Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу Вадима Михайлина «Бобёр, выдыхай! Заметки о советском анекдоте и об источниках анекдотической традиции».
«Приходит в исполком блоха-беженка…» «Откинулся волк с зоны и решил завязать…» «Идут звери на субботник, смотрят — заяц под деревом лежит…» Почему героями советского анекдота так часто становились животные? Как зооморфные культурные коды взаимодействовали с коллективной и индивидуальной памятью, описывали социальное поведение и влияли на него? В своей книге филолог и антрополог Вадим Михайлин показывает, как советский зооморфный анекдот противостоял официальному дискурсу и его манипулятивным задачам. Он разрушал механизмы формирования культурных мифов и нередко подрывал усилия государственной пропаганды. Анекдоты о Пятачке-фаталисте, алкоголике Чебурашке, развратнице Лисе и других персонажах-животных отражали настроения и опасения граждан, позволяли, не говоря ни о чем прямо, на самом деле говорить обо всем — и чутко реагировали на изменения в обществе.
Предлагаем прочитать фрагмент книги.
О когнитивных основаниях зооморфной сюжетики
Как уже было сказано выше, советский анекдот во многом восходит к сказке; применительно к анекдоту зооморфному имеет смысл говорить о вполне конкретном сказочном жанре, устойчиво именуемом «сказкой о животных» (animal tale), при том что даже для самых завзятых структуралистов попытка найти единые формальные основания для того, чтобы более или менее четко определить этот жанр, неизбежно заканчивается неудачей. Так, Владимир Пропп, раскритиковав указатель Аарне — Томпсона за «перекрестную классификацию» и заключив свою филиппику пассажем о том, что «сказки должны определяться и классифицироваться по своим структурным признакам»[1], сам попросту избегает разговора именно о структурных признаках этого жанра, мимоходом ссылаясь на то, что «сказки о животных представляют исторически сложившуюся цельную группу, и выделение их со всех точек зрения оправданно»[2].
В конечном счете, как правило, всё сводится к нехитрой формуле: сказки о животных суть сказки, в которых действующими лицами являются животные. С чем я не могу не согласиться — с одной значимой оговоркой. Любой повествовательный жанр (что, применительно к устной традиции, автоматически делает его еще и жанром перформативным) представляет собой способ организации проективных реальностей, соответствующий когнитивным навыкам и ситуативно обусловленным запросам целевой аудитории. И его (формально выделяемые на уровне сюжета, системы отношений между акторами и т. д.) структурные особенности, сколь угодно четко выраженные, вторичны по отношению к тем когнитивным основаниям, на которых аудитория согласна принимать участие в построении этих проективных реальностей, а также к тем ситуативным рамкам, которые делают исполнение возможным. Так что если мы хотим понять, почему практически во всех известных нам культурах люди рассказывают друг другу самые разные и по-разному организованные истории о животных (а также разыгрывают маскарадные перформансы, снимают кино, используют зооморфные образы в процессе саморепрезентации, в досуговых практиках, политической риторике и т. д.), нужно разобраться с тем, какую роль «зверушки» привычно играют в наших когнитивных навыках и установках[3].
Мы — социальные животные, чья социальность основана на способности каждого отдельного человека создавать, передавать и воспринимать сложные сигналы, позволяющие ему и другим людям выстраивать совместимые проективные реальности. Сигналы эти обращаются к так называемым инференциальным системам, которые позволяют нам восстанавливать/выстраивать объемные контексты, отталкиваясь от небольшого количества входящей значимой информации, а роль одного из первичных «фильтров значимости» выполняют онтологические категории, такие как «человек», «пища», «инструмент» и т. д. «Животное» — одна из таких базовых онтологических категорий, причем одна из самых продуктивных, поскольку позволяет задействовать наиболее разнообразные и детализированные режимы метафоризации.
Последняя же, в свою очередь, представляет собой еще один ключ к нашим способностям, связанным с умением выстраивать проективные реальности и затем видоизменять в соответствии с ними собственную среду пребывания. А потому остановлюсь на ее природе чуть подробнее.
Метафора представляет собой единый когнитивный механизм, включающий в себя как минимум две составляющих. Во-первых, метафора есть действенный способ смыслоразличения, устроенный следующим образом: две принципиально разные семантические системы, определяемые через разные онтологические категории (скажем, «человек» и «животное»), сопоставляются через операцию переноса какого-то особо значимого элемента из одной системы в другую: скажем, во фразе «свинья грязь найдет» физически или этически запачканный человек (или, напротив, человек, проявляющий излишнее внимание к чужой «запачканности») уподобляется свинье, животному, одним из признаков которого является любовь к грязевым ваннам. Системы эти должны быть, с одной стороны, совместимы хотя бы по ряду базовых признаков, что упрощает сопоставление: в нашем случае сопоставляются два живых существа, теплокровных, наделенных интенциональностью и — ситуативно — покрытых грязью или заинтересованных в контакте с ней. С другой, они должны быть различимы, что обеспечивает контринтуитивный характер самой операции переноса: перенесенный элемент «торчит» из чуждого контекста и привлекает к себе внимание (одна из наших инференциальных систем настороженно относится к некоторым субстанциям, которые именно по этой причине подгоняются под общую категорию «грязь» с выраженным негативным фоном; адекватный человек грязи должен избегать). Контринтуитивный характер совершенного переноса фокусирует внимание на базовых дихотомиях, позволяя за их счет более четко «прописывать» разницу между исходными системами: подчеркнув неполную социальную адекватность испачкавшегося человека, мы лишний раз «проводим границы человечности».
Во-вторых, метафора представляет собой когнитивную матрицу, которая позволяет наиболее экономным способом вменять конкретному элементу системы целый набор сопряженных между собой и неразличимых в дальнейшем признаков — за счет сопоставления этого элемента с элементом другой системы, определяемой через другую онтологическую категорию. Так, называя человека собакой, мы как бы приписываем ему вполне определенные качества (агрессивность, трусость, подобострастность, преданность хозяину, жадность, неприятный запах, неразборчивость в еде и сексе, особую сигнальную систему, ориентированность на стайное поведение и т. д.), отличающие, с принятой у нас точки зрения, собаку от других животных. В зависимости от конкретной ситуации, на передний план может выходить тот или иной конкретный признак, но все остальные идут в нагрузку, поскольку одна из наших инференциальных систем в ответ на конкретный информационный раздражитель выдает всю совокупность признаков, касающихся требуемого объекта.
Четко ощутимые базовые дихотомии, различающие две онтологические категории, препятствуют прямому, аналитическому считыванию вмененных признаков через «поверку действительностью». Нам попросту не приходит в голову расщеплять полученный пакет на отдельные признаки, верифицировать каждый из них через сопоставление с реальностью и определять, насколько неразборчив в сексе человек, которого сравнили с собакой, имея в виду его преданность другому человеку, — или насколько приятно от него пахнет.
Что, естественно, не отменяет значимого присутствия этих признаков, которые считываются автоматически (хотя и не обязательно все подряд и в полном объеме), в комплексе и без затраты дополнительных когнитивных усилий. Более того, одна из устойчивых коммуникативных стратегий, направленная на разрушение пафоса чужого высказывания, как раз и связана с «конкретизацией метафоры». Если в ответ на фразу о «преданном как собака» человеке вы получаете замечание «только не лает / блох не вычесывает / столбы не метит», это означает резкое понижение общей оценки объекта высказывания. Актуализируя скрытые на момент высказывания — но вполне соответствующие его структуре — компоненты метафоры, собеседник превращает ее из нейтральной фигуры речи в инструмент влияния и перехватывает ситуативную инициативу.
