Êîãäà-òî Â. Âûñîöêèé íàïèñàë:
Åñëè ïóòü, ïðîðóáàÿ îòöîâñêèì ìå÷îì,
Òû ñîë¸íûå ñë¸çû íà óñ íàìîòàë,
Åñëè â æàðêîì áîþ èñïûòàë ÷òî ïî÷¸ì,
Çíà÷èò, íóæíûå êíèãè òû â äåòñòâå ÷èòàë!
À ÿ îïÿòü âñïîìèíàþ ïðî òî, ÷òî âñå ìû «ðîäîì èç äåòñòâà». Ìûñëü íå íîâà, íî èìåííî òàì áåðåò ñâîå íà÷àëî Ñêàçêà. Ñêàçêà äëÿ ðåáåíêà, ýòî âîçìîæíî, ïåðâàÿ ñòðóêòóðèðîâàííàÿ èñòîðèÿ î ìèðå. Åå ïîëîæèòåëüíîå âëèÿíèå íà ðàçâèòèå ëè÷íîñòè ðåáåíêà è ïîçíàâàòåëüíûå ôóíêöèè ÿâëÿåòñÿ áåññïîðíûì ÷åãî íåëüçÿ ñêàçàòü î êîìèêñàõ, íàáèðàþùèå ïîïóëÿðíîñòü, â ñîâðåìåííîì ìèðå.
Ñêàçêè íà íî÷ü ïî-îñîáåííîìó âîëøåáíûå. Ìàìà ðÿäîì, çâó÷èò åå ãîëîñ, è ìàëûø, ïðåäñòàâëÿÿ â ñâîåì âîîáðàæåíèè ïðèêëþ÷åíèÿ ãåðîåâ, ïîñòåïåííî ïîãðóæàåòñÿ â ñîí. Íè îäèí ìóëüòôèëüì íå çàìåíèò êíèæêó, íè îäíà àóäèîêíèãà æèâîãî îáùåíèÿ ñ ìàìîé èëè ïàïîé.
Ñêàçêà ýòî âñåãäà òàéíà, èíòðèãà, êîòîðóþ òàê õî÷åòñÿ ðàçãàäàòü! Ÿ ñ îäèíàêîâûì âíèìàíèåì è æåëàíèåì ãîòîâû ÷àñû íàïðîëåò ñëóøàòü è ñóïåð àêòèâíûå «æèâ÷èêè», è ôëåãìàòè÷íî íåïîâîðîòëèâûå ìîë÷óíû. Ñêàçêà âîëøåáñòâî, çàâîðàæèâàþùåå äåéñòâèå.
Îòâåòèòü íà âîïðîñ, î ïîëåçíîñòè ÷òåíèÿ ñêàçîê íà íî÷ü, íå ðàç äàâàëè ïñèõîëîãè, ïåäàãîãè è ó÷åíûå. Ìíîãîêðàòíî ïðîâîäèëèñü èññëåäîâàíèÿ àêòèâíîñòè ìîçãà ìàëûøåé, äîêàçûâàþùèå ïîëüçó ÷òåíèÿ ïåðåä ñíîì. Îòìå÷åíî, ÷òî äåòêè, êîòîðûì ñîâñåì ìàëî ÷èòàþò ñêàçêè, ïîäõîäÿò ê âîçðàñòó 5-6 ëåò ñ ëåêñèêîíîì 2-õ ãîäîâàëîãî ðåá¸íêà ïðè îáùåì íîðìàëüíîì ðàçâèòèè. Ýòî âûðàæàåòñÿ íå òîëüêî â áåäíîñòè ñëîâàðíîãî çàïàñà, íî è â áîëåå ìåäëåííîé ñïîñîáíîñòè ê ïîíèìàíèþ è óñâîåíèþ èíôîðìàöèè îá îêðóæàþùåì ìèðå, ÷òî ìîæåò îñòàòüñÿ ñ ÷åëîâåêîì íàâñåãäà.
Òàê ïî÷åìó æå âàæíî ÷èòàòü ðåáåíêó èìåííî ïåðåä ñíîì?
Ñàìîå óäà÷íîå âðåìÿ. ×òîáû ïðèâèòü ðåáåíêó ëþáîâü ê ÷òåíèþ, âàæíî âûáðàòü ïðàâèëüíîå âðåìÿ, êîãäà ìàëûø íàñòðîåí ñëóøàòü. Íåïîñåäëèâûå, ãèïåðàêòèâíûå äåòêè äíåì áûñòðî îòâëåêàþòñÿ íà èãðóøêè. À âîò âå÷åðîì îáñòàíîâêà ìåíÿåòñÿ ëåæà â êðîâàòêå êðîõà áóäåò æäàòü î÷åðåäíóþ ïîðöèþ «âîëøåáñòâà» íà íî÷ü ñ áîëüøèì íåòåðïåíèåì è ñëóøàòü ñ îñîáûì âíèìàíèåì.
Õîðîøåå íàñòðîåíèå. ×òåíèå ëþáèìîé êíèæêè óñïîêàèâàåò ðåáåíêà. Âñå êàïðèçû è îáèäû, êîòîðûå òàê ïîðòèëè äåíü, çàáûâàþòñÿ è ìàëûø çàñûïàåò â õîðîøåì íàñòðîåíèè. ×òîáû íå ïîëó÷èòü îáðàòíûé ýôôåêò, æåëàòåëüíî âûáðàòü èñòîðèþ ñî «ñ÷àñòëèâûì êîíöîì», ãäå äîáðî ïîáåæäàåò çëî.
Âîñïèòàíèå õàðàêòåðà. Äàæå õàðàêòåð ðåáåíêà ìåíÿåòñÿ â ëó÷øóþ ñòîðîíó, êîãäà åìó ÷èòàþò ïåðåä ñíîì. Ó÷åíûå óòâåðæäàþò, ÷òî åñëè ÷èòàòü ðåáåíêó êíèæêó õîòÿ áû 15 ìèíóò â äåíü, îí ñòàíîâèòñÿ áîëåå îòêðûòûì, ïîñëóøíûì, âíèìàòåëüíûì è ñìåëûì.
Ðàçâèòèå óìñòâåííûõ ñïîñîáíîñòåé. Ñêàçêó ìîæíî íå òîëüêî ÷èòàòü, íî è îáñóæäàòü. Ó ìàëåíüêîãî ðåáåíêà îáÿçàòåëüíî íàéäóòñÿ âîïðîñû êàñàòåëüíî ñþæåòà è ñëîâ, êîòîðûå âñòðå÷àþòñÿ â òåêñòå. Ïîýòîìó ìîæíî ñìåëî óòâåðæäàòü, ÷òî ÷òåíèå ïåðåä ñíîì äëÿ ðåáåíêà ïîëåçíî òåì, ÷òî ðàñøèðÿåò ñëîâàðíûé çàïàñ, ðàçâèâàåò ëþáîçíàòåëüíîñòü, à òàêæå ôàíòàçèþ è æåëàíèå â äàëüíåéøåì ÷èòàòü ñàìîñòîÿòåëüíî.
Âîñïðèÿòèå ìèðà. Ñêàçêè ïîíÿòíû äåòÿì. Ñ ïîìîùüþ äåéñòâóþùèõ ïåðñîíàæåé ðåáåíîê ñòàðàåòñÿ ðàçîáðàòüñÿ â òîì, êàê óñòðîåí ìèð, ïîíÿòü ïîâñåäíåâíûå âåùè è ÿâëåíèÿ.  ñêàçêàõ î÷åíü íàãëÿäíî ïîêàçàíî ïðîòèâîñòîÿíèå äîáðà è çëà, äðóæáû è îäèíî÷åñòâà, ëþáâè è íåíàâèñòè, âçàèìîïîìîùè è ýãîèçìà.
