Ужин кончился. Глебов неторопливо вылизал миску, тщательно сгреб со
стола хлебные крошки в левую ладонь и, поднеся ее ко рту, бережно слизал
крошки с ладони. Не глотая, он ощущал, как слюна во рту густо и жадно
обволакивает крошечный комочек хлеба. Глебов не мог бы сказать, было ли это
вкусно. Вкус — это что-то другое, слишком бедное по сравнению с этим
страстным, самозабвенным ощущением, которое давала пища. Глебов не торопился
глотать: хлеб сам таял во рту, и таял быстро.
Ввалившиеся, блестящие глаза Багрецова неотрывно глядели Глебову в рот
— не было ни в ком такой могучей воли, которая помогла бы отвести глаза от
пищи, исчезающей во рту другого человека. Глебов проглотил слюну, и сейчас
же Багрецов перевел глаза к горизонту — на большую оранжевую луну,
выползавшую на небо.
— Пора, — сказал Багрецов.
Они молча пошли по тропе к скале и поднялись на небольшой уступ,
огибавший сопку; хоть солнце зашло недавно, камни, днем обжигавшие подошвы
сквозь резиновые галоши, надетые на босу ногу, сейчас уже были холодными.
Глебов застегнул телогрейку. Ходьба не грела его.
— Далеко еще? — спросил он шепотом.
— Далеко, — негромко ответил Багрецов.
Они сели отдыхать. Говорить было не о чем, да и думать было не о чем —
все было ясно и просто. На площадке, в конце уступа, были кучи развороченных
камней, сорванного, ссохшегося мха.
— Я мог бы сделать это и один, — усмехнулся Багрецов, — но вдвоем
веселее. Да и для старого приятеля… Их привезли на одном пароходе в
прошлом году. Багрецов остановился.
— Надо лечь, увидят.
Они легли и стали отбрасывать в сторону камни. Больших камней, таких,
чтобы нельзя было поднять, переместить вдвоем, здесь не было, потому что те
люди, которые набрасывали их сюда утром, были не сильнее Глебова.
Багрецов негромко выругался. Он оцарапал палец, текла кровь. Он
присыпал рану песком, вырвал клочок ваты из телогрейки, прижал — кровь не
останавливалась.
— Плохая свертываемость, — равнодушно сказал Глебов.
— Ты врач, что ли? — спросил Багрецов, отсасывая кровь.
Глебов молчал. Время, когда он был врачом, казалось очень далеким. Да и
было ли такое время? Слишком часто тот мир за горами, за морями казался ему
каким-то сном, выдумкой. Реальной была минута, час, день от подъема до отбоя
— дальше он не загадывал и не находил в себе сил загадывать. Как и все.
Он не знал прошлого тех людей, которые его окружали, и не интересовался
им. Впрочем, если бы завтра Багрецов объявил себя доктором философии или
маршалом авиации, Глебов поверил бы ему, не задумываясь. Был ли он сам
когда-нибудь врачом? Утрачен был не только автоматизм суждений, но и
автоматизм наблюдений. Глебов видел, как Багрецов отсасывал кровь из
грязного пальца, но ничего не сказал. Это лишь скользнуло в его сознании, а
воли к ответу он в себе найти не мог и не искал. То сознание, которое у него
еще оставалось и которое. возможно, уже не было человеческим сознанием,
имело слишком мало граней и сейчас было направлено лишь на одно — чтобы
скорее убрать камни.
— Глубоко, наверно? — спросил Глебов, когда они улеглись отдыхать.
— Как она может быть глубокой? — сказал Багрецов. И Глебов сообразил,
что он спросил чепуху и что яма действительно не может быть глубокой.
— Есть, — сказал Багрецов.
Он дотронулся до человеческого пальца. Большой палец ступни выглядывал
из камней — на лунном свету он был отлично виден. Палец был не похож на
пальцы Глебова или Багрецова, но не тем, что был безжизненным и окоченелым,
— в этом-то было мало различия. Ногти на этом мертвом пальце были острижены,
сам он был полнее и мягче глебовского. Они быстро откинули камни, которыми
было завалено тело.
— Молодой совсем, — сказал Багрецов.
Вдвоем они с трудом вытащили труп за ноги.
— Здоровый какой, — сказал Глебов, задыхаясь.
— Если бы он не был такой здоровый, — сказал Багрецов, — его похоронили
бы так, как хоронят нас, и нам не надо было бы идти сюда сегодня.
Они разогнули мертвецу руки и стащили рубашку.
— А кальсоны совсем новые, — удовлетворенно сказал Багрецов.
Стащили и кальсоны. Глебов запрятал комок белья под телогрейку.
— Надень лучше на себя, — сказал Багрецов.
— Нет, не хочу, — пробормотал Глебов.
Они уложили мертвеца обратно в могилу и закидали ее камнями.
Синий свет взошедшей луны ложился на камни, на редкий лес тайги,
показывая каждый уступ, каждое дерево в особом, не дневном виде. Все
казалось по-своему настоящим, но не тем, что днем. Это был как бы второй.
ночной, облик мира.
Белье мертвеца согрелось за пазухой Глебова и уже не казалось чужим.
— Закурить бы, — сказал Глебов мечтательно.
— Завтра закуришь.
Багрецов улыбался. Завтра они продадут белье, променяют на хлеб, может
быть, даже достанут немного табаку…
Сюжет рассказов В. Шаламова — тягостное описание тюремного и лагерного быта заключённых советского ГУЛАГа, их похожих одна на другую трагических судеб, в которых властвуют случай, беспощадный или милостивый, помощник или убийца, произвол начальников и блатных. Голод и его судорожное насыщение, измождение, мучительное умирание, медленное и почти столь же мучительное выздоровление, нравственное унижение и нравственная деградация — вот что находится постоянно в центре внимания писателя.
Надгробное слово
Автор вспоминает по именам своих товарищей по лагерям. Вызывая в памяти скорбный мартиролог, он рассказывает, кто и как умер, кто и как мучился, кто и на что надеялся, кто и как себя вёл в этом Освенциме без печей, как называл Шаламов колымские лагеря. Мало кому удалось выжить, мало кому удалось выстоять и остаться нравственно несломленным.
Житие инженера Кипреева
Никого не предавший и не продавший, автор говорит, что выработал для себя формулу активной защиты своего существования: человек только тогда может считать себя человеком и выстоять, если в любой момент готов покончить с собой, готов к смерти. Однако позднее он понимает, что только построил себе удобное убежище, потому что неизвестно, каким ты будешь в решающую минуту, хватит ли у тебя просто физических сил, а не только душевных. Арестованный в 1938 г. инженер-физик Кипреев не только выдержал избиение на допросе, но даже кинулся на следователя, после чего был посажен в карцер. Однако от него все равно добиваются подписи под ложными показаниями, припугнув арестом жены. Тем не менее Кипреев продолжал доказывать себе и другим, что он человек, а не раб, какими являются все заключённые. Благодаря своему таланту (он изобрёл способ восстановления перегоревших электрических лампочек, починил рентгеновский аппарат), ему удаётся избегать самых тяжёлых работ, однако далеко не всегда. Он чудом остаётся в живых, но нравственное потрясение остаётся в нем навсегда.
На представку
Лагерное растление, свидетельствует Шаламов, в большей или меньшей степени касалось всех и происходило в самых разных формах. Двое блатных играют в карты. Один из них проигрывается в пух и просит играть на «представку», то есть в долг. В какой-то момент, раззадоренный игрой, он неожиданно приказывает обычному заключённому из интеллигентов, случайно оказавшемуся среди зрителей их игры, отдать шерстяной свитер. Тот отказывается, и тогда кто-то из блатных «кончает» его, а свитер все равно достаётся блатарю.
Ночью
Двое заключённых крадутся к могиле, где утром было захоронено тело их умершего товарища, и снимают с мертвеца белье, чтобы назавтра продать или поменять на хлеб или табак. Первоначальная брезгливость к снятой одежде сменяется приятной мыслью, что завтра они, возможно, смогут чуть больше поесть и даже покурить.
Одиночный замер
Лагерный труд, однозначно определяемый Шаламовым как рабский, для писателя — форма того же растления. Доходяга-заключённый не способен дать процентную норму, поэтому труд становится пыткой и медленным умерщвлением. Зек Дугаев постепенно слабеет, не выдерживая шестнадцатичасового рабочего дня. Он возит, кайлит, сыплет, опять возит и опять кайлит, а вечером является смотритель и замеряет рулеткой сделанное Дугаевым. Названная цифра — 25 процентов — кажется Дугаеву очень большой, у него ноют икры, нестерпимо болят руки, плечи, голова, он даже потерял чувство голода. Чуть позже его вызывают к следователю, который задаёт привычные вопросы: имя, фамилия, статья, срок. А через день солдаты уводят Дугаева к глухому месту, огороженному высоким забором с колючей проволокой, откуда по ночам доносится стрекотание тракторов. Дугаев догадывается, зачем его сюда доставили и что жизнь его кончена. И он сожалеет лишь о том, что напрасно промучился последний день.
Дождь
Шерри Бренди
Умирает заключённый-поэт, которого называли первым русским поэтом двадцатого века. Он лежит в тёмной глубине нижнего ряда сплошных двухэтажных нар. Он умирает долго. Иногда приходит какая-нибудь мысль — например, что у него украли хлеб, который он положил под голову, и это так страшно, что он готов ругаться, драться, искать… Но сил для этого у него уже нет, да и мысль о хлебе тоже слабеет. Когда ему вкладывают в руку суточную пайку, он изо всех сил прижимает хлеб ко рту, сосёт его, пытается рвать и грызть цинготными шатающимися зубами. Когда он умирает, его ещё два дня не списывают, и изобретательным соседям удаётся при раздаче получать хлеб на мертвеца как на живого: они делают так, что тот, как кукла-марионетка, поднимает руку.
Шоковая терапия
Заключённый Мерзляков, человек крупного телосложения, оказавшись на общих работах, чувствует, что постепенно сдаёт. Однажды он падает, не может сразу встать и отказывается тащить бревно. Его избивают сначала свои, потом конвоиры, в лагерь его приносят — у него сломано ребро и боли в пояснице. И хотя боли быстро прошли, а ребро срослось, Мерзляков продолжает жаловаться и делает вид, что не может разогнуться, стремясь любой ценой оттянуть выписку на работу. Его отправляют в центральную больницу, в хирургическое отделение, а оттуда для исследования в нервное. У него есть шанс быть актированным, то есть списанным по болезни на волю. Вспоминая прииск, щемящий холод, миску пустого супчику, который он выпивал, даже не пользуясь ложкой, он концентрирует всю свою волю, чтобы не быть уличённым в обмане и отправленным на штрафной прииск. Однако и врач Петр Иванович, сам в прошлом заключённый, попался не промах. Профессиональное вытесняет в нем человеческое. Большую часть своего времени он тратит именно на разоблачение симулянтов. Это тешит его самолюбие: он отличный специалист и гордится тем, что сохранил свою квалификацию, несмотря на год общих работ. Он сразу понимает, что Мерзляков — симулянт, и предвкушает театральный эффект нового разоблачения. Сначала врач делает ему рауш-наркоз, во время которого тело Мерзлякова удаётся разогнуть, а ещё через неделю процедуру так называемой шоковой терапии, действие которой подобно приступу буйного сумасшествия или эпилептическому припадку. После неё заключённый сам просится на выписку.
Тифозный карантин
Заключённый Андреев, заболев тифом, попадает в карантин. По сравнению с общими работами на приисках положение больного даёт шанс выжить, на что герой почти уже не надеялся. И тогда он решает всеми правдами и неправдами как можно дольше задержаться здесь, в транзитке, а там, быть может, его уже не направят в золотые забои, где голод, побои и смерть. На перекличке перед очередной отправкой на работы тех, кто считается выздоровевшим, Андреев не откликается, и таким образом ему довольно долго удаётся скрываться. Транзитка постепенно пустеет, очередь наконец доходит также и до Андреева. Но теперь ему кажется, что он выиграл свою битву за жизнь, что теперь-то тайга насытилась и если будут отправки, то только на ближние, местные командировки. Однако когда грузовик с отобранной группой заключённых, которым неожиданно выдали зимнее обмундирование, минует черту, отделяющую ближние командировки от дальних, он с внутренним содроганием понимает, что судьба жестоко посмеялась над ним.
Аневризма аорты
Болезнь (а измождённое состояние заключённых-«доходяг» вполне равносильно тяжёлой болезни, хотя официально и не считалось таковой) и больница — в рассказах Шаламова непременный атрибут сюжетики. В больницу попадает заключённая Екатерина Гловацкая. Красавица, она сразу приглянулась дежурному врачу Зайцеву, и хотя он знает, что она в близких отношениях с его знакомым, заключённым Подшиваловым, руководителем кружка художественной самодеятельности, («крепостного театра», как шутит начальник больницы), ничто не мешает ему в свою очередь попытать счастья. Начинает он, как обычно, с медицинского обследования Гловацкой, с прослушивания сердца, но его мужская заинтересованность быстро сменяется сугубо врачебной озабоченностью. Он находит у Гловацкой аневризму аорты — болезнь, при которой любое неосторожное движение может вызвать смертельный исход. Начальство, взявшее за неписаное правило разлучать любовников, уже однажды отправило Гловацкую на штрафной женский прииск. И теперь, после рапорта врача об опасной болезни заключённой, начальник больницы уверен, что это не что иное, как происки все того же Подшивалова, пытающегося задержать любовницу. Гловацкую выписывают, однако уже при погрузке в машину случается то, о чем предупреждал доктор Зайцев, — она умирает.
