Сказка про копытце иванушка

1 вариант

Скаска пра Альонушку и её братана
Иванушку

В адном царстве, сраннам гасударстве, в лису, жила
канкретная симья. Риальный папа и мама, систра Аленушка и собсно братухец
Иванушка.
Адин раз папан и маман пабурились в кабак бухать синьку под хавчик, а
систрице в два удара объяснили шоп пиздой ни трясла, а за брадцем следила,
далико влес не атпускала. И папиздохали на папойку.
Братан бес пизды сидел и выпалнял каманду систры капацца в писочнике и
нипиздеть. К 7 вечера 2 камаза писка пашли папизде при помощи децкай
лапатки, и ничего никакой хуеты не придвищало. Када систра заиплась сидеть и
сматреть художиственна- дакументальные фильмы порнографичискаго характера, и
ей очь захателась шота типа паибацца, и ана забыв шо ей напиздел папан ,
пашла искать приклучений на сваю пизду пазабыв пасадить братика на цепь ва
дваре.
Брат тоже был не пальцем делатый и увидив как систра пахуячила на сельску
дискатеку ришил пайти в лес, падрачить саму малость на вечернюю
зорьку.
И тока он сваё ибло влес засунул как его хуй знаит за шо приняли лебляди,
пасадили самаму толстаму на спину и палители к сваей суровай
хазяйке-канибалке (не путать с конеебалкой. Прим автора). Прибыв на места
назначения, гуси с лебедями дали Иванушке пиздюлей ат каторых он ушол в
глубокую атключку…
К 21 часу бухая, выебатая, прикуренная и давольная систра падпалзала к
варотам родного дому. Иё ибло выражало полную удавлетваренку до тех пор пака
ана не паймаля дуплю шо братан чи сыбався чи иго спиздили. Пазванив ему на
мабилу ана услышала шо он типа хуй знает где а зона пакрытия чудного
аппиратара заканчиваецца намного ближе чем ето самое хуй его знает
начинаецца.
Вспомнив поломанными ребрами папины педагагичисекие спасобнасти, ана поняла,
шо есть вариант правести каникулы как минимум в рианимации. Ета ей неоченьта
панравилось. Ниаставалось ничиго как иттить искать братана Иванушку.
Взяв ы левую руку фханарь мериканскай фирмы SunLight а в правую лом
производства завода СельхозДеталь, храбрая, но все еще пьяная девачка пошла
по слидам брацких следов, аставленных детской ножкой абутой в балотники 52
размера, в сторону леса.
Ловко помахивая ломом перед собой, Аленушк расчищала сибе дарогу впирет.
Зная радные края девочка сразу паняла шо кроми как Бабе-Яге кастинной-пизде,
её брат никаму больше и нахуй ненужен, посему и пашла в сторану иё галимай
фазенды на кривых нагах.
Падайдя к речке, в водах которой текли стоки районной канализации, а берега
плотно пакрывали атвердевшие фикальные массы, девушка заметила шо мост
вродекак спиздили, потому шо его не было. Прыгать в такую длинну её пугала
мысль ап том шо так ширако раскинув ноги можна парвать от пупа да спины
пизду. Пасему аставалось тока дапиздецца с речка па харошему (не забывайте
шо ета сказка и тут всяка хуйня может случицца).
«Слышь, речка ванючка, мнеп ета, на другой берег папасть нада биспизды !» —
сказала , вспомнив все культурные слова, девочка
«Атсербни пацаватая ат миня — я тебя и перенесу» — заебнула Речка.
«А паиблуууу » — стараясь придать выражению сваиго лица как можно более
культурный вид, переспросила девачка.
«А иди ты впизду» — шутливо ответила речка.
«Щас бля бливану нах в тибя » — для поддержания беседы игриво сказала
девочка.
Вспомнив как впрошлый раз пьяная в гавнищще Аленушка рыгала с берега в реку
полупереваренной пищщей и жилудочным соком, рика содрогнуласть от етих
вспаминаний…
«Ладна, хуй с табой кривоногая, я пашутила — пиздуй куда те нада манда
валахатая» — закончила на дружеской ноте речка, расступилась, обнажив свае
дно усеяннае костями утопшых скатинок, и пропустила Аленушку на тот
берег.
Прайдя ешшо пару киламетрав 2 раза пасцав, Аленушка встретила на сваем
пути….хуй там никакую не печку а чебуречню хачика Гоги.
«Ээээ скющай милая чибурэк да !?» предлажил или спросил Гоги Аленушке.
«А пиздуй ты вхуй выблядок» юмарно паздаровалась Аленушка, «Лучше скажи мине
де мне старую пизду Бабу Игу искать» и добавила «По хорошему».
Гоги вспомнил как Аленшка пребывая под воздействием клея «Мамент» устроила
черный погром в селе. Именно в тот день у Гоги появились первые седые
волосы, причем по всему телу.
«Ээээ хады суда , дарагая пажяласта » сказал Гоги улыбаясь и указывая
