Сказки сквозь камни текст

В сказках человечество передаёт мудрость, из поколения в поколение. Чему нас учит сказка «Малина»? Доброте и храбрости. 

Текст соткан из мифологических образов саамских легенд, подчиняющихся задумке автора, в десяти частях мы видим приключения девочки, её путь домой и инициацию как колдуньи.

Если глядеть на эту историю с точки зрения саамской сказки, то перед нами парна-майнс(детская сказка), тала-майнс(сказка о существе по имени Тала) и чакли-майнс(сказка о подземных карликах).

Саамы верили, что природа — живая, и очень бережно относились к законам своей Земли.  

В большинстве их народных сказок обязательно есть старик, женщина и ребенок. Здесь мы видим то же самое, мать Малины — колдунья, нойда, она способна появляться в снах дочки и предупреждать её об опасности, помогать советом. В традициях саамов очень силён культ предков. В первой главе сказки   мы видим сразу воспитательный результат: что будет, если не послушаться маму, не проявить терпение и пойти за ягодами зимой? А тут всё очень просто. Придёт мишка-оборотень Талл (в народных сказках встречается и версия прочтения «Тала»), схватит, засунет в большую кису (мешок), и утащит в свою вежу(хижина). 

«Малина» полна саамской лексики, и это безусловно добавляет колорита истории. 

Сюжеты о проделках Талла в народных сказках встречаются не единожды. Талла крал девушку, желая стать её мужем («Разиайке и Тала»), воровал детей («Великий колдун»). Кем был на самом деле Тала, тоже история интересная, встречались версии и о том, что это была особая народность, враждовавшая с саамами. Но чаще всего Таллами называли медведей-оборотней, похищающими детей. Мотив такого злодея очень хорошо укладывается в воспитательную схему сказки. 

У каждого нойда было три тотемных духа: птица, рыба и олень. 

На протяжении истории девочка Малина встречает совёнка, духа-рыбу и спасает оленёнка. 

Эта сюжетная особенность даёт нам ответ, да: девочка действительно овладеет волшебством и силой предков. 

Так же, как в народной истории, Малина использует камни, проявляет смекалку, заменив ими рыбку в мешке. И недюжую смелость, заявляя о себе, как о нойде прямо в логове медведей. 

Прямо как в народной сказке мальчишка, Малина не таится, и говорит, какого она важного рода. Конечно, как не быть смелой, когда есть защита — мамино ожерелье, бьющего врагов молнией?  

Это ожерелье снова отсылает нас к саамским сказкам, про Аккайниди, дочь древней нойды, которая из плена у Талы освободила самого Грома! Так и Малина замечает прекрасного оленёнка Ягеля. Близкая к природе, девочка понимает язык зверей, и выполняет все просьбы оленьего стада. 

Образ малыша Ягеля, самого дорогого зверя для Таллы, напоминает образ мифического оленя Мяндаша. 

Саамы поклонялись Мяндашу, потому что считали его своим предком. 

Малина не может бежать одна. Не оставит она оленёнка в плену. Литературная сказка даёт нам почувствовать силу духа маленькой девочки, её доброту и способность сопереживать и помогать. А если вспомнить легенду о Мяндаше и охотнике Тьермесе, то спасение оленёнка обретает глобальный смысл — спасение всего сущего. В мифе, если охотник Тьермес настигнет оленя, то настанет конец света (по народным сказкам, в три этапа, кстати).

Бегство от Талла — настоящая эпопея в одной главе. Здесь и хитрость Малины и помощь всего оленьего стада, говорящем с девочкой на общем языке. Кстати, мотив с облизыванием Таллом железной вещи тоже есть в народной сказке («Разиайке и Тала»). Там медведь никак не мог согнуть железку, что даже грыз её. В литературной сказке мы видим хитрый ход — Малина советует глупому мишке облизать замок и считать до десяти, и, конечно, язык его прилипает, а беглецы скрываются. 

Итак, во второй главе у девочки появился Ягель (тотемный дух оленя), а в третьей она встречает духа реки, хранителя рыб Чязь-олма. Дух реки вроде бы не идёт с ними, но постоянно присутствует. Сначала одаривает жемчужинами за доброе дело, ведь девочка спасла его деток(рыб) из мешка Талла, потом посылает своего брата с волшебным камнем. 

И вот в четвёртой главе у девочки появляется третий тотемный дух — птица (совёнок). И сразу же, обретя «полный необходимый набор» колдуна, Малина получает настоящее нойдское задание — спасение деревни призраков. 

Жутковатое задание для девочки, скажете вы? Но она нойда. И лишь на неё надежда. Конечно, девочка не может отказать просьбе людей, проявляет храбрость. Описание призраков достойно восхищения. В одном предложении дано сразу всё, что нужно, и ничего лишнего, что могло бы напугать ребёнка, сказка-то детская. 

«Они не оставляли за собой следов на снегу, как будто парили над землёй, и сквозь них было видно и поляну, и обветшалые дома, и высокие тёмные ели».

Просто «не оставляли следов на снегу»!

Выделив самое главное, авторы дальше переключают внимание на описание окружающего пространства, — поляны, дома, ели. 

В истории, рассказанной шаманом можно наблюдать интересный художественный приём. Текст, словно кино, уводит наш взгляд вверх по дыму из очага и вот уже мы находимся в прошлом, и своими глазами видим историю. 

Отмечу ещё такую особенность: цвет в сказке преимущественно белый, потому что кругом снег, но когда встаёт солнце, то саамы видят сразу очень много цвета. Именно это мы находим в литературной сказке. В двух предложениях  передаются сразу все впечатления от восхода солнца:

«Небо за лесом загорелось оранжевыми, красными и розовыми огнями — солнце уже вставало за горизонтом. Тени от деревьев потемнели и легли чёрными пятнами на пушистый белоснежный покров».

Превратить духов вновь в людей — сложная задача. Девочка помогает Мец-хозяину леса выспаться, а он рассказывает ей о красном камне, способным вернуть жизнь в людей. 

Тут стоит отметить, что вера саамов в силу камней связана с шаманизмом и напрямую с нойдами. По поверьям, старые нойды могут быть обращены в камни. И их силы очень велики. Юная нойда может увеличить силы камня, находясь рядом. 

А что же это за красный магический камень? Я думаю, что речь идёт об эвдиалите(альмандиновый шпат), камне, именуемом «лопарской кровью», «кровью саамов».

Легенда рассказывает о стародавней битве со шведами, в которой полегло много саамов. Из их крови и родился эвдиалит. Камень уникален тем, что прекрасен своим красным цветом и растворяется в кислотах, имея тем не менее очень сложный и непостоянный состав на треть таблицы Менделеева. 

В «Малине» нет названия этого камня, но я думаю, речь именно о нем. 

Дойти до цели и не потерять сокровища — не положено в сказках. (Потому что на самом деле это не те, сокровища, за которые стоит держаться). Оставшиеся жемчужины девочка отдаёт гномам Чакли (тоже фольклорный элемент, вполне безобидный) и кормит голодных существ, снова проявляя доброту, не смотря на то, что эти существа совсем не люди. 

Кстати, отрицая своё колдовское, «я никакая ни шаманка», девочка говорит почти как Аккайниди из мифа: «не есть я». Но у саамов шаманы и нойды отличались друг от друга, как в мифе люди и сверх-человек Аккайниди, по одной из легенд, зарожденной в дереве. 

В подземном ручейке снова речной дух оказывается рядом, как раз тогда, когда у Малины больше нет его подарков, он посылает к девочке своего брата, водяного. В этом сила тотемного духа — он может посылать подмогу, тогда, когда в ней нуждается нойда. 

