Сказки братьев гримм братья гримм книга отзывы

Ганс Христиан Андерсен, Шарль Перро, братья Гримм
Все любимые сказки

© А. Доброчасова, иллюстрации, 2021

© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2022

Гадкий утёнок

Хорошо было за городом! Стояло лето, рожь уже пожелтела, овсы зеленели, сено было смётано в стога; по зелёному лугу расхаживал длинноногий аист и болтал по-египетски – он выучился этому языку от матери. За полями и лугами шли большие леса с глубокими озёрами в чаще. Да, хорошо было за городом! Прямо на солнышке лежала старая усадьба, окружённая глубокими канавами с водой; от самого строения вплоть до воды рос лопух, да такой большой, что маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными из его листьев во весь рост.

В самой чаще лопуха было так же глухо и дико, как в густом лесу, и вот там-то сидела на яйцах утка. Сидела она уже давно, и ей порядком надоело это сидение – её мало навещали: другим уткам больше нравилось плавать по канавкам, чем сидеть в лопухе да крякать с нею. Наконец яичные скорлупки затрещали.

– Пи! Пи! – послышалось из них, яичные желтки ожили и высунули из скорлупок носики.

– Живо! Живо! – закрякала утка, и утята заторопились, кое-как выкарабкались и начали озираться кругом, разглядывая зелёные листья лопуха; мать не мешала им – зелёный свет полезен для глаз.

– Как велик мир! – сказали утята.

Ещё бы! Теперь у них было куда больше места, чем тогда, когда они лежали в яйцах.

– А вы думаете, что тут весь мир? – сказала мать. – Нет! Он идёт далеко-далеко, туда, за сад, в поле священника, но там я отроду не бывала!.. Ну, все, что ли, вы тут? – И она встала. – Ах, нет, не все! Самое большое яйцо целёхонько! Да скоро ли этому будет конец! Право, мне уж надоело.

И она уселась опять.

– Ну, как дела? – заглянула к ней старая утка.

– Да вот ещё одно яйцо остаётся! – сказала молодая утка. – Сижу, сижу, а всё толку нет! Но посмотри-ка на других! Просто прелесть! Ужасно похожи на отца! А он-то, негодный, и не навестил меня ни разу!

– Постой-ка, я взгляну на яйцо! – сказала старая утка. – Может статься, это индюшечье яйцо! Меня тоже надули раз! Ну и маялась же я, как вывела индюшат! Они страсть как боятся воды; уж я и крякала, и звала, и толкала их в воду – не идут, да и конец! Дай мне взглянуть на яйцо! Ну, так и есть! Индюшечье! Брось-ка его да ступай, учи других плавать!

– Посижу уж ещё! – сказала молодая утка. – Сидела столько, что можно посидеть и ещё немножко.

– Как угодно! – сказала старая утка и ушла.

Наконец затрещала скорлупка и самого большого яйца.

– Пи! Пи! – И оттуда вывалился огромный некрасивый птенец.

Утка оглядела его.

– Ужасно велик! – сказала она. – И совсем не похож на остальных! Неужели это индюшонок? Ну да в воде-то он у меня побывает, хоть бы мне пришлось столкнуть его туда силой!

На другой день погода стояла чудесная, зелёный лопух весь был залит солнцем. Утка со всею своею семьёй отправилась к канаве. Бултых! – и утка очутилась в воде.

– За мной! Живо! – позвала она утят, и те один за другим тоже бултыхнулись в воду.

Сначала вода покрыла их с головками, но затем они вынырнули и поплыли так, что любо поглядеть. Лапки у них так и работали; некрасивый серый утёнок не отставал от других.

– Какой же это индюшонок? – сказала утка. – Ишь как славно гребёт лапками, как прямо держится! Нет, это мой собственный сын! Да он вовсе и не дурён, как посмотришь на него хорошенько! Ну, живо, живо, за мной! Я сейчас введу вас в общество: мы отправимся на птичий двор. Но держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь кошек!

Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был за шум и гам! Две семьи дрались из-за одной угриной головки, и в конце концов она досталась кошке.

– Вот как идут дела на белом свете! – сказала утка и облизнула язычком клюв: ей тоже хотелось отведать угриной головки. – Ну, ну, шевелите лапками! – сказала она утятам. – Крякните и поклонитесь вон той старой утке! Она здесь знатнее всех! Она испанской породы и потому такая жирная. Видите, у неё на лапке красный лоскуток? Как красиво! Это знак высшего отличия, какого только может удостоиться утка. Люди дают этим понять, что не желают потерять её; по этому лоскутку её узнают и люди, и животные. Ну, живо! Да не держите лапки вместе! Благовоспитанный утёнок должен держать лапки врозь и выворачивать их наружу, как папаша с мамашей! Вот так! Кланяйтесь теперь и крякайте!

Они так и сделали, но другие утки оглядывали их и громко говорили:

– Ну, вот ещё целая орава! Точно нас мало было! А один-то какой безобразный! Его уж мы не потерпим!

И сейчас же одна утка подскочила и клюнула его в шею.

– Оставьте его! – сказала утка-мать. – Он вам ведь ничего не сделал!

– Положим, но он такой большой и странный! – отвечала забияка. – Ему и надо задать хорошенько!

– Славные у тебя детки! – сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. – Все очень милы, кроме одного… Этот не удался! Хорошо бы его переделать!

– Никак нельзя, ваша милость! – ответила утка-мать. – Он некрасив, но у него доброе сердце, и плавает он не хуже, смею даже сказать, лучше других. Я думаю, что он вырастет, похорошеет или станет со временем поменьше. Он залежался в яйце, оттого и не совсем удался. – И она провела носиком по пёрышкам большого утёнка. – Кроме того, он селезень, а ему красота не так нужна. Я думаю, что он возмужает и пробьёт себе дорогу!

– Остальные утята очень-очень милы! – сказала старая утка. – Ну, будьте же как дома, а найдёте угриную головку, можете принести её мне.

Вот они и стали вести себя как дома. Только бедного утёнка, который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и осыпали насмешками решительно все – и утки, и куры.

– Он больно велик! – говорили все, а индюк, который родился со шпорами на ногах и потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах, подлетел к утёнку, поглядел на него и сердито залопотал; гребешок у него так весь и налился кровью. Бедный утёнок просто не знал, что ему делать, как быть. И надо же ему было уродиться таким безобразным посмешищем для всего птичьего двора!