девочке дарогу. «Шоп у тибя пызда зарасла пилять» пра сибя дабавил
Гоги.
«Спрасиба» мило улыбнувшися сказала Алушка и бодавила не просибя «Хуйлаван
лахматый» Спиздив мимоходом дисяток чебурекав, Аленушка попиздила дальше,
думая как всетки пиздата кагда кругом такие приятные знакоые личнасти
встричаюцца.
Прапиздохав ешшо некоторое количиство километров и сажрав все чибуреки,
каторые таки были сделаны из домашних жывотных — нехуй думать шо из свиней
или каров — дамашние животные — это кошки, сабаки, криси, Аленушка
пачуствавала сильный голод. Её путь преградил фруктовый сад института
праблемм гинетики. Прям по ходу расло дастаяния института — пиздливая яблоня
с яйцами — итог многолетней работы и пъянок генетикав приебкав.
«Девачкаадевачкасъешьмаёяблачкаиятебепамагучемсмагу» прапиздела ябланя гадко
улыбаясь ва все свае деревянное ибало.
Аленушка поняла шо пиздеть с деревом — последнее дело. Пошарясь рядом она
нашла топор, уверенной паходкой приблизиласть к монстру и кратко и точно
(как В.В. Путин) спрасила «Где….Бабушка Яга живет ?». Яблоня толька ришела
спиздеть чтото ешшо, как железный тапор свистнув воздухе лешил дровеняку
яиц. «Не слышу атвета», также четко и настойчиво переспрасила Аленушка.
Ябланя мелко ахуела. Так сней еще никто не абщался. Решив атстаивать сваю
честь и шоп нагнать пабольше пантов ана сказала «ТЫчигоблямандаахуе..?» Её
речь прервали еше два мощных и точных удара. С яблани как с какосовой спелой
пальмы пасыпались листья, ветки, яблака, арбузы и два агурца. «Йоптваюмать»
Удивленно-задумчиво скаала ябланя. «Я не слышу ответа. Последний раз»
Добавила Аленушка замахиваясь еше раз топором. Ябланя поняла, шо ешо пару
раз — и максимум на шо ана будит пригодна — так ета на рулон туалетной
бумаги после переработки. «Порядка 1745 метров в направлении зюй зюй вест»
выпалила членорадельно ябланя и у казала веткой в сторону того самого зуй
зюй веста. «Спасиба!» скзала Аленушка слегка махнув головой. И шоп не
потиряцца по пути назад сделала на ябланьке зарубочку, как смотрела в
какомто фильме. Но зарубка ей показалась маленькой и не заметной. Ешше пару
раз сделав зарубочку Аленушка увидила перед собой прекрасный пинек, подле
которого лежали атрубленные аблоневые яйца. «Мда…както не очень красиво с
яблонькой получилося» — подумала про себя Аленушка. «Ну и хуй снею, ани ешшо
сибя выродят…Выродки» — подбодрила себя девачка, и папиздила в сторону
зюйзюйвеста.
БабяИга лысая-пизда в ето время растапливала сваю микроволновую печь с
грилем, шоп пригатовить братуху Иванушку, пака тот еше ловил дупли не
приходя в сознание. Нарубив дров электричиской бензопилой на ручной тяге,
ана начала их тулить в печку.
Ету ибанную технику для лахоф ана купила у придставитиля канадской рикламной
кампании в редкий момент весенне-осенних скидок.
Вдруг чтото больно и звонко ударило ёбанну пинсианерку в область головы, и
даже темячка. «Шо то?» тока и спрасила бабушка. «Пиздец твой, прамандаблять
галимая » с сарказмом сказала Аленушка.
«Карочи манда, гани братуху, хавчик, синьку, баблавасы, акции, кредитки,
ключи и дакументы ат хаты, давереннасть на авто, дакументы на землю, книжку
и голды — ты риальна папала !» расстапырив как папа пальцы сказала Аленушка
«Харош паражняк ганять, бычка. За базар — атветишь» атветила старая и громка
засвистела призывая гусей и леблядей на разборки.
Литучие уепки ринулись на свист, но ловко размахивающщая ломом Аленушка
быстро их утихамирила да и ешо загатовила пачти 47 килаграм весьма
диитичискаго мяса а также пачти 3 куб.м. пуха каторый расчитывала патом
махнуть на водочку.
Бабуля поняла шо судьба и провидение нихуя ни на иё старане и ришила
пакинуть поле боя. Но молодость взяла верх. Три мошных удара ломом вболь
старой женщины лишил её какого либо шанса на спасение и счастливую сытую
старость.
«От бля…А веть есть не оченьто ешо и хателося» паследнее что прошипилявиля
бабушка переломанной верхней челюстью.
Пагрузав все шо тока можно было пагрузить, включая братца Иванушку, в
бабулин LandCruiser давольная и уже протрезвевшая Аленушка даванула на
акселератор и быстро поехала домой, похвалится добычей и порадовать
родителей интересной историей с харошим канцом. А патом ешо ниделю вся их
симья жраля гусятину-лебедятину ат чиго сильно страдала жилутком и мрачной
срачкой.

