«Закопай свои монеты в Открытом Море и к утру разбогатеешь» Криптокот Базилио
Гифка за 580 000$, набор пиксельных панков за 7.5mil$ и Kings of Leon выпускающие свой альбом прямо на нем. О дивный новый мир искусства и какого черта в нем вообще происходит?
Аве Кодер!
Сегодня я расскажу вам сказку о невиданной широкой публике зверушкой, а именно про так называемые NFT и разумеется нас будет особенно интересовать техническая сторона вопроса ну и на протяжении всей истории, я конечно же, как винтажный газогенератор, буду удивляться — куда катится мир. <cut/>
Итак NFT или Non-Fungible Token, то есть Незаменимый Токен представляет из себя , по сути, набор цифровых данных на блокчейне.
И нужен для того, чтобы закрепить за владельцем право владения определенной единицей так называемого цифрового искусства — будь то гифка, джейпег или мптри.
Аналогию которую обычно приводят для объяснения что значит “незаменимый токен”, обычно включает в себя сравнение с тем же биткоином или валютой, как эталоном чего-то взаимозаменяемого, что, мол если я дам вам свои сто баксов, а вы мне свои, то мы в итоге оба останемся со ста баксами, это будут другие сто баксов нежели у нас были изначально, но их ценность от этого не поменяется.
Возможно от этого объяснения день не становится ясней, а все потому, что сама концепция владения чем-либо в мире цифровых реалий немного искажена.
В мире физических произведений искусств, если вы покупаете картину известного художника, то сколько бы копий с нее не сделали, мы привыкли считать, что только оригинал будет настоящим, в этом и смысл оригинала. Вы можете повесить его у себя дома, а можете сдавать галереям за определенную плату.
С цифровым искусством все одновременно так и не так. Художник создает свою картину сразу в цифре, то есть в привычном нам графическом формате.
Эта картина, попадая в интернет уже становится легкодоступной кому попало — ее можно легко скачать и та самая картинка в формате джепег, которую я скачал посредством правого клика мыши будет абсолютно такой же как и та же картинка у какого-нибудь Мясистого Джо из Гваделупы, потому что в Гваделупу также завозят мышки с двумя кнопками.
Так вот этот самый NFT токен, привязанный к картинке и дает такое же право собственности, которое дает какой-нибудь аукцион Сотбис обладателю оригинала Дали, разве что вместо картины известного мастера у себя над камином, твой джепег может также продолжать висеть в интернете, я и Мясистый Джо также можем использовать ее как заставку на рабочем столе, только теперь весь мир знает, что на самом деле, принадлежит она только тебе, а у нас всего лишь копии.
Ну и что, скажете вы, я купил билет на концерт или уникальный скин в игре, я уже обладаю своим незаменимым предметом, я могу его продать или обменять. Да, все это так, и вот тут начинается разговор о потенциале самой идеи.
Дело в том, что такие токены и соответственно право владения цифровой единицей размещаются на публичном Блокчейне. То есть в теоретическом будущем, если технология NFT реализует свой потенциал такие токены будут способны перемещаться по всей экосистеме; если совсем на пальцах, то вы не будете заперты внутри той маленькой экосистемы, в которой вы приобрели свой цифровой продукт, например заходить в игровой обменник, чтобы продать кому-то скин, а сколько было случаев, когда кто-то брал билет у перекупщиков и уже на входе выяснял,что это подделка? Подразумевается, что блокчейн и система токенов навсегда решат проблему с ликвидностью и контрафактами, но пока это только-только зарождается.
А началось все с того самого криво нарисованного лягушонка Pepe и так называемых “цветных монет”, что было одной из первых попыток представления реальных активов при помощи блокчейна Биткоина.
Затем появляются пиксельные CryptoPunks, коллекция в десять тысяч голов, каждая из которых представляла собой уникальный коллекционный арт объект. И их токены уже гоняли на этом вашем Эфириуме.
