Лев Колбачев
20 июня 2021 г. в Москве на Красной площади прошло подведение итогов пятого премиального сезона Литературной премии «Лицей» имени Александра Пушкина для молодых российских писателей и поэтов. Дата неурочная: в предыдущие годы премия вручалась 6 июня – в день рождения А.С. Пушкина, но третья волна ковидной пандемии беспощадно разрушила планы и перекроила сроки. Медицинские маски на лицах, полупустой зрительный сектор, шортлистеры и члены жюри, участвующие в действе по видеосвязи: внешне церемония этого года заметно отличалась от предыдущих. А как обстоит дело с отличиями по существу премиального процесса? Цели и задачи премии всё те же: отделить от «пустой породы» любительской и профессиональной поэзии молодых авторов драгоценные камни лучших текстов, которые своим сиянием украсят литературный процесс в русскоязычном пространстве. Возможно, звучит избыточно цветисто – но не будем забывать, что блеску бриллианта предшествуют часы и дни грязной работы с лопатой и киркой. Эту работу проделали эксперты и члены жюри премии. Как и всякий труд, этот – благороден, и, как и всякого труда, его результаты оценили не все. Попробуем разобраться, как такое могло произойти.Немного истории
Историки и философы любят поспорить о том, развивается человечество поступательно, или всё повторяется вновь и вновь, а некие базовые принципы, на которых стоят общество и культура, остаются неизменными с древнейших времен. Возможно, в чём-то правы и те, и другие, но трудно не согласиться с утверждением, что одна из самых неизменных вещей – это изменчивость моды. В равной степени эта изменчивость касалась и драгоценных камней, и литературных практик. Камни, которые сейчас украшают продукцию лучших ювелирных домов, ещё пару веков назад могли выбрасывать в отвал карьера: ведь их нужно было не только найти – нужно было ещё понять, с чем имеешь дело, и (самая сложная задача) – рассмотреть красоту в предмете, в котором её до того было видеть не принято. То же из раза в раз происходило и со стихами – признание приносили не только (а часто и не столько) качество текста и мастерство автора, но и обстоятельства времени и события, сопутствующие появлению того или иного стихотворения. К тому, что каждому стихотворению свой черёд, нас отсылают и затверженные из опостылевшей (и отвратившей многих от поэзии вообще) школьной программы строки Цветаевой. Правда, поэтесса сравнивает стихи не с камнями, а с винами – но драгоценными!
Вопрос «своевременности» премированных текстов – именно то, что будоражило околопремиальную общественность все предыдущие сезоны. Не секрет, что главная «линия фронта» в современном литпроцессе по сути дела воспроизводит линию раздела в конфликте поколений, где на одной стороне «традиция», а на другой «современность». Политические, эстетические и другие групповые интересы обычно реализуются уже внутри одного из этих больших лагерей. Премия «Лицей» де-юре была вне этого конфликта: с одной стороны, здесь премируют молодых авторов, тексты которых должны определять будущее литературы и языка, с другой – постоянно ведутся разговоры о наследовании классике вплоть до пушкинских времен. Де-факто же такая позиция расценивалась сообществом как попытка усидеть на двух стульях: присвоение премии как «традиционалисту» так и «авангардисту» вызывало равное число нареканий.
Раскол стал особенно заметен в третьем премиальном сезоне, когда премию получила Оксана Васякина – ярчайшая представительница «современного» направления литпроцесса: и формально, и содержательно, и политически. У премии немедленно усмотрели «левый крен» и вменили ей «разрыв с пушкинскими традициями». Усугубило ситуацию то, что в следующем сезоне в шорт-лист попала Галина Рымбу – не менее знаковая фигура этого же направления и признанная мастерица поэтического слова. Объективно говоря (несмотря на возраст), Г. Рымбу – неподходящая кандидатура для «молодёжной» премии в принципе (по совокупности заслуг её место давно во «взрослой» лиге). Но все формальности были соблюдены, а размытость понятия «молодой литератор» сыграла с жюри премии злую шутку. Фактически, это был цугцванг: присвоить премию второй сезон подряд «авангардистке» означало (в глазах аудитории) предать принцип «равенства стилей и школ», любое же место кроме первого в таком случае отдавало бы крайней несправедливостью в оценке чисто литературного мастерства и заслуг. Поэтому было предсказуемо решено рубить Гордиев узел сплеча, и вместо того, чтобы давать Г. Рымбу второе или третье место – ей не дали никакого.
Благо, на первое место в четвертом сезоне нашелся «компромиссный» кандидат в лице Александры Шалашовой: в её подборке есть и очень традиционная рифмованная лирика, которая подойдёт для консервативной школьной хрестоматии, и верлибры, обращённые к острым темам телесности, травмы и места молодой женщины в современном мире. Собственно, литературные качества текстов при таком удачном сочетании факторов в какой-то степени отошли на второй план. Такой лауреат, по идее, должен был понравиться всем – но как часто бывает при выборе «компромисса», особенно когда дело касается искусства, по-настоящему не понравился никому. С другой стороны, обвинений в ангажированности действительно удалось избежать, а урок четвертого сезона (как мы увидим дальше) был в полной мере усвоен.
Землекопы и ювелиры
После опубликования короткого списка пятого сезона «Лицея» я писал о том, что, по моему мнению, эксперты премии (отбиравшие в шорт-лист подборки поэтов – прозы я в этой статье не касаюсь) сделали свою работу настолько хорошо, насколько это было возможно в имеющихся условиях. В шорт вошли представители очень разных направлений, при этом каждый и каждая из них – своего направления ярчайший представитель. Равноценны и плодотворны ли эти практики – вопрос отдельный, и дать на него объективный ответ «здесь и сейчас» не вполне возможно. Оставим его литературоведам и историкам литературы будущего, свободным от предубеждений и фракционной борьбы сегодняшнего дня (у них будут свои, неведомые нам).
Так или иначе, землекопы отделили от груд пустой породы самые разные драгоценные камни, отобрали десять самых крупных и ярких – а дальше дело было за ювелирами (членами жюри) – какой камень достоин золотой оправы, какой серебряной, а какой объявить безделушкой? В какую сторону дуют ветры моды в этом сезоне?
