Роман «Над пропастью во ржи», или «Ловец на хлебном поле», — одно из самых известных произведений Джерома Сэлинджера. Однако список произведений писателя им не ограничивается. Мы решили вспомнить о рассказах и повестях, вышедших из-под пера знаменитого автора и переведенных на русский язык.
Девять рассказов
Сборник, в который Сэлинджер поместил самые известные из своих новелл, вышел в 1953 году. В книгу вошли «Хорошо ловится рыбка-бананка», «В лодке», «Тебе, Эсме, — с любовью и убожеством», «Тедди» и другие тексты.
-11% Девять рассказов Дж. Д. Сэлинджер Твердый переплет502 ₽558 ₽
В корзину
Название, одновременно простое и загадочное, уже не один десяток лет не дает покоя исследователям творчества знаменитого писателя. Филолог Ирина Галинская предлагает рассматривать его через призму поэтики индийской мифологии и говорит о том, что в книге воплощены девять видов поэтических настроений: от эротики и любви до спокойствия, ведущего к отрешению от мира. Каждый текст, соответственно, отражает одно из этих состояний.
Магистральной линии у рассказов нет. Повествование некоторых из них строится вокруг жизни семьи Гласс («В лодке», «Хорошо ловится рыбка-бананка», «Лапа-растяпа»), остальные же обладают самостоятельными сюжетами и героями.
Вообще разные части сборника анализируются и в свете психологии, которой увлекались писатели и поэты послевоенного периода, и через призму любимого Сэлинджером дзен-буддизма. Но писатель не был бы собой, если бы его рассказы не были понятны как искушенным читателям, знакомым с древней философией, так и школьникам, ищущим себя в странном и враждебном мире взрослых.
Выше стропила, плотники
Повесть, входящая в цикл о семействе Гласс и посвященная свадьбе Симора, старшего из сыновей комических актеров Леса и Бесси. Однако историю нам рассказывает брат жениха Бадди. Сэлинджер, используя прием монтажа и ретроспективы, подспудно описывает нам детство и юность Глассов. Более того, мы узнаем, что в 1948 году Симор покончит жизнь самоубийством.
-11% Выше стропила, плотники. Симор — введение Дж. Д. Сэлинджер Твердый переплет502 ₽558 ₽
В корзину
В повести представлены две точки зрения на личность этого человека. Для Бадди он — поэт и философ с тонкой душевной организацией, любящий и преданный брат. Для семьи невесты Мюриэль — это нервный и неуравновешенный мужчина, непонятно чем приглянувшийся девочке из хорошей семьи.
Название повести отсылает к эпиталаме (свадебной песни) Сапфо: «Выше стропила, плотники! Входит жених, подобный Арею, выше самых высоких мужей». Но несмотря на греческое происхождение, Ирина Галинская все так же предлагает рассматривать заголовок в свете древнеиндийской поэтики и мифологии. Во-первых, эти слова на зеркале пишет сестра Симора Бу-бу, приветствуя свадьбу брата, а по ведической традиции зеркало — один из важных элементов обряда бракосочетания. А во-вторых, метафорой человеческого тела, согласно индийскому эпосу, служит дом, а страстям — стропила.
«„Строитель дома“ — метафора, означающая жажду жизни (танха), привязывающую человека к „колесу существования“. Эту страсть древние тексты характеризовали как наиболее опасную, губительную, ибо она является причиной новых рождений, несущих новые страдания. Когда Будда достиг просветления, т. е. перешел в состояние нирваны, он якобы сказал о себе: „О строитель дома, ты видишь! Ты уже не построишь снова дома. Все твои стропила разрушены, конек на крыше уничтожен. Разум на пути к развеществлению достиг уничтожения желаний“».
И. Л. Галинская, «Загадки известных книг»
И последнее: сама свадьба, во время которой жених дожидался свою невесту у нее дома, а затем увез ее путешествовать, — отражение все той же индийской традиции, предписываемой членам воинской касты. А Симор в это время как раз служил в армии. Но, разумеется, ни родителям Мюриэль, ни читателям Сэлинджер об этом не рассказал.
Фрэнни и Зуи
Еще одна повесть о Глассах, на этот раз рассказывающая о судьбе младших детей. Фрэнни — десятимесячная девочка, которой Симор когда-то читал даосскую легенду о человеке, умевшем выбирать лошадей, — теперь выросла и стала удивительной красавицей. Но, как и ее братья, она конфликтует с окружающим миром. Ее раздражают актеры, готовые на все ради славы, профессора, навязывающие студентам ошибочные знания, да и просто взрослые люди, спешащие удовлетворить свои амбиции.
-11% Фрэнни и Зуи Дж. Д. Сэлинджер Твердый переплет502 ₽558 ₽
В корзину
Спасение Фрэнни ищет в книге «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», повествующей об опыте Иисусовой молитвы, но вместо умиротворения впадает в депрессию.
Во втором рассказе — «Зуи» — старший брат девушки Захари Гласс пытается помочь сестре, опираясь на восточные мистические учения.
Переводы
Многие сэлинджеровские произведения выходят в классическом переводе Риты Райт-Ковалевой, открывшей русскоязычным читателям еще и Бёлля, Кафку, Фолкнера и Воннегута. Однако у Ковалевой был особый стиль, под которым манера автора блекла или вовсе исчезала.
«Кстати, с Гором Видалом, если не ошибаюсь, произошла такая история. Он был в Москве. Москвичи стали расспрашивать гостя о Воннегуте. Восхищались его романами. Гор Видал заметил:
— Романы Курта страшно проигрывают в оригинале…»
С. Довлатов, «Соло на ундервуде»
Еще один знаменитый переводчик, работающий с текстами Сэлинджера, — Макс Немцов. Его манера адаптации текстов на русский язык более провокационная, но, как ни крути, более близкая к оригинальному стилю писателя.
