Сказка про пальму гаршин

<Презентация.Слайд1>

Цели:

• Продолжение знакомства с литературной сказкой
  на примере произведения В. М. Гаршина «Attalea
  princeps».
• Понимание содержания сказки и ее основной
  мысли.
• Развитие навыков анализа художественного
  текста, внимательного отношения к слову.

Оборудование:

• Художественный текст (учебник-хрестоматия В. Я.
  Коровиной для 5 класса).
• Компьютер.
• Проектор.
• Ход урока

1. Приветствие.

Постановка целей и задач.

<Презентация.Слайд2>

Беседа

Для беседы можно использовать статью учебника
«Русская литературная сказка»

Что называют литературной сказкой? 

<Презентация.Слайд3>

Приведите примеры литературных сказок,
назовите их авторов.

Ребята приводят примеры прочитанных
произведений — сказки А.С.Пушкина, В. А.
Жуковского, В.Ф.Одоевского, А. Погорельского, В. М.
Гаршина, К. Г. Паустовского, С. Я. Маршака, Г.-Х.
Андерсена и др.

Какие произведения В. М. Гаршина вы уже читали?

Произведения В. М. Гаршина
«Лягушка-Путешественница», «Сказка о Жабе и
Розе».

<Презентация.Слайд4>

Чем для нас интересны произведения этого
писателя?

В его произведениях, как в басне, герои и
события учат нас чему-то, но не говорят об этом
прямо, а намекают, чтобы мы сами сделали вывод.

3. Анализ произведения.

Вы прочитали сказку В. М. Гаршина «Attalea
Princeps». Понравилась ли вам она?

Обсуждение детских впечатлений о прочитанном
произведении.

Текст Гаршина — загадка, которую надо
кропотливо разгадывать, учиться читать между
строк — искать смысловой идейный подтекст.

Сюжет сказки «Attalea Princeps» был разработан
Гаршиным ещё в 1876 году в стихотворении
«Пленница».

<Презентация.Слайд5>

Эпиграфом к нашему уроку станут слова из этого
стихотворения:

Прекрасная пальма высокой вершиной
В стеклянную крышу стучит;
Пробито стекло, изогнулось железо,
И путь на свободу открыт:

О том, каким был путь пальмы на свободу, мы и
поговорим сегодня на уроке.

С чего начинается повествование «Attalea Princeps» В.
М. Гаршина?

С описания оранжереи.

Как Гаршин рассказывает о ней? (зачитываем
эпизод)

«Она была очень красива:» Мы любуемся
оранжереей как чудесным произведением
искусства. Писатель даже сравнивает её с
драгоценным камнем.

Почему описание оранжереи затем резко меняет
свою тональность? Так ли хорошо жилось растениям
в этой прекрасной оранжерее?

<Презентация.Слайд6>

Найдём по тексту и выпишем ключевые слова,
рассказывающие об этой жизни:

• Заключённые растения
• Тесно
• Отнимали друг у друга влагу и пищу
• Гнулись и ломались
• Не могли расти, куда хотят
• Воздух неподвижен

Вывод. Для растений оранжерея была настоящей
тюрьмой, не зря автор называет растения
«заключёнными».

Что нужно было растениям, о чём они мечтали?

Растения тосковали по родине. «Для растений
нужен был широкий простор, родной край и свобода.
Они были уроженцы жарких стран, нежные, роскошные
создания:»

«Как ни прозрачна была крыша, но она не ясное
небо» — этими словами автор противопоставляет
«родной край и свободу» тесной и тёмной
оранжерее.

В сказке Гаршина растения действуют как люди,
у них даже разные рассуждения и мысли, разное
отношение к происходящему. Какой же характер у
растений?

Зачитываются эпизоды из «Attalea Princeps».

Выводы.

<Презентация.Слайд7>

• Саговая пальма — злобная, раздражённая,
  надменная, высокомерная, завистливая.
• Пузатый кактус — румяный, свежий, сочный,
  довольный своей жизнью.
• Корица — прячется за спины других растений
  («меня никто не обдерёт»), неприхотливая, любит
  спорить.
• Древовидный папоротник — не совсем доволен
  своим положением, но не стремится что-либо
  изменить.