Ïðèìåð ïîâåäåíèÿ. Õîðîøàÿ èäåÿ âîñïèòûâàòü ðåáåíêà ïîñðåäñòâîì ñêàçêè. ×èòàéòå íà íî÷ü äåòñêóþ êíèæêó, ãåðîé êîòîðîé èìååò îáùèå ñ ðåáåíêîì ÷åðòû. Ïîâåäåíèå ïåðñîíàæà ìîæåò ñòàòü õîðîøèì ïðèìåðîì äëÿ âàøåãî ñûíà èëè äî÷åðè. Âìåñòå ñ íèì ðåáåíîê áóäåò ïðîæèâàòü ðàçëè÷íûå ñèòóàöèè, è ïîëó÷àòü òàêèå æå óðîêè.
Áëèæå ê ðåáåíêó. Ñ ïîìîùüþ ÷òåíèÿ ìîæíî íàëàäèòü ïîíèìàíèå ìåæäó ðîäèòåëÿìè è äåòüìè, äóøåâíóþ ñâÿçü. Åñëè ìàëûø êàæäûé ðàç ïðîñèò ïî÷èòàòü âàñ îäíó è òó æå ñêàçêó, çíà÷èò, îíà ïîëó÷èëà ñèëüíûé îòêëèê â åãî äóøå.  êíèæêå ìîæåò áûòü ñîñðåäîòî÷åíî òî, ÷òî òðåâîæèò êðîõó, âûçûâàåò ðàäîñòü èëè î÷åíü èíòåðåñóåò â ðåàëüíîé æèçíè. Çíàÿ ýòî, âû ñìîæåòå íàéòè âåðíûé ïóòü ê ïðåîäîëåíèþ äåòñêèõ ñòðàõîâ.
×òåíèå ðåáåíêó ïåðåä ñíîì çàìå÷àòåëüíàÿ òðàäèöèÿ, êîòîðàÿ ñîõðàíèëàñü è ïî ñåé äåíü.  ñåìüå, ãäå ðîäèòåëè ÷èòàþò ñêàçêè, ðàñòóò ñ÷àñòëèâûå è ëþáîçíàòåëüíûå äåòè. Èìåííî â äîøêîëüíîì âîçðàñòå î÷åíü âàæíî ïðèâèòü ðåáåíêó ëþáîâü ê êíèãàì. ×òîáû íå îïîçäàòü, ÷èòàéòå äåòÿì ñ ïåëåíîê, è òàêèì îáðàçîì íàëàæèâàéòå íàäåæíóþ ñâÿçü ñî ñâîèì ÷àäîì.
 ÷åì æå ñèëà ñêàçîê?
Ïîçíàíèå è ðàçâèòèå. Ðåàëèçì êàê æàíð ïîâåñòâîâàíèÿ ìàëîïîíÿòåí è íå èíòåðåñåí ðåáåíêó äîøêîëüíîãî âîçðàñòà. Ïîýòîìó ñêàçêà ÿâëÿåòñÿ íàèáîëåå óäîáíîé ôîðìîé äëÿ òîãî, ÷òîáû ðàçâèâàòü âîîáðàæåíèå, ìûøëåíèå, ïàìÿòü. Îáñóæäåíèå ñ ðåáåíêîì ïåðñîíàæåé è ñþæåòà ñïîñîáñòâóåò ðàçâèòèþ ìûøëåíèÿ è ðå÷è. Ãëàâíîå íå çàöèêëèâàòüñÿ íà «ðàçâèâàþùèõ» ñòîðîíàõ, èíà÷å ñêàçêà ïðåâðàòèòüñÿ â óðîê, à âîëøåáñòâî èñ÷åçíåò.
Ñêàçêà ó÷èò ýìïàòèè. Èäåíòèôèöèðóÿ ñåáÿ ñ ãåðîÿìè ñêàçîê, ðåáåíîê ó÷èòñÿ âæèâàòüñÿ â ðàçëè÷íûå îáðàçû, ðàñøèðÿÿ ñâîå ïðåäñòàâëåíèå î ñîöèàëüíûõ ðîëÿõ è ñèòóàöèÿõ. È, êîíå÷íî, ñêàçêè ó÷àò ñîïåðåæèâàòü, ïðîÿâëÿòü ýìïàòèþ, ïîñêîëüêó ýòî äîáðûå, ñâåòëûå èñòîðèè.
Ïîáóäèòåëüíàÿ ñèëà. Ãåðîÿì ñêàçîê ÷àñòî ïðèõîäèòñÿ íåñëàäêî, îäíàêî îíè ïðåîäîëåâàþò ïðåïÿòñòâèÿ è ó÷àòñÿ ñîòðóäíè÷àòü ñ äðóãèìè ïåðñîíàæàìè. Ñêàçêè, â îòëè÷èå îò ìèôîâ, îïòèìèñòè÷íû, à äåòåé ýòî âîîäóøåâëÿåò è ó÷èò íå ñäàâàòüñÿ, ïðåîäîëåâàòü òðóäíîñòè.
«×òî òàêîå õîðîøî è ÷òî òàêîå ïëîõî». Ñêàçêà ïîìîãàåò ôîðìèðîâàòü ó ðåáåíêà ïðåäñòàâëåíèÿ î äîáðå è çëå, ïëîõîì è õîðîøåì. Äëÿ ìàëûøåé ýòî âàæíàÿ íðàâñòâåííàÿ îñíîâà, ÷òîáû âûðàñòè ìîðàëüíî ñèëüíûìè è õîðîøèìè ëþäüìè.
Öåëèòåëüíàÿ è ïåäàãîãè÷åñêàÿ ñèëà ñêàçêè. Ñêàçêè ïîìîãàþò ñíèçèòü óðîâåíü òðåâîæíîñòè è ñòàáèëèçèðóþò ýìîöèîíàëüíîñòü. Íà íî÷ü ìîæíî ÷èòàòü ñêàçêè äåòÿì, ó êîòîðûõ èìåþòñÿ íåêîòîðûå òðóäíîñòè ñ çàñûïàíèåì. Ïðè ýòîì ëó÷øå ýòî äåëàòü â ñïîêîéíîé ìàíåðå, ÷òîáû ðåáåíîê íå ïåðåâîçáóæäàëñÿ.
Âûáîð êíèã, äëÿ ÷òåíèÿ äåòÿì.
Ìíîãèå ìàìû è ïàïû èñïûòûâàþò òðóäíîñòè ñ âûáîðîì êíèã äëÿ ÷òåíèÿ ïåðåä ñíîì. Âàæíî ïîäîáðàòü òàêóþ ëèòåðàòóðó, êîòîðóþ ðåáåíîê ñìîã áû ïîíÿòü. Ïîýòîìó âûáèðàÿ, êàêóþ êíèãó ïðî÷åñòü ìàëûøó, îïèðàéòåñü íà åãî âîçðàñò.
— ÷èòàòü ïîó÷èòåëüíûå ðàññêàçû äëÿ äåòåé 7 ëåò
— ÷èòàòü ðàññêàçû äëÿ äåòåé 4-5 ëåò
— ÷èòàòü ñêàçêó íà íî÷ü äåòÿì 3-4
— ÷èòàòü íåáîëüøèå ñòèøêè ñ êðàñî÷íûìè êàðòèíêàìè äåòÿì äî 3-õ ëåò
Êíèãè äåòÿì äî 3 ëåò
 ðàííåì âîçðàñòå äåòè åùå íå ìîãóò ñêîíöåíòðèðîâàòüñÿ íà äëèííûõ ïðîèçâåäåíèÿõ. Ñàìûì ìàëåíüêèì ëó÷øå ïðåäëàãàòü êíèãè ñ ìèíèìóìîì òåêñòà è áîëüøèìè êàðòèíêàìè, êîòîðûå ìàëûøó áóäåò èíòåðåñíî ðàññìàòðèâàòü. Ìîæíî ÷èòàòü íåáîëüøèå ñòèøêè, Íàïðèìåð Àãíèè Áàðòî, âåäü ìàëåíüêèå äåòè õîðîøî âîñïðèíèìàþò ðèôìó.
