Сказка про снег читать

Бабушка разбудила меня рано утром, и мы пошли на ближний увал по землянику. Огород наш упирался дальним пряслом в увал. Через жерди переваливались ветви берез, осин, сосен, одна черемушка катнула под городьбу ягоду, и та взошла прутиком, разрослась на меже среди крапивы и конопляника. Черемушку не срубали, и на ней птички вили гнезда.

Деревня еще тихо спала. Ставни на окнах были закрыты, не топились еще печи, и пастух не выгонял неповоротливых коров за поскотину, на приречный луг.

А по лугу стелился туман, и была от него мокра трава, никли долу цветы куриной слепоты, ромашки приморщили белые ресницы на желтых зрачках.

Енисей тоже был в тумане, скалы на другом берегу, будто подкуренные густым дымом снизу, отдаленно проступали вершинами в поднебесье и словно плыли встречь течению реки.

Неслышная днем, вдруг обнаружила себя Фокинская речка, рассекающая село напополам. Тихо пробежавши мимо кладбища, она начинала гуркотать, плескаться и картаво наговаривать на перекатах. И чем дальше, тем смелей и говорливей делалась, измученная скотом, ребятишками и всяким другим народом, речка: из нее брали воду на поливку гряд, в баню, на питье, на варево и парево, бродили по ней, валили в нее всякий хлам, а она как-то умела и резвость, и светлость свою сберечь.

Вот и наговаривает, наговаривает сама с собой, довольная тем, что пока ее не мутят и не баламутят. Но говор ее внезапно оборвался — прибежала речка к Енисею, споткнулась о его большую воду и, как слишком уж расшумевшееся дитя, пристыженно смолкла. Тонкой волосинкой вплеталась речка в крутые, седоватые валы Енисея, и голос ее сливался с тысячами других речных голосов, и, капля по капле накопив силу, грозно гремела река на порогах, пробивая путь к студеному морю, и растягивал Енисей светлую ниточку деревенской незатейливой речки на многие тысячи верст, и как бы живою жилой деревня наша всегда была соединена с огромной землей.

Кто-то собирался плыть в город и сколачивал салик на Енисее. Звук топора возникал на берегу, проносился поверх, минуя спящее село, ударялся о каменные обрывы увалов и, повторившись под ними, рассыпался многоэхо по распадкам.

Сначала бабушка, а за нею я пролезли меж мокрых от росы жердей и пошли по распадку вверх на увалы. Весной по этому распадку рокотал ручей, гнал талый снег, лесной хлам и камни в наш огород, но летом утихомирился, и бурный его пугь обозначился до блеска промытым камешником.

В распадке уютно дремал туман, и было так тихо, что мы боялись кашлянуть. Бабушка держала меня за руку и все крепче, крепче сжимала ее, будто боялась, что я могу вдруг исчезнуть, провалиться в эту волокнисто-белую тишину. А я боязливо прижимался к ней, к моей живой и теплой бабушке. Под ногами шуршала мелкая ершистая травка. В ней желтели шляпки маслят и краснели рыхлые сыроежки.

Местами мы пригибались, чтобы пролезть под наклонившу- юся сосенку, по кустам переплетались камнеломки, повилика, дедушкины кудри. Мы запугивались в нитках цветов, и тогда из белых чашечек выливались мне за воротник и на голову студеные капли.

Я вздрагивал, ежился, облизывал горьковатые капли с губ, бабушка вытирала мою стриженую голову ладонью или краешком платка и с улыбкой подбадривала, уверяя, что от росы да от дождя люди растут большие-пребольшие.

Туман все плотнее прижимался к земле, волокнистой куделею затянуло село, огороды и палисадники, оставшиеся внизу. Енисей словно бы набух молочной пеною, берега и сам он заснули, успокоились под непроглядной, шум не пропускающей мякотью. Даже на изгибах Фокинской речки появились белые зачесы, видно сделалось, какая она вилючая.

Но светом и теплом все шире разливающегося утра тоньше и тоньше раскатывало туманы, скручивало их валами в распадках, загоняло в потайную дрему тайги.