Волшебный камень мог выполнить желание Малины, и, спасибо авторам, за то, что девочка всё-таки наелась ягод, за которыми ушла из дома. Это по-детски так правильно, получить такой приз. Но он уже не воспринимается как итог приключения. А всё потому что наверху по прежнему бушует неугомонный Талл, и девочка теперь ответственна за друзей. Конечно, она вылечивает крылышко Совёнка. Совсем как девочка Женя вылечила мальчика Витю в «Цветике-Семицветике» В. Катаева. 

И вот тогда, когда девочка уже почти у цели, почти сбежала от Талла и почти всех спасла, в сказке поднимается совсем не детский вопрос.

Если Малина вернётся домой сейчас, когда зверь бежит за ней по пятам, то она подвергнет опасности всех в деревне. И тогда мы встречаем ещё одну легенду, пришедшую в литературную сказку из мифов саамов. 

Лабиринты душ.

В Кольском регионе есть двенадцать таких лабиринтов, считающимися археологическими памятниками. Их предназначение до сих пор доподлинно не выяснено. Версий существует множество — от промысловых до магических. 

Талл оказывается в лабиринте и очень «красиво» «умирает», что снова говорит о том, что сказку можно читать детям. Он превращается в снежный столб, распадается на снежинки и становится созвездием медведя на небе. 

Но не все беды позади. События могут происходить любые, но саам никогда не должен забывать о главном — о природе. Снег и холод  могут погубить любого. И спать на морозе в пурге нельзя. Совёнок спасает друзей, возвращая долг, обращаясь к Сейду Духа Великого оленя. 

Текст литературной сказки достаточно прост, чтобы был понятен ребёнку, насыщен мифическими образами, отчего становится рядом с шедеврами народного творчества, но и самобытно поэтичен, оживляя персонажей и саму природу красивыми ёмкими описаниями. 

Динамичный сюжет не даёт заскучать, и с первой до последней главы мы переживаем за маленькую Малину и очень гордимся ею. 

Прекрасное произведение, спасибо авторам. 

Байкал гневно крикнул:

— Я могу дать только свои слезы!..

Cотни лет течет Ангара в Енисей водой — слезой, а седой одинокий Байкал стал хмурым и страшным. Скалу, которую бросил Байкал вслед дочери, назвали люди шаманским камнем. Там приносились Байкалу богатые жертвы. Люди говорили: «Байкал разгневается, сорвет шаманский камень, вода хлынет и зальет всю землю». Только давно это было, теперь люди смелые и Байкала не боятся… 

Омулевая бочка

Давно, очень давно случилось это. Русские уже тогда промышляли омуля на Байкале и в рыболовецком деле не уступали коренным жителям Славного моря — бурятам да эвенкам. 

А первым среди умельцев — добытчиков значился дедко Савелий — недаром в вожаках полжизни проходил и морем кормился сызмальства. Крепко свое дело знал старый рыбак: подходящее место найти и время для лова выбрать верное — это уж из его рук не выскочит. 

Родову свою дедко Савелий вел от рыбаков русского поселения Кабанска, а кто не знает, что кабанские рыбаки по всему Славному морю за самых фортовых промысловиков считаются! 

Излюбленным угодьем дедка Савелия был Баргузинский залив, где он и неводил чаще всего. Плес этот близок от Кабанска, но байкальскому рыбаку приходится выезжать зачастую и дальше: в поисках омулевых косяков на одном месте не засидишься. 

Как-то утром, после удачного замета, рыбаки позавтракали жирной омулевой ушицей, напились крепкого чая и расположились у моря на отдых. И потекла у них беседа о том, о сем, а больше — о той же рыбе, о ее повадках, о тайнах морских глубин. А был в этой артели особо пытливый паренек, большой охотник послушать бывалых рыбаков, у которых уму разуму набраться можно. Хлебом молодца не корми, а уж если что запало в душу — дай разобраться, без этого и спать не ляжет, себе и людям покоя не даст. Звали парня того Гаранькой, а родом он был откуда-то издалека, потому и хотелось ему побольше узнать о Славном море. Не спроста и дедка Савелия держался он близко, и все норовил выведать у него что-нибудь, донимал вопросами всякими, а у того и в привычке не было, чтоб с ответом медлить — всегда человека уважит. 

И на этот раз Гаранька сидел рядом с дедком Савелием и слушал все, о чем он рассказывал, а потом вдруг и спросил его: 

— А, правда, что здешние ветры имеют власть над рыбами? 

На это дедко Савелий ответил не сразу. Поглядел на Гараньку с удивлением и спросил: 

— О бочке, что ль, прослышал?

Гаранька того больше удивился. 
— О какой такой бочке? Ничего не знаю… 

— Есть такая … омулевая. Особенная она — бочка та. Волшебная… 

У Гараньки даже дух захватило от услышанных слов, он и пристал к дедку Савелию: 

— Так расскажи о ней. Расскажи, дедко! 

Дедко Савелий куражиться не любил. Набил трубку табаком, раскурил ее от уголька и, видя, что не только Гаранька, но и все остальные рыбаки навострили уши, неторопливо начал: 

— Дело-то из-за рыбы нашей байкальской получилось, а как давно это было и как это открылось миру — неведомо мне. Старики сказывают, а им вся вера. Над рыбными угодьями тогда, сказать надо, хозяйничали тут ветры-великаны — Култук и Баргузин, по первости — хорошие приятели.

А страшилища были оба — словами не передать! Густые волосы разлохмачены, пеной брызжут по чище бесноватых, пойдут гулять по морю —  света белого не увидишь! Любили они друг к другу в гости ходить — поиграть, повеселиться. А для забавы была у них одна на двоих игрушка чудесная — омулевая бочка. На вид простенькая такая, обыкновенная, какие и теперь наши бондари делают, а вот силу — то, как раз имела необыкновенную: куда плывет она, туда и омули неисчислимыми косяками тянуться, будто в бочку ту сами просятся. Ну, это и забавляло великанов. Налетит на Култука Баргузин, расшумится, выкинет бочку из пучины, да и похвалиться: 

 — Гляди-ка, сколько рыбы нагнал! Видимо-невидимо! Попробуй проворотить! 

А Култук выждет свое время, подхватит бочку ту на хребет и посылает ее обратно со смехом: 

— Нет, ты лучше на мои косяки погляди да полюбуйся: чай, побольше будет-то! 

Так и вводили они друг друга в задор. Не то чтобы им нужна была эта рыба или за богатство, какое они считали ее, а просто им проводить время как можно озорнее. Прикинуть в уме ладом, так будто и не такое уж заманчивое занятие, а вот не надоедало им. И доныне, пожалуй, так перекидывались бы они омулевой бочкой, да вдруг крутенько повернулась им эта забава. А получилось вот что. Полюбили богатыри Сарму, горную богатыршу, хозяйку Малого моря. Оно называется так потому, что от Большого моря, Байкала, отделяет его остров Ольхон. А у Сармы свой путь по волнам проложен, и если уж разгуляется она каким часом, то добру не бывать: нрав-то у нее покруче, чем у Баргузина с Култуком, да и силы побольше. А кого не заманит иметь такую могучую женушка? Вот раз Баргузин и говорит Култуку: 

— Хочу жениться на Сарме — сватов засылать буду… 

Известное дело, не больно-то по сердцу пришлись Култуку такие слова, но он и виду не подал, что они задели его за живое. Только и сказал с усмешкой: 

— А это уж как ей поглянется. Я-то ведь не сколько не хуже тебя и тоже хочу, чтоб она была моей женой. Вот пошлю своих сватов, а там видно будет, за кого пойдет Сарма. 