Понятно, что одной из главных задач жюри было не повторить ошибки сезонов прошлых: большинство критиков предсказывало, что тройка победителей будет включать представителей принципиально разных литературных направлений и практик. Поэтому особое внимание уделялось «крайностям» (в лице Константина Комарова, Дениса Безносова, Ростислава Русакова, Михаила Бордуновского), а первое место пророчили автору самой «разноплановой» подборки (здесь, по мнению многих, фавориткой была Оля Скорлупкина). Относительно общей тенденции «пусть цветут все цветы» они оказались правы: литературные практики конкурсантов принципиальной роли для жюри не сыграли. На принятие решений повлияли совсем другие факторы – и при всей своей для многих неожиданности итоговое решение видится взвешенным, «системным» и логичным (соглашаться ли с такой логикой – другой вопрос, и каждый может ответить на него сам).
Жизнь бывшая и не-бывшая
Самоцветы, которые прилежные старатели добывают на радость нам, зарождаются в толще грунта самыми разными путями. В одних случаях они – результат геологических процессов, с жизнью на земле никак не связанных. Эта геология – часть «вселенских процессов», дитя физики и химии, явлений сверхбольших и сверхмалых. Они всегда завораживали человека именно своей «неотмирностью», нерукотворностью, несвойственностью миру, окружающему нас повседневно. Пример – рубины, изумруды, сапфиры, и, конечно, алмазы. С такими камнями можно сравнить довольно редкие в наше время практики поэзии, построенные на работе с «чистым» языком, его сложностью и богатством возможностей. Их результаты по-своему интересны для умудренных ценителей, и ценность таких опытов несомненна – но для рядового читателя, не обладающего специальными знаниями, они неинтересны. Ребёнок, да и просто обыватель не увидит разницы между таким камнем и стекляшкой (чем вовсю пользуются мошенники), а увлечёт она его только блеском, да и то ненадолго.
Прямая противоположность им в мире минералов – янтарь. Этот камень – сама застывшая жизнь, а ценят янтари не за прозрачность, а, напротив, за включения: застывшего муравья или комара, цветок или травинку. Само явление такого приобщения «обычной» жизни к вечности, неизменности на сотни тысяч и миллионы лет просто не может не отсылать к метафизике. Да и разглядывать древнего и в то же время «вечного» комара, так похожего на того, который надоедливо зудит над ухом прямо сейчас, но иного, куда интересней для многих, чем любоваться безжизненной игрой граней. «Янтарное письмо», построенное на уникальном опыте автора, его способности превратить в искусство настоящее и даже обыденное, овеществить в вечности без потери остроты и самой жизни – очень распространённая сейчас практика. Её принято обвинять в излишней «документальности», но на самом деле это скорее не летопись, а алхимия в её изначальном понимании. Запечатление существенного в стремительно меняющемся мире, да ещё и отобранного пристальным взглядом художника, в итоге помещает в янтарь не просто правду, но правду поэта, о которой говорил Ф.М. Достоевский.
Но взаимодействие жизни и не-жизни не ограничивается солнечными янтарями. Есть ещё опалы. Любимые многими переливчатые камешки, нередко зарождающиеся в результате фоссилизации – процесса не сохранения живого, но его замещения. В опал может превратиться ветка дерева или кость древнего зверя. Но она не сохранится в нём – она станет им. Да, то, что превратилось в опал, безусловно, повлияет на структуру камня, определит в чём-то его достоинства – но утратит свою сущность. Камень впитает только то, что нужно камню, чтобы быть камнем, – остальное смоется, исчезнет, истечёт. И казалось бы, вот она – «золотая середина», вот она – метафора настоящего искусства, искусство «опаловое»? Забрать из живого мира не существенное, но подходящее, быть мембраной, допускающей в ячейки матрицы произведения искусства вещное, но достойное – долг настоящего поэта. В каком-то смысле, такой подход отсылает нас к акмеистам (и как тут не вспомнить «Камень» О.Э. Мандельштама, который первоначально должен был быть «Раковиной» – но фоссилизировался в полной мере).
Собирать или разбрасывать?
Тройка победителей «Лицея» в этом сезоне показалась нам во всём блеске «опаловой поэзии», а «янтарь» остался лежать заброшенным на береговой полосе. Здесь можно порадоваться за жюри и премию: концептуальная цельность и единство в выборе жюри некоей оптики – само по себе всегда хорошо, а преодоление таким способом «разброда и шатания», свойственного для предыдущих сезонов, – тот самый несимметричный ответ на критику из разных лагерей. «Мы летим выше ваших границ» – как бы говорит нам жюри своим решением. И это правда. Но вот куда летим?
Акмеисты противопоставляли свою «опаловую» поэзию прежде всего символистской, избыточно надмирной, не-живой в природном смысле. Она могла воспевать «шестое чувство», но не рождала, как природа и искусство вместе у акмеиста Н.С. Гумилева, органа для него. И те из акмеистов (прежде всего А. Ахматова), которые дожили до торжества соцреализма, отказывающегося от настоящего в пользу подходящего уже на системной и идеологической основе, становились из поэтов «опаловых» – «янтарными». Достаточно сравнить вещи из ранних сборников Ахматовой и «Реквием» или проследить, как менялась и дополнялась на протяжении всего многолетия её создания «Поэма без героя». Вопрос выбора между опалом и янтарем – это вопрос времени (а времена, как сказал ещё один замечательный поэт, не выбирают). Но можно выбрать своё отношение к временам. Быть в них, с ними и со своим народом (да, опять Ахматова), или спрятаться в уютной башне из отлично фоссилизированной слоновой уже-не-кости.
И довольно странно, на мой взгляд, в эпоху неостановимых (и часто страшных) перемен выбирать эстетический эскапизм и предпочитать «сохранение поэта в себе» бытию поэта в миру и поэта мира (причём с любой стороны баррикад – тем ценнее свидетельства, чем с большего количества сторон они поступают). А в мире постмодерна, всеобщей ненастоящести, подлинность видится ценнее эстетизации уместного. Да, небожительство – это прекрасно, но с неба (какой бы красивый вид ни открывался) всё живое видится кишащими букашками, и пренебречь чьей-то судьбой, жизнью и историей во имя общей красоты становится особенно соблазнительно. Именно через такое пренебрежение пламенная комсомолка Зоя Космодемьянская становится чем-то средним между беспринципной мещанкой и евангельским персонажем, чудовищная жизнь и личная трагедия всё чаще покидающих наш мир молодыми современных поэтов – романтичной историей, а писатели-фантасты – теми, кто знает о вселенной и космосе гораздо больше учёных (последнее – цитата из речи ведущего на церемонии вручения «Лицея»).