«Надо заметить, что в переводе Немцова Рита Райт практически отсутствует. Его работа — это уже не спор с „каноническим“ переводом, а попытка внимательно, заново прочитать знакомого автора — останавливаясь, чтобы заглянуть в упомянутые им книги, пытаясь понять намеки и аллюзии, не уходя от темных мест. Немцов, в отличие от Махова, не предваряет свой перевод никакими декларациями. Он не клеймит предшественников и не обещает рассказать нам всю правду о Сэлинджере, понимая, по-видимому, что „всей правды“ хватит еще на многие поколения переводчиков. Этот перевод интересен тем, что не рассчитывает заменить собой оригинал или другие переводы, а существует, как одна из возможных интерпретаций».
А. Л. Борисенко, «Сэлинджер начинает и выигрывает»
написала рецензию29 сентября 2019 14:45
«В этом-то и все несчастье. Нельзя найти спокойное, тихое место – нет его на свете»
Для меня эта книга стала маленькой частью спокойного и тихого места. Так легко было её читать, прямо тепло разливалось в моей душе…
Слышала, что «Над пропастью во ржи» надо прочитать до 20 лет, я то немного припозднилась и прочитала в 21, но мне кажется, от этого книга не потеряла для меня своей особенной атмосферы.
Не могу сказать, а если честно, то и сама толком не понимаю, чем она мне понравилась. И главный герой был интересен, и его такой необычный взгляд на мир. Я немного увидела себя в Холдене, когда он ходил в кино: «Если не хотите, чтобы вас стошнило на соседей, не ходите на этот фильм ». Серьезно, не понимаю всей этой муры с «сопливыми» фильмами.
Более современным эквивалентом книги считают «Хорошо быть тихоней» и кажется, это действительно так. Оба произведения мне очень понравились.
Моей душе близки книги о проблемах становления человека, как личности, где он сталкивается с непониманием, где у него особый взгляд на мир. Для современной литературы, эта тема более открытая и актуальная, а вот в 1951 году об этом было сложнее писать. Так что, спасибо автору, за потраченные 10 лет жизни, на книгу, что задевает души и по сей день.
написала рецензию17 октября 2019 14:30
#П3_2курс (1 список)
#книжный_марафон
«…они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи»
Почему-то я наивно думала, что прочла эту книгу давным-давно. Но все оказалось совсем не так.
История обычного подростка, какими бывают все в 16 лет: потерянные, желающие идти своим путём и отвергать принятые нормы и морали. Зачем учиться в школе, если тебе там не нравится и все, кто тебя там окружает, кажутся «липовыми»? Мне кажется, что так думали многие (во всяком случае подобные мысли иногда у меня проскальзывали).
Так и главный герой, Холден Колфилд, не может найти себе места и постоянно переходит из одной школы в другую. Да, многие могут посчитать его безмозглым мальчишкой, который просто не умеет учиться, но всё-таки здесь дело не в этом, как мне кажется. Просто такой период жизни, когда хочется наплевать на все, уехать далеко от дома, начать зарабатывать деньги и построить свою хижину подальше от всех. Однако даже среди всех этих бунтарских идей проявляется безграничная любовь к своим близким.
История про младшего братишку Алли растрогала меня до глубины души. Очень тяжело терять близких людей. Но Холден все равно продолжает любить своего братишку, пусть его и нет рядом. И как нежно он относится к своей сестренке Фиби, пусть она иногда и обижается на него.
Все подростки находятся над пропастью во ржи, перед тем, как поймут, чего именно они хотят в этой жизни. Книгу, как мне кажется, можно интерпретировать по-разному, поэтому каждый останется при своём мнении после её прочтения. Я довольна тем, что всё-таки прочла её, хоть уже давно не подросток.
«Лучше бы некоторые вещи не менялись. Хорошо, если б их можно было поставить в застекленную витрину и не трогать»
написал рецензию27 января 2019 16:53
В 1953 году Джером Сэлинджер выпустил сборник из 9 рассказов, озаглавленный не иначе как «9 рассказов». Сборник в целом, как и рассказы в отдельности, породили множество толков и попыток интерпретации.
Рассказы хороши и без глубокого анализа, но даже не самый внимательный читатель не может не уловить чего то особенного, стоящего как бы «за» текстом. Это «что то», некий эмоциональный тон произведения, который в индийской поэтике принято называть «дхвани». Сэлинджер сильно интересовался восточной культурой всю свою жизнь, поэтому логично искать ключи к его текстам в Индии. На этот лад настраивает и выведенный в эпиграф дзен буддисткий коан «Мы знаем звук хлопка двух ладоней, но как звучит хлопок одной ладони?».
Еще одной подсказкой является и само название сборника «9 рассказов». Почему именно 9 и почему нельзя было назвать сборник как то еще? Здесь нам предстоит вернуться к «дхвани», а конкретно к индийской концепции «дхвани-раса». В древнейиндийском трактате о драматургии перечислено 9 рас, т.е. «настроений»:
1 — любовь (Хорошо ловится рыбка-бананка);
2 — смех, ирония (Лапа-растяпа);
3 — сострадание (Перед самой войной с эскимосами);
4 — гневе, ярость (Человек, который смеялся);
5 — мужество (В лодке);
6 — страх (Дорогой Эсме — с любовью и всякой мерзостью);
7 — отвращение (И эти губы, и глаза зеленые);
8 — откровение (Голубой период де Домье-Смита);
9 — спокойствие, ведущее к отречению от мира (Тедди).
Это и есть ключ к понимаю рассказов Сэлинджера. 9 рассказов — 9 настроений. Не буду углубляться в подробный анализ — этим занимались гораздо более умные люди, работы которых вы можете прочитать и сами.
Конечно помимо индийской поэтики в рассказах нашла отражение и жизнь самого Сэлинджера — участие во второй мировой войне, высадка в Нормандии, отношения в семье. Во многих рассказах присутствует война, правда всегда где то за кадром — Симор прошел войну, в «Лапе-растяпе» возлюбленный героини погиб (хоть и абсурдно глупо), мама Лайонелла из «В лодке» служила на корабле, герой «Дорогой Эсме» вообще едва не сходит с ума.
Вообще Сэлинджер — одна из главных литературных загадок прошлого века, писатель затворник, давший за всю жизнь полтора интервью (полтора, так как одно из них было дано девочке для школьной газеты). И хотя он написал так мало, его книги до сих пор будоражат умы и заставляют искать ответы на щедро оставленные им вопросы.