Так прошёл первый день, затем пошло ещё хуже. Все гнали бедняжку, даже братья и сёстры сердито говорили ему: «Хоть бы кошка утащила тебя, несносного урода!» – а мать прибавляла: «Глаза бы мои тебя не видали!» Утки клевали его, куры щипали, а девушка, которая давала птицам корм, толкала ногою.

Не выдержал утёнок, перебежал двор и – через изгородь! Маленькие птички испуганно вспорхнули из кустов.

«Они испугались меня – такой я безобразный!» – подумал утёнок и пустился с закрытыми глазами дальше, пока не очутился в болоте, где жили дикие утки. Усталый и печальный он просидел тут всю ночь.

Утром утки вылетели из гнёзд и увидали нового товарища.

– Ты кто такой? – спросили они, а утёнок вертелся, раскланиваясь на все стороны, как умел.

– Ты пребезобразный! – сказали дикие утки. – Но нам до этого нет дела, только не вздумай породниться с нами!

Бедняжка! Где уж ему было и думать об этом! Лишь бы позволили ему посидеть тут в камышах да попить болотной водицы.

Два дня провёл он в болоте, на третий явились два диких гусака. Они недавно вылупились из яиц и потому выступали с большим форсом.

– Слушай, дружище! – сказали они. – Ты такой урод, что, право, нравишься нам! Хочешь бродить с нами и быть вольной птицей? Недалеко отсюда, в другом болоте, живут премиленькие дикие гусыни-барышни. Они умеют говорить: «Рап! Рап!» Ты такой урод, что – чего доброго – будешь иметь у них большой успех!

Пиф! паф! – раздалось вдруг над болотом, и оба гусака упали в камыши мёртвыми: вода окрасилась кровью.

Пиф! паф! – раздалось опять, и из камышей поднялась целая стая диких гусей. Пошла пальба. Охотники окружили болото со всех сторон; некоторые из них сидели в нависших над болотом ветвях деревьев. Голубой дым облаками окутывал деревья и стлался над водой. По болоту шлёпали охотничьи собаки; камыш качался из стороны в сторону. Бедный утёнок был ни жив ни мёртв от страха и только хотел спрятать голову под крыло, как глядь – перед ним охотничья собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она приблизила к утёнку свою пасть, оскалила острые зубы и – шлёп, шлёп – побежала дальше.

– Кажется, пронесло! – перевёл дух утёнок. – Видно, я так безобразен, что даже собаке не хочется укусить меня!

И он притаился в камышах; над головою его то и дело летали дробинки, раздавались выстрелы.

Пальба стихла только к вечеру, но утёнок долго ещё боялся пошевелиться. Прошло ещё несколько часов, пока он осмелился встать, оглядеться и пуститься бежать дальше по полям и лугам. Дул такой сильный ветер, что утёнок еле-еле мог двигаться.

К ночи он добежал до бедной избушки. Избушка так уже обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, оттого и держалась. Ветер так и подхватывал утёнка – приходилось упираться в землю хвостом!

Ветер, однако, всё крепчал; что было делать утёнку? К счастью, он заметил, что дверь избушки соскочила с одной петли и висит совсем криво: можно было свободно проскользнуть через эту щель в избушку. Так он и сделал.

В избушке жила старушка с котом и курицей. Кота она звала сыночком; он умел выгибать спинку, мурлыкать и даже испускать искры, если его гладили против шерсти. У курицы были маленькие, коротенькие ножки, её и прозвали Коротконожкой; она прилежно несла яйца, и старушка любила её, как дочку.

Утром пришельца заметили: кот начал мурлыкать, а курица клохтать.

– Что там? – спросила старушка, осмотрелась кругом и заметила утёнка, но по слепоте своей приняла его за жирную утку, которая отбилась от дому. – Вот так находка! – сказала старушка. – Теперь у меня будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну да увидим, испытаем!

И утёнка приняли на испытание, но прошло недели три, а яиц всё не было. Господином в доме был кот, а госпожою курица, и оба всегда говорили: «Мы и весь свет!» Они считали самих себя половиной всего света, притом – лучшею его половиной. Утёнку же казалось, что можно на этот счёт быть и другого мнения. Курица, однако, этого не потерпела.

– Умеешь ты нести яйца? – спросила она утёнка.

– Нет!

– Так и держи язык на привязи!

А кот спросил:

– Умеешь ты выгибать спинку, мурлыкать и испускать искры?

– Нет!

– Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные люди!

И утёнок сидел в углу, нахохлившись. Вдруг вспомнились ему свежий воздух и солнышко, и ему страшно захотелось поплавать. Он не выдержал и сказал об этом курице.

– Да что с тобой?! – спросила она. – Бездельничаешь, вот тебе блажь в голову и лезет! Неси-ка яйца или мурлычь – дурь-то и пройдёт!

– Ах, плавать по воде так приятно! – сказал утёнок. – А что за наслаждение нырять в самую глубь с головой!

– Хорошо наслаждение! – сказала курица. – Ты совсем рехнулся! Спроси у кота – он умнее всех, кого я знаю, – нравится ли ему плавать или нырять! О себе самой я уж не говорю! Спроси, наконец, у нашей старушки госпожи: умнее её нет никого в свете! По-твоему, и ей хочется плавать или нырять с головой?

– Вы меня не понимаете! – сказал утёнок.

– Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймёт! Что ж, ты хочешь быть умнее кота и госпожи, не говоря уже обо мне? Не дури и будь благодарен за всё, что для тебя сделали! Тебя приютили, пригрели, тебя окружает такое общество, в котором ты можешь чему-нибудь научиться, но ты – пустая голова, и говорить-то с тобой не стоит! Уж поверь мне! Я желаю тебе добра, потому и браню тебя: по этому всегда узнаются истинные друзья! Старайся же нести яйца или выучись мурлыкать да пускать искры!

– Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят! – сказал утёнок.

– Ну и ступай! – отвечала курица.

И утёнок ушёл, плавал и нырял с головой, но все животные по-прежнему презирали его за безобразие.

