Сказки в которых главные герои животные

Ответы на вопросы учебника «Литературное чтение» 2 класс, 1 часть, Климанова, Виноградская, страницы 86-89. 

УКМ «Перспектива»

Раздел «Мир народной сказки». Маленькие и большие секреты страны Литературии.

1. Вспомни сказки о животных, которые ты прочитал в 1 классе.

Мы читали русскую сказку «Лиса, заяц и петух» и ингушскую сказку «Заяц и черепаха».

2. Объясни с друзьями, то мы называем сказками о животных. Составь текст, используя слова: люди, ведут себя, как, плохие, хорошие, разговаривают, они, поступки, добрые, бывают, они совершают, злые, честные. Если сможешь, дополни получившийся текст своими мыслями. Приведи примеры сказок о животных.

Сказками о животных мы называем такие сказки, в которых главными героями оказываются животные. Они ведут себя как люди, бывают плохими и хорошими, разговаривают и совершают разные поступки. Животные в сказках бывают добрыми и злыми, честными и обманщиками. В каждой сказке есть главная мысль, вывод, который можно сделать, её прочитав.

Примеры прочитанных сказок о животных: «Лисичка-сестричка и волк», «Хитрая лиса», «Зимовье», «Лиса и журавль».

Пример самостоятельно сочинённой сказки о животных можно прочитать, перейдя по ссылке.

3. Есть ли среди сказок, которые ты прочитал волшебная? Назови её. Обрати внимание на начало и концовку сказки. Какие одинаковые события и поступки героев повторяются несколько раз?

Мы прочитали волшебную сказку «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка». 

Она начинается словами «Жили-были», а заканчивается словами «Стала краше, чем была…» Добро победило зло.

В сказке повторяется просьба Иванушки напиться из копытца и ответ Алёнушки. Несколько раз козлёнок бегал на берег и звал сестрицу.

4. Чем тебе понравилась сказка «У страха глаза велики»? Как в ней изображены главные герои? Обрати внимание на строки, где описаны водоносы. Перечитай эти строки, найди звукоподражательные слова.

Мне понравилась эта сказка смешным концом. Все перепугались, хотя бояться было нечего.

Герои в сказке очень похожи друг на друга. Солидно ходят за водой, несут вёдра. Они легко пугаются.

Звукоподражательные слова: трёх-плёх, трёх-трёх, плёх-плёх, трёх-трёх-трёх, плёх-плёх-плёх.

5. Соотнеси содержание сказок «У страха глаза велики» и «Пых» с пословицами. Одинаковый ли у них смысл? Обоснуй своё мнение.

Для этих сказок подходят пословицы «Робкого и тень страшит» и «Трус своей тени боится», ведь герои сказок испугались совершенно безобидных зверей — зайца и ежа. Они просто были трусливыми и боялись всего непонятного. Эти пословицы говорят о необоснованном страхе.

Пословица «Душа в пятки ушла» имеет другой смысл. Так говорят о человеке, который сильно испугался. Но причина его страха может быть обоснованной, как если бы вместо ежа в огороде прятался медведь.

6. Обсудите с друзьями. Как можно победить страх? Чем отличается смелость от безрассудности? Составьте небольшой текст на данную тему.

Текст на тему «Чем отличается смелость от безрассудности»

Не каждый страх можно и нужно побеждать. Часто страх предупреждает нас о реальной опасности. Но беспричинный страх нужно научиться преодолевать.

Например, если ты боишься темноты, постарайся почаще спать с выключенным светом. Постепенно ты перестанешь бояться темноты.

Не следует путать смелость и безрассудность. Смелый человек не станет напрасно рисковать своей жизнью, а безрассудный может совершить опасную глупость, чтобы показаться храбрым. Например, сфотографироваться на краю крыши.

Смелость отличается от безрассудства тем, что проявляется в ситуациях, когда она действительно необходима.

7. Что нового ты узнал из русской народной сказки «Зимовье»? Чему она тебе научила? Почему героям сказки зима оказалась не страшна?

Из этой сказки я узнала, как построить зимовье, тёплый дом, в котором не страшны морозы.

Эта сказка научила меня действовать сообща, всем вместе, чтобы добиться наилучшего результата.

Звери в сказке построили себе дом и поэтому не боялись морозов.

8. Соотнеси содержание сказки «Зимовье» с пословицами:

Доброе братство милее богатства. В согласном стаде и волк не страшен.

Эти пословицы отлично соотносятся с содержанием сказки. Её герои действовали сообща, их можно назвать согласным стадом или добрым братством. От этого им было хорошо, они жили счастливо, а когда пришёл волк, сумели его напугать.

9. Можно ли заменить название сказки «Зимовье» на одну из пословиц?

Эти пословицы выражают главную мысль сказки, но я бы не стала их ставить вместо заглавия. Мне больше нравится название, основанное на теме сказки: «Зимовье» или «Зимовье зверей».

10. Попробуй придумать свою концовку к сказке «Зимовье» о том, как стали жить-поживать её герои после того, как прогнали волка.

Другая концовка к сказке «Зимовье» для 2 класса

Далеко убежали волки, но друзья не забыли про этот случай и решили обезопасить себя ещё больше.