написала рецензию24 января 2019 14:18
Совсем неожиданное первое знакомство с Сэлинджером. Рассказы совершенно не мой жанр, мне всегда всего мало. Мало действия, мало героев, мало вовлеченности в историю и т.д.
Первый рассказ привел меня в ступор. Буду честной, поняла я мало чего, и без объяснений критиков поняла бы еще меньше. Тут тот я и поняла, что чтение будет очень необычным. Следующие рассказы тоже вызывали противоречивые чувства, и мне хотелось поскорее закрыть книгу и больше к ней не прикасаться, но что-то все-таки не отпускало.
Как итог, рассказы мне очень понравились. Очень удачное расположение, все постепенно раскачивается и приходит к кульминации. Конечно, на каждый рассказ я читала мнения критиков и экспертов, сравнивала со своими ощущениями. Для меня это был очень интересный опыт, т.к. некоторые рассказы уж точно являются неоднозначными, иногда натыкалась на горячие споры почитателей творчества СЭлинджера.
Книга из тех, которые надо читать и перечитывать, в разном возрасте, в разном настроении, с разным уровнем образования. Прекрасные и многогранные.
написала рецензию30 декабря 2018 19:14
Хороший повод написать рецензию на эту книгу.
Она будет краткой. Книга эта интересна не литературной стороной. Это подтверждает даже перевод названия, прозаического «Ловца во ржи» заменили поэтичным «Над пропастью во ржи». Чёткую цель подростка на красивенькую абстракцию. Ну, что ж.
Сюжет простецкий. Обычный парень, обычная жизнь. Матерок, чувства, обиды, всё такое непоэтическое. Мелкое даже. Не мелкая мечта. Удивительная мечта. Я могу ручаться, что у парней с такой речью, с такой жизнью, у одного на сотню найдётся что-то подобное. Он хочет защищать, спасать. Не даму сердца за великую любовь. Детей от смерти. В огромном поле. Это стоит внимания.
Книга нашумела. Язык её был новаторским, впервые издали книгу на сленге практически, а это, на секундочку, 1951 год, пуританская Америка. Сейчас, конечно, мы так её не воспримем. А ведь стоит заглянуть в вики, чтобы понять одну интересную штуку — история об обычном мальчике, который хотел защищать, стала в культуре флагом всевозможных убийц. Это странно. И грустно.
#БК_2018 (12. Книга, название которой отличается от оригинала).
написала рецензию27 декабря 2018 11:53
К сожалению, эта книга стала для меня разочарованием года. Я так часто видела её в различных списках к прочтению, что ожидала серьёзного глубокого произведения. А получила описание трёх дней жизни обычного американского подростка середины XX века.
Холден Колфилд – самый что ни на есть обыкновенный парень, каких миллионы. И проблемы у него такие же, как и многих ребят его возраста. Он учится, как я поняла, в школе-интернате, но не сдаёт экзамены и его исключают. Вместо того, чтоб поехать домой и получить по шее, он устраивает себе маленькие каникулы, всего три дня. Вот о них и книга.
Из плюсов книги могу отметить, что внутренний мир подростка, его метания, переживания переданы достаточно реалистично. Но минусов у неё значительно больше. Вот, например, что даёт читателю этот роман? В чем его ценность? Герой не растёт, не изменяется. Конечно, кто-то скажет, что за три дня невозможно измениться, но Холден даже не пытается делать выводов из своего поведения, он тупо шатается по улицам, веселится, пьёт, курит, снимает проститутку и ноет.
Возможно роман будет интересен подросткам, которые увидят себя в Холдене, быть может им отчасти будут близки его проблемы. Наверное, будь я ровесницей главного героя, я бы ему посочувствовала. Но сейчас книга оставила меня равнодушной. Я бы её не стала советовать прочитать ни своим детям, ни своим племянникам, ни своим знакомым вообще.
#БК_2018 (12. Книга, название которой отличается от оригинала)
написала рецензию14 декабря 2018 21:24
Эту книгу довольно трудно понять. Зачем она? Кому она? О чем она? Сразу после прочтения я тоже ее не поняла. Да и сейчас, порассуждав, понимаю не все. Чтобы стало легче нужно вспомнить себя в 16 лет, хотя и это не всем поможет, ведь не все были мечтателями в свои 16.
Так о чем же эта книга? Про юношеский максимализм, про желание обойти систему, про поиск себя, про широкие горизонты, про непонимание и мечты. Холден обычный подросток переживающий этап самопознания, он в поисках себя и своего места в мире. Большинство людей переживают этот период во время перехода из детства во взрослую жизнь. Холдену он дается несколько тяжелее, чем основной массе детей, вероятно в силу его тонкой душевной организации. Но я похоже ударилась в психоанализ, а должна написать рецензию. Итак, Холден лишь рассказывает как проходят несколько дней его жизни, временами рассуждая о том, что его беспокоит. Но между строк можно разглядеть весь экзистенциальный кризис переживаемый человеком его возраста.
Есть счастливцы, которым с юных лет известно чем они хотят заниматься в жизни, а есть такие как Холден, кто ищет себя, у кого много вопросов к этому миру, именно для них и предназначена эта книга.
#Осень1_2курс
написала рецензию9 декабря 2018 19:07
#Осень1_2курс
Вот сижу я у экрана компьютера и пытаюсь что-то написать о книге. И ни одной мысли в голове. В процессе чтения я несколько раз обращалась к аннотации, чтобы хотя бы понять под каким углом смотреть на произведение. Видимо, чтобы написать рецензию, я снова должна оттолкнуться от аннотации. А в ней говорится, что главный герой — мальчишка, который смотрит на мир не так как все, там же говорится, что у героя непростой характер, а впереди у него много ситуаций, когда нужно делать непростой выбор.
Каким был герой для меня? Обычным парнем, каких много. Я не увидела в его характере чего-то бунтарского. По-моему просто слоняющийся по жизни человек, не знающий, что он хочет, что ему интересно. Каким-то очень безликим был герой для меня, что я даже примерно не помню его имя.