2 вариант

Сказка о сестрице Аленушке и братце Иванушке — колдырях
пробитых

Жили-были баба с мужиком, коммерсанты, блядь, новорусские. И были у
них сын и дочь – распиздяи еще те, алкоголики. Сына звали Иванушкой, а дочь
– Аленушкой. Вот мужик с бабой срулили куда-то, а детям своим лавандос
немерянный на житье оставили – хучу туеву. Ну и пробухали они все бабульки в
первый же день, дело то молодое, не хитрое. С утра как и водится охватил их
бодун-бабай по самые помидоры. Маринованые.
И поперлись они за опохмелкой к бабке-самогонщице, в деревню соседнюю.
Идут, идут, башня трещит у обоих, курить за три версты не нароешь, смотрят –
лавка торгаша Спекулянтия стоит, а Иванушка балбес и давай ныть:
– Ах, Аленушка, падла ебана, ох горят трубы хуевы, давай купим мы чарку
«Быкоффа», чарку «Быкоффа», да «Беслановского»? Похмелиться мне дюже
надобно…
– Не пей ты «Быкоффа», паленая она больно, дрист пробьет страшный, аки бык
загадишь!
Послушался Иванушка сестру свою, пьянь со стажем, и поперлись дальше
они.
Долго ли, коротко ли, подходят они к лотку коробейника Цирозовича, а он
давай орать во все горло, аки резаный:
– Эй, добры молодцы, красны девицы, покупайте водовку «Конскую», ванного
разлива! Одна капля – на табун! Рубит бешенно, аки лошадью!
А Иванушка-долбоеб и тут распиздился:
– Ах, сестрица Аленушка, морда твоя паскудная, выжрать хочется, ох горят мои
трубоньки! Давай купим мы этой водовки, этой водовки да «Конской»
цирозовой!
– Не пошел бы ты, брат Иванушка, не хер пить дрянь паленую, суррогат такой,
ацетоновый! Вот упьешся ты этой гадостью, и подохнешь мразь от цирроза
блядского!
Внял Иванушке и тут сестре своей, Аленушке многоопытной, что пила уже год
пятнадцатый, аж с рождения – к слову сказано.
Вот идут они по дороженьке, а башка трещит нехуевейще, болью страшною,
злоебучею. И встречают они тут калику перехожего, что барыжит всюду спиртом
лекарьским, коим лекари трут ножи свои, ножи острые, свинорезные. И опять
Иванушка вонь поднял, вонь пахучую, несусветную:
– Сука ты, блядь Аленушка, на бухло дай мне, хоть червонец дай! А не то я
все поведаю, батьке нашему, с кем ебешся ты!
– Заебешся ты на меня пиздить, я ведь тоже батьке нашему рассказать могу,
про тебя козла, наркомана сраного!
И заткнулся тут брат Иванушка, испугался гад батьку родного, каратиста
хуева, с черным поясом. Вспомнил он, как пиздян огреб, за косяк травы, что у
мамки спер.
Промолчал он так время энное, а потом опять распиздился гад, аж по фене он
свой базар развел:
– Ты в натуре, бля, охуела чтоль? Чисто брату, нах, лавандос зажать? Ну и
хер с тобой, я и сам не лох, я и сам найду опохмел себе.
И полез баран на помойку блядь, где сидел и жрал бомж немытый весь.
– Слышь, братан, ебать, не в падляк, налей, опохмелу мне, надо аж
пиздец!
– Да о чем базар, красный молодец, есть бухло охуенное – диколон ништяк,
