Сказочные существа, глотавшие людей, сегодня превратились в интернет-хулиганов. Как это произошло? И почему муми-тролль не похож на своих горных родственников?
В скандинавских мифах словами «тролль» или «трёлль» называли демонов, то есть злых существ, которое почти всегда враждебно настроены к человеку и обычно желают ему только вреда. По легендам, это были великаны, управлявшие камнем и землёй, жившие в горах и ловившие заплутавших странников. При этом они часто занимались злобным колдовством. Тролли были существами, которых мог обмануть, но не всегда победить герой саги. Сражались с ними в основном боги — они могли одолеть злобных великанов.
Горные тролли, покорившие всю Европу
Англия и Германия находились под сильным влиянием викингов, и в мифологии этих стран можно найти потомков скандинавских троллей. Древние бритты и германцы утверждали, что тролли боятся молний. Это отголоски легенд о боге грома Торе, который боролся с различными монстрами в мифологии скандинавских народов. По легендам, удары его молота и вызывали гром и молнии. Считается, что Грендель из «Песни о Беовульфе», написанной в Британии в конце 10-го века, — это как раз тролль в исконном значении слова. Подобные существа встречаются и в эпических произведениях Германии.
Когда в Скандинавию пришло христианство, фольклор поменялся, подстраиваясь под новую веру. Из воплощений зла тролли превратились в существ, внешне похожих на людей, но крупнее и сделанных из серого камня. Они сильно боялись солнечного света: если тролля касался хоть один лучик, то тот моментально превращался в камень. Во всём остальном они вели себя почти как цивилизованные люди — жили в своих деревнях, где-то в горной глуши, охотились, рыбачили, строили дома. Матери и бабушки рассказывали, что тролли похищают непослушных детей. Так горные колдуны превратились в средство воспитания подрастающего поколения.
С троллями связано и много народных суеверий. Считалось, что если путник неожиданно встретится с троллем, то ему надо бежать к ближайшему полю так, чтобы шаги образовали крест со следом от плуга. Увидев такое, тролль не сможет даже шагу ступить на поле. А если нечисть всё-таки догнала человека и нужно было спасти похищенного — достаточно ударить в колокола во всех церквях. Если же тролль с жертвой убежал далеко в глушь, куда не долетал звон — тоже не беда — надо принести колокол туда, где чудовища держат похищенных.
Знаменитый сюжет легенд о троллях — троллий мост. Из всех мифических существ они были ближе всего к земле и камням, поэтому им приписывалась постройка «чёртовых мостов» — природных скальных перемычек над горными потоками, которые кое-где считались работой самого дьявола. Тролли-мостостроители охраняли свои постройки и требовали плату с путников за проезд по ним.
В некоторых частях Скандинавии тролли превратились во что-то похожее на эльфов из германских легенд — маленьких человечков, которые могли быть как злыми, так и добрыми. Обычно их обвиняли в подмене младенца в колыбели. Суеверные шведы строили маленькие «тролльи» домики, чтобы эти горные духи не нашли настоящий дом человека, и не унесли детей.
Фабрики троллей: литература, кино и интернет
В современную художественную литературу троллей ввёл Генрик Ибсен, сделавший их в 1876 году персонажами своей пьесы «Пер Гюнт». В одноимённой опере Эдварда Грига знаменитая мелодия «В пещере горного короля» звучит именно при появлении короля троллей. Об этих же существах писали скандинавские сказочники Петер Кристен Асбьёрнсен и Захариас Топелиус.
Новую жизнь в скандинавские легенды вдохнули в 20-м веке. В 1937 году вышел в свет «Хоббит» Толкина. Герой этой сказки Бильбо Бэггинс встречает в числе прочих и троллей. В Средиземье эти существа не особо умны и являются скорее великанами-людоедами, сродни английским ограм. Однако образ прижился, и после успеха «Властелина колец», последовавшего за «Хоббитом», именно такие тролли заполонили десятки и сотни произведений в жанре фэнтези. В этом виде они перекочевали и в романы Джоан Роулинг о Гарри Поттере.
Финская писательница Туве Янсон в 1940 году создала другого тролля — муми-тролля. На её собственных иллюстрациях появился милый двуногий бегемотик, не имеющий ничего общего с древними жителями гор. Как говорила сама писательница, за основу она взяла маленьких духов-проказников из сказок, а приставка «муми-” возникла, чтобы придать слову «мягкость». Как рассказывается в книгах, когда-то муми-тролли жили за печками, но с приходом парового отопления им пришлось искать новое жильё. Так они и переселились в Муми-дол.