Расскажите о Attalea Princeps. Почему такое
название?

<Презентация.Слайд8>

Так назвал по-латыни пальму директор. Это имя не
было родным для пальмы, его придумали ботаники.
Пальма была выше и красивее всех.

Латинский
язык — мёртвый язык, который является
предком современных романских
языков. Возможно, пальма обречена с того
самого момента, как попала в оранжерею и ей было
дано «мёртвое» имя? Ведь, говорят, что имя
определяет судьбу.

Среди персонажей сказки действуют два очень
непохожих человека: директор оранжереи и
путешественник из Бразилии. В чём их непохожесть?
Кто из них ближе главной героине сказки?

Директор — человек науки, заботится
только о внешнем благополучии, бездушный, не
понимающий, что растения могут переживать,
чувствовать боль: «:с довольным видом
похлопывал твёрдое дерево тростью, и удары
звонко раздавались по оранжерее. Листья пальмы
вздрагивали от этих ударов. О, если бы она могла
стонать, какой вопль гнева услышал бы директор!»

Бразильянец — спорит с директором по поводу
названия пальмы, он знает её родное,
настоящее имя. Глядя на пальму, вспоминает свою
родину. Он понимает пальму, её одиночество и то,
что лишь на родине можно быть счастливым.

Почему встреча с бразильянцем стала решающей
для пальмы?

Бразильянец — последняя ниточка, связывающая
пальму с родиной. Он будто бы попрощался с нею.
Возможно, в этот момент Attalea наиболее остро
почувствовала своё одиночество, всю
безысходность ситуации.

Почему стремление пальмы к свободе не нашло
поддержки у других деревьев? О чём они
заботились? Чем гордились? Почему они были
настроены к пальме враждебно?

Все растения тосковали по родине и свободе. Но
лишь Attalea и маленькая травка сопротивлялись
такой жизни и хотели вырваться на волю. Остальные
просто приспособились к тюрьме. Они
испытывают страх за свою жизнь, боятся
изменений. Растения сердятся на Attalea за её гордые
слова. Они ненавидят ее за гордость, за
свободолюбие, за то, что ее не остановила мысль о
«людях с ножами и с топорами», которые придут и
отрежут ее ветви, если она слишком высоко
поднимет свою вершину.

Возможно, они завидуют пальме, потому что у неё
хватает сил для осуществления своей мечты.

Почему травка, в отличие от других растений,
понимала пальму?

«Она не знала южной природы, но тоже любила
воздух и свободу. Оранжерея и для нее была
тюрьмой».

Какое чувство вызывает у нас травка?

Мы жалеем ее и восхищаемся ее способностью
сострадать, понимать чувства пальмы. Она
становится настоящим другом для Attalea, всей душой
желая помочь ей.

Как пальма боролась за свободу? Какой ценой
платила она за желание увидеть настоящее небо?

<Презентация.Слайд9>

«Тогда ствол начал сгибаться. Его лиственная
вершина скомкалась, холодные прутья рамы впились
в нежные молодые листья, перерезали и
изуродовали их, но дерево было упрямо, не жалело
листьев, несмотря ни на что, давило на решетки, и
решетки уже поддавались, хотя были сделаны из
крепкого железа».

Вернёмся к нашему эпиграфу (зачитать ещё раз).

<Презентация.Слайд5>

Пальма достигла своей цели. Чем закончилась
сказка? Почему директор решил спилить пальму?

Надстраивать над пальмой особенный колпак —
дорого.

Какие чувства мы испытываем, когда читаем о том,
как погибла пальма?

Жалость к Attalea, ненависть к директору, но в то же
время восхищение и уважение по отношению к
пальме.

Почему директор приказал выбросить маленькую
травку?

«Вырвать эту дрянь и выбросить: Она уже
пожелтела, да и пила очень попортила её. Посадить
здесь что-нибудь новое».

