Сказки для детей в стране невыученных уроков

Страница 1 из 11

В стране невыученных уроков

В тот день, когда все это началось, мне не везло с самого утра. У нас было пять уроков. И на каждом меня вызывали. И по каждому предмету я получил двойку. Всего пять двоек за день! Четыре двойки, наверное, я получил за то, что отвечал не так, как хотелось бы учителям. А вот пятую двойку поставили совсем несправедливо.
Даже смешно сказать, из-за чего мне влепили эту несчастную двойку. За какой-то круговорот воды в природе.
Интересно, что бы вы ответили на такой вопрос учительницы:
— Куда девается вода, которая испаряется с поверхности озер, рек, морей, океанов и луж?
Не знаю, что бы вы ответили, а мне ясно, что если вода испаряется, то ее уже нет. Ведь не зря же говорят про человека, который вдруг куда-то скрылся: «Он испарился». Это значит — «он исчез». Но Зоя Филипповна, наша учительница, почему-то стала придираться и задавать лишние вопросы:
— Куда исчезает вода? А может быть, она все-таки не исчезает? Может, ты хорошенько подумаешь и ответишь как следует?
По-моему, я и так ответил как следует. Зоя Филипповна, конечно, со мной не согласилась. Я давно заметил, что учителя редко со мной соглашаются. Есть у них такой отрицательный минус.
Кому охота спешить домой, если несешь в портфеле целую кучу двоек? Мне, например, неохота. Поэтому я и шел домой через час по столовой ложке. Но как медленно ни иди, а все равно придешь домой. Хорошо еще, что папа в командировке. А то сразу бы начался разговор о том, что у меня нет характера. Об этом папа вспоминал всегда, как только я приносил двойку.
— И в кого ты такой? — удивлялся папа. — Совсем нет характера. Не можешь взять себя в руки и хорошо учиться.
— Воли у него нет, — добавляла мама и тоже удивлялась: — В кого бы это?
Мои родители имеют твердый характер и сильную волю, а вот я, оказывается, почему-то не имею. Поэтому-то я и не решился сразу притащиться домой с пятью двойками в портфеле.
Чтобы подольше тянуть время, я заходил по дороге во все магазины подряд. В книжном я встретил Люсю Карандашкину. Она моя соседка два раза: живет в одном доме со мной, а в классе сидит позади меня. Нигде от нее нет покоя — ни в школе, ни дома. Люся уже успела пообедать и прибежала в магазин за тетрадями. Был здесь и Сережа Петькин. Он пришел узнать, не получены ли новые марки. Сережа покупает марки и воображает себя филателистом. А по-моему, так собирать коллекцию марок может каждый дурак, если у него есть деньги.
Я не захотел встречаться с ребятами, но они меня заметили и сразу же стали обсуждать мои двойки. Конечно, они доказывали, что Зоя Филипповна поступила справедливо. А когда я их припер к стенке, то вышло, что они тоже не знали, куда девается испарившаяся вода. Небось влепила бы им Зоя за это по двойке — они бы сразу запели другое.
Мы спорили, кажется, немного шумно. Продавщица предложила нам выйти из магазина. Я сейчас же ушел, а ребята остались. Продавщица сразу догадалась, кто из нас лучше воспитан. А ведь завтра они будут рассказывать, что шум в магазине поднял я. Пожалуй, еще разболтают, что я на прощание показал им язык. А что тут, спрашивается, плохого? Анна Сергеевна, наш школьный врач, нисколько на это не обижается, она даже сама просит, чтобы ребята показали ей язык. А она-то уж знает, что хорошо, а что плохо.
Когда меня выставили из книжного магазина, я понял, что очень проголодался. Есть хотелось все больше, а идти домой — все меньше.
На пути остался только один магазин. Неинтересный — хозяйственный. В нем противно пахло керосином. Из него тоже пришлось уйти. Продавец три раза меня спросил:
— А что тебе здесь надо, мальчик?
