Шукшин рассказы для 6 класса читать короткие

Василий макарович шукшин полное собрание рассказов в одном томе двое на телеге дождь, дождь, дождь мелкий, назойливый, с легким шумом

Василий Макарович Шукшин

Полное собрание рассказов в одном томе

Двое на телеге

Дождь, дождь, дождь… Мелкий, назойливый, с легким шумом сеял день и ночь. Избы, дома, деревья – все намокло. Сквозь ровный шорох дождя слышалось только, как всплескивала, журчала и булькала вода. Порой проглядывало солнышко, освещало падающую сетку дождя и опять закутывалось в лохматые тучи.

…По грязной издавленной дороге двигалась одинокая повозка. Рослая гнедая лошадь устала, глубоко проваливала боками, но время от времени еще трусила рысью. Двое на телеге вымокли до основания и сидели, понурив головы. Старик-возница часто вытирал рукавом фуфайки волосатое лицо и сердито ворчал:

– Погодка, черт тебя надавал… Добрый хозяин собаку из дома не выпустит…

За его спиной, укрывшись легким плащом, тряслась на охапке мокрой травы маленькая девушка с большими серыми глазами. Охватив руками колени, она безразлично смотрела на далекие скирды соломы.

Рано утром эта «сорока», как про себя назвал ее сердитый возница, шумно влетела к нему в избу и подала записку: «Семен Захарович, отвези, пожалуйста, нашего фельдшера в Березовку. Это до крайности необходимо. А машина у нас на ремонте. Квасов». Захарыч прочитал записку, вышел на крыльцо, постоял под дождиком и, войдя в избу, бросил старухе:

– Собери.

Ехать не хотелось, и, наверно, поэтому бойкая девушка не понравилась Захарычу – он сердито не замечал ее. Кроме того, злила хитрость председателя с этим его «пожалуйста». Не будь записки и не будь там этого слова, он ни за что не поехал бы в такую непогодь.

Захарыч долго возился, запрягая Гнедуху, толкал ее кулаком и, думая о записке, громко ворчал:

– Становись, пожалуйста, в оглобли, дура окаянная!

Когда выехали со двора, девушка пробовала заговорить с возницей: спрашивала, не болит ли чего-нибудь у него, много ли снега бывает тут зимой… Захарыч отвечал неохотно. Разговор явно не клеился, и девушка, отвернувшись от него, начала негромко петь, но скоро замолчала и задумалась. Захарыч, суетливо подергивая вожжи, тихо ругался про себя. Он всю жизнь кого-нибудь ругал. Теперь доставалось председателю и этой «сороке», которой приспичило именно теперь ехать в Березовку.

– Ххе-е… жизнь… Когда уж только смерть придет. Нно-о, журавь!

Они с трудом выехали на гору. Дождь припустил еще сильнее. Телега качалась, скользила, точно плыла по черной жирной реке.

– Ну и погодушка, чтоб тебя черти… – ругался Захарыч и уныло тянул: – Но-о-о, уснула-а-а…

Казалось, этому пути, дождю и ворчанию старика не будет конца. Но вдруг Захарыч беспокойно заерзал и, полуобернувшись к спутнице, весело прокричал:

– Что, хирургия, небось замерзла?

– Да, холодно, – призналась она.

– То-то. Сейчас бы чайку горячего, как думаешь?

– А что, скоро Березовка?

– Скоро Медоухино, – лукаво ответил старик и, почему-то рассмеявшись, погнал лошадь: – Но-о, ядрена Матрена!

Телега свернула с дороги и покатилась под гору, прямо по целине, тарахтя и подпрыгивая. Захарыч молодецки покрикивал, лихо крутил вожжами. Скоро в логу, среди стройных березок, показалась одинокая старая избушка. Над избушкой струился синий дымок, растягиваясь по березняку слоистым голубым туманом. В маленьком окошке светился огонек. Все это очень походило на сказку. Откуда-то выкатились два огромных пса, кинулись под ноги лошади. Захарыч соскочил с телеги, отогнал бичом собак и повел лошадь во двор.

Девушка с любопытством осматривалась и, когда заметила в сторонке между деревьями ряды ульев, догадалась, что это пасека.

– Бежи отогревайся! – крикнул Захарыч и стал распрягать лошадь.

Прыгнув с телеги, девушка тотчас присела от резкой боли в ногах.

– Что? Отсидела?.. Пройдись маленько, они отойдут, – посоветовал Захарыч.

Он бросил Гнедухе охапку травы и первый потрусил в избушку, отряхивая на ходу мокрую шапку.

В избушке пахло медом. Перед камельком стоял на коленях белоголовый старик в черной сатиновой рубахе и подбрасывал дрова. В камельке весело гудело и потрескивало. На полу затейливо трепетали пятна света. В переднем углу мигала семилинейная лампа. В избушке было так тепло и уютно, что девушке даже подумалось: не задремала ли она, сидя в телеге, не снится ли ей все это? Хозяин поднялся навстречу нежданным гостям – он оказался очень высоким и слегка сутулился, – отряхнул колени и, прищурив глаза, сказал глуховато:

– Доброго здоровья, люди добрые.

– Там добрые или нет – не знаю, – ответил Захарыч, пожимая руку старому знакомому, – а вот промокли мы изрядно.

Хозяин помог девушке раздеться, подбросил еще в камелек. Он двигался по избушке не торопясь, делал все спокойно и уверенно. Захарыч, устроившись у камелька, блаженно кряхтел и приговаривал:

– Ну и благодать же у тебя, Семен. Прямо рай. И чего я пасечником не сделался – ума не приложу.

– По какому же делу едете? – спросил хозяин, поглядывая на девушку.

– А вон с доктором в Березовку едем, – объяснил Захарыч. – Ну, помочил он нас… Хоть выжимай, язви его совсем…

– Доктор, значит, будете? – спросил пасечник.

– Фельдшер, – поправила девушка.

– А-а… Смотри-ка, молодая какая, а уже… Ну, согревайся, согревайся. А мы тем делом сообразим чего-нибудь.

Девушке было так хорошо, что она невольно подумала: «Все-таки правильно, что я сюда поехала. Вот где действительно… жизнь». Ей захотелось сказать старикам что-нибудь приятное.

– Дедушка, а вы весь год здесь живете? – спросила она первое, что пришло в голову.

– Весь год, дочка.

– Не скучаете?

– Хе!.. Какая нам теперь скука. Мы свое спели.

– Ты тут, наверно, всю жизнь насквозь продумал, один-то? Тебе бы сейчас учителем работать, – заметил Захарыч.

Пасечник достал из-под пола берестовый туесок с медовухой и налил всем по кружке. Захарыч даже слюну глотнул, однако кружку принял не торопясь, с достоинством. Девушка застыдилась, стала отказываться, но оба старика настойчиво уговаривали, разъясняя, что «с устатку и с холода это – первейшее дело». Она выпила полкружки.

Вскипел чайник. Сели пить чай с медом. Девушка раскраснелась, в голове у нее приятно зашумело, и на душе стало легко, как в праздник. Старики вспоминали каких-то кумовьев. Пасечник раза два покосился на улыбающуюся девушку и показал на нее глазами Захарычу.

– Тебя, дочка, как звать-то? – спросил он.

– Наташей.

Захарыч отечески похлопал Наташу по плечу и сказал:

– Ведь она, слушай, ни разу не пожаловалась даже, что холодно, мол, дедушка. От другой бы слез не обобрался.

– А вон у ней, видишь, – указал пасечник на комсомольский значок и добавил: – Они молодцы!

Наташе вдруг захотелось рассказать что-нибудь особенное о себе.

– Вы вот, дедушка, ругались давеча, а ведь это я сама попросилась ехать в Березовку.

– Да ну? – изумился Захарыч. – И охота тебе?

– Нужно – значит, охота, – задорно ответила Наташа и покраснела. – Лекарство одно в нашей аптеке кончилось, а оно очень необходимо.

– Хэх ты!.. – Захарыч крутнул головой и решительно заявил: – Только сегодня мы уж никуда не поедем.

Наташа перестала улыбаться. Старики снова принялись за свой разговор. За окном было уже темно. Ветер горстями сыпал в стекло дождь, тоскливо скрипела ставня. Девушка встала из-за стола и присела у печки. Ей вспомнился врач – толстый, угрюмый человек. Провожая ее, он говорил: «Смотрите, Зиновьева… Погода-то больно того. Простудитесь еще. Может, нам кого-нибудь другого послать?» Наташа представила, как доктор, узнав, что она пережидала непогоду на пасеке, посмотрит на нее и подумает: «Я ведь и не ожидал от тебя ничего такого. Молоды вы и слабоваты. Это извинительно», – а вслух, наверное, скажет: «Ничего, ничего, Зиновьева». Вспомнилось также, как пасечник посмотрел на ее комсомольский значок… Она резко поднялась и сказала:

– Дедушка, мы все-таки поедем сегодня, – и стала одеваться.

– Заелись,– пояснил старик.