Настала осень; листья на деревьях пожелтели и побурели; ветер подхватывал и кружил их по воздуху; наверху, в небе, стало так холодно, что тяжёлые облака сеяли градом и снегом, а на изгороди сидел ворон и каркал от холода во всё горло. Брр! Замёрзнешь при одной мысли о таком холоде! Плохо приходилось бедному утёнку.

Раз вечером, когда солнышко ещё так славно сияло на небе, из-за кустов поднялась целая стая чудных больших птиц; утёнок сроду не видал таких красавцев: все они были белы как снег, с длинными, гибкими шеями! То были лебеди. Они испустили какой-то странный крик, взмахнули великолепными большими крыльями и полетели с холодных лугов в тёплые края, за синее море. Они поднялись высоко-высоко, а бедного утёнка охватило какое-то странное волнение. Он завертелся в воде, как волчок, вытянул шею и тоже испустил такой громкий и странный крик, что и сам испугался. Чудные птицы не шли у него из головы, и, когда они окончательно скрылись из виду, он нырнул на самое дно, вынырнул опять и был словно вне себя. Утёнок не знал, как зовут этих птиц, куда они летели, но полюбил их, как не любил до сих пор никого. Он не завидовал их красоте: ему и в голову не могло прийти пожелать походить на них; он рад бы был и тому, чтоб хоть утки-то его от себя не отталкивали. Бедный безобразный утёнок!

А зима стояла холодная-прехолодная. Утёнку приходилось плавать по воде без отдыха, чтобы не дать ей замёрзнуть совсем, но с каждою ночью свободное ото льда пространство становилось всё меньше и меньше. Морозило так, что ледяная кора трещала. Утёнок без устали работал лапками, но под конец обессилел, приостановился и весь обмёрз.

Рано утром мимо проходил крестьянин, увидал примёрзшего утёнка, разбил лёд своим деревянным башмаком и принёс птицу домой к жене. Утёнка отогрели.

Но вот дети вздумали поиграть с ним, а он вообразил, что они хотят обидеть его, и шарахнулся со страха прямо в подойник с молоком – молоко всё расплескалось. Женщина вскрикнула и всплеснула руками; утёнок между тем влетел в кадку с маслом, а оттуда – в бочонок с мукой. Батюшки, на что он был похож! Женщина вопила и гонялась за ним с угольными щипцами, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали и визжали. Хорошо, что дверь стояла отворенной: утёнок выбежал, кинулся в кусты прямо на свежевыпавший снег и долго-долго лежал там почти без чувств.

Было бы чересчур печально описывать все злоключения утёнка во время суровой зимы. Когда же солнышко опять пригрело землю своими тёплыми лучами, он лежал в болоте, в камышах. Запели жаворонки, пришла весна-красна.

Утёнок взмахнул крыльями и полетел; теперь крылья его шумели и были куда крепче прежнего. Не успел он опомниться, как уже очутился в большом саду. Яблони стояли все в цвету, душистая сирень склоняла свои длинные зелёные ветви над извилистым каналом.

Ах, как тут было хорошо, как пахло весною! Вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно скользили по воде. Утёнок узнал красивых птиц, и его охватила какая-то странная грусть.

«Полечу-ка я к этим царственным птицам; они, наверное, убьют меня за мою дерзость, за то, что я, такой безобразный, осмелился приблизиться к ним, но пусть! Лучше быть убитым ими, чем сносить щипки уток и кур, толчки птичницы да терпеть холод и голод зимою!»

И он слетел в воду и поплыл навстречу красавцам лебедям, которые, завидя его, тоже устремились к нему.

– Убейте меня! – сказал бедняжка и опустил голову, ожидая смерти, но что же увидал он в чистой, как зеркало, воде? Своё собственное отражение, но он был уже не безобразною тёмно-серою птицей, а – лебедем!

Не беда появиться на свет в утином гнезде, если вылупился из лебединого яйца!

Теперь он был рад, что перенёс столько горя и бедствий: он лучше мог теперь оценить своё счастье и всё окружавшее его великолепие. Большие лебеди плавали вокруг него и ласкали его, гладя клювами по пёрышкам.

В сад прибежали маленькие дети; они стали бросать лебедям хлебные крошки и зёрна, а самый маленький из них закричал:

– Новый, новый!

И все остальные подхватили:

– Да, новый, новый! – хлопали в ладоши и приплясывали от радости; потом побежали за отцом с матерью, и опять бросали в воду крошки хлеба и пирожного.

Все говорили, что новый красивее всех. Такой молоденький, прелестный!

И старые лебеди склонили перед ним головы.

А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не зная зачем. Он был чересчур счастлив, но нисколько не гордился: доброе сердце не знает гордости, помня то время, когда все его презирали и гнали. А теперь все говорят, что он прекраснейший между прекрасными птицами! Сирень склоняла к нему в воду свои душистые ветви; солнышко светило так славно… И вот крылья его зашумели, стройная шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик:

– Нет, о таком счастье я и не мечтал, когда был ещё гадким утёнком!

Дюймовочка

Жила-была женщина; очень ей хотелось иметь ребёнка, да где его взять? Отправилась она к одной старой колдунье и попросила:

– Мне так хочется иметь ребёночка. Не скажешь ли ты, где мне его достать?

– Отчего же! – сказала колдунья. – Вот тебе ячменное зерно. Это не простое зерно, не из тех, что крестьяне сеют в поле или бросают курам. Посади-ка его в цветочный горшок – увидишь, что будет!

– Спасибо! – сказала женщина и дала колдунье двенадцать мелких монет.

Женщина пошла домой, посадила ячменное зерно в цветочный горшок, и вдруг из него вырос большой чудесный цветок вроде тюльпана, но лепестки его были ещё плотно сжаты, точно у нераспустившегося бутона.

– Какой славный цветок! – сказала женщина и поцеловала красивые пёстрые лепестки.

Что-то щёлкнуло, и цветок распустился. Это был точь-в-точь тюльпан, но в самой чашечке на зелёном стульчике сидела крошечная девочка. Она была такая нежная, маленькая, всего с дюйм ростом, её и прозвали Дюймовочкой.