Другой вариант троллей, который даже чем-то ближе к изначальному, скандинавскому, возник в книгах Терри Пратчетта о Плоском мире. На Диске тролли — это раса существ, состоящих из кремния и веками враждующих с гномами. При этом они вовсе не злые, но их культура выглядит пародией на британских люмпенов-кокни с их сленгом и склонностью к околокриминальным промыслам.
Огромную популярность тролли имеют и как персонажи компьютерных игр. Обычно они выступают в том же амплуа, что прописал им Толкин — огромные и сильные чудовища-людоеды. Но порой они оказываются и персонажами, за которых предлагается сыграть. И далеко не всегда это означает, что предстоит сражаться за силы зла.
Последние годы троллями стали называть анонимных провокаторов в интернете. Существуют разные версии, как появился такой термин. Согласно Оксфордскому словарю, мифологическое происхождение термина «интернет-тролли» — лишь одна из гипотез. Многие связывают появление этого термина с английским словом «trolling», обозначающим «ловлю рыбы на блесну». Это слово, в свою очередь, произошло от французского охотничьего термина, означающего «метание добычи туда-сюда». Видимо, подобно тому, как рыбак, водя приманкой под водой, заманивает рыбу на крючок, сетевые тролли, вбрасывая очередную провокацию, пытаются довести людей до белого каления. Иногда из-за недостойного поведения современных троллей разгораются скандалы пострашнее тех, что устраивали много веков назад их мифологические тёзки.
О жизни в шахтерском поселке после детства под Донецком. «Родители развелись, и мама вышла замуж за шахтера. Уехали жить в поселок Ханжёнково-Северный в 30 километрах от того места, где я провела первую часть своего детства. Вот стоит шахта имени девятой пятилетки, вокруг нее поселок, пять тыс. человек примерно. Два детских сада, одна школа, санаторий-профилакторий, ДК и несколько магазинов, парочка продуктовых, аптека, промтоварный и книжный, всё. Все мужчины работают на шахте, все женщины работают либо в сфере обслуживания, либо тоже на шахте какими-нибудь наладчицами, секретаршами, машинистками в офисе, как это называлось, в конторе тогда. И все друг друга знают, все знают всё, что происходит у всех вообще, но при этом никогда не закрываются двери. Любой ребенок, который постучал в любую квартиру, будет накормлен. За солью, за сахаром отправить к соседям — вообще норм. Сосед-рыбак возвращается с рыбалки, обносит полподъезда рыбой. Мама печет пирожки — мы обносим весь подъезд пирожками. Все вместе как одна большая община, такой немножко деревенский получался уклад.
Был квартал, где люди жили в пятиэтажках, а буквально через дорогу начинался частный сектор, где люди держали скотину, пчел разводили, птицу. И в общем, это всё очень между собой каким-то удивительным образом гармонично сочеталось. У тех, кто жил в пятиэтажках, под окнами были огородики. Я помню, всегда папа отправлял такую мелочь, немножко зелени, чуть-чуть картошки. Многие мужчины в поселке гнали самогон и делились рецептами. У моего отчима был фирменный, и не один. Несмотря на то, что, конечно, была всякая подковерная возня, интриги и сплетни, потому что маленький тесный мирок, но при этом было очень много любви, взаимопомощи, взаимовыручки и очень много свободы.
Многие мужчины в поселке пили, и это понятно, потому что у них был адский труд. Они каждый день практически шли на смерть, и реально многие гибли в шахте. У нас регулярно, раз в полгода кого-то хоронили, если не чаще, молодых мужчин, которых убивало в шахте. В Донбассе очень глубокие шахты, и понятно, что там не всегда всё благополучно с техникой безопасности: то взрыв метана, то какая-нибудь опора прогнила и обвалился шурф, то какой-нибудь пожар, где-то закоротило электричество, потому что вода пошла подземная какая-нибудь. Особого досуга у людей не было. Шахтеры очень хорошо зарабатывали, денег было много, тратить их было не на что. Ездить в театр, куда-нибудь 2,5 часа на автомобиле в Донецк или даже в Макеевку особо ни потребности не было, ни привычки. Книжек не читали, в кружках кройки и шитья не занимались.
В Макеевке я жила в интеллигентном доме, у нас даже домработница была. В Ханжёнково-Северном мне пришлось всё делать самой: пришивать воротнички, стирать свою одежду, осваивать огород. Колорадские жуки, сорняки — это всё было на мне. В мои обязанности входило, например, такую огромную, ну такую нормальную, стандартную ванну огурцов надо было перемыть и у них отрезать у всех хвостики, чтобы потом это мариновать, или там два ведра вишен таким специальным аппаратиком освободить от косточек. То есть какая-то постоянно была работа на земле, и это тоже было очень интересно».
