Сборник рассказов разных авторов

«Дюна» – фантастический роман американского писателя Фрэнка Герберта, написанный в далёком 1965 году. С тех пор прошло много времени, «Дюна» породила целый жанр космооперы, предвосхитила появление его самых ярких представителей – «Звёздных войн» и «Звёздного пути», и в целом стала весьма значимой книгой. Некоторые говорят даже, что «Дюна» для научной фантастики – это всё равно что «Властелин колец» для фэнтези – классика, основа и образец для подражания. Хотя это будет преувеличенным сравнением — в фантастике до Герберта было гораздо больше известных имён, чем в фэнтези до Толкина.

А ещё с тех пор она превратилась из одиночного романа в огромный цикл из нескольких десятков книг, рассказов и энциклопедий, который до сих пор продолжает увеличиваться.

Цикл этот, называемый «Вселенной Дюны» или Duniverse в англоязычном пространстве, можно разделить на три части – классическая «Дюна» от Фрэнка Герберта, разнообразные сиквелы и приквелы к ней от его сына Брайана Герберта, которые он написал в соавторстве с Кевином Андерсоном, и несколько нехудожественных книг.

Классическая «Дюна» называется таковой потому, что написана своим отцом Фрэнком Гербертом и стала основой для его последователей и подражателей. А внутренняя, сюжетная хронология её выглядит так –

• Дюна (1965)
• Мессия Дюны (1969)
• Дети Дюны (1976)
• Бог-Император Дюны (1981)
• Еретики Дюны (1984)
• Капитул Дюны (1985)

Весьма небольшой цикл. Если посмотреть на внутреннюю хронологию «Вселенной Дюны», то он находится примерно в середине между приквелами и сиквелами от других авторов. Именно его (начиная с первой книги и часто ею же заканчивая) переносили на экраны и в коды видеоигр. Именно с него стоит начать приобщаться к этой вымышленной вселенной.

Во-первых, потому что это та самая «Дюна», классика и
эталон. С философскими подтекстами, с религиозными аллюзиями, с экологическими
размышлениями, благодаря которым книга некогда стала флагом «зелёных»…

Во-вторых, потому что произведения сына уступают
произведениям отца. Кто-то скажет, что значительно отклоняются в худшую
сторону, кто-то скажет, что они просто другие. В них больше экшена, меньше
философии, меньше глубины и больше поверхностной развлекательности.

Сын написал десятки книг и останавливаться не собирается, поставив это дело на конвейер. Книги Герберта-старшего и продолжения от Герберта-младшего – это как «Звёздные войны» от Лукаса и от Диснея. Последние уступают первым, но у них всё же есть свои поклонники.

Цикл вместе с ними в порядке внутренней хронологии выглядит
так –

• Легенды Дюны – сюжет этой трилогии происходит за 10 000 лет до классической «Дюны»
• — Батлерианский джихад (2002)
• — Крестовый поход машин (2003)
• — Битва за Коррин (2004)
• Великие школы Дюны
• — Орден сестёр (2012)
• — Ментаты Дюны (2014)
• — Навигаторы Дюны (2016)
• Прелюдия к Дюне
• — Дом Атрейдесов (1999)
• — Дом Харконненов (2000)
• — Дом Коррино (2001)
• Путь к Дюне – сборник. Содержит неопубликованные главы из классической «Дюны» Фрэнка Герберта, его переписку с издателями и редакторами, а также статью о передвижении дюн – результат экологического исследования, которое и вдохновило писателя на создание своего романа. А кроме того, в сборник включены произведения Брайана Герберта и Кевина Андерсона – небольшой роман «Планета пряности» и несколько рассказов.
• The Caladan Trilogy – О новой трилогии Брайан Герберт объявил летом 2020-го, а первая книга вышла осенью того же года. Остальные пока что только в планах, и точных дат их выхода нет. На русский язык единственная изданная книга не переведена.
• — The Duke of Caladan (2020)
• — The Lady of Caladan
• — The Heir of Caladan
• Классическая Дюна Фрэнка Герберта
• — Дюна / Dune (1965) 
• — Мессия Дюны (1969) 
• — Дети Дюны (1976) 
• — Бог-Император Дюны (1981) 
• — Еретики Дюны (1984) 
• — Капитул Дюны (1985)
• Герои Дюны – ещё один неоконченный цикл. Последние две книги только в планах и явно не близких.
• — Дюна: Пауль (2008)
• — Ветры Дюны (2009)
• — The Throne of Dune
• — Leto of Dune
• Дюна-7
• — Охотники Дюны / Hunters of Dune (2006)
• — Песчаные черви Дюны
• Tales of Dune – сборник рассказов. Издавался дважды – в 2011 и 2017 году. Во второй раз в него добавилось несколько новых произведений. Некоторые рассказы из первого издания переведены на русский.

Браться за книги расширенной вселенной стоит после
классической «Дюны», если она понравилась и хочется ещё.

Кроме него, есть несколько нехудожественных книг о Вселенной Дюны и связанных с ней вещах –

• Энциклопедия Дюны – выпущена в 1984 году издательством, печатавшим книги классического цикла. Содержала факты о вселенной, которые не были упомянуты в книгах. Несмотря на то, что к созданию её приложил руку сам Фрэнк Герберт, после того, как Брайан решил продолжить дело отца, была признана неканоном, ибо во многом противоречит сиквелам-приквелам.
• Всё в том же 1984 в честь выхода экранизации от Дэвида Линча были выпущены The Dune Storybook (новеллизация) и The Making of Dune (книга о создании фильма).
• The Stars and Planets of Frank Herbert’s Dune – справочник о планетах Вселенной Дюны и расстоянии между ними.
• The Science of Dune – разбор того, насколько правдоподобны научные теории, на которых стоит классическая Дюна, и насколько возможно наступление такого будущего.
• Дюна и философия — разбор того, что хотел сказать Фрэнк Герберт в своём романе, с точки зрения католика и доцента философии Джеффри Николаса. Вышла на волне хайпа вокруг фильма Дени Вильнёва и сопровождается иллюстрациями из него же.
• Дюна. Иллюстрированная история создания классики научной фантастики — книга о создании экранизации Дени Вильнёва