«Жить тебе в эпоху перемен» считается плохим пожеланием. Многие путают эту эпоху с апокалипсисом – когда почётной задачей кажется «спасти что-то вневременное и вечное». Но время перемен – это время не собирать камни, а их разбрасывать. Спасать поэзией всё, до чего она может дотянуться, настоящая и живая. И тогда эти камни, упав на землю, превратятся в семена. И дадут всходы.
Безусловно, моё несогласие (эстетическое или политическое, впрочем, грань тонка) с позицией жюри «Лицея» в этом сезоне совершенно не означает, что я не ценю заслуг организаторов и жюри или произведений финалистов и победителей. Последних хочется поздравить от всей души, и отдельно отметить решение победителя Ивана Купреянова пожертвовать часть премии в благотворительный фонд, оказывающий помощь детям с врожденными заболеваниями: это могло бы быть неплохим примером для последующих лауреатов этой и других литературных премий. Наоборот, появление у премии зрелой и цельной позиции – это огромный плюс. Определённость всегда прекрасна, а особенно в эпоху всеобщего разброда и шатания. Пожалуй, такой осознанно-определённой «опаловой» премии действительно не хватало русскоязычному литературному пространству. Фокус на «поэзии и поэтичном» как самоценности не менее важен для искусства, чем поэзия как часть жизни, её хранительница и созидательница.
Интересно только, как бы отнёсся к такой позиции великий созидатель и великий протей, живой как жизнь и бывший всегда со своим народом, несмотря на близость к престолам, Александр Сергеевич Пушкин?
«Когда некоторые российские эксперты и чиновники придумывали сказки про биолаборатории, которые травят людей, они не понимали, что «закладывают бомбу» под российские биотехнологии. От тезиса «американцы поставили лаборатории, чтобы травить россиян» до «власть придумала вакцину, чтобы травить россиян» — расстояние очень маленькое. Поэтому в России такая проблема с вакцинацией», — заявил член Национального совета общественного доверия при президенте Казахстана Марат Шибутов.
— В некоторых российских СМИ высказываются опасения по поводу проекта новой лаборатории уровня BSL-4 в Казахстане. Насколько они обоснованы?
— Представьте заголовки в казахстанской прессе: «Казахстан обеспокоен строительством полигона «Восточный в России», «Казахстан обеспокоен новым экспериментальным реактором БН-800 в России» или «Казахстан обеспокоен новыми российскими военными разработками».
Как это выглядит с точки зрения России? Это выглядит идиотизмом и грубым вмешательством во внутренние дела со стороны Казахстана.
Точно так же воспринимаются различные статьи в российской прессе относительно нашей казахстанской лаборатории, которая существует на нашей территории и решает задачи нашей стратегической безопасности.
Этот идиотизм был придуман и теперь живет собственной жизнью и распространяется уже сам по себе. И, самое главное, он работает против самой России.
Откуда в России такое количество «антиваксеров»? Это следствие пропаганды о побочных эффектах вакцины и мировых заговоров. За что боролись на то и напоролись. То, что каждый день умирают по полторы тысячи россиян и в основном это пожилые русские люди, это «заслуга» некоторых российских экспертов и чиновников.
Когда они придумывали сказки про биолаборатории, которые травят людей, они не понимали, что таким образом «закладывают бомбу» под российские биотехнологии.
От тезиса «американцы поставили лаборатории, чтобы травить россиян» до «власть придумала вакцину, чтобы травить россиян» — расстояние очень маленькое. Поэтому в России такая проблема с вакцинацией.
С точки зрения Казахстана, если у тебя есть институт биологической безопасности, который разрабатывает вакцины против вирусов и бактерий, значит необходимо построить для них хранилище. Если есть противочумный институт, который занимается опасными инфекциями — значит нужно хранилище для этих опасных инфекций.
Или еще проще. Если есть бензоколонка, то должно быть место для хранения бензина.
Поэтому все эти измышления не только глупые, но и вредные. В первую очередь для России. И чем больше и дальше — тем хуже.
В Казахстане против строительства новой лаборатории высказываются только идиоты, подверженные российской пропаганде. Но умирают при этом рядовые россияне. И смертность из-за коронавируса достигнет около миллиона человек. По количеству жертв это второе место после Первой мировой войны.
Если человек верит в биологическую угрозу, он не может верить в нее частично: американские или казахстанские лаборатории плохие, а российские хорошие. Человек будет верить во все сразу.
— После публикации постановления о проекте строительства возникает много вопросов. Например, на чьи деньги будет строиться лаборатория, кто будет на ней работать — граждане Казахстана или приглашенные иностранцы?
— Даже если не казахстанские специалисты, какое ваше дело?
— Разве наличие любых иностранцев, не важно из России, Китая или США, не является дополнительным, потенциальным риском для безопасности?
— Это идиотское и дурацкое понимание ситуации. В ответ мы спросим про российские военные полигоны в Казахстане, на которых Россия регулярно испытывает свое оружие. Запускает ракеты, которые потом падают на головы казахстанцев.
Когда Россия будирует эту тему получает простой аргумент: Казахстан выпускает вакцину для скота и препарат от коронавируса, а вы запускаете ракеты с нашей территории.
Это разговор про «бревно и соринку». Если разговор идет в этом русле, давайте поговорим про центр «Вектор» в Новосибирске, где разрабатывалось биологическое оружие. И там есть хранилище вирусов. Новосибирск близок к границе Казахстана.
В этой логике Казахстан должен критиковать работу «Вектора» и писать о том, что хранение опасных вирусов приходится в опасной близости от нашей границы.
— Мифы и опасения, которые Вы озвучили и которые применимы к России и Казахстану, существуют из-за недостатка информации?
— Информация есть. И дело не в этом. Дело в политической пропагандистской машине, которая работает сама по себе. И власти ее не контролируют. А результатом будет миллион человек, которые умрут в России из-за коронавируса.
— То есть информация о том, кто там будет работать, над какими проектами и так далее, публиковаться не будет?
— Будет. Сейчас ее нет потому, что бюджет проекта еще не согласован.
— То есть, строительство лаборатории будет идти на деньги Казахстана?