О 1990-х, нищете и возможностях реализации. «Люди вспоминают девяностые как очень страшное время, когда нечего было есть и нужно было выживать, когда людей убивали ни за что, когда вообще ничего не было, а для меня девяностые были просто совершенно немыслимым временем какой-то фантастической свободы и возможностей. Да, мы питались супами из пакетиков и какими-то прогорклыми макаронами. Да, мы сушили сухари, так как жрать было нечего. Да, я курила бычки, которые подбирала с пола, дезинфицировала фильтр зажигалкой и докуривала, потому что денег на сигареты не было. Но это была фигня, это было вообще не важно. Важно было то, что перед тобой открыт весь мир, уже не только Москва, весь мир, и ты можешь реализовываться как хочешь. И ты слушаешь музыку, и ты общаешься с такими свободными, открытыми, неглупыми людьми, и как бы телек… И ты стоишь у истоков чего-то, ты первый, ты пионер. Дух захватывает, как будто тебя в космос отправили».
О похожести «старого MTV» на YouTube. «У нас нельзя было ругаться матом и показывать половые органы, всё остальное в кадре было можно. Как хочешь самовыражайся, это как сейчас в YouTube, когда ты стоишь ровно то, что ты из себя представляешь. И над тобой не висят никакие продюсеры, тебя не мерят никакими погаными рейтингами, тебя не пытаются воткнуть в какую-то коробочку, которой ты должен соответствовать. Тебе доверили, и ты делаешь то, что ты умеешь, а зритель голосует за тебя, если ему это нравится. В этом смысле это было очень похоже на YouTube.
Мы были первыми людьми, которые заговорили со зрителем на одном с ним языке, как будто бы мы живем по соседству и у нас общие интересы, мы были друзья. Мы не были холодными, отстраненными дикторами с безупречной, безусловно, речью, но полным отсутствием эмоций и, главное, без как бы самости такой, без личного… Обезличенные они были, а мы были очень яркие личности. И нас всех так перло от того, что мы делаем, что, конечно… Отчасти это был счастливый билет, но отчасти мы оказались в нужное время в нужном месте, в начале какого-то большого пути».
О феномене российского MTV. «Я думаю, что феномен MTV был, во-первых, в новизне и в том, что это была часть огромной машины международного музыкального телевидения. Получается, мы просто открыли грандиозный канал информационный для молодежи. И все эти потрясающие клипы, которые у нас были в доступе, и все интервью с музыкантами, и всевозможные поездки на церемонии — это было тогда настолько немыслимо, это, как если бы вы на Марс полетели или вдруг Марс прилетел к тебе. Это было классно!»
О sex, drugs & rock-n-roll в жизни ведущих MTV Russia. «Алкоголя было много, признаюсь честно, но никогда на работе, и кроме марихуаны я ничего в жизни не пробовала, крепче, чем водка. И, честно говоря, меня всегда пугали вообще люди, которые заигрывают со своим сознанием с помощью психоделиков всяких и т. д. Это всё прошло мимо меня, хотя я очень много времени проводила в ночных клубах в качестве корреспондента, снимая всевозможные вечеринки безумные в «Эрмитаже», «Пентхаусе» и «Титанике», но я в жизни никогда не съела ни одной таблетки ни одной «марки», мне это было… Ну как бы вообще не мое, я не люблю состояния, которые я не контролирую.
Все остальные наши ребята на самом деле были просто максимально далеки [от наркотиков — Прим. RTVI]. [Антон] Комолов — трезвенник, Анатольевич [Александр Белоногов] ни капли в рот в жизни не взял вообще, [Ольга] Шелест — веган и экстремальный спортсмен, у нее в принципе, мне кажется, тоже, то есть совершенно другой вектор, то есть ее прет всё, что зеленое и здоровое. У нас бывали веселые корпоративы, вечеринки, где кто-то напивался, но ведущие, как правило, нет. Вот удивительно, я сейчас вам это перечисляю, сама понимаю, что мы были все жутко нудные в этом плане. И видимо, именно поэтому мы так ярко выражались в кадре, у нас был другой наркотик, у нас были другие стимулирующие средства — это наша работа».
О своем уходе с MTV Russia. «[Председатель совета директоров „MTV-Россия” с 1998 по 2002 год Борис] Зосимов ушел, пришли телевизионные функционеры, они вообще не поняли, что им досталось. Что это костер, который нужно постоянно поддерживать в этом горении. Это нельзя мерить обычными мерками шаблонными, которыми мерят телевидение. Они начали искать способы заработать больше денег, они начали, значит, выяснять коэффициент полезности каждого сотрудника… Да-да, у нас прямо в HR приезжали какие-то люди чуть ли не с детекторами лжи, знаете, было модно тогда всех тестировать на профпригодность и прочее, прочее. Они начали рейтингами нас шпынять и т. д. Ну и народ начал просто расползаться. Первыми ушли, по-моему, Оля [Шелест] с Антоном [Комоловым], потом стали уходить крутые люди из-за кадра, которые… Ну, у нас был такой совершенно гениальный дизайнер Глеб Орлов, он ушел, который делал всю графику. Стали уходить режиссеры, стали уходить операторы.