Ñêàçêè äëÿ äåòåé 3-4 ãîäà
 ýòîò ïåðèîä äåòÿì óæå ìîæíî ïðåäëàãàòü íåáîëüøèå ñêàçêè. Ðåáåíîê óæå äîñòàòî÷íî ðàçâèò äëÿ ïîíèìàíèÿ èõ ñþæåòà.  3-4 ãîäà ìàëûøè ñ èíòåðåñîì çíàêîìÿòñÿ ñ
— Ðóññêèìè íàðîäíûìè ñêàçêàìè: «Êîëîáîê», «Òåðåìîê», «Ìàøà è ìåäâåäü», «Çàþøêèíà èçáóøêà», «Ãóñè-ëåáåäè», «Ðåïêà», «Êóðî÷êà Ðÿáà», «Ìîðîçêî», «Ëèñà è Òåòåðåâ».
— Ìîæíî ïðåäëàãàòü ê îçíàêîìëåíèþ íåáîëüøèå ïðîèçâåäåíèÿ Àëåêñàíäðà Ñåðãååâè÷à Ïóøêèíà: «Ó Ëóêîìîðüÿ äóá çåëåíûé», «Ñêàçêà î ðûáàêå è ðûáêå»
— Áðàòüåâ Ãðèìì: «Âîëê è ñåìåðî êîçëÿò», «Áðåìåíñêèå ìóçûêàíòû», «Áåëîñíåæêà è 7 ãíîìîâ», «Ãîðøî÷åê êàøè».
Ñêàçêè è ïîó÷èòåëüíûå ðàññêàçû äëÿ äåòåé 5-7 ëåò
Ðåáåíîê ðàñòåò, íî ïðîäîëæàåò ôàíòàçèðîâàòü, ìå÷òàòü, â åãî æèçíè åùå äîëãîå âðåìÿ îñîáóþ ðîëü áóäåò çàíèìàòü ñêàçêà.
Äåâî÷êè è ìàëü÷èêè áóäóò â âîñòîðãå îò ïðîèçâåäåíèé
— Ãàíñà Õðèñòèàíà Àíäåðñåíà: «Ñíåæíàÿ Êîðîëåâà», «Äþéìîâî÷êà», «Ñòîéêèé îëîâÿííûé ñîëäàòèê», «Îëå-Ëóêîéå», «Íîâîå ïëàòüå êîðîëÿ», «Ñâèíîïàñ», «Ãàäêèé óòåíîê».
— Ñàìóèë ßêîâëåâè÷ Ìàðøàê íàïèñàë äëÿ äåòåé ïîó÷èòåëüíûå ñêàçêè è ñòèõè: «Äâåíàäöàòü ìåñÿöåâ», «Êîøêèí äîì», «Âîò êàêîé ðàññåÿííûé», «Ïî÷òà».
 ïÿòü-ñåìü ëåò äåòÿì, ïîìèìî ñêàçîê, óæå ñòàíîâÿòñÿ èíòåðåñíû íåáîëüøèå ïîâåñòè. Çàìå÷àòåëüíûì äåòñêèì àâòîðîì ÿâëÿåòñÿ
— Íèêîëàé Íèêîëàåâè÷ Íîñîâ, åãî ïðîèçâåäåíèÿ äîáðûå, çàñòàâëÿþò ìàëûøåé ïîñìåÿòüñÿ: «Æèâàÿ øëÿïà», «Òðè îõîòíèêà», «Íàõîä÷èâîñòü», «Ìèøêèíà êàøà».
-Âèêòîð Þçåôîâè÷ Äðàãóíñêèé è åãî «Äåíèñêèíû ðàññêàçû», òî÷íî íå îñòàâÿò ðàâíîäóøíûìè ìàëåíüêèõ ÷èòàòåëåé.
Äåòè ñòàðøå ïÿòè ëåò íà÷èíàþò àêòèâíî èíòåðåñîâàòüñÿ îêðóæàþùèì ìèðîì: æèâîòíûìè, ïòèöàìè, ðàñòåíèÿìè, ïîãîäíûìè ÿâëåíèÿìè.  èõ ðå÷è âñå ÷àùå ñëûøèòñÿ ïî÷åìó. Íå îñòàâëÿéòå âîïðîñû ìàëûøåé áåç âíèìàíèÿ, ÷èòàéòå èì íåáîëüøèå ñòàòüè èç äåòñêèõ ýíöèêëîïåäèé, äåòè ñ èíòåðåñîì áóäóò ñëóøàòü è óçíàâàòü íîâîå.
Âñå ýòè ïðîèçâåäåíèÿ çíàêîìû ìíîãèì ïîêîëåíèÿì äåòåé, äàâíî ñòàâøèìè ðîäèòåëÿìè, îíè «ÿêîðÿ», êîòîðûå âûçûâàþò òåïëûå ÷óâñòâà è âîñïîìèíàíèÿ èç ñîáñòâåííîãî äåòñòâà. ×èòàéòå èõ ñ ðåáåíêîì è, áåç ñîìíåíèÿ, ýòî ïðèíåñåò ðàäîñòü è ïîëüçó âàì, à ìàëûøà íàó÷èò òîëüêî äîáðîìó, ÷èñòîìó, ñâåòëîìó.
Ñîâìåñòíîå ÷òåíèå è ñåìåéíûå òðàäèöèè.
×òåíèå ðåáåíêó — ýòî óþòíûé, ñåìåéíûé îòäûõ. Îí óñïîêàèâàåò ïîäâèæíóþ äåòñêóþ ïñèõèêó, ïðîáóæäàåò âîîáðàæåíèå, çàñòàâëÿåò ïîäóìàòü. Ïîñëå ïðî÷òåíèÿ ïðîèçâåäåíèÿ âàæíî, ÷òîáû ìàëûø îòâå÷àë íà âîïðîñû ðîäèòåëÿ, ñòàðàëñÿ ïåðåñêàçàòü ïðî÷èòàííîå. Ýòî ðàçâèâàåò åãî êîíöåíòðàöèþ è ïàìÿòü.
Âàæíåéøåé çàäà÷åé ÷òåíèÿ ÿâëÿåòñÿ ïðèâèòèå ìàëûøó ëþáâè ê êíèãàì. Çàìå÷àòåëüíî, åñëè ðîäèòåëè òîæå ëþáÿò ÷èòàòü, òîãäà ðåáåíîê áóäåò âèäåòü ïåðåä ñîáîé ïîëîæèòåëüíûé ïðèìåð.
 âîçðàñòå 5-6 ëåò ìîæíî ïîñòåïåííî íà÷èíàòü ó÷èòü ìàëûøà ÷èòàòü. ×èòàþùèé ðåáåíîê ãðàìîòíåå ñâîèõ ñâåðñòíèêîâ, ó íåãî áîëüøèé ñëîâàðíûé çàïàñ è áîëåå øèðîêèé êðóãîçîð. Îáó÷åííûé ãðàìîòå ðåáåíîê ëåã÷å àäàïòèðóåòñÿ ê ó÷åáå â ïåðâîì êëàññå è åìó ïðîùå äàåòñÿ øêîëüíàÿ ïðîãðàììà.
Ñîâìåñòíîå ÷òåíèå ýòî íå òîëüêî âêëàä â áóäóùåå ìàëûøà, íî è ïðèÿòíîå âðåìÿïðåïðîâîæäåíèå, êîòîðîå îñòàâèò òåïëûå âîñïîìèíàíèÿ è ó âçðîñëîãî, è ó ðåáåíêà. ×èòàéòå êíèãè âñåé ñåìüåé.
Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот хитрый котище Мурлыка для нас наказание Божье. Вот как я с ним познакомился.
