В стручке сидело пять горошин; сами они были зелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали, что и весь мир зелёный; так и должно было быть! Стручок рос, росли и горошины; они приноравливались к помещению и сидели все в ряд. Солнышко освещало и пригревало стручок, дождик поливал его, и он делался всё чище, прозрачнее; горошинам было хорошо и уютно, светло днём и темно ночью, как и следует. Они всё росли да росли и всё больше и больше думали, сидя в стручке, — что-нибудь да надо же было делать!
— Век, что ли, сидеть нам тут? — говорили они. — Как бы нам не зачерстветь от такого сидения!.. А сдаётся нам, есть что-то и за нашим стручком! Уж такое у нас предчувствие!
Прошло несколько недель; горошины пожелтели, стручок тоже пожелтел.
— Весь мир желтеет! — сказали они, и кто ж бы им помешал говорить так?
Вдруг они почувствовали сильный толчок: стручок был сорван человеческой рукой и сунут в карман, к другим стручкам.
— Ну, вот теперь скоро нас выпустят на волю! — сказали горошины и стали ждать.
— А хотелось бы мне знать, кто из нас пойдёт дальше всех! — сказала самая маленькая. — Впрочем, скоро увидим!
— Будь что будет! — сказала самая большая.
— Крак! — стручок лопнул, и все пять горошин выкатились на яркое солнце. Они лежали на детской ладони; маленький мальчик разглядывал их и говорил, что они как раз пригодятся ему для стрельбы из бузинной трубочки. И вот одна горошина уже очутилась в трубочке, мальчик дунул, и она вылетела.
— Лечу, лечу, куда хочу! Лови, кто может! — закричала она, и след её простыл.
— А я полечу прямо на солнце; вот настоящий-то стручок! Как раз по мне! — сказала другая. Простыл и её след.
— А мы куда придём, там и заснём! — сказали две следующие. — Но мы таки до чего-нибудь докатимся! — Они и правда прокатились по полу, прежде чем попасть в бузинную трубочку, но всё-таки попали в неё. — Мы дальше всех пойдём!
— Будь что будет! — сказала последняя, взлетела кверху, попала на старую деревянную крышу и закатилась в щель как раз под окошком чердачной каморки.
В щели был мох и рыхлая земля, мох укрыл горошину; так она и осталась там, скрытая, но не забытая господом богом.
— Будь что будет! — говорила она.
А в каморке жила бедная женщина. Она ходила на подённую работу: чистила печи, пилила дрова, словом исполняла всякую тяжёлую работу; сил у неё было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она всё-таки не выбивалась! Дома оставалась у неё её единственная дочка, подросток. Она была такая худенькая, тщедушная; целый год уж лежала в постели: не жила и не умирала.
— Она уйдёт к сестрёнке, — говорила мать. — У меня ведь их две было. Тяжеленько было мне кормить двоих; ну, вот господь бог и поделил со мною заботу, взял одну к себе! Другую-то мне хотелось бы сохранить, да он, видно, не хочет разлучать сестёр!
Но больная девочка всё не умирала; терпеливо, смирно лежала она день-деньской в постели, пока мать была на работе.
Дело было весною, рано утром, перед самым уходом матери на работу. Солнышко светило через маленькое окошечко прямо на пол, и больная девочка посмотрела в оконце.
— Что это там зеленеет за окном? Так и колышется от ветра!
Мать подошла к окну и приотворила его.
— Ишь ты! — сказала она. — Да это горошинка пустила ростки! И как она пошла сюда в щель? Ну, вот у тебя теперь будет свой садик!
Придвинув кроватку поближе к окну, чтобы девочка могла полюбоваться зелёным ростком, мать ушла на работу.
— Мама, я думаю, что поправлюсь! — сказала девочка вечером. — Солнышко сегодня так пригрело меня. Горошинка, видишь, как славно растёт на солнышке? Я тоже поправлюсь, начну вставать и выйду на солнышко.
— Дай-то бог! — сказала мать, но не верила, что это сбудется.
