Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
— Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, — сказал один генерал, — вижу, будто живу я на необитаемом острове…
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.
— Господи! да что ж это такое! где мы! — вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.
Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру.
Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.
— Теперь бы кофейку испить хорошо! — молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал.
— Что́ же мы будем, однако, делать? — продолжал он сквозь слезы, — ежели теперича доклад написать — какая польза из этого выйдет?
— Вот что, — отвечал другой генерал, — подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
— Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! — сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.
Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и видит — растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть — ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» — подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.
Зашел генерал в лес — а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.
— Господи! еды-то! еды-то! — сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.
Делать нечего, пришлось возвращаться на условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.
— Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?
— Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!
Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рыбы, рябчики, тетерева, зайцы.
— Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? — сказал один генерал.
— Да, — отвечал другой генерал, — признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!
— Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как все это сделать?
— Как все это сделать? — словно эхо, повторил другой генерал.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
— Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! — сказал один генерал.
— Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! — вздохнул другой генерал.
Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.
— С нами крестная сила! — сказали они оба разом, — ведь этак мы друг друга съедим! И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!
— Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! — проговорил один генерал.
— Начинайте! — отвечал другой генерал.
— Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
— Странный вы человек, ваше превосходительство: но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
— Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
— Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать — и спать пора!»
Но упоминовение об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.
— Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, — начал опять один генерал.
— Как так?
— Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда, наконец, соки совсем не прекратятся…
— Тогда что ж?
— Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…
— Тьфу!
Одним словом, о чем ни начинали генералы разговор, он постоянно сводился на воспоминание об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить, и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.
«Вчера, — читал взволнованным голосом один генерал, — у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и „шекспинска стерлядь золотая“, и питомец лесов кавказских, — фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника…»
— Тьфу ты, господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? — воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее:
«Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав Б.), был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»
— Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! — прервал первый генерал и, взяв, в свою очередь, газету, прочел:
«Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится…»
Генералы поникли головами. Все, на что бы они ни обратили взоры, — все свидетельствовало об еде. Собственные их мысли злоумышляли против них, ибо как они ни старались отгонять представления о бифштексах, но представления эти пробивали себе путь насильственным образом.
И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…
— А что, ваше превосходительство, — сказал он радостно, — если бы нам найти мужика?
— То есть как же… мужика?
— Ну, да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!
— Гм… мужика… но где же его взять, этого мужика, когда его нет?
— Ка́к нет мужика — мужик везде есть, стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!
Мысль эта до того ободрила генералов, что они вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика.
Долго они бродили по острову без всякого успеха, но, наконец, острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было.
— Спишь, лежебок! — накинулись они на него, — небось и ухом не ведешь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают! сейчас марш работать!
Встал мужичина: видит, что генералы строгие. Хотел было дать от них стречка, но они так и закоченели, вцепившись в него.
И зачал он перед ними действовать.
Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле — и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку — и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»
Смотрели генералы на эти мужицкие старания, и сердца у них весело играли. Они уже забыли, что вчера чуть не умерли с голоду, а думали: «Вот как оно хорошо быть генералами — нигде не пропадешь!»
— Довольны ли вы, господа генералы? — спрашивал между тем мужичина-лежебок.
— Довольны, любезный друг, видим твое усердие! — отвечали генералы.
— Не позволите ли теперь отдохнуть?
— Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.
Набрал сейчас мужичина дикой конопли, размочил в воде, поколотил, помял — и к вечеру веревка была готова. Этою веревкою генералы привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать.
Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши генералы веселые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот они здесь на всем готовом живут, а в Петербурге между тем пенсии ихние всё накапливаются да накапливаются.
— А как вы думаете, ваше превосходительство, в самом ли деле было вавилонское столпотворение, или это только так, одно иносказание? — говорит, бывало, один генерал другому, позавтракавши.
— Думаю, ваше превосходительство, что было в самом деле, потому что иначе как же объяснить, что на свете существуют разные языки!
— Стало быть, и потоп был?
— И потоп был, потому что, в противном случае, как же было бы объяснить существование допотопных зверей? Тем более, что в «Московских ведомостях» повествуют…
— А не почитать ли нам «Московских ведомостей»?
Сыщут нумер, усядутся под тенью, прочтут от доски до доски, как ели в Москве, ели в Туле, ели в Пензе, ели в Рязани — и ничего, не тошнит!
Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать об оставленных ими в Петербурге кухарках и втихомолку даже поплакивали.
— Что-то теперь делается в Подьяческой, ваше превосходительство? — спрашивал один генерал другого.
— И не говорите, ваше превосходительство! все сердце изныло! — отвечал другой генерал.
— Хорошо-то оно хорошо здесь — слова нет! а все, знаете, как-то неловко барашку без ярочки! да и мундира тоже жалко!
— Еще как жалко-то! Особливо, как четвертого класса, так на одно шитье посмотреть, голова закружится!
И начали они нудить мужика: представь да представь их в Подьяческую! И что ж! оказалось, что мужик знает даже Подьяческую, что он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!
— А ведь мы с Подьяческой генералы! — обрадовались генералы.
— А я, коли видели: висит человек снаружи дома, в ящике на веревке, и стену краской мажет, или по крыше словно муха ходит — это он самый я и есть! — отвечал мужик.
И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он корабль — не корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой.
— Ты смотри, однако, каналья, не утопи нас! — сказали генералы, увидев покачивавшуюся на волнах ладью.
— Будьте покойны, господа генералы, не впервой! — отвечал мужик и стал готовиться к отъезду.
Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет, да кормит генералов селедками.
Вот, наконец, и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли — того ни в сказке сказать, ни пером описать!
Однако, и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!
Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.
ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ОДИН МУЖИК ДВУХ ГЕНЕРАЛОВ ПРОКОРМИЛ
Два генерала очутились на необитаемом острове. «Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: “Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности”. Попали на остров они одетыми в ночные рубашки, а на шеях — по ордену. Один из генералов умнее другого — он служил в школе военных кантонистов учителем каллиграфии. Но и он не может определить стороны света, чтобы обойти остров. Вокруг них много разной еды: яблоки, рыба в ручье, дичь и зайцы в лесу, но сами генералы ничего не
могут добыть. Они находят газету «Московские ведомости». Как назло, все заметки в газете посвящены званым обедам. Генералы очень голодны, и от голода они набрасываются друг на друга. Один откусывает орден товарища и съедает его. Вид крови привел в чувство генералов. Тот генерал, что умнее, предлагает выход: нужно найти мужика, который бы о них позаботился.
«Долго они бродили по острову без всякого успеха, но наконец острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было». Мужик начинает работать на генералов. «Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по десятку самых спелых яб- локов, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле — и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку — и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: “Не дать ли и тунеядцу частичку?”» Мужик просит генералов об отдыхе и те разрешают, но предварительно мужик должен свить веревку и сам себя привязать, чтобы не сбежал. Уже через день мужик умеет варить суп в пригоршне.
Генералы сыты и довольны, в Петербурге им набегает большая пенсия. Они рассуждают о вавилонском столпотворении, читают без желудочных колик «Московские ведомости». Но через некоторое время генералы требуют, чтобы мужик доставил их в Петербург. Мужик строит корабль, дно которого устилает лебяжьим пухом, и они отправляются в путь. «Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет да кормит генералов селедками». Генералы прибывают в Петербург, пьют кофе, надевают мундиры, получают огромные пенсии. «Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!»
Здесь искали:
- повесть о том как один мужик двух генералов прокормил краткое содержание
- повесть о том как один мужик двух генералов прокормил кратко
- краткое содержание повесть о том как один мужик двух генералов прокормил
Салтыков-Щедрин М., сказка «Повесть о том, как мужик двух генералов прокормил»
Жанр: литературная сатирическая сказка
Главные герои сказки «Как мужик двух генералов прокормил» и их характеристика
- Мужик. Работящий, умелый, находчивый. Все может сделать, все обустроить.
- Два генерала. Бесполезные, бестолковые, ленивые, изнеженные.
План пересказа сказки «Как мужик двух генералов прокормил»
- Генералы на пенсии
- Генералы просыпаются
- Генералы исследуют остров
- Муки голода
- Чтение газеты
- Гениальная мысль
- Мужик под деревом
- Сытая жизнь генералов
- Ностальгия о столице
- Лодка
- Снова в Петербурге.
Кратчайшее содержание сказки «Как мужик двух генералов прокормил» для читательского дневника в 6 предложений
- Два бестолковых генерала проснулись однажды на необитаемом острове.
- Вокруг было много еды, но генералы сидели голодные.
- Они мучились от голода и даже чуть друг друга не съели
- Генералы нашли мужика и заставили его накормить их.
- Генералы заставили мужика построить им лодку и отправились в Петербург
- Генералы получили много денег и дали пятак мужику.
Главная мысль сказки «Как мужик двух генералов прокормил»
Народ вечно кормит прихлебателей, которые сами ничего не умеют и не хотят делать.
Чему учит сказка «Как мужик двух генералов прокормил»
Сказка учит, что каждый должен получать по заслугам, учит самому уметь добывать себе пищу. Учит работать, учит быть находчивым. Учит не лениться и освоить какую-нибудь нужную профессию. Учит не сидеть у другого на шее.
Отзыв на сказку «Как мужик двух генералов прокормил»
Мне понравилась эта сказка, написанная в жанре острой социальной сатиры. В аллегорической форме Салтыков-Щедрин описал угнетение простого народа правящими классами. Показал, что без народа не может существовать никакое государство, что именно на простом народе зиждется благосостояние нации. И показал, что без нахлебников легко можно обойтись. Мне очень понравилась гениальная мысль, отправить всех «генералов» на необитаемый остров.
Пословицы к сказке «К
ак мужик двух генералов прокормил»
Один с сошкой, а семеро с ложкой.
Труд кормит, а лень портит.
Что потрудился, то и поел.
Без труда меду не едят.
Ест руками, а работает брюхом.
Читать краткое содержание, краткий пересказ сказки «Как мужик двух генералов прокормил»
Жили в одной регистратуре два генерала. Там родились, выросли и состарились. И ничего делать не умели, даже слов нормальных не знали.
Но вот закрыли регистратуру и выпустили генералов на волю. Жили они в Петербурге, получали пенсию, а однажды очутились под одним одеялом на необитаемом острове.
Вскочили генералы, испугались. Перед ними море, позади клочок суши и никого вокруг.