Какие мысли возникают после прочтения сказки?
Что нам хотел сказать автор этим произведением?

<Презентация.Слайд10>

• Все растения чувствуют боль, у всех есть
  душа.
• Очень трудно, когда тебя не понимают окружающие,
  когда они настроены враждебно.
• Противоречие мечты и обретённой реальности.

Всё в этом произведении строится на
противопоставлении, контрасте. Найдите эти
контрастные линии.

<Презентация.Слайд11>

• Прекрасная оранжерея — растения-заключённые
• Образы директора и бразильянца
• Растения  — Attalea
• Гордость директора — гордость Attalea
• Мечта и реальность

4. Домашнее задание.

<Презентация.Слайд12>

Письменно ответить на вопрос: Какие чувства вы
пережили при чтении сказки В.М. Гаршина «Attalea
Princeps»? Как они менялись? Почему?

В одном большом городе был ботанический сад, а в этом саду — огромная оранжерея из железа и стекла. Она была очень красива: стройные витые колонны поддерживали всё здание; на них опирались лёгкие узорчатые арки, переплетённые между собою целой паутиной железных рам, в которые были вставлены стёкла. Особенно хороша была оранжерея, когда солнце заходило и освещало её красным светом. Тогда она вся горела, красные отблески играли и переливались, точно в огромном, мелко отшлифованном драгоценном камне.

Сквозь толстые прозрачные стёкла виднелись заключённые растения. Несмотря на величину оранжереи, им было в ней тесно. Корни переплелись между собою и отнимали друг у друга влагу и пищу. Ветви дерев мешались с огромными листьями пальм, гнули и ломали их и сами, налегая на железные рамы, гнулись и ломались. Садовники постоянно обрезали ветви, подвязывали проволоками листья, чтобы они не могли расти, куда хотят, но это плохо помогало. Для растений нужен был широкий простор, родной край и свобода. Они были уроженцы жарких стран, нежные, роскошные создания; они помнили свою родину и тосковали о ней. Как ни прозрачна стеклянная крыша, но она не ясное небо. Иногда, зимой, стёкла обмерзали; тогда в оранжерее становилось совсем темно. Гудел ветер, бил в рамы и заставлял их дрожать. Крыша покрывалась наметённым снегом. Растения стояли и слушали вой ветра и вспоминали иной ветер, тёплый, влажный, дававший им жизнь и здоровье. И им хотелось вновь почувствовать его веянье, хотелось, чтобы он покачал их ветвями, поиграл их листьями. Но в оранжерее воздух был неподвижен; разве только иногда зимняя буря выбивала стекло, и резкая, холодная струя, полная инея, влетала под свод. Куда попадала эта струя, там листья бледнели, съёживались и увядали.

Но стёкла вставляли очень скоро. Ботаническим садом управлял отличный учёный директор и не допускал никакого беспорядка, несмотря на то, что большую часть своего времени проводил в занятиях с микроскопом в особой стеклянной будочке, устроенной в главной оранжерее.

Была между растениями одна пальма, выше всех и красивее всех. Директор, сидевший в будочке, называл её по-латыни Attalea! Но это имя не было её родным именем: его придумали ботаники. Родного имени ботаники не знали, и оно не было написано сажей на белой дощечке, прибитой к стволу пальмы. Раз пришёл в ботанический сад приезжий из той жаркой страны, где выросла пальма; когда он увидел её, то улыбнулся, потому что она напомнила ему родину.

— А! — сказал он. — Я знаю это дерево. — И он назвал его родным именем.

— Извините, — крикнул ему из своей будочки директор, в это время внимательно разрезывавший бритвою какой-то стебелёк, — вы ошибаетесь. Такого дерева, какое вы изволили сказать, не существует. Это — Attalea princeps, родом из Бразилии.

— О да, — сказал бразильянец, — я вполне верю вам, что ботаники называют её — Attalea, но у неё есть и родное, настоящее имя.

— Настоящее имя есть то, которое даётся наукой, — сухо сказал ботаник и запер дверь будочки, чтобы ему не мешали люди, не понимавшие даже того, что уж если что-нибудь сказал человек науки, так нужно молчать и слушаться.