Однако она подпёрла зелёный росток, подбодривший девочку, небольшою палочкой, чтобы он не сломался от ветра; потом взяла тоненькую верёвочку и один конец её прикрепила к крыше, а другой привязала к верхнему краю оконной рамы. За эту верёвочку побеги горошины могли цепляться, когда станут подрастать. Так и вышло: побеги заметно росли и ползли вверх по верёвочке.
— Смотри-ка, да она скоро зацветёт! — сказала женщина однажды утром и с этой минуты тоже стала надеяться и верить, что больная девочка её поправится.
Ей припомнилось, что девочка в последнее время говорила как будто живее, по утрам сама приподнималась на постели и долго сидела, любуясь своим садиком, где росла одна-единственная горошина, а как блестели при этом её глазки! Через неделю больная в первый раз встала с постели на целый час. Как счастлива она была посидеть на солнышке! Окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок. Девочка высунулась в окошко и нежно поцеловала тонкие лепестки. День этот был для неё настоящим праздником.
— Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитятко, да и меня тоже! — сказала счастливая мать и улыбнулась цветочку, как ангелу небесному.
Ну, а другие-то горошины? Та, что летела, куда хотела, — лови, дескать, кто может, — попала в водосточный жёлоб, а оттуда в голубиный зоб и лежала там, как Иона во чреве кита. Две ленивицы ушли не дальше — их тоже проглотили голуби, значит и они принесли немалую пользу. А четвёртая, что собиралась залететь на солнце, упала в канаву и пролежала несколько недель в затхлой воде, пока не разбухла.
— Как я славно раздобрела! — говорила горошина. — Право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, не сумела достичь ни одна горошина. Я самая замечательная из всех пяти!
Канава была с нею вполне согласна.
А у окна, выходившего на крышу, стояла девочка с сияющими глазами, румяная и здоровая; она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха.
— А я всё-таки стою за мою горошину! — сказала канава.
Автор переносит читателя в непростую жизнь горошин, которые выросли в одном стручке и желали как можно скорее вырваться на волю, в неизвестный мир. Каждая из них самозабвенно строила планы, только одна решила посмотреть, куда заведет ее судьба. В сказке о пятерых из одного стручка самой важной оказалась горошина, вселившая в маленькую девочку надежду на выздоровление.
Время чтения: 7 мин.
В стручке сидело пять горошин; сами они были зелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали, что и весь мир зелёный; так и должно было быть! Стручок рос, росли и горошины; они приноравливались к помещению и сидели все в ряд. Солнышко освещало и пригревало стручок, дождик поливал его, и он делался все чище, прозрачнее; горошинам было хорошо и уютно, светло днём и темно ночью, как и следует. Они всё росли да росли и всё больше думали, сидя в стручке, что пора им что-то предпринять.
— Век, что ли, сидеть нам тут? — говорили они. — Как бы нам не засохнуть от такого сидения!.. Сдаётся нам, есть что-то и вне нашего стручка! Уж такое у нас предчувствие!
Прошло несколько недель; горошины пожелтели, стручок тоже пожелтел.
— Весь мир желтеет! — сказали они, и кто бы им помешал говорить так?
Вдруг они почувствовали сильный толчок; стручок сорвала человеческая рука и сунула в карман, к другим стручкам.
— Ну, вот теперь скоро нас выпустят на волю! — сказали горошины и стали ждать.
— А хотелось бы мне знать, кто из нас сойдет дальше всех! — сказала самая маленькая. — Впрочем, скоро увидим!
— Будь что будет — сказала самая большая.
— Крак! — стручок лопнул, и все пять горошин выкатились на яркое солнце. Они лежали на детской ладони; маленький мальчик разглядывал их и говорил, что они как раз пригодятся ему для стрельбы из бузинной трубочки. И вот одна горошина уже очутилась в трубочке, мальчик дунул, и она вылетела.
— Лечу, лечу, куда хочу! Лови, кто может! — закричала она, и след её простыл.
