«Мала́нья — голова́ бара́нья» (Сказка) — произведение Николая Лескова в жанре сказки-притчи, написанное в 1888 году. Впервые опубликовано после смерти автора в 1899 году в «Ежемесячных литературных приложениях к журналу „Нива“», апрель, № 4, стлб. 673—680. По мотивам сказки в 2015 году снят мультипликационный фильм «Маланья».
Сюжет[править | править код]
Сказка Лескова повествует о жизни бедной женщины по имени Маланья. Она жила на вершине горы, у подножия которой расположилось село, населённое зажиточными рыболовами и хлебопашцами. Практичные сельчане считали скромную Маланью глупой и нерасчётливой «за то, что она о других больше, чем о себе, думала»[1]. На жизнь она себе зарабатывала подработкой у состоятельных соседей. Бескорыстная Маланья никогда никому не отказывала в помощи и в приюте, она поселила в своей тесной избушке двух чужих брошенных детей: сухорукого Ерашку и безногую Живулечку. Родных детей у неё не было. Но жестокие и насмешливые сельчане за её самопожертвование прозвали Маланью «Голова баранья». Однажды в селение попросился на ночлег старичок Живая душа. Как обычно в таких случаях богатые сельчане, в чьих избах «дорогое добро лежит», выпроводили старичка к Маланье. В своём скромном жилье Маланья с готовностью устроила на ночлег старичка. Проснувшись утром, Живая душа понял, что жертвенная хозяйка уступила ему своё место, а сама всю ночь не спала, занимаясь прядением[2].
Живая душа за всю жизнь не смог найти живую душу среди людей. Лишь милосердная Маланья без колебаний приютила у себя неприкаянного старика. Поражённый её бескорыстием и добротой, аллегорический старичок воскликнул: «Скажи теперь мне за то в одно слово, что у тебя есть в желании — и тебе то у Бога и выпрошу». Но не стала себе выпрашивать Маланья никаких земных благ: «Что мне недостаёт? я и так всегда радостна, а желаю только, чтобы смерть моего порога не переступала, а если придёт, так чтобы за дверью присохла»[1]. Сказочный старичок пообещал выполнить её желание, и когда в дом женщины действительно пришла Смерть, то Маланья заставила её присохнуть перед порогом, после чего закрыла Смерть от постороннего взгляда сухим хворостом. Казалось бы, жизнь без смерти должна быть благом, но в селении с тех пор всё пошло наперекосяк: «сильный слабого теснит и бьёт без милости, и нет на злодея в жестоком сердце его никакой угрозы»; слабые же стенают и накликают на себя смерть: «Смертюшка-матушка, где ты завеялась! зачем мир покинула! приди, укрой нас от злодеев наших немилостивых — без тебя они зазнались без памяти!»[2].
Спохватилась тогда Маланья, что напрасно вмешалась в Божий промысел, убрала с лица Смерти хворост и напутствовала её: «Иди, куда тебя Бог послал!». После этого в селении раздался долгожданный погребальный звон: «Нельзя век лютовать и властвовать!» Вместе с добрыми и недобрыми обитателями села умерли и Ерашка с Живулечкой, которым в ту пору перевалило за сто лет. И лишь Маланья — голова баранья продолжала жить, как прежде. Праведница уже и сама забыла своё имя, так что Смерть, пришедшая за Маланьей, вынуждена была спрашивать небеса, какое её имя. В ответ на это ей «упал с неба белый, как снег, чистый камень, как сердце обточенный, и на нём огнистым золотом горит имя: „Любовь“». Притча заканчивается словами Смерти: «Ты не моя, — нет твоего имени в моём приказе: любовь не умирает…»[1][2].
Издательская судьба[править | править код]
История написания сказки неизвестна, время её написания оценивается приблизительно 1888 годом[3]. Редактор детского журнала «Игрушечка» А. Н. Толиверова (Якоби) в 1895 году в некрологе Лескову сообщала, что работа над сказкой продолжалась и в начале 1890-х годов:
В 1890 г. он снова сделал вклад в сборник, изданный в память десятилетия «Игрушечки», — отрывок из детских воспоминаний «Коза», и, наконец, в <18>91 году рассказ «Дурачок»; этот рассказ в тот же год был переведён на французский язык. Затем он готовил ещё для моего журнала рассказ «Маланья — голова баранья», но этот рассказ, вероятно, остался не переписанным и находится в его рукописях.
— А. Н. Пешкова-Толиверова, «Памяти Николая Семёновича Лескова» (Из моих воспоминаний). — «Игрушечка», 1895, сентябрь, № 9, стр. 393.
Первая публикация сказки в журнале «Нива», 1899, апрель
Как видно, Толиверова точно запомнила название сказки, но ошибочно называла её рассказом. Произведение предназначалась писателем в подарок для её дочери Веры Тюфяевой[4]. Однако после смерти Лескова издатель «Нивы» А. Ф. Маркс получил у наследников писателя «в полную и вечную собственность» права на издание произведений покойного. Это произошло в 1896 году. В 1899 году несколько посмертных рукописей Николая Семёновича были опубликованы на страницах «Нивы» одновременно с романом Льва Толстого «Воскресение». Впрочем, резкий и желчный в суждениях Н. С. Лесков при жизни в частной переписке называл журналы «Нива» и «Игрушечка» дерьмом. В другом письме (С. Н. Шубинскому) он писал: «Я ещё перелистывал „Ниву“ и всё искал там добрых семян для засеменения молодых душ и не нашёл их: всё старая, затхлая ложь, давно доказавшая свою бессильность и вызывающая себе одно противодействие в материализме. Как бы интересно было прочитать сколько-нибудь умную и сносную критику изданий этого типа, которые топят семейное чтение в потоках старых помоев, давно доказавших свою непригодность и лицемерие. Не могу себе уяснить, что тут можно почтить поздравлением?! Разве то, что, может быть, можно бы издавать и хуже этого… но, может быть, и нельзя. Впрочем, по „Игрушечке“ судя, — можно»[5].