Блестящая лакированная скорлупка грецкого ореха была её колыбелькою, голубые фиалки – матрацем, а лепесток розы – одеяльцем. В эту колыбельку её укладывали на ночь, а днём она играла на столе. На стол женщина поставила тарелку с водою, а на края тарелки положила венок из цветов. Длинные стебли цветов купались в воде, у самого же края плавал большой лепесток тюльпана. На нём Дюймовочка могла переправляться с одной стороны тарелки на другую, вместо вёсел у неё были два белых конских волоса. Всё это было прелесть как мило! Дюймовочка умела и петь, и такого нежного, красивого голоска никто ещё не слыхивал!

Раз ночью, когда она лежала в своей колыбельке, через разбитое оконное стекло пролезла большущая жаба, мокрая, безобразная! Она вспрыгнула прямо на стол, где спала под розовым лепестком Дюймовочка.

– Вот и жена моему сыну! – сказала жаба, взяла ореховую скорлупу с девочкой и выпрыгнула через окно в сад.

Там протекала большая, широкая река, у самого берега было топко и вязко, здесь-то, в тине, и жила жаба с сыном. У! Какой он был тоже гадкий, противный! Весь в мать!

– Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! – только и мог он сказать, когда увидал прелестную крошку в ореховой скорлупке.

– Тише ты! Она проснётся да, пожалуй, убежит от нас, – сказала жаба. – Она ведь легче лебединого пуха! Высадим-ка её посередине реки на широкий лист кувшинки – это ведь целый остров для такой крошки, оттуда она не сбежит, а мы пока приберём там, внизу, наше гнёздышко. Вам ведь в нём жить да поживать.

В реке росло множество кувшинок, их широкие зелёные листья плавали по поверхности воды. Самый большой лист был дальше всего от берега, к этому-то листу подплыла жаба и поставила туда ореховую скорлупу с девочкой.

Бедная крошка проснулась рано утром, увидала, куда она попала, и горько заплакала: со всех сторон была вода, и ей никак нельзя было перебраться на сушу!

А старая жаба сидела внизу, в тине, и убирала своё жилище тростником и жёлтыми кувшинками – надо же было приукрасить дом для молодой невестки! Потом жаба поплыла со своим безобразным сынком к листу, где сидела Дюймовочка, чтобы взять прежде всего её хорошенькую кроватку и поставить в спальне. Старая жаба очень низко присела в воде перед девочкой и сказала:

Книги автора Якоб Гримм

Братья Гримм
Сказки для детского и семейного чтения
На русском и немецком языках

© Состав, оформление. АО «Издательство «Детская литература», 2021

Братья Гримм
Сказки для детского и семейного чтения
На русском языке

Золотая птица

В давние времена жил-был король, у которого позади замка был роскошный сад, а в саду росло дерево, которое давало золотые яблоки. Когда яблоки поспевали, их пересчитывали, но на следующее же утро одного яблока недоставало. Однажды было доложено о том королю, и он повелел, чтобы каждую ночь под деревом ставили караул.

Было у короля три сына, вот он с наступлением ночи и послал старшего в сад, но, когда настала полночь, королевич никак не мог преодолеть дремоты, а наутро снова не хватало ещё одного яблока. На следующую ночь должен был держать караул второй сын, но и с ним вышла та же история, не лучше: только-только пробило двенадцать – задремал он, а наутро одного яблока не хватало. Теперь пришёл черёд третьего сына. Он уж было совсем собрался, однако король не доверял ему и думал, что он и того меньше пользы принесёт, чем его братья, – но в конце концов всё-таки позволил идти на караул.

Вот юноша улёгся под деревом сторожить, а сну не поддаётся. Едва пробило двенадцать, зашумело что-то в воздухе, и увидел он в сиянии месяца летящую на него птицу, у которой оперенье, словно чистое золото, так жаром и горело!

Опустилась птица на дерево и только было клюнула яблоко, как юноша пустил в неё стрелу. Птица улетела, но стрела всё-таки задела её, и одно золотое перо выпало на землю.

Поднял юноша перо, отнёс его наутро к королю и поведал, что видел ночью. Собрал король совет, и каждый из советников признал, что одно такое перо стоит больше, чем всё их королевство.

– Ежели перо это такое драгоценное, – заметил король, – так оно одно не окажет мне большой помощи; я хочу и должен иметь всю птицу!

Собрался в путь-дорогу старший сын и, рассчитывая на свой ум, был вполне уверен, что золотую птицу он наверняка достанет. Едва прошёл он небольшое расстояние, как завидел на опушке леса лисицу, вскинул ружьё и стал целиться в неё. Лисица крикнула ему:

– Не убивай меня! Я дам тебе за это добрый совет. Ты идёшь за золотою птицей; нынче вечером придёшь ты в деревню, где стоят две харчевни одна против другой. Одна из них ярко освещена, и веселье царит там невообразимое. Только ты туда не заходи, а заверни в другую, хоть с виду она покажется тебе и не больно приглядной.

«Как может это глупое животное дать мне разумный совет?» – подумал королевич и спустил курок, однако промахнулся. Лисица распустила хвост и сломя голову бросилась в лес.

Затем он продолжил путь и вечером пришёл в деревню, где, точно, стояли две харчевни: в одной пели и плясали, а другая с виду казалась бедной и печальной.

«И дурак же я буду, – подумал королевич, – если зайду в эту дрянную харчевню, а хорошую оставлю в стороне!»

Вот и отправился он в весёлую харчевню, и зажил там в полное своё удовольствие, и мало-помалу забыл совсем и птицу, и отца, и все благие наставления.

Прошло время, а старший сын домой всё не возвращался, – и тогда собрался в путь-дорогу второй сын на поиски золотой птицы. Как и старшему брату, повстречалась ему лисица и дала тот же благой совет, на который он внимания не обратил. Он тоже подошёл к двум харчевням. У окна одной из них стоял его брат, из окна нёсся гул веселья, и брат окликнул его. Он и не подумал отговариваться, вошёл – и зажил там припеваючи.

Прошло ещё время, и вот задумал пуститься в странствие, счастье своё испытать, младший королевич, но отец не хотел пускать его.

– Это совершенно безнадёжно! – говорил король. – Он, конечно, меньше, чем братья, может рассчитывать на то, что найдёт золотую жар-птицу, а если ещё с ним случится какое-нибудь несчастье, он не догадается, как и помочь-то себе! У него не хватает самого главного…

Однако в конце концов, так как королевич не давал ему покоя, он позволил ему отправиться в путь.