Стали думать генералы, что делать. Хотели было пойти на один на восток, другой на запад, но где восток, а где запад не знали. Пришлось просто разойтись один налево, другой направо.
И вот идет один генерал, видит яблони с яблоками. А яблоки высоко растут, не достать. Идет дальше, видит ручей полный рыбы. Дальше идет — лес полный дичи. Еды вокруг много, а в руки не дается.
Вернулся генерал, а второй генерал за это время только номер «Московских ведомостей» нашел.
Хотели генералы спать лечь, да сон на голодный желудок не идет. Только глаза закроют — еда кажется. Удивляются, генералы, что в естественном виде еда на деревьях растет, да по лесам бегает.
И вот остервенились генералы, да друг на друга набросились. Клочья так и полетели. Но вид крови образумил генералов. Перекрестились они и развлечься хоть как-то решили. Стали о солнце думать, почему оно сперва восходит, а потом заходит. Потом один генерал вспомнил, что можно своими соками питаться, но для этого сперва перекусить нужно.
Стали генералы «Московские ведомости» читать, да что ни статья, то про обед, про осетров или про налимов.
И вот одного генерала вдруг осенило. Понял он, что надо найти мужика. Пошли они по острову бродить и под деревом увидели огромного мужика.
Заругались генералы, потребовали, чтобы мужик их накормил.
Мужик в голове почесал, видит генералы строгие и за работу принялся. Яблок нарвал, рябчиков поймал, костер разжег, еды столько приготовил, что генералы даже подумали не дать ли и мужику маленький кусочек.
Стал мужик отдохнуть проситься. Генералы заставили его сперва веревку свить, да той веревкой мужика к дереву привязали.
Прошел день. Мужик уже наловчился в пригоршне суп варить. Живут генералы сытые и веселые, о потопе рассуждают, да столицу вспоминают.
И вот стало генералом скучно. Потребовали генералы от мужика доставить их на Подъяченскую. Думал, мужик, думал и корабль построил. Настелил в лодку лебяжьего пуха, сели генералы и поплыли. Страху по дороге натерпелись, на мужика ругались, мужик их селедкой кормил и к Неве наконец доставил.
Удивились кухарки, какие генералы толстые, да белые приехали. А генералы в Казначейство пошли, денег загребли и про мужика не забыли, выслали ему рюмку водки, да серебра пятак — веселись мужик.
Рисунки и иллюстрации к сказке «Как мужик двух генералов прокормил»
Повесть «Как мужик двух генералов прокормил» была написана в 1869 году. Для лучшей подготовки к уроку литературы рекомендуем прочитать краткое содержание «Как мужик двух генералов прокормил» на нашем сайте. Это одно из лучших сатирических произведений в русской литературе, в котором высмеиваются пороки общества: социальное неравенство, несправедливость, злоупотребление властью.
Основные персонажи повести
Главные герои:
- Мужик – толковый, сноровистый, трудолюбивый, но наивный мужчина, не осознающий своей истинной силы.
Другие персонажи:
- Два генерала – глупые, недалекие, жадные и совершенно бесполезные для общества господа.
«Как мужик двух генералов прокормил» в сокращении
«Как мужик двух генералов прокормил» краткое содержание для читательского дневника:
В данном произведении рассказывается о том, как два генерала, привыкшие жить без забот и не умеющие ничего делать, попали на необитаемый остров. Одолел их голод, стали они искать пропитание, но так как не были приспособлены к труду, то и поесть ничего себе не добыли.
Один из них вдруг вспомнил, что можно найти мужика крестьянина, чтобы тот устроил для них вкусное угощение. Мужик был найден и тут же их накормил и стал на них работать. Приказали генералы, чтобы кормилец увёз их домой.
После того, как крестьянин доставил генералов восвояси, тут же был награждён серебряным пятаком и рюмкой водки.
Вывод:
Сказка учит правильному отношению между людьми. Нельзя унижать и пользоваться другими, следует уважать и по достоинству оценивать тех, кто оказывает помощь в трудных жизненных ситуациях.
Это интересно: В 1870 году после ряда публикаций отдельных глав вышло в свет произведение М.Салтыкова-Щедрина «История одного города». Прочитав в кратком содержании по главам, вы ознакомитесь с самыми важными моментами произведения, наглядно демонстрирующими сатирическую направленность повести.
Короткий пересказ «Как мужик двух генералов прокормил»
Два легкомысленных генерала на пенсии очутились на необитаемом острове. «Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитывались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моём почтении и преданности». Однажды генералы проснулись — глядь, а они лежат на берегу и ничего нет ни на одном, ни на другом, кроме ночной рубашки да ордена на шее.
Генерал, который служил учителем каллиграфии, был немного умнее другого. Он предлагает пройти по острову и поискать еды. Но вот куда идти? Генералы не могут определить, где запад, где восток. Остров изобилен, тут есть всё, но генералы мучаются голодом, а добыть ничего не могут. Находят лишь «Московские ведомости», где, как назло, описываются роскошные обеды. От голода генералы чуть не съедают друг друга.
Бывший учитель каллиграфии придумал: надо найти мужика, который и будет о них заботиться. «Долго они бродили по острову без всякого успеха, но наконец острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навёл их на след». Смотрят, под деревом спит лентяй-мужик. Увидел он генералов, хотел бежать, но они намертво вцепились в него.
Мужик начинает работать: нарвал генералам по десятку спелых яблок, а себе взял одно, кислое; покопался в земле и добыл картофеля; потёр два куска дерева друг о друга — и получил огонь; сделал силок из собственных волос — и поймал рябчика. И столько наготовил еды, что генералы даже подумали, не дать ли и «тунеядцу» кусочек?
Прежде чем лечь отдохнуть, мужик по приказу генералов вьёт верёвку, и те привязывают его к дереву, чтоб не убежал. Через два дня мужик так наловчился, что «стал даже в пригоршне суп варить». Генералы сыты и довольны, а в Петербурге тем временем скапливаются их пенсии. Сидят генералы да почитывают «Московские ведомости».
Но вот они соскучились. Мужик построил лодочку, устлал её дно лебяжьим пухом, уложил генералов и, перекрестившись, поплыл. «Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь и ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство — того ни пером описать, ни в сказке сказать».
Но вот наконец и Петербург. «Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да весёлые! Генералы напились кофе, наелись сдобных булок, поехали в казначейство и получили кучу денег. Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!».
Еще одну сатирическую сказку «Орел-меценат» Салтыков-Щедрин написал в 1884 году. В ней он в иносказательной форме высмеял негативные явления русского общества. Рекомендуем прочитать для читательского дневника, чтобы лучше подготовиться к уроку литературы. Автор обличает мнимую, глупую просветительскую деятельность высших слоев общества.
Сюжет повести «Как мужик двух генералов прокормил»
«Как мужик двух генералов прокормил» Салтыков-Щедрин краткое содержание произведения:
Однажды два легкомысленных генерала «очутились на необитаемом острове». Всю свою жизнь они провели «в какой-то регистратуре», а, значит, ничего не понимали.
Генералы растерялись, и в поисках пищи решили исследовать остров. Они обнаружили много деревьев со спелыми плодами, полноводную реку с рыбой, обилие дичи в лесу. Но ни один из генералов так и не смог добыть пропитания, и вернулись оба «на условленное место с пустыми руками». Они были обескуражены тем, что привычная пища, оказывается, в своем первоначальном виде «летает, плавает и на деревьях растет».
Голод стал все сильнее терзать генералов, которые до того «остервенились», что чуть было не съели друг друга. Чтобы как-то отвлечься, они принялись читать «старый нумер «Московских ведомостей», который нашли на острове, но и там все статьи были посвящены званым обедам и ужинам с перечислением изысканных блюд.
Самый толковый из генералов, в прошлом учитель каллиграфии, предложил отыскать мужика, который и будет о них заботиться. Поблуждав по острову, они наткнулись на спящего под деревом огромного детину, который «самым нахальным образом уклонялся от работы». Увидев перед собой генералов, он хотел было дать деру, но те крепко вцепились в него.
Мужик ловко принялся за работу: нарвал яблок, собрал картофель, поймал рябчика, разжег огонь и приготовил разнообразную снедь. Генералы умильно глядели на его старания и думали: «Вот как оно хорошо быть генералами — нигде не пропадешь!». После они приказали мужику свить веревку, которой привязали его к дереву.
Благодаря стараниям мужика жизнь на острове для генералов казалась сладким сном. Но спустя время, соскучившись по столице, они заставили мужика построить лодку и отвезти их в Петербург. Последний блестяще справился с заданием, но всю дорогу выслушивал от господ одни лишь ругательства.
Отдохнув дома, генералы первым делом отправились в казначейство получить всю пенсию, что накопилась во время их отсутствия, а после отправили мужику «рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!».
Заключение:
В сатирической сказке Салтыков-Щедрин наглядно показал, как «генералы», презирающие «мужиков», абсолютно беспомощны без них и сами по себе не представляют никакой ценности.
«Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове».
Раньше служили генералы в регистратуре. Всю жизнь служили. «Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности». И тут оказались на необитаемом острове, «проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат». Сначала они ничего не поняли, но потом убедились, что на самом деле на необитаемом острове находятся. «Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море».
«Заплакали генералы» и стали думать, что теперь делать. От докладов пользы никакой нет… Решили идти в разные стороны генералы, а потом на этом же месте сойтись. Только вот страны света они найти не смогли — всю жизнь в регистратуре прослужили. Тогда решили идти один направо, другой — налево.
Пошли они, только ни яблока с дерева сорвать не могут, ни рыбу поймать. Так и вернулись оба с пустыми руками. Правда один из»них старый номер «Московских ведомостей» нашел.
«…Я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!» — сказал один из генералов. И тут вдруг стали они друг на друга бросаться. Но потом образумились.
«Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться», — начал опять один генерал». Чтобы отвлечься от мыслей о еде, стали генералы «Московские ведомости» читать. И снова им все статьи о еде попадаются. Решили они мужика найти. Только взять его здесь вроде бы и негде. Стали генералы по острову ходить.
«…Наконец, острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было».
Растолкали они его и заставили работать. Он им набрал яблок и картофеля.
Довольны ли вы, господа генералы? — спрашивал между тем мужичина-лежебок.
Довольны, любезный друг, видим твое усердие! — отвечали генералы.
Не позволите ли теперь отдохнуть?
Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.
Так и не отдохнул мужик, до вечера веревочку плел. Но время шло, и генералы соскучились. Построил мужик «такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой». И все это, чтобы «генералов туда представить».