Дальнейшая издательская судьба сказки была непростой. А. Ф. Маркс включил притчу в Полное собрание сочинений Н. С. Лескова 1902—1903 гг. (издание третье) в составе тридцать третьего тома. С тех пор притча не переиздавалась вплоть до 1980-х годов. Составители фундаментального 11-томного Собрания сочинений Н. С. Лескова 1956—1958 гг. по каким-то причинам выпустили сказку из состава художественных текстов, о чём негативно отозвалась рецензент журнала «Русская литература» К. П. Богаевская: «Непонятно, почему оказались за бортом издания такие рассказы, как „Антука“, „Пламенная патриотка“, „Томленье духа“, „Неразменный рубль“, „Дурачок“, „Маланья, голова баранья“?»[6]. Притча-сказка Лескова была напечатана только в 1981 году в пятом томе 5-томного Собрания сочинений Н. С. Лескова издательства «Правда» без каких-либо комментариев.
Дальнейшая судьба произведения[править | править код]
В 2014 году Иркутский областной театр кукол поставил спектакль «Живая душа» в постановке режиссёра-кукольника Юрия Уткина. Художник спектакля Наталья Павлишина[1]. В 2015 году по мотивам сказки режиссёр Игорь Писаренко на киностудии им. М. Горького создал мультипликационный фильм «Маланья»[7]. Фильм задуман как поучительная сказка, рассказанная дедушкой маленькой девочке. Художник мультфильма Елена Писаренко, композитор — Любовь Родионова. «Сюжет очень глубокий. Любовь сильнее смерти, она имеет власть над ней, но в то же время обнаруживается необходимость в смерти из-за развращённости, греховности людей. Мы делаем авторское некоммерческое кино, предполагается, что фильм поездит по фестивалям. Для нас это хороший шанс широко заявить о себе», — рассказывают авторы фильма о своей работе[8]. В Российской Федерации произведение начали включать в программы внеклассного чтения на уроках русской литературы учащихся старших классов[9].
Место в творчестве, жанр и литературный анализ произведения[править | править код]
В творчестве Лескова существует цикл детских произведений («Коза», «Пугало»), в которых писатель внушал юным читателям идеал человеческого поведения, поскольку становление юного характера, исправление ошибок без идеала невозможно. Исходя из этого сказку «Маланья — голова баранья» можно отнести к этой категории назидательных произведений для юношества[10]. С другой стороны, по идейному содержанию сказка близка к лесковскому «взрослому» циклу о праведниках («Несмертельный Голован», «Час воли Божией», «Очарованный странник», «Левша»), созданному, преимущественно, в 1880-е годы[11].
Как и другие притчи Лескова («Дурачок», «Пустоплясы»), она создавалась под сильнейшим влиянием идей Л. Н. Толстого. Человек лесковской притчи предельно прост, его характеризуют лишь его поступки. Лесков не даёт читателю анализа внутреннего мира героев. Описание внешности героев также отсутствует. Фантастические существа (Смерть) действуют наравне с земными персонажами. Повествование лесковской притчи имеет религиозно-моралистический подтекст, находящий открытое разрешение в конце притчи. Язык сказки стилизован под народную речь, насыщен фольклорными образами, поговорками, прибаутками: «живут часом с квасом, а порою с водою», «Христос терпел и нам велел», «даст Бог день — даст и пищу на день» и т. д.[3].
По мнению Ю. В. Шмелёвой, образ лесковской Маланьи восходит к образу святой Иулиании из «Повести об Ульянии Осоргиной». Праведница Иулиания, милосердная ко всем странникам и нищим, в неустанных хлопотах и добрых делах не успевает сходить в церковь, тем не менее, своей праведной жизнью она смогла заслужить царство Божие[12]. Маланья — олицетворение любви, доброты и милосердия. Ей композиционно противопоставлены зажиточные рыбаки и хлебопашцы, — люди жестоких нравов[8]. Е. А. Терехова отмечает, что юродство главных героев Лескова оборачивается святостью, а глупость — мудростью. В этой связи «дурачков», «глупцов» и «простецов», а по сути — праведников Лескова, можно сблизить с положительными героями Ф. М. Достоевского, — так же «юродивыми», «чудаками» и «идиотами»[13]. Маланья, как и другие героини-праведницы Лескова, по мнению А. А. Новиковой, в чём-то напоминает одухотворённо-сострадательные женские лики русских икон[14].
Начиная с 1980-х гг. сказка «Маланья — голова баранья» неоднократно переиздавалась. Постепенно произведение попало в поле зрения литературоведов и критиков. Так, В. А. Богданов считает, что в целом праведники Лескова не одерживают необходимых для «положительного героя» побед. Случай, описанный в сказке «Маланья — голова баранья», едва ли не единственный, когда Лесков позволяет восторжествовать своему идеалу: «Ты не моя, — нет твоего имени в моём приказе: любовь не умирает; ты доживёшь до тех пор, когда правда и милосердие встретятся, и волк ляжет с ягнёнком и не обидит его»[15]. Владимир Бибихин касается семантики выражения Лескова «по худу быть» из сказки «Маланья — голова баранья»[16]. Ольга Гржибовская даёт следующее жанровое определение произведения: философская сказка, христианская сказка[8].