Состояние Егора сложно было назвать пребыванием в сознании. Все происходившее вокруг то фрагментарно появлялось перед глазами, окрашиваясь в кроваво-красный цвет, то исчезало куда-то, утопая во тьме. Голоса, которые с трудом можно было разобрать, смешивались с гулом в ушах. Как только пульсировавший гул немного утихал, можно было что-то расслышать. Сколько сейчас времени, кто рядом и что происходит, было совсем не понять. На боль и бессилие, разлившиеся по всему телу, было уже наплевать. Становилось тяжело дышать. Безумно тяжело и больно дышать! Сердце то колотилось, как бешеное, то замирало, пугая зловещей тишиной в грудной клетке.
А в это время, с трудом пробираясь через снежные завалы, Мирон неторопливо добирался до работы. Благо дело, жил он совсем рядом с больницей. И торопиться было некуда. Больной с кровотечением был еще вчера стабилизирован, Егор шел на поправку. Никаких неожиданностей.
Придя на работу и переодевшись, Мирон первым дело решил заглянуть в палату к Егору. Заглянув в палату, Мирон тут же понял, что что-то случилось. Вся в слезах Дарья Ивановна, измученная, не спавшая всю ночь Светлана, встревоженная Маша, копошившаяся возле кровати пациента и Егор, бледно серый, опухший и безжизненно лежащий с капельницей в руке.
– Что случилось? – тревожно спросил Мирон Машу.
– Мирон Тихонович, Мирон Тихонович… – затараторила Маша, рассказывая о вчерашнем печальном событии и сдабривая рассказ обилием медицинских терминов, характеризовавших состояние больного.
Мирон с тревогой слушал Машу и осматривал Егора. Катастрофа! Состояние более чем тяжелое, со стремительной негативной динамикой. Мирон тут же понял: силами их районной больницы друга с того света достать никак не удастся. Нужно срочно перевозить Егора в область. Не так давно там открылся новехонький медицинский центр с новейшим оборудованием и высочайшего класса специалистами. Лишь на них одних была надежда. Правда, очередь туда – на годы вперед, не пробьешься. А значит, нужно немедля бежать к Сергею Дементьевичу, главному врачу больницы. Уж он-то точно что-то придумает. Старенький профессор, заслуг которого хватило бы на сотню медицинских светил, просиживавших столичные кресла, имел знакомства, казалось даже с самим генсеком.
– Давай историю! – скомандовал Мирон Маше и, прихватив большую папку, помчался на второй этаж в кабинет главврача.
Невзирая на ранний час, Сергей Дементьевич уже сидел в своем небольшом кабинетике и листал иностранный медицинский журнал. Столичные друзья из совсем не простых людей постоянно снабжали старенького профессора свежей прессой и на полках шкафа в кабинете главврача, среди многочисленных справочников, красовались иностранные журналы на английском, немецком и даже французском языках. Кресло главврача, которое с гордостью занимал Сергей Дементьевич, совсем не отражало его заслуг перед медицинской наукой. Но профессор, будучи истинным адептом медицины, всегда во главу угла ставил не карьеру и славу, а заботу о больных и собственные убеждения, чем крепко раздражал вышестоящее начальство. Над его креслом никогда не висел портрет очередного вождя с грудью, усеянной медалями. Это место всегда занимал портрет Ивана Петровича Павлова, неприметного бородатого старичка, имевшего поразительное сходство с Сергеем Дементьевичем. А в углу на шкафчике, укрытая маленьким полотенцем, стыдливо пряталась икона архангела Рафаила.
– Доброе утро, Сергей Дементьевич! – поприветствовал Мирон профессора, зайдя в кабинет.
– И вам не хворать, Мирон Тихонович! – оторвав взгляд от журнала, откликнулся профессор, неизменно называвший Мирона только по имени-отчеству. – С чем пожаловали, голубчик?
– Сергей Дементьевич, у меня тут крайне сложный случай, – начал Мирон, протягивая профессору историю болезни Егора, – вчера обратился ко мне мой давний друг, приехавший погостить на недельку.
– Посмотри, посмотрим… – сказал профессор, начав бегло изучать историю болезни, слушая при этом Мирона.
– Постойте-ка, голубчик, – внезапно заметил профессор, читая историю болезни, – уж не тот ли это светловолосый сорванец, что постоянно окна мне в больнице бил мячом? И фамилия у него, под стать цвету волос…
Мирон стыдливо промолчал. Ну а кто же это еще мог быть?! Откровенно говоря, Мирон и сам пару раз прикладывал к этому постыдному поступку ногу. Случайно. Но сейчас, стоя перед своим начальником и наставником, признаваться в таком ребячестве Мирону совсем не хотелось.
– Тот, который с горки упал? Ну точно, он!
«Мне бы такую память в его-то годы!» – с завистью подумал Мирон.
– Что предлагаете делать? – спросил профессор, закончив читать историю.
– Считаю, нужна срочная перевозка больного в областной гематологический центр! – ответил Мирон.
– Согласен.
– Сергей Дементьевич, там у них очередь на год вперед расписана, нас, как пить дать, завернут. Может у вас есть какая-то возможность?
– Какая-то есть, – улыбаясь, ответил профессор, – по счастью, один специалист из руководства больницы – мой давний друг и ученик. Я ему сейчас позвоню и попробую договориться, чтобы Вас, Мирон Тихонович, приняли с этим вашим Светленьким. Я думаю, он не откажет своему старому наставнику. Идите и готовьте больного к перевозке, а я все улажу.
– Спасибо вам большое, Сергей Дементьевич! – радостно пробасил Мирон и помчался в гараж, чтобы занарядить машину для перевозки Егора.
В гараже водитель скоро помощи Потапыч попивал чай, мирно беседуя с санитаркой.
– Потапыч, кончай чаи гонять, запрягай кобылу! – скомандовал Мирон.
– Не выйдет, Мирон Тихонович, – спокойно ответил водитель, – никуда мы не поедем.
– Это как так?! – возмутился Мирон.
– А вот так «так»! Я вам еще вчера говорил, что занесло нас по самые уши. Второй радированный до сих пор на областной застрявши стоит, добраться не может. Их там десятка три собралось, пробиваются за техникой. Может, скоро и к нам прибудут.
– Да что же это за напасть! – с досадой выпалил Мирон, вспоминая с каким трудом он добирался до работы сегодняшним утром. – Слушай, Потапыч, ты можешь сейчас связаться со вторым и узнать, где они? Может, уже на подходе?
– Сию минуту, Мирон Тихонович, – ответил Потапыч и, отставив в сторону стакан с чаем, пошел к рации.
– Если что – я в третьей палате! – убегая крикнул Мирон.
В палате ничего не изменилось. Егор все так же лежал ни живым, ни мертвым. Все так же со слезами и отчаяньем в глазах сидела возле кровати мать. Все так же тревожно хлопотала возле больного Маша. Разве что Светлана ушла. Рабочий день ведь.
Мирон присел возле друга и тихим, спокойным и уверенным голосом стал просить Егора.
– Егор, дружище, помощь уже в пути, скоро расчистят дорогу. Нам только нужно немного продержаться. Я тебе обещаю, я сделаю все, что смогу. Пообещай мне держаться. Изо всех сил держаться! Терпи, не уходи, держись!
«Держаться, держаться…» – пробивалось сквозь гул в ушах. «Терпеть, держаться…». «Я держусь, держусь, дружище!» – в мыслях проговорил Егор, с трудом собрав остатки сознания.
Мирон встал и подошел к окну. За окно уже стихал снегопад, и даже кое-где сквозь тучи пробивалось солнце. Постукивая огромным кулачищем по подоконнику, Мирон стоял и думал: «Черт, как же так?! У меня на руках умирает друг! Прямо сейчас умирает! А я ничего, совершенно ничего не могу сделать! Черт, как же больно и обидно!».

