Сказка череп терем читать кривополенова

Читаем с интересом — Сказка Орел-меценат читать онлайн полностью, Салтыков-Щедрин

Поэты много об орлах в стихах пишут, и всегда с похвалой. И статьи у орла красоты неописанной, и взгляд быстрый, и полет величественный. Он не летает, как прочие птицы, а парит, либо ширяет; сверх того: глядит на солнце и спорит с громами. А иные даже наделяют его сердце великодушием. Так что ежели, например, хотят воспеть в стихах городового, то непременно сравнивают его с орлом. «Подобно орлу, говорят, городовой бляха N такой-то высмотрел, выхватил и, выслушав, — простил».

Я сам очень долго этим панегирикам верил. Думал: «Ведь, в самом деле, красиво! Выхватил… простил! Простил?!» — вот что в особенности пленяло. «Кого простил? — мышь!! Что такое мышь?!» И я бежал впопыхах к кому-нибудь из друзей-поэтов и сообщал о новом акте великодушия орла. А друг-поэт становился в позу, с минуту сопел, и затем его начинало тошнить стихами:

Но однажды меня осенила мысль. «С чего же, однако, орел «простил» мышь? Бежала она по своему делу через дорогу, а он увидел, налетел, скомкал и… простил! Почему он «простил» мышь, а не мышь «простила» его?»

Дальше — больше. Стал я прислушиваться и приглядываться. Вижу: что-то тут неблагополучно. Во-первых, совсем не затем орел мышей ловит, чтоб их прощать. Во-вторых, ежели и допустить, что орел «простил» мышь, то, право, было бы гораздо лучше, если б он совсем ей не интересовался. И, в-третьих, наконец, будь он хоть орел, хоть архиорел, все-таки он — птица. До такой степени птица, что сравнение с ним и для городового может быть лестно только по недоразумению.

И теперь я думаю об орлах так: «Орлы суть орлы, только и всего. Они хищны, плотоядны, но имеют в свое оправдание, что сама природа устроила их исключительно антивегетарианцами. И так как они, в то же время, сильны, дальнозорки, быстры и беспощадны, то весьма естественно, что, при появлении их, все пернатое царство спешит притаиться. И это происходит от страха, а не от восхищения, как уверяют поэты. А живут орлы всегда в отчуждении, в неприступных местах, хлебосольством не занимаются, но разбойничают, а в свободное от разбоя время дремлют».

Выискался, однако ж, орел, которому опостылело жить в отчуждении. Вот и говорит он однажды своей орлице:

— Скучно сам-друг с глазу на глаз жить. Смотришь целый день на солнце — инда одуреешь.

И начал он задумываться. Что больше думает, то чаще и чаще ему мерещится: хорошо бы так пожить, как в старину помещики живали. Набрал бы он дворню и зажил бы припеваючи. Вороны бы сплетни ему переносили, попугаи — кувыркались бы, сорока бы кашу варила, скворцы — величальные песни бы пели, совы, сычи да филины по ночам дозором летали бы, а ястребы, коршуны да соколы пищу бы ему добывали. А он бы оставил при себе одну кровожадность. Думал-думал, да и решился. Кликнул однажды ястреба, коршуна да сокола и говорит им:

— Соберите мне дворню, как в старину у помещиков бывало; она меня утешать будет, а я ее в страхе держать стану. Вот и все.

Выслушали хищники этот приказ и полетели во все стороны. Закипело у них дело не на шутку. Прежде всего нагнали целую уйму ворон. Нагнали, записали в ревизские сказки и выдали окладные листы. Ворона — птица плодущая и на все согласная. Главным же образом, тем она хороша, что сословие «мужиков» представлять мастерица. А известно, что ежели готовы «мужички», то дело остается только за деталями, которые уж ничего не стоит скомпоновать. И скомпоновали. Из коростелей и гагар духовой оркестр собрали, попугаев скоморохами нарядили, сороке-белобоке, благо воровка она, ключи от казны препоручили, сычей да филинов заставили по ночам дозором летать. Словом сказать, такую обстановку устроили, что хоть какому угодно дворянину не стыдно. Даже кукушку не забыли, в гадалки при орлице определили, а для кукушкиных сирот воспитательный дом выстроили.

Но не успели порядком дворовые штаты в действие ввести, как уже убедились, что есть в них какой-то пропуск. Думали-думали, что бы такое было, и наконец догадались: во всех дворнях полагаются науки и искусства, а у орла нет ни тех, ни других.

Три птицы, в особенности, считали этот пропуск для себя обидным: снегирь, дятел и соловей.

Снегирь был малый шустрый и с отроческих лет насвистанный. Воспитывался он первоначально в школе кантонистов [в школы при военном ведомстве брали солдатских детей, навсегда зачисляя их в это ведомство], потом служил в полку писарем и, научившись ставить знаки препинания, начал издавать, без предварительной цензуры, газету «Вестник лесов».

Только никак приноровиться не мог. То чего-нибудь коснется — ан касаться нельзя; то чего-нибудь не коснется — ан касаться не только можно, но и должно. А его за это в головку тук да тук. Вот он и замыслил: «Пойду в дворню к орлу! Пускай он повелит безнаказанно славу его каждое утро возвещать!»

Дятел был скромный ученый и вел строго уединенную жизнь. Ни с кем никогда не виделся (многие даже думали, что он запоем, как и все серьезные ученые, пьет), но целые дни сидел на сосновом суку и все долбил. И надолбил он целую охапку исторических исследований: «Родословная лешего», «Была ли замужем Баба-Яга», «Каким полом надлежит ведьм в ревизские сказки заносить?» и проч. Но сколько ни долбил, издателя для своих книжиц найти не мог. Поэтому и он надумал: «Пойду к орлу в дворовые историографы! авось-либо он вороньим иждивением исследования мои отпечатает!»