Л. В. Пумпянский в книге «Классическая традиция», сравнивая идиллию Гоголя «Старосветские помещики» и полуидиллию сказки «Маланья — голова баранья», отдаёт предпочтение идиллии Гоголя: «Есть святое имя в русской литературе; есть один тяжёлый, грешный человек, который основал полуидиллию на придурковатости блаженной девочки: Н. С. Лесков. Но такие рассказы, как „Маланья — голова баранья“, суть полуидиллии, потому что идиллическое лицо есть обоснование чужого, грешного действия. Два мира не менее отчётливо разделены, чем в античной трагедии. Поэтому его религиозные идиллии, эстетически, ниже „Старосветских помещиков“, где сюжета нет вовсе»[17]. По мнению В. П. Пазиловой, идея лесковской притчи перекликается с суждениями старца Луки в его монологе горьковской пьесы «На дне»[18].
Критик Сергей Захарян пишет, что найти новый сюжет, отзывающийся вечностью, позволяющий думать и говорить о самом главном в себе, — редкая удача: «У Лескова — гигантская, невероятная даже для великой русской литературы ёмкость слова: на трёх страничках сказки — весь мир, вся жизнь. И слово, способное дойти до людей всех возрастов, — если найти для него точный звук и крас»[1].
Примечания[править | править код]
- ↑ 1 2 3 4 5 Захарян Сергей. Живая душа. Мнение критика об одноимённом спектакле Иркутского областного театра кукол // Восточно-Сибирская правда. — 2014. — 13 мая.
- ↑ 1 2 3 Лесков Н. С. Маланья — голова баранья // Собр. соч. в 5 т.. — М. : Правда, 1981. — Т. 5. — С. 57—62. — 384 с.
- ↑ 1 2 Филологические науки // Научные доклады высшей школы. — М. : Гос. изд-во «Советская наука», 1961. — Т. 1 (13). — С. 88.
- ↑ Клочкова Л. П. Рукописи и переписка Н. С. Лескова. Научное описание // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1971 / Академия наук СССР. — Л. : Ленинградское отделение издательства «Наука», 1973. — 144 с. — 2250 экз.
- ↑ Диннерштейн Е. А. «Фабрикант» читателей А. Ф. Маркс. // М.: Книга, 1986. — Стр. 47—48, 135.
- ↑ Богаевская К. П. О Собрании сочинений Н. С. Лескова // Русская литература. — 1959. — Март. — С. 54.
- ↑ Писаренко И., Писаренко Е. Мультфильм «Маланья». Православные фильмы. Православное кино. Дата обращения: 10 марта 2017.
- ↑ 1 2 3 Гржибовская Ольга. «Маланья — голова баранья». Испытание классикой // Рыбинские известия. — 2013. — 10 января.
- ↑ Цветкова Т. М. Первое сентября. Изображение праведницы в сказке Н. С. Лескова «Маланья — голова баранья». Дата обращения: 9 марта 2017.
- ↑ Богаевская К. П., Майорова О. Е., Розенблюм Л. М. Неизданный Лесков // Николай Семёнович Лесков : Т. 2. — Литературное наследство. — М. : Наследие, 2000. — Т. 101. — С. 107. — 654 с.
- ↑ Гебель В. А. Литература 70—80-х годов // История русской литературы : АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом) : в 10 т.. — М., Л.: : Изд-во АН СССР, 1941—1956. — Т. IX, кн. 2, Лесков. — С. 119—153.
- ↑ Шмелёва Ю. В. Поэтика малых жанров Н. С. Лескова (1880—1890-е годы.) Автореферат. // Иваново: 2001. — С. 16.
- ↑ Терехова Е. А. Произведения Н. С. Лескова для детей и проблема детского чтения в публицистике и критике писателя: автореферат. // Орёл: 2008. — С. 17.
- ↑ Новикова А. А. Религиозно-нравственные искания в творчестве Н. С. Лескова 1880-х — 1890-х годов. Автореферат. // М.: 2003. — С. 22.
- ↑ Богданов В. А. «Н. С. Лесков в русской литературе». В сб. «В мире Лескова» // М. Сов. писатель, 1983. — Стр. 54.
- ↑ Бибихин В. В. «Политик» Платона и проблема правды // Историко-философский ежегодник. — М. : Наука, 2001.
- ↑ Пумпянский Л. В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. — М. : Языки русской культуры, 2000. — С. 314.
- ↑ Пазилова В. П. Критический анализ религиозно-философского учения Н. Ф. Федорова. — М. : Издательство Московского университета, 1985. — С. 90.
Библиография[править | править код]
- Полное собрание сочинений Н. С. Лескова. Издание третье, с критико-биографическим очерком Р. И. Сементковского и с приложением портрета Лескова, гравированного на стали Ф. А. Брокгаузом в Лейпциге. Том тридцать третий. — Приложение к журналу «Нива» на 1903 г. — СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1903. — С. 196—201.