***

Пожарные ломали рекламный стенд, загораживавший один из пожарных выходов.
– Какой идиот его тут поставил?! – возмущался Семен, командир пожарного расчета.
Стенд рухнул, обнажив пожарный выход, по ту сторону которого уже толпилось с пяток человек.
– Стас, выведи людей! – скомандовал Семен одному из пожарных.
Парень в защитном костюме быстро отвел людей в сторону от здания.
– Вова, Макс! Вы на третий, в бизнес-центр. Проверьте, все ли покинули помещения. Стас, Серега, вы на первый, помогайте эвакуации. Леша, ты со мной на второй, – четко дал распоряжения Семен и храбрые огнеборцы устремились внутрь здания.
Второй этаж был весь в едком черном дыму. Почти ничего не было видно. Где-то дальше был слышен шум льющейся воды, звон стекол и треск пламени.
– Надеть противогаз! – скомандовал Семен. Алексей, парень, шедший в паре с командиром, привычным движением натянул на себя маску.
– Семыч, что делаем? – спросил Леша.
– Идем в сторону игровой зоны. Ты осматриваешь фуд-корт и туалет, если доберешься, а я – торговый зал и игровую зону.
– Есть! – ответил Алексей.
Пригнувшись, пожарные двинулись по коридору, в котором уже не было людей. К счастью, все уже успели спуститься на первый этаж. Чтобы попасть к месту обследования, нужно было пройти всего несколько метров по широкому, затянутому дымом коридору.
– Прекратить поисковые работы на втором этаже до выяснения обстоятельств! – внезапно прозвучало по рации.
– Что не так? – удивился Алексей.
– Огонь в здании разгорелся от старого баллона с пропаном. Его какие-то криворукие аниматоры пронесли для своих фокусов, – стал пояснять Семен, видимо, знавший о пожаре больше членов своей команды, – баллон рванул, подпалив все вокруг. Сейчас выясняют, не было ли еще каких-то взрывоопасных предметов.
– Так что делаем? – раздраженно спросил Алексей.
– Ждем, – спокойно ответил Семен, и пожарные присели на корточки возле входа в фуд-корт.
А внизу тем временем другой пожарный расчет заливал пылающее здание из брандспойтов. Звенели стекла, лилась вода, сквозь разбитые окна на улицу вырывались клубы черного дыма. К сожалению, окна были только в торговой части здания и в помещение, где Артемка прятался от огня, вода никак не могла попасть. Фуд-корт и развлекательная площадка находились внутри здания и струи спасительной воды совсем не попадали ни на пылающего дракона, ни на большой железный стол, позволяя огню бесчинствовать и поглощать все вокруг. Удушающий черный дым стал проникать под стол, вызывая у бедного мальчика омерзительный кашель при каждом вдохе. Артемка скинул с себя клетчатую рубашку и обернул ее вокруг головы.
Прилетевшая с тортом Валентина безуспешно пыталась прорваться через пожарный кордон. Конечно же, ее никто не пускал. А как могло быть иначе? Пожар – это дело профессионалов, храбрых пожарных. И на пожаре совсем не место обычной женщине. Даже если она – мать погибающего в огне сына.
– Черт, Сема, чего мы сидим?! – ерзал Алексей.
– Ждем подтверждения информации, – покровительственным голосом ответил командир.
– Да там же сейчас пацан сгорит, пока мы тут чего-то ждем!
– А мне лишних трупов на пожаре не надо! – жестко отрезал Семен. – Я за тебя и за пацанов башкой отвечаю! Хватит с меня погибших по глупости. Если там сейчас рванет – нас, как пить дать, вперед ногами понесут! Ждем!
«Ждем… Какого хрена ждем?!» – думал Алексей, сидя на корточках и нервно постукивая себя кулаком по коленке. «Черт, вот аж злость берет! Там сейчас мальчонка в огне погибает, а мы тут сидим и ждем. И ни черта не можем сделать!».

***

– Стой! Останови это! – закричал парень, уже не в силах удержать в руках раскалившуюся, полыхающую папку. – Стой!!!
Сей же миг огонь остановился. Языки пламени неподвижно повисли в воздухе, словно держа на привязи шаловливые искорки, весело мигавшие над ними. Все вокруг остановилось. Замерли часы на письменном столе, пылинки, кое-где мелькавшие в воздухе. Казалось, что даже слова, сказанные секунду назад, замерли в воздухе незримыми волнами. Повинуясь наказу чтеца, остановилось время.
– Я хочу остановить это безумие! – произнес парень.
– Как? – спросил Одуванчик.
– Я хочу, чтобы он жил! – с уверенностью ответил парень.
– Он? – удивился Одуванчик.
– Да! Он. Вот этот парень, история которого прямо сейчас пылает. И пусть я никогда не увижусь с ним, пусть он никогда не узнает обо мне. Я не хочу, чтобы его жизнь, долгая и интересная жизнь, оборвалась, едва начавшись. Пусть он живет.
– Пусть живет, – тихо ответил Одуванчик, – а как же ты?
– Я?
– Да, ты. Ты ведь даже не взял в руки свою папку. Разве тебе не интересна твоя история жизни?
– Интересна, – улыбаясь, отвечал парень, – но я ее знаю. Каждое слово, каждый абзац. Аж до сего момента.
– А дальше? – спрашивал Одуванчик, глядя на парня пронзительным, зеленоглазым взором.
– А дальше… А давай мы дальше поставим многоточие! – с ироничной улыбкой ответил чтец.
– Ты же понимаешь, что это означает? – серьезно спросил Одуванчик, все еще надеясь на благоразумие парня.
– Конечно, понимаю. Историю, как жизнь, можно прочесть и прожить лишь единожды, – процитировал Одуванчика парень, – свою жизни я уже прочел. Теперь его черед читать.
Парень, сидевший напротив Одуванчика, так мило улыбался, словно маленький ребенок, получивший долгожданную игрушку в подарок. Его лицо светилось удивительным, светло-молочным светом, точно таким же, как кабинет, в котором они сидели и коридор, где был стол заказов. Особенно ярко светились его светлые волосы, модной прической ниспадавшие на плечи.
– Твоя воля, – покорно ответил Одуванчик, – но ты все еще можешь изменить свое решение.
– Ты знаешь, дружище, я, наверно, слишком сильно люблю жизнь, – с удивительной теплотой в голосе, мечтательно ответил парень, – я это только сейчас понял. Я просто не в силах оборвать жизнь этого хорошего человека, о котором я знаю почти все, но которого я совсем не знаю. Пусть он живет.
– Да будет так! – твердо сказал Одуванчик и положил папку парня на письменный стол. – Положи его папку поверх своей.
Парень аккуратно положил еще минуту назад полыхавшую папку в уже покореженном огнем коричневом переплете поверх небольшой папочки на столе. Руки никак не хотели отпускать чью-то жизнь. А вдруг огонь снова разгорится и окончательно сожрет дело славных прожитых лет?
– Не бойся! – с улыбкой сказал Одуванчик.
Нехотя, парень отпустил руку, крепко вцепившуюся в папку. В тот же миг обгорелая папка превратилась в красивое, наполненное белыми страницами, дело в темно-коричневом переплете. А скромная папочка снизу слегка усохла, сиротливо держа на своих хрупких плечах массивное, темно-коричневое дело.
– Дело сделано. Пойдем.
И двое собеседников неспешно двинулись на выход из кабинета.