Опять на опушке леса сидела лисица, которая попросила её не убивать и повторила ему добрый совет. Юноша был человек добродушный и сказал:

– Будь покойна, лисонька, я тебе зла не причиню!

– Ты в этом не раскаешься, – ответила лисица. – А чтобы тебе скорее добраться до цели, садись ко мне на хвост.

Едва он уселся, лисица бросилась бежать во всю прыть – и пошла отмахивать через пни и каменья, только волосы по ветру развевались да ветер в ушах шумел.

Когда они прискакали в деревню, юноша сошёл с лисицы, послушался её совета и завернул, не оглядываясь по сторонам, в невзрачную харчевню, где преспокойно переночевал. На другое утро, когда он вышел в поле, лисица сидела уже там. Она сказала ему:

– Теперь я научу тебя, что дальше делать. Иди себе всё прямо, прямо, и дойдёшь ты наконец до замка, перед которым – целая толпа солдат. Только ты не печалься, потому что люди будут лежать в глубоком сне и похрапывать во всю мочь, и ты проберёшься между ними прямо в замок. Пройди через все комнаты, и достигнешь ты наконец особой комнаты, где висит в деревянной клетке золотая жар-птица. Рядом с нею стоит золотая клетка, ради роскоши. Только смотри, берегись, не вынимай птицу из её плохой клетки и не сажай в золотую, не то худо тебе будет!

После этих слов лисица вытянула хвост, королевич взобрался на него – и пошла она перемахивать через пни и каменья, только волосы по ветру развевались да ветер в ушах шумел.

Когда он достиг замка, то нашёл всё именно так, как ему лисица докладывала. Пробрался королевич и в ту комнату, где золотая жар-птица в деревянной клетке сидела, а золочёная клетка стояла рядом, и три золотых яблока лежали вокруг. Подумал он тут, что смешно будет, если он оставит чудесную птицу в такой убогой и безобразной клетке, – открыл дверцу, ухватил птицу и пересадил в золотую. В то же мгновение птица подняла пронзительный крик. Проснулись солдаты, ворвались к нему и повели в темницу.

На другое утро его представили на суд, где он во всём сознался, и его приговорили к смерти. Однако король предложил даровать ему помилование, но только при одном условии: если он достанет ему золотого коня, который бегает быстрее ветра, – и тогда вдобавок он может получить в награду золотую жар-птицу.

Пустился королевич в путь-дорогу и всё вздыхал, всё печалился, потому что где же ему было достать золотого коня? И вдруг увидел он свою старую приятельницу, лисицу, что сидела перед ним на дороге.

– Видишь, – сказала лисица, – ты меня не послушался – и вот что из этого вышло. Впрочем, будь твёрд духом, я позабочусь о тебе и скажу, как добраться до золотого коня. Ты должен отправиться вот по этой дороге всё прямо, прямо, и подойдёшь ты к одному замку – там в конюшне стоит этот самый конь. Около стойла лежат конюхи, но они будут крепко спать да похрапывать, и ты преспокойно сможешь вывести золотого коня! Только одно заруби себе на носу: оседлай коня простеньким деревянным седлом, обшитым кожей, а не золотым, которое висит там же, иначе худо будет тебе!

Лисица вытянула хвост, королевич уселся на него – и помчалась она во весь дух через пни и каменья, так что только волосы по ветру развевались да ветер в ушах шумел. Всё случилось так, как предсказала лисица: пробрался он в стойло, где стоял золотой конь, но когда стал осёдлывать его простым седлом, то снова подумал: «Для такого прекрасного, благородного животного позор будет, если я не возложу на него золотого седла, которое как раз подходит ему!» Но едва золотое седло коснулось золотого коня, заржал он внезапно громко-громко… Конюхи очнулись, схватили юношу и бросили в темницу.

На другое утро он был приговорён судом к смерти, однако король пообещал ему даровать жизнь и вдобавок золотого коня, если только он добудет для него прекрасную королевну из золотого замка.

С удручённым сердцем тронулся в путь-дорогу юноша, да, на своё счастье, вскоре встретил верную лисицу.

– Нужно было бы тебя оставить на произвол судьбы, – молвила лиса, – да жалко мне тебя, и я решила ещё раз выручить тебя из беды. Вот эта дорога приведёт как раз к золотому замку. Прибудешь ты туда вечером, а ночью, когда всё вокруг смолкнет, королевна отправится в купальню. Как только она войдёт туда, бросься к ней и поцелуй, и тогда она покорно последует за тобою и ты легко уведёшь её – не позволяй только ей идти прощаться с родными, иначе тебе может быть плохо!

Затем лиса вытянула хвост, королевич уселся на него – и пошла она перемахивать во всю прыть через пни и каменья, так что только волосы по ветру развевались да ветер в ушах шумел.

Когда он прибыл к золотому замку, всё случилось так, как предсказывала лисица. Он дождался полночи, всё погрузилось в глубокий сон, и когда королевская дочь вышла и направилась к купальне, он выскочил ей навстречу и поцеловал. Тут она сказала, что охотно готова следовать за ним, только со слезами умоляла позволить прежде попрощаться с родителями. Он сначала было воспротивился её просьбам, но как стала она пуще и пуще плакать и в ноги ему упала – так он и дал ей своё согласие.

Но чуть только девушка пришла к отцовской кровати, как проснулся он, и все живущие в замке проснулись тоже. Юношу схватили и бросили в темницу.

На другое утро король ему и говорит:

– Ты достоин казни и единственно только тем можешь заслужить себе прощение, если сроешь вон ту гору, что возвышается перед моим окном, из-за которой я не могу обозревать окрестности. И работу должен ты выполнить в течение восьми дней. Удастся тебе это – получишь в награду руку моей дочери!

Королевич тотчас принялся за работу, рыл и копал землю, рук не покладая, но когда через семь дней увидел, как ещё мало срыто, то понял, что почти ничего не сделано, и овладело им отчаяние, и потерял он всякую надежду.

Вечером на седьмые сутки явилась к нему лиса и сказала:

– Ты недостоин, чтобы я о тебе пеклась! Но всё же ступай и ложись спать – я справлю за тебя работу.

На другое утро, как только он проснулся и выглянул в окно, – гора исчезла. Радостный поспешил королевич к королю и доложил ему, что поручение исполнено, – и король – нравится ему это или нет – должен был сдержать слово и отдать ему руку дочери.

