на то, чтобы избежать проигрыша, провала, а так же на удовлетворение физиологических потребностей [26:86] . Но и здесь нужно сказать, что ярко выраженных мотивов в английских народных сказках нет. Следует также отметить, что деятельность героев подобного фольклора обусловлена не столько их собственными пожеланиями, сколько внешними обстоятельствами, долгом и т.д.

В текстах английских сказок преобладает конкретная информация, констатация неких фактов. Это значит, что сказки у англичан не такие уж сказочные и волшебные, это скорее просто грустные поучительные истории с не всегда хорошим концом, в которых главный герой ходит по свету и наблюдает за какими-то событиями.

По сравнению со сказками других народов в английских сказках такие мотивы деятельности, как желание власти и достижение успеха, выражены менее всего.

Английские сказки одни из самых ординарных наравне с эстонскими, а по степени необремененности интеллектом уступают только африканским. Что касается ценностей, представленных в текстах сказок, то наряду с нравственностью присутствуют непрактичность и глупость. То есть это мог бы быть человек доброжелательный, порядочный, но непрактичный и не очень умный.[15:19]

Сказки, написанные на английском языке, дают возможность познакомиться с традициями, культурой и устным творчеством народов других стран. Например, английские сказки, в которых главными героями являются животные, учат читателя отличать доброе, светлое начало от злого, сопереживать и помогать слабому, верить в справедливость. Ждать счастливого завершения испытаний. Главными персонажами этих сказок являются волк или лис, олицетворяющие собой зло, а добрые качества присущи кошке или курице.

Весь сюжет сказки построен на постоянном столкновении добра и зла. Волк и лис очень коварны и опасны. Но силу зла смягчает юмор, который занимает весомое место в английской сказке. Злые герои постоянно высмеиваются и часто попадают в нелепые, комические ситуации. Английской сказке присуще накладывание эпизода на эпизод и многократное его повторение. Этот приём усиливает действие, что приводит к кульминации и развязке. Особенностью сказки является то, что она выключена из реального времени.

Строгая последовательность событий создаёт особое сказочное время, в котором курице и кошке приходится преодолеть целый ряд испытаний, прежде чем они обретут счастье.

Обычно сказка заканчивается победой добра. Зло наказуемо. Волк и лис сполна получают по заслугам за свои деяния. В английской сказке обычно нет традиционных зачина и концовки: жили – были, я там был.

В английских сказках более жестокие развязки. Давно замечены черты большого сходства в сказках народов, живущих в разных уголках Азии, Европы, Африки. Так, например, популярных сказок, напоминающих “Золушку” из сборника французских сказок Шарля Перро, насчитывается по всему миру не менее 350.

Народы мира живут на одной планете, развиваются по общим законам истории. У каждого народа свой путь и своя судьба, свой язык и условия обитания. В сходстве исторической народной жизни и следует искать ответ на вопрос о том, в чём же причины схожести, близости сказок русского и английского народов.

Говоря о русских и английских сказках со сходными сюжетами, необходимо отметить три случая:

1. Сказки формируются в среде народа, а потом перемещаются в другие страны, но на них действуют свои фольклорные традиции (зачины, мотивы), приспосабливаются к местным обычаям.

2. Есть сходные сказки, которые возникают независимо друг от друга в разных странах в силу общности быта, психологии, условий и законов социально – исторического развития народов.

3. Сказки могут передаваться и через книгу.

Национальные черты сказки определяются фольклорными традициями народа. В сказках находит отражение животный и растительный мир той страны, где эти сказки появились. Животные – герои сказок – напоминают своей речью и поведением людей той страны, где бытуют эти сказки. А иначе и быть не может, так как сказка всегда была отражением народной жизни, зеркалом народного сознания.[24:35]

Выводы по I главе

Теснейшая связь между изучением языка фольклора и культуры не подлежит сомнению. Язык — передатчик, носитель культуры, он передает сокровища национальной культуры, хранящейся в нем, из поколения в поколение. Таким образом, взаимодействуя, язык и культура представляют собой диалектическое единство.

Сказка, с давних пор вошедшая в жизнь человека, является своеобразной историей и сокровищницей народной мудрости, а также универсальным средством передачи тех представлений об окружающем мире и самом человеке, которые складывались у людей в каждую историческую эпоху. Как известно, сказка — это яркое проявление народной культуры каждой нации. Она содержит в себе такие сюжеты, образы, ситуации, которые специфичны для определенного этноса, что находит выражение в именах действующих лиц, названиях животных и растений, месте действия, в самобытных традиционных языковых формулах.

Национальный характер сказки каждого народа определяется его бытом, обрядами, условиями труда, фольклорными традициями, особым поэтическим взглядом на мир и т.д. В волшебной сказке национальная специфика ощущается особенно конденсировано: в образах положительного героя, в личинах сказочных чудовищ, в конкретных сказочных формулах: здесь во всем — в малом и великом — национальное своеобразие.

Таким образом, исследование в области языка народных сказок вносит важный вклад в понимание культуры народа, причем не только его прошлого, но и тех коренных, глубинных ценностей, которые и по сей день составляют своеобразие национального менталитета.

Фольклорные традиции, отличаясь большой устойчивостью, прослеживаются и в произведениях современных авторов, придавая им неповторимый национальный колорит.

Современная тенденция переосмысления роли и значения культурного наследия состоит в стремлении не только сохранить его в первозданном виде, но и активно включить в канву современной жизни. В данном контексте сказка является средством международной коммуникации. Дает возможность людям разных наций лучше понять другой народ.

ГЛАВА II. СПЕЦИФИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕВОДА

РУССКИХ НАРОДНЫХ СКАЗОК

2.1Лексические способы перевода

В русских народных сказках много специфических слов, выражений, реалий, которые переводятся на английский язык определенными способами. Реалия — предметы или явления материальной культуры, этнонациональные особенности, обычаи, обряды, а также исторические факты или процессы, обычно не имеющие лексических эквивалентов в других языках. Анализ переводческих трансформаций в сказке «Сестрица Аленушка и Братец Иванушка» («Sister Alyonushka and Brother Ivanushka») [24]:

Транскрипция – Alyonushka и Ivanushka (буквы «ш» нет в англ. алфавите)Опущение – в английской сказке про Иванушку про ножи никаких пояснений нет, просто kill the goat; Реалия — Иванушку-козла хотели прирезать булатными ножами (булат — понятие, знакомое только древним русским); («Knives are ringing»); (Ножи точат булатные, Хотят меня зарезати!)Добавление – «Подожди, братец, дойдем до колодца». («Be patient, little brother, we shall soon come to a well»)В русском варианте есть мелодичность, а в английском — нет

Ах, братец мой Иванушка!Тяжел камень на дно тянет,Шелкова трава ноги спутала,Желты пески на груди легли. «Brother, dear Brother Ivanushka! A heavy stone lies on my shoulders, Silken weeds entangle my legs, fellow sands press hard on my breast.»Или: «Шли-шли — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает».(They walked and they walked, and the sun was now high up in the sky, and so hot were the two that they felt very blue).6) Транслитерация не используется, что обусловлено фонетическими различиями русского и английского языка. Некоторые имена и названия построены за счет игры звуков, которые при транслитерации будут безнадежно потеряны.

2.1.1Способы передачи английских фольклорных сказочных имен собственных на русский язык.

Ничем не компенсированные при переводе смысловые и грамматические несоответствия влекут за собой неизбежные функциональные потери: оказавшись нейтрализованным, имя собственное (или прозвище) не выполняет своей основной – социально-характеристической функции.

С одной стороны, ИС можно считать непереводимыми единицами, т.к. в любом фантастическом произведении есть имена как вымышленные, так и реальные [13:148]. Причем, если последние обычно не переводятся на русский, то в тексте наблюдается смешение имен иностранных (которые сохраняют местный колорит) и вымышленных русскими переводчиками, что в принципе, не отражается на детском восприятии негативно.

А. В. Федоров считает, что «непереводимыми являются лишь те элементы языка подлинника, которые представляют отклонения от общей нормы языка, … т.е. в основном диалектизмы и те слова социальных жаргонов, которые имеют ярко выраженную местную окраску», т.к. функция их как местных слов при переводе пропадает. [22:202] Однако все другие «непереводимые» единицы языка – названия специфических для жизни определенного народа предметов и явлений (т.н. реалий), звукоподражания и междометия, каламбуры (передача ИС имеет много общего с переводом игры слов), национальные специфические фразеологизмы, обращения и т.п. – поддаются переводу с помощью анализа и использования опред определенных грамматических и лексических средств переводящего языка.

Л.М. Щетинин выделяет следующие способы передачи имен собственных с английского на русский язык:

1. Транскрипция и транслитерация: транскрипция предполагает введение в текст перевода при помощи графических средств языка перевода соответствующей реалии с максимально опускаемым этими средствами фонетическим приближением к ее оригинальной фонетической форме: Baba-Yaga-Баба- Яга,Sadko-Садко, Sivka-Bourka-Сивка-Бурка.

Желательность применения транскрипции при передаче реалий обусловлена тем, что при удачном транскрибировании переводчик может добиться преодоления обеих упомянутых выше трудностей — передачи и смыслового содержания, и колорита;

2. Калька — заимствование путем буквального перевода — позволяет перенести в язык перевода реалию при максимально полном сохранении семантики. Однако сохранение семантики не означает сохранение колорита, поскольку части слова или выражения передаются средствами языка перевода. Например:Masha and the bears, The Golden fish.

3. Полукалька — полукальки представляют собой частичные заимствования слов и выражений, состоящие частично из элементов исходного языка, частично из элементов языка принимающего. Например: Beautiful Vassilisa- Васелиса Премудрая.

4. Создание неологизма. Прием, использующийся при создании нового имени собственного по причине отсутствия словарного соответствия в ПЯ, либо при желании переводчика выделить тот или иной персонаж. Например: The Humpbacked Pony- Конек-Горбунок, Father Frost- Дед Мороз.

5. Уподобляющий перевод (функциональная замена) — данный способ перевода употребляется довольно часто, например, весьма распространен подбор функционального эквивалента, который вызывает у читателя перевода такие же ассоциации, как и у читателя исходного текста. Например, muffin — сдоба;

6. Описательный перевод — данный прием используется при невозможности использования какого-либо другого способа перевода. Например: milk and honey- кисельные берега.

2.2. Перевод эпитетов, сравнений, лексических и синтаксических повторов

Постоянные эпитеты вызывают у человека, знакомого с народной культурой, определенные представления и ассоциации, заостряют внимание на тех или иных явлениях, событиях. Проведенный мной сапоставительный анализ постоянных эпитетов в русских и английских сказках позволит определить те из них, которые являются эквивалентными и, следовательно, взаимозаменяемыми в двух традициях. Алфавитные классификации сочетаемости существительных с эпитетами позволяют правильно выбрать подходящее определение или определяемое слово при передаче постоянных эпитетов. Таким образом проблема адекватной передачи в переводе формульных конструкций с постоянными эпитетами, являющимися наиболее традиционным способом создания поэтического образа в устной традиции, оказывается вполне разрешимой.

Повторы разных типов являются важным элементом народных сказок, и их передача- обязательное условие для переводчика. Повторы лежат в основе переводных (пространственно-временых) формул, а так же являются правилами, которые необходимо соблюдать для постраения правильных, значимых для данной народной культуры произведений речи. Иными словами, при переводе необходимо соблюдатьвся систему повторов, выступающую в сказках как эффективное средство логического и эмоционального выделения факта или мысли.[4:99]

Перевод традиционных сравнений состоит преимущиственно в калькировании, которое позволяет сохранить национальную специфику видения мира без ущербов жанровых канонов как оригинала, так и перевода.

Средства оформления информации в художественном тексте.Вряд ли возможно перечислить и прокомментировать все средства оформленияхудожественной информации в тексте. Я обратилась лишь к некоторым, частотным, и тет же оценила возможности их перевода, хорошо понимая, что при таком количестве языковых средств, конфлитк формы и содержания неизбежен- отсюда частое применение приема компенсации неминуемой нейтрализации некоторых значимых доминант перевода. Не имея в виду конкретный текст, все средства перевода можно отнести к доминантам перевода, но в реальности часть из них будет представлена в переводе в ослабленном виде либо ограниченным числом компонентов лексического повтора или при передаче метафоры не удастся сохранить специфику образа. К таким средствам относятся: Эпитеты – передаются с учетом их структурных и семантических особенностей (простые и сложные прилагательные; степень соблюдения нормативного семантического согласования с определяемым словом; наличие метафоры, метонимии, синестезии), с учетом индивидуализированности, с учетом позиции по отношению к определяемому слову и ее функции;Сравнения – передаются с учетом структурных особенностей, стилистической окраски входящей в него лексики; Метафоры – передаются с учетом структурных характеристик, с учетом семантических отношений между образным и предметным планом;Авторские неологизмы – передаются по существующей в языке перевода словообразовательной модели, аналогичной той, которую использовал автор, с сохранением семантики компонентов слова и стилистической окраски. Повторы фонетические, морфемные, лексические, синтаксические, лейтмотивные – передаются по возможности с сохранением количества компонентов повтора и самого принципа повтора на данном языковом уровне; Игра слов, основанная на многозначности слова или оживлении его внутренней формы, — в редких случаях совпадения объема многозначности обыгрываемого слова в оригинале и переводе сохраняется и смысл, и принцип игры; в остальных случаях игра не передается, но может быть компенсирована обыгрыванием другого по значению слова, которое вводится в тот же текст;Ирония – для её воспроизведения в переводе передается, прежде всего, сам принцип контрастного столкновения, сопоставления несопоставимого«Говорящие» имена и топонимы – передаются с сохранением семантики «говорящего» имени и типичной для языка оригинала словообразовательной модели, экзотичной для языка перевода; Синтаксическая специфика текста оригинала – наличие контраста коротких и длинных предложений, ритм прозы, преобладание сочинительной связи и пр. – передается с помощью грамматических соответствий;Диалектизмы – как правило, компенсируются просторечной лексикой; жаргонизмы, ругательства передаются с помощью лексики языка с той же стилистической окраской. Каждый перевод, как творческий процесс, должен быть отмечен индивидуальностью переводчика, но главной задачей переводчика все-таки является передача в переводе характерных черт оригинала, и для создания адекватного подлиннику художественного и эмоционального впечатления.

Переводчик должен найти лучшие языковые средства: подобрать синонимы, соответствующие художественные образы и так далее.Конечно, все элементы формы и содержания не могут быть воспроизведены с точностью. При любом переводе неизбежно происходит следующее:Какая-то часть материала не воссоздается и отбрасывается. Какая-то часть материала дается не в собственном виде, а в виде разного рода замен/эквивалентов.Привносится такой материал, которого нет в подлиннике. Поэтому лучшие переводы могут содержать условные изменения по сравнению с оригиналом — и эти изменения совершенно необходимы, если целью является создание аналогичного оригиналу единства формы и содержания на материале другого языка, однако от объема этих изменений зависит точность перевода — и именно минимум таких изменений предполагает адекватный перевод. Все переводческие решения при переводе художественного текста принимаются с учетом узкого контекста и широкого контекста всего произведения. Это касается выбора вариантных соответствий и трансформаций. Случаи внеконтекстуального перевода с помощью однозначных эквивалентов редки и касаются лексики основного словарного фонда (названия животных, растений…), а также реально существующих топонимов.