— А я полечу прямо на солнце; вот настоящий-то стручок! Как раз по мне! — сказала другая. Простыл и её след.
— А мы куда придем, там и заснём! — сказали две следующие. — Но мы все же до чего-нибудь докатимся! — Они и правда покатились по полу, прежде чем попасть в бузинную трубочку, но всё-таки попали в нее. — Мы дальше всех пойдем!
— Будь что будет! — сказала последняя, взлетела кверху, попала на старую деревянную крышу и закатилась в щель как раз под окошком чердачной каморки. В щели был мох и рыхлая земля, мох укрыл горошину; так она и осталась там, скрытая, но не забытая господом богом.
— Будь что будет! — говорила она.
А в каморке жила бедная женщина. Она ходила на поденную работу: чистила печи, пилила дрова, словом, бралась за всё, что подвернется; сил у неё было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она всё-таки не выбивалась! Дома оставалась у неё единственная дочка, подросток. Она была такая худенькая, тщедушная; целый год уж лежала в постели: не жила и не умирала.
— Она уйдет к сестренке! — говорила мать. — У меня ведь их две было. Тяжело было мне кормить двоих; ну, вот господь бог и поделил со мною заботу, взял одну к себе! Другую-то мне хотелось бы сохранить, да он, видно, не хочет разлучать сестёр! Заберёт и эту!
Но больная девочка всё не умирала; терпеливо, смирно лежала она день-деньской в постели, пока мать была на работе.
Дело было весною, рано утром, перед самым уходом матери на работу. Солнышко светило через маленькое окошечко прямо на пол. Больная девочка долго не отводила глаз от окна.
— Что это там зеленеет за окном? Так и колышется от ветра! Мать подошла к окну и приотворила его.
— Ишь ты! — сказала она. — Да это горошинка пустила ростки! И как она попала сюда в щель? Ну, вот у тебя теперь будет свой садик!
Придвинув кроватку поближе к окну, чтобы девочка могла полюбоваться зелёным ростком, мать ушла на работу.
— Мама, я думаю, что поправлюсь! — сказала девочка вечером. — Солнышко сегодня так пригрело меня. Горошинка, видишь, как славно растёт на солнышке? Я тоже поправлюсь, начну вставать и выйду на солнышко.
— Дай-то бог! — сказала мать, но не верила, что это сбудется. Однако она подперла зелёный росток, подбодривший девочку, небольшою палочкой, чтобы не сломался от ветра; потом взяла тоненькую верёвочку и один конец её прикрепила к крыше, а другой привязала к верхнему краю оконной рамы. За эту верёвочку побеги горошины смогут цепляться, когда станут подрастать. Так и вышло: побеги заметно росли и ползли вверх по верёвочке.
— Смотри-ка, да она скоро зацветёт! — сказала женщина однажды утром и с этой минуты тоже стала надеяться и верить, что больная дочка её поправится.
Ей припомнилось, что девочка в последнее время говорила как будто живее, по утрам сама приподнималась на постели и долго сидела, любуясь своим садиком, где росла одна-единственная горошина. А как блестели при этом её глазки! Через неделю больная в первый раз встала с постели на целый час. Как счастлива она была посидеть на солнышке! Окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок. Девочка высунулась в окошко и нежно поцеловала тонкие лепестки. День этот был для неё настоящим праздником.
— Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитя, да и меня тоже! — сказала счастливая мать и улыбнулась цветочку, как ангелу небесному.
Ну, а другие-то горошины? Та, что летела, куда хотела, — лови, дескать, кто может, — попала в водосточный жёлоб, а оттуда в голубиный зоб и лежала там, как Иона во чреве кита. Две ленивицы ушли не дальше — их тоже проглотили голуби, значит, и они принесли немалую пользу. А четвёртая, что собиралась залететь на солнце, упала в канаву и пролежала несколько недель в затхлой воде, пока не разбухла.
— Как я славно раздобрела! — говорила горошина. — Право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, не сумела достичь ни одна горошина. Я самая замечательная из всех пяти!