Поэтому, когда прошла зима, собрались они поставить вокруг дома высокий забор.

Как обычно дружно взялись они за работу. Свинья рыла ямы под столбы, бык таскал из леса брёвна под столбы, а баран носил тонкие веточки для забора. Кот и петух обвязывали веточки.

Поставили звери высокий забор — никакие волки не страшны! А потом и огород разбили. И были у них всегда свежие овощи.

11. О лисе русский народ сложил много пословиц, загадок, сказок. Её называют Лиса Патрикеевна, Лиса-красавица. Хитрая лиса всегда думает о своей выгоде и никого не пожалеет, лишь бы ей было хорошо. Всегда ли лиса бывает хитрее других животных? Удалось ли кому-нибудь её перехитрить?

Лису удалось перехитрить Петуху в сказке «Лиса, заяц и петух». Петух напугал лису и заставил её вернуть домик зайцу.

Обманул лису и тетерев в сказке «Лиса и тетерев». Он не поддался на уговоры лисы и запугал её собаками.

12. Обсудите с друзьями. Почему же лису называют хитрой, а не умной?

Лиса очень хитрая, но использует свою хитрость, чтобы обмануть другого. Она идёт к цели обманным путём.

А умный человек не станет использовать свой ум для того, чтобы кого-то обмануть, потому что понимает — это плохо. И знает, что любой обман раскроется и вернётся к обманщику.

Поэтому лису называют хитрой, но не умной.

13. Составь два описания лисы. Одно из них мы поместим в энциклопедию, а второе — в сборник рассказов и сказок. Выбери соответствующие выражения.

Описание лисы для энциклопедии.

Лисицы живут в степях и лесах. Тело лисицы очень подвижное, оно может легко изгибаться и вытягиваться при беге. Морда у лисицы тонка, вытянутая. Лисица — хищник.

Описание лисы для сборника сказок.

Ходит лиса тихохонько, к земле пригибается, будто кланяется. Свой пушистый хвост носит бережно, смотрит ласково, улыбается, зубки белые показывает. У кумушки лисы зубушки остры, рыльце тоненькое, ушки на макушке, хвостик на отлёте, шубка тёпленькая.

14. Знаешь ли ты, что такое опорные слова?

Опорные слова — это слова на которых держится текст. Они помогают восстановить его в памяти, вспомнить события и героев.

15. Вспомни название русской народной сказки, используя эти опорные слова.

Эта сказка «Лисичка-сестричка и волк»

Часть 1.

В тот день Димка увидел маленького старичка с зелёной бородой, который толкал огромную телегу. Он помог старичку докатить тележку до леса и старик дал мальчику галошу с правой ноги. Он сказал, что если надеть галошу на левую ногу и сказать волшебные слова, то через три дня станешь невидимкой.

Вечером Димка испытал галошу, пожелав чтобы весь его класс стал невидимым.

В воскресенье он и Пашка поехали на рыбалку. Димка поймал сапог и банку кильки, а Пашка огромного тайменя. Но рыбу освободил старик с бородой. Отец Пашки не поверил сыну.

Через три дня друзья Димки стали исчезать. Это очень перепугало учителя литературы. А вожатый Сеня вышел из школы не зная, что его голова невидима, ведь он заглянул в заколдованный класс. Его тут же повезли в милицию.

В школе был переполох. Невидимки бегали по коридору, а остальные испуганно жались к стенам.

Учитель литературы Анатолий Петрович лишился усов, а Сеня был без головы. Но именно он сказал, что в школе видимо проводится тайный эксперимент.

Пашка и Димка тоже экспериментировали, они брали пирожки и лакомились мороженым.

Невидимый Димка встал на ворота своей команды и даже забил мяч сопернику. Потом он с Пашкой сходил в кино, но друзьям пришлось смотреть фильм стоя, ведь свободных мест не было.

Анатолий Петрович был вынужден рассказать родителям, что их дети стали невидимками и предъявить в доказательство безголового Сеню.

А мамы Димы и Паши получили письма, в которых их дети писали, что уезжают в Москву.

Друзья сели в поезд и отправились в столицу. В пути Димка понял, что не знает, как стать видимым.

Часть 2.

В Москве найти мальчиков-невидимок поручили лейтенанту Лёне Фомину.

А в это время маленькая Маруся выбежала на дорогу и чуть не попала под автобус. Её подхватило и пронесло по воздуху, а детский голос сказал бабушке девочки, что детей нельзя отпускать на дорогу. Эта история произвела переполох в Москве. Все говорили о пришельцах и Боге. И только отец Маруси, полковник милиции, загадочно улыбался.

Продавщица пирожков не могла понять, куда исчезает её товар. Она схватила за вилку и почувствовала пирожок, которого не было видно. Пирожок разломился и стал видимым. Покупатели смеялись и говорили, что продавщице нужно работать в цирке.

Фомин докладывал полковнику о случаях проявления невидимок — наказании хулигана и вмешательстве в спектакль. А полковник рассказал о пропавших пирожках и сказал, что это кража. И вскоре на тумбе появилось объявление о суде над продавщицей пирожков.