— Да. Это же наше предприятие. Но ведь это не имеет значения.
В каком году вы живете? В 2021, где есть ядерное оружие, баллистические ракеты, самолеты, да? Вы рассуждаете как дремучий крестьянин. В реальности, Китаю или России поразить любую цель в любой точке мира нужно примерно 40 минут. Это даже не час, чтобы полностью все уничтожить.
— Это же открытый конфликт. Мне казалось, что в эпоху гибридных войн конфликтующие стороны больше действуют исподтишка.
— Гибридные войны — это миф и конспирологический идиотизм. Российская авиация же бомбит людей в Сирии. А Россия кому-то войну объявляла? Нет, но бомбит же. Она убивает граждан других стран без всяких объявлений войны.
Следите за нашими новостями на Facebook, Twitter и Telegram
Ответы на вопросы учебника «Литературное чтение» 3 класс, 1 часть, Климанова, Виноградская, страница 114.
УКМ «Перспектива»
1. Что в произведении Бианки правда, а что вымысел?
Вымыслом являются мысли и разговоры насекомых, их взаимопомощь.
Правдой оказывается описание внешности и особенностей поведения насекомых.
2. От чьего имени ведётся рассказ?
Рассказ ведётся от имени автора, писателя Валентина Бианки.
3. Что вы можете сказать об авторе рассказа?
Это человек внимательный, наблюдательный, любящий природу.
4. Расскажите, что вы знаете о В. Бианки. Найдите статью о нём в энциклопедии.
Рассказ «Краткая биография писателя Валентине Бианки» для 3 класса
Будущий писатель родился 11 февраля 1894 года в Санкт-Петербурге. Его отец был биологом и работал в орнитологическом отделении музея. Он и привил мальчику любовь к природе и всем живым существам.
Когда Бианки вырос он тоже стал орнитологом, изучал природу Алтая, путешествовал на Телецкое озеро.
В начале 20-х годов прошлого века Бианки стал писать рассказы и сказки о природе. Чуть позднее он стал публиковать «Лесную газету», книгу о животных и птицах, которая сделала писателя знаменитым.
«Лесная газета» выходила несколько лет. В ней оказались собраны лучшие рассказы и сказки писателя.
Бианки очень любил природу, он был внимательным наблюдателем, предпочитал не охотиться, а изучать. Он очень много узнал об образе жизни животных и птиц и спешил поделиться своими знаниями с читателями.
Бианки хотел, чтобы мальчики и девочки тоже полюбили природу.
Умер писатель в 1959 году в возрасте 65 лет. Он написал более 120 книг, которые до сих пор пользуются огромной популярностью.
5. Представьте себе маленьких помощников Муравьишки. Нарисуйте их в своём воображении, используя строки из рассказа.
Гусеница-землемер. Червяк-червяком. Спереди ножки и сзади — ножки. Пошёл землю мерить.
Паук-сенокосец. Ноги как ходули, между ног голова.
Жужелица. Ноги ровные, шестиногий конь.
Жучок-блошачок. Чуть от земли видно.
Кузнечик. Длинные здание ноги. Крылья за спиной.
Майский хрущ. Тяжёлый, неуклюжий конь. Жёсткие крылья, как перевёрнутые корыта.
6. Найдите в тексте опорные слова и выражения. С их помощью составьте план. Перескажите рассказ Бианки другу.
План рассказа «Приключения муравьишки» по опорным словам
- Дунул ветер и сорвал листок с ветки.
- Пошёл землю мерить.
- Начал паук ходули переставлять.
- Бежит шестиногий конь.
- Пружинки складные.
- Перенесли кузнечика через забор.
- Река и водомер.
- Крылья, как корыта.
- Качается Муравьишка на листовёртке.
Пересказ рассказа «Приключения муравьишки» другу для 3 класса
Однажды муравьишка забрался высоко на берёзу, загляделся на вид вокруг, но дунул ветер и сорвал лист с муравьём. Унесло муравья далеко-далеко, за деревню. Не знал он, как домой в муравейник добираться будет, и сильно расстроился.
Но встретил муравьишка гусеницу-землемера. Согласилась гусеница помочь муравьишке. Сел муравей на гусеницу, а та пошла землю мерить. Растрясла муравьишку.
Слез муравьишка с гусеницы, паука-сенокосца увидел. Согласился паук помочь муравьишке. Сел муравей на паука, а тот давай длинные ноги, как ходули переставлять. Но медленно шёл паук, не понравилось это муравью.
Пересел он на жужелицу. Та побежала, как конь шестиногий. Вмиг до картофельных грядок довезла.
Там муравьишка пересел на жучка-блошачка. Тот хоть и маленький, а высоко прыгает. Доставил муравья до забора.
Там муравью кузнечик помог. Ноги длинные разогнул, подпрыгнул, крылья выпустил и перемахнул через забор.
А там река. Как через неё бедному муравью переправиться? А солнце уже к земле клонится. Не успевает муравей. Но помог ему клоп-водомер через реку переправиться.
А дальше уже хрущ майский на помощь спешит. Тот помчался так, что у муравья дух захватило. Доставил хрущ муравья к родной берёзе, на самой вершине высадил.
Стал муравей просить листовёртку помочь ему спуститься. А та отказала. Обиделся муравей, укусил гусеницу, а та с перепугу упала и давай паутинку разматывать. А муравей за гусеницу уцепился и спускается.
Так и добрался муравьишко до муравейника. А тут и солнце село.
7. Придумайте историю про то, как Муравьишке помогала, например, бабочка. Составьте план текста и запишите получившийся рассказ в творческую тетрадь.
План рассказа о бабочке, которая помогла Муравьишке.
- На высокой берёзе.
- Летящая бабочка.
- Доброта бабочки.
- Муравей спустился.
Рассказ о бабочке, которая помогал муравьишке для 3 класса
Опустил майский хрущ муравьишку на высокий сук и улетел. А бедный муравьишка не знает, как спуститься, ведь солнце уже садится.
Вдруг видит муравьишка, летит мимо бабочка, крылышками порхает. Стал он просить бабочку помочь ему с дерева спуститься.
Не стала отказывать бабочка, велела муравью сесть на спину и держаться крепче.
А потом спустилась к самому муравейнику. Спрыгнул муравей на землю, поблагодарил бабочку и домой поспешил. Тут и солнце село.