«Козий выпердыш». Вещь вонючая, но перловая! Так что с децела убивает в
кал.
Тут Иванушка аж не выдержал, хвать флакон из рук и давай хлестать. Бедный
бомж на него аж обиделся, плюнул горько он и грязно выругался. А Аленушка
как давай орать:
– Ах не пей баран, срань помойную, для козлов вонючих лишь пригодную.
Станешь сам, козлом, ты не ровен час!
Но Иванушка-распиздяй, хуй забил на нее, только фак показал,
среднеперстовый, понтанулся гад, гайкой папиной, утром спизженой. И ушел он
жить на помойку блядь, диколон хлестать и бомжих ебать.
А Аленушка на него разобиделась охуительно, отыскала себе мужа видного –
Зека сильного, вчера вышедшего, Зека храброго, новорусского. Отъебал он ее,
во все дыры гад, во все дыры, куда только смог. Все бабло она дура отдала
ему, все бабло что она пизданула тварь, пизданула тварь у родителей.
А когда она приеблась ему, дура жирная, некрасивая, он послал ее во все
стороны, и ушла она на панель, пизда, торговать собой подешевке нах.
Продавать себя за флакон бухла, у дороги нах, в стольный Киев-град.
Вот такая вот, сказка долгая, без пизды совсем, как в натуре
есть.

3 вариант

Примечания

1 вариант сказки впервые была опубликован на сайте www.anekdot.ru с подписью: «Дед
Парнас. old_panas@mail.ru.

Автор 16 варианта — Вадим
Голованов («Новые русские» сказки). Текст печатался на сайте www.skazka.com.ru

260^[1]

Жили-были себе царь и царица; у них были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Алёнушкой. Вот царь с царицею померли, остались дети одни и пошли странствовать по белу свету. Шли, шли, шли… идут и видят пруд, а около пруда пасётся стадо коров.

— Я хочу пить, — говорит Иванушка.

— Не пей, братец, а то будешь телёночком, — говорит Алёнушка.

Он послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят реку, а около ходит табун лошадей.

— Ах, сестрица, если б ты знала, как мне пить хочется.

— Не пей, братец, а то сделаешься жеребёночком.

Иванушка послушался, и пошли они дальше, шли-шли и видят озеро, а около него гуляет стадо овец.

— Ах, сестрица, мне страшно пить хочется.

— Не пей, братец, а то будешь баранчиком.

Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят ручей, а возле стерегут свиней.

— Ах, сестрица, я напьюся; мне ужасно пить хочется.

— Не пей, братец, а то будешь поросёночком.

Иванушка опять послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят: пасётся у воды стадо коз.

— Ах, сестрица, я напьюся.

— Не пей, братец, а то будешь козлёночком.

Он не вытерпел и не послушался сестры, напился и стал козлёночком, прыгает перед Алёнушкой и кричит: «Ме-ке-ке! Ме-ке-ке!»

‎Алёнушка обвязала его шёлковым поясом и повела с собою, а сама-то плачет, горько плачет… Козлёночек бегал-бегал и забежал раз в сад к одному царю. Люди увидали и тотчас доказывают царю:

— У нас, ваше царское величество, в саду козлёночек, и держит его на поясе девица, да такая из себя красавица.