Последний бой майора Пугачева
Среди героев прозы Шаламова есть и такие, кто не просто стремится выжить любой ценой, но и способен вмешаться в ход обстоятельств, постоять за себя, даже рискуя жизнью. По свидетельству автора, после войны 1941–1945 гг. в северо-восточные лагеря стали прибывать заключённые, воевавшие и прошедшие немецкий плен. Это люди иной закалки, «со смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты, лётчики и разведчики…». Но главное, они обладали инстинктом свободы, который в них пробудила война. Они проливали свою кровь, жертвовали жизнью, видели смерть лицом к лицу. Они не были развращены лагерным рабством и не были ещё истощены до потери сил и воли. «Вина» же их заключалась в том, что они побывали в окружении или в плену. И майору Пугачеву, одному из таких, ещё не сломленных людей, ясно: «их привезли на смерть — сменить вот этих живых мертвецов», которых они встретили в советских лагерях. Тогда бывший майор собирает столь же решительных и сильных, себе под стать, заключённых, готовых либо умереть, либо стать свободными. В их группе — лётчики, разведчик, фельдшер, танкист. Они поняли, что их безвинно обрекли на гибель и что терять им нечего. Всю зиму готовят побег. Пугачев понял, что пережить зиму и после этого бежать могут только те, кто минует общие работы. И участники заговора, один за другим, продвигаются в обслугу: кто-то становится поваром, кто-то культоргом, кто чинит оружие в отряде охраны. Но вот наступает весна, а вместе с ней и намеченный день.
В пять часов утра на вахту постучали. Дежурный впускает лагерного повара-заключённого, пришедшего, как обычно, за ключами от кладовой. Через минуту дежурный оказывается задушенным, а один из заключённых переодевается в его форму. То же происходит и с другим, вернувшимся чуть позже дежурным. Дальше все идёт по плану Пугачева. Заговорщики врываются в помещение отряда охраны и, застрелив дежурного, завладевают оружием. Держа под прицелом внезапно разбуженных бойцов, они переодеваются в военную форму и запасаются провиантом. Выйдя за пределы лагеря, они останавливают на трассе грузовик, высаживают шофёра и продолжают путь уже на машине, пока не кончается бензин. После этого они уходят в тайгу. Ночью — первой ночью на свободе после долгих месяцев неволи — Пугачев, проснувшись, вспоминает свой побег из немецкого лагеря в 1944 г., переход через линию фронта, допрос в особом отделе, обвинение в шпионаже и приговор — двадцать пять лет тюрьмы. Вспоминает и приезды в немецкий лагерь эмиссаров генерала Власова, вербовавших русских солдат, убеждая их в том, что для советской власти все они, попавшие в плен, изменники Родины. Пугачев не верил им, пока сам не смог убедиться. Он с любовью оглядывает спящих товарищей, поверивших в него и протянувших руки к свободе, он знает, что они «лучше всех, достойнее всех». А чуть позже завязывается бой, последний безнадёжный бой между беглецами и окружившими их солдатами. Почти все из беглецов погибают, кроме одного, тяжело раненного, которого вылечивают, чтобы затем расстрелять. Только майору Пугачеву удаётся уйти, но он знает, затаившись в медвежьей берлоге, что его все равно найдут. Он не сожалеет о сделанном. Последний его выстрел — в себя.
Ужин кончился. Глебов неторопливо вылизал миску, тщательно сгреб со стола хлебные крошки в левую ладонь и, поднеся ее ко рту, бережно слизал крошки с ладони. Не глотая, он ощущал, как слюна во рту густо и жадно обволакивает крошечный комочек хлеба. Глебов не мог бы сказать, было ли это вкусно. Вкус – это что-то другое, слишком бедное по сравнению с этим страстным, самозабвенным ощущением, которое давала пища. Глебов не торопился глотать: хлеб сам таял во рту, и таял быстро.
Ввалившиеся, блестящие глаза Багрецова неотрывно глядели Глебову в рот – не было ни в ком такой могучей воли, которая помогла бы отвести глаза от пищи, исчезающей во рту другого человека. Глебов проглотил слюну, и сейчас же Багрецов перевел глаза к горизонту – на большую оранжевую луну, выползавшую на небо.
– Пора, – сказал Багрецов.
Они молча пошли по тропе к скале и поднялись на небольшой уступ, огибавший сопку; хоть солнце зашло недавно, камни, днем обжигавшие подошвы сквозь резиновые галоши, надетые на босу ногу, сейчас уже были холодными. Глебов застегнул телогрейку. Ходьба не грела его.
– Далеко еще? – спросил он шепотом.
– Далеко, – негромко ответил Багрецов.
Они сели отдыхать. Говорить было не о чем, да и думать было не о чем – все было ясно и просто. На площадке, в конце уступа, были кучи развороченных камней, сорванного, ссохшегося мха.
– Я мог бы сделать это и один, – усмехнулся Багрецов, – но вдвоем веселее. Да и для старого приятеля…
Их привезли на одном пароходе в прошлом году. Багрецов остановился.
– Надо лечь, увидят.
Они легли и стали отбрасывать в сторону камни. Больших камней, таких, чтобы нельзя было поднять, переместить вдвоем, здесь не было, потому что те люди, которые набрасывали их сюда утром, были не сильнее Глебова.
Багрецов негромко выругался. Он оцарапал палец, текла кровь. Он присыпал рану песком, вырвал клочок ваты из телогрейки, прижал – кровь не останавливалась.
– Плохая свертываемость, – равнодушно сказал Глебов.
– Ты врач, что ли? – спросил Багрецов, отсасывая кровь.
Глебов молчал. Время, когда он был врачом, казалось очень далеким. Да и было ли такое время? Слишком часто тот мир за горами, за морями казался ему каким-то сном, выдумкой. Реальной была минута, час, день от подъема до отбоя – дальше он не загадывал и не находил в себе сил загадывать. Как и все.
Он не знал прошлого тех людей, которые его окружали, и не интересовался им. Впрочем, если бы завтра Багрецов объявил себя доктором философии или маршалом авиации, Глебов поверил бы ему, не задумываясь. Был ли он сам когда-нибудь врачом? Утрачен был не только автоматизм суждений, но и автоматизм наблюдений. Глебов видел, как Багрецов отсасывал кровь из грязного пальца, но ничего не сказал. Это лишь скользнуло в его сознании, а воли к ответу он в себе найти не мог и не искал. То сознание, которое у него еще оставалось и которое, возможно, уже не было человеческим сознанием, имело слишком мало граней и сейчас было направлено лишь на одно – чтобы скорее убрать камни.
– Глубоко, наверно? – спросил Глебов, когда они улеглись отдыхать.
– Как она может быть глубокой? – сказал Багрецов. И Глебов сообразил, что он спросил чепуху и что яма действительно не может быть глубокой.
– Есть, – сказал Багрецов.
Он дотронулся до человеческого пальца. Большой палец ступни выглядывал из камней – на лунном свету он был отлично виден. Палец был не похож на пальцы Глебова или Багрецова, но не тем, что был безжизненным и окоченелым, – в этом-то было мало различия. Ногти на этом мертвом пальце были острижены, сам он был полнее и мягче глебовского. Они быстро откинули камни, которыми было завалено тело.
– Молодой совсем, – сказал Багрецов. Вдвоем они с трудом вытащили труп за ноги.
– Здоровый какой, – сказал Глебов, задыхаясь.
– Если бы он не был такой здоровый, – сказал Багрецов, – его похоронили бы так, как хоронят нас, и нам не надо было бы идти сюда сегодня.
Они разогнули мертвецу руки и стащили рубашку.
– А кальсоны совсем новые, – удовлетворенно сказал Багрецов.
Стащили и кальсоны. Глебов запрятал комок белья под телогрейку.
– Надень лучше на себя, – сказал Багрецов.
– Нет, не хочу, – пробормотал Глебов.
Они уложили мертвеца обратно в могилу и закидали ее камнями.
Синий свет взошедшей луны ложился на камни, на редкий лес тайги, показывая каждый уступ, каждое дерево в особом, не дневном виде. Все казалось по-своему настоящим, но не тем, что днем. Это был как бы второй, ночной, облик мира.
Белье мертвеца согрелось за пазухой Глебова и уже не казалось чужим.
– Закурить бы, – сказал Глебов мечтательно.
– Завтра закуришь.
Багрецов улыбался. Завтра они продадут белье, променяют на хлеб, может быть, даже достанут немного табаку…
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Варлам Шаламов
Ночью
* * *
Ужин кончился. Глебов неторопливо вылизал миску, тщательно сгреб со стола хлебные крошки в левую ладонь и, поднеся ее ко рту, бережно слизал крошки с ладони. Не глотая, он ощущал, как слюна во рту густо и жадно обволакивает крошечный комочек хлеба. Глебов не мог бы сказать, было ли это вкусно. Вкус – это что-то другое, слишком бедное по сравнению с этим страстным, самозабвенным ощущением, которое давала пища. Глебов не торопился глотать: хлеб сам таял во рту, и таял быстро.
Ввалившиеся, блестящие глаза Багрецова неотрывно глядели Глебову в рот – не было ни в ком такой могучей воли, которая помогла бы отвести глаза от пищи, исчезающей во рту другого человека. Глебов проглотил слюну, и сейчас же Багрецов перевел глаза к горизонту – на большую оранжевую луну, выползавшую на небо.
– Пора, – сказал Багрецов.
Они молча пошли по тропе к скале и поднялись на небольшой уступ, огибавший сопку; хоть солнце зашло недавно, камни, днем обжигавшие подошвы сквозь резиновые галоши, надетые на босу ногу, сейчас уже были холодными. Глебов застегнул телогрейку. Ходьба не грела его.
– Далеко еще? – спросил он шепотом.
– Далеко, – негромко ответил Багрецов.
Они сели отдыхать. Говорить было не о чем, да и думать было не о чем – все было ясно и просто. На площадке, в конце уступа, были кучи развороченных камней, сорванного, ссохшегося мха.
– Я мог бы сделать это и один, – усмехнулся Багрецов, – но вдвоем веселее. Да и для старого приятеля… Их привезли на одном пароходе в прошлом году. Багрецов остановился.
– Надо лечь, увидят.
Они легли и стали отбрасывать в сторону камни. Больших камней, таких, чтобы нельзя было поднять, переместить вдвоем, здесь не было, потому что те люди, которые набрасывали их сюда утром, были не сильнее Глебова.
Багрецов негромко выругался. Он оцарапал палец, текла кровь. Он присыпал рану песком, вырвал клочок ваты из телогрейки, прижал – кровь не останавливалась.
– Плохая свертываемость, – равнодушно сказал Глебов.
– Ты врач, что ли? – спросил Багрецов, отсасывая кровь.
Глебов молчал. Время, когда он был врачом, казалось очень далеким. Да и было ли такое время? Слишком часто тот мир за горами, за морями казался ему каким-то сном, выдумкой. Реальной была минута, час, день от подъема до отбоя – дальше он не загадывал и не находил в себе сил загадывать. Как и все.
Он не знал прошлого тех людей, которые его окружали, и не интересовался им. Впрочем, если бы завтра Багрецов объявил себя доктором философии или маршалом авиации, Глебов поверил бы ему, не задумываясь. Был ли он сам когда-нибудь врачом? Утрачен был не только автоматизм суждений, но и автоматизм наблюдений. Глебов видел, как Багрецов отсасывал кровь из грязного пальца, но ничего не сказал. Это лишь скользнуло в его сознании, а воли к ответу он в себе найти не мог и не искал. То сознание, которое у него еще оставалось и которое. возможно, уже не было человеческим сознанием, имело слишком мало граней и сейчас было направлено лишь на одно – чтобы скорее убрать камни.
– Глубоко, наверно? – спросил Глебов, когда они улеглись отдыхать.
– Как она может быть глубокой? – сказал Багрецов. И Глебов сообразил, что он спросил чепуху и что яма действительно не может быть глубокой.
– Есть, – сказал Багрецов.
Он дотронулся до человеческого пальца. Большой палец ступни выглядывал из камней – на лунном свету он был отлично виден. Палец был не похож на пальцы Глебова или Багрецова, но не тем, что был безжизненным и окоченелым, – в этом-то было мало различия. Ногти на этом мертвом пальце были острижены, сам он был полнее и мягче глебовского. Они быстро откинули камни, которыми было завалено тело.
– Молодой совсем, – сказал Багрецов.
Вдвоем они с трудом вытащили труп за ноги.
– Здоровый какой, – сказал Глебов, задыхаясь.