Отправились на посудине генералы с мужиком. И сколько они его ругали за «тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет, да кормит генералов селедками».
А когда добрались, то всю свою пенсию за это время из казначейства выгребли. «Однако и об мужике не забыли: выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!»
М. Е. Салтыков-Щедрин
Сказки
Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил
Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
– Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, – сказал один генерал, – вижу, будто живу я на необитаемом острове…
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.
– Господи! да что ж это такое! где мы! – вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.
Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру.
Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.
– Теперь бы кофейку испить хорошо! – молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал. – Что же мы будем, однако, делать? – продолжал он сквозь слезы. – Ежели теперича доклад написать – какая польза из этого выйдет?
– Вот что, – отвечал другой генерал, – подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
– Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! – сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.
Сказано – сделано. Пошел один генерал направо и видит – растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть – ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» – подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.
Зашел генерал в лес – а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.
– Господи! еды-то! еды-то! – сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.
Делать нечего, пришлось возвращаться на условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.
– Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?
– Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!
Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рыбы, рябчики, тетерева, зайцы.
– Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? – сказал один генерал.
– Да, – отвечал другой генерал, – признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!
– Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как все это сделать?
– Как все это сделать? – словно эхо, повторил другой генерал.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
– Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! – сказал один генерал.
– Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! – вздохнул другой генерал.
Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.
– С нами крестная сила! – сказали они оба разом. – Ведь этак мы друг друга съедим! И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!
– Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! – проговорил один генерал.
– Начинайте! – отвечал другой генерал.
– Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
– Странный вы человек, ваше превосходительство: но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
– Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
– Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать – и спать пора!»
Но упоминание об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.
– Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, – начал опять один генерал.
– Как так?
– Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда наконец соки совсем не прекратятся…
– Тогда что
- Главная
- Cказки Салтыкова-Щедрина
Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
— Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, — сказал один генерал, — вижу, будто живу я на необитаемом острове…
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.
— Господи! да что ж это такое! где мы! — вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.
Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру.
Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.
— Теперь бы кофейку испить хорошо! — молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал.
— Что же мы будем, однако, делать? — продолжал он сквозь слезы, — ежели теперича доклад написать — какая польза из этого выйдет?
— Вот что, -отвечал другой генерал, — подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
— Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! — сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.
Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и видит — растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть — ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» — подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.
Зашел генерал в лес — а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.
— Господи! еды-то! еды-то! — сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.
Делать нечего, пришлось возвращаться на условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.
— Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?
— Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!
Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рыбы, рябчики, тетерева, зайцы.
— Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? — сказал один генерал.
— Да, — отвечал другой генерал, — признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!
— Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как все это сделать?
— Как все это сделать? — словно эхо, повторил другой генерал.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
— Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! — сказал один генерал.
— Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! — вздохнул другой генерал.
Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.
— С нами крестная сила! — сказали они оба разом, — ведь этак мы друг друга съедим! И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!
— Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! — проговорил один генерал.
— Начинайте! — отвечал другой генерал.
— Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
— Странный вы человек, ваше превосходительство: но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
— Но отчего же не допустить такую перестановку; сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
— Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать — и спать пора!»
Но упоминовение об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.
— Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, — начал опять один генерал.
— Как так?
— Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда, наконец, соки совсем не прекратятся…
— Тогда что ж?
— Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…
— Тьфу!
Одним словом, о чем ни начинали генералы разговор, он постоянно сводился на воспоминание об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить, и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.
«Вчера, — читал взволнованным голосом один генерал, — у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая» [из стихотворения Г.Р.Державина «Приглашение к обеду»], и питомец лесов кавказских, — фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника…»
— Тьфу ты, господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? — воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее:
«Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав Б.), был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»
— Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! — прервал первый генерал и, взяв, в свою очередь, газету, прочел:
«Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится…»
Генералы поникли головами. Все, на что бы они ни обратили взоры, — все свидетельствовало об еде. Собственные их мысли злоумышляли против них, ибо как они ни старались отгонять представления о бифштексах, но представления эти пробивали себе путь насильственным образом.
И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…
— А что, ваше превосходительство, — сказал он радостно, — если бы нам найти мужика?
— То есть как же… мужика?
— Ну, да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!
— Гм… мужика… но где же его взять, этого мужика, когда его нет?
— Как нет мужика — мужик везде есть, стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!
Мысль эта до того ободрила генералов, что они вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика.
Долго они бродили по острову без всякого успеха, но, наконец, острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было.
— Спишь, лежебок! — накинулись они на него, — небось и ухом не ведешь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают! сейчас марш работать!
Встал мужичина: видит, что генералы строгие. Хотел было дать от них стречка, но они так и закоченели, вцепившись в него.
И зачал он перед ними действовать.
Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле — и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку — и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»
Смотрели генералы на эти мужицкие старания, и сердца у них весело играли. Они уже забыли, что вчера чуть не умерли с голоду, а думали: «Вот как оно хорошо быть генералами — нигде не пропадешь!»
— Довольны ли вы, господа генералы? – спрашивал между тем мужичина-лежебок.
— Довольны, любезный друг, видим твое усердие! — отвечали генералы.
— Не позволите ли теперь отдохнуть?
— Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.
Набрал сейчас мужичина дикой конопли, размочил в воде, поколотил, помял — и к вечеру веревка была готова. Этою веревкою генералы привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать.
Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши генералы веселые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот они здесь на всем готовом живут, а в Петербурге между тем пенсии ихние все накапливаются да накапливаются.
— А как вы думаете, ваше превосходительство, в самом ли деле было вавилонское столпотворение или это только так, одно иносказание? — говорит, бывало, один генерал другому, позавтракавши.
— Думаю, ваше превосходительство, что было в самом деле, потому что иначе как же объяснить, что на свете существуют разные языки!
— Стало быть, и потоп был?
— И потоп был, потому что, в противном случае, как же было бы объяснить существование допотопных зверей? Тем более, что в «Московских ведомостях» повествуют…
— А не почитать ли нам «Московских ведомостей»?
Сыщут нумер, усядутся под тенью, прочтут от доски до доски, как ели в Москве, ели в Туле, ели в Пензе, ели в Рязани — и ничего, не тошнит!
Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать об оставленных ими в Петербурге кухарках и втихомолку даже поплакивали.
— Что-то теперь делается в Подьяческой, ваше превосходительство? — спрашивал один генерал другого.
— И не говорите, ваше превосходительство! все сердце изныло! — отвечал другой генерал.
— Хорошо-то оно хорошо здесь — слова нет! а все, знаете, как-то неловко барашку без ярочки! да и мундира тоже жалко!
— Еще как жалко-то! Особливо, как четвертого класса, так на одно шитье посмотреть, голова закружится!
И начали они нудить мужика: представь да представь их в Подьяческую! И что ж! оказалось, что мужик знает даже Подьяческую, что он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!
— А ведь мы с Подьяческой генералы! — обрадовались генералы.
— А я, коли видели: висит человек снаружи дома, в ящике на веревке, и стену краской мажет, или по крыше словно муха ходит — это он самый я и есть! — отвечал мужик,
И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он корабль — не корабль, а такую посудину, что можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой.
— Ты смотри, однако, каналья, не утопи нас! — сказали генералы, увидев покачивавшуюся на волнах ладью.
— Будьте покойны, господа генералы, не впервой! — отвечал мужик и стал готовиться к отъезду.
Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет, да кормит генералов селедками.
Вот, наконец, и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли — того ни в сказке сказать, ни пером описать!
Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!
Сказки Салтыкова-Щедрина
Жили да были два генерала, и так как оба были легкомысленны, то в скором времени, по щучьему велению, по моему хотению, очутились на необитаемом острове.
Служили генералы всю жизнь в какой-то регистратуре; там родились, воспитались и состарились, следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали, кроме: «Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности».
Упразднили регистратуру за ненадобностью и выпустили генералов на волю. Оставшись за штатом, поселились они в Петербурге, в Подьяческой улице, на разных квартирах; имели каждый свою кухарку и получали пенсию. Только вдруг очутились на необитаемом острове, проснулись и видят: оба под одним одеялом лежат. Разумеется, сначала ничего не поняли и стали разговаривать, как будто ничего с ними и не случилось.
— Странный, ваше превосходительство, мне нынче сон снился, — сказал один генерал, — вижу, будто живу я на необитаемом острове…
Сказал это, да вдруг как вскочит! Вскочил и другой генерал.
— Господи! да что ж это такое! где мы! — вскрикнули оба не своим голосом.
И стали друг друга ощупывать, точно ли не во сне, а наяву с ними случилась такая оказия. Однако, как ни старались уверить себя, что все это не больше как сновидение, пришлось убедиться в печальной действительности.
Перед ними с одной стороны расстилалось море, с другой стороны лежал небольшой клочок земли, за которым стлалось все то же безграничное море. Заплакали генералы в первый раз после того, как закрыли регистратуру.
Стали они друг друга рассматривать и увидели, что они в ночных рубашках, а на шеях у них висит по ордену.
— Теперь бы кофейку испить хорошо! — молвил один генерал, но вспомнил, какая с ним неслыханная штука случилась, и во второй раз заплакал. — Что же мы будем, однако, делать? — продолжал он сквозь слезы. — Ежели теперича доклад написать — какая польза из этого выйдет?
— Вот что, — отвечал другой генерал, — подите вы, ваше превосходительство, на восток, а я пойду на запад, а к вечеру опять на этом месте сойдемся; может быть, что-нибудь и найдем.
Стали искать, где восток и где запад. Вспомнили, как начальник однажды говорил: «Если хочешь сыскать восток, то встань глазами на север, и в правой руке получишь искомое». Начали искать севера, становились так и сяк, перепробовали все страны света, но так как всю жизнь служили в регистратуре, то ничего не нашли.
— Вот что, ваше превосходительство: вы пойдите направо, а я налево; этак-то лучше будет! — сказал один генерал, который, кроме регистратуры, служил еще в школе военных кантонистов учителем каллиграфии и, следовательно, был поумнее.
Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и видит — растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть — ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью, видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
«Вот кабы этакой-то рыбки да на Подьяческую!» — подумал генерал и даже в лице изменился от аппетита.
Зашел генерал в лес — а там рябчики свищут, тетерева токуют, зайцы бегают.
— Господи! еды-то! еды-то! — сказал генерал, почувствовав, что его уже начинает тошнить.