Топор на Енисее перестал стучать. И тут же залилась, гнусаво запела на улицах березовая пастушья дуда, откликнулись ей со двора коровы, брякнули боталами, сделался слышен скрип ворот. Коровы брели но улицам села, за поскотину, то появляясь в разрывах тумана, то исчезая в нем. Тень Енисея раз-другой обнаружила себя.

Тихо умирали над рекой туманы.

А в распадках и в тайге они будут стоять до высокого солнца, которое хотя еще и не обозначило себя и было за далью гор, где стойко держались снежные беляки, ночами насылающие холод и эти вот густые туманы, что украдчиво ползли к нашему селу в сонное предутрие, но с первыми звуками, с пробуждением людей убирались в лога, ущелья, провалы речек, обращались студеными каплями и питали собой листья, травы, птах, зверушек и все живое, цветущее на земле.

Мы пробили головами устоявшийся в распадке туман и, плывя вверх, брели по нему, будто по мягкой, податливой воде, медленно и бесшумно. Вот туман по грудь нам, по пояс, до колен, и вдруг навстречу из-за дальних увалов полоснуло ярким светом, празднично заискрилось, заиграло в лапках пихтача, на камнях, на валежинах, на упругих шляпках молодых маслят, в каждой травинке и былинке.

Над моей головой встрепенулась птичка, стряхнула горсть искорок и пропела звонким, чистым голосом, как будто она и не спала, будто все время была начеку: «Тить-тить-ти- ти-ррри…».

— Что это, баба?

— Это Зорькина песня.

— Как?

— Зорькина песня. Птичка зорька утро встречает, всех птиц об этом оповещает.

И правда, на голос зорьки — зорянки, ответило сразу несколько голосов — и пошло, и пошло! С неба, с сосен, с берез — отовсюду сыпались на нас искры и такие же яркие, неуловимые, смешавшиеся в единый хор птичьи голоса. Их было много, и один звонче другого, и все-таки Зорькина песня, песня народившегося утра, слышалась яснее других. Зорька улавливала какие-то мгновения, отыскивала почти незаметные щели и вставляла туда свою сыпкую, нехитрую, но такую свежую, каждое утро обновляющуюся песню.

— Зорька поет! Зорька поет! — закричал и запрыгал я.

— Зорька поет, значит, утро идет! — пропела благостным голосом бабушка, и мы поспешили навстречу утру и солнцу, медленно поднимающемуся из-за увалов. Нас провожали и встречали птичьи голоса; нам низко кланялись, обомлевшие от росы и притихшие от песен, сосенки, ели, рябины, березы и боярки.

В росистой траве загорались от солнца красные огоньки земляники. Я наклонился, взял пальцами чугь шершавую, еще только с одного бока опаленную ягодку и осторожно опустил ее в туесок. Руки мои запахли лесом, травой и этой яркой зарею, разметавшейся по всему небу.

А птицы все так же громко и многоголосо славили утро, солнце, и Зорькина песня, песня пробуждающегося дня, вливалась в мое сердце и звучала, звучала, звучала…

Да и по сей день неумолчно звучит.

1. Блин

Это было давно. Это было месяца четыре назад.

Сидели мы в душистую южную ночь на берегу Арно.

То есть сидели-то мы не на берегу, — где же там сидеть: сыро и грязно, да и неприлично, — а сидели мы на балконе отеля, но уж так принято говорить для поэтичности.

Компания была смешанная — русско-итальянская.

Так как между нами не было ни чересчур близких друзей, ни родственников, то говорили мы друг другу вещи исключительно приятные.

В особенности в смысле международных отношений.

Мы, русские, восторгались Италией. Итальянцы высказывали твердую, ничем несокрушимую уверенность, что Россия также прекрасна. Они кричали, что итальянцы ненавидят солнце и совсем не переносят жары, что они обожают мороз и с детства мечтают о снеге.

В конце концов мы так убедили друг друга в достоинствах наших родин, что уже не в состоянии были вести беседу с прежним пафосом.

— Да, конечно, Италия прекрасна, — задумались итальянцы.

— А ведь мороз, — он… того. Имеет за собой… — сказали и мы друг другу.