Полковник Логинов читал сообщения, которые приходили со всей страны. Невидимки проникали в самолёты, тушили пожары, задерживали шпионов. А штаб невидимок объявил о борьбе с хулиганами.

Дима и Пашка решили прийти в суд. Там молодой человек в пальто доказывал существование невидимок. Он выпил какою-то жидкость и исчез. Мальчики сказали, что они невидимки. Фомин обрадовался и спросил, почему они не приходят в милицию за наградой за спасение Маруси. Мальчики ответили, что не расплатились за пирожки.

Они ночевали в вагонах, и там их нашёл старый слесарь Тимофей Митрофанович. Он знал о невидимках и предложил мальчикам пожить у него на даче. И старик сказал, что тоже встречался с зелёнобородым волшебником.

Первая легенда о старике озорнике

Жил когда-то парень Кузька, озорник, каких мало. Девок гонял и пугал, двери в домах заколачивал. Сажали его в яму, не помогло. Надоело людям, сунули они Кузьку в мешок и утопили в озере.

Лежит Кузька на дне, а чей-то голос меняться предлагает. То что у Кузьки есть, на то, что у него нет. Согласился Кузька и так три раза. Развязался мешок и увидел юноша три тени.

Одна превратилась в старуху и молодость кузькину забрала, свою старость отдала. Вторая тень превратилась в тайменя, забрала человеческий облик, отдала рыбий, третья превратилась в крохотного старичка и потребовала Кузькин рост высокий.

Рассказ Тимофея прервало появление Фомина. Он отправил детей ночевать к старику, а сам доложил об успехе полковнику. Вскоре в милицию пришли невидимки. Дежурный заметил их по мокрым следам и отвёл в детскую комнату.

Часть 3. Самый главный волшебник

На самом деле дежурный отвел мальчишек домой к полковнику и уложил спать. Проснувшись мальчики читали письма от родителей и друзей. Они узнали, что вожатый Сеня тоже в Москве и ищет способ избавить детей от невидимости.

Мальчики жили у полковника Логинова, подружились с Марусей, а бабушка Варвара рассказала им продолжение истории старика озорника.

Вторая легенда о старике озорнике

Повел старик-карлик Кузьку в свой подводный дворец. Плакал Кузька, страшно ему было, но старик обещал его тоже волшебником сделать.

Вот только хотел старик забрать рост Кузьмы, чтобы посвататься к Васюте, девушке, которую любил сам Кузьма.

Закричал тут Кузьма, поняв, что последнего лишается, но старик грохнул о стол перстнем волшебным и вылетел Кузьма из дворца. Огромной рыбой взмыл над водой и вновь в воду упал.

Фомин отвёз мальчишек в таинственный институт. Машины в нём ездили сами, пассажирские тележки летали по воздуху, а электромагнитный лифт разлагал людей на атомы и потом снова их собирал.

Там дети познакомились с профессором Верхомудровым, который осмотрел их и предложил отдохнуть с дороги. Мальчики поели котлет, сделанных из воздуха, и их отвели в лабораторию невидимости.

Там человек, который становился невидимым в зале суда, профессор Каламбуров, дал им выпить какую-то жидкость. Мальчики стали видимыми, но зелёными. Сделать их нормального цвета у профессора не получилось.

Вечером Верхомудров привёл своего отца. Им оказался Тимофей Митрофанович. Он рассказал ребятам продолжение истории.

Третья легенда о старике озорнике

Долго плыл таймень Кузьма по озеру, вдруг нашёл на камушке кольцо красное. Схватил его и оказался во дворце старика-волшебника.

Тот его увидел, снова стал требовать ростом поменяться, обещая волшебником сделать. Попросился Кузьма на Васюту посмотреть, отвел его старик к дому девушки. А та плачет, Кузьму вспоминает.

Бросил ей тайком Кузьма камень красный, на котором нацарапал, чтобы ждала она его.

Вернулись они во дворец, отдал Кузьма свой рост, а волшебник дал ему одиннадцать книг и велел их прочитать. Только двенадцатую велел не трогать.

Одиннадцать месяцев читал Кузьма книги. Все прочёл, за двенадцатую принялся. И узнал он о планах волшебника жениться на Васюте. И узнал, как лишить его силы — надо чёрный перстень с пальца волшебника снять.

А волшебник ходил к Васюте под личиной Кузьмы. Дело к свадьбе шло. Только увидела Васюта в окне рыбу, которая плакала, и решила жениха проверить. Стала спрашивать про кольцо красное, а волшебник не знает ничего. Позеленели его глаза и поняла Васюта, что обманывают её. Прогнала волшебника.

Кузьма сказал, что хочет уплыть от волшебника, и устроили они прощальный пир. Волшебник напился и уснул. А Кузьма снял его перстень и разбил о стол.

И поселились в озере два тайменя. Один добрый, озорной — Кузьма, второй злой — волшебник.

Услышав эту историю, заведующий лаборатории сказок и чудес стал искать нужную сказку. Он нашёл золотую рыбку и появилось корыто. Нашли рыбу-кит, нашли щуку, но тайменя Кузьки не было.