Мама открыла дверь молча. Но это меня не порадовало. Я знал, что она сначала накормит меня, а потом…
Скрыть двойки было невозможно. Мама давно сказала, что читает в моих глазах все, что я хочу от нее скрыть, в том числе и то, что написано в моем дневнике. Какой же смысл врать?
Я ел и старался не смотреть на маму. Думал, сможет ли она прочесть в моих глазах сразу про все пять двоек.
Кот Кузя спрыгнул с подоконника и завертелся у моих ног. Он очень меня любит и ласкается совсем не потому, что ждет от меня что-нибудь вкусное. Кузя знает, что я пришел из школы, а не из магазина, значит, ничего, кроме плохих отметок, принести не мог.
Я старался есть как можно медленней, но это не получалось, оттого что я сильно проголодался. Мама сидела напротив, смотрела на меня и ужасно молчала. Вот сейчас, когда я съем последнюю ложку компота, и начнется…
Но раздался телефонный звонок. Ура! Звонила тетя Поля. Раньше чем через час она не отпустит маму от телефона!
— Немедленно садись за уроки, — приказала мама и взяла трубку.
За уроки, когда я так устал! Хотелось хоть часок отдохнуть и поиграть во дворе с ребятами. Но мама зажала трубку рукой и сказала, что я должен прогулку по магазинам засчитать себе за отдых. Вот как она умеет читать по глазам! Боюсь, что она прочтет и про двойки.
Пришлось уйти в свою комнату и засесть за уроки.
— Убери на своем столе! — крикнула вдогонку мама.
Легко сказать — убери! Я иногда просто удивляюсь, глядя на свой стол. Как много предметов на нем умещается. Тут рваные учебники и тетрадки в четыре листика, ручки, карандаши, линейки. Их, правда, теснят гвозди, шурупы, обрывки проволоки и другие нужные вещи. Я очень люблю гвозди. Они у меня есть всех размеров и разной толщины. А мама почему-то их совсем не любит. Она много раз выбрасывала их, но они снова возвращаются на мой стол, как бумеранги. Мама сердится на меня за то, что я больше люблю гвозди, чем учебники. А кто виноват? Конечно, не я, а учебники. Не надо быть такими скучными.
На этот раз я управился с уборкой быстро. Выдвинул ящик стола и сгреб туда все вещи. Скоро и удобно. И пыль сразу стирается. Теперь можно было приняться за уроки. Я раскрыл дневник, и передо мной замелькали двойки. Они были такие заметные потому, что их написали красными чернилами. По-моему, это неправильно. Зачем писать двойку красными чернилами? Ведь все хорошее тоже отмечают красным. Например, праздники и воскресенья в календаре. Посмотришь на красную цифру — и радуешься: в школу ходить не надо. Пятерку тоже можно писать красными чернилами. А тройку, двойку и кол — только черными! Удивительно, как наши учителя сами не могут до этого додуматься!
Уроков, как нарочно, задали очень много. А день был солнечный, теплый, и мальчишки во дворе гоняли мяч. Интересно, кто стоял вместо меня в воротах? Наверно, опять Сашка: он давно метит на мое место у ворот. Это просто смешно. Все знают, какой он сапожник.
Кот Кузя устроился на подоконнике и оттуда, как с трибуны, следил за игрой. Кузька не пропускал ни одного матча, а папа и мама не верят, что он настоящий болельщик. И зря. Он даже любит слушать, когда я рассказываю о футболе. Не перебивает, не уходит, даже мурлычет. А кошки мурлычут только тогда, когда им приятно.
Мне задали правила по безударным гласным. Надо было их повторить. Я этого делать, конечно, не стал. Бесполезно повторять то, чего все равно не знаешь. Потом надо было прочитать про этот самый круговорот воды в природе. Я вспомнил Зою Филипповну и решил лучше заняться решением задачи.