На том и порешили. Без спору и обиды, по доброму согласию. А в скором времени и ответ от Сармы принес баклан — птица морская: 

— Замуж выходить меня пока неволя не гонит, но поглядеть жениха надо. А вы мне нравитесь оба — и видные-то, и веселые. Однако ж кто из вас лучше, судить буду после, когда увижу, кто скорее исполнит мое желание. А желание мое таково: подарите мне свою чудо-бочку, хочу, чтобы и мое Малое море кишело рыбой. И кого я увижу бочкой первого, того и назову своим мужем! 

Совсем нехитрым показался богатырям каприз невесты, только и делов — завладеть бочкой, выкинуть ее в Малое море, и гуди победу — станешь женихом. 
Ан не тут-то было! В той кутерьме, которую в раз подняли ветры-великаны, когда отлетел баклан, никак нельзя было определить, кто кого осилит. Только Баргузин ухватится за бочку, как Култук тут же вышибет её и норовит за собой оставить, но через миг бочка снова в руках Баргузина. Ни в какую друг другу уступать не хотят. Так остервенились, что по всему Байкалу слышно было, как они ворочаются и ревут. Да и бочке ладно досталось — только знай, поскрипывает да летает с места на место. 

Наконец изловчились богатыри, враз ухватились за бочку, да так и застыли: ни тот, ни другой высвободить бочку не может, поскольку силы-то у обоих одинаковые. И только было они хватились снова бороться — глядь, а бочки-то и не стало вдруг, выскользнула из рук, в воду ушла…

Пометались, пометались разъярённые ветры-великаны, да и затихли, уморились от напрасных поисков. Решили подождать, когда бочка
всплывет вверх. А только напрасно на то надеялись: бочки, будто и вовсе не бывало. День прошёл, за ним другой, потом недели полетели, месяцы, а бочки всё нет и нет. Ветры-богатыри и понять не могут, с чего так получилось? Измучились от дум да от мук сердечных, а как облегчить дело — не знают. После уж от самого Байкала узнали, что это он отобрал у них бочку-то и запрятал ее в своих глубинах. Это был его подарок ветрам, а увидел, что из-за чудесной бочки раздор между ними пошел, и что по совести решить дело они не хотят, так и отобрал сразу. 

Ему какое дело, что Култук и Баргузин Сармы из-за этого лишились. Сарма сперва терпеливо ждала, чем закончится состязание, а как узнала, так сразу и послала своего верного баклана передать богатырям, что она ни за кого из них замуж не пойдет. Не собирается и за других выходить: одной лучше. Да еще так упрекнула: какие-де вы богатыри, раз не сумели бочку удержать в руках! Я-де гораздо сильнее вас и бочку ту сама как-нибудь достану. 

Култук же и Баргузин до сих пор друг друга не знают — каждый ходит своим путем-дорогой. А ежели по старой привычке и делают набеги один в сторону другого, то попеременно, каждый в свое время, чтоб, значит, не встречаться: стыдятся, что оплошал когда-то с бочкой-то. И больше для того погуливают, чтоб поглядеть: а не обозначится ли где чудесная пропажа? Так и разошлись в разные стороны Култук, Баргузин и Сарма, и, где находится сейчас омулевая бочка, никто не знает… 

Кончил свой рассказ дедко Савелий и перевел дух. Вздохнул и Гаранька — будто воз на гору затащил. Так всегда бывало с ним: слишком уж заслушивался он, когда кто рассказывал что-нибудь удивительное, лицом даже каменел. Перебивать он никогда не перебивал рассказчика, а неясное всё на память брал, чтобы потом не скупиться на вопросы. Так и тут получилось. 

— А может, Сарма и в самом деле достала ту бочку? — спросил он у дедка Савелия. 

— Ничего нет удивительного, ответил он. — Сарма самая сильная из ветров-великанов, её сам Байкал побаивается, и устоять перед ней не может, готов исполнить любую её прихоть. А Сарма-то, Гаранька, такая: побалует-побалует да вдруг ко всему и охладеет, отступится… 

С той поры глубоко запала в голову парня дума о чудесной омулёвой бочке, которую прячет где-то в своих глубинах батюшка Байкал. «Вот бы найти её да к делу пристроить в нашем рыбацком промысле»,- часто мечтал он и всё ждал, когда представится такой случай. И вот артель преступила к замету в Баргузинском заливе. Работали рыбаки дружно, но на этот раз им не повезло: улов оказался ничтожным. И сколько ни заводили невод, а рыбы вытащили, что кот наплакал. 

— Так не пойдёт дело,- нахмурился дедко Савелий.- Рыбы здесь нет. Да вроде и не предвидится.

— А не поплыть ли нам в Малое море, в Куркутскую губу, авось нам там подфартит… 

 Рыбаки согласились. Приплыли они в Куркутскую губу, поставили шалаш из бересты на берегу и подготовили снасть к замёту. А плёс такой облюбовали, что краше и не бывает, поди. Тут и скалы могучие да высокие, и тайга-матушка зелёная, а над водой чайки да бакланы летают и кричат. С неба лазоревого солнышко светит и греет ласково, а воздух такой медовый разлит вокруг, что и надышаться невозможно. Однако дедко Савелий, глянув на небо, нахмурился вдруг.

— Не быть сегодня удаче. Видите, над ущельем белые кольцевистые морока появились, вроде тумана, а над ними средь неба ясного такие же стоят недвижимо. Непременно в скорости Сарма пожалует. Гаранька так и обмер.

— Неужели доведётся увидеть богатыршу эту?

— Доведётся. 

Сказал это дедко Савелий и велел всё прибрать и запрятать в скалах, а шалаш снести — всё равно-де Сарма разрушит его. И только управились с делами рыбаки, как точно ударил с угрюмых гор сильный ветер и вокруг сразу, стало темным-темно. Зверем заревело Малое море, затрещали на его берегах вековые деревья, со скал полетели в воду огромные камни…

Гараньке хоть и не по себе стало от такой страсти, а любопытство всё же взяло верх, высунулся он осторожно из-за укрытия. Видит, нависла над морем огромная, будто из дыма сотканная голова женщины, страшная и лохматая. Волосы пепельного цвета с проседью, щеки, что студень, так и трясутся, изо рта пар густой валит, а губы, что мехи кузнечного горна, так волны и вздувают, нагоняют друг на друга.

— Ох, и сила же! — подивился Гаранька и скорей обратно в укрытие полез. Дедко Савелий улыбнулся: 

— Ну, как Сарма? Приглянулась? 

— Ой, дедко, век бы с ней не видеться и не встречаться!

— Да, Гараня, красоту всяк по-своему понимает. Тебе страшна, а для Култука или, скажем. Баргузина — не сыскать краше. Так-то. Долго ли, коротко ли бушевала разъярённая Сарма, а все же, наконец, стихла. И когда над Куркутской губой снова заликовало солнышко, вышли рыбаки из своих укрытий и видят: на прибрежном песке, около их стана, лежит прибитая волнами какая-то бочка, а на бочке той баклан чёрный, как обугленная головешка, сидит. Но сидел он недолго, поднялся и улетел, а на его место села чайка, белая-белая, и начала клювом копаться в своём крыле. Рыбаки, конечно, диву дались. И у всех сразу одна дума в голову ударила: уж не та ли это чудесная омулёвая бочка всплыла, которую Баргузин и Култук потеряли в давнишнем споре? Но вымолвить этого не смеют — глядят на дедка Савелия и ждут, что он скажет. Не хватило терпения у одного лишь Гараньки. 

-Дедко… она, поди, а? 

А тот и сам оторопел, молчит да посматривает на берег исподлобья. Наконец одумался и команду дал: 

— Идите за мной! 