Было решено искать его локатором в озёрах Сибири. Локатор нашёл Кузьму и тот сказал, что стать видимым может только Димка. А ещё намекнул про кулак. 

Ребята поняли, что невидимки должны собраться вместе. Они вылетели в родной Прибайкальск.

Когда все невидимки собрались вместе, Димка прочёл заклинание и дети стали видимыми.

Прошло время. Мальчики и папа Пашки отдыхали на Байкале. В деревушке они встретили двух женщин, старую и помоложе. Ту, что помоложе звали Васюта.

Рыбаки принесли огромного зелёного тайменя и хотели сварить уху. Пашка пожалел рыбу, думая, что это может быть Кузьма.

И случилось чудо. Таймень превратился в парня. Кузьма обнял свою Васюту и сказал, что его пожалели три человека и колдовство разрушено.

Этими людьми были Димка, который помог старичку, Маруся, которая пожалела Кузьму из сказки, и Пашка, который пожалел рыбу.

Маленькие дети как губки: впитывают в себя максимум возможной информации, которая им интересна. Поэтому обучать их чему-то новому всегда выгоднее в игровой или интерактивной форме: когда ребята сами вовлечены в процесс и проверяют на себе что-то новое, это куда с большим эффектом отложится в их сознании.

С этой точки зрения попытки приобщиться к просмотру мультфильмов на языке оригинала станут беспроигрышным вариантом: ученики будут заниматься тем, что любят, а в процессе обновлять свой словарный запас и понимать контекст, в котором используются те или иные словосочетания и конструкции.

У такого образовательного подхода есть много сильных сторон, которые выигрышно отличают его от стандартного обучения в школах. Например, все реплики, которые дети услышат в мультфильме, они сразу же смогут применять в жизненных ситуациях — потому что получают их не из учебника или словаря, а из реальных диалогов. Да, это не заученные блоки вроде «London is a capital of Great Britain» или «Who is on duty today», которые и вряд ли выходят за рамки школьных занятий.

При этом, как правило, мультфильмы не щеголяют заумными словами и громоздкими словосочетаниями. А при необходимости можно подобрать вариант еще проще — от незамысловатой анимации для самых маленьких до в принципе образовательных мультфильмов про алфавит, цвета и базовую зоологию.

Плюс ко всему, прозвучавшие из уст любимых героев конструкции с их фирменными интонациями запоминаются в разы лучше, а песни и вовсе можно оставить за скобками — вместе с навязчивым мотивом лексика надолго останется в чертогах разума, нужно лишь сделать так, чтобы ребенок связывал слова с реальными их значениями.

Образовательные мультфильмы

Начать экскурс в английский для самых маленьких можно со специализированных мультфильмов, которые через разнообразные легкомысленные сюжеты целенаправленно знакомят аудиторию с английским языком и его хитростями.

Для вводных занятий подойдет американский сериал «Что скажет Марта»: история собаки, которая съела, как бы это ни звучало, алфавитный суп, из-за чего научилась разговаривать с людьми на их языке. Вместе со своими человеческими друзьями главная героиня из серии в серию попадает в разного рода приключения, хотя каждая авантюра персонажей является лишь предлогом для того, чтобы ненавязчиво внедрить в словарный запас аудитории как можно больше нового. Например, эпизод, посвященный дню рождения Элис, хозяйки Марты, рассказывает о трагическом происшествии, связанном с праздничным тортом, и объясняет детям, что такое «вина», «сожаление», «наказание» и «прощение».

Шоу Super WHY! предлагает еще более изобретательный формат: его главные герои, среди которых можно найти в том числе знакомых персонажей вроде Красной Шапочки, исследуют сюжеты известных сказок и спасают их от искажения, применяя свои знания английского языка. Маленьким зрителям предлагают поучаствовать в процессе вместе с персонажами сериала — на это намекают многочисленные интерактивные моменты, которые буквально вымогают у аудитории правильный ответ на тот или иной вопрос. Например, чтобы помочь героям пересечь реку, ребенку необходимо вместе с отважными исследователями вспомнить слово «плот», которое и призовет то самое спасительное транспортное средство.

Разнообразить уроки английского языка можно с помощью мультсериала «Доки» — в нем собака с командой друзей путешествует по миру, изучая разношерстные культуры и достопримечательности, попутно расширяя словарный запас. Приключения героев шоу отличаются друг от друга от выпуска к выпуску: более-менее знакомый и понятный Китай сменяет чуть более экзотическая Бразилия, а привычные туристические маршруты с завидной регулярностью чередуются с погружениями на дно морское или полетами на орбиту Земли.

Любой из мультфильмов может в рамках разумного заменить для ребенка учителя — помимо увлекательных сюжетов каждая серия грамотно подкармливает аудиторию новыми знаниями. Но, главное, что диалоги шоу написаны так, чтобы не вызывать лишних вопросов у маленьких лингвистов: простая и понятная лексика не уходит в дебри «взрослых» выражений.

Базовый английский для детей

Если же детям неинтересны мультфильмы, которые целенаправленно навязывают какое-никакое обучение через свои сюжеты, стоит подобрать что-то более нейтральное: просто развлекательные проекты с доступным языком.