Канава была с нею вполне согласна.
А у окна, выходившего на крышу, стояла девочка с сияющими глазами, румяная и здоровая; она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха.
— А я всё-таки стою за мою горошину! — сказала канава.
Представленный анализ произведения может использоваться педагогом при подготовке к уроку литературы на этапе изучения творчества Г.Х.Андерсена.
Ильиных Ирина Владимировна
Описание разработки
«В зеленом стручке сидело пять горошин. Солнышко освещало и пригревало его, а дождик поливал. Стручок рос, росли и горошины, и все больше думали о том, что же с ними будет дальше…»
Сказка «Пятеро из одного стручка» — произведение Андерсена написанное в 1852 году. На момент написания сказки Гансу Христиану Андерсену было 47 лет и это был не юный мечтатель, а человек уже «повидавший жизнь». Л. Н. Толстой, прочтя сказку «Пятеро из одного стручка», отозвался о ней так: «Какая озорная и мудрая сказка. Одной такой хватит, чтобы остаться в истории литературы».
В сказке «Пятеро из одного стручка» высмеяны люди, которые видят мир лишь со своей узкой обывательской точки зрения. Не случайно, вероятно, лукавая ирония этой сказки восхитила Л. Н. Толстого, который записал в дневнике: «Прекрасная сказка Андерсена о горошинах, которые видели весь мир зеленым, пока стручок был зеленым, а потом мир стал желтым».
Андерсен в этой сказке поднял проблему истинных и ложных целей людей. Ведь он сам когда — то был человеком мечтавшим покорить театр, но в итоге его мечта так и осталась неосуществленной. В какой — то степени можно говорить о том, что сказка «Пятеро из одного стручка» автобиографичная, так как Г. Х. Андерсен не имел мечту «Быть сказочником и приносить счастье и радость детям», но, тем не менее, он как та пятая горошина породил прекрасный цветок в зарубежной литературе.
В сказке Андерсена зачастую высмеиваются людские пороки и глупость. Ведь часто представления о счастье бывают иллюзорными, когда человек мечтает о богатстве, славе и знаменитости он теряет способность радоваться красоте обычной жизни, не замечает и не ценит её.
Введением в сказку персонажей растительного мира объясняется характер авторской фантастики: естественное и реальное видится волшебным, а волшебное – реальным. Так, совершенно естественным и органичным кажется способность горошин говорить и мыслить, переживать и чувствовать. Также естественность волшебного создается при помощи «узнаваемости», очеловеченности отношений между героями: в стручке живет «семейство горошин», а стручок это их родной дом; и в жизни каждого наступает такой момент, когда приходится покидать родной дом и строить собственную жизнь.
На таком фоне естественности и реальности образа горошины Андерсен передает глубокую внутреннюю жизнь своей героини. Горошина размышляет о своих целях и желаниях и в какой — то степени задается философским вопросом «Что есть счастье?».
Можно сказать, что сказка «Пятеро из одного стручка» намного больше литературная, чем фольклорная, так как она полностью пропитана индивидуальностью автора. Но оттенки фольклора все, же присутствуют: горошины покидают свой дом в связи с недостачей; недостача проявляется в потребности быть выше всех или быть ближе к солнцу или просто куда — нибудь укатиться.
Язык сказки, по словам Л. Брауде, «живой и эмоциональный». Нередко встречаются звукоподражания («Крак!»), разговорные интонации и лексика («Как счастлива она была посидеть на солнышке! Окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело — розовый цветок»). Стиль сказки целиком ориентирован на динамику: преобладание глаголов внешнего действия создает наглядность сказки и сближает ее с театром («Она ходила на поденную работу: чистила печи, пилила дрова, словом, бралась за всё, что подвернется; сил у неё было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она всё — таки не выбивалась!»).
Образ рассказчика создается с помощью различных приемов: Использования риторических вопросов («Ну, а другие — то горошины?»), восклицаний («Как счастлива она была посидеть на солнышке!»), оценочных характеристик («худенькая, тщедушная»), постоянных эпитетов («больная девочка»).