***

Печальные раздумья Мирона прервал водитель скорой, Владимир Потапович, тихонько заглянувший в палату к Егору.
– Что?! – с надеждой в голосе спросил Мирон, увидев в дверях Потапыча.
– Уже едут к нам, полчаса, час – у нас будут! – ответил Потапыч.
– Ну что, дождались, дружище! – радостно пробасил умирающему Егору огромный мужчина в белом халате, – Едут!
– Господи, что нам делать, Мирон Тихонович? – засуетилась Дарья Ивановна, доселе сидевшая подле Егора, как на иголках.
– Собирайте вещи, Дарья Ивановна, одевайте Егора. Маша вам поможет, – сказал Мирон, уже собравшийся бежать к главврачу за историей болезни, – Машенька! – обратился Мирон к уставшей после ночной смены коллеге. – Поможешь Дарье Ивановне с перевозкой?
– Конечно, Мирон Тихонович! – устало ответила Маша.
– Потапыч, иди, откапывайся, ехать скоро будем! – бодро скомандовал Мирон водителю.
– Откопаемся, не переживайте, – ответил водитель и скрылся за дверью.
Мирон помчался на второй этаж в кабинет Сергея Дементьевича за историей болезни. Нужно было еще узнать, состоялась ли договоренность с тем, с кем надо.
– Вас будут ждать, голубчик – с улыбкой ответил главврач запыхавшемуся Мирону, буквально влетевшему к нему в кабинет.
– Спасибо вам большое, Сергей Дементьевич!
– Да ну, голубчик, не стоит благодарности! – смущаясь, ответил старенький профессор и стал подробно рассказывать Мирону, куда и к кому обратиться по прибытии.
Обратно в палату Мирон бежал в приподнятом настроении. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки! Да, предстоял еще нелегкий путь в областной центр. Но теперь теплилась надежда спасти друга.
Буквально в пяти шагах от двери слух Мирона внезапно пронзил истошный крик доктора Маши: «Помогите, кто-нибудь! Остановка!». Огромным прыжком преодолев расстояние до двери, Мирон пулей влетел в палату.

***

– Да ну, к черту! – выпалил сидевший на корточках Алексей, вскочил и, пригнувшись, быстро пошел в сторону фуд-корта.
– Стой, твою мать! – крикнул командир, пытаясь на ходу схватить убегающего Алексея.
– Прикрой! – донесся из непроглядного дыма крик уже скрывшегося из глаз огнеборца.
– Я тебя, гад, так прикрою – век помнить будешь! – сквозь зубы прошипел Семен, прокрадываясь сквозь непроглядный дым вслед Алексею.
Фуд-корт весь был в дыму, видимость была не дальше вытянутой руки. Алексей решил обследовать те места, где мог бы скрыться мальчик. Идти в сторону игровой площадки и туалета было бессмысленно – там уже все давно полыхало. Если парень остался там – ему точно не выжить. Некоторые стойки кафешек все еще были свободны от огня. Алексей быстро осматривал их, громко выкрикивая: «Артем», в надежде на то, что мальчик услышит его в диком реве пожара и отзовется. Увы, кроме пожара, голосившего громким треском и ревом, никто на Лешин окрик не отзывался.
Сидевший под столом Артемка стал задыхаться. Клетчатая рубашка, пропитавшаяся едким дымом, совсем не сдерживала удушающей гари. Сделать очередной вдох совсем не получалось, как будто в горле перекрыли какой-то краник. «А что, если совсем не дышать?» – мелькнуло в голове Артемки. Вдохнуть все равно не получалось, и Артемка решил просто ничего не делать. Вот не дышать – и все. Обычно, если долго-долго не дышать, очень хочется хоть немножко глотнуть воздуха. А тут совсем не хотелось. В голове стали показывать какой-то непонятный мультик. Кто-то обмакивал кисть в банки с краской и быстрым взмахом руки разбрызгивал краску прямо перед глазами Артема. Зеленая, красная, голубая… Как интересно! А еще кто-то его звал издалека. Едва слышно. Кто это?
– Что у тебя? – спросил Семен по рации.
– Пока ничего, продолжаю поиски, – ответил Алексей.
– Сворачиваемся. Сейчас кишку к гидранту протянут, будем заливать и искать по ходу! – скомандовал командир пожарного расчета.
«Куда сворачиваемся? Ну, уж нет, ищем дальше!» – в мыслях запротестовал Алексей.
– Понял, выхожу! – отрапортовал по рации Алексей, сам при этом продолжая быстро искать погорельца.
«Черт, ну где же ты, пацан?! Отзовись!».
Мальчика нигде не было видно. Да и как тут кого-то увидеть, если все помещение заволокло непроглядным, черным дымом, который, пробиваясь даже сквозь противогаз, вызывал неприятные ощущения в горле? «Где ты, где?» – вопрошал Алексей, ни на секунду не прекращая поиски.
Внезапно кто-то потащил Алексея к большому, железному столу, вокруг которого уже полыхало пламя. Будто бы взял за руку и силком потащил. Будь рядом командир, Алексей непременно подумал бы на Семена, но рядом никого не было. Леша не стал противиться незримой силе и быстро двинулся в сторону стола.
– Есть! Нашел! Обеспечьте эвакуацию и скорую! – закричал по рации Алексей.