Делать нечего, пришлось возвращаться на условленное место с пустыми руками. Приходит, а другой генерал уж дожидается.
— Ну что, ваше превосходительство, промыслил что-нибудь?
— Да вот нашел старый нумер «Московских ведомостей», и больше ничего!
Легли опять спать генералы, да не спится им натощак. То беспокоит их мысль, кто за них будет пенсию получать, то припоминаются виденные днем плоды, рыбы, рябчики, тетерева, зайцы.
— Кто бы мог думать, ваше превосходительство, что человеческая пища, в первоначальном виде, летает, плавает и на деревьях растет? — сказал один генерал.
— Да, — отвечал другой генерал, — признаться, и я до сих пор думал, что булки в том самом виде родятся, как их утром к кофею подают!
— Стало быть, если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить… Только как все это сделать?
— Как все это сделать? — словно эхо, повторил другой генерал.
Замолчали и стали стараться заснуть; но голод решительно отгонял сон. Рябчики, индейки, поросята так и мелькали перед глазами, сочные, слегка подрумяненные, с огурцами, пикулями и другим салатом.
— Теперь я бы, кажется, свой собственный сапог съел! — сказал один генерал.
— Хороши тоже перчатки бывают, когда долго ношены! — вздохнул другой генерал.
Вдруг оба генерала взглянули друг на друга: в глазах их светился зловещий огонь, зубы стучали, из груди вылетало глухое рычание. Они начали медленно подползать друг к другу и в одно мгновение ока остервенились. Полетели клочья, раздался визг и оханье; генерал, который был учителем каллиграфии, откусил у своего товарища орден и немедленно проглотил. Но вид текущей крови как будто образумил их.
— С нами крестная сила! — сказали они оба разом. — Ведь этак мы друг друга съедим! И как мы попали сюда! кто тот злодей, который над нами такую штуку сыграл!
— Надо, ваше превосходительство, каким-нибудь разговором развлечься, а то у нас тут убийство будет! — проговорил один генерал.
— Начинайте! — отвечал другой генерал.
— Как, например, думаете вы, отчего солнце прежде восходит, а потом заходит, а не наоборот?
— Странный вы человек, ваше превосходительство: но ведь и вы прежде встаете, идете в департамент, там пишете, а потом ложитесь спать?
— Но отчего же не допустить такую перестановку: сперва ложусь спать, вижу различные сновидения, а потом встаю?
— Гм… да… А я, признаться, как служил в департаменте, всегда так думал: «Вот теперь утро, а потом будет день, а потом подадут ужинать — и спать пора!»
Но упоминание об ужине обоих повергло в уныние и пресекло разговор в самом начале.
— Слышал я от одного доктора, что человек может долгое время своими собственными соками питаться, — начал опять один генерал.
— Как так?
— Да так-с. Собственные свои соки будто бы производят другие соки, эти, в свою очередь, еще производят соки, и так далее, покуда наконец соки совсем не прекратятся…
— Тогда что ж?
— Тогда надобно пищу какую-нибудь принять…
— Тьфу!
Одним словом, о чем ни начинали генералы разговор, он постоянно сводился на воспоминание об еде, и это еще более раздражало аппетит. Положили: разговоры прекратить, и, вспомнив о найденном нумере «Московских ведомостей», жадно принялись читать его.
— «Вчера, — читал взволнованным голосом один генерал, — у почтенного начальника нашей древней столицы был парадный обед. Стол сервирован был на сто персон с роскошью изумительною. Дары всех стран назначили себе как бы рандеву [Свидание (от фр. rendez-vous).] на этом волшебном празднике. Тут была и «шекснинска стерлядь золотая», и питомец лесов кавказских — фазан, и, столь редкая в нашем севере в феврале месяце, земляника…»
— Тьфу ты, Господи! да неужто ж, ваше превосходительство, не можете найти другого предмета? — воскликнул в отчаянии другой генерал и, взяв у товарища газету, прочел следующее: — «Из Тулы пишут: вчерашнего числа, по случаю поимки в реке Упе осетра (происшествие, которого не запомнят даже старожилы, тем более что в осетре был опознан частный пристав Б.), был в здешнем клубе фестиваль. Виновника торжества внесли на громадном деревянном блюде, обложенного огурчиками и держащего в пасти кусок зелени. Доктор П., бывший в тот же день дежурным старшиною, заботливо наблюдал, дабы все гости получили по куску. Подливка была самая разнообразная и даже почти прихотливая…»
— Позвольте, ваше превосходительство, и вы, кажется, не слишком осторожны в выборе чтения! — прервал первый генерал и, взяв, в свою очередь, газету, прочел: — «Из Вятки пишут: один из здешних старожилов изобрел следующий оригинальный способ приготовления ухи: взяв живого налима, предварительно его высечь; когда же, от огорчения, печень его увеличится…»
Генералы поникли головами. Все, на что бы они ни обратили взоры, — все свидетельствовало об еде. Собственные их мысли злоумышляли против них, ибо как они ни старались отгонять представления о бифштексах, но представления эти пробивали себе путь насильственным образом.
И вдруг генерала, который был учителем каллиграфии, озарило вдохновение…
— А что, ваше превосходительство, — сказал он радостно, — если бы нам найти мужика?
— То есть как же… мужика?
— Ну, да, простого мужика… какие обыкновенно бывают мужики! Он бы нам сейчас и булок бы подал, и рябчиков бы наловил, и рыбы!
— Гм… мужика… но где же его взять, этого мужика, когда его нет?
— Как нет мужика — мужик везде есть, стоит только поискать его! Наверное, он где-нибудь спрятался, от работы отлынивает!
Мысль эта до того ободрила генералов, что они вскочили как встрепанные и пустились отыскивать мужика.
Долго они бродили по острову без всякого успеха, но, наконец, острый запах мякинного хлеба и кислой овчины навел их на след. Под деревом, брюхом кверху и подложив под голову кулак, спал громаднейший мужичина и самым нахальным образом уклонялся от работы. Негодованию генералов предела не было.
— Спишь, лежебок! — накинулись они на него. — Небось и ухом не ведешь, что тут два генерала вторые сутки с голода умирают! сейчас марш работать!
Встал мужичина; видит, что генералы строгие. Хотел было дать от них стречка, но они так и закоченели, вцепившись в него.
И зачал он перед ними действовать.
Полез сперва-наперво на дерево и нарвал генералам по десятку самых спелых яблоков, а себе взял одно, кислое. Потом покопался в земле — и добыл оттуда картофелю; потом взял два куска дерева, потер их друг об дружку — и извлек огонь. Потом из собственных волос сделал силок и поймал рябчика. Наконец, развел огонь и напек столько разной провизии, что генералам пришло даже на мысль: «Не дать ли и тунеядцу частичку?»
Смотрели генералы на эти мужицкие старания, и сердца у них весело играли. Они уже забыли, что вчера чуть не умерли с голоду, а думали: «Вот как оно хорошо быть генералами — нигде не пропадешь!»
— Довольны ли вы, господа генералы? — спрашивал между тем мужичина-лежебок.
— Довольны, любезный друг, видим твое усердие! — отвечали генералы.
— Не позволите ли теперь отдохнуть?
— Отдохни, дружок, только свей прежде веревочку.
Набрал сейчас мужичина дикой конопли, размочил в воде, поколотил, помял — и к вечеру веревка была готова. Этою веревкою генералы привязали мужичину к дереву, чтоб не убег, а сами легли спать.
Прошел день, прошел другой; мужичина до того изловчился, что стал даже в пригоршне суп варить. Сделались наши генералы веселые, рыхлые, сытые, белые. Стали говорить, что вот они здесь на всем готовом живут, а в Петербурге между тем пенсии ихние всё накапливаются да накапливаются.
— А как вы думаете, ваше превосходительство, в самом ли деле было вавилонское столпотворение, или это только так, одно иносказание? — говорит, бывало, один генерал другому, позавтракавши.
— Думаю, ваше превосходительство, что было в самом деле, потому что иначе как же объяснить, что на свете существуют разные языки!
— Стало быть, и потоп был?
— И потоп был, потому что, в противном случае, как же было бы объяснить существование допотопных зверей? Тем более, что в «Московских ведомостях» повествуют…
— А не почитать ли нам «Московских ведомостей»?
Сыщут нумер, усядутся под тенью, прочтут от доски до доски, как ели в Москве, ели в Туле, ели в Пензе, ели в Рязани — и ничего, не тошнит!
Долго ли, коротко ли, однако генералы соскучились. Чаще и чаще стали они припоминать об оставленных ими в Петербурге кухарках и втихомолку даже поплакивали.
— Что-то теперь делается в Подьяческой, ваше превосходительство? — спрашивал один генерал другого.
— И не говорите, ваше превосходительство! все сердце изныло! — отвечал другой генерал.
— Хорошо-то оно хорошо здесь — слова нет! а все, знаете, как-то неловко барашку без ярочки! да и мундира тоже жалко!
— Еще как жалко-то! Особливо, как четвертого класса, так на одно шитье посмотреть, голова закружится!
И начали они нудить мужика: представь да представь их в Подьяческую! И что ж! оказалось, что мужик знает даже Подьяческую, что он там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало!
— А ведь мы с Подьяческой генералы! — обрадовались генералы.
— А я, коли видели: висит человек снаружи дома, в ящике на веревке, и стену краской мажет или по крыше словно муха ходит — это он самый я и есть! — отвечал мужик.
И начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он корабль — не корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой.
— Ты смотри, однако, каналья, не утопи нас! — сказали генералы, увидев покачивавшуюся на волнах ладью.
— Будьте покойны, господа генералы, не впервой! — отвечал мужик и стал готовиться к отъезду.
Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет да кормит генералов селедками.
Вот наконец и Нева-матушка, вот и Екатерининский славный канал, вот и Большая Подьяческая! Всплеснули кухарки руками, увидевши, какие у них генералы стали сытые, белые да веселые! Напились генералы кофею, наелись сдобных булок и надели мундиры. Поехали они в казначейство, и сколько тут денег загребли — того ни в сказке сказать, ни пером описать!
Однако и об мужике не забыли; выслали ему рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!
1869
Ðили да бÑли два генеÑала, и Ñак как оба бÑли легкомÑÑленнÑ, Ñо в ÑкоÑом вÑемени, по ÑÑÑÑÐµÐ¼Ñ Ð²ÐµÐ»ÐµÐ½Ð¸Ñ, по Ð¼Ð¾ÐµÐ¼Ñ Ñ Ð¾ÑениÑ, оÑÑÑилиÑÑ Ð½Ð° необиÑаемом оÑÑÑове.