– И ты не знаешь. У вас никакого размаха не было, поэтому вам хватало… Вы дремучие были. Как вы-то жили, я так сумею. Мне чего-то больше надо.

– Налей-ка,– попросил старик. Выпил, тоже сплюнул.– Сороконожки,вдруг зло сказал он.– Суетитесь на земле – туда-сюда, туда-сюда, а толку никакого. Машин понаделали, а… тьфу! Рак-то, он от чего? От бензина вашего, от угару. Скоро детей рожать разучитесь…

– Не скажи.

– И чуют ведь, что неладно живут, а все хорохорятся, «Разма-ах»! А чего гнусишь тогда?

– Чего эт тебя заело-то? Что дремучими вас назвал? А какие же вы?

– Лодыри вы. Светлые. Вы ведь как нонче: ему, подлецу, за ездку рупь двадцать кладут – можно четыре рубля в день заробить, а он две ездки делает и коней выпрягает. А сам – хоть об лоб поросят бей – здоровый. А мне двадцать пять соток за ездку начисляли, и я по пять ездок делал, да на трех, на четырех подводах. Трудодень заробишь, да год ждешь, сколь тебе на его отвалят. А отвалили – шиш с маслом. И вы же ноете: не знаю, для чего робить! Тебе полторы тыщи в месяц неохота заробить, а я за такие-то денюжки все лето горбатился.

– А мне не надо столько денег,– словно подзадоривая старика, сказал Иван.– Ты можешь это понять? Мне чего-то другого надо.

– Не надо, а полтора рубля – похмелиться – нету. Ходишь как побирушка… не надо ему! Мать-то высохла на работе. Черти… Лодыри. Солнышко-то ишо вон где, а они уж с пашни едут. Да на машинах, с песнями!.. Эх… работники. Только по клубам засвистывать, подарки отцам мастерить…

– Нет, уж такой жизни теперь не будет, чтоб… Вообще ты формально прав, но ведь конь тоже работает…

– Позорно ему на свинарнике поработать! А мясо не позорно исть?

– Не поймешь, дед, – вздохнул Иван.

– Где нам!

– Я тебе говорю: наелся. Что дальше? Я не знаю. Но я знаю, что это меня не устраивает. Я не могу только на один желудок работать.

Эх, на один желудочек,
На-нина-ни-на…

– пропел он.

Старик усмехнулся:

– Обормот. Жена-то пошто ушла? Пил небось?

– Я не фраер, дед, я был классный флотский специалист. Ушла-то?.. Не знаю. Именно потому, что я не был фраером.

– Кем не был?

– Это так…– Иван поставил гармонь на лавку, закурил, долго молчал. И вдруг не дурашливо, а с какой-то затаенной тревогой, даже болью сказал: – А правда ведь не знаю, зачем живу.

– Жениться надо.

– Удивляюсь. Я же не дурак. Но чем успокоить душу? Чего она у меня просит? Как я этого не пойму!

– Женись, маяться перестанешь. Не до этого будет.

– Нет, тоже не то. Я должен сгорать от любви. А где тут сгоришь!.. Не понимаю; то ли я один такой дурак, то ли все так, но помалкивают… Веришь, нет: ночью думаю-думаю – до того плохо станет, хоть кричи. Ну зачем?!

– Тьфу! – Старик покачал головой.– Совсем испортился народишко.

А день тихо умирал, истлевал в теплой сырости. Темней и темней становилось. Огоньки в огородах заблестели ярче. И все острее пахло дымом. Долго еще будут жечь ботву и переговариваться. И голоса будут звучать отчетливо, а шум и возня в деревне будут стихать, И совсем уже темно станет. Огоньки в огородах станут гаснуть, И где-нибудь, совсем близко, звучный мужской голос скажет:

– Ну, пошли, ладно,

Насколько тихо, спокойно и грустно уходит прожитый день, настолько звонко, светло и горласто приходит новый. Петушня орет по селу. Суетятся люди, торопятся. Опаздывают.

Иван поднялся рано. Посидел на кровати, посмотрел в пол. Плохо было на душе, муторно. Стал одеваться.

Мать топила печку; опять пахло дымом, но только это был иной запах – древесный, сухой, утренний. Когда мать выходила на улицу и открывала дверь, с улицы тянуло свежестью, той свежестью, какая исходит от лужиц, подернутых светлым, как стеклышко, ледком; от комков земли, окропленных мелким бисером изморози; от вчерашних кострищ в огородах, зола которых седая, и влажная, и тяжелая; от палого листа, который отсырел с весной, но все равно, когда идешь, громко шуршит под ногами.

– Может, я схожу к директору-то, попрошу?.. – заговорила мать.

Иван брился.

– Еще чего! В ноги упади – он довольный будет.

– Ну а как жа теперь? – Мать старалась говорить не просительно, как можно убедительней – понимала; разговор, наверно, последний. – Ходют люди, просют. Язык-то не отсохнет…

– Я ходил. Просил.

– Да знаю я тебя, тугоносого, как ты просил! Лаяться только умеете…

– Хватит, мам.

Мать больше не выдержала, села на приступку и заплакала тихонько и запричитала:

– Куда вот собрался? К черту на кулички… То ли уж на роду мне написано весь свой век мучиться. Пошто жа, сынок, только про себя думаешь?..

Иван знал: будут слезы. И оттого было так плохо на душе, щемило даже, И оттого он хмурился раньше времени.

– Да што ты меня… на войну, што ли, провожаешь? Што я там?.. Да ну, к шутам все! И вечно – слезы!.. Мне уж от этих слез житья нету.

– Сходила ба, попросила – не каменный он, подыскал ба чего-нибудь. А то к инспектору сходи… Што уж сразу так – уезжать. Вон у Кольки Завьялова тоже права отбирали, сходил парень-то, поговорил… С людьми поговорить надо…

– Они уж в милиции, права-то. Поздно.

– Ну в милицию съездил ба…

– Хо-о! – изумился Иван.– Ну ты даешь!

– Господи, господи… Всю жись вот так, И за што мне такая доля злосчастная! Проклятая я, што ли…

Невмоготу становилось, Иван вышел во двор, умылся под рукомойником, постоял в одной майке у ворот… Посмотрел на село. Все он тут знал. И томился здесь, в этих переулках, лунными ночами… А крепости желанной в душе перед дальней дорогой не ощущал. Он не боялся ездить, но нужна крепость в душе и немножко надо веселей уезжать.

Вывернулся откуда-то пес Дик, красивый, но шалавый, кинулся с лаской.

– Ну! – Иван откинул пса, пошел в дом.

Мать накрывала на стол,

– Ну, поработал ба на свинарнике…

Они настойчивые, матери. И беспомощные.

– Ни под каким лозунгом,– твердо сказал Иван.– Вся деревня смеяться будет. Я знаю, для чего он меня хочет на свинарник загнать… Только у него ничего не выйдет,

– Господи, господи…

…Позавтракали.

Мать уложила все в чемодан и тут же села на пол у раскрытого чемодана и опять заплакала. Только не причитала теперь.

– С годок поработаю и приеду. Чего ты?..

Мать вытерла слезы,

– Может, схожу, сынок? – Посмотрела снизу на сына, и из глаз прямо плеснулось горе, и мольба, и надежда, и отчаяние,– Упрошу его… Он хороший мужик.

– Мам… Мне тоже тяжело.

– А может, сунуть кому-нибудь в милиции-то? Што, думаешь, не берут? Счас, не взяли! Колька Завьялов, думаешь, не сунул? Сунул… Счас, отдали так-то.

– Тут неизвестно, кто кому сунет: я им или они мне.

Читать дальше

Биография Шукшина В. М.

Шукшин родился в крестьянской семье в 1929 году в маленьком селе Сростки. Его отца в 1933 году расстреляли при коллективизации, но отчасти из-за заслуг сына затем реабилитировали посмертно. В 1943 Василий закончил семилетку и поступил в техникум, но не закончил его и пошел работать сначала в родном селе, а затем слесарем. Оттуда и был призван в армию где для сослуживцев читал свои первые рассказы. После возвращения из армии, Шукшин начал работать учителем русского языка, а потом даже директором школы. Но преподавательская карьера не сложилась, в 1954 году Шукшин поступает в ВГИК, где поступает на режиссерское отделение. Проходя обучение, Шукшин активно рассылает свои рассказы по печатным изданиям. И в 1958 году первые Шукшина рассказы читать можно в издании «Смена».
По мере развития свое режиссерской деятельности развивается и литературное творчество автора. Так в 1963 году выходит книга «Сельские жители». Это произведение Шукшина читают достаточно охотно, да и критики дают ему положительные оценки. В дальнейшем рассказы автора появляются в печати с завидной популярностью, и последующие годы автора называют самыми плодотворными. По любви к простой деревенской жизни рассказы Шукшина сравнивают с произведениями Тургенева и его «Охотничьими рассказами». Кроме того Шукшина рассказы читать полюбили за наблюдательность и остроту языка главных героев практически всех его произведений. К сожалению, во время съемок фильма «Они сражались за Родину» Шукшин умирает от мучавшей его уже давно язвы желудка.