Зооморфное кодирование — одна из наиболее продуктивных стратегий метафоризации, если вообще не самая продуктивная. Звери, с одной стороны, четко отграничиваются от людей в качестве одной из онтологических категорий, человеку противопоставленных, — и это дает, собственно, основание для построения метафор. С другой, эта базовая классификационная категория по ряду основополагающих признаков (одушевленность, целеполагание, для птиц и млекопитающих — теплокровность и т. д.) сближена с категорией «человек»[4], что создает надежные основания для «достоверных» и множественных операций переноса, позволяя создавать целые метафорические контексты, построенные на постоянном мерцании смыслов между «верю» и «не верю». И, соответственно, выстраивать на основе этих контекстов разветвленные и потенциально очень смыслоемкие культурные коды.
Итак, животные:
1) составляют одну из наиболее репрезентативных категориальных групп, члены которой объединены рядом общих признаков (способность двигаться по собственному почину, способность различать себе подобных, посылать и улавливать сигналы, а также реагировать на них, потребность в питании и кислороде; для более узкой категории «зверь» — шерсть, теплокровность, четвероногость как принцип);
2) обладают устойчивыми нишами в тех же пищевых цепочках, в которые включен человек, и тем самым обречены на повышенное (конкурентное) внимание со стороны последнего;
3) при более чем широком видовом разнообразии виды обладают ярко выраженными наборами визуальных и поведенческих характеристик (а также аудиальных, ольфакторных, тактильных) и тоже включены в систему устойчивых взаимоотношений между собой, что дает возможность максимально разнообразного и разнопланового сопоставления конкретных видов с конкретными человеческими индивидами и/или группами, а также с теми системами отношений, которые между ними возникают.
Таким образом, наш устойчивый интерес к животным объясним, среди прочих причин, еще и тем, что нашему сознанию удобно оперировать их образами, решая при этом свои, сугубо человеческие задачи. В рамках культур, именуемых традиционными[5], зооморфное кодирование представляет собой систему крайне разветвленную и многоаспектную.
Через зооморфные тропы кодируются социальные статусы и хозяйственные навыки, моральные аттитюды и пространственно-временные отношения, возрасты человеческой жизни и события, связанные со смертями и рождениями, звери обильно населяют воинские, эротические, демонстративные, агональные, пейоративные, игровые и прочие практики. Кажется, невозможно найти такую сферу человеческой жизни, которая в человеческой истории так или иначе не была бы означена через зооморфные коды.
Еще одна особенность животных — это менее выраженная по сравнению с человеком индивидуализация внешнего облика каждой конкретной особи в пределах вида — естественно, если исходить из человеческой точки зрения. Наша психика, на протяжении многих тысячелетий формировавшаяся в пределах малых групп, привычна к тому, что человек должен помнить в лицо всех тех людей, с которыми он встречается на протяжении своей жизни: отсюда наша привычка автоматически вглядываться в лица людей, идущих нам навстречу в городской толпе, отсюда и масса острых психологических проблем, свойственных обитателям мегаполисов[6].
Животные же «в лицо» — как то диктуют нам наши инференциальные системы, связанные с выстраиванием «личных картотек», — различимы гораздо хуже. Многие из них в рамках собственного вида попросту ориентированы на малодоступные нашим органам чувств сигнальные системы, скажем ольфакторные; для нас же, безнадежных визуалов, эти сигналы пропадают втуне. Конечно, каждый владелец собаки или кошки скажет вам, что узнает своего эрдельтерьера за сто метров среди сотни других эрдельтерьеров, и некоторые при этом даже почти не соврут. Конечно, всякий хороший пастух помнит каждую корову в своем стаде — если стадо это не превышает нескольких десятков голов. Но даже среди народов, традиционно занимающихся скотоводством, практика клеймления распространена весьма широко и служит отнюдь не только гарантией против воровства. Как бы то ни было, животные дают нам уникальную возможность балансировать на грани индивидуализированных и обобщенных характеристик — в чем-то равняясь в этом отношении с представителями других человеческих культур, которых нам тоже проще запоминать, не разделяя и делая при этом значимые исключения для отдельных так или иначе запомнившихся нам представителей общей «породы». Однако даже закоренелый расист и ксенофоб не в состоянии окончательно отменить границу между базовыми онтологическими категориями: он может называть представителей других рас (национальностей, конфессий) собаками или свиньями, но именно что называть, задействуя привычный режим метафоризации, который возможен только в том случае, если говорящий продолжает считать того, кого оскорбляет, человеком. В конце концов, белые плантаторы в южных штатах могли сколь угодно жестоко обращаться с черными рабами и не чаять души в собаках и лошадях, но ни один из них не пытался произвести над нежно лелеемой лошадью процедуру крещения, через возможность которой для тогдашнего христианина пролегала онтологическая граница между человеком и животным.
Итак, животное упрощает процедуру метафоризации.
С одной стороны, самим фактом своей принципиальной инаковости оно четко полагает границу между той актуальной ситуацией, в которой происходит рассказывание истории, и проективной реальностью рассказа: животные могут разговаривать только в сказке, слушатель/зритель занимает привилегированную позицию оценивающего наблюдателя, которому представленная ситуация интересна, но никаких прямых обязательств на него не возлагает. И в этом смысле зооморфная проективная реальность предлагает слушателю/зрителю/читателю то же удовольствие от «безопасного», стороннего и основанного на чувстве превосходства подглядывания за действующими лицами, что и Феокритова идиллия; но только зверь как персонаж снимает социальную неловкость от самого факта подглядывания — что особенно удобно применительно к детской аудитории[7].
С другой стороны, животное как персонаж облегчает кодирование — как за счет своей принципиальной «однозначности», принадлежности к некоему обобщенному классу живых существ, лишенных места в «личной картотеке» слушателя, так и за счет не менее принципиальной «неоднозначности», поскольку каждому такому классу приписывается несколько принципиально разных (и подлежащих различной моральной оценке со стороны слушателя) свойств, которыми рассказчик может оперировать в зависимости от ситуативной необходимости[8].
Итак, зверь как персонаж «зооморфного» текста способен выполнять весьма специфическую задачу — повышать порог зрительской/слушательской эмпатии, то есть снимать излишнюю эмпатию по отношению к действующему лицу за счет контринтуитивного совмещения в одном персонаже человеческих и нечеловеческих черт. И вместе с тем за счет той же самой контринтуитивности привлекать к себе повышенное внимание к себе. Зайчику сочувствуют, а не ставят себя на его место. Исполнитель зооморфного текста — не важно, нарративного, перформативного или чисто визуального (как в скифской торевтике или греческой вазописи), может позволить себе очевидную роскошь: оценку типичной социальной ситуации (позиции, статуса, системы отношений) — в том числе и связанной с личным опытом слушателя — через подушку безопасности. Поскольку речь идет о «зверушках».
[1] Пропп В. Я. Кумулятивная сказка // Пропп В. Я. Поэтика фольклора. М.: Лабиринт, 1998. С. 252.
[2] Пропп В. Я. Жанровый состав русского фольклора // Пропп В. Я. Фольклор и действительность. М.: Лабиринт, 1998. С. 31.
[3] Нижеследующий (до конца главки) пассаж представляет собой несколько переработанную версию текста, написанного мной в 2013 году для совместной с Екатериной Решетниковой статьи, см.: Михайлин В. Ю., Решетникова Е. С. «Немножко лошади»: Антропологические заметки на полях анималистики // Новое литературное обозрение. 2013. № 6 (124). С. 322–342. Свою позицию по вопросу о когнитивных основаниях нашей зацикленности на зооморфной образности я уже сформулировал там и не вижу внятных оснований для того, чтобы делать это заново — по крайней мере, пока.
[4] См. в этой связи «онтологическое дерево», выстроенное Фрэнком Кейлом в кн.: Keil F. C. Semantic and Conceptual Development: An Ontological Perspective. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1979.
[5] И ориентированных на более узкие суммы публичных контекстов, чем наша культура, а также и, соответственно, на более тонкие, менее подверженные операции абстрагирования системы повседневного смыслоразличения.