СлÑжили генеÑÐ°Ð»Ñ Ð²ÑÑ Ð¶Ð¸Ð·Ð½Ñ Ð² какой-Ñо ÑегиÑÑÑаÑÑÑе; Ñам ÑодилиÑÑ, воÑпиÑалиÑÑ Ð¸ ÑоÑÑаÑилиÑÑ, ÑледоваÑелÑно, ниÑего не понимали. Ðаже Ñлов Ð½Ð¸ÐºÐ°ÐºÐ¸Ñ Ð½Ðµ знали, кÑоме: «ÐÑимиÑе ÑвеÑение в ÑовеÑÑенном моем поÑÑении и пÑеданноÑÑи».
УпÑазднили ÑегиÑÑÑаÑÑÑÑ Ð·Ð° ненадобноÑÑÑÑ Ð¸ вÑпÑÑÑили генеÑалов на волÑ. ÐÑÑавÑиÑÑ Ð·Ð° ÑÑаÑом, поÑелилиÑÑ Ð¾Ð½Ð¸ в ÐеÑеÑбÑÑге, в ÐодÑÑÑеÑкой ÑлиÑе на ÑазнÑÑ ÐºÐ²Ð°ÑÑиÑÐ°Ñ ; имели каждÑй ÑÐ²Ð¾Ñ ÐºÑÑ Ð°ÑÐºÑ Ð¸ полÑÑали пенÑиÑ. ТолÑко вдÑÑг оÑÑÑилиÑÑ Ð½Ð° необиÑаемом оÑÑÑове, пÑоÑнÑлиÑÑ Ð¸ видÑÑ: оба под одним одеÑлом лежаÑ. РазÑмееÑÑÑ, ÑнаÑала ниÑего не понÑли и ÑÑали ÑазговаÑиваÑÑ, как бÑдÑо ниÑего Ñ Ð½Ð¸Ð¼Ð¸ и не ÑлÑÑилоÑÑ.
— СÑÑаннÑй, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, мне нÑнÑе Ñон ÑнилÑÑ, — Ñказал один генеÑал, — вижÑ, бÑдÑо Ð¶Ð¸Ð²Ñ Ñ Ð½Ð° необиÑаемом оÑÑÑове…
Сказал ÑÑо, да вдÑÑг как вÑкоÑиÑ! ÐÑкоÑил и дÑÑгой генеÑал.
— ÐоÑподи! да ÑÑо ж ÑÑо Ñакое! где мÑ! — вÑкÑикнÑли оба не Ñвоим голоÑом.
Ð ÑÑали дÑÑг дÑÑга оÑÑпÑваÑÑ, ÑоÑно ли не во Ñне, а наÑÐ²Ñ Ñ Ð½Ð¸Ð¼Ð¸ ÑлÑÑилаÑÑ ÑÐ°ÐºÐ°Ñ Ð¾ÐºÐ°Ð·Ð¸Ñ. Ðднако, как ни ÑÑаÑалиÑÑ ÑвеÑиÑÑ ÑебÑ, ÑÑо вÑе ÑÑо не болÑÑе как Ñновидение, пÑиÑлоÑÑ ÑбедиÑÑÑÑ Ð² пеÑалÑной дейÑÑвиÑелÑноÑÑи .
ÐеÑед ними Ñ Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ð¹ ÑÑоÑÐ¾Ð½Ñ ÑаÑÑÑилалоÑÑ Ð¼Ð¾Ñе, Ñ Ð´ÑÑгой ÑÑоÑÐ¾Ð½Ñ Ð»ÐµÐ¶Ð°Ð» неболÑÑой клоÑок земли, за коÑоÑÑм ÑÑлалоÑÑ Ð²Ñе Ñо же безгÑаниÑное моÑе. Ðаплакали генеÑÐ°Ð»Ñ Ð² пеÑвÑй Ñаз поÑле Ñого, как закÑÑли ÑегиÑÑÑаÑÑÑÑ.
СÑали они дÑÑг дÑÑга ÑаÑÑмаÑÑиваÑÑ Ð¸ Ñвидели, ÑÑо они в ноÑнÑÑ ÑÑбаÑÐºÐ°Ñ , а на ÑеÑÑ Ñ Ð½Ð¸Ñ Ð²Ð¸ÑÐ¸Ñ Ð¿Ð¾ оÑденÑ.
— ТепеÑÑ Ð±Ñ ÐºÐ¾ÑÐµÐ¹ÐºÑ Ð¸ÑпиÑÑ Ñ Ð¾ÑоÑо! — молвил один генеÑал, но вÑпомнил, ÐºÐ°ÐºÐ°Ñ Ñ Ð½Ð¸Ð¼ неÑлÑÑ Ð°Ð½Ð½Ð°Ñ ÑÑÑка ÑлÑÑилаÑÑ, и во вÑоÑой Ñаз заплакал.
— ЧÑо же Ð¼Ñ Ð±Ñдем, однако, делаÑÑ? — пÑодолжал он ÑÐºÐ²Ð¾Ð·Ñ ÑлезÑ, — ежели ÑепеÑиÑа доклад напиÑаÑÑ — ÐºÐ°ÐºÐ°Ñ Ð¿Ð¾Ð»Ñза из ÑÑого вÑйдеÑ?
— ÐÐ¾Ñ ÑÑо, — оÑвеÑал дÑÑгой генеÑал, — подиÑе вÑ, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, на воÑÑок, а Ñ Ð¿Ð¾Ð¹Ð´Ñ Ð½Ð° запад, а к веÑеÑÑ Ð¾Ð¿ÑÑÑ Ð½Ð° ÑÑом меÑÑе ÑойдемÑÑ; Ð¼Ð¾Ð¶ÐµÑ Ð±ÑÑÑ, ÑÑо-нибÑÐ´Ñ Ð¸ найдем.
СÑали иÑкаÑÑ, где воÑÑок и где запад. ÐÑпомнили, как наÑалÑник Ð¾Ð´Ð½Ð°Ð¶Ð´Ñ Ð³Ð¾Ð²Ð¾Ñил: «ÐÑли Ñ Ð¾ÑеÑÑ ÑÑÑкаÑÑ Ð²Ð¾ÑÑок, Ñо вÑÑÐ°Ð½Ñ Ð³Ð»Ð°Ð·Ð°Ð¼Ð¸ на ÑевеÑ, и в пÑавой ÑÑке полÑÑиÑÑ Ð¸Ñкомое». ÐаÑали иÑкаÑÑ ÑевеÑа, ÑÑановилиÑÑ Ñак и ÑÑк, пеÑепÑобовали вÑе ÑÑÑÐ°Ð½Ñ ÑвеÑа, но Ñак как вÑÑ Ð¶Ð¸Ð·Ð½Ñ ÑлÑжили в ÑегиÑÑÑаÑÑÑе, Ñо ниÑего не наÑли.
— ÐÐ¾Ñ ÑÑо, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво: Ð²Ñ Ð¿Ð¾Ð¹Ð´Ð¸Ñе напÑаво, а Ñ Ð½Ð°Ð»ÐµÐ²Ð¾; ÑÑак-Ñо лÑÑÑе бÑдеÑ! — Ñказал один генеÑал, коÑоÑÑй, кÑоме ÑегиÑÑÑаÑÑÑÑ, ÑлÑжил еÑе в Ñколе военнÑÑ ÐºÐ°Ð½ÑониÑÑов ÑÑиÑелем каллигÑаÑии и, ÑледоваÑелÑно, бÑл поÑмнее.
Сказано — Ñделано. ÐоÑел один генеÑал напÑаво и Ð²Ð¸Ð´Ð¸Ñ — ÑаÑÑÑÑ Ð´ÐµÑевÑÑ, а на деÑевÑÑÑ Ð²ÑÑкие плодÑ. ХоÑÐµÑ Ð³ÐµÐ½ÐµÑал доÑÑаÑÑ Ñ Ð¾ÑÑ Ð¾Ð´Ð½Ð¾ Ñблоко, да вÑе Ñак вÑÑоко виÑÑÑ, ÑÑо надобно лезÑÑ. ÐопÑобовал полезÑÑ — ниÑего не вÑÑло, ÑолÑко ÑÑбаÑÐºÑ Ð¸Ð·Ð¾Ñвал. ÐÑиÑел генеÑал к ÑÑÑÑÑ, видиÑ: ÑÑба Ñам, Ñловно в Ñадке на ФонÑанке, Ñак и киÑиÑ, и киÑиÑ.
«ÐÐ¾Ñ ÐºÐ°Ð±Ñ ÑÑакой-Ñо ÑÑбки да на ÐодÑÑÑеÑкÑÑ!» — подÑмал генеÑал и даже в лиÑе изменилÑÑ Ð¾Ñ Ð°Ð¿Ð¿ÐµÑиÑа.
ÐаÑел генеÑал в Ð»ÐµÑ — а Ñам ÑÑбÑики ÑвиÑÑÑ, ÑеÑеÑева ÑокÑÑÑ, зайÑÑ Ð±ÐµÐ³Ð°ÑÑ.
— ÐоÑподи! едÑ-Ñо! едÑ-Ñо! — Ñказал генеÑал, поÑÑвÑÑвовав, ÑÑо его Ñже наÑÐ¸Ð½Ð°ÐµÑ ÑоÑниÑÑ.
ÐелаÑÑ Ð½ÐµÑего, пÑиÑлоÑÑ Ð²Ð¾Ð·Ð²ÑаÑаÑÑÑÑ Ð½Ð° ÑÑловленное меÑÑо Ñ Ð¿ÑÑÑÑми ÑÑками. ÐÑÐ¸Ñ Ð¾Ð´Ð¸Ñ, а дÑÑгой генеÑал Ñж дожидаеÑÑÑ.
— ÐÑ ÑÑо, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, пÑомÑÑлил ÑÑо-нибÑдÑ?
— Ðа Ð²Ð¾Ñ Ð½Ð°Ñел ÑÑаÑÑй нÑÐ¼ÐµÑ «ÐоÑковÑÐºÐ¸Ñ Ð²ÐµÐ´Ð¾Ð¼Ð¾ÑÑей», и болÑÑе ниÑего!