- Н. С. Лесков. Собрание сочинений в 5 томах. Составление и общая редакция В. С. Троицкого. Том 5: Повести и рассказы 1887—1894: Скоморох Памфалон. Маланья — голова баранья. Юдоль. Загон. Зимний день. Дама и фефёла. Заячий ремиз. — М. Правда, 1981. — 384 стр. С. 57—62
Ссылки[править | править код]
- «Маланья». Мультфильм
Урок литературы в 10-м классе
Тема. Изображение праведницы в сказке
Н.С. Лескова
“Маланья – голова баранья”.
Цели.
- Развитие умений учащихся анализировать
художественный образ. - Воспитание нравственности и духовности через
восприятие идейного смысла произведения. - Постижение авторской позиции в вопросе о смысле
жизни человека на земле.
Оборудование.
- Портрет Н.С. Лескова.
- Выставка произведений писателя.
Эпиграф к уроку:
“Я люблю литературу
как средство, которое дает мне возможность
высказать все то, что я считаю за истину и благо”.
(Н.С. Лесков.)
- Вступительное слово учителя.
В последнее время заметно возрос
читательский интерес к творчеству Н.С. Лескова,
великого мастера слова и образа. И это
неудивительно. В его произведениях решаются
такие вопросы, которые тревожат и нас, живущих в XXI веке. Вопросы жизни и смерти, веры и
безверия, гуманности и жестокости…
Удивительны герои Лескова,
раскрывающие перед нами особенности русского
национального характера, пытающиеся разобраться
в тайнах бытия, размышляющие о смысле жизни.
Лесков всегда придавал большое
значение заглавиям своих произведений. Он
стремился заинтересовать читателя, захватить
его внимание еще до начала чтения.
- Какие ассоциации вызвало у вас название сказки
“Маланья – голова баранья”? (Во – первых, имя
сразу указывает, что героиня из народа, простая
женщина. Во – вторых, ее прозвище указывает на то,
что неведомая Маланья – глупая, бестолковая
женщина: иначе не наградили бы ее таким
прозвищем). Итак, название сразу настраивает на
определенный лад: сказка о глупой женщине
Маланье.
- Работа с текстом сказки. Характеристика героини.
— Почему зажиточные рыболовы и
хлебопашцы дали бедной Маланье такое прозвище.?
(“… считали ее глупой… за то, что она о других
больше, чем о себе думала”. “… она не разбирает,
что ей выгодно и что невыгодно”).
— А каковы сами люди, которые смеялись
над Маланьей? (Зажиточные селяне живут в богатых
избах в них “дорогое добро лежит”).
Сразу видно в тексте
противопоставление. При помощи антитезы Лесков
подчеркивает бедность внутреннего мира богатых:
для них прежде всего – выгода, ею мужики и бабы
измеряют свои поступки и поведение. (“… божье
слово помним, а человеческого боимся”). Души этих
зажиточных поселян глухи к добру и гуманности.
Маланья не похожа на своих соседей именно своей
добротой, отзывчивостью. Она боится греха и свято
соблюдает божьи заповеди. (“Христос терпел и нам
велел”, “… даст бог день – даст и пищу на
день…”, “Это я … все лихо наделала, захотела
поправлять дела божьи – чему быть, а чему не быть
сотворенному”.) Маланья напоминает нам
бесхитростных сказочных героинь, которые
безропотно переносят обиды от злой мачехи. Она не
жалуется на жизнь, “всегда радостна”, то есть
всем довольна. Крестьянка не обижается на
ехидных “бабонек” и их мужей, прощает им обидные
слова. А те откровенно смеются : “Беззаботная,
прямая ты голова баранья”. “Да какая же ты
удалая да смешная”.
Богатство внутреннего мира своей
героини автор раскрывает через ее поступки.
- Женщина всем бескорыстно помогает, а если
помочь не может, “то приветит, да приласкает и
добрым словом утешит”. - Взяла на воспитание девочку безногую и мальчика
сухорукого. “Родных их разбойники в лесу
закололи, а их бросили”. Богатые поселяне не
захотели брать детей – калек: “Никогда от них
никакой пользы не дождешься”. - Вышел из леса старичок, на две клюки опирается.
На Руси всегда жалели и привечали странников,
юродивых, убогих, считали их божьими людьми. Как
же встретили “старого старичка” богатые люди?
Женщины не пустили его в дом, а их мужья направили
деда к Маланье: “она всех пущает и тебя пустит”.
А Маланья сказала : “Случается, что мне
одной есть нечего – тогда нам втроем веселей
терпеть будет”. Посмеялись мужички и отдали
женщине девочку Живулечку и мальчика Ерашку.
Добрая Маланья Ерашку навстречу Живой
Душе выслала, чтобы привел поскорей странника в
дом отдохнуть и перекусить. Беспокоится бедная
селянка о божьем человеке, голодном и уставшем.
Писатель восхищается своей героиней.
Она пример скромности и самопожертвования.
Нравственный смысл ее поступков Лесков доносит
до читателя деликатно, ненавязчиво. Крестьянка
живет для других и в этом видит смысл своей жизни.
Вовсе не “баранья голова” перед нами, а
рассудительная, милосердная женщина. Нет в ее поступках никакой
практичности, руководят ею искренние побуждения
помочь людям, пожалеть их.
Обращаем внимание, что автор не
описывает внешность героини, зато уделяет
большое внимание ее внутреннему миру, красоте
души.
Перед нами – праведница. Для Лескова
это слово означало высочайшую оценку.