И сразу сплотились и почувствовали, что итальянцы немножко со своей Италией зазнались и пора показать им их настоящее место.

Они тоже стали как-то перешептываться.

— У вас очень много шипящих букв, — сказал вдруг один из них. — У нас язык для произношения очень легкий. А у вас все свистят да шипят.

— Да, — холодно отвечали мы. — Это происходит от того, что у нас очень богатый язык. В нашем языке находятся все существующие в мире звуки. Само собой разумеется, что при этом приходится иногда и присвистнуть.

— А разве у вас есть «ти-эч», как у англичан? — усомнился один из итальянцев. — Я не слыхал.

— Конечно, есть. Мало ли что вы не слыхали. Не можем же мы каждую минуту «ти-эч» произносить. У нас и без того столько звуков.

— У нас в азбуке шестьдесят четыре буквы, — ухнула я.

Итальянцы несколько минут молча смотрели на меня, а я встала и, повернувшись к ним спиной, стала разглядывать луну. Так было спокойнее. Да и к тому же каждый имеет право созидать славу своей родины, как умеет.

Помолчали.

— Вот приезжайте к нам ранней весной, — сказали итальянцы, — когда все цветет. У вас еще снег лежит в конце февраля, а у нас какая красота!

— Ну, в феврале у нас тоже хорошо. У нас в феврале масленица.

— Масленица. Блины едим.

— А что же это такое блины?

Мы переглянулись. Ну, как этим шарманщикам объяснить, что такое блин!

— Блин, это очень вкусно, — объяснила я. Но они не поняли.

— С маслом, — сказала я еще точнее.

— Со сметаной, — вставил русский из нашей компании.

Но вышло еще хуже. Они и блина себе не уяснили, да еще вдобавок и сметану не поняли.

— Блины, это — когда масленица! — толково сказала одна из наших дам.

— Блины… в них главное икра, — объяснила другая.

— Это рыба! — догадался, наконец, один из итальянцев.

— Какая же рыба, когда их пекут! — рассмеялась дама.

— А разве рыбу не пекут?

— Пекут-то пекут, да у рыбы совсем другое тело. Рыбное тело. А у блина — мучное.

— Со сметаной, — опять вставил русский.

— Блинов очень много едят, — продолжала дама. — Съедят штук двадцать. Потом хворают.

— Ядовитые? — спросили итальянцы и сделали круглые глаза. — Из растительного царства?

— Нет, из муки. Мука ведь не растет? Мука в лавке.

Мы замолчали и чувствовали, как между нами и милыми итальянцами, полчаса назад восторгавшимися нашей родиной, легла глубокая, темная пропасть взаимного недоверия и непонимания.

Они переглянулись, перешепнулись.

Жутко стало.

— Знаете, что, господа, — нехорошо у нас как-то насчет блинов выходит. Они нас за каких-то вралей считают.

Положение было не из приятных.

Но между нами был человек основательный, серьезный — учитель математики. Он посмотрел строго на нас, строго на итальянцев и сказал отчетливо и внятно:

— Сейчас я возьму на себя честь объяснить вам, что такое блин. Для получения этого последнего берется окружность в три вершка в диаметре. Пи-эр квадрат заполняется массой из муки с молоком и дрожжами. Затем все это сооружение подвергается медленному действию огня, отделенного от него железной средой. Чтобы сделать влияние огня на пи-эр квадрат менее интенсивным, железная среда покрывается олеиновыми и стеариновыми кислотами, т. е. так называемым маслом. Полученная путем нагревания компактная тягуче-упругая смесь вводится затем через пищевод в организм человека, что в большом количестве вредно.

Учитель замолчал и окинул всех торжествующим взглядом.

Итальянцы пошептались и спросили робко:

— А с какою целью вы все это делаете?

Учитель вскинул брови, удивляясь вопросу, и ответил строго:

— Чтобы весело было!

2. Широкая масленица

Из кухни несется чад, густой, масленный. Он режет глаза, и собравшиеся у закуски гости жмурятся и мигают.

— Блины несут! Блины несут! Несут,

Но вам не хватит. Ваш сосед взял два последних, а вам придется подождать «горяченьких».