[6] Вроде стандартной урбанистической апории: навязчивое чувство одиночества вкупе с ощущением, что вокруг слишком много людей.
[7] В этом смысле классическая зооморфная басня действует по той же схеме, что и зооморфный анекдот, — но только с поправкой на радикальный дидактический поворот в пуанте — вместо столь же радикальной деконструкции всяческой дидактики.
[8] Собственно, о чем-то похожем писал еще Л. С. Выготский в «Психологии искусства», в процессе полемики с Г. Э. Лессингом и А. А. Потебней по поводу их взглядов на (зооморфную) басню. «…каждое животное представляет заранее известный способ действия, поступка, оно есть раньше всего действующее лицо не в силу того или иного характера, а в силу общих свойств своей жизни» — и далее, применительно к басне И. А. Крылова о лебеде, раке и щуке: «…никто, вероятно, не сумеет показать, что жадность и хищность — единственная характерная черта, приписываемая из всех героев одной щуке, — играет хоть какую-нибудь роль в построении этой басни» (Выготский Л. С. Психология искусства. М.: Педагогика, 1987. С. 100, 101).
В конце февраля передохнем от холода… Звучит двусмысленно. 29 ноября новорождённая или новоро́жденная (вспомним, пройдя небольшой тест) буква «ё» празднует свой день рождения. Нужна ли она в русском алфавите? Ведь на письме мы легко обходимся без нее. А споры на этот счет не утихают. Например, как вы прочитали первое предложение – с «ё» или без нее? Всегда ли можно обойтись без ловкой буквы? Что делать, если буква «ё» есть в имени или фамилии? Сетевое издание «Учительская газета» и «Грамотатор» вместе со своими читателями разберутся в этом спорном вопросе.
О хитрой и загадочной букве «ё» мы писали не раз. Как она появилась на свет и долго скиталась, пока не нашла свое место в алфавите, подробно рассказывается в материалах «Расставим точки над Ё» и «Ё-мое».
Мы освещали и ситуацию, когда буква «ё» есть в имени или фамилии, но вот в документах она превратилась в «е».
Если наши читатели хотят проверить свои знания – в каких словах буква «ё» нужна, а в каких мы употребляем ее неверно, можно пройти небольшой тест (пройти тест можно в «Расставим точки над ё» или по ссылке, если тест отображается некорректно).
Справились с заданиями? Предлагаем закрепить свои знания и повторить правильное произношение слов с «ё» и без нее вместе с нами.
Ненужная буква «ё»
Как вы прочитали строки о «передохнем от холода»? А что делать с предложением: берет маркер берет и садится на галеру…
Набор слов, бессмыслица? Давайте посмотрим. Прочитать можно по-разному. Например, «бере́т садится на корабль (галеру) с ма́ркером». Действительно, ерунда. Как берет может садиться на корабль?
Попробуем еще раз: ма́ркер берёт бере́т? А, может, и садится-то на галёру?
Опять не сходится. Теперь маркер никак не сможет взять берет. Выходит, что и впрямь бессмыслица? А вот и нет! Мы имели в виду, что «берёт маркёр берет и садится на галеру».
Ну и как разобраться без буквы «ё»? А вот еще (или ещё?): «Василий радостно сказал: «Все поем!» О чем он? Спрашивает: всё поем? Или все поём? А, возможно, всё поём?
Вспомним еще падеж, мел, отсек и осел. Что первое пришло на ум? Падеж (в словах) и падёж (скота), мел и мёл (улицу), отсек и отсёк, осел и осёл!
Нужна буква «ё» или нет? Какого мнения придерживаются наши читатели? Напишите об этом в комментариях, зарегистрировавшись на сайте сетевого издания «Учительская газета».
А мы разберем слова, в которых очень часто опускается «ё» и сдвигается ударение. В результате произносят их неверно.
Включённый
Уже не раз рассматривали мы слово «включить» и производные от него. Вот и «включённый» здесь Произносится он с «ё», как и включён. Никаких вклю́ченный и вклю́чен.
Дом ярко освещённый,
Здесь свет везде включённый.
Заключённый
Очень распространенная ошибка – заклю́ченный. Слышали мы даже версию, что договор заклю́чен/заклю́ченный, а человек под стражу – заключён/заключённый.
Однако букве «ё» неважно, о ком или о чем речь: «заключён» – единственно верный вариант. И брак заключён, и договор, и преступник под стражу.
На товар уценённый
Договор заключённый.
Оговорённый
Оговорённым может быть человек. А могут и условия договора. Здесь, как и в предыдущем случае, многие считают, что о человеке, которого оговорили, верно – оговорённый, а об условиях – огово́ренные. Это не так – во всех случаях с буквой «ё» и с ударением на нее же. Так же и со словом приговорённый.
Дом на части разделённый,
Их размер оговорённый.
Осуждённый
Именно так. А не осу́жденный. Откуда пошло такое произношение? Может, сбивает с толку корень и «проверочное» суд. А, возможно, это профессиональный сленг сотрудников правоохранительных органов – они нередко говорят «осу́жденный». А к нему еще и дело возбу́ждено или возбу́жденное. А правильно только возбуждённое.
Манёвренный
Зачастую говорят мане́вренный! Откуда взялось такое произношение? Возможно, с давних времен, когда существовали мане́вры, а не манёвры. В настоящее время Орфоэпический словарь под редакцией Р. И. Аванесова дает как допустимое «маневр», но с пометкой «устаревшее». Да и слуху привычнее «манёвр». А отсюда и запомнить легко – манёвр-манёвренный.
Заворожённый
«Я заворо́жен», «Смотрел, как заворо́женный». Но нет! Смотреть можно только заворожённо и быть заворожённым.
На замок, в море отражённый,
Смотрел я как заворожённый.
Посеребрённый
По какой-то причине и кустарник инеем посере́бренный, и кольцо, и другие вещи, связанные с серебром. Однако все, что покрыто слоем этого металла (даже в переносном значении, как в случае с инеем), является посеребрённым.
Опытом умудрённый –
Сединой посеребрённый
Углублённый
Кто-то помнит, что в середине-конце 80-х годов прошлого века с экранов телевизоров часто можно было услышать: углу́бить или углу́бленный. Возможно, проверяют словом «глубь», поэтому выходит путаница. Но правильно только углублённый.
Скабрёзный
Часто превращается в «скабрезный». Скабрёзный же многим режет слух. А ведь правильно именно через «ё».
Человек он несерьёзный,
Анекдот рассказал скабрёзный.
Новорождённый
Ах, как же часто можно услышать «новоро́жденный»! Но наши читатели уже прошли тест и твердо знают, что правильно только «новорождённый». Новый и рождён – все просто!
На свет произведённый
Малыш новорождённый.
Не ровён час
Это устойчивое словосочетание многие произносят через «е». А час все-таки не ровён!
Чёрно-бурый
Да и не только чёрно-бурый, но и чёрно-белый и все сложные слова с «чёрно» произносятся с «ё». Здесь тоже все просто: вспоминаем название цвета – чёрный – и не ошибаемся.
Забытьё
Именно так оно произносится. А распространенный вариант «забытье» словари отмечают как неправильный.
В ванне пенной про мытьё
Я забыл, впав в забытьё.
Остриё
Здесь есть хитрость: «ё» произносится только в именительном падеже. В винительном и предложном «ё» превращается в «е».
Жёлоб
Да-да! А не желоб, как часто говорят. Однако надо помнить, что маленький – желобок.
Свёкла
С детства слышим это слово. А правильное произношение запомнили не все. И порой свёкла превращается в свеклу́. Нормам русского языка это не соответствует. А вот производные от «свёклы», напротив, произносятся через «е»: свекольный, свеклорезка, свекловодческий.
Вот уж и земля намокла,
Осень – собираем свёклу.
