Сказка мой щенок читать

История бультерьера

1

Я увидел его впервые в сумерках.

Рано утром я получил телеграмму от своего школьного товарища Джека:

«Посылаю тебе замечательного щенка. Будь вежлив с ним. Невежливых он не любит».

У Джека такой характер, что он мог прислать мне адскую машину или бешеного хорька вместо щенка, поэтому я дожидался посылки с некоторым любопытством. Когда она прибыла, я увидел, что на ней написано: «Опасно». Изнутри при малейшем движении доносилось ворчливое повизгиванье. Заглянув в заделанное решеткой отверстие, я увидел не тигренка, а всего-навсего маленького белого бультерьера. Он старался укусить меня и все время сварливо рычал. Рычанье его было мне неприятно. Собаки умеют рычать на два лада: низким, грудным голосом — это вежливое предупреждение или исполненный достоинства ответ, и громким, высоким ворчаньем — это последнее слово перед нападением. Как любитель собак, я думал, что умею управлять ими. Поэтому, отпустив носильщика, я достал перочинный нож, молоток, топорик, ящик с инструментами, кочергу и сорвал решетку. Маленький бесенок грозно рычал при каждом ударе молотка и, как только я повернул ящик набок, устремился прямо к моим ногам. Если бы только его лапка не запуталась в проволочной сетке, мне пришлось бы плохо. Я вскочил на стол, где он не мог меня достать, и попытался урезонить его. Я всегда был сторонником разговоров с животными. Я утверждаю, что они улавливают общий смысл нашей речи и наших намерений, хотя бы даже и не понимая слов. Но этот щенок, по-видимому, считал меня лицемером и презрительно отнесся к моим заискиваниям. Сперва он уселся под столом, зорко глядя во все стороны, не появится ли пытающаяся спуститься нога. Я был вполне уверен, что мог бы привести его к повиновению взглядом, но мне никак не удавалось взглянуть ему в глаза, и поэтому я оставался на столе. Я человек хладнокровный. Ведь я представитель фирмы, торгующей железным товаром, а наш брат вообще славится присутствием духа, уступая разве только господам, торгующим готовым платьем.

Итак, я достал сигару и закурил, сидя по-турецки на столе, в то время как маленький деспот дожидался внизу моих ног. Затем я вынул из кармана телеграмму и перечел ее: «Замечательный щенок. Будь вежлив с ним. Невежливых он не любит». Думаю, что мое хладнокровие успешно заменило в этом случае вежливость, ибо полчаса спустя рычанье затихло. По прошествии часа он уже не бросался на газету, осторожно спущенную со стола для испытания его чувств. Возможно, что раздражение, вызванное клеткой, немного улеглось. А когда я зажег третью сигару, он проковылял к камину и улегся там, впрочем, не забывая меня — на это я не мог пожаловаться. Один его глаз все время следил за мной. Я же следил обоими глазами не за ним, а за его коротким хвостиком. Если бы этот хвост хоть единый раз дернулся в сторону, я почувствовал бы, что победил. Но хвостик оставался неподвижным. Я достал книжку и продолжал сидеть на столе до тех пор, пока не затекли ноги и начал гаснуть огонь в камине. К десяти часам стало прохладно, а в половине одиннадцатого огонь совсем потух. Подарок моего друга встал на ноги и, позевывая, потягиваясь, отправился ко мне под кровать, где лежал меховой половик. Легко переступив со стола на буфет и с буфета на камин, я также достиг постели и, без шума раздевшись, ухитрился улечься, не встревожив своего повелителя. Не успел я еще заснуть, когда услышал легкое царапанье и почувствовал, что кто-то ходит по кровати, затем по ногам. Снап [snap — «хвать», «щелк» (англ.)], по-видимому, нашел, что внизу слишком холодно.

Он свернулся у меня в ногах очень неудобным для меня образом. Но напрасно было бы пытаться устроиться поуютнее, потому что, едва я пробовал двинуться, он вцеплялся в мою ногу с такой яростью, что только толстое одеяло спасало меня от тяжкого увечья.

Прошел целый час, прежде чем мне удалось так расположить ноги, передвигая их каждый раз на волосок, что можно было наконец уснуть. В течение ночи я несколько раз был разбужен гневным рычаньем щенка — быть может, потому, что осмеливался шевелить ногой без его разрешения, но, кажется, также и за то, что позволял себе изредка храпеть.

Утром я хотел встать раньше Снапа. Видите ли, я назвал его Снапом… Полное его имя было Джинджерснап [gingersnap — хрустящий пряник с имбирем (англ.)]. Некоторым собакам с трудом приискиваешь кличку, другим же не приходится придумывать клички — они как-то являются сами собой.

Итак, я хотел встать в семь часов. Снап предпочел отложить вставанье до восьми, поэтому мы встали в восемь. Он разрешил мне затопить камин и позволил одеться, ни разу не загнав меня на стол. Выходя из комнаты и собираясь завтракать, я заметил:

— Снап, друг мой, некоторые люди стали бы воспитывать тебя побоями, но мне кажется, что мой план лучше. Теперешние доктора рекомендуют систему лечения, которая называется «оставлять без завтрака». Я испробую ее на тебе.

Было жестоко весь день не давать ему еды, но я выдержал характер. Он расцарапал всю дверь, и мне потом пришлось заново красить ее, но зато к вечеру он охотно согласился взять из моих рук немного пищи.

Не прошло и недели, как мы уже были друзьями. Теперь он спал у меня на кровати, не пытаясь искалечить меня при малейшем движении. Система лечения, которая называлась «оставлять без завтрака», сделала чудеса, и через три месяца нас нельзя было разлить водой.