Царь приказал спросить, кто она такая. Вот люди и спрашивают её: откуда она и чьего роду-племени?

— Так и так, — говорит Алёнушка, — был царь и царица, да померли; остались мы, дети: я — царевна, да вот братец мой, царевич; он не утерпел, напился водицы и стал козлёночком.

Люди доложили все это царю. Царь позвал Алёнушку, расспросил обо всём; она ему приглянулась, и царь захотел на ней жениться. Скоро сделали свадьбу и стали жить себе, и козлёночек с ними — гуляет себе по саду, а пьёт и ест вместе с царём и царицею.

‎Вот поехал царь на охоту. Тем временем пришла колдунья и навела на царицу порчу: сделалась Алёнушка больная, да такая худая да бледная. На царском дворе всё приуныло; цветы в саду стали вянуть, деревья сохнуть, трава блекнуть. Царь воротился и спрашивает царицу:

— Али ты чем нездорова?

— Да, хвораю, — говорит царица.

На другой день царь опять поехал на охоту. Алёнушка лежит больная; приходит к ней колдунья и говорит:

— Хочешь, я тебя вылечу? Выходи к такому-то морю столько-то зорь и пей там воду.

Царица послушалась и в сумерках пошла к морю, а колдунья уж дожидается, схватила её, навязала ей на шею камень и бросила в море. Алёнушка пошла на дно; козлёночек прибежал и горько-горько заплакал. А колдунья оборотилась царицею и пошла во дворец.

‎Царь приехал и обрадовался, что царица опять стала здоро́ва. Собрали на стол и сели обедать.

— А где же козлёночек? — спрашивает царь.

— Не надо его, — говорит колдунья, — я не велела пускать; от него так и несёт козлятиной!

На другой день, только царь уехал на охоту, колдунья козлёночка била-била, колотила-колотила и грозит ему:

— Вот воротится царь, я попрошу тебя зарезать.

Приехал царь; колдунья так и пристаёт к нему:

— Прикажи да прикажи зарезать козлёночка; он мне надоел, опротивел совсем!

Царю жалко было козлёночка, да делать нечего — она так пристаёт, так упрашивает, что царь, наконец, согласился и позволил его зарезать. Видит козлёночек: уж начали точить на него ножи булатные, заплакал он, побежал к царю и просится:

— Царь! Пусти меня на́ море сходить, водицы испить, кишочки всполоскать.

Царь пустил его. Вот козлёночек прибежал к морю, стал на берегу и жалобно закричал:

Она ему отвечает:

Козлёночек заплакал и воротился назад. Посеред дня опять просится он у царя:

— Царь! Пусти меня на́ море сходить, водицы испить, кишочки всполоскать.

Царь пустил его. Вот козлёночек прибежал к морю и жалобно закричал:

Она ему отвечает:

Козлёночек заплакал и воротился домой. Царь и думает: что бы это значило, козлёночек всё бегает на́ море? Вот попросился козлёночек в третий раз:

— Царь! Пусти меня на́ море сходить, водицы испить, кишочки всполоскать.

Царь отпустил его и сам пошёл за ним следом; приходит к морю и слышит — козлёночек вызывает сестрицу:

Она ему отвечает:

Козлёночек опять зачал вызывать сестрицу. Алёнушка всплыла кверху и показалась над водой. Царь ухватил её, сорвал с шеи камень и вытащил Алёнушку на берег, да и спрашивает: как это сталося? Она ему всё рассказала. Царь обрадовался, козлёночек тоже — так и прыгает, в саду всё зазеленело и зацвело. А колдунью приказал царь казнить: разложили на дворе костёр дров и сожгли её. После того царь с царицей и с козлёночком стали жить да поживать да добра наживать и по-прежнему вместе и пили и ели.

261^[2]

Идут двое сироток — сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой по дальнему пути, по широкому полю, а жар-то, жар их донимает. Захотелось Иванушке пить:

— Сестрица Алёнушка, я пить хочу!

— Подожди, братец, дойдём до колодца.