Знакомимся с историей создания одной из самых известных песен военных лет и заглядываем в самодельную детскую книжку.
В Государственном музее обороны Москвы открылась выставка «Адресат — наша память. Письмо папе», посвященная семейным перепискам времен Великой Отечественной войны. Более чем из двух с половиной тысяч посланий, хранящихся в фондах музея, куратор Дарья Брунова отобрала 20. Письма, написанные членами пяти московских семей, объединяет одна черта — близким, оказавшимся так далеко друг от друга, хотелось говорить о бытовых мелочах, как будто и нет никакой войны.
Кроме писем и фотографий из семейных архивов, никаких вещей, принадлежавших героям, нет, но каждая витрина дополнена предметами эпохи: здесь можно увидеть небольшого плюшевого медведя, офицерскую планшетную сумку, перьевые ручки, чернильницы. На стенах — плакаты, картины, детские рисунки, созданные в начале 1940-х. За стеклом представлены две маленькие комнаты, составленные также из фондовых предметов: первая (с книгами и граммофоном) рассказывает о незатейливых развлечениях военного времени, а вторая (с собранными чемоданами и коробками) — о подготовке к эвакуации.
.JPG "Сказка про муравья который работал")
Сурковы: стихи о страшном волке и большой любви
В 1941 году поэт и журналист Алексей Александрович Сурков ушел на фронт корреспондентом изданий «Красноармейская правда» и «Красная звезда», оставив дома жену Софью, дочь Наташу и сына Алешу. Где бы он ни оказался, он всегда находил время, чтобы написать родным несколько строк:
«Очень скучаю и очень одиноко. Как бы хорошо было вдруг очутиться во Внукове. <…> Обжился я, видно, дома и теперь трудно отрываться. Как у вас? Тоже чай дожди льют и тоже скучно? А у меня еще не веселая перспектива — не знать о вас ничего суток 15–20 — очень плохо!»
(Здесь и далее тексты писем даны с сохранением авторской орфографии и пунктуации).
Сохранились открытки, которые отправляла отцу Наташа — она рисовала для него членов семьи, цветы, город. А он писал для нее стихи, в которых иногда объяснял, что такое война:
Волк ползет по просторам твоей земли.
Хочет крови твоей добыть,
Чтобы воины наши домой пришли,
Надо злого волка убить.
Эти стихи Алексея Суркова знали только его родные. Другое стихотворение, также написанное им на фронте, позже выучила вся страна. Эти строки, которые он написал осенью 1941-го в землянке под обстрелом авиации, стали песней из репертуара певицы Лидии Руслановой:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
Про тебя мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтобы слышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
Рукопись в солдатском письме-треугольнике Сурков отправил жене, которая уехала с детьми в эвакуацию в Чистополь (Татарстан). Стихотворение «В землянке» было опубликовано в одном из изданий и быстро стало популярным — люди переписывали его от руки и пересылали друг другу. Одно из таких писем также нашлось в музее.
Песня «В землянке» стала своего рода символом победы: она прозвучала в освобожденном Берлине — у стен поверженного Рейхстага и у Бранденбургских ворот.
.jpg "Сказка про муравья который работал")
Масаиновы: холод и арбуз на именины
На примере семьи Масаиновых на выставке рассказывается, как чувствовали себя в эвакуации дети, как скучали по дому и какие письма отправляли родным, оставшимся в своих городах. 10-летняя школьница Зоя уехала вместе с матерью в город Чембар Пензенской области (ныне — Белинский). Оттуда она писала отцу, писателю-фантасту и критику Борису Алексеевичу Масаинову, известному под псевдонимом Борис Анибал. Он почти забросил литературную деятельность, работал на столичной швейной фабрике «Труд». На момент начала войны ему был 41 год, поэтому под призыв он не попал.
«Я в школу не хожу так — как у меня ангина в очень сильной форме. Вчера были мамины именины. Они выразились в том что мы съели зеленый арбуз и выпили по стакану чаю с таким кусочком сахара. Все отсюда постепенно уезжают. На улице холодно у меня нет зимнего пальто и валюты, а так же рукавиц. <…> Я предпочитаю болеть дома чем здесь все равно тем что я далека от пулеметов это меня не спасает», — писала девочка в сентябре 1941-го.
А 26 декабря отец получил от нее очень тревожное письмо. Дочь рассказала, что маму вызвал пензенский военкомат: она знает немецкий язык, поэтому ее могут отправить на фронт, а саму Зою — в интернат или в Москву. В конце Зоя не забыла поздравить родителя с наступающим Новым годом.
В итоге самое страшное обошло семью стороной: маму на фронт не забрали, а девочка вместе с ней потом вернулась домой в Москву.
.jpg "Сказка про муравья который работал")
Новиковы: сказки про медвежонка Костю
Павел Вениаминович Новиков был командиром 175-го стрелкового полка Первой московской пролетарской мотострелковой дивизии. Разлука с детьми, к которым он был очень привязан, давалась ему тяжело. Старшему сыну Виктору было 11 лет, младшему Герману — всего четыре. До войны отец проводил с ними почти все время, любил брать ребят с собой на рыбалку. По воспоминаниям жены, Новиков был отличным отцом, чутким и заботливым, детям никогда не грубил.
«Здравствуй, дорогой Герочка! Посылаю тебе игру и конфекты. Играй и слушай бабушек», — писал он в сентябре 1941-го. Чтобы подбодрить, отвлечь ребенка от плохих мыслей, он сочинял и отправлял ему сказки про медвежонка Костю. Первую страницу самодельной книжки можно увидеть на выставке.
Старший сын Витя получал совсем взрослые послания с наставлениями хорошо учиться, объяснениями, как отремонтировать при надобности полевую сумку, которую прислал ему отец, а также напоминаниями о том, что нужно обязательно носить теплую шапку. Отдельно папа просил Виктора заботиться о младшем брате: «Играй, но не обижай. Он маленький и любит уступку, а ты по больше и по умнее, а поэтому его не раздражай. Крепко целую тебя. Твой папа».
Любимого папы дети так и не дождались. Павел Новиков погиб в том же году в боях за Наро-Фоминск. Сейчас в его честь названа одна из городских улиц.