Что касается до соловья, то он на жизненные невзгоды пожаловаться не мог. Пел он искони так сладко, что не только сосны стоеросовые, но и московские гостинодворцы, слушая его, умилялись. Весь мир его любил, весь мир, притаив дыхание, заслушивался, как он, забравшись в древесную чащу, сладкими песнями захлебывался. Но он был сладострастен и славолюбив выше всякой меры. Мало было ему вольной песней по лесу греметь, мало огорченные сердца гармонией звуков напоять… Думалось: орел ему на шею ожерелье из муравьиных яиц повесит, всю грудь живыми тараканами изукрасит, а орлица будет тайные свидания при луне назначать…

Словом сказать, пристали все три птицы к соколу: «Доложи да доложи!»

Выслушал орел соколиный доклад о необходимости водворения наук и искусств и не сразу понял. Сидит себе да цыркает, да когтями играет, а глаза у него, словно точеные камешки, глянцем на солнце отливают. Никогда он ни одной газеты не видывал; ни Бабой-Ягой, ни ведьмами не интересовался, а об соловье только одно слыхал: что эта птица — малая, не стоит из-за ее клюв марать.

— Ты, поди, не знаешь, что и Бонапарт-то умер? — спросил сокол.

— Какой такой Бонапарт?

— То-то вот. А знать об этом не худо. Ужо гости приедут, разговаривать будут. Скажут: «При Бонапарте это было», — а ты будешь глазами хлопать. Не хорошо.

Призвали на совет сову, — и та подтвердила, что надо науки и искусства в дворнях заводить, потому что при них и орлам занятнее живется, да и со стороны посмотреть не зазорно. Ученье — свет, а неученье — тьма. Спать-то да жрать всякий умеет, а вот поди разреши задачу: «Летело стадо гусей» — ан дома не скажешься. Умные-то помещики, бывало, за битого двух небитых давали, — значит, пользу в том видели. Вон чижик: только и науки у него, что ведерко с водой таскать умеет, а какие деньги за этакого-то платят!

— Я в темноте видеть могу, так меня за это мудрой прозвали, а ты и на солнце по целым часам не смигнувши глядишь, а про тебя говорят: «Ловок орел, а простофиля».

— Что ж, я не прочь от наук! — цыркнул орел.

Сказано — сделано. На другой же день у орла в дворне начался «золотой век». Скворцы разучивали гимн «Науки юношей питают» [из «Оды на день восшествия на престол Елисаветы Петровны» (1747) М.В.Ломоносова], коростели и гагары на трубах сыгрывались, попугаи — новые кунштюки выдумывали.

С ворон определили новый налог, под названием «просветительного»; для молодых соколят и ястребят устроили кадетские корпуса; для сов, филинов и сычей — академию де сиянс, да кстати уж и воронятам купили по экземпляру Азбуки-копейки. И, в заключение, самого старого скворца определили стихотворцем, под именем Василия Кирилыча Тредьяковского, и отдали ему приказ, чтоб на завтра же был готов к состязанию с соловьем.

И вот вожделенный день наступил. Поставили пред лицо орла новобранцев и велели им хвастаться.

Самый большой успех достался на долю снегиря. Вместо приветствия он прочитал фельетон, да такой легкий, что даже орлу показалось, что он понимает. Говорил снегирь, что надо жить припеваючи, а орел подтвердил: «Имянно!» Говорил, что была бы у него розничная продажа хорошая, а до прочего ни до чего ему дела нет, а орел подтвердил: «Имянно!» Говорил, что холопское житье лучше барского, что у барина заботушки много, а холопу за барином горюшка нет, а орел подтвердил: «Имянно!» Говорил, что когда у него совесть была, то он без штанов ходил, а теперь, как совести ни капельки не осталось, он разом по две пары штанов надевает, — а орел подтвердил: «Имянно!»

Наконец снегирь надоел.

— Следующий! — цыркнул орел.

Дятел начал с того, что генеалогию орла от солнца повел, а орел с своей стороны подтвердил: «И я в этом роде от папеньки слышал». «Было у солнца, — говорил дятел, — трое детей: дочь Акула да два сына: Лев да Орел. Акула была распутная — ее за это отец в морские пучины заточил; сын Лев от отца отшатнулся — его отец владыкою над пустыней сделал; а Орелко был сын почтительный, отец его поближе к себе пристроил — воздушные пространства ему во владенье отвел».

Но не успел дятел даже введение к своему исследованию продолбить, как уже орел в нетерпеньи кричал:

— Следующий! следующий!

Тогда запел соловей и сразу же осрамился. Пел он про радость холопа, узнавшего, что бог послал ему помещика; пел про великодушие орлов, которые холопам на водку не жалеючи дают… Однако как он ни выбивался из сил, чтобы в холопскую ногу попасть, но с «искусством», которое в нем жило, никак совладать не мог. Сам-то он сверху донизу холоп был (даже подержанным белым галстуком где-то раздобылся и головушку барашком завил), да «искусство» в холопских рамках усидеть не могло, беспрестанно на волю выпирало. Сколько он ни пел — не понимает орел, да и шабаш!

— Что этот дуралей бормочет! — крикнул он, наконец, — позвать Тредьяковского!

А Василий Кирилыч тут как тут. Те же холопские сюжеты взял, да так их явственно изложил, что орел только и дело, что повторял: «Имянно! имянно! имянно!» И в заключение надел на Тредьяковского ожерелье из муравьиных яиц, а на соловья сверкнул очами, воскликнув: «Убрать негодяя!»

На этом честолюбивые попытки соловья и покончились. Живо запрятали его в куролеску и продали в Зарядье, в трактир «Расставанье друзей», где и о ею пору он напояет сладкой отравой сердца захмелевших «метеоров».

