Время чтения: 6 мин.
Жила-была кума-Лиса… Надоело Лисе на старости самой о себе помышлять, вот и пришла она к Медведю и стала проситься в жилички:
— Впусти меня, Михаил Потапыч, я лиса старая, ученая, места займу немного, не объем и не обопью.
Медведь, долго не думав, согласился. Перешла Лиса на житье к Медведю и стала осматривать да обнюхивать, где что у него лежит. Мишенька жил с запасом, сам досыта наедался и Лисоньку хорошо кормил. Вот заприметила она в сенцах на полочке кадочку с медом, а Лиса, что Медведь, любит сладко поесть; лежит она ночью да и думает, как бы ей уйти да медку полизать; лежит, хвостиком постукивает да Медведя спрашивает:
— Мишенька, никак, кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь.
— И то, — говорит, — стучат.
— Это, знать, за мной, за старой лекаркой, пришли.
— Ну что ж, — сказал Медведь, — иди.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать!
— Ну, ну, ступай, — понукал Мишка, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезла с печи, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и ну починать кадочку; ела, ела, всю верхушку съела, досыта наелась; закрыла кадочку ветошкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все прибрала, как у Медведя было, и воротилась в избу как ни в чем не бывало.
Медведь ее спрашивает:
— Что, кума, далеко ль ходила?
— Близехонько, куманек; звали соседки, ребенок у них захворал.
— Что же, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Верхушечкой, куманек.
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!
Медведь уснул, и Лиса уснула.
Понравился Лисе медок, вот и на другую ночку лежит, хвостом об лавку постукивает:
— Мишенька, никак опять кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь и говорит:
— И то кума, стучат!
— Это, знать, за мной пришли!
— Ну что же, кумушка, иди, — сказал Медведь.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать!
— Ну, ну, ступай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезая с печи, поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку, добралась до меду, ела, ела, всю середку съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все, как надо, убрала и вернулась в избу.
А Медведь ее спрашивает:
— Далеко ль, кума, ходила?
— Близехонько, куманек. Соседи звали, у них ребенок захворал.
— Что ж, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Серёдочкой, куманек.
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! — отвечала Лиса.
С тем оба и заснули.
Понравился Лисе медок; вот и на третью ночь лежит, хвостиком постукивает да сама Медведя спрашивает:
— Мишенька, никак, опять к нам кто-то стучится? Послушал Медведь и говорит:
— И то, кума, стучат.
— Это, знать, за мной пришли.
— Что же, кума, иди, коли зовут, — сказал Медведь.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! Сам видишь — ни одной ночки соснуть не дают!
— Ну, ну, вставай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, закряхтела, слезла с печи и поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и принялась за кадочку; ела, ела, все последки съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, пригнела камешком и все, как надо быть, убрала. Вернувшись в избу, она залезла на печь и свернулась калачиком.
А Медведь стал Лису спрашивать:
— Далеко ль, кума, ходила?
— Близехонько, куманек. Звали соседи ребенка полечить.
— Что ж, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Последышком, куманек, Последышком, Потапович!
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! Медведь заснул, и Лиса уснула.
Вдолге ли, вкоротке ли, захотелось опять Лисе меду — ведь Лиса сластена, — вот и прикинулась она больной: кахи да кахи, покою не дает Медведю, всю ночь прокашляла.
— Кумушка, — говорит Медведь, — хоть бы чем ни на есть полечилась.
— Ох, куманек, есть у меня снадобьеце, только бы медку в него подбавить, и всё как есть рукой сымет.
Встал Мишка с полатей и вышел в сени, снял кадку — ан кадка пуста!
— Куда девался мед? — заревел Медведь. — Кума, это твоих рук дело!
Лиса так закашлялась, что и ответа не дала.
— Кума, кто съел мед?
— Какой мед?
— Да мой, что в кадочке был!
— Коли твой был, так, значит, ты и съел, — отвечала Лиса.
— Нет, — сказал Медведь, — я его не ел, всё про случай берег; это, значит; ты, кума, сшалила?
— Ах ты, обидчик этакий! Зазвал меня, бедную сироту, к себе да и хочешь со свету сжить! Нет, друг, не на такую напал! Я, лиса, мигом виноватого узнаю, разведаю, кто мед съел.
Вот Медведь обрадовался и говорит:
— Пожалуйста, кумушка, разведай!
— Ну что ж, ляжем против солнца — у кого мед из живота вытопится, тот его и съел.
Вот легли, солнышко их пригрело. Медведь захрапел, а Лисонька — скорее домой: соскребла последний медок из кадки, вымазала им Медведя, а сама, умыв лапки, ну Мишеньку будить.
