Сборник волшебных сказок народов мира

«Байкала-озера сказки» — сборник самобытного сибирского фольклора. Основу сборника составляют бурятские, эвенкийские и тофаларские сказки — народов, живущих в непосредственной близости к Байкалу. Сказки выразительные, с ярким национальным колоритом, житейской мудростью. Часть легенд и преданий связана с самим «сибирским морем», как называют Байкал сибиряки.

Рисунки к сборнику создали выдающиеся художники Г.А.В. Траугот.

Составитель Н. Есипёнок

Текст печатается по изданию: Байкала-озера сказки. Сборник :

в 2 кн. — Иркутск : Восточно-Сибирское книжное издательство, 1989.

В современной якутской фольклористике принято выделять три основные группы сказок: о животных, волшебные и бытовые. Первые объясняют происхождение, образ жизни животных и птиц, их окраску и поведение. В волшебных сказках простые люди своей смекалкой побеждают чудовищ. Сюжеты и образы бытовых сказок основаны на реальном опыте повседневной жизни, в них раскрываются нравственные и общественные идеалы.

Среди этих видов именно якутская волшебная сказка наиболее близка к древнему героическому эпосу — олонхо, который занимает центральное место в фольклоре народа саха. В эпических сказаниях в сложной стихотворной форме могли комбинироваться разные сюжеты и мотивы: о небожителях и демонах, о первых людях, заселивших срединный мир после его сотворения; о героях — богатырях и богатырках, наделенных определенным даром; о духах-покровителях и волшебных помощниках, сопровождающих героя. Все эти характерные фольклорные мотивы якутская волшебная сказка унаследовала от олонхо.

Как правило, сказки основываются на четкой сюжетной структуре. Якутский фольклор, как и любой другой, тяготеет к выделению центрального персонажа, вокруг которого разворачивается повествование, появляются его спутники и антагонисты. Обычно речь идет о чудесных героях и богатырях, чей дар обусловлен кровнородственной связью с определенными животными. Сказка, как один из видов древнего устного творчества, изначально могла иметь утилитарный характер и исполняться в честь тотемных животных для получения покровительства в охоте. Неспроста во многих якутских сказках очень часто встречается образ медведя, характерный для всего сибирского фольклора.

Наряду с этим в якутских волшебных сказках действуют «маленькие герои» — простые, ведущие скромную жизнь люди из народа, как, например, старуха Таал-Таал, беднячка Чаачахаан, рыбак Лыыбырда. Не имея фантастических способностей, эти герои справляются с трудностями при помощи своего ума, хитрости, стойкости, честности, в чем можно увидеть ценимые якутами черты характера

Зачастую героев сопровождают чудесные помощники, которыми чаще всего выступали кони, занимавшие особое место в мифологическом мировоззрении кочевых и полукочевых народов. Конь исполняет роль верного спутника, покровителя и советчика. Также небесное происхождение приписывалось птицам, которые фигурируют в якутских волшебных сказках в виде чудесных супруг главных героев, таких как девушка-стерх, девушка-хвощинка, двуглавая орлица Ёксёкю. Характерно, что даже если женщины выступали не помощницами, а главными героинями олонхо, то и они неизменно превращались в птиц.

Наиболее часто встречающимся образом чудесного противника в якутских волшебных сказках является Алаа Могус (Близорукий Обжора) — великан-людоед, который съедает животных и детей и, не наевшись, хочет съесть самого главного героя, но ему это не удается. Аналогично персонажу Бабы-яги Алаа Могус живет в лесах, ассоциируемых с местом обитания нечисти в сказках многих народов.

Можно предположить, что суровые условия жизни, связанные с северным климатом и борьбой за существование в лоне природы, отразились на специфике мировосприятия коренного населения, ведь многие сюжеты якутских сказок могут показаться современному читателю очень контрастными по настроению и слишком жестокими. Так, герой сказки «Шалун Шалунишка» («Мэник-Мэнигийээн») убивает мать, коня и младенца по собственной глупости; бедняк Чаачахаан отрезает головы детям своего врага Алаа Могуса и варит из них суп, который затем обманом скармливает ему же. 

«Жестокость характерна для фольклора всех народов, — замечает научный сотрудник отдела фольклора и литературы Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН (Якутск) кандидат филологических наук Надежда Васильевна Павлова. — Отношение к смерти у наших предков было более простым. Сегодня люди считают, что нужно ограждать детей от подобных сюжетов. Однако методика психологической саморегуляции показывает, что жестокость в якутских сказках обусловлена стремлением защитить и уберечь детей. Ведь они не делят мир на хорошее и плохое, непосредственно воспринимая всё, что их окружает. Таким образом, сказки учат детей понимать и принимать такие неизбежные вещи, как потери, боль, смерть. Когда мы предлагали включить подобные жестокие сюжеты в сборники сказок, то многие возмущались и протестовали. Но ведь если у народа есть эта сказка, то наша задача сохранить ее».