А бразильянец долго стоял и смотрел на дерево, и ему становилось всё грустнее и грустнее. Вспомнил он свою родину, её солнце и небо, её роскошные леса с чудными зверями и птицами, её пустыни, её чудные южные ночи. И вспомнил ещё, что нигде не бывал он счастлив, кроме родного края, а он объехал весь свет. Он коснулся рукою пальмы, как будто бы прощаясь с нею, и ушёл из сада, а на другой день уже ехал на пароходе домой.

А пальма осталась. Ей теперь стало ещё тяжелее, хотя и до этого случая было очень тяжело. Она была совсем одна. На пять сажен возвышалась она над верхушками всех других растений, и эти другие растения не любили её, завидовали ей и считали гордою. Этот рост доставлял ей только одно горе; кроме того, что все были вместе, а она была одна, она лучше всех помнила своё родное небо и больше всех тосковала о нём, потому что ближе всех была к тому, что заменяло им его: к гадкой стеклянной крыше. Сквозь неё ей виднелось иногда что-то голубое: то было небо, хоть и чужое, и бледное, но всё-таки настоящее голубое небо. И когда растения болтали между собою, Attalea всегда молчала, тосковала и думала только о том, как хорошо было бы постоять даже и под этим бледненьким небом.

— Скажите, пожалуйста, скоро ли нас будут поливать? — спросила саговая пальма, очень любившая сырость. — Я, право, кажется, засохну сегодня.

— Меня удивляют ваши слова, соседушка, — сказал пузатый кактус. — Неужели вам мало того огромного количества воды, которое на вас выливают каждый день? Посмотрите на меня: мне дают очень мало влаги, а я всё-таки свеж и сочен.

— Мы не привыкли быть чересчур бережливыми, — отвечала саговая пальма. — Мы не можем расти на такой сухой и дрянной почве, как какие-нибудь кактусы. Мы не привыкли жить как-нибудь. И кроме всего этого, скажу вам ещё, что вас не просят делать замечания.

Сказав это, саговая пальма обиделась и замолчала.

— Что касается меня, — вмешалась корица, — то я почти довольна своим положением. Правда, здесь скучновато, но уж я, по крайней мере, уверена, что меня никто не обдерёт.

— Но ведь не всех же нас обдирали, — сказал древовидный папоротник. — Конечно, многим может показаться раем и эта тюрьма после жалкого существования, которое они вели на воле.

Тут корица, забыв, что её обдирали, оскорбилась и начала спорить. Некоторые растения вступились за неё, некоторые за папоротник, и началась горячая перебранка. Если бы они могли двигаться, то непременно бы подрались.

— Зачем вы ссоритесь? — сказала Attalea. — Разве вы поможете себе этим? Вы только увеличиваете своё несчастье злобою и раздражением. Лучше оставьте ваши споры и подумайте о деле. Послушайте меня: растите выше и шире, раскидывайте ветви, напирайте на рамы и стёкла, наша оранжерея рассыплется в куски, и мы выйдем на свободу. Если одна какая-нибудь ветка упрётся в стекло, то, конечно, её отрежут, но что сделают с сотней сильных и смелых стволов? Нужно только работать дружнее, и победа за нами.

Сначала никто не возражал пальме: все молчали и не знали, что сказать. Наконец саговая пальма решилась.

— Всё это глупости, — заявила она.

— Глупости! Глупости! — заговорили деревья, и все разом начали доказывать Attalea, что она предлагает ужасный вздор. — Несбыточная мечта! — кричали они. — Вздор! Нелепость! Рамы прочны, и мы никогда не сломаем их, да если бы и сломали, так что ж такое? Придут люди с ножами и с топорами, отрубят ветви, заделают рамы и всё пойдёт по-старому. Только и будет, что отрежут от нас целые куски…

— Ну, как хотите! — отвечала Attalea. — Теперь я знаю, что мне делать. Я оставлю вас в покое: живите, как хотите, ворчите друг на друга, спорьте из-за подачек воды и оставайтесь вечно под стеклянным колпаком. Я и одна найду себе дорогу. Я хочу видеть небо и солнце не сквозь эти решётки и стёкла, — и я увижу!