Тем не менее дело просвещения все-таки не было покинуто. Ястребята и соколята продолжали ходить в гимназии; академия де сиянс принялась издавать словарь и одолела половину буквы А; дятел дописывал 10-й том «Истории леших». Но снегирь притаился. С первого же дня он почуял, что всей этой просветительной сутолоке последует скорый и немилостивый конец, и, по-видимому, предчувствия его имели довольно верное основание.

Дело в том, что сокол и сова, принявшие на себя руководительство в просветительном деле, допустили большую ошибку: они задумали обучить грамоте самого орла. Учили его по звуковому методу, легко и занятно, но, как ни бились, он и через год, вместо «Орел», подписывался «Арер», так что ни один солидный заимодавец векселей с такою подписью не принимал. Но еще большая ошибка заключалась в том, что, подобно всем вообще педагогам, ни сова, ни сокол не давали орлу ни отдыха, ни срока. Каждоминутно следовала сова по его пятам, выкрикивая: «Бб… зз… хх…», а сокол тоже ежеминутно внушал, что без первых четырех правил арифметики награбленную добычу разделить нельзя.

— Украл ты десять гусенков, двух письмоводителю квартального подарил, одного сам съел — сколько в запасе осталось? — с укоризною спрашивал сокол.

Орел не мог разрешить и молчал, но зло против сокола накоплялось в его сердце с каждым днем больше и больше.

Произошла натянутость отношений, которою поспешила воспользоваться интрига. Во главе заговора явился коршун и увлек за собой кукушку. Последняя стала нашептывать орлице: «Изведут они кормильца нашего, заучат!», а орлица начала орла дразнить: «Ученый! ученый!», затем общими силами возбудили «дурные страсти» в ястребе.

И вот однажды на зорьке, едва орел глаза продрал, сова, по обыкновению, подкралась сзади и зажужжала ему в уши: «Вв… зз… рррр…»

— Уйди, постылая! — кротко огрызнулся орел.

— Извольте, ваше степенство, повторить: бб… кк… мм…

— Второй раз говорю: уйди!

— Пп… хх… шш…

В один миг повернулся орел к сове и разорвал ее надвое.

А через час, ничего не ведая, воротился с утренней охоты сокол.

— Вот тебе задача, — сказал он, — награблено нынче за ночь два пуда дичины; ежели на две равные части эту добычу разделить, одну — тебе, другую — всем прочим челядинцам, — сколько на твою долю достанется?

— Все, — отвечал орел.

— Ты говори дело, — возразил сокол. — Ежели бы «все», я бы и спрашивать тебя не стал!

Не впервые такие задачи сокол задавал; но на этот раз тон, принятый им, показался орлу невыносимым. Вся кровь в нем вскипела при мысли, что он говорит «все», а холоп осмеливается возражать: «Не все». А известно, что когда у орлов кровь закипает, то они педагогические приемы от крамолы отличать не умеют. Так он и поступил.

Но, покончивши с соколом, орел, однако, оговорился:

— А де сиянс академии оставаться по-прежнему!

Опять пропели скворцы: «Науки юношей питают», но для всех уже было ясно, что «золотой век» находится на исходе. В перспективе надвигался мрак невежества, с своими обязательными спутниками: междоусобием и всяческою смутою.

Смута началась с того, что на место умершего сокола явилось два претендента: ястреб и коршун. И так как внимание обоих соперников было устремлено исключительно в сторону личных счетов, то дела дворни отошли на второй план и начали мало-помалу приходить в запущение.

Через месяц от недавнего золотого века не осталось и следов. Скворцы заленились, коростели стали фальшивить, сорока-белобока воровала без просыпу, а на воронах накопилась такая пропасть недоимок, что пришлось прибегнуть к экзекуции. Дошло до того, что даже пищу орлу с орлицей начали подавать порченую.

Чтобы оправдать себя в этой неурядице, ястреб и коршун временно подали друг другу руку и свалили все невзгоды на просвещение.

Науки-де, бесспорно, полезны, но лишь тогда, когда они благовременны. Жили-де наши дедушки без наук, и мы без них проживем…

И в доказательство, что весь вред от наук идет, начали открывать заговоры, и непременно такие, чтобы хоть часослов да замешан в них был. Начались розыски, следствия, судбища…

— Шабаш! — вдруг раздалось в вышине.

Это крикнул орел. Просвещение прекратило течение свое.

Во всей дворне воцарилась такая тишина, что слышно было, как ползут по земле клеветнические шепоты.

Первою жертвою нового веяния пал дятел. Бедная эта птица, ей-богу, не виновата была. Но она знала грамоте, и этого было вполне достаточно для обвинения.

— Знаки препинания ставить умеешь?

— Не только обыкновенные знаки препинания, но и чрезвычайные, как-то: кавычки, тире, скобки — всегда, по сущей совести, становлю.

— А женский пол от мужеского отличить можешь?

— Могу. Даже в ночное время не ошибусь.

Только и всего. Нарядили дятла в кандалы и заточили в дупло навечно. А на другой день он в том дупле, заеденный муравьями, помре.

Едва кончилась история с дятлом, как последовал погром в академии де сиянс.

Однако ж сычи и филины защищались твердо: жалко им было с теплыми казенными квартирами расставаться. Говорили, что не того ради сиянсами занимаются, дабы их распространять, а для того, чтобы от лихого глаза их оберегать. Но коршун сразу увертки их опровергнул, спросив: «Да сиянсы-то зачем?» И они на этот вопрос не ответили (не ждали). Тогда их поштучно распродали огородникам, а последние, набив из них чучелов, поставили огороды сторожить.

В это же самое время отобрали у воронят Азбуку-копейку, истолкли оную в ступе и из полученной массы наделали игральных карт.