– Если бы он не был такой здоровый, – сказал Багрецов, – его похоронили бы так, как хоронят нас, и нам не надо было бы идти сюда сегодня.
Они разогнули мертвецу руки и стащили рубашку.
– А кальсоны совсем новые, – удовлетворенно сказал Багрецов.
Стащили и кальсоны. Глебов запрятал комок белья под телогрейку.
– Надень лучше на себя, – сказал Багрецов.
– Нет, не хочу, – пробормотал Глебов.
Они уложили мертвеца обратно в могилу и закидали ее камнями.
Синий свет взошедшей луны ложился на камни, на редкий лес тайги, показывая каждый уступ, каждое дерево в особом, не дневном виде. Все казалось по-своему настоящим, но не тем, что днем. Это был как бы второй, ночной, облик мира.
Белье мертвеца согрелось за пазухой Глебова и уже не казалось чужим.
– Закурить бы, – сказал Глебов мечтательно.
– Завтра закуришь.
Багрецов улыбался. Завтра они продадут белье, променяют на хлеб, может быть, даже достанут немного табаку…
Варлам Шаламов
Ужин кончился. Глебов неторопливо вылизал миску, тщательно сгреб со стола хлебные крошки в левую ладонь и, поднеся ее ко рту, бережно слизал крошки с ладони. Не глотая, он ощущал, как слюна во рту густо и жадно обволакивает крошечный комочек хлеба. Глебов не мог бы сказать, было ли это вкусно. Вкус – это что-то другое, слишком бедное по сравнению с этим страстным, самозабвенным ощущением, которое давала пища. Глебов не торопился глотать: хлеб сам таял во рту, и таял быстро.
Ввалившиеся, блестящие глаза Багрецова неотрывно глядели Глебову в рот – не было ни в ком такой могучей воли, которая помогла бы отвести глаза от пищи, исчезающей во рту другого человека. Глебов проглотил слюну, и сейчас же Багрецов перевел глаза к горизонту – на большую оранжевую луну, выползавшую на небо.
– Пора, – сказал Багрецов.
Они молча пошли по тропе к скале и поднялись на небольшой уступ, огибавший сопку; хоть солнце зашло недавно, камни, днем обжигавшие подошвы сквозь резиновые галоши, надетые на босу ногу, сейчас уже были холодными. Глебов застегнул телогрейку. Ходьба не грела его.
– Далеко еще? – спросил он шепотом.
– Далеко, – негромко ответил Багрецов.
Они сели отдыхать. Говорить было не о чем, да и думать было не о чем – все было ясно и просто. На площадке, в конце уступа, были кучи развороченных камней, сорванного, ссохшегося мха.
– Я мог бы сделать это и один, – усмехнулся Багрецов, – но вдвоем веселее. Да и для старого приятеля… Их привезли на одном пароходе в прошлом году. Багрецов остановился.
– Надо лечь, увидят.
Они легли и стали отбрасывать в сторону камни. Больших камней, таких, чтобы нельзя было поднять, переместить вдвоем, здесь не было, потому что те люди, которые набрасывали их сюда утром, были не сильнее Глебова.
Багрецов негромко выругался. Он оцарапал палец, текла кровь. Он присыпал рану песком, вырвал клочок ваты из телогрейки, прижал – кровь не останавливалась.
– Плохая свертываемость, – равнодушно сказал Глебов.
– Ты врач, что ли? – спросил Багрецов, отсасывая кровь.
Глебов молчал. Время, когда он был врачом, казалось очень далеким. Да и было ли такое время? Слишком часто тот мир за горами, за морями казался ему каким-то сном, выдумкой. Реальной была минута, час, день от подъема до отбоя – дальше он не загадывал и не находил в себе сил загадывать. Как и все.
Он не знал прошлого тех людей, которые его окружали, и не интересовался им. Впрочем, если бы завтра Багрецов объявил себя доктором философии или маршалом авиации, Глебов поверил бы ему, не задумываясь. Был ли он сам когда-нибудь врачом? Утрачен был не только автоматизм суждений, но и автоматизм наблюдений. Глебов видел, как Багрецов отсасывал кровь из грязного пальца, но ничего не сказал. Это лишь скользнуло в его сознании, а воли к ответу он в себе найти не мог и не искал. То сознание, которое у него еще оставалось и которое. возможно, уже не было человеческим сознанием, имело слишком мало граней и сейчас было направлено лишь на одно – чтобы скорее убрать камни.
– Глубоко, наверно? – спросил Глебов, когда они улеглись отдыхать.
– Как она может быть глубокой? – сказал Багрецов. И Глебов сообразил, что он спросил чепуху и что яма действительно не может быть глубокой.
– Есть, – сказал Багрецов.
Он дотронулся до человеческого пальца. Большой палец ступни выглядывал из камней – на лунном свету он был отлично виден. Палец был не похож на пальцы Глебова или Багрецова, но не тем, что был безжизненным и окоченелым, – в этом-то было мало различия. Ногти на этом мертвом пальце были острижены, сам он был полнее и мягче глебовского. Они быстро откинули камни, которыми было завалено тело.
– Молодой совсем, – сказал Багрецов.
Вдвоем они с трудом вытащили труп за ноги.
– Здоровый какой, – сказал Глебов, задыхаясь.
– Если бы он не был такой здоровый, – сказал Багрецов, – его похоронили бы так, как хоронят нас, и нам не надо было бы идти сюда сегодня.
Они разогнули мертвецу руки и стащили рубашку.
– А кальсоны совсем новые, – удовлетворенно сказал Багрецов.
Стащили и кальсоны. Глебов запрятал комок белья под телогрейку.
– Надень лучше на себя, – сказал Багрецов.
– Нет, не хочу, – пробормотал Глебов.
Они уложили мертвеца обратно в могилу и закидали ее камнями.
Синий свет взошедшей луны ложился на камни, на редкий лес тайги, показывая каждый уступ, каждое дерево в особом, не дневном виде. Все казалось по-своему настоящим, но не тем, что днем. Это был как бы второй, ночной, облик мира.
Белье мертвеца согрелось за пазухой Глебова и уже не казалось чужим.
– Закурить бы, – сказал Глебов мечтательно.
– Завтра закуришь.
Багрецов улыбался. Завтра они продадут белье, променяют на хлеб, может быть, даже достанут немного табаку…
Какие книги могут помочь хорошо сдать экзамены по гуманитарным предметам, что почитать в преддверии ЕГЭ и как перестать бояться больших литературных форм? Рассказывает ведущий эксперт Московского центра качества образования, доктор филологических наук, профессор Елена Пономарёва.
Зачем вообще читать книги? Ведь есть кино, краткие пересказы, учебники, в конце концов
Читая книги, человек постигает не столько мир вокруг, сколько самого себя. В этом и заключается главная ценность общения с книгой: в нее можно погрузиться, прожить события вместе с литературными героями, поставить себя на их место, пройти с ними через все перипетии, пережить конфликты, испытания и выйти из них победителями — повзрослевшими мудрыми людьми, которые могут убедительно выразить свою точку зрения по важным жизненным вопросам. А вопросы эти касаются самых разных областей гуманитарного знания: и литература, и русский язык, и обществознание, и история — это предметы, которые в первую очередь направлены на постижение человека в его взаимоотношениях с миром.
Именно поэтому хорошая книга полезна не меньше, чем объемный качественный учебник: в ней есть те же факты, те же события, но они осмыслены не только по законам логики, а в первую очередь пропущены через чувства человека, окрашены эмоциями и, как правило, захватывающе изложены. Ни краткое изложение содержания, ни киноверсия литературного произведения не могут заменить самой книги: эти ресурсы лишь помогут вам воспроизвести в памяти то, что могло забыться.
Чем могут помочь книги при подготовке к итоговым экзаменам?
Нельзя за один день научиться красиво, убедительно и глубоко рассуждать. Но даже когда до экзаменационных испытаний остается несколько месяцев, нужно поверить в себя и попробовать наверстать упущенное, выбрав из всего многообразия произведений школьной программы те, которые, несмотря на умеренный, а иногда и небольшой объем, содержат масштабные проблемы, универсальные для разных областей гуманитарного знания (разных предметов).
И разумеется, эти книги очень помогут при подготовке к итоговому сочинению. Если вы проанализируете направления итогового сочинения 2021 года («Забвению не подлежит», «Я и другие», «Время перемен», «Разговор с собой», «Между прошлым и будущим: портрет моего поколения»), то увидите, как они аккумулируют в себе все предметные области, о которых мы уже говорили выше.
Что именно читать? В школьной программе десятки знаменитых книг, и многие из них пугающе объёмны
Чтобы вы научились размышлять о значимых событиях, исторических деятелях, общественных явлениях, достижениях науки и культуры, оказавших влияние на судьбы конкретных людей и на развитие общества и человеческой цивилизации в целом; чтобы могли в полной мере оценить горькие уроки и славные страницы прошлого; чтобы нашли собственные ответы на вопросы о том, какие исторические события влияют на сущность человека, можно ли переделать, переписать историю, повлиять на ее ход, очень полезно и интересно прочитать:
История
- М. Ю. Лермонтов «Бородино»
- А. С. Пушкин «Капитанская дочка»
- Н. В. Гоголь «Тарас Бульба»
- Л. Н. Толстой «Севастопольские рассказы»
- М. Булгаков «Белая гвардия»
- А. Блок «Двенадцать»
- М. Шолохов «Донские рассказы» («Родинка», «Продкомиссар», «Бахчевник», «Чужая кровь»)
- А. Ахматова «Реквием»
- А. Солженицын «Один день Ивана Денисовича»
- В. Шаламов «Колымские рассказы» («Надгробное слово», «Последний бой майора Пугачёва», «Почерк»)
- Б. Васильев «А зори здесь тихие»
- В. Быков «Обелиск»
Вопросы взаимоотношений личности и общества, самоопределения человека в социальной среде всегда являлись предметом изображения в литературе. Чтобы понять причины возникновения и разрешения межличностных конфликтов, разобраться в путях достижения понимания между людьми; понять, обладает ли человек правом на индивидуальное счастье; что является проявлением внутренней силы человека — эгоизм или альтруизм; могут ли друзья или близкие люди смотреть на мир по-разному; всегда ли неправы одиночки и может ли человек жить вне общества, прочитайте книги, в которых эти проблемы определяют содержание:
Человеческие взаимоотношения
- А. С. Грибоедов «Горе от ума»
- Н. В. Гоголь «Шинель», «Тарас Бульба»
- А. С. Пушкин «Евгений Онегин»
- М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», «Мцыри»
- И. С. Тургенев «Отцы и дети»
- М. Е. Салтыков-Щедрин «Дикий помещик», «Премудрый пискарь»
- А. Н. Островский «Гроза»
- А. П. Чехов «Тоска»
- А. Куприн «Олеся»
- М. Горький «Старуха Изергиль», «Макар Чудра», «На дне»
- М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
- А. Платонов «Юшка»
Известный французский писатель Анатоль Франс считал, что перемены — основа жизни. И в то же время человечество всегда опасается перемен, потому что очень сложно жить в стремительно меняющемся мире, в котором человек всегда оказывается перед непростым выбором. Что означает само понятие «время перемен»? Всегда ли перемены ведут к лучшему? Возможен ли выбор в условиях социальных потрясений? Важны ли для человека поражения, или он должен только побеждать? Делают ли испытания человека сильнее? Что помогает человеку сохранить в себе человеческое начало в сложной жизненной ситуации?
Эти вопросы сложны и всегда решаются индивидуально. Познакомившись с книгами авторов, для которых эти проблемы принципиально значимы, вы убедитесь, что единого мнения нет и быть не может. Точнее, оно ваше: каждый из вас, выбрав произведения по душе, если не сразу ответит, то задумается о важном и насущном. На эти темы рекомендуем почитать следующие книги:
Проблемы выбора жизненного пути
- А. С. Грибоедов «Горе от ума»
- А. С. Пушкин «Медный всадник»
- И. С. Тургенев «Отцы и дети»
- М. Булгаков «Белая гвардия», «Собачье сердце»
- М. Шолохов «Донские рассказы» (рассказы — по выбору), «Судьба человека», «Тихий Дон»
- А. Ахматова «Реквием»
- И. Бунин «Окаянные дни»
- В. Тендряков «Хлеб для собаки», «Пара гнедых»
- В. Распутин «Прощание с Матёрой»
Диалог с большой историей, бесспорно, значим для каждого, но гораздо важнее разговор с собой. Попытки разобраться в себе, в своем внутреннем мире, всегда подталкивают человека к поиску смысла жизни, самоанализу, осмыслению опыта других людей. Что влияет на формирование внутреннего мира человека и что помогает совершенствовать себя, не теряться среди толпы и в потоке большой истории? Не случайно такие вопросы называют вечными: на протяжении всего существования литературы как вида искусства художники слова пытались дать ответ на сложноразрешимые вопросы. Но пока вы не освоили все богатство мировой литературы, прочитайте несколько интересных и важных книг, созданных русскими писателями:
Поиск себя
- А. С. Пушкин «Евгений Онегин»
- М. Ю. Лермонтов «Герой нашего времени», «Мцыри»
- И. С. Тургенев «Отцы и дети», «Как хороши, как свежи были розы…»
- М. Е. Салтыков-Щедрин «Премудрый пискарь»
- Н. С. Лесков «Очарованный странник»
- А. Н. Островский «Гроза»
- А. П. Чехов «Чёрный монах»
- А. И. Куприн «Олеся»
- М. Горький «На дне», «Старуха Изергиль», рассказы о босяках
- М. Шолохов «Судьба человека»
- М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Что формирует человека? Чем друг от друга отличаются представители разных поколений? Повлияет ли ваше поколение на будущее всего мира? Так ли важно сохранять связь между поколениями, или человека обременяет прошлое и пугает будущее?