.jpg "Сказка про муравья который работал")
Мочаловы: последнее письмо сыну
До войны Василий Михайлович Мочалов работал руководителем Наркомата заготовок СССР в Ростокинском районе. Призыву он не подлежал, поскольку считался ценным специалистом, однако в стороне не остался: когда объявили сбор в народное ополчение Москвы, Мочалов подал заявление одним из первых. На фронте он занял должность политрука отдельной самокатной разведывательной роты 13-й Ростокинской дивизии народного ополчения. Письма домой, где остался его сын Гена, он старался писать как можно чаще.
«Геня! Мне сообщили, что ты болел… потому что ты мать не слушал ходил гулять раздетым поэтому и простыл. <…> Я бью фашистских людоедов, как бешеных собак, скоро разобью их тогда я тебе расскажу подробно как их бил», — писал он в сентябре 1941 года.
Буквально через несколько дней после отправки этого письма Мочалов пропал без вести. После войны его семья выяснила, что Василий Михайлович погиб на рубеже реки Днепр в районе поселка городского типа Холм-Жирковский в Смоленской области.
Кузнецовы: агитационные песни и будущий генерал
Никита Ефимович Кузнецов — старший батальонный комиссар, начальник политотдела 330-й стрелковой дивизии 10-й армии. Сохранилась фотография, на которой под Смоленском он вместе с товарищами раздает бойцам листки с текстом агитационной песни.
На протяжении всей войны Кузнецов вел нежную и трогательную переписку с сыном Борисом, которого время от времени спрашивал: «А поют ли песни дома?» Увлеченный своей деятельностью, Никита Ефимович, вероятно, имел в виду песни, которые пели красноармейцы.
«Ты стал еще лучше писать, — хвалил он ребенка в одном из писем. — Этак через годок ты догонишь и перегонишь меня. <…> Над головами нашими рычат моторы. На переднем крае шумно. Добиваем фашистов. Скоро Борик добьем мы их и тогда я приеду к тебе и буду растить из тебя большого большого инженера. Согласен. А хочешь давай будем расти на генерала танковых войск, чтобы ты командовал этими машинами».
У этой истории счастливый финал. Никита Ефимович закончил войну в Кенигсберге (сейчас — Калининград), вернулся домой и воссоединился с родными.
Сарья заметена снегом. В этой крошечной деревне на границе с Латвией официально значатся полтысячи человек, но многие давно уехали. И все же в любом туристическом гайде по Беларуси вы обязательно найдете сарьянский старинный костел из красного кирпича — спасибо шляхтичу Игнатию Лопатинскому и прусскому архитектору Густаву Шахту. Денис Козлов, 27-летний учитель истории, почти каждый день заводит свой старенький дребезжащий Ford и проезжает 21 километр из Верхнедвинска в Сарью. Зачем он это делает? Неужели отправился сюда, на «край света» ради тридцати мальчишек и девчонок?.. В темное декабрьское время мы приехали в деревню в поисках хорошей истории, но нашли, кажется, нечто куда более ценное — тишину и покой.
«Никогда не стеснялся того, что я из „вёскі“»
Денис родился в поселке Лиозно («Пожалуйста, напишите Лёзно, у нас только так говорят»), на родине Марка Шагала, и называет себя сельским парнем. «От одной границы переехал к другой», — шутит он. В учительской квартире в Верхнедвинске топится камин, каменную часть которого Денис собрал своими руками, и мы говорим, говорим, говорим…
— Мой отец был бульдозеристом. И я хотел стать бульдозеристом, причем уже в четвертом поколении. Отец ездил в Москву, работал на импортной технике, строил дороги и зарабатывал больше тысячи евро — по тем временам безбедное существование. Но классу к седьмому папа сказал мне: «Денис, мне кажется, у тебя есть бóльшие способности». Историю я знал, ездил на всякие конкурсы, «Что? Где? Когда?». Но чтобы стать учителем — таких мыслей не было. Отец решил действовать от обратного — показать мне изнанку. Брал с собой на работу. Представьте, зимой нужно натаскать 80 литров горячей воды, прогреть паяльной лампой все трубки, а в конце дня почистить ходовую. Летом не легче: жара 30 градусов, кондера нет, двигатель нагревается до 120, из кустов, которые ты корчуешь, в кабину залетают здоровенные оводни… Тогда я окончательно понял: если мне дано больше, почему бы этим не воспользоваться?
Моя первая учительница истории была очень строгой, всегда требовала, чтобы даты и понятия мы знали досконально. Потому у меня было негативное отношение к предмету. Но на экзамене в девятом классе, когда я скромно протянул руку к стопке билетов на 6—7 баллов, она подняла бровь: «Денис, мне кажется, вы можете больше», — и недвусмысленно указала на стопку с билетами на 8—10 баллов.
Старшие классы Денис провел, зазубривая наизусть тома энциклопедий. Новая учительница, Алла Евгеньевна, смотрела на мир иначе: «История, вообще-то, простая. Она движется по спирали. Все повторяется, лишь сменяются декорации. Но не меняются люди». Почти интуитивно, лишь раз побывав там на экскурсии, Денис выбрал Полоцк — государственный университет, историко-филологический факультет.
— Когда я поступал, было только пять бюджетных мест, и мне не хватило ровно одного балла, чтобы пройти на бесплатное. Обидно. Но в итоге те, кто эти баллы «забрал» и поступил на бюджет, работают официанткой в пиццерии и продавцом-консультантом в магазине бытовой техники. Я стал «Учителем для Беларуси», а мой друг, который тоже учился на платном, сейчас директор школы в Полоцке. Такие дела.
Полоцкий университет очень сильный. У нас было много экспедиций, археологических раскопок. Что такое этнографическая экспедиция? Приезжаешь в деревню, условно, Бочейково Бешенковичского района и месяц ходишь пешком, по двадцать километров за день, раз за разом увеличивая кольцо опрошенных бабуль и дедуль. «Тук-тук-тук, есть ли здесь старые жители? Расскажите, как жили в старину, как свадьбы гуляли…» — «Да, зайдите к Митрофановне». И ты слушаешь — час, два, пять. Песни, сказки, рассказы…
Я никогда не стеснялся того, что я из «вёскі». Все курсовые и диплом писал про Лиозненщину. У меня был высокий средний балл, и поэтому универ сделал мне скидку на обучение— 60%. На последнем курсе подрабатывал экскурсоводом в туристической фирме, получал неплохие деньги и много где побывал. После университета я поступил в магистратуру и вернулся домой. Мне предлагали частную школу в Минске и зарплату в тысячу рублей. Но что делать в Минске без жилья? Я отказался. Еще были варианты в Москве и Латвии… В тот момент я познакомился с Женей. Видел ее всего четыре раза, прежде чем понять, что это мой человек, и спросить: «А что, если нам пожениться?» Представляете, она согласилась! (Смеется. — Прим. Onlíner.) 14 августа 2016-го была наша свадьба. Через год с лишним родилась Амелия, еще через два — Аверьян. Помню, дедушка всегда говорил: «Жена — это подруга жизни». И я тоже так хочу. Хочу рассказывать детям о нас с Женей.