Вёшенки
Это грибы, которые называют и ве́шенки, и веше́нки, и вешенки́. Проблема в том, что многие словари грибы эти пока не фиксируют. Но там, где слово есть, указан единственно верный вариант – вёшенки.
Устали наши ноженьки,
Мы собирали вёшенки.
Подоплёка
Изначально так называли подкладку мужской крестьянской рубашки – от плеч до половины груди (спереди) и половины спины (сзади). Сейчас а данном значении слово употребляется, наверное, только в книгах. Но есть и переносное значение – скрытый смысл какого-либо явления. Его-то употребляют часто и так же часто через «е» – подопле́ка. Однако такой вариант произношения словари не фиксируют – только подоплёка.
А теперь рассмотрим слова, которые безосновательно, но очень часто, наоборот, произносят с «ё».
Гренаде́р
Это солдат или офицер высокого роста в пехотных или кавалерийских частях некоторых армий. Нашему слуху привычнее гренадёр. Однако словари единогласно указывают вариант с «ё» как неверный. Только гренаде́р.
А, может, тогда и мушкетер? Было и так. Когда-то произносили именно мушкете́р. Но со временем мушкетёр такое произношение вытеснил.
Вполне возможно, и гренадёр в скором времени подвинет гренаде́ра. Но пока правильно произносить без «ё».
Афе́ра
И почему многие так любят употреблять слово «афёра». Ведь даже «аферист» намекает, что говорить надо с «е». А уж словари просто кричат, что «афёра» не соответствует нормам русской речи – только афе́ра.
Опе́ка
Еще одно слово, где «ё» пытается занять не свое место. Как и в предыдущем случае – говорить опёка неправильно. Ну а, чтобы запомнить, вспомним слово «опекун».
Многоже́нец
Тут посложнее. Вроде много у этого человека жён, логично же, что он многожёнец (как было с новорождённым). А нет – жён много, а сам он без «е». Но в слове «многожёнство» буква «ё» место себе всё-таки отвоевала.
Гололе́дица
Именно через «е». С гололёдом не путаем. Явления, слова и произношение разные. Гололёд – это ровный, очень скользкий лёд – осадки, которые не успели растаять и легли ледяной коркой, а не снегом или дождем.
А гололедица наступает в результате резкого похолодания. Вчера шел дождь – сегодня мороз, а на дороге гололе́дица с буквой «е».
Житие́
Сразу продолжим словами из фильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «…мое́». Так и запомним «житие́ мое́». Кто-то вспомнит сказки и скажет, что там упоминается житьё-бытьё». Этот вариант «сказочный», устойчивое словосочетание. Только в таком виде допустимо употребление с «ё». В остальных случаях правильно именно житие, как, впрочем, и бытие́.
Здесь, правда, возможны варианты: бытие как философский термин с «ё» произносить не рекомендуется, а вот как жизнь, существование – возможно и бытиё.
Гру́шевый
Помните песню Ю.Антонова про улицы «вишнёвые, грушёвые..»? Ошибочка вышла! Запомним, что «грушёвые» неверно. Заодно и в написании не ошибемся – грушо́вый тоже неправильно. А гру́шевый через «ё» или «о» написать будет сложно.
Осе́длый
Не осёдлый! Буква «ё» и здесь норовит проникнуть в речь. Но тот, кто проживает на одном месте, осе́л в той или иной местности, ведёт осе́длый образ жизни. Вспоминайте слово «седло» и не ошибетесь.
А напоследок очень спорное слово.
Жёлчь-желчь
Орфоэпический словарь русского языка: произношение, ударение (под редакцией И.Л. Резниченко, 2003 года) приводит оба варианта. Причем желчь стоит на первом месте как предпочтительная форма.
Русское словесное ударение М.В. Зарвы (2001 года) предлагает только жёлчь, а Орфоэпический словарь русского языка: произношение, ударение, грамматические формы (под редакцией Р.И. Аванесова, 1987 года) форму «желчь» дает как допустимую. Основной же является – жёлчь. В Словаре трудностей русского языка под редакцией Д.Э. Розенталя и М.А. Теленковой, наоборот – желчь – основной вариант, а жёлчь – допустимый.
И как же быть? Выбор за вами, дорогие читатели. И желчь, и жёлчь соответствуют нормам русского языка.
И все-таки. Вернёмся к началу статьи. Как же прочитать –
Передохнем или передохнём?
Тут можно вспомнить известную строчку из стихотворения Д. Бедного «Передохнем все мы вскоре!…»
Из-за своей двусмысленности эта фраза стала фольклором. А в продолжение приведем пример Татьяны Гартман из книги «Речь как меч» (именно он и лег в основу нашего заголовка): в одной из газет было написано: «в конце февраля мы все передохнем от холода!». Что? Какой ужас! Что нас ждет? И только после прочтения статьи стало понятно, что от холода все-таки передохнём. Ох, гора с плеч.
Наверняка наши читатели не раз встречали в многочисленных интернет-источниках фразу: «При этаком-то государе мы все передохнем».
Авторство ее приписывают А.Толстому. Якобы есть она в романе «Петр Первый».
Отметим, что ни героя, произносящего эти слова, ни страницу мы ни разу не обнаружили. Но ссылаются везде и всегда. Очень уверенно!
И захотелось нам найти эту цитату, так, чтобы была она и со ссылкой на страницу и с информацией о произнесшем ее герое. Однако здесь потерпели мы неудачу. И что интересно! В процессе поиска встретилась нам книга Валерия Василева «Истоки русского слова. Очерки о русском слове». Автор приводит все ту же фразу про «государя и передохнем», только ссылается уже не на А.Толстого, а на … Н.Карамзина и его известное произведение. Какое? А это, похоже, стимул перекопать все сочинения Карамзина. Название осталось тайной.
Мы пришли к выводу, что нет такой цитаты. Ни у А.Толстого, ни у Н.Карамзина, ни у кого-то другого из известных писателей. Является она вымыслом, хорошим примером важности употребления буквы «ё». А авторство известного писателя придает ему больший вес.
Но если наши читатели знают, в каком произведении и у кого из авторов есть данная фраза, то они, надеемся, поделятся с нами информацией. А от холода мы все-таки передохнём!
Интересные факты, касающиеся буквы «ё» можно, узнать в наших материалах.
Как видим, обойтись без буквы «ё» можно не всегда. Особенно сложно понять смысл вне контекста. Зарегистрировавшись на сайте сетевого издания «Учительская газета» , читатели могут поделиться своим отношением к букве «ё», мнением о ее месте в русском алфавите, нужности в речи и на письме.
Использована рабочая тетрадь «Литературное чтение» 3 класс, Бойкина, Виноградская, страницы 15-31.
УКМ «Школа России»
Ответы на вопросы раздела «Устное народное творчество»
1. Что такое устное народное творчество? Расскажи, используя опорные слова.
К устному народному творчеству мы относим произведения, автором которых является народ. Такие произведения сочинялись во все времена, и раньше передавались из уст в уста.
В этих произведениях люди выражали свою мечту о счастье.
К устному народному творчеству относятся малые фольклорные произведения, в том числе сказки. Сказки бывают волшебными, бытовыми и о животных.
В волшебных сказках всегда есть волшебные предметы и сказочные превращения.
2. Какие виды народного творчества ты знаешь?
Заклички, песни, потешки, скороговорки, пословицы, загадки, сказки.
3. Составь список книг, которые можно поместить на выставке «Народное творчество».
Список книг для выставки устное народное творчество:
- Русские народные сказки.
- Русские волшебные сказки.
- Русские бытовые сказки.
- Русские сказки о животных.
- Сборник «Народные песни».
- «100 пословиц и поговорок».
- Сказки народов России.
- «Пословицы и поговорки о временах года».
- «Лучшие детские загадки о животных».
- «Считалки и скороговорки для детей».