Казалось, чувство страха было ему незнакомо. Когда он встречал маленькую собачку, он не обращал на нее никакого внимания, но стоило появиться здоровому псу, как он струной натягивал свой обрубленный хвост и принимался прохаживаться вокруг него, презрительно шаркая задними ногами и поглядывая на небо, на землю, вдаль — куда угодно, за исключением самого незнакомца, отмечая его присутствие только частым рычаньем на высоких нотах. Если незнакомец не спешил удалиться, начинался бой. После боя незнакомец в большинстве случаев удалялся с особой готовностью. Случалось и Снапу быть побитым, но никакой горький опыт не мог вселить в него и крупицы осторожности.

Однажды, катаясь в извозчичьей карете во время собачьей выставки, Снап увидел слоноподобного сенбернара на прогулке. Его размеры вызвали восторг щенка, он стремглав ринулся из окна кареты и сломал себе ногу.

У него не было чувства страха. Он не был похож ни на одну из известных мне собак. Например, если случалось мальчику швырнуть в него камнем, он тотчас же пускался бежать, но не от мальчика, а к нему. И если мальчик снова швырял камень, Снап немедленно разделывался с ним, чем приобрел всеобщее уважение. Только я и рассыльный нашей конторы умели видеть его хорошие стороны. Только нас двоих он считал достойными своей дружбы. К половине лета Карнеджи, Вандербильдт и Астор [три американских миллиардера], вместе взятые, не могли бы собрать достаточно денег, чтобы купить у меня моего маленького Снапа.

2

Хотя я не был коммивояжером, тем не менее моя фирма, в которой я служил, отправила меня осенью в путешествие, и Снап остался вдвоем с квартирной хозяйкой. Они не сошлись характерами. Он ее презирал, она его боялась, оба они ненавидели друг друга.

Я был занят сбытом проволоки в северных штатах. Получавшиеся на мое имя письма доставлялись мне раз в неделю. В этих письмах моя хозяйка постоянно жаловалась мне на Снапа.

Прибыв в Мендозу, в Северной Дакоте, я нашел хороший сбыт для проволоки. Разумеется, главные сделки я заключал с крупными торговцами, но я потолкался среди фермеров, чтобы получить от них практические указания, и таким образом познакомился с фермой братьев Пенруф.

Нельзя побывать в местности, где занимаются скотоводством, и не услышать о злодеяниях какого-нибудь лукавого и смертоносного волка. Прошло то время, когда волки попадались на отраву. Братья Пенруф, как и все разумные ковбои, отказались от отравы и капканов и принялись обучать разного рода собак охоте на волка, надеясь не только избавить окрестности от врагов, но и позабавиться.

Гончие собаки оказались слишком добродушными для решительной борьбы, датские доги — чересчур неуклюжими, а борзые не могли преследовать зверя, не видя его. Каждая порода имела какой-нибудь роковой недостаток. Ковбои надеялись добиться толку с помощью смешанной своры, и когда меня пригласили на охоту, я очень забавлялся разнообразием участвовавших в ней собак. Было там немало ублюдков, но встречались также и чистокровные собаки — между прочим, несколько русских волкодавов, стоивших, наверно, уйму денег.

Гилтон Пенруф, старший из братьев, необычайно гордился ими и ожидал от них великих подвигов.

— Борзые слишком тонкокожи для волчьей охоты, доги — медленно бегают, но, увидите, полетят клочья, когда вмешаются мои волкодавы.

Таким образом, борзые предназначались для гона, доги — для резерва, а волкодавы — для генерального сражения. Кроме того, припасено было две-три гончих, которые должны были своим тонким чутьем выслеживать зверя, если его потеряют из виду.

Славное было зрелище, когда мы двинулись в путь между холмами в ясный октябрьский день! Воздух был прозрачен и чист, и, несмотря на позднее время года, не было ни снега, ни мороза. Кони ковбоев слегка горячились и раза два показали мне, каким образом они избавляются от своих седоков.

Мы заметили на равнине два-три серых пятна, которые были, по словам Гилтона, волками или шакалами. Свора понеслась с громким лаем. Но поймать им никого не удалось, хотя они носились до самого вечера. Только одна из борзых догнала волка и, получив рану в плечо, отстала.

— Мне кажется, Гилт, что от твоих волкодавов мало будет толку, — сказал Гарвин, младший из братьев. — Я готов стоять за маленького черного дога против всех остальных, хотя он простой ублюдок.

— Ничего не пойму! — проворчал Гилтон. — Даже шакалам никогда не удавалось улизнуть от этих борзых, не то что волкам. Гончие — также превосходные — выследят хоть трехдневный след. А доги могут справиться даже с медведем.

— Не спорю, — сказал отец, — твои собаки могут гнать, могут выслеживать и могут справиться с медведем, но дело в том, что им неохота связываться с волком. Вся окаянная свора попросту трусит. Я много бы дал, чтобы вернуть уплаченные за них деньги.

Так они толковали, когда я распростился с ними и уехал дальше.

Борзые были сильны и быстроноги, но вид волка, очевидно, наводил ужас на всех собак. У них не хватало духа помериться с ним силами, и невольно воображение переносило меня к бесстрашному щенку, разделявшему мою постель в течение последнего года. Как мне хотелось, чтобы он был здесь! Неуклюжие гиганты получили бы руководителя, которого никогда не покидает смелость.

На следующей моей остановке, в Бароке, я получил с почты пакет, заключавший два послания от моей хозяйки: первое — с заявлением, что «эта подлая собака безобразничает в моей комнате», другое, еще более пылкое, — с требованием немедленного удаления Снапа.

«Почему бы не выписать его в Мендозу? — подумал я. — Всего двадцать часов пути. Пенруфы будут рады моему Снапу».