Ðегли опÑÑÑ ÑпаÑÑ Ð³ÐµÐ½ÐµÑалÑ, да не ÑпиÑÑÑ Ð¸Ð¼ наÑоÑак. То беÑÐ¿Ð¾ÐºÐ¾Ð¸Ñ Ð¸Ñ Ð¼ÑÑлÑ, кÑо за Ð½Ð¸Ñ Ð±ÑÐ´ÐµÑ Ð¿ÐµÐ½ÑÐ¸Ñ Ð¿Ð¾Ð»ÑÑаÑÑ, Ñо пÑипоминаÑÑÑÑ Ð²Ð¸Ð´ÐµÐ½Ð½Ñе днем плодÑ, ÑÑбÑ, ÑÑбÑики, ÑеÑеÑева, зайÑÑ.
— ÐÑо Ð±Ñ Ð¼Ð¾Ð³ дÑмаÑÑ, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, ÑÑо ÑеловеÑеÑÐºÐ°Ñ Ð¿Ð¸Ñа, в пеÑвонаÑалÑном виде, леÑаеÑ, Ð¿Ð»Ð°Ð²Ð°ÐµÑ Ð¸ на деÑевÑÑÑ ÑаÑÑеÑ? — Ñказал один генеÑал.
— Ðа, — оÑвеÑал дÑÑгой генеÑал, — пÑизнаÑÑÑÑ, и Ñ Ð´Ð¾ ÑÐ¸Ñ Ð¿Ð¾Ñ Ð´Ñмал, ÑÑо бÑлки в Ñом Ñамом виде ÑодÑÑÑÑ, как Ð¸Ñ ÑÑÑом к коÑÐµÑ Ð¿Ð¾Ð´Ð°ÑÑ!
— СÑало бÑÑÑ, еÑли, напÑимеÑ, кÑо Ñ Ð¾ÑÐµÑ ÐºÑÑопаÑÐºÑ ÑÑеÑÑÑ, Ñо должен ÑнаÑала ее изловиÑÑ, ÑбиÑÑ, оÑипаÑÑ, изжаÑиÑÑ… ТолÑко как вÑе ÑÑо ÑделаÑÑ?
— Ðак вÑе ÑÑо ÑделаÑÑ? — Ñловно ÑÑ Ð¾, повÑоÑил дÑÑгой генеÑал.
ÐамолÑали и ÑÑали ÑÑаÑаÑÑÑÑ Ð·Ð°ÑнÑÑÑ; но голод ÑеÑиÑелÑно оÑгонÑл Ñон. Ð ÑбÑики, индейки, поÑоÑÑÑа Ñак и мелÑкали пеÑед глазами, ÑоÑнÑе, Ñлегка подÑÑмÑненнÑе, Ñ Ð¾Ð³ÑÑÑами, пикÑлÑми и дÑÑгим ÑалаÑом.
— ТепеÑÑ Ñ Ð±Ñ, кажеÑÑÑ, Ñвой ÑобÑÑвеннÑй Ñапог ÑÑел! — Ñказал один генеÑал.
— ХоÑоÑи Ñоже пеÑÑаÑки бÑваÑÑ, когда долго ноÑенÑ! — Ð²Ð·Ð´Ð¾Ñ Ð½Ñл дÑÑгой генеÑал.
ÐдÑÑг оба генеÑала взглÑнÑли дÑÑг на дÑÑга: в Ð³Ð»Ð°Ð·Ð°Ñ Ð¸Ñ ÑвеÑилÑÑ Ð·Ð»Ð¾Ð²ÐµÑий огонÑ, зÑÐ±Ñ ÑÑÑÑали, из гÑÑди вÑлеÑало глÑÑ Ð¾Ðµ ÑÑÑание. Ðни наÑали медленно подползаÑÑ Ð´ÑÑг к дÑÑÐ³Ñ Ð¸ в одно мгновение ока оÑÑеÑвенилиÑÑ. ÐолеÑели клоÑÑÑ, ÑаздалÑÑ Ð²Ð¸Ð·Ð³ и Ð¾Ñ Ð°Ð½Ñе; генеÑал, коÑоÑÑй бÑл ÑÑиÑелем каллигÑаÑии, оÑкÑÑил Ñ Ñвоего ÑоваÑиÑа оÑден и немедленно пÑоглоÑил. Ðо вид ÑекÑÑей кÑови как бÑдÑо обÑазÑмил Ð¸Ñ .
— С нами кÑеÑÑÐ½Ð°Ñ Ñила! — Ñказали они оба Ñазом, — Ð²ÐµÐ´Ñ ÑÑак Ð¼Ñ Ð´ÑÑг дÑÑга ÑÑедим! Ркак Ð¼Ñ Ð¿Ð¾Ð¿Ð°Ð»Ð¸ ÑÑда! кÑо ÑÐ¾Ñ Ð·Ð»Ð¾Ð´ÐµÐ¹, коÑоÑÑй над нами ÑакÑÑ ÑÑÑÐºÑ ÑÑгÑал!
— Ðадо, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, каким-нибÑÐ´Ñ ÑазговоÑом ÑазвлеÑÑÑÑ, а Ñо Ñ Ð½Ð°Ñ ÑÑÑ ÑбийÑÑво бÑдеÑ! — пÑоговоÑил один генеÑал.
— ÐаÑинайÑе! — оÑвеÑал дÑÑгой генеÑал.
— Ðак, напÑимеÑ, дÑмаеÑе вÑ, оÑÑего ÑолнÑе пÑежде воÑÑ Ð¾Ð´Ð¸Ñ, а поÑом Ð·Ð°Ñ Ð¾Ð´Ð¸Ñ, а не наобоÑоÑ?
— СÑÑаннÑй Ð²Ñ Ñеловек, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво: но Ð²ÐµÐ´Ñ Ð¸ Ð²Ñ Ð¿Ñежде вÑÑаеÑе, идеÑе в депаÑÑаменÑ, Ñам пиÑеÑе, а поÑом ложиÑеÑÑ ÑпаÑÑ?
— Ðо оÑÑего же не допÑÑÑиÑÑ ÑакÑÑ Ð¿ÐµÑеÑÑановкÑ; ÑпеÑва ложÑÑÑ ÑпаÑÑ, Ð²Ð¸Ð¶Ñ ÑазлиÑнÑе ÑновидениÑ, а поÑом вÑÑаÑ?
— Ðм… да… Ð Ñ, пÑизнаÑÑÑÑ, как ÑлÑжил в депаÑÑаменÑе, вÑегда Ñак дÑмал: «ÐÐ¾Ñ ÑепеÑÑ ÑÑÑо, а поÑом бÑÐ´ÐµÑ Ð´ÐµÐ½Ñ, а поÑом подадÑÑ ÑжинаÑÑ — и ÑпаÑÑ Ð¿Ð¾Ñа!»
Ðо Ñпоминовение об Ñжине Ð¾Ð±Ð¾Ð¸Ñ Ð¿Ð¾Ð²ÐµÑгло в ÑнÑние и пÑеÑекло ÑÐ°Ð·Ð³Ð¾Ð²Ð¾Ñ Ð² Ñамом наÑале.
— СлÑÑал Ñ Ð¾Ñ Ð¾Ð´Ð½Ð¾Ð³Ð¾ докÑоÑа, ÑÑо Ñеловек Ð¼Ð¾Ð¶ÐµÑ Ð´Ð¾Ð»Ð³Ð¾Ðµ вÑÐµÐ¼Ñ Ñвоими ÑобÑÑвеннÑми Ñоками пиÑаÑÑÑÑ, — наÑал опÑÑÑ Ð¾Ð´Ð¸Ð½ генеÑал.
— Ðак Ñак?
— Ðа Ñак-Ñ. СобÑÑвеннÑе Ñвои Ñоки бÑдÑо Ð±Ñ Ð¿ÑоизводÑÑ Ð´ÑÑгие Ñоки, ÑÑи, в ÑÐ²Ð¾Ñ Ð¾ÑеÑедÑ, еÑе пÑоизводÑÑ Ñоки, и Ñак далее, покÑда, наконеÑ, Ñоки ÑовÑем не пÑекÑаÑÑÑÑÑ…
— Тогда ÑÑо ж?
— Тогда надобно пиÑÑ ÐºÐ°ÐºÑÑ-нибÑÐ´Ñ Ð¿ÑинÑÑÑ…
— ТÑÑÑ!
Ðдним Ñловом, о Ñем ни наÑинали генеÑÐ°Ð»Ñ ÑазговоÑ, он поÑÑоÑнно ÑводилÑÑ Ð½Ð° воÑпоминание об еде, и ÑÑо еÑе более ÑаздÑажало аппеÑиÑ. Ðоложили: ÑазговоÑÑ Ð¿ÑекÑаÑиÑÑ, и, вÑпомнив о найденном нÑмеÑе «ÐоÑковÑÐºÐ¸Ñ Ð²ÐµÐ´Ð¾Ð¼Ð¾ÑÑей», жадно пÑинÑлиÑÑ ÑиÑаÑÑ ÐµÐ³Ð¾.