В этой простой, на первый взгляд сказке, писатель сумел выразить целый комплекс идей: глупость и недалекость («…сами они были зелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали, что и весь мир зелёный; так и должно было быть!»), совершенство высшего и божественного («Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитя, да и меня тоже!»; «она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха»). Но самая главная идея, выраженная в словах рассказчика и поэта, цитированных выше, состоит в мысли о том, что истинные непреходящие ценности живут внутри, в душе, в сердце и в уме каждого из нас.
Таким образом, на основе произведенного анализа можно выделить следующие индивидуальные особенности сказки Г. Х. Андерсена:
в структуру сказки вводятся персонажи, необычные для фольклора. Особую группу здесь составляют герои растительного мира, как символы человеческих качеств;
особый характер приобретает авторская фантастика: необычное реально, реальное – необычно;
для создания особого языка сказки используется образный, эмоциональный стиль, близкий к разговорному;
ярко выражен образ рассказчика как посредника между писателем и читателем и основного выразителя авторских идей;
сказка приобретает двойной адресат благодаря глубине идейного содержания.
Анализ сказки Г.Х. Андерсена «Пятеро из одного стручка».
«В зеленом стручке сидело пять горошин. Солнышко освещало и пригревало его, а дождик поливал. Стручок рос, росли и горошины, и все больше думали о том, что же с ними будет дальше…»
Сказка «Пятеро из одного стручка» — произведение Андерсена написанное в 1852 году. На момент написания сказки Гансу Христиану Андерсену было 47 лет и это был не юный мечтатель, а человек уже «повидавший жизнь». Л.Н. Толстой, прочтя сказку «Пятеро из одного стручка», отозвался о ней так: «Какая озорная и мудрая сказка. Одной такой хватит, чтобы остаться в истории литературы».
В сказке «Пятеро из одного стручка» высмеяны люди, которые видят мир лишь со своей узкой обывательской точки зрения. Не случайно, вероятно, лукавая ирония этой сказки восхитила Л.Н. Толстого, который записал в дневнике: «Прекрасная сказка Андерсена о горошинах, которые видели весь мир зеленым, пока стручок был зеленым, а потом мир стал желтым».
Андерсен в этой сказке поднял проблему истинных и ложных целей людей. Ведь он сам когда- то был человеком мечтавшим покорить театр, но в итоге его мечта так и осталась неосуществленной. В какой-то степени можно говорить о том, что сказка «Пятеро из одного стручка» автобиографичная, так как Г.Х.Андерсен не имел мечту «Быть сказочником и приносить счастье и радость детям», но, тем не менее, он как та пятая горошина породил прекрасный цветок в зарубежной литературе.
В сказке Андерсена зачастую высмеиваются людские пороки и глупость. Ведь часто представления о счастье бывают иллюзорными, когда человек мечтает о богатстве, славе и знаменитости он теряет способность радоваться красоте обычной жизни, не замечает и не ценит её.
Введением в сказку персонажей растительного мира объясняется характер авторской фантастики: естественное и реальное видится волшебным, а волшебное – реальным. Так, совершенно естественным и органичным кажется способность горошин говорить и мыслить, переживать и чувствовать. Также естественность волшебного создается при помощи «узнаваемости», очеловеченности отношений между героями: в стручке живет «семейство горошин», а стручок это их родной дом; и в жизни каждого наступает такой момент, когда приходится покидать родной дом и строить собственную жизнь.
На таком фоне естественности и реальности образа горошины Андерсен передает глубокую внутреннюю жизнь своей героини. Горошина размышляет о своих целях и желаниях и в какой-то степени задается философским вопросом «Что есть счастье?».
Можно сказать, что сказка «Пятеро из одного стручка» намного больше литературная, чем фольклорная, так как она полностью пропитана индивидуальностью автора. Но оттенки фольклора все, же присутствуют: горошины покидают свой дом в связи с недостачей; недостача проявляется в потребности быть выше всех или быть ближе к солнцу или просто куда-нибудь укатиться.