И повёл рыбаков на отмель. Чайка, завидя людей, взмахнула крыльями, закричала что-то по-своему, да и взмыла в воздух. И тут, откуда ни

возьмись, другие чайки, а с ними и бакланы поналетели, и такая их тьма объявилась, что неба не видно стало. И начали они всем скопом в море нырять и рыбу доставать да пожирать. 

-Добрая примета! — молвил дедко. 

 А когда подошёл и глянул на бочку — не стал сомневаться и тут: по всем признакам бочка та — и сделана на диво добротно, и выглядит краше всяких других, и дух от неё исходит такой остропряный! 

— Ну, Гаранька, теперь-то нам будет удача, — сказал парню дедко Савелий и поглядел на море. А там тоже перемена. Раньше были разные полосы воды: светлые — тёплые и темные — холодные, рыбой не терпимые. И вот на тебе: никаких полос и слоев, одна ровная, гладкая поверхность. Это дедко Савелий за хорошую примету принял. Повернулся он к рыбакам и сказал весело: 

— Богатый ноне улов будет! Тут не надо и воду щупать и корм рыбий искать! 

А рыбакам уже и не до того — иная у них забота: что с бочкой делать, куда ее девать, как сохранить? 

— Пусть пока тут полежит, не будем время тратить, — решил дедко Савелий. И рыбаки принялись за дело: погрузили в мореходку снасти и выехали в море на замёт. Вот плывут они не спеша и невод помаленьку в воду выбрасывают. А когда выбросили, дедко Савелий крикнул на берег: 

— Ходи! 

Сам одной рукой кормовое весло к бедру прижимает, правит, а другой бороду приглаживает и улыбается. Удачу чует. Глядя на вожака, и остальные рыбаки готовы чуть ли не песни петь, да удерживаются: не хотят прежде времени радость свою показывать. Не дремали и оставшиеся на берегу — начали они вертеть вороты и наматывать на них концы невода, чтобы вытащить его на берег. И тут заметили рыбаки с баркаса, что на плёсе какая-то заминка вышла: остановились люди.

— Что там? Заело? — подал голос с кормы дедко Савелий.

— Да нет,- закричали с берега.- Тянуть больше не можем, не под силу!

— Экая напасть приключилась,- удивился вожак, башлык по-местному, и давай торопить гребцов, чтоб поднажали.- Надо помочь ребятам.

И вот уже вся артель за вороты встала.

-А ну, ходи! — скомандовал дедко Савелий.

Приналегли ребята, поднатужились. Что такое? Вороты ни с места. И от помощи никакого толку не вышло. Рыбаки ещё больше удивились и забеспокоились.

— Хилое дело…- вздохнул башлык, и даже затылок почесал от досады. Не рад стал, что столько рыбы зачерпнул своим счастливым неводом.

— Не достать ведь, ребята, по всему видать. Что делать будем?

А что оставалось рыбакам? Один и был исход: распороть мотню и выпустить рыбу на волю. Сколько ни судили, сколько ни рядили, только время дорогое потратили, сошлись всё же на том, чтобы хоть невод пустой вытащить. Так и сделали. Выехали в море на подъездке, распороли мотню у невода и выволокли его на берег. К вечеру высушили невод и починили. И тут дед Савелий по упрямству своему решил ещё раз испытать счастье — что выйдет. Рыбаки возражать не стали.

 Но и второй замёт таким же колесом пошёл. Пришлось снова распороть мотню. С тем и заночевали. Наутро дедко Савелий уже не решился выходить в море, предусмотрителен стал. Но и делать что-то надо было. С пустыми руками возвращаться — кому охота? Собрали совет. Дедко Савелий предложил:

— Надо, ребята, волшебную бочку в море пустить. Тогда опять всё пойдёт своим чередом. Согласны, что ль?

Эх, и прорвало тут Гараньку! Вскочил он, закричал:

— Да разве можно бросать такую бочку, дедко? Нам счастье в руки даётся, а мы отказываемся от него! Ведь столько рыбы никому не доводилось видывать! Да с такой бочкой весь свет завалить рыбой можно! Неужели мы такие дураки будем, что выбросим её?

Дедко Савелий выслушал Гараньку спокойно, а потом так же спокойно сказал:

— Чудак ты, Гаранька! Какое же это счастье, если рыбы много, а взять её нельзя? Пусть лучше меньше будет, да всё в руки нам попадёт. Не жадничай, паря, как жадничала Сарма. Ей-то самой надоело, так нам задачку задала озорница…

А Гаранька на своем стоит: приноровимся еще, — говорит, — и постольку будем вытаскивать! Ведь вот есть бочка, и рыба есть, а наперед будет или нет — никто не знает. Но дедко Савелий уже и слушать не стал, сказал твердо:

— Пошли ребята!

Делать нечего — поднялись рыбаки. Скрипя сердцем, поднялся за ними и Гаранька. Около воды остановились, полюбовались еще раз бочкой и столкнули ее в море.

— Пусть по всему Байкалу плавает, а не в одном месте,- махнул рукой дедко Савелий.- Глядишь, лишняя рыба уйдет в Большое море, и тогда везде будет богато её. А достать рыбу мы всегда достанем, только бы руки да сноровка при нас остались.

А Гаранька совсем в уныние впал, когда увидел, что волны подхватили волшебную омулёвую бочку и понесли её вдаль.

И вдруг из лазоревого море стало тёмным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и всё вокруг загудело, заходило ходуном. И волны поднялись такие огромные, что закрыли бочку.

Дедко Савелий нахмурился.

— Баргузин подул, быть нам и сейчас не при деле. Пусть побалует…

Услыхал Гаранька про Баргузин — куда и обида делась! Кинулся к дедку Савелию:

— Неужели и этого богатыря увидеть доведётся?

— А ты на море погляди…

Гаранька глянул — и ахнул: за дальними волнами, там, где море сходилось с небом, поднялась страшная голова с огромными мутными глазами и всклокоченными белопенными волосами, с которых змейками-струями стекала вода. А потом над водой вытянулись крепкие жилистые руки и по всему морю разнеслось:

— Э-гэ-гэй!!!

От богатырского зычного крика море заволновалось ещё пуще, и Гараньке стало не по себе.

— Ох, и чудище! Хоть и не Сарма, а боязно…

Но на море глядит, за Баргузином следит. А тот снова:

— Э-гэ-гэй!!!

И тут заметил Гаранька, что в руках Баргузина появилась волшебная омулёвая бочка. И не успел парнишка глазом моргнуть, как бочка эта была отброшена богатырём далеко-далеко. И в ту же минуту море успокоилось, тучи рассеялись, и над водами снова засияло солнце, а Баргузина и след простыл. Дедко Савелий заулыбался:

— Ну, вот и нашлась волшебная игрушка. Непременно сейчас Култук откликнется…

— И его мы можем увидеть? — разинул рот Гаранька.

— Сдаётся, что так. 

И только успел сказать эти слова старый башлык, как море из лазоревого снова стало тёмным, потемнело и небо, заволоклось тучами, и всё вокруг загудело, заходило ходуном. И волны по всему морю поднялись такие огромные, что за ними ничего сперва и не видно было, а только через минуту появилась зелёнокудрая голова другого страшилища, и на всю морскую ширь громовым раскатом пронеслось:

— Э-гэ-гэй!!!

Хоть и ожидал появления Култука Гаранька, а всё же снова страшновато стало. А когда увидел в руках Култука волшебную омулёвую бочку и

как тот через минуту кинул её назад, подумал: «Что-то будет теперь!» А ничего и не было. Култук исчез, просветлело, успокоилось море, и всё вокруг озарилось солнечными лучами.

— Вот и славно, ребята,- сказал дедко Савелий.- Видать, Баргузин и Култук забыли ссору. Теперь снова волшебная бочка будет при деле. А у Сармы богатств в Малом море и без бочки хватит…

 А на морской поверхности между тем снова разные полосы появились, и светло-голубые — тёплые, и иссиня-чёрные — холодные. Но эта перемена не обескуражила дедка Савелия.