И если не все оценили криптопанков, то как насчет котиков? Именно с запуском CryptoKitties в 2017 году по сути и начинается отсчет прихода NFTишек в мейнстрим. Котики делились на поколения, первый кот пришедших в мейнстрим был мейн-кун, шутка! На самом деле их было даже несколько и все они принадлежали к так называемому поколению 0.
Помимо того, что они были милыми и пушистыми, в их естество была встроена скрытая механика. Схема была проста как унитаз без бочка — покупаешь пару котиков, ждешь пока они дадут потомство и если потомок получился охонь — продаешь его другим цифровым заводчикам.
Все благодаря умному контракту зашитому в самого котика и определяющего его генетический код или как его называли сами создатели — “котрибуты”.
В итоге все это вылилось в чудовищную манию пополам с пирамидой, где все новые охотники за редкими котами обеспечивали особо хитровыкрученным гражданам солидные доходы, были случаи когда коты продавались и по сто и по сто семьдесят вечнозеленых.
Итак, теперь о технической стороне вопроса. На чем же можно эти токены создавать? Поскольку блокчейн изначально затачивался под Ethereum, то и стандарты самых популярных умных контрактов написаны на Solidity, который очень подозрительно похож на JavaScript.
Стандарт ERC721, популяризированный CryptoKitties позволяет с легкостью сопоставлять уникальные идентификаторы, каждый из которых представляет собой единичный цифровой актив с адресом владельца этого идентификатора, а также позволяет передачу актива посредством метода transferFrom. Также можно пробить и владельца определенного контракта, при помощи метода ownerOf.
Стандарт ERC1155 заточен представлять класс активов. К примеру, один и тот же ID может обозначать сразу сотню цифровых единиц чего либо, скажем класс одинаковых билетов-приглашений на фермерских фестиваль мир гусей и куриц, и предположим, что наш кошелек содержит тысячу таких приглашений, за отображения количества единиц в кошельке отвечает метод balanceOf, а за перемещение активов со счета отвечает метод transferFrom.
Но вернемся к тому, как именно определяется владелец определенного токена. Например, мы видим, что некий адрес является владельцем криптокотенка за номером 123, откуда нам знать как выглядит то, что определяет номер этого токена, хотя бы название или уникальные атрибуты?
Тут-то в дело и вступает метадата. Метадата — это что-то вроде данных о данных, небольшая надстройка, описывающая дополнительные атрибуты, очень часто в читаемом для людей виде.
В случае с криптокотами, метадата содержит имя кота, картинку кота и прочие дополнительные “котрибуты”.
В случае с билетом на мероприятие, метадата может содержать дату проведения, тип билета, возможно имя владельца, место и прочее.
Помимо этого, метадата может быть впечатана в сам умный контракт или содержаться отдельно, то есть быть в-блокчейне или вне-блокчейна.
Плюсом содержания метадаты прямо в контракте может быть долговечность поделки, то есть срок хранения такой весчи определяется долговечностью самого блокчейна, нежели сторонних хранилищ, где эти метаданные могли содержаться, также наличие возможности взаимодействия с метаданными, например все те же криптокоты хранят там информацию о поколении, что напрямую влияет на скорость размножения.
Серьезно, погуглите как эти криптокоты устроены, я тут перечитывал статью и понял, что если бы читал её самому себе еще год назад, то максимум провел бы аналогию с коллекционированием стеклотары для последующей сдачи. Не то, чтобы год назад у меня дела шли так плохо, просто технология меняется, а принципы игры остаются прежними со времен, когда за бутылку давали 12 копеек, а может еще и раньше.
Ну так вот, несмотря на очевидные плюсы хранения метаданных в самом блокчейне, подавляющее большинство проектов предпочитает держать их в сторонних хранилищах. Почему? Из-за очевидного минуса, а именно органичения по месту. Конечно, стандарты растут как грибы и размножаются как они же, поэтому данную неприятность таки решат.
Ну а пока, стандарт ERC721, к примеру, имеет метод tokenURI, который как раз и указывает на места хранения метаданных.
Итак, как же нам создать свой NFT токен? Естесственно можно заморочится, включить свою любимую IDE и освоить Solidity. Если вы владеете JavaScriptom, то для вас это будет что-то вроде освоения Болгарского языка после Русского.