Праведник – человек, живущий
праведной жизнью, ни в чем не погрешивший против
правил нравственности. Такова Маланья. Вовсе она
не “голова баранья”, а очень хороший человек.
Теперь нам о понятно, что название сказки вовсе
не передает ее суть. А как бы вы назвали сказку?
(“Сказ о праведнице Маланье”, “Маланья и
поселяне”, “О доброй Маланье и злых поселянах”,
“Любовь чистая”).
Жизненные впечатления рождают
переживания, поэтому любое лирическое
произведение – рефлексия. Среди стихотворных
форм, основанных на рефлексии и построенных “по
строгим правилам”, мы знаем не так уж много:
японские танку и хокку. Теперь познакомились с
синквейном. (Знакомство состоялось до этого
урока)
Слово происходит от французского
“пять”. Это стихотворение из пяти строк. Как
разворачивается синквейн? Строгие правила
закрепляют за каждой строчкой не только
количество слов, но и части речи, которыми может
воспользоваться автор. Вот упрощенные правила
написания синквейна.
В первой строчке задается тема одним
словом (обычно – существительным)
Во второй строке двумя – тремя словами
дается характеристика темы (это могут быть не
только прилагательные, так как в русском языке в
функции определения выступают различные части
речи).
В третьей строке дается динамичная
характеристика темы (как правило, эта строка
насыщена глаголами).
Четвертая строка должна выразить
отношение автора к теме.
В пятой строке автор одним словом дает
синоним (возможно, контекстуальный) исходного
слова, который существенно расширяет
представление о теме или предмете синквейна.
Синквейны помогают ученику в качестве
инструмента для синтезирования сложной
информации. Учителю – в качестве оценки
понятийного и словарного багажа учащихся.
Синквейн – быстрый, но мощный
инструмент для рефлексии (резюмировать
информацию, излагать сложные идеи, чувства и
представления в нескольких словах не так– то
просто). Подробнее об этом виде работы можно
прочитать в книге “Учитель и ученик: возможность
диалога и понимания”.– Том 1 / сост. Е.А. Генике,
Е.А. Трофонова // Под общ. ред. Л.И. Семиной. – М.: Изд–во “Бонфи”, 2002.
- Обращаемся к проверке домашнего задания.
Нужно было сочинить синквейны на тему
прочитанной сказки Лескова. Приведу наиболее
интересные синквейны, которые сочинили ребята.
Маланья.
Чудная, смешная.
Голодает, угощает, утешает.
Так служит господу Богу.
Праведница.
В. Прохоренко
Маланья.
Заботливая, милосердная.
Утешает, помогает, любит.
Какой золотой человек!
Доброта.
Р. Закирова
Маланья.
Добрая и чистая.
Жертвует, заботится, привечает.
Как мало таких людей!
Любовь.
Е. Тихонова
Душа.
Ясная, чистая.
Светится, радуется, трепещет.
Как важно иметь благородную сущность.
Милосердие.
А. Макарова
Любовь.
Душевная и чистая.
И греет, и ласкает, и оберегает.
Маланья людит Бога и это
Счастье.
А. Неустроев
Жизнь.
Трудная, непредсказуемая.
Бьет, уничтожает, возвышает.
Умей всегда найти в ней достойное место.
Счастье.
Е. Новиков
Сердце.
Доброе, милосердное.
Переживает, болит и страдает.
Полное любви, оно открыто людям.
Теплота.
М. Борисова
Николая Семеновича Лескова по праву называют
“волшебником слова”. Он всегда восхищался
красотой народного языка, его образностью и
умело вводил в свои произведения элементы
народного творчества. В сказке “Маланья –
голова баранья” они буквально рассыпаны по
тексту.
Работаем с художественными
особенностями сказки.
- Постоянные эпитеты: “дремучий лес”, “большая
гора”, “мертвые кости”, “белый платочек”,
“погребальный звон”, “жестокое сердце”,
“чистый камень”, “ужасные стоны”, “божье
слово”… - Сравнения: “белый, как снег, камень”, “камень,
как сердце обточенный”. - Поговорки. “Живут часом с квасом, а порой с
водой”. “Что пользы думать о том, что знать
невозможно”. “Даст бог день – даст и пищу на
день”. - Слова с уменьшительно – ласкательными
суффиксами: “груздочек”, “яблочко”, “водица”,
“мучица”, “избушка”, “печечка”, “детушки –
голубятушки”, “бабоньки”, “мужички”. - Просторечные слова: “сподобил”,
“распотешились”, “пить – есть”. - Лесков использует инверсию, которая создает
особый настрой, передающий напевность,
неторопливость народной речи. (Находим примеры в
тексте) - После ночлега у Маланьи старец Живая
Душа говорит: “Водил, водил меня господь долго по
свету … привел меня в отрадное место и сподобил
узреть любовь чистую”. Кроме инверсии, отмечаем
повтор слова “водил, водил”, характерный для
народных сказок и обращаем внимание на
старославянский глагол “узреть”, стоящий рядом
с просторечным “сподобил”. Что же “узрел”
странник? “Любовь чистую”. Живая Душа, этот
странствующий человек, сразу сумел понять
высокую духовность Маланьи, ее чистую душу,
открытую для людей. Недаром в конце сказки
появляется символический образ “белого, как
снег, чистого камня, как сердце обточенного”. На
нем горит золотом слово “Любовь”. Это теперь
новое имя Маланьи, она получила его от высших сил за свою праведную
жизнь. И нет этого имени в списке у Смерти: ведь
“любовь (милосердие, самопожертвование, жизнь во
имя людей) не умирает”. В этих словах смысл
сказки. Поэтическая концовка убеждает, что миром
движут добро и милосердие, они облагораживают
людей, делают их достойными уважения и высших
наград.“Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога
узрят”. (Евангелие от Матфея. 5,8). - Говоря о художественных
особенностях сказки, нельзя не заметить
гипербо-лу – чудесное допущение, когда по
желанию Маланьи смерть присохла за дверью, “ не
может оторвать ног от того места, где пристала”. - Маланья ничего для себя не попросила у
Живой Души, пожелала лишь, чтобы Смерть никогда
не переступила порога ее домика. - Лесков использует литоту, чтобы
лишний раз подчеркнуть бедность жили-ща героини
и крохотное пространство ее дома, где однако всем
находится место. Избушка крошечная, “так что
только можно было повернуться около печечки”, а
кудель “на колочек под потолком приткнута”.