Новые люди не поняли, что имеют дело с уникальными личностями. В попытке привести MTV к общему телевизионному знаменателю они просто затоптали костер, который горел. Как слоны в посудной лавке развалили всё. У нас очень быстро стали ротироваться продюсеры генеральные. Приходили новые лица, приводили новую команду, начинали по-новому мести. Какая-то еще часть людей отвалилась, а новых людей особо не появилось. Невозможно, чтобы мы все были бриллиантами.
Напоследок пришел вообще какой-то странный человек руководить MTV, который отказывался встречаться с нами. Я два месяца ходила в секретариат и говорила: «Здравствуйте, я Тутта Ларсен, можно мне познакомиться с моим новым начальником?» Мне говорили: «Не сегодня». Я говорила: «Запишите меня, я хочу просто…» Я даже не знаю, как он выглядит, в лицо не знаю. Понимаете, человек руководит моим телеканалом, я лицо телеканала, которым он руководит, и у него не просто нет желания со мной пообщаться, а он как будто бы меня избегает. Я так с ним и не встретилась. Я два месяца походила-походила и поняла, что пора отсюда уходить».
О том, почему нельзя создать такой коллектив, который был в «золотой период» MTV Russia. «До сих пор мне говорят: «Почему нельзя создать такой коллектив ведущих, как у вас был тогда?» — ну, по кочану. Были такие люди уникальные, они стягивались именно на этот свет этого костра. Даже молодежь, которая потом приходила, Ира Понарошку, Тимур Родригез… Ваню Урганта вот эти все новые люди MTV не оценили по достоинству. Они не дали ему возможности выразиться и показать себя таким, какой он есть. Родригеза на самом деле они тоже потеряли, он там, бедный, на побегушках каких-то корреспондентских побегал, а он супер, просто суперзвезда. Всё это было очень грустно».
О псевдониме Тутта Ларсен. «У меня красивое имя Таня Романенко, я люблю его, но сколько Тань Романенко в мире? До того, как MTV в России запустилось, смотрели его на VHSных кассетах, передавали друг дружке, собирались дома и смотрели там двадцатку какую-нибудь, там European Top 20, или «120 минут», или Headbangers Ball, и там были такие ведущие с такими красивыми именами… Там был Хьюк Дикампус, Марьен Вандервокт, Катарина Лолиполли, а я Таня Романенко, понимаете, ну вообще не алё.
Мы сели как-то с моим тогдашним коллегой и сегодняшним партнером Петро Шекшеевым, и я говорю: «Я хочу, надо придумать какой-то красивый псевдоним». Меня сразу понесло в скандинавские сказки почему-то, не знаю, вот какой-то был интуитивный порыв. И я говорю: «Ну вот смотри, Фрекен Бок». Он говорит: «Ну какая ты Фрекен Бок? Посмотри на себя: ты мальчик с серьгами в ушах, а Фрекен Бок — это большая толстая тетка. Ты точно не Фрекен Бок». Я говорю: «Ну хорошо, а…» И второй вариант был «Тутта Карлсон». Он говорит: «Класс, Тутта Карлсон! Но у нас в стране Карлсон ассоциируется с Карлсоном, который живет на крыше, то есть немножко… Вот как бы Тутта классно». Я говорю: «Ну, там еще Людвиг Ларсен есть… А как Тутта Ларсен?» И он говорит: «Прикольно, Тутта Ларсен, прикольно звучит…”
Я вышла один раз в эфир и всё, это намертво ко мне прилипло. И сразу стало понятно, что… Из меня вылезла Тутта Ларсен, то есть как-то вот она родилась как персонаж именно в этом имени. Знаете, все-таки «в начале было слово», и я как человек крайне религиозный, христианин, я верю в то, что слово сакрально, свято и имеет материальную силу. И вот история с псевдонимом — она абсолютно такая.
Я, конечно, отделяю Таню от Тутты. Думаю, что можно спокойно сказать, что я работаю Туттой Ларсен, Тутта Ларсен — это название моей профессии. Вот кто-то дворник, кто-то водитель троллейбуса, кто-то шахтер, оператор, а я — Тутта Ларсен. И дома меня, конечно, называют «Танюша» и «мама», но друзья зовут Ларсиком очень часто, «Тутик» или «Ларсик», и детей моих зовут «Ларсики», и, собственно, уже как бы совершенно ясно, что это больше, чем просто имя».