***

Даже не набрасывая шубы поверх белого халата, Мирон вышел на больничное крыльцо. Снегопад уже прекратился и яркое, зимнее солнце, светившее вовсю, тут же ослепило Мирона бликами от белого снега. По улице шумела техника, расчищая дорогу от снежных завалов, а в больничном дворе водитель скорой, Владимир Потапович, на пару с другим водителем, дружно откапывали старенькую «буханку» от снега.
– Потапыч! – устало крикнул Мирон водителю.
Отставив в сторону лопату, Потапыч неспешно подошел к Мирону.
– Что, Мирон Тихонович?
– Угости-ка ты меня, братец, сигареткой. Если не жалко… – обреченно попросил Мирон.
Потапыч молча достал пачку сигарет со спичками из кармана и протянул их заведующему отделением.

***

– Что дальше? – спросил Одуванчика парень уже в большом, светлом коридоре, куда они вышли из кабинета.
– Тебе прямо, – ответил Одуванчик, показывая рукой вдаль коридора, где клубилась белая дымка, подсвеченная нежно-молочным освещением.
– Увидимся? – спросил на прощание парень, протягивая Одуванчику руку для рукопожатия.
– Увидимся, – с грустинкой ответил Одуванчик, крепко пожимая парню руку.
И парень уверенным шагом двинулся вглубь коридора, растворяясь в туманной дымке. Туман вокруг статной фигуры светловолосого парня диковинно закручивался, рисуя за спиной идущего будто бы крылья. Такие легкие, ажурные крылья из тумана…
– Уходит? – спросил подошедший к Одуванчику Сухарь.
– Уходит, – с грустью ответил Одуванчик.
– Все уходят… – философски сказал Сухарь.
– Нет. Этот уходит.
– Да ты не горюй, пушистый! – стал успокаивать Сухарь, – Ему-то сколько осталось? Лет десяток от силы, если и того не меньше? А вот этот, – и Сухарь показал пальцем на большую папку в коричневом переплете, – этот поживет – будь здоров!
– Да, поживет… – грустно отвечал Одуванчик, все глядя вслед парню.
– Ладно тебе киснуть! – по-отечески сказал Одуванчику Сухарь. – Мы с тобой сейчас большое дело сделали. Понимаешь, большое! Давай-ка мне дела, – и Сухарь, взяв из рук Одуванчика две папки, понес их к столу заказов в коридоре.
А Одуванчик все стоял и смотрел вслед уходившему парню. Статная фигура молодого человека постепенно скрывалась в туманной дымке. А туманная дымка коридора все рисовала и рисовала ажурные крылья на спине парня.

***

Через пару дней после происшествия храбрый огнеборец Алексей решил проведать спасенного мальчика, заглянув в больницу. Увы, Артемку в этот раз повидать не удалось. Мальчик мирно спал, и медсестра не пустила Лешу к Артемке.
– Пусть спит, я как-нибудь позже зайду, – сказал Алексей медсестре и уже двинулся к выходу. Но в этот момент его кто-то взял за руку. Ненадолго отходившая Валентина заметила возле палаты сына какого-то рослого мужчину, мирно беседовавшего с медсестрой.
– Вы, пожарный? Тот пожарный, который вынес моего сына?! – со слезами на глазах спросила Лешу Валентина.
– Ну… – смущаясь, отвечал Алексей, – наверное, я.
Валя тут же упала на колени, крепко держа Алексея за руку.
– Ну что Вы, что Вы! – красный от смущения Леша стал поднимать Валю с колен. А медсестра, стоявшая рядом, с восхищением смотрела на героя-пожарного, спасшего из огня мальчика.
Алексей, старательно избегая повествования о своих заслугах, стал рассказывать о том чуде, что сталось на пожаре. Словно бы это не он спас погибавшего Артемку, а кто-то совершенно другой. И его заслуг в спасении ну почти что нет. Да только кто же ему поверит, скромному парню, обычному герою и храброму спасателю?!
Так они и стояли в коридоре. Алексей рассказывал о пожаре, Валя крепко держала Лешу за руку, периодически вытирая слезы, градом катившиеся по щекам, а медсестра с удивлением слушала историю о счастливом спасении из уст самого храбреца.
А за окном ярко светило солнце и весело пели птицы.
И никто, никто из присутствовавших: ни герой-пожарный, ни счастливая мать, ни восхищенная медсестра, ни даже птицы, певшие за окном, не знали. Не знали, что вот таким же солнечным, только морозным днем, много лет назад, далеко от них, в месте, которое и на карте не сразу сыщешь, хоронили одного парня.
Хоронили тихо, не как героя, без музыки и почестей. Старенькая лошадка, запряженная в сани с гробом, неспешно вела за собой печальную процессию из едва ли десятка человек. Кто-то тихо плакал, кто-то просто шел, больше не в силах рыдать… И лишь белый снег весело хрустел под ногами, наивно радуясь морозу и солнцу.
За городским кладбищем, возвышавшимся на пригорке, простирался густой лес, окутанный снегом и морозной дымкой. Две высоченные сосны, макушками торчавшие поверх всего леса, заснеженными верхушками причудливо образовывали мужской силуэт. Бывает же такое! А туманная дымка, стоявшая над лесом, все рисовала и рисовала воображаемому силуэту крылья…