Шли-шли — солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит коровье копытце полно водицы.

— Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца?

— Не пей, братец, телёночком скинешься.

Братец послушался, пошёл дальше. Солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит лошадиное копытце полно водицы.

— Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца?

— Не пей, братец, жеребёночком станешь.

Вздохнул Иванушка, опять пошёл. Солнце высоко, колодезь далеко, жар донимает, пот выступает! Стоит баранье копытце полно водицы. Братец увидел его и, не спросясь с Алёнушкой, выпил до дна. Алёнушка зовёт Иванушку, а вместо Иванушки за ней бежит беленький баранчик. Догадалась она, залилась слезами, села под стожок — плачет, а баранчик возле неё по травке скачет. Ехал мимо барин, остановился и спрашивает:

— О чём ты, красная девушка, плачешь?

Рассказала она ему свою беду.

— Поди, — говорит, — за меня; я тебя наряжу и в платье и в серебро и баранчика не покину: где будешь ты, там будет и он.

Алёнушка согласилась; обвенчались и жили так, что добрые люди, глядя на них, радовались, а дурные завидовали.

‎Один раз мужа не было дома, Алёнушка оставалась одна. Ведьма навязала ей на шею камень и бросила в воду, а сама нарядилась в её платье и заселилась в барских палатах; никто её не распознал, сам муж обманулся. Одному баранчику всё было ведомо, один он печалился, повесил голову, не бирал корму и утро и вечер ходил около воды по бережку да кричал: «Бя, бя!» Узнала о том ведьма, и нелюбо ей стало; велела разложить костры высокие, разогреть котлы чугунные, наточить ножи булатные и говорит:

— Барана надо зарезать!

Послала слугу его поймать. Муж дивится: как жена-то любила барана, мне надоела — пой его, корми его, а то велит резать! А баранчик спроведал, что ему недолго жить, лёг на бережку и причитывает:

Алёнушка ему в ответ:

Человек слушает, что за чудо? Пошёл, сказал барину; стали оба караулить. Баранчик пришёл и опять стал вызывать Алёнушку и плакаться над водою:

Алёнушка ему в ответ:

«Людей! Людей! — закричал барин. — Собирайся, челядь дворовая, запускай невода, закидай сети шёлковые!» Собралась челядь дворовая, закинула сети шёлковые; Алёнушка и поймалась. Вытащили её на бережок, отрезали камень, окунули её, сполоснули в чистой воде, белым полотном обернули, и стала она ещё лучше, чем была, и обняла своего мужа. Баранчик стал опять братец Иванушка, и зажили все по-старому, по-хорошему, только ведьме досталось; ну да ей, говорят, туда и дорога, об такой не жалеют!

262^[3]

Жили сестрица и братец, и пошли они в лес по ягоды. Шли-шли; вот на дороге лежит лошадино копытце с водицей; вот братец и говорит:

— Сестрица, я пить хочу; я в этом копытце напьюсь.

— Нет, не пей, братец, коняшка будешь.

Ещё шли-шли, коровье копытце стоит.

— Сестрица, сестрица, я пить хочу!

— Нет, не пей, бычок будешь.

Шли-шли; стоит овечье копытце.

— Сестрица, сестрица! Я напьюсь.

— Нет, не пей, баранчик будешь.

Шли, шли; стоит козино копытце.

— Сестрица, сестрица, я напьюсь!

— Нет, не пей, а то козельчик будешь.

Пошли дальше; он не утерпел, отвернулся и напился, и обратился козельчиком, бежит и блеет.

— Я говорила тебе: не пей!

Идут; барин едет и говорит:

— Продай, девушка, козельчика.

— Нет, он у меня не продажный; это мой братец, а не козельчик!

Барин взял обоих их, увёз и на девушке женился и козельчика ласкал.

‎Вот барин уехал, а эту жену его, Алёнушку, дворовые ненавидели, взяли привязали ей на шею камень большущий и бросили в реку, а вместо её другая убралась в её платье. Барин приехал и не узнал. Эта другая жена хотела известь и козельчика и велела барину зарезать его.

— Я. — говорит, — хочу козлиного мясца.