Выводы по II главе

Подводя итоги проведенного исследования имен собственных, используемых в русском и английском сказочном фольклоре, можно сделать заключение о том, что это исследование позволило глубже проанализировать их особенности и выработать предложения по оптимизации, унификации и систематизации методов их передачи в русско-английском переводе. В ходе исследования русских фольклорно-сказочных ИС была уточнена их классификация по номинативно-семантическому и структурному критериям. Фольклорно-сказочные именования имеют свои особенности. Например, вследствие персонификации животных, явлений природы и т.д. их именования нередко получают антропоморфную форму и структуру, не характерную для данных категорий в общем ономастиконе. Анализ существующей русско-английской передачи фольклорно-сказочных имен собственных выявил неупорядоченность русско-английской традиции передачи сказочных имен собственных. У переводчиков нет единства в подходах к передаче дериватов имен собственных, эквицентрических и несобственных прозвищ, рифмованных именований типа Петушок — золотой гребешок, мышка-стрижка, или, например, к передаче псевдоантропонимов — таких, как Михайло Пота-пыч, Котофей Иваныч и т.д. Кроме этого, при анализе русско-английских переводов возник вопрос о степени обоснованности передачи имен собственных с помощью структур, существующих в английском языке, но не характерных для английских сказок, таких как «(прилагательное + прилагательное) + личное имя» (Крошечка-Хаврошечка — Wee Little Havroshechka); «Личное имя + артикль the + существительное + слово Son» (Иван Быкович — Ivan the Merchant’s Son); «наречие + причастие» (Объедайло — Never-Fed, Обпивайло — Ever-Parched) и т.д. При переводе эпитетов, сравнений, лексических и синтаксических повторов надо четко учитывать картину мира двух народов. Перевод должен быть адекватным, и он вполне возможен. Следует помнить, что перевод – это творческий процесс, личность переводчика, его воображение, играет огромную роль, но не стоит забывать об одном из важнейших критерии перевода – точности. [17:154]

Заключение В условиях постоянного контактирования и взаимодействия культур, перевод является источником информации, который раскрывает своеобразие культурных ценностей, обычаев и традиций, способствует взаимопониманию. Следовательно, перевод, в частности перевод текста сказок, является лингвокультурным процессом. С одной стороны, он предполагает языковую деятельность, а с другой, служит целям межкультурной коммуникации, обеспечивающей взаимопонимание участников коммуникативного акта, принадлежащих к разным национальным культурам. Для того чтобы коммуникативное задание было выполнено, переводчику необходимо знать особенности перевода определенного типа текста и способы достижения адекватного перевода, чтобы достичь желаемого прагматического воздействия. Особенность имен и названий, в отличие от многих заимствованных иностранных слов, состоит в том, что при передаче их на другом языке они в основном сохраняют свой первоначальный звуковой облик. Но в некоторых случаях, например, при переводе имен собственных в художественном тексте, для переводчика является главным передать не столько звуковую оболочку ИС, сколько идею и смысловую нагрузку, которая важна для контекста и персонажа, названного этим особенным ИС. Это объясняется тем, что важно, чтобы переводной вариант текста оказывал такое же воздействие на читателя, как и оригинал на читателя исходного языка. Я считаю, одна из важнейших задач перевода русской сказки, это сохранение неповторимой мелодики, образности, поэтичности языка. Грамматические правила русского и английского очень разнятся, поэтому, переводчику, для решения данной задачи нужно строить текст сказки по аналогии с песней. В песенном тексте допустимы некоторые отступления от правил построения предложения, повторы, обилие эпитетов. Это может дать почувствовать англоязычному читателю особенность русского фольклора.

Список использованной литературы:

  1. Аникин В.П. Русская народная сказка. -М.: Учпедгиз, 1959. — 256 с.

  2. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. – М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957.

  3. Вербицкая Л. А. Глобализация и интернационализация в образовании и важность изучения иностранных языков. – Мир русского слова, 2001. № 2. С.15–18.

  4. Вербицкая Л. А. Глобализация и интернационализация в образовании и важность изучения иностранных языков. – Мир русского слова, 2001. № 2. С.15–18.

  5. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Дом бытия языка. – М., 2000.

  6. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка иностранцам. М., 1973 (1-е изд). – М., 1990 (4-е изд., пер. и доп.).

  7. Воробьев В. В. Лингвокультурология. Теория и методы. – М., 1997.

  8. Герасимова Н. М. Пространственно-временные формулы русской волшебной сказки. — В кн.: Русский фольклор. М.-Л., 1978, вып. 18.

  9. Даль В. И. Толковый словарь русского языка. – М.:АСТ, 2001.

  10. Елизарова Г.В. Культура и обучение иностранным языкам. – СПб., 2001.

  11. Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М.: Наука, 1987

  12. Корниенко Е.Р. Национально-культурная специфика понимания текста русской сказки/ Русский язык за рубежом/ №3, апрель 2005.

  13. Щетинин Л.М.Современное состояние русского языка и проблемы обучения ему иностранцев. — СПб. Русский язык как государственный.– Челябинск, 1997.

  14. Никифоров А.И.. Жанры русской сказки // Ученые Записки ЛГПИ Факультет языка и литературы. Л., 1938. Вып. 1. с. 233- 259.

  15. Пассов Е. И. Диалог культур: социальный и образовательный аспекты. — Мир русского слова, 2001. № 2.

  16. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. – М.: “Лабиринт», 1998.

  17. Прохоров Ю. Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. М., 1998.

  18. Тер-Минасова С. Г. Язык как зеркало культуры. – М., 1999.

  19. Ушаков Д.Н. Большой толковый словарь русского языка. Репринтное издание. – М.:АСТ, 2000.

  20. Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы): Для институтов и факультетов иностр. языков. Учеб. пособие. — 5-е изд. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.:ООО «Издательский Дом «ФИЛОЛОГИЯ ТРИ», 2002. — 416 с.

  21. Хруслов Г. В., Маркина Н. А., Прохоров Ю. Е. Мы родом из сказки…: Учебное пособие для иностранных студентов-филологов. – Санкт-Петербург: Златоуст, 2004.

  22. Чернышова Т. В., Замкнутое время сказки. — В кн.: Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

  23. Jan van Ek, John L. M. Trim. Sociocultural Conference — Vantage Level, Council for Cultural Cooperation. Education Commitee. 1996.

  24. http://russian-crafts.com/russian-folk-tales.html

  1. Аксаков К.С. О различии между сказками и песнями русскими// Моск.ведомости. – 1852.- № 153.

  2. Арнольд Е.В. Стилистика современного английского языка. – М. – 1981.

  3. Блинов Ю.М. Сказки-рассказки. Екатеринбург. Средне-Уральское книжное издательство. 1997.

  4. Будур.Н. Английская литературная сказка. — М- 1997.

  5. Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. Лингвострановедение в преподавании русского языка иностранцам. М., 1973 (1-е изд). – М., 1990 (4-е изд., пер. и доп.).

  6. Воинова Л.А. Фразеологический словарь русского языка. М., «Русский язык». 1986.

  7. Гальперин И.Р. Стилистика английского языка. – Высшая школа. – 1981.

  8. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.,1999.

  9. Корниенко Е.Р. Национально-культурная специфика понимания текста русской сказки/ Русский язык за рубежом/ №3, апрель 2005.

  10. Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки. Свердловск,1992. 183с.

  11. Овчинникова Л.В. Русская литературная сказка XX века. История, классификация, поэтика. М., 2003.312 с.

  12. Пассов Е. И. Диалог культур: социальный и образовательный аспекты. — Мир русского слова, 2001. № 2.

  13. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Изд-во 2-е. –СПб

  14. Пропп В.Я. Морфология сказки. – Academia. – Л.- 1928.

  15. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976, 375 с.

  16. Розенталь Д.Э. Секреты стилистики. М., 2002. Слово о словах. Л., 1971

  17. Рогожникова Р.П. Школьный словарь устаревших слов русского языка.М., «Просвещение». 1996.

  18. Савченко С.В Русская народная сказка. – Киев- 1914.

  19. Стеблин- Каменский М.И. Фольклор и литература СССР. – 1972.

  20. Стилистика русского языка: Учебное пособие для общеобразовательных учебных заведений. — М., «Дрофа», 1996.

  21. Сутеев В. Сказки и картинки. М., 2002. 230 с.

  22. Успенский Л.В. Слово о словах. Л., 1971

  23. Федоров А.В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы): Для институтов и факультетов иностр. языков. Учеб. пособие. — 5-е изд. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.:

  24. Чернец, Л.В. Литературные жанры (проблемы типологии и поэтики) / Л.В. Чернец. – М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1982

  25. Хруслов Г. В., Маркина Н. А., Прохоров Ю. Е. Мы родом из сказки…: Учебное пособие для иностранных студентов-филологов. – Санкт-Петербург: Златоуст, 2004.

  26. Milne A.A. The World of Winnie-the-Pooh. M., 1983, 445 с.

Валерий ДАНИЛЕНКО

ДУХОВНАЯ КУЛЬТУРА

Чудеса в русской сказочной картине мира

РЕЛИГИЯ

Некоторые религиозные персонажи встречаются в русских сказках, но из религиозных они превращены в них в сказочные. Выражаясь по-учёному, фееризация мифических героев в сказках осуществляется через их демифологизацию.

Язычество

Водяной, леший, домовой и т.п. мифические персонажи утрачивают в сказках свою религиозную природу и оказываются в одном ряду с другими сказочными героями – Кощеем Бессмертным, бабой-ягой и др. В их существование ни сказочники, ни их слушатели уже не верят.

Как откровенная насмешка над верой в домового звучит сказочка «Иванушка и домовой»:

«Иванушка ходил в лаптях. Заходит он в свою избу. Матери дома не было. Услыхал – кто-то в избе пыхтит. Испугался он, дверями хлопнул и побежал. У него оборка от лаптя на ноге развязалась. Прищемило её в дверях, он и упал. И закричал:

– Батюшки! Спасите! Домовой меня держит! 

Прибежали соседи, подняли Иванушку, а он чуть жив. И тут разобрали, в чём дело: испугался он лаптя на своей ноге, оборки и квашни. То-то смеху было!» (Сказки народов мира в десяти томах. Т.1. Русские народные сказки. Сост., вступит. ст. и примеч. В.П. Аникина. М., 1987 (в дальнейшем – РНС). С.504).

Христианство

Иисус Христос демифологизируется в сказке «Волк-дурень». Его фееризация осуществляется за счёт сказочного контекста. В качестве его просителя в сказке выступает волк. Он изображён как типичный персонаж из сказок о животных – чересчур доверчивый и неудачливый.

Сначала волк обращается к Христу с такими словами: «Господи! Мне есть хочется!» (Народные русские сказки А.Н. Афанасьева. Л., 1983 (в дальнейшем – Аф.). С.42). Христос ему отвечает: «Поди, съешь кобылу» (там же). Съесть кобылу волку не удаётся. Чересчур он доверчивый. Кобыла попросила его стать сзади да так треснула его по зубам своими копытами, что тот еле жив остался.

Волк обращается к Христу во второй раз. «Ступай, – говорит Христос, – съешь барана». Баран, как и кобыла, обманывает доверчивого волка. Пообещал сам ему запрыгнуть в рот, разбежавшись с горы, а сам ударил его своим бараньим лбом и был таков.

В третий раз обращается волк к Христу. Тот отвечает: «Поди, съешь портного». Но и с портным у волка вышла промашка. Эта промашка стоила ему жизни. Не помог ему Христос. Несчастного волка разорвали на куски его собратья – волки.

Не помогает Иисус Христос и многим его служителям. Сплошь и рядом они не следуют его заповедям. Многим из них до христианских идеалов так же далеко, как до солнца.

О невежестве русского духовенства нам рассказывают русские сказки. Так, в сказке «Неграмотная деревня» читаем: «Деревня была неграмотна; поп неграмотный, дьякон неграмотный, да и дьячок неграмотный. А церковь была, приход служили» (РНС. С.596). Эту церковь решил посетить архиерей. Поп и дьякон были в панике. Они не имели понятия о церковной службе.

«А дьякон сказал: “А как-нибудь, сваракосим как-нибудь”». Сваракосили они песенку, которая никакого отношения к религии не имеет:

О-о-о! Из-за острова Кельястрова

Выбегала лодочка осиновая,

Нос-корма раскрашенная,

На середке гребцы-молодцы,

Тура-мара и пара.

Как же отреагировал на такую церковную, с позволения сказать, службу архиерей?

«Архиерей вышел да рукой махнул:

– Служите как служили! 

Да и уехал прочь».

Фомка-шут в одноимённой сказке не только обманывает попа и попадью, но и обворовывает. Он сказал попадье, будто её муж велел ей передать ему семьсот рублей, чтобы купить семь сёл. Та поверила. Дала ему деньги. Вот как заканчивается эта сказка:

«Попадья встречает:

– Что, батька, купил семь сёл, семь деревень? 

– Каких, свет? 

– Как же, Фомка-шут от тебя приезжал да семьсот рублей денег взял! 

– Ах он вор этакой! Нечего сказать: славную сшутил шутку!» (РНС. С.592).

Фомка-шут обворовал попа, но в контексте других сказок о попах это выглядит как месть за их собственное воровство. Так, в сказке «Поп и дьякон» речь идёт о воровстве попа и дьякона. Последний воровал у мужиков лошадей и прятал их в лесу, а первый указывал по чёрной книге, в каком месте находятся украденные лошади. За это мужики выкладывали попу-ворожею сотенку.

«Мужики сотенку вынимали, алчному попу в руки давали. Сотенку поп взял, про лошадей им рассказал:

– Идите в поле, лошади в рву стоят, аржану соломушку едят. 

Мужики в поле пошли и лошадушек нашли».

НАУКА

Подавляющее большинство русского народа вплоть до советских времён оставалось неграмотным. Представление о науке у него было смутным. Оно сводилось по существу к освоению грамоты. Это представление нашло отражение в сказке «Два Ивана – солдатских сына».

В этой сказке мы можем прочитать такие слова:

«Пошли мальчики в рост; как пшеничное тесто на опаре, так кверху и тянутся. Стукнуло ребяткам десять лет, отдала их мать в науку; скоро они научились грамоте и боярских, и купеческих детей за пояс заткнули – никто лучше их не сумеет ни прочитать, ни написать, ни ответу дать» (РНС. С.307).

Жило, вместе с тем, в простом народе и другое представление о науке. Это представление было связано с колдовством. Многим русским людям казалось, что колдуны обладают высшими знаниями, которые недоступны обычным людям. Это представление нашло отражение в сказке «Хитрая наука».

По этой сказке мы можем судить об уважительном отношении бедных людей к науке. Об этом свидетельствует первый абзац этой сказки:

«Жили себе дед да баба, был у них сын. Старик-то был бедный; хотелось ему отдать сына в науку, чтоб смолоду был родителям своим на утеху, под старость на перемену, да что станешь делать, коли достатку нет! Водил он его, водил по городам – авось возьмёт кто в ученье; нет, никто не взялся учить без денег» (РНС. С.336).

Но старик не сдался: опять пошёл в город. Ему повстречался человек. Он попросил старика отдать сына ему в учение:

«Только пришли они в город, попадается им навстречу человек и спрашивает деда:

– Что, старичок, пригорюнился? 

– Как мне не пригорюниться! – сказал дед. – Вот водил, водил сына, никто не берёт без денег в науку, а денег нетути! 

– Ну так отдай его мне, – говорит встречный, – я его в три года выучу всем хитростям. А через три года, в этот самый день, в этот самый час, приходи за сыном; да смотри: коли не просрочишь, придёшь вовремя да узнаешь своего сына – возьмёшь его назад, а коли нет, так оставаться ему у меня». 

 Старик так обрадовался, что даже не спросил встречного, каким хитростям он будет учить его сына. Отдал ему сына в учение, а встречный-то был колдун. Он научил нового ученика не чему-нибудь, а оборотничеству. Его ученик освоил не только эту хитрую науку, но и сумел освободиться от колдуна-учителя.

Освобождение главного героя от колдуна в анализируемой сказке составляет её главное содержание. Ему пришлось пройти через множество испытаний, чтобы достичь своей цели – соединиться со своей семьёй. В достижении этой цели ему помогла «хитрая наука» – способность к оборотничеству. Он оборачивается то птичкой, то собачкой, то лошадью, то ершом. В конце концов он победил колдуна, которого в конце сказки задрал ястреб, когда этот колдун превратил себя в петуха.

В сказке «Вещий сон» мы встречаемся с новой «хитрой наукой». Эта наука таится в волшебной книге. Её хозяйка – коварная Елена Прекрасная. Чтобы отделаться от жениха – царевича – она устраивает ему испытания. Но выдерживает он эти испытания не благодаря себе, а благодаря купеческому сыну Ивану.

Благодаря помощи Ивана, царевич достигает своей цели – женится на Елене Прекрасной. Но эта цель далась помощнику царевича с великим трудом. Всё дело в том, что у Елены Прекрасной была волшебная книга, по которой она узнавала о поступках Ивана. После его победы над нею, она заглянула в эту книгу:

«Рассердилась Елена Прекрасная, побежала в свою почивальню и стала смотреть в волшебную книгу: сам ли царевич угадывает или кто ему помогает? И видит по книге, что не он хитёр, а хитёр его слуга, Иван – купеческий сын» (РНС. С.290).