— Вставай, вора нашла! Я вора нашла! — кричит в ухо Медведю Лиса.
— Где? — заревел Мишка.
— Да вот где, — сказала Лиса и показала Мишке, что у него все брюхо в меду.
Мишка сел, протер глаза, провел лапой по животу — лапа так и льнет, а Лиса его корит:
— Вот видишь, Михайло Потапович, солнышко-то мед из тебя вытопило! Вперед, куманек, своей вины на другого не сваливай!
Сказав это, Лиска махнула хвостом, только Медведь и видел ее.
Жила-была кума-Лиса; надоело Лисе на старости самой о себе промышлять, вот и пришла она к Медведю и стала проситься в жилички:
— Впусти меня, Михайло Потапыч, я лиса старая, ученая, места займу немного, не объем, не обопью, разве только после тебя поживлюсь, косточки огложу.
Медведь, долго не думав, согласился. Перешла Лиса на житье к Медведю и стала осматривать да обнюхивать, где что у него лежит. Мишенька жил с запасом, сам досыта наедался и Лисоньку хорошо кормил. Вот заприметила она в сенцах на полочке кадочку с медом, а Лиса, что Медведь, любит сладко поесть; лежит она ночью да и думает, как бы ей уйти да медку полизать; лежит, хвостиком постукивает да Медведя спрашивает:
— Мишенька, никак, кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь.
— И то, — говорит, — стучат.
— Это, знать, за мной, за старой лекаркой, пришли.
— Ну что ж, — сказал Медведь, — иди.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать!
— Ну, ну, ступай, — понукал Мишка, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезла с печи, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и ну починать кадочку; ела, ела, всю верхушку съела, досыта наелась; закрыла кадочку ветошкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все прибрала, как у Медведя было, и воротилась в избу как ни в чем не бывало.
Медведь ее спрашивает:
— Что, кума, далеко ль ходила?
— Близехонько, куманек; звали соседки, ребенок у них захворал.
— Что же, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Верхушечкой, куманек.
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!
Медведь уснул, и Лиса уснула.
Понравился Лисе медок, вот и на другую ночку лежит, хвостом об лавку постукивает:
— Мишенька, никак опять кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь и говорит:
— И то кума, стучат!
— Это, знать, за мной пришли!
— Ну что же, кумушка, иди, — сказал Медведь.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать!
— Ну, ну, ступай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезая с печи, поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку, добралась до меду, ела, ела, всю середку съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все, как надо, убрала и вернулась в избу.
А Медведь ее спрашивает:
— Далеко ль, кума, ходила?
— Близехонько, куманек. Соседи звали, у них ребенок захворал.
— Что ж, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Серёдочкой, куманек.
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! — отвечала Лиса.
С тем оба и заснули.
Понравился Лисе медок; вот и на третью ночь лежит, хвостиком постукивает да сама Медведя спрашивает:
— Мишенька, никак, опять к нам кто-то стучится? Послушал Медведь и говорит:
— И то, кума, стучат.
— Это, знать, за мной пришли.
— Что же, кума, иди, коли зовут, — сказал Медведь.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! Сам видишь — ни одной ночки соснуть не дают!
— Ну, ну, вставай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, закряхтела, слезла с печи и поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и принялась за кадочку; ела, ела, все последки съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, пригнела камешком и все, как надо быть, убрала. Вернувшись в избу, она залезла на печь и свернулась калачиком.
А Медведь стал Лису спрашивать:
— Далеко ль, кума, ходила?
— Близехонько, куманек. Звали соседи ребенка полечить.
— Что ж, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Последышком, куманек, Последышком, Потапович!
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!
Медведь заснул, и Лиса уснула.
Вдолге ли, вкоротке ли, захотелось опять Лисе меду — ведь Лиса сластена, — вот и прикинулась она больной: кахи да кахи, покою не дает Медведю, всю ночь прокашляла.
— Кумушка, — говорит Медведь, — хоть бы чем ни на есть полечилась.
— Ох, куманек, есть у меня снадобьеце, только бы медку в него подбавить, и всё как есть рукой сымет.
Встал Мишка с полатей и вышел в сени, снял кадку — ан кадка пуста!
— Куда девался мед? — заревел Медведь. — Кума, это твоих рук дело!
Лиса так закашлялась, что и ответа не дала.
— Кума, кто съел мед?
— Какой мед?
— Да мой, что в кадочке был!
— Коли твой был, так, значит, ты и съел, — отвечала Лиса.
— Нет, — сказал Медведь, — я его не ел, всё про случай берег; это, знать, ты, кума, сшалила?