Кстати процесс создания токена называется minting, то есть чеканка. Да, мальчик, mint это не только мята, но и чеканка и первый класс и свежесть и еще много чего.
Так вот, можно конечно делать все это самому, а можно отправиться на спец площадку занимающуюся размещением токенов. Их есть достаточно, с различной политикой обогащения. Когда я попытался оценить стоимость чеканки и размещения моего токена на Rarible, созданной двумя российскими энтузиастами, то общий счет был порядка шестиста долларов сша в эфириумах.
Open Sea, которая является и самой крупнейшей берет порядка 60-ти баксов за открытие счета и 40-ка за минт. Есть оптимистичные новости, что летнее обновление ethereum блокчейн поможет существенно снизить эти затраты, но это, как говорится, только мечты.
И что мы по итогу имеем? Дабы огорчить всех тех, кто придет гадить в комменты с криками: «что ты такое говоришь, V, там все совсем по-другому, ты не понимаешь смысл пустошей!» и прочую ерундистику, вот вам еще одна аналогия.
Представим, что вы купили себе пазл на тысячу частей и решаете разместить картинку пазла на блокчейне, то есть на дистрибутивной базе данных, коей он по-сути и является.
Так вот, этим блокейном в нашем примере будет выступать улица на которой вы живете. Представьте, что вы постучались в дверь тысячи домов и дали каждому жильцу по одной частичке пазла. Нам не принадлежит ни картина, с которую делали сам пазл и у нас по-сути нет уверенности, что кто-то другой не сделает точно такой же с небольшой разницей в деталях и не разместит его на блокчейне.
Теперь вы сидите такой дома и любуетесь на картинку на коробке из-под пазла.
Но тут в дверь постучали. Некий “СкользкийАртемон74” хочет купить у вас ваш пазл и вы решаете — почему бы и нет? Вам не придется собирать все кусочки обратно в коробку, а ему не придется потом и вновь раздавать — вы просто передаете коробку и все держатели кусочков пазла автоматически получают уведомление, что теперь “СкользкийАртемон74” является его новым владельцем. Как-то так.
Послесловие
Очень скоро соцсети заполонят мальчики и девочки еще вчера предлагавшие заработать на тотализаторе или форексе с предложением купить у них курс о заработке на NFT, причем обязательно надобностью без владения оными, все как они любят.
Как и любая диковинная штучка, вокруг NFT будут складываться легенды о мнгновенном обогащении владельцев, игнорируя истории тысяч людей отдавших платформам немалые проценты, чтобы выставить свое произведение прозябать среди сотен тысяч безликих гифок или джипегов.
История много раз доказывала, что прежде чем технология становится чем-то действительно полезным, она проходит полный цикл, от непонимания, до надувания финансового пузыря, до разочарования когда он лопается и в финале, когда остается лишь суть, человек думает, что с этим на самом деле делать. Если ничего хорошего не получается придумать, либо если общий технологический или социальный прогресс не позволяет пока раскрыть весь ее потенциал, она просто откладывается в долгий ящик, до тех пор когда очередной Илон Маск не достанет ее оттуда и не попробует сделать новый гиперлуп.
А это был V, до новых встреч!
P.S. то же самое, только моим заунывным голосом и под веселые картинки:
Они дают «Гамлета», но чаще — «Золушку» или «Щелкунчика» для аудитории 4+. К ним ходят всей семьёй — их детские спектакли интересны и взрослым. Московский частный театр «Вернадского, 13» работает уже 20 лет. Почему, работая на грани выживания, классные актёры не уходят на большие сцены и в кино, а остаются играть для своего зрителя — в репортаже корреспондентов RT с новогодней ёлки.