Язык сказки, по словам Л. Брауде, «живой и эмоциональный». Нередко встречаются звукоподражания («Крак!»), разговорные интонации и лексика («Как счастлива она была посидеть на солнышке! Окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок»). Стиль сказки целиком ориентирован на динамику: преобладание глаголов внешнего действия создает наглядность сказки и сближает ее с театром («Она ходила на поденную работу: чистила печи, пилила дрова, словом, бралась за всё, что подвернется; сил у неё было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она всё-таки не выбивалась!»).
Образ рассказчика создается с помощью различных приемов: Использования риторических вопросов («Ну, а другие-то горошины?»), восклицаний («Как счастлива она была посидеть на солнышке!»), оценочных характеристик («худенькая, тщедушная»), постоянных эпитетов («больная девочка»).
В этой простой, на первый взгляд сказке, писатель сумел выразить целый комплекс идей: глупость и недалекость («…сами они были зелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали, что и весь мир зелёный; так и должно было быть!»), совершенство высшего и божественного («Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитя, да и меня тоже!»; «она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха»). Но самая главная идея, выраженная в словах рассказчика и поэта, цитированных выше, состоит в мысли о том, что истинные непреходящие ценности живут внутри, в душе, в сердце и в уме каждого из нас.
Таким образом, на основе произведенного анализа можно выделить следующие индивидуальные особенности сказки Г.Х. Андерсена:
-
в структуру сказки вводятся персонажи, необычные для фольклора. Особую группу здесь составляют герои растительного мира, как символы человеческих качеств;
-
особый характер приобретает авторская фантастика: необычное реально, реальное – необычно;
-
для создания особого языка сказки используется образный, эмоциональный стиль, близкий к разговорному;
-
ярко выражен образ рассказчика как посредника между писателем и читателем и основного выразителя авторских идей;
-
сказка приобретает двойной адресат благодаря глубине идейного содержания.
-75%
Сохранить у себя:
Анализ сказки Г.Х. Андерсена «Пятеро из одного стручка» (17.72 КB)
В стручке сидело пять горошин; сами они были зелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали, что и весь мир зелёный; так и должно было быть! Стручок рос, росли и горошины; они приноравливались к помещению и сидели все в ряд. Солнышко освещало и пригревало стручок, дождик поливал его, и он делался все чище, прозрачнее; горошинам было хорошо и уютно, светло днём и темно ночью, как и следует. Они всё росли да росли и всё больше думали, сидя в стручке, что пора им что-то предпринять.
— Век, что ли, сидеть нам тут? — говорили они. — Как бы нам не засохнуть от такого сидения!.. Сдаётся нам, есть что-то и вне нашего стручка! Уж такое у нас предчувствие!
Прошло несколько недель; горошины пожелтели, стручок тоже пожелтел.
— Весь мир желтеет! — сказали они, и кто бы им помешал говорить так?
Вдруг они почувствовали сильный толчок; стручок сорвала человеческая рука и сунула в карман, к другим стручкам.
— Ну, вот теперь скоро нас выпустят на волю! — сказали горошины и стали ждать.
— А хотелось бы мне знать, кто из нас сойдет дальше всех! — сказала самая маленькая. — Впрочем, скоро увидим!
— Будь что будет — сказала самая большая.
— Крак! — стручок лопнул, и все пять горошин выкатились на яркое солнце. Они лежали на детской ладони; маленький мальчик разглядывал их и говорил, что они как раз пригодятся ему для стрельбы из бузинной трубочки. И вот одна горошина уже очутилась в трубочке, мальчик дунул, и она вылетела.
— Лечу, лечу, куда хочу! Лови, кто может! — закричала она, и след её простыл.
— А я полечу прямо на солнце; вот настоящий-то стручок! Как раз по мне! — сказала другая. Простыл и её след.