Вот кто был интересен, так это маленькая сестричка героя. Сцена с ней, наверно, и спасла для меня это произведение. В разговоре с ней было что-то чувственное, то, что имело какой-то оттенок, а не было серым, как всё предыдущее повествование.
Положительно оцениваю ещё и потому, что читалось легко, не вызывало раздражения и глубокого непонимания. А так, конечно, не очень срослось.
написала рецензию27 ноября 2018 8:52
Очень заунывно-американская история.
Судя по количеству комментариев в Интернете на все негативные рецензии, мне даже страшно было начинать писать свою. Но игры- это такая вещь.. никуда не денешься, раз начал-надо заканчивать. И когда я увидела в списках эту книгу, пройти мимо казалось просто неправильным.
Настолько нашумевшая и модная книга, что наверное только ребёнку дошкольного возраста ещё не советовали ее читать. И скажу сразу, мне абсолютно не понятна такая реклама и пропаганда в отношении этого произведения.
Для меня это было оооочень скучно, уныло и нудно. Да, я не филолог, да, возможно я не доросла до этого произведения, но скорее всего уже переросла или просто никогда не находилась в нужном для этого произведения возрасте. Мои ощущения от книги? — зачем только я потратила время на эту книгу.
Что есть? Книга о мальчике, который якобы бунтует, идёт против системы. Он возмущается существующим порядком в обществе. Он не доволен тем на сколько все лицемерные и лживые вокруг него. Он ненавидит людей, окружение, да и все общество в целом. Он с считает себя не понятым и не принятым. Он не может найти своё место в мире.. ну и в целом больше особо мыслей в книге нет. Какие-то заунывные размышления ни о чем.
Мои ощущения от героя? Ему нечего делать, у него нет цели и обязательств и поэтому у него слишком много времени на страдания и уныние. Исключили из школы? Так это я сам ушёл, потому что школа врет и воспитывает не «смелых и благородных юношей», а эгоистов и самовлюблённых болванов. Есть такое устойчивое выражение: беситься с жиру- вот оно отлично выражает мое мнение о герои. Эти все страдания от нечего делать.
Мне далека эта тема, я ни в 16, ни в 18 не страдала от таких мыслей. Некогда мне было, некогда. Училась, работала. Поэтому говорить, что книга лучше всего подойдёт подросткам не буду. Мне она не зашла сейчас и не зашла бы и в 18. Это просто очень модная тема на волне самоопределениям, поиска смысла жизни и бунтарства.
Все хотят жить в честном и открытом обществе. Даже интересно, а почему тогда эти люди, ненавидящи фальш, как образ жизни, не начнут с себя? Ведь когда они ненавидят общество, бунтуют.. это же тоже классический стереотип непонятого и обиженного жизнью.
Все что-то могу сказать о произведении: модная тема. Заунывные рассуждения от безделья мне не понятные. Язык написания (ну или перевода) не отличается особым богатством или красочностью. Банальное повествование о жизни и мыслях мальчика. Прочитала, галочку для себя поставила, но совершенно не мое произведение.
#Осень1_2курс
написал рецензию27 ноября 2018 5:58
Очень давно и осторожно подбирался я к этой книге и правильно делал скажу я Вам. Это довольно тонкое психологическое произведение да простят меня уважаемые читатели, за столь краткий анализ. С одной стороны, это несколько дней из жизни незаурядного парнишки, которого выперли из школы по той самой причине, что ему не интересно. С другой… вот с другой по подробнее.
Итак, перед нами Холден Колфилд молодой человек, который полностью находится во власти юношеского максимализма. И этот самый максимализм кидает его из полымя да в пламя, причем с довольно-таки сильными ожогами. Так вот мне думается, точнее я именно это увидел в книге, что автор нам преподносит как переживает подростковый возврат человек, который ближе к искусству нежели к наукам, возможно несколько грубо, но именно так. Ведь как это было с нами (девчата я имею ввиду мальчиков) ты на самом деле можем размечтаться до чертиков и пока ты мечтаешь ты практически не живешь реальным миром, думается, что все можно стоит только захотеть. И вот живешь ты так какое-то время, а потом с помощью различных сил из вне (кому-то помогли родители, кому-то друзья, где-то на помощь пришла армия, в где-то сам смог вынырнуть из лабиринта мечтаний) ты ломаешь свой юношеский максимализм и начинаешь полноценную жизнь, у тебя появляются приоритеты и все расставлено по полочкам.
Но есть люди вечные мечтатели, несомненно, одного из них автор описывает в этой книги (я, к сожалению, не знаю кого именно описывает Джером, но мне почему то кажется, что Холден это зеркало его души, опять же это только мое мнение). Так вот вернусь к вечным мечтателям, это вовсе не плохие люди, просто есть два пути развития, либо появляется человек, к которому они на столько привязываются, что даже в своих идею и мечтаниях все действия происходят связанные с этим человеком, либо их ждет довольно долгий и тернистый путь по довольно сильно извилистой кривой их жизни.
Честно всем советую почитать особенно парням в возрасте от 14 до 18, а потом перечитать где-то к 30 годикам. Девчат, Вам тоже пригодиться для лучшего понимая нас дурачков.
#Осень1_2курс
The New Times, 24.11.2021
В середине девяностых годов я провела много часов в беседах с главным политическим цензором советской власти Владимиром Солодиным. Недавно нашла старые кассеты и ахнула — насколько полезным, если не актуальным становится интервью, сделанное в 1995 году. Перед вами самое интересное из этого многочасового разговора — что называется, найдите сходства и отличия.
— А зачем? Уже сделать ничего нельзя. Люди погибли, их не оживишь. Члены общества должны быть информированы настолько, насколько считает это достаточным и возможным государство.
Новости из разряда — закрыли передачу за не те слова, вменили штраф за женские костюмы на мужчинах-актерах, исключили упоминание в негативном контексте Путина и ФСБ в независимом издании, — все это давно стало частью нашей жизни. В этом смысле цензура, которую не допускает российская конституция, уже давно существует. И тем не менее до системы цензуры, созданной и десятилетиями отработанной советской властью, нынешним душителям свободы еще (пока) далеко.