И вот отправились они с королевной восвояси, а дорогою в скором времени нагнала их верная лисица.

– Лучшее, и правда, при тебе, – сказала она, – однако девушке из золотого замка золотой конь был бы куда как под стать!

– Да как же его заполучишь-то? – спросил юноша.

– Вот этому я тебя и научу! – ответила лисица. – Прежде всего привези прекрасную девушку тому королю, который послал тебя за нею в золотой замок. Неслыханная радость поднимется там, тебе охотно отдадут золотого коня, ещё сами его и выведут. Ты сейчас же вскочи на коня и на прощание станешь всем протягивать руку, а самой последней протяни руку прекрасной королевне – и как только возьмёшь ты её за руку, то одним движением подними к себе на коня и скачи оттуда прочь. Никто не будет в силах нагнать тебя, потому что конь этот понесётся быстрее ветра.

И точно, всё было благополучно выполнено, и королевич увёз-таки прекрасную девушку на золотом коне. Лисица ни на шаг от них не отставала и сказала ему:

– Теперь хочу я тебе помочь добыть и золотую жар-птицу. Когда ты приблизишься к замку, где находится эта самая птица, ссади с коня королевну, и уж я возьму её на свою ответственность! А затем скачи на золотом коне на королевский двор. При одном взгляде на тебя все страшно обрадуются и вынесут тебе золотую жар-птицу. Как только клетка очутится в твоих руках, гони коня к нам сюда и забирай с собой девушку.

Когда счастливо удалось исполнить и этот заговор и королевич готов был тронуться в путь со своими сокровищами, лисица ему и говорит:

– Теперь награди же меня за то, что я тебе помогла!

– Что же ты потребуешь от меня за всё это? – спросил юноша.

– Как доберёмся мы до леса, застрели меня и отруби голову и лапы!

– Вот была бы хорошая благодарность! – воскликнул королевич. – Конечно, я никак не могу исполнить этого!

И сказала лисица:

– Раз ты не хочешь исполнить мою просьбу, я должна покинуть тебя. Но прежде чем уйти, я дам тебе добрый совет: двоих остерегайся, мяса висельников не покупай и на край колодца не садись!

С этими словами она скрылась в лесу.

Юноша призадумался: «Вот диковинная зверюга, вечно у неё на уме разные причуды! Ну кто же станет покупать мясо висельников?! Ни разу отродясь не бывало у меня охоты на край колодца садиться!»

Он поскакал со своею прекрасной девушкой дальше, и дорога вела как раз через ту деревню, где остались жить его братья. Там на этот раз было большое стечение народа, и суматоха стояла невообразимая. Когда он спросил, что случилось, то услышал, что сейчас будут повешены два человека. Когда же он подъехал ближе, то увидел, что это его братья, которые наделали много разных преступлений и промотали всё своё добро. Спросил он тут, нельзя ли как-нибудь освободить их.

– Если вы желаете заплатить за них – да! – ответили люди. – Но что вам за охота швырять деньги на этих дурных людей да выкупать их на свободу?

Но он не дал себя переубедить, уплатил за них сколько следовало, и когда братья были освобождены, они все вместе пустились в путь-дорогу.

Приехали они в тот лес, где повстречалась им в первый раз лисица, а так как в лесу было прохладно и приятно, а на открытом месте солнце палило жарко, оба брата и сказали:

– Давайте немного отдохнём здесь, у колодца, поедим да попьём.

Он охотно согласился, и во время разговора совершенно забылся и сел на край колодца, ничего дурного не подозревая. Тут братья столкнули его в колодец, а сами захватили девушку, коня и жар-птицу и отправились домой к отцу.

– Вот мы и привезли не только золотую птицу! – сказали они. – Мы привели с собою золотого коня и девушку из золотого замка.

То-то великая радость овладела всеми! Но конь ничего не ел, птица – хоть бы свистнула разок, а молодая королевна сидела и беспрестанно плакала.

А младший брат вовсе не умер. Глубокий колодец был сух, и он упал на мягкий мох, не повредив себе. Только никак не мог выбраться. Но и в этом горе не покинула его верная лисица. Она спрыгнула прямо к нему и стала упрекать, что он забыл её советы.

– Я этого дела так не оставлю! – сказала она. – Я тебя вынесу на вольный свет!

Она велела, чтобы он ухватился за её хвост и держался покрепче, и таким манером вытащила его наверх.

– Ты всё-таки ещё не в безопасности, – сказала лисица. – Твои братья не были вполне уверены в твоей смерти и расставили по лесу караульных, которые должны тебя убить, если попадёшься им.

О ту пору сидел один бедный человек при дороге. С ним-то королевич и поменялся платьем и добрался таким образом до королевского двора. Никто не признал его – только птица запела и засвистала, только конь принялся за еду, только прекрасная девушка перестала плакать.

Удивлённый король спросил, что это значит.

Тогда девушка сказала:

– Я не знаю, король, но мне было прежде так грустно, а теперь стало так весело! Мне кажется, будто мой истинный жених вернулся…

И она поведала ему обо всём, что произошло, хотя оба брата пригрозили ей смертью в том случае, если она хоть намёком выдаст их.

Повелел король собраться всем людям, которые были в замке; пришёл также и юноша-королевич, как нищий, в своём рубище, в лохмотьях – но королевна сразу узнала его и бросилась к нему на шею.

Тут безбожных братьев схватили и казнили, а королевича обвенчали с молодою девушкой и провозгласили наследником короля.

А что сталось с бедной лисицей? Много времени спустя отправился однажды королевич на охоту в лес, и повстречалась ему там лиса и сказала:

– Теперь у тебя есть всё, что ты только можешь себе желать. Но моему несчастью, видно, конца и края нет, а тем не менее – в твоей власти освободить меня! – И снова стала умолять его, чтобы он пристрелил её наповал и отрубил ей голову и лапы.

Королевич так и сделал.

Едва он выстрелил, как лисица превратилась в человека – и это был не кто иной, как брат прекрасной королевны, который наконец-то был освобождён от волшебных чар, тяготеющих над ним.

С той поры ничто уже не омрачало их жизнь за всё время, пока они жили да поживали.