Не помогла Елене Прекрасной её волшебная книга. Пришлось ей выходить замуж за царевича:

«С досады ухватила она свою волшебную книгу и забросила в печь».

Волшебная книга – источник знаний, которые достигаются чудесным образом. Подобным образом приобрёл знания старичок из сказки «Летучий корабль». Он помог Ивану, которого окружающие несправедливо выставляют за дурня, изготовить новое техническое чудо – летучий корабль.

В сказке «Деревянный орёл» речь идёт об осуществлении новой мечты. В ней рассказывается о том, как искусный столяр по заданию царя изготовил из дерева такого орла, на котором этот столяр взлетел на воздух, как на самолёте:

«Сел столяр на орла и повернул винтик. Поднял его орёл и мигом вылетел по воздуху из царской палаты. Кинулись все к окнам, смотрят, рты разинули, а столяр над царским двором в воздухе разные круги делает. Влево повернёт винтик – орёл книзу летит, вправо повернёт – подымается. У царя от удивления корона на затылок съехала, глядит он в окошко, оторваться не может. А все кругом словно замерли. Такого мастерства никто не видывал».

ИСКУССТВО

 Красота – вот базовая эстетическая категория. Вот прилагательные, с помощью которых в наших сказках описывается красавица: ненаглядная, невообразимая, неописанная, неописуемая, неслыханная, невиданная, несказанная, неоценённая, непокрытая красота (краса).

Вот как описана царевна в сказке «Семь Симеонов»:

«…у окна в далёком тереме сидит красавица царевна, румяна, белолица и тонкокожа: видно, как мозги переливаются по косточкам» (РНС. 323).

Носительницами красоты в сказках могут быть не только царевны, но и другие девушки. Так, в сказке «Морской царь и Василиса Премудрая» описываются девушки-голубицы:

«Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.

Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; и была она всех пригожее, всех красивее!».

Не всегда внешняя красота сочетается с внутренней. Яркий пример – Елена Прекрасная. С одной стороны, она оправдывает свой титул – Прекрасная – не только по внешней красоте, но и внутренней. Такова она, например, в сказках «Иван-царевич и серый волк» и «Василий-царевич и Елена Прекрасная», но, с другой стороны, в таких сказках, как «Медное, серебряное и золотое царства», «Вещий сон» и «Чудесная рубашка» она прекрасна лишь внешне, но внутренне – безобразна. Она изображена в них как особа хитрая, коварная и злобная.

Женская красота производит на человека чарующее впечатление. Такое же впечатление призвано производить на него искусство. Особое внимание в русских сказках уделено музыкальному искусству. Музыкальным инструментам в них приписываются чудесные свойства. Так, в сказке «Пастушья дудочка» на дудочке играет пастушок Иванушка.

Нанялся Иванушка к одному хозяину овец пасти. Этот хозяин был очень жадный. Он предъявил новому пастушку условие: если из стада пропадёт хоть одна овца, платить ему он не будет. Так он поступал со всеми прежними пастухами и оставлял их без оплаты. Но Иванушку выручила его дудочка. Она была не простая, а чудесная:

«Ходят овцы по полянке, щиплют траву. А Иванушка за ними посматривает. Как увидит, что какая овца хочет в лес забежать, сейчас на дудочке заиграет. Все овцы к нему и бегут» (РНС. С.489).

Прознал об этой дудочке хозяин. Как бы ему не пришлось раскошеливаться! Рассказал он о дудочке своей жене. Та заявила, что её никакая дудочка не проймёт. Но вышло иначе:

«Вынул он дудочку и стал плясовую наигрывать. А хозяйка в это время тесто месила. Не удержалась она и пошла плясать. Пляшет, а сама переваливает тесто с руки на руку.

А Иванушка всё быстрее да быстрее, всё громче да громче играет. И хозяйка всё быстрее да быстрее пляшет».

К ней сначала присоединился хозяин, а потом пустились в пляс и овцы, и куры, и коровы, и собаки.

Вот как заканчивается эта сказка:

«До самого вечера играл Иванушка. Утром получил он своё жалованье и ушёл к отцу, к матери. А хозяин с хозяйкой в избу спрятались. Сидят и показаться людям на глаза не смеют».

НРАВСТВЕННОСТЬ

 В сказках, как известно, добро побеждает зло. Победа добра над злом в них есть победа их положительных героев над отрицательными. Эта победа даётся им нелегко. Но им помогают чудесные помощники и предметы. Вот почему она выглядит в сказках как чудо.

Победа добра над злом в сказках не сводится к участию в них добрых волшебных сил. Её обусловливают также те или иные нравственные качества положительных героев – любовь, трудолюбие, щедрость и т.п. добродетели. Им противостоят соответственные пороки – ненависть, лень, скупость и т.п. пороки. Победа добра над злом в таком случае выглядит как победа добродетелей над пороками. Выделю важнейшие из них.

Любовь и ненависть

Отношения любви и ненависти в сказках очень разнообразны – между женихом и невестой, мужем и женой, родителями и детьми, родными братьями, сводными сёстрами и т.д. В этих отношениях отражены представления сказочников о семье. Им придаётся в наших сказках фундаментальное значение.

Жениху в сказках часто приходится завоёвывать невесту. Он должен успешно пройти через испытания, которые она ему устраивает. Так, Елена Прекрасная в сказке «Чудесная рубашка» объявила по всему свету, что она выйдет замуж только за того, кто победит Змея Горыныча.

Зверские испытания для женихов устраивала героиня сказки «Елена Премудрая». Она устраивала им игру в прятки: если найдёт – отрубит претенденту голову и повесит на спицу.

Подобные испытания может устраивать не царевна-невеста, а её царь-отец. Обычно он обещает выдать свою дочь замуж за того, кто сумеет выполнить его задания. На их выполнение может отважиться далеко не каждый, поскольку того, кто их не сумеет выполнить, ждёт смерть. С лёгкостью необыкновенной царь заявляет: «Если не сослужишь этой службы (не добудешь, не найдешь, не сделаешь, не выстроишь), то мой меч – твоя голова с плеч».

Весьма драматическими в наших сказках часто выглядят отношения между мужем и женой. Так, в сказке «Мотовило» муж отучил свою жену от лени проверенным способом – плетью:

«Как взял муж плеть – как она вскочит да бежать. Куда и лень подевалась!

И стали они хорошо жить».

Родители в наших сказках по-разному относятся к своим детям. Отвратительным выглядит отношение к сыну у царицы, изображённой в сказке «Притворная болезнь». После смерти мужа эта царица до умопомрачения влюбилась в Пана Плешевича – лютого врага её сына Ивана-царевича. Этого Пана Плешевича он победил в битве и заточил в темнице. Но его мать сошлась с ним настолько, что забыла о своей материнской любви:

«А был Пан Плешевич куда хорош и пригож! Увидала его царица, мать Ивана-царевича, полюбила и стала частенько навещать его в темнице.

Однажды говорит ей Пан Плешевич:

– Как бы нам сына твоего, Ивана-царевича, убить? Стал бы я с тобой вместе царствовать! 

Царица ему в ответ:

– Я бы очень рада была, если б ты убил его» (РНС. С.144-145).

Пану Плешевичу удалось убить Ивана-царевича, но сказка должна иметь счастливый конец. Ивана-царевича оживили его малые дети, которые вынули своего отца из могилы и натёрли чудесным корешком. Воскресший Иван-царевич мать не тронул, а Пана Плешевича предал лютой смерти.

В сказке «Белая уточка», напротив, обрисован образ настоящей матери. В этой сказке рассказывается о том, как ведьма превратила княжну в белую уточку, а сама приняла её вид. Белая уточка снесла три яичка и вывела из них деточек. Этих деточек загубила ведьма. Подлетела к их телам белая уточка и завопила человеческим голосом:

Кря, кря, мои деточки!

Кря, кря, голубяточки!

Погубила вас ведьма старая,

Ведьма старая, змея лютая,

Змея лютая, подколодная;

Отняла у вас отца рóдного,

Отца рóдного – моего мужа,

Потопила нас в быстрой реченьке,

Обратила нас в белых уточек,

А сама живёт – величается!

Услышал эти слова князь и понял, что произошло. Ведьму уничтожили, деток оживили живящей и говорящей водою и, как и их матери, вернули им человеческий облик.

Носителями любви во многих сказках выступают в семье третий сын и падчерица. Им противостоят старшие братья третьего сына и мачеха со своей родной дочерью.

Третий сын лучше своих старших братьев во многих сказках – таких, как «Иван-царевич и серый волк», «Медное, серебреное и золотое царства», «Сивко-бурко», «Царевна-лягушка», «Летучий корабль» и др. Ситуация в них во многом похожа: третий сын способен на любовь, а его старшие братья – не способны. Третий сын в конечном счёте добивается успеха, а старшие ему завидуют. Более того, с лёгкостью необыкновенной они часто убивают своего младшего брата. Но его возвращает к жизни мёртвая и живая вода.

Образ падчерицы выведен во многих русских сказках – таких, как «Баба-яга», «Девушка в колодце», «Морозко», «Волшебная дудочка», «Арысь-поле», «Чернушка», «Дочь и падчерица» и др. Эти сказки во многом похожи друг на друга. В каждой из них мачеха злобная и завистливая, а падчерица – пригожая, угодливая, приветливая, ласковая, обходительная, отзывчивая, трудолюбивая, смиренная.

В своей ненависти к падчерице мачеха не останавливается ни перед чем. Её заветная цель – сжить падчерицу со свету. С этой целью она отправляет несчастную девушку то на съедение бабе-яге («Баба-яга»), то в колодец («Девушка в колодце»), то в зимний лес в трескучий мороз («Морозко»). Мачехина дочь топит падчерицу в болоте («Волшебная дудочка»). И т.д.

В сказке «Морозко» чудесным помощником падчерицы оказался дед Мороз. Она ему понравилась своим обхождением с ним. Он сжалился над нею и с ног до головы осыпал её сказочными подарками:

«Поехал старик в лес, доезжает до того места, – под большою елью сидит его дочь, весёлая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около – короб с богатыми подарками».

Трудолюбие и лень

В стихотворении «Что нужно, чтобы жить с умом?» Александр Твардовский так написал о труде: «Он всех основ основа».

Подобным образом относились к труду и наши сказочники. Они расценивали труд как высшую ценность. Но труд их соплеменников был порой таким изнурительным, что они мечтали о чудесном труде – труде, который совершают волшебные силы. Вот почему в сказках действуют чудесные предметы и чудесные помощники их героев. Они созидают чудесный труд.

Помощники, созидающие в сказках чудесный труд, многообразны. В качестве чудесных помощников в сказке «Морской царь и Василиса Премудрая» выступают, например, не кто-нибудь, а муравьи.

В сказке «Хаврошечка» работу, непосильную для её главной героини, выполняет чудесная коровушка:

«Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать.

– Коровушка-матушка! Меня бьют-журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню мне велено пять пудов напрясть, наткать, побелить и в трубы покатать.

А коровушка ей в ответ:

– Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – всё будет сработано.

Так и сбывалось. Влезет Хаврошечка коровушке в одно ушко, вылезет из другого – всё готово: и наткано, и побелено, и в трубы покатано» (РНС. С.207).

Не могла обойтись без чудесных помощников и царевна-лягушка в известной сказке. Задания, которые ей даёт царь, непосильны для обычного человека, но у царевны-лягушки есть чудесные мамки-няньки. Для них не составляет особого труда испечь невиданный мягкий белый хлеб или соткать невиданный шёлковый ковёр.

Ленивые люди в наших сказках – не редкость. О неслыханной лени мы узнаём из сказки «Лень да Отеть»:

«Про Лень все знают: кто от других слыхал, кто встречался, кто знается и дружбу ведёт. Лень – она прилипчива: в ногах путается, руки связывает, а если голову обхватит – спать повалит.

Отеть Лени ленивее была» (РНС. С.694).

Лень в этой сказке выжила, а Отеть погибла. Как это произошло? Лень, хоть и с передышкой, съела яблоко, которое ей само в рот упало, а Отети было лень и челюстями двигать. Лень отодвинулась от огня, а Отети и от огня лень было отдалиться. Сказка кончается призывом к борьбе с ленью:

«Так Отеть голодом да огнём себя извела. Стали люди учиться, хоть и с леностью, а учиться. Стали работать уметь, хоть и с ленью, а работать. Меньше стали драку заводить из-за каждого куска, лоскутка. А как лень изживём – счастливо заживём».

ПОЛИТИКА

 Далеко не всегда в обществе справедливость побеждает несправедливость. Мечта о том, чтобы справедливость всегда в нём торжествовала над несправедливостью, нашла воплощение в сказках.

В.П. Аникин писал: «Сказочники волшебным повествованием хотели поддержать само стремление народа к справедливости. Благополучный исход сказок несомненно носит утопический характер. Он свидетельствовал о том времени, когда народ мучительно искал выхода из трагических социальных условий. Волшебная сказка приобрела стилевые черты высокого романтического искусства, утверждающего гуманные цели и стремления народных масс, их веру в высшие нравственные начала, в торжество социальной справедливости» (Аникин В.П. Русская народная сказка. М., 1877. С.157-158).

Победа справедливости над несправедливостью в сказках изображается как чудо.

Это чудо связано с двумя главными источниками: с одной стороны, борцы за справедливость наделяются в сказках сверхъестественными качествами, а с другой стороны, торжеству справедливости над несправедливостью в них способствуют чудесные силы.

Главными борцами за справедливость в волшебных сказках являются богатыри. Им противостоят грозные противники – многоголовые змеи, Кощей Бессмертный и тому подобные персонажи. Эти персонажи обладают сказочной силой. В сказке «Про глупого змея и умного солдата» змей похваляется перед солдатом:

«Поднял змей большущий камень и говорит:

Смотри, солдат: я этот камень одной лапой раздавлю – только песок посыплется! 

– Дави, посмотрю! 

Змей взял камень в горсть и стиснул, да так крепко, что он в мелкий песок обратился, искры во все стороны посыпались» (РНС. С.349).

Если вспомнить, что у змея может быть то три, то шесть, то девять, а то и двенадцать огнедышащих голов, то становится понятным: чтобы победить такое грозное чудовище, богатырю мало обладать неслыханной силой, ему необходима также поддержка со стороны чудесных помощников.

Ох, нелёгкая эта работа – победить змея! В особенности, если у него двенадцать голов. В сказке «Иван-крестьянский сын и мужичок сам с перст, усы на семь верст» бой Ивана-богатыря с таким змеем описан следующим образом:

«Воротился и стал против змея, и когда они разошлись и ударились, то Иван с первого раза срубил у змея четыре головы, а сам по колена в землю ушёл; во второй раз разошлись – Иван три головы срубил, а сам по пояс в землю ушёл; в третий раз разошлись – ещё три головы отсёк, сам по грудь ушёл; наконец одну срубил – по шейку ушёл». Последнюю голову змею отрубили товарищи Ивана-крестьянского сына. Они и вытащили его из земли.

Не всегда достаточно отрубить змею (чуду-юду) его головы, поскольку они могут снова прирастать к его плечам. Вот в каком положении оказался богатырь в сказке «Иван Быкович»:

«Размахнулся своим острым мечом и срубил чуду-юду три головы. Чудо-юдо подхватил эти головы, черкнул по ним своим огненным пальцем – и тотчас все головы приросли, будто и с плеч не падали! Плохо пришлось Ивану Быковичу; чудо-юдо стал одолевать его, по колена вогнал в сыру землю.

– Стой, нечистая сила! Цари-короли сражаются, и те замиренье делают; а мы с тобой ужли будем воевать без роздыху? Дай мне роздыху хоть до трёх раз» (РС. С.23).

Змей согласился, но и в новом бою головы продолжали прирастать к плечам змея. Догадался Иван Быкович – отсёк чуду-юду его огненный палец. Головы перестали прирастать:

«Богатырский конь прибежал, начал бить его копытами; а Иван Быкович тем временем вылез из земли, приловчился и отсёк чуду-юду огненный палец. После того давай рубить ему головы, сшиб все до единой, туловище на мелкие части разнял и побросал все в реку Смородину».