По телефону с сайта театра «Вернадского, 13» попал в кассу. Сообщил, что хотел бы сделать репортаж, и попросил передать мой контакт режиссёру. Через некоторое время приходит сообщение в WhatsApp: «Здравствуйте, Алексей. Меня зовут Надежда, я администратор театра». Посмотрел на аватарку — знакомое лицо. Перезвонил. «Надежда Карпухина-Карпович? — уточняю я. — Вы же робкий Зайчик в «Трям! Здравствуйте!» и Гертруда в «Гамлете», роковая испанская красотка в «Блэзе» и… мышка в новом спектакле. Почему же администратор?» В трубке смех: «Да, это всё я. Придёте — сами увидите».
Зайчик-Гамлет
Впервые в театр «Вернадского, 13» я попал в 2007 году. На новогоднюю ёлку. Какой-то новый театр, возможно, даже самодеятельный. В полуподвале жилого дома по соответствующему адресу — название от него. Ну, чего ожидать? Тоскливо вспомнил дядю Гену, папу моего друга. Доставив нас на ёлку и посадив в зал, сам удалялся в буфет пить кофе с принесённым из дома коньяком. А ведь интеллигентный человек. «Утренники не по моим нервам», — комментировал он тогда. Но я был за рулём — ничего не оставалось, как сесть вместе с детьми. И не пожалел.
С одной стороны, без всякого коньяка я неожиданно уподобился ребёнку — только что не топал при появлении злодея. А главное, с удивлением заметил, что спектакль только на первый взгляд детский.
Взрослые актёры как будто играли для меня: какие-то шуточки, акценты, непонятные детям, отлично считывались их родителями.
Почти всем актёрам не больше 30 лет. Но это точно была не самодеятельность, не утренник в клубе — абсолютно профессиональная постановка.
За следующие 14 лет я посмотрел почти все детские спектакли — на ёлки всегда давали премьеру. И, если удавалось, не пропускал редкие взрослые постановки. Там вчерашний Железный Дровосек из «Волшебника Изумрудного города» (он же волк, стражник и т. д. в других сказках) выходил Горацио в «Гамлете», а тролль, король, ёжик — в главной роли в «Старшем сыне». Классные драматические актёры — в каждой роли они становились другими. Мне казалось, что рано или поздно им станет тесно на сцене «Вернадского, 13» и они уйдут. В кино, в «большие» театры. Но вот сейчас посмотрел на сайте новогоднюю программу — 2021/22. Новый спектакль «Кот-волшебник и мышиное рождество», категория 4+. В роли Виолетты, белой мышки — мамы, — Надежда Карпович.
«Мой муж — Дед Мороз»
26 декабря, воскресенье. Два представления в день: в 12:00 и в 16:00. Зрители могут прийти за час до начала — в фойе будут игры с героями сказок. И так ежедневно весь новогодний сезон — с 24 декабря по 9 января.
Артисты начинают собираться ближе к 11:00. Первой начинает переодеваться и гримироваться Юлия Лукьяшко (Фружи, белая мышка — дочь). Правда, почему-то не в мышь, а в Снегурочку.
«Все занятые в новогоднем спектакле участвуют и в предварительной программе», — поясняет она.
- Данила Алексеев
- © RT
И точно, в соседней гримёрке натягивает подушку-пузо под костюм весёлого повара Данила Алексеев (Мартон, серая мышь — папа).
Рядом гримируется Арлекин — уже много лет в разных образах детей перед представлением развлекает актриса и сценарист почти всех постановок Евгения Войцеховская. Чуть позже пузо для солидности образа надевает и Сергей Карпович — в спектакле он Кот, но сначала выйдет Дедом Морозом.
- Надежда Карпович
- © RT
«Ага, мой муж — Дед Мороз, — кивает появившаяся Надежда Карпович (многим зрителям известна под прежней фамилией — Карпухина. — RT). — Вся жизнь здесь — где же ещё мужа искать? Вы интересовались, чувствую ли я себя примой. Конечно, чувствую. Особенно когда на мне нужно дошить последние четыре куска сыра (реквизит на сцену. — RT) перед премьерой. Маленький театр — тут каждый отвечает за кучу всего, совмещая много функций, должностей, делает что-то руками. Мальчики даже шить научились. Ощущения примы нет — есть безмерное чувство ответственности. Веду соцсети театра. Когда организационные вопросы решаю, не представляться же мне примой — называюсь администратором».