В газете «Известия», в воскресном приложении которой я работала, цензор сидел в отдельном кабинете, где стояли огромные, грязно-голубого цвета фолианты формата А2— в них хранились перечни запрещенных к употреблению в советской печати имен, названий заводов или городов. Под грифом «секретно» были телефонные справочники, а на картах были специально перепутаны номера домов — чтобы враг не нашел.
Цензор Сергей был добрый парень, которому было неприятно вычеркивать красных карандашом имена Зощенко или Ахматовой или какие-то детали в моем репортаже с реактора в Дубне или даже намек, что известный физик, специалист по физике нейтрино итальянец Бруно Понтекорво был завербован советской разведкой еще до войны и тайно, преодолев океан и границы был ввезен в СССР, когда был разоблачен — я встречалась с ним в Дубне, и он мне рассказывал о своих учителях, великих физиках Ферми (он разработал и испытал первый ядерный реактор в подвале стадиона в Чикаго) и Паули ( он автор теории нейтрино).
Еще была космическая цензура — она сидела в офисе ТАСС и литовала ( то есть, либо пропускала в печать, либо нет) все, что касалось космонавтов, орбитальных полетов и ракетно-космической техники. Именно эта цензура два десятилетия не позволяла рассказать о настоящем первом отряде космонавтов.Была своя цензура и в армии — Главпур.
В перестройку, в газете «Московские новости», цензор был неплохой парень, с которым можно было выпить и попросить взять больничный — чтобы ему не надо было предупреждать начальство в Пятом управлении КГБ СССР ( борьба с идеологической диверсией), что мы публикуем очередной материал о «конторе» или следователях НКВД.
Над всеми этими газетными цензорами возвышался Главлит (Роскомнадзор — сегодняшняя его ну очень слабая копия) — Главное управление по охране государственных тайн в печати, которое официально называлось «при Совете министров СССР», но на самом деле оно подчинялось ЦК КПСС и было подразделением все той же «пятерки» КГБ , так же как и Совет по делам религий имел малое отношение к правительству, хотя тоже числился «при», и относился все к тому же управлению Лубянки.
Поэтому и главный политический цензор СССР, Владимир Солодин, прослуживший на поприще запретов 30 лет, хотя и представлялся и китаистом, и международником, но того, что на плечах у него генеральские погоны, особенно не скрывал.
После того как ЦК КПСС не стало, а КГБ в разных своих аббревиатурах переживал не лучшие времена я вместе с коллегой из одного зарубежного издания много часов расспрашивала Солодина о том, что и почему он запрещал, как была выстроенап система цензуры в СССР. Недавно я отдала кучу старых магнитофонных кассет на оцифровку и— о, чудо! — среди них оказались и эти несколько часов разговоров с главным политическим цензором СССР.
Как вы стали цензором?
Владимир Солодин: Цензором я стал в какой-то степени случайно, по образованию я экономист-международник, окончил Институт внешней торговли. В аспирантуре изучал китайский язык и писал диссертацию по финансам Китайской Народной Республики. В 1961-м защитил диссертацию, и в этом же году произошел раскол между Советским Союзом и Китаем. И Высшая аттестационная комиссия диссертацию мне не утвердила. Все учреждения, которые работали по Китаю и с Китаем, были ликвидированы. Мне пришлось искать работу, я пришел в Главлит, начал цензором-практикантом. Специализация — международные отношения. Потом рос, рос, и вот добрался до верховных положений.
Система
Что это такое — цензор-практикант?
Цензор довольно долго готовится, примерно год. Он изучает все документы, которыми руководствуется Главлит в своей работе. Учится читать особым образом, ведь мы даже чисто технически читаем с той скоростью, с которой листаем книгу. Тебя прикрепляют к кому-то из старших цензоров с большим опытом работы, и он тебя год натаскивает. Ты учишься оценивать материал с политической точки зрения. Потом получаешь цензорский штамп.
И полгода читаешь сам, самостоятельно и сам оформляешь. Но за тобой всё, что ты прочитал, перечитывают старшие, люди с большим опытом. Если в эти полгода видят, что ты правильно оцениваешь материал, не ошибаешься, то ты становишься цензором. Потом, года через два, через три, ты становишься старшим цензором, а дальше уже чисто административный рост. Как повезет и как сложится деловая конъюнктура.
Как функционировал аппарат цензуры? Сколько цензоров было в Главлите? Кто раздавал указания главным цензорам?
В мое время, то есть в последние тридцать лет работы цензуры, начальство — руководитель Главлита и его первый заместитель —присылалось, как правило, из ЦК партии. Рядовой аппарат, как правило, выращивали из своих. У нас работали люди самых разных специальностей. В гуманитарных отраслях были юристы, журналисты, филологи, театроведы, искусствоведы, и т.д. Но не надо забывать, что Главлит всегда занимался еще и охраной государственных тайн в печати, и вот там все профессии были собраны, начиная от атомной физики и химии, кончая агрономией, были экономисты, юристы, каждый читал литературу по своему профилю. В центральном аппарате Управления работали люди более 80 профессий. А всего в центральном аппарате — 450 человек, по всей стране 1500. Это не по России, а по Союзу. В республиках были главлиты республик, в каждой области был обллит. Формально Главлит назывался так: Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР. Но к Совету министров СССР Главлит не имел никакого отношения, он был подчинен ЦК партии. Точно так же органы на местах были подчинены по прямой линии Главлиту и по месту пребывания — обкому партии или республиканскому ЦК партии. Это было прикрытие. К органам советской власти мы не имели никакого отношения, только деньги на зарплату там получали, а подчинялись партийным органам.
Под сведения, дезинформирующие общественное мнение, можно было подвести любой материал и снять все, что считали нужным. Поэтому никаких специальных списков не было
Не дразнить гусей
Что вы искали в текстах?