Для победы над Кощеем (Кошем) Бессмертным, как и над змеем, тоже требуется богатырская сила. Такой силой обладает Иван-царевич в сказке «Кощей Бессмертный». В одном из афанасьевских её вариантов рассказывается о том, как Кощей похитил мать Ивана-царевича и держал её в плену в своём царстве. Другая пленница Кощея его предупреждает:

«Трудно доступать мать, Иван-царевич! Он ведь бессмертный – убьёт тебя. Ко мне он часто ездит… вон у него меч в пятьсот пудов, поднимешь ли его?» (РС. С.134). 500 пудов – это 8000 килограммов, т.е. 8 тонн.

Иван-царевич продемонстрировал свою богатырскую силу: «Не только поднял меч, ещё бросил кверху» (там же).

Но одной богатырской силы для победы над Кощеем мало. Надо ещё суметь добраться до его смерти. Вот как он ответил на вопрос матери Ивана-царевича о том, где его смерть:

«У меня смерть, в таком-то месте; там стоит дуб, под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце моя смерть».

Добраться до смерти Кощея Ивану-царевичу помогли чудесные помощницы – волчица, ворона и щука. Когда в руках Ивана-царевича оказалось яйцо, Кощей взмолился: «Не бей меня, Иван-царевич, станем жить дружно; нам весь мир будет покорен». Но «Иван-царевич не обольстился его словами, раздавил яичко и Кош Бессмертный умер».

ЯЗЫК

В том случае, когда язык рассматривается как средство общения, имеют в виду его коммуникативную функцию. В том случае, когда он рассматривается как средство познания, подразумевают его когнитивную функцию. В том случае, наконец, когда слово переходит в дело, в нём усматривают его прагматическую функцию. Каждая из этих функций в сказках подвергается фееризации, т.е. наделяется чудесным своеобразием.

Коммуникативная функция языка

Чудесное своеобразие коммуникативной функции языка в сказках бросается в глаза: язык в них используется как средство общения их героев не только с такими сугубо сказочными персонажами, как Змей Горыныч, Кощей Бессмертный, баба-яга и т.п., но и с животными. Последние в сказках о животных говорят по-человечьи друг с другом. Более того, иногда в сказках на человеческом языке говорят растения и даже неодушевлённые предметы. Сфера использования языка в сказках, таким образом, охватывает по существу весь мир.

В сказке «Золотой башмачок» мать невзлюбила свою младшую дочь. Она заставляла её выполнять непосильную работу. У девочки появилась чудесная помощница – говорящая рыбка, которую она пожалела и пустила в колодец.

«Девушка пошла за водой, сидит у колодца и плачет; рыбка выплыла наверх и спрашивает ее:

Об чем ты, красная девица, плачешь? 

Как же не плакать мне? отвечает ей красная девица. Мати нарядила сестру мою в самолучшее лопотьё, ушла с ней к обедне, а меня оставила дома и велела вычистить две меры ржи до прихода своего из церкви! 

Рыбка говорит:

Не плачь, ступай наряжайся да поезжай в церковь; будет рожь вычищена!» (Три царства – медное, серебряное и золотое. Русские сказки. Сост.Ю.Ильина. М.– Мн., 1992. С.138).

В сказке «Баба-яга» заговорила берёзка:

«Подскочила баба-яга к берёзке:

– Почему девчонке глаза не выстегала?

Берёзка ей отвечает:

– Я тебе столько лет служу, ты меня ниточкой не перевязала, а она мне ленточку подарила!» (РНС. С.89-90).

В сказках могут говорить даже неодушевлённые предметы. Приведу здесь сказку «Пузырь, соломинка и лапоть» целиком:

«Жили-были пузырь, соломинка и лапоть.

Пошли они в лес дрова рубить. Дошли до реки и не знают, как перейти через реку.

Лапоть говорит пузырю:

– Пузырь, давай на тебе переплывём! 

– Нет, лапоть! Пусть лучше соломинка перетянется с берега на берег, мы по ней перейдем. 

Соломинка перетянулась с берега на берег. Лапоть пошёл по соломинке, она и переломилась. Лапоть упал в воду.

А пузырь хохотал, хохотал, да и лопнул» (РНС. С.455-456).

В сказке «Заколдованная королевна» говорит ветер, а в сказке «Баба-яга» – ворота:

«Подбежала баба-яга к воротам:

– Почему не скрипели, почему не хлопали? Зачем девчонку со двора выпустили?..

Ворота говорят:

– Мы тебе столько лет служим, ты нам и водицы под пяточки не подлила, а она нам маслица не пожалела!» (РНС. С.89).

Когнитивная функция языка

Чудесное своеобразие когнитивной функции языка состоит в том, что с помощью языка некоторые сказочные герои могут передавать другим героям такие знания, которые обладают чудесной познавательной ценностью. Эти знания могут быть названы чудесными.

Носителями чудесных знаний в сказках чаще всего выступают либо чудесные помощники, либо герои, наделённые необыкновенными умственными способностями.

В роли чудесных помощников могут выступать как животные, так и люди. Так, в сказке «Жар-птица и Василиса-царица», напоминающей «Конька-горбунка» Петра Ершова, чудесными знаниями наделён богатырский конь стрельца-молодца. В самом начале сказки он предупредил своего хозяина о том, чтобы тот не показывал золотое перо жар-птицы царю, которое он нашёл на дороге:

«Не бери золотого пера; возьмёшь – горе узнаешь!» (РС. С.42).

 Сразу возникает вопрос: откуда этот конь знает об этом? Неведомо. Чудесными пророческими знаниями его наделил сказочник.

Не послушался стрелец своего коня. Начались его мытарства. Царь отправляет стрельца за самой жар-птицей. Конь ему говорит:

«Я ж тебе говорил: не бери пера, горе узнаешь! Ну да не бойся, не печалься: это ещё не беда, беда впереди! Ступай к царю, проси, чтоб к завтрему сто кулей белоярой пшеницы по всему чистому полю было разбросано».

Поймали жар-птицу, когда она прилетела клевать белоярую пшеницу. Царь не унимается: отправляет его за тридевять земель к Василисе-царевне. Во второй раз конь спас стрельца: привезли к царю Василису-царевну. Но она отказалась выходить замуж за царя до тех пор, пока стрелец не достанет со дна моря её подвенечное платье. В третий раз конь выручает стрельца: добывает это платье. На этом сказка не кончается.

Василиса-царевна велит стрельцу искупаться в кипящем котле. В четвёртый раз конь спасает своего хозяина. Вынырнул стрелец из этого котла таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Царь сиганул в этот же котёл и сварился. Стрелец занял его место и женился на Василисе-царевне.

Каждый раз конь в этой сказке заранее знает, что не нужно показывать перо жар-птицы царю, где и как нужно ловить жар-птицу, где и как найти Василису, где и как добыть её подвенечное платье и как стрельцу не свариться в кипятке. Откуда у него взялись такие знания? Неизвестно. Он – носитель чудесных знаний. Этими знаниями он делится со стрельцом и тем самым вытаскивает его из очередной беды.

Во многих сказках в качестве носителей чудесных знаний выступают таинственные старики. Так, в сказке «Летучий корабль» на помощь Ивану, которого окружающие воспринимают как дурня, приходит старичок, который будто с неба свалился, и учит его, как сделать летучий корабль из сосны:

«Старичок говорит:

– Ну, коли просишь совет тебе подать, слушай: возьми-ка ты свой топор и отеши эту сосну с боков: вот этак!

И показал, как надо обтёсывать.

Послушался дурень старичка – обтесал сосну так, как он показывал. Обтёсывает он, диву даётся: топор так сам и ходит, так и ходит!

– Теперь, – говорит старичок, – обделывай сосну с концов: вот так и вот этак!» (РНС. С.116).

Осталось приделать паруса из холста и летучий корабль готов. Забрался на него Иван и полетел искать своё счастье. Спасибо старичку! Спасибо за его чудесные знания!

Прагматическая функция языка

Прагматическая функция языка, рассматриваемая в отношении к божественным существам, выступает в религиозном сознании как магическая функция. В чистом виде эта функция представлена в заклинаниях. Благодаря им человек, установивший контакт со сверхъестественными существами, может совершать чудеса – исцелять неизлечимо больных, воскрешать мёртвых и т.д. Жрец (колдун, шаман и т.д.) преобразовывает мир без участия каких-либо материальных сил.

Магической функцией языка наделены и некоторые сказочные герои. Так, в сказке «Во лбу солнце, на затылке месяц, по бокам звёзды» рассказывается о том, как жену Ивана-царевича оболгали её злые сёстры. По решению главного судьи ей выкололи глаза, засмолили вместе с младенцем в бочку и бросили в море. Младенец рос «не по дням, а по часам; скоро пришёл в смысл, стал разумен и говорит:

– Сударыня матушка! Когда б, по моему прошенью, мы пристали к берегу! 

Бочка остановилась.

Сударыня матушка, когда б, по моему прошенью, наша бочка лопнула! 

Только он молвил, бочка развалилась надвое, и они с матерью вышли на берег.

– Сударыня матушка! Какое весёлое, славное место; жаль, что ты не видишь ни солнца, ни неба, ни травки-муравки. По моему прошенью, когда б здесь явилась банька! 

Ту ж минуту как из земли выросла баня: двери сами растворились, печи затопились, и вода закипела» (РНС. С.260-261).

Слова молодого царевича здесь переходят в дело без участия каких-либо материальных сил. Сказал – и бочка развалилась надвое, сказал – и появилась банька. Перед нами магическая (чудодейственная) функция языка в чистейшем виде!

Магической функцией сказочник наделил речь мальчика из сказки «Счастливое дитя». Этого мальчика украл у купеческой четы приказчик Фёдор ещё в младенчестве. Когда купеческий мальчик подрос, он узнал о том, что произошло. Решил отомстить Фёдору. Ему это очень легко удалось. Он произнёс в адрес Фёдора такие слова:

«По моему прошенью, по божьему изволенью будь ты, негодяй, собакою!» (Аф. С.284).

Чудесным образом это желание осуществилось:

«В ту ж минуту Фёдор обернулся собакою; мальчик надел ему на шею железную цепь и повёл к своему отцу».

Магическая функция языка предполагает переход слова в дело без участия внешних сил. Чудодейственным в этом случае становится само слово. Это чудесное слово.

В сказке «Иван Быкович» поведано об умениях Сварожича Велеса. Его ипостаси Объедало и Опивайло пить-есть разумеют. Так постигается опыт творений Бога и Вед понимание ясное. Тот старичок, который умеет в бане париться, управляется с огнём первородных начал; а звездочёт является пастухом небесного стада. Пятый владеет наукой перевоплощения, а потому и горазд ершом плавать в окиян-море, он оборачивается воробышком, летает по поднебесью, превращается в тура или волка и рыскает по дорогам царств вселенной.

Афанасьев в примечании к своему собранию сказок указывает на многовариантность сюжета о способностях Велеса: «Русских – 30, белорусских – 11, украинских – 34 «. Например, как в следующей украинской сказке.

Летучий корабль

Жили-были мужик да баба. Жили они в любви и согласии. И был у них сынок Коля. Однажды Колина мать захворала неведомой болезнью и умерла. Погоревал мужик, погоревал, а потом опять женился, так как трудно ему было без жены с хозяйством управляться.

Сперва Коле хорошо жилось. Мачеха любила его как родного сына. Но прошёл год-другой и будто кто-то подменил мачеху. Стала она донимать Колю разной работой, да всё время ругать и попрекать. Наработается он за день, так устанет, что еле-еле до постели доберётся, а мачеха всё недовольна. Но Коля был добрый, терпел и никогда не жаловался отцу, чтобы не огорчать его. Так дожил он до пятнадцати лет.

Как-то раз злая мачеха положила Коле в торбу чёрствых корок и послала его в лес по дрова. А до леса далеко идти было – десять вёрст с гаком. Шёл, шёл бедный мальчик, задумался о своём горьком житье, затужил и заплакал. Вдруг видит – подходит к нему седой старичок и говорит:

– Здорово, сынок! Куда путь держишь?

– Здравствуй, дедушка, – отвечает Коля. – Иду я в лес по дрова.

– А что ты, сынок, плачешь?

– Да как же мне, дедушка, не плакать? – Горькое у меня житье. Нет у меня родной матушки. А мачеха совсем заморила работой и впроголодь держит. И доброго слова от неё не слышу – одни только попреки.

Вздохнул старик, покачал головой и говорит:

– Вот оно что. Ну ладно, сынок. Давай сядем, отдохнём и поедим. Вынимай из торбы, что там у тебя есть.

– Да ты, дедушка, и есть не станешь. У меня в торбе одни только чёрствые корки.

– Ничего, давай, что есть.

Сошли они с дороги и сели на травку. Сунул Коля руку в торбу и вынул не корки, что мачеха положила, а мягкий пшеничный каравай. Удивился он, а старик посмеивается:

– Вот видишь, сынок, что у тебя в торбе было. А ты говорил, что не стану я есть.

Смотрит Коля на хлеб и не знает, что сказать, а старик говорит:

– Ешь, сынок. И я с тобой поем. Стали они есть. Давно Коля не едал такого вкусного хлеба. Наелся вволю. А от каравая ломоть остался. Положил он его в торбу, а в ней другой каравай. Ещё больше удивился Коля.

А старик поблагодарил его за угощение и сказал:

– Слушай, сынок, что я тебе скажу. Добрый ты парень, а живёшь худо. Хочу я тебе помочь. Ежели ты меня послушаешься, хорошо жить станешь. Ступай в лес и разыщи там поляну, на которой растёт большой дуб. Стукни по тому дубу три раза топором, а сам ложись ничком и лежи, покуда к тебе люди не подойдут. Начнут они тебе разные вещи предлагать, но ты не вставай и от всего отказывайся. А вот когда они спросят:

«Не нужен ли тебе, молодец, летучий корабль?» – ты мигом встань и ответь: «Нужен мне летучий корабль!» Тут он и появится перед тобой. Садись в корабль, поднимай парус и отправляйся в престольный град. И кого ни увидишь по дороге, забирай с собой!

Поблагодарил Коля старика. Потом они попрощались. Старик пошёл своей дорогой, а Коля в лес отправился. Отыскал он в лесу поляну, на которой большой дуб стоял. Ударил по нему три раза топором и лёг ничком на землю. Прошло немного времени, слышит Коля – подходят к нему люди и спрашивают:

– Эй, молодец, не хочешь ли ты поесть?

– Нет, не хочу, – отвечает Коля.

– Может, тебе денег надо?

– Нет, не надо.

– Может, наряды дорогие хочешь?

– И дорогих нарядов не хочу! Чего только не предлагали Коле неведомые люди, от всего он отказывался. Наконец, спросили его люди:

– Не нужен ли тебе, молодец, летучий корабль?

Тут Коля мигом вскочил на ноги и говорит:

– Нужен мне летучий корабль!

И сразу же появился перед ним летучий корабль. Сел Коля в корабль, натянул парус и полетел. Летит, летит, а сам всё на землю смотрит. Вдруг видит он – идёт по дороге мужик и несёт за спиной корзину с хлебом.

Подлетел к нему Коля и спрашивает:

– Куда ты, добрый человек, идёшь?

– Иду в село за хлебом, проголодался я.

– Да ведь у тебя за спиной полная корзина хлеба!

– А мне этого хлеба – один раз куснуть!

Подивился Коля, – ну и прожорливый мужик! Вспомнил он наказ старика и говорит:

– Садись, дяденька в корабль. Полетим в престольный град, там хлеба много.

Согласился мужик. Полетели они дальше вдвоём. Летели, летели, видят – лежит на дороге мужик, прижался ухом к земле и слушает. Остановил Коля свой корабль и говорит:

– Здравствуй, добрый человек! Что это ты делаешь?

– Да вот слушаю, что в престольном граде люди говорят.

– А мы как раз туда летим. Садись с нами!

Согласился мужик. Полетел корабль дальше. Летели они, летели, видят – стоит на дороге стрелок и прицеливается, а кругом ничего не видно. Поздоровался с ним Коля и спрашивает:

– В кого это ты целишься? Ведь никого поблизости нет.

– А я по близкой цели не стреляю, – отвечает стрелок. – Я всё по дальним стреляю. Вот сейчас в престольном граде сидит на кресте колокольни муха. И хочу я, чтобы моя стрела попала этой мухе в правый глаз.

– Неужто ты за столько вёрст муху разглядел?

– Это что! – ответил стрелок. – Я ещё дальше вижу.

– А мы как раз в столицу летим. Садись с нами! Согласился стрелок. Полетел корабль дальше. Летели они, летели, видят – по дороге человек на одной ноге скачет, а другая у него к уху привязана.