Главные герои рассказа

  • Глеб Капустин — житель деревни Новая, работает на пилораме. Это ехидный мужик, завистливый к успехам других людей. Он довольно начитан, но кругозор его ограничен разрозненными сведениями из журналов и газет. Очень самодоволен, в гостях абсолютно не умеет себя вести тактично по отношению к хозяевам.
  • Константин Иванович Журавлёв — кандидат наук. Умён, деликатен, легко теряется при столкновении с демагогическим агрессором, так как не привык к беспредметным разговорам.
  • Валя — тоже кандидат наук, жена Журавлёва.

Все книги Шукшина В. М.

  1. Любавины
  2. Я пришел вам дать волю
  3. А поутру они проснулись
  4. Точка зрения
  5. Энергичные люди
  6. До третьих петухов
  7. Бум бум

Рассказы:

  1. Алёша Бесконвойный
  2. Артист Федор Грай
  3. Беседы при ясной луне
  4. Беспалый
  5. Бессовестные
  6. Билетик на второй сеанс
  7. Боря
  8. В воскресенье мать-старушка
  9. В профиль и анфас
  10. Ванька Тепляшин
  11. Ваня, ты как здесь?!
  12. Версия
  13. Верую!
  14. Вечно недовольный Яковлев
  15. Владимир Семеныч из мягкой секции
  16. Внутреннее содержание
  17. Волки!
  18. Воскресная тоска
  19. Выбираю деревню на жительство
  20. Вянет, пропадает
  21. Гена Пройдисвет
  22. Генерал Малафейкин
  23. Горе
  24. Гринька Малюгин
  25. Даешь сердце!
  26. Далекие зимние вечера
  27. Два письма
  28. Двое на телеге
  29. Дебил
  30. Демагоги
  31. Дождь на заре
  32. Други игрищ и забав
  33. Думы
  34. Дядя Ермолай
  35. Жатва
  36. Жена мужа в Париж провожала
  37. Жил человек
  38. Забуксовал
  39. Залетный
  40. Земляки
  41. Змеиный яд
  42. И разыгрались же кони в поле
  43. И детских лет Ивана Попова
  44. Игнаха приехал
  45. Как Андрей Иванович Куринков, ювелир, получил 15 суток
  46. Как зайка летал на воздушных шариках
  47. Как мужик переплавлял через реку волка, козу и капусту
  48. Как помирал старик
  49. Капроновая ёлочка
  50. Классный водитель
  51. Кляуза
  52. Коленчатые валы
  53. Космос, нервная система и шмат сала
  54. Крепкий мужик
  55. Критики
  56. Крыша над головой
  57. Кукушкины слёзки
  58. Лёля Селезнёва с факультета журналистики
  59. Лёнька
  60. Лёся
  61. Лида приехала
  62. Мастер
  63. Материнское сердце
  64. Медик Володя
  65. Мечты
  66. Микроскоп
  67. Миль пардон, мадам!
  68. Мнение
  69. Мой зять украл машину дров!
  70. Мужик Дерябин
  71. На кладбище
  72. Наказ
  73. Начальник
  74. Непротивленец Макар Жеребцов
  75. Нечаянный выстрел
  76. Ноль-ноль целых
  77. Ночью в бойлерной
  78. Обида
  79. Одни
  80. Операция Ефима Пьяных
  81. Ораторский приём
  82. Осенью
  83. Охота жить
  84. Петька Краснов рассказывает…
  85. Петя
  86. Письмо
  87. Племянник главбуха
  88. Привет Сивому!
  89. Приезжий
  90. Пост скриптум
  91. Правда
  92. Психопат
  93. Пьедестал
  94. «Раскас»
  95. Рыжий
  96. Сапожки
  97. Светлые души
  98. Свояк Сергей Сергеевич
  99. Сельские жители
  100. Сильные идут дальше
  101. Случай в ресторане
  102. Сны матери
  103. Солнце, старик и девушка
  104. Стенька Разин
  105. Стёпка
  106. Стёпкина любовь
  107. Страдания молодого Ваганова
  108. Срезал
  109. Суд
  110. Сураз
  111. Танцующий Шива
  112. Три грации
  113. Упорный
  114. Хахаль
  115. Хмырь
  116. Хозяин бани и огорода
  117. Чередниченко и цирк
  118. Чудик
  119. Чужие
  120. Шире шаг, маэстро!
  121. Штрихи к портрету
  122. Экзамен

Василий Шукшин, рассказ «Верую!» – краткое содержание

На Максима Ярикова по воскресеньям накатывается страшная тоска – не хочется жить. Неласковая, грубая жена Люда не понимает и не жалеет его. Однажды в таком состоянии Максим идёт развеяться к соседу, Илье Лапшину, у которого гостит родственник – поп.

Поп, крупный мужчина с огромными руками, потчует Максима спиртом и сам тоже пьёт его большими стопками. За выпивкой он читает сокрушённому Ярикову мудрое поучение о том, что без зла в мире человек не сознавал бы и добра, что без мук не было бы и блаженства. Жизнь, по мнению попа, нужно принимать во всех её проявлениях («Живи, сын мой, плач и приплясывай».) Внешне шутовская речь попа заключает в себе глубокий смысл. Наливая себе и Максиму всё новые стопки, поп под конец предлагает ему помолиться. Оба они встают. Поп начинает плясать вприсядку, распевая частушки с припевом «Верую, верую!» За ним пускается в пляс и Максим. Сценой этого «радения», где соединяются радость с болью, любовь с яростью, отчаяние с вдохновением, – и завершается рассказ Шукшина.

Василий Шукшин, рассказ «Письмо» – краткое содержание

Старухе Кандауровой (Кузьмовне) снится «страшный» сон: будто она усердно молится пустому углу без иконы. Проснувшись, она идёт к местной снотолковательнице, бабке Ильичихе. Узнав, что Кузьмовна держит свою икону не на стене, а в шкафу, чтобы её не увидел приезжающий к ней с дочерью партийный зять, Ильичиха делает ей строгий выговор. Слегка поругавшись с Ильичихой, Кандаурова возвращается домой в думах о дочери и её нелюдимом, молчаливом муже.

Вечером она садится писать им письмо. Во время этого занятия в вечерней тишине под звуки далёкой гармошки Кузьмовна вспоминает, как в далёкой молодости Васька Кандауров предложил ей у соседского закоулочка выйти за него замуж. Вся нелёгкая, но и такая неповторимая жизнь проходит у Кузьмовны перед глазами. «Ещё бы разок всё с самого начала», – думает она, слегка всплакнув.

Сюжет и композиция

В рассказе длинная, не свойственная Шукшину экспозиция. В ней портреты, характеры, происхождение, занятия и привычки героев. Через интерьер описывается вся жизнь обитателей дома. Большой светлый дом – свидетель свадеб и смертей детей (из 18 осталось 12, то есть треть умерла). У дома даже есть свой запах – запах живущей в нём семьи. Это запах кожи – работы Архипа. У дома как будто есть стучащее сердце. Так стучит молоточек Архипа, и Марфа смутно понимает, что, пока он стучит, семья живёт. А вот ходики тикают так, что кажется, будто они скоро остановятся. Архип чувствует старость дома, семьи, свою, жены и заговаривает о смысле жизни.

Остальные элементы композиции связаны с одним днём из жизни семьи. Архип в конце жизни оказывается у разбитого корыта. Он не приобрёл ни денег, ни славы (не выбился в люди). Даже его профессия уже никому почти не нужна. Марфа тоже потеряла цель жизни, потому что дети выросли и разъехались. Смысл жизни и даже молодость старикам возвращает музыка: «И припомнились другие вечера… и подумалось о чём-то главном в жизни… и не стало осени, одиночества, не стало денег, хомутов». Пение настолько смягчает Марфу, что она решает угостить мужа читушечкой. Казалось бы, вот семейная идиллия: пожилые супруги, наконец, нашли возможность увидеть и понять друг друга. Но Архип привычно пользуется слабостью растроганной жены и выпрашивает у неё 6 рублей на новую балалайку. Так кто же из супругов думает о деньгах?

Этот поступок Архипа как будто возвращает супругов в привычные роли: Марфу превращает в строгого тюремщика, а Архипа – в подневольного раба, всегда готового урвать свою долю, когда внимание надзирателя слабеет.

Смысл названия – это основная мысль рассказа. Одиночество происходит из непонимания, никто не может спасти от него. Супруги, лишившись привычных забот, остаются такими же одинокими и разъединёнными, только музыка сближает их в редкие моменты.

Герои рассказа

Шорник Архип Калачиков изготовляет сбрую для лошадей — уздечки, хомуты. Он – шукшинский чудик, человек, у которого есть душа, а ей, по словам героя, «попрыгать, побаловаться охота».

Архип сухой и маленький, но не боится своей крупной сварливой жены. Очевидно, он любит её, несмотря на все тяготы семейной жизни. Речь Архипа – настоящий кладезь фольклора. Кроме песен, неиссякаемо льющихся из балалаечника, речь его пересыпана уменьшительно-ласкательными словами: милая, сердечушко, Марфынька, деньжата.

