Сказка илья муромец и соловей разбойник читать полностью

Былины неотъемлемая часть русского фольклора. богатырь илья муромец один из самых любимых героев русских былин. илья муромец и

Былины — неотъемлемая часть русского фольклора. Богатырь Илья Муромец — один из самых любимых героев русских былин. «Илья Муромец и Соловей-Разбойник» рассказывает нам о том, кто такой Илья Муромец, откуда он родом и как стал могучим богатырем.
Илья Муромец — это реальный, а не выдуманный, человек, что отличает былину от сказки. По преданию, родился он в небольшом селе Карачарове, под городом Муромом. Илья был единственным сыном у немолодых родителей — простых крестьян. Он тридцать три года просидел не выходя из дому, не в силах подняться с места. Сидел бы он сиднем и дальше, но судьба приготовила для Ильи другой путь… Проходили через село Карачарово старцы, калики перехожие, благодаря которым и стал Илья защитником Руси. Напившись заговоренной воды и сделав первый шаг, Илья, можно сказать совершил первый свой подвиг — победив самого себя, свои страхи и сомнения.
На пути к «стольному Киеву-граду», ко дворцу Владимира Красна Солнышка, Илья в одиночку побеждает целое войско, осадившее Чернигов. Вопреки уговорам жителей города стать черниговским воеводой, Илья решает продолжить свой путь в Киев. Он разгромил врагов не ради награды, а из сострадания к осажденным людям. Оказав помощь черниговцам, Илья продолжает свой путь, следуя своему предназначению: сражаться со злом.
Любой герой не был бы таковым, если б ему не пришлось на своем пути совершать героические поступки, наказывая разных злодеев. Первый из них, с которым пришлось вступить в поединок Илье Муромцу — Соловей-Разбойник. Если образ Ильи олицетворяет добрую силу, то Соловей-Разбойник — концентрация силы злой. В отличие от героя-богатыря, образ Соловья — полностью вымышленный, сказочный. Он вобрал в себя заботы русского народа, которому в конце X — начале XI веков, приходилось противостоять набегам степных кочевников. «Свищет злодей по-соловьему, кричит по-звериному, и от посвиста соловьего да от крику звериного трава-мурава пожухла вся, лазоревы цветы осыпаются, темные леса к земле клонятся, а люди замертво лежат!» — в этих словах словно слышется дыхание степного ветра-суховея, несущего смерть и разруху.
Победив Соловья-Разбойника, Илья привозит плененного злодея в Киев. Мне очень нравится эпизод, когда по настоянию князя Владимира, Илья приказывает Соловью-Разбойнику «свиснуть в пол-свиста» и все бояре, да и сам князь начинают прятаться со страху. По-моему, в этом эпизоде русские люди, передававшие былину из уст в уста, отразили свое отношение к власти и мнение о том, что никакой правитель не сможет защитить свое государство без поддержки народа.
Илья Муромец совершает свои подвиги не ради княжеской награды, а ради Руси-матушки. В служении русскому народу он находит свое призвание. Потому-то, очутившись на перекрестке трех дорог, он едет в ту сторону, которая пророчит погибель. Но могучему богатырю «смерть в бою не писана». «Повернул коня старый казак Илья Муромец и поехал в стольный Киев-град нести службу ратную, биться с ворогами, стоять за Русь Великую да за русский народ!» Этими словами заканчивается один из пересказов былины об Илье Муромце и Соловье-Разбойнике. Но на самом деле, это не конец, а только начало ратного пути легендарного богатыря, удел которого — вечно сражается со злом, воплощенным в разных обличьях.

Илья Муромец — великий богатырь, славный воин, главный герой многих русских былин. В былине “Илья Муромец и Соловей-разбойник” ярко раскрываются многие качества “удалого добра молодца” как народного героя.
Наделенный богатырской силой, Илья Муромец не ведает страха. Эту силу черпает богатырь из своей любви к родной земле и народу, который готов защищать от врагов и обидчиков. Поэтому и выехал добрый молодец без промедления, лишь только узнал, что по дороге на стольный Киев-град злодействует Соловей-разбойник Одихмантьев сын:
И от его ли то от посвиста соловьего,
И от его ли то от покрика звериного
Те все травушки-муравы уплетаются,
Все Лазаревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются, –
А что есть людей — то все мертвы лежат.
Однако Илья Муромец — “старый казак”, он храбр, умен и опытен. Подстрелил он грозного Соловья-разбойника, “ему выбил право око со косицею”. Когда на выручку злодею прибежали его зятья, Соловей-разбойник сразу понял, что им даже всем вместе не одолеть славного богатыря, и решили они его подкупить, посулив “ествушку сахарную”, “питьецо медвяное” и драгоценные дары. Однако не поддался Илья Муромец на вражьи уговоры и повез пленного разбойника “во славный стольный Киев-град а ко славному ко князю на широкий двор”. Вежливое и уважительное приветствие понравилось Владимиру, однако, когда богатырь начал рассказывать о своих подвигах, князь разгневался, думая, что он просто-напросто хвастается и обманывает:
Ай же мужичище-деревенщина,
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Но недолог был гнев Владимира-князя, потому что во дворе ждал его привязанный к седлу плененный Соловей-разбойник. Обрадовался князь, что такие славные богатыри не перевелись еще на русской земле, а “старый-от казак да Илья Муромец”, оседлав коня, выехал в поле, где и срубил буйну голову злодею, погубившему на своем веку множество человеческих жизней. Так бесславно и погиб Соловей-разбойник — в назидание и на страх всем врагам русской земли.