— А мы куда придем, там и заснём! — сказали две следующие. — Но мы все же до чего-нибудь докатимся! — Они и правда покатились по полу, прежде чем попасть в бузинную трубочку, но всё-таки попали в нее. — Мы дальше всех пойдем!
— Будь что будет! — сказала последняя, взлетела кверху, попала на старую деревянную крышу и закатилась в щель как раз под окошком чердачной каморки. В щели был мох и рыхлая земля, мох укрыл горошину; так она и осталась там, скрытая, но не забытая господом богом.
— Будь что будет! — говорила она.
А в каморке жила бедная женщина. Она ходила на поденную работу: чистила печи, пилила дрова, словом, бралась за всё, что подвернется; сил у неё было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она всё-таки не выбивалась! Дома оставалась у неё единственная дочка, подросток. Она была такая худенькая, тщедушная; целый год уж лежала в постели: не жила и не умирала.
— Она уйдет к сестренке! — говорила мать. — У меня ведь их две было. Тяжело было мне кормить двоих; ну, вот господь бог и поделил со мною заботу, взял одну к себе! Другую-то мне хотелось бы сохранить, да он, видно, не хочет разлучать сестёр! Заберёт и эту!
Но больная девочка всё не умирала; терпеливо, смирно лежала она день-деньской в постели, пока мать была на работе.
Дело было весною, рано утром, перед самым уходом матери на работу. Солнышко светило через маленькое окошечко прямо на пол. Больная девочка долго не отводила глаз от окна.
— Что это там зеленеет за окном? Так и колышется от ветра! Мать подошла к окну и приотворила его.
— Ишь ты! — сказала она. — Да это горошинка пустила ростки! И как она попала сюда в щель? Ну, вот у тебя теперь будет свой садик!
Придвинув кроватку поближе к окну, чтобы девочка могла полюбоваться зелёным ростком, мать ушла на работу.
— Мама, я думаю, что поправлюсь! — сказала девочка вечером. — Солнышко сегодня так пригрело меня. Горошинка, видишь, как славно растёт на солнышке? Я тоже поправлюсь, начну вставать и выйду на солнышко.
— Дай-то бог! — сказала мать, но не верила, что это сбудется. Однако она подперла зелёный росток, подбодривший девочку, небольшою палочкой, чтобы не сломался от ветра; потом взяла тоненькую верёвочку и один конец её прикрепила к крыше, а другой привязала к верхнему краю оконной рамы. За эту верёвочку побеги горошины смогут цепляться, когда станут подрастать. Так и вышло: побеги заметно росли и ползли вверх по верёвочке.
— Смотри-ка, да она скоро зацветёт! — сказала женщина однажды утром и с этой минуты тоже стала надеяться и верить, что больная дочка её поправится.
Ей припомнилось, что девочка в последнее время говорила как будто живее, по утрам сама приподнималась на постели и долго сидела, любуясь своим садиком, где росла одна-единственная горошина. А как блестели при этом её глазки! Через неделю больная в первый раз встала с постели на целый час. Как счастлива она была посидеть на солнышке! Окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок. Девочка высунулась в окошко и нежно поцеловала тонкие лепестки. День этот был для неё настоящим праздником.
— Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитя, да и меня тоже! — сказала счастливая мать и улыбнулась цветочку, как ангелу небесному.
Ну, а другие-то горошины? Та, что летела, куда хотела, — лови, дескать, кто может, — попала в водосточный жёлоб, а оттуда в голубиный зоб и лежала там, как Иона во чреве кита. Две ленивицы ушли не дальше — их тоже проглотили голуби, значит, и они принесли немалую пользу. А четвёртая, что собиралась залететь на солнце, упала в канаву и пролежала несколько недель в затхлой воде, пока не разбухла.
— Как я славно раздобрела! — говорила горошина. — Право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, не сумела достичь ни одна горошина. Я самая замечательная из всех пяти!
Канава была с нею вполне согласна.
А у окна, выходившего на крышу, стояла девочка с сияющими глазами, румяная и здоровая; она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха.
— А я всё-таки стою за мою горошину! — сказала канава.