Взяв в руки балалайку, Архип преображается. Он сияет, его маленькие умные глазки светятся озорным блеском, он идёт по избе, «игриво виляя костлявыми бёдрами».

Марфа – «грозная и большая», муж характеризует её так: «Крупная баба, а бестолковенькая». По его мнению, бестолковость состоит в том, что она заставляет мужа шить целыми днями. Марфа любит деньги, трясётся над копейкой. Она даже из дому надолго не уходит, чтобы Архип не сел за балалайку.

Несмотря на могучие размеры и грозность, Марфа подчиняется мужу. Она испугалась, когда Архип в ярости изрубил свою работу, лишившись по её вине балалайки. Балалайка — единственный враг Марфы. К ней Марфа как будто ревнует мужа, «убивает» соперницу, сжигая в печи.

Речь Марфы нарочито груба, она называет Архипа дураком и придурковатым, просит его не выкобениваться и не выдрючиваться, но Марфа – душевно чуткий человек. Её легко растрогать грустной песней.

Балалайка – полноценный член семьи. Она – страсть, «бессловесная глубокая любовь всей жизни» Архипа. Во время игры балалаечник и балалайка как будто обмениваются мыслями и чувствами. Игра на балалайке для Архипа – священнодействие. Он надевает чистую рубаху, садится в красный угол.

Смерть балалайки в огне печи описана, как смерть человека: её коробит, перед смертью балалайка трижды простонала человеческим голосом (лишившись струн).

Василий Шукшин, рассказ «Микроскоп» – краткое содержание

Малообразованный столяр Андрей Ерин, имея внутри сильную тягу к науке, мечтает купить себе микроскоп. У Андрея нет свободных денег для этого, но он решается обмануть жену и говорит ей, что случайно потерял снятые с книжки 120 рублей. Геройски выдержав сильный скандал с супругой и даже её побои сковородником, Ерин через несколько дней покупает микроскоп и приносит его домой. Жену он уверяет, что был премирован этим прибором за успехи на работе.

Забывший обо всём на свете Андрей проводит у микроскопа всё свободное время, стараясь разглядеть микробов в капельках воды. Его обуревает мечта найти путь к истреблению вредных микроорганизмов, чтобы человек не «протягивал ноги» в 60-70 лет, а жил до 150. Андрей пробует проткнуть микробов иголкой, изничтожить их электротоком. Но оригинальным опытам кладёт внезапный конец визит к нему домой сослуживца, Сергея Куликова, который проговаривается жене Ерина, что никаких премий за трудовые успехи им не давали. Жена догадывается, куда делись 120 «потерянных» рублей, и отвозит микроскоп в комиссионку.

Подробнее – см. в отдельной статье Шукшин «Микроскоп» – краткое содержание

Полный текст рассказа «Микроскоп»

Василий Шукшин, рассказ «Чудик» – кратко

Странноватого, легкомысленного деревенского киномеханика Василия за особый дар постоянно влипать в неприятные истории односельчане и жена зовут Чудиком. Решив съездить из Сибири к брату на Урал, Василий вначале теряет в магазине крупную сумму (50 рублей), потом едва не гибнет в самолётной аварии и пытается послать из аэропорта супруге игривую, любовную телеграмму. Жена брата Чудика, городская буфетчица, не рада приезду деревенского родственника. Чтобы задобрить её, Василий разрисовывает журавликами и петушками детскую коляску в квартире брата. Но брезгливая сноха не понимает «народного творчества» и выгоняет Чудика из дому. Не слишком расстроившись, тот возвращается назад за многие сотни километров и босиком с весёлой песней бежит от автобуса домой.

Подробнее – см. в отдельной статье Шукшин «Чудик» – краткое содержание

Полный текст рассказа «Чудик»

Василий Шукшин, рассказ «Хозяин бани и огорода» – краткое содержание

Зарисовка Шукшиным деревенских нравов. Разговор двух мужчин на деревенской завалинке. Один пришёл помыться к другому в баню, потому что ремонтирует свою. Хозяин бани начинает представлять, как жена и соседи будут хоронить его, когда он умрёт. Беседа постепенно переходит на характеры и жизнь односельчан, потом на деньги – и кончается скандалом. Хозяин бани заявляет, что сын собеседника ворует морковку на его огороде. Второй мужчина в ответ обзывает его «куркулём» и отказывается мыться в его бане.

Василий Шукшин, рассказ «Крепкий мужик» – кратко

В колхозе «Гигант» строят новый склад, перевозя туда бочкотару и цемент из старого – церкви семнадцатого века, давно закрытой большевицкими борцами за атеизм. Ретивый колхозный бригадир Коля Шурыгин, крепкий, здоровый любитель выпить, решает сломать освободившуюся церковь, чтобы пустить её кирпичи на свинарник. Шурыгин считает, что так он отличится перед начальством и оставит по себе на селе долгую память.

Когда «крепкий мужик» подгоняет к церкви три трактора, вся деревня сбегается с возмущёнными возгласами. Однако крики земляков лишь возбуждают Шурыгина не уступать. Храм рушится под рык тракторных моторов.

Вечером соседские бабы клянут «дьявола» Шурыгина. Продавщица в сельпо грозит «дать ему гирькой по кумполу». Колю ругает мать. Жена, не приготовив ужина, уходит из дома к соседкам. Недалёкий бригадир уже и сам убеждается: сделанную предками на совесть церковную кладку не разбить для свинарника. Её кирпичам суждено зарастать крапивой. Недовольный Шурыгин, выпив вечером бутылку водки, садится на мотоцикл и, распевая частушку, едет среди ночи в соседнюю деревню – продолжать пьянку с председателем колхоза.

Подробнее – см. в отдельной статье Шукшин «Крепкий мужик» – краткое содержание

Полный текст рассказа «Крепкий мужик»

Алёша Бесконвойный

Интересно, что главный герой (тот самый Алёша) не Алёша вовсе, а Костя и совсем не «бесконвойный». Он даже немного обижался на людей за это прозвище, которое означало безответственность и неуправляемость. Читать далее

Беседы при ясной луне

Пенсионеру Николаю Баеву было 63 года. Всю жизнь он проработал в конторах, вначале работал счетоводом, потом бухгалтером. Нажил себе бессонницу. А одной его знакомой, Марье Селезневой, незадолго до выхода на пенсию пришлось Читать далее

Боря

В рассказе “Боря” повествуется о безобидном парне с задержкой психического развития, периодически попадающем в местную больницу за проявления агрессии по отношению к родителям. Разум Бори подобен разуму двухлетнего ребенка. Читать далее

В профиль и анфас

Вечер. Сидя на скамейке, ведут разговор старик и молодой человек по имени Иван. Из их разговора выясняется, что недавно у Ивана на целый год отобрали права за то, что он сел за руль в нетрезвом состоянии. Из-за этого он лишился работы. Читать далее

Ванька Тепляшин

Ванька Тепляшин молодой деревенский парень. Он трудится шофером. Однажды у него обнаружили болезнь, язву двенадцатиперстной кишки. Шофера положили в больницу, сначала его лечили в родном селе, а потом перевели в город. Читать далее

Верую

Максим – человек, который всегда пытается разобраться в своих чувствах. В данный момент, он никак не может понять, что за тоска такая мучает его изнутри. Болезнь души, еще опаснее телесной, как считает он Читать далее

Волки!

Рассказ «Волки» сталкивает в экстремальной двух героев: тестя и зятя. У них нет друг к другу симпатии. Они вечно посмеиваются друг над другом, критикуют друг друга, но ради женщины, которая их связала, сохраняют мир. Читать далее

Выбираю деревню на жительство

Бывший деревенский житель, Николай Григорьевич Кузовников, прожил внешне успешную и состоятельную жизнь. Переехав в город (судя по всему, он попал под волну индустриализации и урбанизации 30-х годов) Читать далее

Горе

Рассказ начинается с описания героем-рассказчиком летних ночей, которые запомнились ему еще с 12-летнего возраста. Особенно одна, о которой и будет идти повествование. Читать далее

Гринька Малюгин

В селе, где жил Гринька, все жители считали его не совсем нормальным и не адекватным. Но Гринька на это не обращал внимания, он всегда поступал так, как считал правильным. Так например, он ни при каких обстоятельствах не соглашался работать в воскресенье. Читать далее

Даешь сердце

Алексей Иванович Козулин, тихий, скромный, незаметный человек лет пятидесяти, приехал и устроился на работу ветфельдшером в одном селе. Он спокойно проработал там без каких-либо эксцессов около полугода. Был он одинокий Читать далее

Дебил

У Анатолия Яковлева был сын Васька, который очень плохо учился в школе, оставался даже на второй год. И вот сначала к Ваське, а потом и к самому Анатолию приклеилась и пошла по всему селу обидная кличка – Дебил. Читать далее