Глупым мышонком хотел было высунуть нос из подполья. Но мать царица Прасковья с крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили нору мою покидать, но я не послушался, в щёлку выглянул: вижу камнем выстланный двор, освящало солнце его, и окна огромного дома светились, птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.
Выйти не смея, смотрю я из щёлки и вижу на дальнем краю зверёк усатый, сизая шкура, розовый нос, зелёные глазки, пушистые уши, тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка, так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой начал усатое рыльце себе умывать. Облилось радостью сердце мое, и я уж собирался покинуть щёлку, чтобы с милым зверьком познакомиться. Вдруг зашумело что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то страшный урод ко мне подходил; широко шагая, черные ноги свои поднимал он, и когти кривые с острыми шпорами были на них, на уродливой шее длинные косы вились змеями, нос крючковатый; под носом какой-то мохнатый мешок и, как-будто красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись, по носу бился, а сзади какие-то длинные крючья разного цвета торчали снопом. Не успел я от страха в память придти, как с обоих боков, поднялись у урода словно как паруса, начали хлопать, и он раздвоив острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной треснуло.
Как прибежал я назад в подполье, не помню. Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною, так и ахнул. «Тебя миловал Бог — он сказал мне — свечку ты должен поставить уроду, который так кстати криком своим тебя испугал, ведь это наш добрый сторож петух.
Он горлан и со своими большой забияка; нам же мышам, он приносит и пользу: когда закричит он, знаем мы, что проснулись наши враги; а приятель который так обольстивший тебя своей лицемерной харей, был не иной кто, как наш злодей записной, объедало кот Мурлыка, хорош бы ты был, когда бы с знакомством к этому плуту подъехал: тебя бы он порядком погладил бархатной лапкой своею; будь впредь осторожен».
Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке; каждый день у нас от него недочет. Расскажу я только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами видели это глазами своими. Вскружилось подполье; шум, беготня, пискотня, скакание, кувырканье, пляска — словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый с радости так напился, что подрался с царицей и в драке хвост у неё откусил, за что был высечен больно. Что же случилось потом? Не разведав дела порядком, вздумали мы кота погребать, и надгробное слово тотчас поспело.
Его сочинил поэт наш подпольный Клим, по прозванию «Бешеный хвост»; такое прозвище дали ему за то, что, стихи читая, всегда он в меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал. Все изготовились, отправились мы на поминки к Мурлыке; вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду кот Мурлыка в ветчине висит на бревне, и повешен за ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка вытянутый весть; и спина, и хвост, и передние лапы словно как мёрзлые, оба глаза глядят не моргая.
Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен кот окаянный, довольно ты, кот, погулял; погуляем нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися вверх по бревну, чтобы Мурлыкины лапы распутать, но лапы сами держались, когтями вцепившись в бревно, а веревки не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись наши ребята, как вдруг распустились когти, и на пол хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались в страхе, и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит, ус не тронется, глаз не моргнёт; мертвец да и только. Вот, ободряясь, из углов мы к нему подступать понемногу начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу даст от него; тот лапкой ему грозит; тот подразнит сзади его языком; а кто еще посмелее, тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет. Кот ни с места, как пень.
«Берегитесь — тогда сказала нам старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти были знакомы ( у нее он весь зад ободрал, и насилу как-то она от него уплелась) — берегитесь: Мурлыка старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это знак недобрый; и шкура цела у него». То услыша, громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтобы после не плакать, — мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралась с ними в подполье она. А мы принялись, как шальные, прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши, все уселись в кружок, перед мордой его, и поэт наш Клим, по прозвищу Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо влезши, начал оттуда читать нам надгробное слово, мы же при каждом стихе хохотать: и вот что прочёл он: «Жил Мурлыка; был Мурлыка кот Сибирский, рост богатырский, сизая шкурка, усы как турка; был он бешеный, на краже помешан, за то и повешен, радуйся, наше подполье!..»
Но только успел проповедник это слово молвить, как вдруг наш покойник очнулся. Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.
Двадцать из нас осталось на месте, а раненых в трое более было. Тот воротился с ободранным пузом, тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному хвост был оторван, у многих так страшно искусаны были спины, что шкурки мотались как тряпки; царицу Прасковью чуть успели в норку уволочь за задние лапки; царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке прежде других на обед.
Так кончился пир наш бедою.
Когда-то В. Высоцкий написал:
…Если путь, прорубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почём, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
А я опять вспоминаю про то, что все мы «родом из детства». Мысль не нова, но именно там берёт своё начало Сказка. Сказка для ребёнка, это возможно, первая структурированная история о мире. Её положительное влияние на развитие личности ребёнка и познавательные функции является бесспорным чего нельзя сказать о комиксах, набирающие популярность, в современном мире.
Сказки на ночь по-особенному волшебные. Мама рядом, звучит её голос, и малыш, представляя в своём воображении приключения героев, постепенно погружается в сон. Ни один мультфильм не заменит книжку, ни одна аудиокнига — живого общения с мамой или папой.
Сказка — это всегда тайна, интрига, которую так хочется разгадать! Её с одинаковым вниманием и желанием готовы часы напролёт слушать и гиперактивные «живчики», и флегматично неповоротливые молчуны. Сказка — волшебство, завораживающее действие.
Ответы на вопрос о полезности чтения сказок на ночь не раз давали психологи, педагоги и учёные. Многократно проводились исследования активности мозга малышей, доказывающие пользу чтения перед сном. Отмечено, что детки, которым совсем мало читают сказки, подходят к возрасту 5–6 лет с лексиконом 2-годовалого ребёнка при общем нормальном развитии. Это выражается не только в бедности словарного запаса, но и в более медленной способности к пониманию и усвоению информации об окружающем мире, что может остаться с человеком навсегда.
Так почему же важно читать ребёнку именно перед сном?
Самое удачное время. Чтобы привить ребёнку любовь к чтению, важно выбрать правильное время, когда малыш настроен слушать. Непоседливые, гиперактивные дети днём быстро отвлекаются на игрушки. А вот вечером обстановка меняется — лёжа в кроватке кроха будет ждать очередную порцию волшебства на ночь с большим нетерпением и слушать с особым вниманием.
Хорошее настроение. Чтение любимой книжки успокаивает ребёнка. Все капризы и обиды, которые так портили день, забываются — и малыш засыпает в хорошем настроении. Чтобы не получить обратный эффект, желательно выбрать историю со «счастливым концом», где добро побеждает зло.
Воспитание характера. Даже характер ребёнка меняется в лучшую сторону, когда ему читают перед сном. Учёные утверждают, что если читать ребёнку книжку хотя бы 15 минут в день, он становится более открытым, послушным, внимательным и смелым.
Развитие умственных способностей. Сказку можно не только читать, но и обсуждать. У маленького ребёнка обязательно найдутся вопросы касательно сюжета и слов, которые встречаются в тексте. Поэтому можно смело утверждать, что чтение перед сном для ребёнка полезно тем, что расширяет словарный запас, развивает любознательность, а также фантазию и желание в дальнейшем читать самостоятельно.
Восприятие мира. Сказки понятны детям. С помощью действующих персонажей ребёнок старается разобраться в том, как устроен мир, понять повседневные вещи и явления. В сказках очень наглядно показано противостояние добра и зла, дружбы и одиночества, любви и ненависти, взаимопомощи и эгоизма.
Пример поведения. Хорошая идея — воспитывать ребёнка посредством сказки. Читайте на ночь детскую книжку, герой которой имеет общие с ребёнком черты. Поведение персонажа может стать хорошим примером для вашего сына или дочери. Вместе с ним ребёнок будет проживать различные ситуации, и получать такие же уроки.