Дальше — больше. За совами и филинами последовали скворцы, коростели, попугаи, чижи… Даже глухого тетерева заподозрили в «образе мыслей» на том основании, что он днем молчит, а ночью спит…

Дворня опустела. Остались орел с орлицею, и при них ястреб да коршун. А вдали — масса воронья, которое бессовестно плодилось. И чем больше плодилось, тем больше накоплялось на нем недоимок.

Тогда коршун с ястребом, не зная, кого изводить (воронье в счет не полагалось), стали изводить друг друга. И все на почве наук. Ястреб донес, что коршун, по секрету, читает часослов, а коршун съябедничал, что у ястреба в дупле «Новейший песенник» спрятан.

Орел смутился.

Но тут уж сама История ускорила свое течение, чтоб положить конец этой сумятице. Произошло нечто необыкновенное. Увидев, что они остались без призора, вороны вдруг спохватились: «А что бишь на этот счет в Азбуке-копейке сказано?» И не успели порядком припомнить, как тут же инстинктивно снялись всем стадом с места и полетели.

Погнался за ними орел, да не тут-то было: сладкое помещичье житье до того его изнежило, что он едва крыльями мог шевелить.

Тогда он повернулся к орлице и возгласил:

— Сие да послужит орлам уроком!

Но что означало в данном случае слово «урок»: то ли, что просвещение для орлов вредно, или то, что орлы для просвещения вредны, или, наконец, и то и другое вместе — об этом он умолчал.

Теги: про животных

Did you find apk for android? You can find new Free Android Games and apps.

• Главная
  
• Общество
  

Фото: Полищук Максим / УНИАН

В «Национальную неделю чтения» Руслан Стефанчук призвал депутатов читать. Не только социальные сети, мессенджеры и заголовки в СМИ, но и старые добрые книги. Для этого политик составил для коллег «домашнее задание» из пяти книг. В список литературы вошли: Григорий Сковорода «Лучшее», Норман Дейвис «Европа. История», Михаил Зыгарь «Империя должна умереть», Борис Джонсон «Фактор Черчилля. Как один человек изменил историю» и адмирал Уильям Г. Макрейвен «Застилайте кровать. Пустяки, которые могут изменить вашу жизнь, а возможно, и мир».

Помогут ли эти книги нашим депутатам и что бы им еще почитать для развития, «КП в Украине» обсудила с украинскими писателями.

Михаил Сидоржевский: «Эх, если бы наши советы кто-то услышал!»

Услышав наш вопрос, председатель Национального союза писателей Украины Михаил Сидоржевский рассмеялся:

— Если депутаты что-то читают, кроме чековых книжек, то тогда из украинской литературы каждому из них нужно вручить по Жадану и по Андруховичу. Почему этих авторов? Потому что об остальных народные избранники вряд ли слышали. Жадан и Андрухович у всех на слуху, о них говорят.

А еще Леся Подервянского пусть читают. Там депутаты найдут мно-о-ого интересного! В том числе про самих себя.

Из мировой и русской литературы советую познакомиться с «Мертвыми душами» Гоголя, «Идиотом» Достоевского и его «Преступлением и наказанием».

И, конечно же, нужно читать сказки! Про барона Мюнхгаузена, капитана Врунгеля, про Петрушку и Буратино. Да, это детская литература, но в сказах есть глубокий смысл! Не только мифологический и семантический, но и политический. Это можно заметить, если читать внимательно. Я, например, недавно перечитывал «Приключения барона Мюнхгаузена». Это же просто шедеврально! Сюжеты многих сказок красиво накладываются на современность.

Эх, если бы эти советы кто-то услышал! Это, конечно, шуточные рекомендации, но только наполовину. Увы, вряд ли их прочитают те, кому они адресованы.

Современную литературу тоже нужно знать, но много из нее не возьмешь. 90-95% из того, что написано сегодня, со временем отсеется. А вот классика всегда актуальна — украинская и зарубежная. Это лучшее, что остается в мировой литературе, а учиться нужно на лучших примерах.

Василий Герасимьюк: «К возможностям депутатов отношусь пессимистично»

— Этим депутатам уже ничего не поможет! Это уже абсолютно понятно! – с ходу отрезал поэт, лауреат Национальной премии имени Тараса Шевченко и по совместительству бывший муж экс-депутата Ольги Герасимьюк Василий Герасимьюк. Но потом немного смягчился:

— Ну, есть там пару нормальных людей. Пусть они читают классику — украинскую и зарубежную.

И продолжил:

— У нас много отличных переводчиков. Хорошо писали французы, итальянцы, немцы. Поэзию полезно читать, шестидесятников нужно знать. В домашней библиотеке должны быть не только россияне, но также поляки и чехи. Например, в Чехии есть один нобелевский лауреат Ярослав Сейферт, пусть депутаты поинтересуются, кто это. Кстати, там были писатели-депутаты. У нас они тоже встречались… Только какая от них польза? Это большой вопрос.

Пусть депутаты читают поэзию! Это не поможет им в размышлениях о фискальных делах и не решит вопрос, как построить бизнес, зато позволит приобрести какие-то представления о человеческой душе.

А вообще я пессимистично отношусь к возможностям депутатов. Так и напишите! Я ответил искренне! Мне 65 лет, и я имею право на свое мнение.

Владимир Даниленко: «Роман-антиутопия поможет избежать ошибок»

Прозаик, критик и литературовед Владимир Даниленко подошел к делу ответственно и порекомендовал депутатам самые интересные, на его взгляд, произведения, изданные в этом году:

— Хочу порекомендовать 3 книги. В первую очередь — первый том Карла Густава Маннергейма «Воспоминания», изданный «Астролябієй». Книга повествует о событиях 1939 года. При этом она актуальна и сейчас.