— Ах ты, обидчик этакий! Зазвал меня, бедную сироту, к себе да и хочешь со свету сжить! Нет, друг, не на такую напал! Я, лиса, мигом виноватого узнаю, разведаю, кто мед съел.
Вот Медведь обрадовался и говорит:
— Пожалуйста, кумушка, разведай!
— Ну что ж, ляжем против солнца — у кого мед из живота вытопится, тот его и съел.
Вот легли, солнышко их пригрело. Медведь захрапел, а Лисонька — скорее домой: соскребла последний медок из кадки, вымазала им Медведя, а сама, умыв лапки, ну Мишеньку будить.
— Вставай, вора нашла! Я вора нашла! — кричит в ухо Медведю Лиса.
— Где? — заревел Мишка.
— Да вот где, — сказала Лиса и показала Мишке, что у него все брюхо в меду.
Мишка сел, протер глаза, провел лапой по животу — лапа так и льнет, а Лиса его корит:
— Вот видишь, Михайло Потапович, солнышко-то мед из тебя вытопило! Вперед, куманек, своей вины на другого не сваливай!
Сказав это, Лиска махнула хвостом, только Медведь и видел ее.
Лиса и медведь (сказка)
Жила-была кума-Лиса; надоело Лисе на старости самой о себе промышлять, вот и пришла она к Медведю и стала проситься в жилички:
— Впусти меня, Михайло Потапыч, я лиса старая, ученая, места займу немного, не объем, не обопью, разве только после тебя поживлюсь, косточки огложу.
Медведь, долго не думав, согласился. Перешла Лиса на житье к Медведю и стала осматривать да обнюхивать, где что у него лежит. Мишенька жил с запасом, сам досыта наедался и Лисоньку хорошо кормил. Вот заприметила она в сенцах на полочке кадочку с медом, а Лиса, что Медведь, любит сладко поесть; лежит она ночью да и думает, как бы ей уйти да медку полизать; лежит, хвостиком постукивает да Медведя спрашивает:
— Мишенька, никак, кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь.
— И то, — говорит, — стучат.
— Это, знать, за мной, за старой лекаркой, пришли.
— Ну что ж, — сказал Медведь, — иди.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать!
— Ну, ну, ступай, — понукал Мишка, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезла с печи, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и ну починать кадочку; ела, ела, всю верхушку съела, досыта наелась; закрыла кадочку ветошкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все прибрала, как у Медведя было, и воротилась в избу как ни в чем не бывало.
Медведь ее спрашивает:
— Что, кума, далеко ль ходила?
— Близехонько, куманек; звали соседки, ребенок у них захворал.
— Что же, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Верхушечкой, куманек.
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!
Медведь уснул, и Лиса уснула.
Понравился Лисе медок, вот и на другую ночку лежит, хвостом об лавку постукивает:
— Мишенька, никак опять кто-то к нам стучится?
Прислушался Медведь и говорит:
— И то кума, стучат!
— Это, знать, за мной пришли!
— Ну что же, кумушка, иди, — сказал Медведь.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать!
— Ну, ну, ступай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, слезая с печи, поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку, добралась до меду, ела, ела, всю середку съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, заложила камешком, все, как надо, убрала и вернулась в избу.
А Медведь ее спрашивает:
— Далеко ль, кума, ходила?
— Близехонько, куманек. Соседи звали, у них ребенок захворал.
— Что ж, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Серёдочкой, куманек.
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет! — отвечала Лиса.
С тем оба и заснули.
Понравился Лисе медок; вот и на третью ночь лежит, хвостиком постукивает да сама Медведя спрашивает:
— Мишенька, никак, опять к нам кто-то стучится? Послушал Медведь и говорит:
— И то, кума, стучат.
— Это, знать, за мной пришли.
— Что же, кума, иди, коли зовут, — сказал Медведь.
— Ох, куманек, что-то не хочется вставать, старые косточки ломать! Сам видишь — ни одной ночки соснуть не дают!
— Ну, ну, вставай, — понукал Медведь, — я и дверей за тобой не стану запирать.
Лиса заохала, закряхтела, слезла с печи и поплелась к дверям, а как за дверь вышла, откуда и прыть взялась! Вскарабкалась на полку и принялась за кадочку; ела, ела, все последки съела; наевшись досыта, закрыла кадочку тряпочкой, прикрыла кружком, пригнела камешком и все, как надо быть, убрала. Вернувшись в избу, она залезла на печь и свернулась калачиком.
А Медведь стал Лису спрашивать:
— Далеко ль, кума, ходила?
— Близехонько, куманек. Звали соседи ребенка полечить.
— Что ж, полегчало?
— Полегчало.
— А как зовут ребенка?
— Последышком, куманек, Последышком, Потапович!
— Не слыхал такого имени, — сказал Медведь.