– Здравствуй добрый человек, – сказал Коля. – Что это ты на одной ноге скачешь?

– А потому я скачу на одной ноге, – отвечает человек, – что ежели на обе стану, за пять шагов весь свет обойду. А я не хочу.

– Куда же ты идёшь?

– В столицу.

– Садись с нами!

Сел человек в летучий корабль. Полетели они дальше.

Летели, летели, видят – ходит по берегу озера какой-то мужик, будто что-то ищет. Подлетел Коля к нему и спрашивает:

– Что ты тут ходишь и ищешь, добрый человек?

– Пить хочу, – отвечает мужик, – да никак воды не найду.

– Да ведь перед тобой целое озеро! Что же ты не пьёшь?

– А много ли в нём воды! Мне и на один глоток не хватит!

– Тогда садись с нами! Мы в столицу летим. А она на большой реке стоит, напьёшься вволю!

Сел мужик, полетели они дальше.

Летели они, летели, видят – идёт мужик к лесу, а сам тащит на спине целую вязанку дров.

Подлетел к нему Коля и спрашивает:

– Почему же ты, добрый человек, несёшь дрова в лес? Ведь в лесу можно нарубить дров, сколько хочешь!

А мужик отвечает:

– Это дрова не простые, а волшебные. Ежели кто меня обидит, то я эти поленья на землю брошу, и появится непобедимое войско – тут тебе и пехота, и артиллерия, и кавалерия!

– А не хочешь ли ты полететь с нами в столицу?

Согласился мужик. Полетели они дальше. Повстречали ещё одного мужика. Идёт он и тащит мешок соломы. Поздоровался с мужиком Коля и спрашивает:

– Куда это ты солому несёшь?

– В село.

– Неужто в селе соломы нет?

– Есть, да не такая. Не простая у меня солома. Какая бы жарища не стояла, как бы солнышко не пекло, только раскидаю эту солому – сразу холодно станет и всё вокруг инеем покроется.

– Хочешь полететь с нами в престольный град?

Согласился мужик. Полетели они дальше. Долго они летели, нет ли, но прилетели в столицу царства. А у царя этого царства была дочь-красавица. Когда Коля посадил свой корабль на площади, то весь город сбежался поглядеть на такое чудо. Как увидела царевна летучий корабль, захотелось ей покататься на нём. Пригласила она Колю во дворец и стала упрашивать:

– Покатай меня на летучем корабле. Хочется мне поглядеть на столицу с высоты! А Коля говорит:

– Покатаю я ту пригожую девицу, которая согласится замуж за меня выйти.

Пошла царевна к отцу и говорит ему:

– Очень мне хочется покататься на летучем корабле. А этот деревенщина хочет, чтобы я за это замуж за него вышла. Как же я, царевна, за крестьянина выйду? Надо что-то придумать.

Стали царь с царевной думать и гадать, как завладеть летучим кораблём. И решили они погубить Колю хитростью. Вызвал царь Колю во дворец и говорит:

– Ладно, согласен я выдать свою дочь за тебя замуж. Присылай сватов, а я им выставлю угощенье – сорок караваев и сорокаведерную бочку вина. Ежели они всё это в один присест съедят, отдам за тебя дочку, а нет – вот мой меч, твоя голова с плеч!

Услышал всё это Слухало и рассказал товарищам. Приходит Коля из дворца, голову повесил, вздыхает. Хотел он было сесть в летучий корабль, да и улететь из столицы подобру-поздорову. Но тут подошли к нему Объедало с Опивало и говорят:

– Что ты, Коля, пригорюнился, или забыл про нас? Мы тебе поможем. Посылай нас сватать царевну!

Обрадовался Коля и послал их во дворец. Пришли сваты во дворец, сели за стол. Объедало как принялся уплетать – все сорок караваев съел и ещё просит. А Опивало одним духом выпил сорокаведерную бочку вина и тоже ещё просит.

Удивился царь. Никогда он ещё таких обжор и выпивох не видел. Пошёл к царевне, и стали они опять думать и гадать, как бы Колю со свету сжить. Придумали новую задачу. Вызвал царь Колю во дворец и говорит:

– Отдам за тебя дочку, но сперва ты должен подарить ей обручальное кольцо. А кольцо это находится в дальнем царстве, за тридевять земель отсюда. Ежели ты за три часа не принесёшь это кольцо – прикажу отрубить тебе голову.

Услыхал всё это Слухало и рассказал товарищам. Приходит Коля мрачнее тучи. Не знает, что и делать. Уж не лучше ли, думает, улететь ему из столицы, пока голова цела! А Скороход и говорит ему:

– Что ты, Коля, пригорюнился? Я тебе помогу. Не через три, а через два часа будет у тебя кольцо для царевны.

Отвязал Скороход ногу от уха, сделал пару шагов и очутился в тридевятом царстве. Раздобыл обручальное кольцо и повернул обратно. Шагнул раз, и захотелось ему вдруг отдохнуть немного. Прилёг Скороход под тенистым дубом, да и заснул глубоким сном.

Ждёт Коля Скорохода. Два часа уже прошло, а его всё нет и нет. Встревожился он. «Пропал я», – думает. Увидел Слухало, что Коля ни живой, ни мёртвый сидит. Подошёл к нему и спрашивает:

– Что с тобой?

– Да вот, говорил Скороход, что воротится через два часа, а уже третий час на исходе. Пропала моя головушка! Приложил тогда Слухало ухо к земле и давай слушать. Послушал и. говорит:

– Не горюй, Коля. Спит он, такой-сякой, под дубом. Спит-храпит, носом посвистывает!

– Что же мы теперь делать будем? спрашивает Коля. – Как его разбудить?

Тут Стрелок и говорит:

Не бойся, я его сейчас разбужу! Взял Стрелок ружьё, прицелился и пальнул прямо в дуб. Сбила пуля ветку. Упала она на Скорохода. Проснулся он, вскочил на ноги и руками всплеснул.

– Как же это я так заспался? Шагнул раз и очутился перед Колей. Взял Коля у него обручальное кольцо и побежал во дворец.

– Вот тебе, царевна, колечко. Принёс я его вовремя. Удивились царь с
царевной. Стали они опять думать и гадать, как погубить Колю. И придумали. Снова вызвал царь его во дворец и говорит:

– Надо тебе, молодец, перед свадьбой в баню сходить, помыться да попариться.

– Ладно, – сказал Коля.

А царевна в это время велела слугам чугунную баню докрасна накалить. Подойти к ней нельзя, не то что мыться. Слухало слышал, как царь с царевной договаривались погубить Колю, и рассказал товарищам.

Повели слуги Колю в баню, а за ним Морозко со своей соломой пошёл. Подходят они к бане, а из двери прямо огнём пышет, от жару дух захватывает. Подскочили слуги, втолкнули Колю и Морозко в баню и дверь заложили. Но Морозко раскинул солому, и в бане вмиг сделалось так холодно, что даже стены покрылись инеем. Прошёл час-другой. Кликнул царь своих слуг.

– Ступайте в баню, поглядите, что там делается. Наверно, от жениха с мужиком только зола осталась. Пошли слуги в баню, отворили дверь. А Коля сидит на печи и говорит:

– Плохая у царя банька! Так холодно, будто никогда её не топили. Замёрзли мы совсем!

Побежали слуги к царю и рассказали про это чудо. Удивились царь с царевной, и снова принялись думать и гадать, как им Колю со свету сжить. Решили они силой отобрать у него летучий корабль, а самого в темницу бросить и уморить голодом.

Вызвал царь генералов, приказал им собрать свои полки и взять Колю в плен.

А Слухало, конечно, всё это услышал и рассказал товарищам.

Испугался Коля никогда он не воевал и войны не видал. Решил он сесть на свой корабль и улететь подальше от этого ненавистного царства. Но тут подошёл к нему мужик с вязанкой дров и говорит:

– Чего ты, Коля, испугался? Я тебе помогу с царским войском справиться.

А в это время царские полки вышли на площадь и окружили летучий корабль.

Снял мужик свою вязанку с плеч и начал бросать полешки во все стороны. Появилось перед царскими полками непобедимое войско и пехота, и кавалерия, и артиллерия. Стоит войско и ждёт сигнала, чтобы войну начать. Подал Коля сигнал, и ударило волшебное войско по царским полкам. Не успели царь с царевной оглянуться, как все их солдаты разбежались кто куда, а сами они в плену оказались. Отправил Коля царя в ту самую баню, в которой его живьём сжечь хотели. Потом подошёл к царевне и говорит:

– Не хочу я жениться на тебе. Хотели вы с царём погубить меня, да ничего не вышло. Помогли мне мои товарищи. И придётся тебе сейчас выбирать либо уйти прочь из этого царства-государства, либо сидеть в чугунной бане со своим отцом, покуда не замёрзнете.

Упала царевна перед Колей на колени и принялась молить его о прощении. Поклялась, что станет доброй, хорошей, упрашивала его жениться на ней. Но Коля не женился на царевне, а прогнал её вместе с царём прочь. Народ был этому очень рад, потому что Коля освободил его из-под власти злого царя.

И никогда с той поры в этом государстве никакого царя не было.

Эта украинская сказка, как и многие другие, напоминает о Николе Можайском – Сварожиче Велесе. Фольклор из глубины тысячелетий хранит о нём память. В пословице молвится: «Нет лучше брани, как Никола с нами!» 19 декабря (6 декабря в допетровском летосчислении) родительский праздник называют братчиной в честь чудотворца Велеса – Николы зимнего.

Велес в образе старика дарит Коле летучий корабль и кормит вкусным караваем хлеба. Здесь каравай хлеба – это опыт творений Бога. В сказке раскрываются умения Николы-Велеса. Объедало может сорок караваев съесть и ещё попросить. Опивало одним духом выпивает сорокаведёрную бочку вина. Слухало за несколько вёрст слышит. Воинство мужика с вязанкой дров (для вселенской печки) неустрашимо и несчётно. Скороход за пять шагов весь свет обойдёт. Морозко любой жар загасит, Стрелок далеко видит. А в сказке «Иван Быкович» ещё и поведано, что Сварожич, как звёздный пастух лучший звездочёт.

Ðàññìîòðåíèå ñìåõîâîé ïîâåñòè XVII â. «Ñêàçàíèå î ðîñêîøíîì æèòèè è âåñåëèè» êàê âîïëîùåíèÿ íàðîäíûõ ïðåäñòàâëåíèé î ðàå ïðè ïîìîùè ñðàâíèòåëüíîãî àíàëèçà ñ ôîëüêëîðíûìè æàíðàìè ñêàçêè è íåáûëèöû-ïåðåâåðòûøà. Ìíîãîìåðíîñòü ôîëüêëîðíîãî òåêñòà ïîâåñòè.

Ñòóäåíòû, àñïèðàíòû, ìîëîäûå ó÷åíûå, èñïîëüçóþùèå áàçó çíàíèé â ñâîåé ó÷åáå è ðàáîòå, áóäóò âàì î÷åíü áëàãîäàðíû.

Ðàçìåùåíî íà http://www.allbest.ru/

Ðàçìåùåíî íà http://www.allbest.ru/

«Ñêàçàíèå î ðîñêîøíîì æèòèè è âåñåëèè» êàê ìîäåëü ðàÿ â ôîëüêëîðíîì êëþ÷å

Î.Ì. Áóðåíêî, È.Í. Ðàéêîâà

 ñòàòüå âïåðâûå ðàññìàòðèâàåòñÿ ñìåõîâàÿ ïîâåñòü XVII â. «Ñêàçàíèå î ðîñêîøíîì æèòèè è âåñåëèè» êàê âîïëîùåíèå íàðîäíûõ ïðåäñòàâëåíèé î ðàå ïðè ïîìîùè ñðàâíèòåëüíîãî àíàëèçà ñ ôîëüêëîðíûìè æàíðàìè ñêàçêè è íåáûëèöû-ïåðåâåðòûøà. Ñäåëàí âûâîä î ïîâåñòè êàê ñëîæíîì è ìíîãîìåðíîì òåêñòå, íå òîëüêî ïîâåñòâóþùåì î ìå÷òàíèÿõ îáû÷íîãî ÷åëîâåêà æèòü â äîâîëüñòâå è ïðàçäíîñòè, íî è âîññîçäàþùåì íåêóþ ìîäåëü çàãðîáíîé, ðàéñêîé æèçíè, îðèåíòèðîâàííóþ íà ôîëüêëîðíóþ òðàäèöèþ.

Êëþ÷åâûå ñëîâà: äðåâíåðóññêàÿ ïîâåñòü; ôîëüêëîð; ñêàçêà; íåáûëèöà-ïåðåâåðòûø; çàãðîáíûé ìèð.

Î.M. Burenko, I.N. Raikova

«A Tale of a luxurious Life and Fun» as a Model of Paradise in the Folk Perspective

The article is a pioneer in considering the laughing story of the XVII century «A tale of a luxurious life and fun» as the embodiment of folk ideas about Paradise by means of a comparative analysis with the folklore genres of fairy tales and fable-shifter. The conclusion is drawn about the story as a complex and multidimensional text that not only dwells on the aspirations of an ordinary person to live in contentment and idleness, but also recreates a certain model of the afterlife, Paradise life, focused on the folklore tradition. Keywords: ancient Russian story; folklore; fairy tale; fairy tale-shifter; afterlife.

Àíîíèìíûé ïàìÿòíèê ðóññêîé äåìîêðàòè÷åñêîé ëèòåðàòóðû XVII â. «Ñêàçàíèå î ðîñêîøíîì æèòèè è âåñåëèè» ñîõðàíèëñÿ â åäèíñòâåííîì, äîâîëüíî ïîçäíåì ñïèñêå.  êîëëåêòèâíîé ìîíîãðàôèè î äðåâíåðóññêîì ñìåõå ïîâåñòü îòíåñåíà ê ñìåõîâûì òåêñòàì ïåðåõîäíîé ýïîõè, áåçûìÿííûå àâòîðû êîòîðûõ âûñòóïàëè íîñèòåëÿìè èíîãî, ïðîòèâîïîëîæíîãî îôèöèàëüíîìó ìèðîâîççðåíèÿ, ñîçäàâàëè ñîáñòâåííóþ êàðòèíó ìèðà, ñâÿçàííóþ ñî ñòèõèåé ñìåõîâîé êóëüòóðû [7].

Íà íàø âçãëÿä, «Ñêàçàíèå…», îáëàäàÿ ìèðîâîççðåí÷åñêîé ãëóáèíîé è áëåñòÿùåé ëàêîíè÷íîé ôîðìîé, íåçàñëóæåííî îáäåëåíî âíèìàíèåì èññëåäîâàòåëåé: î íåì ïèñàëè ëèøü â òðóäàõ îáçîðíîãî õàðàêòåðà, ñðàâíèòåëüíûé æå àíàëèç åãî ñ ôîëüêëîðíûì ìàòåðèàëîì ðàçíûõ æàíðîâ ïðåäïðèíèìàåòñÿ âïåðâûå.

Ïîâåñòü äåòàëüíî îïèñûâàåò «èäåàëüíûé» ìèð îáæîð è ïüÿíèö, ãäå âñåãî âäîâîëü è âñå çåìíûå áëàãà äîñòóïíû êàæäîìó. Ýòî íåêèé ðàé äëÿ îáû÷íîãî ÷åëîâåêà, èçìó÷åííîãî òÿæåëûì òðóäîì è íå èìåâøåãî îïûòà æèçíè â äîñòàòêå. Ðàé, îáåùàþùèé ïîçàáîòèòüñÿ î òåëå, à íå î äóøå, à ïîòîìó íå èìåþùèé íè÷åãî îáùåãî ñ òðàäèöèîííûìè ðåëèãèîçíûìè ïðåäñòàâëåíèÿìè î Öàðñòâå Õðèñòîâîì.  ïîâåñòè îòñóòñòâóþò íàçèäàòåëüíûå ìîòèâû. Â.Ï. Àäðèàíî- âà-Ïåðåòö ñïðàâåäëèâî îòìå÷àåò, ÷òî «Ñêàçàíèå.», â êîòîðîì «âñå ÷ðåçâû÷àéíî êîíêðåòíî», «íè â ìàëîé ìåðå íå íàïîìèíàåò òðàäèöèîííûå ïðåäñòàâëåíèÿ äðåâíåðóññêîé ëèòåðàòóðû î ðàå» [5, ñ. 240].