Но, когда принесут «горяченьких», окажется, что большинство уже съело первую порцию, — и прислуга начинает подавать опять сначала.

На этот раз вам достается блин — один, всеми отвергнутый, с драным боком и дыркой посредине.

Вы берете его с кротким видом сиротки из хрестоматии и начинаете искать глазами масло.

Масло всегда бывает на другом конце стола. Это печальный факт, с которым нужно считаться. Но так как со своим маслом приходить в гости не принято, то нужно покориться судьбе и жевать голый блин.

Когда вы съедите его, — судьба, наверное, улыбнется, и вам передадут масло с двух сторон сразу. Судьба любит кротких и всегда награждает их по миновании надобности.

На самом почетном месте стола сидит обыкновенно блинный враль. Это просто-напросто хитрый обжора, который распускает о себе слухи, что он может съесть тридцать два блина.

Благодаря этому он сразу делается центром внимания. Ему первому подают, его блины прежде других подмасливаются и сдабриваются всякими масленичными аксессуарами.

Съев штук пятнадцать-двадцать, — сколько аппетита хватит, — с полным комфортом, он вдруг заявляет, что блины сегодня не совсем так испечены, как следует.

— Нет в них чего-то такого, этакого, — понимаете? Неуловимого. Вот это-то неуловимое и делает их удобосъедаемыми в тридцатидвухштучном количестве.

Все разочарованы. Хозяевы обижены. Обижены, зачем много съел, и зачем никого не удивил.

Но ему все равно.

— Что слава? яркая заплата на бедном рубище певца!

Он всех надул, поел, как хотел, и счастлив.

Еще несут горяченьких.

Теперь, когда все сыты, вам дают сразу три хороших горячих блина.

Вы шлепаете их на тарелку и в радостном оживлении окидываете глазами стол.

Направо от вас красуется убранное зеленью блюдо из-под семги, налево — аппетитный жбан из-под икры, а прямо у вашей тарелки приютилась мисочка, в которой пять минут назад была сметана.

Хозяйка посмотрит на вас такими умоляющими глазами, что вы сразу громко закричите о том, что блины, собственно говоря, вкуснее всего в натуральном виде, без всяких приправ, которые, в сущности, только отбивают настоящий вкус, и что истинные ценители блина предпочитают его именно без всяких приправ.

Я видела как-то за блинами молодого человека великой души, который, под умоляющим взглядом хозяйки, сделал вид, что нашел в пустой банке икру и положил ее себе на тарелку. Мало того, он не забывал на кусок блина намазывать эту воображаемую икру и проделывал все это с такой самоотверженной искренностью, что следившая за ним хозяйка даже в лице изменилась. Ей, вероятно, показалось, что она сошла с ума и лишилась способности видеть икру.

После блинов вас заставят есть никому не нужную и не милую уху и прочую ерунду, а когда вам захочется спать, — вас потащат в гостиную и заставят разговаривать.

Пожалуйста, только не вздумайте взглянуть на часы и сказать, что вам нужно еще написать два письма. Посмотрите на себя в зеркало, — ну кто вам поверит?

Лучше прямо подойдите к хозяйке, поднимите на нее ваши честные глаза и скажите просто:

— Я спать хочу.

Она сразу опешит и ничего не найдет сказать вам.

И пока она хлопает глазами, вы успеете со всеми попрощаться и улизнуть.

А хозяйка долго будет думать про вас, что вы шутник.

Так чего же лучше?

Новогодний праздник в театре — совершенно особенная история. Только театр может подарить то самое трогательное, камерное ощущение чуда, которое останется с человеком на долгие годы. Редакция «Вечерней Москвы» представляет новогодние постановки, призванные удивлять, восхищать и дарить волшебство своим зрителям.

Открывает обзор Театр кукол имени С. В. Образцова, который в праздничные дни представит зрителям спектакль «Ночь перед Рождеством» (10+) по одноименной повести из цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Замечательная сценография, выразительные образы кукольных персонажей, разнообразные сценические эффекты — и перед зрителями возникает зимняя Диканька. Наступает магическая ночь перед Рождеством.