Тут тоже ничего приятного не было. Какие-то землекопы рыли неизвестно для чего какую-то траншею. Не успел я выписать условия, как заговорил репродуктор. Можно было бы немножко отвлечься и послушать. Но чей голос я услышал? Голос нашей Зои Филипповны! Мало мне в школе надоел ее голос! Она по радио советы давала ребятам, как надо готовиться к экзаменам, рассказывала, как это делает наша лучшая ученица Катя Пятеркина. Так как готовиться к экзаменам я не собирался, радио пришлось выключить.
Задача была очень трудная и бестолковая. Я уже почти стал догадываться, как ее надо решить, но… в окно влетел футбольный мяч. Это ребята вызывали меня во двор. Я схватил мяч и хотел было вылезти через окно, но мамин голос догнал меня на подоконнике.
— Витя! Ты делаешь уроки?! — кричала она из кухни. Там у нее что-то кипело и ворчало на сковородке. Поэтому мама не могла прийти и выдать мне что полагается за побег. Она почему-то очень не любила, когда я выходил через окно, а не через дверь. Хорош бы я был, если бы мама вошла!
Я слез с подоконника, швырнул ребятам мяч и ответил маме, что делаю уроки.
Снова открыл задачник. Пять землекопов выкопали траншею в сто погонных метров за четыре дня. Что бы придумать для первого вопроса? Я уже опять почти начал соображать, но мне снова помешали. В окно заглянула Люська Карандашкина. Одна косичка была у нее перевязана красной лентой, а другая — распущена. И это не только сегодня. У нее почти каждый день так. То правая косичка распущена, то левая. Лучше бы она больше внимания обращала на свою прическу, чем на чужие двойки, тем более что у нее и своих хватает. Люся сказала, что задача о землекопах такая трудная, что даже ее бабушка не могла решить. Счастливая Люська! А у меня нет никакой бабушки.
— Давай решать вместе! — предложила Люська и через окно влезла в мою комнату.
Я отказался. Ничего хорошего из этого не вышло бы. Лучше уж самому.
Снова стал рассуждать. Пять землекопов вырыли траншею в сто погонных метров. Погонных? Почему метры называются погонными? Кто их погоняет?
Я стал думать про это и сочинил скороговорку: «Погонщик в погонах погонял погонным метром…» Тут мама снова закричала из кухни. Я спохватился и стал сильно трясти головой, чтобы забыть о погонщике в погонах и вернуться к землекопам. Ну что мне с ними делать?
— А хорошо бы погонщика назвать Паганелем. Ну а землекопы? Как с ними быть? Может, помножить их на метры?
— Не надо помножать, — возразила Люся, — все равно ничего не узнаешь.
Назло ей я все-таки помножил землекопов. Правда, ничего хорошего про них не узнал, но зато теперь можно было переходить ко второму вопросу. Тогда я решил разделить метры на землекопов.
— Не надо делить, — опять вмешалась Люся — Я уже делила. Ничего не получается.
Конечно, я не послушал ее и разделил. Получалась такая ерунда, что я стал искать ответа в задачнике. Но, как назло, там была вырвана страница с ответом про землекопов. Пришлось всю ответственность взять целиком на себя. Я все перерешил. Вышло, что работу должны были выполнить полтора землекопа. Почему полтора? Откуда я знаю! В конце концов, какое мне дело, сколько землекопов рыли эту самую траншею? Кто теперь вообще роет землекопами? Взяли бы экскаватор и сразу бы покончили с траншеей И работу бы скорей сделали, и школьникам бы голову не морочили. Ну, как бы там ни было, а задача решена. Можно уже побежать к ребятам. И я, конечно, побежал бы, но меня остановила Люська.
— А когда мы будем учить стихи? — спросила она у меня.
— Какие стихи?
— Как какие? Забыл? А «Зима. Крестьянин, торжествуя»? Я никак не могу их запомнить.
— Это потому, что они неинтересные, — сказал я — Вот те стихи, что сочинили в нашем классе мальчишки, сразу запоминаются. Потому, что интересные.
Люся новых стихов не знала. Я их прочел ей на память:

Нам учиться целый день
Лень, лень, лень
Надоело!
Нам бы бегать и играть,
Мяч бы по полю гонять
Это дело!

Люсе стихи так понравились, что она их сразу запомнила. Вдвоем мы быстро одолели «крестьянина». Я уже собирался потихоньку вылезти в окно, но Люся опять вспомнила — они должны вставлять в слова пропущеные буквы. У меня даже зубы заныли от досады. Кому интересно делать бесполезную работу? Буквы в словах пропускают, как нарочно, самые трудные. По-моему, это нечестно Как бы ни не хотелось, а вставлять пришлось.

П. друга дней моих суровых,
Г. лубка дряхлая моя.

— Страница 1 —

У меня есть старший товарищ. Его зовут Владимир Ильич Горячкин. Владимир Ильич – почетный гражданин Мурманска, был мэром нашего города, человек, который интересуется, чем город живет сегодня, и беспокоится о его будущем. Мы часто созваниваемся, чтобы обсудить ту или иную проблему. Не раз и не два просил он меня написать о том, как ведется планомерное наступление на русский язык. На главной улице Мурманска – проспекте Ленина – засилье вывесок на английском языке. Порой кажется, что они готовы вытеснить надписи на нашем родном, русском языке. Или он уже не родной?

Не надо «одевать пальто»

Статью о бедственном положении русского языка я все откладывал и откладывал. Вот и дооткладывался. Недавно спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко призвала уберечь русский язык от англицизмов. В частности, она предложила употреблять вместо слов «кешбек» и «каршеринг» отечественные аналоги. Вот прямая цитата из выступления Валентины Матвиенко на заседании Совета при президенте по реализации государственной политики в сфере защиты семьи и детей: «Меня просто коробит то, что происходит с нашим русским языком. Когда на правительственном уровне говорят «кешбек». Ну не понимают, скажем, пожилые люди, что такое кешбек. Почему нельзя российский аналог «возврат денег»?».

Между тем слова «кешбек» и «каршеринг» вошли в орфографический словарь русского языка. И не вчера, а еще в прошлом, 2020 году.

Мне кажется, что спикер Совета Федерации зашла не с той стороны. Она считает, что для развития русского языка нужно популяризировать героев русских сказок и мультфильмов. Ах, Валентина Ивановна, если бы все было так просто! Прочитал «По щучьему веленью», посмотрел «Сказку о рыбаке и рыбке» – и стал патриотом, разговаривающем на безупречном русском языке. Как бы не так! Давайте представим на минуту, что из русского языка как по мановению волшебной палочки мгновенно исчезли все англицизмы и прочие иноземные заимствования, включая неудобоваримое шведское слово «омбудсмен». Вы что, всерьез думаете, что мы все тут же заговорим на родном языке? Ну, может, конечно, и заговорим. Но как? Вы послушайте себя! Мы по-прежнему будем «ложить зеркало в парту» и «звОнить», «одевать пальто» и так далее. Мы и без заимствований и англицизмов разучились грамотно говорить на родном языке.

«Образованность хочут показать»

Язык должен быть живым. Он должен развиваться и меняться вслед за нашей жизнью. Отражать ее. И те 637 слов, которые обогатили орфографический словарь русского языка в 2020 году, вовсе не должны повергать нас в уныние. Это не так много. А вот настоящий прорыв с англицизмами произошел в начале 90-х годов прошлого века. И связано это, по-моему, вовсе не с распадом Советского Союза, а с компьютерной революцией. Мы не заморачивались придумыванием русскоязычных аналогов, а приняли международные, а значит, английские слова. Вот и вошли в нашу жизнь «капслоки» и «виндоузы», «процессоры» и «винты», «делиты» и «инсерты», «контрол альты» и «контрол шифты». Сотни и сотни английских слов компьютерного словаря стремительно ворвались на гостеприимные российские просторы, сметая на своем пути все.