Французский писатель Альбер Камю заметил, что «…каждому поколению свойственно считать себя призванным переделать мир», готовы ли вы взять на себя эту миссию? Неизбежен ли конфликт отцов и детей? Можно ли назвать поколение Z потерянным? Что важнее сегодня: материальные ценности или духовные? Каков собирательный портрет моего поколения?
Не пытайтесь ответить на все эти вопросы сразу, подумайте и «посоветуйтесь» с писателями, прожившими очень непростую жизнь, прошедшими через серьёзные испытания, а затем воплотившими представления о своём поколении в блестящих образцах прозы и поэзии:
Конфликт отцов и детей, проблемы поколений
- А. С. Пушкин «Вновь я посетил…»
- М. Ю. Лермонтов «Дума»
- Д. И. Фонвизин «Недоросль»
- А. С. Грибоедов «Горе от ума»
- А. С. Пушкин «Дубровский», «Станционный смотритель», «Капитанская дочка»
- И. С. Тургенев «Отцы и дети»
- А. П. Чехов «Вишнёвый сад», «Ионыч»
- В. Астафьев «Конь с розовой гривой»
- К. Паустовский «Телеграмма»
- Т. Толстая «Кысь»
- Б. Васильев «Экспонат»
- Ю. Бондарев «Простите нас!»
Как перестать бояться и начать читать?
Просто начните. И вы увидите, каким удовольствием может быть хорошая книга, насколько меньше вы будете волноваться на экзамене оттого, что вам нечем подкрепить свои мысли, не на что опереться в своих суждениях.
Не пытайтесь механически сложить количество рекомендованных книг, лучше примените «метод совмещения»: сначала проанализируйте все, что вам предлагается прочитать. В результате вы получите 10–15 книг, которые универсальны в силу мудрости и таланта их авторов, масштаба изображаемого, глубины и охвата смыслов. Именно на этих книгах и сосредоточьте свое внимание.
Помните, что малые художественные формы могут вместить в себя весь мир и всего человека
Отдавая предпочтение «быстрому чтению», актуальному для вас именно сегодня, не забывайте, что особенный масштаб, особенная глубина в постижении самых сложных вопросов взаимоотношений человека и мира присущи именно крупной литературной форме — роману. Поэтому романы великих русских писателей («Обломов» И. А. Гончарова, «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского, «Война и мир» Л. Н. Толстого, «Тихий Дон» М. А. Шолохова, «Мы» Е. Замятина) обязательно должны быть в вашем активе, на книжной полке. Не получится прочитать сегодня — обязательно сделайте это завтра.
Для самоподготовки я рекомендую воспользоваться материалами Библиотеки «Московской электронной школы». Там можно найти множество интересного контента, который поможет подготовиться к ЕГЭ по гуманитарным предметам.
Читайте с удовольствием и помните: важно не то, сколько книг вы прочитали, а то, что вы поняли и запомнили на всю жизнь!
Источник: МЕЛ
Уроки литературы в 11-м классе № 74 -75 Дата___________________________________
Тема: В.Т. Шаламов. Жизнь и творчество. Проблематика и поэтика «Колымских рассказов». Тайна»Колымских рассказов»»
Цели урока:
- познакомить с трагической судьба писателя и поэта Варлама Шаламова; выявить особенности сюжета и поэтики «Колымских рассказов»;
- развивать навыки литературоведческого анализа, умение вести диалог;
- формировать гражданскую позицию старшеклассников.
Оборудование: портрет В.Шаламова, мультимедийная презентация
Ход урока
1. Этап целеполагания.
Музыка. «Реквием» В.Моцарта
Учитель (читает на фоне музыки)
Всем, кто клеймен был статьею полсотни восьмою,
кто и во сне окружен был собаками, лютым конвоем,
кто по суду, без суда, совещаньем особым
был обречен на тюремную робу до гроба,
кто был судьбой обручен кандалами, колючкой, цепями
им наши слезы и скорбь, наша вечная память! (Т.Руслов)
Сегодня на уроке нам предстоит вести разговор о политических репрессиях в Советском Союзе, о людях, пострадавших от них, о писателе удивительной судьбы — Варламе Тихоновиче Шаламове — и его прозе. Откройте тетради и запишите тему сегодняшнего урока
(слайд 1). Дома вы прочитали рассказы Варлама Шаламова. Какую цель мы поставим на сегодняшний урок? (Ответы учащихся: познакомиться с творчеством В.Шаламова, его биографией, осмыслить его произведения).
Варлам Тихонович Шаламов почти 20 лет провел в советских лагерях, выжил, выстоял и нашел в себе силы написать об этом в произведении «Колымские рассказы», с некоторыми из которых вы успели познакомиться. Как вы приняли эти рассказы? Что удивило, поразило, возмутило? (Ответы учащихся)
В чем же загадка «Колымских рассказов»? Почему сам автор считает свои произведения «новой прозой»? Это ключевые вопросы нашего урока (слайд 2).
2. Актуализация знаний учащихся.
Но чтобы понять прозу Шаламова, надо хорошо представлять себе исторические события тех лет.
Сообщение ученика «История репрессий в СССР»
А.И.Солженицын сказал: «Никакой Чингиз-хан не уничтожил столько мужика, сколько славные наши Органы, ведомые Партией». Безусловно, все это не могло коснуться и литературного процесса. Вспомним некоторые факты.
Сообщение ученицы «Репрессии в литературе» (Должны быть упомянуты следующие факты: Задохнулся от отсутствия воздуха свободы Александр Блок в 1921 году. Расстреляны: Николай Гумилев в 1921 году по обвинению в контрреволюционном заговоре, Борис Пильняк в апреле 1938 года, Николай Клюев и Сергей Клычков в октябре 1937 года, Исаак Бабель в январе 1940 года. Погиб в лагере в 1938 году Осип Мандельштам. Покончили самоубийством, не выдержав поединка с тоталитарным режимом, Сергей Есенин в 1925 году, Владимир Маяковский в 1930 году, Марина Цветаева в 1941 году. Умерли в изгнании Иван Бунин, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский, Игорь Северянин, Вячеслав Иванов, Константин Бальмонт, Иосиф Бродский, Александр Галич. Подверглись гонениям Анна Ахматова, Михаил Зощенко, Борис Пастернак. Прошли ГУЛАГ Александр Солженицын, Анатолий Жигулин, Николай Заболоцкий, Ярослав Смеляков, Иосиф Бродский. В Доме литераторов в Москве висит мемориальная доска в память о тех писателях, кто погиб на войне — 70 человек. Предложили повесить такую же доску с именами репрессированных, но потом поняли — места не хватит. Все стены будут исписаны.)
Учитель. Назовем еще одно имя в этом скорбном списке — В.Т.Шаламов, один из тех, кто поставил своей задачей — выжить и рассказать правду. Эта тема звучит и в творчестве А.Солженицына, и Юрия Домбровского, и Олега Волкова, и Анатолия Жигулина, и Лидии Чуковской, но сила книг В.Шаламова просто потрясает ( слайд 3).
В судьбе Шаламова столкнулись два начала: с одной стороны — его характер, убеждения, с другой — давление времени, государства, стремившегося уничтожить этого человека. Его талант, его страстная жажда справедливости. Бесстрашие, готовность делом доказать слово: Все это было не только не востребовано временем, но и стало слишком опасным для него.
3. Изучение нового материала. Работа в группах по изучению биографии Варлама Шаламова.
Работа в группах. (Учащиеся разбиты на группы заранее).
На каждом столе есть тексты с биографией В.Т.Шаламова. Прочитайте, выделите основные вехи биографии (маркером), будьте готовы ответить на вопросы.
Вопросы:
- Где и когда родился Шаламов? Что можно сказать о его семье?
- Где учился В.Шаламов?
- Когда В.Шаламов был арестован и за что?
- Каков был приговор?
- Когда и где отбывал наказание Шаламов?
- Когда Шаламов был вновь арестован? Какова причина?
- Почему ему продлили срок в 1943 году?
- Когда Шаламов освобождается из лагеря? А когда возвращается в Москву?
- В каком году начинает работать над «Колымскими рассказами»?
(Ответы на вопросы сопровождаются слайдами с фотографиями)
Учитель: Умер Варлам Шаламов 17 января 1982 года, потерявший слух и зрение, совершенно беззащитный в Доме инвалидов Литфонда, до конца испивший чашу непризнания при жизни.
- «Колымские рассказы» — главный труд писателя. 20 лет отдал он на их создание. Читатель узнал 137 рассказов, собранных в 5 сборниках:
- «Колымские рассказы»
- «Левый берег»
- «Артист лопаты»
- «Воскрешение лиственницы»
- «Перчатка, или КР-2»
4. Анализ «Колымских рассказов».
- Какие рассказы Вы прочитали? (Ответы учащихся)
Работа в парах.
Давайте составим кластер со словом «Колыма». Попытайтесь отразить в нем ваше восприятие мира Колымы, какие чувства в нем преобладают? Работаем в парах, стараемся договориться. Кластеры крепим на доску и зачитываем.
Обратимся к рассказу «Надгробное слово». Вопросы для анализа:
1. Какое впечатление производит рассказ, начинающийся словами: «Все умерли:»? Все: это кто, почему, как? (ответы) Да, это люди, о которых сам Шаламов скажет: «Это судьба мучеников, не бывших, не умевших и не ставших героями». Но они оставались людьми в таких условиях — а это многое значит. Писатель показывает это немногословно, всего одной деталью. Деталь очень важна в прозе Шаламова. Вот такая, например, небольшая подробность: «: бригадир Барбэ — товарищ, помогавший мне вытащить большой камень из узкого шурфа». Бригадир, который в лагере обычно враг, убийца, называется товарищем. Он помог зеку, а не прибил его. Что открывается за этим? ( При товарищеских отношениях план не выполнялся, потому что выполнить его можно было только при нечеловеческой, смертельной нагрузке. На Барбэ донесли, и он погиб.)
2. Рассказы страшные, жуткие истории. О чем мечтают люди в рождественскую ночь? ( ответы) И вот голос Володи Добровольцева ( обратите внимание на фамилию): «- А я, — и голос его был покоен и нетороплив, — хотел бы быть обрубком. Человеческим обрубком, понимаете, без рук, без ног. Тогда я бы нашел в себе силу плюнуть им в рожу за все, что они делают с нами.» А почему он хочет быть обрубком?
3. Что является сюжетом рассказа? ( Смерть). Смерть, небытие и есть тот художественный мир, в котором разворачивается действие рассказа. И не только здесь. Факт смерти предшествует началу сюжета. Согласитесь, что это необычно для русской прозы.
Поработаем с рассказом «Заклинатель змей». Каждая группа получает свое задание. 1 группа — Прочитайте начало рассказа, найдите слова и словосочетания, которые действуют на чувства читателя. Какие чувства возникают? 2 группа — Какие «тонкие» и «толстые» вопросы возникли у вас при чтении рассказа? 3 группа — Какие фрагменты рассказа требуют осмысления и размышления?
В процессе анализа рассказа мы обязательно обратим внимание на те непростые вопросы, что у вас возникли. Попробуем разобраться вместе.
- Почему же рассказ называется «Заклинатель змей»? Кого можно считать заклинателем змей?
- Почему Платонов согласился все-таки рассказывать романы? Можно ли его осуждать?
- Согласие Платонова «тискать романы» — это проявление силы или слабости?
- Почему у Платонова развилась сердечная болезнь?
- Каково авторское отношение к такому способу улучшить свое положение? (Резко отрицательное)
- Как изображен Сенечка? Что он собой олицетворяет?
(На первый взгляд кажется, что рассказ о противостоянии политических и блатных, но если вглядеться глубже, то не случайно Платонов — киносценарист-интеллигент противостоит блатарям, те. духовность противостоит грубой силе. Но есть и еще один план, связанный с темой «художник и власть», «художник и общество». «Тисканье романов» — эта фраза из блатного жаргона сама по себе является мощной сатирической метафорой: подобное «тисканье» в угоду сильным мира сего является древней и трудно изживаемой чертой литературы, Шаламов сумел показать свое негативное отношение и к «змеям», и к «заклинателям».)
Рассказ «Последний бой майора Пугачева». Исследователь творчества Шаламова Валерий Есипов пишет, что «Шаламов ни одного слова не писал просто так».
- О чем повествует этот рассказ?