— Ловить рыбу будем так, как ране ловили,- сказал он — потрудимся с честью — добудем рыбы, а нет, так брюхо подтянем. В полдень замечем невод…

И вот в полдень повёл дедко Савелий свою артель в море. Выметали невод, поплыли назад. На берегу уже концы тянуть начали. Ходко пошло дело! А что рыбы вытащила на этот раз артель дедка Савелия, так не скажешь словами: видеть надо! Повеселели рыбаки, ожили. Легко стало на сердце и у дедка Савелия. Повернулся он к Гараньке, усмехнулся и говорит:

— Ну, будешь ещё попрекать меня волшебной бочкой?

Весело улыбнулся Гаранька и нечего не сказал.

Байкал — озеро Сказки

 издание 1988

 Автор составитель — Н. Есипенок

Использовались картины художников:

Алексей Белых

Jonathon Earl Bowser (КАНАДА)

Максимовых Ольга Васильевна

Александр Шелтунов 

— Государь, я могу рассказать тебе о путешественнике, который повидал столько чудес и пережил столько приключений, что до сих пор с ним никто не может сравниться. Однако история эта длинная и займёт не один вечер.

— Неважно, с удовольствием послушаю.

Как только на земле сгустились тени, а на небе появились звёзды, Шахразада повела рассказ.

Первое путешествие

В древности мусульмане называли Багдад городом спасения, а у христиан он получил своё имя по названию производимых здесь декоративных пологов — балдахинов. Эта история случилась в городе, который был тогда первым во всём мире, во времена правления Гаруна Эль-Рашида. Говорили, что в Багдаде было сто тысяч мечетей, семьдесят тысяч бань и столько же рынков и базаров. И жили тогда в Багдаде два миллиона человек, среди которых попадались торговцы, ремесленники и художники, стремившиеся сюда со всех уголков государства калифа.

Жил в те времена в Багдаде один настолько богатый купец, что ему не было нужды считать ни верблюдов в своём караване, ни суда, бороздившие самые далёкие моря и океаны, и состояние его постоянно увеличивалось. Как всякий расчётливый купец, он покупал и продавал, продавал и опять покупал самые дорогие товары. И вот в разгар этого действа к нему, как это часто случается, совершенно неожиданно явился ангел смерти с ревизией, и оказалось, что дни купца на земле закончились.

После смерти всё его состояние: дворцы, земли, караваны и суда — перешло к единственному сыну Синдбаду. Даже несмотря на то что отец при жизни старался внушить ему, что лучше могила, чем бедность, сын не пожелал заниматься делами и очень скоро, не без помощи многочисленных дружков, промотал всё, что скопил отец, на развлечения и подарки. Прошло немного времени, и молодой человек обнаружил, что кошелёк его пуст. Все дружки и собутыльники вмиг как сквозь землю провалились. Вот тогда-то Синдбад и опомнился, однако в отчаяние не впал.

Продав за три тысячи динаров серебром несколько вещей, которые ещё остались, он с этими деньгами отправился в порт Басры. В то время город был крупным центром ислама для мусульман, где процветала торговля товарами не только из соседних, но и из заморских стран. Молодой человек накупил домашней утвари и сел на корабль вместе с другими купцами, чтобы заняться торговлей в иноземных странах.

Поначалу путешествие не было отмечено ничем необычным, и Синдбаду удалось продать свои товары с большой выгодой, но вот на пути им попался остров, которого не было на картах и о котором капитан судна ничего не знал. Приблизившись к берегу, путешественники мгновенно ощутили аромат цветов, который донёс до них ветер, и решили бросить якорь.

Остров действительно утопал в цветах, и некоторые купцы отправились их собирать. Синдбад с другими попутчиками сидел у костра. Огонь лизал ветки, костёр разгорался, а купцы мирно беседовали. Внезапно земля под ними задрожала, весь остров заходил ходуном, а капитан исчез под водой. Единственный остававшийся на палубе матрос крикнул:

— Скорее на корабль! Это не остров, а огромный кит.

Поднялась страшная паника, со всех сторон раздавались истошные крики и стенания, и Синдбад решил, что настал его последний час. Приготовившись к смерти, юноша схватился за что-то твёрдое, чем и спасся, когда его накрыла огромная волна, поднятая китом, нырнувшим в глубину.

Предмет, за который успел схватиться Синдбад, оказался обычной пустой бочкой. С огромным трудом забравшись на неё, выбившийся из сил юноша целый час лежал без движения, а потом принялся высматривать корабль, но в какую бы сторону ни смотрел, вокруг до горизонта простирались водная пустыня да голубое небо. В конце концов, измученный и отчаявшийся, он заснул прямо на бочке.

Солнце поднималось и садилось вновь, а Синдбад всё спал. Наконец проснувшись, молодой человек обнаружил, что его необычное «судно» застряло среди морских скал, а сам он лежит на тёплом прибрежном песке. Но это ещё не всё: над ним стояли двое незнакомых мужчин, одетых как конюхи.

Синдбад весело обратился к ним:

— Люди добрые, не скажете, где я и кто вы такие?

— Ты находишься в островных владениях царя Мирджана, а мы его конюхи, — ответил старший.

Синдбад поведал новым знакомым о своём первом морском путешествии, на что младший конюх заметил:

— Да, занятная история, царю наверняка понравится.

Затем конюхи отвели Синдбада в свой шалаш, накормили и напоили, а пока юноша отдыхал, просушили его одежду. Лишь на второй день повели они путешественника к царю.

Мирджану, мудрому и благородному правителю, Синдбад сразу полюбился за искренность, с которой рассказывал о своих приключениях, и царь взял его к себе на службу, назначив распорядителем порта и личным писцом.

К своим новым обязанностям Синдбад относился добросовестно: писал все царские бумаги, а также вёл учёт судов, которые заходили на остров по пути в другие страны — в основном в Индию, Сирию и Персию, — но ни одно из них не шло прямиком в Басру, и неудивительно, что через некоторое время Синдбад начал скучать по дому, хотя царь Мирджан постоянно выказывал ему своё расположение и дарил ценные подарки.

Однажды в порту бросил якорь иноземный корабль, который показался Синдбаду знакомым, а едва увидев капитана, понял он, что не ошибся: судно пришло из Басры, и именно на нём Синдбад перевозил свои товары. Капитан тоже его вспомнил, хотя сначала никак не мог поверить, что вновь видит молодого человека.

К великой радости Синдбада, все товары оказались в целости и сохранности и по-прежнему находились в трюме корабля.

Остальные купцы уже продали большую часть товаров до того, как прибыли на остров, и, таким образом, Синдбад с гораздо большей выгодой продал свою в царстве Мирджана. На прощание преподнёс он правителю острова в знак дружбы и благодарности за его доброту бесценную парчу и шёлк.

Мирджан тоже осыпал Синдбада подарками, хотя на сердце у него было тяжело: царь лишался честного помощника, которого полюбил как сына.

Корабль вышел в море. На этот раз судьба была благосклонна к путешественникам, и они вскоре бросили якорь в Басре. Оттуда Синдбад поспешил в родной Багдад, чтобы восстановить отцовское состояние, которое разбазарил из-за своего безрассудства.

Прекрасная Шахразада замолчала: горизонт над городом уже окрасился розовым, ожидая восхода солнца, — а вечером продолжила свой рассказ.

Второе путешествие

Первые дни молодого купца в Багдаде были наполнены удовольствиями и новыми впечатлениями. Он выкупил родной дом и вновь встретился со своими друзьями, но на этот раз всё было чинно, без крайностей. Люди стали уважать Синдбада за скромность, а за необычные приключения, которые он пережил в далёких морях, прозвали мореходом.