Страница: [ 1 ] 2
Второй и самый главный цикл — былины о Киевских или младших богатырях. Эти богатыри собираются в Киеве вокруг князя Владимира, послужить ему кладут душу свою за веру и родину.
Князь Владимир Красное Солнышко — не вполне историческая личность. Святой князь Владимир крестил Русь, — в былинах Русь уже давно православная. Много говорится в былинах о борьбе с внешними врагами — половцами и даже татарами, которые появились только в ХІІ-м веке, тогда как крещение Руси было при Владимире Святом в конце Х-го века. Но это и не Владимир Мономах. Былинный князь Владимир Красное Солнышко — среднее собирательное лицо ласкового русского князя Киевской Руси. Он имеет свой определенный характер гостеприимный ласковый хозяин, любящий слушать гусляров, любящий пиры, немного любопытный и даже иногда робкий; главный его эпитет — “ласковый”. К нему на службу являются могучие богатыри, из которых главным образом выделяются трое: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович.
Илья Муромец — любимый народный богатырь. О нем больше всего говорится в былинах, по которым можно проследить всю его жизнь. Илья — сын крестьянина Ивана Тимофеевича из села Карачарова, близ, города Мурома. До 30-ти лет Илья был болен, “сидел сиднем” в отцовской избе, не владея ногами. И вот однажды, когда никого в избе не было, кроме Ильи, в окно к нему постучались странники — “калики перехожие”. По одной былине это были старшие богатыри, по другой — Сам Иисус Христос и два Апостола, или два ангела, которые явились для того, чтобы исцелить Илью. Калики попросили Илью дать им испить, на что он сказал, что не может встать, т. к. не владеет ногами. Калики настойчиво повторили свою просьбу, и вдруг Илья “вскочил на резвы ноги”, спустился “в погреба глубокие” и принес им испить чару зелена вина,, величиной “в полтора ведра”. Калики только попробовали и дали самому Илье выпить эту чару,, которую он осушил “во единый дух”. Калики спросили его: сколько он “чует в себе силушки”, на что Илья ответил, что если бы в землю воткнуть кол длинной от земли до неба, он бы ухватился за этот кол и перевернул бы всю землю. Тогда калики велели ему выпить вторую чашу, чтобы поубавить ему силы.
После второй чары Илья сказал, что у него стало “силушки — половинушка”. — “Этого довольно с тебя”, сказали ему калики перехожие, дали ему наставление, что силушку эту он должен употреблять лишь на добрые дела и предсказали Илье, что “смерть ему в бою не написана”, после чего “калики потерялися”, т. е. — исчезли.
В этом исцелении Ильи Муромца каликами-ангелами, или даже Самим Спасителем, глубокий смысл. Сила дана Илье свыше, от Бога, она дана ему для совершения добрых дел. Этим определяется весь его дальнейший богатырский путь, его служение вере, родине, князю.
Первое, что делает исцеленный Илья, идет просить благословенья своего отца, который в это время занят тяжелой крестьянской работой — освобождает поле от “дубья-колодья”, т. е., выкорчевывает корни деревьев. Илья помогает отцу в этой работе, а затем кланяется ему в ноги:
«Не сырой дуб к земле преклоняется,
Расстилается сын перед батюшкой,
Он и просит его благословеньица». Тоже типичная черта русского богатыря: любовь и почтенье к родителям. Илья просит отца благословить его на подвиг, на что отец отвечает так же, как и калики:
«На добрые дела я тебе благословенье дам,
А на недобрые — моего благословенья нет». В наставлении отца замечательны слова
«Не помысли злом на татарина,
Не убей в чистом поле христианина», т. е., не убивай со злобой, а только защищая родину. Садится Илья на своего “ретивого коня”, которого он по совету калик выкупал в трех росах, и отправляется в “Киев-град, заложиться за князя Владимира”. Выехав чем свет, Илья расчитывает попасть в Киев к обедне (от села Карачарова, близ города Мурома, до Киева — добрых 800 верст). Илья бьет своего коня “по крутым бокам”,
«Ретивый конь под ним осержается, Прочь ют земли отделяется, Он и скачет выше дерева стоячего, Чуть пониже облака ходячего».
Первый скачок принес Илью Муромца в дремучий лес. На память он вырубил и поставил на том месте часовенку и написал, что проезжал тут “старый матерой казак Илья, сын Иванович”. Вторым скачком конь принес Илью к Чернигову-граду. Но в Чернигов нельзя попасть, окружен город “силой несметной”. Под “силой несметной” надо подразумевать вражеское полчище, вероятно — татарское. Илья напустил своего коня на эту вражескую силу и начал ее колоть-рубить и конем топтать.
«Куда саблей махнет — там улица лежит, Куда отмахнет — перезолочен».
“Мужики Черниговские”, увидав, что Илья Муромец победил всю “силу”, осаждавшую их город, открыли ворота, вышли встречать своего славного избавителя с хлебом-солью и стали просить его сделаться их князем. Но Илья скромно отклоняет эту честь, говоря, что он сам хочет послужить князю Киевскому, и только спрашивает, где самая короткая “прямоезжая” дорога ко граду Киеву? Оказывается, что надо ехать в объезд, т. к. “прямоезжая” дорога к Киеву заложена, сидит на ней Соловей-разбойник,( и никого к Киеву не пропускает. Узнав об этом, Илья Муромец направляет своего коня именно по этой “прямоезжей” дороге, чтобы освободить землю русскую от этого злого разбойника.
Илья Муромец и Соловей-разбойник. Илья в Киеве. Идолище поганое. Илья в ссоре с князем Владимиром
Итак, “ретивный конь” понес Илью Муромца по “прямоезжей” дороге, и скоро очутился богатырь перед гнездом Соловья-разбойника, обладавшего такой силой свиста и крика, что от этого его “посвиста соловьиного” и “покрика звериного” люди немедленно падали мертвыми, а он обирал и грабил их.
Соловей-разбойник, “станишники” в другой былине |(“Илья Муромец и станишники”) — представители внутренних врагов России, с которыми, также, как и с внешними, борются богатыри. В былине про станишников говорится, что Илья не хочет убивать этих разбойников, надеясь их вразумить. Чтобы показать им свою силу и их устрашить, он только пускает стрелу в столетний дуб на их глазах и расщепляет дуб на мелкие щепки.
И тут, победив Соловья-разбойника, Илья не убивает его, а привязывает к своему седлу. Напрасно жена и дети Соловья умоляют Илью принять от них дорогие подарки из сокровищ, награбленных разбойником, Илья Муромец — неподкупен. Итак, с Соловьем-разбойником, привязанным к седлу, Илья наконец в третий скачок очутился в Киеве. Он хотел поспеть к обедне, но, задержавшись под Черниговом и с Соловьем-разбойником, попал в Киев,, когда народ уже расходился от обедни, и поехал прямо во двор к князю Владимиру, где ласковый князь принимал и угощал всех, приходивших к нему. Оставив коня с Соловьем во дворе, Илья идет прямо в “гридницу”, молится на образа, “крест кладет по писанному, поклон ведет по ученому”, кланяется сперва князю, потом на все четыре стороны. На вопрос князя, кто он такой? — отвечает, что он — матерой казак Илья Муромец,, сын Иванович, что приехал он в стольный Киев-град послужить князю Владимиру, постоять за веру православную. Князь Владимир спрашивает Илью, каким путем он ехал из Мурома? Илья отвечает, что ехал он через Чернигов. Князь сомневается в правдивости Ильи, т. к. знает, что под Черниговом стоит “сила несметная”. Илья скромно отвечает, что, правда, сила несметная стояла под Черниговом, но что больше ее там нет. “А из Чернигова какой дорогой ехал?” продолжает спрашивать князь. На ответ Ильи, что он ехал “прямоезжей”, князь опять сомневается в правдивости Ильи, т. к. знает, что дорога “прямоезжая заложена”,, и что сидит на ней Соловей-разбойник. Илья спокойно отвечает, что действительно Соловей-разбойник “сидел” &а этой дороге, но что теперь он, “собака”, находится тут, на дворесамого князя Владимира, привязанный к седлу Ильи Муромца.
Страница: [ 1 ] 2