4. Подготовь рассказ об одном из народных промыслов России (Гжель, Хохлома, Дымковская игрушка). Возможно, в том месте где ты живёшь, развит какой-то другой вид народного искусства. Подготовь сообщение о нём, предварительно составь план своего рассказа.
Примеры рассказов о каждом из этих народных промыслов можно посмотреть, перейдя по ссылке.
5. Дополни текст заклички:
Бабочка, бабочка, сядь на ладошку —
Сядь на цветок — принеси нам медок.
Жаворонки, жаворонки, прилетите к нам!
Принесите нам тёплую весну и солнце!
6. Попробуй сам сочинить закличку. Начни её со слов «Весна-красна!
Пример заклички про весну для 3 класса
Весна-красна! Приходи к нам быстрей!
Яркое солнышко, свети нам теплей!
Милый дождик лей, лей сильней!
Мы станцуем вам быстрый хоровод
Чтобы меньше было у людей хлопот!
Приходи скорее в гости к нам весна!
Красно солнышко горит и весна красна!
7. Собери пословицы на стр. 53 в учебнике. Восстанови загадки на стр. 54.
Пример выполнения этого задания смотри в ответах на вопросы учебника к этому разделу по ссылке.
8. Придумай свои загадки к словам: лёд, снег, весна, листья, дождь, лес, подсолнух.
Примеры загадок к словам для 3 класса
Между снегом и водой
Он бывает голубой.
(лёд)
Солнце на земле растёт —
Кто захочет, тот сорвёт!
(Подсолнух)
Он не море и не поле —
Для деревьев он раздолье!
(Лес)
Под деревьями трава,
А на дереве ….
(Листва)
С неба звёздочки летят,
Только губы холодят.
(Снег)
Если он идёт стеной —
Это значит проливной.
(Дождь)
Тает снег, бегут ручьи. Прилетели вновь грачи.
Значит кончилась зима. Значит к нам пришла …
(Весна)
9. Определи, какое слово лучше всего раскрывает понятие «докучать».
Это понятие лучше всего раскрывает слово «Надоедать».
10. Прочитай докучную сказку про журавля. Как она начинается? Найди повторяющиеся слова, выражения. Какими словами заканчивается сказка?
Сказка начинается словами: Слушайте, послушайте!
Повторяющиеся слова: ноги, хвост, увязнет, вытащит.
Сказка заканчивается словами: Хороша ли моя сказочка?
10. Попробуй сочинить докучную сказку.
Примеры оригинальных докучных сказок можно посмотреть, перейдя по ссылке.
11. Раздели текст сказки «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка на смысловые части. Выпиши опорные слова. Озаглавь части. Можно ли твою запись считать планом? Докажи.
План сказки «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка» можно посмотреть, перейдя по ссылке.
12. Сколько раз повторяются слова «Солнце высоко…»? Какие ещё слова повторяются?
Слова «Солнце высоко…» повторяются в сказке три раза.
Также повторяются слова: «Не пей, братец», и призыв Иванушки: «Выплынь, выплынь на бережок».
13. Раздели сказку «Иван-царевич и серый волк на три части. Озаглавь их.
Пример разделения сказки на три части можно посмотреть в ответах на вопросы учебника, перейдя по ссылке.
14. Как ты понимаешь выражение «Синие леса мимо глаз пропускает, озёра хвостом заметает»? Какую картину ты себе представляешь?
Это выражение описывает скорость передвижения волка.
Я представляю такие картины:
Леса пробегали мимо глаз с такой скоростью, что казались синими.
От помахивания хвоста на бегу по воде озёр идут волны.
15. Каким был Иван-царевич?
Он был добрым, смелым, решительным и мужественным. Он не был хитрым, потому что всё время попадался. Он был исполнительным и трудолюбивым, потому честно сторожил яблоки. Он не был глупым, но и умным его нельзя назвать.
16. Сравни сказку, иллюстрации Билибина и репродукции картин Васнецова. Какое настроение создают? Запиши свои мысли используя опорные слова.
Пример сравнения картины Васнецова и иллюстрации Билибина можно посмотреть, перейдя по ссылке.
17. Рассмотри произведения изобразительного искусства. Выпиши их названия и распредели на группы.
Портрет: Аргунов «Портрет Шереметьева», Маковский «Алексеич».
Пейзаж: Ге «Мост в Вико», Шишкин «Дубы».
Натюрморт: Ван Гог «Натюрморт с гладиолусами», Серебрякова «Натюрморт с кувшином».
18. Найди в сказке «Сивка-бурка» зачин.
Зачин: «Жил-был старик, и было у него три сына».
Мы сразу узнаём, кто будет героями сказки.
19. Составь таблицу сказочных зачинов.
Жили-были: «Сивка-Бурка», «Иван-царевич и серый волк», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка».
В некотором царстве, в некотором государстве: «Царевна-лягушка», «Медное, серебряное и золотое царства», «Каменное царство».
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве: «Сказка о золотом петушке».
Ехал однажды мужик с базара: «Мудрая девушка».
20. По каким признакам можно определить волшебную сказку?
Выбираем: Чудеса и превращения, волшебные слова, волшебные предметы, троекратные повторы.
Дополняем: волшебные существа, сказочный мир, борьба добра со злом.
21. Вспомни сказку в которой есть один из волшебных предметов. Как она называется? Кто является главным героем? Какие события происходят в ней? Составь рассказ и запиши.
Вспомним сказку «Вещий сон». В ней используются сразу три волшебных предмета из этого списка.
Её главными героями являются Иван, Царевич и Елена Прекрасная.
Иван не хотел рассказывать вещий сон и Царевич бросил его в темницу. Сам Царевич поехал свататься к Елене Прекрасной, а Иван набрал одиннадцать товарищей и поехал следом.
По дороге он забрал у спорящих старичков шапку-невидиму, сапоги-скороходы и ковёр-самолёт, и с их помощью помог Царевичу отгадать загадки Елены.
Царевич успешно женился и вернулся домой.
В этом и состоял вещий сон, увиденный Иваном.
22. Рассмотри иллюстрацию Васнецова на стр. 43 учебника. К какому эпизоду сказки можно её отнести?
Это эпизод третьего прыжка Сивки-Бурки. Иван допрыгнул до Елены и снял перстень.
Герои очень красивые, как я их и представляла.
23. Придумай свои вопросы по содержанию сказки «Сивка-бурка».
Двадцать вопросов по содержанию сказки и ответы к ним можно посмотреть, перейдя по ссылке.
24. Как бы ты сказал, что такое сказка?
Сказка — это литературное или народное произведение, которое изображает всё чудесное, необычное, волшебное. В ней всегда добро побеждает зло.
25. Какие признаки волшебной сказки ты можешь назвать?
Чудесные превращения, троекратные повторы, зачин, концовка, присказка, сказочные помощники, невероятные события.
26. Напиши названия сказок, которые можно поместить в книгах:
Бытовые сказки: «Каша из топора», «Умная внучка», «Как Иванушка-дурачок дверь стерёг».
Сказки о животных: «Лиса и журавль», «Лиса и тетерев», «Петушок и бобовое зёрнышко».
Волшебные сказки: «Сивка-бурка», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», «Иван-царевич и серый волк»
27. Сравни произведения художников Билибина и Васнецова. Составь рассказ об одном из них. Запиши план рассказа.
Пример рассказа о художниках Васнецове и Билибине можно посмотреть в ответах на вопросы учебника к этому разделу, перейдя по ссылке.
План рассказа о художнике для 3 класса
- Годы жизни.
- Как стал художником.
- Самые известные картины.
- Моя любимая картина.
- Впечатление от картины.
28. Сочини свою волшебную сказку.
Пример самостоятельно мной придуманной волшебной сказки можно посмотреть, перейдя по ссылке.
29. Говорят, что сказка — добрым молодцам урок. Чему тебя учат сказки?