- Почему в начале рассказа автор сравнивает аресты 1930-х и 1940-х годов? Чем отличались бывшие фронтовики от других заключенных?
- Расскажите о судьбе майора Пугачева. Какова судьба его товарищей? Как повлиял на них опыт войны?
- Как вели себя заключенные во время побега?
- Почему в госпитале не было раненных заключенных? Зачем лечили Солдатова?
- Почему рассказ завершается гибелью Пугачева?
Какое чувство остается после прочтения рассказа? Как проявляется авторское отношение к героям? ( Об авторском отношении к героям говорит и фамилия — Пугачев, и то, что автор постоянно называет его по званию — майором, подчеркивая, что он — боец, бросивший вызов лагерным властям, и улыбка майора при воспоминании о погибших товарищах перед собственной смертью. Шаламов скажет о нем — «трудная мужская жизнь», перед смертью подарит ему безвкусную ягоду бруснику, дважды повторит слова «лучшие люди» и вспомнит его улыбку, испытывая радость от того, что в человеке есть духовная высота.)
Почему Шаламов, утверждавший, что удачных побегов на Колыме быть не может, прославил майора Пугачева? В чем же подвиг майора Пугачева? ( Подвиг Пугачева и его товарищей состоит не в том, что они отстаивали свою свободу с оружием в руках, не в том, что они повернули свои автоматы против советской власти, не в том, что они — все до одного — предпочли гибель сдаче. Они стали героями, потому что отказались принять навязываемую им систему мышления и чувства. Осознав лагерь как внечеловеческую систему, они отказались в ней существовать. Побег — из лагеря в тайгу — из Лагеря в Мир — был, несомненно, чудом физической отваги, но прежде всего детищем отважной мысли.)
Написав сказку, очень важную для писателя лично, Шаламов выводит новый лагерный закон — закон сохранения личности, отвечает на вопрос, как же выбраться из этого мира смерти. В тот момент, когда Шаламов поставил себе задачу «запомнить и написать», он, подобно Пугачеву и его товарищам, повел бой по своим правилам — из Заключенного стал Писателем, перенес сражение с внечеловеческой системой на чуждую лагерю и родную для него самого территорию культуры.
Учитель: Ребята, сумели ли мы с вами приблизиться к разгадке тайны «Колымских рассказов?» Какие особенности прозы Шаламова, названной «новой прозой», мы отметим?
(Тайна «Колымских рассказов» в том, что при всем отрицательном автор сумел показать, что люди остаются людьми даже в нечеловеческих условиях, есть способ бороться с этой системой — не принимать ее правил, побеждать ее силой искусства и гармонии. Особенности «новой прозы» Шаламова: документальность, лаконизм повествования, наличие детали- символа.)
Давайте попробуем по группам составить синквейны по темам: «Колымские рассказы», «Человек», «Варлам Шаламов», так чтобы вы смогли высказать свои чувства после нашего урока.
Читать Варлама Шаламова — не удовольствие, а тяжкие труд, но читать это надо, ведь у памяти не срока давности.
Домашнее задание: написать рецензию на один рассказов Шаламова, используя пирамиду «критика»; посмотреть фильм «Завещание Ленина».
Литература.
1. Материалы сайта www.shalamov.ru
2. Валерий Есипов. «Развеять этот туман» (Поздняя проза В.Шаламова: мотивации и проблематика)// www.shalamov.ru/research/92/
3. Н.Л.Крупина, Н.А.Соснина. Сопричастность времени. — М., «Просвещение», 1992
Основные темы в сборнике «Колымские рассказы»
Сборник «Колымские рассказы» — главное произведение писателя, которое он сочинял почти 20 лет. Эти рассказы оставляют крайне тяжелое впечатление ужаса от того, что так действительно выживали люди. Главные темы произведений: лагерный быт, ломка характера заключенных.
Все они обреченно ждали неминуемой смерти, не питая надежд, не вступая в борьбу.
Голод и его судорожное насыщение, измождение, мучительное умирание, медленное и почти столь же мучительное выздоровление, нравственное унижение и нравственная деградация — вот что находится постоянно в центре внимания писателя.
Все герои несчастны, их судьбы безжалостно сломаны. Язык произведения прост, незатейлив, не украшен средствами выразительности, что создает ощущение правдивого рассказа обычного человека, одного из многих, кто переживал все это.
Анализ рассказов «Ночью» и «Сгущенное молоко»: проблемы в «Колымских рассказах»
Рассказ «Ночью» повествует нам о случае, который не сразу укладывается в голове: два заключенных, Багрецов и Глебов, раскапывают могилу, чтобы снять с трупа белье и продать.
Морально-этические принципы стерлись, уступили место принципам выживания: герои продадут белье, купят немного хлеба или даже табака. Темы жизни на грани смерти, обреченности красной нитью проходят через произведение. Заключенные не дорожат жизнью, но зачем-то выживают, равнодушные ко всему.
Проблема надломленности открывается перед читателем, сразу понятно, что после таких потрясений человек никогда не станет прежним.
Проблеме предательства и подлости посвящен рассказ «Сгущенное молоко». Инженеру-геологу Шестакову «повезло»: в лагере он избежал обязательных работ, попал в «контору», где получает неплохое питание и одежду.
Заключенные завидовали не свободным, а таким как Шестаков, потому что лагерь сужал интересы до бытовых: «Только что-либо внешнее могло вывести нас из безразличия, отвести от медленно приближающейся смерти. Внешняя, а не внутренняя сила.
Внутри все было выжжено, опустошено, нам было все равно, и дальше завтрашнего дня мы не строили планов». Шестаков решил собрать группу для побега и сдать начальству, получив какие-то привилегии. Этот план разгадал безымянный главный герой, знакомый инженеру.
Герой требует за свое участие две банки молочных консервов, это для него предел мечтаний.
И Шестаков приносит лакомство с «чудовищно синей наклейкой», это месть героя: он съел обе банки под взорами других заключенных, которые не ждали угощения, просто наблюдали за более удачливым человеком, а потом отказался следовать за Шестаковым. Последний все же уговорил других и хладнокровно сдал их. Зачем? Откуда это желание выслужиться и подставить тех, кому еще хуже? На этот вопрос В.Шаламов отвечает однозначно: лагерь растлевает и убивает все человеческое в душе.
Ход урока: 1. Слова учителя – Дома вы познакомились с рассказами В.Шаламова. Читали ли вы ранее произведения этого автора? Сегодня мы откроем для себя мир шаламовской прозы, мир жестокий и беспощадный и до предела правдивый. Чтобы понять мотивы написания таких произведений, необходимо познакомиться с краткой биографией автора. 2. Презентация, подготовленная учеником – биография В.
Шаламова 3. Беседа -Что потрясает в биографии писателя? -Он сидел в лагерях на Колыме 20 лет, был политзаключенным. Следовательно, все, о чем он писал, было пережито и прочувствовано самим автором. «Колымские рассказы» – личный опыт. -Что мы знаем о тех временах, лагерях? 4.Сообщение ученика о системе наказаний в лагерях. -Итак, какие рассказы вы прочитали. -«Одиночный замер», «Ягоды».
– Какая тема объединяет эти рассказы? -Главная тема – существование человека в лагере. -Где происходит действие? -На севере. Колыма, самые суровые лагеря. -Кто в центре повествования? -Зеки (блатные, политзаключенные), надсмотрщики. -Какой интонацией проникнуто повествование? -Интонация бесстрастная, обыденная, без эмоций. Такая интонация придает рассказам ноту обреченности.
-Как правило, в любом прозаическом художественном произведении есть все типы речи: повествование, описание, рассуждение. Что есть в рассказах В.Шаламова? Докажите.-Есть повествование и описание. -Почему в рассказах В.Шаламова отсутствует рассуждение? -Зек не может рассуждать. Он винтик, «никто», «лагерная пыль».
-В каких эпизодах встречается описание? – Эти эпизоды связаны с описанием еды. Это сильная эмоция в условиях постоянного голода. Прослеживается явная параллель: еда = жизнь, человек = животное. -Есть ли повествование? -Да, это основа рассказов.
Жизнь зека состоит из череды действий, направленных на сохранение и поддержание собственной жизни: изнуряющей, бессмысленной работы, борьбы с постоянным голодом и холодом, действий по добыванию еды. -Какова проблематика рассказов? 1.Проблема противостояния человека и тоталитарной машины государства. 2.Проблема изменения (деформации) ценностных ориентиров человека в лагере.3.
Проблема цены человеческой жизни.5.Анализ рассказа «Одиночный замер»Жанр заявлен В Шаламовым в названии сборника – ”Колымские рассказы”Что такое рассказ? Обратимся к словарю.-Рассказ – малый эпический жанр, прозаическое произведение небольшого объема, в котором, как правило, изображаются одно или несколько событий жизни героя.
-Какова классическая композиция рассказа? -Завязка, развитие действия, кульминация, развязка.-Соответствуют ли рассказы В. Шаламова классической форме?-Нет. Вступление отсутствует, кульминация смещена к концу произведения.Это намеренное отступление от литературных канонов. Шаламов был убежден, что литература умерла (та, которая “учит” – литература Достоевского, Толстого).
Повествование о последнем дне героя рассказа обыденно, без эмоций. Смерть Дугаева – это статистика.-Почему в рассказе нет вступления и заключения?-В. Шаламову необходимо показать суть, не отягощая её предысторией героя. В условиях лагеря совершенно неважно, кем был человек раньше. Шаламов пишет о человеке, который стоит у черты, разделяющей жизнь и смерть.
Окружающие безразличны к судьбе товарища. (Зачитать 1 абзац рассказа, проанализировать поведение напарника и бригадира)-Что чувствует Дугаев в лагере?-Основное чувство – голод. Именно он определяет ход мыслей героя (зачитать отрывок). Второе – безразличие (зачитать отрывок).В лагере человек тупеет, превращается в животное.
Дугаев не умеет красть (а это в лагере “главная северная добродетель”), поэтому быстро слабеет. Он старается выполнить норму (“Никто из товарищей не будет ворчать, что он не выполнить норму”). Когда Дугаев узнает, что выполнил только 25%, он удивляется, потому что “работа была так тяжела”. Он так устал, что даже “чувство голода давно покинуло его”.
-Найдите кульминацию рассказа и его развязку.-Кульминация и развязка совмещены в последнем абзаце (зачитать). Когда Дугаев понял, зачем его ведут к высокому забору с колючей проволокой, он “пожалел, что напрасно проработал, напрасно промучился этот последний сегодняшний день”.6.
Анализ рассказа “Ягоды”-Что объединяет рассказы “Одиночный размер” и “Ягоды”?-В рассказе “Ягоды” Шаламов рисует лагерные будни, как и в “Одиночном замере”. Герой, от лица которого ведется повествование, как и Дугаев, цепляется за жизнь, хотя понимает, что его жизнь и жизнь товарищей ничего не стоит.-Какие важные мысли автора “кочуют” из рассказа в рассказ?- 1.В лагере каждый сам за себя.2.
Голод – мучительное острое ощущение, толкающие человека на риск и необдуманные поступки.3.Все нравственные качества человека уступили место физиологическим потребностям – есть, спать, быть в тепле.-Зачем Рыбаков, товарищ рассказчика, набирал ягоды в баночку? -Если Рыбаков наберет полную банку, ему повар отряда охраны даст хлеба.
Предприятие Рыбакова сразу становилась важным делом” Добыть еду – самое важное дело в лагере.-Почему Рыбаков не просил о помощи в сборе ягод?-Ему пришлось бы делиться хлебом, а “лагерная этика” не предполагает таких человеческих поступков. Следовательно, еще раз подтверждается мысль Шаламова, что в лагере каждый сам за себя.
-Какой эпизод интонационно и содержательно выделяется из общего повествования?-Эпизод описания ягод. Это настоящая поэзия. Рассказчик с интонацией гурмана и знатока рисует ягоды. Ничто в жизни зека не вызывает столь сильных эмоций. Только еда.-Проанализируйте эпизод, повествующий о смерти Рыбакова.-Рыбакова застрелил конвоир Серошапка за то, что зек нарушил границы обозначенной зоны.
Серошапка сделал это буднично, без сожаления. Конвоир знал, что Рыбаков не убежит, но убил зека с первого выстрела.Автор акцентирует внимание читателя на том, что Рыбаков убит первым выстрелом, который должен быть предупредительным. Второй был произведен формально – положено сделать два выстрела.
Ни конвоир Серошапка , ни зеки не думали о соблюдении законности, потому что лагерь – территория беззакония, а «цена лагерной пыли – нуль»Смерть товарища – заурядное событие. Нет ощущения потери, беды. Человек – ничто. Баночка с ягодами – ценность, так как ее можно выменять на хлеб.7. – Еще раз прочитайте слова В.Шаламова о цивилизации и культуре.