Одеваться — что-то быстро натянуть, завязать сбоку — актёрам помогает костюмер Анастасия. Как выяснилось, она режиссёр — как и почти все здесь, закончила Щукинское.
Дальше я уже привыкну, что кто-то из артистов будет стоять у рубильника, заменяя техника, и т. д. А Надежда между выходами на сцену будет спешно отвечать на вопросы зрителей в соцсетях от имени администратора.
Сейчас Надежда надевает парик, белое платье с кружевом. Превращается в этакую светскую даму. Потом рисует усики, носик — дама оказывается «элитарной» белой мышью.
«Какая у меня мышь по счёту? Было две в разных редакциях «Щелкунчика». Эта третья. По роли мы белые мыши — родители. Мы спесивые, заносчивые. Считаем серых мышей деревенщиной, — объясняет Надежда. — Эта сказка — разговор о вполне взрослых проблемах восприятия людьми друг друга».
- Карпович и Лукичев
- © RT
В этот момент из другой гримёрки выходит Михаил Лукичев — уже в костюме её супруга. «По сути, я папа Капулетти», — отмечает он.
В сыроварне живёт семья серых мышей: папа, мама и молодой сын. Обычные, каких много. Растолстевшая, тянущая на себе дом жена, инфантильный, пытающийся избегать принятия решений муж. Рядом с ними селится супружеская пара белых мышей с красавицей дочкой. Это снобы, как будто бы более успешные и активные. Но если присмотреться, то и в этой семье всё то же самое.
А дальше начинается классическая история Ромео и Джульетты: дети влюбляются друг в друга, а родители против. Причина понятна: «они не такие, как мы».
Евгения Войцеховская написала сценарий по мотивам сказки Дюлы Урбана «Все мыши любят сыр». И, в отличие от Шекспира, тут всё заканчивается хорошо — семьи мирит… Кот. Он объясняет родителям, что различие между ними мерещится только им самим. Мол, вы все боитесь кошек, любите сыр. Короче, живите дружно, а то съем.
«Кот, уходи!» — слышится громкий крик зрителей. Дети, включая четырёхлетних на первых рядах, в восторге. Родители реагируют куда сдержаннее, но, очевидно, замечают написанное специально для них. Узнают себя, свои отношения. «С таким мужем любая превратится в серую мышь», — кажется, кто-то из зрителей это даже проговаривает. Если убрать мышиные интонации — вполне взрослые, серьёзные диалоги.
«Малыши считают какой-то один план, — пояснила мне основатель и художественный руководитель театра Елена Громова. — Но нужно несколько пластов, чтобы вещь была интересна и детям постарше, и взрослым. А постановки формата «ой, детишечки, у-тю-тю» не переношу. Да и дети всегда чувствуют несерьёзное отношение».
Громова говорит, что на некоторых сказках взрослых пробирает настолько, что даже папы плачут. Верю — один из них.
Представление заканчивается. Выход на поклон. Публика не отпускает. Потом ещё выход, на бис. Актёры возвращаются в гримёрку. До начала следующего спектакля целых полтора часа.
«Слушай, а давай, когда мы набрасываемся на Кота, ты встанешь с другой стороны, — предлагает Надежда своему сценическому супругу Михаилу. — Можно добавить действия. Будет весело, если я его веником сверху отметелю».
Мне всегда казалось, что лучше приходить на 12-часовой сеанс: пока актёры свежие и физически, и психологически.
«Наоборот, второй, в 16:00, всегда ярче, — объяснил мне ещё находящийся в образе грустной мыши Данила Алексеев. — Мы ж совы — чем позже, тем активнее. На утреннем спектакле только разыгрываемся, разгоняемся».
Дом и старики
Полине Шитовой 20 лет, ещё студентка театрального. Самая молодая из нынешней труппы. Надежде Карпович, когда она почти 20 лет назад пришла в этот театр, было ещё меньше. Теперь её и оставшихся от первого состава называют «наши старики».
«Ко мне тут в зале бросилась одна мама — она сама в детстве была на нашем представлении, а сейчас привела уже своего ребёнка», — отмечает Надежда.