Ближе к ребёнку. С помощью чтения можно наладить понимание между родителями и детьми, душевную связь. Если малыш каждый раз просит почитать вас одну и ту же сказку, значит, она получила сильный отклик в его душе. В книжке может быть сосредоточено то, что тревожит кроху, вызывает радость или очень интересует в реальной жизни. Зная это, вы сможете найти верный путь к преодолению детских страхов.
Чтение ребёнку перед сном — замечательная традиция, которая сохранилась и по сей день. В семье, где родители читают сказки, растут счастливые и любознательные дети. Именно в дошкольном возрасте очень важно привить ребёнку любовь к книгам. Чтобы не опоздать, читайте детям с пелёнок, и таким образом налаживайте надёжную связь со своим чадом.
В чём же сила сказок?
Познание и развитие. Реализм как жанр повествования малопонятен и неинтересен ребёнку дошкольного возраста. Поэтому сказка является наиболее удобной формой для того, чтобы развивать воображение, мышление, память. Обсуждение с ребёнком персонажей и сюжета способствует развитию мышления и речи. Главное — не зацикливаться на «развивающих» сторонах, иначе сказка превратится в урок, а волшебство исчезнет.
Сказка учит эмпатии. Идентифицируя себя с героями сказок, ребёнок учится вживаться в различные образы, расширяя своё представление о социальных ролях и ситуациях. И, конечно, сказки учат сопереживать, проявлять эмпатию, поскольку это добрые, светлые истории.
Побудительная сила. Героям сказок часто приходится несладко, однако они преодолевают препятствия и учатся сотрудничать с другими персонажами. Сказки, в отличие от мифов, оптимистичны, а детей это воодушевляет и учит не сдаваться, преодолевать трудности.
«Что такое хорошо и что такое плохо». Сказка помогает формировать у ребёнка представления о добре и зле, плохом и хорошем. Для малышей это важная нравственная основа, чтобы вырасти морально сильными и хорошими людьми.
Целительная и педагогическая сила сказки. Сказки помогают снизить уровень тревожности и стабилизируют эмоциональность. На ночь можно читать сказки детям, у которых имеются некоторые трудности с засыпанием. При этом лучше это делать в спокойной манере, чтобы ребёнок не перевозбуждался.
Выбор книг для чтения детям
Многие мамы и папы испытывают трудности с выбором книг для чтения перед сном. Важно подобрать такую литературу, которую ребёнок смог бы понять. Поэтому выбирая, какую книгу прочесть малышу, опирайтесь на его возраст.
• читать поучительные рассказы для детей 7 лет;
• читать рассказы для детей 4–5 лет;
• читать сказку на ночь детям 3–4;
• читать небольшие стишки с красочными картинками детям до 3 лет.
Книги детям до 3 лет
В раннем возрасте дети ещё не могут сконцентрироваться на длинных произведениях. Самым маленьким лучше предлагать книги с минимумом текста и большими картинками, которые малышу будет интересно рассматривать. Можно читать небольшие стишки, Например, Агнии Барто, ведь маленькие дети хорошо воспринимают рифму.
Сказки для детей в 3–4 года
В этот период детям уже можно предлагать небольшие сказки. Ребёнок уже достаточно развит для понимания их сюжета. В 3–4 года малыши с интересом знакомятся с
• русскими народными сказками: «Колобок», «Теремок», «Маша и медведь», «Заюшкина избушка», «Гуси-лебеди», «Репка», «Курочка Ряба», «Морозко», «Лиса и Тетерев».
• можно предлагать к ознакомлению небольшие произведения Александра Сергеевича Пушкина: «У Лукоморья дуб зелёный», «Сказка о рыбаке и рыбке»
• братьев Гримм: «Волк и семеро козлят», «Бременские музыканты», «Белоснежка и семеро гномов», «Горшочек каши».
Сказки и поучительные рассказы для детей 5–7 лет
Ребёнок растёт, но продолжает фантазировать, мечтать, в его жизни ещё долгое время особую роль будет занимать сказка.
Девочки и мальчики будут в восторге от произведений
• Ганса Христиана Андерсена: «Снежная Королева», «Дюймовочка», «Стойкий оловянный солдатик», «Оле Лукойе», «Новое платье короля», «Свинопас», «Гадкий утёнок».
• Самуила Яковлевича Маршака, который написал для детей поучительные сказки и стихи: «Двенадцать месяцев», «Кошкин дом», «Вот какой рассеянный», «Почта».
В пять–семь лет детям, помимо сказок, уже становятся интересны небольшие повести.
Замечательным детским автором является Николай Николаевич Носов, его произведения добрые, заставляют малышей посмеяться: «Живая шляпа», «Три охотника», «Находчивость», «Мишкина каша».
Виктор Юзефович Драгунский и его «Денискины рассказы», точно не оставят равнодушными маленьких читателей.
Дети старше пяти лет начинают активно интересоваться окружающим миром: животными, птицами, растениями, погодными явлениями. В их речи всё чаще слышится почему. Не оставляйте вопросы малышей без внимания, читайте им небольшие статьи из детских энциклопедий, дети с интересом будут слушать и узнавать новое.
Все эти произведения знакомы многим поколениям детей, давно ставшими родителями, они «якоря», которые вызывают тёплые чувства и воспоминания из собственного детства. Читайте их с ребёнком и, без сомнения, это принесёт радость и пользу вам, а малыша научит только доброму, чистому, светлому.
Совместное чтение и семейные традиции
Чтение ребёнку — это уютный, семейный отдых. Он успокаивает подвижную детскую психику, пробуждает воображение, заставляет подумать. После прочтения произведения важно, чтобы малыш отвечал на вопросы родителя, старался пересказать прочитанное. Это развивает его концентрацию и память.
Важнейшей задачей чтения является привитие малышу любви к книгам. Замечательно, если родители тоже любят читать, тогда ребёнок будет видеть перед собой положительный пример.
В возрасте 5–6 лет можно постепенно начинать учить малыша читать. Читающий ребёнок грамотнее своих сверстников, у него больший словарный запас и более широкий кругозор. Обученный грамоте ребёнок легче адаптируется к учёбе в первом классе и ему проще даётся школьная программа.
Совместное чтение это не только вклад в будущее малыша, но и приятное времяпрепровождение, которое оставит теплые воспоминания и у взрослого, и у ребенка. Читайте книги всей семьей.
Воронова Инна Юрьевна, практический психолог, гипнотерапевт, транзактный аналитик, экспертный член Межрегиональной общественной организации «Развитие психологической помощи (МОО РПП), президент регионального отделения МОО РПП Мурманск, член комитета по этике, комитета по взаимодействию с детьми и родителями, волонтёр-психолог, г. Мурманск
История бультерьера
1
Я увидел его впервые в сумерках.
Рано утром я получил телеграмму от своего школьного товарища Джека:
«Посылаю тебе замечательного щенка. Будь вежлив с ним. Невежливых он не любит».
У Джека такой характер, что он мог прислать мне адскую машину или бешеного хорька вместо щенка, поэтому я дожидался посылки с некоторым любопытством. Когда она прибыла, я увидел, что на ней написано: «Опасно». Изнутри при малейшем движении доносилось ворчливое повизгиванье. Заглянув в заделанное решеткой отверстие, я увидел не тигренка, а всего-навсего маленького белого бультерьера. Он старался укусить меня и все время сварливо рычал. Рычанье его было мне неприятно. Собаки умеют рычать на два лада: низким, грудным голосом — это вежливое предупреждение или исполненный достоинства ответ, и громким, высоким ворчаньем — это последнее слово перед нападением. Как любитель собак, я думал, что умею управлять ими. Поэтому, отпустив носильщика, я достал перочинный нож, молоток, топорик, ящик с инструментами, кочергу и сорвал решетку. Маленький бесенок грозно рычал при каждом ударе молотка и, как только я повернул ящик набок, устремился прямо к моим ногам. Если бы только его лапка не запуталась в проволочной сетке, мне пришлось бы плохо. Я вскочил на стол, где он не мог меня достать, и попытался урезонить его. Я всегда был сторонником разговоров с животными. Я утверждаю, что они улавливают общий смысл нашей речи и наших намерений, хотя бы даже и не понимая слов. Но этот щенок, по-видимому, считал меня лицемером и презрительно отнесся к моим заискиваниям. Сперва он уселся под столом, зорко глядя во все стороны, не появится ли пытающаяся спуститься нога. Я был вполне уверен, что мог бы привести его к повиновению взглядом, но мне никак не удавалось взглянуть ему в глаза, и поэтому я оставался на столе. Я человек хладнокровный. Ведь я представитель фирмы, торгующей железным товаром, а наш брат вообще славится присутствием духа, уступая разве только господам, торгующим готовым платьем.