Когда СССР бросил свою технику и авиацию на Финляндию, финны сумели отбить атаку. Они показали, что, несмотря на маленькую армию, можно достойно ответить врагу. Думаю, книга подойдет всем украинцам. Депутатский корпус должен прочесть ее в первую очередь. Воспоминания Маннергейма полезны не только людям, которые интересуются вопросами обороны, но и политикам. Если бы в 1918 году в Украине был свой Маннергейм, думаю, наша история пошла бы по другому пути.

Следующая книга — политический триллер-антиутопия «Час тирана. Прозріння 2084 року». Ее написал экс-посол Украины в США Юрий Николаевич Щербак. Мы оба выходили с ним на Шевченковскую премию. Он долгое время не писал, и у него мог атрофироваться стиль, однако я был приятно удивлен заключительной частью трилогии «Час». События антиутопии разворачиваются в будущем. В Украине-Руси на должность главного менеджера выбирают диктатора генерала Гайдука. В книге показано, что из этого получилось. Очень интересный взгляд на возможное будущее Украины. 

Третья книга, которую нужно прочитать депутатам — «Виктор Петров. Листи до Софії Зерової». Сам Петров — очень интересная личность: он был прозаиком, археологом, историком и… шпионом.

Советская власть забросила его в Мюнхен, и он исполнял все то, что поручала ему Москва. Одновременно Петров писал прозу, научные труды, был членом украинской диаспоры. Через время выяснилось, что Петров работал на советскую разведку.

София Зерова была женой его друга, в которую он был влюблен долгие годы. Петров и Зерова оформили брак только через 35 лет после знакомства. Письма Петрова — эпистолярное наследие очень закрытого человека. Кстати, его похоронили на Лукьяновском кладбище напротив нашей телевышки. Там хоронят только сотрудников спецслужб и военных.

Андрей Курков: «Им бы говорить научиться»

Писатель, преподаватель и сценарист Андрей Курков считает, что депутатам нужно уметь выражать свои мысли грамотно. И поясняет:

— Без чтения никак не получится нормально говорить. Человек начинает дружить со словом только тогда, когда начинает внимательно читать. Большинство депутатов не умеют говорить публично на актуальные темы. Поэтому им будет полезно побольше читать всевозможных эссе и произведений украинских писателей.

Эссе — письменные размышления от первого лица. На примере этого жанра можно понять, как правильно выражать свои мысли. Довольно важное умение, особенно для человека, который решил стать политиком.

Из книг я бы посоветовал следующие: «Історії для домашнього вжитку» украинского историка и писателя Андрея Портнова, «Чарунки долі» Вахтанга Кебуладзе, «Плинні ідеології. Ідеї та політика в Європі XIX-XX століть» Владимира Ермоленко, «Cполахи» Константина Москальца, а также все книги Николая Рябчука.

Помимо списка литературы, писатель порекомендовал депутатам интересоваться историей Украины, а на ночь читать сказки, «чтобы не попадать в глупые ситуации, которые в этих сказках описываются».

Сергей Пантюк: «Нельзя превращать страну в абсурд»

Писатель, журналист, издатель, редактор, преподаватель и радиоведущий Сергей Пантюк:

— С удовольствием хочу порекомендовать депутатам новый роман писателя-ветерана Виталия Запеки «Абсурд». Эту книжку должны прочесть все украинцы, а депутаты — в первую очередь. Месседж произведения очень прост — нельзя превращать страну в абсурд!

Вторая книга говорит о том, что история идет по спирали, и тот, кто внимательно читает исторические романы, не будет повторять ошибок героев в современной жизни, ведь это уже было, и было не раз. Такие себе круглые грабли.

А еще я бы порекомендовал депутатам историческую прозу: она воспроизводит современность. Из последнего интересны две книги трилогии Василия Краса из Донецкой области — «Татарський бранець» и «Руїна». Эти два романа очень хорошо освещают нашу историю, именно в те не очень добрые моменты, которые проецируются на современность.

Как поэт я не могу не порекомендовать поэзию: она облагораживает! У нас очень много хорошей поэзии. Например, произведения Ивана Андрусяка. Очень полезное чтение для наших депутатов.

А ЧТО ЕЩЕ

Поэт, публицист, драматург, переводчик, общественный деятель Михаил Каменюк рекомендует депутатам почитать лауреата Нобелевской премии Жозе Сарамаго «Слепота» и «Прозрение»:

— В этих двух романах поднимаются вечные темы.

Кроме того, будет полезна книга «Россия без маски», два романа Владимира Войновича в украинском переводе — «Монументальная пропаганда» и «Малиновый пеликан».

А еще пусть почитают мои стихи: «Пісні ніжного волоцюги». Пожалуй, этих книг хватит на месяц.

Эпидемиологическая ситуация в Саратове остается напряженной. Учреждения культуры по-прежнему работают в условиях строгих ограничений.

ИА «Регион 64» подготовило афишу мероприятий на первую часть новогодних каникул (31 декабря — 4 января), которые жители старше 18 лет могут посетить при наличии QR-кода, свидетельствующего о вакцинации или перенесенной коронавирусной инфекции.

Тем, кому прививка от COVID-19 противопоказана, необходимо иметь справку о наличии медотвода, выданную врачебной комиссией лечебной организации, где наблюдается пациент.

2 января в 11:00 и 15:00 — Саратовский областной музей краеведения — тематическая экскурсия для детей «Здравствуй, зима!».

2, 3 и 4 января в 11:00 — музей-усадьба Чернышевского — экскурсия «Рождественская история».

2 января в 11:00 и 14:00 — Саратовский областной музей краеведения — квест по выставке «Наши на киноэкранах».

2, 3 и 4 января в 12:00 — музей-усадьба Чернышевского — интерактивное занятие «Мастерская сказочных героев».