В обычном театре актёр живёт и взрослеет со своими зрителями. Развитие самого актёра находит оклик в его аудитории. А здесь как в школе — постоянная смена поколений детей, а заодно и их родителей, для которых ты снова скачешь зайчиком или ёжиком.
«Дети от поколения к поколению меняются. Каждый раз нужны новые подходы, — рассуждает Надежда. — Да, у меня есть ощущение, что не сыграла многого, что хотела. Но не сыграла не где-то там, а здесь. Просто потому, что приходится тратить время на что-то другое».
- Елена Громова
- © RT
Худрук Елена Громова во время спектаклей сама выполняет работу осветителя — сидит за пультом. Но, пожалуй, она тут одна, для кого театр — единственный источник дохода. Все остальные члены труппы подрабатывают в других местах. Причём отнюдь не всегда искусством. Павел Фартуков (Шома, серая мышь — сын) сейчас играет только по выходным, а по будням занимается продюсированием компьютерных игр в IT-компании.
«Во время самоизоляции всё стояло. Даже сериалы не снимали. Знакомые позвали поучаствовать. Посмотрел, понравилось. И втянулся», — поясняет Павел.
Это при том, что у него — у единственного из всех присутствующих — есть свой агент. Начал сниматься очень рано — в 18 лет получил главную роль в сериале «Невидимки» (2010). И с тех пор участвовал в шести десятках кинопроектов.
Также по теме
«Очень сложно притворяться»: для чего москвичи ходят на концерты и спектакли в темноте
По данным Всероссийского общества слепых, сейчас в стране около 103 тыс. людей с тотальным нарушением зрения. Между тем в Москве…
«Кино, особенно сериалы, — вообще другое, — говорит Павел. — Пока снимали 70 серий «Невидимок», сменили 27 режиссёров… А тут — дом».
Но дело даже не в семейном уюте своего театра, оберегающего от интриг и прочих проблем в иных местах. «Елена Валерьевна приучила нас к очень высокому качеству, которое редко можно встретить. А если сравнивать с детскими театрами, то я подобного вообще больше нигде не видел», — поясняет Михаил Лукичев.
Даже в гримёрке Данила Алексеев, как и его герой, продолжает щипать струны на превращённой в этакую балалайку большой деревянной ложке. «Листал Instagram. Гляжу — приятель сейчас в Таиланде на корпоративе. А я как раз вот эту штуку из ложки для роли мастерил. И подумал, что, видимо, чем-то не тем в жизни занимаюсь», — шутит он.
Данила не только актёр. Он преподаёт в детской студии «Крылья», открытой при театре много лет назад. Реализуется там и как режиссёр. Работа на детскую аудиторию, видимо, особенно располагает к педагогике — детям в студии преподаёт почти вся труппа. Лучших потом приглашают к себе — Юлия Лукьяшко и Полина Шитова как раз из выпускников «Крыльев».
«Это мой дом, который я с 17—18 лет строю. Надеюсь, что через 20—30 лет я передам свой театр в руки младшего поколения, которое будет с большим задором на сцене, — отвечает Надежда Карпович на мой вопрос о будущем. — На них будут кричать: «Уходи, Кот!», а я буду сидеть в зрительном зале со своими детьми или внуками. Уйду в педагогику. Или нет, сама уже поставлю какой-нибудь спектакль наконец. В таком темпе, как мы работаем сейчас, через 30 лет будет невозможно. Наркотик ли эта суета? Для кого-то да. Синдром отложенного счастья».
Частный нафталин
Театр частный, существует с 2000 года. «Была идея, был спонсор, — рассказывает Елена Громова. — На его деньги мы оборудовали помещение. Набрали труппу по полному штату. Вспомогательный персонал. Уже было начали работать, как бизнес у спонсора расстроился, — в 2002 году мы остались без финансирования. Сотрудников пришлось распустить и искать форму существования».
- © RT
Помещение муниципальное, выделено как объекту социального назначения — аренда бесплатная. Расходы — коммуналка, зарплаты актёрам и персоналу. И постоянные, не всегда предсказуемые затраты на декорации, оборудование, ремонты и т. д.