Итак, я достал сигару и закурил, сидя по-турецки на столе, в то время как маленький деспот дожидался внизу моих ног. Затем я вынул из кармана телеграмму и перечел ее: «Замечательный щенок. Будь вежлив с ним. Невежливых он не любит». Думаю, что мое хладнокровие успешно заменило в этом случае вежливость, ибо полчаса спустя рычанье затихло. По прошествии часа он уже не бросался на газету, осторожно спущенную со стола для испытания его чувств. Возможно, что раздражение, вызванное клеткой, немного улеглось. А когда я зажег третью сигару, он проковылял к камину и улегся там, впрочем, не забывая меня — на это я не мог пожаловаться. Один его глаз все время следил за мной. Я же следил обоими глазами не за ним, а за его коротким хвостиком. Если бы этот хвост хоть единый раз дернулся в сторону, я почувствовал бы, что победил. Но хвостик оставался неподвижным. Я достал книжку и продолжал сидеть на столе до тех пор, пока не затекли ноги и начал гаснуть огонь в камине. К десяти часам стало прохладно, а в половине одиннадцатого огонь совсем потух. Подарок моего друга встал на ноги и, позевывая, потягиваясь, отправился ко мне под кровать, где лежал меховой половик. Легко переступив со стола на буфет и с буфета на камин, я также достиг постели и, без шума раздевшись, ухитрился улечься, не встревожив своего повелителя. Не успел я еще заснуть, когда услышал легкое царапанье и почувствовал, что кто-то ходит по кровати, затем по ногам. Снап [snap — «хвать», «щелк» (англ.)], по-видимому, нашел, что внизу слишком холодно.
Он свернулся у меня в ногах очень неудобным для меня образом. Но напрасно было бы пытаться устроиться поуютнее, потому что, едва я пробовал двинуться, он вцеплялся в мою ногу с такой яростью, что только толстое одеяло спасало меня от тяжкого увечья.
Прошел целый час, прежде чем мне удалось так расположить ноги, передвигая их каждый раз на волосок, что можно было наконец уснуть. В течение ночи я несколько раз был разбужен гневным рычаньем щенка — быть может, потому, что осмеливался шевелить ногой без его разрешения, но, кажется, также и за то, что позволял себе изредка храпеть.
Утром я хотел встать раньше Снапа. Видите ли, я назвал его Снапом… Полное его имя было Джинджерснап [gingersnap — хрустящий пряник с имбирем (англ.)]. Некоторым собакам с трудом приискиваешь кличку, другим же не приходится придумывать клички — они как-то являются сами собой.
Итак, я хотел встать в семь часов. Снап предпочел отложить вставанье до восьми, поэтому мы встали в восемь. Он разрешил мне затопить камин и позволил одеться, ни разу не загнав меня на стол. Выходя из комнаты и собираясь завтракать, я заметил:
— Снап, друг мой, некоторые люди стали бы воспитывать тебя побоями, но мне кажется, что мой план лучше. Теперешние доктора рекомендуют систему лечения, которая называется «оставлять без завтрака». Я испробую ее на тебе.
Было жестоко весь день не давать ему еды, но я выдержал характер. Он расцарапал всю дверь, и мне потом пришлось заново красить ее, но зато к вечеру он охотно согласился взять из моих рук немного пищи.
Не прошло и недели, как мы уже были друзьями. Теперь он спал у меня на кровати, не пытаясь искалечить меня при малейшем движении. Система лечения, которая называлась «оставлять без завтрака», сделала чудеса, и через три месяца нас нельзя было разлить водой.
Казалось, чувство страха было ему незнакомо. Когда он встречал маленькую собачку, он не обращал на нее никакого внимания, но стоило появиться здоровому псу, как он струной натягивал свой обрубленный хвост и принимался прохаживаться вокруг него, презрительно шаркая задними ногами и поглядывая на небо, на землю, вдаль — куда угодно, за исключением самого незнакомца, отмечая его присутствие только частым рычаньем на высоких нотах. Если незнакомец не спешил удалиться, начинался бой. После боя незнакомец в большинстве случаев удалялся с особой готовностью. Случалось и Снапу быть побитым, но никакой горький опыт не мог вселить в него и крупицы осторожности.
Однажды, катаясь в извозчичьей карете во время собачьей выставки, Снап увидел слоноподобного сенбернара на прогулке. Его размеры вызвали восторг щенка, он стремглав ринулся из окна кареты и сломал себе ногу.
У него не было чувства страха. Он не был похож ни на одну из известных мне собак. Например, если случалось мальчику швырнуть в него камнем, он тотчас же пускался бежать, но не от мальчика, а к нему. И если мальчик снова швырял камень, Снап немедленно разделывался с ним, чем приобрел всеобщее уважение. Только я и рассыльный нашей конторы умели видеть его хорошие стороны. Только нас двоих он считал достойными своей дружбы. К половине лета Карнеджи, Вандербильдт и Астор [три американских миллиардера], вместе взятые, не могли бы собрать достаточно денег, чтобы купить у меня моего маленького Снапа.
2
Хотя я не был коммивояжером, тем не менее моя фирма, в которой я служил, отправила меня осенью в путешествие, и Снап остался вдвоем с квартирной хозяйкой. Они не сошлись характерами. Он ее презирал, она его боялась, оба они ненавидели друг друга.
Я был занят сбытом проволоки в северных штатах. Получавшиеся на мое имя письма доставлялись мне раз в неделю. В этих письмах моя хозяйка постоянно жаловалась мне на Снапа.
Прибыв в Мендозу, в Северной Дакоте, я нашел хороший сбыт для проволоки. Разумеется, главные сделки я заключал с крупными торговцами, но я потолкался среди фермеров, чтобы получить от них практические указания, и таким образом познакомился с фермой братьев Пенруф.
Нельзя побывать в местности, где занимаются скотоводством, и не услышать о злодеяниях какого-нибудь лукавого и смертоносного волка. Прошло то время, когда волки попадались на отраву. Братья Пенруф, как и все разумные ковбои, отказались от отравы и капканов и принялись обучать разного рода собак охоте на волка, надеясь не только избавить окрестности от врагов, но и позабавиться.
Гончие собаки оказались слишком добродушными для решительной борьбы, датские доги — чересчур неуклюжими, а борзые не могли преследовать зверя, не видя его. Каждая порода имела какой-нибудь роковой недостаток. Ковбои надеялись добиться толку с помощью смешанной своры, и когда меня пригласили на охоту, я очень забавлялся разнообразием участвовавших в ней собак. Было там немало ублюдков, но встречались также и чистокровные собаки — между прочим, несколько русских волкодавов, стоивших, наверно, уйму денег.
Гилтон Пенруф, старший из братьев, необычайно гордился ими и ожидал от них великих подвигов.
— Борзые слишком тонкокожи для волчьей охоты, доги — медленно бегают, но, увидите, полетят клочья, когда вмешаются мои волкодавы.
Таким образом, борзые предназначались для гона, доги — для резерва, а волкодавы — для генерального сражения. Кроме того, припасено было две-три гончих, которые должны были своим тонким чутьем выслеживать зверя, если его потеряют из виду.