До третьих петухов

Персонажи литературных произведений живут в библиотеке, на книжных полках. Однажды вечером бедная Лиза подняла вопрос: можно ли Ивану-дураку жить вместе с ними. И хотя Илья Муромец встал на защиту Ивана, большинство поручили ему сходить к Мудрецу Читать далее

Дядя Ермолай

Дядя Ермолай с двумя деревенскими мальчиками работает на току в поле. Начинается сильная гроза, только тогда все троя идут к бригадирскому дому, находившемуся на полтора километра дальше от тока. Читать далее

Жатва

1942год. Тяжелое время для народа и страны. В тылу подростки Ваня и Саша жнут рожь в поле при помощи жнейки. Жара и усталость настолько сломили их, что они уснули во ржи. В это время подъехал с проверкой председатель колхоза Иван Алексеевич Читать далее

Жена мужа в Париж провожала

Семейная жизнь главных героев рассказа, Кольки Паратова и его жены Валентины, не складывалась с самого начала. Познакомились они заочно, когда Колька проходил службу армии. Отслужив, сибиряк Колька явился к москвичке Валюше в гости Читать далее

Живёт такой парень

Пашка Колокольников, — водитель грузового транспорта, водит машины по Чуйскому тракту. Он открыт миру, приветлив, любит пошутить и всегда помогает людям по мере своих возможностей. Однажды он ехал на фуре со своим напарником Кондратом Степановичем Читать далее

Забуксовал

Роман Звягин, обычный совхозный механик, любил участвовать в образовании сына Валерки. Мог подолгу слушать, курить и поучать, что нужно учиться с толком, вдумчиво, чтобы в будущем не жалеть о том, что не доучился. Сказывался горький собственный опыт. Читать далее

Земляки

Старик Анисим Квасов шел на свою делянку накосить для коровы травы. Направлялся он к предгорью, оставляя деревню позади. Здесь с давних пор были покосы. В пути он размышлял о жизни и смерти, вспоминал голодные годы и своего любимого коня Читать далее

Калина красная

Егор Прокудин выходит из зоны. Его мечта – завести собственное хозяйство. Он должен встретиться с будущей женой. Егор и Любовь Федоровна знакомы только по переписке. Читать далее

Космос, нервная система и шмат сала

Рассказ с таким оригинальным названием – это один большой диалог между дедом Наумом и восьмиклассником Юркой. Читать далее

Крепкий мужик

В селе освобождается складское помещение, которое раньше было церковью. Практичный бригадир Шурыгин, поговорив с председателем колхоза, решает пустить ее на кирпичи для свинарника. Прочную церковь разрушить под силу только тракторам Читать далее

Критики

Несмотря на небольшой объем произведения Василия Шукшина-Критики, автор удачно описывает момент из жизни деда и маленького внуку, показывая их характер и донося смысл до читателя. Рассказ начинается с описания главных героев, был дед, ему было 73 года Читать далее

Любавины

Роман начинается с песни, где поется о том, что семейство Любавиных не любили за то, что они не боялись своего мнения и имели крепкий дух. Читать далее

Мастер

В деревне Чебровка живет человек по имени Сема Рысь. Он известен и во всей округе своим мастерство. Сема очень хороший столяр. Его даже приглашают в другие села поработать. Однако, у Семы была очень плохая привычка выпивать. Читать далее

Материнское сердце

Чтоб заработать денег на свадьбу Витька поехал продавать сало на городской рынок. Распродавшись и ожидая отправления автобуса, он пошел в ларек выпить вина. Там к Витьке подошла девушка, попросила прикурить, а разговорившись и выпивши с Витькой Читать далее

Микроскоп

Андрей Ерин, столяр в сельской мастерской, неожиданно для себя и для окружающих обнаруживает в себе тягу к науке. За большую сумму денег, в сто двадцать рублей, не спросив у жены, Ерин покупает микроскоп. Читать далее

Миль пардон, мадам

В произведении Шукшина Миль пардон, мадам автор рассказывает о пьянице и балагуре Броньке Пупкове. Его отличительной чертой было то, что он очень любил приврать. Любимым выражением Пупкова было Читать далее

Обида

Саша Ермолаев вместе с дочкой пошел в магазин. Купили все, что было необходимо. Продавщица, приняла Сашу за пьяного человека, который прошлым днем устроил скандал в магазине. Она уверенно стала оскорблять Сашу и винить во всех смертных грехах Читать далее

Одни

Антип Калачиков и его жена Марфа прожили вместе 40 лет, родили 18 детей, из которых выжили и выросли 12. Антип всю жизнь работал шорником, изготавливал уздечки, сбруи, хомуты, седелки. Работал Антип прямо на дому, сидя справа от печки Читать далее

Осенью

Филипп Тюрин с самой войны работал паромщиком. Однажды в бою его ранило, и тяжелую работу он выполнять больше не мог. Тюрин увлекался политикой. И даже по пути от дома до парома и обратно он обдумывал разные новости Читать далее

Охота жить

Старый охотник Никитич ночует в избушке в тайге, вокруг ни души. В избу забредает молодой парень не из местных, во время разговора он признается, что бежит из заключения. Парень молод, красив, здоров, горяч и в предвкушении свободы Читать далее

Письмо

Кандаурова проснулась перепуганная. Ей приснилось, что у неё пропала икона. Самостоятельно никак не могла истолковать значение этого странного сна, потому утром отправилась к Ильичихе. Та посоветовала вынуть иконку из шифоньера и повесить на стену. Читать далее

Постскриптум

Книга была написана в 1972 году. Рассказ написан в форме письма. Данная форма рассказа была очень распространена в мире русской литературы. Прочитав книгу, у многих читателей складывается такое ощущение, что автор перепечатал чужое письмо. Читать далее

Сапожки

Некий шофер Сергей Духанин, который едет в город за запчастями собрался купить своей жене сапожки. Но стоят они дорого для деревенского жителя — 65 рублей без копеек. Но у шофера пробуждается желание подарить жене именно эти красивые сапожки. Читать далее

Светлые души

Михаил Беспалов работает водителем грузовика. Неделями не бывает дома. Возит зерно из дальних селений. Читать далее

Сельские жители

Маланья, строгая сельская женщина, получив письмо от сына, собирается ехать погостить к нему в далекую и неизвестную Москву. Сына с матерью разделяет огромное расстояние, Маланья живет в Сибири в глухой деревушке, поэтому сын просит мать сесть на самолет. Читать далее

Слово о малой Родине

Слово о малой родине В. Шукшина это признание в любви. Признание чистое, искреннее, и немного запоздалое. Повествование ведется от первого лица. Читать далее

Солнце, старик и девушка

В одном из небольших алтайских селений стояла жаркая погода, а когда вечером на землю опускалась прохлада, к берегу реки Катунь выходил старик. Однажды к нему подошла девушка лет двадцати пяти, и попросила разрешения рисовать его портрет Читать далее

Срезал

Василий Шукшин Макарович был советским кинорежиссером, сценаристом. Рассказ «Срезал», раскрывает мировоззрение самого автора. Глеб Капустин является главным героем рассказа. Глеб проживает в деревне Новая, работает на пилораме Читать далее

Стенька Разин

Васе шёл двадцать пятый год. Он был высокого роста. С крупным утиным носом. Читать далее

Стёпка

Герой данного рассказа – молодой парень, которого зовут Степка, и который вернулся из тюрьмы в родную семью. Действие рассказа происходит весной в деревне. Когда Степка встретил отца, тот спросил его, вышла ли из него дурь Читать далее

Стёпкина любовь

Главный герой рассказа — шофер Степан Емельянов, житель алтайского села. Так получилось, что в это село из Воронежа приехала Элла, устроившаяся на работу учетчицей в тракторную бригаду. А также девушка принимала участие Читать далее

Странные люди

Герои рассказов В.М. Шукшина – очень непонятные люди, которые вызывают жалость и умиление своей наивностью, добротой и непосредственностью. В сборнике Странные люди 3 рассказа: Читать далее

Чередниченко и цирк

Сорокалетний Чередниченко отдыхал в небольшом городе на курорте. Николай Петрович работал на мебельной фабрике в плановом отделе и учился заочно в сельскохозяйственном институте. Он радовался своему положению и верил Читать далее

Чудик

Шукшин часто пишет свои рассказы о простых деревенских людях. В этом рассказе говорится о простом мужике по имени Василий Егорыч, который работает киномехаником в селе, он не равнодушен к собакам и сыщикам. Читать далее

Шире шаг, Маэстро

Рассказ о молодом враче, работающем в деревне. Зовут врача Солодовников Георгий Николаевич, ему 24 года. Совсем недавно Георгий Николаевич начал работать в этой больнице. Это – его первое место работы, его прислали сюда Читать далее

Экзамен

Студент приходит на экзамен по русской литературе опоздавшим. Он объясняет, что опоздал из-за срочной работы. Он тянет билет, а в нем вопрос о Слове о полку Игореве. Читать далее

Энергичные люди

Аристарх Петрович Кузькин и Вера Сергеевна — муж и жена. Однажды Вера находит записку от некой Сони. Это становится последней каплей и она пишет донос прокурору Читать далее

Я пришел дать вам волю

В произведении под названием «Я пришёл дать вам волю» идет описание трудного периода расцвета самосознания у русского народа. Описываемые в романе события соответствуют реальным историческим явлениям Читать далее

У крестьян в Алтайском крае, в деревне Сростки, 25 июля 1929 года появился сын Василий. Когда сыну исполнилось 4 года, его папу признали врагом народа и приговорили к расстрелу. Мама одна растила его с сестрой.