Пока Синдбад оставался в родном городе, путешествия его не манили, но вот однажды оказался он в порту Басры по делам и, увидев знакомую суету: разгрузку и погрузку торговых судов, — затосковал.

Поняв, что не сможет сидеть на месте, юноша купил новый корабль и товары, которые можно выгодно продать в заморских странах, и уже на следующий день стоял на палубе корабля под тугими парусами, а за бортом простиралась морская гладь.

Несколько дней судно шло без остановки, пока не оказалось в море, где волны походили на белых лошадей. Там капитан приказал причалить к острову, чтобы немного отдохнуть.

На первый взгляд остров показался необитаемым, и купцы с матросами поспешили сойти на берег, а с ними и Синдбад.

Они обнаружили, что остров разделяется на две неравные части небольшим ручьём. Синдбад нашёл его исток и наконец напился чистой воды.

То ли вода в ручье была какой-то особенной, то ли усталость сказалась и жара, но Синдбада быстро сморил сон. Сколько он проспал — неизвестно, а когда открыл глаза, вокруг стояла странная тишина. Со всех ног бросился он к тому месту, где бросил якорь корабль, но в бухте было пусто: купцы отплыли без него!

Синдбад решил, что прежде всего нужно поискать что-нибудь съестное, и принялся обследовать остров. Взобравшись на ближайший холм, он не поверил своим глазам: совсем рядом над землёй возвышался огромный белый купол. Синдбад понимал, что это не может быть крыша мечети — откуда ей взяться в этой безлюдной местности? Купол был таким белоснежным, что он подумал, не полная ли это луна. Но если это луна, то неужели она висит в небе целый день?

Внезапно Синдбад понял. На память ему пришёл рассказ про гигантскую птицу Рух, крылья которой заслоняли солнце. Это огромное белоснежное яйцо вполне могло принадлежать ей, но молодой купец не знал, как выглядит эта птица. Пока Синдбад рассуждал, раздался шум огромных крыльев, небо потемнело, и птица уселась на яйцо, чтобы согреть его своим теплом.

«Как ты вовремя! Если меня не подберёт какой-нибудь корабль, я полечу на тебе», — подумал Синдбад и, раскатав свой тюрбан, осторожно привязал к ногам птицы, чтобы поспать в тёплых перьях, потому что к вечеру похолодало. Но в этот самый момент птица Рух внезапно расправила крылья, поднялась и понесла путешественника прочь.

Они летели долго, пока птица не начала снижаться над гористой местностью. Прежде чем она опустилась на землю, Синдбад на всякий случай отвязался от её ног и, пока падал в ущелье, успел увидеть, как птица Рух схватила клювом гигантскую змею и повернула в обратный путь.

Едва Синдбад пришёл в себя после падения, как до его слуха донеслось громкое шипение, и раздавалось оно отовсюду. Змеи! Тысячи змей, больших и малых, грелись на солнце, а он их не заметил. Синдбад счёл разумным спрятаться за нависшими над землёй валунами, но вскоре понял, что лучше спуститься в долину, где не будет змей. Уже собравшись было уходить, он вдруг заметил, что от некоторых скал исходит необычное сияние, а присмотревшись, чуть не вскрикнул: это были драгоценные камни! Синдбад тут же вспомнил, как один путешественник рассказывал об алмазной горе, которую сторожат тысячи змей…

Вдруг опять случилось нечто странное: кем-то убитая овца катилась с горы между змеями, алмазы и рубины запутывались в её шерсти. Не успела она остановиться, как вниз слетел огромный орёл, схватил её когтями и взмыл в небо. Когда с горы скатилась ещё одна овца, Синдбад, будучи находчивым и изобретательным, быстро снял с неё шкуру вместе с драгоценными камнями, накинул на себя и стал ждать.

Как Синдбад и задумал, орёл схватил овечью шкуру вместе с ним и поднялся в небо. Из последних сил нёс он тяжёлую ношу на вершину горы, как вдруг снизу раздался оглушительный грохот и скрежет. Испугавшись, птица выпустила добычу из когтей и взмыла в небеса.

Надо сказать, что испугался не только орёл: Синдбад с ужасом наблюдал, как небольшие группы людей, одетых как торговцы, разбегаются во все стороны.

— Подождите, прошу вас! Я не причиню вам зла! — кричал вслед им Синдбад, пока наконец они не остановились, недоверчиво глядя на него.

— Кто ты такой? Дьявол во плоти? — спросил, набравшись смелости, один из них. — Никто никогда не осмеливался ходить на ту сторону горы, куда мы бросаем овец орлам, чтобы они приносили в их шкурах драгоценные камни!

Синдбаду ничего не оставалось, как только рассказать им правду, начиная с птицы Рух. Торговцы дали ему алмазов, что принесли в овечьей шерсти орлы, и отвели на свой корабль, стоявший на якоре на другой стороне острова, затем возвратились в Басру. На обратном пути не случилось ничего примечательного, и второе путешествие Синдбада-морехода закончилось…

Третье путешествие

Несмотря на состояние, которое сделал благодаря драгоценным камням, Синдбад не оставил торговое дело, но теперь возил свои товары по земле на верблюдах, что было безопаснее. В то время верблюдов называли кораблями пустыни.

Купцы и погонщики верблюдов постоянно страдали от жары и жажды, проводя много времени на солнце, и Синдбад с тоской вспоминал свежий морской ветерок, ерошивший волосы, когда он стоял на палубе судна. В конце концов он не выдержал, решил отправиться в третье путешествие, положившись на волю Аллаха.

Когда вместе с другими купцами он отплыл из Басры, погода стояла ясная, но внезапно налетел сильный встречный ветер и стал гнать корабль всё дальше и дальше от намеченного курса. Капитан приказал убрать паруса, напрасно пытаясь развернуть судно с помощью штурвала. Всё это продолжалось до тех пор, пока утром они не увидели впереди землю. Капитан в ужасе воскликнул:

— Только бы судьба смилостивилась над нами! Это остров волосатых чудовищ!

Так он называл огромных диких обезьян, которые и вправду оказались чудовищами: не успело судно пристать к берегу, как они бросились на купцов и матросов. Их чёрные морды, злобные жёлтые глаза и огромные зубы, похожие на кинжалы, испугали путешественников до смерти. Лучше бы они прыгнули в воду и искали спасения на каком-нибудь другом острове, чем встретиться с этими чудовищами, которых было никак не меньше тысячи!

С трудом отбившись от обезьян, мореплаватели благодаря штилю смогли причалить к другой части острова и отправились на разведку. Очень скоро они вышли к высокой крепостной стене с воротами из эбенового дерева и, поскольку они были открыты, вошли в них и увидели красивый замок с мраморными ступенями и колоннами. Вокруг не было ни души, но вместе с тем перед широкой каменной скамьёй горел огонь и стояли такие огромные котлы, которые могли принадлежать только великанам.

Так оно на самом деле и было. Не успели путешественники собраться у огня, как из замка послышались глухие удары такой силы, что всё вокруг задрожало, и вскоре перед ними предстал великан. Схватив нескольких матросов и толстого купца, он одним движением насадил их на колья, а остальных отбросил в сторону, чтобы зажарить позднее. Тут же людоед принялся за трапезу а потом свалился на каменную скамью и захрапел.

Пережившие этот ужас путешественники, полумёртвые от страха, поняли, что спасения ждать неоткуда, и оказались правы: на следующий день, едва продрав глаза, великан выбрал следующие жертвы, и трапеза продолжилась. О побеге нечего было и думать — эбеновые ворота закрыты на девять замков, а из-за стен доносились дикие крики обезьян.