«Театр частный. Никаких грантов, субсидий. Мы живём только за счёт продажи билетов, — говорит Громова. — В зале 108 мест. Билеты от 300 до 1800 рублей. Если заполнено 70%, то мы окупаемся».
Оклад у актёров в штате — 16 тыс. рублей. Остальное — по занятости на сцене. Выходит до 40 тыс. рублей. Как уже было сказано, артисты совмещают функции декораторов, техников, звукооператоров. В штате нет гримёра. «Когда мы закрылись во время самоизоляции, уборщица уехала домой на Украину. И не вернулась. Новую нанимать не стали — убираем теперь сами», — отмечает Громова.
Понятно, что за каждую дополнительную обязанность актёру доплачивают. О размерах сумм можно только догадываться. Определённые деньги приносит театральная студия — месяц занятий стоит 8 тыс. рублей.
Постоянно занятых артистов — 12 человек. Других приглашают по мере необходимости. Сейчас почти все, кто не занят в спектакле про мышей, работают на новогодних шоу, корпоративах, ёлках.
«Почему мы выбрали для новогоднего представления именно такой сюжет? В том числе из-за пандемии, — неожиданно выдаёт Громова. — Роспотребнадзор разрешил только 70% заполнения зала. Если б мы могли продать билеты на все места, то позволили бы себе спектакль подороже — с большим числом персонажей, другими декорациями».
Детский репертуар — почти всегда простой по будням, разве что кроме каникул. Конечно, по вечерам можно давать взрослые спектакли. Но тут уже маркетинг тонкой настройки: как заманить вечером усталого взрослого в малоизвестный театр далеко за Третьим кольцом, сколько назначить за билет, чтоб и зрителю по карману, и самим окупиться? За 20 лет существования театра успешная схема так и не устоялась: взрослых спектаклей пока в репертуаре мало и показывают их сравнительно редко. Но надежды остаются.
«Мы репертуарный театр, — объясняет Громова. — То есть это не проекты какие-то разовые, а постановки, которые идут годами. И мы не площадка для выступлений, а камерный театр. Дающий возможность для глубокого разговора со зрителем. Хорошо ли это, современно ли? Однажды Пётр Наумович Фоменко свой театр назвал нафталином. И мы нафталин, классика. Ничего плохого в этом нет. Лучше нафталин, чем моль».
Третий партнёр
Со сцены снова звучат финальные реплики. Снова Кот произносит речь. Влюблённые берутся за руки. Дети кричат из зала. Аплодисменты, выход на поклон. И на бис. В гримёрку снова один за другим влетают актёры.
«В этот раз зал совсем другой — куда отзывчивее! — делится впечатлениями Полина. — Дети смеялись даже над теми шутками, над которыми никто никогда не смеялся, даже мы».
- © RT
Утром были в основном организованные группы под присмотром учителя. Это самая сложная аудитория — дети отвлекаются друг на друга. А на второе представление пришли по отдельности, с родителями.
«Конечно, мы же играем не в режиме кинотеатра — ловим реакцию из зала, откликаемся на неё. Зритель — это третий партнёр», — поясняет Надежда.
Всегда было интересно посмотреть, что происходит с актёрами, когда они после поклонов наконец скрылись за кулисами. Посмотрел. И ничего не понял. Впрочем, и они сами свои ощущения объяснить не смогли.
«Надо ли выйти из роли? У кого как, — пожимает плечами Михаил Лукичев. — Мне, например, нужно ещё какое-то время посидеть в костюме».
В целом была атмосфера какого-то очередного достижения. Возможно, потому что премьера — играют всего третий день. Уходя домой, актёры целовали уже спустившуюся из осветительной Громову.
«Впереди ещё 18 ёлок, спектакль набирает обороты!» — произнеся это, Надежда Карпович машинально, видимо, чтобы не сглазить, подняла сжатые кулаки. Глядя на неё, я понял, что ни в какие зрители с этой сцены она не уйдёт.