Îäíàêî ýòî è íå «çåìíîé ðàé», ïîäîáíûé óòîïè÷åñêèì ëåãåíäàì î äàëåêèõ ñ÷àñòëèâûõ çåìëÿõ âðîäå Äàóðèè è Áåëîâîäüÿ. Ïîïûòàåìñÿ äîêàçàòü, ÷òî «Ñêàçàíèå…» ðèñóåò ðàé â ôîëüêëîðíîì êëþ÷å è åãî «èäåàëüíûé» ìèð âî ìíîãîì îðèåíòèðîâàí íà íàðîäíûå ïðåäñòàâëåíèÿ î çàãðîáíîì ñóùåñòâîâàíèè. Êàê áûëî ïîêàçàíî íàìè ðàíåå, «ôîëüêëîðíûé òàíàòîñ», õàðàêòåðíûé äëÿ ðàçíîýòíè÷åñêèõ òðàäèöèé è ðàçíûìè ãðàíÿìè ïðåëîìëÿþùèéñÿ â íåñêîëüêèõ æàíðàõ, ñâÿçàí ñ íåèçìåííîé âåðîé «â òî, ÷òî ñìåðòü ôèçè÷åñêàÿ íå ôèíàë» [13, ñ. 136]. Íàðîä ïðè ýòîì ìîæåò ìîäåëèðîâàòü â òåêñòàõ êàðòèíó çàãðîáíîãî ìèðà («òîãî ñâåòà»).

Ìû óñòàíîâèëè ìíîãîîáðàçíûå ñâÿçè êîðîòêîé ïîâåñòè òàëàíòëèâîãî àâòîðà ñ ðóññêîé ôîëüêëîðíîé òðàäèöèåé ðàçëè÷íûõ æàíðîâ: îáðÿäîâîé ïîýçèè, çàãîâîðîâ, ïàðåìèé, íî â ðàìêàõ íàñòîÿùåé ñòàòüè îñòàíîâèìñÿ òîëüêî íà äâóõ — ñêàçêàõ è íåáûëèöàõ.

Âîçäåéñòâèå íàðîäíîé ñêàçêè íà ïîâåñòü ìîæíî ïðîñëåäèòü âî ìíîãèõ ÷åðòàõ åå ñîäåðæàíèÿ è ôîðìû.

Æàíð ôîëüêëîðíîé ñêàçêè ïîäðàçóìåâàåò îòñóòñòâèå èñòîðè÷íîñòè ïîâåñòâîâàíèÿ, ñîçíàòåëüíóþ óñòàíîâêó íà âûìûñåë, ñîçäàíèå îñîáîãî óñëîâíîãî ìèðà, ëèøü îòäàëåííî íàïîìèíàþùåãî ðåàëüíîñòü. «Ñêàçàíèå.» òîæå ïîâåñòâîâàíèå î íåâèäàííûõ ôàíòàñòè÷åñêèõ ìåñòàõ, î ñîáûòèÿõ, ïðîèñõîäÿùèõ â óñëîâíîì, íåðåàëüíîì âðåìåíè, â êîòîðîì îòñóòñòâóåò äàæå ñìåíà âðåìåí ãîäà. Îêðóæàþùàÿ äåéñòâèòåëüíîñòü â åå çðèìîé êîíêðåòèêå è ÿâëåíèÿ, íåâîçìîæíûå â ðåàëüíîì ìèðå, ãàðìîíè÷íî ñîñóùåñòâóþò è â ñêàçêå, è â ïîâåñòè.

Ñàìîå íà÷àëî «Ñêàçàíèÿ.» ïîçâîëÿåò ïðîâåñòè ïàðàëëåëü ñ óñòíîé íàðîäíîé ñêàçêîé, ãäå åñòü óñòîé÷èâàÿ èíèöèàëüíàÿ ôîðìóëà: «Â íåêîòîðîì öàðñòâå, â íåêîòîðîì ãîñóäàðñòâå». Îòêðûâàÿ «Ñêàçàíèå.», ÷èòàåì: «Íå â êîåì ãîñóäàðñòâå äîáðû è ÷åñòíû äâîðÿíèí âíîâü ïîæàëîâàí ïîìåñòèöîì ìàëûì» [6, ñ. 409]. Ïîìèìî ëåêñè÷åñêîãî ñõîäñòâà äâóõ çà÷èíîâ, î÷åâèäíî èñïîëüçîâàíèå àâòîðîì ðèòìèçîâàííîé ïðîçû, ïðèñóùåé íàðîäíîé ñêàçêå. Ðèòìè÷íîñòü, äàæå íàïåâíîñòü, ñêàçî÷íîãî ïîâåñòâîâàíèÿ è â òî æå âðåìÿ ñìûñëîâîå âûäåëåíèå ýïèòåòà ÷àñòî äîñòèãàþòñÿ èñïîëüçîâàíèåì èíâåðñèè, íàïðèìåð: êðàñàâèöà ïèñàíàÿ; ñûíîâüÿ ìîè ìèëûå; ñîëíöå êðàñíîå, ðå÷êà áûñòðàÿ è ïð. Ïîäîáíîå ïîñòðîåíèå ôðàç åñòü è â «Ñêàçàíèè.», â ñàìîì åãî íà÷àëå: «.ðîùåé èçáðàíûõ, åçåðü ñëàäêîâîäíûõ, ðåê ìíîãîðûáíûõ, çåìåëü äîáðîïëîäíûõ» [6, ñ. 409].

 ïîâåñòè âñòðå÷àþòñÿ è äðóãèå òðàäèöèîííûå ñêàçî÷íûå ôîðìóëû, îáùèå ìåñòà. Òàê, äëÿ ôîëüêëîðíîé ñêàçêè õàðàêòåðíî îïèñàíèå óñëîâíîãî ìåñòà äåéñòâèÿ è ïåðåìåùåíèÿ ãåðîÿ.  «Ñêàçàíèè.» îïèñàíèå ìåñòà ïðåäñòàâëåíî òàê: «È òî åâî ïîìåñòüå ìåæ ðåê è ìîðÿ, ïîäëå ãîð è ïîëÿ, ìåæ äóáðîâ è ñàäîâ è ðîùåé èçáðàíûõ.» [6, ñ. 409]. Ïîä÷åðêíóòà íåîïðåäåëåííîñòü è â òî æå âðåìÿ ïðîìåæóòî÷íîñòü ìåñòîïîëîæåíèÿ: îíî êàê áû íà ãðàíèöå äâóõ ëîêóñîâ. È íå ñëó÷àéíî çäåñü óïîìèíàíèå ðåêè.

 ôîëüêëîðíûõ ñêàçêàõ êóëüìèíàöèîííûå ñîáûòèÿ ïðîèñõîäÿò, íàïðèìåð, íà êàëèíîâîì ìîñòó, íà ðåêå ñìîðîäèíîâîé. Äàííàÿ ôîðìóëà äîñòàòî÷íî ðàñïðîñòðàíåíà è âñòðå÷àåòñÿ â íåñêîëüêèõ ñþæåòàõ: «Áîé íà Êàëèíîâîì ìîñòó», «Èâàí Áûêîâè÷», «Èâàí — êðåñòüÿíñêèé ñûí è ìóæè÷îê ñàì ñ ïåðñò, óñû íà ñåìü âåðñò» è äð. Â.ß. Ïðîïï âûäâèíóë ãèïîòåçó, ÷òî ïîäîáíîå ìåñòîïîëîæåíèå íåñåò â ñåáå ñêðûòûé ñìûñë: ãåðîé íàõîäèòñÿ ìåæäó æèçíüþ è ñìåðòüþ, ðåêà æå âûñòóïàåò â êà÷åñòâå ãðàíèöû, ýòî âàæíûé ðóáåæ â ïóòåøåñòâèÿõ ãåðîÿ ìåæäó äâóìÿ ìèðàìè [11, ñ. 182-190]. Ðåêà â ìèôîëîãèè è óñòíîé ïðîçå ìíîãèõ íàðîäîâ ìèðà ñèìâîëèçèðóåò ãðàíèöó ìåæäó ìèðîì æèâûõ è ìèðîì ìåðòâûõ.  êîíòåêñòå «Îêàçàíèÿ…» ïîäîáíàÿ èíòåðïðåòàöèÿ ïðîñòðàíñòâåííûõ êîîðäèíàò «èäåàëüíîãî öàðñòâà» òàêæå îêàçûâàåòñÿ íåáåçîñíîâàòåëüíîé.

Ê îïèñàíèþ ïðîñòðàíñòâà áåçûìÿííûé àâòîð îáðàùàåòñÿ åùå ðàç â ñàìîì ôèíàëå ïîâåñòè, è çäåñü ìû ÷èòàåì ëàêîíè÷íóþ è íåîäíîçíà÷íóþ ïî ñìûñëó, äàæå çàãàäî÷íóþ, ôðàçó: «À êîãî ïåðåâåçóò Äóíàé, òîò äîìîé íå äóìàé» [6, ñ. 411].

Ïî ìíîãèì ëåãåíäàì, ðåêà Äóíàé ïðîòåêàåò ñðåäè ðàÿ, à íàïèòüñÿ âîäû èç ýòîé ðåêè îçíà÷àåò èëè çàáûòü âñå, ÷òî ëþáèë äî òîãî, èëè îêàçàòüñÿ íàâåêè ïî òó ñòîðîíó ÿâè, èëè æå ïðèêîñíóòüñÿ ê ñàêðàëüíûì òàéíàì. Òî åñòü ïîäòåêñò ôðàçû ðàñêðûâàåò ãëóáèííûé ñìûñë ïðîèçâåäåíèÿ: ïîïàâøèé â «èäåàëüíûé» ìèð íàâñåãäà çàáóäåò äîðîãó äîìîé.

Èäåþ òîãî, ÷òî ðåêà Äóíàé è åå âîäà â ôîëüêëîðå ñëàâÿíñêèõ íàðîäîâ îòêðûâàåò ïóòü íà òîò ñâåò, áûëà ðàçðàáîòàíà Ä.À. Ìà÷èíñêèì â êíèãå «Ñêèôèÿ — Ðîññèÿ. Óçëîâûå ñîáûòèÿ è ñêâîçíûå ïðîáëåìû» [8, ñ. 9-11]. Ó÷åíûé ïèøåò î ìíîãîçíà÷íîì îáðàçå ðåêè Äóíàé êàê ñàêðàëüíîãî ìåñòà, êîòîðîå, íàðÿäó ñ ïðî÷èì, ñâÿçàíî ó âîñòî÷íûõ ñëàâÿí ñ îáðàçîì ñìåðòè, ïåðåïðàâîé â çàãðîáíûé ìèð.  êà÷åñòâå ïðèìåðà îí ïðèâîäèò ñåâåðíîðóññêèé çàãîâîð, îïèñûâàþùèé Äóíàé êàê íåêîå îòäàëåííîå ñâÿùåííîå ìåñòî: «Íà âîñòî÷íîé ñòîðîíå åñòü Äóíàé ðåêà. ×åðåç òó Äóíàé ðåêó åñòü êàëèííûé ìîñò, íà òîì ìîñòó ñòîèò ñòîë. Íà òîì ñòîëå ñèäèò ìàòü ïðåñâåòà áîãîðîäèöà.» [8, ñ. 10]. Äàííûé òåêñò ñîäåðæèò è ïðèìå÷àòåëüíóþ îòñûëêó ê «êàëèííîìó ìîñòó» — âàðèàíòó óïîìèíàâøåãîñÿ íàìè êàëèíîâîãî ìîñòà ðóññêîé ñêàçêè êàê ïîãðàíè÷íîãî ëîêóñà.

Â.ß. Ïåòðóõèí, îïèðàÿñü íà âûâîäû Ä.À. Ìà÷èíñêîãî è ëèíãâèñòè÷åñêèé ìàòåðèàë, íàéäåííûé Ò.Â. Öèâüÿí [14, ñ. 167-200], ïðèâëåêàåò òåêñòû áîëãàðñêèõ è ðóññêèõ ñâàäåáíûõ ïåñåí, âêëþ÷àþùèå ðåêó Äóíàé â îáðàçíóþ êàðòèíó ðàÿ [10, URL]. Äëÿ íàñ íàèáîëüøèé èíòåðåñ ïðåäñòàâëÿåò óêðàèíñêàÿ òðàäèöèÿ, ïðåäñòàâëÿâøàÿ Äóíàé â îáðàçå Ìëå÷íîãî Ïóòè — äîðîãè èç Ìîñêâû â Èåðóñàëèì, î êîòîðîé ãîâîðÿò: «Ïèøîâ íà Äóíàé, òà è äî äîìó íå äóìàé», ÷òî ïðàêòè÷åñêè äîñëîâíî ñîâïàäàåò ñ êîíöîâêîé «Ñêàçàíèÿ.». Èíòåðåñíî, ÷òî â ïîâåñòè íàìåê áîëåå ïðîçðà÷íûé: çà Äóíàé ÷åëîâåê íå ïîéäåò ñàì — åãî «ïåðåâåçóò».

Ìíîãèå èññëåäîâàòåëè â îáçîðíûõ ìàòåðèàëàõ îòìå÷àëè, ÷òî ýòà ïîâåñòü — ëèòåðàòóðíàÿ âåðñèÿ ñêàçêè î ìîëî÷íûõ ðåêàõ ñ êèñåëüíûìè áåðåãàìè.  ñîâðåìåííîì ñëîâîóïîòðåáëåíèè «ìîëî÷íûå ðåêè ñ êèñåëüíûìè áåðåãàìè» — ðàñïðîñòðàíåííûé ôðàçåîëîãèçì, îáîçíà÷àþùèé íåèñ÷åðïàåìîå áîãàòñòâî, èçîáèëèå âñåãî æåëàåìîãî, î êîòîðîì ìîæíî òîëüêî ìå÷òàòü. Ñîãëàñíî ôðàçåîëîãè÷åñêîìó ñëîâàðþ ðåêè èç ìîëîêà ÿâëÿþòñÿ îáðàçîì ïîñòîÿííîãî èñòî÷íèêà æèçíè â íåîãðàíè÷åííîì êîëè÷åñòâå, ÷òî ñèìâîëèçèðóåò èçîáèëüíóþ, ðîñêîøíóþ æèçíü. Êèñåëüíûå æå áåðåãà äîïîëíÿþò ýòîò îáðàç, ñîçäàþò åãî íàöèîíàëüíóþ ñàìîáûòíîñòü, òàê êàê êèñåëü — îáðÿäîâîå áëþäî ñëàâÿí.  ñëîâàðíîé ñòàòüå îòìå÷åíà ñâÿçü ñ íàðîäíûìè ïðåäñòàâëåíèÿìè î òîì ñâåòå: ðåêà êàê ïåðåïðàâà è êèñåëü êàê ïîìèíàëüíàÿ ïèùà [2].  íàøè äíè âûðàæåíèå ÷àùå óïîòðåáëÿåòñÿ èðîíè÷åñêè, êîãäà ïîäðàçóìåâàþòñÿ íåñáûòî÷íûå æåëàíèÿ.

Òàêèå óäèâèòåëüíûå ðåêè óïîìÿíóòû âî ìíîãèõ ñþæåòàõ âîëøåáíûõ ñêàçîê, íàïðèìåð «Òðè öàðñòâà — ìåäíîå, ñåðåáðÿíîå è çîëîòîå»: äåéñòâèå åå ÿêîáû ïðîèñõîäèëî «â òî äàâíåå âðåìÿ, <…> êîãäà ðåêè òåêëè ìîëî÷íûå, áåðåãà áûëè êèñåëüíûå, à ïî ïîëÿì ëåòàëè æàðåíûå êóðîïàòêè» [3, ñ. 195] (êñòàòè, è â «Ñêàçàíèè.» óïîìÿíóòû çîëîòûå, ñåðåáðÿíûå è ìåäíûå ðóäû).