2 января в 12:00 — Саратовский областной музей краеведения — мастер-класс «Рождественский ангел» для детей от 8 до 12 лет. Участники изготовят праздничную игрушку в технике макраме.

2 января в 13:00 и 16:00, 4 января в 11:00 и 16:00 — Саратовский областной музей краеведения — квест для детей «Сундучок со сказками».

2 января в 14:00 — Саратовский областной музей краеведения — мастер-класс «Новогодняя мультоткрытка».

3 января в 11:00 — сбор участников на площади Чернышевского — пешеходная экскурсия «Старые особняки вокруг Липок». Запись по телефону +7 (964) 879-96-60.

3 января в 13:00 — сбор участников на пересечении улиц Советская и Радищева — пешеходная экскурсия «Забытые уголки старого Саратова». Запись по телефону +7 (964) 879-96-60.

3 января в 15:30 — сбор участников на пересечении улицы Советская и Мирного переулка — пешеходная экскурсия «Вдоль по Константиновской». Запись по телефону +7 (964) 879-96-60.

3 января в 16:00 — сбор участников на площади Чернышевского — пешеходная экскурсия «Новогодний Саратов».

4 января в 11:00 — Исторический парк «Россия — Моя история» — квест «Колесо истории».

4 января в 12:00 — музей-усадьба Чернышевского — интерактивное занятие «Святочный вечер в доме писателя».

4 января в 13:00 — Исторический парк «Россия — моя история» — квест «Тяжела ты, шапка Мономаха», или «На воре и шапка горит!».

4 января в 13:00 и 15:00 — Исторический парк «Россия — моя история» — интерактивное занятие «Что для археолога клад?».

4 января в 14:00 — Саратовский областной музей краеведения — квест для детей «Новогодние приключения в музее краеведения».

4 января в 14:00 и 16:00 — Исторический парк «Россия — моя история» — мастер-класс «Пряничная мастерская: история появления пряничного дела на Руси».

Концерты.

31 декабря в 18:00 — филармония имени Шнитке — концерт «За шесть часов до Нового года». Стоимость билета от 600 рублей.

31 декабря в 18:00 — консерватория имени Собинова — концерт «Новогодний фейерверк». Стоимость билета от 1200 рублей.

31 декабря в 18:00 — театр оперы и балета (новая сцена) — новогодний концерт. Стоимость билета от 250 рублей.

4 января в 17:00 — консерватория имени Собинова — концерт «Рождественские встречи». Стоимость билета от 500 рублей.

Спектакли и представления.

31 декабря в 13:00, 2 января в 13:30 и 17:00, 3 и 4 января в 10:00, 13:30 и 17:00 — Саратовский государственный цирк имени братьев Никитиных — новогодняя сказка «Счастливый билет».

2 и 3 января в 10:00, 13:30 — консерватория имени Собинова — новогодний спектакль для детей «Лимерики». Стоимость билета от 350 рублей.

3 января в 16:00, 4 января в 11:00 и 14:00 — филармония имени Шнитке — новогоднее представление «Ай мороз — Ой, мороз!». Стоимость билета 350 рублей.

Театр драмы имени Слонова:
— спектакль-концерт «Мы встречаем Новый год» (31 декабря в 17:00, большая сцена);
— «Последний волшебник» (2 и 3 января в 14:00);
— «Сошедший с поезда» (3 января в 18:30, малая сцена);
— «Город ангелов» (4 января в 18:30, малая сцена).

Театр оперы и балета (новая сцена):
— ритм-балет в 2-х действиях «Юнона» и «Авось» (2 января в 18:00);
— музыкальная сказка в 2-х действиях «Терем-Теремок» (3 января в 11:00);
— оперетта в 2-х действиях «Марица» (3 января в 18:00);
— балет в 2-х действиях «Белоснежка и семь гномов (4 января в 11:00 и 16:00).

ТЮЗ им. Киселева:
— «За зимою снова лето» (2 января в 11:00 и 14:00, историческая сцена);
— «Наша Золушка» (2 января в 11:00, большая сцена);
— «Метод Грёнхольма» (2 и 3 января в 18:00, малая сцена);
— «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» (3 января в 11:00, большая сцена);
— «Эмиль из Лённеберги» (3 января в 16:00, 4 января в 11:00 и 16:00, историческая сцена);
— «Последний папа» (4 января в 11:00, большая сцена);
— «Горка» (4 января в 18:00, малая сцена).

Театр «Версия»:
— «Как Eжик Новый год встречал» (3 и 4 января в 11:00).

Театр магии и фокусов «Самокат»:
— иллюзионное представление «Волшебство под Рождество» (2 января в 11:00 и 13:30, 3 января в 13:00, 4 января в 11:00, 13:30, 16:00);
— иллюзионное представление «Фокус-шоу» (3 января в 16:00).

Театр кукол «Теремок»:
— «Новогодние приключения в сказочном лесу» (2, 3 и 4 января в 10:00, 12:30 и 15:00).

Саратовский областной театр оперетты:
— музыкальная сказка в 2-х действиях «Тайна стоптанных башмачков» (31 декабря в 11:00);
— новогодний концерт (31 декабря в 17:00).

Театр драмы, музыки и поэзии «Балаганчикъ»:
— музыкальная сказка «Маленький принц» (3 и 4 января в 11:00).

Читаем с интересом — Сказка Премудрый пескарь читать онлайн полностью, Салтыков-Щедрин

Жил-был пескарь. И отец и мать у него были умные; помаленьку да полегоньку аридовы веки в реке прожили и ни в уху, ни к щуке в хайло не попали. И сыну то же заказали. «Смотри, сынок, — говорил старый пескарь, умирая, — коли хочешь жизнью жуировать, так гляди в оба!»