И пальма гордо смотрела зелёной вершиной на лес товарищей, раскинутый под нею. Никто из них не смел ничего сказать ей, только саговая пальма тихо сказала соседке-цикаде:

— Ну, посмотрим, посмотрим, как тебе отрежут твою большую башку, чтобы ты не очень зазнавалась, гордячка!

Остальные хоть и молчали, но всё-таки сердились на Attalea за её гордые слова. Только одна маленькая травка не сердилась на пальму и не обиделась её речами. Это была самая жалкая и презренная травка из всех растений оранжереи: рыхлая, бледненькая, ползучая, с вялыми толстенькими листьями. В ней не было ничего замечательного, и она употреблялась в оранжерее только для того, чтобы закрывать голую землю. Она обвивала собою подножие большой пальмы, слушала её, и ей казалось, что Attalea права. Она не знала южной природы, но тоже любила воздух и свободу. Оранжерея и для неё была тюрьмой. «Если я, ничтожная, вялая травка, так страдаю без своего серенького неба, без бледного солнца и холодного дождя, то, что должно испытывать в неволе это прекрасное и могучее дерево! — так думала она и нежно обвивалась около пальмы и ласкалась к ней. — Зачем я не большое дерево? Я послушалась бы совета. Мы росли бы вместе и вместе вышли бы на свободу. Тогда и остальные увидели бы, что Attalea права».

Но она была не большое дерево, а только маленькая и вялая травка. Она могла только ещё нежнее обвиться около ствола Attalea и прошептать ей свою любовь и желание счастья в попытке.

— Конечно, у нас вовсе не так тепло, небо не так чисто, дожди не так роскошны, как в вашей стране, но всё-таки и у нас есть и небо, и солнце, и ветер. У нас нет таких пышных растений, как вы и ваши товарищи, с такими огромными листьями и прекрасными цветами, но и у нас растут очень хорошие деревья: сосны, ели и берёзы. Я — маленькая травка и никогда не доберусь до свободы, но ведь вы так велики и сильны! Ваш ствол твёрд, и вам уже недолго осталось расти до стеклянной крыши. Вы пробьёте её и выйдете на божий свет. Тогда вы расскажете мне, всё ли там так же прекрасно, как было. Я буду довольна и этим.

— Отчего же, маленькая травка, ты не хочешь выйти вместе со мною? Мой ствол твёрд и крепок: опирайся на него, ползи по мне. Мне ничего не значит снести тебя.

— Нет уж, куда мне! Посмотрите, какая я вялая и слабая: я не могу приподнять даже одной своей веточки. Нет, я вам не товарищ. Растите, будьте счастливы. Только прошу вас, когда выйдете на свободу, вспоминайте иногда своего маленького друга!

Тогда пальма принялась расти. И прежде посетители оранжереи удивлялись её огромному росту, а она становилась с каждым месяцем выше и выше. Директор ботанического сада приписывал такой быстрый рост хорошему уходу и гордился знанием, с каким он устроил оранжерею и вёл своё дело.

— Да-с, взгляните-ка на Attalea princeps, — говорил он. — Такие рослые экземпляры редко встречаются и в Бразилии. Мы приложили всё наше знание, чтобы растения развивались в теплице совершенно так же свободно, как и на воле, и, мне кажется, достигли некоторого успеха.

При этом он с довольным видом похлопывал твёрдое дерево своею тростью, и удары звонко раздавались по оранжерее. Листья пальмы вздрагивали от этих ударов. О, если бы она могла стонать, какой вопль гнева услышал бы директор!

«Он воображает, что я расту для его удовольствия, — думала Attalea. — Пусть воображает!..»

И она росла, тратя все соки только на то, чтобы вытянуться, и лишая их свои корни и листья. Иногда ей казалось, что расстояние до свода не уменьшается. Тогда она напрягала все силы. Рамы становились всё ближе и ближе, и наконец молодой лист коснулся холодного стекла и железа.