Сказки учат: отличать добро от зла; совершать хорошие поступки; быть находчивым и смелым; быть мудрым, отзывчивым, честным; понимать, что такое настоящая дружба; сравнивать героев.
Автор На чтение 14 мин. Просмотров 8 Опубликовано
Сон князя Святослава
Вещие сны не редкость в средневековых памятниках литературы. В «Слове» сон — это раскрытие образа Святослава. Сон предвещает несчастье с людьми, зависевшими от князя. Это войско Игоря, потерпевшее поражение на Каяле. Поражение уже состоялось, но известие еще не дошло до Святослава: он узнает о нем затем от бояр. Святослав видит себя одариваемым подарками. К этим подаркам имеют отношение те, кто стал причиной несчастья. Святослава кто-то одевает черной паполомою и угощает синим вином. На него сыпят жемчуг, символ слез, из колчанов «поганых толковин» — союзных Игорю ковуев, которые первые бежали в битве и из-за которых Игорь попал в плен.
Тягостный сон Святослава считается одним из важных и поэтических в общей художественной структуре мест «Слова о полку Игореве». Сон делится на две неравные части. Первая из них относится к самому Святославу.
«Этой ночью с вечера одевают меня, — говорит, —
черным покрывалом
на кровати тисовой;
черпают мне синее вино,
с горем смешанное;
сыплют мне из пустых колчанов поганых иноземцев
крупный жемчуг на грудь
и нежат меня.
Уже доски без князька
в моем тереме златоверхом…»
Вторая имеет в виду зловещее явление природы, усиливающее мрачное впечатление от сна в целом.
«…Всю ночь с вечера
серые вороны каркают у Плесеньска,
в предградье стоял лес Кияни,
понесли меня вороны к синему морю».
Из двух частей первая не возбуждает сомнений, поэтому все усилия исследователей направлялись преимущественно на истолкование второй части, начиная с вороньего грая у Плесеньска Алексеев М.П. К «Сну Святослава» в «Слове о полку игореве»// «Слово о полку игореве». Сборник статей — Москва, Ленинград: Издательство АН СССР. -1950, с. 226.. Однако и в первой части сна есть немало подробностей, которые были обделены вниманием, потому что казались понятными или вполне разъясненными.
Святослав, рассказывая, что ему виделось, перечисляет зловещие приметы. И главную трудность для исследователей составила следующая строка текста: «Уже доски без князька в моем тереме златоверхом…». «Князек» в древнерусском варианте — «кнес». По-видимому, эта подробность должна была стать решающей в некой связной системе зловещих предвещаний. Но почему в эту строку вложен решающий смысл?
Вопрос о том, «верхнюю перекладину» («князя») или какую-либо другую часть Святославова терема нужно понимать под «кнесом», изредка поднимался в исследованиях, пояснения по этому поводу были краткими и однообразными. Истолкование сна Святослава продвигалось медленно, тем более, что в нем были и другие загадки, привлекавшие куда больше внимания.
В попытках объяснения «кнеса» можно встретиться, прежде всего, с книжными, лексическими параллелями к нему, подбираемыми из разных языков. Но данные поиски не увенчались успехом. Между тем, указание на «доски без кнеса» не случайная деталь, она должна быть связана с другими подробностями сна. Во множестве «вещих снов» в древней письменности не встретилось одновременно несколько из тех примет, о которых идет речь в «Слове о полку Игореве». Были сделаны многократные попытки привлечь параллели из народной поэзии — великорусской, белорусской, украинской, сербской, болгарской иВ т.д.
В новейшей литературе о «Слове о полку Игореве» вопрос о «кнесе» считается решенным — большинство объяснений и переводов отождествляет его с «князьком», реже с «коньком». Эти объяснения основываются, прежде всего, на наблюдениях над живыми народными говорами. И здесь можно выявить значение «князька». Выражение «перерубить конек» означает, что живущее в том доме семейство подверглось изгнанию, и видеть во сне, что конек перерублен или сломался сам, значит, что смерть или другое великое несчастье должны постигнуть главу того дома Алексеев М.П. К «Сну Святослава» в «Слове о полку игореве»// «Слово о полку игореве». Сборник статей — Москва, Ленинград: Издательство АН СССР. -1950, с. 246. .
То, что Святослав видит во сне исчезновение «кнеса» со своего терема, вполне естественно и окончательно разъясняет ему смысл всех предшествующих примет, которые оставляли, может быть, тень надежды. Но «кнеса» нет, и сомнений не остается: Святославу грозит гибель. Поэтому и дальнейшие видения сна Святослава не относятся более к нему самому, а дают широкие картины общего несчастия и возможной гибели. Все тонко рассчитано автором, но сон написан, как и все «Слово о полку Игореве», лаконично. Это и создает препятствия для его полного истолкования, но одновременно служит свидетельством выдающихся художественных совершенств.
«Золотое слово» Святослава
Образ Святослава раскрывается также и в его «золотом слове». Это одно из девяти мест в «Слове», где реализуется прямая речь.
«Злато слово» князя Святослава в начальной своей части находит себе относительно близкую параллель в летописном рассказе. Но литературный характер слова не подлежит сомнению уже потому, что летописная речь Святослава производит впечатление литературной переработки действительно сказанных Святославом слов. Отчетливо заметен след попытки летописца показать Святослава в характерном для «Слова» образе не только старца, оплакивающего приключившуюся с его «сыновьями» беду, но и политического патриарха Русской земли вопреки исторической правде Еремин И.П. «Слово о полку Игореве» как памятник политического красноречия//«Слово о полку игореве». Сборник статей — Москва, Ленинград: Издательство АН СССР. -1950, с. 246. .
«Золотое слово» Святослава может послужить примером «вольного» перехода прямой речи в речь «автора», что было типично для памятников художественной ораторской прозы. Здесь «автор» систематически перебивает речь своего героя, то отбирая у него «злато слово», то возвращая назад. Вот почему попытка ряда исследователей «Слова о полку игореве» точно указать, где заканчивается «золотое слово», представляется бесплодной.
Заслуживает внимания тот факт, что только в «золотом слове» князя Святослава мы встречаем упрек в адрес Игоря и Всеволода — упрек, за которым, однако, чувствуется теплая симпатия к этим князьям и глубокое уважение к их мужеству. Святослав упрекает их только в неудаче. Причину неудачи Святослав видит в том, что Игорь и Всеволод слишком рано выступили в поход:
О дети мои, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творит,
а себе славы искать.
Этот упрек вполне соответствует исторической действительности. Дальнейший упрек в похвальбе уже вызывает сомнения:
Но сказали вы: «Помужествуем сами:
Прошлую славу себе похитим,
А будущую сами поделим!»
Фраза может относиться и к Игорю и к Всеволоду, а может относиться и к тем князьям, которые от участия в борьбе уклоняются и храбры только на словах. Последнее обвинение Святослава относится к остальным князьям: «Но вот зло — князья мне не помогают».
«Золотое слово» князя Святослава — это выражение объединительной идеи всего произведения. Оно занимает центральное место в композиции. «Злато слово» является примером замечательной художественности ораторского искусства, а также удивительным по своей патриотической силе лирическим излиянием не только действующего лица — князя Святослава, но и автора «Слова о полку Игореве».