«ÐÑеÑа, — ÑиÑал взволнованнÑм голоÑом один генеÑал, — Ñ Ð¿Ð¾ÑÑенного наÑалÑника наÑей дÑевней ÑÑолиÑÑ Ð±Ñл паÑаднÑй обед. СÑол ÑеÑвиÑован бÑл на ÑÑо пеÑÑон Ñ ÑоÑкоÑÑÑ Ð¸Ð·ÑмиÑелÑноÑ. ÐаÑÑ Ð²ÑÐµÑ ÑÑÑан назнаÑили Ñебе как Ð±Ñ ÑÐ°Ð½Ð´ÐµÐ²Ñ Ð½Ð° ÑÑом волÑебном пÑазднике. ТÑÑ Ð±Ñла и «ÑекÑнинÑка ÑÑеÑлÑÐ´Ñ Ð·Ð¾Ð»Ð¾Ñаѻ [из ÑÑÐ¸Ñ Ð¾ÑвоÑÐµÐ½Ð¸Ñ Ð.Ð .ÐеÑжавина «ÐÑиглаÑение к обедѻ], и пиÑÐ¾Ð¼ÐµÑ Ð»ÐµÑов кавказÑÐºÐ¸Ñ , — Ñазан, и, ÑÑÐ¾Ð»Ñ ÑÐµÐ´ÐºÐ°Ñ Ð² наÑем ÑевеÑе в ÑевÑале меÑÑÑе, землÑника…»
— ТÑÑÑ ÑÑ, гоÑподи! да неÑжÑо ж, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, не можеÑе найÑи дÑÑгого пÑедмеÑа? — воÑкликнÑл в оÑÑаÑнии дÑÑгой генеÑал и, взÑв Ñ ÑоваÑиÑа газеÑÑ, пÑоÑел ÑледÑÑÑее:
«Ðз ТÑÐ»Ñ Ð¿Ð¸ÑÑÑ: вÑеÑаÑнего ÑиÑла, по ÑлÑÑÐ°Ñ Ð¿Ð¾Ð¸Ð¼ÐºÐ¸ в Ñеке Упе оÑеÑÑа (пÑоиÑÑеÑÑвие, коÑоÑого не запомнÑÑ Ð´Ð°Ð¶Ðµ ÑÑаÑожилÑ, Ñем более ÑÑо в оÑеÑÑе бÑл опознан ÑаÑÑнÑй пÑиÑÑав Ð.), бÑл в здеÑнем клÑбе ÑеÑÑивалÑ. Ðиновника ÑоÑжеÑÑва внеÑли на гÑомадном деÑевÑнном блÑде, обложенного огÑÑÑиками и деÑжаÑего в паÑÑи кÑÑок зелени. ÐокÑÐ¾Ñ Ð., бÑвÑий в ÑÐ¾Ñ Ð¶Ðµ Ð´ÐµÐ½Ñ Ð´ÐµÐ¶ÑÑнÑм ÑÑаÑÑиноÑ, забоÑливо наблÑдал, Ð´Ð°Ð±Ñ Ð²Ñе гоÑÑи полÑÑили по кÑÑкÑ. Ðодливка бÑла ÑÐ°Ð¼Ð°Ñ ÑазнообÑÐ°Ð·Ð½Ð°Ñ Ð¸ даже поÑÑи пÑÐ¸Ñ Ð¾Ñливах»
— ÐозволÑÑе, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, и вÑ, кажеÑÑÑ, не ÑлиÑком оÑÑоÑÐ¾Ð¶Ð½Ñ Ð² вÑбоÑе ÑÑениÑ! — пÑеÑвал пеÑвÑй генеÑал и, взÑв, в ÑÐ²Ð¾Ñ Ð¾ÑеÑедÑ, газеÑÑ, пÑоÑел:
«Ðз ÐÑÑки пиÑÑÑ: один из здеÑÐ½Ð¸Ñ ÑÑаÑожилов изобÑел ÑледÑÑÑий оÑигиналÑнÑй ÑпоÑоб пÑигоÑÐ¾Ð²Ð»ÐµÐ½Ð¸Ñ ÑÑ Ð¸: взÑв живого налима, пÑедваÑиÑелÑно его вÑÑеÑÑ; когда же, Ð¾Ñ Ð¾Ð³Ð¾ÑÑениÑ, пеÑÐµÐ½Ñ ÐµÐ³Ð¾ ÑвелиÑиÑÑÑ…»
ÐенеÑÐ°Ð»Ñ Ð¿Ð¾Ð½Ð¸ÐºÐ»Ð¸ головами. ÐÑе, на ÑÑо Ð±Ñ Ð¾Ð½Ð¸ ни обÑаÑили взоÑÑ, — вÑе ÑвидеÑелÑÑÑвовало об еде. СобÑÑвеннÑе Ð¸Ñ Ð¼ÑÑли злоÑмÑÑлÑли пÑоÑив Ð½Ð¸Ñ , ибо как они ни ÑÑаÑалиÑÑ Ð¾ÑгонÑÑÑ Ð¿ÑедÑÑÐ°Ð²Ð»ÐµÐ½Ð¸Ñ Ð¾ биÑÑÑекÑÐ°Ñ , но пÑедÑÑÐ°Ð²Ð»ÐµÐ½Ð¸Ñ ÑÑи пÑобивали Ñебе пÑÑÑ Ð½Ð°ÑилÑÑÑвеннÑм обÑазом.
РвдÑÑг генеÑала, коÑоÑÑй бÑл ÑÑиÑелем каллигÑаÑии, озаÑило Ð²Ð´Ð¾Ñ Ð½Ð¾Ð²ÐµÐ½Ð¸Ðµ…
— Ð ÑÑо, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, — Ñказал он ÑадоÑÑно, — еÑли Ð±Ñ Ð½Ð°Ð¼ найÑи мÑжика?
— То еÑÑÑ ÐºÐ°Ðº же… мÑжика?
— ÐÑ, да, пÑоÑÑого мÑжика… какие обÑкновенно бÑваÑÑ Ð¼Ñжики! Ðн Ð±Ñ Ð½Ð°Ð¼ ÑейÑÐ°Ñ Ð¸ бÑлок Ð±Ñ Ð¿Ð¾Ð´Ð°Ð», и ÑÑбÑиков Ð±Ñ Ð½Ð°Ð»Ð¾Ð²Ð¸Ð», и ÑÑбÑ!
— Ðм… мÑжика… но где же его взÑÑÑ, ÑÑого мÑжика, когда его неÑ?
— Ðак Ð½ÐµÑ Ð¼Ñжика — мÑжик везде еÑÑÑ, ÑÑÐ¾Ð¸Ñ ÑолÑко поиÑкаÑÑ ÐµÐ³Ð¾! ÐавеÑное, он где-нибÑÐ´Ñ ÑпÑÑÑалÑÑ, Ð¾Ñ ÑабоÑÑ Ð¾ÑлÑниваеÑ!
ÐÑÑÐ»Ñ ÑÑа до Ñого ободÑила генеÑалов, ÑÑо они вÑкоÑили как вÑÑÑепаннÑе и пÑÑÑилиÑÑ Ð¾ÑÑÑкиваÑÑ Ð¼Ñжика.
Ðолго они бÑодили по оÑÑÑÐ¾Ð²Ñ Ð±ÐµÐ· вÑÑкого ÑÑÐ¿ÐµÑ Ð°, но, наконеÑ, оÑÑÑÑй Ð·Ð°Ð¿Ð°Ñ Ð¼Ñкинного Ñ Ð»ÐµÐ±Ð° и киÑлой овÑÐ¸Ð½Ñ Ð½Ð°Ð²ÐµÐ» Ð¸Ñ Ð½Ð° Ñлед. Ðод деÑевом, бÑÑÑ Ð¾Ð¼ квеÑÑ Ñ Ð¸ подложив под Ð³Ð¾Ð»Ð¾Ð²Ñ ÐºÑлак, Ñпал гÑомаднейÑий мÑжиÑина и ÑамÑм Ð½Ð°Ñ Ð°Ð»ÑнÑм обÑазом ÑклонÑлÑÑ Ð¾Ñ ÑабоÑÑ. ÐÐµÐ³Ð¾Ð´Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð¸Ñ Ð³ÐµÐ½ÐµÑалов пÑедела не бÑло.
— СпиÑÑ, лежебок! — накинÑлиÑÑ Ð¾Ð½Ð¸ на него, — небоÑÑ Ð¸ ÑÑ Ð¾Ð¼ не ведеÑÑ, ÑÑо ÑÑÑ Ð´Ð²Ð° генеÑала вÑоÑÑе ÑÑÑки Ñ Ð³Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ð° ÑмиÑаÑÑ! ÑейÑÐ°Ñ Ð¼Ð°ÑÑ ÑабоÑаÑÑ!
ÐÑÑал мÑжиÑина: видиÑ, ÑÑо генеÑÐ°Ð»Ñ ÑÑÑогие. ХоÑел бÑло даÑÑ Ð¾Ñ Ð½Ð¸Ñ ÑÑÑеÑка, но они Ñак и закоÑенели, вÑепивÑиÑÑ Ð² него.
РзаÑал он пеÑед ними дейÑÑвоваÑÑ.
Ðолез ÑпеÑва-напеÑво на деÑево и наÑвал генеÑалам по деÑÑÑÐºÑ ÑамÑÑ ÑпелÑÑ Ñблоков, а Ñебе взÑл одно, киÑлое. ÐоÑом покопалÑÑ Ð² земле — и добÑл оÑÑÑда каÑÑоÑелÑ; поÑом взÑл два кÑÑка деÑева, поÑÐµÑ Ð¸Ñ Ð´ÑÑг об дÑÑÐ¶ÐºÑ — и извлек огонÑ. ÐоÑом из ÑобÑÑвеннÑÑ Ð²Ð¾Ð»Ð¾Ñ Ñделал Ñилок и поймал ÑÑбÑика. ÐаконеÑ, Ñазвел Ð¾Ð³Ð¾Ð½Ñ Ð¸ напек ÑÑолÑко Ñазной пÑовизии, ÑÑо генеÑалам пÑиÑло даже на мÑÑлÑ: «Ðе даÑÑ Ð»Ð¸ и ÑÑнеÑдÑÑ ÑаÑÑиÑкÑ?»
СмоÑÑели генеÑÐ°Ð»Ñ Ð½Ð° ÑÑи мÑжиÑкие ÑÑаÑаниÑ, и ÑеÑдÑа Ñ Ð½Ð¸Ñ Ð²ÐµÑело игÑали. Ðни Ñже забÑли, ÑÑо вÑеÑа ÑÑÑÑ Ð½Ðµ ÑмеÑли Ñ Ð³Ð¾Ð»Ð¾Ð´Ñ, а дÑмали: «ÐÐ¾Ñ ÐºÐ°Ðº оно Ñ Ð¾ÑоÑо бÑÑÑ Ð³ÐµÐ½ÐµÑалами — нигде не пÑопадеÑÑ!»
— ÐоволÑÐ½Ñ Ð»Ð¸ вÑ, гоÑпода генеÑалÑ? — ÑпÑаÑивал Ð¼ÐµÐ¶Ð´Ñ Ñем мÑжиÑина-лежебок.
— ÐоволÑнÑ, лÑбезнÑй дÑÑг, видим Ñвое ÑÑеÑдие! — оÑвеÑали генеÑалÑ.
— Ðе позволиÑе ли ÑепеÑÑ Ð¾ÑÐ´Ð¾Ñ Ð½ÑÑÑ?
— ÐÑÐ´Ð¾Ñ Ð½Ð¸, дÑÑжок, ÑолÑко Ñвей пÑежде веÑевоÑкÑ.