«Какой еще дурак поедет историком в Сарью?»
— Незадолго до свадьбы мне позвонил знакомый и предложил пожить в пустующей квартире в Верхнедвинске. А я вообще такой человек — люблю экспериментировать со своей жизнью. Говорю: «Почему бы и нет?» Так мы с Женей оказались в Верхнедвинске. Квартира была в разбомбленном состоянии, мы целый год приводили ее в порядок.
Прихожу в райисполком, открываю дверь в отдел образования: «Есть ли у вас работа?» Мне говорят: «Конечно! Замечательная школа в Сарье — новая, чистая, светлая. Всего пару километров от Верхнедвинска. Автобусов куча идет, попуток». Приезжаю первый раз в Сарью — 21 километр в одну сторону… Зато какой вид — храм прямо под окнами школы!
Мы едем из Верхнедвинска в Сарью, наблюдая, как Дрисса впадает в Западную Двину. Уже через двадцать километров она станет латышской Даугавой… Этот путь — туда и обратно — Денис Козлов проделывает уже пять с лишним лет.
Нетронутость хвой, пухлый белый снег. Отличное место, чтобы подумать: для чего я вообще живу?
В XIX веке помещик Лопатинский отвечал на этот вопрос своеобразным способом: на том месте, где в 1971 году будет стоять сарьянская школа, он построил оранжереи. Еще одно его творение — величественный костел из красного кирпича (пламенная неоготика, жест любви к умершей жене) после революции пережил судьбу большинства святынь: здесь был склад. В 1990 году храм вернули верующим. Теперь это Свято-Успенская церковь.
— В Сарье мне сразу досталось 36 часов — это максимальная ставка. Веду всемирную историю, историю Беларуси, обществоведение, искусство, географию, кружок по краеведению. Плюс я педагог-организатор. Зарплата у меня 1100—1200 рублей. Работаю с 08:00 до 15:00. Для учителя это много: дети забирают тонны энергии. Но я не жалуюсь.
Дети искренние и не такие глупые, как думают взрослые. Почему я все-таки стал учителем? Да это просто эгоистическая задумка — остаться в памяти детей как можно дольше. (Улыбается. — Прим. Onlíner.)
Так Денис стал Денисом Ивановичем — не просто историком в деревенской школе, а человеком, который основал клуб «Вандроўкі аматараў гісторыі», что-то такое затронул в душах своих учеников, что те стали ходить с ним в походы — и в дождь, и в снег, и за двадцать, и за сорок километров…
— Я считаю, отметки — это вообще не главное. Как и ЦТ. Олимпиады ненавижу. «Назовите номер вагона, в котором Ленин приехал из ссылки» — бесполезно, бессмысленно. Я считаю, главная задача учителя сегодня — научить детей находить достоверную информацию в лавине соцсетей и мессенджеров. Я не надел на себя корону, которая говорит: «Нынешние дети тупые, потому что сидят в TikTok, мы были умнее!» Конечно, те, кто вырос под Кобзона и Магомаева, считают, что «Кар-мэн» — это отстой. Как мой дед считал, что The Beatles — это отстой. И как отец входил ко мне в комнату и морщился, услышав «Сплин»: «Что это за песни вообще?» Но правда заключается в том, что каждое поколение глубокое и думающее по-своему.
Я учу примерно 27 учеников, из них 15 всегда со мной в походах. Вот вы уедете, а мы через пару дней пойдем в экспедицию в деревню — на лыжах, 15 километров в одну сторону. Дети вряд ли будут вспоминать самый лучший, методически правильный урок, но точно на всю жизнь запомнят поход с палатками в конце четверти… Я не герой. Я живу для себя и работаю в удовольствие, кайфую от походов, дети это чувствуют — и тоже со мной кайфуют. Ну скажите, какой еще дурак поедет историком в Сарью? (Смеется. — Прим. Onlíner.)
«Никто не хочет оставаться здесь»
— Скажу как есть: деревня умирает. В 2015 году в нашей школе было 100 учеников, сейчас — 52. Интеллигенции становится все меньше. Из тридцати сотрудников школы только четыре молодых учителя. Все уезжают в город — в Питер, Витебск, Минск. «Если ты остался в Сарье или Верхнедвинске, тебе не повезло», — так здесь рассуждают. А вот я не согласен. Нашел в архивах письма сарьянцев восьмидесятых годов: «Когда я вырасту, мечтаю стать свинаркой-передовиком, как моя бабушка. Или трактористом, как мой дед. Космонавтом». А нынешнее поколение пишет: «Минск, заграница, Россия, Москва». Никто не хочет оставаться здесь!
Ютубер Антон Птушкин снимает замечательные видео. Вот я смотрел недавний выпуск про Норвегию. Да, все уехали из деревень в Осло и другие крупные города, но домик прабабушки у леса сохраняют и вылизывают, проводят там каждые выходные. А что мы?.. Здесь, на Сарьянщине, был геноцид. Все как в фильме «Иди и смотри». Каратели СС охотились на партизан, согнали и сожгли сотни человек в Росице, других угнали в лагерь в Саласпилс. Цинично назвали это операцией «Зимнее волшебство». Я сумел найти бабушку, которой повезло сбежать в лес, и дедушку, который пережил Саласпилс. Выложил интервью с ними на YouTube. Дедушку (тогда еще мальчишку) забрали к себе латышские фермеры, приняли как своего. Есть фото, где он стоит рядом с велосипедом — это все равно как Maybach по тем временам. Но он вернулся обратно в Беларусь, в Сарью, на спаленную землю! Это очень трепетная история.