Сказки

Русская народная сказка

Илья Муромец. Художник Елена Матвеева

Скачет Илья Муромец во всю конскую прыть. Его конь, Бурушка-Косматушка с горы на гору перескакивает, реки-озера перепрыгивает, холмы перелетает. Доскакали они до Брынских лесов, дальше Бурушке скакать нельзя: разлеглись болота зыбучие, конь по брюхо в воде тонет. Соскочил Илья с коня. Он левой рукой Бурушку поддерживает, а правой рукой дубы с корнем рвет, настилает через болото настилы дубовые. Тридцать верст Илья настилов настелил — до сих пор по ним люди добрые ездят.

Так дошел Илья до речки Смородиной. Течет река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается. Заржал конь Бурушка, взвился выше темного леса и одним скачком перепрыгнул реку. А за рекой сидит Соловей-разбойник на трех дубах, на девяти суках. Мимо тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит, ни змей не проползет. Все боятся Соловья-разбойника, никому умирать не хочется… Услыхал Соловей конский скок, привстал на дубах, закричал страшным голосом:

— Что это за невежа проезжает тут, мимо моих заповедных дубов? Спать не дает Соловью-разбойнику!

Да как засвищет он по-соловьиному, зарычит по-звериному, зашипит по-змеиному, так вся земля дрогнула, столетние дубы покачнулись, цветы осыпались, трава полегла. Бурушка-Косматушка на колени упал. А Илья в седле сидит, не шевельнется, русые кудри на голове не дрогнут. Взял он плетку шелковую, ударил коня по крутым бокам.

— Травяной ты мешок, не богатырский конь. Не слыхал ты разве писка птичьего, шипения гадючьего. Вставай на ноги, подвези меня ближе к Соловьиному гнезду, не то волкам тебя брошу на съедение.

Тут вскочил Бурушка на ноги, подскакал к Соловьиному гнезду. Удивился Соловей-разбойник.

— Это что такое?

Из гнезда высунулся. А Илья, ни минуточки не мешкая, натянул тугой лук, спустил каленую стрелу, небольшую стрелу, весом в целый пуд. Взвыла тетива, полетела стрела, угодила Соловью в правый глаз, вылетела через левое ухо. Покатился Соловей из гнезда, словно овсяной сноп. Подхватил его Илья на руки, связал крепко ремнями сыромятными, подвязал к левому стремени.

Глядит Соловей на Илью, слово вымолвить боится.

— Что глядишь на меня, разбойник, или русских богатырей не видывал?

— Ох, попал я в крепкие руки, видно не бывать мне больше на волюшке!

Соловей-разбойник. Художник Елена Эргардт

Поскакал Илья дальше по прямой дороге и прискакал на подворье Соловья-разбойника. У него двор на семи верстах, на семи столбах, у него вокруг железный тын, на каждой тычинке по маковке, на каждой маковке голова богатыря убитого. А на дворе стоят палаты белокаменные, как жар горят крылечки золоченые.

Увидала дочка Соловья богатырского коня, закричала на весь двор:

— Едет, едет наш батюшка Соловей Рахманович, везет у стремени мужичишку-деревенщину.

Выглянула в окно жена Соловья-разбойника, руками всплеснула:

— Что ты говоришь, неразумная! Это едет мужик-деревенщина и у стремени везет нашего батюшку — Соловья Рахмановича!

Выбежала старшая дочка Соловья — Пелька — во двор, ухватила доску железную, весом в девяносто пудов и метнула ее в Илью Муромца. Но Илья ловок да увертлив был, отмахнулся он от доски богатырской рукой, полетела доска обратно, попала в Пельку и убила ее до смерти. Бросилась жена Соловья Илье в ноги:

— Ты возьми у нас, богатырь, серебра, золота, бесценного жемчуга, сколько может увезти твой богатырский конь, отпусти только нашего батюшку, Соловья-разбойника.

Говорит ей Илья в ответ:

— Мне подарков неправедных не надобно. Они добыты слезами детскими, они политы кровью русскою, нажиты нуждой крестьянскою. Как в руках разбойник — он всегда тебе друг, а отпустишь — снова с ним наплачешься. Я свезу Соловья в Киев-город, там на квас пропью, на калачи проем.

Повернул Илья коня и поскакал к Киеву.

Илья Муромец везет Соловья разбойника

Приумолк Соловей, не шелохнется. Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам княжеским. Привязал он коня к столбику точеному, оставил на нем Соловья-разбойника, а сам пошел в светлую горницу. Там у князя Владимира пир идет, за столами сидят богатыри русские. Вошел Илья, поклонился, стал у порога:

Илья-Муромец и Соловей-Разбойник

— Здравствуй, князь Владимир с княгиней Апраксией, принимаешь ли к себе заезжего молодца?

Спрашивает его Владимир Красное Солнышко:

— Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? Какого ты роду-племени?

— Зовут меня Ильей. Я из-под Мурома. Крестьянский сын из села Карачарова. Ехал я из Чернигова дорогой прямой, широкой. Я привез тебе, князь, Соловья-разбойника, он на твоем дворе у коня моего привязан. Ты не хочешь ли поглядеть на него?

Повскакали тут с мест князь с княгинею и все богатыри, поспешили за Ильей на княжеский двор. Подбежали к Бурушке-Косматушке. А разбойник висит у стремени, травяным мешком висит, по рукам-ногам ремнями связан. Левым глазом он глядит на Киев и на князя Владимира.

Говорит ему князь Владимир:

— Ну-ка засвищи по-соловьиному, зарычи по-звериному!

Не глядит на него Соловей-разбойник, не слушает:

— Не ты меня с бою брал, не тебе мне приказывать.

Просит тогда Владимир-князь Илью Муромца:

— Прикажи ты ему, Илья Иванович.

— Хорошо, только ты на меня, князь, не гневайся, закрою я тебя с княгинею полами моего кафтана крестьянского, не то, как бы беды не было. А ты, Соловей Рахманович, делай, что тебе приказано.