Когда Маланья уложила спать Живую Душу, то ей
самой лечь уже было негде, так и простояла она всю
ночь на ногах, кудель пряла.
Зато в избушке у Маланьи уютно, тепло.
Все обитатели ее любят друг друга и научены
помогать страждущим.
- Делаем выводы по уроку.
Обращаемся к эпиграфу, записанному на
доске. Что же считал Лесков за истину и благо? Как
эти понятия отразились в сказке? Говорим, что
проблемы, поставленные писателем, вечные. Они
продолжают волновать и нас, людей XXI века.
К счастью, не перевелись праведники на
Руси, они помогают бороться со злом, насилием и
жестокостью нашего непростого времени. К
сожалению, не всегда их голос слышен, не всегда к
нему прислушиваются.
Конечно, не случайно сейчас возрос
интерес к творчеству Н.С. Лескова. Читатели
пытаются постичь его размышления о русском
национальном характере, задумываются о
праведниках и скитальцах, воспитывают в себе
милосердие, сострадание и сочувствие к
обездоленным.
Именно люди, в чьих сердцах живет и
горит настоящая любовь – милосердие, не дадут
погибнуть России, возродят и увеличат ее мощь и
славу.
Перечитывая сочинения Н.С.Лескова. К 190-летию
I
Трудно найти более странного и непоследовательного писателя, чем Николай Лесков. У него много правдивых, честных, замечательных произведений и в то же время много лживых, вредных и соблазнительных. Попробуем, с помощью Божией, разобраться в творчестве этого мастера и понять, как и почему у него появился такой нелепый «разброс». Об этом почему-то до сих пор никто не говорил. Все признанные литературоведы лишь восхваляют Лескова, а об ошибках и заблуждениях, о недостатках его произведений – ни гу-гу.
Вот одна из его первых вещей – повесть «Леди Макбет Мценского уезда». В ней показана пронзительная жизненная драма; главная героиня – Катерина Львовна Измайлова – фигура шекспировского масштаба; ее страсти и поступки нисколько не уступают известному шекспировскому персонажу.
«Кадетский монастырь», «Павлин», «Зверь», «Фигура», «Владычний суд» — явно удавшиеся вещи. Сказки и легенды («Прекрасная Аза», «Лев старца Герасима», «Маланья – голова баранья», «Аскалонский злодей», «Христос в гостях у мужика») можно наградить лишь положительными эпитетами.
Или вот повесть «Левша». Она возникла из анекдота: англичане создали стальную блоху, а русские мастера ее подковали. Лесковская повесть – это тоже, по сути, живо рассказанный анекдот. Но с анекдота спрос небольшой, и повесть, конечно, не «прозвучала» бы, если бы автор не ввел в нее патриотический мотив. Кроме того, правдиво показана судьба русского умельца. Откровенный недостаток повести: перебор в неправильностях; некоторые слова понять никак нельзя, даже специалисты, делавшие примечания к повести, становились в тупик.
А теперь перейдем к соблазнительным и явно «провальным» произведениям Лескова, которых, к сожалению, немало. На какой почве они возникли? Как это могло произойти? Дело в том, что Николай Семенович был человеком невоцерковленным, а значит, недуховным. О церковных Таинствах, о жизни церкви и духовенства, о молитве, о Крестных ходах, о монашестве, об аскетическом делании у него были самые «первобытные» представления. Лесков был старообрядцем со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. К Русской Православной Церкви он относился резко отрицательно. Особенно отчетливо это проступило в последний период его творчества.
Тут есть один нюанс. Николай Семенович познакомился с графом Львом Толстым и поддерживал с ним самые тесные отношения. «На земле нет никого, кто мне был бы дороже его», — признавался Лесков.
Общаться с Толстым на религиозные темы – это то же самое, что общаться с гремучей змеей. У Лескова своих религиозных заблуждений было достаточно, а тут еще великий и признанный авторитет «навесил» на него свои еретические взгляды — их Николай Семенович воспринял с легкостью необыкновенной. Весь этот «гремучий коктейль» благополучно вылился в его рассказы и повести.
Архиереи, священники, праведники – всем досталось по первое число. В рассказе «Полунощники» Лесков высмеивает о. Иоанна Кронштадтского, а в рассказе «Маленькая ошибка» — юродивого Иоанна Яковлевича Корейшу. В рассказе «Человек на часах» издевается над московским митрополитом Филаретом (Дроздовым). В рассказе «Тупейный художник» нарисовал попа – злодея и сребролюбца, который предал главного героя с невестой, а в таких вещах, как «Административная грация» и «Заячий ремиз» высмеивает архиереев.