Например, для таких целей отлично подойдет шоу «Свинка Пеппа» — один из самых популярных детских мультфильмов в мире. Посвященный будничным делам и приключениям главной героини и ее семьи, он подходит для детей от 2—3 лет — следовательно, и лексика в нем далеко не самая сложная.

Знаний, которыми может поделиться проект, хватит как минимум для того, чтобы пополнить словарь бытовыми речевыми оборотами, названиями видов животных, которые окружают Пеппу, а также выучить азы этикета, вроде правил вежливого знакомства с новыми людьми. Важно и то, что главный герой сериала тоже ребенок, который играет с друзьями, ходит в детский сад и гостит у бабушки — значит, новые знания можно органично перенести на ежедневные занятия ребенка, поощряя употребление новых слов в естественных условиях.

Для погружения в нюансы городской жизни подойдет канадский хит «Щенячий патруль». Каждая из собак-героев знакомит детей с уникальной профессией из повседневной жизни: с трудом спасателей-пожарных, полицейских и строителей. А сюжеты, в которых персонажи помогают попавшим в беду жителям города, рассказывают об урбанистических особенностях, транспорте и важных местах населенного пункта.

Мультфильм понравится детям от 3 до 7 лет. И пусть взрослым события шоу могут показаться достаточно однообразными, в этом заключается одна из особенностей шоу: регулярные повторения близких ситуаций и диалогов помогают различной лексике с большей вероятностью отложиться в памяти аудитории. И даже дарят готовые шаблоны для общения в определенных бытовых условиях.

Если же дети просят чего-то более динамичного, можно присмотреться к известному сериалу «Инспектор Гаджет», приключениям неловкого секретного агента, который буквально является ходячим оружием — совершенным комплектом технологий в теле робота. У шоу было сразу несколько интерпретаций: известный мультфильм из веселых 80-х, фильм-приквел и продолжение от Netflix. Начать стоит с оригинала, но при желании подойдет и последняя из версий, которая соответствует всем актуальным требованиям по визуальной части.

Конечно, повседневных сценариев в мультфильме не так много, зато он подготовит ребенка к гипотетической будущей сверхсекретной работе. Как минимум — пополнит вокабуляр технической лексикой и футуристичными терминами, которыми можно будет щеголять перед сверстниками.

Но, в принципе, подбирать программу можно и исходя из персональных увлечений ребенка, не следуя четким инструкциям. Ведь самое важное — чтобы ему было интересно. А если выбор остановится на проектах вроде «Обычного мультика» или «Времени приключений», интересно будет и родителям, ведь такие шоу могут гордиться армией фанатов в широком возрастном диапазоне.

Полнометражные мультфильмы

Когда решите, что короткие образовательные мультфильмы и развлекательные сериалы ребенок уже перерос, можно переходить к большим фильмам от Disney, например. Правда, стоит убедиться, что у маленького лингвиста хватит желания и усидчивости, чтобы за один раз справиться с историей длиною в час и больше.

Начать можно с «Короля Льва» — классики всех времен и народов. Признанная и понятная история об интригах внутри прайда и становлении юного вожака переходит от поколения к поколению и нравится всем. А еще в мультфильме достаточно простая лексика и невысокая скорость диалогов, что позволяет достаточно легко следить за всем происходящим. Как бонус: множество отличных шуток, ненавязчивые философские рассуждения и запоминающиеся песни вроде «Can You Feel the Love Tonight» и «Акуна Матата» сэра Элтона Джона.

Также хорошо подойдет и более современный хит Disney — «Холодное сердце». История принцессы Эльзы, пытающейся разобраться со своими магическими силами и принять их, нравится в первую очередь девочкам, хотя, безусловно, и мальчишек от мультфильма временами просто не оторвать. Учиться на диалогах ленты легко: в лучших традициях анимации здесь в основном понятный словарь, а персонажи почти не тараторят и не глотают буквы и слоги.

Не отстают от коллег и авторы из DreamWorks. Блестящим помощником для родителей может стать эпическая нордическая сага «Как приручить дракона» — когда удается оторваться от всей красоты, происходящей на экране, можно пополнить вокабуляр разговорной английской лексикой. При этом герои звучат одновременно весьма чисто, почти как учитель на уроках в школе, но и достаточно естественно, чтобы не ломать шарм ленты.

С другой стороны, можно присмотреться к чуть более сложным мультфильмам. Например, «Шрек» изобилует различными акцентами и диалектами, поэтому его стоит изучить в оригинале как минимум для того, чтобы ребенок понимал, как один и тот же язык может отличаться в зависимости от среды проживания героя или актера. И, соответственно, был готов когда-нибудь столкнуться с этим в жизни, но уже предупрежденным и вооруженным.

Похожий опыт может подарить картина «Принцесса и лягушка», следующая канонам классической двухмерной анимации Disney. Мультфильм посвящен Новому Орлеану и афроамериканской культуре этого места, поэтому знакомит не только с разговорным английским Штатов, но и с уникальным каджунским акцентом и разнообразным современным сленгом.