— Смотрите, смотрите, — заговорили растения, — куда она забралась! Неужели решится?

— Как она страшно выросла, — сказал древовидный папоротник.

— Что ж, что выросла! Эка невидаль! Вот если б она сумела растолстеть так, как я! — сказала толстая цикада, со стволом, похожим на бочку. — И чего тянется? Всё равно ничего не сделает. Решётки прочны, и стёкла толсты.

Прошёл ещё месяц. Attalea подымалась. Наконец она плотно упёрлась в рамы. Расти дальше было некуда. Тогда ствол начал сгибаться. Его лиственная вершина скомкалась, холодные прутья рамы впились в нежные молодые листья, перерезали и изуродовали их, но дерево было упрямо, не жалело листьев, несмотря ни на что давило на решётки, и решётки уже подавались, хотя были сделаны из крепкого железа.

Маленькая травка следила за борьбой и замирала от волнения.

— Скажите мне, неужели вам не больно? Если рамы уж так прочны, не лучше ли отступить? — спросила она пальму.

— Больно? Что значит больно, когда я хочу выйти на свободу? Не ты ли сама ободряла меня? — ответила пальма.

— Да, я ободряла, но я не знала, что это так трудно. Мне жаль вас. Вы так страдаете.

— Молчи, слабое растенье! Не жалей меня! Я умру или освобожусь!

И в эту минуту раздался звонкий удар. Лопнула толстая железная полоса. Посыпались и зазвенели осколки стёкол. Один из них ударил в шляпу директора, выходившего из оранжереи.

— Что это такое? — вскрикнул он, вздрогнув, увидя летящие по воздуху куски стекла. Он отбежал от оранжереи и посмотрел на крышу. Над стеклянным сводом гордо высилась выпрямившаяся зелёная крона пальмы.

«Только-то? — думала она. — И это всё, из-за чего я томилась и страдала так долго? И этого-то достигнуть было для меня высочайшею целью?»

Была глубокая осень, когда Attalea выпрямила свою вершину в пробитое отверстие. Моросил мелкий дождик пополам со снегом; ветер низко гнал серые клочковатые тучи. Ей казалось, что они охватывают её. Деревья уже оголились и представлялись какими-то безобразными мертвецами. Только на соснах да на елях стояли тёмно-зелёные хвои. Угрюмо смотрели деревья на пальму: «Замёрзнешь! — как будто говорили они ей. — Ты не знаешь, что такое мороз. Ты не умеешь терпеть. Зачем ты вышла из своей теплицы?»

И Attalea поняла, что для неё всё было кончено. Она застывала. Вернуться снова под крышу? Но она уже не могла вернуться. Она должна была стоять на холодном ветре, чувствовать его порывы и острое прикосновение снежинок, смотреть на грязное небо, на нищую природу, на грязный задний двор ботанического сада, на скучный огромный город, видневшийся в тумане, и ждать, пока люди там, внизу, в теплице, не решат, что делать с нею.

Директор приказал спилить дерево.

— Можно бы надстроить над нею особенный колпак, — сказал он, — но надолго ли это? Она опять вырастет и всё сломает. И притом это будет стоить чересчур дорого. Спилить её!

Пальму привязали канатами, чтобы, падая, она не разбила стен оранжереи, и низко, у самого корня, перепилили её. Маленькая травка, обвивавшая ствол дерева, не хотела расстаться со своим другом и тоже попала под пилу. Когда пальму вытащили из оранжереи, на отрезе оставшегося пня валялись размозжённые пилою, истерзанные стебельки и листья.

— Вырвать эту дрянь и выбросить, — сказал директор. — Она уже пожелтела, да и пила очень попортила её. Посадить здесь что-нибудь новое.

Один из садовников ловким ударом заступа вырвал целую охапку травы. Он бросил её в корзину, вынес и выбросил на задний двор, прямо на мёртвую пальму, лежавшую в грязи и уже полузасыпанную снегом.