Василий взял фамилию матери и, до получения паспорта был Попов. Отчима он уважал.

В 1943 году Василий окончил обучение в школе, и пошел учиться дальше в автомобильный техникум в городе Бийске. Но через 2,5 года бросает техникум и едет обратно в колхоз. Но своего будущего он тут не видит, и он уходит работать на «Союзпроммеханизация».

Первые свои произведения он пишет в армии, он давал читать свои рассказы сослуживцам. В 1953 году он возвращается домой с диагнозом язва желудка.

Вернувшись домой, он стал работать в школе, учить детей русскому языку и литературе. А вскоре стал директором вечерней школы. Но он хотел стать сценаристом. Что бы осуществить своё желание, он поступает во ВГИК. Сразу же после поступления его произведения начинают печатать в журналах. Первое что он издал, стал рассказ «Двое на телеге».

Впервые на экране Шукшин появляется в эпизодической роли моряка в фильме «Тихий Дон». К нему приходит успех среди актеров.

В начале семидесятых годов он активно пишет произведения. Шукшин совмещает режиссерскую и писательскую деятельность. Именно в этот период выходит в свет его известное произведение «Калина – красная».

Личная жизнь была очень насыщенной. Женат он был 4 раза. У него осталось три дочери от второго и четвертого браков. В 1964 году он женится в последний раз на актрисе Федосеевой Лидии, которая родила ему двоих девочек. В 1974 году на съемках фильма «Они сражались за Родину», у Василия Шукшина останавливается сердце. Ему было 45 лет. Его творчество осталось в его написанных произведениях, и актерских и режиссерских работах. Автор показал при жизни свой разносторонний талант.

Рассказы

Василий Шукшин

Чередниченко и цирк

В южный курортный городок приехал цирк.

Плановик Чередниченко отдыхал в том городке, устроился славно, чувствовал себя вольготно, даже слегка обнаглел – делал выговор продавщицам за теплое пиво. В субботу вечером Чередниченко был в цирке.

На следующий день, в воскресенье, в цирке давали три представления, и Чередниченко ходил на все три.

Он от души смеялся, когда смуглый длинноволосый клоун с нерусской фамилией выкидывал разные штуки, тревожился, когда молодой паренек в красной рубахе гонял по арене, отгороженной от зрителей высокой клеткой, семь страшных львов, стегал их бичом… Но не ради клоуна и не ради страшных львов ухлопал Чередниченко шесть рублей, нет, не ради львов. Его глубоко взволновала девушка, которая открывала программу. Она взбиралась по веревке высоко вверх и там под музыку крутилась, вертелась, кувыркалась…

Никогда еще в своей жизни Чередниченко так не волновался, как волновался, наблюдая за гибкой, смелой циркачкой. Он полюбил ее. Чередниченко был холост, хоть разменял уже пятый десяток. То есть он был когда-то женат, но что-то такое получилось у них с женой – разошлись. Давно это было, но с тех пор Чередниченко стал – не то что презирать женщин,– стал спокоен и даже несколько насмешлив с ними. Он был человек самолюбивый и честолюбивый, знал, что к пятидесяти годам станет заместителем директора небольшой мебельной фабрики, где теперь работал плановиком. Или, на худой конец, директором совхоза. Он заканчивал сельхозинститут заочно и терпеливо ждал. У него была отличная репутация… Время работало на него. «Буду замдиректора, будет все – и жена в том числе».

В ночь с субботы на воскресенье Чередниченко долго не мог заснуть, курил, ворочался… Забывался в полусне, и мерещилось черт знает что – маски какие-то, звучала медная музыка циркового оркестрика, рычали львы… Чередниченко просыпался, вспоминая циркачку, и сердце болело, ныло, точно циркачка была уже его женой и изменяла ему с вертлявым клоуном.

В воскресенье циркачка доконала плановика. Он узнал у служителя цирка, который не пускал посторонних к артистам и львам, что та циркачка – из Молдавии, зовут Ева, получает сто десять рублей, двадцать шесть лет, не замужем.

С последнего представления Чередниченко ушел, выпил в ларьке два стакана красного вина и пошел к Еве. Дал служителю два рубля, тот рассказал, как найти Еву. Чередниченко долго путался под брезентовой крышей в каких-то веревках, ремнях, тросах… Остановил какую-то женщину, та сказала, что Ева ушла домой, а где живет, она не знала. Знала только, что где-то на частной квартире, не в гостинице. Чередниченко дал служителю еще рубль, попросил, чтобы он узнал у администратора адрес Евы. Служитель узнал адрес. Чередниченко выпил еще стакан вина и пошел к Еве на квартиру. «Адам пошел к Еве»,– пошутил сам с собой Чередниченко. Он был человек не очень решительный, знал это и сознательно подгонял себя куда-то в гору, в гору, на улицу Жданова – так, ему сказали, надо идти. Ева устала в тот день, готовилась ко сну.

– Здравствуйте! – приветствовал ее Чередниченко, ставя на стол бутылку «Кокура». Он за дорогу накрутил себе хвоста – заявился смелый и решительный.– Чередниченко Николай Петрович. Плановик. А вас зовут Ева. Правильно?

Ева была немало удивлена. Обычно поклонники ее не баловали. Из всей их труппы поклонники осаждали троих-четверых: смуглого клоуна, наездницу и – реже – сестер Геликановых, силовых акробаток.

– Я не помешал?

– Вообще-то, я спать готовлюсь… Устала сегодня. А что? Я немножко не понимаю…

– Да, сегодня у вас денек… Скажите, а вот этот оркестр ваш, он не мешает вам?

– Нет.

– Я бы все-таки несколько поубавил его: на нервы действует. Очень громко, куда к шутам…

– Нам ничего… Привыкли.

Чередниченко отметил, что вблизи циркачка не такая уж красавица, и это придало ему храбрости. Он серьезно задумал отвезти циркачку к себе домой, жениться.

Что она была циркачкой, они скроют, никто знать не будет.

– Вы не позволите предложить вам?..– Чередниченко взялся за бутылку.

– Нет, нет,– твердо сказала Ева.– Не пью.

– Совсем?

– Совсем.

– Нисколько-нисколько?

– Нисколько.

Чередниченко оставил бутылку в покое.

– Проба пера,– к чему-то сказал он.– Я сам выпиваю очень умеренно. У меня есть сосед, инженер-конструктор… Допивается до того, что опохмелиться утром рубля нет. Идет чуть свет в одних тапочках, стучит в ворота. У меня отдельный дом из четырех комнат, ну, калитку, естественно, на ночь закрываю на запор, «Николай Петрович, дай рубль».– «Василий,– говорю,– Мартыныч, дорогой, не рубля жалко – тебя жалко. Ведь на тебя смотреть тяжело – с высшим образованием человек, талантливый инженер, говорят… До чего же ты себя доведешь!»

– Но рубль-то даете?

– А куда денешься? Он, вообще-то, всегда отдает. Но действительно, не денег этих жалко, я достаточно зарабатываю, у меня оклад сто шестьдесят рублей да премиальные… вообще, находим способы. Не в рубле дело, естественно. Просто тяжело глядеть на человека. В чем есть, в том и в магазин идет… Люди смотрят… У меня у самого скоро высшее образование будет – это же должно как-то обязывать, так я понимаю. У вас высшее?

– Училище.

– Мгм.– Чередниченко не понял – высшее это или не высшее. Впрочем, ему было все равно. По мере того как он излагал сведения о себе, он все больше убеждался, что тут не надо долго трясти кудрями – надо переходить к делу.А родители у вас есть?

– Есть. Зачем вам все это?

– Может быть, все-таки пригубите? С наперсток?.. Мм? А то мне неловко одному.

– Наливайте – с наперсток.

Выпили. Чередниченко выпил полстаканчика. «Не перебрать бы»,– подумал.

– Видите ли, в чем дело, Ева… Ева?..

– Игнатьевна.

– Ева Игнатьевна.– Чередниченко встал и начал ходить по крошечной комнате – шаг к окну, два шага к двери и обратно.– Сколько вы получаете?

– Мне хватает,

– Допустим. Но в один прекрасный… простите, как раз наоборот – в один какой-нибудь трагичный день вы упадете оттуда и разобьетесь…

– Слушайте, вы…

– Нет, послушайте вы, голубушка, я все это прекрасно видел и знаю, чем все это кончится – эти аплодисменты, цветы…– Ужасно понравилось Чередниченко вот так вот ходить по комнатке и спокойно, убедительно доказывать: нет, голубушка, ты еще не знаешь жизни. А мы ее, матушку, как-нибудь изучили – со всех сторон. Вот кого ему не хватало в жизни – такой вот Евы – Кому вы потом будете нужна? Ни-ко-му.