В конце концов, смотреть можно любой мультфильм, который ребенок захочет: каждый способен научить чему-то новому. «История игрушек» пополнит лексикон словами, связанными с космосом и ковбоями, «Суперсемейка» расскажет про супергероев и отношения между поколениями, а «Лего фильм» порадует огромным пластом отсылок к популярной культуре.

VOKA — это видеосервис, где каждый найдет что-то интересное для себя: фильмы и сериалы в HD-качестве и без рекламы, более 130 ТВ-каналов, премьеры новых эпизодов и сезонов одновременно со всем миром, live-трансляции концертов, спортивных матчей, контент собственного производства, а также удобные рекомендации по жанрам, настроению и новинкам.

Весь контент VOKA доступен к просмотру бесплатно для всех новых пользователей в течение первых 30 дней.

Спецпроект подготовлен при поддержке УП «А1», УНП 101528843.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by

Выбранный для просмотра документ Журавль.ppt

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Вадима Михайлина «Бобёр, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции».

«Приходит в исполком блоха-беженка…» «Откинулся волк с зоны и решил завязать…» «Идут звери на субботник, смотрят — заяц под деревом лежит…» Почему героями советского анекдота так часто становились животные? Как зооморфные культурные коды взаимодействовали с коллективной и индивидуальной памятью, описывали социальное поведение и влияли на него? В своей книге филолог и антрополог Вадим Михайлин показывает, как советский зооморфный анекдот противостоял официальному дискурсу и его манипулятивным задачам. Он разрушал механизмы формирования культурных мифов и нередко подрывал усилия государственной пропаганды. Анекдоты о Пятачке-фаталисте, алкоголике Чебурашке, развратнице Лисе и других персонажах-животных отражали настроения и опасения граждан, позволяли, не говоря ни о чем прямо, на самом деле говорить обо всем — и чутко реагировали на изменения в обществе.

Предлагаем прочитать фрагмент книги.

О когнитивных основаниях зооморфной сюжетики

Как уже было сказано выше, советский анекдот во многом восходит к сказке; применительно к анекдоту зооморфному имеет смысл говорить о вполне конкретном сказочном жанре, устойчиво именуемом «сказкой о животных» (animal tale), при том что даже для самых завзятых структуралистов попытка найти единые формальные основания для того, чтобы более или менее четко определить этот жанр, неизбежно заканчивается неудачей. Так, Владимир Пропп, раскритиковав указатель Аарне — Томпсона за «перекрестную классификацию» и заключив свою филиппику пассажем о том, что «сказки должны определяться и классифицироваться по своим структурным признакам»[1], сам попросту избегает разговора именно о структурных признаках этого жанра, мимоходом ссылаясь на то, что «сказки о животных представляют исторически сложившуюся цельную группу, и выделение их со всех точек зрения оправданно»[2].

В конечном счете, как правило, всё сводится к нехитрой формуле: сказки о животных суть сказки, в которых действующими лицами являются животные. С чем я не могу не согласиться — с одной значимой оговоркой. Любой повествовательный жанр (что, применительно к устной традиции, автоматически делает его еще и жанром перформативным) представляет собой способ организации проективных реальностей, соответствующий когнитивным навыкам и ситуативно обусловленным запросам целевой аудитории. И его (формально выделяемые на уровне сюжета, системы отношений между акторами и т. д.) структурные особенности, сколь угодно четко выраженные, вторичны по отношению к тем когнитивным основаниям, на которых аудитория согласна принимать участие в построении этих проективных реальностей, а также к тем ситуативным рамкам, которые делают исполнение возможным. Так что если мы хотим понять, почему практически во всех известных нам культурах люди рассказывают друг другу самые разные и по-разному организованные истории о животных (а также разыгрывают маскарадные перформансы, снимают кино, используют зооморфные образы в процессе саморепрезентации, в досуговых практиках, политической риторике и т. д.), нужно разобраться с тем, какую роль «зверушки» привычно играют в наших когнитивных навыках и установках[3].

Мы — социальные животные, чья социальность основана на способности каждого отдельного человека создавать, передавать и воспринимать сложные сигналы, позволяющие ему и другим людям выстраивать совместимые проективные реальности. Сигналы эти обращаются к так называемым инференциальным системам, которые позволяют нам восстанавливать/выстраивать объемные контексты, отталкиваясь от небольшого количества входящей значимой информации, а роль одного из первичных «фильтров значимости» выполняют онтологические категории, такие как «человек», «пища», «инструмент» и т. д. «Животное» — одна из таких базовых онтологических категорий, причем одна из самых продуктивных, поскольку позволяет задействовать наиболее разнообразные и детализированные режимы метафоризации.

Последняя же, в свою очередь, представляет собой еще один ключ к нашим способностям, связанным с умением выстраивать проективные реальности и затем видоизменять в соответствии с ними собственную среду пребывания. А потому остановлюсь на ее природе чуть подробнее.