Славное было зрелище, когда мы двинулись в путь между холмами в ясный октябрьский день! Воздух был прозрачен и чист, и, несмотря на позднее время года, не было ни снега, ни мороза. Кони ковбоев слегка горячились и раза два показали мне, каким образом они избавляются от своих седоков.
Мы заметили на равнине два-три серых пятна, которые были, по словам Гилтона, волками или шакалами. Свора понеслась с громким лаем. Но поймать им никого не удалось, хотя они носились до самого вечера. Только одна из борзых догнала волка и, получив рану в плечо, отстала.
— Мне кажется, Гилт, что от твоих волкодавов мало будет толку, — сказал Гарвин, младший из братьев. — Я готов стоять за маленького черного дога против всех остальных, хотя он простой ублюдок.
— Ничего не пойму! — проворчал Гилтон. — Даже шакалам никогда не удавалось улизнуть от этих борзых, не то что волкам. Гончие — также превосходные — выследят хоть трехдневный след. А доги могут справиться даже с медведем.
— Не спорю, — сказал отец, — твои собаки могут гнать, могут выслеживать и могут справиться с медведем, но дело в том, что им неохота связываться с волком. Вся окаянная свора попросту трусит. Я много бы дал, чтобы вернуть уплаченные за них деньги.
Так они толковали, когда я распростился с ними и уехал дальше.
Борзые были сильны и быстроноги, но вид волка, очевидно, наводил ужас на всех собак. У них не хватало духа помериться с ним силами, и невольно воображение переносило меня к бесстрашному щенку, разделявшему мою постель в течение последнего года. Как мне хотелось, чтобы он был здесь! Неуклюжие гиганты получили бы руководителя, которого никогда не покидает смелость.
На следующей моей остановке, в Бароке, я получил с почты пакет, заключавший два послания от моей хозяйки: первое — с заявлением, что «эта подлая собака безобразничает в моей комнате», другое, еще более пылкое, — с требованием немедленного удаления Снапа.
«Почему бы не выписать его в Мендозу? — подумал я. — Всего двадцать часов пути. Пенруфы будут рады моему Снапу».
3
Следующая моя встреча с Джинджерснапом вовсе не настолько отличалась от первой, как можно было ожидать. Он бросился на меня, притворялся, что хочет укусить, непрерывно ворчал. Но ворчанье было грудное, басистое, а обрубок хвоста усиленно подергивался.
Пенруфы несколько раз затевали волчью охоту, с тех пор как я жил у них, и были вне себя от неизменных неудач. Собаки почти каждый раз поднимали волка, но никак не могли покончить с ним, охотники же ни разу не находились достаточно близко, чтобы узнать, почему они трусят.
Старый Пенруф был теперь вполне убежден, что «во всем негодном сброде нет ни одной собаки, способной потягаться хотя бы с кроликом».
На следующий день мы вышли на заре — те же добрые лошади, те же отличные ездоки, те же большие сизые, желтые и рябые собаки. Но, кроме того, с нами была маленькая белая собачка, все время льнувшая ко мне и знакомившая со своими зубами не только собак, но и лошадей, когда они осмеливались ко мне приблизиться. Кажется, Снап перессорился с каждым человеком, собакой и лошадью по соседству.
Мы остановились на вершине большого плоскоголового холма. Вдруг Гилтон, осматривавший окрестности в бинокль, воскликнул:
— Вижу его! Вот он идет к ручью, Скелл. Должно быть, это шакал.
Теперь надо было заставить и борзых увидеть добычу. Это нелегкое дело, так как они не могут смотреть в бинокль, а равнина покрыта кустарником выше собачьего роста.
Тогда Гилтон позвал: «Сюда, Дандер!» — и выставил ногу вперед. Одним проворным прыжком Дандер взлетел на седло и стал там, балансируя на лошади, между тем как Гилтон настойчиво показывал ему:
— Вон он, Дандер, смотри! Куси, куси его, там, там!
Дандер усиленно всмотрелся в точку, указываемую хозяином, затем, должно быть, увидел что-то, ибо с легким тявканьем соскочил на землю и бросился бежать. Другие собаки последовали за ним. Мы поспешили им вслед, однако значительно отставая, так как почва была изрыта оврагами, барсучьими норами, покрыта камнями, кустарником. Слишком быстрая скачка могла окончиться печально.
Итак, все мы отстали; я же, человек, непривычный к седлу, отстал больше всех. Время от времени мелькали собаки, то скакавшие по равнине, то слетавшие в овраг, с тем чтобы немедленно появиться с другой стороны. Признанным вожаком был борзой Дандер, и, взобравшись на следующий гребень, мы увидели всю картину охоты: шакал, летящий вскачь, собаки, бегущие на четверть мили сзади, но, видимо, настигавшие его. Когда мы в следующий раз увидели их, шакал был бездыханен, и все собаки сидели вокруг него, исключая двух гончих и Джинджерснапа.
— Опоздали к пиру! — заметил Гилтон, взглянув на отставших гончих. Затем с гордостью потрепал Дандера: — Все-таки, как видите, не потребовалось вашего щенка!
— Скажи пожалуйста, какая смелость: десять больших собак напали на маленького шакала! — насмешливо заметил отец. — Погоди, дай нам встретить волка.
На следующий день мы снова отправились в путь.
Поднявшись на холм, мы увидели движущуюся серую точку. Движущаяся белая точка означает антилопу, красная — лисицу, а серая — волка или шакала. Волк это или шакал, определяют по хвосту. Висячий хвост принадлежит шакалу, поднятый кверху — ненавистному волку.
Как и вчера, Дандеру показали добычу, и он, как и вчера, повел за собой пеструю стаю — борзых, волкодавов, гончих, догов, бультерьера и всадников. На миг мы увидели погоню: без сомнения, это был волк, двигавшийся длинными прыжками впереди собак. Почему-то мне показалось, что передовые собаки не так быстро бегут, как тогда, когда они гнались за шакалом. Что было дальше, никто не видел. Собаки вернулись обратно одна за другой, а волк исчез.
Насмешки и попреки посыпались теперь на собак.
— Эх! Струсили, попросту струсили! — с отвращением проговорил отец. — Свободно могли нагнать его, но чуть только он повернул на них, они удрали. Тьфу!
— А где же он, несравненный, бесстрашный терьер? — спросил Гилтон презрительно.
— Не знаю, — сказал я. — Вероятнее всего, он и не видел волка. Но если когда-нибудь увидит — бьюсь об заклад, он изберет победу или смерть.
В эту ночь вблизи фермы волк зарезал нескольких коров, и мы еще раз снарядились на охоту.
Началось приблизительно так же, как накануне. Уже много позже полудня мы увидели серого молодца с поднятым хвостом не дальше как за полмили. Гилтон посадил Дандера на седло. Я последовал его примеру и подозвал Снапа. Его лапки были так коротки, что вспрыгнуть на спину лошади он не мог. Наконец он вскарабкался с помощью моей ноги. Я показывал ему волка и повторял «Куси, куси!» до тех пор, пока он в конце концов не приметил зверя и не бросился со всех ног вдогонку за уже бежавшими борзыми.
Погоня шла на этот раз не чащей кустарника, вдоль реки, а открытой равниной. Мы поднялись все вместе на плоскогорье и увидели погоню как раз в ту минуту, когда Дандер настиг волка и рявкнул у него за спиной. Серый повернулся к нему для боя, и перед нами предстало славное зрелище. Собаки подбегали по две и по три, окружая волка кольцом и лая на него, пока не налетел последним маленький белый песик. Этот не стал тратить времени на лай, а ринулся, прямо к горлу волка, промахнулся, однако успел вцепиться ему в нос. Тогда десять больших собак сомкнулись над волком, и две минуты спустя он был мертв. Мы мчались вскачь, чтобы не упустить развязки, и хоть издали, но явственно рассмотрели, что Снап оправдал мою рекомендацию.