К концу недели лишь Синдбад и два матроса оставались в живых, но Синдбад понимал, что это лишь дело времени, а потому решил украсть у людоеда ключи от эбеновых ворот, когда тот заснёт, даже если это будет стоить ему жизни. Двум матросам он поручил собрать колья, валявшиеся вокруг костра, и связать наподобие плота. Всё прошло удачно: храп людоеда всё ещё разносился по окрестностям, а они были уже далеко в море.

Однако это был ещё не конец ужасам, которые выпали на их долю. На третий день плот причалил к отдалённому островку, и оба матроса моментально заснули в какой-то сладко пахнущей траве. Предусмотрительный Синдбад нашёл раскидистое дерево и взобрался на него, чтобы чувствовать себя в безопасности.

На рассвете его разбудили душераздирающие крики, и он увидел, как обоих его спутников проглотила змея — чёрная и жирная, словно ствол финиковой пальмы. Окаменев от ужаса, купец ждал, пока кровожадная рептилия не исчезнет в морских глубинах, и лишь тогда решил поскорее перебраться на противоположную сторону острова, хотя там тоже могло быть небезопасно…

На этот раз судьба наконец вознаградила его: на горизонте появился корабль и вскоре бросил якорь у острова, отправив к берегу лодку. Синдбад бросился ей навстречу и с радостью узнал, что корабль идёт в Басру, куда и он стремился попасть как можно скорее. Обратный путь стал лёгкой прогулкой по сравнению с ужасами третьего путешествия, которое Синдбад будет помнить как самое страшное до конца своих дней.

Когда Шахразада замолчала, царь Шахрияр заметил:

— Скорее всего, после таких ужасов Синдбад уже никогда больше не выходил в море. Не так ли?

— Ты удивишься, о повелитель, но он на этом не остановился, — улыбнулась девушка. — Вечером я расскажу о других его приключениях.

Четвёртое путешествие

Даже после пережитых потрясений море манило к себе Синдбада, и он снова отправился в путешествие. Однако едва корабль отплыл, как началась страшная буря и капитану пришлось пристать к незнакомому берегу.

Едва команда покинула судно, чтобы переждать на суше, как была захвачена в плен дикарями с чёрным цветом кожи. Пленников связали и повели к местному вождю. Каково же было удивление путешественников, когда, несмотря на устрашающую наружность, тот выказал им гостеприимство и даже приказал накормить. Пленникам принесли деревянные тарелки, и хотя еда оказалась слишком острой, путешественники поели с аппетитом. Лишь Синдбад предпочёл остаться голодным — в отличие от своих спутников он не мог похвастаться хорошим аппетитом.

И, как оказалось, правильно сделал. После того как не задумываясь съели угощение, путешественники внезапно опустились на четвереньки и принялись блеять, как овцы. Корчась от хохота, обнажённые дикари погнали их на пастбище, а ещё до наступления темноты местный вождь пообедал самыми толстыми из путешественников.

Синдбад понял, что придётся спасаться в одиночку: его спутники вели себя как животные, уже позабыв человеческую речь, — и в голове его мгновенно созрел план. Притворившись, что тоже превратился в безмозглое животное, как и остальные, в сумерки он легко перелез через изгородь загона, где держали стадо, и что есть мочи побежал куда глаза глядят, лишь бы подальше от людоедов.

Уже на рассвете, миновав лес, он вышел в открытое поле, где крестьяне мирно собирали перец. Поняв, что угрозы они не представляют, Синдбад без страха подошёл к ним и узнал, что это подданные царя, дворец которого находится в близлежащем городе, и он вовсе не людоед. Звали этого заботливого и доброго правителя Гарун Эль-Рашид.

Царь принял Синдбада со всеми почестями, как и подобает принимать богатого купца, и сразу назначил одним из своих советников, поскольку успел по достоинству оценить его ум и учёность. Так однажды Синдбад спросил правителя:

— А скажи-ка, повелитель, не устаёшь ли ты от езды на своей серой в яблоках лошади без седла?

— Что такое «седло»? — в недоумении поинтересовался царь, и Синдбад понял, что этот предмет незнаком жителям острова.

По его просьбе принесли подходящую древесину, шерсть для набивки и кожу, и к утру смастерил он прекрасное седло. Когда Синдбад проскакал по городу в седле на царской кобыле, жители провожали его восторженными взглядами. Царь щедро вознаградил молодого купца и даже отдал ему в жёны свою самую красивую дочь. Казалось, Синдбад до конца своих дней будет счастлив с красавицей женой, однако этого не случилось: не прошло и года, как принцесса заболела и умерла.

— Мне очень жаль, сын мой, но ты тоже должен умереть, — печально сказал царь, выражая соболезнования зятю. — По нашим законам если один из супругов умирает, за ним отправляется второй, чтобы не наслаждаться жизнью…

Синдбад от удивления чуть не лишился чувств и принялся доказывать, что, будучи иностранцем, не обязан подчиняться этому закону, но всё напрасно: через три дня стража отвела его в пустынное место на берегу моря и вслед за почившей принцессой бросила в тёмный провал наподобие колодца, откуда исходил запах разложения. Опустив следом кувшин с водой и несколько лепёшек, стражники закрыли отверстие валуном.

Синдбад, оказавшись в кромешной тьме, боялся пошевелиться, чтобы не наступить ненароком на мёртвую жену. Когда глаза привыкли к темноте, он поел хлеба и выпил воды, отмечая время лишь по тому, сколько раз хотелось есть и пить. Когда была съедена последняя крошка хлеба и выпита вся вода, единственное, что ему осталось, это читать молитвы. Сколько времени это продолжалось, Синдбад не знал, но вдруг скала начала с дрожью открываться, посыпались камни, а когда всё стихло, он увидел божественный свет, исходивший из трещины, образовавшейся в подземелье. Синдбад побежал на свет, выбрался наружу и увидел у берега стоявший на якоре корабль.

Однако не был бы он хорошим купцом, знающим цену драгоценным камням, если бы не вернулся в каменный мешок, куда его заточили, и не набрал самоцветов.

Корабль скоро взял курс на Басру, и Синдбад вернулся домой ещё богаче, чем прежде. После этого путешествия он понял, что жизнь дороже всех богатств мира…

— Сколько же путешествий по морям совершил Синдбад? В конце концов это неподобающий для мужчины способ тратить время, — заметил царь Шахрияр, когда Шахразада замолчала.

Поклонившись, она ответила:

— Ещё три, и каждый раз на его долю выпадали необычайные приключения, мой господин. Во время пятого путешествия он попал на остров птицы Рух, где его спутники по незнанию разбили её огромное яйцо. Когда судно на всём ходу покидало это опаснейшее из мест, птица Рух отомстила, сбросив на них кусок скалы, так что корабль раскололся пополам. Лишь Синдбаду удалось спастись на маленьком острове.

— И что же случилось дальше? — заинтересовался Шахрияр.

— Об этом ты узнаешь вечером.

И вот когда солнце село, девушка продолжила рассказ о Синдбаде.

Пятое путешествие

Как я уже сказала, купцу удалось спастись на небольшом острове. Пока бродил по берегу, Синдбад увидел источник, возле которого сидел древний старик, худой и согбенный. Путешественник подошёл к нему и услышал:

— Помоги мне, добрый человек. Я умираю от жажды, а до воды дойти не могу — ноги не слушаются.

С готовностью взвалил он горемыку на спину, но внезапно почувствовал, как ноги старика впились ему в бока словно калёное железо.

— Глупец! — раздался скрипучий голос у него над ухом. — Я ужасный морской старик, и теперь ты будешь носить меня, пока не умрёшь!