Метафора представляет собой единый когнитивный механизм, включающий в себя как минимум две составляющих. Во-первых, метафора есть действенный способ смыслоразличения, устроенный следующим образом: две принципиально разные семантические системы, определяемые через разные онтологические категории (скажем, «человек» и «животное»), сопоставляются через операцию переноса какого-то особо значимого элемента из одной системы в другую: скажем, во фразе «свинья грязь найдет» физически или этически запачканный человек (или, напротив, человек, проявляющий излишнее внимание к чужой «запачканности») уподобляется свинье, животному, одним из признаков которого является любовь к грязевым ваннам. Системы эти должны быть, с одной стороны, совместимы хотя бы по ряду базовых признаков, что упрощает сопоставление: в нашем случае сопоставляются два живых существа, теплокровных, наделенных интенциональностью и — ситуативно — покрытых грязью или заинтересованных в контакте с ней. С другой, они должны быть различимы, что обеспечивает контринтуитивный характер самой операции переноса: перенесенный элемент «торчит» из чуждого контекста и привлекает к себе внимание (одна из наших инференциальных систем настороженно относится к некоторым субстанциям, которые именно по этой причине подгоняются под общую категорию «грязь» с выраженным негативным фоном; адекватный человек грязи должен избегать). Контринтуитивный характер совершенного переноса фокусирует внимание на базовых дихотомиях, позволяя за их счет более четко «прописывать» разницу между исходными системами: подчеркнув неполную социальную адекватность испачкавшегося человека, мы лишний раз «проводим границы человечности».

Во-вторых, метафора представляет собой когнитивную матрицу, которая позволяет наиболее экономным способом вменять конкретному элементу системы целый набор сопряженных между собой и неразличимых в дальнейшем признаков — за счет сопоставления этого элемента с элементом другой системы, определяемой через другую онтологическую категорию. Так, называя человека собакой, мы как бы приписываем ему вполне определенные качества (агрессивность, трусость, подобострастность, преданность хозяину, жадность, неприятный запах, неразборчивость в еде и сексе, особую сигнальную систему, ориентированность на стайное поведение и т. д.), отличающие, с принятой у нас точки зрения, собаку от других животных. В зависимости от конкретной ситуации, на передний план может выходить тот или иной конкретный признак, но все остальные идут в нагрузку, поскольку одна из наших инференциальных систем в ответ на конкретный информационный раздражитель выдает всю совокупность признаков, касающихся требуемого объекта.

Четко ощутимые базовые дихотомии, различающие две онтологические категории, препятствуют прямому, аналитическому считыванию вмененных признаков через «поверку действительностью». Нам попросту не приходит в голову расщеплять полученный пакет на отдельные признаки, верифицировать каждый из них через сопоставление с реальностью и определять, насколько неразборчив в сексе человек, которого сравнили с собакой, имея в виду его преданность другому человеку, — или насколько приятно от него пахнет.

Что, естественно, не отменяет значимого присутствия этих признаков, которые считываются автоматически (хотя и не обязательно все подряд и в полном объеме), в комплексе и без затраты дополнительных когнитивных усилий. Более того, одна из устойчивых коммуникативных стратегий, направленная на разрушение пафоса чужого высказывания, как раз и связана с «конкретизацией метафоры». Если в ответ на фразу о «преданном как собака» человеке вы получаете замечание «только не лает / блох не вычесывает / столбы не метит», это означает резкое понижение общей оценки объекта высказывания. Актуализируя скрытые на момент высказывания — но вполне соответствующие его структуре — компоненты метафоры, собеседник превращает ее из нейтральной фигуры речи в инструмент влияния и перехватывает ситуативную инициативу.

Зооморфное кодирование — одна из наиболее продуктивных стратегий метафоризации, если вообще не самая продуктивная. Звери, с одной стороны, четко отграничиваются от людей в качестве одной из онтологических категорий, человеку противопоставленных, — и это дает, собственно, основание для построения метафор. С другой, эта базовая классификационная категория по ряду основополагающих признаков (одушевленность, целеполагание, для птиц и млекопитающих — теплокровность и т. д.) сближена с категорией «человек»[4], что создает надежные основания для «достоверных» и множественных операций переноса, позволяя создавать целые метафорические контексты, построенные на постоянном мерцании смыслов между «верю» и «не верю». И, соответственно, выстраивать на основе этих контекстов разветвленные и потенциально очень смыслоемкие культурные коды.

Итак, животные:

1) составляют одну из наиболее репрезентативных категориальных групп, члены которой объединены рядом общих признаков (способность двигаться по собственному почину, способность различать себе подобных, посылать и улавливать сигналы, а также реагировать на них, потребность в питании и кислороде; для более узкой категории «зверь» — шерсть, теплокровность, четвероногость как принцип);

2) обладают устойчивыми нишами в тех же пищевых цепочках, в которые включен человек, и тем самым обречены на повышенное (конкурентное) внимание со стороны последнего;

3) при более чем широком видовом разнообразии виды обладают ярко выраженными наборами визуальных и поведенческих характеристик (а также аудиальных, ольфакторных,  тактильных) и тоже включены в систему устойчивых взаимоотношений между собой, что дает возможность максимально разнообразного и разнопланового сопоставления конкретных видов с конкретными человеческими индивидами и/или группами, а также с теми системами отношений, которые между ними возникают.