– Зачем вы пришли? И кто вам дал адрес?

– Ева Игнатьевна, я буду с вами напрямик – такой характер. Я человек одинокий, положение в обществе занимаю хорошее, оклад, я вам уже сказал, до двухсот в целом. Вы тоже одиноки… Я второй день наблюдаю за вами – вам надо уходить из цирка. Знаете, сколько вы будете получать по инвалидности? Могу прикинуть…

– Вы что? – спросила Ева Игнатьевна.

– У меня большой дом из лиственницы… Но я в нем один. Нужна хозяйка… То есть нужен друг, нужно кому-то согреть этот дом. Я хочу, чтобы в этом доме зазвенели детские голоса, чтобы в нем поселился мир и покой. У меня четыре с половиной тысячи на книжке, сад, огород… Правда, небольшой, но есть где отвести душу, покопаться для отдыха. Я сам из деревни, люблю в земле копаться. Я понимаю, что говорю несколько в резонанс с вашим искусством, но, Ева Игнатьевна… поверьте мне; это же не жизнь, как вы живете. Сегодня здесь, завтра там… ютитесь вот в таких комнатушках, питаетесь тоже… где всухомятку, где на ходу. А годы идут…

– Вы что, сватаете меня, что ли? – никак не могла понять циркачка.

– Да, я предлагаю вам поехать со мной.

Ева Игнатьевна засмеялась.

– Хорошо! – воскликнул Чередниченко.– Не надо мне верить на слово. Хорошо. Возьмите на неделю отпуск за свой счет, поедемте со мной – посмотрите. Посмотрите, поговорите с соседями, сходите на работу… Если я хоть в чем-нибудь обманул вас, я беру свои слова назад. Расходы – туда и обратно – беру на себя. Согласны?

Ева Игнатьевна долго, весело смотрела на Чередниченко. Тот открыто, тоже весело, даже игриво принял ее взгляд… Ему нравилось, как он действует: деловито, обстоятельно и честно.

– Мне сорок второй год, забыл вам сказать. Кончаю сельхозинститут заочно. Родни мало осталось, никто докучать не будет. Подумайте, Ева. Я не с бухты-барахты явился к вам… Не умею я говорить красивые слова, но жить будем душа в душу. Я уже не мальчишка, мне теперь – спокойно трудиться и воспитывать детей. Обещаю окружить вас заботой и вниманием. Ведь надоела вам эта бездомная жизнь, эта багема…

– Богема.

– А?

– Бо-ге-ма. Через «о»,

– Ну, какая разница? Суть-то одна. Разная, так сказать, по форме, но одинаковая по содержанию. Мне хочется уберечь вас от такой жизни, хочется помочь…. начать жизнь морально и физически здоровую.– Чередниченко сам проникался к себе уважением – за высокое, хоть негромкое благородство, за честность, за трезвый, умный взгляд на жизнь свою и чужую. Он чувствовал себя свободно.– Допустим, что вы нашли себе какого-нибудь клоуна – помоложе, возможно, поинтересней… Что дальше? Вот так вот кочевать из города в город? О детях уже говорить не приходится! Им что!..Чередниченко имел в виду зрителей.– Посмеялись и разошлись по домам – к своим очагам. Они все кому-то нужны, вы – снова в такую вот, извините, дыру – никому вы больше не нужны. Устали вы греться у чужого огня! (Эту фразу он заготовил заранее.) Я цитирую. И если вы ищете сердце, которое бы согрело вас,– вот оно.– Чередниченко прижал левую руку к груди. Он чуть не заплакал от нахлынувших чувств и от «Кокура». Долго было бы рассказывать, какие это были чувства… Было умиление, было чувство превосходства и озабоченности сильного, герой, и жертва, и учитель жили в эти минуты в одном Чередниченко. Каким-то особым высшим чутьем угадал он, что больше так нельзя, дальше будет хуже или то же самое… Надо уходить.– Не буду больше утомлять вас – ухожу. Ночь вам на размышления. Завтра вы оставите записку вашему служителю… такой, с бородавкой, в шляпе…

– Знаю.

– Вот, оставьте ему записку – где мы встретимся.

– Хорошо, оставлю.

Чередниченко пожал крепкую ладонь циркачки, улыбнулся, ласково и ободряюще тронул ее за плечо:

– Спокойной… простите, наоборот, – неспокойной ночушки.

Циркачка тоже улыбалась:

– До свидания.

«Не красавица, но очень, очень миловидная,– подумал Чередниченко.Эти усики на губе, черт их возьми).. пушочек такой… в этом что-то есть. Говорят -темпераментные».

Чередниченко вышел на улицу, долго шел какими-то полутемными переулками – наугад. Усмехался, довольный. «Лихо работаешь, мужик,– думал о себе.Раз-два – и в дамки».

Потом, когда вышел на освещенную улицу, когда вдосталь налюбовался собой, своей решительностью (она просто изумила его сегодня, эта решительность), он вдруг ни с того ни с сего подумал: «Да, но как-то все ужасно легко получилось. Как-то уж очень… Черт ее знает, конечно, но не оказаться бы в дурацком положении. Может, она у них на самом плохом счету, может, ее… это… того… Не узнал ничего, полетел сватать. Хоть бы узнал сперва!» С одной стороны, его обрадовало, что он с таким блеском сработал, с другой… очень вдруг обеспокоила легкость, с какой завоевалось сердце женщины. То обстоятельство, что он, оказывается, умеет действовать, если потребуется, навело его на мысль: а не лучше ли – с такой-то напористостью – развернуться у себя дома? Ведь есть же и там женщины… не циркачки. Есть одна учительница, вдова, красавица, степенная, на хорошем счету. Почему, спрашивается, так же вот не прийти к ней вечерком и не выложить все напрямик, как сегодня? Ведь думал он об этой учительнице, думал, но страшился. А чего страшился? Чего страшиться-то?

«Так-так-так…– Чередниченко прошел вдоль приморской улицы до конца, до порта, повернул назад. Хуже нет, когда в душу вкралось сомнение! Тем-то, видно, и отличаются истинно сильные люди: они не знают сомнений. Чередниченко грызло сомнение.– Скрыть, что она циркачка, конечно, можно, только… А характер-то куда деваешь? Его же не скроешь. Замашки-то циркаческие, они же останутся. Ведь он у нее уже сложился, характер,совершенно определенный, далекий от семейных забот, от материнства, от уюта. Ну, обману я людей, скажу, что она была, допустим, администраторша в гостинице… Но себя-то я не обману! На кой черт себя-то обманывать?! Ведь она, эта преподобная Ева, столько, наверно, видела-перевидела этих Адамов, сколько я в уме не перебрал баб за всю жизнь. Она, наверно, давала жизни… с этим своим пушком на губе.– Уже теперь не сомнение, а раскаяние и злость терзали Чередниченко. Он ходил вдоль приморской улицы, сжав кулаки в карманах пиджака, долго ходил, не глазел на встречных женщин, весь ушел в думы. «Так, так, так… Значит, обрадовался – сразу покорил! А она, наверно, счас богу молится: нашелся один дурак, замуж взять хочет. А то – будь она на хорошемто счету – не нашелся бы никто до двадцати шести лет! Эка… Вывез Николай Петрович царевну из-за синих морей, елки зеленые! Все с ней: «поматросил да бросил», а один долдон в жены себе определил. А потом выяснится, что она рожать не может. Или хуже: переспит с кем-нибудь, забеременеет, а скажет – от меня. И нечего ее винить, у нее это как алкоголизм: потребность выработалась – обновлять ощущения. А начни потом разводиться, она потребует полдома… Иди доказывай потом судьям, что я ее… с канатов снял. Можно сказать, разгреб кучу-мала и извлек из-под самого низа… сильно помятую драгоценность,Опять вспомнилась Чередниченко вдовая учительница в их городке… И он чуть не взялся за голову: каких глупостей мог наворотить! Ведь вывез бы я эту Еву домой, вывез, она бы мне там устроила парочку концертов, и тогда – завязывай глаза от стыда и беги на край света. Насмешил бы я городок, ай, насмешил! Да приехай ты домой, дурак ты фаршированный, возьми такую же бутылочку винца или лучше коньяку, хороших конфет и иди к учительнице. Поговори обстоятельно, тем более она тебя знает, что ты не трепач какой-нибудь, не забулдыга, а на хорошем счету… Поговори с человеком. Ведь умеешь! Ведь скоро диплом в карман положишь – чего же ждатьто? Страдатель, елки зеленые!»