Христовы праведники Лескова явно не устраивают, поэтому он пишет цикл рассказов о своих «праведниках».
В упомянутой повести «Левша» автор не упустил случая уколоть афонских монахов, выходцев тульской земли, мол, они очень любят сборы.
Уже первое произведение – «Овцебык» — показывает, на каких гнилых позициях стоит Лесков. Главный герой закончил семинарию, затем немного поучился в академии, ушел из нее и начал… агитировать народ против господ. В конце концов он закончил жизнь самоубийством. Вывод: вот, мол, какие семинаристы и академисты воспитываются в наших духовных учебных заведениях.
II
«Мелочи архиерейской жизни». В этом произведении, как и в «Печерских антиках», Лесков в качестве материала использует уличные анекдоты, сплетни, слухи, всякие сомнительные россказни. Объектом своего осмеяния он снова избрал архиереев. «У нас в доме не любили черного духовенства вообще, — пишет Лесков, — а архиереев в особенности».
«Мелочи» написаны с большой желчью, с едким сарказмом, с огромным желанием насолить владыкам, принести вред Церкви. Особенно Николай Семенович усердствует в комментариях к тому или иному случаю из жизни архиереев. Как будто защищая владыку, он на самом деле изощренно издевается над ним.
Церковная печать резко осудила эту книгу. Так, Никанор, епископ Уфимский, напечатал большую статью «Памяти Преосвященного Смарагда»; в ней он ясно показал лживость книги, прибегая даже к свидетельским показаниям. Епископ Ионафан Ярославский тоже встал на защиту владыки Смарагда. В «Церковном вестнике» была опубликована еще одна статья. «В последнее время, — говорилось в ней, — вышла целая книга, спекулирующая на лесть грубо эгоистическим инстинктам малоразвитой толпы. Составленная по преимуществу из сплетен низшего разбора, она без застенчивости забрасывает грязью и клеветой достопочтимых представителей Русской Церкви».
«Архиерейские объезды», «Епархиальный суд», «Русское тайнобрачие». Все три вещи документальные, написаны с одной неблаговидной целью: хоть в чем-то, хоть в самой незначительной мелочи уколоть, унизить не только архиереев, но и рядовых батюшек и вообще всех христиан.
III
Остановлюсь еще на двух, пожалуй, самых популярных и часто публикуемых произведениях Лескова – повестях «Очарованный странник» и «Запечатленный ангел».
Кто такой очарованный странник? Это Иван Северьяныч Флягин. В повести говорится, что его мать обещала своего сына Богу, то есть что он станет чернецом, а Иван Северьяныч воспротивился этому и поступил по-своему. И многое из-за этого претерпел.
Мы, православные, привыкли видеть странников, которые посещают старинные храмы, монастыри и поклоняются святыням. А тут что-то иное. Лесковский герой – это странник «перекати поле»: куда ветер подует, туда и он, а если быть точнее, куда повлечет его греховная воля.
В повести есть такой эпизод: Флягин снял нательный крестик и отдал писарю, а тот написал ему «отпускной вид». Лесков как бы говорит: крестик для православного — это нечто несущественное, можно его носить, а можно и отдать первому встречному человеку, если тот попросит.
Нет, дорогой Николай Семенович, крестик для нас, православных, не игрушка и не второстепенный предмет, а великая святыня, потому что на нем изображен Спаситель, Господь наш Иисус Христос. Православный человек скорее расстанется со своей жизнью, чем с нательным крестиком. И примеров тому сотни и тысячи. Рядовой Евгений Родионов (это уже в наши дни) принял мученическую смерть от чеченских бандитов, но к нательному крестику не позволил даже притронуться.
Когда Флягин снял с себя крестик и отдал его писарю, то он отрекся от Христа. А это верная погибель. Однако Иван Северьяныч не только не погиб, но и продолжил свои беспутные и несуразные странствия – не погиб потому, что так задумал автор. А это к истине не имеет никакого отношения.
Лесков нарисовал героя, который находится в бесовской прелести. Однако сам автор, будучи человеком с поврежденным духовным зрением, этого не понимает.
В повести много и других соблазнительных эпизодов. Например, Лесков опять рассказывает о молодом семинаристе, который, конечно же, повесился. Разве могут семинаристы, по лесковской логике, поступать по-иному?
«Московский попик» на проскомидии самовольно молится за самоубийц, хотя этого, по канонам Русской Православной Церкви, делать нельзя. Однако правящий архиерей – митрополит московский Филарет (Дроздов) – благословляет (!) это греховное дело.
Очень хочется Николаю Семеновичу еще и еще раз поглумиться над служителями Русской Церкви.
В одной из своих статей Лесков сопоставляет Флягина с Дон-Кихотом. Эк куда хватил! Мигель Сервантес, глубоко верующий христианин, создал великое духовное произведение, равного которому, пожалуй, нет во всей мировой литературе. Дон-Кихот – чрезвычайно привлекательный, убедительный, яркий, наделенный многими положительными чертами образ. Флягин – человек без царя в голове — совершает один нелепый поступок за другим. Лесков – раскольник и безбожник – написал длинную несуразную запутанную повесть, у которой множество духовных «прорех» и «ядовитых семян».
IV
В повести «Запечатленный ангел» Лесков, кажется, превзошел самого себя. Гнусная, омерзительная вещь – других слов трудно и подобрать.