В положении о Главлите было записано, что Главлит обязан не пропускать в открытую печать сведения, составляющие государственную или иную охраняемую законом тайну и сведения, дезинформирующие общественное мнение. Вот под сведения, дезинформирующие общественное мнение, можно было подвести любой материал и снять все, что считали нужным. Поэтому никаких специальных списков не было никогда. У нас была плановая экономика, значит, никаких произведений о рыночной экономике быть не должно. Мы были поклонниками материалистической философии, поэтому никакой идеалистической философии, никакого Фрейда не было и быть не могло. В области искусства, в живописи у нас был социалистический реализм, и вся эта заумь: Дали, Пикассо и др. — не приветствовались. То же самое в литературе: был один единственный стиль, принятый в нашей литературе — социалистический реализм. Все, что под него не подходило — вычеркивалось. Конечно, в реальности все намного сложнее. Но схема такая.
Были и общие принципы. Один из них — не надо дразнить гусей. Например, если бы в то время появилась на телевидении реклама типа: «Вы еще не были на Азорских островах? Так что же вы сидите, бегите, покупайте билет и путевку», — конечно, она никогда бы не прошла, хотя политики здесь нет. Но у человека едва хватает денег на профсоюзный дом отдыха на тот месяц отпуска, который он имеет, и нечего его дразнить Азорскими островами. То же самое, не надо рассказывать о производстве, где работнику платят не 200 рублей, а 5000. Наверное, на каком-то участке это было возможно. Но во всем народном хозяйстве — нет. А если допустить такие выбросы, то начнется общее недовольство. Поэтому подобного рода материал закрывался, чтобы не раздражать людей.
Советский человек должен быть информирован настолько, насколько считает это достаточным и возможным государство
Почему не обнародовались сведения об падениях самолетов, о железнодорожных катастрофах, пожарах и т.д.?
Это еще один принцип. А зачем? Уже сделать ничего нельзя. Люди погибли, их не оживишь. А разговаривать о том, что самолет был неисправный, что самолеты этой серии, предположим, недостаточно надежны — зачем это нужно?
Чтобы люди знали.
Тоталитарные общества не очень заинтересованы в том, чтобы его члены были уж очень информированы. Они должны быть информированы настолько, насколько считает это достаточным и возможным государство. Это принцип тоталитарного государства.
То есть только государство решает, что мы должны знать. И это работало?
Очень хорошо работало. Он первый раз дал сбой во время чернобыльских событий. А до этого он действовал великолепно. Даже такие крупные события, как расстрел демонстрации в Новочеркасске, большой огласки в стране не имели. Так, слышали, что где-то какие-то волнения произошли. Точно никто не знал ни сколько убитых, ни сколько участвовало в этом деле. Первый раз этот принцип дал сбой во время чернобыльской аварии, когда цензура уже не действовала в полную мощь. А так он очень хорошо действовал, он себя оправдывал полностью.
А как этот принцип действовал — люди были спокойнее?
Да, да. Во многом благодаря этому. Но не только. Принимались какие-то меры. Предположим, волнения в городе произошли из-за того, что не хватает продовольствия. Сведения об этом перекрываются, но в то же время партийные органы занимаются проблемой: туда подвозят продовольствие, товары. Положение исправляют на месте. Но чтобы не было брожения в других регионах, этим занимался цензурный комитет.
Запрещенный Чернобыль
Чернобыльские события — Главлит этим занимался?
Конечно. Была создана комиссия по ликвидации последствий аварии. Возглавлял ее зампред Совета министров <Борис> Щербина, он курировал все атомные дела. И любой материал мог пойти на радио, в газеты, на телевидение только с разрешения этой комиссии. То есть цензура генерально ограничила все материалы по чернобыльской аварии.
Щербина вскоре умер, он был сильно облучен. А пока был жив, хотите дать материал —обращайтесь к Щербине. Завизирует он материал — мы пропустим, если нет — нет. Но закрывать материалы по Чернобылю удавалось полгода. Это ведь был 86-й год. Стали обращаться к Горбачеву. Он разрешал какие-то материалы. Например, вышла пьеса «Черный саркофаг». После чего мы заявили, что не имеем возможности дальше сдерживать информацию.
Сколько нежелательных материалов прошло в нашей литературе и периодике, столько было неприятностей у цензуры
Были ли у вас разногласия с вышестоящими товарищами?
Во все времена власть, особенно партийные власти, считали, что те или иные произведения, книги или статьи не должны были выйти. Если они выходили, то одинаковую ответственность за это несли издательства или газеты, которые выпустили этот материал, и цензор, который этот материал контролировал. Поэтому сколько нежелательных материалов прошло в нашей литературе и периодике, столько было неприятностей у цензуры. Беда в том, что очень часто оценки были субъективными. Какому-то завотдела ЦК не понравился тот или иной материал. Один деятель ЦК свою кандидатскую диссертацию в Академии общественных наук писал о Василе Быкове, и там чуть ли не бандеровцем его назвал, в своей диссертации. Потом он рос по партийной линии, стал замзавотдела пропаганды, и он Василя Быкова преследовал до самого последнего дня, пока работал. Мы выпускаем произведение Быкова, ничего там нет с нашей точки зрения. Начинается: зачем выпустили? Это же бандит, это бандеровец.
А случаи увольнения и наказания цензоров?
Бывали. Я сам имел выговор от Комитета партийного контроля ЦК КПСС. Проскочила в книге цитата из Багирова (М.Д.Багиров, до 1953 г. — первый секретарь ЦК КП Азербайджана. — NT), который был признан врагом народа. Обвинили весь Главлит в том, что он не смотрит, хотя не дело Главлита ловить цитаты. Я в течение трех минут получил выговор от Комитета партийного контроля. Это тяжелейшее партийное взыскание, которое может быть у члена партии.
Плаха
Как работали цензоры?
Рабочий цензор сидел всегда в издательстве. Ему приносили верстку, он ее читал. Если вопросов не было, он ее подписывал и все. Если возникали вопросы, он докладывал мне, и я решал, вызывать ли главного редактора или сомнения неправомочны и можно подписывать. Цензоры сидели на радиостанциях, в телевизионных редакциях, в газетах и журналах.