Таким образом, наш устойчивый интерес к животным объясним, среди прочих причин, еще и тем, что нашему сознанию удобно оперировать их образами, решая при этом свои, сугубо человеческие задачи. В рамках культур, именуемых традиционными[5], зооморфное кодирование представляет собой систему крайне разветвленную и многоаспектную.

Через зооморфные тропы кодируются социальные статусы и хозяйственные навыки, моральные аттитюды и пространственно-временные отношения, возрасты человеческой жизни и события, связанные со смертями и рождениями, звери обильно населяют воинские, эротические, демонстративные, агональные, пейоративные, игровые и прочие практики. Кажется, невозможно найти такую сферу человеческой жизни, которая в человеческой истории так или иначе не была бы означена через зооморфные коды.

Еще одна особенность животных — это менее выраженная по сравнению с человеком индивидуализация внешнего облика каждой конкретной особи в пределах вида — естественно, если исходить из человеческой точки зрения. Наша психика, на протяжении многих тысячелетий формировавшаяся в пределах малых групп, привычна к тому, что человек должен помнить в лицо всех тех людей, с которыми он встречается на протяжении своей жизни: отсюда наша привычка автоматически вглядываться в лица людей, идущих нам навстречу в городской толпе, отсюда и масса острых психологических проблем, свойственных обитателям мегаполисов[6].

Животные же «в лицо» — как то диктуют нам наши инференциальные системы, связанные с выстраиванием «личных картотек», — различимы гораздо хуже. Многие из них в рамках собственного вида попросту ориентированы на малодоступные нашим органам чувств сигнальные системы, скажем ольфакторные; для нас же, безнадежных визуалов, эти сигналы пропадают втуне. Конечно, каждый владелец собаки или кошки скажет вам, что узнает своего эрдельтерьера за сто метров среди сотни других эрдельтерьеров, и некоторые при этом даже почти не соврут. Конечно, всякий хороший пастух помнит каждую корову в своем стаде — если стадо это не превышает нескольких десятков голов. Но даже среди народов, традиционно занимающихся скотоводством, практика клеймления распространена весьма широко и служит отнюдь не только гарантией против воровства. Как бы то ни было, животные дают нам уникальную возможность балансировать на грани индивидуализированных и обобщенных характеристик — в чем-то равняясь в этом отношении с представителями других человеческих культур, которых нам тоже проще запоминать, не разделяя и делая при этом значимые исключения для отдельных так или иначе запомнившихся нам представителей общей «породы». Однако даже закоренелый расист и ксенофоб не в состоянии окончательно отменить границу между базовыми онтологическими категориями: он может называть представителей других рас (национальностей, конфессий) собаками или свиньями, но именно что называть, задействуя привычный режим метафоризации, который возможен только в том случае, если говорящий продолжает считать того, кого оскорбляет, человеком. В конце концов, белые плантаторы в южных штатах могли сколь угодно жестоко обращаться с черными рабами и не чаять души в собаках и лошадях, но ни один из них не пытался произвести над нежно лелеемой лошадью процедуру крещения, через возможность которой для тогдашнего христианина пролегала онтологическая граница между человеком и животным.

Итак, животное упрощает процедуру метафоризации.

С одной стороны, самим фактом своей принципиальной инаковости оно четко полагает границу между той актуальной ситуацией, в которой происходит рассказывание истории, и проективной реальностью рассказа: животные могут разговаривать только в сказке, слушатель/зритель занимает привилегированную позицию оценивающего наблюдателя, которому представленная ситуация интересна, но никаких прямых обязательств на него не возлагает. И в этом смысле зооморфная проективная реальность предлагает слушателю/зрителю/читателю то же удовольствие от «безопасного», стороннего и основанного на чувстве превосходства подглядывания за действующими лицами, что и Феокритова идиллия; но только зверь как персонаж снимает социальную неловкость от самого факта подглядывания — что особенно удобно применительно к детской аудитории[7].

С другой стороны, животное как персонаж облегчает кодирование — как за счет своей принципиальной «однозначности», принадлежности к некоему обобщенному классу живых существ, лишенных места в «личной картотеке» слушателя, так и за счет не менее принципиальной «неоднозначности», поскольку каждому такому классу приписывается несколько принципиально разных (и подлежащих различной моральной оценке со стороны слушателя) свойств, которыми рассказчик может оперировать в зависимости от ситуативной необходимости[8].

Итак, зверь как персонаж «зооморфного» текста способен выполнять весьма специфическую задачу — повышать порог зрительской/слушательской эмпатии, то есть снимать излишнюю эмпатию по отношению к действующему лицу за счет контринтуитивного совмещения в одном персонаже человеческих и нечеловеческих черт. И вместе с тем за счет той же самой контринтуитивности привлекать к себе повышенное внимание к себе. Зайчику сочувствуют, а не ставят себя на его место. Исполнитель зооморфного текста — не важно, нарративного, перформативного или чисто визуального (как в скифской торевтике или греческой вазописи), может позволить себе очевидную роскошь: оценку типичной социальной ситуации (позиции, статуса, системы отношений) — в том числе и связанной с личным опытом слушателя — через подушку безопасности. Поскольку речь идет о «зверушках».