3

Следующая моя встреча с Джинджерснапом вовсе не настолько отличалась от первой, как можно было ожидать. Он бросился на меня, притворялся, что хочет укусить, непрерывно ворчал. Но ворчанье было грудное, басистое, а обрубок хвоста усиленно подергивался.

Пенруфы несколько раз затевали волчью охоту, с тех пор как я жил у них, и были вне себя от неизменных неудач. Собаки почти каждый раз поднимали волка, но никак не могли покончить с ним, охотники же ни разу не находились достаточно близко, чтобы узнать, почему они трусят.

Старый Пенруф был теперь вполне убежден, что «во всем негодном сброде нет ни одной собаки, способной потягаться хотя бы с кроликом».

На следующий день мы вышли на заре — те же добрые лошади, те же отличные ездоки, те же большие сизые, желтые и рябые собаки. Но, кроме того, с нами была маленькая белая собачка, все время льнувшая ко мне и знакомившая со своими зубами не только собак, но и лошадей, когда они осмеливались ко мне приблизиться. Кажется, Снап перессорился с каждым человеком, собакой и лошадью по соседству.

Мы остановились на вершине большого плоскоголового холма. Вдруг Гилтон, осматривавший окрестности в бинокль, воскликнул:

— Вижу его! Вот он идет к ручью, Скелл. Должно быть, это шакал.

Теперь надо было заставить и борзых увидеть добычу. Это нелегкое дело, так как они не могут смотреть в бинокль, а равнина покрыта кустарником выше собачьего роста.

Тогда Гилтон позвал: «Сюда, Дандер!» — и выставил ногу вперед. Одним проворным прыжком Дандер взлетел на седло и стал там, балансируя на лошади, между тем как Гилтон настойчиво показывал ему:

— Вон он, Дандер, смотри! Куси, куси его, там, там!

Дандер усиленно всмотрелся в точку, указываемую хозяином, затем, должно быть, увидел что-то, ибо с легким тявканьем соскочил на землю и бросился бежать. Другие собаки последовали за ним. Мы поспешили им вслед, однако значительно отставая, так как почва была изрыта оврагами, барсучьими норами, покрыта камнями, кустарником. Слишком быстрая скачка могла окончиться печально.

Итак, все мы отстали; я же, человек, непривычный к седлу, отстал больше всех. Время от времени мелькали собаки, то скакавшие по равнине, то слетавшие в овраг, с тем чтобы немедленно появиться с другой стороны. Признанным вожаком был борзой Дандер, и, взобравшись на следующий гребень, мы увидели всю картину охоты: шакал, летящий вскачь, собаки, бегущие на четверть мили сзади, но, видимо, настигавшие его. Когда мы в следующий раз увидели их, шакал был бездыханен, и все собаки сидели вокруг него, исключая двух гончих и Джинджерснапа.

— Опоздали к пиру! — заметил Гилтон, взглянув на отставших гончих. Затем с гордостью потрепал Дандера: — Все-таки, как видите, не потребовалось вашего щенка!

— Скажи пожалуйста, какая смелость: десять больших собак напали на маленького шакала! — насмешливо заметил отец. — Погоди, дай нам встретить волка.

На следующий день мы снова отправились в путь.

Поднявшись на холм, мы увидели движущуюся серую точку. Движущаяся белая точка означает антилопу, красная — лисицу, а серая — волка или шакала. Волк это или шакал, определяют по хвосту. Висячий хвост принадлежит шакалу, поднятый кверху — ненавистному волку.

Как и вчера, Дандеру показали добычу, и он, как и вчера, повел за собой пеструю стаю — борзых, волкодавов, гончих, догов, бультерьера и всадников. На миг мы увидели погоню: без сомнения, это был волк, двигавшийся длинными прыжками впереди собак. Почему-то мне показалось, что передовые собаки не так быстро бегут, как тогда, когда они гнались за шакалом. Что было дальше, никто не видел. Собаки вернулись обратно одна за другой, а волк исчез.

Насмешки и попреки посыпались теперь на собак.

— Эх! Струсили, попросту струсили! — с отвращением проговорил отец. — Свободно могли нагнать его, но чуть только он повернул на них, они удрали. Тьфу!

— А где же он, несравненный, бесстрашный терьер? — спросил Гилтон презрительно.

— Не знаю, — сказал я. — Вероятнее всего, он и не видел волка. Но если когда-нибудь увидит — бьюсь об заклад, он изберет победу или смерть.

В эту ночь вблизи фермы волк зарезал нескольких коров, и мы еще раз снарядились на охоту.

Началось приблизительно так же, как накануне. Уже много позже полудня мы увидели серого молодца с поднятым хвостом не дальше как за полмили. Гилтон посадил Дандера на седло. Я последовал его примеру и подозвал Снапа. Его лапки были так коротки, что вспрыгнуть на спину лошади он не мог. Наконец он вскарабкался с помощью моей ноги. Я показывал ему волка и повторял «Куси, куси!» до тех пор, пока он в конце концов не приметил зверя и не бросился со всех ног вдогонку за уже бежавшими борзыми.

Погоня шла на этот раз не чащей кустарника, вдоль реки, а открытой равниной. Мы поднялись все вместе на плоскогорье и увидели погоню как раз в ту минуту, когда Дандер настиг волка и рявкнул у него за спиной. Серый повернулся к нему для боя, и перед нами предстало славное зрелище. Собаки подбегали по две и по три, окружая волка кольцом и лая на него, пока не налетел последним маленький белый песик. Этот не стал тратить времени на лай, а ринулся, прямо к горлу волка, промахнулся, однако успел вцепиться ему в нос. Тогда десять больших собак сомкнулись над волком, и две минуты спустя он был мертв. Мы мчались вскачь, чтобы не упустить развязки, и хоть издали, но явственно рассмотрели, что Снап оправдал мою рекомендацию.