Теперь настал мой черед похваляться. Снап показал им, как ловят волков, и наконец-то мендозская свора доконала волка без помощи людей.
Было два обстоятельства, несколько омрачивших торжество победы: во-первых, это был молодой волк, почти волчонок. Вот почему он сдуру бросился бежать по равнине. А во-вторых, Снап был ранен — у него была глубокая царапина на плече.
Когда мы с торжеством двинулись в обратный путь, я заметил, что он прихрамывает.
— Сюда! — крикнул я. — Сюда, Снап!
Он раза два попытался вскочить на седло, но не мог.
— Дайте мне его сюда, Гилтон, — попросил я.
— Благодарю покорно. Можете сами возиться со своей гремучей змеей, — ответил Гилтон, так как всем теперь было известно, что связываться со Снапом небезопасно.
— Сюда, Снап, бери! — сказал я, протягивая ему хлыст.
Он ухватился за него зубами, и таким образом я поднял его на седло и доставил домой. Я ухаживал за ним, как за ребенком. Он показал этим ковбоям, кого не хватает в их своре. У гончих прекрасные носы, у борзых быстрые ноги, волкодавы и доги — силачи, но все они ничего не стоят, потому что мужество есть только у бультерьера. В этот день ковбои разрешили волчий вопрос, что вы увидите сами, если побываете в Мендозе, ибо в каждой из местных свор теперь имеется свой бультерьер.
4
На следующий день была годовщина появления у меня Снапа. Погода стояла ясная, солнечная. Снега еще не было. Ковбои снова собрались на волчью охоту. К всеобщему разочарованию, рана Снапа не заживала. Он спал, по обыкновению, у меня в ногах, и на одеяле оставались следы крови. Он, конечно, не мог участвовать в травле. Решили отправиться без него. Его заманили в амбар и заперли там. Затем мы отправились в путь. Все отчего-то предчувствовали недоброе. Я знал, что без моей собаки мы потерпим неудачу, но не воображал, как она будет велика.
Мы забрались уже далеко, блуждая среди холмов, как вдруг, мелькая в кустарнике, примчался за нами вдогонку белый мячик. Минуту спустя к моей лошади подбежал Снап, ворча и помахивая обрубком хвоста. Я не мог отправить его обратно, так как он ни за что не послушался бы. Рана его имела скверный вид. Подозвав его, я протянул ему хлыст и поднял на седло, «Здесь, — подумал я, — ты просидишь до возвращения домой». Но не тут-то было. Крик Гилтона «ату, ату!» известил нас, что он увидел волка. Дандер и Райл, его соперник, оба бросились вперед, столкнулись и упали вместе, растянувшись на земле. Между тем Снап, зорко приглядываясь, высмотрел волка, и не успел я оглянуться, как он уже соскочил с седла, и понесся зигзагами, вверх, вниз, над кустарником, под кустарником, прямо на врага. В течение нескольких минут он вел за собой всю свору. Недолго, конечно. Большие борзые увидели движущуюся точку, и по равнине вытянулась длинная цепь собак. Травля обещала быть интересной, так как волк был совсем недалеко и собаки мчались во всю прыть.
— Они свернули в Медвежий овраг! — крикнул Гарвин. — За мной! Мы можем выйти им наперерез!
Итак, мы повернули обратно и быстро поскакали по северному склону холма, в то время как погоня, по-видимому, двигалась вдоль южного склона.
Мы поднялись на гребень и готовились уже спуститься, когда Гилтон крикнул:
— Он здесь! Мы наткнулись прямо на него.
Гилтон соскочил с лошади, бросил поводья и побежал вперед. Я сделал то же. Навстречу нам по открытой поляне, переваливаясь, бежал большой волк. Голова его была опущена, хвост вытянут по прямой линии, а в пятидесяти шагах за ним мчался Дандер, несясь, как ястреб над землей, вдвое быстрее, чем волк. Минуту спустя борзой пес настиг его и рявкнул, но попятился, как только волк повернулся к нему. Они находились теперь как раз под нами, не дальше как в пятидесяти футах. Гарвин достал револьвер, но Гилтон, к несчастью, остановил его:
— Нет, нет! Посмотрим, что будет.
Через мгновение примчалась вторая борзая, затем одна за другой и остальные собаки. Каждая неслась, горя яростью и жаждой крови, готовая тут же разорвать серого на части. Но каждая поочередно отступала в сторону и принималась лаять на безопасном расстоянии. Минуты две погодя подоспели и русские волкодавы — славные, красивые псы. Издали они, без сомнения, желали ринуться прямо на старого волка. Но бесстрашный его вид, мускулистая шея, смертоносные челюсти устрашили их задолго до встречи с ним, и они также примкнули к общему кругу, в то время как затравленный бандит поворачивался то в одну сторону, то в другую, готовый сразиться с каждой из них и со всеми вместе.
Вот появились и доги, грузные твари, каждая такого же веса, как волк. Их тяжелое дыхание переходило в угрожающий хрип, по мере того как они надвигались, готовые разорвать волка в клочья. Но как только они увидели его вблизи — угрюмого, бесстрашного, с мощными челюстями, с неутомимыми лапами, готового умереть, если надо, но уверенного в том, что умрет не он один, — эти большие доги, все трое, почувствовали, подобно остальным, внезапный прилив застенчивости: да, да, они бросятся на него немного погодя, не сейчас, а как только переведут дух. Волка они, конечно, не боятся. Голоса их звучали отвагой. Они хорошо знали, что несдобровать первому, кто сунется, но это все равно, только не сейчас. Они еще немного полают, чтобы подбодрить себя.
В то время как десять больших псов праздно метались вокруг безмолвного зверя, в дальнем кустарнике послышался шорох. Затем скачками пронесся белоснежный резиновый мячик, вскоре превратившийся в маленького бультерьера. Снап, медленно бегущий и самый маленький из своры, примчался, тяжело дыша — так тяжело, что, казалось, он задыхается, и подлетел прямо к кольцу вокруг хищника, с которым никто не дерзал сразиться. Заколебался ли он? Ни на мгновение. Сквозь кольцо лающих собак он бросился напролом к старому деспоту холмов, целясь прямо в глотку. И волк ударил его с размаху своими двадцатью клыками. Однако малыш бросился на него вторично, и что произошло тогда, трудно сказать. Собаки смешались. Мне почудилось, что я увидел, как маленький белый пес вцепился в нос волка, на которого сейчас напала вся свора. Мы не могли помочь собакам, но они и не нуждались в нас. У них был вожак несокрушимой смелости, и когда битва наконец закончилась, перед нами на земле лежали волк — могучий гигант — и вцепившаяся в его нос маленькая белая собачка.
Мы стояли вокруг, готовые вмешаться, но лишенные возможности это сделать. Наконец все было кончено: волк был мертв. Я окликнул Снапа, но он не двинулся. Я наклонился к нему.
— Снап, Снап, все кончено, ты убил его! — Но песик был неподвижен. Теперь только увидел я две глубокие раны на его теле. Я попытался приподнять его: — Пусти, старина: все кончено!
Он слабо заворчал и отпустил волка.
Грубые скотоводы стояли вокруг него на коленях, и старый Пенруф пробормотал дрогнувшим голосом:
— Лучше бы у меня пропало двадцать быков!
Я взял Снапа на руки, назвал его по имени и погладил по голове. Он слегка заворчал, как видно, на прощание, лизнул мне руку и умолк навсегда.
Печально возвращались мы домой. С нами была шкура чудовищного волка, но она не могла нас утешить. Мы похоронили неустрашимого Снапа на холме за фермой. Я слышал при этом, как стоящий рядом Пенруф пробормотал:
— Вот это действительно храбрец! Без храбрости в нашем деле недалеко уйдешь.