— И-и, куманек, мало ли чудных имен на свете живет!
Медведь заснул, и Лиса уснула.
Вдолге ли, вкоротке ли, захотелось опять Лисе меду — ведь Лиса сластена, — вот и прикинулась она больной: кахи да кахи, покою не дает Медведю, всю ночь прокашляла.
— Кумушка, — говорит Медведь, — хоть бы чем ни на есть полечилась.
— Ох, куманек, есть у меня снадобьеце, только бы медку в него подбавить, и всё как есть рукой сымет.
Встал Мишка с полатей и вышел в сени, снял кадку — ан кадка пуста!
— Куда девался мед? — заревел Медведь. — Кума, это твоих рук дело!
Лиса так закашлялась, что и ответа не дала.
— Кума, кто съел мед?
— Какой мед?
— Да мой, что в кадочке был!
— Коли твой был, так, значит, ты и съел, — отвечала Лиса.
— Нет, — сказал Медведь, — я его не ел, всё про случай берег; это, знать, ты, кума, сшалила?
— Ах ты, обидчик этакий! Зазвал меня, бедную сироту, к себе да и хочешь со свету сжить! Нет, друг, не на такую напал! Я, лиса, мигом виноватого узнаю, разведаю, кто мед съел.
Вот Медведь обрадовался и говорит:
— Пожалуйста, кумушка, разведай!
— Ну что ж, ляжем против солнца — у кого мед из живота вытопится, тот его и съел.
Вот легли, солнышко их пригрело. Медведь захрапел, а Лисонька — скорее домой: соскребла последний медок из кадки, вымазала им Медведя, а сама, умыв лапки, ну Мишеньку будить.
— Вставай, вора нашла! Я вора нашла! — кричит в ухо Медведю Лиса.
— Где? — заревел Мишка.
— Да вот где, — сказала Лиса и показала Мишке, что у него все брюхо в меду.
Мишка сел, протер глаза, провел лапой по животу — лапа так и льнет, а Лиса его корит:
— Вот видишь, Михайло Потапович, солнышко-то мед из тебя вытопило! Вперед, куманек, своей вины на другого не сваливай!
Сказав это, Лиска махнула хвостом, только Медведь и видел ее.
— КОНЕЦ —
Одна Лисица вечно рыскала сама по себе. Надоело ей одиночество, и решила она найти побратима.
Пошла лисица по дороге, а навстречу ей медведь.
— Давай побратаемся, — говорит ему лисица. — Ладно, — отвечает медведь. — Но что ты принесешь в дом? Я так каждый день добываю по овце.
— А я буду притаскивать по курице, — говорит лисица. Пришлось это медведю по душе, и они побратались. Приволочет медведь овцу, а лисица отделит жир, перетопит его и сольет в глиняный горшок.
— Что это ты делаешь, лисица? — спрашивает ее медведь. — На что тебе жир?
— Побратим мой, — отвечает ему лисица, — не всегда желудок у нас бывает полный. А ну как настанет день, что не добудем мы ни овцы, ни курицы, что нам тогда делать? Коли не приготовим про запас, так и есть будет нечего.
— Хорошо, — говорит медведь, — только ты без меня не ешь.
Однажды лисица и медведь не смогли раздобыть никакой пищи и сидели голодные.
“Дай-ка обману медведя и наемся одна досыта”, — подумала лисица.
Так она и поступила, а потом поднялась на плоскую кровлю и ну бегать по ней взад-вперед: день был ненастный, так она будто землю притаптывала, чтоб дождевая вода не протекла. Только нет-нет, остановится и кричит:
— Недосуг мне, не могу я пойти! Услышал это медведь и спрашивает:
— Что такое, чего ты там кричишь?
— На крестины меня зовут, а мне некогда, — ответила лиса.
— Да что ты, иди поскорей, — говорит ей медведь. Лисица и вправду ушла. Только не было там никаких крестин, и она об этом, конечно, знала.
Воротилась она домой и говорит медведю:
— Тоже, крестины называется! Испекли одну пресную лепешку и катают ее вверх-вниз, чуть ли не до порога священника докатили: была еще одна винная чарочка, да пустопорожняя, никакого вина в ней не было.
А на второй день говорит лисица медведю:
— Шла я мимо одной свадьбы, звали меня, но теперь иди ты, я-то ведь уже побывала на крестинах.
Поплелся медведь, да только где там свадьба — никакой свадьбы нет и в помине.
Пришел медведь к одному пастуху и говорит:
— Дайте мне чего-нибудь поесть, у вас тут свадьба, оказывается.
— Проваливай отсюда, вонючий! — схватился пастух за палку, — какая тебе еще свадьба, — и раз-раз медведя по шее.