С-пальчик

Жил-был однажды бедный крестьянин. Он сидел как-то вечером у очага и мешал дрова в огне, а его жена сидела рядом и пряла. И сказал он:

– Как жаль, что у нас деток нет! Так тихо у нас… А в других-то домах какое оживление, какое веселье!

– Да, – ответила жена и вздохнула. – Хоть бы один-единственный ребёнок у нас был, пускай бы совсем крошечный, с палец ростом, – я и то была бы довольна! Мы бы души в нём не чаяли!

Случилось, что захворала жена и родился у неё через семь месяцев ребёнок, который хотя был не урод, руки-ноги на месте, да ростом-то – не выше большого пальца.

Супруги и сказали:

– А ведь вышло так, как мы желали, и это будет наше любимое дитя! – И назвали они его, сообразно размеру, С-Пальчик.

Они кормили его, ничего не жалея, но ребёнок больше не рос и оставался таким же, каким родился. Но глаза его блестели умом, и вскоре мальчик доказал, что он малый сообразительный и расторопный и ему удаётся решительно всё, за что бы он ни взялся.

Собрался однажды крестьянин в лес дрова рубить и бормочет себе под нос:

– Ах, как бы я желал, чтобы кто-нибудь за мной с телегой поехал.

– Батюшка, – воскликнул С-Пальчик, – я поеду с телегой, положитесь на меня! Она будет к условленному времени в лесу!

Засмеялся тут отец и говорит:

– Да как же это? Ты слишком мал ростом, чтобы вести лошадь под уздцы!

– Это ничего не значит, батюшка! Ежели только матушка запряжёт её мне, я усядусь лошади в ухо и стану покрикивать, куда ей идти.

– Ну что ж, – ответил отец, – попробуем, пожалуй.

Как пришло время ехать за дровами, запрягла мать лошадь, усадила С-Пальчика в лошадиное ухо, и стал малютка покрикивать, куда лошади надо идти: «но» да «но», «тпру», то «вправо», то «влево», – и всё пошло своим чередом, как у мастера своего дела, и телега покатилась прямёхонькой дорогой в лес.

Случилось так, что, когда они огибали угол и малютка кричал: «Левей, левей!», шли мимо двое незнакомых мужчин.

– Слышь-ка, – сказал один, – что это такое? Вон идёт телега и возница покрикивает на лошадь, а его самого не видать!

– Да, дело тут нечисто! Пойдём-ка за телегой следом да посмотрим, где она остановится.

Телега заехала в глубь леса, туда, где рубили дрова. Едва заметил С-Пальчик отца, закричал ему:

– Видишь, батюшка, вот я с телегой и приехал! Ну-ка, сними меня отсюда!

Придержал отец лошадь левой рукой, а правой вынул из уха сынишку – и тот весёлый-развесёлый уселся на соломинку. Когда оба незнакомца заметили С-Пальчика, они от удивления сначала не знали, что и сказать. Отвёл один другого в сторону и говорит:

– Слышь-ка, а маленький парнишка принесёт нам счастье, ежели мы его в людном городе за деньги станем показывать! Купим-ка его!

Подошли они к крестьянину и сказали:

– Продайте нам маленького человечка, ему у нас будет хорошо!

– Нет! – отвечал отец. – Я в нём души не чаю и не продам его за всё золото мира!

Но С-Пальчик, как только услышал о торге, вскарабкался по складкам отцовского платья, встал ему на плечо и прошептал на ухо:

– Продай меня, батюшка! Я к тебе вернусь!

Тогда отец и отдал его двум незнакомцам за приличную сумму.

– Ну, где тебе удобнее сидеть? – спросили они С-Пальчика.

– Ах, посадите меня на поля вашей шляпы! Я могу по ним разгуливать взад и вперёд да на окрестности любоваться, а уж свалиться-то оттуда не свалюсь!

Они сделали, как он пожелал, и, едва С-Пальчик распростился с отцом, тронулись в путь.

Так шли они, пока не стало смеркаться. Тут малютка и говорит:

– Снимите меня вниз, мне очень нужно!

– Оставайся-ка наверху, – сказал незнакомец, на чьей голове он сидел. – Я на это внимания не обращаю. От тебя, как от птицы, моей шляпе большого вреда не будет!

– Нет, – сказал С-Пальчик, – я знаю, как следует себя вести! Снимите меня скорее!

Снял человек шляпу и посадил малютку на пашню возле дороги – а тот отпрыгнул в сторону и пополз между комьями земли: туда, сюда, потом внезапно скользнул в мышиную норку, которую заранее высмотрел себе.

– Доброго вечера, господа хорошие! Ступайте-ка дальше без меня! – закричал он и принялся их высмеивать.

Они бросились к нему, начали тыкать палками в мышиную норку, но это был бесполезный труд: С-Пальчик залезал всё глубже и глубже, а так как вскоре совсем стемнело, они вынуждены были, разгневанные, да ещё с пустым кошельком, отправиться дальше.

Как только С-Пальчик увидел, что они ушли, тотчас выкарабкался на волю из подземного хода.

– А ведь опасно по полю в темноте бродить, – сказал он. – Тут легко шею свернёшь и ноги переломаешь.

Да на счастье наткнулся он на пустую раковину улитки.

– Слава богу! – воскликнул он. – Здесь я могу безопасно провести ночь! – И уселся внутри.

Вскоре, только он собирался заснуть, слышит: идут мимо двое людей. Один из них говорит:

– С чего же мы дело начнём, чтобы утащить у богатого пастора деньги и серебро?

– Я бы тебе сказал, с чего! – выкрикнул тут С-Пальчик.

– Это что такое? – спросил испуганный вор. – Я слышал чей-то голос!..

Остановились они, стали прислушиваться, а С-Пальчик снова начал:

– Возьмите меня с собой! Я вам охотно помогу!

– Да где же ты?

– Шарьте по земле да прислушивайтесь, откуда я подам голос! – ответил тот.

И нашли его наконец воры, и подняли его.

– Ты, маленькое созданьице, чем же ты нам поможешь? – спросили они.

– Слушайте, – ответил он, – я пролезу между железными прутьями в кладовую и стану вам подавать то, что вы захотите.

– Ладно! – сказали они. – Посмотрим, на что ты способен!

Когда пришли они к пасторскому дому, С-Пальчик вполз в кладовую да как закричит изо всех сил:

– Вы что же, всё хотите взять, что тут есть?!