Стало ли понятно после знакомства с рассказами, почему автор придерживается такой точки зрения? В ответе используйте опорные слова, записанные на доске в течение урока.- В.Шаламов так считает, потому что лагерь доказал, что физические и духовные силы человека в столкновении с машиной тоталитарного государства ограниченны. Силы зла ломают и разрушают личность, потому что возможности человека конечны, а зло может быть беспредельным. Художник не побоялся показать страшное в человеке. Показав «расчеловечивание» мира, Шаламов оказался пророком: жестокость нарастает повсюду, при этом никогда не эстетизировал бесчеловечность. Он стремился, чтобы читатель увидел и оценил, что это такое в реальной жизни. Все дозволено – страшная реальность истории человечества, которой необходимо противостоять — к такому убеждению приводит читателя автор «Колымских рассказов»
Домашнее задание: отзыв на рассказ В.Шаламова «Сгущенное молоко»
Поэтика «Колымских рассказов» Варлама Шаламова
Ведерникова П.Н., РИЛ-1601
Поэтика «Колымских рассказов» Варлама Шаламова
«Колымские рассказы» — это не просто цикл рассказов и очерков, повествующих о жизни заключенных в исправительно-трудовых лагерях, это также столкновение Колымы и культуры, человека и государственной машины, Слова и злобы. Далее попробуем прокомментировать каждый тезис главным образом на примерах из нескольких рассказов: «На представку», «Кант», «Шерри-бренди».
Столкновение Колымы и культуры? Что мы имеем ввиду? Н.Л.Лейдерман в своей работе1 справедливо отмечает, что «подходить к «Колымским рассказам», как к Искусству, страшно».
Однако этот цикл, несомненно, есть искусство – самое великое и самое большое, переведенное в документальность2.
Стоит, конечно, уточнить, что эта документальность предполагает авторскую достоверность, «выстраданность», без нарочитых украшений.
https://www.youtube.com/watch?v=wCjQw9bX2pw
Интересно проследить то, как культура и Колыма взаимно проверяют друг друга3. В какой-то момент, конечно, кажется, что победу одерживает Колыма, ведь все литературное здесь используется совсем иначе.
Так, например, хорошие книги превращаются в хорошие карты: «Сегодняшние карты были только что вырезаны из томика Виктора Гюго – книжка была кем-то позабыта вчера в конторе»4.
Фигура Есенина – единственная фигура, которая почитается арестантами: «цитату из Есенина, единственного поэта, признанного и канонизированного преступным миром»5. А фамилия известного немецкого философа становится обозначением легкой, временной работы: «Кант» – это широко распространенный лагерный термин»6.
В конечном итоге, даже поэт умирает7. Но поэт – человек, которому отведено определенное время, который состоит из плоти, которого можно «сломать», убить, погубить, однако, это же нельзя сделать с его искусством: «Он верил в бессмертие своих стихов».8
В конечном итоге, оказывается, что культура побеждает, потому как побеждает Слово. Возрождение Слова есть внутренняя свобода, свобода души человека. Главная цель героев «понимающих» сохранить эту способность к мысли, к Слову. Вместе со Словом человек восстанавливает человеческий облик.
Заслуживает особого внимания анализ этой трансформации у Н.Л.Лейдермана. Схематически ее можно было бы изобразить так: злоба – равнодушие – бесстрашие – жалость и уже затем, самое высшее – слово.
Главным хранителем Слова является повествователь, он «субъект повествования», провожатый читателей в мир лагерей. Арестантские термины и понятия он обязательно заключает в кавычки, как слово чужое, иностранное. Например, «Кант», «припухает», «фиксы», «превосходно исполняет» и так далее.
Интересно, что цитаты из произведений поэтов не омрачаются кавычками, а провозглашаются «главными», начинает повествователь их с красной строки:
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые.
Даже графически искусство Слова побеждает над искусством мира античеловеческий условий. Говоря же об образе мира, стоит заметить, что архипелаг лагерей – это образ, который способен эпически развиваться. Всё подчиняется «специфике» этого мира: и природа, и люди, и мысли.
Внешность людей, само собой, тоже: «Ноготь мизинца был сверхъестественной длины – тоже блатарский шик», но, что более примечательно: моральное составляющее человека тоже подчиняется этому миру расчеловечения. Кто-то остается со Словом, а кто-то становится чесальщиком пяток.
Отметим также, что ГУЛАГ является символом целой страны, которая под давлением государственной машины превратилась в архипелаг лагерей, лагерей страданий, боли.
Но есть и периферийное место, где свобода не латентна, еще ощущается, и это пересыльный барак, в котором было суждено умереть поэту: ««транзитке», как любовно выговаривали здешние жители. Она была преддверием ужаса, но сама ужасом не была.
Напротив, здесь жил дух свободы, и это чувствовалось всеми. Впереди был лагерь, позади – тюрьма»9.
Оценивая же время, можно сказать, что оно неестественное, ненормальное, странное. У героев есть жизнь первая и та, что теперь (немногие ее и жизнью назовут): «В своей первой жизни Фризоргер был пастором», «Платонов, киносценарист в своей первой жизни».
И весь мир Колымы строится на антитезе. Так, например, образу «чесальщика» явно противопоставляется стланик, самое почитаемое дерево: «из всех северных деревьев я больше других любил стланик, кедрач»10.
И это не просто любимое дерево, это дерево-символ мужества, стойкости и благородства: «Он неприхотлив и растёт, уцепившись корнями за щели в камнях горного склона. Он мужествен и упрям, как все северные деревья.
Чувствительность его необычайна»11.
Вероятно, ярче всего мастерство В. Шаламова проявляется в изображении деталей:«Сашка растянул руки убитого, разорвал нательную рубашку и стянул свитер через голову.Свитер был красный, и кровь на нем была едва заметна.
Севочка бережно, чтобы не запачкать пальцев, сложил свитер в фанерный чемодан». И деталь эта кажется абсолютно абсурдной, если быть точнее, то абсурдная деталь абсурдного мира. Весь эпизод игры в карты становится чем-то демоническим, существует прямая апелляция к Н.В.
Гоголю, к его чертовщине в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», но когтистый дьявол Колымы обусловлен миром, в котором существует, поэтому не выглядит как что-то сверхфантастическое.
Такой же ирреальной предстает деталь смерти поэта: «Но списали его на два дня позднее, – изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца; мертвец поднимал руку, как кукла-марионетка»12.
Таким образом, детали подчеркивают абсурдность не только всего мироустройства ГУЛАГа, но и существования в нем человека. Жизни там нет и не может быть. Это также доказывают и другие детали, которые чаще всего строятся на гиперболе или сравнении.
Читатель обязательно «увидит» и плевки, которые замерзают на лету, и белую наволочку, крики конвоиров, которые как плети и др.
В этом ирреальном мире высшая награда – баня, а чудом является обычный хлеб, а если быть точнее мимолетное чувство «неголода»: «Кусок хлеба растаял, исчез, и это было чудо – одно из многих здешних чудес»13.
Современному человеку, кажется, этого совсем не понять, но также и не понять, как лучшие умы оказывались в лагерях, как и почему эти лагеря вообще существовали, почему государство уничтожало своих людей? Варлам Шаламов, несомненно, в своем цикле пытается найти ответ на эти вопросы, ставит ребром противопоставление человека и государственной машины. Для нас же будет важнее ответить на вопрос: Как же выживали люди в ГУЛАГе? Кажется, благодаря Слову, и способности даже в нечеловеческих условиях оставаться человеком, сохранять способность мыслить и чувствовать. Таким образом, мы можем сказать, что поэтика «Колымских рассказов», безусловна, специфична, как и художественный опыт самого писателя. Даже несмотря на то, что существует достаточное количество исследовательских работ по феномену Варлама Шаламова, кажется, и этого все равно недостаточно, ведь его произведения – это «духовное сокровище России»14,которое предстоит разгадывать и оберегать всем нам.
Список литературы
Вопросы литературы. 1989. № 5
Лейдерман Н.Л. «…В метельный, ледяной век» //Урал, 1992. № 3.
Тимофеев Л. Поэтика лагерной прозы. – М. «Октябрь». 1991, №3, стр. 182-195
Шаламов В.Т. Колымские рассказы М.,1991.
Шкловский В. Варлам Шаламов. М., 1991.
1 Имеется ввиду статья «В метельный леденящий век»: О «Колымских рассказах» Варлама Шаламова // Русская литературная классика XX века: Моногр. очерки / Урал. гос. пед. ун-т. – С. 245-278
2 «Писатель должен уступить место документу и сам быть документальным… Проза будущего — это проза бывалых людей» – высказывание из «манифеста» В. Шаламова (Вопросы литературы. 1989. № 5)
3 Н.Л.Лейдерман в своей работе отмечал диалог В. Шаламова с жанровой традицией: «в «Колымских рассказах» он не столько следует за традицией, сколько вступает с нею в диалог: он сталкивает опыт Колымы с тем опытом, который «окаменел» в традиционных жанровых формах.»
4 Варлам Шаламов. На представку. URL: https://shalamov.ru/library/2/2.html
5 Варлам Шаламов. На представку. URL: https://shalamov.ru/library/2/2.html
6 Варлам Шаламов. Кант. URL:https://shalamov.ru/library/2/8.html
7 Варлам Шаламов. Шерри-бренди. URL: https://shalamov.ru/library/2/14.html
9 Варлам Шаламов. Шерри-бренди. URL: https://shalamov.ru/library/2/14.html
10 Варлам Шаламов. Кант. URL:https://shalamov.ru/library/2/8.html
11 Варлам Шаламов. Стланик. URL: https://shalamov.ru/library/2/30.html
12 Варлам Шаламов. Шерри-бренди. URL:https://shalamov.ru/library/2/14.html
14Л.Тимофеев.Поэтика лагерной прозы. – М. «Октябрь». 1991, №3, стр. 182-195
Варлам Шаламов «Колымские рассказы»
Определение 1
Литературный цикл — это ряд литературных произведений на общую или близкую тематику, созданный одним автором или одной группой авторов.
Сборник Варлама Шаламова «Колымские рассказы» – это главное произведение писателя, над которым он работал почти двадцать лет. Цикл состоит из пяти сборников:
- «Колымские рассказы»
- «Левый берег»
- «Артист лопаты»
- «Воскрешение лиственницы»
- «Перчатка, или КР-2».
К этим сборникам примыкают «Очерки преступного мира», носящие преимущественно публицистический характер. В этих очерка содержится критическое осмысление опыта изображения в литературе преступного, лагерного мира, от Чехова, Достоевского, Горького до Есенина и Леонова. Цикл «Колымские рассказы» состоит из 137 произведений.
Рассказы Шаламова оставляют тяжелое впечатление, читатель осознает весь ужас того, в каких условиях приходилось выживать людям. Главными темами цикла «Колымские рассказы» являются лагерный быт и ломка характера заключенных.
Люди обреченно ждали неизбежной смерти, не вступая в борьбу и не питая каких-либо надежд.
В центре внимания автора постоянно находится голод и судорожное его насыщение, мучительное умирание, измождение, медленное, мучительное выздоровление, нравственная деградация, нравственной унижение.
Герои рассказов Шаламова глубоко несчастны, а их судьбы безжалостно растоптаны и сломаны. Рассказы написаны незатейливым языком, произведение не украшено средствами выразительности, и это создает ощущение правдивого повествования обычного человека, того, кому довелось пережить все это.
https://www.youtube.com/watch?v=vXbanV9SMp4
Основой масштабных художественных обобщений становится документально-автобиографическое, очерковое начало.
В цикле нашли творческое воплощение авторские размышления о «новой прозе», которая, как считал Шаламов, должна отойти от излишней описательности, от «толстовского» «учительства» и стать настоящей «прозой живой жизни», которая в то же время является преображенной действительностью, преображенным документом. Такая «проза жизни» должна громко заявить о себе в качестве «прозы, выстраданной как документ», в качестве «документа об авторе».
Лагерную тему Варлам Шаламов трактует как путь к широкому осмыслению исторического опыта народного и индивидуального бытия в 20 веке.
Замечание 1
По мнению Шаламова, лагерь порождает разрушительные изменения сознания, которые необратимы, и выступает в качестве исключительно отрицательного опыта для человека.
Центральным предметом изображения в рассказах Шаламова становится лагерная судьба простых советских граждан, которые отбывают заключение по политическим обвинениям: инженеров, фронтовиков, крестьян, творческой интеллигенции и т.д.
Писатель художественно исследует мучительный процесс окаменения, разложения личности, ее абсолютной нравственной капитуляции перед «лагерными блатарями» и перед начальством, перед лагерной действительностью, которая разрушает тело и душу.
В то же время автор открывает, как правило, ситуативные, обреченные на растворение в лагерной среде и жесткое подавление проявления простой искренности и человечности(«Хлеб», «Сухим пайком», «Плотники»), которые иногда связаны с теплящимся в душе религиозным чувством («например, рассказ «Апостол Павел»), а также инстинктивное, социальное, духовно-нравственное, интеллектуальное сопротивление лагерю, выражаемое с различной степенью осознанности (например, «Сентенция», «На представку», «Последний бой майора Пугачева», «Июнь»).
«Блатари», лагерное начальство, медицина и творческие личности в цикле «Колымские рассказы»
Шаламов подробно выводит и среду «блатарей», лагерных воров, которые отбывают сроки за преступления и в руках Системы становятся эффективным инструментом уничтожения человека в лагере, особенно представителей интеллигенции, называемых презрительно «Иванами Ивановичами» (рассказы «Заклинатель змей», «Красный крест», «На представку», «Тифозный карантин»).