— Не могу я свистеть, у меня во рту запеклось.

— Дайте Соловью чару сладкого вина в полтора ведра, да другую пива горького, да третью меду хмельного, закусить дайте калачом ржаным, тогда он засвищет, потешит нас…

Напоили Соловья, накормили, приготовился Соловей свистать.

— Ты смотри, Соловей, — говорит Илья, — ты не смей свистать во весь голос, а свистни ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе.

Не послушал Соловей наказа Ильи Муромца, захотел он разорить Киев-город, захотел убить князя с княгинею и всех русских богатырей. Засвистел он во весь соловьиный свист, заревел во всю мочь, зашипел во весь змеиный шип.

Что тут сделалось! Башенки на теремах покривились, крылечки от стен отвалились, стекла в горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю упали, на четвереньках по двору расползлись. Сам князь Владимир еле живой стоит, шатается, у Ильи под кафтаном прячется.

Рассердился Илья на разбойника:

— Я велел тебе князя с княгиней потешить, а ты сколько бед натворил. Ну, теперь я с тобой за все рассчитаюсь. Полно тебе обижать отцов-матерей, полно вдовить молодушек, сиротить детей, полно разбойничать. Взял Илья саблю острую и отрубил Соловью голову. Тут и конец Соловья настал.

— Спасибо тебе, Илья Муромец, — говорит Владимир-князь. — Оставайся в моей дружине, будешь старшим богатырем, над другими богатырями начальником. И живи ты у нас в Киеве, век живи, отныне и до смерти.