Барин велел слугам зарезать козельчика. Козельчик почуял, приходит к барину и говорит:

— Барин, барин! Пусти меня на речку водицы испить, кишочки промыть, твоей барыне лучше будет кушать!

— Ступай, да не уходись^[4].

Он пошёл, на бережку сел и стал кричать:

— Алёнушка, сестричушка, тебе тошно, а мне тошней твоего; меня, козла, хотят резать, ножи точат булатные, котлы кипят немецкие, огни горят всё жаркие!

А она ему говорит, выныривая из реки:

— Иванушка, родимый мой, тебе тошно, а мне тошней твоего; тяжёл камень ко дну тянет, бела-рыба глаза выела, люта змея сердце высосала, шёлкова трава ноги спутала!

Козельчик пошёл домой, полежал и опять у барина просится на реку; барин пустил и послал следом слугу посмотреть, зачем он часто ходит туда. Козельчик сел на бережку и опять закричал:

— Алёнушка, сестричушка, тебе тошно, а мне тошней твоего; меня, козла, хотят резать, ножи точат булатные, котлы кипят немецкие, огни горят всё жаркие!

Она ему говорит:

— Иванушка, родимый мой, тебе тошно, а мне тошней твоего; тяжёл камень ко дну тянет, бела-рыба глаза выела, люта змея сердце высосала, шёлкова трава ноги спутала!

Пришли домой, слуга ничего не сказал барину; а козельчик немножко повернулся и опять просится у барина на речку водицы испить, кишочки промыть. Барин отпустил и сам пошёл следом. Козельчик сел на бережку и стал опять кричать:

— Алёнушка, сестричушка, меня, козла, хотят резать, ножи точат булатные, котлы кипят немецкие, огни горят всё жаркие!

И она выныривает из реки и говорить стала:

— Иванушка, родимый мой!..

Как барин то угадал, да вдруг кинется и вытащил её; узнал обо всём, всех пересёк, а которая на место её сделалась (ту) прогнал; а с этой начал жить-поживать по-прежнему, и козельчику стало хорошо.

263^[5]

Жил старик со старухой. У них был сынок Иванушка и дочка Олёнушка. Отец послал их в лес за ягодками. Они пошли; пришли в лес и нашли земляночку. Олёнушка сказала:

— Давай, братец, взойдём в эту землянку.

Взошли и увидели: лежит на печи и спит яга-баба. Они сели на лавку и стали играть Олёнушкиным кольчиком^[6]. Долго ли, коротко ли в ней посидели, потом вышли из землянки. Отойдя немножко, Олёнушка сказала:

— Ох, братец Иванушка! Я кольчико-то позабыла в землянке на окошечке; поди возьми его, да смотри не лижи козлиного сальца, что на лавочке лежит.

‎Пошёл Иванушка и дорогою сам с собою думает: что мне сестрица не велела лизать сальца? Пришёл в землянку, взял кольчико и лизнул сальце, да и сделался козлом. Надел кольчико на рога, бежит к Олёнушке и блеет по-козлиному.

— Ох ты дурачок, Иванушка! — говорит Олёнушка. — Ведь я тебе наказывала, чтобы не лизал сальце; а ты не послушал-таки меня!..

Взял их барин к себе, и живут они у него с год времени.

‎Вот пришли к Олёнушке дочери яги-бабы, зовут её купаться. Долго она отказывалась; наконец уговорили. Пришли к воде, скинули с себя рубашки, полезли в воду. Ягины дочери привязали Олёнушке на шею камень и пустили с ним в воду…

Козлёночек ходит на бережок и горько плачет, приговаривая:

— Олёнушка, сестрица моя! Ты выдь ко мне, ты выгляни: я братец твой, Иванушка, пришёл к тебе с нерадостной весточкой, меня, козла, убить хотят, зарезати…

Олёнушка из воды отвечает ему:

— Ох, братец мой Иванушка! Я рада бы к тебе выглянуть, тяжёл камень ко дну тянет…

Слуги прошли за козлёночком, и как на его голос выглянула из реки Олёнушка — они тотчас схватили её и вытащили на берег. Барин взял Олёнушку к себе в дом, а козла Иванушку пустил в сад гулять, а дочерей яги-бабы приказал расстрелять.

Примечания