В России большой писатель — это немножко больше, чем правительство. Не надо думать, что цензура была настолько глупа, что этого не понимала
У вас были официальные инструкции?
Была «Инструкция о порядке цензорского контроля», но она в основном касалась не содержания контроля, а методики. Сколько экземпляров верстки должны цензору предоставить на контроль, как верстка должна быть оформлена, и т.д.
Цензор мог сказать: если измените то-то и то-то, то пропущу?
Цензор не имел такого права. Такое право имел я. Цензор докладывал мне свои сомнения. Если они были достаточно вескими, я вызывал главного редактора и говорил: либо книга не пойдет, либо в ней должны быть сделаны такие-то изменения. Причем я не говорил, как исправить. Я говорил: этот абзац, этот, этот не пойдут. А дальше как ты хочешь. Хочешь сокращай , хочешь впечатывай какой-то нейтральный текст, это твое дело. Были очень редкие случаи… Я помню, с Евтушенко у нас был довольно длительный спор по поводу одного стихотворения («Лермонтов», 1964 г., — NT). Суть стихотворения была в том, что в России поэт очень часто гибнет, выступая за гражданские свободы, и так далее. И кончалось оно такой строчкой: в России поэты рождаются «с дантесовской пулей в груди». Я попросил сделать одно изменение и написать так: в России поэты РОЖДАЛИСЬ с дантесовской пулей в груди. Он отказался это сделать, стихотворение было целиком снято.
Поэты и писатели приходили к вам, в Главлит или общение шло по телефону?
У нас по положению от 7 января 1969 года все разногласия между издательством и Главлитом решались на уровне руководителей издательства и руководителей Главлита. Иногда я сам звонил и приглашал к себе. Главный редактор приезжал к нам, я ему высказывал все свои несогласия с данным произведением. Это происходило у нас, и поэтому маленький стол, приткнутый к большому письменному столу, где я сидел, назывался «плаха». На нем разбирались все произведения.
Какие отношения у вас были с творческой интеллигенцией? Вы знали, что они думают о вас?
Знал, потому что с самыми маститыми писателями мы работали напрямую. Я приглашал к себе и объяснял, что им делать. У большинства было такое мнение, что это государственный чиновник, государева рука. Что можно — он разрешит, что нельзя — не разрешит. Было очень хорошо, когда мне удавалось объяснить, почему что-то нельзя и почему это нежелательно. Чаще всего мы находили общий язык, я не помню, чтобы с большими писателями у меня были разногласия до крика и шума. Это гораздо лучше, чем нажить себе врага. Особенно среди писателей, особенно среди больших писателей.
Почему?
Потому что в России большой писатель — это немножко больше, чем правительство. Не надо думать, что цензура была настолько глупа, что этого не понимала. Мы старались всегда по-доброму договориться с большим писателем. И, между прочим, у большого писателя есть еще одна особенность: там из текста трудно что-то выдернуть. Выдергиваешь три строчки — рассыпается все произведение. Это не то что у какого-то графомана, где можно с начала в конец переставить, с конца в начало, выдернуть из середины и никто это не заметит. У большого писателя это все нервные узлы. Поэтому очень часто я по 3-4 раза читал произведение, чтобы как можно меньшим вмешательством обойтись, чтобы сохранить произведение. Как правило, с большими писателями у меня были очень добрые отношения. Многим из них я подсказывал еще при работе, что не пройдет. Я очень часто был первым неофициальным цензором.
Мог ли писатель опротестовать решение цензора или изменить его?
Изменить нет, опротестовать да. Мог обратиться в ЦК партии. Евтушенко часто вздорил с нами. Но я не помню случая, чтобы ЦК решил вопрос не в нашу пользу.
А неофициально? Можно было как-то договориться?
Были положения, которые я не мог переступить. Вот здесь я не могу. Здесь плохо — давай торговаться.
Что значит — торговаться?
Вместе думать, как с меньшей потерей выйти из положения. В таких вариантах, когда это делалось приватно и на более ранней стадии, никогда никаких жалоб не было.
А были случаи, когда вы что-то разрешили из того, чего не должно было быть?
Были. Я всегда считал, что конфликт с большим писателем значительно хуже и значительно вреднее для советского общества, нежели разрешение чуть-чуть превысить планку политического контроля. Я потом за это довольно часто отвечал, но всегда говорил, что ссориться с кем-то из больших писателей значительно хуже, чем разрешить ему написать, что солдат шел оборванный, грязный — это про отступление лета 41-го года, — против чего возмущается Главное политическое управление армии. И в общем я всегда доказывал свою точку зрения.
Или, например, «Буранный полустанок» Чингиза Айтматова. Там у него есть легенда о манкуртах (люди, потерявшие память в результате насилия —NT), самый идеологический центр этого произведения. Но когда я начал подходить к тому, что не худо было бы снять эту легенду из текста, то я понял, что он скорее снимет все произведение. Я разрешил. И потом имел очень много неприятностей.
Правда, что Главлит следил, чтобы не допускались разногласия между различными национальностями и народами СССР?
Все вычищали, как катком.
Глянцевая война
Но вы видите и отрицательные моменты в существовании цензуры?
Отрицательных очень много. Предположим, была такая проблема в России — идея поворота северных рек на юг. Наша интеллигенция во главе с писателем Залыгиным восстала против этого насмерть. Что это настолько испортит экологию, вызовет такие непредсказуемые явления природы, что этого нельзя делать. И были написаны сотни статей, десятки книг на эту тему. Главлит все закрыл. Тема была открыта только тогда, когда выяснилось, что в обозримые столетия на эти работы просто не будет денег, тогда кое-что пошло. А так это была очень масштабная кампания, и мы снимали статьи, книги, очерки десятками .
К 40-летию Победы мы голубым цветом раскрасили всю историю Великой Отечественной войны. Не было страшных отступлений лета 41-го года, плена, ничего такого не было
Или, например, готовится 40-летие победы в Великой Отечественной войне… Великая Отечественная ведь очень неодинаково протекала. Были тяжелейшие поражения, были победы… К 40-летию мы голубым цветом раскрасили всю историю Великой Отечественной войны. Не было тех страшных отступлений лета 41-го года, когда пять миллионов наших солдат попало в плен, ничего этого не было. Только успехи и удачи. Все, что под это не подпадало, все беспощадно выбрасывалось со страниц газет, журналов, книг.