Вещий сон князя Святослава является одним из ярких эпизодов «Слова о полку Игореве». Ниже представлен текст отрывка «Сон Святослава» из «Слова о полку Игореве» на древнерусском языке и в переводе Н. А. Заболоцкого (фрагмент, эпизод). Текст «Сна Святослава» можно найти в части 2 главе 1 «Слова о полку Игореве» в переводе Заболоцкого.Смотрите: Все материалы по «Слову о полку Игореве»
Сон Святослава в «Слове о полку Игореве»: текст, отрывок, фрагмент, эпизод
| Сон Святослава в «Слове о полку Игореве»<o> | |
| Древнерусский текст<o> | Перевод Н. А. Заболоцкого<o> |
| А Святъславъ мутенъ сонъ видѣ въ Киевѣ на горахъ.<o>„Си ночь съ вечера одѣвахуть мя, — рече, —<o> чръною паполомою<o> на кроваты тисовѣ;<o>чръпахуть ми синее вино,<o> съ трудомъ смѣшено,<o>сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тльковинъ<o> великый женчюгь на лоно<o> и нѣгуютъ мя.<o>Уже дьскы безъ кнѣса<o> в моемъ теремѣ златовръсѣмъ.<o> Всю нощь съ вечера<o>бусови врани възграяху у Плѣсньска,<o>на болони бѣша дебрь кияня,<o>и несошася къ синему морю“.<o> | В Киеве далеком, на горах,<o>Смутный сон приснился Святославу,<o>И объял его великий страх,<o>И собрал бояр он по уставу.<o>— С вечера до нынешнего дня, —<o>Молвил князь, поникнув головою, —<o>На кровати тисовой меня<o>Покрывали черной пеленою.<o>Черпали мне синее вино,<o>Горькое отравленное зелье,<o>Сыпали жемчуг на полотно<o>Из колчанов вражьего изделья.<o>Златоверхий терем мой стоял<o>Без конька и, предвещая горе,<o>Серый ворон в Плесенске кричал<o>И летел, шумя, на сине-море.<o> |
Это был текст отрывка «Сон Святослава» из «Слова о полку Игореве» (фрагмент, эпизод) на древнерусском языке и в переводе Заболоцкого.Смотрите: Все материалы по «Слову о полку Игореве»
Каждого, любящего русскую литературу, интересует вопрос о том, кем написано гениальное “Слово о полку Игореве”. Единственным источником, который может дать нам некоторые сведения об авторе “Слова”, остается само его творение, его текст. Мы не можем пренебречь малейшей возможностью, верно, прочесть не совсем ясные места текста “Слова”, образовавшиеся, из-за неправильно раскрытых его первыми исследователями букв, произвольно в достаточно большом числе случаев расставленных знаков препинания и т. п. Сон великого князя Святослава Всеволодовича, как он изображен в “Слове”, это представшая ему (в тревоге за свою власть) картина собственной смерти. Традиционное в литературе определенно “вещим” требует уточнения в том смысле, что это по сон, почто “предсказывающий”, “исполненный загадочных образов”.
Сон Святослава – это четкое описание обрядов князем в древней Руси. Это не “смутный” сон в современном нам значении слова. В своем “Объяснительном переводе” памятника Д. С. Лихачев отметил переносное значение этого слова: “тяжелый… сон”, или в другом толковании – “неясный”, “неспокойный”.
Использование спирта (водки высокой крепости) для этой же цели на Руси в сочетании с настоями трав подтверждается двояко – упоминанием “хлебного” вина в “Изборнике” 1076 г.5 и советами лечебника, указывающего на следующее употребление водки: “Вино жжено горячее ив человека умершего налияти того же вина и воня зла не исходит от него”.
В истории развития каждого национального общества бывают моменты, когда сознание его представителей вдруг сразу, скачкообразно поднимается на новую ступень, приобретая способность для более широких и глубоких обобщений, выводов. В развитии нашего общества одним из таких моментов становится опубликование в 1800 г. “Слова о полку Игореве”. Событие это имело огромное значение не только для расширения существовавших тогда горизонтов художественной культуры нашего народа, но и для развития всей нашей науки о литературе.
К концу XVIII в. у наших историков литературы складывается представление, что собственно письменное художественное творчество, “изящная словесность”, поэзия как искусство появились в России где-то на рубеже XVII-первой трети XVIII вв. В. Тредиаковский считает первым русским поэтом Симеона Полоцкого. Несмотря на некоторые расхождения в определении времени появления в России первого поэта, наши историки литературы того времени сходились в одном, что по крайней мере до второй половины XVII в. в нашей стране не было письменной изящной словесности, не было поэзии, не было подлинно художественного письменного творчества.
Правда, во второй половине XVIII в. было открыто и стало достоянием науки немало имен древнерусских писателей. В основном это были летописцы, составители хроник, авторы исторических сочинений и житий.
Н. М. Карамзина, одного из первых читателей “Слова”, поразили достоинства произведения, созданного в XII в. безымянным русским поэтом. Он увидел, что автором “Слова” был великий поэт. Но еще больше поразило его обращение автора “Слова” к неизвестному дотоле Бояну.
Эта “дань уважения” была реальным свидетельством современника о том, что “и до него на Руси были великие певцы”, а значит, он читал или слышал их великие творения. Наглядным ручательством тому, что эти творения несомненно были великими, являлись высочайшие художественные достоинства самого “Слова о полку Игореве”. И древнерусская литература предстала перед глазами Карамзина в совершенно ином свете, во всем возможном ее художественном богатстве и своеобразии, заставляя его сокрушаться о невосполнимых утратах.
Открытие “Слова о полку Игореве” было открытием древнерусской литературы как поистине великого искусства, о чем и спешил поведать европейскому читателю Карамзин. Три года спустя “Слово” было опубликовано и стало достоянием всего образованного человечества. Уже фактом своего появления “Слово о полку Игореве” перечеркнуло существовавшие в то время представления о нашем национальном литературно-художественном богатстве и его историческом объеме, в основе которого, как полагали паши историки литературы тех лет, лежали исключительно творческие достижения русских писателей XVIII в. Оказалось, что русская письменная литература – одна из древнейших в современной Европе, что ее произведения могут стоять на равных с виднейшими литературными памятниками народов Европы и Азии.
Перед взорами наших читателей и писателей открылись широкие исторические дали, которые манили к себе исследователей, вызывая неизвестный до того интерес к нашей национальной литературе, побуждая на поиски новых, веками сокрытых художественных ее сокровищ: может быть не все “погребено в веках”?
В историко-литературном сознании России в это время начинает возникать и формироваться совершенно новое понятие – древнерусская художественная литература. До этого литературное наследие Древней Руси было представлено лишь летописями да переводными книгами религиозного содержания, которые так же, как и народные песни, былины, сказки, нельзя было никак отнести к разряду “изящной словесности”. “Слово о полку Игореве” воочию показало всем, что наши предки имели и свою оригинальную, подлинно художественную письменную, а не только Все это приводит к качественным изменениям нашего историко-литературного сознания.
Уже невозможно было утверждать, что русская “изящная словесность”, русская поэзия начались где-то в конце XVII-первой трети XVIII в. Истоки ее отодвигались, по крайней мере, к XII в. – времени создания “Слова о полку Игореве”. Одновременно вставал вопрос: неужели за пять последующих веков в русской литературе не было создано ничего примечательного, не уступающего в художественном отношении “Слову”? В сознании нашей литературной общественности не укладывалось, что такое действительно могло быть.
Но тогда, где же все это богатство? Погибло, или лежит никому неизвестное в библиотеках – частных, государственных, церковных? Делами первостепенной важности становятся поиски памятников художественного наследия “древней” и “средней” литературы нашей и исследование всего многовекового – а не столетнего, как полагали до этого, – исторического пути ее развития.
Сон Святослава в “Слове о полку Игореве”« Николай Некрасов и Афанасий ФетКраткое изложение Обломов Иван Гончаров »
Фёдоров Геннадий
В сне князя Святослава проявились смутные предчувствия и тревоги за судьбу Игоря и Всеволода. Все, увиденное во сне, было для славян плохими приметами. Кровать предзнаменовала болезнь или смерть. Черное покрывало считалось погребальным. Синее отравленное вино сулило горечь разлуки, просыпанный жемчуг, да еще из вражеского колчана – слезы, которые вызовут враги. Дом без главного украшения – конька обозначал разрушение. Крики ворона в далекой стороне, где-то у моря, были признаком беды, идущей с вражеской стороны. Сон стал пророческим.