А у молодого пескаря ума палата была. Начал он этим умом раскидывать и видит: куда ни обернется — везде ему мат. Кругом, в воде, все большие рыбы плавают, а он всех меньше; всякая рыба его заглотать может, а он никого заглотать не может. Да и не понимает: зачем глотать? Рак может его клешней пополам перерезать, водяная блоха — в хребет впиться и до смерти замучить. Даже свой брат пескарь — и тот, как увидит, что он комара изловил, целым стадом так и бросятся отнимать. Отнимут и начнут друг с дружкой драться, только комара задаром растреплют.

А человек? — что это за ехидное создание такое! каких каверз он ни выдумал, чтоб его, пескаря, напрасною смертью погублять! И невода, и сети, и верши, и норота, и, наконец… уду! Кажется, что может быть глупее уды? — Нитка, на нитке крючок, на крючке — червяк или муха надеты… Да и надеты-то как?.. в самом, можно сказать, неестественном положении! А между тем именно на уду всего больше пескарь и ловится!

Отец-старик не раз его насчет уды предостерегал. «Пуще всего берегись уды! — говорил он, — потому что хоть и глупейший это снаряд, да ведь с нами, пескарями, что глупее, то вернее. Бросят нам муху, словно нас же приголубить хотят; ты в нее вцепишься — ан в мухе-то смерть!»

Рассказывал также старик, как однажды он чуть-чуть в уху не угодил. Ловили их в ту пору целою артелью, во всю ширину реки невод растянули, да так версты с две по дну волоком и волокли. Страсть, сколько рыбы тогда попалось! И щуки, и окуни, и головли, и плотва, и гольцы, — даже лещей-лежебоков из тины со дна поднимали! А пескарям так и счет потеряли. И каких страхов он, старый пескарь, натерпелся, покуда его по реке волокли, — это ни в сказке сказать, ни пером описать. Чувствует, что его везут, а куда — не знает. Видит, что у него с одного боку — щука, с другого — окунь; думает: вот-вот, сейчас, или та, или другой его съедят, а они — не трогают… «В ту пору не до еды, брат, было!» У всех одно на уме: смерть пришла! а как и почему она пришла — никто не понимает. Наконец стали крылья у невода сводить, выволокли его на берег и начали рыбу из мотни в траву валить. Тут-то он и узнал, что такое уха. Трепещется на песке что-то красное; серые облака от него вверх бегут; а жарко таково, что он сразу разомлел. И без того без воды тошно, а тут еще поддают… Слышит — «костер», говорят. А на «костре» на этом черное что-то положено, и в нем вода, точно в озере, во время бури, ходуном ходит. Это — «котел», говорят. А под конец стали говорить: вали в «котел» рыбу — будет «уха»! И начали туда нашего брата валить. Шваркнет рыбак рыбину — та сначала окунется, потом, как полоумная, выскочит, потом опять окунется — и присмиреет. «Ухи», значит, отведала. Валили-валили сначала без разбора, а потом один старичок глянул на него и говорит: «Какой от него, от малыша, прок для ухи! пущай в реке порастет!» Взял его под жабры, да и пустил в вольную воду. А он, не будь глуп, во все лопатки — домой! Прибежал, а пескариха его из норы ни жива ни мертва выглядывает…

И что же! сколько ни толковал старик в ту пору, что такое уха и в чем она заключается, однако и поднесь в реке редко кто здравые понятия об ухе имеет!

Но он, пескарь-сын, отлично запомнил поучения пескаря-отца, да и на ус себе намотал. Был он пескарь просвещенный, умеренно-либеральный, и очень твердо понимал, что жизнь прожить — не то, что мутовку облизать. «Надо так прожить, чтоб никто не заметил, — сказал он себе, — а не то как раз пропадешь!» — и стал устраиваться. Первым делом нору для себя такую придумал, чтоб ему забраться в нее было можно, а никому другому — не влезть! Долбил он носом эту нору целый год, и сколько страху в это время принял, ночуя то в иле, то под водяным лопухом, то в осоке. Наконец, однако, выдолбил на славу. Чисто, аккуратно — именно только одному поместиться впору. Вторым делом, насчет житья своего решил так: ночью, когда люди, звери, птицы и рыбы спят — он будет моцион делать, а днем — станет в норе сидеть и дрожать. Но так как пить-есть все-таки нужно, а жалованья он не получает и прислуги не держит, то будет он выбегать из норы около полден, когда вся рыба уж сыта, и, бог даст, может быть, козявку-другую и промыслит. А ежели не промыслит, так и голодный в норе заляжет, и будет опять дрожать. Ибо лучше не есть, не пить, нежели с сытым желудком жизни лишиться.

Так он и поступал. Ночью моцион делал, в лунном свете купался, а днем забирался в нору и дрожал. Только в полдни выбежит кой-чего похватать — да что в полдень промыслишь! В это время и комар под лист от жары прячется, и букашка под кору хоронится. Поглотает воды — и шабаш!

Лежит он день-деньской в норе, ночей не досыпает, куска не доедает, и все-то думает: «Кажется, что я жив? ах, что-то завтра будет?»

Задремлет, грешным делом, а во сне ему снится, что у него выигрышный билет и он на него двести тысяч выиграл. Не помня себя от восторга, перевернется на другой бок — глядь, ан у него целых полрыла из норы высунулось… Что, если б в это время щуренок поблизости был! ведь он бы его из норы-то вытащил!

Однажды проснулся он и видит: прямо против его норы стоит рак. Стоит неподвижно, словно околдованный, вытаращив на него костяные глаза. Только усы по течению воды пошевеливаются. Вот когда он страху набрался! И целых полдня, покуда совсем не стемнело, этот рак его поджидал, а он тем временем все дрожал, все дрожал.