Пустился медведь улепетывать, едва шкуру сберег. А лисица опорожнила один горшок, наполнила его золой и поставила на прежнее место. Пришел медведь и говорит:
— Помираю с голоду. Достань горшок с жиром, поедим. На какой еще черный день ты его бережешь?
— Ты сильно дуешь, — говорит лисица, — сдуй раньше золу, я ею жир сверху присыпала, и поедим.
Дунул медведь что было мочи, запорошило ему золой глаза, а пока он тер их лапой, лисица — шасть за дверь и сгинула. Не то, мол, медведь меня заест.
Побежала она, выкопала чуть поодаль норку и присела возле нее, вся вымазанная в земле. А тут как раз идет медведь и спрашивает ее:
— Ты не видела, никто здесь не проходил?
— Да пробежала одна лисица. Она, сказывают, поссорилась с медведем, вот и убежала.
Спровадила так лисица медведя, воротилась домой, съела второй горшок, наполнила его медвежьим навозом, а сверху опять присыпала золой. Только собралась она уходить, как заявился медведь. Что тут делать лисице, теперь уж ей не уйти от медведя! И решила она пойти на хитрость:
— Вот тебе, дядюшка, горшок жира, поешь, ты небось голоден.
— Только теперь ты дунь на золу,-говорит медведь,- а то я чуть было без глаз не остался.
— Недостает у меня сил, — отвечает лиса, — дунь лучше снова ты сам.
— Ну уж нет, — ответил медведь, — теперь твоя очередь дуть!
Лисица чуть-чуть дунула, но не сдула золы и говорит медведю:
— Не подходит мой роток, чтоб так сильно дунуть, у меня вся сила в хвосте. Но не дунешь же хвостом.
— А мне и вовсе не дунуть, — говорит медведь, — не то вовсе без глаз останусь, если в них снова попадет зола.
— А ты пошире раскрой глаза и так дунь.
Поднатужился медведь, вытаращил вовсю глаза и дунул. Зола пуще прежнего запорошила, обожгла ему глаза. Трет он их, трет лапами, да чем тут поможешь!
А лисица тут ему и говорит:
— Погоди, я сбегаю приведу лекаря.
Ушла лисица, а воротившись, привела пастуха с ружьем и показала ему медведя.
Убил пастух медведя, забрал его шкуру и мясо, а лисице пообещал давать раз в три дня по курице. Раз дал, другой раз дал, а потом и отказался. Уж как просила лиса пастуха:
не лишай-де меня моих кур, не то бог тебя покарает, да только пастух будто и вовсе не слышал ее слов.
Были у того пастуха в кошаре молочные ягнята. Повадилась лисица в кошару и каждый день уносила по ягненку.
Каждый день недосчитывается пастух одного ягненка и ума не приложит, куда они деваются. В конце концов закрыл он один вход в кошару, а возле другого, открытого, поставил западню.
Подкралась ночью лиса к кошаре, юркнула в открытый вход и — хлоп! — попалась в западню.
Входит на другой день пастух в кошару, видит, в западню попалась лисица. Ухватил он ее за хвост, вытащил наружу и уже собрался было содрать с нее шкуру, как обратилась она к нему со словами:
— Погоди, человек, послушай меня. Разве здесь нет судьи, который бы нас рассудил?
Привели двух пастухов, и обратилась к ним лисица с жалобой:
— Выслушайте меня, судьи праведные! Не дал мне господь бог отроду ни дома, ни поместья. Так и скитаюсь я всю жизнь по белу свету! Где встречу мышь, где курочку, тем и пробиваюсь. Днем мне носу показывать нельзя, все зарятся на мою шубку, вот я и бегаю по ночам невесть где. Иду давеча в темноте и забрела ненароком в кошару. Дел-то у меня там не было никаких. А пастух выволок меня оттуда и норовил убить. А теперь поглядим, как вы нас рассудите. Жизнь и смерть моя в вашей воле.
Оправдали судьи лисицу. Задрала она хвост и побежала в поле.
Лисица и по сей день живет и шлет благословение пастухам.
Жил один царь, и был у него сын.
Вот сказал царь сыну:
— Сын мой, хочу женить тебя.
— Хорошо, — сказал сын, — только я хочу жениться на дочери царя Востока. Приведешь мне ее — женюсь, а на другой не женюсь.
— Нет, — говорит царь, — царь Востока беден, зачем тебе его дочь, я тебе найду дочь богатого царя.
Отказывается сын:
— Не хочу я другую, богатую, я только ее хочу.
Рассердился царь:
— Ты мне сын и должен поступать по моей воле.
— Нет и нет, — заупрямился сын и решил уйти из дому.