Я смотрел на себя как на государственного чиновника высокого ранга, который способствует покою и стабилизации в стране
Цензорские будни
Что было интересным для вас в цензурной работе?
Цензорская работа очень информативна. Никто столько не читает, никто столько в своей области не получает информации, сколько цензор. Он читает все, что по данному вопросу выходит в стране. Это, конечно, очень интересно. Мой цензор, самый средний, рядовой, если он занимался каким-то техническим вопросом или вопросами науки, он знал больше, нежели профессор в этой области. Цензоры великолепно разбирались в вопросах юриспруденции, экономики, литературы, журналистики, публицистики. Отрицательное же было — это, конечно, психологический пресс, который всегда имел место в нашей работе. Мы не идиоты же были, и не всегда были уверены, что все, что мы делали, хорошо. Предположим, я тоже был уверен, что поворот северных рек может черт-те что натворить, это же все не просчитано было, не проверено. А вынужден был делать так, как мне указано.
Было такое понятие среди цензоров или в Главлите, что тот, кто слишком много цензурирует — нехороший цензор?
Было. Таких обычно увольняли. У нас было профессиональное выражение «цепкий цензор». Когда он зацепил ровно столько, сколько нужно зацепить, не больше и не меньше. Я же за ним читаю и вижу, что он подчеркнул. И сразу понятен ход его мысли. И когда мы хотели сказать, что цензор великолепный, мы говорили: «цепкий цензор».
Как вы смотрели на себя? Как на милиционера, который покой охраняет?
Я смотрел на себя как на государственного чиновника высокого ранга, который способствует покою и стабилизации в стране. Ведь цензура что такое? Это организация, которая проводит в литературе политику правительства.
И у нас ходила такая шутка: цензура покрыла рубероидом все Подмосковье. Почему? Потому что все, что конфисковывалось, отправлялось на рубероидный завод
Вы цензурировали то, что издавалось за рубежами СССР…
…и поступало к нам. Что заказывали институты, библиотеки и т.д. Все проходило контроль. Из того, что поступало из-за рубежа, до адресата доходило процентов 15-20. Я имею в виду политическую и художественную литературу, научная литература и техническая не контролировалась. И у нас ходила такая шутка: цензура покрыла рубероидом все Подмосковье. Почему? Потому что все, что конфисковывалось, отправлялось на рубероидный завод. Белой бумаги из журналов нельзя сделать, поэтому делали рубероид, крыша такая волнистая. Мы грузовик конфискованной литературы отвозили туда два раза в неделю.
Что конкретно вы отправляли на рубироид?
Сразу же изымалась вся литература, которая была издана в эмигрантских издательствах, будь то политологический сборник или собрание сочинений Пушкина. Это делалось автоматически. Большинство газет и журналов политического и социального направления имело генеральные ограничения. New York Times приходит — сразу конфискуется: работали цензоры, хорошо знающие язык, и если наше правительство особенно не ругают, никаких особенных выпадов против него нет — обычно таких бывало 5-6 номеров в год, — то разрешали учреждениям, где есть спецфонды, получить эти издания. Все книги прочитывались. У нас была картотека на 2,5 миллиона карточек. Приходит Сэлинджер, условно, какой-то роман. Ищем: был прочитан, то-то и то-то. И по аналогии решается вопрос.
Теперь (1995 г.—NT) вы не работаете цензором. Обществу не нужна цензура?
Нет. Во всяком случае, общество считает, что ему не нужна цензура.
А как вы считаете?
Я считаю несколько иначе. Я считаю, что сознание и ответственность нашего журналистского корпуса еще не позволяет ему обойтись без какого-то надзора. Вы смотрите, у нас по телевидению сообщения в новостях идут, на следующий день они опровергаются. То есть журналист где-то что-то услышал и немедленно тащит это на экран или на газетную полосу. У него нет ответственности за материал, который он дает. Безобразно много порнографии, безобразно много материала, который раздражает зрителя. Не цензура нужна в буквальном смысле этого слова, но какие-то рамочные ограничения должны бы быть. Предположим, какой-то попечительский совет, который бы определял политику. Ведь никто ж не отвечает за то, что на экране появляется, а это миллионы зрителей. А общество не считает нужным вмешаться. Боится.
Боится чего?
Боится журналистов, средств массовой информации. Потому что если завтра кто-то скажет, что необходима цензура, его заклюют и заплюют. Как это можно? Как это так? Нарушить гласность, нарушить свободу слова! Да кто это разрешил? Да это мракобесы!
Что вы бы ответили людям, которые говорят, что свобода слова — это важнейший элемент справедливого общества?
Свобода слова необходима, это первое. Нужна точность: то, что случилось, то и должно найти отражение — это второе. И, наконец, третье: журналист должен не просто хвататься за жареные факты, он должен думать, что принесет эта информация в политической жизни и не дестабилизирует ли она какое-то найденное равновесие.
Вы используете слова «порядок», «стабильность». По-вашему, это была главная функция цензуры — держать порядок в стране?
Конечно. Мы прекрасно знали, что наше общество довольно легко вывести из состояния стабильности.
Почему?
В основном из-за бедности. Так он тянул, тянул, и вдруг перед носом у него красной тряпкой замахали… Понимаете, человек должен иметь право говорить все, что угодно, а вот когда вопрос пойдет о действиях, вот здесь он должен думать — может он что-то сделать или не может. Мы человека заранее подозревали, мы его преследовали не за действия, а за мысли. Но беда вся в том, что мысли очень быстро перерастают в действие…
Справка:
Владимир Алексеевич Солодин (1930 – 1997) — с 1961-го по 1991 год работал в Главлите. С 1971 года — член коллегии Главлита, отвечающий за политический участок работы, заместитель начальника Главлита. Возглавлял Отдел по контролю общественно-политической и художественной литературы. По неофициальным данным являлся генералом КГБ СССР.
Оригинал