Из того ли то из города из Мурома,
Из того села да Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец.
Он стоял заутреню во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град.
Да й подъехал он ко славному ко городу к Чернигову.
У того ли города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
А й черным-черно, как черна ворона.
Так пехотою никто тут не прохаживат,
На добром коне никто тут не проезживат,
Птица черный ворон не пролётыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал-то эту силушку великую,
Стал конем топтать да стал копьем колоть,
А й побил он эту силу всю великую.
Он подъехал-то под славный под Чернигов-град,
Выходили мужички да тут черниговски
И отворяли-то ворота во Чернигов-град,
А й зовут его в Чернигов воеводою.
Говорит-то им Илья да таковы слова:
— Ай же мужички да вы черниговски!
Я не йду к вам во Чернигов воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев-град.
Говорили мужички ему черниговски:
— Ты, удаленький дородный добрый молодец,
Ай ты, славный богатырь да святорусский!
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.
А й по той ли по дорожке прямоезжею
Да й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто да не проезживал.
Как у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сидит Соловей Разбойник на сыром дубу,
Сидит Соловей Разбойник Одихмантьев сын.
А то свищет Соловей да по-соловьему,
Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
И от его ли то от посвиста соловьего,
И от его ли то от покрика звериного
Те все травушки-муравы уплетаются,
Все лазоревы цветочки осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются, —
А что есть людей — то все мертвы лежат.
Прямоезжею дороженькой — пятьсот есть верст,
А й окольноей дорожкой — цела тысяча.
Он спустил добра коня да й богатырского,
Он поехал-то дорожкой прямоезжею.
Его добрый конь да богатырский
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холмы стал перамахивать,
Мелки реченьки, озерка промеж ног пускал.
Подъезжает он ко речке ко Смородине,
Да ко тоей он ко Грязи он ко Черноей,
Да ко тою ко березе ко покляпыя,
К тому славному кресту ко Леванидову.
Засвистал-то Соловей да по-соловьему,
Закричал злодей-разбойник по-звериному —
Так все травушки-муравы уплеталися,
Да й лазоревы цветочки осыпалися,
Темны лесушки к земле все приклонилися.
Его добрый конь да богатырский
А он на корни да спотыкается —
А й как старый-от казак да Илья Муромец
Берет плеточку шелковую в белу руку,
А он бил коня да по крутым ребрам,
Говорил-то он, Илья, таковы слова:
— Ах ты, волчья сыть да й травяной мешок!
Али ты идти не хошь, али нести не можь?
Что ты на корни, собака, спотыкаешься?
Не слыхал ли посвиста соловьего,
Не слыхал ли покрика звериного,
Не видал ли ты ударов богатырскиих?
А й тут старыя казак да Илья Муромец
Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый,
Во свои берет во белы он во ручушки.
Он тетивочку шелковеньку натягивал,
А он стрелочку каленую накладывал,
Он стрелил в того-то Соловья Разбойника,
Ему выбил право око со косицею,
Он спустил-то Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
Он повез его по славну по чисту полю,
Мимо гнездышка повез да соловьиного.
Во том гнездышке да соловьиноем
А случилось быть да и три дочери,
А й три дочери его любимыих.
Больша дочка — эта смотрит во окошечко косявчато,
Говорит она да таковы слова:
— Едет-то наш батюшка чистым полем,
А сидит-то на добром коне,
А везет он мужичища-деревенщину
Да у правого у стремени прикована.
Поглядела как другая дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
— Едет батюшка раздольицем чистым полем,
Да й везет он мужичища-деревенщину
Да й ко правому ко стремени прикована, —
Поглядела его меньша дочь любимая,
Говорила-то она да таковы слова:
— Едет мужичище-деревенщина,
Да й сидит мужик он на добром коне,
Да й везет-то наша батюшка у стремени,
У булатного у стремени прикована —
Ему выбито-то право око со косицею.
Говорила-то й она да таковы слова:
— А й же мужевья наши любимые!
Вы берите-ко рогатины звериные,
Да бегите-ко в раздольице чисто поле,
Да вы бейте мужичища-деревенщину!
Эти мужевья да их любимые,
Зятевья-то есть да соловьиные,
Похватали как рогатины звериные,
Да и бежали-то они да й во чисто поле
Ко тому ли к мужичище-деревенщине,
Да хотят убить-то мужичища-деревенщину.
Говорит им Соловей Разбойник Одихмантьев сын:
— Ай же зятевья мои любимые!
Побросайте-ка рогатины звериные,
Вы зовите мужика да деревенщину,
В свое гнездышко зовите соловьиное,
Да кормите его ествушкой сахарною,
Да вы пойте его питьецом медвяныим,
Да й дарите ему дары драгоценные!
Эти зятевья да соловьиные
Побросали-то рогатины звериные,
А й зовут мужика да й деревенщину
Во то гнездышко да соловьиное.
Да й мужик-то деревенщина не слушался,
А он едет-то по славному чисту полю
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев-град.
Он приехал-то во славный стольный Киев-град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А й Владимир-князь он вышел со божьей церкви,
Он пришел в палату белокаменну,
Во столовую свою во горенку,
Он сел есть да пить да хлеба кушати,
Хлеба кушати да пообедати.
А й тут старыя казак да Илья Муромец
Становил коня да посередь двора,
Сам идет он во палаты белокаменны.
Проходил он во столовую во горенку,
На пяту он дверь-то поразмахивал*.
Крест-от клал он по-писаному,
Вел поклоны по-ученому,
На все на три, на четыре на сторонки низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще всем его князьям он подколенныим.
Тут Владимир-князь стал молодца выспрашивать:
— Ты скажи-тко, ты откулешний, дородный добрый молодец,
Тебя как-то, молодца, да именем зовут,
Величают, удалого, по отечеству?
Говорил-то старыя казак да Илья Муромец:
— Есть я с славного из города из Мурома,
Из того села да Карачарова,
Есть я старыя казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович.
Говорит ему Владимир таковы слова:
— Ай же старыя казак да Илья Муромец!
Да й давно ли ты повыехал из Мурома
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев-град?
Говорил Илья он таковы слова:
— Ай ты славныя Владимир стольно-киевский!
Я стоял заутреню христосскую во Муроме,
А й к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев-град,
То моя дорожка призамешкалась.
А я ехал-то дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дороженькой я ехал мимо-то Чернигов-град,
Ехал мимо эту Грязь да мимо Черную,
Мимо славну реченьку Смородину,
Мимо славную березу ту покляпую,
Мимо славный ехал Леванидов крест.
Говорил ему Владимир таковы слова:
— Ай же мужичища-деревенщина,
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Как у славного у города Чернигова
Нагнано тут силы много множество —
То пехотою никто да не прохаживал
И на добром коне никто да не проезживал,
Туда серый зверь да нз прорыскивал,
Птица черный ворон не пролетывал.
А й у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у славноей у речки у Смородины,
А й у той ли у березы у покляпыя,
У того креста у Леванидова
Соловей сидит Разбойник Одихмантьев сын.
То как свищет Соловей да по-соловьему,
Как кричит злодей-разбойник по-звериному —
То все травушки-муравы уплетаются,
А лазоревы цветочки прочь осыпаются,
Темны лесушки к земле все приклоняются,
А что есть людей — то все мертвы лежат.
Говорил ему Илья да таковы слова:
— Ты, Владимир-князь да стольно-киевский!
Соловей Разбойник на твоем дворе.
Ему выбито ведь право око со косицею,
И он ко стремени булатному прикованный.
То Владимир-князь-от стольно-киевский
Он скорёшенько вставал да на резвы ножки,
Кунью шубоньку накинул на одно плечко,
То он шапочку соболью на одно ушко,
Он выходит-то на свой-то на широкий двор
Посмотреть на Соловья Разбойника.
Говорил-то ведь Владимир-князь да таковы слова:
— Засвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему,
Закричи-тко ты, собака, по-звериному.
Говорил-то Соловей ему Разбойник Одихмантьев сын:
— Не у вас-то я сегодня, князь, обедаю,
А не вас-то я хочу да и послушати.
Я обедал-то у старого казака Ильи Муромца,
Да его хочу-то я послушати.
Говорил-то как Владимир-князь да стольно-киевский.
— Ай же старыя казак ты Илья Муромец!
Прикажи-тко засвистать ты Соловья да й по-соловьему,
Прикажи-тко закричать да по-звериному.
Говорил Илья да таковы слова:
— Ай же Соловей Разбойник Одихмантьев сын!
Засвищи-тко ты во полсвиста соловьего,
Закричи-тко ты во полкрика звериного.
Говорил-то ему Соловой Разбойник Одихмантьев сын:
— Ай же старыя казак ты Илья Муромец!
Мои раночки кровавы запечатались,
Да не ходят-то мои уста сахарные,
Не могу я засвистать да й по-соловьему,
Закричать-то не могу я по-звериному.
А й вели-тко князю ты Владимиру
Налить чару мне да зелена вина.
Я повыпью-то как чару зелена вина —
Мои раночки кровавы поразойдутся,
Да й уста мои сахарны порасходятся,
Да тогда я засвищу да по-соловьему,
Да тогда я закричу да по-звериному.
Говорил Илья тут князю он Владимиру:
— Ты, Владимир-князь да стольно-киевский,
Ты поди в свою столовую во горенку,
Наливай-то чару зелена вина.
Ты не малую стопу — да полтора ведра,
Подноси-тко к Соловью к Разбойнику. —
То Владимир-князь да стольно-киевский,
Он скоренько шел в столову свою горенку,
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу — да полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми,
Приносил-то он ко Соловью Разбойнику.
Соловей Разбойник Одихмантьев сын
Принял чарочку от князя он одной ручкой,
Выпил чарочку ту Соловей одним духом.
Засвистал как Соловей тут по-соловьему,
Закричал Разбойник по-звериному —
Маковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались.
От него, от посвиста соловьего,
А что есть-то людушек — так все мертвы лежат,
А Владимир-князь-от стольно-киевский
Куньей шубонькой он укрывается.
А й тут старый-от казак да Илья Муромец,
Он скорешенько садился на добра коня,
А й он вез-то Соловья да во чисто поле,
И он срубил ему да буйну голову.
Говорил Илья да таковы слова:
— Тебе полно-тко свистать да по-соловьему,
Тебе полно-тко кричать да по-звериному,
Тебе полно-тко слезить да отцов-матерей,
Тебе полно-тко вдовить да жен молодыих,
Тебе полно-тко спущать-то сиротать да малых детушек!
А тут Соловью ему й славу поют,
А й славу поют ему век по веку!

Илья Муромец и Соловей разбойник читать:

Скачет Илья Муромец во всю конскую прыть. Его конь, Бурушка-Косматушка с горы на гору перескакивает, реки-озера перепрыгивает, холмы перелетает. Доскакали они до Брынских лесов, дальше Бурушке скакать нельзя: разлеглись болота зыбучие, конь по брюхо в воде тонет. Соскочил Илья с коня. Он левой рукой Бурушку поддерживает, а правой рукой дубы с корнем рвет, настилает через болото настилы дубовые. Тридцать верст Илья настилов настелил — до сих пор по ним люди добрые ездят.