Длинный коридор, залитый нежно-молочным светом, со множеством дверей и стойкой посередине – совершенно удивительное место. Здесь, вроде бы, всегда людно. Секунды не проходит, что бы кто-то за чем-то куда-то не шел. Кто к стойке, кто от стойки, кто в кабинет. А бывает, что и очередь образуется. Редко, но бывает. Постоянно кто-то – да есть. Но как же тут пустынно и одиноко! До чертиков, до тревожного гула в голове! И время тут течет удивительным образом. То оно летит куда-то, не остановишь. А то вдруг становится густым киселем. Трясешь его, подгоняешь, а оно никуда не торопится. Удивительное место.
И те, кто в это место, по своей ли воле или волею судьбы, попал, испытывают разные эмоции. Кто разочарованно плетется, дорогой размышляя о прожитом, кто с обидой и негодованием грозно топает заданным маршрутом, кто – со слезами на глазах, кто – с отрешением во взгляде. Грустно все как-то, не весело.
Но вот чтобы с радостью, со смехом?
Молодая, красивая, но изрядно измученная бытием блондинка лет тридцати пяти, стояла возле стойки и безудержно смеялась, словно ее смешинка укусила. То согнется в приступах хохота, то разогнется подышать – слова вымолвить не может. Не каждый день такое увидишь в этом откровенно безрадостном месте. Может, ненормальная?
– Твоя хохотушка? – спросила подошедшего светловолосого парня строгая дама за стойкой.
– Моя, моя, уже забираю! – торопливо ответил светловолосый статный парень, одетый в светлый, элегантный костюм и, подхватив под руку прекрасную хохотушку, увел возмутительницу грусти в просторный кабинет, находившийся рядом со стойкой.
С трудом усадив на стул изгибающуюся от смеха женщину, светловолосый парень легким движением головы забросил длинные светлые волосы за плечи и принялся разглядывать свою смешливую клиентку.
Шикарная дама! Про таких обычно говорят: «Все при ней». И ростом, и статью, и лицом. При виде таких все мужчины, считающие себя мужчинами, тут же втягивают животы, покуда дыхания хватает, выравнивают спины, невзирая на всякие сколиозы и радикулиты, расправляют плечи, аж пока рубашка не треснет, и растопыривают руки, словно птицы перед полетом. Только свежести, лоска в ней не хватает. И смеется сильно. Но как же задорно! От ее задорного смеха даже Светлого стала разбирать смешинка.
– Прекращай это безобразие, а то и я сейчас рассмеюсь! – шутливо наказал хохочущей даме Светлый, с трудом сдерживая смех.
– Не..не.. не мо…гу… – сквозь смех выдавила его смешливая клиентка Юля и тут же разразилась новым приступом хохота, едва не свалившись со стула.
Светлый открыл папку с делом блондинки. Что же там такого веселого? Уж он-то, тот, который о ее жизни знал едва ли не больше, чем она сама, никак не мог понять повода для смеха.
– А что веселого-то, Юля? – недоумевая спросил Светлый, бегло перелистывая страницы.
– Извини, нервное, наверное, – ответила Юля, слегка отдышавшись.
– Нервное? – переспросил Светлый.
– Ой, не знаю, – выдохнула Юля, внезапно погрустнев и потускнев, словно свечка, которую только что задули, – то ли нервное, то ли. Какая-то горечь, что ли, обида, отчаянье… Что-то вроде тягостной пустоты. Вроде и в красках все, да только краски какие-то невеселые. Нахлынуло что-то, вот я и рассмеялась. Глупо, да?
– Необычно, – поправил Юлю Светлый, – вполне объяснимо, но для здешних мест необычно.
– Необычно глупо! – обреченно вымолвила Юля. – Бездарно и обидно глупо жизнь прошла. Словно и не было ее. Хочешь вспомнить что-то хорошее – а его-то и нет. Все колеса жизни перемололи, – Юля иронично улыбнулась и протянула: – ко-ле-са.
– Так уж и не было ничего хорошего? – лукаво спросил Светлый. – Так уж все плохо в жизни было? Ой, сдается мне, напраслину ты несешь, Юлия Николаевна. Давай-ка, рассказывай.
– А чего рассказывать-то? О хорошем бы рассказала, да только не о чем. Все сгинуло под колесами. Все, погибло, все про…
– Ты, давай, поспешных выводов не делай, – перебил Юлю Светлый, – не время еще для выводов. Ты лучше рассказывай.
– А что рассказывать? – недоумевая, спросила Юля.
– А вот все, что в голову придет – и рассказывай. Про семью свою. Про папу, про маму… Были?
– Ага, – кивнула Юля, – и брат старший был. И собака даже была. Спаниель персиковый, Снуппи. Мне лет десять было. Мы с отцом на птичий рынок пошли. Представляешь, – оживилась Юля, – лето, жарища. Люди стоят под навесами, платочками и газетками обмахиваются. Кто хомячков продает, кто попугайчиков. А тут, – Юлины глаза на мгновение блеснули неимоверным детским восторгом, – они, щенки спаниеля. Маленькие, лохматенькие, с такими прикольными ушками. А я-то, я-то так собаку хотела – просто страсть! Я матери все уши прожужжала! Она уже слышать не могла. А она – ни в какую! Вот нет – и все тут! Я уж потом узнала, что мать специально отца подговорила со мной за собакой на рынок, сама бы она не решилась. Я к ним ручонки тяну, говорю: «Пап! Гляди, какие милые!», а отец мне: «Не трогай без спросу». Продавец, тетка такая полная, и говорит: «Да пусть девчушка погладит, с них не убудет. Может, какой и глянется». Глянулся. Самый бойкий. Всех растолкал и прям вот так на руки мне влез. Я – в слезы, к себе его прижала, отдавать не хочу. Ну как тут не взять?!
– Ну вот, видишь, – улыбнулся Светлый, – есть же хорошее! Собаку купили.
– Да, купили, – с иронией сказала Юля, – той же зимой ее машина сбила. За каким чертом он через дорогу ломанулся?! Из ошейника выскользнул – и прямо под колеса! Гололед, снежище валит, водитель даже не тормозил. Я его, окровавленного, подхватила, а он так жалобно скулит, хрипит! Господи! Снег, мороз, я бегу домой, к себе его прижимаю… Ой! – Юля мотнула головой, словно дурную мысль – муху помойную от себя отогнала, – вот такая история. Аккурат, перед Новым годом. Мы его в скверике с отцом хоронили. Земля мерзлая. Отец ломом долбал, а я лопаткой землю отбрасывала. Руки мерзнут, слезы текут… А-аай, вспоминать не хочется!
– Родителей вспомни, – намекнул Светлый, желая увести разговор от грустного конца.