В «Колымских рассказ» Шаламов многопланово представляет лагерное начальство разных уровней, которое обладает гротескной логикой мышления, создает болезненную псевдореальность доносов, заговоров, обвинений, разоблачений и порой неожиданно оказывается среди жертв этой искаженной, деформированной реальности («Галстук», «У стремени», «Заговор юристов», «Почерк»).
Шаламов показываете и медицину, являющуюся важным звеном лагерной действительности. Он создает примечательную типологию характеров врачей и фельдшеров, по долгу призвания выступающих в качестве единственных защитников заключенного.
Они могут дать заключенному временной прибежище на больничной койке и согреть его подобием человеческого участия («Тифозный карантин», «Красный крест», «Домино», «Перчатка»). Именно медицинские работники глубоко видят обреченность человека («Аневризма аорты»).
В то же время врач вольно или невольно становится жертвой, заложником «блатной» прослойки и медицинского окружения, и Системы, которая превращает и больницу в своем подобие («Мой процесс», «В приемном покое», «Вечная мерзлота», «Прокуратор Иудеи», «Подполковник медицинской службы», «Начальник больницы»).
Еще одним сквозным сюжетом цикла «Крымские рассказы» является изображение судеб творческих личностей в условиях лагеря. По заключению писателя, искусство и наука совершенно бессильны в деле «облагораживания» личности.
Он отмечает, что у искусства нет «учительной» силы, оно не улучшает, не облагораживает. В ряде произведений он показывает, как культура и «цивилизация» в лагере слетают с человека в кратчайший срок, исчисляемый неделями.
Проявления такого «крушения гуманизма» Шаламов исследуют в рассказах «Галстук», «На представку», «Красный крест», «Домино», «У стремени».
Изображение лагерного быта, подробностей этого бытия у Шаламова становится основой панорамного обобщения и народной судьбы («Перчатка», «По ленд-лизу», «Надгробное слово»).
Природа в образном мире цикла «Колымские рассказы» являет недоступную для человека мощь и силу памяти, духовного и физического самосохранения, сопротивления небытию (например, в рассказах «Воскрешение лиственницы», «Кант», «Сухим пайком», «Последний бой майора Пугачева»).
Урок 45. в.шаламов проблематика и поэтика «колымских рассказов» – Литература – 11 класс – Российская электронная школа
- Литература
- 11 класс
- Урок № 45
В. Шаламов. Проблематика и поэтика «Колымских рассказов».
Перечень вопросов, рассматриваемых по теме
1. Особенности раскрытия лагерной темы в «Колымских рассказах» В. Шаламова.
2. Этапы жизни и творчества В. Шаламова;
3. Художественные и мировоззренческие особенности сборника «Колымские рассказы» В. Шаламова;
Тезаурус
ГУЛАГ – Главное Управление исправительно-трудовых лагерей, трудовых поселений и мест заключений. В СССР в 1934 году – 56 подразделение Народного Комиссариата Внутренних Дел (МВД), осуществлявшее руководство системой исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ).
Специальные управления ГУЛАГа объединяли многие ИТЛ в разных районах страны: Карагандинский ИТЛ («Карлаг»), Дальстрой Народного Комиссариата Внутренних Дел (НКВД/ МВД СССР), Соловецкий ИТЛ (Управление Соловецких лагерей Особого Назначения), Беломорско-Балтийский ИТЛ и другие.
Мировоззрение – совокупность принципов, взглядов и убеждений, определяющих отношение к действительности.
Сентенция (от лат. sententia – мнение, суждение) – Изречение нравоучительного характера.
Список литературы
Основная литература:
1. Журавлёв В. П. Русский язык и литература. Литература. 11 класс. Учебник для общеобразовательных организаций. Базовый уровень. В 2 ч. Ч 2. М.: Просвещение, 2015. С. 292 – 293.
2. Шаламов В. Т. Собрание сочинений: в 4 т.. Сост., подгот. текста и примеч. И. Сиротинской. М.: Худож. лит.; Вагриус, 1998.
Дополнительная литература:
1. Сиротинская И. П. Мой друг Варлам Шаламов. М., 2006. С. 6-167
2. Шаламовский сборник. Вып. 2. Сост. Есипов В. В. Вологда: Грифон, 1997
Открытые электронные ресурсы:
1. Варлам Шаламов. Опыт юноши (документальный фильм). Портал о культурной жизни России. URL: https://www.culture.ru/movies/3414/varlam-shalamov-opyt-yunoshi
(дата обращения 16.08.2018)
Материал для самостоятельного изучения:
Варлам Шаламов родился в 1907 году в Вологде. Отец будущего писателя был священником русской православной церкви. Кодекс чести, который для Тихона Николаевича был едва ли не важнее, чем религия, нашёл отклик в душе сына и во многом сформировал характер будущего писателя. Близкие отношения у Шаламова с матерью, которая была домохозяйкой.
В 1924 году семнадцатилетний Варлам Шаламов уезжает из Вологды в Москву. Первые два года в столице он работает дубильщиком на кожевенном заводе, а после поступает в МГУ на факультет советского права. Он ведёт активную студенческую жизнь. В 1929 году его арестовывают по обвинению в распространении политического завещания Ленина.
Три года писатель проводит в Вишерских лагерях на Северном Урале. Позже в своих воспоминаниях Шаламов напишет, что воспринял заключение как неизбежное испытание, данное ему для пробы нравственных и физических сил. После возвращения Шаламова в Москву в 1932 году литература и журналистика становится главным делом его жизни.
Он печатается в журналах «Вокруг света», «Литературный современник» и других. В 1936 году в первом номере журнала «Октябрь» выходит рассказ Шаламова «Три смерти доктора Аустино». В 1937 году происходит второй арест по доносу за контрреволюционную троцкистскую деятельность. Его приговаривают к 5 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях.
Шаламов попадает в самое пекло ГУЛАГа – на Колыму. В 1943 году его осуждают повторно по доносу солагерников «за антисоветские высказывания». На самом деле писатель назвал эмигранта Ивана Бунина классиком советской литературы. Шаламов получает ещё 10 лет тюрьмы.
Каторжный труд на золотодобывающих приисках, на лесоповале, в угольных забоях тяжело сказывается на здоровье. Он несколько раз был «доходягой». В 1946 году Шаламов заканчивает фельдшерские курсы, и его берут на работу в Центральную лагерную больницу, где он, оставаясь заключённым, работает фельдшером до освобождения в 1951 году. В 1949-1950 гг.
, находясь на таёжном медпункте «Ключ Дусканья», он начинает тайно писать стихи., которые в 1952 году посылает Б.Пастернаку.
В ноябре 1953 года Шаламов уезжает с Колымы и до реабилитации в 1956 году работает на торфопредприятии на «101-м» километре» от Москвы, в Калининской (Тверской) области. В это время он встречается и переписывается с Пастернаком, который высоко ценит его стихи. До 1956 г.
Шаламов написал около 500 стихотворений, которые составили шесть сборников «Колымских тетрадей» (не изданных при жизни). Первые рассказы о пережитом на Колыме он начал писать в 1954 году, но никому их не показывал. Только в 1962 году он предложил их журналу «Новый мир» и издательству «Советский писатель», но их отклонили.
Его обвинили в том, что рассказы – «антигуманистичны», в отличие от повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича», где есть «положительный герой», который хорошо трудится в лагере. «Колымские рассказы» так и не были напечатаны в СССР при жизни автора, они печатались в «пиратских» изданиях без ведома автора на Западе.
Проза Шаламова стала широко известна среди читателей лишь период перестройки. Сейчас Шаламов признан классиком русской литературы.
Комментируя концепцию «Колымских рассказов», автор говорит так: «Современная новая проза может быть создана только людьми, знающими свой материал в совершенстве, для которых овладение материалом, его художественное преображение не являются чисто литературной задачей, а долгом, нравственным императивом». При этом Шаламов не относится к своей литературе, как к документалистике. В эссе «О прозе» писатель утверждает: «В “Колымских рассказах” дело в изображении новых психологических закономерностей, в художественном исследовании страшной темы…
Шаламов пишет, что для его произведения существенно то, что в нём показаны новые психологические закономерности, новое в поведении человека, доведённого до уровня животного.
Писатель говорит: «Эти изменения психики необратимы, как отморожения. Память ноет, как отмороженная рука при первом холодном ветре.
Нет людей, вернувшихся из заключения, которые бы прожили хоть один день, не вспоминая о лагере, об унизительном и страшном лагерном труде».
Писатель тонко рисует психологию взаимоотношений своих персонажей, демонстрирует изменение психики и восприятия заключённых.
В рассказе «Термометр Гришки Логуна» Шаламов пишет: «…Кто бы тогда разобрался, минута, или сутки, или год, или столетие нужно было нам, чтобы вернуться в прежнее своё тело – в прежнюю свою душу мы не рассчитывали вернуться назад. И не вернулись, конечно. Никто не вернулся».
Перед читателями предстают разные сюжеты из лагерной жизни Шаламова и каждый из них, как болезнь, как ноющая рана. Невозможно поверить в то, что человек может выжить в таких невыносимых условиях.
В рассказе «Перчатка» мы читаем: «Я – доходяга, кадровый инвалид прибольничной судьбы, спасённый, даже вырванный врачами из лап смерти. Но я не вижу блага в моём бессмертии ни для себя, ни для государства. Понятия наши изменили масштабы, перешли границы добра и зла.
Спасение может быть благо, а может быть и нет: этот вопрос я не решил для себя и сейчас».
Тему разрушения личности писатель раскрывает в рассказе «Хлеб». В нём показаны голодные заключённые, которые с вожделением ждут рыбные хвосты.
Шаламов так описывает этот момент: «…поднос приближался, и наступала самая волнующая минута: какой величины обрезок достанется, менять ведь было нельзя, протестовать тоже, всё было в руках удачи – картой в этой игре с голодом.
Человек, который невнимательно режет селедки на порции, не всегда понимает (или просто забыл), что десять граммов больше или меньше – десять граммов, кажущихся десять граммов на глаз, – могут привести к драме, к кровавой драме, может быть». Но самое главное для арестанта – это хлеб.
Заключённым в ГУЛАГе выдавали пятьсот граммов на сутки. Однако, как пишет Шаламов, «хлеб все едят сразу – так никто не украдёт, и никто не отнимет, да и сил нет его уберечь. Не надо только торопиться, не надо запивать его водой, не надо жевать».
Финалом «Колымских рассказов» является текст «Сентенция» – одно из самых загадочных произведений писателя. Он начинается со слов: «Люди возникали из небытия – один за другим.
Незнакомый человек ложился по соседству со мной на нары, приваливался ночью к моему костлявому плечу, отдавая своё тепло – капли тепла – и получая взамен моё». Под «небытием» автор подразумевает потусторонний, загробный мир.
В лагере нет живых или мёртвых – здесь есть только заключённые. Тем не менее человек, пройдя через злость, страх, унижение, равнодушие, зависть, жестокость, ложь всё равно может найти в себе силы для возрождения.
В «Сентенции» герой Шаламова восстанавливает связь с миром чрез слово, он снова начинает мыслить не как арестант, а как человек: «Прошло много дней, пока я не научился вызывать из глубины мозга всё новые и новые слова, одно за другим…».
Завершается рассказ символично: на проигрывателе кружится пластинка и играет симфоническая музыка. «И все стояли вокруг – убийцы и конокрады, блатные и фраера, десятники и работяги. А начальник стоял рядом.
И выражение лица у него было такое, как будто он сам написал эту музыку для нас, для нашей глухой таёжной командировки». Позднее Шаламов объяснит этот эпизод: «На свете есть тысячи правд (и правд-истин, и правд-справедливостей) и есть только одна правда таланта.
Точно так же, как есть один род бессмертия – искусство».
Писатель утверждал, что «каждая минута лагерной жизни – отравленная минута. Там много такого, о чём человек не должен знать, не должен видеть, а если видел – лучше умереть».
Так зачем же тогда он с документальной точностью описывает как «зубьями государственной машины, зубьями зла» переламываются человеческие судьбы? Изображая Колыму, Шаламов высказывает мысль, что построен этот ад на земле не только тираном- Сталиным, но и всем поколением людей, допустившим это историческое безумие.
Шаламов не дожил до издания «Колымских рассказов» в Советском Союзе. Незадолго до смерти великого писателя произведение было напечатано за границей. Но автор до конца жизни был уверен, что труд его будет оценён потомками. И не напрасно.
Примеры и разбор решения заданий тренировочного модуля
Единичный выбор.
1.Как назывался первый сборник рассказов Варлама Шаламова, в котором отражена жизнь заключённых Севвостлага? Сборник создавался с 1954 по 1962 гг. после возвращения писателя с Колымы.