Так дошел Илья до речки Смородиной. Течет река широкая, бурливая, с камня на камень перекатывается. Заржал конь Бурушка, взвился выше темного леса и одним скачком перепрыгнул реку. А за рекой сидит Соловей-разбойник на трех дубах, на девяти суках. Мимо тех дубов ни сокол не пролетит, ни зверь не пробежит, ни змей не проползет. Все боятся Соловья-разбойника, никому умирать не хочется… Услыхал Соловей конский скок, привстал на дубах, закричал страшным голосом:

— Что это за невежа проезжает тут, мимо моих заповедных дубов? Спать не дает Соловью-разбойнику!

Да как засвищет он по-соловьиному, зарычит по-звериному, зашипит по-змеиному, так вся земля дрогнула, столетние дубы покачнулись, цветы осыпались, трава полегла. Бурушка-Косматушка на колени упал. А Илья в седле сидит, не шевельнется, русые кудри на голове не дрогнут. Взял он плетку шелковую, ударил коня по крутым бокам.

— Травяной ты мешок, не богатырский конь. Не слыхал ты разве писка птичьего, шипения гадючьего. Вставай на ноги, подвези меня ближе к Соловьиному гнезду, не то волкам тебя брошу на съедение.

Тут вскочил Бурушка на ноги, подскакал к Соловьиному гнезду. Удивился Соловей-разбойник

– Это что такое?

Из гнезда высунулся. А Илья, ни минуточки не мешкая, натянул тугой лук, спустил каленую стрелу, небольшую стрелу, весом в целый пуд. Взвыла тетива, полетела стрела, угодила Соловью в правый глаз, вылетела через левое ухо. Покатился Соловей из гнезда, словно овсяной сноп. Подхватил его Илья на руки, связал крепко ремнями сыромятными, подвязал к левому стремени.

Глядит Соловей на Илью, слово вымолвить боится.

— Что глядишь на меня, разбойник, или русских богатырей не видывал?

— Ох, попал я в крепкие руки, видно не бывать мне больше на волюшке!

Поскакал Илья дальше по прямой дороге и прискакал на подворье Соловья-разбойника. У него двор на семи верстах, на семи столбах, у него вокруг железный тын, на каждой тычинке по маковке, на каждой маковке голова богатыря убитого. А на дворе стоят палаты белокаменные, как жар горят крылечки золоченые.

Увидала дочка Соловья богатырского коня, закричала на весь двор:

— Едет, едет наш батюшка Соловей Рахманович, везет у стремени мужичишку-деревенщину.

Выглянула в окно жена Соловья-разбойника, руками всплеснула:

— Что ты говоришь, неразумная! Это едет мужик-деревенщина и у стремени везет нашего батюшку — Соловья Рахмановича!

Выбежала старшая дочка Соловья — Пелька — во двор, ухватила доску железную, весом в девяносто пудов и метнула ее в Илью Муромца. Но Илья ловок да увертлив был, отмахнулся он от доски богатырской рукой, полетела доска обратно, попала в Пельку и убила ее до смерти. Бросилась жена Соловья Илье в ноги:

— Ты возьми у нас, богатырь, серебра, золота, бесценного жемчуга, сколько может увезти твой богатырский конь, отпусти только нашего батюшку, Соловья-разбойника.

Говорит ей Илья в ответ:

— Мне подарков неправедных не надобно. Они добыты слезами детскими, они политы кровью русскою, нажиты нуждой крестьянскою. Как в руках разбойник — он всегда тебе друг, а отпустишь — снова с ним наплачешься. Я свезу Соловья в Киев-город, там на квас пропью, на калачи проем.

Повернул Илья коня и поскакал к Киеву. Приумолк Соловей, не шелохнется. Едет Илья по Киеву, подъезжает к палатам княжеским. Привязал он коня к столбику точеному, оставил на нем Соловья-разбойника, а сам пошел в светлую горницу. Там у князя Владимира пир идет, за столами сидят богатыри русские. Вошел Илья, поклонился, стал у порога:

— Здравствуй, князь Владимир с княгиней Апраксией, принимаешь ли к себе заезжего молодца?

Спрашивает его Владимир Красное Солнышко:

— Ты откуда, добрый молодец, как тебя зовут? Какого ты роду-племени?

— Зовут меня Ильей. Я из-под Мурома. Крестьянский сын из села Карачарова. Ехал я из Чернигова дорогой прямой, широкой. Я привез тебе, князь, Соловья-разбойника, он на твоем дворе у коня моего привязан. Ты не хочешь ли поглядеть на него?

Повскакали тут с мест князь с княгинею и все богатыри, поспешили за Ильей на княжеский двор. Подбежали к Бурушке-Косматушке. А разбойник висит у стремени, травяным мешком висит, по рукам-ногам ремнями связан. Левым глазом он глядит на Киев и на князя Владимира.

Говорит ему князь Владимир:

— Ну-ка засвищи по-соловьиному, зарычи по-звериному!

Не глядит на него Соловей-разбойник, не слушает:

— Не ты меня с бою брал, не тебе мне приказывать.

Просит тогда Владимир-князь Илью Муромца:

— Прикажи ты ему, Илья Иванович.

— Хорошо, только ты на меня, князь, не гневайся, закрою я тебя с княгинею полами моего кафтана крестьянского, не то, как бы беды не было. А ты, Соловей Рахманович, делай, что тебе приказано.

— Не могу я свистеть, у меня во рту запеклось.

— Дайте Соловью чару сладкого вина в полтора ведра, да другую пива горького, да третью меду хмельного, закусить дайте калачом ржаным, тогда он засвищет, потешит нас…

Напоили Соловья, накормили, приготовился Соловей свистать.

— Ты смотри, Соловей, — говорит Илья, — ты не смей свистать во весь голос, а свистни ты полусвистом, зарычи полурыком, а то будет худо тебе.

Не послушал Соловей наказа Ильи Муромца, захотел он разорить Киев-город, захотел убить князя с княгинею и всех русских богатырей. Засвистел он во весь соловьиный свист, заревел во всю мочь, зашипел во весь змеиный шип.

Что тут сделалось! Башенки на теремах покривились, крылечки от стен отвалились, стекла в горницах полопались, разбежались кони из конюшен, все богатыри на землю упали, на четвереньках по двору расползлись. Сам князь Владимир еле живой стоит, шатается, у Ильи под кафтаном прячется.

Рассердился Илья на разбойника:

— Я велел тебе князя с княгиней потешить, а ты сколько бед натворил. Ну, теперь я с тобой за все рассчитаюсь. Полно тебе обижать отцов-матерей, полно вдовить молодушек, сиротить детей, полно разбойничать. Взял Илья саблю острую и отрубил Соловью голову. Тут и конец Соловья настал.