Взял коня, бурку, ружье, сел на коня и уехал.
Приехал к Чанчхарельским скалам, что на границе Ахалцихе и Ахалкалаки. На вершине скалы орлы гнезда вьют, у подножия — ключи студеные бьют.
Нашел там пещеру, ввел коня, привязал. Сам вышел на охоту.
Так каждый день ходит он на охоту и каждый день убивает по оленю. Только не съедает один всего оленя. Что поест — поест, остальное бросает.
Пронюхала про то одна голодная лиса, подкралась, ест.
И орел прилетел на то мясо, и кот подобрался откуда-то. Прибежал и заяц. Сдружились они, едят, гуляют.
Вот сказала лиса:
— Позовем-ка медведя с волком, и они ведь голодны. Пусть едят — мяса много.
Позвали медведя с волком. Едят это мясо, грызут кости, все сыты.
А лиса-умница и придумала — надо бы старосту выбрать, не то перессоримся, горло друг другу перегрызем.
Созвала всех товарищей и говорит:
— Надо нам выбрать старосту. Что выделит каждому из нас староста, хоть кусочек маленький, то и ладно, а так нельзя, передеремся. Как думаете, хорошо ли?
— Очень хорошо, — сказали все товарищи.
Лиса сама задумала стать старостой и говорит волку для виду:
— Будь ты старостой.
— Нет, — отказывается волк, — мне не справиться, как начну делить, боюсь, себе больше отделю — рассердитесь вы, еще прогоните меня совсем.
— Хорошо. Медведь, будь ты старостой,— говорит лиса.
— Нет, нет, — закричали все, — будь лучше ты сама старостой.
— Что ж, — согласилась лиса, — только смотрите, слушаться меня как должно!
— Хорошо, хорошо! — закричали звери.
— А хорошо, так слушайте: вы как думаете — вот у нас мяса вдосталь, что, оно само к нам идет? А это молодец, что живет в пещере, нам его дает. Надо отблагодарить его.
— Что же нам сделать? — спрашивают все.
— А вот что — приведем ему в жены дочь царя Востока.
— Как же ее привести? — спрашивают звери.
— А вот как, — говорит лиса: — ты, медведь, волк да орел пойдете ко дворцу царя. Медведь да волк впрягутся в плуг и станут пахать тому царю землю. Удивится царь, подумает — видно, и звери меня боятся да мне служат. Позовите жену да дочь — посмотрите, мол, какой я великий царь: и звери на меня работают. Выйдет дочь царя на балкон, а орел — пусть он над дворцом парит — как увидит ее, слетит, подымет в воздух и унесет. Так и приведете ее нашему другу.
Приказ старосты надо выполнять.
Полетел орел, парит над дворцом, а волк да медведь впряглись в плуг, пашут. Вышел царь, вышли и царица с дочкой. Как завидел ее орел, камнем слетел, подхватил девушку и унес.
Привели звери красавицу в пещеру, оставили там и ушли.
Вернулся юноша с охоты, видит — сидит кто-то в его пещере.
Удивился юноша, спрашивает:
— Кто ты?
— Я дочь восточного царя, — говорит девушка.
— О, вот счастье! — обрадовался юноша. — Ведь я из-за тебя и дом покинул, и здесь живу, по тебе томлюсь. Кто только привел тебя сюда?
Рассказала ему все красавица. Дивится юноша:
— Так это мои звери тебя сюда привели.
Радуется он, еще больше мяса дает своим друзьям.
Собрала лиса опять товарищей:
— Знаете ли вы, что они люди и не могут спать на голой земле?
— Что же нам делать? — спрашивают звери.
— А вот что, — сказала лиса, — пойдите в Ахалцихе. Ты, волк, пустишься бежать по городу, все и погонятся за тобой, пооставляют свои лавки, а ты, медведь, заберешься в лавку, выберешь одну штуку хорошей парчи и унесешь.
Волк как закричит:
— Ой, загонят меня, заедят собаки!
Закричала лиса:
— Ах ты, сам собака, забыл, как голодным бегал! А теперь отъелся, как свинья, а послужить не хочешь? Заедят так заедят, туда тебе и дорога!
Испугался волк.
— Что ж, пойдем, — говорит он медведю.
Пошли. Вошли в город, волк как пустится бежать по базару, все и погнались за ним, а медведь забрался в лавку побогаче, взвалил себе на спину огромную штуку парчи и бежать. Тут завидели и медведя.
Кто за волком, кто за медведем — так ни того, ни другого не словили.
Пришли, принесли парчу звери, внесли в пещеру, уложили.
Оставим теперь их, пойдем к царю Востока.
Издал царь Востока приказ:
«Кто вернет мне дочь, дам столько золота, сколько он сам весит».