Рассказчик, Марк Александрович, и его спутник Левонтий пришли в Москву. «… оле тебе, Москва! оле тебе, древлего русского общества православная царица! не были мы, старые верители, тобою утешены». А почему не были утешены, что же им, «старым верителям», тут не понравилось? Оказывается, «…не тот мы дух на Москве встретили, которого жаждали. Обрели мы, что старина тут стоит уже не на добротолюбии и благочестии, а на едином упрямстве».
Эвон куда заехал блюститель старины! Нет, выходит, в столице благочестия и добротолюбия! А что же есть? Вот что: упрямство, то есть гордыня, своеволие, своекорыстие — я пуп земли, что хочу, то и делаю.
Но и это еще не все. «Старым верителям», конечно, не нравятся русские изографы, которые «весьма искусные, но что в том пользы, когда все это люди не того духа, о каковом отеческие предания повествуют?» О каком же духе печется повествователь? Что он имеет в виду, отрицая Дух, царящий в пределах нашего православного Отечества? «Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Троическим единством, священнотайне», — поет Русская Церковь. Этим Духом стояла, стоит и будет стоять Святая Русь! А Лескову это, конечно, не нравится, ему подавай «старину». Он не понимает, что его «старина» пропитана бесовским духом.
Но и это еще не все. Лесков (даже не верится!) ополчается… на Божию благодать. «Какая там, говорю, благодать», — с едким сарказмом замечает Марк Александрович и продолжает: «Церковные, — говорю, — и на небо смотрят не с верою, а в Аристетилевы врата глядят и путь в море по звезде языческого бога Ремфана определяют».
«Аристетилевы (Аристотелевы) врата» — это сборник неканонических текстов, запрещенных на Руси в 1551 году как еретический.
Ну, Лесков! Ну, Лесков! Одним росчерком пера зачислил весь русский народ в еретики!
Николай Семенович если уж начнет свое зловредное дело, то остановиться никак не может. Он показал верующих русских людей прямо какими-то извергами – они нанизали иконы на железный прут, просверлив в них дыры. А с самой главной иконой старообрядческого строительного отряда – Ангела – и вовсе расправились совсем дико: кипящей смолой ангельский лик испоганили.
Вранье все это! Поклеп на боголюбивый и богобоязненный русский народ. Не может такого быть, чтобы он творил такое святотатство!
Куда ни глянь, со всех сторон повесть несостоятельна и неприглядна. А главное, соблазнительная. Ее автор показал себя в крайне непривлекательном свете (я выражаюсь весьма осторожно).
Как тут не вспомнить Святое Евангелие. «Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Мф. 12, 31-32).
Повесть не сразу нашла издателя. Сначала Лесков предложил ее в журнал «Беседа», но издатель С. А. Юрьев отклонил ее. Тогда Лесков обратился в журнал «Русский вестник» (редактор М. Н. Катков), тут ему повезло больше, и повесть была опубликована в первом номере за 1873 год.
Мне непонятно, как Михаил Никифорович решился на публикацию такой, мягко говоря, странной вещи. Вероятно, тут не обошлось без вмешательства Толстого, слову которого издатель не мог противиться. Катков лишь попросил автора изменить концовку повести: старообрядцы перешли в Православную Церковь. Однако сам Лесков признавал, что это выглядит неубедительно.
V
Произведения Н. Лескова, так же как его кумира – Льва Толстого, публиковались и до сих пор публикуются большими тиражами. И это понятно — ведь они признанные классики. И у первого, и второго есть много прекрасных, значительных художественных произведений. И мы их с удовольствием читаем.
К большому сожалению (приходится это повторить), оба автора, оступившись в вере, написали много грязных, соблазнительных, лживых произведений, которые приносили и по сей день приносят большой вред читателям. Кто из этих классиков принес больше вреда – Толстой или Лесков? Трудно сказать. Авторитет Льва Толстого был огромен, он владел думами и помыслами нескольких поколений русского общества. Его слово было непререкаемо. Значит, и вред, нанесенный им, был велик. Но и Лесков, его верный ученик и последователь, внес свой весомый и заметный вклад в развращение умов и душ своих читателей.
«Ненавидящии Сиона, посрамитеся от Господа, яко трава бо огнем будете изсохше», — напоминает Святая Церковь.
На мой взгляд, если бы Толстой и Лесков, не изменив Истине, создавали только правдивые высокохудожественные произведения и не выступали против Матери-Церкви, то и революции, наверно, не было бы, и Россия была бы ныне совсем другой.
У Ивана Андреевича Крылова есть чудесная басня – «Сочинитель и разбойник». В аду ее герои – соответственно своим грехам – получили разные наказания. Под разбойником котел давно погас, а под сочинителем разгорался все сильнее и сильнее. Писатель возмутился, мол, это явная несправедливость, и он никак не грешней разбойника. Тут перед ним явилась одна из мегер:
Несчастный! – говорит она, —
Ты ль Провидению пеняешь?
И ты ль с разбойником себя равняешь?
Перед твоей ничто его вина.
По лютости своей и злости,
Он вреден был,
Пока лишь жил;
А ты… уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век от веку лютеет.
Эти слова полностью относятся как к Лескову, так и, в еще большей степени, к его кумиру.
Николай Кокухин, член Союза писателей России, член Союза журналистов России
Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите «Ctrl+Enter».
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
войдите или
зарегистрируйтесь, чтобы продолжить