Теперь настал мой черед похваляться. Снап показал им, как ловят волков, и наконец-то мендозская свора доконала волка без помощи людей.

Было два обстоятельства, несколько омрачивших торжество победы: во-первых, это был молодой волк, почти волчонок. Вот почему он сдуру бросился бежать по равнине. А во-вторых, Снап был ранен — у него была глубокая царапина на плече.

Когда мы с торжеством двинулись в обратный путь, я заметил, что он прихрамывает.

— Сюда! — крикнул я. — Сюда, Снап!

Он раза два попытался вскочить на седло, но не мог.

— Дайте мне его сюда, Гилтон, — попросил я.

— Благодарю покорно. Можете сами возиться со своей гремучей змеей, — ответил Гилтон, так как всем теперь было известно, что связываться со Снапом небезопасно.

— Сюда, Снап, бери! — сказал я, протягивая ему хлыст.

Он ухватился за него зубами, и таким образом я поднял его на седло и доставил домой. Я ухаживал за ним, как за ребенком. Он показал этим ковбоям, кого не хватает в их своре. У гончих прекрасные носы, у борзых быстрые ноги, волкодавы и доги — силачи, но все они ничего не стоят, потому что мужество есть только у бультерьера. В этот день ковбои разрешили волчий вопрос, что вы увидите сами, если побываете в Мендозе, ибо в каждой из местных свор теперь имеется свой бультерьер.

4

На следующий день была годовщина появления у меня Снапа. Погода стояла ясная, солнечная. Снега еще не было. Ковбои снова собрались на волчью охоту. К всеобщему разочарованию, рана Снапа не заживала. Он спал, по обыкновению, у меня в ногах, и на одеяле оставались следы крови. Он, конечно, не мог участвовать в травле. Решили отправиться без него. Его заманили в амбар и заперли там. Затем мы отправились в путь. Все отчего-то предчувствовали недоброе. Я знал, что без моей собаки мы потерпим неудачу, но не воображал, как она будет велика.

Мы забрались уже далеко, блуждая среди холмов, как вдруг, мелькая в кустарнике, примчался за нами вдогонку белый мячик. Минуту спустя к моей лошади подбежал Снап, ворча и помахивая обрубком хвоста. Я не мог отправить его обратно, так как он ни за что не послушался бы. Рана его имела скверный вид. Подозвав его, я протянул ему хлыст и поднял на седло, «Здесь, — подумал я, — ты просидишь до возвращения домой». Но не тут-то было. Крик Гилтона «ату, ату!» известил нас, что он увидел волка. Дандер и Райл, его соперник, оба бросились вперед, столкнулись и упали вместе, растянувшись на земле. Между тем Снап, зорко приглядываясь, высмотрел волка, и не успел я оглянуться, как он уже соскочил с седла, и понесся зигзагами, вверх, вниз, над кустарником, под кустарником, прямо на врага. В течение нескольких минут он вел за собой всю свору. Недолго, конечно. Большие борзые увидели движущуюся точку, и по равнине вытянулась длинная цепь собак. Травля обещала быть интересной, так как волк был совсем недалеко и собаки мчались во всю прыть.

— Они свернули в Медвежий овраг! — крикнул Гарвин. — За мной! Мы можем выйти им наперерез!

Итак, мы повернули обратно и быстро поскакали по северному склону холма, в то время как погоня, по-видимому, двигалась вдоль южного склона.

Мы поднялись на гребень и готовились уже спуститься, когда Гилтон крикнул:

— Он здесь! Мы наткнулись прямо на него.

Гилтон соскочил с лошади, бросил поводья и побежал вперед. Я сделал то же. Навстречу нам по открытой поляне, переваливаясь, бежал большой волк. Голова его была опущена, хвост вытянут по прямой линии, а в пятидесяти шагах за ним мчался Дандер, несясь, как ястреб над землей, вдвое быстрее, чем волк. Минуту спустя борзой пес настиг его и рявкнул, но попятился, как только волк повернулся к нему. Они находились теперь как раз под нами, не дальше как в пятидесяти футах. Гарвин достал револьвер, но Гилтон, к несчастью, остановил его:

— Нет, нет! Посмотрим, что будет.

Через мгновение примчалась вторая борзая, затем одна за другой и остальные собаки. Каждая неслась, горя яростью и жаждой крови, готовая тут же разорвать серого на части. Но каждая поочередно отступала в сторону и принималась лаять на безопасном расстоянии. Минуты две погодя подоспели и русские волкодавы — славные, красивые псы. Издали они, без сомнения, желали ринуться прямо на старого волка. Но бесстрашный его вид, мускулистая шея, смертоносные челюсти устрашили их задолго до встречи с ним, и они также примкнули к общему кругу, в то время как затравленный бандит поворачивался то в одну сторону, то в другую, готовый сразиться с каждой из них и со всеми вместе.

Вот появились и доги, грузные твари, каждая такого же веса, как волк. Их тяжелое дыхание переходило в угрожающий хрип, по мере того как они надвигались, готовые разорвать волка в клочья. Но как только они увидели его вблизи — угрюмого, бесстрашного, с мощными челюстями, с неутомимыми лапами, готового умереть, если надо, но уверенного в том, что умрет не он один, — эти большие доги, все трое, почувствовали, подобно остальным, внезапный прилив застенчивости: да, да, они бросятся на него немного погодя, не сейчас, а как только переведут дух. Волка они, конечно, не боятся. Голоса их звучали отвагой. Они хорошо знали, что несдобровать первому, кто сунется, но это все равно, только не сейчас. Они еще немного полают, чтобы подбодрить себя.