В эту волшебную пору кого только не увидишь среди звезд в бездонном ночном небе. Свору чертей во главе со Старым Чертом, пикирующих на Диканьку. Щеголиху-ведьму на помеле. Влюбленного кузнеца, летящего верхом на чертенке в Санкт-Петербург.

Но, как ни колобродят черти, все равно кузнец Вакула добьется своего и завоюет любовь красавицы Оксаны.

Московский областной государственный театр кукол приглашает самых юных зрителей на трогательный спектакль «Солнышко и снежные человечки» (3+).

Новогодняя сказка по рассказу Александра Веселова о дружбе и умении приносить радость тем, кто тебя окружает.

Зима, снег, мороз и вьюга — все это так любят веселые Снеговички. И им совсем не хочется, чтобы приходило весеннее Солнышко, от лучей которого они обязательно растают. Вот и отправились Снеговички искать это самое Солнышко, чтобы уговорить его никогда не приходить. Но в заснеженном лесу им встречаются маленькие замерзшие и голодные зверюшки, которые с таким нетерпением ждут прихода теплого весеннего Солнышка. И даже деревья плачут от холода.

Что же делать добрым Снеговичкам? И они, конечно же, решают помочь всем и просить Солнышко прийти как можно скорее.

Фото: Pixabay

Московский театр кукол зовет взрослых и детей в «Школу снеговиков» (3+).

Новогодний спектакль, созданный по историям Андрея Усачева, зовет гостей в волшебную Дедморозовку. Новый год для Деда Мороза — самое хлопотливое время. Вот и решил он сделать себе помощников: открыл в невидимой деревне Дедморозовке школу Снеговиков. Снегурочка учит Снеговиков-озорников читать, рисовать, делать подарки. А Дед Мороз помогает внучке в каждом ребенке раскрывать таланты. Гости театра побывают в уютном домике Деда Мороза, узнают, где живет северное сияние. Леденцы и мозаика из мороженого закружат в хороводе. А на сцене вырастет самая необыкновенная новогодняя елка.

Малый театр представляет в праздничные дни классическое зимнее произведение: сказку «Снежная королева» (6+).

Кто из нас в детстве не читал о Снежной королеве, унесшей мальчика Кая в свое ледяное царство? Кто не следил, затаив дыхание, за приключениями самоотверженной Герды, искавшей по белу свету своего названого братца? Эта прелестная сказка Андерсена, переложенная для театра Евгением Шварцем, — один из самых любимых зрителями детских спектаклей Москвы.

В Малом театре спектакль поставила заслуженная артистка России З. Е. Андреева.

Фото: Анжелика Заозерская / Вечерняя Москва

Волшебный новогодний спектакль «Маленькая Метелица» (3+) юным зрителям дарит Московский областной государственный театр юного зрителя.

Эту сказку зрителям подарил северный народ — саамы. Саамов на земле осталось совсем мало, поэтому они живут очень дружно, дорожат своими традициями и сохраняют свою самобытную культуру.

Музыка саамов — одна из древнейших музыкальных культур народов Севера. Тщательно изучив ее, композитор спектакля Егор Шашин создал свои произведения, используя в них как народные инструменты, так и современные приемы. В спектакле много национальных танцев и костюмов саамов.

В далеком северном крае живет Маленькая Метелица. С виду она белая и пушистая, а на самом деле — непоседливая и непослушная девочка. Матушка Пурга, хоть и могущественная снежная волшебница, а с доченькой своей никак сладить не может. Метелица совсем расшалилась: так и норовит снега кому-нибудь за шиворот насыпать и шапку с головы сдуть. Вот все жители леса от нее и попрятались. Не с кем было Маленькой Метелице играть, пока не встретила она в заснеженном лесу мальчика, сына охотника Тирва. Он-то и научил Метелицу играть, а самое главное — дружить.

Спектакль по мотивам русских народных сказок «Морозко» (3+) представят зрителям на сцене Московского губернского театра.