Встала одна старая колдунья, взяла палку, приплелась к царю и говорит:
— Я приведу твою дочь.
— Хорошо, — сказал царь, — вот золото — половину отдам сейчас, другую половину, когда приведешь.
Сказала колдунья:
— Хорошо, дайте только мне один винный чан.
Дали ей чан. Взяла она, просмолила его изнутри, снаружи, раздобыла потом змею, села на чан, взмахнула кнутом-змеей, поднялся чан и полетел.
Прилетел чан к деревне Чихори, что у самого подножия тех Чанчхарельских скал.
Сошла колдунья и кнут свой — змею забросила в чан, взяла палку, идет, стонет.
А сын царя на охоте. Увидел он старуху, пожалел и спрашивает:
— Здравствуй, мать, кто ты, откуда?
— Здравствуй, сынок, — говорит старуха. — Я, сынок, была в аспиндзских банях, сама из Хизабаври я, да вот ушли землячки, отстала я, не знаю уж, куда и идти, как до дому добраться, стара ведь я, немощна.
Пожалел он старуху и говорит:
— Что ж, пойдем ко мне.
— Где ж ты живешь, сынок?
— А вот в Чанчхарельских скалах.
Обрадовалась колдунья, говорит:
— Живи ты счастливо да вечно, сынок, что пожалел меня, старуху?
Посадил он старуху на коня, а конь учуял врага, не идет, ложится. Бьет юноша коня, искровенил всего. Поплелся конь, идет, спотыкается.
Привез юноша домой колдунью, сердится жена:
— Зачем тебе столетняя старуха понадобилась?
— Ничего, жена, — говорит муж, — дадим ей переночевать, а там посмотрим.
Оставили колдунью. Согрела она воды, дала красавице помыться, прислуживает ей. Радуется та и говорит мужу:
— Пусть живет у нас.
А муж:
— Что же ты вчера сердилась, не хотела, а теперь понравилось тебе?
Что там много рассказывать, прижилась старуха, оставила ее красавица при себе.
Вот ушел муж на охоту, да и звери все поразбежались. Остались красавица да старуха одни, и говорит колдунья:
— Пойдем, погуляем немного.
Повела она красавицу, довела так до того места, где свой чан оставила. Увидела красавица чан и говорит:
— Что это, мать, там за чан?
— Не знаю, дочка, пойдем посмотрим,— говорит колдунья.
Подошли, заглянули, лежит что-то внутри.
Сказала красавица:
— А что это там внутри? Достань.
А колдунья:
— Ох, дочка, поясницу мне так и ломит, не достать мне. Достань лучше ты.
Подошла красавица, сунула в чан голову да руку, а колдунья затолкала ее всю туда, взобралась на чан и улетела.
Привезла так красавицу к родным.
Рассказала красавица все отцу, где была и как жила все это время.
Оставим сейчас их, вернемся к сыну царя да к лисе-старосте.
Пришла лиса с охоты — нет красавицы. Спрашивает кота:
— Где она?
А кот:
— Не знаю.
Задумалась лиса — не увела ли ее к отцу та старуха. Разгневалась лиса, избила и медведя, и волка, и орла — что не усмотрели, плохо стерегли.
Велела потом:
— Зовите ко мне кота.
Привели кота. Сказала лиса:
— Пойдешь к тому восточному царю, проберешься к красавице, увидит тебя, узнает да скажет: «Котик милый, как ты сюда попал и где-то, милый, твой хозяин?» А ты беги обратно и все расскажи нам. Смотри же, запомни хорошенько — ласково встретит тебя или неласково.
Побежал кот. Прибежал в Восточное царство, пробрался во дворец. Увидела кота красавица, узнала:
— Это ж наш котик! Милый, как ты сюда пробрался? Дай я тебе мяса принесу, — и пошла за мясом.
Обрадовался кот, не стал ждать мяса, побежал обратно.
Прибежал, доложил лисе, как и что было. Призвала лиса орла и говорит:
— Теперь за тобой дело. Лети ко дворцу, постереги, как она на балкон выйдет. Узнает она и тебя, сама тебе доверится, посади ее на спину и лети.
Полетел орел.
Прилетел, летает над дворцом, парит.
Заметила его красавица, вышла, опустился он ниже, узнала она его, увязала себе узелок на дорогу и вышла. Подлетел орел, посадил ее на спину и взвился вверх.
Прилетел к тем скалам, спустился, ссадил красавицу у пещеры. Обрадовался сын царя, как опять увидел свою красавицу.