В то время как десять больших псов праздно метались вокруг безмолвного зверя, в дальнем кустарнике послышался шорох. Затем скачками пронесся белоснежный резиновый мячик, вскоре превратившийся в маленького бультерьера. Снап, медленно бегущий и самый маленький из своры, примчался, тяжело дыша — так тяжело, что, казалось, он задыхается, и подлетел прямо к кольцу вокруг хищника, с которым никто не дерзал сразиться. Заколебался ли он? Ни на мгновение. Сквозь кольцо лающих собак он бросился напролом к старому деспоту холмов, целясь прямо в глотку. И волк ударил его с размаху своими двадцатью клыками. Однако малыш бросился на него вторично, и что произошло тогда, трудно сказать. Собаки смешались. Мне почудилось, что я увидел, как маленький белый пес вцепился в нос волка, на которого сейчас напала вся свора. Мы не могли помочь собакам, но они и не нуждались в нас. У них был вожак несокрушимой смелости, и когда битва наконец закончилась, перед нами на земле лежали волк — могучий гигант — и вцепившаяся в его нос маленькая белая собачка.

Мы стояли вокруг, готовые вмешаться, но лишенные возможности это сделать. Наконец все было кончено: волк был мертв. Я окликнул Снапа, но он не двинулся. Я наклонился к нему.

— Снап, Снап, все кончено, ты убил его! — Но песик был неподвижен. Теперь только увидел я две глубокие раны на его теле. Я попытался приподнять его: — Пусти, старина: все кончено!

Он слабо заворчал и отпустил волка.

Грубые скотоводы стояли вокруг него на коленях, и старый Пенруф пробормотал дрогнувшим голосом:

— Лучше бы у меня пропало двадцать быков!

Я взял Снапа на руки, назвал его по имени и погладил по голове. Он слегка заворчал, как видно, на прощание, лизнул мне руку и умолк навсегда.

Печально возвращались мы домой. С нами была шкура чудовищного волка, но она не могла нас утешить. Мы похоронили неустрашимого Снапа на холме за фермой. Я слышал при этом, как стоящий рядом Пенруф пробормотал:

— Вот это действительно храбрец! Без храбрости в нашем деле недалеко уйдешь.

Андрей Прокофьев «Ёжикова сказка»

Гулял как-то Ежик по лесу. Денек выдался солнечный, теплый. Ходит Ежик, белками поклоны шлет, с зайцами здоровается.

Гулял как-то Ёжик по лесу. Ближе к обеду засобирался Ежик домой. Решил только отдохнуть чуток на земляничной поляне. Прилег в тенечке, да и задремал.

Тут на беду Волк пробегал. Увидел кто-то в траве лежит, зубами защелкал и к Ежику. А тот уже клубочком свернулся, услыхал волка-то.

Рассердился Волчище, пнул ежика лапой, как зарычит: — Я думал это крот ко мне на обед вылез, а это ты колючка лесная. Смотри, еще раз попадешься — съем с потрошками.

Порычал, да и побежал себе дальше. Только волчище ушел, Еж развернулся, смотрит — солнышко в тучи спряталось, вот-вот дождь начнется.

— Не успеть мне до дома, — решил Ежик, — Придется под елкой дождь переждать.

Так и сделал.

Тут наверху загрохотало, по небу молнии побежали, и дождь стеной полил. Сидит Ежик под елкой, от грома вздрагивает. Вдруг слышит, будто плачет кто. Жалобно, жалобно.

— Может, в беду кто попал, — подумал Еж, — Надо бы помочь.

Неподалеку, под старым пнем, увидел Ежик нору. Оттуда жалобный плач и раздавался.

Еж в нору заглянул, а там волчата маленькие. В комочек сбились, дрожат от страха. Хоть и волки, а грозы испугались.

Жалко стало Ежику волчат, но и в нору лезть страшно, вдруг Волк придет. Что делать?

Огляделся Еж, вокруг никого, да и полез в нору. А она внутри теплая, сухая, только волчата трясутся, будто мороз на улице.

— Не бойтесь глупые, — говорит Ежик, — скоро гроза кончится, и папа ваш придет. Я его, кстати, видел недавно.

— Правда? — не поверили волчата.

— Правда-правда, он к бобру на озеро побежал, за рыбой, — придумал Еж, — Давайте, я вам лучше сказку расскажу.

— Давайте, — обрадовались волчата, — а какую сказку?

— Какую? – удивился Ежик, — конечно волшебную!

Волчата улеглись поудобнее, притихли. Стал им Ежик сказку рассказывать; про волшебный лес, зайку Хвастуна и Бурового медведя.

Волчата пригрелись, и незаметно уснули.

Дождь вскоре закончился, и решил Ежик, что пора ему домой идти.

Потихоньку вылез он из норы и…

Прямо перед ним грозный Волк стоял. Еж хотел в клубок свернуться, но Волк его тут же лапой к пню прижал.

— Интересно, — облизнулся Волк, — Что ты делал в моем доме? На ужин пришел?

Ежик так испугался, что и ответить ничего не может.

— Я с-сказку рассказывал, — чуть слышно прошептал Еж.

— Сейчас ты расскажешь сказку, моему пустому брюху, — рассмеялся Волчище, открывая пасть. — Я же говорил, скушаю с потрошками.

— Папа, папа пришел, — раздался тоненький голосок, и из норы выкатились заспанные волчата.

— Папа, а мы грозы испугались, а дядя Еж нас успокоил, — окружили волчата отца, — Он нам такую интересную сказку рассказывал!