В другой раз, только что успел он перед зорькой в нору воротиться, только что сладко зевнул, в предвкушении сна, — глядит, откуда ни возьмись, у самой норы щука стоит и зубами хлопает. И тоже целый день его стерегла, словно видом его одним сыта была. А он и щуку надул: не вышел из коры, да и шабаш.

И не раз, и не два это с ним случалось, а почесть что каждый день. И каждый день он, дрожа, победы и одоления одерживал, каждый день восклицал: «Слава тебе, господи! жив!»

Но этого мало: он не женился и детей не имел, хотя у отца его была большая семья. Он рассуждал так: «Отцу шутя можно было прожить! В то время и щуки были добрее, и окуни на нас, мелюзгу, не зарились. А хотя однажды он и попал было в уху, так и тут нашелся старичок, который его вызволил! А нынче, как рыба-то в реках повывелась, и пескари в честь попали. Так уж тут не до семьи, а как бы только самому прожить!»

И прожил премудрый пескарь таким родом с лишком сто лет. Все дрожал, все дрожал. Ни друзей у него, ни родных; ни он к кому, ни к нему кто. В карты не играет, вина не пьет, табаку не курит, за красными девушками не гоняется — только дрожит да одну думу думает: «Слава богу! кажется, жив!»

Даже щуки, под конец, и те стали его хвалить: «Вот, кабы все так жили — то-то бы в реке тихо было!» Да только они это нарочно говорили; думали, что он на похвалу-то отрекомендуется — вот, мол, я! тут его и хлоп! Но он и на эту штуку не поддался, а еще раз своею мудростью козни врагов победил.

Сколько прошло годов после ста лет — неизвестно, только стал премудрый пескарь помирать. Лежит в норе и думает: «Слава богу, я своею смертью помираю, так же, как умерли мать и отец». И вспомнились ему тут щучьи слова: «Вот, кабы все так жили, как этот премудрый пескарь живет…» А ну-тка, в самом деле, что бы тогда было?

Стал он раскидывать умом, которого у него была палата, и вдруг ему словно кто шепнул: «Ведь этак, пожалуй, весь пескарий род давно перевелся бы!»

Потому что, для продолжения пескарьего рода, прежде всего нужна семья, а у него ее нет. Но этого мало: для того, чтоб пескарья семья укреплялась и процветала, чтоб члены ее были здоровы и бодры, нужно, чтоб они воспитывались в родной стихии, а не в норе, где он почти ослеп от вечных сумерек. Необходимо, чтоб пескари достаточное питание получали, чтоб не чуждались общественности, друг с другом хлеб-соль бы водили и друг от друга добродетелями и другими отличными качествами заимствовались. Ибо только такая жизнь может совершенствовать пескарью породу и не дозволит ей измельчать и выродиться в снетка.

Неправильно полагают те, кои думают, что лишь те пескари могут считаться достойными гражданами, кои, обезумев от страха, сидят в норах и дрожат. Нет, это не граждане, а по меньшей мере бесполезные пескари. Никому от них ни тепло, ни холодно, никому ни чести, ни бесчестия, ни славы, ни бесславия… живут, даром место занимают да корм едят.

Все это представилось до того отчетливо и ясно, что вдруг ему страстная охота пришла: «Вылезу-ка я из норы да гоголем по всей реке проплыву!» Но едва он подумал об этом, как опять испугался. И начал, дрожа, помирать. Жил — дрожал, и умирал — дрожал.

Вся жизнь мгновенно перед ним пронеслась. Какие были у него радости? кого он утешил? кому добрый совет подал? кому доброе слово сказал? кого приютил, обогрел, защитил? кто слышал об нем? кто об его существовании вспомнит?

И на все эти вопросы ему пришлось отвечать: «Никому, никто».

Он жил и дрожал — только и всего. Даже вот теперь: смерть у него на носу, а он все дрожит, сам не знает, из-за чего. В норе у него темно, тесно, повернуться негде, ни солнечный луч туда не заглянет, ни теплом не пахнет. И он лежит в этой сырой мгле, незрячий, изможденный, никому не нужный, лежит и ждет: когда же наконец голодная смерть окончательно освободит его от бесполезного существования?

Слышно ему, как мимо его норы шмыгают другие рыбы — может быть, как и он, пескари — и ни одна не поинтересуется им. Ни одной на мысль не придет: «Дай-ка, спрошу я у премудрого пескаря, каким он манером умудрился с лишком сто лет прожить, и ни щука его не заглотала, ни рак клешней не перешиб, ни рыболов на уду не поймал?» Плывут себе мимо, а может быть, и не знают, что вот в этой норе премудрый пескарь свой жизненный процесс завершает!

И что всего обиднее: не слыхать даже, чтоб кто-нибудь премудрым его называл. Просто говорят: «Слыхали вы про остолопа, который не ест, не пьет, никого не видит, ни с кем хлеба-соли не водит, а все только распостылую свою жизнь бережет?» А многие даже просто дураком и срамцом его называют и удивляются, как таких идолов вода терпит.

Раскидывал он таким образом своим умом и дремал. То есть не то что дремал, а забываться уж стал. Раздались в его ушах предсмертные шепоты, разлилась по всему телу истома. И привиделся ему тут прежний соблазнительный сон. Выиграл будто бы он двести тысяч, вырос на целых пол-аршина и сам щук глотает.

А покуда ему это снилось, рыло его, помаленьку да полегоньку, целиком из норы и высунулось.

И вдруг он исчез. Что тут случилось — щука ли его заглотала, рак ли клешней перешиб, или сам он своею смертью умер и всплыл на поверхность, — свидетелей этому делу не было. Скорее всего — сам умер, потому что какая сласть щуке глотать хворого, умирающего пескаря, да к тому же еще и «премудрого»?

Теги: про животных

Did you find apk for android? You can find new Free Android Games and apps.