Мы с детьми путешествуем, и в наших походах я рассказываю им такие истории. Вот эту рубашку, в которой сейчас даю вам интервью, я нашел в шкафу заброшенного дома с ценником «1986 год». Там во-о-от такие кипы фотографий! Если их смотреть, слезы наворачиваются. Живая история! Но никому это не нужно. По программе благоустройства села заброшенные дома просто сжигают.
Похоже, в одном Денис все-таки не прав. История Сарьи нужна — как минимум ему самому.
— Я не говорю, что всем нужно вернуться в деревню и там жить. Хотя что мешает провести оптоволокно и отлично устроиться, удаленно зарабатывая в IT?.. Но сохранить память о родном доме в любом случае нужно. Хотя бы забрать старые фотографии. Иначе как ответить себе на вопросы «Откуда я?», «Кто я есть?». В Сарье, увы, не рассуждают такими категориями. Мужики днями и ночами работают на комбайне, чтобы в посевную заработать свою тысячу или тысячи и купить… огромную плазму. Красивая картинка на экране — это способ сбежать от реальности. Многие уходят в алкоголь. Деревня живет небогато. Вот мы идем в поход с ребятами на 20—40 километров, а родители дают им обувь на два размера меньше, потому что другой нет. Натирают ноги до кровавых мозолей.
Я хочу сказать, что не все так плохо. Но проблем хватает.
Главное, нет развития. «Я хочу переехать в город!» — «Почему?» — «Смогу ходить на танцы. Ведь в деревне ни одного кружка, который мне подходит». Как-то приехали на экскурсию в Витебск, дети увидели прилизанный город, KFC, ролики и велосипеды на набережной — идут и озираются. В итоге у них остается ощущение, что город — это вечный праздник. Они же не понимают, что будут работать с восьми до восьми в «Евроопте», приходить домой и вытягивать уставшие ноги у телевизора, забыв о своих мечтах… Поехали однажды с учеником в Минск на конференцию. Едем в метро, а он такой: «Сегодня какой-то праздник? Чего они все так чисто и красиво одеты?» Заняли призовое место на конкурсе, я его на радостях решил сводить в кино — первый раз в его жизни, в 3D. Сидим в кинотеатре в специальных очках, смотрим «Мстителей», на экране в зрителей летит молот Тора — и я вижу, как у моего ученика течет слеза… Уверен, в письме в будущее он напишет, что хочет жить в Минске, «в вечном празднике».
«Физрук подсел на Armani»
Душевность деревни и метафизические вопросы прошлого, будущего и самоидентификации не отменяют реальности, в которой Денис Козлов хочет зарабатывать приличные деньги. Конфликт между внутренним историком и предпринимателем он решил по-своему.
— Когда родилась моя старшая дочь, Амелия, я понял, что учительской зарплаты не хватает. Тогда я взял деньги, которые государство дает за рождение первого ребенка, и вложил в парфюмерный магазин — продавал на разлив реплики известных брендов, сделанные в Болгарии. Оформил ИП, открыл точку, посадил продавца, узнал, как работает белорусская экономика, налогообложение, бюрократизм… До пандемии приезжало много латышей. Они выигрывали на разнице курсов валют. Дома могли купить в дьюти-фри одну баночку духов за €50, а у меня за эти деньги — чуть ли не пять ароматов. До трех я работал в школе, а потом мчался в магазин. Научился неплохо разбираться в запахах. Мой любимый аромат был Invictus от Paco Rabanne. Физрук подсел на Acqua di Gio от Armani. Учительницы всегда почему-то выбирали «Императрицу» Dolche & Gabbana. Я уже мог определять характер человека по тому, какой аромат ему нравится. (Улыбается. — Прим. Onlíner.) Это был поток денег, которые постоянно нужно куда-то вкладывать, как в «Монополии». Уже начали и маникюры делать, и педикюры при магазине… Я все изучил. В голове вместе с историческими датами вертелись виды лаков, базы, топы, стразы…
Но случилась пандемия, граница закрылась, латыши приезжать перестали. Я потерял клиентов. Этот эксперимент провалился, хотя и послужил важным опытом. Пришлось закрыть магазин. Кроме того, я делил свою жизнь надвое — и не мог стать настоящим профессионалом ни там, ни там. Передо мной встал выбор: бросить школу и быть предпринимателем, который откроет несколько точек в округе, или остаться учителем? Непростой момент.
Именно тогда, выступая на очень крутой площадке EdCamp, я узнал о проекте «Учитель для Беларуси». Решил: если пройду, останусь в школе, а нет — стану водителем фуры. Пусть это будет знаком. Да, мои дети могут есть сыр и мясо, но строить дом или обновить машину — об этом невозможно думать с учительской зарплатой… Каково же было мое удивление, когда я узнал, что прошел отбор!
В итоге мне доплачивают 250 рублей в месяц плюс 150 рублей компенсации за жилье. Мало того, для моего проекта о походах нашли трех спонсоров, которые дали 5150 рублей на снаряжение и мебель для музея, где мы храним все ценное, что находим в экспедициях. А ведь мы начинали со старых истрепанных палаток!
Проект дал мне колоссальную поддержку. Даже морально — чувствуешь, что за тобой есть некая учительская сила. Ребята подглядывают, как работают в западных школах и хороших российских частных школах, щедро делятся опытом. Прямо сейчас у них стартует четвертый набор — пусть придут хорошие люди. Для участия не обязательно быть педагогом по образованию, достаточно желания стать учителем в школе, вести тот предмет, который знаете и любите.
Мы стоим на веревочном мосту, переброшенном через Сарьянку. Здесь проходят боевое крещение байдарочники перед тем, как решиться на опасный сплав в Карелии. Мост, как и положено, шатается. Но Денис уверенно ведет нас на тот берег: единственная в Беларуси канадская сосна веймутова стоит того, чтобы быть увиденной.
Наверное, он знает, куда идет.
— Каждый раз, когда я собирался бросить учительство, что-то останавливало меня. Происходили чудеса. Сломался двигатель в машине, не могу добраться до школы — нашелся человек, который бесплатно его заменил. Понадобился музей для находок из экспедиций — пожалуйста, вот спонсоры. Пока мои ученики здесь, я остаюсь здесь. И кто знает, возможно, они вырастут и поедут в Минск, будут делать бизнес или учить ваших детей. Мне важно оставить что-то светлое.
Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!
Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by