— А мы уснули, – зевнул самый маленький волчонок, и прижался к отцовской лапе.

Волк отпустил Ежика, погладил волчат, и сказал хриплым голосом:

— Ну, уж извини Еж, погорячился я, пошутил. А за волчат и сказку спасибо. Большое такое, волчье спасибо.

— Спасибо, дядя Еж, – пропищали волчата.

— Пожалуйста, — улыбнулся Ежик и скрылся в чаще.

Андрей Прокофьев « Заячья лапка»

Однажды утром, принесла сорока на хвосте для Зайца известие — “Мол, твой друг Ежик принес тебя огромную морковь и ждет тебя с нетерпением в гости ”.

Зайка все дела бросил, и быстрее к Ежику. “ Вот здорово, морковь, да еще огромная, а я как раз не завтракал” — облизывался на бегу заяц.

И вдруг, перепрыгивая через овраг наступил он на острый корешок. Да так неудачно наступил, что сразу ранка образовалась.

Расстроился Зайка, лапка разболелась, а до Ежика еще далеко идти. А вдруг Ежик его не дождется, сам морковку съест?

Сидит Зайка плачет, лапку поглаживает. Случилось тут вороне мимо пролетать. Стало ей любопытно, отчего заяц плачет.

— Эй, косой, ты что тут расселся, слезы распустил? — спросила ворона.

— Да вот, к Ежику торопился — говорит Зайка — Да лапку о корешок поранил, идти больно, а-а…

И потекли слезки пуще прежнего.

— Да ты не плачь, — подобрела ворона, – ты как я делай. Я когда крыло пораню о ветку, взлечу повыше на дерево, подставлю рану ветру да солнцу, все и проходит.

С тем Ворона и улетела, а Зайка посмотрел на деревья — вон они какие огромные, не взобраться.

— Нет, — подумал Зайка, – я ведь не белка по веткам прыгать, очень уж высоко.

Идет Зайка потихоньку по тропинке, хромает, слезы на землю роняет. Тут перед ним кочка зеленая зашевелилась, вздулась пузырьком и лопнула. Вылез оттуда крот, а заячья слеза ему прямо на нос упала.

— Кто тут? – фыркнул крот.

— Это я дядя Крот, Заяц — всхлипнул Зайка.

— А что плачешь- то, — удивился крот, — Кто обидел?

— Да нет, — отвечает Зайка, — Лапку я поранил, болит сильно, а мне до Ежика надо добраться.

— Да ты не плачь, – махнул лапой крот, — твоя ранка дело поправимое. Я слышал, в одной деревне собака умная живет, говорят многих зверей вылечила.

Крот задумался, — Вот только не помню, в какой деревне. Да ты у Ежика и спроси, он-то знает.

Поблагодарил Зайка крота, да и поспешил дальше. Скоро и речка показалась, а там мост перейти, две поляны и вон он, дом Ежика на пригорке.

В речке Бобер плотину достраивал. Увидел зайца, кричит; — Здорово дружище! Что грустный такой?

— Да вот лапку поранил, – отозвался Зайка, а сам слезками давится, лапка разболелась сил нет.

Бобер подплыл к берегу, посмотрел на лапку и говорит;

— Ты не переживай, ты делай как я, сунь лапку в воду и все пройдет, у меня в воде все болячки проходят.

— Спасибо,– поблагодарил Бобра Зайка, а сам думает;

“Дай, попробую, может, и вправду поможет”

Опустил заяц лапку в воду, и сидит, ждет. Через некоторое время и правда легче стало, боль поутихла. Но солнышко вот-вот за верхушки деревьев спрячется, а до Ежика еще идти и идти.

– Надо поторопиться, — вздохнул Зайка и зашагал дальше.

Солнышко уже село, прохлада навалилась, Ежик только собрался поужинать грибом вкусным, как стук в дверь.

— Кто там? — спросил ежик.

— Это я, Зайка, – всхлипнул знакомый голосок.

Ежик скорее друга в дом провел, чаю горячего налил, историю его выслушал и говорит;

— Да….., Крот верно сказал, надо ко врачу. Я про эту собаку слыхал, даже знаю в какой деревне она живет, тут совсем рядом, прямо сейчас и пойдем.

Пришли они в соседнюю деревню, там на окраине в будке жила собака-лекарь. Посмотрела она заячью лапку и говорит;

— Это не опасная рана, не плачь, я сейчас.

И убежала куда-то в кусты. Через минуту листочек какой-то принесла, и объясняет Зайке;

— Это листок подорожника, трава такая. Ты ранку водой сполосни и листок приложи. Он и кровь остановит и боль снимет. Утром будешь как новенький.

— Вот спасибо, — обрадовался Зайка, — сколько лет в лесу живу, а и не догадывался, что у нас подорожник — трава целебная.

Уже вечером, в кроватке, кутаясь в теплое одеяло, полусонный Зайка спросил у Ежика,

— Ежик а Ежик. А откуда собака про травы лесные знает и лечить умеет…

— Говорят она раньше в городе у врача жила, там наверно и научилась, — пробормотал засыпая Еж.

Но Зайка уже этого не слышал — он спал. Ему снилось всякие красивые сны, которые вероятно приснятся и тебе малыш.

«Сказка про носорога, который не мог заснуть»

Жил-был один Носорог, был он серый и толстокожий, с большим рогом на носу. Симпатичный, такой, Носорог. Как-то раз стал Носорог готовиться ко сну. Он выпил стакан молока с печеньем, умылся, почистил зубы, надел пижаму и лёг в кровать.