ПожаловатьсяИспользуемые источники:
- https://studbooks.net/607844/literatura/knyazya_svyatoslava
- https://www.literaturus.ru/2016/07/son-svjatoslava-slovo-o-polku-igoreve.html
- https://lit.ukrtvory.ru/son-svyatoslava-v-slove-o-polku-igoreve/
- https://vashurok.ru/questions/obyasnite-simvoliku-sna-svyatoslava
НАТО пока не готово к диалогу с Россией по поводу обозначенных нами «красных линий». Но, по всей видимости, разговор случится. Даже есть шанс, что от планов приема Украины в альянс Запад откажется. Однако в ответ он может выставить свои «синие линии» – восемь трудновыполнимых или совсем неприемлемых требований вроде отказа от поддержки Донбасса, приема в НАТО Грузии и Молдавии, размещения военных баз в Прибалтике. Разговаривать придется, но для более предметного обсуждения на западных «партнеров» лучше надавить.
17 декабря МИД России опубликовал проекты договора с США и соглашения с НАТО о гарантиях безопасности. Фактически в нем проводятся четкие «красные линии», за которые «партнеры» не должны заступать. Речь главным образом идет о нерасширении Североатлантического альянса на постсоветские страны, об отказе от ведения военной деятельности на территории всех государств, которые были приняты в НАТО после 1997 года, а уж тем более – в иных странах. Кроме того, США и их союзники должны отказаться от восприятия России в качестве противника.
Американская сторона с официальным ответом затянула. А вот генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг предсказуемо согласился на диалог, но потребовал в ответ учесть озабоченности альянса и его партнеров, «включая Украину». Официальный представитель ЕС Петер Стано призвал Россию уважать право каждой страны вступать в любые союзы. Министр обороны Германии Кристина Ламбрехт дала понять, что у России «нет прав указывать НАТО». В общем, никаких неожиданностей – все подобные ответы можно было легко спрогнозировать заранее.
Показное нежелание вести предметный разговор налицо, однако вряд ли США, НАТО и примкнувший к ним Евросоюз полностью от него откажутся. В непубличном пространстве диалог наверняка начнется в ближайшее время. Несмотря на громогласную антироссийскую риторику, тот же Столтенберг не похож на невменяемого человека, готового прямо сейчас начать боевые действия против России – тем более на Украине. Помочь ей оружием – одно дело. А вот развязывание из-за нее третьей мировой войны пока на повестке дня не стоит.
Поэтому можно предсказать, что ответ на предложения России рано или поздно последует. Учитывая все риски, связанные с внутриполитической обстановкой на Украине, а также российской решимостью купировать идущую от нее угрозу, временную гарантию ее непринятия в НАТО в ближайшее время получить вполне возможно. Однако европейские политики ясно дали понять, что будут чертить свои «синие линии» – причем каждая из них в той или иной степени прямо ударит по безопасности России.
Попробуем предположить, какие ультимативные предложения могут последовать от НАТО. С учетом того, что в российских предложениях ему – восемь пунктов, натовские наверняка включат в себя столько же.
1. Отказ от любой формы российской поддержки ДНР и ЛНР. 2. Отвод войск от границ Украины на расстояние не менее 200 километров. 3. Отказ от размещения ядерного оружия в Калининградской области и Белоруссии. 4. Согласие на прием в НАТО Грузии и Молдавии. 5. Ввод сил НАТО (без участия Турции) в зону конфликта в Нагорном Карабахе. 6. Размещение американских баз в Узбекистане, Таджикистане и Киргизии. 7. Возможность размещения постоянных военных баз в странах Прибалтики. 8. Отказ от поддержки Республики Сербской в Боснии и Герцеговине и прием последней в НАТО.
В качестве «бонуса» можно добавить вероятное вступление в НАТО Финляндии и Швеции, что существенным образом повлияет на безопасность северо-западной части России. Но здесь мы ничего, кроме уговоров и нацеливания на них ракет, сделать не можем. Обе страны уже заключили военный союз с входящей в альянс Норвегией, постоянно проводят совместные с НАТО учения и даже (в шведском случае) бомбили Ливию. Так что тут никаких сюрпризов не ожидается. К тому же власти там более-менее вменяемы – чего о властях многих постсоветских стран не скажешь.
Что касается предполагаемых вышеозначенных пунктов, то совершенно неприемлемыми кажутся пункты один, два и три. По сути дела, первые два означают согласие России на силовую зачистку ДНР и ЛНР, на окончательный отказ и отречение от защиты разделенного русского народа, который живет отнюдь не только в непризнанных республиках, на признание Украины как «Анти-России». К тому же отказ от вступления в НАТО снижает опасность глобального конфликта, но развязывает руки для локального. Последствия в виде сотен тысяч беженцев всё равно будет расхлебывать РФ.
Пункт три неприемлем уже потому, что ограничивает Россию в праве размещать что-либо на собственной территории. Любое ограничение в средствах защиты делает регион, окруженный со всех сторон НАТО, беззащитным. А вмешательство в сотрудничество России и Белоруссии, учитывая особый характер их отношений – само по себе «красная линия». К тому же, учитывая предельное насыщение оружием Прибалтики и Польши, исключить какие-либо провокации в адрес Белоруссии нельзя.
Тема Закавказья и Молдавии – тоже крайне болезненная, хотя и не в такой степени, как Украина. Здесь придется сосредоточиться на обороне Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья (с последним это сложнее всего). По факту до полумиллиона граждан России оказываются один на один не только с Молдавией, но и с Украиной. Сама по себе Грузия по факту нами потеряна (это самая пронатовская из всех постсоветских стран, не считая Прибалтики). Но безопасность Северного Кавказа, тех же Сочи или Владикавказа, никто не отменял.
Что касается зоны конфликта Азербайджана и Армении, то здесь поле для обсуждения наименее «заминировано». Обе стороны конфликта и так не кладут все яйца в нашу корзину, а рычаг влияния на них через диаспоры у нас никуда не денется. Конечно, НАТО хотело бы выдавить Россию из Закавказья. К тому же Иран точно не обрадуется появлению американских военных. Тем не менее здесь непримиримых разногласий с Западом у нас нет (редкий случай). Кроме, естественно, одного – о полном уходе России оттуда не может быть и речи.
Размещение американских военных в Средней Азии – под предлогом удержания под контролем талибов – чувствительно не только само по себе. Но на деле американцы хотели бы обосноваться там, чтобы рядом была не только Россия, но и Китай. Плюс расширение зоны влияния на чувствительные для нас области. Это способно осложнить наши отношения с Китаем, который такому соседству явно не обрадуется. Да и возможный «подогрев» местных исламистов наверняка усилится. Наконец, Балканы. Бросить на произвол судьбы едва ли не самую пророссийскую территорию в мире (а Республика Сербская – именно такая) – значит, расписаться в готовности сдавать своих. Как мы будем смотреться в глазах любых потенциальных партнеров, если повторно сдадим братский народ?
Теперь к пункту семь. Остановить размещение американских или немецких военных в Прибалтике даже на постоянной основе у нас вряд ли получится. Но на этот случай как раз и нужна ударная группировка в Калининграде и Белоруссии. От Москвы до Латвии – менее 500 километров по прямой, от Петербурга до Эстонии – и вовсе 140. Излишне говорить, каким будет подлетное время в случае запуска оттуда, допустим, баллистических ракет. Поэтому в случае насыщения региона ядерным оружием уступки становятся невозможными, как и по пунктам один–три.
Так что придется нам готовиться к суровому диалогу «по существу». А для того, чтобы Запад стал сговорчивее, можно пригрозить размещением стратегического оружия неподалеку от границ США. А на европейские города нацелить что-либо более существенное, чем сегодня. В противном случае нас будут продавливать и дальше. И список требований будет состоять не из восьми, а из 28 пунктов, выполнение каждого из которых будет означать утрату Россией самостоятельной внешней политики.