- Варианты ответов:
- «Колымская тетрадь»
- «Колымские рассказы»
- «Архипелаг ГУЛАГ»
- Правильный ответ:
- «Колымские рассказы»
В ноябре 1953 года Шаламов уезжает с Колымы и до реабилитации в 1956 году работает на торфопредприятии на «101-м» километре» от Москвы, в Калининской (Тверской) области. В это время он встречается и переписывается с Пастернаком, который высоко ценит его стихи. До 1956 г.
Шаламов написал около 500 стихотворений, которые составили шесть сборников «Колымских тетрадей» (не изданных при жизни). Первые рассказы о пережитом на Колыме он начал писать в 1954 году, но никому их не показывал. Только в 1962 году он предложил их журналу «Новый мир» и издательству «Советский писатель», но их отклонили.
Его обвинили в том, что рассказы – «антигуманистичны», в отличие от повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича», где есть «положительный герой», который хорошо трудится в лагере. «Колымские рассказы» так и не были напечатаны в СССР при жизни автора, они печатались в «пиратских» изданиях без ведома автора на Западе.
Проза Шаламова стала широко известна среди читателей лишь период перестройки. Сейчас Шаламов признан классиком русской литературы.
Сортировка элементов по категориям.
Разместите предложенные варианты художественных приёмов из стихотворения В. Шаламова «Луна, точно нежная сойка» по трём столбцам: сравнение, олицетворение, метафора.
ЛУНА, ТОЧНО СНЕЖНАЯ СОЙКА…
- Луна, точно снежная сойка,
- Влетает в окошко ко мне
- И крыльями машет над койкой,
- Когтями скребёт по стене.
- И бьётся на белых страницах,
- Пугаясь людского жилья,
- Моя полуночная птица,
- Бездомная прелесть моя.
- Правильный вариант/варианты (или правильные комбинации вариантов):
- Сравнение
- «точно снежная сойка»
- Олицетворения
- «Луна влетает», «машет», «скребёт»
- Метафора
- «полуночная птица», «бездомная юность моя»
- Подсказка:
- Сравнение – вид тропа: уподобление соотносимых явлений (предметов, состояний), выраженное при помощи слов точно, будто, словно, как, что, как будто и др.
- Олицетворение – изображение неодушевлённых предметов как одушевлённых, при котором они наделяются свойствами живых существ.
Метафора (от греч. metaphora – перенос) – вид тропа: переносное знание слова, основанное на уподоблении одного предмета или явления другому; скрытое сравнение.
«Колымские рассказы» – краткое содержание произведения Варлама Шаламова
Действующие лица
Главный герой рассказов — Андреев. До заключения он был писателем. В некоторых рассказах повествование ведется от третьего лица, но это не лишает сборника автобиографического характера. Андреев знакомится с разными людьми:
- Наумов — настоящий представитель блатного мира;
- Севочка — шулер и вор;
- Шестаков — бывший геолог, подлый и нечестный человек.
Андреев обретает и друзей в заключении. Например, он знакомится с Фризоргером, который работал столяром, в прошлом — немецким пастором. Примечательны и работники лагеря. Среди них можно выделить конвоира Назарова. Он отличался особой жестокостью, пристрелил собаку. Начальник Штеменко задушил свою любовницу.
Но были в лагере и добрые люди. Например, тетя Поля всегда старалась помочь землякам-украинцам, а Андрей Михайлович был доктором и спас жизнь главному герою.
Краткое содержание
В произведении Шаламова множество рассказов. Каждый из них посвящен тяжелому быту заключенных. Им приходилось трудиться в дождь, от тяжелых нагрузок люди заканчивали жизнь самоубийством или намеренно калечились. Когда главный герой сломал ногу, он познакомился с местным доктором, который в прошлом служил пастором.
Первый рассказ посвящен тому, как люди прокладывают дорогу по глубокому снегу. Они плотно идут плечом к плечу. Делать это нужно только в безветренный день. В следующей истории заключенные играют в карты.
Их вырезали из книги, а вместо стола использовали подушку. Партия была между Наумовым и Савочкой. Выиграл шулер, после чего он получил костюм. Наумов предложил сыграть в долг и потребовал свитер у Гаркунова, но тот отказал.
Блатной взбесился и заколол его.
Ночью 2 заключенных отправились к свежей могиле. Они раскидали камни, сняли с трупа одежду, захоронили его обратно. Вещи потом обменяли на хлеб.
В эпизоде «Плотники» рассказывается о рабочем Поташникове. Заключенные выходили работать в любую погоду. На улице стояло —55°С, жара была изнуряющей. Поташников решил вызваться на работу в мастерскую.
Он не был плотником, но мечтал побыть хоть немного в теплом помещении. В «Одиночном замере» идет речь о заключенном Дугаеве. Он физически не может выполнить норму.
В итоге его расстреляли, и он только сожалел, что промучился последний день.
Как-то главный герой получил посылку от жены. В ней были бурки и чернослив. Обувь пришлось продать, а на вырученные деньги он купил масло и хлеб. Но продукты сразу забрали другие заключенные.
Во время работы в лесу один из заключенных собирал ягоды. Он так увлекался этим, что пересек запретную зону. В итоге его застрелили. Позже Шестаков предложил Андрееву сбежать. Главный герой сразу понял, что геолог сдаст их. Он попросил только сгущенное молоко. Через несколько дней забрали группу заключенных, которые хотели уйти. А Шестаков продолжил ходить довольным.
Анализ произведения
Шаламов писал сборник на протяжении 20 лет. В нем он не только описал быт заключенных, но и рассказал, как выживали люди. Они находились в нечеловеческих условиях, голодали, трудились почти сутками. В такой обстановке многие умирали, заканчивали жизнь самоубийством. В каждом эпизоде автор поднимал особую тему. Например, в «Шоковой терапии» Варлам Шаламов рассказывает о заключенном Мерзлякове. От голода тот потерял силы и его отправили в больницу. Мерзляков не стремился вернуться на работу, поэтому доктор решил вылечить симулянта с помощью шоковой терапии. После таких пыток заключенный попросил выписку.
Этот рассказ наглядно показывает, какое было отношение к лагерным жителям. Они не считались за людей. Краткое содержание «Последнего боя майора Пугачева» знакомит с еще одной страницей историей. В лагерь привезли бывших военных, которые были в плену у фашистов. Они не готовы мириться с судьбой, поэтому устраивают побег.
Заговорщикам во главе с Пугачевым удалось сбежать. Но в итоге их настигает лагерная машина и беглецов застреливают. Сам же майор вспомнил всех своих соратников, после чего застрелился.
Рассказ про последний бой показал, что в лагере у человека 2 пути — он прогибается под систему или умирает. Произведение Шаламова учит нескольким вещам:
- Даже в суровых условиях нужно стараться выжить.
- В лагере люди теряли человеческий облик и превращались в животных.
- Государство не должно ставить свои цели выше жизни граждан.
Шаламов писал свои рассказы на основе личного опыта. Произведение является сухим отражением исторических событий. Страшных, грустных, но очень важных. Через них читатель может осмыслить важную вещь — современная жизнь выглядит настоящим раем по сравнению с тем, что пережили заключенные, поэтому нужно ценить то, что есть.
В чём писатель Варлам Шаламов обвинял Солженицына
Оба писателя – Варлам Тихонович Шаламов и Александр Исаевич Солженицын – прошли сталинские лагеря, затем писали леденящие душу воспоминания о ГУЛАГе. На этой почве они сперва сблизились, но вскоре у них произошёл разлад, переросший в плохо скрываемую взаимную неприязнь.
Короткое знакомство
В ноябрьском 1962 года номере журнала «Новый мир» был опубликован «лагерный» рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича», сразу придавший его автору широкую известность. Тогда же Шаламов передал в редакцию «Нового мира» некоторые из своих «Колымских рассказов».
Пока вопрос о публикации «Колымских рассказов» рассматривался, Шаламов вступил в переписку с Солженицыным. Он в целом весьма похвально отозвался об «Одном дне Ивана Денисовича»: «Повесть как стихи: в ней всё совершенно, всё целесообразно. Каждая строка, каждая сцена, каждая характеристика настолько лаконична, умна, тонка и глубока, что я думаю, что “Новый мир” с самого начала своего существования ничего столь цельного, столь сильного не печатал».
Однако после нескольких страниц комплиментарного отзыва у Шаламова прорывается какое-то внутреннее недовольство Солженицыным, недоверие к его «лагерному опыту»: «Блатарей в вашем лагере нет! Ваш лагерь без вшей! Служба охраны не отвечает за план, не выбивает его прикладами. Не таскают к следователю. Не посылают после работы за пять километров в лес за дровами. Не бьют. Хлеб оставляют в матрасе… Где этот чудный лагерь? Хоть бы с годок посидеть там в своё время».
Осенью 1963 года Шаламов по приглашению Солженицына приехал к нему в гости в Солотчу на неделю. Однако уехал уже через два дня. Что произошло – можно только догадываться. Спустя год писатели встретились последний раз, и Шаламов категорически отверг предложение Солженицына помогать материалами и участвовать в работе над «Архипелагом ГУЛАГ».
Разные судьбы
Пути Шаламова и Солженицына, хотя они писали вроде бы об одном и том же, разошлись. Обоих советская официальная печать отвергала, произведения обоих публиковались почти исключительно в самиздате и за рубежом. Но Солженицыну в 1970 году была присвоена Нобелевская премия, а в 1974 году решением Политбюро ЦК КПСС он был выслан за границу, где жил на гонорары от своих многочисленных публикаций. Солженицын дожил до официальной отмены коммунистической идеологии в России и триумфально вернулся на родину в 1994 году.
Шаламов же категорически отверг диссидентство. В 1972 году он выступил в «Литературной газете» с заявлением, в котором открещивался от публикаций его произведений за рубежом. Это заявление помогло ему легально публиковать на родине некоторые произведения, не имевшие политической остроты. Шаламов остался в СССР. Тяжело больной, он умер в 1982 году в больнице для инвалидов.
Фальшь Солженицына и «предательство» Шаламова
Уже после первого знакомства Шаламов назвал Солженицына «дельцом от литературы». Американский литературовед Яков Клоц замечает, что Солженицын «взял напрокат у официальной литературной догмы и ловко примерил маску соцреализма»; добавляя, однако, что только такой шаг и сделал возможной публикацию «Одного дня Ивана Денисовича» в открытой советской печати. Шаламов же не добился издания в СССР ни одного из своих лагерных «Колымских рассказов».
Литературовед профессор Геннадий Красухин приводит реплику Шаламова о Солженицыне:
«Что он знает о лагере? Где он сидел? В шарашке? Лично он этого не пережил [того же, что Шаламов]. Потому и вышла вещь подсахаренной… Хотел бы Солженицын, чтобы «Колымские рассказы» вошли в сознание читателей так же, как его «Архипелаг ГУЛАГ»? Не уверен. Войнович подметил, что для Запада Александр Исаевич был невероятно авторитетен и потому мог бы поспособствовать широкому изданию «Колымских рассказов». Мог бы, но делать этого не стал. Не захотел!»
То есть, для Шаламова с самого начала стала ясна неискренность, фальшь Солженицына, его нацеленность на успех у публики, а не на раскрытие всей правды. В дальнейшем к этому добавилась зависть к успеху, достигнутому Солженицыным у зарубежного читателя.
Лидия Чуковская так оценила «Записи» Шаламова: «Выпады против Солженицына мелкие, самолюбивые и прямо завистливые… Между тем, «Архипелаг» – великая проза… Оттого читаешь. «Колымские рассказы» Шаламова нельзя читать. Это нагромождение ужасов… Упрекает Солженицына в деловитости. Да, деловит. Но в чём? В своё труде (10 ч в день)… Сейчас он [Солженицын] мучается безнадёжной болезнью друга – Можаева. Из записей Шаламова не видать, чтобы он за кого-то (кроме себя) мучился. Жесток».
В одном из своих последних писем (неотправленном) Шаламов назвал Солженицына «орудием холодной войны».
Солженицын тоже не оставался в долгу. Он язвительно откликнулся на письмо-отречение Шаламова от диссидентства, опубликованное в «Литературной газете»: «Отречение было напечатано в траурной рамке, и так мы поняли все, что умер Шаламов». И в то время, как Шаламов, после этого своего письма, в 1973 году был принят в Союз Писателей СССР (откуда Солженицына исключили в 1969 году) и получил новую квартиру, Солженицын проповедовал «патриотизм» откуда-то из-за границы. Так что зависть у Александра Исаевича наверняка была не меньшая.
Вероятнее всего, на взаимное непонимание писателей роковое влияние оказала разница их лагерного опыта – он у Шаламова был гораздо тяжелее. Наложила свою неизбежную печать и тяжёлая нервная болезнь Шаламова, усугубленная лагерями. Как написала литературный критик Варвара Бабицкая, «печальная правда в том, что писатели просто были несовместимы почти во всём – идеологически, эстетически, человечески, – и попытка их сближения объяснялась общим опытом, который они в конечном счёте не поделили».
Ярослав Бутаков
Источник Внимание! Мнение авторов может не совпадать с мнением редакции. Авторские материалы предлагаются читателям без изменений и добавлений и без правки ошибок. |
Приглашаем на наш Телеграм-канал.