– А что родители? – с ностальгической грустью ответила Юля, – родители, как родителя, как у всех: мать, отец… Отец водителем самосвала работал. На летние каникулы частенько меня с собой в рейсы брал, если я дома была. Мама ему с собой еду собирала. А когда я с ним ехала, и мне тоже. Вечно положит хлеба и накажет: «Коля! Проследи, чтобы Юленька хлеб съела!». А я-то хлеб ужас как не любила! Мы с папой приходили в гараж, он командовал: «Можно!» – и я этим хлебом голубей гаражных кормила. А матери говорила, что я сама съела, проголодалась, мол. И отец поддакивал, не «сдавал». Да и к чему мне весь этот хлеб был, если мужики в гараже постоянно меня чем-то вкусненьким подкармливали. Кто шоколадку, кто конфетку с печеньем. А тетя Лида из диспетчерской, когда на месте была, для меня всегда «птичье молоко» припасала.
– Ишь ты, как устроилась! – улыбнулся Светлый.
– Ага. Представляешь, – Юля вновь оживилась, – ее брат на кондитерке работал и частенько приносил домой целые пласты этой начинки, которые потом на конфеты режут. Она мне отламывала такой здоровенный кус этой белой вкусности, в бумагу заворачивала и давала. Может и не здоровенный, может, мне тогда казалось? Ай, не важно! Главное, что вкусно!
– А отец позволял?
– Ворчал. Вечно говорил: «Юлька, попа слипнется!». Ничего, не слиплась, вон, какая здоровенная задница выросла! – и Юля демонстративно хлопнула себя по пятой точке.
– Попа – что надо! – оценивающе прокомментировал Светлый.
– Бывают и лучше, – отмахнулась Юля. – Мы с отцом такими заговорщиками были – ух! Я, когда мы с отцом Снуппи домой с рынка принесли, 2 часа в туалете его прятала, чтобы мать не увидела. С порога – и бегом в туалет. Представляешь, закрылась с ним в сортире и сидела битых два часа! А они с матерью хихикали там, подшучивали, мол: «Что, Юлька, веревку проглотила?». А потом мать тихонечко за дверь вышла, а отец к двери подошел и сказал: «Можно». А уж потом и мать, хоть и нехотя, позволила. Да толку-то, все равно машина…
Юля вновь потухла, как свечка, закрыла лицо руками и тихо заплакала.
– И отца тоже машина, – сквозь ладони, полные слез, тихо произнесла Юля, – и его. Этот чертов самосвал! Мы с папой, как обычно, за щебнем поехали. Дорога к карьеру пустынная, машин мало. Отец загрузился, меня в кабину усадил и на завод поехал, щебень выгружать. Там дорога от карьера немного под уклон шла. И что-то с самосвалом случилось. Вроде, как едет, но совсем не так. Отец остановился, меня высадил на травку возле дороги, а сам под машину полез. Вокруг – тишина, машин нет, птички поют. Я за бабочкой стала гоняться. Она с травинки на травинку перелетает, дразнит меня, в руки не дается. А тут крик отцовский за спиной. Такой, знаешь, как … – Юля вздрогнула всем телом, словно ее током ударило, – такой… В общем, под колесом он оказался. Своего же самохвала, – слезы вновь брызнули из Юлиных глаз, – под колесом. Лежит, весь в крови, кричит. Я бегом к нему, он мне сквозь хрип: «Позови кого-то на помощь, дочка». А сам еле дышит, кровью захлебывается. Я бегом на карьер. Километра два на одном дыхании, пулей, только босоножку по дороге потеряла. Мужики с карьера бегом к отцу, вытянули его, а он, как не живой уже. Отца – в скорую, меня – домой. Мать к нему с работы помчалась, а мы с братом дома остались. Всю ночь не спали, ждали. А утром мать домой пришла. Бледная вся, всю трясет, сказать боится… – на мгновение Юлин взгляд пронзил какой-то животный страх. – Я мозгами-то понимаю, хоть девчонка еще, 12 лет всего, а все равно в душе прошу: «Пусть все будет хорошо! Пусть все будет!». А она… Нет больше отца у вас, детки! Я после похорон два месяца молчала. Не рыдала, не кричала, а просто молчала. Думали, вот так, немой до конца жизни останусь. Ан нет, разговорили. Настюха, подружка моя разговорила.
– А мать как? – спросил Светлый.
– А мать едва ли не через неделю с первым инфарктом слегла. А потом второй был, когда с братом…
– А с братом-то что? – поинтересовался Светлый.
Юля вытерла слезы руками и пристально посмотрела на Светлого. Эх, какие глаза, какой взгляд! Картины бы писать!
– Слушай, у тебя выпить ничего нет? – внезапно для себя спросила Юля, словно была она не в «Небесной канцелярии» перед очами пусть и доброго, но экзаменатора, а на кухне, в гостях у старого друга.
– Чай! – тут же ответил Светлый, ничуть не смутившись просьбе.
– Ча–ааай, – с недовольством протянула Юля, – а что-то покрепче?
– Крепкий чай, – предложил альтернативу Светлый.
– Э-эх! – с досадой выдохнула Юля. – Чаем душу не обманешь.
– Да я бы и сам не против чего покрепче, – стал оправдываться Светлый, – да только правила заведения не позволяют. Корпоративная этика и все такое…
– Ладно, – заразительно улыбаясь, согласилась Юля, – чай – так чай. Корпоративную этику надо уважать. А то тебя, того гляди, уволят еще, – рассмеялась шикарная блондинка.
– Уволить – не уволят, но нагоняй могу получить конкретный! – сказал Светлый по дороге от стола к большому шкафу, к которому он, видимо, пошел за приборами. Сказал, а про себя подумал: «Сколько же в ней жизни!».
– Тебе с медом или с пряниками? – спросил Светлый, роясь в большом шкафу.
– И с медом, и с пряниками! – ни секунды не думая ответила Юля.
– А не слипнется? – лукаво спросил Светлый, выкладывая на поднос чайные приборы.
– Не сли… – хотела было отшутиться Юля, но что-то тягостное вновь навалилось, придавив под своим весом все радостное жизнелюбие, редкими лучиками то и дело пробивавшееся наружу. – Впрочем, какая разница? Как я полагаю, попа мне тут не понадобится.
– А как же эстетическое восприятие? – парировал упаднические настроения Светлый.
– Ладно, тогда пусть остается! – вновь с улыбкой ответила Юля. С улыбкой-то, оно лучше. – Но чай с медом и пряниками! – строго наказала посетительница.
Светлый наконец-то вылез из шкафа, держа в руках поднос со всем, всем, всем, что нужно для хорошего чаепития. На подносе красовался фарфоровый заварник с веселенькими цветочками, чайник с кипятком, испускавший струйки пара носиком, внушительное блюдце, доверху наполненное пряниками в шоколадной глазури, блюдце с янтарным медом и две милых чашечки. Светлый ловко поставил поднос на стол и стал наливать чай своей очаровательно посетительнице.
Боже, какой аромат! От незатейливого напитка исходил удивительный запах полевых цветов, перемежавшийся с терпковатым травяным ароматом, сладость спелых фруктов и приятное тепло имбиря… Совершенно удивительный напиток!