Всё, как обычно. Только вот в тот вечер Носорог ну никак не мог заснуть. Он ворочался в кровати, а сон не приходил. Сначала он решил подумать о чём-то приятном. Он так всегда делала, когда не мог уснуть. Носорог вспомнил про цветных бабочек, порхающих в небе, потом подумал, про сочную свежую травку. Вкусную… Но сон никак не приходил.

Затем Носорог стал считать розовых слонов, так ведь всегда делают, чтобы уснуть. «Один слон, два слона, три слона… сто двадцать слонов». Нет, и это не помогло.

И вот тогда-то к Носорогу и пришла замечательная мысль! Он подумал, что не может заснуть, потому что забыл что-то сделать перед сном. Наверно, что-то очень важное. Что именно? Он подумал хорошенько и вспомнил! Оказалось, что Носорог забыл убрать за собой игрушки. Вот в чём было дело! Ему даже стыдно стало.

Носорог встал с кровати и убрал все игрушки, которые были разбросаны по полу. Затем он снова лёг в кровать, закрыл свои глаза и сразу же заснул.

Спокойной ночи, Носорог!

«Червячки и ежик»

Пошли червячки гулять по лесу. Идут мимо елок, мимо сосен, мимо берез. Вдруг видят ежик сидит на пеньке и грустит.
— Здравствуй, Ежик. Почему ты такой грустный?
— Меня мама попросила грибов набрать. А я пол корзинки собрал, увидел сову, и убегая от нее, споткнулся и почти все грибы рассыпал,- сказал Ежик и вздохнул.
— Ну давай мы тебе поможем! — сказали червячки.
— О, большое спасибо!

И они пошли грибы собирать.
У ежика от радости даже стихи получились:

Раз грибочек, два грибочек,
Вот сова летит дружочек,
Убегаем за пенечек.

Набрали они полную корзинку грибов и ежик сказал:
— Приходите к нам на ужин. Моя мама очень вкусные грибы делает.
Червячки в кепочках радостно согласились и пошли в гости к ежику.
Вкусно поужинав и поблагодарив маму-ежиху, они пошли домой. Дома они легли спать в свои уютные кроватки.

Наталья Ященко «Как тигренок Полосатик искал клад»

Проснулся утром тигренок Полосатик и решил клад искать. Пошел он к своему другу Лягушонку.
— Лягушонок, пошли клад искать! — сказал Полосатик.
— А что такое клад? — спросил Лягушонок.
— Нууу, это то, что все ищут, наверное.
На самом деле Полосатик не знал что такое клад, но много читал про него в книжках.
— А давай еще Ежика возьмем, втроем веселее, — предложил Лягушонок и они пошли к Ежику.
— Оооо! Клад. Я слышал, что клад есть под большим деревом на зеленой поляне, — сказал ежик.
И друзья пошли к большому дереву. Они обошли его один раз, потом другой. Но клада нигде не было.
На верхушки дерева сидела Белочка.
— Что вы тут делаете? — спросила она.
— Клад ищем.
— Ха-ха, — рассмеялась белочка, — Клад же в землю зарывают.
— Зарывают в землю? — удивились друзья.
И начали клад копать. Выкопав под большим деревом яму, они на что-то наткнулись: это была большая книга сказок.
Друзья открыли книгу и начали читать. Сказки были такие интересные и добрые, что Полосатик, Лягушонок и Ежик с удовольствием читали сказки до самого вечера. Даже Белочка спустилась вниз послушать.
А когда стало темнеть, друзья засобирались домой.
— Что же с кладом делать? Кто же его закопал.
На соседнем дереве сидела ворона.
-Карр. Его барсук закопал, когда вырос. Сказал, что когда у него будут маленькие дети-барсучата, он книгу со сказками выкопает и им почитает. Да и забыл про нее, — сказала ворона.
И друзья пошли к дяде барсуку. Когда он увидел книгу со сказками, то очень обрадовался.
— Спасибо вам! Я совсем забыл про свой клад! Думаю моим барсучатам эти сказки очень понравятся. И вы приходите к нам в гости почитать сказки! А сейчас уже поздно и вам пора спать!
Полосатик, Лягушонок и Ежик попрощались с барсуком и пошли по домам. Дома они поужинали, почистили зубки и легли спать. И снились им добрые сказки.

«Щенок Гав-гав»

Маленький щенок сидел на поляне и громко лаял:
— Гав-гав!
Его услышал Полосатик.
— Ты чего так громко гавкаешь? — спросил Полосатик щенка.
— Я потерялся.
— Ой-ой, как же ты потерялся?
— Я побежал за солнечным зайчиком и сам не заметил, как убежал далеко от дома, — сказал щенок.
— Тогда надо тебе помочь вернутся домой!
— Но как же мне это сделать?
— Не знаю… давай сходим к ежику, он умный!
И они пошли к ежику.
Ежик выслушал щенка и сказал:
— У собак очень хороший нюх. Тебя мама не рассказывала?
— Что-то говорила, но я ее не слушал, — сказал щенок и заплакал.
— Попробуй понюхать воздух, не чувствуешь ли ты знакомых запахов? — предложил ежик.
Щенок принюхался.
— Где-то пахнет колбасой. Такую колбасу любит мой папа.
И Щенок побежал на запах колбасы и вскоре прибежал к своему домику.
— Ура! Я дома! Спасибо вам, ежик и Полосатик.
Щенок очень устал,  поэтому он лег в свою кроватку, на свою подушечку, укрылся одеялком, закрыл глазки и уснул. И конечно попал в Засыпандию и увидел добрый и веселый сон.