Однажды зимним днем злая Мачеха отправляет свою падчерицу Машу к колодцу за водой. Прыгнув в колодец за упавшим ведерком, девочка оказывается в волшебном замороженном царстве и встречает его хозяина — Морозко. Доброе сердце и искусные руки Машеньки творят чудеса и покоряют Морозко, и девочка возвращается домой с подарками.

Зависть заставляет нерадивую Глашу, мачехину дочку, пуститься в такое же путешествие. Но ей и отправившейся к ней на помощь Маше предстоит пережить немало испытаний, ведь в волшебном царстве награду можно получить только за доброту.

Кадр из фильма «Морозко» (1964)

«Театриум на Серпуховке» под руководством Терезы Дуровой приглашает зрителей к новогоднему костру «Двенадцати месяцев» (6+).

Режиссер Тереза Дурова, композитор Ефрем Подгайц и поэт Андрей Усачев создали настоящую зимнюю сказку, полную загадок и волшебства. Красивую, музыкальную и немного озорную.

Кто не помнит знаменитой драматической сказки советского писателя Самуила Маршака о своенравной и капризной принцессе, потребовавшей морозным декабрьским днем подснежников. В постановке театра есть и капризная королева со своими учителями, и злая мачеха, желающая получить корзину золота, и добросовестная падчерица, выполняющая всю черную работу, и любимый королевский солдатик, и, естественно, 12 братьев-месяцев в красивых одеяниях.

Мачеха, услышав королевский указ, отправляет падчерицу за подснежниками в декабрьский лес. Но в версии «Театриума» принцесса отнюдь не маленькая капризная девочка, а уже невеста, и в финале она выходит замуж. Кстати, и падчерица находит свою любовь.

«Историю Кая и Герды» (6+) в праздничные дни расскажет Государственный академический Большой театр.

«История Кая и Герды» — одна из самых известных опер Сергея Баневича. Мировая премьера оперы состоялась в 1980 году в Ленинградском театре оперы и балета имени С. М. Кирова. В Большом театре она впервые прозвучала 28 ноября 2014 года.

Либретто написано Татьяной Калининой по мотивам «Снежной королевы» Ганса Христиана Андерсена. Следуя общей канве сказочной истории, авторы существенно ее переработали. Убрали некоторые главы, чтобы сделать действие более динамичным. Добавили нового персонажа — Фонарщика, который выступает в качестве рассказчика и комментирует события.

Фото: Косинец Александр / Вечерняя Москва

Детский музыкальный театр имени Н. И. Сац своего «Щелкунчика» (6+) покажет на сцене культурного центра «Меридиан».

Звезда мирового балета Николай Цискаридзе поставил свою версию великого балета Чайковского. Он выбрал хореографию в редакции Василия Вайнонена, самую трогательную и нежную.

В доме Штальбаумов гости собираются на Рождество. Дети танцуют и получают подарки от крестного Дроссельмейера. Маше, дочери хозяина, досталась смешная зубастая кукла — Щелкунчик. В Машином сне ожившему Щелкунчику предстоит сразиться с Мышиным Королем, отправиться вместе с девочкой в путешествие по дивной стране, похожей на огромную, празднично украшенную елку, и превратиться в прекрасного принца, с которым Маша будет кружиться в танце.

«Новогодние проказы Лисы Алисы и Кота Базилио» (3+) можно увидеть на сцене Детского музыкального театра под руководством Геннадия Чихачева.

Театр готовится встречать новый, 2022 год и готовит зрителям настоящий сюрприз. Где только не встречали ребята любимого Деда Мороза и его внучку Снегурочку. Разве что не в Стране Дураков?

Зрители вместе с Мальвиной, Пьеро и Артемоном попадают в Волшебную страну, где все игрушки — живые. Они поют, танцуют, плачут и смеются.

Новогодняя музыкальная сказка поведает ребятам о приключениях мальчика Алеши, который обижал своих игрушечных друзей: Лису Алису и Кота Базилио. Но в один момент они решили от него сбежать.

Героям предстоит нелегкий путь к счастливому финалу. Здесь будут и погони, и звонки по рации Карабасу-Барабасу, и много замечательных музыкальных номеров, танцы и встречи со всеми знакомыми персонажами сказки про Буратино.