Злодей оказался прав: стряхнуть его не было никакой возможности — он изо всех сил впился в Синдбада и купец возил его туда, куда тому заблагорассудится.

Чтобы уменьшить свои страдания, Синдбад наполнил две высохшие тыквы виноградом, который как раз созрел к тому времени, и оставил бродить на солнце, пока ягоды не превратились в крепкое вино. Через несколько часов благодаря приготовленному напитку настроение его улучшилось, и жизнь перестала казаться такой уж мрачной.

Поначалу старик лишь наблюдал за его действиями, а затем, не в силах побороть любопытство, тоже склонился над тыквой, попробовал из неё напиток и скоро песни запел. Всё закончилось тем, что злодей словно куль свалился на землю.

Разумеется, Синдбад тут же воспользовался случаем и сбежал. Взобравшись на ближайший холм, купец увидел, что земля вокруг разительно отличалась от той, куда его вынесло волнами. Повсюду росли высокие кокосовые пальмы, на которых прыгали обезьяны. Люди швыряли в них камни, а животные в ответ сбрасывали вниз кокосы.

Зрелище было настолько забавным, что Синдбад расхохотался и, спустившись вниз, заметил:

— Здорово вы развлекаетесь.

— Сразу видно, что ты не местный, — ответили ему. — Это земля обезьян и кокосов. И вовсе не развлечения ради мы вынуждаем обезьян швыряться кокосами. Они ими защищаются от камней, а мы потом выгодно их продаём!

Синдбад запомнил эти слова и решил на некоторое время задержаться в этой местности, чтобы набрать орехов на продажу: ему нужно было выручить немного денег на обратное путешествие.

Через некоторое время к берегу причалило торговое судно. Столько кокосов в этих местах ещё никогда не собирали, и Синдбаду хватило денег не только заплатить за дорогу домой, но ещё и для себя осталось.

—Возвратившись домой, Синдбад решил, что с него достаточно путешествий, — сказала Шахразада, закончив рассказ о пятом путешествии Синдбада. — Шло время, он старел, седел и двигался медленнее, но все знали его как Синдбада-морехода и он очень этим гордился.

Между тем слава о нём докатилась до чужих земель, и вот как-то пришли к нему молодые купцы, только начинавшие собственную торговлю, чтобы спросить совета, какими товарами лучше загрузить судно, идущее в далёкие страны. Синдбад с радостью поделился с ними опытом и рассказал, как вести дела: с кем вступать в переговоры, как себя держать при заключении сделки, кому дарить подарки, чего избегать.

Едва ушли начинающие купцы, как затосковал мореход и, не в силах справиться с желанием отправиться в дальние страны, решил предпринять ещё одно путешествие. О нём я и расскажу вечером, мой царь и повелитель, — заключила Шахразада.

Шестое путешествие

Нужно заметить, что это путешествие длилось недолго, и приключения ждали Синдбада по дороге домой. Пока ветер был попутным, всё складывалось для купцов наилучшим образом, однако когда до Басры оставалось уже совсем немного, их ждал сюрприз.

Внезапно капитан обнаружил, что судно их идёт вовсе не по ветру, а в противоположном направлении, и несёт его течением, противиться которому не было никакой возможности. Напротив, судно лишь набирало скорость, пока наконец не полетело, едва касаясь волн. Внезапно из моря выросла огромная гора, и капитан в ужасе крикнул:

— Это остров кораблекрушений! Спасайся кто может!

Но было поздно: со страшным ударом судно выбросило на скалы, и оно разбилось. В этот момент Синдбад потерял сознание, а когда очнулся, понял, что лежит на скале. Вокруг него валялись обломки корабля и сундуки с товарами купцов, здесь же был и его собственный, с драгоценными камнями. С одной стороны о скалы бились огромные волны, а с другой — возвышались непроходимые горы. И ни малейших признаков жизни.

«Что делать? — подумал Синдбад. — Мне отсюда не выбраться».

Когда паника немного улеглась и вернулась способность трезво мыслить, он заметил ручей, или скорее речку, вытекавшую из-под горы. Не тратя времени понапрасну, Синдбад принялся собирать обломки корабля и обрывки парусов, чтобы соорудить некое подобие плота. Закончив работу, он погрузил на плот самые ценные товары и поплыл по течению в темноту.

Синдбаду показалось, что он очутился в преисподней, которую населяют злые волшебники, — оглушающе ревела вода и раздавались странные звуки, которые не могли издавать ни люди, ни животные. Отважный мореход потерял счёт времени, пока нёсся по реке в кромешной тьме. И вот когда наконец вдали забрезжил свет, он ударился головой о выступ скалы и опять потерял сознание.

Очнувшись, Синдбад не увидел ни берега, ни камней, ни травы. Непостижимым образом он оказался лежащим в мягкой постели, а рядом сидел причудливо одетый человек — видно, хозяин.

— Вероятно, тебе интересно узнать, где находишься, — произнёс он, едва Синдбад открыл глаза. — Это город Сарандиба, а я здесь властитель. Как же ты смог сюда попасть? Мне сказали, что тебя выловили в речке, которая вытекает с острова кораблекрушений.

И Синдбад рассказал владыке о своих злоключениях, не опустив ни одной детали. Тот внимательно выслушал его повествование и под конец сказал:

— Всемогущий хранит нас от опасностей, когда мы в добром здравии, Синдбад-мореход. Я снаряжу корабль, который доставит тебя в Басру, если ты сослужишь мне небольшую службу.

— С почтением и любовью, мой господин, — с поклоном пообещал Синдбад.

— Я хочу, чтобы ты отвёз подарки своему правителю, Гаруну Эль-Рашиду, с которым я дружу с незапамятных времён.

Скоро Синдбад отплыл из Сарандибы на новом корабле, и обратный путь до Басры прошёл без приключений. Хотя это путешествие было самым коротким из всех совершённых Синдбадом, именно оно принесло ему славу. Это случилось благодаря их встрече с Гаруном Эль-Рашидом, которому он понравился.

— С этого времени купец много времени проводил во дворце, рассказывая калифу о своих приключениях во время путешествий за последние двадцать семь лет, — начала Шахразада следующим вечером, когда царь Шахрияр удобно расположился на своём диване в саду. — Синдбад стал гораздо старше, и хотя по-прежнему стремился увеличить своё состояние, здравый смысл не изменял ему. Тем не менее калифу удалось уговорить его снова отправиться в море. Сегодня я расскажу тебе эту историю.

Седьмое путешествие

Случилось так, что повелитель правоверных захотел отблагодарить царя Сарандибы, но никому не мог доверить столь ценные дары: жеребца стоимостью десять тысяч динаров, великолепное седло, украшенное золотом и драгоценными камнями, парчу, тончайший шёлк и хрустальные кубки.

Синдбад согласился отправиться в седьмое путешествие и, как было договорено, вручил все подарки царю Сарандибы, однако домой вернулся далеко не сразу. Тяга к путешествиям сначала привела его в Китай, а оттуда — в Последнее море, где жили гигантские акулы, чуть не проглотившие его корабль. Диковинные сандаловые деревья росли там в изобилии словно чертополох. Синдбад и там стал именитым купцом, а затем и правителем, женившись на прекрасной девушке, — судьба послала ему это счастье.

Но шло время и Синдбада потянуло домой. Вместе с молодой женой он отправился в своё последнее морское путешествие в Басру. Плавание прошло без приключений, а когда они благополучно достигли Багдада, Гарун Эль-Рашид приказал описать в хрониках приключения, которые выпали на долю отважного Синдбада-морехода.

— И тут, мой повелитель, с любовью и почтением я заканчиваю рассказ о путешествиях Синдбада-морехода, — произнесла мудрая дочь визиря.