Сегодня к власти в России приходит поколение, взращенное в мире компьютеров и англоязычного сленга. Не поэтому ли порой с трудом понимаем, о чем идет речь на заседаниях и совещаниях в областном правительстве? Ведь они реализуют успешные кейсы, а вовсе не сообщают о хорошо выполненной работе. А почему эти самые кейсы успешные? Да потому, что у ребят скиллзы соответствующие. Именно скиллзы, а не умения и навыки. Ну с этим я еще как-то могу примириться, но никогда не пойму, почему они выкинули из русского языка красивое и гордое слово «доброволец», заменив его безликим иностранным «волонтером»? Может быть, они просто не на нас ориентированы, а на загнивающий Запад? Не понимаю. Но если они продолжат разговаривать с нами в том же духе, то мы возьмемся… нет, не за вилы, а за Антона Павловича Чехова и ответим им словами Дашеньки Жигаловой: «Они свою образованность показать хочут и потому всегда говорят о непонятном».

Два закона

У нас привыкли кивать на Запад. Вот и я кивну. Во Франции в 1994 году был принят закон о защите французского языка. Да-да! Официально он называется «Закон 94-665 от 4 августа 1994 года касательно использования французского языка». К 1994 году французская интеллигенция совершенно обалдела от засилья иностранных слов во французском языке. Результатом стал этот закон. Его внес консервативный министр культуры Франции Жак Тубон. Не это ли имел в виду наш Президент Владимир Путин, когда говорил недавно о том, что нам нужен умеренный консерватизм? А во Франции этот закон так и называется – закон Тубона. И закон этот появился для закрепления статуса французского языка как основного официального в документах правительства, на рабочем месте, в вывесках и маркировках товаров, коммерческих договорах, деловом общении и некоторых других областях. Действие закона не затрагивает сетевые и электронные средства информации, частные и некоммерческие структуры.

Мне могут возразить, что и у нас есть такой закон. Такой, да не такой! Наш, принятый в 2005 году, называется «О государственном языке Российской Федерации». По сравнению с французским звучит довольно безлико. А может быть, это потому, что Цицеронов у нас во власти маловато?

Рынок или маркет?

В девяностые годы прошлого века и в нулевые века нынешнего к русскому языку наши парламентарии пытались подступиться не с той стороны, с которой было надобно. Тогда в Государственную Думу пытались внести законопроект об упрощении русского языка (бедные Пушкин и Толстой). В законопроекте говорилось, что русский язык очень сложен для изучения, поэтому его необходимо упростить. Честное слово! Формулировка была именно такой! Не дается тебе русский язык? Не беда, мы его упростим.

Язык русский надобно беречь. И не просто беречь, а охранять. И на первом этапе охранять, к сожалению, от нас самих.

А вдруг это будет только начало? А ну как завтра кому-нибудь придет в голову, что алгебра сложна для изучения и понимания? Или физика? Или химия? Тогда подобные законопроекты потекут в Государственную Думу мутной рекой, и мы через несколько лет окажемся в стране невыученных уроков. В стране неучей и недоумков. Безрадостная перспектива, не оставляющая шанса на достойную жизнь. Может быть, именно сейчас в недрах нашей областной Думы разработать законопроект «О защите русского языка»? И внести его на рассмотрение Думы Государственной? Ведь у наших парламентариев есть право законодательной инициативы. Или при отсутствии закона федерального защитить русский язык на региональном уровне. И исчезнут с наших улиц всевозможные «моллы», «маркеты», «петшопы» и «фуд-корты», превратившись в торговые ряды, рынки, зоомагазины и закусочные.

Мне нравится, как писал Сергей Довлатов. Нравится его творчество. Постоянно возникает чувство, что я не читаю его произведения, а он сам сидит передо мной и рассказывает свои истории. Предвижу крики оппонентов о том, что он не бог весть какой писатель. Да, не самый-самый но посмотрите тексты его произведений. У Сергея Довлатова в любом предложении вы не найдете двух слов, которые начинаются с одной и той же буквы. Это ли не внимание к русскому языку? А еще он говорил: «Нравятся-то многие, а похожим быть хочется на Чехова». И именно Сергей Донатович восклицал: «Какое счастье! Какая неслыханная милость! Я знаю русский алфавит!». Это ли не любовь к русскому языку? Полностью присоединяюсь к его словам. Жаль, писать так, как он, не могу.

Андрей ПРИВАЛИХИН
Фото из открытых Интернет-источников