Опять долго не мог заснуть Чередниченко – думал о вдовой учительнице. Мысленно жил уже семейной жизнью… Приходил с работы, говорил весело: «Мать-порубать!» Так всегда говорил главный инженер мебельной фабрики, получалось смешно. Ездил на маевку с женой-учительницей, фотографировал ее… Воровато, в кустах, выпивал с сослуживцами «стременную», пел в автобусе «Ревела буря, гром гремел…». Думал о детях – как они там с бабкой? Но он – то еще ничего, базланил с мужиками про Ермака, а вот жена-учительница, он видел краем глаза, уже вся давно дома – с детьми, ей уже не до веселья – скорей домой! Да нет, черт побери, можно устроить славную жизнь! Славнецкую жизнь можно устроить.

Он так усладился воображением, что и циркачку вспомнил как далекий неприятный грех. Попробовал посадить на маевке вместо жены-учительницы жену-циркачку… Нет, циркачка там никак не на месте. Чужая она там. Начнет глазами стрелять тудасюда… Нет!

«Как же быть завтра? Не ходить совсем к цирку? Неудобно. Явился, наговорил сорок бочек – и нету. Нет, схожу увижусь… Скажу, что срочно отзывают на работу, телеграмму получил. Уеду – спишемся, мол. И все. И постараться не попасть ей на глаза в эти дни на улице. Они скоро уедут».

С тем и заснул Чередниченко. И крепко спал до утра. Во сне ничего не видел. На другой день Чередниченко загорал на пляже… Потом, когда представление в цирке началось, пошел к цирку.

Служитель встретил Чередниченко, как родного брата.

– Вам письмишко! – воскликнул он, улыбаясь шире своей шляпы. И погрозил пальцем: – Только наших не обижа-ать.

Наверно, еще хотел получить трешку.

«Фигу тебе,– подумал Чередниченко.– Жирный будешь. И так харя-то треснет скоро».

Письмецо было положено в конверт, конверт заклеен. Чередниченко не спеша прошел к скамеечке, сел, закурил…

Под брезентовым куполом взвизгивала отвратительная музыка, временами слышался дружный смех: наверно, длинноволосый выкомаривает.

Чередниченко, облокотившись на спинку скамьи, немного посвистел… Конверт держал кончиками пальцев и слегка помахивал им. Поглядеть со стороны, можно подумать, что он, по крайней мере, раза три в неделю получает подобные конверты и они ему даже надоели. Нет, Чередниченко волновался. Немного. Там где-то, внутри, дрожало. Неловко все-таки. Если, положим, ему пришла такая блажь в голову – идти сватать женщину, то при чем здесь сама эта женщина, что должна будет, согласившись, остаться с носом?

Чередниченко вскрыл конверт.

На листке бумаги было написано немного… Чередниченко прочитал. Оглянулся на цирк… Еще раз прочитал. И сказал вслух, негромко, с облегчением:

– Ну вот и хорошо.

На листке было написано:

«Николай Петрович, в сорок лет пора быть умнее. Ева».

А ниже другим почерком – помельче, торопливо: «А орангутанги в Турции есть?»

Чередниченко еще раз прочитал вторую фразу, засмеялся:

– Хохмач.– Он почему-то решил, что это написал клоун.– Ну, хохмач!.. У меня совесть есть, дорогой мой, совесть. Вам этого не понять.

Чередниченко встал и пошел по улице – в сторону моря. Мысленно отвечал Еве: «Умнее, говоришь? Да как-нибудь постараемся, как-нибудь уж будем стремиться, Игнатий Евович. Все мы хочем быть умными, только находит порой такая вот… Как говорят, и на старуху бывает проруха. Вот она, проруха, и вышла. Советуешь, значит, быть умнее Николаю Петровичу? Ах, дорогуша ты моя усатая! Хотя, конечно, ты же по веревке умеешь лазить, кому же и советовать, как не тебе – «мне сверху видно все»! Ты лучше посоветуй длинноволосому, чтоб он с другой какой-нибудь не ушлепал сегодня. А то ушлепает, будешь одна куковать вечер. А тебе вечер просидеть одной никак нельзя. Как же! Жизнь-то дается один раз, тело пока еще гнется, не состарилось. Как же вам можно вечер дома посидеть! Нет, это никак невозможно. Вам надо каждый день урывать – «ловите миг удачи»! Ловите, ловите… Черти крашеные».

Чередниченко опустил конверт в мусорную урну, вышел на набережную, выпил в ларьке стаканчик сухого вина, сел на лавочку, закурил, положил ногу на ногу и стал смотреть на огромный пароход «Россия». Рядом с ним негромко говорили парень с девушкой.

– Куда-нибудь бы поплыть… Далеко-далеко! Да?

– На таком, наверно, и не чувствуешь, что плывешь. Хотя в открытом море…

«Давайте, давайте – плывите,– машинально подхватил их слова Чередниченко, продолжая разглядывать пароход.– Плывите!.. Молокососы».

Ему было очень хорошо на скамеечке, удобно. Стаканчик «сухаря» приятно согреваА грудь. Чередниченко стал тихонько, себе под нос, насвистывать «Амурские волны».

Приезжий

Против председателя сельсовета, боком к столу, утонув в новеньком необъятном кресле (председатель сам очень удивился, когда к нему завезли эти мягкие, пахучие громадины – три штуки! «Прям как бабы хорошие», – сказал он тогда) сидел не старый еще, седой мужчина в прекрасном светлом костюме, худощавый, чуть хмельной, весело отвечал на вопросы.

– Как это? – не мог понять председатель.– Просто – куда глаза глядят?

– Да. Взял подробную карту области, ткнул пальцем – Мякишево. Мгм, Мякишево… Попробовал на вкус – ладно. Приезжаю, узнаю: речка – Мятла. О господи!.. еще вкуснее. Спрашивается, где же мне отдыхать, как не в Мякишеве, что на речке Мятле?

– Ну, а на юг, например? В санаторий…

– В санаториях – нездорово,

– Вот те раз!..

– Вы бывали?

– Бывал, мне нравится.

– А мне не нравится. Мне нравится, где не подстрижено, не заплевано… Словом, у вас возражений нет, если я отдохну в вашем селе? Паспорт у меня в порядке…

– Не нужен мне ваш паспорт. Отдыхайте на здоровье. Вы что, художник? – Председатель кивнул на этюдник.

– Так, для себя.

– Я понимаю, что не на базар. Для выставки?

Приезжий улыбнулся, и улыбка его вспыхнула ясным золотом вставных зубов.

– Для выставки – это уже не для себя.– Ему нравилось отвечать на вопросы. Наверно, он с удовольствием отвечал бы даже на самые глупые.– Для себя – это в печь.

– Для чего же тогда рисовать?

– Для души. Вот я стою перед деревом, положим, рисую, и понимаю: это глупо. Меня это успокаивает, я отдыхаю. То есть я с удовольствием убеждаюсь, что дерево, которое я возымел желание перенести на картон, никогда не будет деревом…

– Но есть же – умеют.

– Никто не умеет.

«Здорово поддавши, но держится хорошо»,– отметил председатель.

– Мда…

– Вы не подскажите, у кого бы я мог пока пожить? Пару недель, не больше.

Председатель подумал… И не заметил, что, пока соображал, успел отметить прекрасный костюм художника, золотые зубы, седину его, умение держаться…

– Пожить-то? Если, допустим, у Синкиных?.. Дом большой, люди приветливые… Он у нас главным инженером работает на РТСе… Дом-то как раз над рекой, там прямо с террасы рисовать можно.

– Прекрасно!

– Только, знаете, он насчет этого – не любитель. Выпивает, конечно, по праздникам, а так… это… не любитель.

– Да что вы, бог с вами! – воскликнул приезжий.– Это я ведь так – с дороги… Не побрит вот еще…– А так я ни-ни! Тоже по праздникам: первое января, Первое мая, седьмое ноября, День шахтера, День железнодорожника…

– Ну, это само собой,

– Вы тоже в День железнодорожника?

Председатель засмеялся: ему нравился этот странный человек – наивный, простодушный и очень не глупый,

– У нас свой есть – день борозды. А вы что, железнодорожник?

– Да. Знаете, проектирую безмостовую систему железнодорожного сообщения.

– Как это – безмостовую?

– А так. Вот идет поезд – нормально, по рельсам. Впереди – река. А моста нет. Поезд идет полным ходом…

Председатель пошевелился в кресле:

– Ну?

– Что делает поезд? Он пла-авненько поднимается в воздух, перелетает,приезжий показал рукой,– через реку, снова становится на рельсы и продолжает путь.

Председатель готов посмеяться вместе с приезжим, только ждет, чтобы тот пригласил.

– Представляете, какая экономия? – серьезно спрашивает приезжий.

– Это как же он, простите, перелетает? – Председатель все готов посмеяться и знает, что сейчас они посмеются.

– Воздушная подушка! Паровоз пускает под себя мощную струю отработанного пара, вагоны делают то же самое – каждый под себя,– паровоз подает им пар по тормозным шлангам… Весь состав пла-авненько перелетает реченьку…

  • Шукшин микроскоп проблематика рассказа
  • Шукшин далекие зимние вечера читать рассказ
  • Шукшин повести и рассказы читать
  • Шукшин критики главные герои рассказа
  • Шукшин василий макарович рассказы аудиокнига