А лиса говорит своим товарищам:
— Не годится так, братья, надо нам постеречь их. Ты, волк, пойдешь в Чихори, будешь там стеречь, ты, медведь, — к роще, ты, заяц, — в поле, а ты, орел, будешь парить в воздухе, как аэроплан, и наблюдать — не замышляют ли чего враги.
А восточный царь созвал войска и пошел войной на зятя. Знает уж он, где они, дочь сама рассказала. Дошел до Чихорских полей, стал лагерем. Царю поставили черную палатку.
Увидел волк, побежал что есть духу к медведю:
— Идет царь с войсками отбивать красавицу, беги скорей к лисе.
Побежал медведь к лисе:
— Царь с войсками идет!
Собрались все: лиса, медведь, волк, орел, заяц и кот. Собрались, уж и вечер наступил.
А этот медведь был царем всех медведей, волк — царем волков, так и орел, и заяц, и кот — все цари.
Вот лиса, как староста, и говорит медведю:
— Сто тысяч медведей требую от тебя.
Волку:
— От тебя сто тысяч волков.
Так и орлу, и зайцу, и коту.
— К полночи чтобы сдать мне все отряды в полном составе, — приказала лиса.
Пошел волк к Гомаретским лесам, завыл, сзывает подвластных волков. Сбежались волки. Вдвое больше созвал, чем ему лиса велела.
Так и медведь созвал своих в Чаитском лесу, и орел к Темным скалам полетел, сзывает своих, а заяц вышел к Кишлакским лугам, там собрал своих, сколько приказано.
Кот побежал к Хизабаври, поближе, — собрал всех котов.
Так привели все отряды в назначенное время к нежилой деревне Сахири.
Стала лиса на пень, держит речь:
— Бейте всех, человечье мясо не ешьте, а только конину, у какой палатки меня увидите, ту палатку не трогать.
Передали все начальники приказ лисы по отрядам. Построились, пошли в бой.
Догнали войска царя в Чихорских полях, до рассвета всех разгромили. Людей убивают, коней едят. А лиса подле царской палатки прохаживается.
Разделались звери с врагами, распустили свои отряды. Выходит из своей палатки царь, видит — нет его войск.
Сказала лиса царю:
— О чем ты думал? На кого войной шел?
Сказал царь:
— Покажи только мне моего зятя, потом хоть и меня убей.
— Пожалуйте, — говорит лиса.
Повела лиса царя, привела к пещере. Вошел царь, сказал зятю:
— Поедем, сын мой, ко мне. Что вам здесь маяться среди скал.
— Спрошу лису-старосту, — сказал юноша.
Поговорили с лисой.
— Хорошо, — сказала лиса, — идите.
Встали, пошли: царь, жених с невестой, за ними лиса, волк, медведь, орел, заяц и кот.
Живут так: волку в день дают по барану, медведю — быка, орлу — гуся, лисе — в день по жареной индейке, коту — по блюдечку молока.
Прожили так у царя недели две. Только задумал царь сгубить своего зятя.
Пронюхала про то лиса. Легла, притворилась, будто спит, а потом рассказала:
— Приснилось мне, будто пришли дед мой да бабка, обижаются, что не хожу к ним на тот свет, не навещаю их. Придется пойти, проведать стариков.
— Как же ты пойдешь на тот свет? — спрашивают царь и его советник.
— А вот как: привезите две арбы сухих дров, разложите костер на гумне, я влезу в костер, а вы полейте керосином и зажгите. Вспыхнет пламя, я и полечу с дымом на небо.
Так и сделали.
Разложили костер, влезла лиса, полили керосином, зажгли. А пока поливали да зажигали, прорыла лиса себе канавку, влезла в нее, сверху землей прикрылась, лежит.
Вспыхнуло пламя, потянулся к небу дым, смотрят в подзорную трубу царь и его советник — уносит ли дым лису, да ничего в дыму не видно.
Прошло время. Вылезла лиса из-под пепла, отряхнулась и пошла к царю. Поздоровалась и говорит:
— Дед твой и бабка обижаются, что не посетил их ни разу.
Сказал царь своему советнику:
— Что ж, если лиса навестила своих, почему бы и мне не проведать стариков?
Привезли две арбы дров, развели на гумне костер, влезли царь и его советник под дрова и приказали:
— Лейте керосин да зажигайте.
Так и сгорели царь и его советник в огне.
Сказала тогда лиса юноше:
— Садись на трон. Отныне ты царь. Управляй царством, как подобает.
Сел юноша на трон и стал управлять царством.
А лиса, волк, медведь, орел, заяц и кот живут при нем, нужды не знают.
Поблизости к царской власти всякому жить хорошо и сытно.
Ссыпал в мельницу зерно,
Посыпалась мука.
Вы уйдете, мы останемся,
Еще свидимся когда?