Äàííûé ôðàçåîëîãèçì âîñõîäèò ê äðåâíåìó îñîçíàíèþ ìèðà â êîîðäèíàòàõ, îïðåäåëåííûõ ìèôîëîãè÷åñêèìè îïïîçèöèÿìè «ñâîé — ÷óæîé», «äàëåêèé — áëèçêèé». Ñîãëàñíî ãèïîòåçàì îá èñòîðè÷åñêèõ êîðíÿõ äâîåìèðèÿ âîëøåáíîé ñêàçêè ìîëî÷íûå ðåêè è êèñåëüíûå áåðåãà íàõîäÿòñÿ â öàðñòâå ìåðòâûõ, äàëåêî îò ðåàëüíîãî ìèðà. Ýòî ñâîåîáðàçíûé ñêàçî÷íûé ðàé, ìåñòî, ãäå òàêæå ñâåòèò ñîëíöå, åñòü ïòèöû è æèâîòíûå, íî òàì ïðåäñòàâëåíû íåèñ÷èñëÿåìûå áîãàòñòâà â âèäå çîëîòà è äðàãîöåííîñòåé.  ýòîì öàðñòâå âñåãäà íåèñ÷åðïàåìîå èçîáèëèå, ðîñêîøü, «âå÷íîå ïîòðåáëåíèå» [11, ñ. 251-252].

«Ñêàçàíèå.» ïî ñîäåðæàíèþ ïîëíîñòüþ ñîîòâåòñòâóåò ýòîìó îïðåäåëåíèþ. Ïòèöû, ðûáû, çâåðè, çîëîòî, äðàãîöåííûå êàìíè, íåñêîí÷àåìîå âåñåëèå è ïðàçäíîñòü ïðåäñòàâëåíû â íåì ñ ïîèñòèíå ñêàçî÷íûì ðàçìàõîì. Ýòî òàêîå öàðñòâî, êîòîðîå íàõîäèòñÿ «äàëåêî» îò «ñâîèõ», íî òàì âñåãî íå òîëüêî äîñòàòî÷íî, íî è â èçáûòêå.

Îòìåòèì, ÷òî â íåêîòîðûõ ñþæåòàõ âîëøåáíîé ñêàçêè, ê ïðèìåðó, î Âàñèëèñå Ïðåìóäðîé ìîëî÷íûå ðåêè ïðåîáðàçîâàíû â ìåäîâûå ðåêè, íî îáùåå çíà÷åíèå ñèìâîëà îñòàåòñÿ ïðåæíèì: îáèëèå, äîñòàòîê, äîáàâèëàñü åùå è êîííîòàöèÿ ñëàäêîé æèçíè.  ðóññêèõ ñêàçêàõ òðàäèöèîííà êîíöîâêà: È ÿ òàì áûë, ìåä, ïèâî ïèë, ïî óñàì òåêëî, à â ðîò íå ïîïàëî, — êàê øóòî÷íîå, áàëàãóðíîå ñâèäåòåëüñòâî ñêàçî÷íèêà, ÿêîáû îí ëè÷íî ïðèñóòñòâîâàë íà ñâàäüáå ãëàâíûõ ãåðîåâ è ìîæåò âûñòóïàòü åå ñâèäåòåëåì. Îäíàêî ïî âàðèàíòàì èçîáðàæàåìàÿ êàðòèíêà íàñòîëüêî íåðåàëüíà, ÷òî äîêàçûâàåò îáðàòíîå: êàê íå ìîæåò áûòü òàêîãî ïèðà, òàê è íå áûëî â äåéñòâèòåëüíîñòè ñîáûòèé ñêàçêè. Òàê, â ñêàçêå «Èâàí Áûêîâè÷»: «Íà òîì ïèðó è ÿ áûë, ìåä-âèíî ïèë, ïî óñàì òåêëî, äà â ðîò íå ïîïàëî; òóò ìåíÿ óãîùàëè: îòíÿëè ëîõàíêó îò áûêà, äà íàëèëè ìîëîêà; ïîòîì äàëè êàëà÷à, â òó æ ëîõàíêó ïîìî÷à. ß íå ïèë, íå åë, âçäóìàë óïèðàòüñÿ, ñî ìíîé ñòàëè äðàòüñÿ; ÿ íàäåë êîëïàê, ñòàëè â øåþ òîëêàòü!» [3, ñ. 232]. Çäåñü ñêàçî÷íèê è øóòîâñêîé êîëïàê íàäåâàåò íà ñåáÿ.

 ñêàçî÷íîé êîíöîâêå çàÿâëåíà è òðàäèöèîííàÿ âàêõè÷åñêàÿ òåìà (åñëè áëèæå ê äðåâíåðóññêîé êíèæíîñòè — òåìà áðàæíè÷åñòâà): àëêîãîëüíûì íàïèòêîì â íåé ÿâëÿåòñÿ íå òîëüêî ïèâî/âèíî, êàê ìîæíî áûëî áû ïîäóìàòü, íî è ìåä, ïîýòîìó «ìåä ïèë», à íå åë. Ïèòíûé ìåä, ñòàâëåíûé ìåä, õìåëüíîé ìåä — ñòàðèííûå ðóññêèå (è íå òîëüêî — îíè áûòîâàëè ó âñåõ íàðîäîâ Åâðîïû) íàïèòêè.  äðåâíîñòè ï÷åëû ïðåäñòàâëÿëèñü íàñåêîìûìè, äîáûâàþùèìè ìåä èç íåáåñíîé ðåêè, ïîýòîìó ìåäîâûé íàïèòîê ñâÿçûâàëñÿ ñ ïîòóñòîðîííèì ìèðîì è èäååé áåññìåðòèÿ.

Âàðèàíò êîíöîâêè, â êîòîðîì ïðÿìî ãîâîðèòñÿ î ïüÿíñòâå è ñûòîñòè, ïðèâîäèò Â.È. Äàëü â ðàçäåëå «Ïðèñêàçêè» ñâîåãî ñîáðàíèÿ: «ß ñàì òàì áûë, ìåä è ïèâî ïèë, ïî óñàì òåêëî, â ðîò íå ïîïàëî, íà äóøå ïüÿíî è ñûòíî ñòàëî» [4, ñ. 806].

Ãèïåðáîëèçèðîâàííîå ñêàçî÷íîå õìåëüíîå çàñòîëüå èçîáðàæåíî è â «Îêàçàíèè…». Çäåñü ïðèñóòñòâóåò îãðîìíîå êîëè÷åñòâî àëêîãîëÿ âñåõ âîçìîæíûõ ñîðòîâ, ñðåäè êîòîðûõ åñòü òå æå ôîëüêëîðíûå ìåä è ïèâî: «Ñòîÿò âåëèêè ÷àíû ìåäó, ñîðîêîâûÿ áî÷êè âèíà, ñòîíîâûÿ äåëâû ðåíñêîâà è ðàìîíåè, áàëñàìîâ è òåíòèíîâ, è èíûõ çàìîðñêèõ äðàãîöåííûõ ïèòèé ìíîæåñòâî ìíîãî. È áðàãè, è áóçû, è êâàñó ñòîëü ìíîæåñòâî, ÷òî è ãëÿäåòü íå õî÷åòñÿ» [6, ñ. 410].

Äàëåå ïî òåêñòó ýòîò îáðàç ðàçâèâàåòñÿ è ïðèîáðåòàåò ôàíòàñòè÷åñêèå ÷åðòû.  èäåàëüíîé ñòðàíå àëêîãîëü íå ïðîèçâîäèòñÿ, íå äîáûâàåòñÿ, à «ñàìîðîäåí»: åãî ðîæäàåò ìàòóøêà-çåìëÿ, îí ÷àñòü ïðèðîäíîé ñðåäû, à ïîýòîìó, íà ðàäîñòü áðàæíèêàì, íåèññÿêàåì: «Äà òàì æå åñòü îçåðî íå äîáðå âåëèêî, èñïîëíåííî âèíà äâîéíîâà. È êòî õî÷åò, èñïèâàé, íå áîéñÿ, õîòÿ âäðóã ïî äâå ÷àøè. Äà òóò æå áëèçêî ïðóä ìåäó. È òóò âñÿê ïðèøåä — õîòÿ êîâøåì èëè ñòàâöîì, ïðèïàäêîþ èëè ãîðüñòüþ, — áîã â ïîìîùü, íàïèâàéñÿ. Äà áëèçêî æ òîâî öåëîå áîëîòî ïèâà» [6, ñ. 410].

Ìîòèâ «ñàìîðîäíîñòè» æèçíåííûõ áëàã, î÷åâèäíî, ïðèøåë â ïîâåñòü èç âîëøåáíîé ñêàçêè, ãäå ó ãåðîåâ åñòü öåëûé ìàãè÷åñêèé àðñåíàë: ÷óäåñíûé ïîìîùíèê, ÷óäåñíûå ïðåäìåòû, âîëøåáíûå ñëîâà, ñïîñîáíîñòè ê ïðåâðàùåíèÿì è íåîáûêíîâåííûì ïðîñòðàíñòâåííûì ïåðåìåùåíèÿì. Äëÿ òîãî ÷òîáû ïîëó÷èòü ïèùó, ïèòüå, îäåæäó è ïðî÷åå, ÷åëîâåêó â «Ñêàçàíèè.» íå ïðèõîäèòñÿ ïðèêëàäûâàòü íèêàêèõ óñèëèé. Ìîòèâ ÿâëÿåòñÿ ñêâîçíûì: «Òàì áî òîãî ìíîãî, à âñå ñàìîðîäíî» [6, ñ. 410]; «À æåíû òàì íè ïðÿäóò, íè òêóò, íè ïëàòüÿ ìîþò, íè êðîÿò, íè øüþò, è ïîòîìó ÷òî âñÿêîâà ïëàòüÿ ãîòîâàãî ìíîãî» [6, ñ. 411]. Ñð.: â ñêàçêå «Òðè öàðñòâà.» «Èâàí-öàðåâè÷ <.> èçðåçàë íà êëî÷êè âñå àòëàñû è áàðõàòû è âûêèíóë çà îêíî; ðàñòâîðèë çîëîòîå öàðñòâî, âçÿë îòòóäà ÷òî íè åñòü ëó÷øåå ïëàòüå.» [3, ñ. 198].

Âñå íà ïîòðåáó ÷åëîâåêó, âñå ïî îäíîìó òîëüêî ÷åëîâå÷åñêîìó æåëàíèþ è õîòåíèþ. Êëàññè÷åñêèì ïðèìåðîì èñïîëíåíèÿ âñåõ æåëàíèé áåç ïðèëîæåíèÿ óñèëèé ìîæåò ñëóæèòü èçâåñòíàÿ ñêàçêà «Ïî ùó÷üåìó âåëåíèþ», â êîòîðîé ùóêà â îáìåí íà ñâîáîäó ãîòîâà èñïîëíèòü ëþáîå æåëàíèå Åìåëè: «Ãîâîðèò åìó ùóêà ÷åëîâå÷üèì ãîëîñîì: “Îòïóñòè ìåíÿ, äîáðûé ÷åëîâåê, íà âîëþ; ÿ òåáÿ ñ÷àñòëèâûì ñäåëàþ: ÷åãî äóøà òâîÿ ïîæåëàåò, âñå ó òåáÿ áóäåò! Òîëüêî ñêàæè: ïî ùó÷üåìó âåëåíüþ, ïî áîæüåìó áëàãîñëîâåíüþ ÿâèñü òî-òî è òî-òî — ñåé÷àñ ÿâèòñÿ!”» [3, ñ. 328].

Îòìåòèì è äðóãèå ýëåìåíòû, ñáëèæàþùèå «Ñêàçàíèå…» ñ ôîëüêëîðíîé ñêàçêîé: çàíèìàòåëüíîå êðàñî÷íîå îïèñàíèå, ïîçèòèâíîå âîñïðèÿòèå ïðèðîäû êàê âûñøåé öåííîñòè (ïðèðîäà äàåò æèçíü è âñå æèçíåííûå áëàãà ÷åëîâåêó), ñàìîèðîíèÿ, îïòèìèçì, áåçîáèäíîå ëóêàâñòâî ðàññêàç÷èêà.

Êàê èçâåñòíî, ñêàçêà ñîäåðæèò, êðîìå âñåãî ïðî÷åãî, ìîðàëüíî-íðàâñòâåííûé ïîñûë, ñêðûòóþ, ïðÿìî íå âûðàæåííóþ íàçèäàòåëüíîñòü, «äîáðûì ìîëîäöàì óðîê», ïî ñëîâàì À.Ñ. Ïóøêèíà. Íàçèäàòåëüíûì äëÿ ÷èòàòåëåé ìîæåò ñòàòü è ïîñëåäóþùåå îñìûñëåíèå «Ñêàçàíèÿ.», íàòàëêèâàþùåå íà ìûñëü î òîì, ÷òî îòñóòñòâèå âñÿêîé ìåðû è èçáûòî÷íîñòü âî âñåì ñêîðåå ïîñëóæèò âî çëî, à íå âî áëàãî ÷åëîâåêó, ÷åëîâå÷åñòâó, ïðèðîäå.

Ïîñëå òîãî êàê ìû âûÿâèëè îñíîâíûå ñõîäíûå ÷åðòû íàðîäíîé ñêàçêè è «Ñêàçàíèÿ.», îáðàòèìñÿ ê îäíîìó ïðèíöèïèàëüíîìó îòëè÷èþ ìåæäó íèìè. Âîëøåáíàÿ ñêàçêà èìååò äîñòàòî÷íî ñòðîãóþ ñòðóêòóðó è õàðàêòåðèçóåòñÿ îïðåäåëåííûì íàáîðîì òðàäèöèîííûõ ìîòèâîâ, îáîçíà÷àþùèõ çíà÷èìûå äëÿ äàëüíåéøåãî õîäà ñþæåòà äåéñòâèÿ ïåðñîíàæåé, ïî Â.ß. Ïðîïïó — ôóíêöèè ïåðñîíàæåé: îòëó÷êà, çàïðåò, íàðóøåíèå çàïðåòà, âðåäèòåëüñòâî, íà÷èíàþùååñÿ ïðîòèâîäåéñòâèå, îòïðàâêà èç äîìà, ïåðâàÿ ôóíêöèÿ äàðèòåëÿ è ò ä. — èõ âñåãî 31. Õàðàêòåðíûì äëÿ ñêàçêè ÿâëÿåòñÿ è íàëè÷èå â íåé óñòîé÷èâûõ òèïîâ ïåðñîíàæåé — ýòî ãåðîé, ÷óäåñíûé ïîìîùíèê, äàðèòåëü, àíòàãîíèñò, ëîæíûé ãåðîé, îòïðàâèòåëü è íåâåñòà [12]. Êðîìå òîãî, â ñêàçêå äåéñòâèå ðàçâîðà÷èâàåòñÿ ñòðåìèòåëüíî, â íåé íåìàëî êîíôëèêòîâ (ãåðîÿ è àíòàãîíèñòà, ãåðîÿ è ëîæíûõ ãåðîåâ è äð.), êëþ÷åâûõ è áîëåå ÷àñòíûõ, îñòðûõ è íå î÷åíü, êîòîðûå äîëæíû òàê èëè èíà÷å ðàçðåøèòüñÿ ê ôèíàëó.

Òàê âîò, âñåãî ýòîãî â «Ñêàçàíèè.» íåò. Íåò ãåðîåâ, òàê êàê ãåðîåì ïðåäëàãàåòñÿ ñòàòü êàæäîìó. Îòñóòñòâóåò ñþæåò êàê òàêîâîé — âîçìîæíî, ïðåäëàãàåòñÿ êàæäîìó, ïîïàâøåìó â ýòîò «èäåàëüíûé» ìèð, ñîçäàòü ñâîþ ñîáñòâåííóþ èñòîðèþ.  ïîâåñòè îòñóòñòâóåò è êàêîé-ëèáî êîíôëèêò. Ýòî, íà íàø âçãëÿä, çíà÷èìàÿ èäåéíàÿ ïîçèöèÿ àâòîðà: äëÿ êîíôëèêòîâ íåò ïîâîäîâ; æèçíü â «èäåàëüíîì» öàðñòâå ïðèíöèïèàëüíî áåççàáîòíà, áåñïå÷àëüíà è áåñêîíôëèêòíà. Ïðè÷åì îò íà÷àëà äî êîíöà ïîâåñòâîâàíèÿ ýòà ñòàòèêà ñîõðàíÿåòñÿ, åå íè÷òî íå îìðà÷àåò â îòëè÷èå, íàïðèìåð, îò ñþæåòà ñêàçêè «Áåñïå÷àëüíûé ìîíàñòûðü», ãäå öàðü ðåøèë «îçàáîòèòü» íàñòîÿòåëÿ è ìîíàõîâ, çàãàäàâ èì õèòðîóìíûå çàãàäêè.