— Спасибо тебе, Илья Муромец, — говорит Владимир-князь. — Оставайся в моей дружине, будешь старшим богатырем, над другими богатырями начальником. И живи ты у нас в Киеве, век живи, отныне и до смерти.

Из того ли‑то из города из Муромля,
Из того села да с Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец;
Он стоял заутреню во Муромли,
А и к обеденке поспеть хотел он в стольный
Киев– град,
Да и подъехал он ко славному ко городу
к Чернигову.
У того ли города Чернигова
Нагнано‑то силушки черным‑черно,
А и черным‑черно, как черна ворона;
Так пехотою никто тут не похаживат,
На добром кони никто тут не проезживат,
Птица черный ворон не пролетыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал‑то эту силушку великую,
Стал конем топтать да стал копьем колоть,
А и побил он эту силу всю великую.
Он подъехал‑то под славный под Чернигов‑град.
Выходили мужички да тут черниговски
И отворяли‑то ворота во Чернигов‑град,
А и зовут его в Чернигов воеводою.
Говорит‑то им Илья да таковы слова:
«Ай же мужички да вы черниговски!
Я нейду к вам во Чернигов воеводою.
Укажите мне дорожку прямоезжую,
Прямоезжую да в стольный Киев‑град».
Говорили мужички ему черниговски:
«Ты удаленький дородный добрый молодец,
А и ты славныя богатырь святорусскии!
Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела;
А и по той ли по дорожке прямоезжею
Да и пехотою никто да не прохаживал,
На добром кони никто да не проезживал:
Как у той ли‑то у грязи‑то у черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова
Сиди Соловей‑разбойник во сыром дубу,
Сиди Соловей‑разбойник Одихмантьев сын;
А то свищет Соловей да по‑соловьему
Он кричит, злодей‑разбойник, по‑звериному,
И от его ли‑то, от посвисту соловьего,
И от его ли‑то, от покрику звериного,
То все травушки‑муравы уплетаются,
Все лазуревы цветочки отсыпаются,
Темны лесушки к земли вси приклоняются,
А что есть людей, то все мертвы лежат.
Прямоезжею дороженькой пятьсот есть верст,
А и окольноей дорожкой цела тысяща».
Он пустил добра коня да и богатырского.
Он поехал‑то дорожкой прямоезжею.
Его добрый конь да богатырскии
С горы на гору стал перескакивать,
С холмы на холму стал перемахивать,
Мелки реченьки, озерка промеж ног спущал.
Подъезжает он ко речке ко Смородинке,
Да ко тоей он ко грязи он ко черноей,
Да ко тое ко березе ко покляпые,
К тому славному кресту ко Леванидову.
Засвистал‑то Соловей да и по‑соловьему,
Закричал злодей‑разбойник по‑звериному,
Так все травушки‑муравы уплеталися,
Да и лазуревы цветочки отсыпалися,
Темны лесушки к земле вси приклонилися.
Его добрый конь да богатырскии,
А он на корзни да потыкается.
А и как старый‑от казак да Илья Муромец
Берет плеточку шелковую в белу руку,
А он бил коня а по крутым ребрам;
Говорил‑то он, Илья, да таковы слова:
«Ах ты, волчья сыть да и травяной мешок!
Али ты идти не хошь, али нести не мошь?
Что ты на корзни, собака, потыкаешься?
Не слыхал ли посвисту соловьего,
Не слыхал ли покрику звериного,
Не видал ли ты ударов богатырскиих?»
А и тут старыя казак да Илья Муромец
Да берет‑то он свои тугой лук разрывчатый,
Во свои берет во белы он во ручушки,
Он тетивочку шелковеньку натягивал,
А он стрелочку каленую накладывал,
То он стрелил в того Соловья‑разбойника,
Ему выбил право око со косицею.
Он спустил‑то Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,
Он повез его по славну по чисту полю,
Мимо гнездышко повез да соловьиное.
В том гнездышке да соловьиноем
А случилось быть да и три дочери,
А и три дочери его любимыих;
Больша дочка эта смотрит во окошечко косящато,
Говорит она да таковы слова.
«Едет‑то наш батюшка чистым полем,
А сидит‑то на добром кони,
Да везет он мужичища‑деревенщину,
Да у правого стремени прикована».
Поглядела его друга дочь любимая,
Говорила‑то она да таковы слова:
«Едет батюшко раздольицем чистым полем,
Да и везет он мужичища‑деревенщину,
Да и ко правому ко стремени прикована».
Поглядела его меньша дочь любимая,
Говорила‑то она да таковы слова:
«Едет мужичищо‑деревенщина,
Да и сидит, мужик, он на добром кони,
Да и везет‑то наша батюшка у стремени,
У булатного у стремени прикована.
Ему выбито‑то право око со косицею».
Говорила‑то и она да таковы слова.
«Ай же мужевья наши любимые!
Вы берите‑тко рогатины звериные,
Да бегите‑тко в раздольице чисто поле,
Да вы бейте мужичища‑деревенщину!»
Эти мужевья да их любимые,
Зятевья то есть да соловьиные,
Похватали как рогатины звериные
Да и бежали‑то они да и во чисто поле
К тому ли мужичищу‑деревенщине,
Да хотят убить‑то мужичища‑деревенщину.
Говорит им Соловей‑разбойник Одихмантьев сын:
«Ай же зятевья мои любимые!
Побросайте‑тко рогатины звериные,
Вы зовите мужика да деревенщину,
В свое гнездышко зовите соловьиное,
Да кормите его ествушкой сахарною,
Да вы пойте его питьицем медвяныим,
Да и дарите ему дары драгоценные».
Эти зятевья да соловьиные
Побросали‑то рогатины звериные
А и зовут‑то мужика да и деревенщину
Во то гнездышко во соловьиное;
Да и мужик‑от‑деревенщина не слушатся,
А он едет‑то по славному чисту полю,
Прямоезжею дорожкой в стольный Киев‑град.
Он приехал‑то во славный стольный Киев‑град
А ко славному ко князю на широкий двор.
А и Владимир‑князь он вышел со Божьей церкви,
Он пришел в палату белокаменну,
Во столовую свою во горенку.
Они сели есть да пить да хлеба кушати,
Хлеба кушати да пообедати.