Таким образом, якутские сказки служили не только средством развлечения, но и формой просвещения, имели воспитательное значение. В наполненных символизмом фольклорных сюжетах человек противостоит тяжелым природным условиям, а метафорические истории о борьбе сил добра и зла, о помощи духов-покровителей отражают человеческие устремления и желания. Богатая образность и поэзия народных сказок позволяла слушателям осмыслить традиции, обычаи, верования, объясняющие картину мира. Поэтому сказки могут помочь объяснить древние обряды и ритуалы, связанные с рождением, инициацией, захоронением. В ряде сюжетов герои переправляются в иной мир, превратившись в животное или птицу. Например, коней в якутском погребальном обряде «хоолдьуга» хоронили вместе с умершим, так как они считались проводником между мирами. Эти же элементы сказок позволяют исследователям сравнить их с этнографическим наследием других сибирских народов. Так, неоднократные упоминания перевоплощений людей в собак отразили связанный с ними культ у древних юкагиров, где псы считались не только незаменимыми помощниками в охоте, но и почитаемыми домашними животными, сравнимыми с оленями у жителей Севера, которых при этом могли приносить в жертву в погребальных обрядах.

Фольклорные традиции соседних народов постоянно влияют друг на друга. Исследователи обнаруживают в якутских сказках сюжетные элементы и персонажей, которые перекочевали туда из схожих по религиозным системам и хозяйственным укладам культур эвенков, юкагиров, долган. «Интересно, что все наши информанты рассказывали сказки, а также другие жанры фольклора на якутском языке, хотя относили себя к другому этносу. Например, М. И. Спиридонова по этнической принадлежности долганка, а Х. Н. Сокольникова идентифицирует себя как эвенкийка», — рассказывает Надежда Павлова.

В сюжетном составе якутских сказок нередко обнаруживают множество пересечений и со славянским фольклором, что стало результатом заселения средней части бассейна реки Лены русскими крестьянами, устремившимися в этот богатый промыслами регион в XVII веке. Закономерно, что спустя некоторое время совершенно привычными для якутов стали переработанные и адаптированные под местный культурный колорит истории об Иване-царевиче или Илье Муромце, ставшими аналогами чудесных богатырей, о Коньке-горбунке как чудесном помощнике главного героя, о Бабе-яге, изображаемой как женщина-абаасы (злой дух). Влияние прослеживается и на уровне терминологии. Исследователи сходятся во мнениях о том, что «остуоруйа» — это искажение русского слова «история», появившегося под влиянием русского фольклора, в то время как к «кэпсээн» относятся аутентичные якутские сказки, чьи сюжеты и стиль продолжили наследие монголо-тюркских традиций.

На сегодняшний день фольклористам известно около 400 сюжетов якутских сказок. Это лишь часть фольклорного наследия культуры саха. Популярность сказок как устного жанра народного творчества стала угасать уже к концу XX века. В настоящее время специалистам удается зафиксировать лишь отдельные сюжеты и отрывки. Для выяснения форм современного бытования сказок, их фиксации и сохранения проводятся комплексные фольклорные экспедиции по разным улусам Якутии. 

«Сказки передавались из уст в уста, из поколения в поколение. К большому сожалению, устная форма передачи традиционного исполнения сказок с каждым годом безвозвратно утрачивается. Искусных олонхосутов и сказителей сегодня уже не осталось, — сообщает Надежда Павлова. — Искать и записывать сказки приходится с помощью вопросников. Обычно когда мы спрашиваем информантов о якутских сказках, то они отвечают, что никаких сказок не знают. Мы напоминаем им фрагменты сюжетов, и тогда многие вспоминают рассказы своих бабушек и дедушек. Так мы узнаем о том, какие сказки и в каком изложении были распространены в том или ином улусе. О сказках некоторых мест нам известно больше благодаря отдельным информантам. Например, в Аллаиховском улусе я познакомилась с Петром Петровичем Слепцовым, который полностью помнил многие сказки, услышанные им в детстве, и поделился ими в рукописном виде. В Анабарском улусе я обнаружила двух сказочниц. М. И. Спиридоновна пересказала сразу несколько олонхо, однажды услышанных ею от олонхосута Балиикаана, а учительница Х. Н. Сокольникова из Саскылахского наслега сама подготовила сборник сказок “Киэһээҥҥи күөс остуоруйалара” (букв. “Сказки к вечернему варко мясу”), рассказанные ей когда-то в далеком детстве матерью и бабушкой».

Репертуар сказок различается в разных местах Якутии. Вид и сюжет рассказываемой истории находится в тесной взаимосвязи с хозяйственным укладом и специфическими традициями местных жителей. «Республика Саха занимает большую территорию. В каждом улусе распространены свои локальные сюжеты. Жители северных улусов (Аллаиховский, Анабарский) в основном занимаются охотой и рыболовством, поэтому здесь распространены сказки о животных. В центральных и южных улусах, где много русскоязычного населения, более известны волшебные сказки», — говорит Надежда Павлова.

Пестрота фольклорной картины Якутии не служит разобщению, но наоборот, свидетельствует о ее богатстве и способствует выражению этнической специфики. Устное народное творчество, сохранившее в себе историю, традиции и обычаи якутов, до сих пор остается одной из основ культурной и национальной самоидентификации, пусть и претерпевшей существенные изменения. Эпическое и сказочное наследие сегодня получает новую жизнь в кино, театре, музыке, изобразительном и прикладном искусстве, уже будучи модифицированным и переосмысленным, но не менее близким и дорогим для молодого поколения народа саха. 

Глеб Сегеда

Иллюстрации из открытых источников, фото предоставлены исследовательницей