Перепугались воры и просят:

– Говори тише, чтобы никто не проснулся!

А С-Пальчик сделал вид, будто не понимает их, и снова заорал:

– Да что же вам надо-то?! Или хотите взять всё, что тут есть?

Услыхала это кухарка, которая спала в горнице, приподнялась на кровати и прислушалась. А воры от страха отбежали немного в сторону, да потом снова с духом собрались и подумали: «Маленький карапуз просто дразнит нас!»

Вернулись они назад и шепчут ему:

– Ну, прекрати дурачиться да подай-ка нам что-нибудь!

Тут С-Пальчик заорал ещё раз, как мог громко:

– Я вам всё, всё передам! Протягивайте только руки!

Услышала это насторожившаяся кухарка совершенно явственно, спрыгнула с кровати и выскочила за дверь.

Воры бросились бежать и понеслись сломя голову, так быстро, словно дикая свора собак гналась за ними, а кухарка ничего не заметила и пошла свечку засветить. Когда вернулась она со свечкой, С-Пальчик, не замеченный ею, успел уже пробраться в овин. Кухарка, после того как обшарила все уголки и ничего решительно не нашла, снова улеглась в постель и подумала, что всё это ей просто померещилось.

С-Пальчик забрался в сено и отыскал себе чудесную соломинку для сна: здесь он и решил выспаться, пока настанет день, а тогда-де он вернётся домой, к своим родным.

Но ему предстояло испытать ещё многое. Да, много на белом свете огорчений и бедствий! Только день забрезжил, кухарка поднялась с постели – надо было задать корму скотине. Прежде всего отправилась она на сеновал, захватила охапку сена, и именно ту самую соломинку, в которой бедный С-Пальчик, съёжась, лежал и спал. Да спал-то он так крепко, что ничего не почувствовал, и не раньше проснулся, как уже очутившись в пасти у коровы, которая захватила его вместе с сеном.

– Ах, боже мой! – воскликнул он. – Да как же это я в валяльную мельницу попал!

Но вскоре он сообразил, где именно находится. И нужно было ему увёртываться, чтобы на зубок корове не попасться и не быть пережёванным. А в конце концов всё-таки пришлось ему соскользнуть в желудок.

– В каморке-то забыли прорубить окошки, – сказал он, – и солнышко сюда не заглядывает. Да и свечи здесь, видно, не употребляются!

Прибежище ему показалось из рук вон плохим, а всего хуже было то, что постоянно прибывало в дверку всё больше и больше сена и становилось всё теснее и теснее. И закричал он наконец в ужасе, насколько мог громко:

– Не давайте мне больше корма! Не давайте свежего корма!

Кухарка доила корову и как услыхала, что кто-то говорит, а никого не видать, и голос-то – тот самый, который она слышала ночью, – перепугалась до того, что покатилась со своей скамейки и всё молоко пролила.

Бросилась она бежать к хозяину и крикнула:

– Ах, боже! Господин пастор, корова-то наша словом обмолвилась!

– Да ты с ума сошла! – ответил пастор, однако пошёл в стойло полюбопытствовать, что творится там. Но только-только он занёс ногу за порог, завопил С-Пальчик сызнова:

– Не давайте мне больше корма! Не давайте мне больше корма!

Пастор перепугался и подумал, что нечистая сила забралась в корову, и велел её зарезать.

Вот и зарезали корову, а желудок, где С-Пальчик сидел, бросили на навозную кучу. С-Пальчик с большим усилием стал выбиваться на волю, а это стоило трудов немалых, и очистил-таки себе наконец достаточно места. Но только хотел было голову наружу высунуть – новое несчастье как с неба свалилось! Прибежал голодный волк да весь желудок целиком одним глотком и проглотил.

Не потерял С-Пальчик мужества. «Быть может, – подумал он, – волк со мной душевно поговорит», – и крикнул ему из брюха:

– Милейший волк! Я знаю для тебя великолепный лакомый кусочек!

– А где его достать? – спросил волк.

– В таком-то и таком-то доме! Ты только должен влезть туда через трубу – там найдёшь ты пирогов, сала и колбасы столько, сколько съесть можешь!

И как по писаному обрисовал ему отцовский дом.

Волк не заставил два раза приглашать себя, протиснулся ночью через трубу в кладовую и наелся там всякой всячины до отвала. Вот он насытился и хотел было задать сейчас же стрекача, да только так растолстел, что уже не мог пролезть прежней дорогой.

На это С-Пальчик и рассчитывал! Поднял он в желудке волка невообразимую возню, зашумел, закричал, как только мог.

– Замолчишь ли ты?! – вскричал волк. – Ты разбудишь людей!

– А мне что! – ответил малютка. – Ты вот досыта наелся, хочу и я повеселиться! – И ну опять изо всей силы кричать.

Проснулись наконец от этого крика его отец и мать, бросились к каморке да в щёлочку и заглянули. Как увидели они, что это волк хозяйничает у них, кинулись бежать назад. Затем муж принёс топор, а жена – косу.

– Оставайся позади! – велел муж, когда они вступили в кладовую. – Как только я нанесу удар, если он сразу не повалится замертво, ты тогда резани да брюхо и распори!

Услышал С-Пальчик голос отца и закричал:

– Милый батюшка, я здесь! Я сижу в животе у волка!

И сказал обрадованный отец:

– Слава богу! Наше милое дитя снова отыскалось! – И велел жене косу бросить, чтобы С-Пальчику как-нибудь не повредить.

Размахнулся он затем и с такой силой ударил волка по голове, что тот тут же мёртвый упал. Потом разыскали они ножик да ножницы, распороли ему брюхо и вынули малютку.

– Ах, – сказал отец, – как же мы о тебе беспокоились!

– Да, батюшка, я таки постранствовал по свету! Слава богу, что я снова дышу чистым воздухом!

– Где же ты побывал?

– Ах, батюшка! Был я в мышиной норе, в желудке коровы и в брюхе волка! А теперь уж я останусь с вами!

– И мы тебя уж больше не продадим ни за какие сокровища мира! – сказали родители.

Они обнимали и целовали своего милого С-Пальчика. Дали они ему поесть-попить и заказали новое платье, потому что старое в путешествии пообносилось.