ÐабÑал ÑейÑÐ°Ñ Ð¼ÑжиÑина дикой конопли, ÑазмоÑил в воде, поколоÑил, помÑл — и к веÑеÑÑ Ð²ÐµÑевка бÑла гоÑова. ÐÑÐ¾Ñ Ð²ÐµÑÐµÐ²ÐºÐ¾Ñ Ð³ÐµÐ½ÐµÑÐ°Ð»Ñ Ð¿ÑивÑзали мÑжиÑÐ¸Ð½Ñ Ðº деÑевÑ, ÑÑоб не Ñбег, а Ñами легли ÑпаÑÑ.
ÐÑоÑел денÑ, пÑоÑел дÑÑгой; мÑжиÑина до Ñого изловÑилÑÑ, ÑÑо ÑÑал даже в пÑигоÑÑне ÑÑп ваÑиÑÑ. СделалиÑÑ Ð½Ð°Ñи генеÑÐ°Ð»Ñ Ð²ÐµÑелÑе, ÑÑÑ Ð»Ñе, ÑÑÑÑе, белÑе. СÑали говоÑиÑÑ, ÑÑо Ð²Ð¾Ñ Ð¾Ð½Ð¸ здеÑÑ Ð½Ð° вÑем гоÑовом живÑÑ, а в ÐеÑеÑбÑÑге Ð¼ÐµÐ¶Ð´Ñ Ñем пенÑии Ð¸Ñ Ð½Ð¸Ðµ вÑе накапливаÑÑÑÑ Ð´Ð° накапливаÑÑÑÑ.
— Ркак Ð²Ñ Ð´ÑмаеÑе, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, в Ñамом ли деле бÑло вавилонÑкое ÑÑолпоÑвоÑение или ÑÑо ÑолÑко Ñак, одно иноÑказание? — говоÑиÑ, бÑвало, один генеÑал дÑÑгомÑ, позавÑÑакавÑи.
— ÐÑмаÑ, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво, ÑÑо бÑло в Ñамом деле, поÑÐ¾Ð¼Ñ ÑÑо инаÑе как же обÑÑÑниÑÑ, ÑÑо на ÑвеÑе ÑÑÑеÑÑвÑÑÑ ÑазнÑе ÑзÑки!
— СÑало бÑÑÑ, и поÑоп бÑл?
— РпоÑоп бÑл, поÑÐ¾Ð¼Ñ ÑÑо, в пÑоÑивном ÑлÑÑае, как же бÑло Ð±Ñ Ð¾Ð±ÑÑÑниÑÑ ÑÑÑеÑÑвование допоÑопнÑÑ Ð·Ð²ÐµÑей? Тем более, ÑÑо в «ÐоÑковÑÐºÐ¸Ñ Ð²ÐµÐ´Ð¾Ð¼Ð¾ÑÑÑÑ » повеÑÑвÑÑÑ…
— Рне поÑиÑаÑÑ Ð»Ð¸ нам «ÐоÑковÑÐºÐ¸Ñ Ð²ÐµÐ´Ð¾Ð¼Ð¾ÑÑей»?
СÑÑÑÑ Ð½ÑмеÑ, ÑÑÑдÑÑÑÑ Ð¿Ð¾Ð´ ÑенÑÑ, пÑоÑÑÑÑ Ð¾Ñ Ð´Ð¾Ñки до доÑки, как ели в ÐоÑкве, ели в ТÑле, ели в Ðензе, ели в Ð Ñзани — и ниÑего, не ÑоÑниÑ!
Â
Ðолго ли, коÑоÑко ли, однако генеÑÐ°Ð»Ñ ÑоÑкÑÑилиÑÑ. ЧаÑе и ÑаÑе ÑÑали они пÑипоминаÑÑ Ð¾Ð± оÑÑавленнÑÑ Ð¸Ð¼Ð¸ в ÐеÑеÑбÑÑге кÑÑ Ð°ÑÐºÐ°Ñ Ð¸ вÑÐ¸Ñ Ð¾Ð¼Ð¾Ð»ÐºÑ Ð´Ð°Ð¶Ðµ поплакивали.
— ЧÑо-Ñо ÑепеÑÑ Ð´ÐµÐ»Ð°ÐµÑÑÑ Ð² ÐодÑÑÑеÑкой, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво? — ÑпÑаÑивал один генеÑал дÑÑгого.
— Рне говоÑиÑе, ваÑе пÑевоÑÑ Ð¾Ð´Ð¸ÑелÑÑÑво! вÑе ÑеÑдÑе изнÑло! — оÑвеÑал дÑÑгой генеÑал.
— ХоÑоÑо-Ñо оно Ñ Ð¾ÑоÑо здеÑÑ — Ñлова неÑ! а вÑе, знаеÑе, как-Ñо неловко баÑаÑÐºÑ Ð±ÐµÐ· ÑÑоÑки! да и мÑндиÑа Ñоже жалко!
— ÐÑе как жалко-Ñо! ÐÑобливо, как ÑеÑвеÑÑого клаÑÑа, Ñак на одно ÑиÑÑе поÑмоÑÑеÑÑ, голова закÑÑжиÑÑÑ!
РнаÑали они нÑдиÑÑ Ð¼Ñжика: пÑедÑÑÐ°Ð²Ñ Ð´Ð° пÑедÑÑÐ°Ð²Ñ Ð¸Ñ Ð² ÐодÑÑÑеÑкÑÑ! Ð ÑÑо ж! оказалоÑÑ, ÑÑо мÑжик Ð·Ð½Ð°ÐµÑ Ð´Ð°Ð¶Ðµ ÐодÑÑÑеÑкÑÑ, ÑÑо он Ñам бÑл, мед-пиво пил, по ÑÑам Ñекло, в ÑÐ¾Ñ Ð½Ðµ попало!
— Ð Ð²ÐµÐ´Ñ Ð¼Ñ Ñ ÐодÑÑÑеÑкой генеÑалÑ! — обÑадовалиÑÑ Ð³ÐµÐ½ÐµÑалÑ.
— Ð Ñ, коли видели: виÑÐ¸Ñ Ñеловек ÑнаÑÑжи дома, в ÑÑике на веÑевке, и ÑÑÐµÐ½Ñ ÐºÑаÑкой мажеÑ, или по кÑÑÑе Ñловно мÑÑ Ð° Ñ Ð¾Ð´Ð¸Ñ — ÑÑо он ÑамÑй Ñ Ð¸ еÑÑÑ! — оÑвеÑал мÑжик,
РнаÑал мÑжик на Ð±Ð¾Ð±Ð°Ñ ÑазводиÑÑ, как Ð±Ñ ÐµÐ¼Ñ ÑÐ²Ð¾Ð¸Ñ Ð³ÐµÐ½ÐµÑалов поÑадоваÑÑ Ð·Ð° Ñо, ÑÑо они его, ÑÑнеÑдÑа, жаловали и мÑжиÑким его ÑÑÑдом не гнÑÑалиÑÑ! РвÑÑÑÑоил он коÑÐ°Ð±Ð»Ñ — не коÑаблÑ, а ÑакÑÑ Ð¿Ð¾ÑÑдинÑ, ÑÑо можно бÑло океан-моÑе пеÑеплÑÑÑ Ð²Ð¿Ð»Ð¾ÑÑ Ð´Ð¾ Ñамой ÐодÑÑÑеÑкой.
— Ð¢Ñ ÑмоÑÑи, однако, каналÑÑ, не ÑÑопи наÑ! — Ñказали генеÑалÑ, Ñвидев покаÑивавÑÑÑÑÑ Ð½Ð° Ð²Ð¾Ð»Ð½Ð°Ñ Ð»Ð°Ð´ÑÑ.
— ÐÑдÑÑе покойнÑ, гоÑпода генеÑалÑ, не впеÑвой! — оÑвеÑал мÑжик и ÑÑал гоÑовиÑÑÑÑ Ðº оÑÑездÑ.
ÐабÑал мÑжик пÑÑ Ñ Ð»ÐµÐ±ÑжÑего мÑгкого и ÑÑÑлал им дно лодоÑки. УÑÑлавÑи, Ñложил на дно генеÑалов и, пеÑекÑеÑÑивÑиÑÑ, поплÑл. СколÑко набÑалиÑÑ ÑÑÑÐ°Ñ Ñ Ð³ÐµÐ½ÐµÑÐ°Ð»Ñ Ð²Ð¾ вÑÐµÐ¼Ñ Ð¿ÑÑи Ð¾Ñ Ð±ÑÑÑ Ð´Ð° Ð¾Ñ Ð²ÐµÑÑов ÑазнÑÑ , ÑколÑко они ÑÑгали мÑжиÑÐ¸Ð½Ñ Ð·Ð° его ÑÑнеÑдÑÑво — ÑÑого ни пеÑом опиÑаÑÑ, ни в Ñказке ÑказаÑÑ. РмÑжик вÑе гÑÐµÐ±ÐµÑ Ð´Ð° гÑебеÑ, да коÑÐ¼Ð¸Ñ Ð³ÐµÐ½ÐµÑалов Ñеледками.
ÐоÑ, наконеÑ, и Ðева-маÑÑÑка, Ð²Ð¾Ñ Ð¸ ÐкаÑеÑининÑкий ÑлавнÑй канал, Ð²Ð¾Ñ Ð¸ ÐолÑÑÐ°Ñ ÐодÑÑÑеÑкаÑ! ÐÑплеÑнÑли кÑÑ Ð°Ñки ÑÑками, ÑвидевÑи, какие Ñ Ð½Ð¸Ñ Ð³ÐµÐ½ÐµÑÐ°Ð»Ñ ÑÑали ÑÑÑÑе, белÑе да веÑелÑе! ÐапилиÑÑ Ð³ÐµÐ½ÐµÑÐ°Ð»Ñ ÐºÐ¾ÑеÑ, наелиÑÑ ÑдобнÑÑ Ð±Ñлок и надели мÑндиÑÑ. ÐÐ¾ÐµÑ Ð°Ð»Ð¸ они в казнаÑейÑÑво, и ÑколÑко ÑÑÑ Ð´ÐµÐ½ÐµÐ³ загÑебли — Ñого ни в Ñказке ÑказаÑÑ, ни пеÑом опиÑаÑÑ!
Ðднако и об мÑжике не забÑли; вÑÑлали ÐµÐ¼Ñ ÑÑÐ¼ÐºÑ Ð²Ð¾Ð´ÐºÐ¸ да пÑÑак ÑеÑебÑа: веÑелиÑÑ, мÑжиÑина!
1869
ÐÑе по данной Ñеме::