А и тут старыя казак да Илья Муромец
Становил коня да посередь двора,
Сам идет он во палаты белокаменны,
Проходил он во столовую во горенку,
На пяту он дверь‑ту поразмахивал,
Крест‑от клал он по‑писаному,
Вел поклоны по‑ученому,
На всё на три, на четыре на сторонки
низко кланялся,
Самому князю Владимиру в особину,
Еще всем его князьям он подколенныим.
Тут Владимир‑князь стал молодца выспрашивать:
«Ты скажи‑тко, ты откулешный, дородный
добрый молодец,
Тобе как‑то молодца да именем зовут,
Величают удалого по отечеству?»
Говорил‑то старыя казак да Илья Муромец:
«Есть я с славного из города из Муромля,
Из того села да с Карачарова,
Есть я старыя казак да Илья Муромец,
Илья Муромец да сын Иванович!»
Говорит ему Владимир таковы слова:
«Ай же ты, старыя казак да Илья Муромец!
Да и давно ли ты повыехал из Муромля,
И которою дороженькой ты ехал в стольный Киев‑град?»
Говорил Илья он таковы слова:
«Ай ты, славныя Владимир стольнокиевский!
Я стоял заутреню христовскую во Муромле,
А и к обеденке поспеть хотел я в стольный Киев‑град,
То моя дорожка призамешкалась;
А я ехал‑то дорожкой прямоезжею,
Прямоезжею дороженькой я ехал мимо‑то Чернигов‑град.
Ехал мимо эту грязь да мимо черную,
Мимо славну реченьку Смородину,
Мимо славную березу‑ту покляпую,
Мимо славный ехал Леванидов крест».
Говорил ему Владимир таковы слова:
«Ай же мужичищо‑деревенщина!
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!
Как у славного у города Чернигова
Нагнано тут силы много‑множество,
То пехотою никто да не прохаживал,
И на добром коне никто да не проезживал,
Туды серый зверь да не прорыскивал,
Птица черный ворон не пролетывал;
А у той ли‑то у грязи‑то у черноей
Да у славноей у речки у Смородины,
А и у той ли у березы у покляпые,
У того креста у Леванидова
Соловей сидит разбойник Одихмантьев сын;
То как свищет Соловей да по‑соловьему,
Как кричит злодей‑разбойник по‑звериному,
То все травушки‑муравы уплетаются,
А лазуревы цветки прочь отсыпаются,
Темны лесушки к земли вси приклоняются,
А что есть людей, то вси мертво лежат».
Говорил ему Илья да таковы слова:
«Ты, Владимир‑князь да стольнокиевский!
Соловей‑разбойник на твоем дворе,
Ему выбито ведь право око со косицею,
И он к стремени булатному прикованный».
То Владимир князь‑от стольнокиевский,
Он скорешенько ставал да на резвы ножки,
Кунью шубоньку накинул на одно плечко,
То он шапочку соболью на одно ушко,
Он выходит‑то на свой‑то на широкий двор
Посмотреть на Соловья‑разбойника.
Говорил‑то ведь Владимир‑князь да таковы слова:
«Засвищи‑тко, Соловей, ты по‑соловьему,
Закричи‑тко, собака, по‑звериному».
Говорил‑то Соловей ему разбойник
Одихмантьев сын: «Не у вас‑то я сегодня, князь, обедаю,
А не вас‑то я хочу да и послушати,
Я обедал‑то у старого казака Ильи Муромца,
Да его хочу‑то я послушати».
Говорил‑то как Владимир‑князь
да стольнокиевский: «Ай же старыя казак ты, Илья Муромец!
Прикажи‑тко засвистать ты Соловью да и по‑соловьему,
Прикажи‑тко закричать да по‑звериному».
Говорил Илья да таковы слова:
«Ай же Соловей‑разбойник Одихмантьев сын!
Засвищи‑тко ты в пол‑свисту соловьего,
Закричи‑тко ты во пол‑крику звериного».
Говорил‑то ему Соловей‑разбойник Одихмантьев сын:
«Ай же старыя казак ты, Илья Муромец,
Мои раночки кровавы запечатались,
Да не ходят‑то мои уста сахарные:
Не могу засвистать да и по‑соловьему,
Закричать‑то не могу я по‑звериному,
А и вели‑тко князю ты Владимиру
Налить чару мни да зелена вина,
Я повыпью‑то как чару зелена вина,
Мои раночки кровавы поразойдутся,
Да уста мои сахарни порасходятся,
Да тогда я засвищу да по‑соловьему,
Да тогда я закричу да по‑звериному».
Говорил Илья тот князю он Владимиру:
«Ты, Владимир‑князь да стольнокиевский!
Ты поди в свою столовую во горенку,
Наливай‑ко чару зелена вина,
Ты не малую стопу да полтора ведра,
Подноси‑ко к Соловью к разбойнику».
То Владимир‑князь да стольнокиевский,
Он скоренько шел в столову свою горенку,
Наливал он чару зелена вина,
Да не малу он стопу да полтора ведра,
Разводил медами он стоялыми,
Приносил‑то он ко Соловью‑разбойнику.
Соловей‑разбойник Одихмантьев сын,
Принял чарочку от князя он одной ручкой,
Выпил чарочку‑то Соловей одным духом.
Засвистал как Соловей тут по‑соловьему,
Закричал разбойник по‑звериному,
Маковки на теремах покривились,
А околенки во теремах рассыпались
От его от посвисту соловьего,
А что есть‑то лкэдюшек, так все мертвы лежат;
А Владимир‑князь‑от стольнокиевский,
Куньей шубонькой он укрывается.
А и тут старый‑от казак да Илья Муромец,
Он скорешенько садился на добра коня,
А и он вез‑то Соловья да во чисто поле,
И он срубил ему да буйну голову.
Говорил Илья да таковы слова:
«Тебе полно‑тко свистать да по‑соловьему,
Тебе полно‑тко кричать да по‑звериному,
Тебе полно‑тко слезить да отцей‑матерей,
Тебе полно‑тко вдовить да жен молодыих,
Тебе полно‑тко спущать‑то сиротать да малых детушек»,
А тут, Соловью, ему и славу поют,
А и славу поют ему век по веку.

Источник: Онежские былины, записанные А. Ф. Гильфердингом летом 1871 года. Изд. 4‑е. В 3‑х тт. М. – Л.,1950, т. 2. №74.

ЧИТАТЬ ПЕРЕЛОЖЕНИЕ БЫЛИНЫ «ИЛЬЯ МУРОМЕЦ И СОЛОВЕЙ-РАЗБОЙНИК»

  • Сказка иван царевич и серый волк читать автор
  • Сказка изумрудный город смотреть бесплатно
  • Сказка из пословиц о труде
  • Сказка золушка с иллюстрациями
  • Сказка и так сойдет как называется