Îáðàòèìñÿ ê äðóãîìó ôîëüêëîðíîìó æàíðó. Íåáûëèöû, íåáûâàëüùèíû, íåáûëèöû-ïåðåâåðòûøè — æàíð óñòíîãî íàðîäíîãî òâîð÷åñòâà, â îñíîâå êîòîðîãî ëåæèò íàðî÷èòî èñêàæåííîå, «ïåðåâåðíóòîå» èçîáðàæåíèå äåéñòâèòåëüíîñòè. Òåêñò îòëè÷àåòñÿ íåáîëüøèì îáúåìîì, êîìè÷åñêèì ñîäåðæàíèåì è ïðåäíàçíà÷åí äëÿ ðàçâëå÷åíèÿ.  ïîñëåäíåå âðåìÿ íåáûëèöû ïåðåøëè â äåòñêèé ôîëüêëîð, ñòàâ ðàçíîâèäíîñòüþ ïðèáàóòîê.  íåáûëèöàõ-ïåðåâåðòûøàõ íàëèöî óòðèðîâàííîå ïðîèçâîëüíîå ñìåùåíèå âñåõ ðåàëüíûõ æèçíåííûõ ñâÿçåé è îòíîøåíèé, è ðåáåíîê íà îïðåäåëåííîì ýòàïå âçðîñëåíèÿ, îñîçíàâàÿ, ÷òî ýòî øóòêà, óòâåðæäàåòñÿ â çíàíèè ïðàâèëüíîãî ìèðîïîðÿäêà [9, ñ. 13].

 ïîâåñòè åäèíîæäû òèïè÷íàÿ ôîðìóëà íåáûëèöû èñïîëüçîâàíà áóêâàëüíî, è ýòî ñíîâà ïî÷òè ôèíàëüíûé àêêîðä òåêñòà: «À òàì áåðóò ïîøëèíû íåáîëøèÿ: çà ìûòû2, çà ìîñòû è çà ïåðåâîçû — ç äóãè ïî ëîøàäè, ñ øàïêè ïî ÷åëîâåêó è ñî âñåâî îáîçó ïî ëþäÿì» [6, ñ. 411]. Òðåáîâàíèå ñäàòü ïðè ïåðåïðàâå ÷åðåç Äóíàé â êà÷åñòâå ïîøëèíû ñ äóãè ïî ëîøàäè, ñ øàïêè ïî ÷åëîâåêó è ò ä. — ñèòóàöèÿ àáñóðäíàÿ, âûâîðà÷èâàþùàÿ ðåàëüíîñòü íàèçíàíêó. Íà íàø âçãëÿä, ìîòèâ âçèìàíèÿ ñ íåîäóøåâëåííûõ ïðåäìåòîâ îäóøåâëåííûå — åùå îäèí àðãóìåíò â ïîëüçó ïðåäïîëîæåíèÿ î òîì, ÷òî óõîä â «èäåàëüíûé» ìèð ñèìâîëè÷åí è ïîä íèì ïîäðàçóìåâàåòñÿ ïåðåõîä èç ìèðà æèçíè â ìèð ñìåðòè. Òîãäà òðåáîâàíèå îñòàâèòü âñå âåùåñòâåííîå ïî ýòó ñòîðîíó ÿâè è îòïðàâèòüñÿ äàëåå â ïóòü áåç âåùåé êàæåòñÿ íå òàêèì óæ è àáñóðäíûì, à ñêîðåå çàøèôðîâàííûì ïîñëàíèåì ê ÷èòàòåëþ.

Îôîðìëåí ýòîò ñêðûòûé ñìûñë â íåáûëèöó, áëèçêóþ òàêîìó, íàïðèìåð, ôîëüêëîðíîìó îáðàçöó:

Åõàëà äåðåâíÿ Ìèìî ìóæèêà,

Âäðóã èç-ïîä ñîáàêè Ëàþò âîðîòà,

Âûñêî÷èëà ïàëêà Ñ áàáîþ â ðóêå

È äàâàé äóáàñèòü Êîíÿ íà ìóæèêå.

Ëîøàäü åëà ñàëî,

À ìóæèê îâåñ,

Ëîøàäü ñåëà â ñàíè,

À ìóæèê ïîâåç [1, ñ. 159].

Çäåñü òîæå ïðîèñõîäèò ìåíà æèâîãî è íåæèâîãî, ÷åëîâå÷åñêîãî è æèâîòíîãî è ïð.  ýòîì îòíîøåíèè íåáûëèöû áëèçêè ê çàãàäêàì, ãäå äàëåêèå, êàçàëîñü áû, ïðåäìåòû è ÿâëåíèÿ, ñâîáîäíî óïîäîáëÿÿñü äðóã äðóãó, âñêðûâàþò ãëóáèííûå ñâÿçè âñåãî ñóùåãî.

Ôîëüêëîðíûå íåáûëèöû ìîæíî ñ÷èòàòü è ïàðîäèåé íà âîëøåáíóþ ñêàçêó: â íèõ âñå äîâîäèòñÿ äî àáñóðäà è ýòî ïîçâîëÿåò äîñòèãíóòü íàèáîëüøåãî êîìè÷åñêîãî ýôôåêòà.  «Îêàçàíèè…» ìû òàêæå îáíàðóæèâàåì âûìûøëåííûå îáðàçû, ïðè÷åì âûìûñåë, ãèïåðáîëèçàöèÿ ïðåäñòàâëåíû â ãðîòåñêíîì âàðèàíòå. Íàïðèìåð, ðûá â ýòîì öàðñòâå òàê ìíîãî, ÷òî èõ ìîæíî èç îêíà ëîâèòü ðóêàìè (è ïðè ýòîì, çàìåòüòå, îíè îñòàþòñÿ æèâûìè); öåëîå áîëîòî ïèâà, êîòîðîå íåâîçìîæíî âûïèòü, è ò ä. Òî åñòü õàðàêòåð ôàíòàñòèêè «Îêàçàíèÿ…» ïîçâîëÿåò â öåëîì óïîäîáèòü åãî æàíðó ôîëüêëîðíîé áàëàãóðíîé íåáûëèöû-ïåðåâåðòûøà.

«Âûâåðíóòûé íàèçíàíêó» ìèð — íåðåäêèé îáúåêò äðåâíåðóññêîãî ñìåõà, íî è íåêèé îáðàç ïîòóñòîðîííåãî çàãðîáíîãî «ïåðåâåðíóòîãî» ìèðà.

Ïðîâåäåííûé àíàëèç ìàòåðèàëà ïîçâîëÿåò ñäåëàòü âûâîä î òîì, ÷òî ïîâåñòü «Ñêàçàíèå î ðîñêîøíîì æèòèè è âåñåëèè» ÿâëÿåòñÿ ñëîæíûì è ìíîãîìåðíûì òåêñòîì, íå òîëüêî ïîâåñòâóþùèì î ìå÷òàíèÿõ îáû÷íîãî ÷åëîâåêà æèòü â áåñêîíå÷íîì äîâîëüñòâå è ïðàçäíîñòè, íî è âîññîçäàþùèì íåêóþ ìîäåëü çàãðîáíîé, ðàéñêîé æèçíè ðóññêîãî ÷åëîâåêà ñåìíàäöàòîãî ñòîëåòèÿ, îðèåíòèðîâàííóþ íà ôîëüêëîðíóþ òðàäèöèþ. Ìîæíî âûñêàçàòü ïðåäïîëîæåíèå, ÷òî «Ñêàçàíèå…» — ñâîåîáðàçíîå çàøèôðîâàííîå ôàíòàçèéíîå îïèñàíèå çàãðîáíîãî ìèðà, íàõîäÿùåãîñÿ ãäå-òî ïî òó ñòîðîíó ðåêè Äóíàé.

ñìåõîâàÿ ïîâåñòü ôîëüêëîðíûé ñêàçêà

Áèáëèîãðàôè÷åñêèé ñïèñîê

1. Äåòñêèé ôîëüêëîð / ñîñò., âñòóïèò. ñò., ïîäãîò. òåêñòà è êîììåíò. Ì.Þ. Íîâèöêîé è È.Í. Ðàéêîâîé. Ì.: Ðóñ. êíèãà, 2002. 560 ñ. (Áèáëèîòåêà ðóññêîãî ôîëüêëîðà; Ò 13).

2. Çàõàðåíêî È.Â. Ìîëî÷íûå ðåêè è êèñåëüíûå áåðåãà [Ýëåêòðîííûé ðåñóðñ] // Áîëüøîé ôðàçåîëîãè÷åñêèé ñëîâàðü ðóññêîãî ÿçûêà / ñîñò. Å.Í. Òåëèÿ. Ì.: ÀÑÒ-Ïðåññ, 2006. URL: http://rus-yaz.niv.ru/doc/phraseological-dictionary/articles/157/molochnye-reki- i-kiselnye.htm (äàòà îáðàùåíèÿ: 05.06.2020).

3. Íàðîäíûå ðóññêèå ñêàçêè À.Í. Àôàíàñüåâà: â 3 ò. / èçä. ïîäãîò. Ë.Ã. Áàðàã, Í.Â. Íîâèêîâ. Ì.: Íàóêà, 1985. Ò 1. 512 ñ. (Ëèò. ïàìÿòíèêè).

4. Ïîñëîâèöû ðóññêîãî íàðîäà: ñáîðíèê Â.È. Äàëÿ. 3-å èçä., ñòåðåîòèï. Ì.: Ðóñ. ÿç.; Ìåäèà, 2007. 814 ñ.

5. Ðóññêàÿ äåìîêðàòè÷åñêàÿ ñàòèðà XVII âåêà / ïîäãîò. òåêñòà, ñò. è êîììåíò. Â.Ï. Àäðèàíîâîé-Ïåðåòö. 2-å èçä., äîï. Ì., 1977. 240 ñ.

6. Ñêàçàíèå î ðîñêîøíîì æèòèè è âåñåëèè // Áèáëèîòåêà ëèòåðàòóðû Äðåâíåé Ðóñè / ïîä ðåä. Ä.Ñ. Ëèõà÷åâà, Ë.À. Äìèòðèåâà, Í.Â. Ïîíûðêî. ÑÏá.: Íàóêà, 2010. Ò 16: XVII âåê. Ñ. 409-411.

7. Ëèõà÷åâ Ä.Ñ., Ïàí÷åíêî A.M., Ïîíûðêî Í.Â. Ñìåõ â Äðåâíåé Ðóñè. Ë.: Íàóêà, 1984. 295 ñ.

8. Ìà÷èíñêèé Ä.À. Ñêèôèÿ — Ðîññèÿ. Óçëîâûå ñîáûòèÿ è ñêâîçíûå ïðîáëåìû: â 2 ò. Ò 2. ÑÏá.: Èçä-âî Èâàíà Ëèìáàõà, 2018. 490 ñ.

9. Íîâèöêàÿ Ì.Þ., Ðàéêîâà È.Í. Äåòñêèé ôîëüêëîð è ìèð äåòñòâà // Äåòñêèé ôîëüêëîð / ñîñò., âñòóïèò, ñò., ïîäãîò. òåêñòà è êîììåíò. Ì.Þ. Íîâèöêîé è È.Í. Ðàéêîâîé. Ì.: Ðóñ. êíèãà, 2002. Ñ. 5-53. (Áèáëèîòåêà ðóññêîãî ôîëüêëîðà. Ò 13).

10. Ïåòðóõèí Â.ß. Äóíàé [Ýëåêòðîííûé ðåñóðñ] // Êðàòêàÿ ýíöèêëîïåäèÿ ñèìâîëîâ. URL: http://www.symbolarium.ru/index.php/Äóíàé (äàòà îáðàùåíèÿ: 04.06.2020).

11. Ïðîïï Â.ß. Èñòîðè÷åñêèå êîðíè âîëøåáíîé ñêàçêè. Ì.: Ëàáèðèíò, 2002. 336 ñ.

12. Ïðîïï Â.ß. Ìîðôîëîãèÿ âîëøåáíîé ñêàçêè. Ì.: Ëàáèðèíò, 2001. 192 ñ.

13. ÐîìàíîâàÃ.È. Ðóññêàÿ ëèòåðàòóðà â èññëåäîâàíèÿõ ñëàâèñòîâ. Ìåæäóíàð. íàó÷. êîíô. «Òàíàòîñ» (Ïîëüøà, Âðîöëàâñêèé óíèâåðñèòåò, 11-12 ìàÿ 2017 ã.) // Âåñòíèê ̲ÍÓ. Ñåð.: Ôèëîëîãèÿ. Òåîðèÿ ÿçûêà. ßçûêîâîå îáðàçîâàíèå. 2017. ¹ 3. Ñ. 134-139.

14. Öèâüÿí Ò.Â. Äâèæåíèå è ïóòü â áàëêàíñêîé ìîäåëè ìèðà. Ì.: Èíäðèê, 1999. 374 ñ.

References

1. Detskij fol’klor / sost., vstupit. st., podgot. teksta i komment. M.Yu. Noviczkoj i I.N. Rajkovoj. M.: Rus. kniga. 2002. 560 s. (Biblioteka russkogo fol’klora; T. 13).

2. Zaxarenko I.V. Molochny’e reki i kisel’ny’e berega [E’lektronny’j resurs] // Bol’shoj frazeologicheskij slovar’ russkogo yazy’ka / sost. E.N. Teliya. M.: AST-Press, 2006. URL: http://ms-yaz.niv.ru/doc/phraseological-dictionary/articles/157/molochnye- reki-i-kiselnye.htm (data obrashheniya: 05.06.2020).

3. Narodny’e russkie skazki A.N. Afanas’eva: v 3 t. / izd. podgot. L.G. Barag, N.V. Novikov. M.: Nauka, 1985. T. 1. 512 s. (Lit. pamyatniki).

4. Posloviczy’ russkogo naroda: sb. V.I. Dalya. 3-e izd. M.: Rus. yaz.; Media, 2007. 814 s.

5. Russkaya demokraticheskaya satira XVII veka / podgot. teksta, st. i komment. V.P. Adrianovoj-Peretcz. 2-e izd., dop. M., 1977. 240 s.

6. Skazanie o roskoshnom zhitii i veselii // Biblioteka literatury’ Drevnej Rusi / pod red. D.S. Lixacheva, L.A. Dmitrieva, N.V. Pony’rko. SPb.: Nauka, 2010. T. 16: XVII vek. S. 409-411.

7. Lixachev D.S., Panchenko A.M., Pony’rko N.V. Smex v Drevnej Rusi. L.: Nauka, 1984. 295 s.

8. Machinskij D.A. Skifiya — Rossiya. Uzlovy’e soby’tiya i skvozny’e problemy’: v 2 t. SPb.: Izd-vo Ivana Limbaxa, 2018. T. 2. 490 s.

9. NoviczkayaM.Yu., Rajkova I.N. Detskij fol’klor i mir detstva // Detskij fol’klor / sost., vstupit. st., podgot. teksta i komment. M.Yu. Novizckoj i I.N. Rajkovoj. M.: Rus. kniga, 2002. S. 5-53. (Biblioteka russkogo fol’klora. T. 13).

10. Petruxin V.Ya. Dunaj [E’lektronny’j resurs] // Kratkaya e’nciklopediya simvolov. URL: http://www.symbolarium.ru/index.php/Dunaj (data obrashheniya: 04.06.2020).

11. Propp V.Ya. Istoricheskie korni volshebnoj skazki. M.: Labirint, 2002. 336 s.

12. Propp V.Ya. Morfologiya volshebnoj skazki. M.: Labirint, 2001. 192 s.

13. Romanova G.I. Russkaya literatura v issledovaniyax slavistov. Mezhdunar. nauch. konf. «Tanatos» (Pol’sha, Vroczlavskij universitet, 11-12 maya 2017 g.) // Vestnik MGPU. Ser.: Filologiya. Teoriya yazy’ka. Yazy’kovoe obrazovanie. 2017. ¹ 3. S. 134-139.

14. Cziv’yan T.V. Dvizhenie i put’ v balkanskoj modeli mira. M.: Indrik, 1999. 374 s.

Ðàçìåùåíî íà Allbest.ru

  • Сказочные слова и выражения в сказке сестрица аленушка и братец иванушка
  • Сказочные транспортные средства в русских народных сказках кроссворд
  • Сказочные слова и выражения в сказке летучий корабль
  • Сказочные средства передвижения из сказок
  • Сказочные слова и выражения в русских народных сказках