– Мамочки, как вкусно! – воскликнула Юля, отпив немного горячего чая из чашечки.
– Наш фирменный! – похвалился Светлый. – Ты такого больше нигде не сыщешь. Пей, пей. Вон, – и он указал на блюдце с пряниками, – попробуй. Фирменный рецепт.
Юля откусила кусочек пряника и расплылась в благоговейной улыбке. Да, это было куда лучше, чем просто выпить чего-нибудь покрепче! После такого никакие дурные мысли в голову не полезут. Но они, сволочи, эти дурные воспоминания, не давали покоя и все лезли и лезли наружу.
– О брате, – напомнил Светлый тему внезапно прервавшегося разговора.
– Ох! – выдохнула Юля, возвращаясь в невыносимую тяжесть бытия. – У нас как раз очередная прогонка перед выездным выступлением была. Ставили новую танцевальную программу…
– Ты еще и танцевала? – перебил рассказчицу Светлый.
– Что значит «еще»?! – не на шутку возмутилась Юля. – Да будет тебе известно, что я – лауреатка многих международных конкурсов, неоднократная победительница и обладательница гран-при в составе танцевального коллектива! Да я, в свое время, полмира объездила! – не без должной гордости заявила Юля и хотела броситься за вещественными доказательствами в виде многочисленных грамот, кубков и медалей. Хотела… Но тягостно схватив себя за загривок, опустилась на стул. Куда уж?! Все это осталось там, среди живых, куда ей дороги уже нет.
– Меня мама с пяти лет на танцы отдала, – продолжила рассказ Юля, попивая чудесный чаек и закусывая его очередным пряником, – я за эти годы все что можно перетанцевала. И бальные, и народные, и современные… Даже стрип-дэнс освоила.
– Стрип-дэнс? – загадочно повторил Светлый, лукаво приподняв одну бровь.
– Да, представь себе. Чуть позже об этом расскажу. Во-оот, в общем, идет у нас финальная прогонка, завтра выезд. А тут Валерка, Пашкин друг вбегает, прям вот так, без стука. Бледный, глаза на выкате. Кричит: «Юлька, бегом собирайся, Пашка разбился!». Как разбился?! Я его: «Как, что, где он?!». А этот дурень только глазами лупает, ртом воздух хватает и бормочет: «Давай быстрее». Полетела я с ним, в общем, в скорую. Пашка, брат мой, в реанимации. Меня не пускают, – Юля снова расплакалась, – меня не пускают, – всхлипывая, сквозь слезы продолжала она, – говорят, тяжелый, весь в ожогах, нельзя к нему, в стерильном боксе лежит. Твою мать, ну как же нельзя?! Я же его сестра родная! Ну, не пустили меня, в общем. А в коридоре пацаны с его клуба стоят. Да как пацаны? Есть молокососы, а есть и мужики под сорок. Я их: «Что да как?». Говорят: «Заезд был очередной. С трассы слетел и в ограждение. Машина вспыхнула, как бумага. Пока доставали – обгорел весь». Блин, он к этому заезду машину полгода готовил. Все время пропадал возле нее. Все хвалился: «В этот раз всех порву!». Порвал, твою мать!
Юля снова зашлась в рыданиях.
Светлый встал и подлил немного чаю в Юлину чашку.
– Ты хлебни чайку, легче станет.
То ли самообладание у этой женщины было нереальным, то ли чай волшебный, то ли… Юля отхлебнула пару глотков и, тут же успокоившись, продолжила повествование.
– Я сижу, жду хоть каких-то новостей из реанимации, а тут мать по коридору идет. Шатается, за сердце держится. Ну, вот, какой хрен ей сообщил?! Не знают, что ли, что у нее сердце слабое?! Подошла ко мне, на стульчик плюхнулась. Сидит, за сердце держится, губы все синие, дышит тяжело, слова сказать не может. Ее тут же в кардиологию.
Юля сделала паузу, чтобы чаем немного промочить рот, пересохший от трагических воспоминаний.
– Не спасли Пашку. На второй день, не приходя в сознание, от массивных ожогов… – Юля крепко зажмурила глаза, словно стараясь выдавить подлую слезинку, что так нестерпимо жгла глаз. – Я его и хоронила. Хорошо, все его одноклубники помогли, мне ничего делать не давали, все сами сделали. В закрытом гробу хоронили. В морге сказали: «Не на что вам там глядеть, так попрощаетесь». Так и попрощались. А мать в это время в кардиологии лежала. Как ни рвалась, а врач строго–настрого запретил. Нечего ей там делать, нечего. Я после этого танцы бросила.
Юля замолкла и в очередной раз потухла, как догоревшая свеча.
– А с мужем ты как познакомилась? – желая прервать тягостную паузу, спросил Светлый.
– С Женькой что ли? – будто спросонья переспросила Юля.
– А у тебя еще мужья были? – съехидничал Светлый.
– Не-еее, – протянула Юля, – только Женька. С Женькой мы познакомились, когда я на третьем курсе была. Нам с мамкой денег особо не хватало, у нее пенсия не ахти, какая, работать уже не могла, а я – студентка, что с меня взять. Я потихонечку стала работу искать по специальности, чтоб не выходя из дома…
– А где училась-то? – перебил Юлю Светлый.
– Стройка. Архитектура и дизайн. Во-оот, – протянула Юля, собираясь с мыслями, – я людям дизайн квартир делала. За недорого. Расценок я тогда особо не знала, вот и делала, чуть ли не за шоколадку. А что? И шоколадка в те времена для меня роскошью была. И как-то подогнала мне Настюха, подруга моя, клиента. Прораб. Приехал вечером к нам домой такой молодой, кучерявый паренек, с виду вроде ничего, одет прилично, значит, при деньгах. Представился Евгением, сказал, что работает прорабом, объект дал и пожелания заказчика. Я нарисовала, что могла, отдала ему. Он через пару дней заехал и столько деньжищ насыпал, я столько еще не получала. Говорит, очень заказчику моя работа понравилась. Потом снова заехал с заказом, и снова… В общем, сработались мы.
– И чего, он с ходу за тобой ухаживать не стал? – с удивлением спросил Светлый.
– В том то и дело, что нет! – эмоционально выпалила Юля. – Ты понимаешь?! Я-то уже привыкла, что мужики на меня, как мухи на г… ну… за мной роем. Еще с танцев. Всякие разные. И богатые, и женатые, и бандюки всякие. Аж тошнило порой от этих кобелей! А этот, как из камня сделанный! Только по работе. Я стала справки наводить, мож, безнадежно женатый или правильный до мозга костей? Я таких, конечно, не встречала, но всякое в жизни бывает. Нет, свободен, как ветер в поле. Одним вечером на ужин меня пригласил. Я так, с опаской пошла, был опыт…
– Это какой такой опыт был? – поинтересовался Светлый.

Продолжение следует…