«Как перебраться через ручей»

Пришла весна. Растаял снег и потекли звонкие весенние ручейки. Вышли из домика червячки в кепочках, а прямо перед входом в дом … ручей.
Как же им через ручей перебраться да в огород попасть. Стали они думать.
Идет мимо муравей.
— Доброе утро, червячки. Чего приуныли? — спросил муравей.
— Не знаем как через ручей перебраться, — ответили червячки.
— Ну, это просто, — сказал муравей. Взял травинку, перекинул ее через ручей и по травинке переполз на другую сторону.
— Эх, а нас травинка не выдержит, — сказали червячки и стали думать дальше.
Тут легкий весенний ветерок принес листик с дерева. Листик упал в ручеек и поплыл как маленький кораблик. Червячки взяли веточки. Веточками поймали листик, забрались на него. И на листике перебрались через ручей. Там их встретил муравей.

— Как я рад, что вы перебрались, через ручей сами. А я уже думал звать подмогу, — сказал он.
И они вместе пошли на огород. Ведь червячки и муравей были очень трудолюбивые. А когда хорошо поработаешь, то и сны снятся хорошие и добрые.

Очень часто жителей южных регионов характеризуют как разморенных на солнце лентяев. Так, например, немцы думают о греках, а жители материковой России – о крымчанах и севастопольцах.

Мол, жители солнечного полуострова особо не хотят работать, но при этом хотят получать большие деньги. Не то что приезжие – скромные и трудолюбивые.

Миф это или реальность, эксперты пытались выяснить в эфире программы «Реактор», полный выпуск которой можно посмотреть здесь.

Конечно, стереотип о лени севастопольцев появился не на пустом месте. Он связан с горожанами, которые живут за счет сдачи жилья в аренду отдыхающим, трудовым мигрантам и другим приезжим.

«Если местный от бабушки унаследовал три квартиры и, ничего не делая, получает пассивный доход, понятно, что он будет более ленивый», – сказал IT-бизнесмен Юрий Круглов.

При этом он подчеркнул, что такие люди в Севастополе в абсолютном меньшинстве. Остальные жители принципиально не отличаются от земляков с материковой России.

«Все зависит от того, какую планку человек себе поставил. Если высокую, то он будет работать на трех работах и зарабатывать столько, сколько ему нужно», – подчеркнул Круглов.

ForPost спросил обычных людей, что они думают об этом.

Севастопольские работодатели также опровергли миф о севастопольцах-лентяях.

«Насчет ленивых севастопольцев и крымчан – не согласен с этим утверждением. Это очень работоспособные и трудолюбивые люди. Никогда такого не замечал и никогда не скажу, что местные лентяи», – подчеркнул гендиректор ООО «Кедр» (сеть автозаправок «Атан») Александр Терещенко.

Схожего мнения придерживается и владелец крупных севастопольских ТЦ «Добрострой» и «Лаванда» Сергей Лисейцев.

«Если человек приехал из региона, где с работой тяжелее, то он возьмется за более тяжелую физическую работу, а если у человека образование, условия проживания получше, например, у него есть своя квартира, естественно, он будет искать работу не только для заработка, но и для души, творчества», – высказался бизнесмен.

Рядовые граждане также развенчивают миф о слабой трудоспособности севастопольцев.

«Я местный, работаю сам на себя, занимаюсь перевозкой грузов. Как я могу быть ленивым, когда от моей работы полностью зависит, что моя семья будет есть? Приходится брать заказы и тогда, когда чувствуешь себя плохо, и в выходные», – рассказал Сергей ForPost.

Не видит разницы в работоспособности местных и приезжих продавец продуктового магазина Елена.

«У нас в магазине работают разные люди. Я не местная, приехала с Украины еще в 2015 году, сменщица местная. Работаем одинаково. Какая вообще разница, кто и откуда? Устраивают график и зарплата – работаешь, не устраивают – ищешь, где лучше. Хотя, по правде, сильно большой разницы в этой сфере не найти, так что доход все равно примерно одинаковый будет. Муж у меня на стройке работает, там то же самое», – сказала женщина ForPost.

Дело не в регионе

Поговорить о лени севастопольцев ForPost решил и с заведующей кафедрой социальной коммуникации Севастопольского госуниверситета Ольгой Ярмак.

Эксперт также развеяла миф об «утомленных солнцем» севастопольцах.

«Ленивые люди есть везде, но это вопрос не региональной принадлежности, а экономической составляющей. Человек хочет или не хочет работать с той или иной интенсивностью, находясь в разных экономических условиях. Сейчас высокий спрос на самореализацию, а она возникает только в условиях ежедневной кропотливой работы. В этом смысле сдача в аренду квартир, доставшихся по наследству, это не самореализация, а даже наоборот – некая деградация», – отметила социолог.

По ее словам, если люди будут существовать за счет легких и быстрых денег, постепенно иссякнет так называемый человеческий капитал, а его нехватка будет обязательно восполнена людьми из других регионов.

«Регион все равно придет к ситуации, когда искусственным образом будут завезены представители человеческого капитала, которые сейчас нужны региону. Такие риски есть у любого региона, даже в глубинке есть те, кто не хочет постоянно работать, – у них могут быть на то свои экономические мотивации. Но процент этих людей не должен превышать требования наращивания качества и количества человеческого капитала, который достаточен для развития региона», – сказала Ярмак.

По ее мнению, пока в Севастополе ситуация с человеческим капиталом не представляет угрозы.

«Я вижу, что есть приезжие и коренные севастопольцы, и среди обеих групп есть те, кто хочет что-то сделать и движется вперед, в том числе и в самореализации, в экономическом и финансовом планах, а есть те, кто приехал, отсидел, например, на должности, зная, что уедет, и не нужно никакого развития. В обеих группах есть такие люди, но это не зависит от фактора принадлежности к региону», – подвела итог социолог.

Читайте по теме: За что работодатель готов платить большие деньги в Севастополе

Андрей Мединский